Виталий с друзьями сидел у себя дома в комнате и обсуждали прошедшею стрелку. Перед ними стоял маленький столик, сплошь заставленный непочатыми пивными бутылками и тарелками с вяленой рыбой и кальмарами.
— Ты даже пиво не пьешь? — спросил Кнут-старший, открывая одну пивную бутылку другой.
— Пью. Не видишь что ли? — ответил Виталий, поднимая банку с пивом.
— Так это ж безалкогольное.
— Ну, кому-то нужно же быть всегда трезвым, — произнес Бандера, запивая кальмар глотком пива, — чтобы вас всех не пересадили.
Виталий положил еще кусочек кальмара в рот, сделал внушительный глоток пива и продолжил:
— Тут перед вами Марат с Юрой Ушатым освободились. Недели не продержались, водки нажрались и магазин выставили на Междуречье. Сидят уже. Так что вас всех нужно кому-то контролировать, чтобы вы не перебирали, вот я и не пью.
— Я вот только не пойму, — опять задал вопрос Кнут, — почему ты сказал в Шустрого не стрелять?
— Он же хороший человек, — сказал, слегка улыбаясь Бандера, — зачем его убивать?
Парни переглянулись и с удивлением уставились на старшего, явно не согласные с его столь высокой оценкой Шустрого.
— Да нет, — произнес Виталий, давая понять, что это была шутка, и продолжил свои объяснения, — оружия у него все равно не было, сто процентов, поэтому и сказал, чтоб вы на него время не тратили, а стреляли в тех, кто с оружием, если что. В таких переделках все решает каждая секунда. Потратил ее на безоружного Шустрого, другой в это время в меня пальнул.
— А я думал, потому что вы сидели вместе, — сказал Стас, по кличке Скороход.
— Говорят, вы даже ели с одной чашки, — проговорил Дон, глядя на Виталия.
— Ну, пока он повязку не надел, — показал свою осведомленность Кнут-младший.
— Не в этом дело, — начал Виталий, жуя кальмар и запивая его пивом, — мне без разницы, красные, черные. Я если бью, то всех одинаково. Есть такие черные, которых не бить, а убивать надо. На тюрьме пальцы гнут, стаей могут и на человека кинуться. А в лагерь приходят — сучить начинают и повязки одевают. На меня такие тоже в тюрьме кидались, пытались, по крайней мере. Я просто еще не до всех дотянулся.
Виталий сделал глоток пива, посмотрел на своих друзей и продолжал:
— У нас же тоже красные есть — Рустам в моем отряде культоргом был одно время, а Холодок завхозом на одиннадцатом. В этой жизни главное человеком быть, — заключил Бандера.
Длинный, тянувший пиво из горлышка, внимательно оглядел комнату, мебель и спросил Виталия:
— Че ты ремонт не сделаешь нормальный?
Виталий, засовывая в рот кальмар, повел глазами по углам комнаты и равнодушно ответил:
— Сделаю, может, когда-нибудь, — по его тону можно было понять, что, мягко говоря, ремонт его мало интересует. — Пока мне и так нормально. После лагерных бараков и здесь «Гранд-Отель», — невесело усмехнулся Виталий и продолжил. — Я не привык к роскоши. Да и не в этом счастье. Это я вам как доктор говорю. Сам недавно понял, что не в этом.
После этих слов глаза Виталия потеплели, и он задумался, не глядя ни на кого, но даже по его обычно не проницаемому лицу было заметно, что думает он о чем-то приятном и хорошем.
Темно-синий «Челленджер» медлено и плавно по едва заметной тропинке вполз на вершину сопки, за рулем сидел Старик, слева Бандера, на заднем сиденье расположился Толстый. Ехали молча, думая каждый о своем. Эти сопки окружали город со всех сторон, хотя сам он находился на равнине. Этаже сопка, отделяющая центральную часть города от других районов, называлась сопкой любви. Сюда часто заезжали влюбленные и не очень пары полюбоваться на город сверху.
Старик остановил машину на самой вершине сопки, рядом с черным огромным крестом, воздвигнутым друзьями погибшего здесь местного авторитета. Виталий вышел первый, за ним Старик и Толстый. Подошли к кресту, помолчали, потом повернулись лицом к городу. С вершины сопки сквозь голубоватую прозрачную дымку был виден почти весь город, уютно расположившийся среди холмов. Он лежал, как на ладони, укрытый свежей зеленью.
