Созвездие эректуса

4. Созвездие эректуса. Инвентаризация трофеев

Психология женщин, детей и офицеров. Прибой Канака и галактическая полиция. Война, как бизнес: не будьте спартанцами. Самый дебильный триллер и куклы Барби. Древний океанийский обычай, или что бывает с детьми звездных десантников. Корабли призраки: картина Айвазовского «Приплыли». Главное в разведке — вовремя смыться. Колдовство, микробы и тормозное излучение. Эректусята и культура «Ere». Надувная гильотина и университет Хайнлайна. Бытовой монолог под Созвездием Эректуса

Лейтенант Тино Кабреро, по прозвищу Encantador (то есть, очаровашка), в свои 22 года был личностью выдающейся и где-то даже легендарной. История его появления в Меганезии была следующая. Лет 15 назад некиий колумбийский proxeneta (т. е. сутенер) привез в Меганезию группу нищих молодых женщин с детьми от 3 до 7 лет. Бизнес-план proxeneta был прост: женщины трудятся на ниве торговли телом за кров, еду и одежду, а дети, как якорь, не дают им сбежать. Этот предприимчивый, но не слишком грамотный тип, надеялся хорошо заработать в стране, где стремительный рост экономики сочетается с полной свободой сексуальных нравов. Он полагал, что Меганезия — это вроде Флориды, но без запрета проституции. И правда, в кафе на улицах Лантона, Огамаго или Акорера, молодые девчонки запросто знакомились с мужчинами на предмет «покувыркаться за 50 фунтов». Этот вид заработка не считался чем-то принципиально иным, чем мойка каров или доставка china-dinner на дом. Но имелась тонкость, которую предприимчивый колумбиец упустил. О ней в памятках для туристов писали примерно так: «В Меганезии не ограничена любительская проституция. В клубе со значком «Y» на вывеске, можно предложить любой девушке деньги за секс. Обычно это 50 –100 фунтов. Но, если девушка вам отказала, нельзя настаивать ни в какой форме, это карается местными законами».

Не вникая в причины такого положения дел, proxeneta купил помещение и открыл Y-клуб, где девушки никому не отказывали. Все было ОК, пока в клуб не зашла местная студентка и не начала явно «снимать клиента». Proxeneta подошел к ней и объяснил свои условия работы. Она вышла, вернулась с полицией, и владелец заведения тут же оказался за решеткой. Утром городской суд зачитал ему артикул Великой Хартии: «Ни один человек не имеет никаких прав на другого человека, кроме случая принудительных гражданских ограничений и компенсаций, утвержденных судом. Любая попытка обратить человека в физическое рабство пресекается высшей мерой гуманитарной самозащиты».

В виду невысокой социальной опасности, сутенера не расстреляли, а депортировали, конфисковав все его имущество. Клуб продали с аукциона кому-то из местных.

Молодые колумбийки, среди которых была и Анхела Кабреро, с семилетним сыном Тино, оказались брошены в совершенно незнакомой им стране, и далее их судьбы сложилась по-разному. Что до Анхелы, то она продолжала торговать сексом в Y-клубах, а жила в тогда еще существовавших трущобах у Лантонского порта. Через 2 года трущобы снесли, Анхела в какой-то день просто исчезла, а Тино в 9 лет начал самостоятельную жизнь беспризорника. Он занимался множеством разных околокриминальных дел, а в возрасте 14 лет попал в компанию двух bandidos, грабившиих окрестные ночные бары. Метод был прост: bandidos наводили на бармена и посетителей револьверы, шустрый подросток перепрыгивал через стойку и выгребал деньги из кассы, а затем они быстро смывались.

Почти год им везло, а потом «фарт кончился». В самый разгар дела, когда посетители и бармен дисциплинированно лежали на полу лицом вниз, а Тино уже шарил в кассе, в бар ворвалась полиция. Произошла короткая перестрелка: два дешевеньких кольта против четырех мощных пистолет-пулеметов Steyr-TMP, выпускающих 12 пуль за секунду. Оба bandidos успели сделать по выстрелу и ранить одного полицейского, получили в ответ шквал огня, и живописно украсили стены бара своими мозгами. Тино успел нырнуть под стойку, а едва стихла стрельба, ловко выпрыгнул в открытое окно и кинулся к ближайшей подворотне. Вслед выпустили длинную очередь, и 9-миллиметровый кусочек металла со скоростью 400 метров в секунду прошил мальчишке грудную клетку.

Полицейские были совсем не звери. Увидев, что подстрелили подростка, они сделали все, чтобы спасти ему жизнь. Очнулся Тино через двое суток в военном госпитале не понимая, кто он такой и что с ним творится. Днем позже ему объяснили, что он пробыл в состоянии клинической смерти около 6 минут, что является своеобразным рекордом. Он не знал, что это значит, его образование тогда было ограничено минимумом навыков чтения, письма и счета. Зато он знал и умел многое другое, о чем обычные граждане понятия не имеют.

На этом этапе судьба свела 15-летнего Тино Кабреро с 30-летним Ирвином Роллингом, старшим лейтенантом с десантного корабля «Аувири», участником «четырехдневной войны» в море Бисмарка. По ее итогам Меганезия получила острова Адмиралтейства, а Ирвин получил в грудь пулю солангайского снайпера. Морской офицер и юный налетчик попали в госпиталь почти одновременно и оказались в одной двухместной палате.

Старлей Роллинг не относился к тому типу людей, которым принято доверять воспитание трудных подростков. У него не было семьи, его быт показался бы слишком простым даже спартанскому воину, а его афоризмы не решилась бы опубликовать ни одна приличная газета. Но у него были незамутненные инстинкты первобытного охотника, среди которых есть и такой: мужчина опекает любого подростка, пока тот не накопит жизненного опыта. Когда, после выхода из госпиталя, Тино сказал: «Ирвин, а ты потянешь вписать меня на недельку-другую, а то мне тут жить слегка негде», старлей лаконично ответил «Поехали».

Неделька-другая впоследствие незаметно растянулась на два с половиной года.

В доме Роллинга, напоминающем гибрид маленького средневекового замка с большой медвежьей берлогой, постоянно болталось некоторое количество публики. В основном это были друзья и сослуживцы старлея, его женщины и женщины его друзей и сослуживцев. Теперь к этой пестрой компании добавились и подружки Тино. Одна из них, 20-летняя студентка морепромышленного колледжа, наградила парня прозвищем «Энкантадор».

Роллинг старался соблюдать режим дня. Он вставал в 6:30 ровно и приветствовал всех, кто мог его слышать, фразой: «Блядь! Как я люблю эту, в жопу гребаную, вселенную!». Затем четверть часа на физподготовку, завтрак и последовательное занятие всем, чем он считал нужным заняться. К этим занятиям относились: служба, чтение профессиональной периодики, рыбалка, обед в компании, и женщины. Сексом Роллинг обычно занимался в вечернее время суток, потому что «надо соблюдать биоритмы». В 21:00 Роллинг ужинал, в 22:00 — еще четверть часа физподготовки, а в 23:00 он ложился спать со словами: «Блядь! Это был не самый херовый день в моей гребаной жизни!» (если он ложился спать не один, текст все равно был тот же самый). Как-то раз Тино спросил: «Ирвин, а какой у тебя был самый херовый день?». Старлей похлопал его по плечу и очень серьезно ответил: «Самый херовый день, юнга, это тот, после которого ты уже ничего не скажешь». К тому времени Тино Кабреро действительно уже был включен юнгой в команду «Аувири»…

У Роллинга Тино научился невообразимому количеству вещей, которые, в сочетании со специфическими знаниями городского дна, породили некий трудно определимый талант. Этот талант заметил офицер военной разведки Аурелио Крэмо, случайно оказавшийся в доме Роллинга в качестве приятеля одной девчонки-сержанта с «Аувири». В результате Тино попал в разведшколу, и к 21 году получил звание лейтенанта, а заодно репутацию самого веселого, самого отчаянного и самого непредсказуемого типа в этой группе войск.

— О, прекрасная, как солнце, царица тысяч атоллов! Тебе шлет привет и дары вождь даяков этой долбанной планеты. Короче, хер знает, что это за чайник такой, но Журо сказал, что он тебе должен понравиться, и если даже это полный отстой, я ему по-любому передам, что ты испытала три оргазма подряд от одного вида этой штуки. В общем, на, держи.

С этими словами Энкантадор поднялся (весь монолог он произносил, стоя на одном колене, ну чисто рыцарь Айвенго, обращающийся к леди Ровене), и вручил Чубби увесистый пластиковый пакет.

— Gracias, — ответила капитан Хок, — Будем считать это уставным рапортом о прибытии.

— Классно! — сказал Тино, — Ты вообще классная. Будь тебе лет на 20 меньше, я бы тебя прямо сейчас затащил в койку.

— Еще намекнешь на мой возраст, и твои зубы собирут шваброй с пола, — предупредила она, — Ты приехал на мои сиськи любоваться, или работать? Если ответишь по первому варианту, с зубами будет та же история.

— Ой, не бейте, тетенька! — воскликнул он, падая на пол и закрывая голову руками.

— Летенант Кабреро, якорь тебе в глотку! Прекрати этот детский сад, сядь за стол, прочти вот этот текст и быстро составь психологический портрет автора.

Она хлопнула ладонью по листку бумаг, на котором было распечатано письмо лейтенанта Шойо своей жене, уселась в кресло, закурила сигарету и стала с интересом наблюдать, как меняется лицо Энкантадора по мере чтения.

— Псхологический портрет? — жалобно спросил Тино, прочитав весь текст.

— Да, — сказала Чубби, и мстительно уточнила, — В служебной лексике, согласно словарю терминов, приведенному в инструкции по информационно-аналитической работе.

— Чубби, дай хотя бы почитать биографию этого придурка, — в огромных, выразительных карих глазах лейтенанта была такая тоска, что даже холодная базальтовая скала, наверное, разрыдалась бы от сочувствия. Но капитан Хок была сейчас гораздо холоднее и тверже.

— Нет, Тино. Это нарушило бы порядок, предписанный инструкцией.

— Ладно. Можно, я хотя бы сигарету стрельну?

— У тебя же свои есть, — укоризненно заметила она.

— Есть, — признался он, — Но фарт только на чужом приманивают. Примета такая.

— Черт с тобой, — Чубби толкнула к нему пачку сигарет.

Энкантадор вынул сигарету, повертел ее в пальцах, сунул ее за ухо, и сообщил.

— Этот чувак…

— Этот фигурант, — поправила Чубби, тоном учительницы стилистики.

— Этот долбанный фигурант, он извращенец-фетишист. У него целый набор сексуальных игрушек, и он себя трахает этими игрушками: клятвами, страданиями, лишениями. Он от этого кончает. И еще, у него,… — Энкантадор напряг память, — …мортидальная мотивация. Типа, по Фрейду, стремление к смерти, как к высшему оргазму. Ну, ты поняла.

— Это ясно. Что дальше?

— Дальше? Ну, этот фигурант ненавидит искренность. Просто жуть, как ненавидит. И еще он очень боится, когда от него что-то зависит. Прямо до дрожи боится.

— Да? — удивилась она, — А как на счет того, что он командовал группой спецназа в боевых условиях? И неплохо командовал, надо отметить.

— Это другое, Чубби. Это как у насекомого. Оно запросто решает, как и куда укусить, но оно ни фига не решает, кусать или нет. Типа, инстинкт.

— Так. Уже интересно. А что еще?

— Он мстителен и амбициозен до опупения. Его действия планирует не какой-то сраный американский генерал, а лично тот парень, который якобы сидит на небе и всем рулит. И еще фигурант боится ритуального унижения. Может, его в детстве изнасиловали, или что-то в этом роде. Короче, у него теперь фобия на всю жизнь. А на жену, кстати, ему насрать. Он только боиться, что она его унизит, если повесится или если разведется с ним.

— А на детей, ты считаешь, ему тоже так же?

— На детей? — Тино задумался, — Тут как-то хитро. Тут без биографии не разобраться.

Чубби помолчала немного и утвердительно кивнула головой.

— Ну, что ж, неплохо, Тино, очень неплохо. А теперь бери вот этот ноутбук, там в разделе «объективки» есть кое-какие данные по биографии этого Шойо. Если ты через два часа сможешь рассказать мне историю его внешней и, главное, внутренней жизни, я вот этими руками напишу Ирвину Роллингу, что разведка гордится таким лейтенантом как ты. Хотя, между нами, ты полнейший раздолбай.

— Я не раздолбай, — возразил он, — Я просто общительный, темпераментный и…

— Работай, — перебила его капитан Хок, — У тебя ровно два часа.

Она развернула свое кресло к экрану десктопа, надела наушники и занялась просмотром записи второго свидания сержанта Нолана Брайана с Джулии Лэтимер.

— Боже! Что у тебя с лицом!

— Ничего страшного, — виновато сказал Брайан, — Так, поцапались немножко.

— Немножко?! — воскликнула Джули, — Ты видел себя в зеркало?

— Видел. Ничего особенного. Бывало и гораздо хуже.

— Нол, скажи, только честно. Это из-за меня?

— Да нет. Просто выяснили отношения. И вообще, что, я стал такой страшный, что больше тебе не нравлюсь?

— Ну… Как тебе сказать…

Дальше последовало понятное продолжение. Пока молодые люди чисто практически доказывали, как они друг другу нравятся, Чубби успела съесть бутерброд, выпить чашку кофе и пролистать свежий номер Independent War amp;Weapon reports.

После завершения невербальной части программы, Брайан спросил:

— Слушай, Джули, а как ты тут устроилась? В смысле, на этой базе?

— А мне дали койку в местном кампусе, или как там это называется у военных? В общем, комнатка на двоих с девчонкой, кажется сержантом. Нормальная девчонка, зовут Гвэн. И еще меня поставили на довольствие. Это, в смысле, столовая. Видишь, я уже скоро стану свободно изъясняться на вашем военном сленге.

— Вот даже как? И долго тебе разрешили здесь быть?

— Тот лейтенант, разведчик, которому все по фигу, сказал: «пока вам не надоест». Кстати, он сказал, что я и на суде смогу выступить. Тут все слушания открытые.

— Джули, на кой черт тебе это надо? Ну что ты можешь там сказать?

— А ты, милый, что можешь там сказать? Ты представляешь, о чем там будут спрашивать? Что ты собираешься отвечать на вопросы? Ты думал об этом?

— Ну, ты же понимаешь, мы команда. Я не могу один вот так решать.

— А кто может? Вы, что, голосовать будете?

— Нет, но…

— …Или за всех будет решать этот ваш командир, как его? Не прячь глаза, Нол. Я угадала?

— Послушай, Джули, я же тебе рассказывал о наших принципах.

— И куда они вас привели, эти принципы?

Брайан заложил руки за голову и спокойно ответил:

— Это война, Джули. А на войне бывают случайности. Даже Цезарь терпел поражения.

— Цезарь не стал бы воевать с двумя беременными девчонками.

— При чем тут девчонки? Ты ни черта не понимаешь! Девчонки это только орудие.

— Нол, ты спятил? — спросила она.

— Подожди, я же говорю, ты ни черта не понимаешь! Эти питекантропы, которых якобы собирались восстановить клонированием, как ты думаешь, почему они все вымерли?

— Нол, какая разница из-за чего миллион лет назад кто-то вымер? Мамонты и динозавры тоже вымерли, но при чем тут то, что собирались сделать вы?

— Вирус, — ответил он, — вирус, вроде оспы, который полностью уничтожил питекантропов. Это вроде абсолютного биологического оружия, случайно созданного природой. Сейчас его хотят прибрать к рукам меганезийцы, а для этого им нужен носитель вируса. Живой питекантроп. Знаешь, почему этих девчонок отправили рожать на микроскопический атолл? Потому, что все, кто там будет находиться, обречены. Когда эти питекантропы родятся, вирус убьет всех за несколько часов, но дальше его остановит естественный барьер из многих километров соленой воды. А трупы на атолле станут источником боевого материала для зарядки бактериологических бомб. Для меганезийского режима это идеальное оружие: оно смертоносно для их противников, но неэффективно против них самих. Тут простая арифметика: на один кусок суши одна бомба. Меганезия разбросана по миллиону мелких островков в океане, а наша страна и наши союзники расположены на континентах. Британия и Япония, хоть и острова, но большие и близко от континента. Это как ядерный шантаж XX века, если бы им занималась страна, на территории которой ядерные бомбы почему-то не могут взрываться. Ты понимаешь, что это значит?

Джули выслушала его, не перебивая, затем медленно трижды хлопнула в ладоши.

— Главный приз Голливуда за самый дебильный ужастик столетия. Замороженный труп питекантропа, зараженный, как ты говоришь, смертоносным вирусом, находят в Гималаях и без всяких предосторожностей тащат через пол-планеты в Америку. Там с его кусками возится куча ученых, тоже без предосторожностей. Его начинают клонировать, и не где-нибудь, а в США. Эти девчонки — американки, ты не знал? Они жили в Калифорнии, потом на Гавайях, на военной базе, а уж потом бежали в Меганезию. И все это время, ты говоришь, у них внутри были эмбрионы, зараженные супервирусом? Да если бы тут была хоть капля правды, планета уже вся заразилась бы и вымерла к чертовой матери! Или ты думаешь, что беременная женщина вынашивает младенца в герметичном контейнере?

— Я не ученый, — ответил Брайан, — Я понятия не имею, как этот вирус действует. Может, он активируется только при каких-то условиях.

— А ученые, значит, исследовали этот вирус? — уточнила Джули, — Американские ученые, а не меганезийские. Им известно, как он активируется, распространяется и убивает?

— Слушай, Джулии, ну откуда мне знать? Думаешь, нам ученые отдают приказы?

— Я просто рассуждаю, Нол. По-твоему выходит, что вирусы были в трупе питекантропа, но неактивные, неопасные. А наши ученые придумали, как их активировать, и испытали на людях. Ну, и кто тут разработчик биологического оружия?

Брайан глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоиться.

— Ты как-то так все вывернула, Джули…

— Ничего я не выворачивала. Кроме того, это вообще фигня. Если хочешь знать, в мире без всяких питекантропов уже наделали столько смертоносных вирусов, что можно дюжину раз истребить население планеты. А сколько раз из военных лабораторий крали штаммы боевых вирусов и прочей дряни? Это происходило в США, и были сенатские комиссии…

— Объясни, к чему ты клонишь, — потребовал он.

— Да к тому, что нет в этих питекантропах никаких вирусов! Вас просто подставили, чтобы прикрыть чью-то жирную обосранную жопу! Как можно этого не видеть!?

— Значит, так, Джули, — сказал сержант, — Я тебя услышал…

— Какое счастье! — язвительно перебила она, — Наконец-то!

— Не дави на меня, ладно? Я должен подумать, сопоставить кое-что. Это очень серьезно…

— Ну, еще бы!

— Дай мне один день, ровно один. А сейчас давай о чем-нибудь другом, хорошо?

— Например? — спросила Джули.

Он улыбнулся.

— Давай просто помечтаем, а?

— Помечтаем, — легко согласилась она, — Только надо придумать, о чем. Помнишь, раньше мы мечтали, как ты оставишь эту чертову работу, распутаешься с этой женщиной, и мы уедем на маленький остров посреди океана. Там будут пальмы, белый песок, прибой и коралловые рыбки. И поющие ракушки, каждая со своим голосом. У меня дома лежит штук сто дисков Natonal Geography. Мы их вместе покупали. И посмотри: с этой работой, видимо, покончно, и та женщина больше ничего от тебя не хочет, и мы оказались именно на таком острове. Может, сбывается то, о чем мы мечтали? Может, осталось совсем чуть-чуть, и все будет так, как мы хотим? Тебе так не кажется, Нол?

— Да, — согласился Брайан, щелкнув ногтем по металлу своего ошейника, — к нашей мечте прицепился лишний тюнинг. Может, теперь про лес помечтаем, или про горы? Или нет, про ледники. Антарктические. С поющими пингвинами. Ты не в курсе, пингвины поют?

— Они кричат противными голосами, — сообщила она.

— Раз кричат, значит, могут и петь, — решил он, — Надо просто их научить.

Досмотрев запись, Чубби немедленно связалась с шефом.

— Журо, у меня новость, не знаю только, хорошая или плохая. Второй сержант слил ту легенду, под которой шла миссия «Норфолка».

— Это, видимо, хорошая новость, — предположил майор, — Что тут плохого?

— Плохое тут содержание легенды, — ответила она, и почти слово в слово пересказала монолог Брайана о вирусном супероружии.

— Ты полагаешь, этот шизоидный бред использован шире, чем просто для промывания мозгов группе ликвидаторов? — спросил Журо.

— Я почти уверена. Это слишком хороший сценарий для запугивания обывателей, чтобы им не воспользоваться. Тебе так не кажется?

— Да, — согласился он, — Очень может быть. Ну, ладно, это теперь моя проблема. А как там Тино? Не достал тебя еще?

Чубби улыбнулась:

— Нет, что ты, он очень мил. В начале пытался склонить меня к сожительству прямо в кабинете. А сейчас укоризненно смотрит мне в спину, потому что я не уделяю должного внимания его таланту медиума.

— Талант надо ценить, — веско заметил Журо, — Все, пока отбой.

Перед тем, как начать выступление, Тино принял позу, в которой сценаристы изображают Нерона, декламирующего свои скверные стихи на фоне пылающего Рима.

— Жила-была девочка, и звали ее Мэри Уорвич, она родилась в Чарлстоне, штат Западная Вирджиния, и я не могу ее за это осуждать. Хотя лучше бы она этого не делала. С самого начала было ясно: ничего хорошего из этого не выйдет. В 18 лет, после унылого детства под опекой образцовых родителей-баптистов, она, не приходя в сознание, вступила в брак с 23-летним лейтенантом морской пехоты Джейкобом Шойо, происходящем из такой же семьи. Сказать, что Джейкоб был идиотом, это ничего не сказать. Но черт с ним. Вся его роль состояла в том, что он кое-как трахнул Мэри без презерватива, отправился защищать демократию в Сомали, и не найдя ее там, с горя подорвался на мине. Исполняя то, что у баптистов называется женским долгом, Мэри повесила на стену в гостиной здоровенное цветное фото Джейкоба, а затем родила младенца, назвала его Нэд, и стала существовать на пособие министерства обороны. С мужчинами она больше никогда не сходилась, и тут я могу ее понять, после такого херового опыта. Единственным мужчиной, которого Нэд наблюдал в доме, был Папа-на-Фото. Он был охрененный герой, идеал и второе лицо на планете после бога из библии. Добрые мамы-крокодилицы откладывают яйца и более своими детьми не занимаются. Мэри была не такая. Она уродовала Нэда по специальной книжке «Как воспитывать мальчика христианином в неполной семье». Я в этой книжке прочел введение по диагонали. Мне хватило. Можешь посмотреть, я тебе линк оставил.

— Обойдусь, — сказала Чубби, — Я примерно представляю о чем там: как надо применять Строгость, чтобы научить любить Бога и Америку, приучить к Порядку, и отучить от Мастурбации и Неправильных Мыслей.

— Ну, по ходу, так, — подтвердил Тино, — И не забывай про Папу-на-Фото в гостиной. Это был священный символ и Большой Брат, перед взыскательным взглядом которого Нэд бывал регулярно порот по розовой заднице. Это был единственный путь сексуальной фрустрации его недотраханной матери, и она отдавала этому всю силу нерастраченного либидо. В неокрепшем детском мозгу при этом зрела мечта: вырасти и стать таким же Фото-Кумиром, так сказать Джаггернаутом, перед которым взбесившиеся истерички будут приносить кровавые жертвы, по кускам сдирая эпидермис с задниц своих детей.

Ясно, что мальчик стал мелким озлобленным говном, потом Образцовая Средняя Школа сделала его средним озлобленным говном, а затем Школа Офицеров Морской Пехоты выковала из него огромное озлобленное говно. Немедленно после выпуска Нэд женился на 19-летней дурочке Глории Торнтон, история которой как две капли воды похожа на историю Мэри. К несчастью для Глории, Нэд оказался более живучим, чем Джейкоб. Я думаю, Глорию с детства приучали к мысли, что жизнь с мужем это не сахар, а сплошная жертва на алтарь Образцовой Семьи, но с Нэдом это, видимо, было что-то особенное.

Энкантадор сделал эффектную паузу, на 5 секунд застыв с воздетой к потолку рукой.

— За всю историю существования морской пехоты, лейтенант Шойо был единственным, от кого там стремились избавиться из-за его «крайней требовательности к подчиненным» и «бескомпромиссной готовности мобилизовать команду на решение поставленных задач». В переводе на обычный язык это значит, что он был безжалостным фанатиком. Некоторое время его стиль терпели, потому что его команда всегда показывала высшие результаты. Но когда один рядовой его взвода покончил с собой выстрелом в подбородок, а товарищи покойного украсили фасад казармы огромной надписью «ШОЙО — ПИДОРАС», с ним все-таки решили расстаться и спихнули в спецназ контртеррористического агентства. Но то, как он издевался над подчиненными, просто разминка по сравнеию с тем, что он делал в семье. Он исполнил свою мечту: при жизни стал Папой-с-Фото, Жена была назначена служительницей его культа, а дочь 9 лет и сын 5 лет, готовились к той же роли.

— Одного не понимаю, — перебила Чубби, — почему эта курица пыталась покончить с собой, а не плясала от радости, когда мы прихватили ее мужа?

— Ой, я тебя умоляю, — Тино рассмеялся, — Какое там покончить с собой? Эта чувиха просто наглоталась снотворного, чтобы показать себя мученицей в глазах окружающих кретинов. Ей ведь совсем не улыбалась перспектива жрать все то говно, которое вывалилось из-под мужниной работы. Псевдосуицид это же классика жанра!

— Так. Это, допустим, ясно. Но как могла эффективно работать команда под руководством такого параноика?

— Э, нет, — возразил Энкантадор, — Он совсем не параноик. В его поведении есть логика. Он и для своей команды стал Папой-с-Фото. Ну, не совсем так, однако близко к тому. Он был безжалостен к себе еще больше, чем к окружающим. Если все тащили по 30 килограммов снаряжения, он тащил 35, если все спали 4 часа в сутки, он спал 3, если все получали по 200 грамм воды в сутки, он брал 150, а если несколько человек были ранены, помощь ему оказывалась в последнюю очередь. Он был долбанным героем, мать его. Подчиненные готовы были прыгать вверх на 2 метра, когда он хлопал в ладоши. Он справлялся с любой задачей, и они гордились, что у них такой отмороженный командир.

— Я бы не гордилась, — заметила Чубби.

— Я бы тоже, — сказал Тино, — поэтому я в другой команде. Терпеть не могу героев. Они все какие-то порченные.

Чубби задумалась и потянула из пачки очередную сигарету.

— Порченные, говоришь? То есть, у него где-то должна быть слабина. Неподвижная точка, как выразился наш Великий и Ужасный Журо. Вопрос только, где.

— А вот это уже не наша проблема, — беспечно ответил Энкантадор, — Кое-кто сделает это за нас. Скажи-ка, ты еще не отправляла это гребаное письмо его жене?

— Нет. Его еще надо пропустить через ломщик шифров.

— А вот я сейчас и поработаю ломщиком шифров, — сказал он, и погладил кончиками пальцев клавиатуру ноутбука, — Сейчас я ему так наломаю…

— Слушай, Тино, это вообще-то неположено…

— Забей, — посоветовал Энкантадор, щелкая клавишами, — Как говорит Ирвин, на то, что положено сто херов наложено. Все толковые вещи делаются в обход правил.

— Ладно, — вздохнула Чубби, — считай, я этого не слышала.

Через 10 минут Тино предъявил ей следующий текст:

— Ты чего сделал? — ошарашено спросила она.

— Ну, так, слегка поспособствовал его паранойе и мании величия. В конце концов, почему такой великий герой должен стесняться того, что является чрезвычайным и полномочным представителем своего бога на этой захолустной планетке?

— Ладно, — вздохнула Чубби, и уверенным нажатием клавиши отправила послание, — а вот тебе, Тино, несколько другой случай. Возьми листок с буквочкой «P». Задача та же.

Это было письмо рядового Ричарда Пауэла.

Энкантадор в глубоком недоумении почесал затылок:

— Ну, блин… Это же парень вроде меня. Правда, у меня с семьей как-то не сложилось. Но я же не могу жениться на семи любимых женщинах сразу. То есть, могу, конечно, но я же реально не потяну. Прикинь, Чубби, семь женщин в доме плюс дети.

— Знаешь, Тино, — сказала капитан Хок, — это все очень трогательно, но мы ведь не твою половую жизнь обсуждаем, верно? Что ты думаешь про этого парня, Пауэла?

— Я думаю: какого хера он делал в этой шайке? Я же говорю, он нормальный.

— Так вроде тебя или нормальный? — спросила она.

— Нетактичная ты, Чубби. Не тонкая. Вот так запросто взяла и обидела. За что?

— Не маленький, не заплачешь. Ладно. Говоришь, он вроде тебя? Вот и замечательно. Значит, ты с ним и будешь работать. Родственные души и все такое. А заодно возьмешь сержанта Брайана. Соответственно, мне остаются Освальд и Шойо.

— Шойо? — переспросил Тино, — Этот психованный лейтенант? Ты будешь с ним работать? Да ты просто извращенка, вот что я тебе скажу.

— Мы, женщины, существа загадочные, — назидательно сообщила Чубби.

— Загадочные, — повторил он, — А по-моему вся эта гоп-компания загадочная. Ну, в смысле, какая это, на фиг, образцовая команда головорезов? У Брайана подружка пацифистка, у Освальда здравый смысл, как у пяти фермеров сразу, а Пауэлл вообще нормальный и сказки про зверушек сочиняет. Как их могли подрядить на такое дело?

— Тут есть одна тонкость, — сказала она, — При плановом развитии событий, они все должны были погибнуть.

— А-а, — протянул Энкантадор, — Тогда понятно. Типа, выбраковка дурной овцы из стада элитных зондер-команд. Ну, в тему я въехал. С Пауэллом я вообще договорюсь, как не фиг делать. А что с Брайаном? Ну, в смысле, он такой, более правильный по их понятиям.

— А его подружка-пацифистка? — подсказала Чубби.

Тино закурил сигарету и тоскливо посмотрел в окно.

— Как бы мне все не облажать, — сказал он, — Прикинь: если я начну клеиться к подружке Брайана, а это у меня само получается, то что будет в результате?

— Я в курсе этой твоей особенности, так что все учтено, — сказала капитан Хок, и нажала клавишу селектора, — сержант Нахара, срочно зайдите ко мне.

— Ты что, приставишь ко мне парня, чтобы он бил меня по яйцам, если я…

Энкантадор прервал фразу на полуслове. Вошедшая девушка, являла собой классический карибо-аравакский тип. Европейский модельер счел бы, что у нее слишком мускулистые бедра, слишком широкие, по-мужски развернутые плечи, недостаточно тонкая талия и недостаточно пышная грудь. И он уж точно бы не счел привлекательным ее лунообразное лицо с большими загадочными глазами под тяжелыми веками, как на древних статуэтках майя. И, конечно, он бы сказал «фи» про шапку коротко подстриженных, жестких, как проволока, угольно-черных волос, и про загар цвета темной бронзы. А все потому, что ни черта европейские модельеры не понимают в женской красоте…

— Знакомьтесь, — сказала Чубби, — лейтенант Тино Кабреро, сержант Гвэн Нахара. Вам предстоит выполнить задачу, называемую управление мотивацией. Что такое мотивация, вам известно?

— Что-то из психоанализа? — предположила Гвэн.

— Про либидо, — добавил Тино.

— Ответы нечеткие. Придется прочесть вам обоим краткую лекцию по теории вопроса.

… Верховный суд, рассмотрев дело Харалда Ходжеса в соответствие с Великой Хартией, пришел к таким выводам: Ходжес, являясь командиром военной субмарины «Норфолк», выполнял приказ своего командования вторгнуться в территориальные воды Меганезии. При этом на борту субмарины находилась группа специального назначения, которая, по имевшейся у Ходжеса информации, должна была действовать во вред интересам народа Меганезии. Т. е. он сознательно содействовал причинению такого вреда. Как известно суду, группа спецназначения получила приказ совершить убийства гражданских лиц — граждан Меганезии, но у суда нет оснований считать, что Ходжес знал об этом. Таким образом, он не виновен в попытке исполнения заведомо преступного приказа, и должен нести ответственность только за вторжение в Меганезию с недружественными военно-экономическими целями. В таких обстоятельствах суд применяет санкции, достаточные для профилактики аналогичных действий в будущем. Харалд Ходжес лишается свободы на 5 лет, без права на пересмотр дела, но с правом на замену заключения каторжными работами в океанской контрольно-спасательной службе, сектор Фиджи-Самоа-Кармадек. В случае отказа от работ местом заключения будет форт Рапа-Ити, на островах Тубуаи. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

— Ну что, — сказала Элеа, — я тебе говорила: будет пятерка в приличном месте, а ты мне не верил.

— Ты считаешь, это приличное место? — спросил Ди-Эйч.

— Место классное. Штаб в Паго-Паго, на острове Тутуила. Там когда-то ваша военная база была, вот ее и использовали. Так что для тебя даже интерьерчик будет знакомый. Хотя, я так думаю, ты больше в море торчать будешь. ОКСС это такая мобильная штука…

— Я что-то не понял, как меня туда собираются доставлять, — заметил Ди-Эйч.

— Как-как. Тебе же судья сказал: заскочат сюда завтра на какой-нибудь леталке. Тоже мне, большое дело. Тут до Паго-Паго всего-то полторы тысячи километров.

— А чем вообще занимается эта ОКСС?

— Ну, главное, она начинает спасательные работы за полчаса до кораблекрушения. Это в идеале. А по жизни просто чем раньше, тем лучше. Слушай, Харри, чего мы здесь торчим, как два пингвина? Пошли на пляж.

— Пошли, — согласился Ди-Эйч, — Только ты мне объясни, как можно начать спасать, когда никто еще не тонет?

Они двинулись к лагуне, и Элеа, стараясь сокращать количество слов за счет жестов и мимики, начала объяснять:

— Вот прикинь, что такое типичное кораблекрушение? Это когда вот так, например. Но оно же не сразу так. До этого должно случиться так, так, и так. И вот тогда уже кэп начинает рвать на жопе волосы, а радист шлет SOS. Ты, конечно, скажешь, что не любое корыто, которое так, обязательно станет вот так. Ну, да, может оно и выкрутится. Тут все дело в вероятности. Типа, математика. Но про вероятность все решается еще раньше. Если вот такое корыто идет таким курсом при вот такой волне и жестком шторме, то 20 фунтов против коробка спичек, что ему плюх.

— Ну, и что дальше? — спросил кэп Ходжес, — радировать этим идиотам, что у них высокая вероятность пойти ко дну?

— Нет, конечно. Просто знать, где в ближайшее время придется начинать работы. Между прочим, в этих водах бывает так, что если опаздал на 10 минут, так спасать уже некого. Типа, «Прибой Канака». Про это Джек Лондон писал. Ну, парень вроде тебя, тоже янки, которого каким-то ветром занесло в Меганезию, только на 100 лет раньше.

— Читал, — ответил он, — только тогда вашей Меганезии еще не было.

— Была. Просто она называлась Гавайика и была оккупирована всякими… Ну, в общем, была оккупирована. Короче, проехали. Хочешь по-настоящему?

— Что по-настоящему? — переспросил Ди Эйч.

— Ну, это самое. Прибой Канака. Тут всего-то километр проплыть, даже чуть меньше. И это, кстати, не опасно, — она на секунду задумалась, — В смысле, это не опасно, если все правильно делать. А я знаю, как правильно.

— Ладно, — сказал Ходжес (слегка раздосадованный намеком Элеа на то, что он испугался или мог испугаться), — временно беру тебя лоцманом с испытательным сроком.

— Если волна с гребнем, то подныривай за корпус до него, — предупредила Элеа.

— Откуда здесь гребни? — удивился Ди-Эйч, — волны закручиваются только вот где…

Он махнул рукой в сторону полосы прибоя, начинающейся примерно в 300 метрах от них, на линии рифов у внешнего берега атолла. А там, где они плыли, волны были пологие и, как казалось, медленные, будто бы слепленные из густого полупрозрачного синевато-зеленого желе. Они лениво, как бы нехтя, поднимали плывущего на высоту около 3 метров, после чего, так же медленно, скатывали его со своих гладких спин, навстречу подножию очередной волны. Получалось что-то среднее между купанием в бассейне и катанием на больших качелях.

— Это сейчас так, — объяснила девушка, — но два-три раза в час тут проходят высокие серии. Ну, там, какая-то гидродинамика, я не очень в нее въезжаю. Это не особенно опасно, зато очень красиво. В общем, ты, главное, следи за гребнями и делай, как я сказала.

— А насколько они высокие? — спросил кэп Ходжес.

— Ну, может, раза в два больше обычных… Ага, смотри на два румба правее солнца.

Там, вдалеке, маленький, ярко раскрашенный сейнер карабкался по склону водяной горы. Если бы не кораблик, ее размеры вряд ли можно было бы определить с такого расстояния, а так — просто задачка на пропорцию…

— Черт, — сказал Ди-Эйч, — это не в два раза.

— Ну, да, — согласилась Элеа, — Довольно большая. Это иногда бывает. Ты не беспокойся, мы просто, не торопясь, плывем им навстречу и подныриваем.

— Им? — переспросил он.

— Да. Их несколько штук. Это же серия.

Первая волна с крутым, очень медленно падающим гребнем была уже в полусотне метров от них. Снизу казалось, что этот искрящийся на солнце гребень касается неба. Его изгиб выглядел, как твердый, вырезанный по овальному лекалу желоб. Вода как будто прилипла к его поверхности. В какую-то секунду у Ходжеса возникло ощущение, что волна стоит на одном месте, в неустойчивом равновесии, и сейчас просто рухнет на них обоих сверху. Но вместо этого вода стремительно потащила их вверх по еще пологому склону, к подножью падающего гребня. Теперь было видно, что он состоит из летящих вниз потоков воды.

— Подныриваем! — услышал Ходжес и, не раздумывая, выполнил этот приказ. Последнее, что он увидел перед тем, как уйти под воду, это изогнутая водяная арка, закрывшая небо.

Потом он всплывал, гадая, как далеко до поверхности. Оказалось не очень далеко.

— Ну, что! Классно!? — крикнула Элеа, вынырнувшая на пару секунду раньше него.

Ди-Эйч не смог ответить, он работал над тем, чтобы успеть отдышаться, поскольку не так далеко от них, под каким-то немыслимым углом уже поднималась новая волна…

Всего таких волн в серии оказалось девять штук. Они двигались с интервалом метров 300. Когда прошла последняя большая волна, и океан снова начал вести себя, как безобидные водяные качели, Ди-Эйч глянул в сторону берега. Оказывается, он был теперь на сотню метров дальше. Ну, конечно, они ведь плыли навстречу волнам. Ди-Эйч лег на спину и стал смотреть в небо. Ему показалось, что оно пульсирует в ритме ударов его сердца.

— Эй, Харри, ты чего? — послышался взволнованный голос Элеа.

— Я думал, мне крышка, — негромко ответил он, — сколько, ты говорила, времени между этими сериями?

— Ну, обычно минут 20–30. Слушай, я не думала, что они будут в этот раз такие большие. Давай-ка поплывем назад. Я так прикидываю, что нам надо будет еще только одну серию проскочить, и все. Ты не беспокойся, я в случае чего, рядом, как Чип и Дейл.

— Нет уж! — сказал Ди-Эйч, — Не хватало, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Мне-то что будет? — удивилась она, — Короче, давай, поплыли вон туда.

Она махнула рукой в сторону невидимой отсюда горловины лагуны, и вдруг, как будто в ответ на ее жест, там возникла движущаяся темная точка. Она стала стремительно расти, и превратилась в длинную мощную тушу патрульного хотфокса. Он сделал широкую дугу, гася скорость, и оказался всего в нескольких метрах от них. В его покатой надстройке открылся широкий люк, телескопическая стрела кормовой лебедки выдвинулась на всю длину, развернулась, и с нее спустился трос с сетью на конце.

— Хватайся, Харри, — сказала Элеа.

— Ты первая, — ответил он.

— Нет, ты. Я никуда не денусь.

— Эй, ребята, нам что, прыгать за вами? — сердито крикнул кто-то.

Ди-Эйч сделал несколько гребков, ухватился за сеть и через полминуты его подняли на борт. Он спрыгнул в открытый люк и оказался в компании майора Журо и нескольких патрульных.

— Знаете, Ходжес у меня слов нет, — проворчал разведчик, — Вы, вроде, взрослый разумный человек, а устроили тут…

— Извините, майор, — ответил Ди-Эйч, — Я недооценил здешний прибой.

Тем временем, сеть снова опустили в воду. Один из патрульных крикнул девушке.

— Давайте, хватайтесь, быстрее!

— Нет, спасибо, я еще поплаваю… Алло, Харри, через час в кабаке, у стойки, ОК?

— Слушай, это же опасно! — сказал Ди-Эйч.

— Ерунда, — возразила она, — я с пяти лет в таких волнах купаюсь.

— Эй, дамочка, прогноз видели? — вмешался патрульный, — Жесткая волна, до 12 метров.

— Ну, прикольно, — ответила она, лениво проплывая рядом с бортом хотфокса, — и что?

— И то! — рявкнул он, — Тебе, блин, дуре, жить надоело?! Быстро, в сеть!

— Ни фига себе, командир нашелся, — возмутилась Элеа, — Иди ты в жопу. Греби отсюда на своем корыте, селедка каботажная!

С этими словами она развернулась и уверенно поплыла прочь.

— Воды не нахлебайся, русалка бесхвостая, — крикнул патрульный ей вслед.

Девушка рзвернулась, молча показала ему средний палец правой руки, после чего снова развернулась и поплыла дальше.

— Ладно, — сказал Журо, — сворачиваем лебедку и домой.

— Вы что, так и оставите ее в океане? — спросил Ди-Эйч.

— А что, силой ее вытаскивать? Может, заодно еще дельфинам спасательные круги кинуть? Девчонка настоящая утафоа. Пусть себе балуется.

— У меня младшая такая же засранка, — флегматично сообщил капитан хотфокса, закуривая сигарету, — сиськи уже отрастила, а мозги еще нет. Вот смотрите, куда она плывет.

— А куда, кстати? — спросил Журо.

— Я так понял, ей лень давать крюк через лагуну и она собирается вылезти вон там.

Капитан показал пальцем в сторону группы рифов в полосе прибоя.

— А там действительно можно вылезти?

— Можно, если знать как. Но я бы не стал искать себе на жопу таких приключений.

— Давайте все-таки подберем ее, — предложил Ди-Эйч.

— Мне надоел этот цирк, — сказал Журо, и быстро раздеваясь, добавил, — за мной никому не плыть, я один.

— Вы-то куда?

— Пригляжу за ней, — пояснил тот, и рыбкой прыгнул в воду.

— Сумасшедший дом, — прокомментировал капитан хотфокса.

…

Журо догнал ее минут через пять и поплыл параллельным курсом метрах в полутора.

— Зря стараетесь, — сказала Элеа, — у меня уже есть парень на сегодняшний вечер.

— А я просто решил поплавать в хорошей компании, — ответил разведчик.

— Валяйте, — разрешила девушка, — если не боитесь переломать себе кости.

— В программе прыжок через рифы? — небрежно поинтересовался он.

— Ага. На большой волне. Смотрите, пузо не обдерите.

— Вот не надо этих намеков. У мужчины должно быть пузо. Это символ надежности.

Некоторое время они плыли молча, потом девушка сказала:

— Не надо комплексовать. Я ни на что такое не намекала.

— А я не комплексую. Я, наоборот, им горжусь.

— Ага. Еще скажите, что женщины от него балдеют.

— Зачем? Вы уже сами сказали.

— 1:0 в вашу пользу, — великодушно признала она.

Вскоре Элеа и Журо плыли вдоль линии рифов, которые то выступали над водой, то скрывались под обрушивающимися на них волнами прибоя.

— Как вам это место? — поинтересовалась она.

— Смотрится неплохо. Сколько метров нам надо проскочить?

— Меньше пяти. Тут сужение линии. Я с берега смотрела. Ориентир вон та раздвоенная пальма на выступе. Оттуда, кстати, отличный вид на закате. Я там фотки делала.

— То есть, вы предлагаете прыгать на первой же волне, прицеливаясь прямо туда?

— Ага. Не боитесь?

— Нет. Я вам доверяю. Вы не похожи ни на дуру, ни на самоубийцу.

— Тот тип из патруля, считает наоборот, — заметила Элеа.

— Он еще молодой, — сообщил Журо, — ничего не понимает в женщинах.

— У меня на этот вечер уже есть парень, — напомнила она.

— Это вы к чему?

— Это я так, по ходу.

— Ну так, по ходу, этот день не последний, — сказал он, и добавил, — если, конечно, вы не ошиблись на счет ширины рифов.

— Сейчас проверим, — девушка махнула рукой в сторону цветного сейнера, который начал взбираться на первую большую волну новой серии, — вы готовы?

— А это существенно? — спросил разведчик.

— Это просто присказка такая, — пояснила она.

Большая волна оставила за собой сейнер и добралась до хотфокса, который на высокой скорости шел ей навстречу. Капитан, видимо, решил немного побыть пижоном. Хотфокс, взлетев на две трети высоты волны, прорезал гребень, на пару секунд полностью скрылся под водой, а затем стало видно, как вдалеке он взлетает уже на следующую волну.

— Ну, что погнали? — сказала Элеа.

Развернувшись к берегу, они начали грести изо всех сил. Волна подхватила их и стала все быстрее поднимать вверх. Они нырнули, чтобы уйти от встречи с гребнем волны, и через несколько секунд, вынырнули уже за ним. Рифы явно остались позади, а впереди была видна только верхушка волны и та самая раздвоенная пальма. Затем волна стала быстро распадаться. Теперь следовало поймать ногами грунт, и бежать к берегу против возвратного движения уходящей волны, чтобы не попасть под удар следующей. После спринтерского забега примерно на 50 метров, они, тяжело дыша, уселись на песок. На рифах уже ревела следующая волна. Ее остатки лишь легонько лизнули их ноги.

— Эх, сигарету бы сейчас, — мечтательно произнесла девушка.

— Курить вредно, — тоном воспитателя детского сада ответил Журо.

— Вы жуткий зануда. Другой на вашем месте не читал бы мораль, а нашел бы курево.

Он пожал плечами и показал пальцем в сторону пальмы.

— Могу предложить только кокос.

— Прикольно. Если вы голым полезете на дерево, я возьму назад свои слова про зануду.

Разведчик встал, подобрал небольшой камень, и с кажущейся небрежностью, метнул его. Послышался гулкий щелчок и приличных размеров кокосовый орех скатился почти что к его ногам. Журо наклонился, поднял его, острым осколком коралла проделал аккуратное отверстие в скорлупе.

— Прошу вас.

— Обалдеть, — сказала Элеа, отхлебывая содержимое ореха, — Джеймс Бонд ни фига бы так не смог. У меня возникает желание написать позитивную статью про нашу разведслужбу.

— А у меня, — ответил он, — возникает желание предложить вам нечто более эпатажное. Но я не уверен, что у меня получится толково и связно объяснить принцип.

