Глава 2

Инга терпеливо ждала, пока я хлопотал по хозяйству. А что, если так воспитан? Сначала надо предложить гостю какой-то продуктовый минимум, чтобы ему было чем руки и пищевод занять. И вообще жить стало не так грустно. А уже потом разговоры разговаривать.

Хорошо, что через доставку я заказал овсяное печенье и вафельный торт – последний очень уважал Григорий. Плохо, что взял только пакетированный чай. За это мне уже прилетело от беса.

Рубежница приняла мои подношения легким кивком. Да уж, выглядело это презабавно. Словно королева заглянула в паб рабочих. Она даже взяла овсяное печенье, правда не снимая перчаток, и откусила. Лицо Инги удивленно вытянулось. Как если бы она нашла бриллиант в куче навоза.

Я тем временем сел напротив нее. С моего места был виден проход в гостиную. А еще оказалась видна маленькая толстая фигурка с рыжей бородой. При этом живот Григория предательски торчал из-за косяка. Я сразу вспомнил инцидент со шторой и невероятное умение беса прятаться. Хотелось встать и шугануть его, но я стеснялся присутствия замиренницы. Еще скажет, что у меня в доме дисциплины ноль, а всякая нечисть ведет себя так, как ей захочется. Что, к сожалению, отчасти было правдой.

На помощь мне пришла сама Инга. Она отложила печенье и вытащила из сумочки небольшой камертон. Такую фиговину, похожую на вытянутую двухзубчатую вилку, которую используют для настройки музыкальных инструментов.

Вот только камертон был непростым. Я сразу это почувствовал. Более того, еще никогда прежде не сталкивался с таким. Он будто хранил в себе несколько хистов сразу. Ладно, не их, а слабые отголоски. И словно даже светился. Или мне это просто показалось.

Инга взяла чайную ложку и ударила по камертону. Лично я ничего не почувствовал. Да, раздался высокий звук. А вот Григорию подобная «настройка» его нервов очень не понравилась.

Бес завопил так, словно его поймали черти и собирались сделать с ним нечто противоестественное. Хотя эти ребята могут. В общем, Григорий метнулся к выходу и, судя по хлопанью двери, скрылся на улице.

Я удивленно поглядел на Ингу и та улыбнулась, убирая камертон в сумочку.

– Очень редкий артефакт, – сказала она. – Что-то вроде свистка с ультразвуком для собак. В роли собак выступает нечисть. Да, действует всего пару секунд, но первый раз всегда неприятен. Так мы хотя бы сможем побеседовать без лишних ушей.

– А с ним все будет в порядке?

– Конечно, я же говорю, действует пару секунд. Он сейчас спрятался в каком-нибудь сарае и думает, стоит ли ему возвращаться. Но давай вернемся к нашим делам.

Инга вытащила из клатча айфон последней модели. Судя по всему, сумочка тоже зачарована, если в ней поместились и камертон, и мобильник. Хотя удивило меня другое. Замиренница производила впечатление довольно старомодной девушки, если так можно, конечно, говорить. А тут вдруг айфон.

Рубежница открыла галерею и показала мне несколько фотографий. На первой – вывороченная с косяком дверь, на второй – разбросанные вещи в моей комнате, на третьей – кавардак на кухне.

Я хотел спросить: «Врановой приходил?», однако вместо этого задал совершенно другой вопрос.

– Значит, Наталья сообщила все-таки мой адрес?

– В этом больше нет никакой тайны, – пожала плечами Инга.

Даже это легкое движение она сделала с невероятным изяществом. Не женщина – а зефир «Шармель». Смотришь и любуешься. Остается только догадываться, сколько в этом во всем природной составляющей, а сколько хиста?

– Наталья завтра разберется со всем, дверь заменят, чтобы не привлекать ненужное внимание соседей. Ключи она позже тебе передаст. Пока я поставила там печать отвлечения.

Про печати я читал в тетради старухи. Это нечто вроде заклинания длительного пользования.

Для каждой печати нужны определенные слова и действия. Хотя та же Спешница писала, что некоторые рубежники часто придумывают новые печати. Так сказать, методом тыка. Вот только действия их не всегда предсказуемы, поэтому лучше пользоваться проверенными приемами.

– Почему вы мне помогаете, Инга? Насколько я помню, мы не друзья?