— Потеплело как быстро, — сказал Виталий, глядя куда-то в даль.
— Красиво-то как! Да? — восхищенно произнес Старик, невольно залюбовавшийся панорамой родного города, и действительно картина весеннего Уссурийска завораживала, так бы смотрел и смотрел.
— А раньше не замечал? — с доброй улыбкой спросил Старика Виталий.
— Так раньше ж зима была, — сказал Старик так, будто удивился, что Виталий не понимает такой простой вещи.
Бандера весело рассмеялся над его своеобразным пониманием красоты.
— Люблю этот город, только сдается мне, что выжить нас отсюда хотят, если не больше, — сказал Виталий друзьям, продолжая задумчиво смотреть в даль, на лежащий под ногами город.
— В смысле, если не больше? — встрепенулся молчавший до этого Толстый, толи его не трогали красоты родной приморской природы, толи просто он стеснялся проявлять лирические чувства.
— Грохнуть, что ли? — спросил он напрямик у Виталия.
— О плохом думать не будем, но все они настроены против нас, — начал отвечать Бандера. — Шустрый после стрелки вообще здороваться перестал. Раньше хоть на сигнал нажимал, а теперь делает вид, что не видит.
— Я чувствую, как атмосфера накаляется! — Виталий произнес эту фразу с несвойственной ему эмоциональностью, почти воскликнул и уже спокойней продолжил: — Нужно ее срочно разрядить. Сегодня гонки. Толстый, «Марк» готов?
— Да, вчера вечером забрал с покраски.
— Сегодня должны выиграть шустрые, если выиграем мы, это может переполнить чашу, — говоря это, Виталий достал из внутреннего кармана темные очки и надел их, его глаза не выдерживали яркого света. — Выиграют они — будут радоваться победе над нами хотя бы в этом. И это разрядит обстановку на некоторое время.
— Виталь, тебе не кажется, что это подхалимство? — спросил Толстый несколько недовольным тоном.
— Знаю, но, кроме нас троих, об этом никто не догадается, — ответил Виталий, он прекрасно понимал чувства друга и разделял их, но это была уже политика.
— Мы все сделаем грамотно, — продолжал Бандера. — Мы сейчас не сможем воевать с ними, они сильнее нас. Мы должны избрать такую тактику. Так что делайте, как я говорю, — говорил он друзьям, продолжая неотрывно смотреть на панораму города. — Только не перестарайся, — эти слова были обращены исключительно к Толстому, он должен был участвовать в гонке. — Шустрый так давно меня знает, что может раскусить мою игру. Если придется сбросить ход на финише, что бы пропустить их, тормози коробкой. А еще лучше лампочки тормозные на всякий случай убери, а то нажмешь машинально и все.
— Я не узнаю тебя, братан! — возмущенно заговорил Толстый, он давно был недоволен поведением старшего: — Еще не так давно, ты бы пошел и расстрелял их всех, без всяких базаров!
Толстый говорил это, и глаза его горели, он с тоской вспоминал еще не очень старые, добрые времена девяностых годов, когда можно было пойти и завалить врага, а не играть с ними в бирюльки.
— Нет, они не стоят того, чтобы из-за них садится в тюрьму… и тем более получать пулю, — ответил товарищу Бандера. — Пусть думают, что они сильнее и умнее нас. Поехали! — сказал Виталий, давая понять, что дальнейших прений не будет, и первым направился к машине.
Старик и Толстый стояли, засунув руки в карманы брюк, и молча наблюдали, как Бандера подходит к машине, как в нее садится. Они оба были не в восторге от решения старшего, но в глаза сказать ему об этом не решались.
Когда Виталий сел в джип и закрыл дверь, Старик подошел к Толстому и сказал, показывая головой на Бандеру:
— Это из-за нее он таким стал, — но для Толстого эта была не новость, и он, давясь бессильной злобой, сказал:
— Любовь так зла, как сто собак!
И они направились к машине.
Они были единым целым, слились не только их тела, но и души, и это единая их сущность витала где-то далеко от этого мира, от этого города, не ощущая реальности, не ощущая времени. Сколько это продолжалось ни он, ни она не знали и не могли даже предположить, может быть пять минут, а может быть вечность. Каждое движение этого единого тела доставляло им обоим неописуемый восторг и они, захлебнувшись им и достигнув пика одновременно, разделились, откинувшись на спины, тяжело дыша после этого волшебного восхождения, рассматривали потолок Ирининой спальни, медленно возвращаясь в реальность.