— Не комплексуйте, — посоветовала она, — Мы не на сцене, нас никто не слышит, а я никому не скажу. Клянусь мультиоргазмом.

Журо задумчиво почесал затылок.

— Ну, раз так… Если кратко, есть идея сделать новый тип международного масс-медиа. Не радио и не TV, не internet-сайт и не blog, не журнал и не газета, а что-то смешанное, интерактивное, креативное…

— Отпустите себя, Журо, — перебила девушка, — Говорите прямо как думаете. Без перевода.

— Вот как?… Хорошо… Представим, что где-то далеко, в хрен знает какой галактике, есть зеленые человечки… Или синие осьминожки… Которые нами интересуются. Они пихают в нашу инфосферу, так это, вроде бы, называется… Что-то вроде щупа… Зонда, антенны. Не важно… Короче, сгребают все, от охотничьих рассказов до лекций по математике. Ну, и, конечно, футбол, кино, речи политиков, романы заумных литераторов. В начале вообще без разбора, гребут, как тралом. Потом начинают сортировать улов. Разная промысловая рыба, затем кальмар, медузы, планктон, случайно попавшаяся акула, еще что-то… А на этой хрен знает какой галактике жутко любознательное и жутко капризное население. Они тычут пальцами: я хочу такое же, как вот то, но не красное, а желтое, и не с иголками, а с пупырышками. А мне вот эту круглую штучку порежьте ломтиками. Зритель всегда прав, причем каждый зритель. Чтобы всех удовлетворить, мы делаем такие машинки, которые лепят наборы инфопродуктов под разных зрителей. Что-то вроде тележки в супермаркете, только действующей, как робот. Покупатель говорит, какие у него вкусы, а тележка сама нагребает ему всякого с полок… Это полная фигня или нет?

— Ни минуты не фигня, — серьезно сказала Элеа, — вы гоните дальше, пока прет.

— Дальше при этом супермаркете возникает рынок более сообразительных тележек. Такой тележке не надо сообщать вкусы. Она или самообучается, или через телепатию понимает, что покупатель хочет. Какие-то тележеки охотятся за ленивыми покупателями, которым лень думать и выбирать. Такая тележка заранее нагребают всякого там поярче, и кричит: алло, не тратьте время, я уже готова! У покупателей есть клубы, где они обсуждают и товары, и тележки, и экспертов по выбору тележек. Вся эта штука разрастается и ветвится в разные стороны по тому же принципу капризности потребителя… Ну, и так далее.

— Обалденно! — заключила Элеа, вскакивая на ноги, — Фрактальный медиа-блог as it is! Это надо срочно рассказать папе. Пошли в отель, я вас сведу и побегу на свидание с Харри.

— Пошли, — согласился он, — Но я не очень понял, при чем тут ваш папа.

— Как при чем? Он даст денег, мы наймем толковых парней и завтра же начнем это делать.

— Ну, у вас и скорости, — сказал Журо, двигаясь вслед за ней по узкой тропинке.

— Так бизнес же, — пояснила она, — Кто первый встал, того и тапочки. Кстати, вы на какой процент прибыли претендуете?

— Нет-нет-нет, — возразил разведчик, — мои ушки никак не должны торчать. Идея вообще должна быть ваша. У нас с вами никакого разговора про бизнес не было.

Элеа даже остановилась от удивления.

— То есть как? — спросила она, потом что-то сообразила, и добавила, — Ага, врубилась. Это вам зачем-то надо.

— Да, — согласился майор.

— Жутко интересно, — сказала девушка, возобновив движение, — Обожаю всякие загадочные проекты. Короче, договорились: вы рассказываете, для чего это надо, а я никому не скажу, что мы с вами это обсуждали. Но я все равно буду помнить, что идея ваша…. Или она не только ваша? За ленивыми покупателями иногда будут охотиться ваши тележки, точно? Я имею в виду, не лично ваши тележки, а…

— Вы очень догадливы, — ответил он.

— Iri! — торжествующе выкрикнула Элеа. Это восклицание обычно переводится с utafoa, как «Отрыв!» и эквивалентно испанскому «Ole!» или американскому «Wow!».

Она снова остановилась, сплела руки высоко над головой, и выполнила быструю серию змеиных движений «u-nia hula», называемых также «горизонтальная восьмерка бедрами», — Меня не зря чему-то учат в университете! Мы назовем эту штуку «Galaxy police flog»

— «Плетка галактической полиции» это не слишком в лоб? — спросил Журо.

— Ничего не в лоб! «Galaxy police» это альбом Ди Джексона, XX век, классика диско. А «flog» уже через неделю будет считаться новым словом. Так уже было со словом «blog».

— Ладно, — согласился он, — говорят же, что наглость это второе счастье.

— Все-таки, вы зануда, — сообщила она и, немного подумав, добавила, — Но обаятельный. Этого у вас не отнимешь, ага.

Ула (в смысле, Чубби) рассчитывала увидеть хоть какую-то невербальную реакцию лейтенанта Шойо, но ее не было. Пока он читал письмо Аннабел, на его лице не дрогнул ни один мускул, и даже пальцы рук (самая предательская часть тела в таких ситуациях) ничего не выразили.

— Женщинам требуется непрерывный контроль, — констатировал он, дочитав до конца и спокойно положив листок на стол, — В противном случае они утрачивают дисциплину.

— Не переживайте, — мягко сказала Ула, — Вам написала не столько жена, сколько официальное общественное мнение. Она сейчас просто репродуктор этого мнения.

— Я не люблю ислам, — сообщил Шойо, после некоторой паузы, — Эта религия враждебна нашему образу жизни. Но в исламе есть нечто, достойное заимствования: это отношения между мужчиной и женщиной. Мужчина должен защищать и содержать женщину и детей. Женщина должна заниматься домашними делами и не выходить за их рамки. Долг жены — верность своему мужу, независимо от флюгера, называемого общественным мнением.

— Знаете, Нэд, — сказала Ула, — мне не все нравится в американском образе жизни…

— Разумеется, — согласился он, — ведь наши цивилизации враждуют.

— … Но, — продолжала она, — американские идеалы свободы и стремления к счастью, как права каждого, независимо от пола, религии и расы, всегда были мне близки.

— Свобода не должна быть безответственной. Стремление к счастью не должно быть эгоистичным. Счастье мужчины в том, чтобы работать на благо своей страны и защищать свой дом. Счастье женщины в том, чтобы поддерживать семейный очаг и растить детей.

— А как быть с теми, у кого другие представления о счастье? — спросила Ула, — Например, с сексуальными меньшинствами? Они ведь тоже граждане своей страны, и правительство должно защищать их права так же, как права всех остальных.

Шойо многозначительно покачал указательным пальцем

— Общество не должно поощрять пороки. Воровство, мошенничество, гомосексуализм, супружеская измена, проституция, порнография — это пороки. С ними следует бороться.

У Чубби вертелось на языке язвительное замечание по поводу «супружеской измены» и «проституции» в связи с деятельностью Шойо в его командировках (соответствующие указания имелись в его биографии, скачанной через «back door» с сервера управления кадров морской пехоты). Было готово и другое язвительное замечание — по поводу порнографии (две трети программ, которые группа Шойо выбирала на TV в апартаментах, относились именно к этому жанру видеопродукции). Но Ула (в отличие от Чубби) должна была действовать иначе, и она выбрала из лейтенантского «списка пороков» нечто иное.

— Мошенничество? — переспросила она, — В США столько адвокатов, что это понятие уже утратило смысл. Или стало относительным, что, по сути, то же самое.

— Ничто не идеально, — ответил Шойо, — Моя страна тоже. Есть, над чем поработать.

На этом разговор и заглох, но капитан Хок отметила, что пикировка о мошенничестве и адвокатах не оставила лейтенанта Шойо равнодушным. Как известно, Кодекс поведения военнослужащего США, начинается словами: «Я американский боец. Я служу в войсках, стоящих на страже нашей страны и нашего образа жизни. Я готов отдать жизнь за эти ценности». Сейчас между «образом жизни» и «ценностями» начала расти трещина…

— Привет. Я лейтенант Кабреро из военной разведки. Можно просто Тино и на «ты», без церемоний. Я буду контролировать переписку, задавать всякие вопросы, и заниматься прочей херней. Если будет, что мне рассказать, я запишу и передам начальству. Если будут жалобы, личные просьбы и всякая хрень, это тоже ко мне. Я парень не вредный, чем могу, помогу. А пока вот, — с этими словами Тино сунул Пауэлу распечатку письма жены.

«Привет, Дик! Я только сейчас поняла, что совершенно не представляла себе твою работу. Прости, что поддержала папу, когда он убеждал тебя остаться в этом чертовом спецназе. Я так рада, что ты жив, и я хочу, чтобы ты жил. Я очень скучаю по тебе и даже по твоим дурацким шуткам и мышка все время о тебе вспоминает и спрашивает про папу. И мне наплевать, что говорят и думают другие, я хочу, чтобы у тебя было все ОК, по крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно в этой ситуации. Ты написал, что к одному из вас приехала подружка, может, я тоже могу приехать и чем-нибудь помочь тебе? Я хочу, чтобы ты знал: у тебя есть дом, где тебя любят и ждут. Целую. Криста».

Рядовой Пауэл расцвел на глазах.

— Чувак, ты это читал? — спросил он.

— Я ж тебе сказал, что контролирую переписку. Инструкция, мать ее.

— Да, точно. Слушай, она у меня клевая, правда?

— А то! — с важным видом согласился Энкантадор, — Уж я-то понимаю в женщинах. Но ее папаша, по ходу, подпортил тебе жизнь.

— В точку, разведка! Он полное дерево (Пауэл для убедительности постучал себя кулаком по лбу). Потомственный офицер ВМС. У него и отец был дерево, и дед, и прадед.

— А чего ты не послал его на хер?

— Чувак, ты не врубаешься. Это образцовая семья американского военнослужащего, ясно? Если папаша что-то хрюкнул, все встают по стойке «смирно» и говорят: yes, sir!

— Жопа, — констатировал Тино.

— Угу, — подтвердил Пауэл, — прикинь, я классный подрывник. Дай мне рюкзак C-4 и час времени, и от этой вашей сраной базы один фундамент останется, да и тот треснутый. Я бы на горных работах штук сто в год загребал, нехрен делать. А этот тупой мудак уперся: мой зять должен… и всякое бла-бла-бла про защиту родины и демократии. Сука, блядь, на хер родине сралась такая защита?

— Дик, а чего ты жене не объяснил, что к чему?

— В смысле, по-настоящему? Ты что, чувак!? Включи мозги. Ты прикинь, как я ей про все это расскажу? Да мне самому, если это снится, я во сне чуть не обсираюсь. Вот тебе, Тино, убивать приходилось? Конкретно, когда рылом к рылу?

— А куда денешься, при нашей работе, — ответил Энкантадор.

— Тогда ты врубаешься, про что я говорю. Ты ведь своей жене тоже не рассказываешь.

— Так я, по ходу, не женат, — сказал Тино, — я, типа, свободный художник.

Для доходчивости, он изобразил жестами, о каких художествах идет речь. Разговор тут же свернул на жизнеутверждающую тему секса. Неожиданно оказалось, что мозг Пауэла это настоящий банк данных, где записаны самые грязные байки чуть ли не про всех высших офицеров флота и морской пехоты США. Где-то три четверти этих баек было враньем, но и оставшейся четверти за глаза хватало, чтобы… Ну, дальше понятно.

— Принимай! — фыркнул Тино, вынырнув из воды, и забросил в подставленную сетку здоровенного лангуста. Затем набрал в легкие воздуха и снова нырнул, только пятки мелькнули в луче прожектора.

Через четверть минуты на том же месте вынырнула Гвэн, бросила в сетку гроздь мидий и спросила:

— Этот парень опять поймал лангуста?

— Ага, — подтвердила Джули.

— Черт. Это уже третий. Почему у меня не получается?

— Наверное, у него есть какой-то секрет.

— Не иначе, — согласилась Гвэн.

— Я не уверена, — сказала Джули, — Но мне кажется, что он ищет под самыми заросшими штуковинами. На которых ерунда бурая, вроде клочьев мха. Вон, типа того.

Она показала пальцем вниз, на камень или обломок коралла, поросший длинной красно-коричневой «бородой». Глубина в этой части лагуны была всего 3 метра, и мощный прожектор с их бота прекрасно освещал дно.

Тино вынырнул, бросил в сетку еще одного лангуста и спросил:

— Про что сплетничаем?

— Разгадываем твой охотничий секрет, — сообщила Гвэн.

— Секрет простой, — сказал он, — лангуста приманивают свистом. Только свистеть надо по-особенному, вот так (лейтенант вытаращил глаза, сложил губы наподобие бантика и издал прерывистый звук, отдаленно напоминающий соловьиную трель).

— Ты нам голову морочишь, — сообразила Джули.

— Ответ верный! — сообщил лейтенант и опять ушел под воду.

Гвэн протянула ей дайверские очки и легонько толкнула в бок:

— А вдруг ты и впрямь угадала? Попробуй, нырни. А я сетку покараулю.

Вообще-то Джули несколько смущало отсутствие купальника. Все же, военная база чужой страны это не нудистский пляж в Палм-Бич. Но, если здесь это в порядке вещей, то зачем отказывать себе в удовольствии поплавать и понырять? Так что она надела предложенные очки, стянула с себя топик и шорты, и нырнула с опущенного трапа бота. Ощущение было фантастическое: теплая зеленоватая вода, обнимающая тело, и будто бы светящаяся в луче прожектора. Суетящиеся вокруг стайки ярких коралловых рыбок… Она так залюбовалась картиной, что, оказавшись внизу, обнаружила, что не может найти свой камень. Проплыв вдоль дна несколько метров, она схватила первый попавшицся сросток мидий, и поплыла к поверхности.

— Неплохо для начала, — сообщил лейтенант, когда она вынырнула.

— А по-моему, отстой, — ответила Джули, — я промахнулась мимо того места, куда ныряла.

— Вода, — пояснил он, — Оптическое искажение. Надо все время держать цель в поле зрения. Смотри на нее, только и всего. И у тебя все получится.

Она кивнула и сдалала вторую попытку. Тино нырнул следом за ней, теперь она видела на дне свою и его тень. И свой камень, обросший подводным мхом. Ну, что под ним? Ни черта не видно. Под камни нельзя совать руки, это ей сказали сразу, а вот стукнуть по камню можно… Ох, черт, а это что? Здоровенная морда какой-то твари высунулась и спряталась обратно. Ну, явно не лангуст. Джули отплыла в сторонку и увидела, что Тино делает ей знак «вверх». Они всплыли вместе.

— Ну, как? — спросила Гвэн.

— Там не лангуст, — сообщила Джули, — Там какое-то такое…

— Ха! — заявил Тино, — Провалиться мне, если это не рогатая акула. Гвэн, дай-ка свинорез.

Она протянула ему десантный нож с «анатомической» резиновой рукояткой.

— Сейчас будет аттракцион «охота на акул», — сообщил он, — Джули, ныряй за мной, поможешь вытащить.

«О, черт, — подумала она, погружаясь вслед за ним, — А если это и правда акула?»

Через несколько секунд, Джули уже наблюдала короткую возню на дне, в облаке ила, а затем Тино стал всплывать навстречу ей. В руках у него извивалось что-то непонятное, длиной чуть больше метра. Еще через секунду она сообразила, что это рыбина, которую лейтенант держит за боковой плавник и за рукоять ножа, на всю длину лезвия вошедшего в голову чуть впереди жабер. Чисто рефлекторно Джули ухватилась за дергающийся хвост, и, как оказалось, это именно то, что ей, как ассистенту, следовало делать.

— Это было круто! — заявила Гвэн, когда они общими усилиями втащили добычу на бот.

— А если бы она нас покусала? — спросила Джули, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

— Она людей не кусает, — авторитетно сообщил Тино, — видишь, какие у нее зубы? Это донная акула. Она жрет моллюсков, крабов, лангустов и так далее, чем наносит ущерб дополнительному пайку персонала базы. В смысле, наносила. Больше не будет. Мы ее в пять минут засолим по корейскому рецепту и притащим ребятам.

— Точно! — согласилась Гвэн, — и Джули станет героем дня.

— Почему я?

— А кто же? — удивился лейтенант, — Ты ее выследила, а пришить ее, дело не хитрое.

На этот морской пикник Джули угодила следующим образом. Она лежала на койке и переживала завершившееся часа полтора назад свидание с Нолом, когда со службы явилась сержант Гвэн Нахара. Сбросив форменную одежду, она, насвистывая что-то местное вроде «Aloha oe» отправилась в душ, и уже оттуда сообщила:

— Нам нового лейтенанта прислали. Раздолбай еще тот, но ужас какой симпатичный.

— Предыдущий был зануда, — заметила Джули, вспомнив свое общение с лейтенантом Вэнфаном.

— Ага, — согласилась Гвэн, — а этот наоборот, приколист. Угадай, через сколько секунд он начал ко мне клеиться?

— Двадцать, — предположила Джули.

— Нет. Семь или около того. Короче, мы с тобой приглашены на party в лагуне, сразу после захода солнца. Этот лейтенант выдурил у командира базы учебный бот. Отличная штука, вот увидишь.

— А я при чем?

— А чего ты будешь тут киснуть?

— Даже не знаю… А вдруг я окажусь пятым колесом в телеге?

— Это почему еще?

— Ну, мало ли… Вдруг вы там…

Гвэн появилась из душа, энергично растираясь на ходу полотенцем.

— Полная фигня, — твердо сказала она, — Если я решу часик покувыракаться с этим парнем, а я в этом еще не уверена, то ты можешь развлечься, как угодно, поплавать, посмотреть ТВ в рубке, полюбоваться звездами, попить кофе, короче это не проблема. Claro?

— Ясно. А лейтенант как на это посмотрит?

— Ему-то что? — искренне удивилась сержант Нахара.

— Это называется «Ukha», — сообщил лейтенант, помешивя варево в приличных размеров котелке, — Придумали русские, когда у них был коммунизм. Весь хабар общий, и все, что поймали, валили в один котел. Кстати, и время экономили. Все гениальное просто.

— А где ты подводной охоте учился? — спросила Гвэн, — Ты вроде не маори и не утафоа.

— Ага. Я родом из Буэнавентуры, это в Колумбии, у нас океан тот же самый. С пяти лет ныряю. А здесь с девяти лет беспризорничал. Жрать хотел, вот и научился.

— Вот как? А мои папа с мамой из Кальяо, Перу. Значит, мы почти соседи по восточному берегу. Сама я, правда, уже здесь родилась, на Тубуаи. Джули, а ты c какого океана?

— С того же самого. Я из Сан-Франциско, Калифорния, — она задумалась, — Как это странно, смотреть соседство не по земле, а по воде.

— Ничего странного, — Тино улыбнулся и подмигнул ей, — Наша земля это море. На триста квадратов воды один квадрат суши. Точнее, один квадрат берега. С него и смотрим.

Вообще-то для Джули странным тут было практически все. В самой ситуации было что-то нелепое. «А если бы меня видел Нол? — подумала она, — Для него эти ребята враги, они его держат в камере. Выходит, и для меня они тоже должны быть врагами? Но это же бред!».

С этими мыслями она выпала из разговора на несколько минут, а когда включилась, Тино уже травил какую-то байку, начало которой она пропустила.

— … Он нганьяни, у них обычай: себя хвалить нельзя. Я поставил прочерк, а кэп говорит: не верю. Каждый человек что-то умеет. Завтра чтоб была запись. Я ребят спрашиваю, а они говорят: видел у него на шее фенечка, зуб большой белой акулы? Он ее ножиком в море зарезал. Я его спрашиваю: так? А он мне: нет, не так, не большую, метров 5 всего.

— Ну, да, — сказала Гвэн, — Тест PQ это посложнее полевой тактики.

— А я о чем? — согласился Тино, — Кэп мне этого нганьяни специально подсунул: проверить, смогу я из него PQ вытащить или нет. Я, видишь, смог. Вернее ребята подсказали.

— Это вы про что? — спросила Джули.

— Тест такой в командирских экзаменах: найти у каждого своего солдата персональные таланты, — пояснил лейтенант, — Это в армии самая необходимая вещь. Пункт 3 Правил командира: армия это система управления необычными людьми в необычных ситуациях.

— А если люди обычные?

Тино и Гвэн дружно расхохотались.

— Пункт 4 Правил командира: обычных людей не бывает, — пояснила Гвэн, — если ты своих бойцов причешешь под одну гребенку, то снизишь их эффективность в 10 раз.

— А я думала, что наоборот.

— Ну, у каких-нибудь исламистов, наверное, наоборот. Побрили солдату голову снаружи и изнутри, чтоб мозгов не осталось, и вперед, заваливать врагов своим трупом. У них люди расходный материал. Они воюют по Мальтусу, чтобы уменьшить число голодных ртов.

— Милитаризм, как промывание мозгов, — добавил Тино, — Это не только у исламистов. На Западе консерваторы тоже внушают народу, что армия это оплот чести нации и носитель высших идеалов. Когда у людей в голове такая чушь вместо мозгов, ими легко управлять.

— Странно, — заметила Джули, — Вы оба военные, а говорите как пацифисты.

— Э, нет, — возразил лейтенант, — Пацифисты хотят решать все мирным путем, и сюсюкают с милитаристами. А милитаристов надо гасить без разговоров. Это грязная работа, и мы ее делаем. Практически, это то же самое, что убирать дерьмо. Противно, но необходимо.

— Кстати, а жрать мы будем? — спросила Гвэн.

Тино задумчиво помешал варево в котелке.

— Сержант Нахара, что за намеки? Я, между прочим, делаю лучший seafood на флоте.

— Я без подначек, — уточнила она, — Просто действительно жрать хочется.

— Ладно, — сказал лейтенант, — Считаем, что готово. Питаемся прямо из котла, так вкуснее.

Некоторое время было слышно только довольное урчание и хруст панцирей. Когда волна пищевого ажиотажа схлынула, Джули вернулась к предыдущей теме.

— Вот ты, Тино, сказал, что это грязная работа, и не более. Ты правда так думаешь?

— Не совсем, — сказал он, — Это еще и работа, которую я умею делать профессионально.

— И ты этим гордишься?

— Ну, да. Как и любой профессионал.

Гвэн с хрустом разломила панцирь очередного лангуста и предупредила:

— Она собирается на чем-то тебя подловить.

— Вижу, — сказал Тино, — но пока не понимаю, на чем.

— И, обучая новобранцев, — продолжала Джули, — ты стараешься привить им эти качества. Ты обращаешься с ними грубо, чтобы сделать их агрессивнее. Ты причиняешь им боль, чтобы они научились ее переносить. Ты унижаешь их, чтобы утвердить свой авторитет лидера, это необходимо, чтобы…

— Чтобы меня выперли на хер с военной службы, — перебил он, — Джули, у нас армия, а не стая малолетних уличных отморозков из голливудского триллера. Солдата учат применять силу, а не насиловать. Его учат приемам против боли, а не культу боли. Если командир унижает солдата, то что защищает этот солдат? Свое унижение? На хрен ему это надо?

— Если солдат тебя не уважает, значит, тебя не за что уважать, — добавила Гвэн, — в любой приличной фирме авторитет лидера держится на его личных качествах, а не на унижении подчиненных. С чего ты взяла, что в армии должно быть иначе?

— Она с того взяла… — начал было лейтенант, и сконфуженно замолчал.

Джули вздохнула

— Валяй, Тино. Я все равно уже поняла, что ты хотел сказать.

— Я хотел сказать глупость, но вовремя спохватился.

— Ты хотел сказать, что я рассуждаю, как подружка американского спецназовца.

— Если бы я хотел, то и сказал бы. Но я сообразил, что ты меня просто подкалываешь. И ставлю двадцатку против дохлого краба, что ты так же подкалывала Брайана.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

— Не зря же меня учили, — пояснил он, — Я даже могу угадать, как он реагировал.

— И как?

— Он отводил глаза и говорил, что это трудно объяснить. А если ты настаивала, то он приводил примеры воспитания стойкости и мужества из баек про спартанцев.

— О, черт! — вырвалось у нее, — Откуда ты мог это узнать?

— Элементарно, — ответил лейтенант, — Из книжки «Let marine force attack», В Сиднее я купил ее за 11 долларов. Это мемуары американского парня, офицера морпеха. Там Фермопилы, царь Леонид, со щитом или на щите, и вся эта ботва…

— Так ты хочешь сказать, — медленно проговорила Джули, — что Нол давал мне стандартные ответы? Что он разговаривал со мной по книжке за 11 баксов?

Тино протестующе поднял ладони вверх.

— Стоп! Давай разберемся. Когда ты поднимала эту тему, у него просто не было выхода. Если командир на тренинге говорит солдату: «ты щенок, я заставлю тебя жрать дерьмо», этому нет оправдания. Брайан, конечно, не мог признать, что это полное свинство. Значит, ему оставалось только прятать глаза и повторять стандартные отговорки. Но с другими-то темами все иначе.

— Ты веришь в то, что говоришь, или просто меня утешаешь? — спросила она.

— Я просто читал твою анкету, — ответил он, — Цитирую: «мечтали на различные темы без дифференциации, иногда приобретали для этого диски National Geographic».

— Вот как? — удивилась Джулии, — А я и не думала, что эти анкеты кто-то читает.

— Конечно! Зачем бы они иначе заполнялись?

— Я полагала, просто для проформы.

— Прикольно! — встряла Гвэн, — А о чем вы мечтали? Ну, если не секрет, конечно.

— Ты будешь смеяться, но чаще всего про маленький остров посреди океана. У нас была целая коллекция островов, и у каждого своя легенда.

— Почему «была»? — поинтересовался Тино, — Она куда-то пропала?

— Нет, но…

— Никаких «но», — перебил он, — Пункт 8 правил командира. Чтобы планировать будущее, надо жить в настоящем.

— Тест IW, — ввернула Гвэн, — Реферат 1000 знаков: «мир который я хочу построить». Часть обязательной программы любой школы командного состава.

— Зачем? — удивилась Джули.

— Пункт 9 правил командира: Люди эффективны тогда, когда стремятся к своей мечте.

— Я не уловила. Можно еще раз?

Гвэн процитировала снова. Джули недоуменно покачала головой.

— Ваша армия, она какая-то странная, на мой взгляд.

— Это другие странные, — ответил Тино, — а наша какая надо. И кстати, где музыка, где танцы? У нас тут, по ходу, пикник, а не сержантская школа, если кто не в курсе.

…Останки съеденной фауны, после непродолжительной гражданской церемонии, были преданы морю, на плитке появилась алюминиевая кружка, назначенная кофейником, а в бортовой комп была вставлена флэшка с каким-то местным альбомом «нео-диско». Как и предполагала Джули, после танцев и игры в мячик в море, ее компаньоны улизнули на верхний мостик, прихватив с собой надувной плотик. Оставшись наедине с кофейником и телевизором, она собралась было привести в порядок скачущие в голове мысли, но скоро к этому возникли некоторые препятствия. Дело в том, что ребята, как оказалось, предпочитали любить громко. Попробуйте думать о чем-то серьезном под аккомпанемент вскриков «Otro! Mas fuerte! Quiero te! Me termina!». Не очень получается, да? Так что Джулии стала преключать каналы, и скоро наткнулась на нечто интересное.

— Так, — сказал Шойо, — И чья же это жена получила значительные суммы от мафии?

— Да это же полная херня, командир, — заметил Джордан, — телевизионщики, мать их…

— Заткнись, Пэм, — оборвал его лейтенант, — Ясно, что это не твоя жена… И не твоя (он показал пальцем на Максвелла), и не моя. И это не жена Нола, поскольку его больше интересует подружка. Остаетесь вы двое (он показал на Освальда и Пауэла).

— Это моя жена, — спокойно сказал Освальд, — что дальше?

— Ах ты, сука! — крикнул Максвелл.

— Заткнись, — приказал Шойо, и задумчиво произнес, — Выходит, Хоб, из-за тебя мы теперь боевики мафии и мы в полном дерьме.

— А то мы были бой-скауты и в лепестках роз, — насмешливо ответил сержант, — не пыли, Нэд. Нас давно слили в сортир, и твоего дружка из NSA заодно. Того что, нарядившись полковником морпеха, отправлял нас с Оаху. А мои деньги к этому ничего не добавили.

— Ты бы хоть с товарищами поделился, — укорил его Пауэл. — Нехорошо, Хоб.

— Извини, Дик, не тот случай. У тебя тесть капитан первого ранга, так что твоей жене и дочке по помойкам шарить не придется. А у моей никого нет. Так что, сам понимаешь.

— Все равно это не честно. Кстати, на чем ты денег поднял? Шлепнул кого-нибудь?

— Да нет. Помнишь Лаос? Вы там дурью маялись, а я срисовал захоронку с кое-каким товаром. Бесхозную уже, понятное дело. Ну и шепнул кому надо. Честный бизнес.

— С опием-сырцом, что ли?

— Нет, — усмехнулся Освальд, — с куклами Барби, мать их.

Пауэл потянулся и резюмировал.

— Хозяйственный ты парень, Хоб. Даже жаль, что тебя тоже шлепнут, вместе с нами.

— Хреновые у тебя шутки, Дик, — лениво отозвался Брайан.

— А ты пошути лучше. У тебя же медовый месяц, да?

— Жлоб ты.

— Зато ты Ланселот, — срезал его Пауэлл, и повернулся к Освальду, — Напиши своей дурехе, чтоб денежки в акции вложила. А то потратит на тряпки.

— Моя Лорин получше некоторых соображает. Эти акции говно полное и обман народа. Нет, она в ферму вложила. Конкретные 50 акров земли.

— Ух ты! А что выращивать будет? Кукол Барби?

— Верно Нол говорит, жлоб ты, Дик, — степенно ответил сержант Освальд. Похоже, он уже чувствовал себя основательным фермером в компании городских обормотов.

— Охренеть! — сказал Пауэлл, — Просто аристократический клуб какой-то. Милорды, как на счет партии в покер?

— Где колоду возьмешь? — поинтересовался Брайан.

— У копов попрошу.

Освальд скептически хмыкнул:

— Так они тебе и дали.

— Тогда на листочках нарисую. Все равно делать нехер.

— Не парьтесь, — коротко послышалось из динамика на потолке. Дверь приоткрылась и на пол упала колода карт, перетянутая резинкой.

— О! — воскликнул Пауэл, — Благослови тебя Вельзевул, добрый человек.

— На что играем? — спросил Брайан.

— Ну, — сказал тот, — поскольку гроши есть только у Хоба…

— Блядь, задолбал уже, — буркнул Освальд

— … Да и то не здесь, а дома, — как ни в чем не бывало, продолжал Пауэлл, — То можно, к примеру, на отжимания. Заодно Нол перед свиданкой потренируется…

… Джули с первого взгляда определила, что Нолан сегодня другой. Как будто они оба сейчас не на гауптвахте военно-морской базы, затерянной посреди океана, а в каком-то из тех маленьких мотелей, в которые их заносило в прошлой жизни. Он порывисто обнял ее и весело сообщил:

— Прикинь, Джу, я просрал в покер 330 отжиманий.

— В покер? — удивилась она.

— Ага! А Хоб просрал 260. Дик, зараза, по-моему, жульничал. В следующий раз вообще не дадим ему сдавать. У меня чуть руки не отвалились.

— Что, правда? То есть, сегодня в программе поза «всадница», я угадала?

— Ну, — сказал он, улыбаясь до ушей, — Если ты настаиваешь, то…

— Конечно, настаиваю, еще как! Надеюсь, у тебя только руки устали, а остальное… О, я вижу, что в порядке… Э, нет, руки по швам сержант, сегодня я все делаю сама…

…Пожалуй, так, как сейчас, они не отрывались даже в той прошлой жизни, в их любимом «секретном месте» в Rooster Rock. Часа через полтора Джули, в состоянии full relax лежа у него на груди, тихо спросила:

— Почему так здорово?

— Потому, — ответил он, — Что ты сегодня озверевшая, как пума.

— Меня зверски завели, — призналась она, — Вчера около полуночи я смотрела TV, а у меня над головой ребята устроили такой трах… В общем, это надо было слышать.

— Попроси их повторить, — предложил Нолан, — Мне нравится, как это на тебя действует.

— ОК! А ты попроси Дика еще раз обдуть тебя в покер. Мне тоже нравится.

— Уф! Ладно. Чего только не сделаешь ради любимой женщины. Кстати, знаешь, я никогда не думал, что Дик и Хоб такие отличные парни.

— Ты всегда говорил, что у вас там все отличные парни.

— Нет, — сказал он, — Это не то, что по службе. Это совсем другое. Дик и Хоб по жизни, что надо. Никак не пойму, почему я только сейчас это заметил.

Джули приподнялась и уселась, скрестив ноги по-турецки.

— Дик — это парень, который надул вас двоих на 590 отжиманий?

— Ну, не то, чтобы надул. Может, ему действительно везет. Хотя, даже если и надул, то черт с ним. Понимаешь, Дик это такой тип, который в любой ситуации может поднять людям настроение. Вот, к примеру, в Лаосе. Идем мы через болото. Час идем, два, три. В воде по шею. Пиявки сволочи, пролезают куда угодно, и настроение из-за этих тварей… сама понимаешь. Тут Дик двигает тему: а что если выдрессировать пиявку так, чтобы она не кровь сосала, а делала минет. Полная фигня, но мы все так ржали…

— Готичная шутка, — заметила Джули, — у него все такие?

— Нет, у него любые бывают. Но всегда вокруг гениталий и с каким-нибудь извращением. Я имею в виду армейские варианты, а у него еще детские есть. Для дочки. Там, конечно, все прилично.

— Детские? — изумленно переспросила она.

— Да. Я только сегодня узнал. Так, болтали про всякое, пока в покер играли. В основном, про дом, про семью… у кого она осталась. Раньше он не говорил. Ты же понимаешь, боец спецназа и сочиняет детские сказки про зверушек. Это ни к черту не годится.

— А почему не годится? Он от этого хуже стрелять станет?

Брайан задумчиво почесал макушку. Было видно, что подобный вопрос раньше просто не приходил ему в голову.

— Ну, черт его знает. Как-то это не совсем по-мужски. В смысле, мне раньше так казалось. Сам не понимаю, почему.

— Антуан де Сент-Экзюпери, — сказала Джули, — Был такой летчик. Воевал на II мировой. В 1940 получил орден «Croix de Guerre». В 1942 написал сказку «Маленький принц». А в 1944 погиб в бою. Не по-мужски?

— Вот я и не могу разобраться, — пробурчал Брайан, — но ведь почему-то мне так казалось. Не просто же так. Должна быть какая-то причина.

— Подсказать? — осведомилась она.

— Подскажи.

— Вас так воспитывали в этой… ладно, обойдусь без эпитетов… морской пехоте. В ваши головы день за днем вбивали, что солдат это стандартная машинка, которая нажимает на спусковой крючок. Такая же стандартная, как его ботинки и его винтовка. Троим из вас, это вбили до упора, до самой затылочной кости, а троим — нет.

— Это с чего ты взяла? — спросил он.

— С того, что вы играли втроем, и что ты упомянул только двух отличных парней.

— Ты не путай, Джу. Тут частный случай. А стандарт нужен в любой армии. Без этого нет ни дисциплины, ни боеспособной команды. Стадо ярких индивидуальностей годится для университета, а не для армии. Управление в армии начинается с того, что на всех надета одинаковая форма и все одинаково исполняют стандартные упражнения.

— И как далеко должна заходить эта одинаковость? — поинтересовалась она, — Одинаковая форма, одинаковые навыки, это понятно. Но одинаковые мысли, желания, эмоции, дома, семьи, религия, это зачем? Чтобы солдаты не могли думать иначе, чем им предписывают политики, отправляющие их убивать и умирать?

— Погоди, при чем тут политики? У нас демократия, политиков выбирает народ. А солдат служит своему народу, разве это не правильно? Или, по-твоему, будет лучше, если солдат сам начнет решать, на какую войну идти, а на какую забить?

Джули встала и прошлась по узенькой камере от стены до двери и обратно.

— Нол, а для чего вообще нужна война?

— Ну, как… Например, если кто-то напал на нашу страну.

— И когда на нашу страну последний раз кто-то напал?

— … Или собирается напасть, — добавил он.

— Вьетнам собирался напасть на Америку? — спросила она.

— Так была же Холодная война между нами и комми. А Вьетнам это частность.

— Значит, мы воевали с комми, которые хотели напасть на Америку, да?

— Ну, в общем так.

— Ясно, — сказала она, — И чем дело кончилось? Мы победили или комми?

— Так сразу не определить, — ответил Брайан, — в Европе, скорее, мы побеждаем, а в Азии скорее они. В Африке, Южной Америке и Океании, черт его знает.

— Значит, мы, до сих пор воюем с комми, но при этом самый большой торговый оборот у нас с коммунистическим Китаем. Ты понимаешь смысл такой войны?

Брайан сел на койке и обхватил руками голову.

— Блин! Это такие сложности… Слушай, зачем тебе это?

— Да не мне, а тебе! — сказала Джули, — Это тебе надо понять, что ты делаешь и зачем!

— Я уже ничего не делаю. Я в плену.

— У кого? У комми?

— Нет… А может, да. Хрен их разберет, этих меганезийцев. Но, если хочешь знать, комми тут вообще не при чем, спецназ NCTC предназначен для войны против террористов.

— Вот как? Тогда, NCTC не знает географию. Меганезийцы и арабы-исламисты находятся чуть-чуть в разных полушариях. Кстати, как можно воевать с терроризмом, имея договор о военно-техническом сотрудничестве с Саудовской Аравией?

— О, черт! Джу, я сержант спецназа, а не политик. Но я точно знаю одно: если рассуждать на все эти темы, то никогда ничего не сделаешь!

— А если не думать, — сказала она, — то сделаешь такое, что лучше бы ничего не делал. Это везде так, даже на кухне. Но если на кухне какой-то дебил предложит жарить картошку на машинном масле, его пошлют в жопу. Почему в политике и войне должно быть иначе?

— Политика не картошка, — возразил он, — ей должны заниматься компетентные люди. Вот ты компетентна в математике и физике, а есть люди, которые компетентны в политике.

— Это те люди, которые планировали миссию «Норфолка»? — спросила Джули, — Я сдавала экзамены, а они? Кто проверял их компетентность? С чего ты взял, что они разбираются в политике лучше, чем ты или я?

— Американский народ проверял! У нас демократические выборы, ты не забыла?

Джули остановилась посреди камеры, уперев кулаки в бедра.

— Ты называешь выборами тот балаган, во время которого 200 миллионов граждан кидают бумажки за одного или за другого из двух уродов, принадлежащих к одной и той же касте потомственного жулья?

— Послушай, Джу, то, что ты не ходишь на выборы…

Она перебила:

— … Дает мне право говорить: не я послала моего любимого мужчину умирать на другой конец планеты за интересы кучки плутократов, торгующих устаревшими пилюлями от поноса.

— При чем тут пилюли от поноса? — поинтересовался он.

— При том! Уже все знают, что все дело в конкуренции двух концернов. Новый индийско-китайско-американо-меганезийский Rinbax-Yobao-Atlinc стал выпирать с рынка старый швейцарско-американо-германский Phizer-Rokhes-Baier. У первых пилюли эффективнее, зато у вторых больше денег внесено в кассу республиканской партии США. И не надо тут про комми и про террористов, потому что тут деньги и ничего, кроме денег.

— Этого никто не знает наверняка, — возразил он, — или, думаешь, когда кто-то с кем-то договаривался, журналисты там свечку держали? И, между прочим, Черчилль правильно сказал: «Демократия — худшая система правления, если не считать все остальные».

Она несколько раз кивнула головой и спросила:

— Это вас в школе сержантов морской пехоты учили, что Черчилль так сказал?

— Да, ну и что? Думаешь, все, чему нас учили, это…

— Это искажено в главном, — перебила Джули, — было сказано так: «Демократия — худшая форма правления, если не считать все остальные, которые время от времени подвергаются проверке». Дельная мысль, но ее урезали и превратили в священную догму, принимаемую без проверки. А проверка нужна, потому что в XXI веке кто попало стал называть себя демократией. Арабский шейх, диктатор в десятом поколении. Африканский царек, котрый только вчера слез с пальмы и до сих пор жрет человечину. Президент США. Команданте Никарагуа. Координатор Меганезии. Все говорят: «у нас демократия».

Брайан встал и, от избытка чувств, стукнул кулаком по стене.

— Ты хочешь сказать, что наша демократия такое же вранье, как меганезийская?

— Нет, Нол. К сожалению, наша еще худшее вранье. Это факт. Не перебивай. И у них и у нас все крутится вокруг денег. Но они хотя бы честно это признают. Вот приходит к ним концерн Atlinc, и говорит: защитите наш бизнес, а мы дадим вам денег. И меганезийцы говорят: ОК, гоните монету. Это обсуждается в их верховном суде, с трансляцией по TV. Эти деньги открыто принимают и делят. Столько-то на социальные цели, столько-то на оплату правительства, а столько-то на армию. И армия начинает защищать плательщика. На него нападают тиморские исламисты — армия дает им по башке и захватывает острова Лоти. На него нападает наша подлодка — армия бомбит ее и тоже захватывает. И цифры: доходы, расходы, и прибыль общества. Они говорят: война это такой социальный бизнес.

— Грязный бизнес, — вставил Брайан.

Джули выразительно пожала плечами.

— Может, и грязный, зато никто не морочит людям голову. А что у нас? Концерн Baier тайно приходит к политическим бонзам, и лично им дает денег. Так начинаются военные действия. Кучка бонз торгует армией и жизнью солдат, набивая свои карманы, а обществу пачкает мозги сказками про борьбу с комми и террористами.

— Это частный случай, — сказал он.

— Нет, это как раз общий случай. Во все времена войны велись, как правило, ради чьей-то выгоды. Другие случаи, это исключения, причем очевидные: например, кто-нибудь на нас напал и надо защищаться. А нас пытаются убедить, что войны всегда ведутся ради каких-то заумных политических соображений высшего порядка.

Брайан потянулся и, с сарказмом, сказал:

— Представь, что было бы, если б наши солдаты так рассуждали. Мол, пока на нас никто не напал, не будем сражаться, если только нам не докажут, что сражение принесет нам денег.

— Представляю, — ответила она, — потому что, здесь так и воюют. Меганезийская армия ни для чего другого и не предназначена. И, похоже, она довольно эффективна.

— Ключ эффективности армии Меганезии в фанатизме и отрицании всех цивилизованных норм, — сказал он, — Ты про «великую хартию» слышала? Хартия для них то же самое, что коран для исламистов, «Капитал» Маркса для комми, или «Mein kampf» Гитлера для nazi. Хартия превыше всего и так далее.

— Ты ее читал? — спросила Джули.

— Нет. Зачем забивать голову всяким бредом?

— А я читала. Текст хартии раздают всем, кто официально въезжает в Меганезию. Знаешь, что там написано про войну?

— Что?

— То самое. Армия сражается, только если есть очевидная угроза безопасности или прямая экономическая выгода для жителей. И во втором случае война идет по бизнес-плану.

— Торгаши, — презрительно сказал Брайан.

— А полминуты назад ты говорил «фанатики».

— Фанатичные торгаши, — уточнил он.

— Не исключено, — согласилась она, — Может быть, потому в их в армии командир не имеет права унижать солдат и делать их тупыми орудиями, Может быть, это просто невыгодно, как ты думаешь? Ведь в успешных коммерческих фирмах с подчиненными так не делают.

— Не может армия работать, как коммерческая фирма! — возмутился он, — это же бред!

— Как видишь, может. У них в хартии написано: «Правительство нанято жителями страны на открытом конкурсе, и за указанную в конкурсном контракте цену, оказывает жителям услуги по обеспению равенства, свободы, безопасности и собственности». Военное дело это для них одна из платных услуг правительства, и только. Просто бизнес, понимаешь?

— Наемники, — хмуро прокомментировал он, — Они правят бесчестно, и воюют бесчестно. У них вообще нет представления о чести и достоинстве. На пленных надевают ошейники…

Джули игриво провела ладонью по его каменно-твердому брюшному прессу.

— Не кипятись, Нол. Когда ты кипятишься, то вместо тебя начинает говорить казенная памятка морского пехотинца.

— Да ну, на фиг, — буркнул он, — нам было так хорошо, а ты затеяла этот разговор…

— Wow! — сказала она, сдвигая ладонь несколько ниже, — похоже, тебя возбуждают разговоры о политике… Ой, ты так сразу… Нет уж, теперь не останавливайся!..

Рядовой security, оторвавшись на секунду от TV, глянул на монитор наблюдения и ткнул пальцем в клавишу интеркома.

— Лейтенант, ты дал команду привести Брайана в 15:30, а они тут на второй заход пошли. Я имею в виду, с подружкой.

— Во, дают, — сказал Тино Кабреро, — там у них надолго?

— Ну, это ж такое дело, — задумчиво сказал рядовой, — Как тут заранее скажешь? Я думаю, примерно на час-полтора.

— Ладно, из этого и будем исходить. Я тогда пойду, перекушу чего-нибудь. Брайана ко мне в 17:00. И, раз уж ты позвонил, отметь там, на 16:15 Шойо к психологу.

— ОК, — коротко ответил рядовой.

— Здравствуйте, Нэд. Как дела.

— Здравствуйте, Ула. Спасибо неплохо. Впервые за 10 лет с удовольствием посмотрел ТВ. В истории с биологическим оружием, ваша Меганезия уже в дерьме по самые облака. И интуиция мне подсказывает, что это еще только начало.

— Нам не привыкать, — сказала она, и улыбнулась, — По моим наблюдениям, этот уровень дерьма достигается примерно раз в 2 года. Это вроде регулярных высоких приливов у вас в заливе Фонди, на 47-й параллели.

— То есть, вам нравится, что вашу страну купают в дерьме?

— Нет. Мне это не нравится.

— Ну, вот. Это уже честный ответ. А мне не нравится, что купают в дерьме меня. Мы ведь теперь лучше понимаем друг друга, верно, Ула?

— Я всегда стараюсь понять человека, с которым имею дело, — ответила она.

— Да, — согласился Шойо, — этого у вас не отнимешь. Вам не зря платят жалование в вашей разведке. Только не пачкайте мне мозги, что вы психолог. Я во всяких психоаналитиках не нуждаюсь. Я буду с вами разговаривать только как офицер с офицером.

— Хорошо, — согласилась она, — Я капитан военной разведки.

— Значит, по американской шкале, примерно Lieutenant colonel. Ваш уровень меня пока устраивает. Слушайте внимательно, потому что дважды повторять не буду. Сейчас вы в дерьме, но я могу вас из него вытащить. Но вы должны сделать то, чего я хочу.

Ула ответила кивком головы. Шойо улыбнулся одними уголками губ и продолжил.

— Вы не стали пытаться меня перебить. Правильная реакция. Возможно, я недооценивал вашу военную систему, подумаю об этом позже. Не сейчас. Сейчас требуется действие. У меня есть сын и дочь. Они находятся в стране, которая в настоящий момент не достойна воспитывать их, и в доме женщины, которая утратила право считаться их матерью. Эта женщина не имеет никакого значения, а что касается страны — мои дети вернутся туда, когда придет время и нация осознает свою миссию. Но это вас не касается. Вам надлежит разыскать в Новой Зеландии кузена моей матери. Можете взять блокнот и записать.

