Спасти Фейт

Глава 17

— Сенатор! — Бьюканан пожал руку высокому элегантному господину.

Сенатор Харви Милстед был признанным лидером, имел репутацию морально устойчивого человека, а также отличался высокоразвитым политическим чутьём, позволявшим проникать в самую суть проблемы. Образцовый государственный муж. Именно так воспринимало его общественное мнение. На самом же деле Милстед был закоренелым бабником, давно пристрастился к наркотическим препаратам — из-за хронических болей в спине, — и порой эти медикаменты превращали его в человека недееспособного. Проблемы Милстеда с алкоголем все более усугублялись. Он уже много лет не выдвигал даже мало-мальски значимых законодательных инициатив, хотя некогда, в самом расцвете своей блестящей карьеры, помог ввести в действие законы, немало способствовавшие процветанию страны. Об этих славных днях Милстед любил вспоминать и говорил о своих заслугах так убедительно и страстно, что никто не смел оспорить или подвергнуть сомнению его утверждения. Кроме того, пресса обожала этого приятного во всех отношениях джентльмена с безупречными манерами; в статьях и репортажах он неизменно представал как выдающаяся государственная личность. Милстед также подкармливал масс-медиа весьма своевременными и пикантными утечками информации, его цитировали буквально на каждом углу. Милстеда вообще любили, и Бьюканан знал это. Да и как его не любить?

Членов конгресса было пятьсот тридцать пять человек — сотня сенаторов плюс представители нижней палаты конгресса. По весьма оптимистичным оценкам Бьюканана, лишь три четверти этих людей были порядочными, трудолюбивыми и сознательными мужчинами и женщинами, свято верившими в то, что они работают на благо Вашингтона и всего американского народа. Бьюканан даже придумал собирательное прозвище для этих людей — «верующие». И предпочитал держаться от «верующих» подальше. Он имел дело только с теми, кто способствовал скорейшему его попаданию за решётку.

Большая часть вашингтонских политиков походила на Харви Милстеда. Нет, они вовсе не обязательно были пьяницами, бабниками или пустышками. Но, по самым разным причинам, отлично подходили для манипуляций и были для Бьюканана лёгкой добычей. Их ничего не стоило использовать в нужных целях.

За несколько лет у Бьюканана образовалось две такие группы. Забудьте о республиканцах и демократах. Партии, интересовавшие Бьюканана, состояли из почтённых «горожан», вторую же он окрестил менее почтительно: «зомби».

«Горожане» знали систему, как никто другой. Они сами и были системой. Городом их был Вашингтон, отсюда и прозвище. Они находились здесь дольше самого Господа Бога. Если «горожане» порежутся, кровь у них потечёт красная, белая и синяя, так, во всяком случае, им нравилось думать. Впрочем, Бьюканан добавил бы к этой комбинации ещё один цвет — зелёный.

В отличие от них, «зомби» пришли в конгресс, не имея моральных устоев и не разбираясь в политической философии.

Они выиграли свои кресла в ходе самых блистательных кампаний, проведённых за большие деньги. Они кормили байками публику по телевидению и во время многочисленных дебатов. В лучшем случае они обладали посредственными умственными способностями, однако умело повышали свои ставки, произнося страстные и красочные речи, сравнимые разве что с ораторским искусством Джона Фицджеральда Кеннеди. Когда же их наконец избирали, они прибывали в Вашингтон, не имея ни малейшего понятия о том, что надо делать. Главная и единственная цель была достигнута: они выиграли свою кампанию.

Несмотря на все это, «зомби» имели тенденцию надолго застревать в конгрессе, поскольку очень любили власть и высокие посты. Сместить их, так плотно окопавшихся в конгрессе, удавалось лишь с помощью ещё более астрономических сумм, потраченных на предвыборные кампании и чисто теоретически. Как чисто теоретически возможно подняться на вершину Эвереста без кислорода. Всего-то и хитрости, что затаить дыхание на несколько дней.

Бьюканан и Милстед уселись на роскошный кожаный диван в просторном кабинете сенатора. На полках стояли обычные атрибуты заядлого политика: почётные доски и медали, серебряные кубки, разнообразные призы из хрусталя, сотни фотографий, на которых неизменно красовался сенатор с людьми ещё более знаменитыми, чем он. Было здесь и множество других сувениров — от подписанных церемониальных молотков до миниатюрных бронзовых лопат, символизирующих правительственные дотации, которые удалось выбить Милстеду для родного штата.