Виталий после близости с Ирой никогда не чувствовал некоторой опустошенности, как после близости с другими женщинами, которых он знал не мало. Наоборот, с ней в нем просыпалась какая-то нежность, хотелось обнять ее, поцеловать, благодаря за только что доставленное неземное блаженство. И она испытывала с ним подобные чувства, но только по-своему, по-женски.
— Слушай, так ведь и забеременеть не долго, — наконец заговорил Виталий, с улыбкой глядя на Ирину, — никакие таблетки не помогут, сколько раз уже у нас это происходит одновременно.
Она, помолчав, положила голову ему на грудь и нежно произнесла:
— Мне так хорошо с тобой.
— И мне, — тихо ответил он, гладя рукой ее мягкие светлые волосы.
Она молчала, сладко потягиваясь у него на груди.
— Знаешь, у меня до тебя много женщин было, — опять заговорил Виталий, возможно упоминание о других женщинах в такой момент было не совсем к месту, но он хотел выразить ей свои чувства и делал это как умел, — но мне еще никогда не было так хорошо, как с тобой. Это, наверное, потому что я люблю тебя.
— И еще по тому, что мы подходим друг другу по гороскопу, я — львица, ты — стрелец, идеально сочетаемся.
— Ты веришь в гороскоп? — Да.
— А муж у тебя кто?
— Козерог, — без тени юмора ответила Ирина.
— Я про гороскоп, — уточнил Виталий.
— По гороскопу козерог, — улыбаясь, произнесла Ира.
— Надо же! Бывает же так! — рассмеялся Виталий.
Окно спальни выходило во двор, но влюбленные не слышали, как к подъезду подкатил на темном «Лэнд Крузере» муж Ирины, он не спеша вышел из машины, весь какой-то приторно-аккуратный, прилизанный.
Темные брюки, белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, ни дать ни взять приказчик из какой-нибудь лавки царского времени, впрочем, так оно почти и было. До женитьбы на Ирине он работал барменом в одной из местных забегаловок.
Не подозревая, что покой их скоро будет нарушен, голубки продолжали спокойно ворковать.
— Виталь, — тихо позвала Ира.
— Что?
— Скажи, почему ты среди всех девушек выбрал меня? Потому что… — спросила она и в нерешительности замолчала.
— Ну, говори, говори, — подбодрил ее Виталий, — Потому что… что?
— Нет, ты просто скажи, почему?
— Я знаю, о чем ты думаешь, но я не буду от тебя этого скрывать, — говорил Виталий. — Да, я обратил на тебя внимание, потому что ты производила впечатление обеспеченной девушки.
Он немного помолчал, глядя в потолок, и серьезным голосом продолжил:
— Знаешь, у меня до тебя было много женщин и всем им от меня что-то нужно было. Я постоянно слышал от них: хочу то, хочу это. У меня даже сложилось мнение, что я им только для этого и нужен. Я всегда хотел найти себе девушку, которой нужен был бы я сам, а не мои деньги. Но такой девушкой в наше время может быть только та, у которой уже все есть. Так что, можно сказать, я и искал такую, как ты. А о любви я тогда даже и не думал.
Когда Виталий произносил эти слова, внизу хлопнула металлическая дверь, это муж вошел в подъезд. Но они об этом, естественно, не думали.
— Она пришла потом, — продолжал говорить Виталий, — когда я начал с тобой общаться. Наверное, даже сразу, как только я познакомился с тобой. Ты тогда так посмотрела на меня. Во мне сразу что-то перевернулось. Появилось какое-то новое чувство, которого раньше не было.
Виталий посмотрел ей в глаза и продолжал:
— Сначала это была… — он на минуту задумался, — нежность, что ли. Но потом она переросла во что-то более такое… — он замолчал не в силах подобрать нужное слово, — наверное, это и есть любовь?
После этих слов Виталий посмотрел на Ирину вопросительно, как бы ища ее согласия. Конечно, она была с ним согласна, это и есть любовь, но вслух ничего не сказала, только посмотрела ему в глаза нежно-нежно и улыбнулась. Потом, помолчав, спросила:
— А жену ты себе так же выбирал? У нее тоже все было?