— Я запомню, — коротко сказала Ула.

— Уверены?

— Да.

Шойо окинул ее заинтересованно-оценивающим взглядом.

— Неплохо, — произнес он, — С вами можно было бы поработать. У вас есть потенциал и вы могли бы войти в хорошую команду. Но сейчас это не имеет значения. Запоминайте. Его имя Колин Уорвич, ему 52 года, он из Чарльстона, Западная Вирджиния. Эмигрировал в Новую Зеландию 14 лет назад, жил неподалеку от Нью-Плимута. Проверьте.

Ула молча подвинула к себе ноутбук и через пару минут сказала:

— Колин Д. Уорвич, Нью-Плимут, Белл-Блок, Кроссроад, 29. Жена: Патрисия. Детей нет.

— Верно, — сказал лейтенант, — Эти люди должны стать приемными родителями моих детей. Для них это будет благо, поскольку Патрисия бесплодна. Аннабел должна быть лишена всех материнских прав по суду. Дети должны сохранить мою фамилию. Это все. Как вы планируете выполнить поставленную задачу?

Она ответила почти мгновенно, едва он закончил говорить.

— Я прикажу агенту связаться с Колином. Он представится бывшим офицером береговой охраны Австралии, сошлется на знакомство с вами и сообщит, что ваши дети остались без опеки родителей. Он покажет публикации о вашем аресте и о попытке суицида Аннабел. Когда Колин даст согласие, мы сделаем адвокату Аннабел предложение, от которого он не сможет отказаться. В суде будет поднят вопрос о дееспособности Аннабел, и сразу после этого суд получит заявку от Колина об опеке над вашими детьми. В условиях совместных действий адвокатов Аннабел и Колина, решение суда должно быть положительным.

— Неплохой план, — сказал Шойо, — У вас есть задатки организатора. Но начало предложено слишком нерешительное и слишком медленное. Найдите телефон Колина и вызовите его. Когда он ответит, дайте мне трубку и я все сделаю сам.

Телефон Колина Д. Уорвича был на экране перед глазами Улы. Она просто набрала его на своем мобильнике и толкнула трубку через стол к Шойо. Телефонный разговор длился около получаса. Сначала лейтенант говорил с Колином, потом с Патрисией, результат был ровно таким, как и предполагалось. Новозеландцы с искренней готовностью согласились принять под опеку обоих детей. Закончив этот разговор, Шойо толкнул трубку через стол обратно Уле, и продолжил:

— Теперь займемся этим сраным законником. Как вы будете делать ему свое предложение?

— Есть человек, который выполняет эту функцию, — ответила она.

— Отлично. Пусть он займется этим немедленно.

Ула снова ответила кивком и быстро набрала на ноутбуке текст:

«Глубокоуважаемый доктор Лян! Еще раз благодарю от себя и от коллег за партнерское сотрудничество и прошу рассчитывать на нашу поддержку в тех делах, где пересекаются сферы нашей деятельности. Примите добрые пожелания вашей семье и вашему дому.

Позвольте рассказать о некой проблеме, в которой мы хотим обратиться к вашей помощи. Один нужный человек по независящим от него обстоятельстам оказался вдали от дома и не может вернуться, а его супруга в помрачении ума, пытается то покончить с собой, то лишить этого человека через суд прав отцовствства на их детей. У этого человека есть двоюродный дядя, семья которого готова стать приемными родителями этим детям. Но действия адвоката жены затрудняют это достойное дело. Я уверена, что у ваших друзей есть друзья, которые смогут убедить адвоката изменить свою позицию и вести себя гуманно, чтобы дети были избавлены от опасности жизни с несчастной помешанной женщиной, и могли счастливо жить в доме дяди этого человека, сохраняя фамилию своего отца. Ниже я прилагаю адреса и другие подробности. Как партнер, прошу вас, несмотря на вашу исключительную занятость, уделить этому делу особое внимание».

Дописав еще несколько строчек имен и адресов, Ула закрыла «маской» первый абзац и развернула ноутбук экраном к лейтенанту Шойо. Он внимательно прочел текст и кивнул.

— Вы правильно поставили задачу. Я не одобряю многословия, но обычаи исполнителя, видимо, делают неизбежным употребление лишних слов. Можете отправлять задание.

Она кивнула и, развернув ноутбук в полоборота, чтобы лейтенант мог видеть экран, нажала «отправить письмо». Затем развернула его обратно, вынула из пачки сигарету, откинулась на спинку кресла и закурила.

— Вредная привычка, — заметил Шойо, — в нашей команде я быстро отучаю от этого.

— Не сомневаюсь.

— Судя по вашему тону, Ула, вы не одобряете моих методов командной работы.

— Не одобряю, — признала она, — я считаю, что ваши методы, или, если взять шире, методы обучения, применяемые в спецчастях США, снижают эффективность человека.

— Человек это просто сырье, из которого мы сделаем бойца, — жестко сказал он.

— Боевую машину с наперед заданными свойствами, — подсказала она.

— Да, — согласился Шойо, — это многословнее, но более точно отражает суть обучения.

— Нэд, вы смотрели «Звездный десант» Верховена? — спросила Ула, — Фантастика начала века о войне землян с инопланетными насекомыми, арахнидами?

— Смотрел. Это неплохой фильм о будущем армии и общества. У него есть недостатки, но они не имеют значения.

— А как вы считаете, Нэд, кто больше похож на боевые машины, люди или арахниды?

Возникла пауза. Шойо надолго задумался. Ула была бы готова поспорить на двадцатку, что он мысленно прокручивает в своем мозгу кадры из фильма, эпизод за эпизодом. Но принять это пари было некому. Да и как проверить, что крутится у человека в мозгу? Тут ее мобильник выдал мелодию из шлягера «Oku manakoa a e hiva». Звонил доктор Лян. После обмена ритуальными любезностями, он извинился, что не может в данный момент сам заняться тем важным делом, о котором ему сообщила доктор Хок, и потому попросил сделать это доктора Мо, весьма и весьма достойного человека, и хорошего друга.

Лейтенант Кабреро сидел за столом в расстегнутой до пупа форменной рубашке, и хлебал кофе из пинтовой кружки. Брайана он встретил в своем обычном стиле:

— Привет, Нолан. Тебе уже сказали, что я самый большой раздолбай на этой базе? Если еще нет, то я тебе говорю. Садись, наливай себе кофе. У тебя аллергии на шоколад нет? Если нет, тогда хватай. Это наш, местный, без всяких там консервантов.

— Ну, нормально, — сказал сержант, — я думал, Дик прикалывался на счет тебя.

— Это, в смысле, Пауэл? — уточнил Тино, — а что он про меня сказал?

— Что все разговоры у тебя о бабах и выпивке, — ответил Брайан, наливая себе кофе, — я одного не могу понять, на хрен тебе поручили с нами возиться?

— Это же элементарно. Начальство считает, что я единственный парень, который может выведать у вас секретный рецепт кентуккийского виски.

— Понятно. То есть, не скажешь.

— Ага, — подтвердил лейтенант, — это, по ходу, служебная тайна.

— Ладно. А спрашивать-то про что будешь?

— Про методы пропаганды. Типа, формирование образа врага, нагнетание ненависти, и все прочее в том же роде.

— В жизни бы не подумал, что эта фигня кого-то интересует, — сказал Брайан, разжевывая плитку шоколада, — А неплохой, кстати. Где делают?

— На Фиджи, — ответил Тино, — А пропаганда это не фигня, это военная психология. Про нее вот такие тома написаны (он развел руками, показывая объем томов).

Брайан кивнул и стал молча, не торопясь, пить кофе. Лейтенант Кабреро улыбнулся и пояснил:

— Эй, бро, расслабься. Я читал вашу инструкцию о том, что можно говорить в плену, а что нельзя. Я тебя не спрашиваю про имена, должности, расположение и порядок подчинения воинских частей, тактические планы и технические характеристики новых вооружений. Я тебе не буду задавать вопросы, на которые ты должен (цитирую) «молчать при любых условиях». Я тебя буду спрашивать только про то, на что ты должен (цитирую) «давать очень приблизительные ответы». Ну что, годится?

— Попробуй, — согласился Брайан.

— Вопрос, — сказал Тино, — С кем ваша пропаганда ассоциирует меганезийцев? С какими-нибудь несимпатичными режимами прошлого, с какими-нибудь злодеями. Или, может, вообще с какими-то животными?

— Ну, извини, чувак. Ты сам спросил. Прежде всего, у вас тоталитарный террористический режим. Вы практикуете массовые казни инакомыслящих и подавляете все виды свободы. Вы не признаете никаких человеческих прав, даже самых элементарных: на семью, дом, религию. Затем, вы агрессивны, вы вторгаетесь на соседние территории, и совершаете там акты геноцида. У вас культ наркомании, проституции, порнографии, вы экспортируете разрушение моральных устоев с целью ослабить и поработить свободный мир. Да, я чуть не забыл, у вас официально существует рабство. Любой человек по приговору трибунала заковывается в ошейник (Брайан постучал ногтем по своему ошейнику) и отправляется в концентрационный лагерь, где его принуждают работать, пока он не умрет от недоедания. Ваше правительство готовит новую мировую войну, в которой будут применяться самые варварские средства уничтожения — ядерные, химические, биологические, генетические. Вы уже сейчас проводите опыты по заражению целых народов смертельными болезнями. Кроме того, вы снабжаете оружием и деньгами мафию, террористов и наиболее жестоких диктаторов в разных странах третьего мира… Это так, в общих чертах.

Тино Кабреро широко улыбнулся.

— Это очень увлекательно, — сказал он, — но я вообще-то спросил про ассоциации. Ну, типа, с кем нас сравнивают? С Мао Цзедуном, Чингисханом, Тутанхамоном?

— А Тутанхамон-то чего такого сделал? — удивился Брайан

— Не знаю. Я его так, для компании назвал.

— Ассоциации, — задумчиво повторил Брайан, — Ну, во-первых, Хидэки Тодзио.

— Это кто? — спросил лейтенант.

— Премьер-министр милитаристской Японии. Он отдал приказ напасть на Перл-Харбор, а потом отдавал приказы о геноциде в Корее, Китае на Филиппинах и здесь, в Океании.

— Ага, понял. Вообще, классно! Я с тобой так и историю выучу. А еще с кем?

— Еще Гитлер и Сталин.

— Этих знаю. Они вдвоем правили Евразией где-то в прошлом веке, верно?

— Нет, один был nazi, другой commi. Они воевали друг с другом в Европе.

— Ясно. А нас, значит, с обоими ассоциируют?

— Ну, да, — подтвердил сержант, — Они один другого стоили.

— Тогда логично, — согласился Тино, — А как на счет ассоциаций с животными?

— Спрут и паук, — уверенно сказал Брайан, — Щупальца, клейкие сети ну, ты понял.

— Ага, въезжаю. А что-нибудь такое, мифологическое?

— Точно! Нам про это давали читать. У вас есть культ акул. Ну, вроде черной мессы. В начале девочку заставляют спариваться с акулой, а потом разрубают ее на части и ей скармливают. Это все происходит в полнолуние, ну, как любой сатанинский ритуал.

Тут Тино издал протяжный свист. Похоже, американскому сержанту наконец-то удалось его удивить.

— Погоди, как ты говоришь, девчонка трахает акулу, разрубает ее на части и…

— Наоборот, акула трахает девчонку. В смысле, девственницу.

— Круто. А на части кого?

— Тоже девчонку, — ответил Брайан.

— Пиздец всему, — сказал меганезийский лейтенант, — И чего, так каждое полнолуние?

— Было написано, что в полнолуние, а в каждое или нет…

— Где? — спросил Тино.

— На священном острове. Называется Папа… или Рапа… Что-то такое.

— Нет, я не про то. Написано где?

— В какой-то газете. Статья называлась «Человеческие жертвоприношения в Меганезии». Наверное, в интернете есть…

— Классно! От этого все будут торчать, я тебе точно говорю!

Брайан задумался.

— Слушай, лейтенант, а что если я тебе тоже задам вопрос?

— Валяй. Хоть десять.

— Нет, только один. Представь себя на месте Нэда. Твоей группе отдали приказ: зачистить на каком-нибудь островке на Гавайях двух беременных девчонок, носителей супер-чумы, которая может распространиться на твою страну. Твои действия?

— А кто отдал приказ?

— Ну, есть же у вас штаб или что-то такое. Вот кто-нибудь оттуда.

— Ага… — сказал Тино, — значит, скорее всего, это какие-то учения. Типа, у кого-то в штабе поехала крыша, и как его обезвредить. Но все надо делать как по-настоящему. Сначала я звоню дежурному верховному судье, но прошу, чтобы сразу дело не объявляли, а то этот псих сбежит и что-нибудь натворит. Потом я еду в полицию округа…

— Погоди, а вдруг это была бы правда?

— Ну, я тебе и говорю: действовать надо, как на самом деле.

— Нет, я имею в виду, если про девчонок правда, — уточнил Брайан.

— Ха, так в этом случае нас бы всех подняли по оранжевому коду. А может, по красному. Угроза массового заражения, то-се, медико-биологическая служба, морской и воздушный кордон, оповещение населения, а дальше уже суд и правительство решают…

— Погоди, лейтенант. Давай с самого начала. Командир отдал тебе приказ. Твои действия? Ты исполняешь приказ, или всякой психологией-философией занимаешься?

Лейтенант Кабреро выразительно постучал себя указательным пальцем по лбу.

— Ты что, бро? Прикинь, ты работаешь в полиции. Начальник приказывает: эй, пристрели вон того парня, что-то мне его бандитская рожа подозрительна. Твои действия?

— Ну, ты сравнил, — возмутился Брайан, — коп это коп. А для солдата приказ командира это все. Армия начинается с автоматизма исполнения приказов, так?

— Не так. Любая эффективная команда начинается с понимания общей цели всех и личной роли каждого в ее достижении. Автоматизм хорош в простом, а боевая обстановка требует сложных действий, и тут уже рулят личные качества каждого солдата.

Брайан презрительно фыркнул:

— Посмотрю я, как ты в реальной обстановке будешь командовать этими личностями.

— Легко, — сказал Тино, — Хочешь любительское кино про десант на Тробриан?

— Оккупация Тробриана? А ты к этому каким боком?

— Не оккупация, а революция. Я, кстати, народно-освободительной армией командовал.

— Чем-чем? — переспросил сержант.

— Местные ребята, из племени киливила. 10 парней, 3 девчонки, — пояснил Тино, запуская видеофайл, — Кого-то из них там, на Тробриане, съесть хотели или что-то в этом роде.

— Съесть? — переспросил Брайан.

— Там при президенте Хупи-Вуро такие порядки были, — пояснил Тино, — Ну, ребята, ясное дело, не захотели съедаться, угнали моторную шлюпку и сорвались к нам на Муруа. А у меня, по ходу, практика была после разведшколы: подготовить боеспособный полувзвод местного сопротивления. Смотри, это я с ними знакомлюсь.

— И сколько тебе дали времени, чтобы из этих чучел сделать солдат?

— 67 дней, а потом высадка с воздуха и 3 часа автономных боевых действий. Это по плану было 3, а реально получилось 2.40, но тут лучше с запасом, сам понимаешь.

— Про запас понятно, — сказал Брайан, — а про 67 дней ты загнул. В USMC первичный курс 84 дня, и все равно, то, что получается, это только полуфабрикат. А если миндальничать с новобранцами… — сержант ткнул пальцем в экран.

— Я не миндальничаю, а экономлю время, — ответил Тино, — чем кричать на солдата: «Ты, сраный урод, криворукий дистрофик, если ты, долбанная сука, не сделаешь все это как следует, я тебя трахну в жопу шваброй», гораздо лучше сказать: «Давай мы попробуем выполнить это упражнение еще разок». Так и короче, и людям понятнее, прикинь. И еще экономия: солдату не обязательно уметь выпучивать глаза и вопить «Yes sir!», так чтобы стены дрожали. В боевой обстановке это не требуется. Не знаю, зачем вас этому учат. Я больше на физподготовку обращал внимания. Ее в USMC сколько часов в день?

— Для рекрутов 1,5 часа плюс час строевой. Это, кстати, мало. У групп спецназа — 4 часа.

— 4 часа тоже мало, — сказал Тино, — у моих ребят было 7 часов в день.

— Вот тут ты точно заливаешь, — сказал Брайан, — они бы у тебя на третий день сдохли.

— На экран смотри, — посоветовал лейтенант.

— На что? На папуасские танцы?

— А ты попробуй, попляши так часа 2. А до того утром 2 тайма мяч погоняй. А между тем и этим еще на пляже часик поиграй в «чайку и акулу». Очень способствует.

— Толково, — признал сержант, после некоторого раздумья.

— А то ж!.. О, глянь, это наши первые прыжки с парашютом.

— Гм… Ты со всеми так в обнимку прыгал или только с девчонками?

Тино Кабреро улыбнулся до ушей.

— Со всеми! Как истинный меганезиец, я бисексуал с уклоном в некрофилию.

— Я вообще-то серьезно спрашиваю, — пояснил Брайан.

— А я серьезно с каждым из 13 прыгал в обнимку. Это такой прием, против шока первого прыжка. Его психологи придумали, чтобы в подсознании негатив не откладывался. А вот наши стрельбы. Это инженер Реклю изобрел в 1875 году, для французского спецназа.

— Так это же просто пейнтбол. Игра.

— Ну, да, — согласился Тино, — По 2 часа в день. С занятием по тактике в перерыве.

— Идея неплохая, конечно, — пробурчал сержант, — Но как-то это все несерьезно.

— Погоди, сейчас будет серьезно… Нет, это еще репетиция… А теперь смотри, это уже по-настоящему. Прикинь, мы за полтора часа до рассвета прыгнули. Контингент, так сказать, противника, даже ухом не повел, пока колбаса не началась. Там всего одна казарма была, недалеко от президентского дворца…

В кадре проплыло одноэтажное кирпичное здание с развороченной крышей и выбитыми окнами. Внутри что-то горело.

— Чем это вы ее? — спросил сержант, — Миномет, что ли?

— Типа того. Портативный, скорострельный 60 мм. Их всех там и накрыло, кроме вот этих.

Мелькнуло несколько тел, нелепо распростертых на плацу. Рядом с ними валялись старые автоматические винтовки.

Затем в кадре возникли причудливые руины, полностью охваченные огнем. Похоже, это был трехэтажный особняк с оригинальной архитектурой, но от него остались только три капитальные стены и половина какой-то башенки.

— А это как раз президентский дворец Хупи-Вуро, — сообщил Тино, — ребята всадили в него четыре мины, а потом там что-то взорвалось. Может, баллоны с бытовым газом, а может, арсенал охраны.

— Жестко вы их, — сказал сержант.

— Было за что. Уж очень эта президентская семейка всех достала.

Объектив камеры задержался на изрешеченном пулями джипе. Передняя дверца была открыта, из нее наполовину вывалилось еще одно тело.

— Издержки, — извиняющимся тоном пояснил лейтенант, — Полиции не надо было в это лезть, мы не виноваты.

— Бывает, — согласился Брайан, — Я так понимаю, они огонь открыть не успели?

— Ну, так, пару очередей дали в белый свет… А вот это уже у радиоцентра. Там охрана. Я хотел им предложить сдаться, а они со своими дурацкими пистолетами. Тут мои в них и метнули гранату. А что делать?

Еще четыре тела, больше похожие на кучи тряпья, у входа в бетонную коробку, среди кучи битых стекол и кусков штукатурки. В вестибюле, на полу лежат штатские, лицами вниз, руки на затылке. У выбитых окон трое бойцов «Народно-освободительной армии», потрепанные, измазанные грязью и копотью, но вполне уверенные в себе. Лестница, и еще одно тело в офицерском кителе.

— Дурак, блин, — прокомментировал Тино, — кто его просил лезть в герои?

Маленькая студия. Яркий свет. Персонал, в состоянии предельного ужаса, под дулами автоматов возится с техникой. В кадре мелькает Тино, судя по жестам, он пытается кого-то успокоить (ничего не бойтесь ребята, работайте и все будет ОК). Эффектная девушка из «Народно-освободительной армии», устраивается перед микрофоном. Она нервничает, но не слишком. Вытирает лоб и начинает эмоционально говорить.

— Это что за язык? — спросил Брайан.

— Местный. Называется хири-моту.

— А про что она?

— Я вообще-то, только через слово понимаю, — застенчиво ответил лейтенант, — Типа, час свободы пробил. Антинародный режим обломался. Город под контролем революционных сил НОА. Лучше стоя, чем на коленях. Как обычно в таких случаях. И призыв к соседней Меганезии быть гарантом передачи власти чему-нибудь демократическому.

— Ясно. «Viva libertad, viva Magna Carta» в конце можешь не переводить. Уже слышал. А что с минусами?

— Два легко раненых.

— Хм… — буркнул Брайан, — Ты всегда такой везучий?

— Не всегда, — лаконично ответил меганезийский лейтенант, и продолжал комментировать события на экране, — Сейчас видишь, опять колбаса началась. Со стороны порта подошел противник, числом два взвода плюс одна бронемашина. Ну, типа, старый джип, обшитый металлическими листами, с ручным пулеметом на турели. Они сунулись штурмовать, так мы накрыли минами их первый взвод, положили человек семь и подбили это старое ведро с гайками. Вот оно, на перекрестке горит. Второй раз они даже пробовать не стали. Так, сидели вон за теми домиками, и слегка постреливали. А когда четверка наших «Mooncat» прошла над нами на малой высоте, они вообще смылись. Им, по ходу, насрать было. Если бы они знали, что мы будем по-серьезному стрелять, то и вообще бы не полезли. Дальше мы перевязали по-нормальному наших двоих раненых, а потом дурака валяли и братались с проснувшимся мирным населением, пока морской десант нас не сменил…

На экране появилась вращающаяся голая попа (судя по форме, принадлежащая той самой эффектной девушке). На левой половинке зеленым маркером было нарисовано сердечко.

— …Это уже не совсем по теме, — пояснил Тино, останавливая видео.

Сержант хмыкнул и почесал макушку.

— Я все равно не понимаю такого обучения. Как-то это неправильно.

— Знаешь, Нолан, я бы тебе объяснил, но… — тут лейтенант развел руками… — я ни фига не психолог. Для меня это просто практика. Это удобно и это работает, а что еще надо?

Приложения: Формы (12 файлов). Инструкция по заполнению и пересылке (1 файл).

Все бумаги (дюжина многостраничных форм) были тут же распечатаны, и Шойо начал их подписывать. По мере подписания, Ула отправляла их факсом на разные адреса, следуя инструкции доктора Мо. В ходе этого праздника бюрократии, позвонил Микеле.

— Солнышко, как дела? Дети спрашивают, где самая лучшая в мире мама. Любящий муж не знает, что им ответить, и листает камасутру, постепенно впадая в депрессию.

Она улыбнулась (про себя) и ответила:

— Только без паники, милый. Я просто улаживаю запутанные дела одной семьи.

— Семьи или «семьи»?

— Как тебе сказать? Понимаешь, тут эти вещи оказались несколько переплетены…

— А-а, — протянул он, — Понимаю. Это значит, дети еще раз получат на ужин ту ужасную стряпню, которую их папа делает из полуфабрикатов сомнительного происхождения.

— Я тебя люблю, — сказала она, — Я тебя люблю. Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — ответил он, — Это так здорово. Но я все равно впадаю в депрессию.

— Я буду как только, так сразу, — пообещала она и чмокнула губами рядом с трубкой.

Шойо, подписал последний лист последней формы, перебросил его через стол, и коротко поинтересовался:

— Это звонил ваш муж?

— Да, — ответила Ула, сверяясь с инструкцией и скармливая факсу очередную бумажку из внушительной пачки. Она не успевала отправлять так быстро, как Шойо их подписывал. А ей приходилось еще переправлять факсы, приходящие от семьи Уорвич из Нью-Плимута.

— Жена должна заниматься домом и детьми, — изрек лейтенант, — А муж должен заниматься делами. Иначе в семье нет заведенного порядка, и это отражается на воспитании.

— Знаете, Нэд, я совсем не уверена, что заведенный порядок это главное в семье.

— А что вы считаете главным?

Ула, не отрываясь от своего занятия, сообщила.

— Есть афоризм утафоа: maika ohana aha hauoli ohai pua. Вольный перевод: хорошая семья это праздник цветочных побегов.

— Утафоа это папуасы? — уточнил он.

— Утафоа, — поправила она, — это самоназвание древнего этноса центральной Океании, одно из самоназваний всего народа Меганезии и один из официальных языков нашей страны.

— Я так и думал. Афоризм бессмысленный, как и все, что делают туземцы. Политические мотивы требуют такой риторики, как ваша, но это просто слова. А практически туземцы не создали ничего. Цивилизацию строят только те, кто осознает свой долг перед нацией, а это осознание начинается с понятий о семейном долге и твердо установленном порядке.

Пропустив через факс последний лист, Ула пихнула его в папку к остальным, и бросила папку в ящик стола.

— У меня возник вопрос, — сказала она, — что такое нация? Это люди или это символ?

— Нация, религия, знамя, это символы, — ответил Шойо, — Символы, которые указывают людям правильный путь. Киплинг называл это «Бремя белых». Почетное бремя людей, знающих, для чего живут. Вы, Ула, можете коротко и четко ответить, для чего живете?

Она пожала плечами.

— Коротко и четко не смогу. Жизнь сложная штука. Я могу долго рассуждать об этом, а если требуется короткий ответ, то скажу вашими словами: сейчас это не имеет значения.

— Да, верно, — он усмехнулся, — Для вас имеет значение, сообщу ли я информацию, которая вам необходима. Вы нарушили рамки своих полномочий. Вы сделали рискованный шаг, а теперь беспокоитесь, оправдан ли был этот риск. Мне это знакомо.

Ула вытащила из пачки еще одну сигарету и прикурила. Выпустила изо рта аккуратное колечко дыма и спокойно спросила:

— А вы допускаете возможность не сообщить необходимую мне информацию?

— Представьте, что у меня ее просто нет, — ответил он, — Тогда вы проиграли. Контракты того рода, что вы заключили с этим типом, нельзя аннулировать, не потеряв лица.

— Да, — сказала она, — Аннулировать нельзя. Так что это ваш риск, а не мой.

— Поясните, — потребовал Шойо.

— Я не могу аннулировать контракт, — согласилась она, — Но я легко могу изменить пункт назначения. В моем распоряжении все необходимые для этого доверенности от вас и от ваших новозеландских родственников.

— Ясно. Продадите моих детей в бордель для извращенцев. В Таиланде за них дадут где-то по 15 тысяч долларов. Этим вы не покроете и десятой доли своих расходов по контракту.

— Не столь уж далекие предки современных людей были каннибалами, — тусклым, очень спокойным голосом, произнесла Ула, — У них считалось в порядке вещей использовать захваченного иноплеменника, как источник пищи. Больше всего ценился костный мозг. Это рыхлая масса, наполняющая внутренние полости некоторых костей. На первобытных стойбищах мы находим расщепленные и выскобленные человеческие кости. У взрослого человека около 2,6 килограмма костного мозга, а у ребенка 1–2 килограмма. Времена изменились, но человеческий костный мозг ценится и сейчас. Не как продукт питания, а как биоматериал, содержащий стволовые клетки и ткани, регенерирующие кровь. 1 грамм костного мозга стоит 25000 долларов. По данным ООН его теневой оборот 7 миллиардов долларов в год. Поставки идут в основном из стран Юго-восточной Азии. Никакие меры борьбы с теневой торговлей костным мозгом пока не дали результата нигде.

Шойо покачал головой.

— Значит, в двух детях содержится 50 миллионов долларов. Это, конечно, покроет ваши расходы. Но такая сделка сильно повяжет вас с мафией. Руководству это не понравится.

— Я еще не закончила, — заметила Ула, — Не дали результата нигде, кроме Меганезии. За любое участие в этом бизнесе суд применяет к виновным высшую меру гуманитарной самозащиты — расстрел. В Меганезии нет торговли детьми. Вы ничего не поняли, Нэд.

— Тогда к чему были слова о костном мозге? — спросил он.

— Чтобы понять ход вашей мысли. Вы заговорили о продаже ваших детей в бордель.

— То есть, говоря о смене пункте назначения, вы не имели в виду продажу?

— Разумеется, нет, — подтвердила она.

— Мне следовало догадаться, — сказал Шойо, после паузы — Вы недостаточно хороший солдат, чтобы быть по-настоящему жестокой. У вас неплохие задатки, но вы не стали боевой машиной. Я слышал, как вы говорили с мужем. Вы сентиментальны, в этом ваша слабость. Вы не можете всерьез угрожать врагу тем, что продадите его детей на костный мозг, даже если от этого зависит получение ценной информации. Я сильнее вас.

— Сила не всегда эквивалентна жестокости, — ответила Ула.

— Верно, — согласился он.

— Мифы утафоа, — продолжала она, — рассказывают, как Мауна-Оро объединил Полинезию, Меланезию и Микронезию в Гавайику величайшую страну в человеческой истории. США, Канада, ЕС, Китай и Россия с Сибирью, все вместе легко уместились бы в Гавайике.

— Хорошее достижение, — снова согласился Шойо, — хотя это в основном море.

— Au oone aha miti, — ответила Ула, — Наша земля это море.

— Ясно, — сказал он, — И в чем была сила этого завоевателя?

— Другие обращали молодых пленников в рабство или просто съедали. А Мауна Оро велел брать их в семью, как своих детей. Через 10 лет ни одно племя не могло воевать с Мауна-Оро, ведь пришлось бы сражаться против своей крови. Так он стал править Гавайикой.

— Сильный стратегический ход, — одобрил Шойо, — Это намек, что если я не рассчитаюсь с вами информацией, вы отдадите моих детей в меганезийскую семью?

— Я просто заберу их себе, — уточнила Ула, — Я дам им свое родовое имя вместо вашего, как делали мои предки с детьми побежденных врагов.

— И наверняка вылетите со службы, — заметил он.

— Переживу, — лаконично ответила она, — Победа ценнее.

Тут Шойо многозначительно наставил на нее указательный палец.

— Вот, — сказал он, — теперь вы правильно ответили. Победа ценнее, это ответ хорошего солдата. Кроме того, я убедился, что вы действительно решали поставленную мной задачу, а не просто имитировали ряд действий с компьютером и бумагой. Если бы это была имитация, вы реагировали бы на мою провокацию иначе. Вы проявили достойные качества: твердость, честность и трудолюбие. Вы заслужили свою информацию. Сейчас приготовьтесь записывать.

— Я запомню, — сказала она.

— Нет, — отрезал Шойо, — Это слишком большой объем, и вашей подготовки недостаточно, чтобы его запомнить. Солдат должен трезво оценивать границы своих возможностей. Вы должны всегда помнить об этом. Пишите в начале координаты объекта. N 14,8/E 93,5.

— Острова Препарис, Андаманское море, Бирма, — машинально определила Ула.

— Ответ верный, — строго сказал Шойо, — Но хороший солдат не должен отвлекаться. Пишите дальше. Расположение объекта на местности…

Чубби Хок заглянула к лейтенанту Кабреро, едва тот расстался с Брайаном.

— Слушай, Тино, что ты знаешь об американских военных базах в акватории Бирмы?

— Знаю, что официально их там нет, а фактически там есть чьи угодно базы. Нищая страна, беспомощное полувоенное правительство и куча повстанческих движений. Берешь любой кусок земли, платишь банде, которая сейчас им владеет, и творишь все, что хочешь. Если власть меняется, платишь те же деньги новой банде, только и всего. Очень удобно. А что?

— Шойо утверждает, что на острове Препарис-2, есть база, где размещено принадлежащее США производство микробиологических боеприпасов, и склад готовой продукции.

— Ни хрена не удивлюсь, если это правда, — сказал лейтенант, — а ты со спутника смотрела?

— Да, — ответила она, — Там есть промзона похожего типа, но это еще ни о чем не говорит.

— Ладно, я понял. Нужен парень вроде меня, чтобы слетать и посмотреть на месте, так?

— Ты чертовски догадлив, — сказала Чубби.

Энкантадор улыбнулся и игриво подмигнул ей.

— Нет проблем. Чего не сделаешь ради такой обалденной женщины. Фото крупным планом и мои бесценные личные впечатления будут у тебя завтра после обеда.

— Ты в курсе, что до туда больше 10 тысяч километров? — спросила она.

— Ага. Географию знаю. А еще рекламу смотрю: «Meganezia Starcraft отменяет расстояния. Любой континент — космос — атоллы Океании за 1 час». Я через полчаса вылетаю в Лантон и успеваю на Starcraft в Тайланд, на остров Пхукет, самый модный курорт Андаманского моря. Море там фигня, лужа, но местные девчонки это, я тебе скажу…

— Про девчонок потом, — перебила Чубби.

— Ладно. Короче, прихожу в лавочку «Chonburi Flying Club». Я там знаю одного парня, он вообще офигенный. Он однажды…

— Про парня тоже потом, — снова перебила она.

— Ладно. Короче, я там арендую профессиональную видеокамеру и простенькую авиетку с 2 часов ночи до 9 утра. Типа, романтичный полет на блядки и кино на память.

— Про блядки и кино потом.

— Нет, это самое главное. Потому что, реально я беру резервный бак с горючкой, лечу 750 километров на северо-запад и на рассвете машу крыльями Препарису-2. Так как я захожу со стороны солнца, янки меня прошляпят, это точно. Дальше снимаю кино и возвращаюсь на Пхукет. Там я культурно завтракую, сажусь на Starcraft и обратно в Лантон. Dixi!

Мобильник заиграл «Oku manakoa a e hiva» в 4:20 утра. Чубби, спросонок шаря рукой по тумбочке, ткнула локтем в нос спящего Микеле, чем вызвала его недовольное ворчание, а уж потом нащупала трубку.

— Да, доктор Лян.

— Прошу прощения, доктор Хок, что прервал ваш сон…

— У вас что-то срочное, — утвердительно сказала она.

— Да, вы правы. Наш друг в беде. Он везет на своем катере немного карри с Филиппин в Австралию, и едва он отошел от Минданао, как за ним погнался сторожевой корабль.

— Там только карри? — спросила она, стараясь одновременно свободной рукой нащупать второй мобильник, — Никаких лишних людей, и ничего из вредных вещей?

— Только карри и ничего больше, — подтвердил Лян, — он вышел из бухты Апо и идет саут-саут-ист, а сторожевой корабль за ним, милях в шести.

Микеле горестно вздохнул и включил свет. Чубби тут же нашла второй мобильник и вызвала Журо. Он ответил через пару секунд, бодрым уверенным голосом. Было у него такое свойство, мгновенно переходить от сна к активной работе.

— Что у нас? — спросил он.

— Друзья друзей везут травку с Минданао, а у них на хвосте филиппинский сторожевик.

— Где?

— Прямо за бухтой Апо.

— Пусть берут восточнее, к Каролинам и жмут во всю. Там меньше ста миль до наших вод.

— Доктор Лян, — сказала Чубби в первую трубку, — Скажите нашему другу на предельной скорости, кратчайшим путем идти к меганезийской акватории у Каролинских островов.

Секунд 20 она слышала в одном ухе скороговорку на смеси китайского и малайского, а в другом четкий голос Журо: «Сен Андерс, оранжевый код на линии Апо-Каролины… Да, наши братцы-лисы влипли… У них катер, у тех сторожевик… Сейчас спрошу».

Еще минуты три она изображала диспетчера, передавая вопросы и ответы. Микеле, тем временем, снова вздохнул, встал и пошел варить кофе. Опыт многолетней совместной жизни с Чубби подсказывал ему, что если подобная ерунда начала твориться в такое время, то шансов поспать нет. Примерно в тот момент, когда Микеле ставил джезву на плиту, полковник Андерс позвонил командующему ВВС, полковнику Запато.

Стеф Запато в момент звонка занимался важным личным делом: он переживал ссору с женой. Ссорился он с ней в среднем полтора раза в год. Это была какая-то необъяснимая закономерность, сопровождавшая их семейную жизнь на протяжении 13 лет. Каждый раз скандал начинался после полуночи и сопровождался уходом из дома примерно на сутки. В этот раз из дома ушел Стеф. Ритуально хлопнув дверью около половины второго ночи, он прошелся пешком по улице, чтобы немного успокоиться, затем, около половины третьего, заглянул в первый попавшийся бар, выпил там рюмку коньяка и пожаловался бармену на непонимание жены. Бармен поддержал разговор, так что полковник поставил рюмку и ему тоже. Они выпили за мужскую солидарность, после чего Стеф пошел гулять дальше и обосновался в одном из Y-клубов. Там он потребовал для начала стакан черного кофе с ромом. (Да, вы правильно поняли. Не наперсток. Не чашечку. Нормальный, человеческий стакан. И рома не пять капель, а чтобы чувствовалось). Получив требуемое, и сделав пару глотков, он задумался о девушках нетяжелого поведения. Ввиду слишком позднего часа с этим было сложно, но в начале четверого, ему улыбнулась удача. Он и Удача поняли друг друга с полуслова и уединились в номере мини-отеля при клубе. К половине пятого они, утомившись, валялись на широкой кровати и Стеф рассказывал своей мимолетной Удаче всякие небылицы. За этим занятием его и застал звонок Райвена Андерса.

— Hola, сен Запато. Извините за ранний звонок. Orange code.

— Где?

— Приблизительно в 150 милях западнее острова Пуло-Анна. Филиппинский сторожевой корвет преследует гражданское судно, принадлежащее нашим негласным партнерам.

— Филиппинец пересек линию демаркации, или нет? — спросил Стеф.

— Или пересек, или, как я полагаю, пересечет в ближайшие полчаса.

— Ясно. То есть, не ясно. Если это в их водах, что я, по-вашему, должен делать? Ведь эти партнеры, как вы сказали, негласные, так?

— Можно взять этот квадрат под прямое визуальное наблюдение, — пояснил Райвен.

— Отправить воздушный патруль, и глянуть, не сдадут ли у филиппинцев нервы?

— Да, именно. А если они попробуют продолжить преследование за линией демаркации…

— Если попробуют, то понятно. А если они догонят его раньше?

— Тогда, значит, ему не повезло.

— Вот теперь все четко, — сказал Стеф, — сообщение принял, действую.

Он покрутил трубку в пальцах, несколько смущенно глянул на девушку и пояснил:

— Тут у меня ЧП на работе. Не во время, правда?

— Ничего, — сказала она, — Это даже прикольно.

— Прикольно? — переспросил Стеф, — Ну, это кому как. Слушай, ты не знаешь, можно тут заказать кофе в номер?

— Запросто, — ответила она.

— Закажи, ладно? А мне еще надо сделать звонок.

Он набрал дежурного офицера патрульной базы Палау.

— Это Запато. Гляньте, кто у вас в воздухе ближе всего к 0+150 миль от Пуло-Анна.

— Один момент, сен полковник… Вот, Альбатрос-4, учебный полет. 95 миль от заданной точки. Только там курсант за штурвалом.

— Годится, — сказал Стеф, — подключите его на связь, я сам поставлю ему учебную задачу.

… 20-летний курсант Сигги Марвин был, как и следовало ожидать, страшно горд, что получил первое боевое задание, да еще непосредственно от командующего ВВС. Ясно, что учебный Альбатрос (модерновая версия советского La-7 образца 1943 года) это не современный Mooncat, но задача-то настоящая! На самом деле от Марвина требовалось совсем немного: найти в заданном квадрате филиппинский корвет, преследующий гражданский катер, и показать филиппинцам опознавательные знаки на крыльях. Это обычный способ предупреждения военному кораблю, подошедшему слишком близко к границе чужих территориальных вод. Кто бы мог предположить, что капитан корвета в предрассветных сумерках интерпретирует происходящее совершенно иначе, а именно: сообщники контрабандистов пытаются оказать своим какую-то помощь с воздуха…

Как только воздушная цель оказалась в пределах досягаемости для носовых зенитных автоматов корвета, капитан скомандовал «огонь» и 30-миллиметровые снаряды в клочья разнесли левую плоскость Альбатроса. Для Сигги это было полной неожиданностью. Он в этот момент находился над своими территориальными водами, и у филиппинца не было абсолютно никаких оснований его атаковать. К счастью для курсанта, программа базовой подготовки в ВВС Меганезии включала очень жесткий норматив упражениия «покинуть самолет». Как объясняли инструкторы «Не для того вас мама рожала, и не для того мы тут с вами возимся, чтобы вы накрылись вместе с игрушкой, которую конвейер делает». Так что Сигги, еще не успев ничего подумать, уже надавил одной ногой педаль сброса колпака кабины, а другой изо всей силы оттолкнулся (в Альбатросах нет такой сомнительной роскоши, как катапульта). Через две секунды он кувыркался в воздухе, а через пять секунд его самолет вспыхнул, как спичка, и, прочертив широкую полосу дыма, шлепнулся в воду. Сигги к этому моменту уже покачивался на стропах парашюта в 300 метрах над волнами, крича в шлемофон стандартное IUF (I’m under the fire!) и свои позывные.

Капитан филиппинского корвета испытал шок в тот момент, когда разглядел в бинокль меганезийский опознавательный знак — четырехцветный «пропеллер» на уцелевшей правой плоскости падающего самолета. Почти тут же радиоперехват принес крики пилота. Когда капитан повернул бинокль и разглядел форму парашютиста, пропали последние сомнения.

— … Твою мать, мы сбили меганезийского патрульного.

Примерно то же самое произнес дежурный офицер базы Палау, после чего, переключив селектор в режим «общее оповещение», выдал в эфир:

— Внимание, всем патрульным звеньям в квадрате G. Альбатрос-4 атакован филиппинским корветом в 142 милях к западу от Палау. Приказываю…

Отдав приказ, предусмотренный инструкцией на случай явной военной агрессии, офицер набрал номер полковника Запато. Тот как раз начал пить кофе, параллельно рассказывая девушке байку об истории этого напитка:

— Жил-был в Эфиопии, в середине IX века, пастух по имени Калдим. И вот, перегоняя стадо коз, он заметил, что, поев листья растения, которое сейчас называют кофейным деревом, козы сильно возбуждаются. Не в сексуальном смысле, а в смысле…

В этот момент раздался звонок. Стеф поднес к уху трубку, и через мгновение сказал длинную фразу, в которой нормативная лексика составляла менее одной трети.

Тем временем, капитан корвета лихорадочно пытался придумать какой-то выход из создавшейся ситуации. На экране радара отображались две пары сверхзвуковых летающих лодок «Mooncat», которые, находясь на расстояниях 250 и 300 миль, разворачивались в его сторону. Чтобы покрыть эти расстояния, им требовалось не более 15 минут, что означало для корвета полную бессмысленность любых попыток уйти из зоны нечаянных боевых действий под прикрытие систем ПВО острова Минданао. Тот запрос, который капитан направил дежурному офицеру штаба, не дал оптимистического результата: офицер ответил: «выкручивайтесь, как хотите, а я буду звонить главному».

В этой сложной ситуации, капитан сделал не самый героический, но вполне разумный шаг: отдал приказ лечь в дрейф, спустить флаг, поднять сигнальный флажок «Mike» (Мое судно остановлено) и передавать на меганезийской общей частоте ВМФ: «сопротивления не оказываю, ожидаю ваших инструкций».

Инструкции поступили немедленно: «оставайтесь на месте, готовьтесь принять на борт патруль для составления протокола. Подпись: старший лейтенант Кранц Нааль». На радаре было видно, что одна пара летающих лодок продолжает идти на сближение, а вторая уходит на северо-восток, в сторону Марианских островов.

К моменту, когда в эту ситуацию включился разбуженный адмирал Илидио Сумулонг, руководитель штаба ВМФ Филиппин, расклад был следующий:

Корвет продолжал находиться в той же точке. С двух сторон от него на волнах качались две летающие лодки, одна из которых уже успела вытащить из воды слегка обалдевшего, но очень довольного собой курсанта Марвина. На борту корвета хозяйничали офицеры ВВС Меганезии, снимая объяснения с капитана и копируя маршрутные документы.

Полковник Запато в это время подъезжал к офису штаба ВВС. Его прибытие вызвало у офицеров свободной смены, куривших перед входом, одобрительный свист: полковник приехал на байке ядовито-лимонного цвета, держась за пояс эффектной чернокожей девушки, выполнявшей функции водителя (ради такого исключительного прикола, случайная подружка даже не взяла с него дополнительных денег за извоз). Когда девушка, высадив пассажира, разворачивалась (снова под одобрительный свист зрителей), а Запато шел к дверям, в его кармане зазвонил мобильник (заметим: хорошо, что не раньше).

— Хорошего утра, Стеф. Это Илидио говорит, мы встречались…

— А! Конечно. Рад, что вы позвонили, адмирал. У нас с вами маленькая проблема…

— … Которая грозит вырасти в большую, — заметил филиппинец.

— Ну, да, — согласился полковник, — И как будем решать?

— У нас на Филиппинах и у вас в Меганезии, — многозначительно сказал Илидио, — есть одна общая традиция: решать по-соседски, без лишнего шума и формальностей…

«Завершились совместные военно-морские учения ВВС Меганезии и береговой охраны Филиппин, проходившие в акватории между Минданао и Каролинами. Как сообщают военные источники, их целью была отработка миссий по предотвращению терроризма, обеспечению безопасности судоходства и выполнению поисково-спасательных операций на море. Особенностью этих учений стала секретность подготовки, благодаря которой проверялась реальная готовность к отражению террористических атак. По итогам учений состоялась рабочая встреча офицеров на филиппинском корвете «Ларанг». Филиппинцы преподнесли в дар меганезийской летной школе Палау два учебных самолета на базе японских истребителей Ki-84 Hayate, образца 1944 года. Как пояснили представители штаба в Маниле, в будущем в этой школе смогут проходить обучение филиппинские курсанты. По мнению сторон, это послужит укреплению мира и стабильности в регионе».

Ясно, что на фоне титанических усилий, приложенных Сумулонгом, Запато и Андерсом, для придания удобоваримого вида этой дурно пахнущей истории, об океанском катере, перевозившем партию гашиша приблизительной стоимостью 140 миллионов долларов, все забыли. Он со своим грузом, так и ушел в необъятные тихоокеанские просторы.

Райвен Андерс приветливо махнул рукой.

— Присаживайтесь, майор. Наливайте и кладите себе, что хотите, в общем, serve yourself.

— Да, шеф, — сказал Журо, устраиваясь напротив и наливая себе полчашки зеленого чая.

— А теперь расскажите, как вы дошли до такой жизни, что я вынужден среди ночи будить Стефа Запато, а потом разгребать последствия шоу воздушных каскадеров? Мы все-таки военная разведка, а не цирк шапито, постарайтесь принимать это во внимание.

— Мне очень неудобно, что так получилось, — сказал Журо, — Но годовой бюджет нашего отдела не резиновый, а тут одномоментно образовалось столько финансовых издержек, что мы вынуждены были изыскивать внебюджетные резервы, а это сопряжено…

— Я видел, с чем это сопряжено, — пробурчал полковник, — Впрочем, не могу не отметить, что ваша операция выполнена в лучших традициях разведки. Быстро, дерзко, эффективно. Честно говоря, я сильно сомневался, что у вас получится. Выходит, я вас недооценивал.