– Ты молодец, – улыбнулась рубежница.

Нет, точно хист использует. Я почувствовал, как краснею. Но при этом она не нарушала данного обещания, когда входила в дом. Поэтому все это можно было списать на женское кокетство.

– Быстро все схватываешь. Да, я делаю это не из человеколюбия и симпатии к тебе.

– А у вас есть ко мне симпатии?

Сказал и только потом понял, что сделал. Мотя! Ты чего, сейчас флиртовал? Ну-ка брось, пока ничего не оторвали. Мне почему-то думалось, что я знал, что сказал бы Григорий: «Жизнь висит на нитке, а думает о прибытке». А еще я почему-то вспомнил про Зою. С того злополучного звонка мы так и не общались.

– Есть, – мягко ответила Инга.

Она сейчас напоминала тигрицу, которая медленно подбиралась к ничего не подозревающей жертве.

– Вот только я привыкла опираться на разум, а не на чувства. Потому до сих и жива.

– Хорошо, давайте перейдем к делам.

– Давай. Ты учишься быстро и это замечательно, – не переставала улыбаться Инга. Правда, тут же посерьезнела. – Я помогаю тебе только из-за одного – мне нужно разобраться с Врановым. Мы и раньше не очень любили друг друга, но со своим спиритусом он… как говорят в этих землях: «Пошел на вы».

Я не стал разубеждать Ингу в том, что так уже очень давно не говорят. Примерно со времен всяких летописей. У нас бы сказали: «Рамсы попутал».

– И ты мне в этом поможешь. По какой-то причине он хочет тебе навредить. А может даже убить.

– Рубежник хочет убить рубежника. Я не большой специалист в отношениях между вами… точнее, нами, но мне кажется, что за подобную попытку никто по головке не погладит. Не боитесь, что я вас, как бы это сказать, сдам?

– Кому, воеводе? Так ты ему даже не присягнул. Я не хочу нагнетать, но может вполне оказаться, что Врановой действует по его наущению. Хотя я в этом сомневаюсь. Но никакого бредового сценария нельзя сбрасывать со счетов.

– А что, если мы пойдем к воеводе и расскажем про спиритуса и мою квартиру?

– Наше слово против слова Вранового. У нас нет никаких доказательств. Остатки жала, которое непонятно на что походит и вывороченный косяк? Это мог сделать кто угодно. Но если Врановой нападет на рубежника при свидетелях, а тот, защищаясь, убьет его, это будет приемлемым результатом.

Инга не говорила – раскладывала все по полочкам. Аккуратно, бережно и грамотно. Но вот одна мысль о том, что мне надо будет убить самого Вранового заставила внутри все сжаться. Не то, чтобы я белый и пушистый. И после лешачихи в голове укоренилась мысль, что я могу убить любое существо, которое будет пытаться навредить мне.

Здесь было больше... скорее неверия в себя. Где я и где Врановой?

– И как мы это провернем?

– Я пока наблюдаю за нашим общим врагом и думаю, – сказала Инга. – Главное, не совершать поспешных и глупых действий.

Я хотел хмыкнуть, но сдержался. А Инга продолжила.

– Вы теперь с ним связаны. Ты, наверное, очень слаб, чтобы ощутить эту связь, а вот Врановой нет. Так он и нашел твою квартиру.

– Значит, он придет и сюда? – я даже привстал с табурета. Будто собирался уйти в ночь.

– Необязательно. Понимаешь, любое жилище человека пропитывается его… – Инга замерла, подыскивая нужное слово. – Аурой. Ты много времени провел в той квартире, поэтому найти ее не составило труда. За время, пока вещи здесь напитаются тобой, мы успеем разобраться с Врановым.

Не скажу, что она совсем меня успокоила. Но бежать прочь сломя голову желание пропало.

– Еще хорошо, если ты не будешь сидеть все время на одном месте. Рубежника ноги кормят.

– Я слышал так про волка.

– Мы те же волки, – пожала плечами Инга. – К тому же, тебе полезно изучать мир вокруг. Только без излишнего старания.

– Мне всегда казалось, что если на тебя идет охота, то лучше спрятаться.