— Нет, — ответил Виталий, — у нее ничего не было. Когда я с ней познакомился, мы потом два года жили в общежитии.
— А почему ты думаешь, что ей от тебя ничего не надо? — серьезно спросила Ирина.
— Ну, я не думаю, я знаю это. Когда она первый раз увидела меня… я тогда только что вышел из колонии, днем на улицу не выходил, потому что мне нечего было надеть. Она увидела меня в темноте, я тогда надевал простенькую одежду отца, немного малую мне, и по вечерам выходил на улицу. Она сквозь темноту разглядела короткие рукава на моей куртке…
Дорассказать Виталий не успел, в прихожей раздался звонок, оба поняли, что случилось, и вскочили с постели. Ирина быстро накинула халат и поправила прическу, Виталий схватил свою одежду в охапку и кинулся к окну спальни, на ходу крикнув:
— Иришь, не бойся, я спрыгну. Открывай нормально.
Окно было на третьем этаже, но ради нее он, наверное, не задумываясь, прыгнул бы и с большей высоты. Мужа ее он, конечно же, не боялся, плевать он на него хотел, но он не мог подставить любимую женщину. А прямо под балконом спальни на его счастье стоял белый «Мицубиси Диамант». В нем сидели двое «колесных барыг» и уже добрых полчаса торговались, не сходясь в цене машины. По другую сторону подъезда, метрах в сорока от «Диаманта» стоял «Челленджер», в котором Виталия поджидали Толстый, Скороход и Лысый.
Когда Ирина, как ни в чем не бывало, открыла мужу дверь, Виталий уже летел прямо на крышу белой «Мицубиси».
Покупатель и продавец на конец-то договорились, хотя оба были не довольны сделкой, один думал, что дешево продает, другой — что дорого покупает. Они уже готовы были ударить по рукам, но Виталий опередил их и крыша еще не проданной машины прогнулась чуть ли не до самых макушек перепугавшихся неудачливых торгашей, когда он приземлился на нее.
— Ни хера себе! — хором закричали они, пулей выскакивая из изуродованной машины.
Если наблюдать за всем этим со стороны, то выглядело это довольно смешно, прямо-таки бородатый анекдот в лицах, «Городок» да и только! Но, похоже, никому из участников смешно не было. Как все-таки много зависит от точки зрения!
Виталя в одних трусах с одеждой под мышкой резво сбежал по капоту покореженной машины на землю и рванул к «Челленджеру», долго рисоваться во дворе любовницы практически нагишом у него не было никакого резона. Видя такое дело, мало что крышу помял, так он еще и по капоту пробежался, который, естественно, от этой пробежки красивее не стал, торгаши с криками «А ну, стой, бля!», кинулись вслед за бесцеремонным человекам в трусах. Они уже почти догнали его и пытались схватить, но голый торс легко выскользнул из их рук.
Тут на подмогу старшему подскочили Толстый, Скороход и Лысый, они легко и практически молча отсекли преследователей от Виталия и тот запрыгнул в джип. Обошлось без драки, были только толчки и крики «Че, такоэ?!», но кричали в основном барыги, а толкались парни Бандеры. После того как Виталя скрылся в машине, парни оставили пострадавших в покое и тоже стали усаживаться в джип.
Тот, что остался, теперь уже надолго, хозяином машины, наконец понял, что парни уезжают и разбираться с ним и рассчитываться никто не собирается. Он закричал вслед джипу:
— Вы че, пацаны, он мне тачку укоцал!
Но пацаны рванули с места и уже выезжали со двора.
Виталий, надевая штаны на заднем сиденье «Челленджера», глянул в заднее стекло. Вслед им уныло смотрели растерянные и мало понявшие, что же произошло, несостоявшиеся продавец и покупатель. Они так и не поняли, откуда свалился на их голову, вернее крышу, этот человек в трусах.
Сидящий за рулем джипа Толстый полуобернулся назад и сказал:
— Может, хватит уже, Виталя? Так и шею себе свернуть не долго.
Виталий продолжал молча одеваться, а Скороход, сидящий на переднем сиденье, повернулся и сказал:
— Шею, не шею, а если б эта машина там не стояла, ноги б точно сломал.