— Я не обижаюсь, — меланхолично ответил Журо, отхлебывая из чашки и подцепляя с тье-пана палочками кусочек кальмара, — на то и начальство, чтобы считать подчиненных ни на что не годным сборищем болванов. Мы уже привыкли. Так что…

— Лаосскую сироту вы сыграли, — перебил Райвен, — а сейчас я хочу неформальный рассказ.

— Да, в общем, все было довольно обыденно. Фигурант сам сдал нам тузовый покер, когда понял, что его начальство хочет увидеть его лежащим в красивом деревянно ящике. Шеф, вы слышали про тигриную петлю?

— Что-то типа силков? — предположил Райен.

— Нет, сен полковник. Это когда тигр, поняв, что за ним идет охотник, поворачивает и ложится в засаду в трех метрах от собственного следа. Наш фигурант неплохо сыграл в эту игру. Когда два парня вломились в номер паршивенького отеля в Сурабае, где он будто бы трахался с одной тайской девчонкой, то обнаружили лишь саму девчонку и плеер с эротическим саунд-треком. Боюсь, что они не успели даже оценить эту шутку: фигурант с пяти шагов выпустил им в спины целую обойму из своего «Узи». У него была договоренность с патрульным офицером, так что в полицейском протоколе все выглядело чуть иначе. Два гангстера вломились в номер отеля и изрешетили пулями коммерсанта Джонни Конквиста, развлекавшегося с девушкой по вызову. Подоспевший патруль вступил с гангстерами в бой и уложил их на месте. После снятия показаний с персонала отеля и с перепуганной девушки, изуродованный труп Джонни, был освидетельствован, кремирован и предан земле за казенный счет, ввиду отсутствия родных. Та же судьба постигла и трупы гангстеров, ввиду отсутствия у них вообще каких-либо удостоверений личности. Сообщение о происшествии опубликовано в городской криминальной хронике.

Полковник Андерс одобрительно кивнул головой.

— Хорошая работа. Ставлю текилу против зубочистки, что Джонни Какой-То в тот же день попытался вылететь из Сурабаи в другое полушарие, чтобы раствориться в тумане.

— Вы проиграли это пари, шеф, — проинформировал Журо, — этот парень настоящий тигр. Он знал, что его бывшие хозяева в Форт-Миде, проверят: не смылся ли Джонни Какой-То из Сурабаи. Кроме того, он чувствовал, что его обложили с разных сторон. Он ведь не мог не заметить, что кто-то неизвестный перестрелял его приятелей-исламистов из «Бригады защитников Сунана Ампела». Вряд ли он мог в таких условиях рассчитывать смыться. Так что он не побежал, а залег рядом, выжидая, кто еще появится на его следе.

— Да, — согласился Райвен и, подозвав официанта, заказал текилу «Мескаль». Он уже не первый раз проигрывал такие пари майору, и изучил его вкусы.

— Может, Джонни и смог бы отсидеться, — продолжал майор, — Из-за сенатской комиссии на его бывших хозяев свалилось столько проблем, что они бы в какой-то момент могли просто плюнуть на Джонни. Но мы поломали ему всю игру. Известный вам флог «Galaxy police» начал публиковать откровения некого сотрудника NSA Джона X, который стал по частям резать собаке хвост тупым ножом. В начале его фото и предисловие: «я шокирован негуманными действиями Агентства в отношении такого отличного парня, как я». Ну а дальше — рассказ о том, как взрывали базу на Гавайях. Через день — вторая часть, о том, как отправили летчиков в погоню за катером, и как сдали их под верный расстрел. Потом анонс третьей части — как готовилась ракетная атака с 10-й параллели. Тут Джонни почувствовал, что дело совсем дрянь. Он парень хоть куда, но будь он даже мифическим Рэмбо, все равно с какой-то попытки бывшие коллеги сделали бы из него решето. Ему ничего не оставалось, кроме как искать связь со своим разговорчивым альтер-эго.

— Но вы рисковали, что бывшие коллеги доберутся до него раньше, чем он найдет эту связь, — заметил полковник.

— Риск был невелик, — ответил Журо, — ему хватило интуиции не покидать Сурабаю, а там у нас есть друзья друзей, так что мы немножко подстраховывали ситуацию.

— Сильно наследили, подстраховывая?

— Нет. В полиции все удалось провести по графе «дорожно-транспортные происшествия».

— Люблю, когда работают чисто, — сказал Райвен, — а как он на нас вышел?

— Просто написал на e-mail редакции флога, что у него есть и что он за это хочет. Вполне реалистичное предложение. 10 миллионов мы заплатили ему авансом, а отход обеспечили, когда он прислал видеозапись своего автоинтервью.

— Очень грубо обеспечили, — с некоторым неудовольствием сказал полковник, — почему нельзя было сделать тоньше? Я уж молчу про астрономические взятки индонезийским оффи…

Журо сокрушенно развел руками:

— Увы, у нас не получилось такого доверия, чтобы он согласился использовать наш путь отхода. Пришлось пойти на его условия: мы убеждаем индонезийскую контрразведку хлопнуть по американской резидентурной сети, а он уходит сам, пользуясь переполохом.

— И как, ушел?

— Еще бы. Он профессионал. Плюс негласная поддержка индонезийских коллег.

— Поддержка, — буркнул полковник.

— Мне кажется, сен Андерс, товар стоил денег, — заметил Журо.

— Товар, безусловно, хорош, — признал Райвен, — Но я сомневаюсь, что одним этим можно решить нашу главную проблему

— Разумеется, сен полковник. Но Джонни это только приправа к основному блюду.

— К основному блюду? — переспросил Райвен, — это становится интересным.

— В северо-западном углу Андаманского моря находится принадлежащая Бирме группа островов Препарис. Являясь крайне бедной страной, Бирма…

— У меня в школе было «отлично» по географии, — перебил полковник, — так что обойдемся без ликбеза для туристов. Сразу к делу.

— Хорошо, — сказал майор, и разложил на стол планшет с картой — двухсотметровкой и набором аэрофотоснимков.

— Это что?

— Предприятие по производству биологического оружия для армии США.

— Быстро уберите это со стола, — тихо сказал Райвен, — Вы с ума сошли.

— Вы же сказали «сразу к делу», — обиженно пробурчал Журо, убирая планшет в кейс.

Полковник бросил взгляд на часы.

— Черт, уже без четверти десять. Не ехать же в офис. Вот что. Поехали ко мне домой.

— К вам домой работать? Ваша жена меня убьет.

— Спокойно. Я знаю, как решить эту проблему, — с этими словами шеф разведки пошел к стойке, за которой неспешно перемещался Ван Ли, хозяин ресторанчика.

Некоторое время Райвен Андерс и Ван Ли обсуждали какой-то сложный вопрос, затем китаец взял мобильник и, набирая номер, одновременно что-то крикнул в сторону кухни. Оттуда появился парнишка лет 13, вероятно младший сын, старший внук или племянник. Последовал оживленный разговор (говорили все сразу, включая абонента, с которым Ван связался по мобильнику). Затем можно было увидеть, как парнишка вышел через заднюю дверь, оседлал велосипед и покатил в сторону кампуса Лантонского университета.

Райвен вернулся за столик и налил себе и Журо еще чая. Около получаса они общались на предмет текущих дел, которые, в общем-то, можно было бы обсудить и позже. Затем к ресторанчику подъехал все тот же парнишка. На багажнике его велосипеда был закреплен приличных размеров пластиковый пакет. Минут через пять к столику, улыбаясь, подошел Ван Ли с этим пакетом, и вытащил оттуда двухлитровую канистру с какой-то жидкостью.

Шеф разведки открутил крышку, понюхал и расплылся в такой же улыбке.

— Огромнейшее спасибо! Вы здорово меня выручили. Сколько я вам должен?

— Ничего, — ответил китаец, — Chje shi lipin. Это подарок. Par te vahine. Для вашей жены.

— Нет, Ван, так не пойдет.

— Нет, пойдет, — невозмутимо возразил хозяин ресторанчика.

— Так не честно, — отрезал Райвен.

— Вам не совестно так говорить? — спросил Ван, — Вы уже три с половиной года, два раза в неделю или даже чаще, кушаете у меня, и разве я хоть раз вас обманул?

— Я не в этом смысле, Ван. Я имел в виду, что с моей стороны будет не честно взять у вас вещь и не заплатить. Я нанесу убыток вашему бизнесу.

Китаец улыбнулся еще шире и покачал головой.

— Вы не нанесете убыток моему бизнесу. Вы придете домой, и подарите эту вещь вашей жене. Она выяснит у вас, откуда это, и будет тоже заходить сюда кушать. Если она будет заходить, то жены вашего уважаемого коллеги (он кивнул на Журо) тоже будут заходить. И у меня будут кушать не два человека, а пять. Какой же это убыток?

— Ван, откуда вы знаете, что у меня две жены?

— Это очень просто. Напротив моего ресторана есть магазинчик фэн-шуй, которым владеет мой друг Чжоу Сим. Он заметил, что на лунные праздники Марикорико вы покупаете по два предмета. Это могло бы значить, что у вас две любимые женщины в разных домах. Но вы всегда кладете оба предмета в один пакет, а это значит…

— Ван, почему вы работаете не в разведке? — перебил Журо.

— Потому, что мне больше нравится держать ресторан, — очень резонно ответил китаец, и вернулся к себе за стойку.

— Жены это две студентки с Калимантана, которые у вас в хаусхолде? — уточнил Райвен.

— В общем-то, да, — подтвердил майор.

— Вы, даяки, удивительные люди, — задумчиво сказал полковник, — Надо же, через столько лет привезти жен из страны своего детства. Это по-настоящему романтично.

— В действительности, я и не думал их привозить. Но так исторически сложилось. Мой троюродный брат Лагхи из Путуссиба, богатый по местным меркам человек, брал в дом двух новых жен. После церемонии возникла ссора, он кого-то зарезал, потом его зарезали, потом убили еще нескольких человек, потом все помирились, и стали решать проблему с девчонками. Если жених умер в ходе свадьбы, это очень плохая примета…

— Стоп, — перебил Райвен, — Эта история будет нашим вторым козырем для моей жены.

— А первым? — спросил Журо.

Полковник выразительно постучал по канистре. Журо осторожно понюхал и сказал:

— Похоже на керосин.

— Это домашняя кашаса, — сообщил Райвен, — бразильский самогон. Аста его обожает. А уж если есть еще история вроде вашей…

Аста стояла на пороге дома, как Цербер на страже Аида. Если бы она в таком настроении оказалась вместо царя Леонида у входа в ущелье Фермопилы в 480 году до н. э., то Ксеркс со своим стотысячным войском драпал бы без оглядки до самого Геллеспонта.

— У меня есть подозрение, что вы пришли работать, — сказала она.

— Любовь моя, с чего ты взяла? — возразил Райвен, — Я просто пригласил майора Журо на рюмочку, а о работе мы почти и не будем говорить. Разве что, полчасика после ужина…

— У тебя не разведка, а черт знает что, — перебила Аста, — В офисе вы курите марихуану, а домой тащите секретные документы. Не прикидывайтесь плюшевым зайчиком, Журо, я имею в виду вас и ваш портфель. Я же вижу, как вы его держите. Похоже, там лежит, как минимум, план галактической войны. И не рассказывай мне сказки про рюмочку. Ты не заглядывал в бар уже неделю, если не месяц, и даже не знаешь, есть ли там что-нибудь.

— А мы с собой принесли, — сказал полковник Андерс, протягивая вперед канистру, с которой уже была свинчена пробка.

Наклонив голову, Аста настороженно понюхала воздух.

— Это то, что я думаю? — спросила она.

— Да, милая. Мы с Журо долго искали, где она есть, и нашли через одного экстрасенса. Он может указать пересечения ауры веществ на карте. Мы дали ему сначала карту Бразилии, он делал над ней пассы, потом водил специальной магической рамочкой…

— Райв, какого черта ты держишь Журо на пороге? — перебила она, — Я его не люблю, он вредный, но это все равно невежливо. Что подумают соседи? Они решат, что Андерсы держат гостей на пороге, и какая у меня будет репутация? Идите в гостиную, а я соображу какой-нибудь закуски.

Вскоре они уже сидели за столом в уютной гостиной, и Журо рассказывал удивительную историю возникновения своей семейной жизни. Первая часть, о побоище на свадьбе, была расцвечена подробностями. На трагическом финале, он сделал многозначительную паузу, залпом выпил рюмку кашасы и продолжил:

— … Если на свадьбе умирает родич жениха, то считается, что невеста несет магическое проклятие. Если умирает сам жених, то проклятие очень сильное. А здесь были убиты и жених, и несколько родичей. Ясно, что обе сестры опасны для всех окружающих. Но раз церемония состоялась, то отправить их к родителям нельзя. Просто выгнать их в лес тоже нельзя, духи рода разгневаются, и будет вообще беда. Но есть один верный метод: найти родича, живущего подальше, и сплавить ему. Кайю и Руту отвезли в Сандакан, посадили на рейс до Лантона и объяснили: «В Меганезии у вашего убитого мужа есть троюродный брат, его зовут Журо-Журо Лонваи-Илэнгахи-Келаби, теперь он будет ваш муж».

Аста чуть не подавилась кашасой

— Как-как зовут?

— Это полное даякское имя сена Журо, — сообщил Райвен.

— Ну, вот, — продолжал майор, — а я живу не в Лантоне, и даже не на острове Тинтунг, а на островке Таолу.

— Подумаешь, — сказала она, — тут четверть часа на катере.

— Это если есть катер. А у них на двоих денег 25 фунтов и все. Они на малайском начали спрашивать: где их муж, Журо-Журо. Один полисмен нашел мой адрес в компе, привез их на Таолу, а меня нет дома. Зато у соседей всегда кто-то есть, там молодежная punalua, или по-современному, family-campus. Они говорят: «Журо на работе, не знаем, когда будет». Полисмен объясняет ребятам ситуацию и просит присмотреть за моими женами. Ребята говорят «ОК» и он смывается. А я в Гватемале, в джунглях. Мобильник там не берет.

— Как интересно, — сказала Аста, — а что вы там делали?

— Искал одну вещь.

— Нашли?

— Скорее да, чем нет — несколько уклончиво ответил он, — Через 5 дней я приезжаю домой, весь изгрызенный комарами. Кайя и Рута встречают меня на пороге, и Кайя, как старшая, сообщает на моем родном bontoc-baka: «Журо, совет решил, что раз Лагхи умер, то теперь мы твои жены». Вот так. Картина Пикассо «Полная задница».

— Жизнь полна неожиданностей, — заметила Аста, наливая всем еще по рюмке кашасы.

Выпили за то, что жизнь — прекрасная и удивительная штука, и Журо продолжил.

— Первая мысль была: взять автомат, слетать к родичам и устроить такое, что охота за головами показажется вершиной гуманизма. Но от этого проблема бы не решилась. В смысле, я все равно не мог бы сказать: «девушки, все ОК, отправляйтесь домой». Поняв это, я устраиваю их в гостевой комнате, даю ключи от дома, даю денег, чтобы они могли что-то купить в местной лавке, принимаю душ, переодеваюсь и еду в Лантон, культурно отдыхать. Вечером следующего дня заглядываю домой. Там чистота и порядок. Все сыты, все здоровы. Я выражаю личному составу благодарность, вручаю мелкие подарки и снова еду культурно отдыхать, у меня куча выходных после рейда. И так еще несколько дней.

Потом мне надоело, и захотелось просто полежать дома в шезлонге с книжкой. Жен я уже воспринимал, как симпатичное явление природы. Живут своей параллельной жизнью, как галки и поссумы. Оставляешь им что-нибудь вкусное в кормушке, и ладно. Тут вдруг они являются на террасу и заявляют протест по поводу моего безответственного поведения.

— Кто? — спросил Райвен, — галки и поссумы?

Журо покачал головой.

— Нет, Кайя и Рута. Они говорят: «Ты наш муж. Почему ты все время ездишь к каким-то женщинам, а с нами не спишь? Разве у нас не…». Тут они указали ряд женских качеств, которые, согласно традиции, привлекают мужчин. Это сложно перевести с bontoc-baka. Тем более, там еще были поясняющие движения. Их я физически не могу повторить.

— Вера в свою atraccion sexual украшает девушку, — прокомментировала Аста.

— Да, конечно, — согласился майор, — Я им это и сказал. Тут они спросили, которая из них фигурирует в моих планах на ближайшую ночь. Я ответил, что нельзя так грубо ставить вопрос, и что эти вещи так не решаются. С этим я их выставил, зачитался до ночи и уснул прямо на террасе. Проснулся. Кто-то крадется. Качественно, по-охотничьи Хорошо, что светила яркая луна, и я успел их разглядеть, иначе могла бы быть крупная неприятность.

Аста, в некотором недоумении, покачала в воздухе рюмкой.

— То ли я уже слишком много выпила, то ли я чего-то не понимаю.

— Видишь ли, милая, этот тип, — Райвен слегка толкнул Журо в плечо, — имеет привычку спать с пистолет-пулеметом Brezo-plus. Это известный факт в нашей конторе.

— Бр! — сказала она, — Журо, вам не приходило в голову, что лучше спать с женщинами?

— Конечно, лучше, — согласился он, — но одно другого не исключает.

— Я правильно поняла, что вы чуть не застрелили этих девочек?

— Риск был, — снова согласился майор, — Дело в том, что они крались. Я их понимаю, они, как и я, выросли в лесу. Но такой способ движения гостя часто означает, что он намерен поступить с вами некультурно. Конечно, они перепугались, и пришлось их успокаивать.

— Обеих сразу? — поинтересовалась Аста.

— В общем, да. А что было делать, если так получилось?

— Ваши жены остались довольны?

— Полагаю, скорее да, чем нет, — ответил Журо, — Иначе, зачем бы они стали повторять это в течение довольно длительного времени, но уже без подкрадывания? Хотя, может быть, им так просто лучше спится. В общем, как-то все так образовалось. Сейчас они учатся в агротехническом колледже по дистанционной программе. Мне казалось, что они там, в процессе, познакомятся с кем-нибудь. Я даже пытался им объяснить, что я совсем не тот человек, с которым таким молодым женщинам, тем более, двум сразу, надо связывать свою жизнь. Я считал, что мой возраст и моя работа с внезапными отъездами, это веские аргументы. Но на Кайю и Руту это не подействовало. Вот такая история.

— Очень трогательно, — сказала Аста, — наверное, Журо, в вас что-то такое есть. Но ладно, я заметила, что при слове «работа» мой муж подозрительно напрягся. Значит, вы, все-таки явились сюда работать, на ночь глядя. Не оправдывайтесь, это уже давно перестало быть оригинальным. Идите в кабинет. А я, так и быть, сварю вам кофе.

— Сен Аста, вы золото, — серьезно сказал Журо.

— Не подлизывайтесь, — фыркнула она, — все равно я вас не люблю.

— Начнем вот с чего, — сказал Райвен, — В сыром виде сбрасывать эту информацию в прессу нет смысла. Существование производства и склада биологического оружия это настолько огромное дерьмо, что проблему мгновенно уладят на уровне верховного командования. То есть, сначала будет дан приказ полностью уничтожить все на этом острове, а потом, уже в своем кругу, будут разбираться, кто и по чьему приказу построил это чудо биотехнологии. Официально объявят, что на острове Препарис-2 был полигон, где испытывали авиабомбы большой мощности, и покажут по ТВ очень убедительные воронки, метров 40 диаметром на месте всей этой красоты.

— Это понятно, — согласился Журо, — Но ведь их можно аккуратно оттуда спугнуть. Тогда авторы всей этой биологии постараются замять дело, не доводя до верхов.

— Продолжайте, майор, это интересно.

— Да, сен Андерс. Значит, представим, что мы их спугнули.

— Стоп. Как вы это себе представляете?

— Greenpeace, — ответил Журо, — По обычной технологии. Фото с высоты 300, громкий крик о заводе, загрязняющием окружающую среду, петициии в ООН про вымирающих золотых рыбок. Фото у нас уже есть, там все отлично видно. Специалист сразу определит, что это.

— Понятно. Согласен. Дальше?

— Дальше играем за черных. Вариантов два: уничтожить на месте или вывезти. Для первого варианта нужна тяжелая техника и большие объемы горючего, либо тяжелые бомбардировщики. Кроме того, будет очень заметно. Без верхов это не сделать, а верхи сейчас очень не хотят еще одного скандала. Их и так сенатская комиссия возит мордой по столу за рейд «Норфолка», плюс будет еще шоу Джонни Конквиста. Значит, остается второй вариант. Для этого им нужен тяжелый транспорт и место, куда можно вывозить. Транспорт не проблема, малайские компании возят что угодно и куда угодно в любом объеме. Куда тоже понятно. На дно Индийского океана, на глубину более 4 километров.

— Вы полагаете, майор, что какая-то фирма согласиться перевезти несколько сотен морских контейнеров на 2500 километров и сбросить их за борт посреди океана?

— Нет, сен Андерс. Фирма согласится перевезти контейнеры в какой-то порт в южной части Индийского океана. А дальше, так сказать, случайности, неизбежные на море.

Вошла Аста с кофейником и чашками. Водрузив все это на стол, она мельком глянула на карту и поинтересовалась:

— Что, клад искать собираетесь?

— Нет, дорогая. Мы его уже нашли. Но, увы, он, похоже, неподъемный.

— Вот так всегда, Райв. Не везет тебе в азартные игры.

Полковник Андрес проводил ее глазами и вернулся к разговору.

— Ход за черных неплох. Ни груза, ни свидетелей. Но будут проблемы с судовладельцем и его страховой компанией.

— Не будет. Перевозку можно заказать без формальностей. In cash. Аванс 100 процентов. Обычно так возят контрабанду. Поднимать шум не в интересах перевозчика.

— А кто будет охранять груз между пунктом отправки и пунктом неизбежной случайности?

— Полагаю, — сказал Журо, — им придется пожертвовать ради этого десятком своих солдат. А то ведь, малайцы ребята любопытные. Сунет кто нибудь нос в контейнер…

— Логично, — согласился Райвен, — Остается техника исполнения неизбежной случайности.

— Я вижу четыре варианта, сен Андерс: авиабомба, ракета, торпеда и самоликвидатор.

— Так-так… Авиабомбу я бы исключил. Пилот становится свидетелем. Ракета это более реально. SL-12 можно запустить вслепую с любого островка в радиусе 150 километров, если на цели есть маячок. Но есть риск, что стрелков засечет контрразведка Индонезии. Не менее реален вариант с торпедой. Вопрос только, откуда ее пускать?

— С подлодки, — сказал Журо, — Залп и отход по большим глубинам. Это оптимально.

— Пожалуй, да. И остается еще вариант самоликвидатора. Дешево и удобно. Но для такого судна нужен заряд не меньше центнера, такую штуку сложно спрятать, и экипаж может случайно ее обнаружить. Тогда они нервно покидают корабль на шлюпках и начинают сигналить в эфир «караул, наше судно оказалось заминировано, координаты…». В общем, я с вами согласен, майор. Атака с подлодки оптимальный вариант за черных. Хотя, белым надо подстраховаться на случай вариантов «ракета» и «самоликвидатор».

Журо кивнул головой.

— При планировании контроперации я так и рассуждал, сен Андерс.

— Вот как? То есть, у вас уже есть план? Излагайте.

— Это скорее наброски, — сказал майор, — В общих чертах. Мы используем неформальные связи в «братстве моряков», и выводим черных на фрахт судна, в котором часть экипажа будет наша. У меня есть несколько парней, которые легко сойдут за малайских матросов. Судно идет из Пинанга на Препарис-2, принимает груз и движется на юг. Наши парни ищут самоликвидатор, и, если он есть, обезвреживают его, не поднимая шум. На широте 10 судно берет под охрану наша подлодка «Норфолк». Мы как раз успеваем перебросить ее туда с базы Капингамаранги. Она может отразить и ракетную, и торпедную атаку.

Райвен Андерс откинулся в кресле и на некоторое время задумался.

— Использовать трофейную подлодку, это, конечно, красиво. Маленький морской бой, который никто не захочет афишировать. Кстати, вы уверены, что «Норфолк» справится с подлодкой черных?

— Совершенно уверен. Черные не могут задействовать свой подводный флот. Вероятно, они используют неформальные связи с ВМС Пакистана или с арабскими шейхами, а там на вооружении устаревшие модели класса Dafna. Прошлый век. Думаю, морского боя не будет. Увидев, что у противника натовская подлодка класса U-215A, они просто уйдут.

— Допустим, — согласился полковник, — Наш груз следует на юг. И как далеко?

— Как написано в договоре фрахта, — ответил Журо, — Скорее всего, порт назначения будет в Австралии. Это хорошая легенда для американских военнослужащих, которые будут охранять груз на судне. Такая же была у «Норфолка». Идем к союзникам, все нормално.

А сделать так, чтобы австралийцы встретили их цветами и оркестром, это не проблема. Картина Айвазовского «Приплыли».

— Сильно, — сказал Райвен, — Эффектно. Но несколько примитивно.

— Что делать, — сказал Журо, — я ведь простой парень, даяк с Калимантана, жил в лесу…

Полковник сделал протестующий жест.

— Хватит, майор. Я это слышал уже раз 20. Еще раз говорю: ваш план хорош… Хорош, как набросок. Его следует лишь дополнить деталями, и получится… Не скажу, что шедевр, но нечто действительно элегантное. Пока есть два недостатка. Во-первых, отразив атаку, мы высовываем свои уши из воды так высоко, что их даже слепой увидит. Во-вторых, между моментом отражения атаки и моментом встречи в Австралии, будет интервал примерно двое суток, в котором черные могут придумать и реализовать свой контрплан. Поэтому нам следует позволить черным утопить корабль в соответствие с их исходным планом. Тогда прибытие груза в Австралию станет для них полной неожиданностью.

Собравшись на очередное общее совещание, члены Верховного суда решили, что на личное присутствие коллегий при рассмотрении дел связанных с рейдом «Норфолка» и так потрачено много лишнего времени. После того, как был вынесен приговор капитану Ходжесу, ничего экстраординарного уже не могло быть решено, так что совещание постановило: слушание по группе спецназа физически будет проводить один судья. Остальные ограничатся участием по интернету. В качестве этого одного, вызвалась быть Валле Идоиро, пояснив: «раз уж я допустила в начале это грязное шоу с марихуаной, то, по чести говоря, мне надо и завершить дело более-менее справедливым образом». Никаких возражений это не вызвало, и она, без шума в СМИ, прилетела на базу Раваки.

В принципе, той горы материала, которую представила суду военная разведка, хватило бы, чтобы вынести приговор без дополнительного опроса подсудимых. Тем не менее, по регламенту, установленному Хартией, Валле обязана была опросить их лично. Именно этим она и занялась, начиная, как водится, с младших чинов.

— Пэмберт Джордан, ваше командование поручило вам в мирное время, на территории другой страны, убить двух некомбатантов, безоружных беременных женщин. Поручения такого рода были для вас обычным делом?

— Мы и раньше убивали, мэм, — ответил он, — Мы же работали в зонах боевых действий.

— В том числе, и мирных жителей? — уточнила судья Идоиро.

— Ну… — Джордан почесал затылок, — Это не нашего ума дело, кто мирный, а кто нет.

— То есть, вам все равно, убивать вооруженного противника или мирного жителя?

— Мирного даже проще, — сказал спецназовец.

— И этим разница исчерпывается?

— Не знаю, мэм. Я об этом не думал.

Валле Идоиро кивнула и что-то пометила на компьютере.

— Сэмуэл Максвелл, — сказала она, — вы тоже не видите никакой разницы между мирным жителем и вооруженным противником, кроме той, что первого проще убить?

— Вооруженный противник обычно в форме, — ответил тот, — Даже партизаны носят что-то вроде формы. А мирные жители обычно одеты, как попало.

— Это все? — спросила судья.

— Не знаю, мэм. Нас этому не учили.

— Ясно. А как именно вы бы стали убивать беременную женщину?

Максвелл пожал плечами.

— Это от ситуации зависит. Иногда удобнее под лопатку, а иногда по горлу.

— Вы имеете в виду, ножом? — уточнила судья.

— Да, мэм, — ответил он, — На короткой дистанции у ножа все преимущества: бесшумность, надежность, возможность сразу определить результат…

— Ваш ответ понятен, — перебила она, — Ричард Пауэл, а вы что думаете о разнице между мирным жителем и вооруженным противником?

Пауэл нервно облизнул губы.

— Знаете, мэм, по-моему разницы особой нет. Солдат он тоже нормальный человек, только на него напялили камуфляж, дали в руки оружие и сказали «иди, воюй». Это ведь только говорят про всякую там отвагу и прочее, а на самом деле, всем бывает одинаково больно и страшно. Ну, кроме совсем ненормальных психов.

— Несмотря на это, вы бы выполнили приказ убить мирного жителя? — спросила Идоиро.

— Да, мэм. — ответил он, — Я ведь и раньше выполнял, и тут, куда бы я делся?

— Судя по вашим словам, ремесло солдата вам не нравится.

— Очень не нравится, мэм. Дерьмовая работа. Хуже не бывает.

— В таком случае, почему вы не занялись чем-нибудь другим?

— По семейным обстоятельствам, мэм. Я боюсь, у меня не получится объяснить толком.

— А вы попробуйте, — предложила она.

На несколько секунд Пауэл задумался, потом снова облизнул губы и ответил:

— Меня бы не поняла моя жена. Если бы я бросил армию, она бы решила, что я трус. Но она не виновата, ее так мой тесть накачал. Он сам военный, тупая скотина. Сейчас Криста бы меня поняла, и все было бы иначе, но на вчерашний поезд посадки нет, а сегодняшний идет только на хрен… Извините, мэм.

— Пауэл, вы взрослый, волевой человек. Как могло случиться, что вы не смогли объяснить своей жене, тоже взрослому человеку, элементарные вещи?

— Не знаю, — Пауэл пожал плечами, — Наверное, я недостаточно волевой человек.

— Тем не менее, вы награждены «Бронзовой звездой» за доблесть, — заметила Идоиро.

— Да, мэм. В Судане вертолет «красного креста» аварийно сел посреди здорового минного поля. А в вертолете была какая-то международная шишка. Ну, я вывел оттуда этих ребят, и шишку тоже, вот меня и обзвездили. Конечно, я был только за. Хоть это и не «Медаль почета», но чтобы вешать девчонкам лапшу на уши, тоже годится… Извините, мэм.

— Вы всегда шутите, Пауэл?

— Да, мэм. Особенно, если дело совсем дрянь. У меня эти шутки вроде как нервный тик.

— Понятно… — сказала она, — Нолан Брайан, а вы что ответите?

Нолан выпрямился во весь рост.

— О чем, судья? — спросил он, — о разнице между вооруженным противником и мирным жителем? По-моему, дело не в оружии, которое стреляет. Дело в той штуке, которой взводят мозги тех, кто стреляет. Чем я отличаюсь от исламистов, которые в 2001 году таранили башни на Манхэттене?

— Чем? — спросила Идоиро.

— Сейчас — тем, что задал себе этот вопрос. А три недели назад — не знаю. Ведь три недели назад я бы выполнил тот приказ.

— А сейчас выполнили бы?

— Нет, но что это меняет? Дик правильно сказал про вчерашний поезд.

— Ладно, — сказала она, — Другой вопрос. Вы готовы были убить двух беременных женщин просто потому, что вам это приказали, или была еще какая-то причина?

— Была, — ответил Нолан, — Нам сказали, что эти женщины, вернее, питекантропы, которые должны родиться, это носители смертельного вируса. Вроде живой фабрики биооружия. Нормальный человек ни на минуту бы в это не поверил, но у меня тогда не было и мысли, чтобы как-то критически на все это посмотреть. И раньше так происходило много раз.

— Вы имеете в виду ваши предыдущие задания, связанные с убийствами некомбатантов?

— Да, судья. Именно это.

— То есть, вы были уверены, что совершая эти убийства, защищаете свою страну?

— Да. Или гражданских лиц, которым угрожает опасность, как было в Уганде.

— Там вы действительно защищали гражданских лиц, и сражались против вооруженных сил военной хунты, — заметила Идоиро.

— Да. Мы отвлекали силы полковника Мбобу, пока «голубые каски» перевозили беженцев по восточному шоссе в Кению. Но это не важно. Если бы нам наврали и про беженцев, и про хунту, мы бы все равно сражались. Мы верили всему, что нам говорят.

— С этим мне все ясно. Скажите, почему ваша жена хочет, чтобы вас расстреляли?

— У нас не сложились отношения, а развод для нее невозможен по религиозным причинам. Вот если я умру, тогда другое дело.

— Вы так спокойно об этом говорите…

— Да. Я же солдат, мне не привыкать.

Идоиро кивнула и повернулась к следующему обвиняемому.

— Хобарт Освальд, вас характеризуют, как человека с хорошими способностями аналитика. Вы понимали, что вам лгут про носителей вируса?

— Да, мэм. Но я считал, что есть какая-то другая причина, по которой необходимо сделать то, что нам поручили.

— Какая может быть причина, по которой необходимо убить двух беременных женщин?

— Не знаю. Ведь по какой-то причине в Хиросиме убили 100 тысяч человек сразу. Там были и беременные женщины, и женщины с маленькими детьми. Это война.

— Вы считаете, что на войне допустимо любое убийство?

— Нет, мэм. Но во все времена так считают политики, а нас никто не спрашивает.

— Но вас же никто не заставлял участвовать в этом, — сказала судья Идоиро.

— В этом все участвуют, — возразил Хобарт, — Налогоплательшики дают деньги, на эти деньги делается оружие, его дают в руки солдату, и он убивает тех, на кого ему укажут политики, которых выбрали налогоплательщики.

— Но ведь от человека зависит, идти убивать или нет.

— Наверное, вы правы, мэм. Только почему-то на эту работу всегда находятся желающие. Я вот хотел выбиться в люди, и пошел в морскую пехоту. А как еще, если у меня ничего не было, кроме рук и головы? Потом, вроде, сообразил: что-то здесь не так, но у меня уже семья. Ее кормить надо. А тут все-таки хорошие деньги платят. Можно было бы пойти на завод, на стройку, или баранку крутить. Но денежную работу не вдруг найдешь, а хочется, чтобы у детей что-то было. Не дело же из поколения в поколение нищету плодить.

— То есть, — заключила она, — виновато общество, а не вы.

— Нет, мэм. Я такого не говорил. Я вам просто объясняю, как все получилось. А что я сам сделал, за то сам и отвечу. К стенке, значит, к стенке. Как не крути, а семью я обеспечил. Читали в газетах, наверное. За это и умереть не обидно.

Идоиро вздохнула, покачала головой и, пометив еще что-то в компьютере, обратилась к лейтенанту спецназа.

— Нэд Шойо, вам предстояло на месте отдать своему подразделению приказ на убийство некомбатантов. Вы бы отдали этот приказ, если бы узнали, что история командования про носителей вирусов является ложью?

— Да.

— А своим людям вы бы сообщили, что эта история — ложь?

— Нет.

— Почему?

— Эта информация могла посеять в их душах сомнение. Командир не должен допускать, чтобы бойцы теряли уверенность в своей правоте.

— Скажите, а что, если бы при высадке на Тероа, командование изменила бы ваше задание на противоположное? Например, поручило бы вам не убить этих женщин, а защитить их от группы боевиков «Исламского джихада».

— Я не понял вашего вопроса, — сказал Шойо.

— Вы бы стали выполнять новое задание вместо старого, к которому готовились?

— Да.

— А как бы вы объяснили это бойцам подразделения?

— Никак. В боевой обстановке приказ отдается кратко и четко.

— А если бы боевиков было в 10 раз больше, чем ваших людей?

Шойо хищно улыбнулся.

— На шоссе Кампала-Накуру нас было 16 против угандийского мотострелкового батальона, численностью до 550. Мы задержали их на 2 часа. Задание было выполнено. Мы потеряли 4 бойцов. Нас взяли в плен только после того, как мы исчерпали весь боезапас.

— После этой операции вас перевели из спецназа морской пехоты в спецназ NCTC?

— Меня и 11 моих парней, — уточнил он, и, через пару секунд, добавил, — Мы не получили пополнения. Мы и так были достаточно сильны. Еще 2 бойцов мы потеряли в Cудане. И еще 4 в секретных операциях, о которых я не имею права говорить. Остальные здесь.

— Вам не кажется, что из вас сделали смертников? — спросила Идоиро.

— Солдат должен быть готов с честью умереть за свою страну, — ответил Шойо.

Валле Идоиро с досадой махнула рукой, посмотрела на экран ноутбука, не требуют ли коллеги разъяснения еще каких-то вопросов, и сообщила:

— Суд считает полученную информацию достаточной, чтобы вынести решение по этому делу. Решение будет объявлено в течение получаса. Я прошу соблюдать тишину, пока я провожу соответствующие консультации.

С этими словами, она нацепила наушники для конференц-связи и минут 20 все слышали только щелканье клавиш и ее отдельные реплики в ходе разговора с остальными судьями. Затем она бросила наушники на стол, распечатала коротенький текст и зачитала:

— Верховный суд, рассмотрев дело в соответствие с Великой Хартией, пришел к выводу, что никто из лиц, представших перед судом, не имел собственного волевого намерения причинить вред гражданам Меганезии. Находясь на службе в частях USMC и NCTC, эти лица подверглись такой психологической обработке, после которой стали неспособны к критической оценке приказов своего командования. Даже получив заведомо преступный приказ, они были не в состоянии отказаться его исполнить. В таких обстоятельствах суд не видит оснований для высшей меры гуманитарной самозащиты, и применяет к данным лицам только те санкции, которые необходимы для охраны общественной безопасности.

Нэд Шойо лишается свободы на 30 лет, которые он проведет в форте Джемо, на островах Ратак. Этот срок заключения не подлежит ни пересмотру, ни замене на каторжные работы. По истечении 30 лет, Нэд Шойо будет депортирован с территории Меганезии.

Пэмберт Джордан и Сэмуэл Максвелл лишаются свободы на 20 лет, которые они проведут в форте Джабат на островах Ралик. Этот срок заключения не подлежит ни пересмотру, ни замене на каторжные работы. По истечении 20 лет, они оба будут депортированы.

Хобарт Освальд и Нолан Брайан лишаются свободы на 20 лет, с правом на пересмотр дела через 10 лет, и на замену заключения каторжными работами на гражданских объектах.

Ричард Пауэл лишается свободы на 15 лет, с правом на пересмотр дела через 7,5 лет, и на замену заключения каторжными работами на гражданских объектах. В случае отказа от работ, для Ричарда Пауэла, Хобарта Освальда и Нолана Брайана местом заключения будет форт Рапа-Ити, на островах Тубуаи. Всем ли присутствующим понятно решение суда?

Пауэл нерешительно поднялся с места:

— А каторжные работы это что, нас куда-нибудь на плантации продадут?

— Разъясняю, — сказала Идоиро, — Суд предлагает вам либо провести 15 лет в заключении на острове Рапа-Ити, либо работать по специальности на том из предприятий-заявителей, которое, по мнению суда, более подходит для вашего случая. Если вы выберете работу, то через 7,5 лет ваше дело будет рассмотрено на предмет досрочного освобождения.

— А можно сначала узнать, что за предприятие, или надо решать в темную?

— Можно. У кого еще есть вопросы к суду? — судья сделала паузу, после чего обратилась к офицеру преторианцев, — сен Морис, выдайте, пожалуйста, Освальду, Брайану и Пауэлу анкеты о каторжных работах. Распорядитесь поместить Шойо в камеру. И решите, что-нибудь со спецтранспортом.

Через пару минут раздался совершенно неуместный в данных обстоятельствах хохот. Это смеялся сержант Брайан, читая информацию из своей анкеты.

— Что вас так развеселило? — поинтересовалась Идоиро.

— Земля Мэри Бэрд! — ответил он, — Антарктида! Надо же, ледники, пингвины…

— Да, ну и что?

— Понимаете, судья, это, вроде как, мечта… Где тут соглашаться?

— На обоих экземплярах под текстом: слово «согласен», имя, фамилию, дату и подпись.

Пауэл фыркнул:

— Тебе, Нол, везет по жизни. А я вот пошел ко дну, прикинь? Подводные взрывные работы на рифах Лихоу. Это Китай что ли?

— Балда ты, — пробурчал Освальд, — Это в Коралловом море, миль четыреста от Австралии.

— Ну, Австралия это клево. А тебя куда?

— На Маркизские острова. Ровно посередине океана.

— Ага, зато на поверхности!

Судья постучала молоточком по столу.

— Вы уже ознакомились с анкетой?

— Да мы уже давно все подписали, мэм, — ответил Пауэл.

— Так, — сказала она, — осталось разобраться с отправкой. Сен Морис, как там транспорт?

— У меня только один самолет для конвоирования, — сообщил офицер, — Я могу сначала отвезти Шойо на Джемо и Джордана с Максвеллом на Джабат. Потом Пауэла на Лихоу. Потом Освальда на Маркизы. И последним Брайана на Мэри Бэрд.

Идоиро вздохнула и покачала головой.

— Это вы и до послезавтрашнего дня не управитесь.

— Я о том и говорю, — ответил преторианец, — Но тут местные форсы предлагают помочь.

— Кто? — спросила она.

Чубби поднялась с места.

— Военная разведка, сен судья. Мы можем взять все три южные отправки на себя.

— Все три? Включая Антарктиду?

— Да.

— А безопасность? — спросила Идоиро.

— Мы работали с Освальдом, Брайаном и Пауэлом, так что можем гарантировать.

Морис наклонился к судье и что-то шепнул. Та подумала несколько секунд, кивнула и сделала Чубби приглашающий жест.

— Подойдите, пожалуйста, сюда, сен капитан. Надо оформить сопроводительные листы.

— Привет, Криста! Разбудил? А тут день… Прикинь, мне дали 15 лет урановых рудников. Да нет, про рудники это я прикололся. А 15 лет это на самом деле. Но судья сказала, что если подсуетиться, то можно выйти через 7,5. Погоди, ты еще главного не знаешь. Меня в рабство продали, одной фирме, которая копается на дне недалеко от Австралии. Короче, я сейчас лечу прямо туда. Внизу океан, красота! Да нет, я прикололся на счет рабства. А на счет фирмы и Австралии это на самом деле. Прикинь, если ты приедешь в Кернс, это там на восточном побережье, ну, на карте посмотри. Так вот, оттуда до меня час на самолете. Нет, ты не врубаешься, здесь это запросто. Мне один парень объяснил, мы с ним вдвоем летим… Нет, его не посадили, он за пилота, он меганезийский офицер. Это он мне свой мобильник дал, за бесплатно. Его Тино зовут, он что надо… Слышишь, Тино, моя жена тебя целует. Смотри, не кончи прямо за штурвалом… Что? Ну, алло, это же все-таки моя жена… Криста, короче, он тоже тебя целует. Знаешь, что он еще говорит? У него есть наколка, через одного австралийца, как за дешево снять домик чуть южнее Кернса. Я дам ему трубку, он объяснит. Да не надо ему рулить, мы же не на шоссе, а в воздухе…

— Aloha, Криста! Пиши мейл: UGLY тире RAPPER собака ANYTRASH точка AU. Чувака зовут Уаго, напиши, что ты от Энкантадора, от меня, значит, и что снимешь домик под Кернсом за 300 в месяц, и дату, когда приедешь. Да не парься ты, все нормально. И про авиетку можешь с ним договориться. Ты авиетку водишь? Ну, блин… придумаем что-нибудь. Как, не пустят? Ты что, Хартию не читала? Ну, блин…. И ребенка с собой можно. Никто не удивится… Ну, обычно комната на 4 рыла… Что ты паришься? Найдете вы, где трахаться. Чего-как, взяли надувной матрац… Там все так делают… Ладно, даю его.

— Криста, прикинь, там платить будут больше, чем в армии. Половину, правда, вычтут, это же каторга, но нам все равно хватит, я-то буду как бы на всем казенном… Да не такая уж опасная. Знаешь, если сравнивать с тем, что было… 35 часов рабочая неделя, 2 выходных плюс праздники, хавчик три раза в день и интернет с видеосвязью. Так что завтра будем вместе мышку спать укладывать. А потом виртуальным сексом займемся… Никакое не извращение… ОК, Криста, как долетим, я тебе сразу позвоню… Ну, пока.

— Ух, — сказал Пауэл, возвращая трубку Энкантадору, — я балдею, как все клево!

— Чудило ты, Дик, — ответил тот, — Летишь в тюрьму, а улыбка до ушей.

— Сам ты чудило. Я только жить начинаю. Тебе ни хрена этого не понять.

— А… Алло, кто это… Ула? Что случилось?.. Ой, слава богу, а то Джозеф говорил: могут лет 25 дать… А каторга где?… Маркизские? Никогда не слышала. Там как вообще?… Что, правда? Самолет до Нуку-Хива? Я записала. А Хоб как?… Что, прямо сейчас?… Хоб, ты меня слышишь!.. Ой, Хоб, я так рада, что все обошлось… Да отпустят тебя через 10 лет, ты же не бандит какой-нибудь. Ты, главное, там не лезь ни во что… Хоб, а я еще соседних 15 акров купила, почти даром. Мне муж Улы объяснил, что так выгоднее… Да ну их всех. По TV сказали, что ты мафиози, вроде Лаки Лючиано, а потом приперлись двое, из какой-то конторы, мол, поговорить. Я вышла с дробовиком и говорю: убирайтесь с моей земли, а если чего надо, то приходите с шерифом. Они убрались, и, вроде, больше ничего такого не было… Я разберусь, и приеду. Детей оставлю на пару недель у Джозефа. А дай еще Улу… Ула, мне Микеле сказал, ваш виноград дает 300 центнеров с акра, а у нас его не разводят, он трансгенный. А у вас черенки продаются?… Я знаю, что ввоз в США запрещен. Если что, на таможне скажу: розочки, много они там понимают. У нас уже так делали…

— … Почему до сих пор светло? — спросила Джули.

— Полярный день, — ответила Гвэн Нахара, — Типа, лето.

— А что? — сказал Брайан, — Нормальное такое лето. Даже лед со снегом не везде. А какая тут погода, кстати?

— Температура минус 21 Цельсия, ветер 9 метров в секунду, слабая облачность.

Джули ткнула пальцем почти прямо по курсу:

— А это что, ледник такой круглый?

— Нет, это город Хоррор. Вернее, его первый и пока единственный купол. Построен, как видите на грунте, а не на льду. Кстати, такие купола из сверхтонкой пленки придумали в Германии, еще в 1970. Была такая фирма Hoechst, собиралась строить где-то в Арктике купол диаметром 2 километра и четверть километра высотой. Но ничего не вышло. Тогда ни материалов подходящих не было, ни техники. Сейчас другое дело. Правда, этот купол экспериментальный, маленький, диаметр 250 метров, высота 30. Следующие должны быть в два раза больше. Конечно, все равно не то, что у «Hoechst», зато реально.

— Следующие, как я понимаю, предстоит строить мне, — сказал Брайан таким будничным тоном, как будто речь шла о том, чтобы забить пару-тройку гвоздей.

Гвэн улыбнулась:

— Не в одиночку, я полагаю. Тут живет больше полусотни человек.

— А их за что сюда?