Разглядывая все это великолепие, Бьюканан вдруг подумал, что провёл всю свою жизнь в политике, приходя в такие кабинеты с протянутой рукой.

Было ещё рано, но в помещениях офиса работа так и кипела. День сенатору предстоял сложный, насыщенный событиями, с ленчами, речами, краткими появлениями на обедах, встречами и приветствиями, выпивками и вечеринками. Нет, сенатор вовсе не собирался переизбираться, но всегда приятно устроить хорошее шоу для земляков.

— Ценю, что вы уделили мне время при вашей занятости, Харви.

— Вам всегда трудно отказать, Дэнни.

— В таком случае перейду прямо к делу. Похоже, что билль Пикенса подорвёт мои фонды наряду с примерно двадцатью другими проектами по оказанию помощи. Этого нельзя допустить. Результаты говорят сами за себя. Детская смертность снизилась на семьдесят процентов. Нет, ей-богу, эти вакцины и антибиотики совершают чудеса. Создаются новые рабочие места, в сфере экономики наблюдается переход от подпольного к вполне законному и открытому бизнесу. Экспорт возрос на треть, импорт от нас — примерно на двадцать процентов. Это и способствует созданию новых рабочих мест. Невозможно, чтобы этот позитивный процесс вдруг остановился. Это неправильно не только с моральной точки зрения, это просто глупо и вредно для нас. Если и дальше будем помогать таким странам становиться на ноги, то торговый дисбаланс нам не грозит. Прежде всего необходимы надёжные источники электроэнергии. Нужно образованное население.

— АМД внесло большой вклад, — заметил сенатор. Бьюканан был хорошо знаком с деятельностью АМД, или Агентства по международному развитию. Прежде независимое, оно подчинялось теперь государственному секретарю, который и контролировал с переменным успехом его весьма солидный бюджет. АМД было флагманом американской иностранной помощи, все долговременные программы поддерживались с помощью его многочисленных фондов. И год за годом хор голосов возвещал о том, что средства ограниченны и каждый доллар на счёту. Бьюканану отказывали так часто, что он устал от этого. Процесс выдачи грантов был сложен: все зависело от огромной конкуренции. Если вы не вписывались в программы, установленные и финансируемые АМД, везение исключалось.

— АМД не в силах справиться со всем. А мои клиенты не столько значительны, чтобы пользоваться кредитами МВФ или Всемирного банка. Кроме того, сейчас я на каждом углу слышу одну фразу: «долговременное развитие». Не будет вам никаких долларов, если вы не рассчитываете на долговременное развитие. Черт!.. Последний раз я искал средства для закупки питания и жизненно важных медикаментов. Разве это справедливо?

— Вы поучаете коллектив, дорогой Дэнни. Но ведь и здесь люди тоже считают каждое пенни. Жировать давно перестали, прошли те времена, — мрачно заметил Милстед.

— Мои клиенты готовы взять и зерном. Несправедливо отталкивать их.

— Послушайте, я не планировал обсуждение этого билля.

Если председательствующий в сенате не хотел, чтобы какой-либо билль был представлен на рассмотрение одним из комитетов, он просто не вносил его в расписание слушаний. Бьюканан и сам неоднократно играл в эти игры.

— Но Пикенс может доставить вам немало неприятностей, — сказал он. — Поговаривают, будто он твёрдо вознамерился провести слушания по этому вопросу. Рано или поздно это случится, и в нижней палате аудитория может оказаться гораздо благосклоннее, чем в комитете. Так почему вам самому не назначить слушания, раз это все равно случится?

В этих делах Бьюканан был настоящий мастер. Умел надавить на сенатора, отказывающегося вынести законопроект на обсуждение. Если бы этого не происходило, законодательный процесс топтался бы на месте. На протяжении многих лет Бьюканан и его союзники на Капитолийском холме с большим успехом использовали примерно такие же приёмы, представляя интересы наиболее влиятельных политических сил. Истинная власть в Вашингтоне неизменно сводилась к следующему: не пускать. И Бьюканана эта особенность политики всегда завораживала. Реформы здравоохранения, билли по ограничению деятельности табачных компаний, с такой помпой и шумом обсуждаемые в средствах массовой информации, просто сходили на нет и бесследно исчезали в бездонной пропасти конгресса. Для заинтересованных лиц подобные перемены были нежелательны. Лучше придерживаться давно установившегося статус-кво. Большая часть прежней работы Бьюканана по лоббированию была сосредоточена на уничтожении законодательных инициатив, которые могли повредить его влиятельным и богатым клиентам.