— Еще барыги эти, не известно, куда побегут. Хорошо если к людям, загоним к себе в сервис, сделаем. А если к ментам? — продолжал Толстый.
— Это все равно, что ДТП, да еще и с места происшествия скрылся, — добавил Скороход, который тоже, по всей видимости, не был в восторге от поведения старшего в последнее время.
— Ага, два-шесть-четыре, два-шесть-пять, — поддерживая Стаса, начал перечислять статьи уголовного кодекса Толстый, — а у тебя как раз условно по этим же статьям. Так и угореть не долго. Представляешь? Это все равно, что за лохматку попасть.
— Хорош! Умники, — резко отозвался с заднего сиденья Бандера, до этих слов сидевший молча, — сами забыли, за что сидели?
Парни промолчали, и на это были причины.
— «Марка» куда поставил? — уже почти спокойным голосом спросил он у Толстого, давая этой фразой понять, что прения закончены.
— На стоянку.
— Давай туда, — приказал Виталий.
Когда Бандера, не сказав друзьям ни слова, вышел на автостоянке, и они остались втроем, Лысый спросил у Толстого:
— Не боишься так с ним?
— Так ведь он же не прав, сам все прекрасно понимает. Видишь, сидел, молчал всю дорогу? — ответил Толстый, разворачивая машину. — Пока не намекнул ему, по сути, за что усеется можно… Тогда только разозлился, я уже развивать не стал, а то он за эту сучку и своих не пожалеет.
— А что за телка? — спросил Лысый.
— Да есть тут одна, — с явной неприязнью начал объяснять Толстый, но его перебил телефонный звонок.
— Рустам, ты где? — спросил он, поднося трубку к уху. — Постой немного, мы сейчас подъедем.
Толстый положил телефон и продолжил прерванный разговор с Лысым.
— Так, ничего особенного. Забери у нее все джипы и норковые шубы и смотреть будет не на что. Таких привлекательными делают только деньги, — философски обобщил Толстый.
— Я не понял, а что у нее за муж? — спросил Лысый.
— Да не муж — родители. Одни из самых богатых в Приморье. Только зачем это ему? Не пойму. Ладно бы он был как ты, только освободился, и нету ничего.
Говоря эти слова, Толстый повернулся назад и внимательно посмотрел на Лысого, словно желая убедиться в том, что у собеседника действительно ничего нет.
— А то ведь у самого все есть, — продолжил Толстый, вновь обратя свой взор к дороге, — телок может позволить себе любых.
— Может, в натуре, любит? — сделал предположение Лысый.
— Наверное, — согласился Толстый, он то в этом и не сомневался, — но только эта его любовь нас всех по карману бьет. Как с ней снюхался, все темы закрыл денежные.
Скороход, молчавший до этого момента, повернулся к Лысому и сказал с сожалением в голосе:
— Раньше мы долбили всех подряд, у нас все было.
— А теперь только тачки транзитникам подставляем. Все только этим и живем, — продолжал свою политинформацию Толстый.
— Денег порой на бензин нет. Отвечаю! — сказал, не поворачиваясь, Стас, недовольный теперешней жизнью не меньше Толстого. — Мастеровые тачки делать не успевают, и сидим.
— А делать никому ничего не дает. Говорит, вы раньше и этого не имели, что сейчас имеете, — продолжал жаловаться на жизнь Толстый.
— Ты же говоришь, раньше у вас все было? — спросил у него запутавшийся Лысый.
— Он имел в виду еще раньше, до подсидки, — объяснил Скороход.
— А тут мы еще год назад в шампанском купались. Скажи, Стас? И веселее было.
— Работали по всем темам реальным и имели реально, — поддержал Толстого Скороход.
— А потом что случилось?
— Говорю же, с сучкой этой снюхался, — со злостью крикнул Толстый и уже спокойнее добавил, — свободой, видать, стал дорожить. Потерять боится, наверное.
— Так что мы тут по тихой шевелим поляну сами, чтобы жить как положено, — наконец подошел к главному Стас.
Весь этот разговор был затеян ими для того, что бы убедить Лысого в правомерности «шевеления поляны по-тихому».
— Ты только ему не вздумай сказать, а то крику не оберешься. Еще не известно, чем все закончится, — на всякий случай предупредил Лысого Толстый, хотя тот все понял и без предупреждения.