— Ни за что. Тут волонтеры, только еще два парня каторжники. В прошлом тоже военные. Полгода назад взяли на абордаж круизный лайнер. Получили по 15 лет. Артисты.

— Вдвоем? — уточнил Брайан.

— Да, — подтвердила Гвэн, — Лихие ребята. Думаю, вы поладите. А сейчас помолчите, я буду на посадку заходить. Полоса здесь полное говно, а я не профессиональный пилот.

— Ты уже тут садилась? — спросила Джули.

— Нет, ребята говорили. Все, не отвлекай меня. Сейчас такой экстрим будет…

— Кто так садится, дюбель тебе в жопу! — это были первые слова, которые они услышали на гостеприимной Земле Мэри Бэрд, едва откинув колпак кабины. Сержант Нахара не растерялась, и симметричный ответ выдала практически мгновенно:

— Кто так ВПП строит, долбить тебя форштевнем! Прокатить бы тебя на яйцах по этой сраной полосе, критик, бля, арбитр гребаный.

Сидевший за рулем вездехода «Критик» задумчиво почесал огромную рыжую бороду и добродушно поинтересовался.

— А что ты такая не по погоде одетая? Сиськи отморозить не боишься?

Брайан, не говоря ни слова, в одно касание выскочил из кабины, пробежал по крылу, и, совершив длинный прыжок, приземлился в пяти шагах от вездехода.

— Тебе зубы не жмут? — вежливо осведомился он.

— Мальчики, не ссорьтесь! — попросила Джули.

— Мы и не ссоримся, — все так же добродушно ответил рыжебородый, — Садитесь в тачку, ребята, а то, правда, что-нибудь отморозите. Кстати, меня Гернот зовут, я тут вроде мэра.

Внутри прозрачного купола было лето. Не анатарктическое, а настоящее. Двухэтажные жилые корпуса утопали в густой тропической зелени, а под центром свода находилось маленькое озеро. В озере плескалось человек десять, вероятно, из свободной смены. Гернот и прибывшие устроились на берегу, на лужайке, покрытой какой-то густой и довольно жесткой травой, похожей на гибрид хвоща с лишайником.

— Я понимаю, Нолан, что ты, сюда попал не по собственной инициативе, — говорил мэр, читая сопроводительный лист, — Но раз ты здесь, запомни, пожалуйста: 80-я широта это жесткие природные условия. Особенно, зимой, в полярную ночь. Поэтому…

— Знаешь что, — перебил Брайан, — Я на 83-й широте на зимних маневрах «Black snowfall» в десантной группе был. Прыжок с 10 тысяч футов на ледяное поле и марш-бросок 20 миль, ножками, c полной выкладкой. Вопросы ко мне есть?

— Есть. Это где же такое на 83-й широте?

— Форт Алерт, остров Элсмир, Канада, 400 миль от Северного полюса. По сравнению с этим, ваш Хоррор вообще курорт. Так что не пугай меня своей Антарктидой, понял?

Гернот покачал головой.

— Вот ведь упал герой на мою голову. Я все-таки договорю, ОК? …Поэтому, не надо еще добавлять к природным проблемам всякие конфликты. Тут с людьми надо тактично.

— Ты сам первый начал.

— Да я испугался просто. Ты же со стороны не видел, как вы садились.

— Посадка была не зачетная, — признала Гвэн, — но ВПП у вас тут объективное говно.

Она показала руками слегка изогнутый в середине профиль полосы.

— Есть такое, — согласился мэр, — ВПП старая, еще с прошлого века. Будем новую строить. Так вот, Нолан, я понимаю, что ты весь из себя Беовульф, тебе все нипочем, но вокруг-то нормальные люди, и им бывает тяжело, так что…

— Не смей оскорблять Нола! — перебила Джули, — Он не виноват, что был в спецназе! Ты же его совсем не знаешь! А сам еще говорил про тактичность. Тебе не стыдно?

— Я тогда вообще молчать буду, — обиженно сказал Гернот, — а то вы меня точно изобьете. Вот буду так сидеть и молчать. И, кстати, трое на одного это не честно.

— Давай один на один, — спокойно предложил Брайан.

— Нол, прекрати! — крикнула Джули, — Ты что, спятил? Тебе мало было? Скажи, мало?

Брайан опустил голову, и вся его фигура как-то потеряла жесткость.

— Извини, Джу, — тихо сказал он, — дурная привычка. Я буду работать над этим.

— Вот, на фиг, — проворчал мэр, — Ты, Джули, прежде, чем уезжать, объясни мне, как себя вести с этим парнем, ладно?

— А я не собираюсь отсюда уезжать.

— Что, вообще?

— Лет через 10 может быть, уеду, — сообщила она, — А может, через 20.

— И что ты здесь будешь делать? — спросил Гернот.

— А тут что, нечего делать?

— Да есть, конечно, — обрадовался он, — Я просто интересуюсь, кто ты по специальности. В листе про тебя только имя и гражданство.

— Образование: Массачусетский технологический институт. Ядерная физика. Доучилась до бакалавра. Специализация: квантовая хромодинамика. Не очень в тему, да?

Гернот в изумлении подвигал нижнюю челюсть вправо-влево.

— Упс… Квантовая хромодинамика это про что?

— Про кварки, — лаконично ответила она.

— А, знаю, — искренне обрадовался мэр, — это такие маленькие, из которых все состоит. Ну, круто! У нас в городе будет своя настоящая наука. А с обычным ядерным реактором ты умеешь обращаться?

— Научусь. Там ничего сложного. А он уже есть, или это так, на перспективу?

— Есть, конечно! Откуда ты думаешь, здесь электричество, тепло и Лабысло?

— Лабысло? — переспросила Джули.

— Искусственное солнышко, для полярной ночи, — пояснил он, — Оно вон там, в западном секторе висит. На нем смайлик нарисован, для смеха. Сейчас оно выключено, так что не видно. А придумал Лабысло один русский, Макс Фрай. Он еще хокку написал:

— Как это переводится? — поинтересовалась она.

— На бэзик-инглиш так: Let Labyislo go to priсk, Let it go to and from, To the motherfuck.

Брайан покачал головой и сообщил:

— По-русски правильно будет не «na kui» а «na hui».

— А ты откуда русский знаешь? — удивился Гернот, — ты же, вроде бы, янки.

— Нам при переброске из USMC в азиатский сектор NCTC, дали краткий курс по местным языкам, — пояснил тот, — Китайский, хинди, арабский, русский, фарси, урду, японский, таи, корейский, и бахаса. Туристический минимум, полста самых употребляемых выражений.

— Все равно, знать много языков, это здорово, — сказал мэр, — пусть даже 50 выражений, но уже как-то объясниться можно…

Он повернулся к Гвэн, которая уже улеглась на лужайке, с явным намерением вздремнуть.

— Слушай, а может, и ты останешься? Тут климат здоровее, чем где угодно, и такая красота вокруг, даже иногда не верится. А лет через пять это вообще будет самое крутое место на планете. Здесь урана столько, что на 300 лет хватит, и еще много чего есть.

Сержант Нахара по-свойски похлопала Гернота по спине.

— Нет, amigo. Я северянка, мне надо, чтоб океан и волны до горизонта, солнце в пол-неба и плюс 25 градусов. Так что извини, я высплюсь и обратно.

— Ну, да, — со вздохом, согласился он, — против природы не попрешь. А, с другой стороны, мало ли что. Если передумаешь, то приезжай.

— … И я искренне надеюсь, доктор Хок, что наши личные встречи будут происходить чаще, потому что ничто так не укрепляет дружбу, как хорошо проведенный вечер в спокойном месте, в окружении доброжелательных и достойных людей.

Доктор Лян закончил свою пятиминутную вступительную речь, и отвесил Чубби церемониальный поклон.

С доброжелательными и достойными людьми в этом маленьком и уютном китайском ресторанчике недалеко от порта, все было в порядке. Чубби могла бы поставить 100 фунтов против горелой спички, что каждый второй из присутствующих находился на свободе лишь условно (пока не поймали). Все эти экзотические персоны так искренне улыбались Чубби, что со стороны могло бы показаться, будто они приходятся ей, как минимум, кузенами, а может, и родными братьями, очень соскучившимися по любимой сестренке. Сейчас она должна была сказать ответную речь. Так здесь принято, и к этому следовало отнестись с уважением.

— У всех морей один берег, — сказала капитан Хок, — И у всех достойных людей, которые ходят по морю, в обычае дружелюбие и взаимопомощь. Зная доктора Ляна много лет, я могу сказать: он является одним из лучших образцов, в котором эти качества…

Она говорила минуты три. Получилось вполне сообразно традиции. Потом все выпили по чашечке чая и по крошечной рюмочке ледяной рисовой водки, скушали по кусочку чего-нибудь, и как-то невзначай оставили Чубби и Ляна наедине друг с другом. Состоялся непременный обмен вопросами и ответами о здоровье членов семьи, о погоде, и о делах вообще, после чего капитан Хок перешла к тем делам, которые в частности.

— Одному человеку надо перевезти груз со второго острова Препарис на юг, скорее всего, в Австралию. Он будет искать судно класса G-3 или выше для перевозки контейнеров. Он захочет обойтись без формальностей, и предложит наличные вперед.

— Это друг или нужный человек? — спросил доктор Лян.

— Это враг, — ответила она, — поэтому желательно, чтобы он нашел тот корабль, в команде которого будут соответствующие люди.

— Заказ редкий и заметный, — сообщил Лян, — узнать о нем и перехватить его, будет не так сложно. А что соответствующие люди будут делать дальше?

— Они будут обеспечивать доставку в пункт назначения, согласно условиям фрахта.

— Значит, враг хочет, чтобы судно и груз пропали в пути. Это бывает. А как велик риск, что враг сможет это сделать?

— Риск есть, — сказала Чубби, — но двое наших людей разделят его с командой корабля.

Доктор Лян понимающе кивнул.

— Я знаю ваше отношение к людям. Вы не отправите их на смерть. А в остальном… Все мы в руках судьбы. Кем будут ваши люди?

— Пин Кеу, суперкарго и Тун Тиен, судовой электрик. Они хорошие моряки, но работали не в этом океане. Желательно, чтобы капитан прислушивался к их мнению.

— У них будет рекомендация братства, — сказал Лян, — Для капитана этого достаточно.

— Есть еще кое-что, о чем надо знать капитану. На судне не должно быть попутного груза, а в команду не следует брать людей, у которых серьезные проблемы с законом.

— Вы хотите сказать, доктор Хок, что на судне может появиться полиция?

— Военная полиция, — уточнила Чубби, — Препарис-2 это военная база, соответственно, и груз военный. Но он не вполне легальный. В пункте назначения возникнут вопросы.

Налив Чубби и себе еще по пол-чашки чая, доктор Лян поинтересовался:

— Вам нужно, чтобы эти вопросы возникли?

— Да, — ответила она.

— А что будет с кораблем, капитаном и командой? Их арестуют?

— Этим вопросом займется суперкарго, — пояснила Чубби, — ведь это его работа. У него будут соответствующие документы. Капитану не надо вникать в эти детали. Разумеется, корабль и экипаж задержат на некоторое время, но, я полагаю, мы уладим эту проблему.

Если бы некто сверху в эти дни наблюдал за перемещениями в северном треугольнике Индийского океана, между Индонезией (на востоке), Аравийской котловиной (на западе) и Бирмой (на севере), он мог бы увидеть любопытные эволюции движения кораблей.

Из малайского порта Пинанг вышло контейнерное судно «Тренган», класс G-3 и направилось на северо-запад, и далее на север, к островам Препарис, где встало под погрузку на морском терминале военной базы США Препарис-2.

Несколько позже, из порта Карачи (Пакистан) отправился в последний путь корабль-мишень CST-40 (списанный танкер) и взял курс на юго-восток, чтобы занять позицию, на которой ему надлежало быть уничтоженным в качестве условного крейсера противника.

По прошествии еще некоторого времени, с базы ВМС Пакистана Касим вышла подводная лодка «Хангор», и взяла курс на юго-восток, чтобы прибыть в зону проведения учебно-тренировочных стрельб в квадрате 5–8 градусов южной широты, 93–96 градус восточной долготы (куда, по условиям стрельб, должен был прибыть корабль-мишень).

Как только погрузка контейнеров на борт «Тренгана» завершалась, и судно приготовилось к отплытию, из индонезийского порта Белаван на острове Суматра, вышло судно «Уланг» того же класса G-3, следующее курсом на запад, к Шри-Ланке. Когда «Тренган» с грузом отошел от Препариса и взял курс на юг, следуя в Перт (Австралия), «Уланг» уже двигался к западу вдоль 10 параллели северной широты.

Дальнейшее движение этих четырех кораблей выглядело так:

Когда подлодка «Хангор» уже пересекла Экватор в 700 километрах к югу от Шри-Ланки, контейнеровозы «Уланг» (идущий на запад) и «Тренган» (идущий на юг), одновременно оказались в проливе Грейт-Чаннел, между Суматрой и Никобарскими островами. После этого пересечения курсов (около 0:30 после полуночи), один контейнеровоз пошел в сторону Шри-Ланки, а другой — в сторону Кокосовой котловины, где, теоретически, мог бы сделать поворот к востоку и проследовать в Перт. Именно теоретически, поскольку на исходе следующей ночи, он встретился с подлодкой «Хангор» в ее квадрате стрельб.

Что касается коробля-мишени CST-40, то он исчез с поверхности океана гораздо раньше, чем предполагалось по плану учений. Через три часа после того, как временный экипаж покинул обреченное на заклание судно, и через два часа после захода солнца, у CST-40 внезапно случилось что-то странное с корпусом сильно ниже ватерлинии. В резултате он стал быстро набирать забортную воду, и еще через полчаса тихо пошел ко дну. Примерно в тот же момент по непонятной причине отключился радиомаячок наведения. Но, когда «Хангор» прибыл в зону стрельб, судно с параметрами цели и маячком там нашлось.

По условиям тренировочных стрельб, учебная цель считалась многоцелевым крейсером вероятного противника. Это означало, что цель должна быть гарантированно уничтожена одним торпедным залпом. Иначе, обнаружившая себя подлодка, окажется в открытом бою с противником, многократно превосходящим ее по огневой мощи (и по условиям учений, ей будет засчитан проигрыш). Капитан «Хангора» подошел к задаче ответственно. Когда радиорубка доложила о засечке радиомаячка цели, он тщательно выбрал позицию для стрельбы в борт противника, с соответствующим упреждением, и грамотно выполнил залп из носовых аппаратов с глубины 80 метров четырьмя 550-миллиметровыми торпедами.

Можно спорить, сработало бы это против многоцелевого крейсера, но контейнеровозу (который, из-за радиомаячка, был опознан, как учебная цель), этого хватило за глаза. Он практически распался на части по сварным швам корпуса и затонул в течение 5 минут. Еще некоторое время на поверхности горели остатки мазута, но через 2 часа этот участок океана был уже совершенно неотличим от любого другого. Обломки контейнеровоза к этому времени уже покоились на глубине 6000 метров. Снимок со спутника подтвердил идеальное поражение цели, экипаж «Хангора» получил поздравление от командующего стрельбами (сверлите дырочки для знаков отличия) и подлодка легла на обратный курс.

В 7:30 утра 29 октября, сержант Патрик Бэлхоу, командир американского отделения охраны, пятый раз пытался получить от Кабира Саади, капитана «Тренган», какие-то внятные объяснения по поводу странностей курса. (из-за которых он оказался в данный момент в 200 километрах южнее Шри-Ланки, где ему было соверщенно нечего делать).

— Кэп, я ни черта не понимаю в мореплавании, но, черт возьми, не может быть циклона размером во весь океан. Какого хрена мы сутки шли на запад, если нам надо было на юг, а потом на юго-восток?

— Циклон он такой, он не стоит на одном месте, он двигается туда-сюда, — флегматично отвечал Кабир. Сейчас он ушел, мы повернули. Идем на юго-восток. Вы сами можете посмотреть на компас.

— Да, но мы потеряли, наверное, двое суток, не меньше.

— Лучше поздно в порт, чем рано на дно, — сказал капитан. Он и сам не представлял, до какой степени был прав в данном случае. Он не знал о судьбе «Уланга», поймавшего 4 торпеды, предназначенные для его корабля. Он понятия не имел, почему суперкарго Пин Кеу вчера ночью приказал развернуть «Тренган» перпендикулярно положенному курсу и идти так больше суток, до самой Шри-Ланки. Он даже не догадывался, почему именно сегодня перед рассветом Пин Кеу вдруг приказал перейти на международную трассу Коломбо — Перт, хотя в начале предполагалось избегать оживленных морских путей. Он знал только, что «Тренган» под завязку полон сомнительным (мягко говоря) грузом, и что Пин Кеу представитель «братства» (попросту говоря, мафии). А капитанское дело в такой ситуации ясное: рулить, куда сказано, и морочить голову американскому сержанту.

В действительности же дело обстояло так: после выхода с Препарис-2, электрик Тун Тиен провел профилактический осмотр судна с помощью сканера-антибага (инструмента, не характерного для электриков). На второй грузовой палубе между двумя контейнерами он обнаружил спрятанный посторонний предмет: приборчик в виде небольшой пластиковой коробочки, на сленге именуемый «маячком». Маячок через заданные интервалы времени определяет свои координаты по системе GPS, и выдает короткие, довольно мощные серии радиоимпульсов на заданной частоте. В начале серии идут его индивидуальные позывные, а затем закодированные координаты. Маячки ставятся на разные плавсредства, в т. ч. на спасательные шлюпки, и на учебные цели при морских стрельбах. Тун Тиен продолжил осмотр, убедился, что на «Тренгане» нет других посторонних предметов такого же типа, и занялся исследованием маячка с помощью анализатора-дескриптора (тоже инструмента, обычно не входящего в набор судового электрика). Через 5 минут дескриптор построил виртуальную копию маячка, после чего Тун Тиен через спутниковый телефон сбросил ее своему коллеге (тоже не совсем электрику), находящемуся на борту «Уланга».

Как уже было сказано «Тренган» и «Уланг» пересеклись ночью в проливе Грейт-Чаннел. В момент предельного сближения, они шли параллельными курсами на расстоянии всего 150 метров друг от друга, и на «Уланге» уже был маячок-дубль. Ровно в 00:30:47, во время очередного 11-секундного интервала между импульсами, Тун Тиен умертвил свой маячок дугой электросварочного аппарата, а его коллега включил свой маячок-дубль.

С точки зрения любого, кто наблюдал за сигналами маячка, ничего не произошло. Сдвиг координат на 5 угловых секунд за время между импульсами, легко объясним движением судна и погрешностью округления GPS. Сразу после этой рокировки, «Тренган» взял курс на Шри-Ланку, а «Уланг» пошел на юг, к месту своей роковой встречи с подлодкой.

«Уланг» представлял собой такой же старый контейнеровоз класса G-3, как «Тренган», но отличался от последнего наличием современной системы управления. Он мог пройти по маршруту вообще без экипажа, под контролем бортового компьютера. Экипаж на таких судах состоит обычно из 3 человек. Их задача устранять неисправности, решать прочие экстренные проблемы, и взаимодействовать с портовыми службами. На «Уланге» и было три: сержант и двое рядовых меганезийского спецназа. Судно принадлежало подставной индонезийской фирме, а в контейнерах были консервы с истекшим сроком годности.

Когда маячок-дубль был включен, а «Уланг», ставший для посторонних наблюдателей «Тренганом», повернул к югу, сержант отдал лаконичный приказ: «линяем!»

Все трое мгновенно освободились от одежды и сиганули за борт. Им предстояло проплыть километр до ожидающего их проа. По легенде они, как и сотни других туристов, отдыхали на рифах севернее Суматры, занимаясь дайвингом и спортивным рыболовством.

Что касается людей, составлявших экипаж «Уланга», то их как бы и не было в природе.

Еще вчера казалось, что лимит скандалов вокруг спецслужб исчерпан на год вперед. Но выступление полковника… Или, точнее, бывшего полковника NSA Джона Хейстинга на флоге Galaxy police превзошло все, что было до этого предметом рассмотренеия сенатской комиссии по субмарине «Норфолк». Хейстинг был одной из ключевых фигур не только в истории с «Норфолком», где он отдал группе коммандос приказ расправиться с жителями атолла Тероа. Он, в качестве агента-нелегала в Сурабайе, управлял действиями исламских террористов в инциденте с пуском ракет средней дальности из Арафурского моря. Еще до этого, он организовал террористический акт на базе ВМС США «Махукона-2». При этом было убито несколько военнослужащих США и гражданских лиц.

Хейстинг утверждает, что делал все это по заданию руководства NSA. Дословно он сказал: «Если вы думаете, что агентство занимается национальной безопасностью, то вы слепые идиоты. Агентство со дня своего основания служило только денежным мешкам, имеющим прямой провод на Капитолий. Лично я организовал более 20 террористических актов, включая убийства и взрывы на военных и мирных объектах. На каждом этом акте сделаны хорошие деньги. Я лично развязал одну войну в Азии, и знаю людей из агентства, которые развязали еще две войны. Это не потому, что я маньяк. Мне приказали это сделать. Вам не хочется верить, что это правда? Тогда посмотрите, чьи состояния вырастали после каждого подобного события. Деньги не врут, потому что они — единственное, ради чего все делается». Затем Хейстинг назвал 9 имен достаточно известных людей, подробно описав их роль в описанной им теневой деятельности NSA. Список с биографиями помещен ниже.

Далее он сказал: «Вы часто слышите про демократию и права человека. Плюньте в морду тем политикам, которые произносят эти слова. Люди для них просто мясо. По их приказам я отправлял американских солдат на верную смерть десятками. Нет проблем. Кровь это более дешевая жидкость, чем бензин. Правда, из меня тоже решили сделать мясо. Так часто бывает. Мне и самому приходилось убивать своих коллег по приказу. Какие у них были, наверное, удивленные глаза в последний момент. Они так верили в демократию и свои права. А я вот не верил, и я знал, что когда запахнет жареным, ко мне тоже пошлют каких-нибудь парней с пушками. Генералы сначала берут деньги, а потом отмываются кровью своих подчиненных, которые виноваты в том, что слишком много знают. Это главный принцип, на котором построены наши спецслужбы. Я это понял, и потому я до сих пор жив». После этого Хейстинг подробно рассказал о нескольких попытках его ликвидации спецагентами-киллерами NSA в Сурабайе, где он жил под фамилией Конквист, как совладелец и директор индонезийской фирмы «Конквист и Палемба».

Затем Хейстинг отвлекся на общеполитические темы: «У меня сейчас много свободного времени, — сказал он, — так что я могу поговорить о том, почему все, о чем я рассказываю, стало возможно в демократической свободной стране. Если кратко, то потому, что у нас слишком много дебилов. Может они сами расплодились, а может, это селекция. Не знаю. Доверчивый дебил-избиратель, слушая болтливого дебила-телеведущего, голосует за жадного дебила-политика. Говорят, демократия выражает волю большинства. А что она выражает, если у большинства нет воли? Если это большинство может только пускать слюни перед телевизором? Я вам скажу, что будет дальше. Сенатская комиссия, которая делает вид, что расследует это дело, ничего не решит. То есть, конечно, назначат пару-тройку ненужных пешек козлами отпущения, ну, и может быть, кто-нибудь утонет в тарелке с супом или насмерть подавится сэндвичем. Несчастный случай. Но ни один из денежных мешков даже и не покачнется. А большинство у телевизора все это проглотит и будет дальше пускать слюни. И будет голосовать за тех же дебилов-политиков, которых сейчас купают в их собственном дерьме. Сейчас я буду подробно разбирать схемы всех трех операций: На Гавайях, в Арафурском море и в центре Меганезии. Вы спросите, ради чего я это делаю, если все равно правят дебилы и телевизор? Да просто мне надоело, что все говорят вам, что вы великая, свободная, умная, демократичная нация, а вы — скопище дебилов. И я хочу, чтобы вы это знали». Далее Хейстинг потратил примерно по часу на разбор каждой из упомянутых им операций. Полный текст вы можете прочесть на 3 — 11 страницах этого номера…

— Прочитали? — спросил Пин Кеу, — Все соответствует?

— Э… — выдавил из себя капитан, — Э… Это зачем еще?

— Как зачем? Мы должны отправить манифест для входа в порт за 48 часов до прибытия, чтобы нам определили якорную стоянку. Это обычное правило, мистер Саади. Я решил связаться с ними на пол-дня раньше, поскольку с военным грузом всегда больше возни.

Под тяжелым, как пирамида Хеопса, взглядом суперкарго, капитан взял авторучку и, с трудом уняв дрожь в пальцах, поставил свою подпись. Пин Кеу повернулся к сержанту.

— Мистер Бэлхоу, все ли на ваш взгляд правильно?

— Гм, — сказал тот, — Так мы что, в обычный гражданский порт с этим придем?

— Как заказывали, — невозмутимо ответил Кеу, — Начальству виднее.

— А что значит «качество, состояние и мера неизвестны»?

— Это стандартная отметка. Она значит, что капитан не осматривал груз, а принял его прямо в контейнерах, и не отвечает за исходное состояние того, что внутри.

— Ну, еще бы, — пробурчал сержант, и размашисто расписался.

— Благодарю вас, — сказал суперкарго и уверенно сунул лист в приемный слот факса.

Легкость, с которой Патрик Бэлхоу подмахнул этот жуткий документ (позже многократно цитировавшийся прессой) ясна, если знать, какой инструктаж он получил при отправке на задание. Ему сообщили, что военное имущество просто перебазируется в Австралию, на гражданском судне, по обычной процедуре морской транспортировки. Задача сержанта и его отделения — охранять это имущество от любознательных матросов, а по прибытии в Перт — сдать его офицеру, который прибудет на борт с соответствующими документами. Сержант даже не догадывался, что по плану он (вместе с грузом, отделением охраны и экипажем «Тренгана») должен прийти не в Перт, а на дно океана. Поскольку инструкция ничего не сообщала о портовых формальностях, сержант был искренне уверен, что эти формальности должны выполняться обычным для торгового флота порядком.

Капитан Саади, тем временем, вышел на мостик, где флегматично курил штурман, вынул из бокового кармана фляжку, изрядно глотнул оттуда, и сообщил:

— Знаешь, Дженг, что сейчас сделал этот суперкарго? Он отправил манифест и бортовой коносамент в портовую администрацию Перта.

— Да? А что он написал про груз?

— То и написал: военное химико-биологическое что-то там, отправитель — армия США.

— Что, вот прямо так?

— Ну, я тебе говорю.

Штурман сосредоточенно почесал макушку и глубокомысленно изрек:

— Одно из двух: или у них там все схвачено, или он ебнулся.

— Майк, глянь, какую хреновину прислали, — диспетчер протянул старшему смены только что полученный факс.

— Гм… — сказал тот, пробежав глазами текст, — Идиотская шутка.

— Ага. И что с этим делать?

— Проверь по компьютеру, есть ли вообще такая посудина и чья она.

Через минуту диспетчер сообщил:

— Майк, ты удивишься: все совпадает. Куала-Дунгун, «Тренган», G-3, капитан Саади.

— Гм… — снова сказал старший, — знаешь что, Вальтер, тут ведь есть спутниковый номер. Позвони, спроси, что это за фигня.

— Сейчас попробую, — диспетчер набрал номер и включил громкую связь.

— Алло, это мистер Саади?

— Нет, — ответили там, — это Пин Кеу, суперкарго. А с кем имею честь?

— Это портовая служба Перта. Вы отправляли нам манифест?

— Да, несколько минут назад.

— Вот-вот. Вы указали что-то странное про груз. Что у вас там?

— У нас там разное оборудование с военной базы, — ответил Кеу, — Мы точно не знаем, оно секретное. Контейнеры, разумеется под охраной.

Вальтер округлил глаза и молча протянул старшему трубку. Тот кивнул и взял ее.

— Добрый день, это старший диспетчер Майк Доннел. Мистер Пин, я хотел бы поговорить с капитаном.

— Нет проблем… Мистер Саади, портовая служба хочет что-то у вас спросить…

— Да… Капитан Саади слушает.

— Где находится и как движется ваше судно, мистер Саади? — спросил Майк.

— 11,36 южной широты, 94,18 восточной долготы, курс 147, скорость 28 узлов.

Майк кивнул Вальтеру и ткнул пальцем в компьютер. Вальтер набрал данные, и на экране появилась спутниковая картинка. 200-метровый контейнеровоз был виден ровно там, где и было сказано. Он шел мимо островов Килинг (провинция Кокосовые острова).

— Гм… — сказал Майк, — а могу я поговорить с тем американским унтер-офицером, который руководит охраной груза?

— Да, конечно, — ответил капитан, и передал трубку Патрику.

— Сержант Бэлхоу слушает.

— Добрый день, сержант. Вы не могли бы уточнить, что у вас за груз?

— Для этого я должен проверить ваш допуск, мистер Доннел. Это секретная информация.

— А в общих чертах?

— В общих чертах это написано в коносаменте, — ответил Патрик, — я, разумеется, проверил, перед тем, как подписать. Там все правильно, сэр.

Тут Майк почувствовал легкий озноб.

— Вы хотите сказать, сержант, что везете сюда биологически-опасный военный груз? То есть, что-то вроде бактериологического оружия? Но ведь это, вроде бы, запрещено?

— Нет, сэр, — успокоил тот, — У нас только оборудование для производства биологических боезарядов и некоторое количество продукции. Мы не везем средства доставки, так что это еще не оружие. А из оружия только M-16, ими вооружено мое отделение охраны.

— Гм… А это биологическое… То, что вы везете… Оно достаточно надежно упаковано?

— Конечно, сэр, иначе бы нас уже в живых не было. Вообще, сэр, я думаю, вам лучше бы связаться с военным руководством, у которого есть допуск. Там вам все объяснят.

— Спасибо, сержант. Я так и сделаю.

Прервав связь, Майк обнаружил, что вокруг столпилось половина дежурной смены. Кое-кто уже звонил по мобильникам, спеша поделиться новостью с родными и знакомыми.

«Пупсик, оцени свежую корку: у какого-то американского сержанта снесло крышу, он нанял малайскую калошу и повез сюда биологические бомбы…».

«Лапочка, слушай внимательно… Да, случилось. По-быстрому собирайся, сажай детей в тачку, и поезжайте к тете Жанне в Банбери»

«Прикинь, чувак, янки совсем охерели. Их завод биологического оружия поперли на хрен из Индокитая, так они всю эту срань тащат сюда… Как-как, по океану, как еще?»

«…Никакая не фигня, я коносамент видела… Да, так и написано… Пупсик, ты, что оглох? Я же говорю, у него крышу снесло, ваще».

«… Лапочка, я тебе потом все объясню, а пока сделай, пожалуйста, как я сказал…»

«Вероника, дозвонись в департамент экологии. Попроси, чтоб позвонили мне, я им такое скажу… Только чтоб срочно».

«… Ты не врубился, чувак, полный корабль этих сраных бацилл и вирусов… Я и говорю, суки. Они думают, что Австралия это свалка для их гребаного милитаристского говна»

И вот он, непременный финальный аккорд:

«Трейси, хватай съемочную группу и дуй в порт. Янки волокут сюда тысячу контейнеров с биооружием…. 20-футовых, блин, и в каждом по 25 тонн склянок с микробами».

До старшего диспетчера Майка Доннела наконец доходят масштабы происходящего, и он начинает отдавать четкие команды:

— Вальтер, позвони в полицию и скажи, что если они ничего не сделают, то послезавтра городу крышка. Джессика, сними копию с этого долбанного конасамента и беги бегом в правление порта. Чарли, звони в Канберру, в приемную правительства.

Затем Доннел открывает раздел справочника «оборона, безопасность, спецслужбы»…

Телекс командующему патрульной группы Тимор-Лоти.

С фрегата в Тиморском море старовали 4 беспилотных ракетоплана. Набирая крейсерскую скорость 6 км/cек, они двинулись на запад. Их подлетное время составляло 10 минут. Эти действия не оставили равнодушными индонезийских соседей. С их базы на Яве взлетел самолет дальней разведки «AWACS» и два тактических истребителя «Hornet». Еще через 5 минут с базы ВВС Австралии на Кокосовых островах были подняты по боевой тревоге два звена ударных истребителей F-35 «Lightning». Примерно в это же время с аэродрома Джохор-Бару взетел малайский истребитель-бомбардировщик Hawk-110. Отреагировали даже новозеландцы, отправив на фиесту свой новый суборбитальный Spirit-24, успевший к столу за счет «космической» скорости. Как (совершенно неофициально) высказался по этому поводу австралийский адмирал Генри Уинсдейл, которому поручили справиться с развивающимся кризисом: «только этих пижонов нам здесь и не хватало».

Ходят слухи, что при взлете, австралийские истребители получили завуалированный приказ уничтожить «Тренган». Это, теоретически, могло бы погасить чудовищный скандал в зародыше. Опять же, по слухам, командир первого звена ответил «Нахожусь в зоне прямой досягаемости боевых самолетов четырех стран. Прошу подтвердить приказ на уничтожение гражданского судна и экипажа с учетом этих оперативных условий».

В результате официальный приказ был совершенно иным: «остановить судно обычными средствами, и обеспечить высадку спецкоманды «Blackhats» на борт».

Получив по рации приказ «Лечь в дрейф», капитан бросил укоризненный взгляд на суперкарго и скомандовал:

— Машина стоп.

— Вот и приплыли, — констатировал штурман.

Суперкарго задумчиво посмотрел в небо, рассекаемое во всех направлениях и на всех высотах боевыми самолетами разных конструкций, и спокойно сказал:

— Не понимаю, зачем такая суета? Почему было просто не сказать мне то же самое по мобильнику, и не прислать группу досмотра на вертолете? Кстати, — тут он повернулся к сержанту, — мистер Бэлхоу, вы бы приказали своим людям сложить оружие где-нибудь на видном месте, а то, как бы не получилась стрельба между союзниками.

— Да, пожалуй, — согласился Патрик, — Отделение, стройся! Оружие к осмотру на палубу!

— … А вы, капитан, скажите экипажу тоже построиться и не дергаться, — продолжал Пин Кеу, — а то австралийский спецназ это резковатые ребята, могут неправильно понять.

Высадка спецназа TAG (тактической штурмовой группы SASR) с вертолета «Чинук» была так живописна, что в Голливуде за эту видеозапись дали бы миллион баксов не торгуясь: готовый фрагмент фильма о вторжении инопланетян. Дело в том, что спецназовцы были одеты в серебристые костюмы изолирующей биохимической защиты, что придавало им вид законченных космических пришельцев. Они соскальзывали по свисающим из брюха вертолета тросам и демонстрировали другие чудеса боевой подготовки на глазах у двух компаний, собравшихся на борту: 9 американских военных и 22 членов экипажа.

Трех минут им хватило, чтобы обшарить корабль и, не найдя ничего, что хоть отдаленно напоминало бы противника, впасть в некоторое недоумение. Их командир вышел из этой ситуации самым естественным образом: подошел к Патрику и представился:

— Лейтенант Локфорт, SASR.

— Сержант Бэлхоу, US-Army, — ответил тот.

— Так. А что вы здесь делаете?

— Охраняю спецгруз, сэр.

— Тот, который в контейнерах? — на всякий случай, уточнил лейтенант.

— Да, а какой же еще?

— Ага, — сказал лейтенант и сделал знак своим бойцам.

Через минуту ближайший контейнер был открыт и взгляду предстал штабель огромных ящиков со значком «биологическая опасность и маркировкой Е27».

— Командир! Это, похоже, био-боеприпасы для ракет «Lance», — сказал один из бойцов.

— Мало ли, что там написано, — ответил тот, — ладно, эти не трогаем, они каждый центнера по два весом. Открывайте другой.

Во втором контейнере оказались аппараты наподобие бойлеров, в третьем — мощные центрифуги, а вот в четвертом — сравнительно небольшие ящики с маркировкой E134.

— Должны быть 3,4-фунтовые капсулы для кассетных авиабомб, — сообщил тот же боец.

— Вскройте один ящик, — распорядился лейтенант.

Один ящик вытащили из верхнего ряда и, с помощью ножа сняли крышку. Внутри оказалась небольшие пластиковые цилиндры, снабженные стабилизаторами.

— Они и есть, — констатировал кто-то.

— Вы поаккуратнее там, — проворчал Патрик, — вы-то в химзащите, а мы-то без.

Лейтенант коротко выругался, достал из наплечного кармана woki-toki и сообщил кому-то: «наличие груза BW подтверждаю».

В это время в поле зрения появился маленький оранжевый вертолетик с яркими синими буквами TV-2 на борту, и завис метрах в 70 от корабля. Дверца кабины отодвинулась и наружу выдвинулся толстый объектив широкоугольной телекамеры.

Принадлежащие Австралийскому Союзу Кокосовые острова (Cocos Islands), они же Килинг (Keeling), это 2 небольших атолла в Индийском океане, на 12 градусе южной широты и 96 градусе восточной долготы, 2700 км к западу от северного побережья Австралийского континента. Оба атолла это узкие разорванные кольца с лагунами посредине. Меньший северный атолл разорван только в одной точке, так что похож на канцелярскую скрепку. Южный атолл разорван на 26 островков, из которых стратегическое значение имеет лишь западный кусочек, остров Уэст, где расположена база ВВС с взлетно-посадочной полосой (которая, впрочем, используется и как гражданский аэродром). Главная изюминка — это маленькие рощи кокосовых пальм, ну, а для дайверов, конечно, подводные коралловые леса. Общая площадь этого чуда природы около 14 квадратных километров, а население — примерно 650 человек, из которых около сотни — это персонал военной базы. В конце XX века здесь начал развиваться туризм, и был построен маленький отель на 28 комнат, а затем, по мере раскрутки, еще десяток вилл, для сдачи в аренду отдыхающим.

Теперь представьте, как горестно зарыдали владельцы туристического бизнеса, когда в их лагуну вошел «Тренган» под конвоем двух катеров береговой окраны, и бросил якорь на рейде острова Уэст. Пресс-служба Департамента обороны, разумеется, распространила сообщение о том, что чудовищный груз «Тренгана» надежно упакован, и не представляет никакой угрозы для людей, но увы: туристов это не успокоило: все они видели по TV шоу спецназа в скафандрах и слышали комментарии специалиста (типа: «этот боец держит в руках контейнер с тремя фунтами концентрированной суспензии возбудителя лихорадки Марбург, данная болезнь убивает человека всего за 9 часов от момента заражения»). Ну, какой тут, к чертям собачьим, отдых? Даже многие местные жители временно смылись на континент. Впрочем, был и приятный сюрприз для тех владельцев отелей и вилл, которые рискнули остаться. Через сутки на остров Уэст хлынули репортеры, щедро платившие за комфорт и выпивку (деньги-то не свои, а работодателей).

Впрочем, одно шоу репортеры, все-таки пропустили. Это были первые допросы экипажа и военных с «Тренгана». Полковник контрразведки (ASIO) хотел «права первой руки», но полицейский следователь уперся. Кое-как они пришли к компромиссу: решили работать с фигурантами совместно. Начали, как обычно, с «мелочи», с первого попавшегося матроса-малайца. По законам жанра, парень должен был «расколоться» мгновенно. Но…

— Ты знаешь, что вы везли на «Тренгане»? — спросил следователь.

— Знаю. Контейнеры.

— А что было в контейнерах?

— Какие-то вещи с военной базы янки.

— Там было биологическое оружие. Ты знал об этом?

— Нет, мистер. Мое дело грузить и крепить. Что внутри, мне не важно. За это не платят.

— А ты знаешь, что здесь ты за этот груз можешь попасть в тюрьму лет на 20? — вмешался полковник контрразведки, — Так что не тяни время, парень, и рассказыай, как все было.

— Доктор Пин сказал, мы не попадем в тюрьму. Он сказал, мы все сделали по закону. Я ему верю. А вас, мистер офицер, я впервые вижу.

— Пин Кеу? — оживился следователь, — Это ваш суперкарго? А почему «доктор»?

— Потому, что он уважаемый человек.

Контрразведчик написал на листке «из мафии». Следователь глянул, кивнул и продолжил:

— Значит, кораблем командовал Пин Кеу?

— Нет, мистер. Кораблем командовал капитан Саади.

— А что делал Пин?

— Доктор Пин следил, чтобы все было ОК с бизнесом.

— А он знал, какой груз вы везете?

— У него спросите, — посоветовал тот.

— А если мы просто сдадим тебя малайским властям? — спросил полковник, — почему-то мне кажется, что там ты моментально попадешь в тюрьму.

— Там я попаду домой, — ответил малаец, — Я честный моряк. У меня все ОК с законом.

Попытав счастья еще с двумя матросами, и получив практически такие же ответы, контрразведчик и следователь решили допросить капитана.

— Мистер Саади, вы знали, что берете на борт опасный груз? — спросил следователь.

— Знал, конечно. Это же была военная база.

— Вы знали, что это биологическое оружие?

— Догадывался, но точно не знал. Я гражданский моряк, в этих штуках не разбираюсь.

— Но вы знали, что закон запрещает ввозить такие предметы в Австралию?

— Так я и не ввез, — резонно ответил Кабир Саади.

— Но вы намеревались ввезти, — заметил контрразведчик, — Если бы вас не задержали, вы бы это сделали.

Капитан пожал плечами.

— Я подписал коносамент для ваших властей. Если бы они разрешили ввезти, то я бы ввез, а если бы запретили, то я бы и не ввез. Я не понимаю, за что нас задержали.

— Вас задержали за распространение биологического оружия, — пояснил полковник, — это международное преступление.

— Я в этих штуках не разбираюсь. Вы говорите, что преступление, а американцы считают, что нет, и грузят это на мой корабль. Попробуй, пойми, кто из вас прав.

— Кто договаривался с американцами? — спросил следователь.

— Я и суперкарго от фирмы, которая держит мой контракт.

— Суперкарго Пин Кеу от фирмы «Конквист и Палемба»?

— Он самый.

— Как оговаривалась оплата?

— Обыкновенно.100 процентов аванс наличными.

— Интересно, а налоги с этого «обыкновенно» вы платите?

— Вам-то какое дело? — поинтересовался Кабир.

— Пожалуй, никакого, — согласился следователь, — Тем более, бизнесом командуете не вы, а Пин Кеу. Доктор Пин. Не так ли?

— Я командую там, где мне положено, — ответил капитан, — а доктор Пин командует там, где ему положено.

— У нас есть данные, что Пин Кеу представляет не фирму «Конквист и Палемба», а мафию.

— Это не мое дело, Все бумаги от фирмы у него есть.

— Мистер Саади, — вмешался полковник, — вы понимаете, что соучастие в международной организованной преступности это уже само по себе подсудное дело?

— Вы такой умный, — спокойно сказал Кабир, — поезжайте в Куала-Лумпур, и попробуйте найти, где кончается правительство и начинается мафия. А мне это как-то не интересно.

После общения с капитаном, контрразведчик и следователь кратко обсудили положение вещей и пришли к выводу, что разговаривать надо с суперкарго.

— Мистер Пин, — начал контрразведчик, — чтобы не тянуть время, сразу перейдем к делу. Нам известно, что вы работаете на мафию. Нам известно, что корпорация «Конквист и Палемба», которую вы представляете, была прикрытием для американского офицера NSA, который жил в Индонезии под именем Джон Конквист. Нас интересует: мафия работала на Конквиста или Конквист на мафию?

— Я человек маленький, — ответил Пин Кеу, — Мне говорят, я делаю. Откуда мне знать, кто на кого работает?

— Вы не настолько маленький человек, доктор Пин. Вам доверили доставку ценного груза, это серьезная задача. Но вы не справились. Вы потеряли груз и корабль. Хозяевам это не понравится. У вас будут крупные неприятности, понимаете?

— Нет, — возразил Пин Кеу, — Я справился. Я хорошо продал субфрахт, по полуторной цене против обычного, и я сэкономил 5 суток хода, а это 200 тысяч американских долларов.

— А корабль? — напомнил полковник.

— Корабль вы отпустите, — суперкарго сказал это так, как говорят о давно решенном деле.

— А груз?

— Груз принадлежит янки. Моих хозяев это не волнует.

Тут у следователя возникла некая догадка.

— Мистер Пин, вы сказали об экономии хода. То есть, вы специально послали судовой манифест раньше положенного срока, чтобы вас задержали здесь, где корабль не надо конвоировать в порт на континенте?

— Да, — ответил тот, — Я решил: если груз пропустят, то пропустят, а если задержат, то пусть лучше здесь. Зачем тратить лишнее горючее и изнашивать судовые машины.

— А как на счет претензий со стороны американской армии? Ведь их груз потерян?

Пин Кеу едва заметно улыбнулся.

— Их груз не потерян, а захвачен вами в нейтральных водах. Это проблема между янки и вами. Мы не при чем. Мы не обещали янки воевать за груз с австралийской армией.

— Но вы же, видимо, обещали доставить груз в Австралию тайно.

— Нет, — возразил суперкарго, — В контракте все написано. Мы обещали доставить груз в Перт по обычным правилам морских перевозок.

— Не понимаю, — буркнул следователь, — Как вы могли открыто доставить в гражданский порт груз биологического оружия? Это ведь противозаконно, вы разве не знали?

— Откуда мне знать, какие тут законы для армии, — сказал Пин, — у войны свои секретные законы. Так у янки, и у вас тоже. Вы напали на наше судно и захватили его. По мирным законам это пиратство, а по законам войны это спецоперация.

— Что, черт возьми, за намеки? — сердито спросил контрразведчик, — То, что вы сделали, и так неслыханная наглость, а вы еще угрожаете нам обвинением в пиратстве?!

Суперкарго еще силнее улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Нет, офицер. Как я могу угрожать армии? Я просто объяснил вашему другу, который из полиции, что одни законы для мира, а другие для войны. Если бы австралийское военное начальство захотело пропустить этот груз в порт для своих союзников янки, то никакой мирный закон ему бы не помешал. Но оно решило напасть на наш корабль в нейтральных водах и захватить груз. Этому тоже никакой мирный закон не помешал. А я никак не мог заранее знать, чего захочет австралийское военное начальство. Тот офицер янки, который платил нам деньги, говорил, что с вашим военным начальством все согласовано. Откуда я знал, что, пока мы шли с Бирмы, ваше военное начальство поругалось с янки?

— Что за чушь вы несете?! — рявкнул контрразведчик, — Вы вообще соображаете или нет?

— Минуточку, — холодно перебил его следователь, — мистер Пин очень хорошо соображает. Так что, извините, но дальнейшую работу с задержанными я буду вести без вас.

— Это почему?

— А потому, — ответил следователь, набирая что-то на своем мобильнике, — что вы уже достаточно поработали. Это из-за вашей «работы» армия США таскает сюда всякую дрянь, как будто Австралия это их помойное ведро (тут на линии ответили, и он начал говорить в трубку). Господин помощник генерального прокурора, как вы и предполагали, ASIO намеренно осложняет работу следствия. Если не выставить отсюда все спецслужбы, то мы так ничего и не выясним, это уже совершенно очевидно.

— Да что вы такое говорите? — возмутился полковник.

Следователь молча протянул ему трубку. Через час на острове Уэст не было ни одного сотрудника ASIO. Следователь выпил кофе и вызвал на допрос сержанта Бэлхоу. Ответы американского сержанта окончательно убедили его в том, что пока идет расследование, никаких спецслужб не должно быть в радиусе 100 миль от Кокосовых островов.