Эта политика была известна под названием «передача вслепую», поскольку при передаче эстафетной палочки следующей команде новый сенатор, ещё не вникший в обстоятельства, мог совершить неверный шаг. Лишь руководство знало, кто именно наложил ограничения. Все зависело от множества разных обстоятельств. К концу слушаний часто выяснялось, что они были пустой тратой времени, зато эффект казался огромным, и Бьюканан, поднаторевший в закулисных махинациях, знал это.

Сенатор покачал головой:

— Мне стало известно, что Пикенс намерен выставить на обсуждение два билля, и я уже близок к тому, чтобы позволить мерзавцу сделать это, ибо в запасе у меня есть третий, более важный, и, если я влезу ещё и с ним, этот сукин сын вопьётся мне в задницу, как хорёк в кобру, и уже никогда не отпустит.

Бьюканан, откинувшись на спинку кресла, пил кофе и мысленно прокручивал возможные варианты действий.

— Почему бы не пойти простым и прямым путём? Если у вас наберётся достаточно голосов «против», назначьте слушания. И пусть себе комитет голосует — тогда ублюдку конец. Если же он помчится с этими биллями в нижнюю палату… едва ли найдёт там достаточную поддержку, чтобы провести их в жизнь. Черт, да если эти законопроекты попадут в нижнюю палату, нам удастся долго тормозить их, требовать поправок, тянуть резину, переиначить, выдавить из них самую суть, как сок из апельсина. И ещё учтите, выборы совсем скоро, так что можно даже будет поиграть в игру под названием кворум.

Милстед задумчиво кивнул:

— Знаете, меня немного беспокоят Арчер и Симс.

— Но, Харви, вы же ввалили в штаты этих ублюдков столько долларов на реконструкцию скоростных магистралей, что в них запросто могло захлебнуться все долбаное тамошнее население! Так призовите их к порядку. Им плевать на этот билль. Они, возможно, и материалы не удосужились прочесть.

Милстед смотрел уже увереннее.

— Ладно. Как бы там ни было, сделаем это для вас. В сравнении с бюджетом в одну целую и семь десятых триллиона долларов это сущий пустяк.

— Не для себя прошу. Для клиента. Очень много людей рассчитывают на эти деньги, Харви. И большинство из них ещё не научились ходить.

— Понял.

— Вам не мешало бы предпринять небольшое ознакомительное путешествие. Я поеду с вами. Страна прекрасная, нет, правда, сами увидите. И просто грех так бездарно распоряжаться этой землёй. Господь, может, и благословил Америку, но почему-то забыл о многих других уголках мира. А они существуют, развиваются. И если выдастся когда-нибудь у вас скверный день, вспомните об этом.

Милстед кашлянул:

— Уж очень напряжённое у меня расписание, Дэнни. И потом, вы знаете, переизбираться я не собираюсь. Ещё два года — и выхожу из игры.

«Ладно, кончаем трепаться, пора переходить к делу, — подумал Бьюканан. — Давайте теперь поиграем в предателя».

Он наклонился и передвинул свой портфель. Один поворот ручки — и записывающее устройство включилось. «Это для тебя, Торнхил, поганый ублюдок».

Бьюканан выпрямился.

— Понимаю, говорить о заменах всегда трудно. Но мне позарез нужны люди в Международной помощи, которые согласились бы поучаствовать в моей скромной программе. Обещаю, что не обижу, буду платить не меньше, чем вам. А взамен требую не так уж и много. Посодействуйте моим планам, вот и все. Сейчас я в таком положении, что не могу допустить очередного провала. Так что придётся им постараться. Готов гарантировать одно: оплату в конце. По результату, так сказать. Ну, как было с вами. Ведь мы с вами всегда прекрасно понимали друг друга, верно, Харви? Всегда умели договориться. Вот уже почти десять лет вместе, и все у нас шло хорошо. Вы неукоснительно выполняли обещанное, брали своё, не мытьём, так катаньем.