— Я сколько с ним прожил в зоне — никогда бы не подумал, что он на чувства способен, — совершенно искренне удивился Лысый, он знал совсем другого Бандеру.
— Да мы сами все в ауте были. Только щас привыкли, приспособились тут все шустрить понемножку… А он со своей любовью ничего вокруг себя не замечает… А вон и Рустам стоит, — сказал Толстый, увидев на парковке красную спортивную «Целику».
Он остановил джип рядом с машиной Рустама, парни вышли из машины и поздоровались друг с другом за руки. Рустам был не один, вместе с Абрамом.
— Витали нету? — спросил Рустам.
— Да нету, наверное к любимой уехал, — с нескрываемой издевкой ответил Толстый.
— Надолго?
— Да, наверное.
— Разговор есть, — сообщил Рустам, разговор был такого свойства, что при Виталии он его бы не завел.
— Ну, садись, поехали, — указал на джип Толстый.
Все полезли в «Челленджер», а Абрам за руль машины Рустама. Когда немного отъехали, Толстый спросил:
— Ну, че там за тема?
— Щас отъедем на поле, поговорим, — сказал Рустам.
А Виталий в то время, пока его друзья «шевелили поляну по-тихому», сидел за рулем «Марка» возле подъезда Ирины.
Его тянуло к ней какая-то непреодолимая сила, он не мог без нее. Он, да и она тоже, переживали тот период влюбленности, что каждая минута, каждая секунда, прожитая не вместе, кажется безвозвратно потерянной, вычеркнутой из жизни. Вдалеке друг от друга, врозь, жизнь была бессмысленной, тусклой и ненужной.
Но так уж сложились обстоятельства, что вместе быть они пока не могли. И что бы как-то компенсировать эту несправедливость, он старался быть как можно ближе к ней, не вместе, но хотя бы неподалеку. К тому же он хотел удостовериться, что инцидент с его побегом из спальни и голливудским прыжком на крышу «Диаманта» остался не замеченным мужем Ирины, шуму-то во дворе много было.
Дверь подъезда распахнулась и появилась она. Ирина сразу заметила машину Виталия, на которую взглянула лишь искоса, следом шел муж. Садясь в машину, Ирина опять посмотрела в сторону Виталия, и на душе у нее потеплело — он рядом, она не одна!
«Лэнд Крузер» тронулся, направляясь в сторону торгового центра, черный «Марк» последовал за ним.
В торговых рядах Виталий остановился на стоянке и наблюдал, как она с мужем переходит из одного магазина в другой, судя по их поведению, муж был не в курсе, а она каждый удобный момент все смотрела и смотрела в его сторону.
Даже ее муж, мало обращавший на Ирину внимания, заметил отсутствующий взгляд жены и спросил:
— Да что это сегодня с тобой?
Она ответила что-то невнятное и отвернулась. С ней это было уже давно.
А пока Виталий сидел в «Марке», наблюдая за Ириной и ее мужем, «Челленджер» с парнями, въехав на спортивную площадку одной из школ, остановился.
— Ну, что там у вас? — спросил Толстый, когда все вышли из машины, встав кружком возле джипа.
— Тут тема такая, — начал Рустам, — Слона же помните?
Парни молча мотнули головами, Слона они помнили.
— Ну, так сыновья его, как на Китайский рынок ехать, полировку открыли, — продолжил Рустам, — химчистку и все дела. Надо под крышу их загонять. Пускай нам платят, пока Шустрые не нагрянули.
В это время подъехали Абрам с Винтом.
— Конечно, — согласился Толстый, здороваясь за руку со щуплым Винтом.
— Ну вот, предварительную беседу я уже провел, — продолжал говорить Рустам, отлично понимавший, что друзья его поддержат. — Машину я к ним загнал, помыли хреново. Мойщики у них еще неопытные, но слонят я подтянул, выразил им благодарность, оставил им телефон, будут проблемы, звоните.
— Сразу нельзя наезжать, вкурят, — произнес Стас, тем не менее одобрительно глядя на Рустама.
Одобрительно глядел на Рустама не только Скороход, но и все остальные. Ребята соскучились по работе, и дело тут было не только в деньгах. Парни скучали, им не хватало адреналина, риска, ощущения полноты жизни. Они были полны сил и энергии и хотели выплеснуть эту накопившуюся энергию хоть куда, хоть на кого, тем более, что до недавнего времени так оно и было. Они уважали Бандеру, признавали его своим несомненным лидером, готовы были за ним в огонь и в воду, но они никак не хотели и не могли смириться с той жизнью, которую им навязывал старший.