… Капитан Джед Олдсмит был зол, как тысяча голодных хорьков сразу. Представьте себе: у вас долгожданный отпуск, вы едете с семьей на Большой Барьерный риф, рассчитывая провести четыре недели в этих волшебных местах. У вас грандиозные планы. Научить сына нырять с аквалангом. Многократно заняться с любимой женщиной сексом на дикой природе (в море на надувном плотике, посреди какого-нибудь миниатюрного островка на пляжной подстилке, прямо в воде на коралловом поле и т. д.). Поймать меч-рыбу. Наконец, просто поваляться на пляже, играя в карты и попивая холодное пиво. Но на четвертый день, когда вы только начали входить во вкус, вам звонит начальство и говорит: капитан Олдсмит, мы сожалеем, но вашему отпуску хана. Экстренная ситуация требует…

Когда вертолет ВВС доставил капитана Олдсмита на корвет «Индевер», старпом Сеймур, в качестве приветствия, задал кортоткий вопрос:

— Херово?

Джед отрицательно покачал головой.

— Нет, Билл. Это не херово. Это гораздо хуже. Даже таких слов нет, чтобы описать.

— Адмирал Уинсдейл совершеннейший кондом, — сообщил Билл, — ставлю сотню, он на тебя вырастил зуб, когда ты его поимел с операцией на Эль Кватро.

— Так он мне прямо в глаза это припомнил, — сказал капитан, — Типа, вы, Олдсмит проявили профессионализм и инициативу при ликвидации эпидемического кризиса. А теперь эти ваши качества востребованы в другом аналогичном кризисе. Флаг в руки, барабан на шею.

— Вот, падла, — прокомментировла Кэтлин Финчли, судовой врач.

— Угу. Еще пошутил, гад: Типа, жалко, что ВМФ Меганезии мне не подчиняется, а то бы я и вашим приятелям с хотфокса «Фаатио» дал возможность снова проявить себя.

— Что, так и сказал? — поинтересовался Билл.

— Слово в слово, — угрюмо ответил Джед.

— При свидетелях?

— А как же. Прямо при замначштабе флота.

Тут Сеймур хищно облизнулся.

— Кэп, а хочешь, насрем Уинсдейлу прямо на фуражку?

— Каким образом?

— Простейшим. Называется «поймать за язык». Кэтлин, звони Пак Ену.

— А почему я?

— Потому.

— Между прочим, — обиженно сообщила она, — у нас с ним ничего не было.

— Я и не говорю, что было. Я тебя просто прошу ему позвонить. Трудно, что ли?

— Да нет, — сказала Финчли, вынимая из кармана мобильник.

Причина, по которой Пак Ен тут же написал рапорт с предложением отправить «Фаатио» на помощь австралийцам, понятна. Причина, по которой этот рапорт привел к звонку военного координатора Меганезии начальнику штаба ВМС Австралии, тоже довольно проста: это был повод оказать поддержку своим офицерам разведки (фигурирующим под именами Пин Кеу и Тун Тиен), и держать руку на пульсе. Для Департамента обороны и штаба ВМС Австралии это, как ни странно, тоже было выгодно в сложившейся ситуации.

Дело в том, что пресса задавала множество неудобных вопросов. С чего это вдруг армия США отправила сюда биологическое оружие? Министр обороны говорит, что это глупое недоразумение, но кто же в это поверит? А, может быть, недоразумением были только действия американского сержанта, который ошибочно передал данные о грузе в торговый порт Перта, а не на военную базу США Джералдтон, 400 километрами севернее? Может, если бы он не ошибся, все это биологическое оружие попало бы в Австралию? Скажите господин министр, почему и в недавней истории с «Норфолком», и в этой истории с «Тренганом» прослеживается устойчивая связь: Агентство национальной безопасности США (NSA), военные базы США в Австралии, и биологическое оружие, запрещенное международной конвенцией 1972 года? В конце прошлого века уже всплывала тема тайного незаконного сотрудничества между NSA и военной контрразведкой Австралии (ASIO). История повторяется, господин министр? Довольно! Народ Австралии хочет знать: что в действительности делают на его территории американские военные базы.

Как всегда в подобных случаях, пресса начала выстраивать Теорию Большого Заговора, публика стала обрывать телефоны своим депутатам, а те принялись бомбить Департамет обороны запросами из JPCSSA (Объединенного парламентского Комитета по контролю за спецслужбами Австралии). Плюс, конечно, пикеты у ворот американских военных баз с многометровыми транспарантами в жанре «Yankee go home». Уже ясно, что спокойное объективное решение комиссии по «Тренгану» публику не удовлетворит. Народ хочет сенсаций, и если их не даст комиссия, то народ сделает их самостоятельно.

И вдруг, как deux ex machina, возникает меганезийский comandante и предлагает включить своих морских офицеров в кризисную команду и комиссию по расследованию инцидента. Это же отличный выход! Если пригласить меганезийцев (их отвратительные отношения с правительством США общеизвестны) то всем изобретателям «теорий заговоров» придется заткнуться! Предложение было принято и доведено до сведения штаба ВМС. Какого же было удивление адмирала Уинсдейла, когда заместитель начальника штаба сообщил ему:

— Ваше предложение подключить офицеров Меганезии, согласовано на самом верху.

— Мое предложение? — изумленно переспросил адмирал.

— Да. Вы высказали его, ставя задачу капитану «Индевера». Правда, вы полагали, что это невозможно реализовать. Но, как оказалось, для дипломатии нет ничего невозможного. 7 ноября «Индевер» и «Фаатио» одновременно прибудут на Кокосовые острова.

— По стаканчику? — предложил Пак Ен, когда они сняли защитные комбинезоны.

— По два, — мрачно отозвался Олдсмит.

— В жизни не видела столько говна сразу, — добавила Финчли.

— Все когда-то случается впервые, — философски заметил меганезиец, — Кстати, я уже выяснил, где тут живет выпивка. Вон тот домик с красной крышей, это кабак.

— Он хоть работает? — спросила она.

— Кэт, я что, похож на парня, который поведет друзей в неработающий кабак? — спросил Ен, — На, посмотри сама.

Он вынул из кармана маленький мощный бинокль и протянул ей.

У открытых кабаков есть неоспоримый плюс: в хорошую оптику можно даже с большой дистанции разглядеть их ассортимент.

— Так, — сказала Кэтлин, — Заведение называется «Crezy-palm cafe». Наблюдаю три сорта виски, два сорта джина, два сорта рома, и одного бармена листающего «Playboy». Какие будут приказания, Джед?

— Выдвигаемся на позицию, — ответил Олдсмит.

Через четверть часа они уже сидели за столиком под кокосовой пальмой — непременным атрибутом здешнего дизайна. Бармен был громкими возгласами отвлечен от печатной эротики и подошел к ним.

— Что желаете?

— Три порции крабов с «айдахо», две пинты оранжа и пинту кубинского рома, — сказала Финчли.

— Почему кубинского? — спросил Олдсмит.

— А в знак протеста, — пояснила она, махнув рукой в направлении «Тренгана», стоящего на якоре в зоне прямой видимости.

— Янки — уроды, — согласился бармен и пошел выполнять заказ.

Капитан Олдсмит положил на середину столика планшет и спросил:

— Обсудим?

— А чего обсуждать, Джед? — сказал Пак Ен, — Все понятно.

— И что конкретно тебе понятно?

— Ну, в целом: имеем около 500 контейнеров с очень даже неплохим оборудованием и в нагрузку к этому более 700 контейнеров со всякой заразой. Это где-то 15–17 тысяч тонн биоактивной грязи, которую надо ликвидировать.

— Как? — поинтересовалась Кэтлин.

— Легко, — ответил меганезиец, — Оттащить на 500 миль к северо-западу и утопить на хер в Зондском желобе на глубине 7000 метров.

— И Greenpeace тебя линчует.

— Срать я хотел на Greenpeace. У нас в Меганезии…

— У вас в Меганезии, — поправила она.

— Да, блин… — расстроено пробурчал Пак Ен, — а ты что предлагаешь?

— Вообще-то проще всего это нагреть градусов до 150 Цельсия.

— … В большой-большой кастрюле, — добавил Олдсмит, — например, привезти из Новой Зеландии самый большой гейзер.

— Или из Антарктиды вулкан Эребус, — предложил Ен, — У него в кратере температура градусов 500, не меньше.

— Да ну вас к черту, — сказала Кэтлин, — Что вы прикалываетесь. Есть же, наверное, способ, как уничтожают это биооружие.

— Есть, — согласился Олдсмит, — Для этого строится такой завод, вроде химического, ну, а дальше, примерно, как ты сказала.

Вернулся бармен и, ставя на стол бутылку и все прочее, сказал:

— А почему бы всю эту срань не облить керосином и не сжечь к хренам собачьим?

— Эх, парень, — со вздохом сказал Олдсмит, — если бы все было так просто… Понимаешь, химический боеприпас это такая штука, в серединке которой маленькая граната, а вокруг болтушка из микробов. И когда граната взрывается, болтушка распыляется на капельки, по типу спрея, и разносится воздухом. Так что, если это поджечь, и боеприпасы начнут детонировать, то получится натуральная биологическая война.

— Надо же, — разочарованно протянул бармен, — Это какая сука такое придумала?

— Это давно придумали, еще во вторую мировую, — блеснул знаниями Ен.

— Понятно. Фашисты. Слушайте, а если все эти гребаные бомбы вытащить куда-нибудь, засыпать хлоркой, и сверху прокатиться катком?

— 700 контейнеров, — сказала Кэтлин, — Примерно по 4000 ящиков в каждом. Итого будет 2 миллиона 800 тысяч ящиков. Где будем их хлоркой засыпать? Кстати, надо 50 тысяч тонн хлорки. Вот за это «зеленые» точно кого-нибудь линчуют.

— Полная задница, — констатировал погрустневший бармен, — А что же делать?

— Как раз на эту тему мы и думаем, — сообщил Олдсмит, разливая по треть стакана рома.

— Джед, а разобрать этот боеприпас можно? — спросила Кэтлин.

— Можно. Вручную. Минут за десять, при хорошей сноровке. А что?

— Тогда ничего, — сказала она, — Ты мне соком все-таки разбавь, ладно?

Пак Ен дождался, пока все будут готовы и, со словами «за успех нашего безнадежного дела», проглотил содержимое своего стакана в один прием. То же сделал и Олдсмит. Кэтлин покачала головой и культурно отпила пару глотков.

— У меня мысль, — объявил Ен, — вы про сверхмалые нейтронные бомбы слышали?

— А то ж, — сказал Джед.

— Ну вот, — продолжал свою мысль меганезиец, — Взорвать одну такую, на пол-килотонны, в 300 метрах над этим кораблем, и всем микробам крышка. Там такой поток радиации…

— Как-то ты подозрительно быстро налакался, — заметила Кэтлин.

— А что такого? Ночью отогнать эту посудину подальше в океан, и бабахнуть. Никто даже не заметит. А про бомбу я договорюсь.

— Мрак! В какую компанию я попала. Хорошо, что мама не знает.

Изобразив на лице выражение Глубокой и Незаслуженной Обиды, Ен начал жевать кусок краба. Олдсмит хмыкнул, разлил еще по порции рома и поинтересовался:

— Кэтлин, а у тебя есть какие-нибудь идеи? Я имею в виду, кроме мегабойлера, в который можно окунуть 200-метровый корабль целиком, подняв за хвост мегакраном?

— Ну, не знаю… Может, в какую-нибудь доменную печь?

— Голливуд, прошлый век, — прокомментировал Пак Ен, — Терминатора-2 надо сбросить в расплавленную сталь, где он красиво сгорит на радость зрителям. Нам осталось найти то сталелитейное предприятие, которое согласиться, и ту транспортную фирму, которая это добро будет туда доставлять. Это ведь на сушу надо выгружать, ты в курсе?

— А как сами янки это делают? — спросила она, — Наверняка же они как-то избавляются от просроченных запасов этого дерьма.

— Янки? — переспросил Джед, — Сначала они тратят 100 миллионов на проект полностью автоматизированного суперсовременного завода по ликвидации боеприпасов. Потом они тратят еще столько же на экспертизу, и доказывают, что этот завод нельзя построить. А потом они сбрасывают все это дерьмо в старую соляную шахту, и моляться специально обученному американскому богу, чтобы он не дал микробам оттуда выскочить.

— Помогает? — спросил Пак Ен.

— Не всегда, — лаконично ответил капитан Олдсмит.

— А может, объявить конкурс? — предложила Кэтлин.

— Ну, да, — сказал он, — Отличный способ заявить на весь мир: ребята, никто не знает, что делать, так что все мы в жопе.

Меганезиец отхлебнул рома и объявил:

— Есть идея! Пригласить австралийского колдуна, чтобы он навел на этот корабль кость.

Кэтлин Финчли чуть не подавилась:

— Чего?

— Навел кость, — повторил Ен, — короче, сглазил. Очень сильное колдовство. Люди от этого дохнут за 3 дня. Микробы, наверное, тоже. По крайней мере, можно попробовать.

— С микробами этот фокус не пройдет, — отрезала она, — У них нет мозгов, которые можно трахать всякой херней.

— Колдун, — задумчиво сказал Джед, — Это мысль. Я знаю одного парня…

— Может, вам обоим хватит пить? — перебила Кэтлин.

— … Ты его тоже знаешь. На Эль Кватро…

— Черт, — сказала она, — Вот почему у меня чувство, что за столом кого-то не хватает.

— Ага! — согласился Пак Ен.

— Короче, я ему звоню, — сообщил Олдсмит, доставая мобильник.

Последний раз доктор Винсмарт просыпался под гимн своей родной Канады больше 30 лет назад, когда был в скаутском лагере на озере Манитоба (откуда вынес глубокое и стойкое отвращение ко всем массовым формам проявления патриотизма и религии).

На своем мобильнике в Меганезии он выставил этот гимн просто из фрондерства. Сначала он вообще хотел выставить «The Star-Spangled Banner» (гимн США), но его эстетическое чувство решительно воспротивилось. Впрочем, родной канадский гимн тоже не подарок:

Джерри открыл глаза, взял трубку и произнес

— O, bullshit, goddamned fucking world!

— Hi, doc Gerry! It’s me, cap Oldsmith, — послышалось в ответ.

Далее австралийский капитан выслушал от Винсмарта длинное нравоучение, смысл которого сводился к тому, что приличные люди ночью спят, а у тех несознательных людей, которые, от нечего делать, по ночам тыкают пальцами в средства связи, надо эти средства связи отобрать и засунуть им сами понимаете куда. Олдсмит стал извиняться, оправдываясь тем, что не знал домашнего часового пояса Винсмарта, и не думал, что там сейчас ночь, но Джерри прервал его уже по-деловому:

— Я так понимаю, кэп, вы звоните не для того, чтобы просто сказать «привет».

— Да, док Джерри. Видите ли, мы снова вляпались в такое же дерьмо, как на Эль Кватро. Вот я и подумал…

— Эпидемия? — спросил Винсмарт.

— Пока нет, — ответил Олдсмит, — но… Короче, вы слышали о «Тренгане»?

— Что-то читал в сетевых новостях. Контрабанда биологического оружия, да?

— В общем, да. «Тренган» арестован на Кокосовых островах. Мы с Пак Еном и с Кэтлин Финчли сидим в кафе, смотрим на это дело, и думаем, как быть. Там этого оружия где-то 15–17 тысяч тонн. Один черт знает, что будет, если где-то нарушится герметичность.

— А что я могу сделать?

— Ну, мы вспомнили о ваших волшебных маленьких друзьях, которые нано-чтототам…

— Ах это… Ну, допустим… А как я к вам доберусь?

— А вы где, док Джерри?

— На Тероа. Меганезия, округ Кирибати.

— Ух ты! Больше 4000 миль отсюда.

Винсмарт встал и привычным движением завернулся в лава-лава-техно (отличие от простой лава-лава в липучках по краям, так что не надо возиться, повязывая ее).

— Не ломайте голову, кэп, — сказал он, — Я вспомнил: у меня есть служебный craft-bolide, и наверное, утром я могу его вызвать.

— Сильно! Где вы разжились такой штукой, док?

— Два болида прилагаются к авианосцу, который мне подарили…

— Подарили авианосец? — изумленно переспросил Олдсмит.

— Знаете, кэп Джед, это длинная история. Расскажу при случае.

В задачу группы «Индевер» — «Фаатио» входило не только планирование ликвидации биологического оружия, но и участие в расследовании. После разговора с доком Джерри, все как-то автоматически решили, что первой проблемой займется он, следовало теперь перейти ко второй проблеме. В казарму, где за неимением других пригодных помещений, были размещены интернированные с «Тренгана» (22 члена экипажа и 9 военнослужащих США), Олдсмит и Пак Ен решили идти вдвоем. Кэтлин терпеливо выслушала десяток аргументов, почему ей туда идти не надо, а им надо, причем именно сейчас, понимающе кивнула головой и констатировала:

— Мальчики выпили по 150, и их неудержимо потянуло на подвиги.

— Для моряка 150 не доза, — возразил Пак Ен.

— Это мы по результатам посмотрим, — ехидно ответила она.

Пройдя в казарму мимо двух скучающих бойцов в форме «Military Police» (и услышав за спиной ворчание «международная комиссия, а туда же, выхлоп на три метра против ветра»), Джед Олдсмит и Пак Ен попали в обширное помещение, на треть заставленное двухъярусными койками. На остальных двух третях шла культурная жизнь. Несколько малайцев играли в маджонг, четверо американских солдат пара на пару гоняли шарик, приспособив имеющийся в казарме стол под теннисный. Все прочие, рассевшись на полу, смотрели телевизор.

— Азартные ребята, — негромко сказал Джед, — нас даже не заметили.

— Щас, — лаконично ответил Ен и поднес к губам висящую на шее бронзовую боцманскую дудку.

От оглушительного свиста малайцы подпрыгнули, а G.I. рефлекторно выполнили что-то вроде построения.

— Это был ноктюрн на тему «откройте полиция», — пошутил Джед, — Хелло, парни. Я капитан ВМС Австралии Джед Олдсмит, а это капитан-лейтенант ВМФ Меганезии Пак Ен. Мы представляем международную военную комиссию по делу о перевозке оружия массового поражения, то есть той… гм… субстанции, которой загружен «Тренган».

Крепкий, невысокого роста малаец лет 35–40 спрыгнул с одной из верхних коек.

— Привет, — сказал он, — я Кабир Саади, капитан «Тренгана», гражданского, между прочим, судна. Почему нами опять занимаются военные? Я уже ответил полиции на все вопросы. И вообще, все юридические дела это к суперкарго.

Один из игроков в маджонг, даже не потрудившись привстать, сообщил:

— Суперкарго это я. Меня зовут Пин Кеу.

— Диспозиция понятна, — резюмировал Пак Ен.

— А мне не понятна, — возразил сержант Бэлхоу, — Что тут делает меганезийский офицер?

— Мистер Пак Ен приглашен в комиссию правительством Австралии, — пояснил Джед.

Патрик Бэлхоу с обидой посмотрел на четырехцветные «пропеллеры», украшавшие форму капитан-лейтенанта, перевел взгляд на Олдсмита и процедил сквозь зубы.

— Удружили… Союзнички. Пригласили…

— Это мы еще разберемся, кто кому удружил, — ответил Джед, — Если хотите знать, сержант, ваше начальство подложило нам самую большую свинью со времен войны в Ираке.

— Знаете, что, капитан как-вас-там…

— Олдсмит.

— Так вот, капитан Олдсмит, мне все эти интриги до лампочки. Я вашему следователю так и сказал: мне отдали приказ, я его исполнял, а австралийский SAS атаковал нас, как будто мы враги. Впрочем… — сержант снова бросил взгляд на Пак Ена, — … теперь мне кое-что понятно. И я не буду отвечать на вопросы, пока не поговорю со своим командованием.

Джед пожал плечами и протянул ему мобильник.

— Звоните. Говорите. Нет проблем.

— Ммм, — пробурчал Патрик, — А куда я, по-вашему, буду звонить?

— Я полагал, что командующему военной базой США на Препарис-2 в Бирме.

— Вы что, не понимаете? Это же секретный объект, на нем только спецвязь.

— Ну, — сказал Джед, — тогда, наверное, в бюро военных атташе США в Канберре.

— Да? А вы думаете, у меня телефон есть?

Джед молча вынул из кармана справочник и передал сержанту.

— Ммм, — снова пробурчал тот, полистал странички и набрал номер…

Дальнейшие события напоминали некую разновидность виртуального футбола, в котором сержант Бэлхоу играл роль мячика. Секретарша бюро военных атташе, повторив вслух фамилию абонента, увидела округлившиеся глаза дежурного офицера и недвусмысленный жест: энергичные взмахи ладонями от себя. «Простите, сержант Бэлхоу, — сказала она, — но сейчас никого нет на месте. Сейчас уже больше 18:00, приемные часы закончились… Да, дежурные офицеры продолжают работу, но они сейчас отбыли на совещание в Южный Квинсленд… Да, можно, но там сейчас какие-то проблемы с сотовой связью. Даже не знаю, чем могу вам помочь…» (дежурный офицер ткнул пальцем в стол и покрутил, как будто собирался просверлить дырку) «… Попробуйте позвонить на ближайшую к вам базу США. Это в Джералдтоне, запишите их номер… Не за что, сержант». В Джералдтоне реакция на сержанта Бэлхоу была примерно такая же. Там все офицеры дежурной смены (все!) отбыли на военно-воздушные учения в антарктическом регионе, вне зоны доступа сотовой связи. Сержанта попытались отфутболить в бюро военных атташе, но он ответил «я туда уже звонил, и мне дали ваш номер». Тогда, в качестве приза за настойчивость, сержант получил номер телефона штаба Объединенного командования ВС США в зоне Тихого океана (Перл-Харбор, Гавайи). Там ему с ходу заявили «это не наша компетенция» и осчастливили номером телефона штаба Объединенного командования специальных операций (ОКСО) ВС США (авиабаза Мак-Дилл, Флорида). Здесь, как раз, знали, что ему ответить: «Знаете, сержант, сейчас вашим делом занимается сенатская комиссия, звоните прямо туда. Запишите номер мобильного телефона председателя комиссии. Думаю, он вам чем-нибудь поможет. В Вашингтоне как раз сейчас начался рабочий день».

Сенатор Перри Конт уже четверть часа слушал сбивчивое объяснение регионального директора NSA по юго-восточной Азии. А как ему быть не сбивчивым, если исходное вранье (придуманное под «Норфолк» и агента Джонни из Сурабайи) никак не учитывало инцидент с «Тренганом», а качественно переделать все это за сутки просто нереально. Члены комиссии скучали, а пресса готовилась рвать директора в клочья.

— Мистер Конт… — секретарша сенатора прошептала несколько слов ему на ухо. Он на пару секунд задумался, кивнул, взял у нее мобильник и переключил на громкую связь.

— Сенатор Конт слушает.

— Здравствуйте сэр, это сержант Бэлхоу. В штабе специальных операций сказали, что вы занимаетесь «Тренганом». Чтобы было понятно: нас захватил австралийский спецназ, мы сидим арестованные на военной базе, вместе с экипажем малайского корабля. А офицер NSA, который нам подсунул этот корабль, похоже, вообще ни за что не отвечает. Что у нас вообще творится в армии? Я ни черта не понимаю: мы выполняли приказ, а теперь нам тут втирают про какую-то конвенцию ООН по микробам, что мы ее нарушили. Как будто это я нагрузил 700 контейнеров этих микробов и повез через океан в эту, мать ее, Австралию. Я звонил нашим атташе в Канберре, и на базу в Джералдтон, и еще каким-то штабистам, но никто ни черта не знает. Вы уж разберитесь, сенатор! Тут 9 американских солдат в плену.

— Минуточку, сержант. Давайте по порядку. Мне тут говорят о хищении каких-то образцов с нашей базы на Бирме…

— Да какие, на хрен, образцы! Там весь наш склад готовой продукции, 16,5 тысяч тонн, и все железяки наших микробиологов! Наш майор, Колин Прадт, еще говорит этому кексу из NSA: какого черта мы грузим это на гражданский контейнеровоз? А тот нам трахал мозги, что это, мол, австралийцы так потребовали, чтобы невоенным транспортом. Как бы у них там такие законы. Ага, хрен на рыло! Нам сделали «стоп» прямо в море и высадили на нас десант, а TV весь этот сраный бардак снимало. Зуб даю, австралийцы вообще были не в курсе, что мы к ним едем со всем этим хозяйством…

— Я не понял, сержант, — перебил сенатор, — какую готовую продукцию?

— Ну, пикирующие контейнеры для кассет, боезаряды для «Лансов», и…

Мобильник в кармане у Пак Ена завибрировал.

— Да?

— Привет, Ен, — сказала Кэтлин, — по-быстрому включи CNN-4.

— А что там?

— Да включай же, блин!

Ен взял с подоконника пульт и переключил канал.

— … Сибирская язва, лихорадка Марбург, бубонная чума, еще какие-то риккетсии, у них длинное название по-латыни… — послышался из динамика голос сержанта, дублирующий его монолог по мобильнику.

На экране был виден длинный стол, флаг США позади, и группа сенаторов, в центре которой — Перри Конт (штат Теннесси), с побледневшим лицом и вытаращенными от изумления глазами.

— Подождите, сержант, вы хотите сказать, что «Тренган» вез все, что вы сейчас назвали?

— Ну, да, черт возьми. Я же говорю, мы грузили 20-футовые контейнеры. 700 штук с этой микробиологией, и еще 500 всяких бочек, трубок, дозаторов, в общем, всей этой хрени.

— Так, так, и кто отдал приказ перевозить все это?

— Я же говорю, сэр, тот офицер из NSA. Он показал нашему майору жетон и бумаги, но нам его не представили. Вроде, он большая шишка в азиатском департаменте.

— В азиатском департаменте, — повторил сенатор, глядя куда-то в зал.

Камера повернулась и показала лицо директора депортамента NSA по ЮВА. Цвет лица был белый с легким оттенком зеленого.

— Да, сэр, — продолжал Бэлхоу, — Этот козел приплыл на «Тренгане» к нам на Препарис, а там сошел на берег, и потом, когда мы отходили от терминала, еще счастливого пути нам желал. Пидор.

Один из американских солдат легонько дернул сержанта за рукав.

— Патрик, ты это, аккуратнее, ты по TV в прямом эфире.

— Блин, Джек, если мне понадобится твое гребаное мнение, я его спрошу, понял… — тут до сержанта дошло, и он сказал в трубку, — извините, сэр, это я не вам.

— Я сфотографировал этого офицера на мобильник, — сообщил Пин Кеу, — еще в Пинанге, когда мы договаривались. Так, на всякий случай. Если мистер капитан Олдсмит скажет, чтобы мне отдали мой мобильник…

Олдсмит кивнул, и хотел, было сходить к дежурному полицейскому офицеру, но тот уже сам нарисовался в казарме с искомым мобильником в руке.

— Сейчас мы выведем этих засранцев на чистую воду! — азартно сказал он.

— Вот что, сэр, — сказал сержант в трубку, — тут у одного парня оказалось фото этого гада из NSA, он вам сейчас отправит MMS.

— Пусть отправляет, — сказал сенатор.

Через минуту, он показал прямо в телекамеру изображение на экране своего мобильника и обратился к директору департамента NSA по ЮВА.

— Вы знаете этого человека?

— Н… нет, — пролепетал тот.

— Так узнайте, черт вас возьми! Прямо сейчас. Звоните в свою службу кадров, или кто там у вас занимается этим. Я хочу слышать имя и должность этого человека. Что вы на меня уставились? Возьмите телефон и звоните.

Камера опять повернулась в сторону чиновника NSA и показала его дрожащие пальцы, с трудом попадающие по кнопкам мобильника.

Пак Ен толкнул Олдсмита в бок.

— Прикинь, Джед, — шепнул он, — Эти парни сейчас все сделают за нас. Мне уже начинает нравиться эта работа.

«Лягушатник» был пристроен к пирсам хаусхолда E9 на перспективу, чтобы дети учились там плавать, но Келли и Санди пользовались им уже сейчас, и не вылезали оттуда часами. Длительные прогулки по суше на поздних сроках беременности, мягко говоря, не большое удовольствие, а в воде с температурой 25 градусов Цельсия, дискомфорт минимален. Док Винсмарт пытался как-то ограничивать эти водные процедуры, используя все аргументы от: «человек, это, да будет вам известно, не ластоногое морское существо, а двуногое сухопутное» до: «если вы будете столько времени торчать в воде, у вас вырастут хвосты, как у русалок». Тщетно. Сегодня четверка хаусхолдеров E9 с 11 утра отмечала полные 36 недель беременности длинной партией в преферанс (которая могла затянуться до ужина). Играли пластиковыми дайверскими картами. Акела и Спарк лежали на ковриках на пирсе. Келли и Санди плавали рядом. Роль карточного стола была отведена надувному матрацу.

Рядом, в надувном кресле устроилась Тавохаги Иннилоо. Как старшая женщина среди обеих семей утафоа на атолле, она две недели назад взялась опекать девчонок в связи с их приближающимися родами, и временно переехала жить в гостиную E9. У самой Тавохаги было 6 детей, 14 внуков, 9 правнуков и 2 праправнука, причем значительная часть всего этого потомства родилось, что называется, у нее на руках. В свои, примерно 70 лет, это была крепкая, деятельная и очень спокойная женщина, умеющая делать практически все, что связано с человеческим бытом. Рано утром и поздно вечером она рыбачила, а днем сидела на пирсе, чинила что-то в своих рыболовных снастях и смотрела TV по ноутбуку через интернет. В начале ее устраивали мексиканские сериалы. Не понимая тамошних семейных проблем, она периодически обращалась к ребятам с вопросами. Выслушав их объяснения, она качала головой, говорила: «Странно, дурные они какие-то», и продолжала смотреть. Серии шли. По сюжету, главной героине приспело рожать. «Что она делает?» — спросила Тавохаги. «Рожает», — ответил кто-то. «Не может быть, она же лежит на спине». Узнав, что, вообще-то, в Европе и обеих Америках обычно рожают именно так, Тавохаги некоторое время размышляла, а затем вынесла вердикт: «Совсем глупые, так они скоро и срать лежа на спине будут». С точки зрения женщин утафоа, рожавших в естественной позиции (на четвереньках или на корточках), это было вполне обоснованное замечание. С того раза Тавохаги охладела к сериалам и перешла на программы о природе и спорте. В данный момент она смотрела ролик о жизни антарктического округа Мэри Берд (иногда цокая языком и удивляясь: «как этим ребятам не холодно?»). Еще три ноутбука лежали на пирсе, два были выключены, а по одному шли «Lanton-line news». На водный образ жизни своих подопечных Тавохаги смотрела без всяких опасений, и на вопросы дока Джерри по этому поводу твердо отвечала: «не надо беспокоиться из-за таких пустяков».

Джерри Винсмарту вот-вот предстояло отправляться на Кокосовые острова (craft-bolid за ним уже взлетел с «Лексингтона» и вскоре должен был приводниться в Лагуне Тероа). Понимая, что в его отсутствие (как минимум, несколько дней, а возможно, и неделю) девушки окончательно распоясаются, Джерри попытался привлечь для воспитательных целей тяжелую артиллерию в лице дока Рау.

Понаблюдав за происходязим минут 10, великий тахуна спросил, нормально ли спали юные леди, с аппетитом ли они завтракали, хорошо ли они себя чувствуют, и делали ли они зарядку. Получив утвердительные ответы на все 4 вопроса, он обменялся с Тавохаги несколькими фразами на утафоа. Судя по всему, она тоже оценивала положение дел, как однозначно позитивное. Затем, док Рау лаконично сообщил: «природе виднее».

Док Винсмарт пытался возражать, и был втянут в длинную дискуссию о водной гипотезе происхождения рода Homo. Гипотеза была выдвинута английским океанологом Харди в 1960 году. Он считал, что проантропы жили по берегам морских лагун и вели полуводный образ жизни. Это хорошее объяснение прямохождения (можно глубже заходить в воду), развития мозга (у водных млекопитающих мозг развит лучше, чем у сухопутных) и особой формы тела с элементами специализации для плавания и ныряния (широкие ладони, разворот плеч, толстая жировая прослойка, отсутствие шерсти). Только водная гипотеза объясняет протекание беременности и родов у представителей рода Homo (тут док Рау ткнул пальцем в сторону плавающих в лягушатнике девушек). Репродуктивный аппарат женских особей Homo приспособлен именно к мелководью, а никак не к суше.

Винсмарт начал строить линию оппонирования. У человека нет т. н. «черных мышц», которые у морских животных работают в режиме низкого потребления кислорода, у человека нет разделения носоглотки, позволяющей питаться под водой (но носоглотка, все же устроена, как гидрозатвор — возразил Рау). Детеныш человека не может сосать грудь под водой (но у него есть врожденный рефлекс задержки дыхания — снова возразил Рау).

Келли и Санди были выманены из воды, привлечены в качестве наглядных пособий и, разумеется, начали подыгрывать доку Рау (им в настоящее время очень нравилась идея полуводных предков человека). Услышав о гипотетическом водяном предке Homo habilis, т. н. наяпитеке (Pithecus naias, он же Ardipithecus kadabba), жившем около 5,5 миллионов лет назад на африканском побережье Индийского океана, девушки пришли в восторг. А как же: видовое имя Naias дано в честь водяных нимф, наяд. Весьма лестное сравнение.

В итоге, «наглядные пособия», сославшись на голос крови (naias rules!) двинулись обратно в лягушатник. «Только не вздумайте нырять с пирса!» запаздало крикнул док Винсмарт. До экстрима, впрочем, не дошло: девушки не прыгнули, а соскользнули в воду (хотя, на взгляд Винсмарта, несколько энергичнее, чем следовало бы на 9-м месяце беременности).

«Как два бегемотика» — оценил Спарк, за что получил изрядную порцию соленой воды в физиономию, и угрожающее обещание «за бегемотиков ответишь!».

Тут Док Джерри переключил внимание на Акелу и Спарка: «Кому из вас пришла в голову идея подарить девчонкам ноутбуки «water-superprotect»? Вы понимаете, что смотреть TV и шарить по Интернету, лежа в воде, это извращение?..». Молодые люди терпеливо все это выслушали, и Акела ответил неубойным аргументом: «Но, док Джерри, у беременной женщины бывают капризы, и если их не выполнять, то она может впасть в депрессию, а док Рау говорит, что это вредно для здоровья матери и пренатального развития детей».

Винсмарт повернулся к Рау. «Коллега Риано, бьюсь об заклад, что парень цитирует верно, слово «пренатальный» он мог здесь услышать только от вас». Рау утвердительно кивнул «Да, я беседовал с юношами на эту тему». Док Джерри вздохнул «раз вы такой борец со стрессами, то у вас, возможно, найдется что-то снимающее стресс и для меня?». Великий тахуна улыбнулся: «Вам я могу предложить уютное кресло и кампари со льдом». И они отправились на террасу к доктору Рау, оставив молодежь под присмотром Тавохаги.

Они как раз успели спокойно выпить по мензурке и выкурить по сигаре, когда в голубом небе возникла оранжевая точка, которая быстро превратилась в треугольный профиль «крафт-болида». Дальше — элегантный, геометрически-безупречный маневр над лагуной, вибрирующий свист, и вот уже самолет глиссирует по воде в сторону пирса.

— Ладно, — вздохнул Джерри, вешая на плечо уже собранную дорожную сумку, — Вы тут, все-таки, приглядывайте за девочками.

— Что вы беспокоитесь, коллега? — спокойно ответил великий тахуна, — Мы ведь уже это обсуждали: естественный биологический процесс.

Стоило «крафт-болиду» раствориться в небе, как девушки полностью распоясались.

Келли позвонила Слаю и он приволок капитанский сейф с недавно поднятого в районе Онтонг-Джава голландского брига XVII века. Сейф был просто конфетка, запертый на три добротных замка: «ново-французский», «ригельный» и «кодовый». Ради такого случая, Келли устроилась на пирсе, разложила вокруг надфели, отмычки, стетоскоп и лазерный фонарик, назначила Спарка ассистентом, и занялась делом. Санди стало скучно, и она уболтала Акелу предпринять давно намечавшийся хакерский рейд на сервер Национального управления воздушно-космической разведки США (US National Reconnaissance Office, NRO). Целью был архив точных координат входа в воду остатков космических аппаратов на т. н. «кладбище космических кораблей» в 2000 километрах южнее Тубуаи. Зная точные координаты, со дна Тихого океана, теоретически, можно поднять несколько тонн сплавов редкоземельных металлов. В общем, без бдительного присмотра дока Джерри, хаусхолд зажил полнокровной деловой жизнью. Тавохаги, по мнению которой, хозяйственные дела, не связанные с подъемом тяжестей и прыжками, не были противопоказаны ни на каком сроке беременности, восприняла это, как норму. Откуда ей было знать, какое нервное напряжение и какой азарт сопровождают внешне-легкий труд взломщиков?

— … Так что, ребята, мне очень жаль, но боюсь, что вы меня зря пригласили, — закончил Джерри Винсмарт.

— Но док Джерри… — возразил Олдсмит.

— Джед, вы сами прекрасно все понимаете. Наноботы не могут проникнуть сквозь металл и пластик. Значит, чтобы их использовать, придется разгерметизировать каждый боезаряд, а именно этого нам и надо избежать.

— Но вы же loa tahuna, — вмешался Пак Ен, — Вы можете все.

— Вы же образованный современный человек, — укорил его Винсмарт, — Как вам не стыдно повторять эти глупости?

— Я был с вами на Эль Кватро, — коротко ответил капитан «Фаатио».

— И я, — сказал Олдсмит.

— Я тоже, — добавила Финчли, — Я видела, что вы сделали. И знаете, док Джерри, в чем ваша проблема?

Винсмарт вздохнул.

— Ну, Кэтлин, и в чем же моя проблема?

— Вы не верите в себя, — объявила она. — Все верят, а вы не верите. Подождите, дайте мне договорить. Я неправильно выразилась. Не верят, а знают. Знают, что вы можете…

— И кстати, — обиженно сказал Пак Ен, — я не глупости повторяю, а резолюцию Верховного суда Меганезии. Там так и написано «Loa tahuna, doctor Gerald Winsmart…»

— Ну, ясно, — перебил Джерри, — если уж суд назначил меня спецагентом богинь Ваиоры и Таранги в этом регионе, то мне придется повторять подвиги барона Мюнгхаузена. Только я ни черта не понимаю в военных игрушках, так что начнем с ваших предложений.

— Зачем вам слушать всякую чушь? — спросил Олдсмит.

— Знаете, кэп, — ядовито ответил док Джерри, — раз уж я тут в качестве великого тахуна, то мне лучше знать, что слушать.

— Джед, он дело говорит, — поддержал Ен.

— Ладно, — сказала Кэтлин, — если кратко, то предлагались три варианта: затопить все это на глубине 7 километров, запихнуть это в кипящий котел или в доменную печь, сбросить на это нейтронную бомбу, облить это керосином и сжечь, засыпать это хлоркой и раскатать асфальтовым катком. Вроде все.

Винсмарт задумался на пару минут и спросил:

— А почему бы действительно не утопить?

— Потому, — сказала она, — что нас линчуют «зеленые». Кроме того, знаете, Джерри, то, что один утопил, другой может вытащить.

— Отпадает, — согласился он, — А почему бы не сжечь?

— Взорвутся детонаторы-распылители, и часть активной суспензии улетит в атмосферу, не успев термически разрушиться.

Он кивнул:

— Тоже понятно. Каток с хлоркой, равно как и котел с домной, отпадают из-за количества этой дряни. Нейтронная бомба, видимо, исключается, поскольку она заразит все вокруг.

— Ничего она не заразит, — сказал Пак Ен, — пол-килотонная НБ на высоте 300 метров даст пятно не шире полутора километров. В океане это за два дня размешается до безопасной концентрации. Тут проблема только в «зеленых».

— Гм, — сказал Винсмарт, — Вы сказали пол-килотонны? А этого бы хватило, чтобы надежно сжечь все содержимое контейнеров?

— Сжигать и не надо, — ответил капитан «Фаатио», — Вся штука в проникающей радиации. Нейтроны легко проходят сквозь броню крейсера, а тут тонкая оболочка контейнеров.

— Гм, — повторил док, — Кэтлин, а проникающая радиация от такой бомбы действительно уничтожила бы все микроорганизмы внутри боеприпасов?

— Еще бы, — фыркнула она, — Но проблема в том, что к радиации прилагается небольшой ядерный взрыв, вернее наоборот, радиация прилагается к взрыву. В общем, не годится.

Тут Винсмарт зевнул и сказал:

— Ребята, а тут есть кофе и сигары? Хороший, крепкий…

— Я сбегаю, — перебил Пак Ен и молнией метнулся к стойке.

— Ну, вот… Я, кстати, и сам бы мог… Ладно, — он надолго задумался, после чего подвел некий итог, — Значит, Кэтлин, вы говорите, что проблема только в ядерном взрыве?

— Ну, да, — она кивнула, — А без него достаточный поток нейтронов не создать.

— Кстати, создать можно, — заметил Олдсмит, — Вылить на эти контейнеры несколько тонн раствора изотопа Калифорний-252. Будут нам и нейтроны, и гамма-излучение…

— Ага, — сказала Финчли, — а вокруг будет такое радиоактивное пятно, что испытания на атолле Бикини детским садом покажутся. Войдем в историю. Мини-купальники станут называться не «bikini», а «keeling».

— … Или «killing», — добавил Пак Ен, ставя перед доком огромную кружку кофе и кладя рядом сигару, — Тут 8 двойных эспрессо в одном флаконе. А сигара реально яванская.

— Благодарю, Ен… — Винсмарт, не спеша, прикурил, выпустил изо рта сизое облачко дыма, а затем сделал изрядный глоток кофе, — … Именно этого мне не хватало для счастья.

— Вы бы свое сердце пожалели, — строго сказала Финчли. Вам не 20 лет.

— Сердце? — переспросил он, — Да, конечно. Знаете. Кэтлин, мне скоро 50. В моем возрасте не рекомендуется табак, кофе, алкоголь и армейские десанты. Когда я думаю об этом, то вспоминаю сержанта Дэна Дэли: «Вперед, сукины дети! Вы же не хотите жить вечно?».

— Извините, я брякнула не подумав, — сконфуженно ответила она.

— Забыли, — сказал док Джерри, — Вернулись к нашей задаче. Какие, кроме проникающей радиации, есть способы гарантировано убить сквозь герметичную стенку?

— СВЧ-излучение? — предположила она.

— Знаешь, почему в микроволновку нельзя ставить металлическую посуду? — осведомился Олдсмит.

— Согласна, это отпадает. Тогда, может быть, ультразвук?

— Разгерметизируешь боеприпас раньше, чем убьешь микробов, — возразил он.

Пак Ен бросил взгляд на «Тренган», стоящий на внутреннем рейде, и сказал:

— Жопа. Убил бы суку, которая придумала делать такое говно.

— Сначала найди ее, — буркнул австралиец, — У янки целая сенатская комиссия работает, а толку ни хрена. Попадаются одни шестерки. Милитаризм это тебе не одна какая-то сука. Это система. Там большие деньги, большая политика и круговая порука.

— Значит, систему менять надо. Эта гнилая консервативная буржуазная демократия…

— Комми в России уже меняли, — заметила Финчли, — Кончилось тем же милитаризмом.

— У нас в Меганезии этого нет, — возразил Пак Ен.

— Да? А кто архипелаг Лоти оккупировал? А Адмиралтейства? А Луизиаду? А Тробриан?

— Ты чего, Кэт? — возмутился он, — Там же референдумы были!

— Были. Но после, а не до. Это тоже комми придумали. Называется: «экспорт революций». Меганезию уже сравнивает с милитаристской Японией начала XX века. Ты не знал? Вашу страну называют «морским стервятником», потому что стоит любому соседствующему с вами острову хоть ненадолго лишиться стабильного управления, как вы его глотаете.

— Ну, мы вообще, и большевики, и самураи, и людоеды. А знаешь, Кэт, какой режим был на Адмиралтействе? Конкретные плантации с рабами. Оттуда беженцы на плотах через море удирали. А что на Луизиаде было? Бандократия, хуже, чем на Лоти. А на Тробриане местная власть дошла до людоедства. Мы даже комиссию ООН приглашали: смотрите…

— Тут, Ен, дело в принципе, — перебила она, — Оккупировали? Оккупировали. Три флота держат весь регион в постоянном напряжении: американский, китайский и ваш…

— В каком таком напряжении?! — возмутился он, — Вот мы с вами который год вместе на Большом барьерном рифе. Мы хоть раз кого-то напрягли? Обидели? Конкретно: кого?

— Это частный случай, — вставила Финчли.

— …И мы вместе были на Эль Кватро, — продолжал Пак Ен, — В ходе, как ты говоришь, «оккупации». Мы неправильно поступили? Надо было всех оставить умирать там?

— Это тоже частный случай, — сказала она.

— А жизнь, Кэт, вся из частных случаев состоит. Каждый человек это частный случай…

— Так, — перебил Олдсмит, — Мы тут не для политического диспута.

Пак Ен, от избытка чувств, ударил себя кулаком по колену и замолчал.

— Кэп Джед, у вас как с физикой? — спросил Винсмарт.

— Да вроде, неплохо. Но многое конечно… — капитан покрутил рукой над макушкой.

— И у меня, вроде неплохо. Давайте вспоминать, какие бывают поля, волны и излучения.

— Ну, — начал Олдсмит, — звуковые, электроманитные, корпускулярные и гравитационные, но их еще толком не исследовали. Со звуковыми ничего хорошего. Вибрация. Потеряем герметичность. С электромагнитными сложнее, их куча видов.

— Насколько я помню из техникума, — встрял Пак Ен, — чем короче длина волны, тем выше проникающая способность. Короче всего гамма, дальше рентгеновское, ультрафиолет и обычный свет. Ультрафиолет, кстати, микробов убивает.

— Но не проникает через плотные материалы, — добавила Кэтлин.

— Рентгеновское тоже убивает, — заметил Винсмарт, — а оно проникает довольно глубоко.

— Не очень, — возразила она, — Иначе бы плотные ткани не давали тень на рентгеновском снимке. А уж про металл я просто молчу.

— А напрасно молчишь, — возразил Олдсмит, — Я два года назад был в комиссии на верфи ASC в Мельбурне, когда испытывали первые эсминцы GIS. Так вот, бронелисты после crash-impact мы тестировали рентгеновским аппаратом. 120 миллиметров металла. Там используется жесткое рентгеновское излучение, оно почти как гамма.

В руке у Пак Ена, как по волшебству, оказался мобильник (будто сам выпрыгнул из кармана).

— An-nyong Chon yi a-bo-ji! Ni da rentgen yok yi isum-nika?… — начал он.

Ему что-то ответили, он тоже ответил, потом стал говорить практически непрерывно. Затем, встал и начал шагать вокруг столика, оживленно говоря и жестикулируя.

Минут через пять Олдсмит покачал головой и спросил:

— Кэт, док, может, по рюмке абсента, пока такое дело?

— Абсента? — возмутилась она, — 70-градусное пойло в такую жару? Ну, ты даешь!

— Так, ты не будешь?

