4

Я лишь растревожил спящего льва. Я был глубоко унижен, продолжать контратаку больше не имело смысла, и оставалось только покорно ожидать известия об успешной посадке злосчастной ракеты.

Но когда это известие наконец пришло, оно буквально потрясло меня. Чувство горькой обиды и унижения, владевшее мною, почти исчезло, уступив место ощущению полнейшего краха. «Вся аппаратура работает нормально!» – повторяли экстренные выпуски, и каждый раз перед моим мысленным взором вставала эта ракета – уже не просто механизм, а сама мысль человеческая. Несколько месяцев ракета со своей резкой черной тенью – сгусток человеческой мысли – будет жить на обширных равнинах загадочной пустынной планеты, будет жить и посылать на Землю информацию. Да, рядом с этим вещественным образом мой марсианин был пустым и фальшивым призраком. Замок моей фантазии, подобно привидению, исчез в лучах утреннего солнца, и главную роль в этом сыграла бедность не столько обывательского воображения, сколько моего собственного. До последнего момента я не мог набраться смелости признать себя побежденным и вот потерпел сокрушительное поражение. Убит был не марсианин. Убит был я сам.

А теперь, конечно, я сидел и ждал ультиматума, который рано или поздно должна была послать мне радиокомпания. И когда ко мне явился посетитель и сказал, что хочет поговорить о марсианах, я, естественно, решил, что это посыльный из студии. Все для меня было предопределено. Все заставляло меня ждать внезапного удара по самому незащищенному месту.

Жена настойчиво повторила:

– Проводить его к тебе?

– Можеть быть, это режиссер?..

– Да нет, непохоже.

– И не заведующий отделом?..

– Никогда раньше его не видела…

Вот тут я должен был насторожиться. Вряд ли на студии могли дойти до такого бесстыдства, чтобы послать ко мне какого-то незаметного, неизвестного мне служащего без предварительного уведомления по телефону… Однако дух мой был уже сломлен, я ожидал дурных вестей, и мне было не до подозрений. Неодолимая робость все более овладевала мною.

– Хорошо, я сам к нему выйду.

Я поднялся, избегая взгляда жены. У меня было такое ощущение, будто меня сейчас поволокут на плаху. Я проклинал ракету, я ненавидел бесплодие Марса…

– Держись, – сказала жена.

Она сказала это совершенно спокойно, но мне почудилось, будто она упрекает меня за непрактичность, и я взъерошился.

– А что мне держаться? – сказал я. – Подменю марсианина жителем какой-нибудь планеты АВ-4-Н, вот и все…

– Я ведь просто так сказала «держись»… Хорошо бы здесь окно открыть.

– Не нужно.

– Табачный дым глаза ест. Ты устроил поминки по марсианину?..[1]

– Не по марсианину. По себе самому.

– Так тебе и надо. А производить дурное впечатление еще и на посетителей совершенно ни к чему.

– Мне уже ничто не поможет.

Притушив недокуренную сигарету о край пепельницы, полной окурков, я бросил: «Провались они пропадом, марсиане!» – и, щелкнув языком, вышел из комнаты. В то же мгновение зазвонил телефон. Из студии, подумал я. Значит, все правильно. Просто предварительный звонок запоздал или посыльный явился раньше времени.

– Сейчас выйду, – проговорил я, протягивая руку к трубке. – Скажи там ему, пожалуйста, пусть немного подождет.

Едва закрылась дверь за женой, как из трубки мне в ухо ударил торопливый голос молодой женщины:

– Алло, сэнсэй, не у вас ли сейчас человек, который говорит, что хотел бы потолковать с вами о марсианах? Мужчина… Это, видите ли, мой муж.

Странно. Я готовился совсем не к тому.

– Простите, вы говорите из студии?

– При чем здесь студия? Я говорю, это мой муж. Видите ли, дело в том, что он страдает раздвоением личности.

– Раздвоением… То есть он сумасшедший?

– Он страстный почитатель вашей, сэнсэй, программы «Здравствуй, марсианин!». Я, конечно, не хочу сказать, будто это единственная причина, но факт остается фактом, он вбил себе в голову, что он – марсианин… Во всяком случае, он не пропустил ни одной вашей передачи, слушает только вашу программу и знать ничего не хочет… А тут еще сегодня утром сообщение об этой ракете. Он страшно разволновался и с самого утра только и твердит, что непременно должен поговорить с вами…

– Вот оно как, сумасшедший… – У меня к горлу комом подступил горький смех, словно я опился содовой воды.

– Да, он всего три дня как вышел из больницы.

– А что, это очень неприятно – вбить себе в голову, что ты марсианин… даже если ты сумасшедший? – Смех лягался во мне, и я не мог понять, смешно мне или я отчаянно злюсь. – Ну хорошо, спасибо, что предупредили. Действительно, какой-то тип ко мне явился. Но вы не беспокойтесь, я его выставлю в два счета…

– Нельзя, что вы! – вскричала она, и мембрана в трубке задребезжала, как будто рванули пополам газетный лист. – Это же очень опасно! Ведь мой муж – буйный…

В ее голосе было столько искреннего чувства, столько любви и беспокойства, что я заколебался.

– Но тогда… как же его выписали из больницы?

– Слишком силен был стимул. Эта самая ракета. Он нарочно притворился тихим, спокойным… Но вы не волнуйтесь, он никогда не буянит, если его не доводят. Вы только слушайте его, и все будет в порядке. Он на удивленье тихий и покорный, если его слушают. Тяжелее всего бывает, когда ему кажется, что на его слова не обращают внимания. Так что можете не беспокоиться. Я буду у вас через тридцать минут. Не вздумайте звонить в больницу или там в полицию, иначе он так разбушуется, что его уже не остановишь. Кроме меня, с ним никто не умеет управляться. В прошлый раз, когда он пришел в ярость из-за каких-то пустяков, потребовались трое здоровенных мужчин, чтобы справиться с ним. И то, когда санитарная машина отошла, у одного была сломана кисть руки, у другого были три раны на лбу, а у третьего выбиты три зуба. На внешность его вы не смотрите, он ужасно силен. В общем, слушайте его с наивным видом, и он будет доволен… Убедительно прошу вас, всего тридцать минут!

Не дожидаясь моего ответа, она повесила трубку. Вот уж действительно положение! Я было с облегчением вздохнул, когда узнал, что это не посыльный из студии. Но спятивший почитатель – нет, слуга покорный, если это и лекарство, то слишком сильное. Отчаяние, злость, глупость перемешались и кипели во мне. Я долго стоял как загипнотизированный, уставясь на телефонную трубку, не зная, что еще может вырваться из нее.

Загрузка...