— Да не сразу, неделя прошла уже, — признался Рустам, давая понять, что сам не дурак и все продумал. — Нормально. Хромой сегодня тачку загнал на полировку. Выбрал момент, пока слонят не было. Полировщики еще молодые, неопытные. Ну, там надо царапины поубирать. Ну, они и схавали его закидушку, что царапины уберутся. Он их предупредил, что покупатели прямо на мойку приедут, но они «без проблем» и сказали, что к четырем машина будет уже готова.
Услышав это, парни довольно заулыбались, они хорошо знали машину Хромого и сразу поняли, что слонята попали и есть конкретный повод для наезда на них.
— Нормально, прикинь, там царапины чуть не по миллиметру, там всю машину вкруг надо красить, — сказал радостно улыбающийся Лысый.
— Молодцы! — похвалил парней Скороход, очень довольный таким оборотом событий. — И Виталя даже если тему узнает, скажем, отрабатывали полировку.
Нам же нужно для его дела, в помощь нашим полировщикам.
— Базара нет! — заключил Толстый, довольный предложенной и, как оказалось, уже грамотно проработанной Рустамом темой. Обращаясь к Рустаму и глядя на часы, он произнес: — Звони Хромому, пускай к четырем часам туда едет.
На полировку к Слону Хромой приехал в назначенное время, но, конечно, не один, с ним были Лысый, Скороход и Винт.
Работа над его «Тойотой» еще не была закончена, ее еще старательно полировал молодой рабочий. Парни прошли к машине. Лысый с Хромым слева, Скороход и Винт с другой стороны, для вида поглазели, потоптались, оттягивая время, они прекрасно знали, где царапины, которые невозможно было убрать полировкой, но до времени помалкивали.
Хромой обошел вокруг, все тщательно осмотрел, затем нагнулся к заднему правому крылу и, как бы только заметив, закричал рабочему:
— Ну-ка иди сюда!
Молодой парнишка подошел.
— Это что за лажа?!
Парнишка, нагнувшись, посмотрел и едва слышно сказал:
— Это не уберется.
— Догадываюсь, что не уберется! — тоном, не обещавшим ничего хорошего, прорычал Хромой.
Подошел Лысый и, подтолкнув парнишку, коротко распорядился:
— Ну-ка иди за хозяином, — с рабочим им разговаривать естественно было не о чем.
Через некоторое время в цех вошел Слоненок — хозяин комплекса.
— Что случилось? — стараясь придать солидность голосу, спросил он.
— Ты че, бизон, совсем нюх потерял? Это че за работа? Смотри! — Лысый грубо схватил его за рукав и натурально начал тыкать носом в царапины на кузове.
— Че, хочешь сам ее купить? — поддержал темп наезда Скороход.
— Мы уже залог за нее взяли. Если сейчас покупатели ее не заберут, ты ее купишь! — продолжал наступать на комерса Лысый, больно тыча ему пальцем в грудь.
— За пятнашку! — назвал цену Хромой.
— Ты с кем работаешь? — подошел наконец к главному Лысый, очередной раз ткнув в грудь Слоника своим железным пальцем.
— С братом, — ответил поникший предприниматель.
— Брату, что ли, платишь? — спросил его до этого молчавший Винт.
— За что? — удивился Слоник.
— За крышу! За что? — передразнил его Винт. — Ты че тут митю рубишь?
— С кем работаешь, я спрашиваю? — не останавливался Лысый.
— Кто из людей за тебя может слово сказать? — встав с другой стороны, вопрошал Хромой.
Это вопрос поставил предпринимателя в тупик, таких знакомых у него не было, но жизнь прижмет, вспомнишь. И он вспомнил! Вспомнил, как неделю тому назад заехал к нему помыть машину один парень, по виду не из простых, работой остался доволен, щедро заплатил и, уезжая, оставил ему свой телефон, сказав на прощание:
— Будут проблемы, звони. Поможем.
Тогда Слоник, молча взяв бумажку с телефонным номером, не придал особого значения его словам, проблем на горизонте видно не было. Хотя имя запомнил, потому что редкое — Рустам, теперь и пригодиться может!