— Почему же? — ответила Финчли, — буду.

Винсмарт только утвердительно кивнул головой. Они успели выпить абсента, и перешли к апельсиновому соку со льдом, когда Пак Ен, наконец, завершил свою телефонную сессию и уселся обратно за столик.

— Так, так. Пьем, значит, без меня. Друзья, называется.

— Ты кому звонил? — поинтересовался Олдсмит.

— Дяде Чону, который живет на Луайоте. Он мастер на металлургическом комбинате.

— И о чем вы болтали столько времени?

— Ну, про разное. Он стал ругаться, что я сразу о бизнесе. Типа, почему не спросил «как дела в твоем доме?» и «хорошо ли себя чувствует дедушка Тасан?» и «как маргаритки в саду у тетушки Ми?». Наехал на меня, как танк, что я не был на семейной тусовке, где знакомились с новым мужем кузины Хва. А я ему говорю: эта вертихвостка Хва меняет мужчин, как футболки. Если я буду знакомиться с каждым ее новым бойфрендом, то мне придется непрерывно ездить туда-сюда, туда-сюда. И вообще, Ли Сун Син не зря сказал: «надо разумно делить время между службой, семьей, торговлей и искусством».

— Это тоже твой дядя? — спросила Кэтлин.

— Нет, это наш лучший адмирал и военно-морской инженер. Он придумал первые в мире броненосцы, они назвались «кобуксон», корабль-черепаха, и применил их в бою за залив Танхпо. Он разбил японский флот, и обеспечил победу в Имджинской войне. Вообще, Ли Сун Син провел 23 морских сражения и ни одного не проиграл.

— Это когда Меганезия воевала с Японией? — скептически поинтересовался Олдсмит.

— Да не Меганезия, а Корея. Ли Сун Син жил в XVI веке. Но его книга по военной тактике частично включена в базовый курс для морских офицеров Меганезии.

— А мне казалось, что первый броненосец это «Монитор» конструкции Эриксона, — заметил Винсмарт, — построен в Нью-Йорке, в 1862, во время войны Севера и Юга.

— Нет, «Монитор» это первый цельнометаллический броненосец с поворотной орудийной башней, — поправил Пак Ен, — Он тоже у нас в базовом курсе.

— Слушайте, а к чему вообще эта тема? — вмешалась Финчли.

— Да, действительно, — поддержал Олдсмит, — Ен, ты звонил дяде, чтобы…

— Дяде Чону? Ну, я его спросил про рентгеновские установки. Он же металлург и…

— Это ты уже говорил, — заметил австралиец.

— А что ты все время перебиваешь? Я говорю по порядку, чтобы не сбиться. Значит, он металлург на Луайоте. Там на выходе с автоматических линий стоят дефектоскопы на жестком тормозном излучении. А для защиты там вот такая стальная стенка, — капитан «Фаатио» развел ладони, иллюстрируя толщину стенки.

— Это дядя тебе по телефону так показал? — подколола Кэтлин.

— Вот, блин… Да нет, дядя сказал, полметра.

Кэп Олдсмит присвистнул и переспросил:

— Полметра? Не полфута?

— Блин, Джед, ну не меряем мы в футах. У нас метрическая система. И еще дядя сказал, что счетчик Гейгера за стенкой все равно трещит, когда эта хрень включается.

— Черт, — сказала Кэтлин, — Неужели никому до сих пор не приходила в голову мысль применять эти излучатели для ликвидации биологического оружия?

— По-моему, это понятно, — заметил Винсмарт, — во-первых, с такой проблемой, как у нас, раньше никто не сталкивался. А во-вторых, выгоднее строить завод.

— То есть, как, выгоднее? — удивилась она.

— Простая экономика, — пояснил он, — Подряд на строительство завода это большие деньги, распределять их это очень неплохой бизнес.

— Я же говорю, — вставил Ен, консервативная буржуазная…

— Ну вот не надо опять, — перебил его Олдсмит, — короче, я звоню адмиралу. Надеюсь, он не надорвется прислать нам такую штуку с командой специалистов.

Винсмарт протестующее поднял ладони вверх.

— Стоп! Джед, если вы это сделаете, то нам пришлют первый попавшийся рентгеновский аппарат, а это совершенно не годится. Нам нужен аппарат, дающий высокую плотность жесткого рентгеновского излучения на довольно большой площади мишени. Так что мы не будем звонить никакому начальству, пока не разберемся, какая конкретно марка нам требуется и как именно мы с ней будем работать… Гм, это ничего, что я командую?

— Это то, что надо, док Джерри, — весело ответил кэп Олдсмит, — Вообще-то мы вас ради этого и приглашали.

— Пиздец, — сообщила Келли, потормошив за плечо спящего Спарка.

— В смысле? — пробормотал он, открывая глаза.

— Fuck!..В прямом. У меня все началось. Схватки… fuck!.. Уже настоящие.

Спарк подскочил, окончательно проснувшись, практически в прыжке.

— Ты чего, уже рожаешь? Точно? Собирались же через три недели!

— Собирались — не собирались. Короче, вот… fuck!.. такие дела.

Через минуту в доме не спал никто (впрочем, Акела и Санди и так не спали, поскольку любовались трофеями своего хакерского рейда на сервер NRO). Еще через несколько минут, все, включая дока Рау, (вызванного звонком), и Кван Ше (оказавшейся рядом с ним, конечно же, случайно), повели Келли к лягушатнику, где тут же было включено все освещение. Тавохаги (которая была спокойнее всех), заметила, что, во-первых, все нормально и не надо так суетиться, а, во-вторых, этот самый лягушатник, удобнее, чем просто застеленный деревянный пирс, потому что все могут удобно разместиться, и развлекать Келли, чтобы она не скучала.

— Да мне… fuck… как-то не скучно, — заметила та, — правда, и не весело. А можно в воду?

— Конечно, — сказала Тавохаги, — ты вообще, делай, что хочешь.

— Кроме выпивки, — уточнил Рау.

— Жаль, — заметила Келли, и полезла в воду.

Кван Ше, тем временем, распоряжалась, куда стелить одеяла и простыни, и куда класть полотенца, а док Рау, на всякий случай, проверял комплектность своего медицинского чемоданчика. Спарк и Акела были отправлены за чайником, чашками и ноутбуком.

— Мы тут довольно долго сидеть будем, — пояснил он, — без чая и музыки это не дело.

— А в воде, кстати, совсем неплохо, — сообщила Келли, — прикиниь, Санди, может мы, действительно эти… fuck… наяпитеки.

— Прикидываю, — ответила она, — Ну, ты как, вообще?

— Ну, так. Побаиваюсь немного и, типа, прислушиваюсь к ощущениям.

— Да что ты, в самом деле, — сказала Тавохаги, — вот увидишь, тут ничего такого. Все у тебя в порядке, и все будет нормально.

— Правда, тетя Таво? Ты уверена?

— Пфф! Что я, совсем дура, что ли? Я ваши брюшки щупала? Щупала. Раз говорю, значит, уверена. Ты лучше с нами поболтай, музыку послушай, а твои ощущения, они сами тебе скажут, что делать. И еще двигайся, вот так, — Тавохаги встала, сбросила свою лава-лава, и совершила несколько характерных движений танца uniu-kao, — А если тебе кажется, что что-то не так, то сразу говори. А мы пока чай заварим. Хочешь чая?

— Пока не знаю.

— Ну, там видно будет… — Тавохаги повернулась к слегка растерянным Акеле и Спарку, — а вы что стоите? Включайте музыку и идите, поплавайте с вашей женой, ей одной скучно… Да не такую музыку, такую будете детям на ночь включать, чтоб лучше засыпали. Музыка должна быть такая, чтоб танцевать хотелось. До чего же все мужчины бестолковые…

В общем, начало родов стало превращаться во что-то вроде вечеринки, правда, несколько напряженной, но не слишком. Прошел час, в течение которого Келли пару раз вылезала из воды и выпивала чашку чая. По ходу дела Санди оказалась на периферии внимания. Но от Тавохаги некоторые вещи не могли укрыться. В какой-то момент, она бросила на Санди пристальный взгляд и спросила:

— Чего это ты дрожишь. Ведь не холодно. Ты как себя чувствуешь?

— Ну, я смотрю на Келли и у меня, вроде, эмпатия. Ну, это…

— Не знаю, что такое «эмпатия», — перебила Тавохаги, — но ты тоже рожаешь.

— Как?

— А вот так. Дура я старая. Так часто бывает: когда две женщины на одном сроке, то у них это, как его… тахуна Рау, я умное слово забыла.

— Синхронизация, — подсказал он.

— Вот-вот. То самое, — согласилась она, доставая мобильник, — Позвоню-ка я Леипаио.

Минут через 40, когда подошла дочка Тавохаги, Леипаио, и два ее племянника со своими женами, было уже установлено, что Санди просто пропустила начало родов, считая, что это ее «колбасит после налета». Таким образом, собравшейся у лягушатника компании предстояло где-то к полудню принять четырех новорожденных практически, подряд. «В режиме беглого огня из миномета», как тут же пошутил док Рау. Ясно, что ночь и день предстояли еще те, но публика совершенно не собиралась унывать, а об успехе дела говорили, как о чем-то уже решенном (а как же, если женщины здоровые, обстановка дружественная, а вокруг люди, готовые помочь?).

На рассвете к этой компании присоединилась Синэо Номако, судовой врач с фрегата «Рангитаки» (продолжавшего «проводить тактические учения в районе Икехао — Тероа»). Она прикатила на надувной лодке и сошла на пирс, небрежно держа в руке за лямку 20-килограммовый ранец FRMA (медицинский комплект для морских десантов).

— Hi girls! Пост оптического наблюдения доложил, что вы собрались рожать хором.

— Типа того, — бодро ответила Келли.

— Валяйте, — разрешила Синэо, — Как-чего, флот вас морально и физически поддержит.

— Пфф! — скептически фыркнула Леипаио, — много вы, форсы, в этом понимаете.

— А то нет? У меня, во-первых, личный опыт…

— Один, небось?

— Хех… Ну, один. А как вы догадались?

— По сиськам, — лаконично ответила дочь Тавохаги.

— Хех… А, зато я принимала семимесячные роды после парашютного прыжка.

— С полным FRMA за спиной трудно приземляться, — со знанием дела заметила Кван Ше.

— Да нет, это не я приземлялась, а она. Было это на атолле Эрикуб, коралловая цепь Ратак, Маршалловы острова. Там лагуна просто восторг, 7 на 12 километров, и молодняк во всю гоняет на лавсановых парапланах, туда-сюда, туда-сюда. Так вот, одна 19-летняя засранка подумала: фиг ли там, 30 недель беременности? И полетела. Акробатка, блин.

Синэо, жестикулируя всеми частями тела, артистично изобразила сначала извилистый полет параплана над лагуной, потом его приземление, а потом удивление «акробатки», понявшей, что значат специфические ощущения в области талии и ниже.

— А мы стояли у атолла Малоэлап, это недалеко, — продолжала она, — и тут нам звонят из локального офиса морского патруля: ой, караул! у нас тут ай-яй-яй! Ну, я прилетаю на «гидре», а там картина маслом: эта дуреха сидит в позе орла и трясется, а ее бойфренд нарезает вокруг круги и повторяет «ой, блин, подожди рожать», а она ему: «да как же я, блин, подожду, когда оно уже началось…?»

Рассказывая, Синэо перевоплощалась в своих персонажей, то усаживаясь на корточки, то имитируя бег по кругу. Некоторые зрители уже не могли удержаться и хохотали во всю.

— Я хватаю это юное горе за шкирку, клею ей антенну сканера на пузо, смотрю на экран и говорю ласково: «чего ты паришься? Он у тебя кило триста весом, рожай себе спокойно». А она мне: «да задолбали меня все, то не рожай, то рожай, а я вообще первый раз». А я ей: если первый раз, так надо в культурном месте отдыхать, а не у черта на куличиках. Тоже мне, авиаторы хреновы, братья Райт доморощенные. Вот так, с шутками-прибаутками…

— И что дальше было? — спросила Келли.

— Что-что. Родила она свое сокровище, я их обоих привела в порядок, посадила вместе с бойфрендом в «гидру» и отвезла на Малоэлап, в офис патруля. Это я к тому, что у вас тут все цивильно: горячая вода, техника, народ толковый, киндеры практически доношенные. А бывает так, что ого-го. Но если ушами не хлопать, то все равно можно выкрутиться.

— Молодежь хлипкая пошла, — проворчала Тавохаги, — чуть их встряхнешь, у них сразу роды. Вот в наше время женщины крепче были… Да, много крепче…

Накануне «комитет четырех» просидел с проблемой выбора тормозных излучателей до глубокой ночи. Когда стало ясно, что мозги уже не работают, все они завалились спать в первом попавшемся свободном жилом блоке базы ВВС, где нашлось 4 койки, сортир и душ. Сейчас, правда, две койки были пусты, но это заметили несколько позже.

«Второй день подряд быть разбуженным канадским гимном, это уже перебор», подумал Винсмарт, сгребая мобильник со столика.

— … Goddamn! — проворчал он, — what devil…

— Привет, док Джерри! — послышался в трубке голос Акелы, — А у нас все родились! Они такие прикольные!

— Кто?

— Как кто? Наши близняшки, все четыре. Док Джерри, у вас там комп есть поблизости, я вам через web-камеру сейчас покажу.

— Роджер, ты шутишь? Когда они могли успеть?

— По ходу, только что. В смысле, где-то час назад. Вот послушайте, док Джерри (В трубке раздалось громкое «Йяяя!»). Классно, правда?

— Черт! Мне все равно не верится.

Он встал и включил ноутбук.

— Док Джерри, что там у вас? — спросил проснувшийся кэп Олдсмит.

— Мои близнецы родились, — брякнул Джерри, и спросил в трубку, — Так, я включился, что мне теперь набирать?

— Близнецы? — переспросил кэп, — Вы не говорили, что ваша жена…

— При чем тут жена? Близнецы, эректусы, у наших девчонок… Черт, ну и где видеосвязь? А, понял. Так… И что это?… Алло, Роджер, это ты там все заслонил?

— Ой, пардон, — сказал Акела и шагнул в сторону.

Стал виден кусочек пирса и лягушатника. На нескольких сдвинутых надувных матрацах, покрытых простынями, полулежали Келли и Санди. Между ними беспорядочно двигалось потомство: четыре маленьких тельца шоколадного цвета, на первый взгляд совершенно не отличимые друг от друга. Впрочем, нет, вполне отличимые. Во-первых, две девочки и два мальчика. Во-вторых, на попках у одной пары имелась нарисованая зеленым маркером литера «K», а у другой пары такая же литера «S».

— Это кто догадался их так пометить? — спросил Винсмарт.

— Это Кван Ше. Сказала: «а то перепутаете».

— Док Джерри, а где же эректусы? — поинтересовался Олдсмит.

— Так ведь вот они.

— Вы уверены, док? Я так понимал, что это питекантропы. В смысле, что-то среднее между человеком и шимпанзе. А это точь-в-точь человеческие новорожденные.

Винсмарт улыбнулся и покачал головой.

— Джед, вы же видели ролик с леди эректус.

— Ну, так то ролик. Я думал, это, вроде как, рекламный трюк.

— И напрасно. Там вполне достоверная реконструкция.

Их разговором заинтересовался Акела.

— Док Джерри, с кем это вы там?

— Это капитан Джед Олдсмит, австралиец, с «Индевера».

— А, знаю, видел по TV. Привет ему. Так как вам близняшки?

— Слов нет, — ответил Винсмарт, — Я даже не знаю… Наверное, я просто счастлив.

— Ну! — сказал Акела, — Тут от них вообще все прутся. А хотите с девчонками поболтать? Я сейчас громкую связь включу.

Тем временем, док Рау, убедившись, что все шесть пациентов чувствуют себя хорошо, вытер пот со лба, достал со дна докторского чемодачика плоскую пластиковую бутылку джина, и, свернув пробку, одним глотком убрал треть содержимого.

— И что ты так нервничал, тахуна? — спросила Тавохаги, — будто у тебя первый раз рожают.

— Не первый, — ответил он, — но, четверых сразу я еще никогда не принимал. Думаю, что и ты тоже.

— А в чем разница-то? — удивилась она, — Суеты чуть побольше, да визг чуть погромче, только и всего. Разве что, четыре правильных имени дать сложнее, чем одно.

Это был намек, что тахуна Рау должен прочитать соответствующие слова из Kumulipo (свода мифов и заклинаний) в честь праматери Варэ, богини утренней звезды Маалари, бога рождений Канэ, бога и богини изобилия Нгенди и Лако. После этого он должен, с помощью гадания по говорящим дощечкам Кохау ронго-ронго, дать детям правильные имена, согласно движению волн, ветра, солнца, луны и звезд… И так далее. В общем, у дока Рау образовалась масса дел, к которым он стал готовиться немедленно, тем более, что его пациентки полностью были поглощены болтовней с доком Джерри, а бутылку джина узурпировала Синэо Номако, со словами «sorry, коллега, вы здесь не один».

Через полчаса к Винсмарту и Олдсмиту присоединились Кэтлин Финчли и Пак Ен.

— Опа! — сказал кэп Джед, когда они вошли, — Какой сюрприз!

— Между прочим, — строго заявила Кэтлин, — мы просто любовались рассветом. И еще мы делали утреннюю гимнастику. Корейскую. Она называется… Называется…

— Тань чжон хо, — подсказал Ен, — по системе мастера Чой Сунг Мо.

— Да. Вот именно. Они из 18 упражнений. И не надо хихикать. Они массируют внутренние органы, улучшают вентиляцию легких и позволяют почувствовать ток энергии Ки.

— 18 раз почувствовать энергию Ки, это круто, — согласился Джед.

— Пошляк ты, кэп, — возмутилась она, — у тебя один оргазм на уме.

— Почему же? Не один, а, как минимум…

— … Ой, перебила Кэтлин, бросив взгляд на экран, — а кто эти малышки? Тасманийцы?

— Это эректусы, — сказал Олдсмит.

— Джед! Ну, хватит уже меня подкалывать на эту тему!

Кэп повернулся к Винсмарту.

— Док Джерри, подтвердите.

— Гм… Кэтлин, видите ли, Джед совершенно прав, это действительно Homo erectus, те самые клоны…

Финчли всмотрелась в изображение на экране и произнесла:

— Wow! Теперь такое начнется!..

Комиссия по биоэтике при президенте США издала запрет надписей такого содержания и продажи этих препаратов людям без документа о наличии домашних животных. Запрет был отменен через 4 дня в судебном порядке. В доме председателя комиссии дежурит FBI из-за звонков неизвестных лиц, угрожавших подложить ему бомбу.

«Sydney Herald» опубликовала выступление лидера австралийской консервативной партии «Family First» Руперта Шелта, в котором медицинская практика Д-ра Дж. Винсмарта была названа «преступным бизнесом». В следующую ночь в редакции были выбиты все стекла.

Намеченное выступление Р. Шелта в университете Сиднея пришлось отменить: полиция заявила, что не может гарантировать его безопасность.

Subj: Политическая жизнь клонированных питекантропов.

На региональных выборах в ЕС избиратели прокатили всех кандидатов, выступавших за запрет клонирования человека. Депутаты Европарламента, при обсуждении нового закона об этом запрете, потребовали тайного голосования, пояснив, что опасаются действий радикальных элементов, требующих разрешения этой генетической процедуры. Полиция сообщила что, автомобиль одного депутата хулиганы сожгли на парковке. Имя депутата не названо. Сказано лишь, что он известен резкими выступлениями против клонирования.

Советник Папы Римского по культуре, выступивший на заседании, назвал клонирование эректусов «скотоложеством». При выходе из здания несколько молодых людей забросали его кондомами, наполненными коричневой краской. Двое хулиганов задержаны.

При телефонном опросе в Канаде, 6 процентов респондентов на вопрос «ваше этническое происхождение?» ответили «эректус» или «питекантроп». 74 процента жителей Монреаля высказались за безоговорочную отмену закона 2004 года о запрете клонирования.

Бот подрулил к левому пирсу хаусхолда E9. Теперь можно было рассмотреть компанию, расположившуюся под навесом и в лягушатнике.

— … О, черт! Что они делают!?

— Купаются, док Джерри, а что?

— Вы все с ума сошли. Детям неделя от роду!

Спарк недоуменно пожал плечами:

— Тут все так делают.

— Что, правда? — спросил Винсмарт.

— Ну да.

— А откуда пятый?

— Сын Уфале Пиакари, — ответил Спарк, — А вон она сама, с тетей Таво о чем-то трещит.

— Привет, док! — крикнул Акела, помахав рукой над водой, — Сейчас мы вытащим весь наш детский сад и выпьем чего-нибудь.

— Погодите, — сказала Тавохаги, направляясь к воде, — Вы такие бестолковые, все трое, еще уроните кого-нибудь. Под всеми троими имелись в виду Акела, Кван Ше и Оохаре Каано, которые и в данный момент были в лягушатнике.

Оохаре пробурчал что-то об избыточной ворчливости некоторых отдельных дам пожилого возраста, после чего дети были по одному переданы по цепочке в руки Тавохаги. Уфале, в качестве ассистента, подавала сухие полотенца и укладывала вытертых детей на широкую хлопковую подстилку.

Винсмарт присел на корточки рядом. Для него это была первая возожность рассмотреть малышей-эректусов непосредственно. Пожалуй, он бы даже не обратил внимание на более крупный надглазничный валик и на чуть более покатый лоб, если бы не знал заранее, что эти признаки должны присутствовать. Теоретически должен был еще наблюдаться более скошенный, чем у обычных младенцев, подбородок, но док Джерри так и не смог решить, есть этот признак или нет. Он раздумывал над этим вопросом, когда одна из девочек, по не вполне понятной причине, запищала.

Уфале тут же подхватила ее на руки и поднесла к груди. Девочка быстро перестала пищать, поскольку занялась питанием.

— Это дедушка Джерри, — сообщила ей Уфале, — Он из Америки. Америка, это тот берег океана, который на востоке, там, где восходит солнышко.

— Ну, вот, записали в дедушки, — озадаченно пробормотал Винсмарт и, повернувшись к Акеле, спросил, — а где Санди и Келли?

— Дрыхнут, — сообщил тот, махнув рукой вглубь террасы, — Тетя Таво говорит, что чем они больше спят, тем лучше. Так что мы там лежбище организовали. Типа, подальше от шума.

— Док Джерри, а правда, что вам дали орден Австралии? — спросил Оохаре.

— По слухам, собираются дать, — ответил Винсмарт, — по крайней мере, когда я садился в самолет, адмирал Уинсдейл сказал, что по поводу меня написали в какую-то ассоциацию, которая занимается этими орденами вместе с английской королевой. Но, честно говоря, я уже плоховато соображал, а в самолете просто отключился и спал до самого Икехао…

Раздался требовательный писк еще кого-то из близнецов.

Акела вздохнул.

— Придется все-таки будить девчонок.

— А мы, между прочим, давно разбудились, — послышался сонный голос Келли из дальнего угла террасы.

— Уже минуты две, как проснулись, — добавила Санди, — Вот мы сейчас встанем, и кому-то устроим. Нормальная фигня, оказывается, док Джерри приехал, а нам даже и не сказали!

— Тетя Таво запретила вас будить, — сказал Акела.

— Разберемся, — пообещала Келли, появляясь в зоне видимости, — Ну, вообще! Санди, иди сюда, твоя хитрюга уже присосалась к Уфале.

Санди появилась вслед за подругой, зевая во весь рот и одновременно потягиваясь.

— Опа! Хакерские гены. Хотя, откуда бы им взяться. Fa afetai, Уфале.

— Ua lelei, — ответила та, — ningun problema.

— Эй, мамаши, после купания хорошо бы и остальных детей покормить. Или вы думаете, я этим займусь? — проворчала Тавохаги.

Келли и Санди взяли на руки каждая по одному из своих малышей и те, энергично присосались к сиськам. Еще одного взяла на руки Тавохаги и, со словами: «надо же ему привыкать к дедушке» пихнула в руки слегка растерявшегося Винсмарта.

— Вот так, — добавила она, оглядев получившуюся картину, — надеюсь вы тут пока как-нибудь разберетеь без меня, а я посмотрю, что у нас сегодня в море интересного. Судя по ветру, с южной стороны хорошо пойдет тарпон… Да, думаю, примерно до заката. А если что, звоните мне на мобильник.

С этими словами Тавохаги направилась к пришвартованному у правого пирса катеру. Это была ультра-модерновая 12-метровая машина с мощным суперкерамическим движком и стреловидным корпусом из металлопластика. Катер был подарком от хаусхолдеров E9, Спарк выбрал его из примерно полусотни самых современных моделей, и, как оказалось, выбрал правильно. Тавохаги подарок понравился — особенно бесшумностью малого хода, и способностью бортового компа отрабатывать заданные маршруты и скорости движения: важная вещь при троллинге у скалистых берегов. Слай, едва увидев это чудо техники, выразился в том смысле, что на катере не хватает только автоматического гранатомета, чтобы развязать небольшую, но качественную морскую войну (и даже показал, где он бы поставил турель с таким гранатометом). Тавохаги пробурчала: «Ты молодой еще, чтобы советы мне давать», и стала использовать подарок в сугубо мирных промысловых целях.

Винсмарт проводил глазами катер, и поинтересовался у ребят:

— Вас тут журналисты не доставали?

— Не особенно, — сказал Спарк, — это скорее мы их достали. Вы про стиль «Ere» слышали?

— Нет. А что это? Какая-то новая мода?

— По ходу, так. «Ere» сокращенное «erectus». Ну, помните, вы с Пандой тогда задвинули журналистам про их культуру…

— Мы задвинули? Черта с два. Это она задвинула, а я потом расхлебывал то, что она успела наговорить.

— Неправда! — заявила Санди, — вы первый сказали, что эректусы это культурная раса!

— Я не так говорил.

— Ну, не важно. Алло, Акела, давай покажем доку Джерри наш сайт?

— Давай. Только надо ему сначала рюмку налить, а то он нас точно убьет за это.

— Так, — строго сказал Винсмарт, — что вы там натворили без меня?

— Нет, док, сначала 100 грамм, — Акела водрузил на циновку кувшин и рюмки, а в стороне положил ноутбук.

Келли, тем временем, пихнула первого ребенка в руки Спарку (сопроводив это действие лаконичным указанием «уложи это чудо»), а второго забрала у Винсмарта и пристроила ко второй сиське.

Док Джерри испытал при этом некоторое облегчение: с младенцами он совершенно не умел обращаться, и все время опасался сделать что-то неправильно. С рюмкой в руке он чувствовал себя значительно увереннее.

— Так могу я, все же, увидеть, что вы натворили? — спросил он, когда рюмка (содержавшая предельно охлажденную рисовую водку) была выпита.

— Можете, — вздохнул Акела и развернул ноутбук экраном к нему.

Дизайн сайта был выполнен в Xd игровом жанре, имитирующем естественный взгляд на динамический пейзаж. Собственно, пейзаж представлял собой поселок между берегом большого водоема и бамбуковой рощей. В правом верхнем углу экрана присутствовал гид: полупрозрачное веселое привидение, комментирующее все, на что наводился курсор.

От этого общительного существа Винсмарт очень быстро узнал, что находится в деревне эректусов, существовавшей миллион лет назад, и виртуально реконструированной с учетом новейших научных данных. В деревне (помимо жителей) имелись: жилища, лодки, мастерская, рынок местной продукции и культовое шаманистское сооружение. Понятное дело, док Джерри отправился в мастерскую. Здесь он застал одетого в фартук мастера-эректуса, который наносил на почти готовый глиняный горшок пиктографическую надпись. Гид с готовностью сообщил: «Это магическое заклинание на языке Эре. С наиболее популярными у эректусов заклинаниями, приветствиями, пожеланиями и мифо-поэтическими произведениями, вы можете ознакомиться в музее-библиотеке и научном лектории, которые расположены в левом углу неба».

Музей начинался галереей эротической скульптуры эректусов. Первый экспонат: «богиня моря» (рядом — надпись из трех символов на «эре»). У богини были большие округлые груди, которые она поддерживала снизу ладонями, а вместо ног от середины бедер шел рыбий хвост. Техника пластики был на уровне младших классов, но эротический посыл во всем этом присутствовал. Стоило навести на «богиню моря» курсор, как рядом появилось изображение некого профессора культурологии из Гарвардского университета, который прочел краткую лекцию о том, каково эстетическое и культурное значение «богини моря», и чем подтверждается ее принадлежность к «социальной суперсфере корневых дискурсов эректусианского протоэтноса».

Винсмарт повернулся к Спарку и в лоб спросил:

— Сколько вы заплатили этому типу?

— Ну, — нерешительно ответил тот, — вообще-то профессор сделал это из любви к истине…

— Ладно, и почем в культурологи любовь к истине?

— Ну, если честно, грант 60 тысяч долларов на исследование хеттской любовной лирики.

— У хеттов была любовная лирика? — удивился док Джерри

— Теперь была, — лаконично сообщил Спарк.

— Вы ему не слишком много дали?

— Что вы, док! Он ведь нам всю галерею прокомментировал, и всю поэзию.

— Понятно, — сказал Винсмарт и свернул курсором в раздел «Археология».

Там его ожидало изображение одного хорошо известного члена Французской академии наук «Представленная здесь реконструкция хозяйственно-бытового и мифологического мира эректусов, основана на смелом развитии фундаментальных работ доктора Хельмута Зигерта из Гамбургского университета, доказавшего наличие у эректусов оседлого образа жизни и развитых представлений об эстетике и архитектуре. Культовая составляющая артефактов материальной культуры позволяет с достаточной достоверностью судить о доминантах магического мировоззрения этого древнего народа. Проведенная параллель между ливийскими исследованиями доктора Зигерта, находками захоронений поздних эректусов на острове Флорес в Южной Индонезии, и мифической дольменной культурой менехуна в Полинезии, конечно, не может считаться строго доказанной. Тем не менее, она соответствует критериям, которые приняты в нашей исторической науке для установления хронологической последовательности и преемственности культур…».

— А этот за сколько продался? — спросил док Джерри.

— Ни за сколько, — ответил Акела, — он сказал ровно то, что думал. Он вообще считает, что древняя история это сплошной миф, а никакая не наука. А раз так, почему бы эректусам не иметь свой собственный миф? Они что, хуже греков или итальянцев?

— Мда… Экстравагантный академик. Слушайте, а на кой черт вам понадобилось все это издевательство над наукой? Этот купленный профессор из Гарварда…

Акела вздохнул.

— Все началось с желания участвовать в культурной жизни. Прикиньте, док Джерри, наши девчонки сидят на атолле, сдвинуться никуда нельзя, опасно. Ну, вы сами все видели. И чего? Ловить рыбу и смотреть TV? А тут как раз ваша идея на счет культуры «Ere»…

— Да не моя!

— Ладно, не ваша. Просто идея. И мы стали делать сайт. По ходу, один парень придумал язык Эре…

— Кто, кстати?

— В сети у него ник «Мебиус», а как по имени, не знаю. По быту и магии док Рау помог. И вообще, это много кого стало прикалывать. А что? Культура целой расы, да еще древней, это вам не фунт бананов. Нет, серьезно, люди уже лет 30 торчат от Толкиена, где всякие эльфы и гоблины, даже эльфийский и гоблинский языки придумали. А эректусы это самая настоящая раса. Совсем другой уровень, верно?

— Это понятно. Но зачем было впутывать Гарвард и Французскую академию наук?

— Ну, было так. Едва мы повесили сайт, как нам звонит одна девчонка из Новой Зеландии. Хочу, говорит, сделать исторический научно-художественный короткометражный фильм. У новозеландцев такие фильмы это конек. Они лучше всех в мире их делают. Но у них правило: для лейбла «научно-художественный» нужно 3 научных консультанта.

— Я не понял, про что фильм, — сказал Винсмарт.

— Про эректусов, конечно. Как они на самом деле жили миллион лет назад. Прикиньте, док Джерри, на первобытную тему за полвека уже штук 20 полнометражных фильмов сняли, и все полный отстой. Питекантропы там выглядят, как павианы. Ну не свинство ли? Знаете, как обидно? Это же наши дети, все-таки!

Винсмарт задумчиво потер подбородок. Ну да, действительно…

— А кто третий консультант? — спросил он.

— Э… Гм… — замялся Акела.

— Покажи доку ролик, — сказала Санди.

— Ты чего? — возмутился он.

— Он все равно когда-нибудь увидит, — заметила Келли, — лучше уж сейчас.

Акела оглянулся на Спарка, но тот лишь молча пожал плечами (в смысле, согласен с предыдущими ораторами).

— Ну, раз все говорят… — сказал он и кликнул несколько раз мышкой.

«Timaru cinema» представляет: научно-художественный фильм «Сеть».

«Исторически, Homo erectus, иногда называемый Pithecanthropus erectus, был первым в полном смысле разумным и цивилизованным видом рода Homo. Племена эректусов занимали обширный ареал в Африке, Азии, Океании и Европе, в период от 1,5 миллионов до 300 тысяч лет назад. Эректусы владели речью, пользовались огнем и готовили на нем пищу, конструировали рубящие и режущие орудия из камня, дерева и кости, строили лодки и жилища, создавали протоскульптуры, практиковали магические ритуалы. Они изобрели многое из того, что мы называем человеческой культурой». (Доктор Джералд Винсмарт, директор калифорнийского экспериментального центра генной инженерии и международного научного партнерства «Raza Genesis»).

Миллион лет назад наши предки впервые в истории преодолевают огромные по своей протяженности водные пространства планеты и заселяют острова в океанах. Перед ними стоит сложнейшая задача: выжить в этих новых и необычных условиях. О том, как это происходило — наш фильм, основанный на научной реконструкции событий».

Винсмарт тяжело вздохнул, налил себе еще рюмку водки и залпом выпил.

— Не парьтесь, док Джерри, — сказала Келли, — фильм будет классный. Я такие вещи сразу чувствую, у меня даже была мысль самой пойти в шоу-бизнес.

— Про что хоть там? — обреченно спросил он.

— Ну, типа, сюжет: живет племя на маленьком острове. Основной хавчик — рыба. Ловят ее либо острогой, либо на примитивную удочку. Ясно, что с такими девайсами, они целыми днями уродуются, чтобы прокормить семью. А главный герой, он мечтательная тонкая натура, и ему скучно целый день так бахаться. А у него любимая девушка, она смотрит и прикидывает: надо ли ей с таким парнем связываться. Ну, парень думает: как же выйти из положения? И тут ему бац: на глаза попадается паучок, который ловит мух. У парня в голове жжжжж… и он изобретает сеть. В смысле, рыболовную. Ну, и как бы, happy-end. В сумме 12 минут экранного времени.

— А что, — добавил Спарк, — нормальный сюжет. Так вполне могло быть. Между прочим, у тонгайцев даже легенда есть, про паука, который научил их предков ловить рыбу сетью.

— Легенда! — взорвался док Джерри, — Легенда, понимаешь? А тут у вас сказано «научная реконструкция событий».

— Понимаю, не тупой. А что тут науке противоречит?

— Да уж, — сказал Винсмарт, — жаль, что на круглых столах с прессой не предупреждают, как в полиции: «все, сказанное вами, может быть использовано против вас». Вы хоть со мной по-родственному обошлись. Без извращений. А один парень из центра Пало-Альто попал научным консультантом в фильм про ожившую мумию. Вот был кошмар…

— Ой, расскажите! — попросила Санди.

— Ладно, уж. Пока дети спят…

— Добрый вечер! В студии Берилл Коллинз. У нас в гостях адмирал Генри Уинсдейл, тот человек, который руководил защитой западного побережья от биологического оружия.

Вы помните, как три недели назад была пресечена попытка провезти в Перт огромную партию биологических бомб американского производства, снаряженных вирусами и бактериями желтой лихорадки, чумы, сибирской язвы и других смертельно опасных заболеваний. Этот смертоносный груз транспортировался малайским судном «Тренган» с секретного военного завода, располагавшегося на острове Препарис у побережья Бирмы. Адмирал Уинсдейл с самого первого дня руководил кризисным штабом и комиссией по расследованию. Скажите, Генри, что было самым сложным в этой работе?

— Есть общий принцип, — ответил адмирал, — успех операции обеспечивают люди. Сильная работоспособная команда. Я сформировал команду уже в первые часы. Туда вошли бойцы спецназа TAG, летчики RAAF и наши военные моряки, имеющие соответствующий опыт. Именно такая структура команды обеспечила успех операции.

— Соответствующий опыт, это, видимо, тиморская операция, остров Эль Кватро?

— Да. Я решил, что нам нужны люди, имевшие дело с биологическим оружием в боевых условиях, а на Эль Кватро, как вы знаете, мирное население подверглось заражению того же типа. Этого мы не должны были допустить в инциденте с «Тренганом».

— То есть, «Тренган» вез то же самое, что ранее было применено на Эль Кватро?

— Это сложный вопрос, Берилл. Вы знаете, что оба этих случая расследуются специальной комиссией сената США, а по «Тренгану» работает наша генеральная прокуратура. Было бы не совсем правильно делать выводы раньше, чем они объявят результаты.

— Я поставлю вопрос иначе, — сказала она, — Если бы «Тренган» попал в Австралию, то у нас было бы то же самое, что на Эль Кватро? Я имею в виду те ужасы, которые мы все видели в репортажах о тиморской операции.

— Да. Если бы ситуация не была взята под контроль, последствия были бы аналогичные. «Тренган» вез более 15 тысяч тонн биологического оружия. Это очень серьезно.

— Спасибо, Генри. Вы объяснили телезрителям, какой опасности они подвергались. Если бы не ваша команда, западное побережье могло стать вторым Эль Кватро. Но телезрители задают вопрос: где гарантии, что биологическое оружие не будет ввезено каким-нибудь другим кораблем? И где гарантии, что какое-то количество уже не ввезено в нашу страну? Ведь груз «Тренгана» был обнаружен случайно, а США, как оказалось, не контролирует должным образом свое оружие, своих военных и свои спецслужбы.

Адмирал Уинсдейл загадочно улыбнулся:

— Случайности не случайны, Берилл. США — большая страна, и у нее большие проблемы. Это естественно. Нашей разведке и контрразведке эти проблемы известны, так что они контролируют, как говорится, болевые точки.

— О! Вы просто предугадываете мои вопросы, Генри! Телезрителей очень интересует роль наших спецслужб в этой истории. Когда генеральная прокуратура отстранила спецслужбы от расследования инцидента с «Тренганом», это вызвало определенную тревогу. Выходит, прокуратура не уверена в том, на кого работают наши контрразведчики. И такие сомнения возникают уже не первый раз.

— Ну… Наверное, это правильно. Спецслужбы не должны быть вне контроля. Иначе в них формируются, так сказать, клановые интересы, а это непорядок. Спецслужбы свою работу сделали, а расследование это уже дело полицейских и специалистов флота.

Берилл энергично кивнула и уточнила:

— Вы имеете в виду специалистов военно-морских флотов Австралии и Меганезии?

— В общем, да. Проблема биологического оружия — международная, и, естественно, что я выступил с инициативой пригласить в комиссию наших соседей. Во время кризиса на Эль Кватро, они поступили так же, то есть пригласили нас. Это нормальная практика.

Берилл снова кивнула.

— То есть, у нас с северо-восточными соседями сложился устойчивый и эффективный альянс для решения общих проблем, и вы Генри, являетесь одним из инициаторов этого альянса. А что вы можете сказать о перспективах этого сотрудничества, которое многие аналитики называют политическим сюрпризом года?

Уинсдейл пожал плечами.

— Я, знаете ли, не политик. Военные вообще не должны заниматься политикой, это дело парламента. А наше дело — защита граждан и территории. Если сотрудничество с нашими соседями эффективно служит этой цели, то будем двигаться дальше в этом направлении. А политика, она сегодня одна, завтра другая, и что нам гадать на эту тему?

— Действительно, — согласилась Берилл, — политика это загадочная штука. Например, ряд политологов пишут, что австрало-меганезийский альянс имеет явную антиамериканскую направленность. Ваш комментарий, Генри?

— Чушь, — сказал адмирал, — Техническим лидером комиссии был гражданин США, доктор Джералд Винсмарт. Именно он выдвинул идею обезвредить груз «Тренгана» без вскрытия контейнеров, жестким тормозным излучением. Для этого была использована мощнейшая мобильная рентгеновская установка с верфей Мельбурна.

— Да, мы все видели эти кадры в репортаже нашего корреспондента на Уэст Киллинг. Но я хочу напомнить, что у доктора Винсмарта сложные отношения с властями США, и он уже около полугода живет и работает в Меганезии.

— Не хватало нам еще вникать в политические разногласия между властями и гражданами США, — ответил Уинсдейл, — Там каждый второй гражданин судится с правительством. И немудрено, при таком числе адвокатов на душу населения. Уж они-то всегда найдут повод для сутяжничества, а такие «обезьяньи процессы» это для них просто золотая жила.

Заскучавшая было, Берилл снова оживилась:

— Вы сказали «обезьяньи процессы»? Вы видите сходство между делом эволюциониста Джона Скоупса в 1925 в штате Теннесси, и сегодняшним делом Джералда Винсмарта?

— Я, конечно, тут не специалист, — уточнил адмирал, — но, по-моему, у американцев есть такой пунктик: выяснять в суде отношениия между наукой и библией.

— Формально иск был о нарушении конвенции ООН по биоэтике, — напомнила она, — дело о незаконном клонировании человекоподобных существ путем суррогатного материнства.

— Каких еще человекоподобных? — спросил адмирал, — Эректусы это аборигены Меганезии, по-местному «menehuna». Они, в отличие от наших аборигенов, вымерли много тысяч лет назад, а теперь их восстановили путем клонирования, так же, как мы восстановили нашего сумчатого волка. Я смотрел об этом по nature-science-ITV.

— Я думала, аборигены Меганезии это утафоа, — заметила Берилл.

— Утафоа пришли позже, — пояснил Уинсдейл, — по их мифам, менехуна, то есть эректусы тогда уже давно жили на этих островах, у них была самобытная культура, искусство, и даже письменность. А потом они исчезли. Возможно, эпидемия или смена климата.

Тут Берилл воспользовалась поводом вернуть разговор в исходное русло.

— Раз мы снова заговорили об опасных эпидемиях, позвольте задать вопрос о деятельности комиссии по «Тренгану» и бригады генеральной прокуратуры. Что значит пункт вердикта (цитирую), «экипаж, контрактодержатель и военный контингент «Тренгана» действовали в состоянии добросовестного заблуждения, и не могут нести ответственность по законам Австралийского Союза»?

— Комиссия выяснила обстоятельства рейса «Тренгана» — сказал адмирал, — Сейчас я кратко изложу выводы. Когда группа незаконно действовавших высокопоставленных офицеров NSA планировала перемещение биологического оружия с базы на Бирме в Австралию, у них была, выражаясь полицейским языком, фирма-прикрытие. Это компания «Конквист и Палемба» в Сурабае. Под именем Конквист, скрывался полковник NSA Джон Хейстинг. Он должен был зафрахтовать «Тренган» и назначить на него такого суперкарго, который принудит капитана доставить груз не согласно фрахту, а согласно секретной инструкции. Но этот план был исполнен лишь наполовину, поскольку Хейстинг в какой-то момент перестал доверять своему руководству, выступил с разоблачениями в прессе и скрылся. Обад Палемба, обычный коммерсант, принял дела компании и, считая, что «Тренган» зафрахтован под обычный легальный заказ, назначил обычного суперкарго, Пин Кеу.

Присланный на замену Хейстингу полковник NSA Лим Этчисон, не успев понять, что к чему, передал биооружие Пин Кеу. Тот считал, что все согласовано с правительством Австралии, и действовал так, как любой судовой чиновник, который официально везет опасный груз. Сержант Бэлхоу со своим отделением охранял груз в пути. Капитан корабля был уверен, что совершает легальный рейс, поскольку все формальности выполнялись.

— Поразительно! — воскликнула Берилл, — Теперь, ясно, как появился судовой манифест, который перепугал весь Перт и окрестности! Экипаж делал все так, как если бы эти бомбы были просто химреактивом, перевозимым по обычной армейской поставке.

— Совершенно верно, — подтвердил Уинсдейл, — поэтому прокуратура не нашла оснований, чтобы задержать судно и экипаж дольше, чем это было необходимо для расследования и для уничтожения опасного груза. Сейчас «Тренган» уже отправился домой, в Пинанг, а военнослужащие доставлены на военную базу США Джералдтон. Полковник Этчисон, сдался полиции Гонолулу. Бригадный генерал Альфред Строу, руководивший сектором региональных активных операций NSA, погиб 2 дня назад. Согласно официальной версии, он застрелился, когда получил вызов на сенатскую комиссию.

Берилл задумчиво потерла пальцем кончик носа.

— По официальной версии, — повторила она, — А по неофициальной, ему помогли. Так?

Адмирал развел руками:

— Сами понимаете, я на этот вопрос ответить не могу.

— Я вас понимаю, — Берилл кивнула, — поэтому для телезрителей зачитываю информацию с флога «Galaxy police», того самого, который публиковал интервью Хейстинга. «Имитация самоубийства бригадного генерала Строу была выполнена так грубо, что не обманула бы даже подростка. Когда по приказу сенатской комиссии, расследование было передано из службы внутренней безопасности NSA в убойный отдел локальной полиции, экспертиза быстро определила: Строу убит из армейского пистолета М9 в правую часть затылка, под углом сверху вниз. Убийца подошел к сидящей за столом жертве сзади, произвел выстрел с расстояния полметра, и вложил оружие в руку трупа полагая, что это укажет на суицид. Фокус не удался, возбуждено дело об умышленном убийстве и полиция проводит обыски в офисах NSA впервые за время существования этой спецслужбы. Но руководство NSA все равно повесит на мертвого Строу всех собак, в этом можно не сомневаться».

Продолжается работа комиссии Норфолк-Тренган. Промежуточный отчет о ее работе и резолюция (т. н. «билль о регулировании») опубликованы в приложении к Congress daily, а наш корреспондент беседовал с председателем комиссии, сенатором Перри Контом. Сенатор заявил «мы выяснили, чем руководствовалось NSA в своей деятельности, кто определял ее цели, и в какой степени эти цели противоречат интересам национальной безопасности Соединенных Штатов».

Это согласуется с мнением аналитиков, назвавших случившееся аналогом событий 1964 года в Италии, где спецслужба «СИФАР» пыталась захватить власть и совершила ряд актов политического террора. Как известно, «дело СИФАР» так и не было доведено до конца. Ключевые свидетели погибли, а из 962 главных сообщников, значившихся в т. н. «списке Личо Джелли», попали за решетку менее половины. Многие так и остались на ответственных постах и продолжали заниматься террором на протяжении еще 10 лет.

На вопрос об этой аналогии, сенатор Конт ответил так: «Мы живем в свободной стране, где захват власти хунтой невозможен. Дело Норфолк-Тренган является не политическим, а экономическим. Это коррупция, крупные бюджетные хищения, торговля оружием и жульничество на национальных рынках, в т. ч. с нарушением закона о трестах».

Вопрос о том, можно ли считать экономическим (а не политическим) делом устранение конкурентов при помощи военной силы, подавление свободного рынка путем подкупа судей, и торговлю биологическим оружием массового поражения, сенатор оставил без комментариев. «Виновные предстанут перед судом за те экономические преступления, которые я перечислил, — ответил он, — ряд офицеров NSA будут отвечать также и за организацию убийства своего коллеги, генерала Строу».