Милстед покосился на дверь и тихо заговорил:

— Есть у меня кое-какие людишки, с которыми вы можете поговорить. — Он явно нервничал и чувствовал себя неуютно. — Теперь о моих обязанностях. Само собой разумеется, я не могу обсуждать с ними это дело напрямую. Но уверен, договориться можно.

— Рад это слышать.

— И вы правы, что планируете загодя. Два года промчатся, как сон.

— Господи, через два года меня самого, возможно, уже здесь и не будет, Харви.

Сенатор улыбнулся:

— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь отойдёте от дел. — Он выдержал паузу. — Но полагаю, вы уже обзавелись наследником. Кстати, как поживает Фейт? Полна энергии, как всегда?

— Фейт есть Фейт. Вы же её знаете.

— Повезло вам, что есть такой человек, на которого всегда можно положиться.

— Да, очень повезло. — Бьюканан слегка нахмурился.

— Передайте ей от меня большой привет. И ещё скажите, пусть как-нибудь заедет повидать старину Харви. Самые красивые ножки, самая светлая голова из всех, что я здесь когда-либо видел. — Милстед подмигнул.

Бьюканан промолчал.

Сенатор откинулся на спинку дивана.

— Полжизни служил государственным интересам. А оплата просто смешная. Нет, правда, полное дерьмо для человека с моими способностями и положением. Сами понимаете, сколько я мог заработать где-нибудь на стороне. Выходит, что служба отечеству не окупается.

— Вполне согласен с вами, Харви, так оно и есть.

«Нечего ныть. Денег на подкупы ты получал более чем достаточно. И себе всегда урывал неплохой куш».

— Но знаете, я не жалею. Ни чуточки.

— Нет причин.

Милстед устало улыбнулся:

— Все эти свои доллары я потратил на перестройку страны, формирование её для будущих поколений.

Ах вот оно как получается. Оказывается, это уже его доллары. И он — спаситель страны.

— Люди никогда не ценят этого, — заметил Бьюканан. — А средства массовой информации выискивают повсюду только грязь.

— Потратил на это свои золотые годы, — с наигранной горечью отозвался Милстед.

«Все эти годы оставили привкус унижения и лёгкое чувство вины».

— Ваша работа заслуживает самой высокой оценки. Вы достойно служили своей стране. Вас ждёт вознаграждение. Все, как мы договорились. Даже больше, чем договаривались. Вы с Луизой, ни в чем не нуждаясь, будете жить, как король с королевой. Вы свою работу сделали честно, заслужили за неё плату. Это по-американски.

— Я так устал, Дэнни. Ужасно устал. Строго между нами: порой кажется, что мне не то что два года, две минуты больше не протянуть. Это место, эта должность высосали из меня все соки.

— Вы истинный государственник. Настоящий герой.

Бьюканан глубоко вздохнул и подумал: «Наверняка ребята Торнхила, засевшие внизу в фургоне, наслаждаются этим фальшивым обменом любезностями». Больше всего на свете Бьюканану хотелось покинуть этот кабинет. Он смотрел на своего старого приятеля. При мысли об отставке лицо сенатора выражало лёгкую игривость. Наверняка считает, что здорово удалиться на покой ещё не старым, обеспеченным до конца жизни, с тридцатипятилетней женой, женщиной, которую он так часто обманывал и которая всегда принимала его обратно. И помалкивала обо всем. Нет, решил Бьюканан, в колледжах положительно следует ввести курс обучения для жён политиков.

Вообще-то Бьюканан испытывал своего рода слабость к «горожанам». Они многого достигали и, как правило, были самыми пристойными людьми из всех, с кем ему приходилось иметь дело. С сенатором у него не возникало проблем.

Очень скоро у Харви Милстеда появится новый хозяин. Тринадцатая поправка к конституции запрещала рабство. Но очевидно, пока не нашлось человека, который напомнил бы об этом Роберту Торнхилу. Он отдавал своих друзей в руки дьяволу. Вот что больше всего беспокоило Бьюканана. Впрочем, Торнхил, он и есть Торнхил, его уже не переделать.

Мужчины поднялись, обменялись рукопожатием.

— Спасибо вам, Дэнни. Спасибо за все.

— Благодарить меня совершенно не за что. — Подхватив свой шпионский портфельчик, Бьюканан поспешил из кабинета.