Он стоял молча и вспоминал показавшийся ему тогда незначительный эпизод, он не знал, кто такой этот Рустам, не знал, действительно ли он может помочь, как обещал, но в данный момент нужно хвататься за соломинку.
Парни, выждав немного, давая время подумать перепуганному коммерсанту, возобновили наезд.
— Ты че молчишь как пень? Я тебя по-русски спросил. С кем работаешь? — толкнул его Лысый с одной стороны.
— Кто из людей за тебя может сказать? — напирал с другой стороны Хромой.
— Рустам может, — наконец не очень решительно проговорил Слоник.
— Какой еще Рустам?! — искренне удивился Лысый, надо сказать, играл он отлично.
— Я фамилию не знаю, машину здесь моет.
— Звони своему Рустаму, через двадцать минут чтоб он был тут, — сказал Лысый.
— Через двадцать минут покуп приедет, — напомнил Винт.
Лысый посмотрел на Винта и сказал Слонику:
— Если он ее не заберет, заберешь ее ты!
— Звони своему Рустаму или еще кому, может они помогут… деньгами, — крайне недружелюбно проговорил Хромой.
Слоник метнулся в свой кабинет, схватил пиджак, висевший на спинке стула, и начал лихорадочно вытряхивать из его карманов все бумажки, ища заветный номер телефона. Наконец, найдя нужную бумажку, он набрал номер.
— Рустам? — на другом конце ответили сразу, еще бы, Рустам только этого и ждал.
— Здравствуй! Это Олег Слонов. Помнишь меня?
Но Рустам решил сразу не вспоминать, используя свою тактику, тогда Слоник начал уточнять:
— Да! Мойка на Китайке. Да, да, да! Хозяин, который!
Рустам, наконец, соизволил вспомнить бедолагу и тот начал молить:
— Рустам помоги… Беда у меня… Христом Богом прошу!
— Хорошо, щас приеду, — ответил Рустам, выключил телефон, и, растянув лицо в довольной улыбке, сказал Толстому:
— Клюнула, рыбка!
— Одевайся, поехали, — так же улыбаясь, сказал Толстый.
Через некоторое время к мойке Олега Слонова подкатили красная «Целика» и «Челленджер», из них вышли Рустам, Толстый и Абрам, поздоровались со всеми за руки. Изо всех сил стараясь не показать, что они знакомы, Рустам спросил:
— Что здесь случилось?
Ему подробно описали ситуацию, разговор продолжался недолго, поспорили для пущей видимости, поторговались. Лысый и Хромой категорически настаивали на том, чтобы Слоник купил машину, раз покупатель отказался, но Рустам предложил другой вариант, вернуть залог, а так как залог возвращается в двойном размере, то со Слоника, соответственно, две штуки зеленых, ведь по его вине тачка не ушла. Слоник попытался встрять в разговор, оправдаться, но Рустам, выступавший в роли благодетеля, вынужденного разруливать чужой геморрой, резко осадил его:
— Ты вообще молчи!
Лысый еще покочевряжился для вида, но все же согласился, согласился и Хромой. На том и порешили. И когда, наконец, парни уехали с двумя штуками зеленых, и Рустам с Олегом остался наедине, он сказал предпринимателю:
— Ну вот, отделались легким испугом.
— Ничего себе легким, две штуки зелени, — грустно ответил Слоник.
— Так зато машину покупать не пришлось. Это гораздо дороже обошлось бы, — объяснил ему Рустам и продолжил, — а на будущее имей в виду, чтобы подобных проблем с таким контингентом не было, надо иметь постоянную крышу. Платишь им в месяц две-три сотки и живешь спокойно. За тобой люди стоят, к ментам идти бесполезно, ну месяц-два, всю жизнь они охранять тебя не будут.
Рустам, немного помолчав и дав предпринимателю обдумать сказанное, спросил:
— Они же спросили у тебя, с кем работаешь? А ты что сказал?
— С братом, — ответил Олег.
— Ну вот, а если бы кого из людей назвал, разговор шел бы совсем по-другому, — продолжал свои наставления Рустам.
— А кого мне брать крышей? — спросил его Слоник.
Рустам, едва сдерживая улыбку, радость хорошо сделанной работы так и распирала его, задумчиво ответил:
— Ну, не знаю, сам выбирай.
В душе Рустам знал, какой выбор сделает Слоник.