Вопрос о том, что генерал Строу должен был оказаться на скамье подсудимых, как один из главных организаторов преступного бизнеса, сенатор также оставил без комментариев. Об арестах и обысках, производимых FBI и полицией в офисах NSA, министерства торговли, и ряде других национальных служб, мистер Конт сообщил лишь, что «эти вопросы находятся в компетенции следствия, прокуратуры и Верховного суда».

Более подробные комментарии сенатор дал по «биллю о регулировании», принятому комиссией. Первый раздел билля содержит запрет для NSA на любое взаимодействие с торговыми департаментами, и любое планирование операций с участием армии и флота. Кроме того, на NSA распространены те ограничения и формы контроля, которые были наложены на CIA комиссией Черча в 1974–1977 годах. Как пояснил мистер Конт «Мы применили к NSA обычную профилактику злоупотреблений в спецслужбах».

Второй раздел билля вводит контроль над школами спецподготовки военнослужащих. Теперь эти школы можно будет создавать только при штабе командования спецопераций (USSOCOM), и только после утверждения их программы в комиссии Конгресса США по внутренней безопасности. Все собственные учебные центры спецслужб будут закрыты. Сенатор Конт отказался комментировать связь этого решения с т. н. «письмом сержанта Брайана», где сообщалось, что применяемые методы спецподготовки бойцов, делают их маньяками-террористами, опасными для гражданского населения собственной страны.

Третий раздел билля касается не спецслужб, а гражданских учреждений. «В ходе работы комиссии, мы исследовали т. н. дело Кортвуда, в котором были применены запреты на ряд биомедицинских процедур, в частности, репродуктивное клонирование человека, — заявил сенатор Конт, — Закон о таком запрете не вступил в силу, т. к. не был одобрен Сенатом. Суды и полиция, преследуя за клонирование, творят произвол». Далее он пояснил, что запреты в биомедицине уже несколько десятков лет устанавливаются административными органами и даже негосударственными организациями, а суды принимают их мнение.

«Подобная практика служит монопольной наживе и ведет к отставанию нашей страны в новых технологиях и охране здоровья, — сказал мистер Конт, — исходя из этого, комиссия поручила FBI провести проверку источников доходов правительственных чиновников, средств избирательных фондов и поступлений в негосударственные организации, в их связи с торможением биомедицинских технологий». Сенатор напомнил, что по закону Шермана, всякий сговор с целью ограничения развития промышленности, торговли и конкуренции, является федеральным преступлением.

Новый билль выделяет отдельную форму такого сговора: «ограничение развития с целью монопольной наживы под предлогом мнимой защиты этических норм». Судя по обыскам в ряде медицинских ассоциаций, связанных с т. н. «программой биоэтики», комиссия и FBI настроены решительно. Как отметил один из наших неофициальных комментаторов: «Если комиссия решила посадить их не за терроризм и злоупотребления властью, а за экономические преступления, то да будет так. Аль Капоне в 1931 получил 11 лет тюрьмы не за рэкет, а за неуплату налогов, но американцы все равно вздохнули свободно».

Мы будем информировать вас о дальнейшем развитии событий.

В этот вечер Келли и Санди впервые решили надолго (на целую ночь) отлучиться из дома: слетать с Акелой и Спарком на атолл Бутаритари и оценить перспективы подъема девяти японских палубных истребителей «A6M Reisen», модель 1939 года (вошедшая в историю второй мировой войны под кодовым названием ZERO). После того, как Оохаре и Уфале занялись авиетками-«ретро», охота за утопленными боевыми самолетами на окрестных мелководьях стала для тероанцев чем-то средним между хобби и бизнесом. В этом была еще и романтика (погружения в темное время суток, чтобы не мешали туристы-дайверы).

Узнав об этих планах, Винсмарт сначала пришел в ужас:

— Вы что, с ума сошли, через две недели после родов?!

Но Келли и Санди были непреклонны в своем желании «оторваться», и тогда док Джерри начал давать советы, более похожие на армейские инструкции:

— Во-первых, никаких вам погружений, никаких ныряний, никаких…

— Но мы же тогда ничего не увидим! — возмутилась Санди.

— Можешь надеть маску, опустить личико в воду и смотреть.

— Это неудобно, — сказала Келли, — и что нам сделается, если мы нырнем метра на три?

— На метр, — отрезал Джерри.

— На два, — предложила она, — по рукам?

— Ладно, — сказал он и повернулся к Спарку, — Валентайн, если я только узнаю, что ты дал девчонкам акваланг… Ну, короче, ужас, что я тогда сделаю. Теперь про полеты. Упаси вас все боги и богини Океании, посадить Келли или Санди за штурвал самолета. Роджер, не делай большие глаза, я уже тебя ловил на попытке это сделать. Дальше, запомните еще пять «не»:

не прыгать в воду с высоты больше 10 футов,

не поднимать больше 10 фунтов,

не пить ничего алкогольного, крепче кефира,

не курить. Вообще не курить. Ничего.

И последнее «не»: никакого секса на природе.

— Что, вообще?! — воскликнула Келли.

— Ну… Скажем, так, если вы, все-таки, будете этим заниматься, то выберите какой-нибудь другой способ, если не хотите иметь кучу неприятностей. Я понятно выразился?

— Понятно, — вздохнула она, — ладно, мы будем работать над этим.

В таком виде советы были приняты. Оставалось разобраться с присмотром за потомством. Несмотря на уважение и доверие к Тавохаги, молодые родители не рискнули оставлять малышей на нее одну, и уболтали дока Рау, Абинэ и дока Джерри присмотреть за ними дополнительно. Правда, практически из этого мало что вышло. То есть, Абинэ честно попыталась было заняться присмотром всерьез, но Тавохаги стала ворчать, что молодежь бестолковая, и только путается под ногами, так что шла бы лучше Абинэ кормить своих мужчин, поскольку они в еде ничего не смыслят, и если предоставить их самим себе, то запросто могут испортить желудок. В такой ситуации всем троим ничего не оставалось, кроме как устроить пикник на берегу, рядом с пирсами хаусхолда E9. Отсюда хорошо просматривалась терраса, где Тавохаги устроила всех малышей, и устроилась сама.

— Коллега Джерри, вы знаете легенду о воине по имени Фидиппид, бежавшем в Афины с вестью о победе на Марафонском поле над персами в 490 году до н. э.? — спросил док Рау.

— Конечно, — сказал Винсмарт, — В честь этого парня названа самая длинная олимпийская дистанция, 40 километров, если не ошибаюсь.

— Примерно так. А помните, что с ним было, когда он добежал?

— Выпил, закусил и пошел по девочкам? — предположила Абинэ, разравнивая горячие угли старой саперной лопаткой.

Док Рау покачал головой.

— Нет, милая леди. Фидиппид крикнул: «радуйтесь, афиняне, мы победили!», и умер.

— От чего?

— Перенапряжение, надо полагать.

— Мда, — сказала она, — есть у таитян хорошая поговорка «не торопись, а то успеешь». А к чему эта байка? Я что-то не догоняю.

— Да так, смотрю на одного знакомого ученого. Его настроение мне не очень нравится.

Винсмарт взвесил в руке канистру домашнего пальмового вина, наполнил пластиковые стаканчики и поинтересовался:

— Это вы про меня что ли?

— Увы, коллега. Вы демонстрируете тревожные признаки марафонского синдрома.

— Какие же?

— У вас последнее время на лице написано вот такими буквами «Я уже прибежал», — док Рау показал двумя ладонями размер воображаемых букв.

— Правда? — расстроенно спросил Винсмарт.

— У Джерри депрессия и ничего больше, — возразила Абинэ, — он устал, ему надо отдохнуть, как следует, только и всего. И еще климат. Да, точно! Джерри, я поняла! Тебе надо побыть в родном климате. Хочешь, я с тобой съезжу в твою Канаду? А что? Я никогда не ходила по реке на каноэ. Говорят, это круто!

— Там сейчас начинается зима, — сказал он, — Реки замерзают.

Абинэ задумалась, но очень ненадолго.

— Ага! Значит, там есть снег. Это тоже круто, ты меня будешь учить ходить на лыжах.

— Тебе там будет холодно, — заметил Винсмарт.

— Если не хочешь вместе со мной, так и скажи, — ответила она, аккуратно укладывая на угли большие куски мяса тунца, завернутые в фольгу, — Я не обижусь. Мало ли, может, там у тебя первая любовь, или вообще хочется побыть одному. А что? Бывает.

— Да нет, не в этом дело.

— Вот именно, — констатировал док Рау, — а дело в том, что у вас, коллега, этот синдром. Хотите, скажу, о чем вы думаете? Вы думаете: вот я бежал изо всех сил, рвал жилы, и куда-то прибежал, а что дальше? Что изменилось от всего, что я сделал? И главное: что я еще могу сделать, или уже ничего не могу?

— Этак я скоро поверю в ваше колдовство, — пробурчал док Джерри.

— Никакого колдовства. Просто психология. А хотите, скажу, что вам с этим делать?

— Валяйте. Все равно, это ваше «а, хотите?» не более, чем фигура речи.

Док Рау улыбнулся и кивнул.

— Действительно. Знаете, коллега, существует такое правило: если вас донимают какие-то вопросы, надо просто взять, и ответить на них.

— Вот так, взять и ответить? — удивленно переспросил Винсмарт.

— Да, вот так. Они же не сложные, верно?

— Ерундовые, — поддержала его Абинэ.

— Понятно. Все вокруг такие умные, один я полный кретин.

— Наоборот, Джерри, — возразила она, — ты ужасно умный, а в простых делах это мешает. Ты начинаешь искать какие-то скрытые смыслы там, где их ни фига нет. Это …

Она смутилась и замолчала.

— Продолжай-продолжай, — подзадорил он, — раз уж начала, так не останавливайся.

— Только ты тогда не обижайся, — потребовала Абинэ.

— Не буду. Я же сам попросил.

— Это, — продолжала она, — европейский глюк, будто в жизни должен быть какой-то смысл. Типа как «min» у конфуцианцев, только еще хуже. Конфуцианец хотя бы уверен, что, если он ведет себя по-человечески, то смысл в его жизни непременно есть. А бедняга европеец мучается вопросом: «есть ли смысл в моей жизни?». Поиски этого долбанного смысла уже отравили жизнь десяткам поколений толковых европейцев и янки.

— Сама придумала? — спросил Винсмарт.

— Что ты! Это же в школе, по истории проходят.

— Ничего себе, — удивился он, — вас в школе учат, что в жизни не должно быть смысла?

На этот раз удивилась Абинэ.

— Что ты, Джерри! Наоборот! В жизни куча смыслов. Мы почти все делаем со смыслом. Вот, например, я переворачиваю мясо (она проворно перевернула куски тунца на углях), чтобы оно пропеклось и не подгорело, потому что, так вкуснее.

— Интересная философия, — сказал он, — А если обобщить? Ты их готовишь так, чтобы они были вкуснее, чтобы вся компания получила удовольствие от еды, и так далее. Но есть и какой-то общий смысл у всех наших действий, включая готовку и еду, верно?

— Я так хочу, — сказала Абинэ.

— Ты хочешь, чтобы был смысл? — переспросил Винсмарт.

Она покачала головой.

— Нет, Джерри. «Я так хочу» — это и есть смысл. Единственный общий смысл действий каждого человека. А если несколько людей о чем-то договорились, то смысл в том, что они так хотят.

— А если не договорились? Если они хотят разного?

— Это нормально, — ответила она, — Тогда им просто надо договориться, чтобы поменьше мешать друг другу. По-моему, это просто и естественно, разве нет?

Винсмарт молча сделал глоток из своего стаканчика, порылся в пластиковом пакете, нашел там сигары и зажигалку. Закурил и стал задумчиво смотреть на тлеющие угли.

— Джерри, я тебя не обидела? — осторожно спросила Абинэ.

— Ты меня озадачила, — ответил он, — Я пытаюсь сформулировать смысл своих действий за последний год в твоих терминах, а это, оказывается, не так просто.

— Ничего сложного, коллега — подал голос док Рау, — вы хотели, чтобы мир стал другим. Это довольно обычное желание для деятельных людей. Правда, далеко не всем удается так преуспеть в этом, как вам.

— Вы хотите сказать, что я сильно изменил мир?

— Не то, чтобы сильно, но достаточно заметно.

— Вот как? Интересно, в какую сторону? В лучшую или в худшую?

— В ту, в которую хотели, — ответил великий тахуна.

— Гм… Не уверен, что в начале этой истории, я имел в виду именно то, что получилось.

— А что вы имели в виду?

— Ну… — задумчиво протянул Винсмарт, — … Оно как-то все само получилось.

— Джерри следовал Дао, — Абинэ хихикнула, — это самое беспроигрышное дело. И я что-то не поняла, мужчины, мы тут собрались жрать, или философствовать?

— И то, и другое, — сказал док Рау, и уверенно цапнув пальцами кусок прямо с углей, стал подбрасывать его в воздух, чтобы остудить. Остальные, не будучи уверены, что смогут повторить этот фокус, осмотрительно воспользовались бамбуковыми палочками.

Едва они успели разделаться каждый со своим куском, как с террасы раздался громкий призыв Тавохаги.

— Эй, вам там не надоело бездельничать? Идите-ка сюда, и захватите с собой вино, надо попробовать, что вы там такое пьете. И рыбу, пожалуй, тоже принесите, хотя ты, Абинэ, совсем неправильно ее готовишь, я все видела.

Винсмарт был уверен, что от такого шума дети непременно должны проснуться, но не тут-то было. Все четверо спокойно продолжали спать в подвесных люльках. Вероятно, они воспринимали Тавохаги, как некое имманентно-шумное, но позитивное явление окружающей природы (наряду с TV и стиральной машиной).

От этих размышлений его оторвал чувствительный хлопок по спине.

— Док Джерри, ты ведь в этих штуках разбираешься, — сказала Тавохаги (хлопок по спине был ее излюбленным способом привлечь внимание собеседника), — надоел мне что-то этот столичный канал. Может, найдешь что-нибудь повеселее?

Не имея ни малейшего представления о том, что тетя Таво считает веселым, Винсмарт переключил ноутбук на флог «Galaxy police», раздел «Самые прикольные конкурсы». В данный момент разыгрывался приз в номинации «самое прикольное жилье». Шли ролики домов на заброшенных маяках, на корпусах кораблей, севших на рифы в прошлом веке, и даже на кокосовых пальмах (наподобие птичьих гнезд). Были дома в виде перевернутых пирамид, в виде наклонных бубликов на коралловых полях, и даже жилой лифт в зоне высоких приливов, где дом стоит на суше только 2/3 суток, а остальное время дрейфует.

Тема понравилась. Тавохаги проворчала что-то одобрительное, выяснила у Абинэ как тут голосовать, после чего отправила всех троих обратно на берег, проводив словами: «идите, бездельничайте дальше, все равно, толку от вас…».

— Вы, кажется, грозились ответить на мои вопросы, коллега, — напомнил Винсмарт.

— Это довольно просто, — заметил Рау, — вы в очередной раз продали человечеству новые возможности за новые страхи. В этом суть любых технологических инноваций общества, начиная с изобретения земледелия где-то 10 тысяч лет назад.

— Неолитическая пищевая революция, — вставила Абинэ.

— Верно. Эта революция дала прямо-таки магический источник пищи, но не бесплатно…

— Еще бы, — согласился док Джерри, — землю надо обрабатывать…

— Не в этом дело, — сказал Рау, — оседлое земледелие, по сравнению с собирательством и охотой, сказочно легкий способ добывать еду. Цена в другом: возникает страх неурожая, страх захвата твоей земли врагами, страх относительной бедности, долгов, и провала на социальное дно, до положения батрака или раба.

— Карл Маркс, — снова вставила Абинэ, — Производительные силы, производственные отношения, неравенство, классовая борьба…

— Это было только начало, — перебил великий тахуна, — вслед за земледелием, человечество купило силу тепловых машин, электричество, ядерную энергию. Оно получило доступ к невиданному богатству, и заплатило за это паническим страхом перед новой мировой войной, революцией, тотальным террором, всеобщим уничтожением. Затем, человечество купило компьютеры, робототехнику и научно-техническую революцию. Это был ключик уже не к огромному, а к фантастическому богатству, превосходящему все мечты прошлых поколений. Но и цена была соответствующей: страх превращения людей в домашний скот информационных машин, названный «страхом «Матрицы» в честь фильма 1999 года, где в будущем показаны люди, ставшие бессловесной пищей для суперкомпьютерной сети.

Абинэ презрительно фыркнула и стала разравнивать угли для новой порции тунца.

— Психоз обосравшегося обывателя, — сообщила она, — я еще понимаю, страх пред атомной бомбой. Реальная штука. Но бояться собственного компьютера…

— Не компьютера, — возразил Рау, — а потери контроля. Общество начинает управляться уже не людьми, а машинами, у которых не человеческие цели.

— Ой-ой-ой, — издевательски произнесла она, — как будто эти обыватели в XX веке чем-то управляли. Щас. Да их в двух мировых войнах гнали на бойню миллионами, и они даже не мычали. А теперь компьютера испугались, надо же. Да никакой супергений не сможет сделать компьютер даже в половину такой мудацкий, как их собственные оффи!

— Я говорю не о материальной реальности, — напомнил Рау, — а о социальной реальности тех стран, которые условно называются «развитым Западом». Она вся соткана из фобий и мифологем. Одна из этих мифологем — антигуманная суть научно-технического прогресса, а соответствующая фобия — это «страх «Матрицы», а шире — футурофобия, страх перед техногенным будущим, база консервативного движения «за старое доброе прошлое».

— Это понятно, — сказал Винсмарт, — Но я-то что продал этому несчастному запуганному цивилизованному человечеству?

Док Рау сделал паузу, чтобы прикурить сигару, и сообщил:

— Вы, коллега, продали ему ключик от абсолютного здоровья и технического бессмертия. А ценой стал страх полного, мгновенного исчезновения человечества. Без всяких бомб и матриц. Как по мановению волшебной палочки: пуфф — и нету.

— Вы имеете в виду нанооружие? — уточнил док Джерри, — наноботы, разрушающие тело человека так, как медицинские наноботы разрушают тела микроорганизмов? Но я тут и рядом не стоял, это военные разработки, к тому же, бесперспективные, поскольку…

— Да нет, — перебил Рау, — вы, как Абинэ, замыкаетесь на материальной реальности, а тут чисто философский вопрос из нематериальной области. В до-винсмартовскую эпоху…

— Ну, это уж слишком! — перебил Джерри.

— Хорошо, в до-эректусовую эпоху, человек был священной коровой, венцом творения, царем природы и высшей формой всего на свете. Тут приходите вы, коллега, со своими наноботами и техникой клонирования, и человек становится просто разновидностью обезьянки. А любая обезьянка — разновидностью биологической машинки. А любая биологическая машинка — разновидностью машинки, которая строится по программе, причем программу можно взять готовую и поправить, а можно новую придумать.

— Да ладно вам, — возразила Абинэ, — док Джерри, конечно великий ученый, но все это придумали Уотсон и Крик лет этак за полста до него.

— Дело не в том, кто придумал, — пояснил Рау, — а в том, кто сделал это, как говорил твой любимый Маркс «объективной реальностью, данной нам в ощущениях».

— Это говорил не Маркс, а Ленин, — поправила она, — но не суть. Я все равно не понимаю: что такого страшного с людьми случилось из-за реализации того, что уже полвека знают даже школьники?

— Так, — сказал он, — придется объяснять популярно. Вот я — американский или европейский обыватель…

— Не похож, — припечатала Абинэ..

Док Рау покачал головой, налил себе стакан вина, уселся на песок, положил вытянутые ноги на кучу старых бабуковых циновок и скосил глаза. Вид получился глупейший.

— Теперь похож? — спросил он.

— Более-менее.

— Тогда начали. Я прихожу со скучной работы в свой скучный дом, сажусь за стол со стаканом пива и включаю TV, чтобы меня, обывателя, хоть чем-то порадовали, и хоть как-то польстили моему самолюбию. Чтобы мне сказали, какой я классный царь природы. И вдруг из этого TV выскакивет док Джерри и говорит: «Какой же ты царь природы? Ты на себя посмотри, ты унылое социальное животное, возникшее из случайной и не слишком удачной комбинации хромосом. Но ты не переживай, тебя можно подремонтировать. Ну, а новое поколение мы построим более удачно, так что твои бракованные гены не окажут своего негативного воздействия на будущее состояние человечества». Обыватель в ужасе подпрыгивает (Рау старательно подскочил и пролил немного вина себе на шорты): «Да вы что! Да я же человек! У меня есть права, про них сочинена целая декларация!». А ему в ответ: «Знаешь, это еще вопрос, человек ты или тупиковая ветвь эволюции гоминид, и, глядя на твою полную неспособность к разумной продуктивной жизни в прогрессивном обществе, мы все более склоняемся ко второму варианту ответа, так что…».

— Я ничего такого не говорил! — перебил Винсмарт.

— Вы несколько раз очень громко это подумали, — возразил Рау, — и уже нашлись люди, которые вас истолковали в такой, я бы сказал, конспективной, форме.

— Нет, — вмешалась Абинэ, — для обывателя янки или юро это слишком сложно. Для него так: «Ты не царь природы, а врожденный лузер, и твоя жена больше не рассматривает тебя, как потенциального отца своих детей, а выбирает прогрессивное клонирование неиспорченных пивом и телевизором хомо-эректусов, неандертальцев или на крайний случай, шимпанзе-бонобо. А ты, парень отбракован, как динозавр». Парень в ужасе лезет в Интернет и видит сайт клуба child-design, где дамы уже чисто практически обсуждают вопрос генного конструирования будущих детей и стоимость необходимых процедур…

Винсмарт прервал ее хлопком в ладоши.

— Минуточку, давай разделим реальность и фантазии. Все-таки до этого пока не дошло.

— Джерри, ты не следишь за масс-медиа, — ответила она, — web адрес клуба дать?

— Вот как? Выходит, я отстал от жизни?

— Что ты! Наоборот! Стенограммы твоих пресс-конференций и статьи о проекте «эректус» размещены там в разделе «Научные и юридические основы», в качестве доказательства того, что все это можно делать.

— Oh, goddamn… И где я еще размещен, интересно знать?

— Много где. Только ты не читай все, там во-первых, очень много, а во-вторых… Ну, там о тебе всякое пишут… короче, тебе не все понравится. Давай я лучше расскажу, что дальше с тем парнем, обывателем. Так вот, он, вместе еще с миллионом таких же типов, мчится к своим депутатам, сенаторам, конгрессменам, это ж, блин, демократия. Типа, принимайте уже закон, запрещайте всю эту генную науку, и сделайте нам так, как было раньше. Но ни хрена не выйдет, потому что против основного инстинкта не попрешь. Основной инстинкт пройдет по любому парламенту, как каток по червяку, только клякса останется.

— Однако, почти во всех развитых странах репродуктивное клонирование и генетическая евгеника человека так или иначе запрещены, — заметил Джерри.

Абинэ завернула в фольгу последний кусок тунца, сделала красноречивый жест средним пальцем правой руки и, начав раскладывать новую порцию на углях, пояснила:

— Ну, и что? Села женщина в самолет и прилетела из так называемой «развитой страны» в Лантон, Манагуа или Триполи.

— Гм, — сказал он, — А откуда в Манагуа или в Триполи эксперты по генной инженерии?

— А оттуда же, Джерри, откуда ты здесь.

Док Рау встал, с хрустом потянулся и произнес:

— Ни одна женщина не захочет, чтобы ее ребенок был хуже, чем у других. Отменить этот принцип также невозможно, как отменить гравитацию или электричество. Парламент, который запретит женщинам действовать таким образом, ничего не добьется от женщин, а лишь накажет собственную страну.

— Вы недооцениваете силу масс-медиа, — заметил Винсмарт, — женщин можно убедить в том, что в результате генной модификации и клонирования рождаются монстры.

— Выбраковка, — коротко сказала Абинэ.

— В смысле?

— В прямом смысле. Женщина, которую можно убедить в чем-то вопреки основному инстинкту, это уже бракованный экземпляр. У ее потомства заведомо нет шансов.

— Основной инстинкт предполагает некоторую осторожность, — вмешался док Рау, — я не думаю, что многие женщины вот так сразу кинутся делать эксперименты вроде нашего.

С этими словами Рау выразительно кивнул в сторону террасы.

— Это понятно, — согласилась Абинэ, — В том же child-design club основной состав это дамы, у которых есть опасения по поводу своей генетики. Вот они и начнут, а лет через 5–7 уже все будет понятно. Дальше это уже доступная технология достижения результата.

— Доступная, — повторил Рау, — но это не значит, что так будут делать все женщины.

— Так будет делать общество, — пояснила она, — Если так сделает каждая пятая женщина, то в следующем поколении результаты распространятся обычным путем (Абинэ простым жестом показала, как именно). А если в каком-то обществе это не будет доступно, то на нем можно ставить жирный крест. Тут все как с инновациями производства. Кто первый рискнул и выиграл, тот снял сливки. Кто пошел в основной волне, тот остался в деле. А кто прошляпил, тот вылетел с трассы.

— Гм… — буркнул Винсмарт, — а как такой ребенок будет себя чувствовать в обществе? Не такой, как все, странный… Ты представляешь себе психологические проблемы?

— Еще бы! — Абинэ, от избытка чувств, хлопнула себя ладонями по бедрам, — Например, у белой женщины черный ребенок. У всех соседок белые, а у нее черный. Кошмар! Я имею в виду, общество, в котором такая дурь возможна, это кошамар. Как ты думаешь, Джерри, вот у них (она махнула рукой в сторону террасы) могут возникнуть такие проблемы?

— Вряд ли, — признал он, — Тут, по-моему, вообще ничем таким никого не удивишь.

— Вот именно! То общество, которое готово к разнообразию, имеет жизненный потенциал, а то, которое не готово, будет прихлопнуто естественным отбором.

— Ну, вот, — вздохнул Джерри, — мы докатились до социал-дарвинизма. Надеюсь, никто не будет меня убеждать, что я и это говорил, или громко думал?

Док Рау подмигнул ему.

— Когда я говорил об этом на встрече с прессой… На нашей общей встрече, коллега. Я не помню, чтобы вы возражали. Абинэ, конечно, выразилась несколько более радикально, но сути дела это не меняет.

— Меняет! — возразил Винсмарт, — Еще как меняет! Одно дело рассуждать в чисто научном плане, а другое дело, выводить из этого какую-то политику! Вы тоже, хороши, док Риано: «мгновенное исчезновение человечества». Это уже ни в какие ворота…

— А бабахнуть по Тероа «Скадами» хотели в чисто научном плане? — язвительно спросила Абинэ, — Джерри, оглядись вокруг! Ваш проект с самого начала был политическим.

— Можно я про исчезновение объясню? — спросил Рау.

— Валяйте, — согласился Винсмарт, — Чего уж теперь.

Великий тахуна церемонно (но не без некоторой иронии) поклонился.

— Начну с одного факта этнографии, — сказал он, — В языках примитивных изолированных племен понятия «человек» и «происходящий из местного рода» обозначаются одним и тем же словом. Права общинника, или, говоря по-современному, права человека, передаются только ребенку, рожденному в эндогамном браке. Иноплеменник или полукровка — это не человек, по крайней мере, не вполне человек. Недочеловек. В результате такие племена выродились, а развились другие племена, в которых практиковалась экзогамия. В более поздние времена так же вырождалась феодальная аристократия — привилегированные племена внутри среднекового общества, которые тоже скрещивались только между собой. Это общий принцип: сообщество, в котором «человек» это титул, передаваемый только по гендерному наследованию, обречено на вырождение. Чтобы развиваться, надо признать, что принадлежность к человечеству определяется личными качествами, а не родословной.

Помните решение Верховного суда о труде бонобо, на которое ссылался координатор Соарош? «Любое существо, выполняющее человеческие функции в обществе, обладает и социальными правами, которые Хартия связывает с такими функциями». Человечество перестает быть клубом наследственных аристократов, понятие «человек» теряет свой привычный смысл для среднего западного обывателя, и его это пугает.

Винсмарт задумчиво потер ладонью подбородок.

— Вы чего-то не договариваете, — сказал он, — признание за трудящимися бонобо некоторых человеческих прав вряд ли может напугать обывателя, ведь его-то никто прав не лишает.

— Его лишают наследственных привилегий, — возразила Абинэ, — Он считал себя принцем крови, а оказался одной из обезьян-гоминид. Сам обыватель понимает, что он ни в чем не превосходит шимпанзе, и ему очень обидно, что окружающие произнесли это вслух.

— На счет «ни в чем не превосходит шимпанзе», ты явно перегнула палку.

— Наоборот, я выразилась слишком политкорректно! От тебя, что ли, заразилась? Как ты думаешь, Джерри, может политкорректность передаваться половым путем?

— Не может, — отрезал он, — и нечего уводить тему в сторону. IQ шимпанзе 60–80, это уровень дебила…

— … Или среднего завсегдатая McDonalds, — перебила она, — И дело не в IQ, а в способности осознанно и ответственно что-то делать. В этом смысле шимпанзе далеко не дебилы, они хорошо соображают, что для чего надо, и кто за что отвечает. Если компания, вроде вашей с Кортвудом, сделает генно-модифицированную шимпанзе с человеческой внешностью и с речевым аппаратом, то она вытеснит пожирателя биг-маков с рынка труда за 5 лет.

— Знаешь, Абинэ, этот твой марксизм…

— Не мой, а Маркса.

— …Не важно. Ты пойми простую вещь: человек это не столько рабочая сила, сколько носитель уникальных личных качеств и межличностных отношений. Человек не только ест, спит, работает и размножается. Человек также мечтает, любит, создает, не побоюсь этого слова, духовные ценности, наслаждается прекрасным…

— Ты про кого сейчас говоришь? — снова перебила она.

— Э… — протянул Винсмарт, — Ну, скажем, о значительной части человечества.

— А если в процентах?

— Ну, знаешь, я не PR-expert, чтобы свободно оперировать такими данными.

Док Рау улыбнулся, нарисовал пальцем на песке круг, а в нем — сектор, вырезанный углом примерно 120 градусов.

— Около 33 процентов, — пояснил он, — Это инварианта западного мира. На одного такого, о котором говорите вы, коллега, приходится двое тех, о ком говорит наша прекрасная леди. Это не игра природы, а база консервативной электоральной демократии. Если мечтающих, любящих и т. д., станет существенно больше, то республиканский слон с демократическим ослом будут соревноваться уже не в избирательной гонке, а в стаерском беге, потому что недоверие к оффи снова, как в недавнем прошлом, начнут выражать с помощью топора.

— Кстати, — вставила Абинэ, — на днях в Париже студенты уже возвели гильотину.

— Вот как? — удивился Винсмарт, — надеюсь, ее не стали сразу испытывать на прохожих?

— Нет, она была надувная. Но в натуральную величину и очень убедительная. Правда, к вечеру ее убрала полиция, но аптеки успели продать весь запас валерьянки.

— Видите, коллега, — сказал Рау, — Это все из-за вас. Вы настоящий инфотеррорист!

— Да при чем тут я, черт возьми!?

Великий тахуна возмущенно воздел руки к небу

— Нет, он еще спрашивает! В конце прошлого века лучшие гуманитарные умы Запада, ценой огромных усилий, добились того, чтобы большинство населения рефлекторно реагировало на сигнал «общечеловеческие ценности» обильным слюноотделением… В смысле, управляемым голосованием. И тут, как чертик из коробочки, выскакиваете вы с клонированными эректусами и волшебными ветеринарными пилюлями. Вы врываетесь на политическую сцену, как слон в посудную лавку. Общечеловеческие декорации трещат по швам, зрители видят, что у всего этого внутри и кричат «Жулье! Ценности фальшивые!».

Винсмарт задумчиво почесал затылок.

— Ну, и что теперь предлагается мне? Баллотироваться в президенты чего-нибудь?

— Зачем? — удивился Рау.

— Я так понял, это был намек на то, что мне надо заняться политикой, — пояснил Джерри.

— Вы уже давно ей занимаетесь. Вам для этого не надо никуда баллотироваться.

— Нет уж. Я занимаюсь наукой. Наука это наука, а политика это политика, — он заметил ироничный взгляд Абинэ и уточнил, — Конечно, иногда приходится влезать в бизнес или даже в политику, поскольку прикладная наука с ними иногда соприкасается, но из этого не следует делать систему.

— Ага, — фыркнула она, — «Политика — это дело политиков». Ученые занимаются наукой. Инженеры, менеджеры и рабочие — материальной базой. Учителя — образованием. Медики — здоровьем. Полицейские и военные — безопасностью. Гуманитарии — развлечениями. А кто такие политики? Те, кто ничего полезного не умеют, но диктуют цели всему бществу?

— Ну, знаешь, — пробурчал он, — политика это еще и профессиональное управление.

— Управление это дело менеджеров, — отрезала Абинэ, — менеджер управляет, и отвечает за результат своего труда, так же, как любой работник. А политик-оффи только обманывает общество фантомными целями, и ворует, ни за что не отвечая.

— По-твоему, политка вообще не нужна? — спросил док Джерри.

— Нужна. Но политика это не профессиональная область, а общее дело всех граждан. Роль ученого — проектировать материальное будущее и объяснять людям, какие альтернативы будущего реализуются, в зависимости от выбранной обществом политической стратегии.

— Этому тоже учат в школе?

— Да, а как ты угадал?

— Ты обычно не говоришь такими монументальными фразами, — ответил Джерри.

— Ну и что? Правильно же сказано. Вот тебе школьный пример: в середине прошлого века ученые из «братства бомбы» держали за яйца всех политиков планеты…

— В учебнике так и написано? — ехидно перебил он.

Абинэ фыркнула и небрежно махнула рукой.

— По ходу, так, но другими словами. Короче, от ученых зависело, у кого будет бомба, а у кого — нет. Что такое бомба, уже все видели в Хиросиме и Нагасаки. Если бы ученые тогда не струсили и не отдали это решение в руки оффи, мир выглядел бы значительно лучше. А так кучка оффи создали атомную банду, и мировая война шла еще полвека, вместо того, чтобы закончиться в 1945.

— Холодная война, — уточнил Винсмарт.

— Это в Америке она была холодная, а в Северной Океании было убито более 5 миллионов человек. Корея, Вьетнам, Камбоджа…

— ОК, на счет войны ты права. Но что могло сделать «братство бомбы»? Ты думаешь, этим ученым разрешали участвовать в принятии политических решений?

— А им и не нужно было ничье разрешение, — ответила она, — ученые владели технологией бомбы, и они могли просто опубликовать ее.

— Как опубликовать?!

— Да вот так, — Абинэ сделала пальцами несколько движений, печатая на воображаемой клавиатуре, — ядерное оружие оказалось бы у всех, и никакой эпохи сверхдержав не было бы в истории.

— Но это был бы огромный риск попадания ядерного оружия в руки психопатов!

— Так оно и попало в руки психопатов. Оффи сверхдержав это и есть психопаты, а ученые от испуга отдали им бомбу в эксклюзивное владение. И человечество полвека зависело от прихотей кучки психопатов, пока ядерные технологии не стали общедоступными.

— Давай разберемся, — предложил Винсмарт, — скажи прямо, к чему ты клонишь?

— К тому, чтобы не допустить какого-нибудь очередного сраного моратория.

Док Рау одобрительно похлопал в ладоши, вытащил из пакета еще две сигары, одну из которых протянул коллеге. Они закурили.

— Значит, — сказал док Джерри, — Имеется в виду что-то вроде Асиломарского моратория на генную инженерию. 1975 год, Пасифик-Гроув, Калифорния. Декларация о добровольном отказе от исследований и подчинении ученых правилам консультативного комитета при Национальном институте здоровья. Так?

— Ну, да, о чем-то в таком роде, — подтвердила Абинэ, — По-моему, это позор для ученого.

— По-моему, тоже. Но я могу принять решение только за себя. А многие мои коллеги…

— … Струсят, — вставила она.

— Ученым надо на что-то жить, — ответил он, — Меня за участие в проекте «erectus» лишили права преподавать в университете Беркли. Мне было проще, мне платил Кортвуд, но все равно неприятно. А как быть тем, у кого нет других источников средств?

— Проблема только в деньгах? — спросил Рау.

— Не только. Я же сказал: быть публично изгнанным из своего научного коллектива это уже само по себе неприятно. Для многих это трагедия, крах всей жизни.

— Ни хрена себе, добровольный отказ, — возмутилась Абинэ, — свободная, блин, страна. Да у нас в Меганезии за такое давление на ученых…

Винсмарт тихо застонал:

— Только не надо снова про ВМГС, я уже знаю этот местный обычай решать все проблемы из пулемета, но…

— Ваш авианосец, — перебил Рау.

— Да какая разница, пулемет или авианосец? Между прочим, я хотел бы сделать из этого корабля абсолютно мирную плавучую лабораторию.

— Лучше университет, — сказал великий тахуна, — Первый в мире плавучий университет.

— Вы что, смеетесь? — спросил Винсмарт.

— Я так серьезен, что сам удивляюсь. Абинэ, ты разбираешься в этих монстрах. Что из себя представляет этот… гм… экс-авианосец.

— Авианосец «Lexington», США, год постройки 1925, длина: 270 метров, ширина: 39, водоизмещение: 47000 тонн, осадка 9,8 метра, скорость 32 узла, экипаж 2900 человек, машина 156 МВт, авиапарк 80 самолетов. Затонул во время сражения в Коралловом море в 1942 от торпедной атаки. Поднят 4 года назад, в ходе глубоководных учений спецназа ВМФ Меганезии «Deep pull». Восстановлен на экспериментальной базе ВМФ на острове Бугенвиль. Установлена ядерная силовая машина 300 МВт. Управление роботизировано. Экипаж 9 человек плюс капитан и авиагруппа. Лексингтон был задействован в отработке «Space lasso», спутниковой системы контроля безопасности судоходства в Тихом океане.

Все это Абинэ отбарабанила без перерыва, как автоответчик.

— То, что надо, — заключил док Рау, — а сколько там людей может разместиться?

— Как и было, 2900, — ответила она, — Каюты никуда не делись. Если не устраивать казарму, то примерно 800. Будет почти как в студенческом кампусе.

— А что с авиацией?

— 80 ангаров. Ремзона. Летная палуба с удобной разметкой. Робот-дипетчер. На 4-местной авиетке средний пилот-любитель выполнит взлет и посадку без проблем.

— Коммуникаторы, компьютеры?

— Lexx набит всем этим под завязку. Я же говорю, на нем отрабатывали «Space lasso».

— Lexx это сокращенное «Lexington»? — спросил Рау.

— В начале да. На маневрах имена всегда сокращают, а потом… — Абинэ сделала большие глаза и постаралась придать голосу загадочность, — …оказалось, что имя «Lexx» носил космический киберкрейсер из одного фантастического сериала. Этот киберкрейсер тысячу лет бесцельно дрейфовал в пространстве после галактической войны, а потом его нашли плохие парни. Один в один сценарий учений «Space lasso», где Лексингтон изображал пиратский рейдер, только в океане, а не в космосе. И еще прикол: на Лексингтоне служил офицером-артиллеристом великий фантаст Роберт Хайнлайн. Он поступил в Военно-морскую Академию в Аннаполисе в том году, когда «Лексингтон» был спущен на воду, после отставки поступил в университет в Калифорнии, и придумал сеть геостационарных спутников слежения, типа той, на которой построена система «Space lasso». Но и это еще не все! Жена Хайнлайна, Вирджиния Герстенфилд, когда они познакомились, служила лейтенантом на флоте, потом получила образование биохимика, и работала инженером-испытателем в авиации. Прикиньте, бывают такие совпадения, а?

Возникла некоторая пауза, после которой док Рау уверенно сказал.

— Это не совпадение. Это Паоро. Эхо судьбы.

Винсмарт выразительно откашлялся.

— Вы что такое обсуждаете, а?

— Твой университет, что же еще? — ответила Абинэ.

— А мое мнение уже никого не интересует, я правильно понял?

— Что ты! Конечно, интересует! Это же твой авианосец.

— Ну, так вот, — сказал он, — Вы не представляете какое это проклятие делать всего одно новое направление даже в готовом университете. Я спалил километр своих нервов, когда занимался в университете Беркли организацией факультета молекулярной инженерии. Но, клянусь небом, больше я так делать не буду.

— То есть, идея университета тебе не нравится, — заключила она.

— Нет, она мне очень нравится. Свободный морской университет имени Хайнлайна это сильно. Для начала выпотрошим Беркли. Переманим десятка два лучших специалистов и сотню студентов с моего бывшего факультета. Они вряд ли устоят перед возможностью совместить учебный процесс с кругосветным путешествием. Абинэ, как быстро «Lexx» сможет обойти вокруг шарика?

— Фиджи, Сидней, Перт, Кейптаун, Панама, Фиджи — за месяц, не напрягаясь.

— Отлично. Но… — Винсмарт сделал многозначительную паузу, — даже не надейтесь, что я один буду расхлебывать эту кашу. На Эль Кватро и на Уэст Килинг я приобрел опыт, как сваливать основную работу на окружающих, если вы поняли, что я имею в виду.

— Мы и не отказываемся вам помочь, коллега, — заметил Рау.

— Помочь? — ядовито переспросил Винсмарт, — Черта с два. Именно сделать работу. Мне на Уэст Килинг очень понравилось составлять планы работы, которую не я буду делать.

— Прикольно, — сказала Абинэ, — А как эта сваленная работа оплачивается?

— Хорошо оплачивается. Подробности завтра, начиная с 9 утра. А сегодня у нас выходной, так что больше ни слова о работе, давайте отдыхать и…

Тут его прервал возмущенный голос с террасы:

— Вы что, совсем бестолковые? У вас же рыба подгорает, я даже отсюда чувствую!

Убедившись, что ее замечание возымело действие, Тавохаги снова уселась в кресло-вертушку, так, чтобы минимально напрягаясь, делать пять разных дел:

Во-первых, вязать крючки, грузила и разноцветные приманки на снасть для троллинга.

Во-вторых, качать ногой любую из четырех подвесных люлек с крошками-эректусами, и при соответстующих обстоятельствах, менять там белье.

В-третьих, загружать и разгружать стиральную машину.

В-четвертых, приглядывать за этой бестолковой молодежью.

В-пятых, смотреть конкурсы «Galaxy police» по интернету.

«… Наша новая номинация называется «питекантропики». Она связана, как вы, наверное, догадались, с новой… Нет, наоборот, самой старой меганезийской расой: питекантропами, точнее, хомо эректусами. Для отдельных зрителей напоминаем, что это название не имеет отношения к эрекции. Вернее, наоборот, имеет. У эректусов даже миллион лет назад все с этим делом было ОК, иначе мы бы с вами вообще не появились на свет, поскольку наши расы, как утверждают ученые, отпочковались от расы эректусов сколько-то там тысяч лет назад. В те времена эректусы назывались «менехуна». Каролинцы говорят, что менехуна построили искусственный архипелаг Нан-Мадол около Понапе, хотя этнографы считают, что его построили уже утафоа. С древними потерянными расами всегда такая путаница. Взять хотя бы неандертальцев в Европе, шумеров в Афро-Азии или ольмеков в Америке. Но не будем сползать с темы, у нас не урок истории, а конкурс, поскольку, в отличие от других древних рас, эректусы не потеряны. Вернее, они были потеряны, но 15 дней назад две пары клонированных малышей-эректусов родились на Тероа, в округе Кирибати. Их фото обошли весь мир, а вокруг них полно приколов для нашего конкурса. Из них жюри отобрала четыре прикола-претендента. Они называются: стиль, медиа, поп-арт и небо. А теперь готовьтесь голосовать, правила те же, что во всех проа-конкурсах. Сейчас четыре конкурсных ролика стали доступны на ваших экранах. Можно голосовать. А я представлю конкурсные заявки для тех, кому лень смотреть, и вообще по приколу.

Слева-снизу: стиль. Комбинезон «Ere» похож на шотландскую юбку с очень широкими подтяжками. Но за счет липучек из него можно сделать рюкзак, фартук или штормовку. Экономичная штука для первобытных людей и студентов. Еще он мгновенно надевается и снимается из любого положения в любую сторону, это студентам тоже понравится.

Справа-снизу: медиа. Мы используем невыразительный и негибкий алфавит, что является причиной депрессий, а у эректусов не было этой проблемы. Реконструкция языка «Ere» и его системы письма приятно удивит любителей коротких эмоциональных сообщений. Ere уже называют «интернациональным ронго-ронго для интернет-серферов».

Слева-сверху: поп-арт. Культура эректусов проста и эротична. Создавать музыку и танцы, графику и скульптуры «Ere» может каждый. Лозунг первого Ere-фестиваля: «Творец и потребитель искусства едины». Ere-скульптура «Lovely girl» в начале кажется похожей на грушу, но если приглядеться… В общем, главное смотреть с правильным настроением.

Справа-сверху: небо. Коллектив обсерватории Мауна-Кеа на Гавайях обнаружил новое звездное скопление между созвездиями Скорпион и Волк. Если бы не космическая пыль, оно было бы видно на ночном небе, как ромб из четырех звезд. Первооткрыватели назвали новый объект «созвездие Эректус» в честь только что родившихся малышей этой расы.

А голосование уже идет. Я вижу первые оценки, но по правилам, не могу их объявить до финала… Wow! Всего за 10 минут почти 15 тысяч кликов! Эректусы рулят, как поется в новом клипе группы «Notte sigilli», который вы увидите в нашей музыкальной паузе…»

Тем временем, одна из «звезд» издала звук, напоминающий тихое кряхтение, и начала проявлять явные признаки беспокойства.

— Ну, — сказала Тавохаги, извлекая звезду из люльки, — и кто у нас обделался? Ага, это сынишка Келли. Ну, вот, сейчас мы помоем попу… А, мы, к тому же, еще и есть хотим? Ну, да, а с чего бы мы еще стали пищать? Вот, здесь у нас есть специальная бутылочка.

Конечно, это не сиська, но пока эта бестолковая молодежь на гулянках, придется так. Да, они такие, только родили, а уже снова в море. Еще бы: в море весело, в море интересно. Merrily no mar, para o mar interessante. Ты вырастешь, и тоже будешь ходить по морю. Море это наша земля. Voce vai andar sobre o mar. A nossa terra e o mar. Au oone aha miti…

Тавохаги, держа мальчика на руках и продолжая разговаривать, стала прогуливаться взад-вперед по пирсу. В какой-то момент она перешла с бэзик-инглиш на более привычный лингва-франка, а потом на еще более привычный утафоа. По ее авторитетному мнению, именно этот язык лучше всего подходил для того, чтобы баюкать маленьких детей.

Ребенок, видимо, был с этим полностью согласен, поскольку минут через 10 незаметно заснул. Тавохаги уложила его обратно в люльку, и заодно проверила, хорошо ли спят трое других малышей. Затем она посмотрела в сторону выхода из лагуны, и дальше, туда, где проходила невидимая линия между океаном и небом, и задумчиво произнесла:

— Никак не возьму в толк, что за суета вокруг этих близнецов? По-моему, дети, как дети.