Совсем недавно…

ГЛАВА ПЯТАЯ
1

Хиггинс жил последнее время в Польше, именовал себя то журналистом, то представителем частной фирмы. Он устроил диверсию на новом турбостроительном заводе в Эльблонге и едва не попался. Пришлось спешно перебираться в Мюнхен. Там его вызвал полковник Роулен:

- Вы не оправдали нашего доверия, Хиггинс.

- Но…

- Никаких «но», мы знаем ваши оправдания: коммунистический режим, отличная контрразведка, мало старых связей… Это всё давние песни. Чему вас учили пять лет? К сожалению, закон Трумэна принят для таких трусов, как вы.

- Я…

- Вы уже показали свое «я». Слушайте, Хиггинс, вам предстоит еще поездка. В Россию. А?

Роулен увидел, как у Хиггинса отвисла нижняя челюсть. Конечно, в Россию ехать страшно. Теперь Роулен говорил мягче, он пытался убеждать, в голосе у него появились заискивающие нотки:

- Дело, в сущности, чепуховое, Хиггинс. Надо просто встретиться кое с кем, передать два-три задания, деньги и проследить, чтобы деньги были заплачены не за красивые глазки, а за дело.

Хиггинс усмехнулся:

- Ничего себе, чепуховое!

- Вы недалекий человек. Мы хотим обеспечить вам будущее. Мужайтесь, Хиггинс, со временем вы станете там крупной фигурой - я говорю о России после третьей мировой войны.

Хиггинс знал: агенты в России быстро проваливаются. Риск большой. Ну, хорошо, он передаст деньги. А что он сам будет иметь?.. Роулен словно угадал:

- Восемь тысяч, Хиггинс. Вас устраивает?

- Ладно. - К Хиггинсу вернулась обычная его развязность, он прятал под нею страх. - За восемь я пойду, но учтите, если вы предложите мне мимоходом выкрасть какие-нибудь чертежи или кинуть за окошко поезда пробирку с энцефалитным вирусом - я пошлю вас к чёрту и поеду домой репортером в провинциальную газетенку.

Роулен снова усмехнулся:

- Ну, ну, не расстраивайтесь. Между прочим, вам придется встретиться с одним нашим знакомым. Вы ахнете, когда я скажу.

- Да?

- Помните О’Найта?

Хиггинс приподнялся в кресле. Найт погиб, об этом говорили еще в тридцать восьмом году. Роулен подошел к Хиггинсу и хлопнул его по плечу:

- Вот как надо работать, дорогой мой. Хотите, расскажу?

- Конечно!

- Мы послали Найта в Германию, но ему там нечего было делать, нас больше интересовала Россия. Найт и пробрался в сорок первом году в Россию, да не один, а с четырьмя немецкими агентами. Он всегда был хитрым малым, - Найт. Он заставил своих идиотов бездельничать до конца войны. Потом ему удалось сообщить о себе нам. Словом, Найт передал нам хорошо законспирированную группу. Деньги им посылаются. Они, таким образом, перевербованы, и на них можно положиться. Недавно они начали действовать. Вы читали о взрыве на этой… на ГЭС? Мы пишем: у коммунистов нет охраны труда.

- Значит, Найт руководит группой?

- Да. Согласитесь, операция блестящая.

- В сорок первом году… - начал было Хиггинс, по Роулен перебил его:

- В сорок первом году мы уже знали, что Найты в России нам понадобятся на будущее. Это была дальновидная политика… Словом, поезжайте, Хиггинс. У вас, кажется, дочь в Канзасе?

Хиггинс поморщился. Ему был знаком этот прием шефа, - у вас есть дочь, и вы обязаны оградить ее от русских бомб. «Шеф считает и меня болваном».

Наконец, Роулен перешел к заданиям. Он назвал завод «Электрик», металлургический комбинат в Высоцке. Организовать диверсии, и похитрее:

- Взрыв в Эльблонге был топорной работой. Больше связей! Вы - человек с размахом, так поставьте дело на широкую ногу.

Затем Роулен передал Хиггинсу деньги, шифр и заставил несколько раз повторить трудную русскую фамилию - Тищенко. Этот человек несколько лет назад сболтнул лишнее, можно использовать. Сейчас он работает в Высоцке.

На следующий день Хиггинс вылетел в страну, граничащую с Россией. У него был адрес ресторана в советском городе. Если Никодим Сергеев, помощник Найта, не официант, то тогда он продавец в обувном магазине на проспекте Красных Зорь. Он даст ему, Хиггинсу, адрес Найта.

…Границу переходили ночью… Было темно, ночи на севере звездны, но безлунны. Лодка пересекла озеро, мягко ткнулась в илистое дно, и гребец дернул Хиггинса за рукав. Тот встал. Гребец поднял Хиггинса на руки и пронес шагов пятьдесят.

- Вы в ручье, - шепнул он и исчез в темноте. Хиггинс пошел по руслу ручья, медленно переставляя ноги.

Рассвет застал его далеко от границы. Он вздохнул с облегчением и сориентировался по карте. До станции было километров десять. Пропуск в пограничную зону лежал у него в кармане. Он сунул карту, лупу и компас под корягу и вышел к дороге, не таясь.

На станции ждали поезда. Усталый мужчина с пачкой книг по сельскому хозяйству, по виду агроном, взял билет до города. В вагоне к Хиггинсу обернулся молодой парень:

- Эй, товарищ, как вы насчет «шамайки»?

Хиггинс подсел к компании играющих и до самого города резался в карты.

…Когда с привокзальных ступенек схлынула и растеклась во все стороны толпа приехавших, Хиггинс осмотрелся. Он был один, и никто как будто не следил за ним. На всякий случай он переменил три трамвая, выскочил из одного на ходу и посмотрел, не выпрыгнет ли кто следом? Нет. Хиггинс успокоился окончательно… И не знал он, не догадывался даже, что пока он пробирался там, через бурелом, пока шел еле заметной лесной тропкой, нарушителя границы видела не одна пара глаз, и не один пост сообщал на заставу ироническое: «прошел благополучно», «пропущен благополучно», «встречен благополучно».

Часа за полтора до прихода поезда генерал вызвал к себе капитана Звягинцева.

- Вы сегодня обедали?

- Нет еще, товарищ генерал.

- Ну, так поезжайте в ресторан «Северный» и займите один из столиков слева. В ресторане будет Брянцев. А если наш долгожданный гость сядет к вам за столик и разговорится, вы поддержите разговор…

Звягинцев доедал винегрет, когда вошел Хиггинс. Он быстро осмотрел зал. То, что один из столиков слева был занят - один из тех столиков, что обслуживал Никодимов, нисколько его не смутило. И, хотя было много свободных столиков, он подошел к тому, за которым сидел Звягинцев:

- Простите, у вас свободно?

- Да, да, пожалуйста, - Звягинцев даже глаз на него не поднял, занятый едой.

Хиггинс сел и, словно бы извиняясь, пояснил:

- Терпеть не могу есть один, а если выпивать - и того пуще. Это англичане, говорят, пьют в одиночку: запрется такой у себя и - хлоп пол-литра!

Подошел официант. Хиггинс спросил:

- А что, скажите, соленых груздей у вас не водится?

- Нету, нету… - официант хмыкнул. - Откуда же?

- Вот всегда так, - снова повернулся Хиггинс к Звягинцеву. - Осень пройдет, заготконторы бездельничают, а весной иногда так захочется груздя или брусники моченой, и - нигде нет…

- Да, - сочувственно согласился Звягинцев. - Неважно работают заготконторы.

Звягинцев был весь как натянутая струна. Он не ошибся, подумав, что вопрос официанту о груздях был паролем, но не знал, ответил ли официант так, как требовалось.

Хиггинс спросил, нет ли у товарища газеты. В дороге не удалось купить. Газеты у Звягинцева не было; тогда Хиггинс спросил, что слышно нового об Иране. Это сейчас ох какой важный вопрос.

Хиггинс держался свободно, и Звягинцев подумал: верно опытный разведчик, не мелкая сошка.

Ему принесли в запотевшем графинчике двести граммов водки, и он потребовал вторую стопку.

- Я вас очень прошу… Ну, не могу один…

- Что ж, - Звягинцев пододвинул стопку, - только тогда уж и я закажу.

Хиггинс выпил, закусил и сказал, что обстановка вообще напряженная, что американцы не жалеют средств на бомбы да шпионов.

Ему хотелось узнать, что думают русские, - узнать не из газет, а в беседе, за водкой. Звягинцев понимал это и поддерживал разговор, рассчитывая, что американец всё-таки выдаст себя.

За другим столиком расплачивался с официантом Брянцев. Потом он вышел, не оборачиваясь. Звягинцев равнодушно поглядел ему вслед. Он не торопился отвечать Хиггинсу, обдумывал каждое слово. Но вскоре «бомбы и шпионы» Хиггинсу надоели, он заказал еще двести граммов, речь шла теперь о зарплате, о командировочных, о том, что ежегодное снижение цен - это здорово, а в следующем году, надо полагать, будет еще одно. «Вот они все какие, - думал Звягинцев. - Они бойко расскажут и о международных событиях, и о снижении цен, но всего этого они не чувствуют так, как мы, и как ни стараются выдать себя за советского человека, - не выходит. У нашего, если он говорит о врагах - сами сжимаются кулаки и голос крепнет».

Хиггинс взглянул на часы и заторопился:

- Опаздываю на завод, директор назначил к четырем. Всего доброго, спасибо за компанию.

И когда он вышел, какой-то человек в сквере напротив проводил его взглядом, потом словно нехотя захлопнул книгу - жаль, хороший роман! - и поднялся со скамейки.