– А я слышала, что по движущейся мишени труднее попасть, – легко отбила мою попытку и дальше сидеть на заднице рубежница. – Тебе нечего бояться с амулетом. Разве что Врановой наткнется на тебя нос к носу.

Она отщипнула кусочек печенья, отправив его в рот. Медленно прожевала и склонила голову на бок.

– Для начала поставь пару защитных печатей на свой дом. Конечно, они будут немного тянуть хист и поначалу это покажется крайне неприятным, но ты привыкнешь. К тому же, ты всего лишь… – тут она смутилась, словно впервые за все время увидев мою силу. – Уже третьерубцовый. Когда только успел? Ну, пусть так. Для всех защитных печатей этого все равно мало. Поэтому поставь одну-две, не больше. Если хочешь, могу подсказать нужные.

Она не смотрела на меня – буравила взглядом насквозь. И я догадался, что это очередная проверка на профпригодность.

– Если я поставлю чужие печати, то как я могу быть уверенным в собственной безопасности?

– Молодец, Матвей, – искренне порадовалась Инга. – Для рубежника доверие – это невероятная редкость. Случалось так, что потомственные домовые предавали своих хозяев, а любовники били ножом в спину.

– В вашем мире очень грустно, – искренне сказал я. – Ради чего жить всю жизнь, ожидая, что любой, даже близкий человек может тебя предать?

Не знаю, какие потаенные струны души Инги задели мои слова. Однако она вздрогнула, а на лице внезапно пролегли глубокие носогубные морщины. Да ей ни фига не тридцать, и даже не сорок. Инга была немолодой и опытной рубежницей.

Правда, с секундной слабостью справилась достаточно быстро. Разве что на мой вопрос не стала отвечать. Более того, улыбнулась и поднялась на ноги. Видимо, наша встреча была закончена.

Поэтому я пошел провожать свою гостью.

– И еще кое-что, Матвей, – сказала она, шагая к автомобилю, – поменяй симку. Желательно зарегистрировать на чужое имя. Если нужны номера с предыдущей, то сделай переадресацию. Конечно, Врановой – рубежник старой формации. И у него вряд ли хватит фантазии и ума пробить твой биллинг. Но лучше перестраховаться.

– Сделаю, – сказал я, сокрушаясь, как сам до этого не додумался. Ведь смотрел кучу шпионских сериалов.

Инга замерла у калитки, посмотрев мне прямо в глаза. Красивая, легкая, молодая. Разве что только с отпечатком вселенской усталости во взгляде.

– Как называется то печенье?

– Овсяное.

– Ты спросил, ради чего нам жить? Ради таких маленьких моментов счастья. Когда ты думаешь, что знаешь этот мир вдоль и поперек. Считаешь, что тебя уже ничему не удивить. А потом появляется нечто.

Она улыбнулась.

– Овсяное. Хорошей ночи, Матвей.

– До свидания, Инга. Пока, Наташ.

После долгих поисков я нашел беса в бане. Григорий сидел, обхватив колени и что-то бурчал про себя. Правда, увидев меня, оживился.

– Чего, хозяин, ушла эта ведьма?

– Нет, за дверью стоит. Инга, можете входить.

Бес опрокинул старый веник, который был тут наверное не один десяток лет, и спрятался за полати.

– Да шучу я, шучу, уехала.

– Очень смешно, – недовольно бурча вылез Григорий. – Дурацкие шутки. Чего она хотела?

– Сказала, печати надо защитные ставить.

– Не рано ли? – почесал рога бес. – Печати – дело серьезное. Они хист из тебя тянуть будут. А я еще не обжился тут как следует, соседей не узнал. Как промысел собирать, с кого?

– Разберемся.

Мы вернулись в дом и каждый занялся своими делами. Бес принялся успокаивать нервы водочкой, мясом с картошкой и почему-то чаем с сахаром. Меня даже интересно, что у него там вместо желудка – атомный реактор? При этом недоеденное Ингой печенье он презрительно выбросил. Чувствовал хист. А я приступил к изучению возможных печатей.

Всего в тетради было написано про пять, защитных из которых было три. Я перечитал по нескольку раз, почесал репу и остановился на двух.

– Гриша, иди сюда.

– Хозяин, я же только сел.

– Бегом говорю. Пробегись по соседям, может, у кого свеча есть.

– А какая? Вифлеемская, молитвенная, алтарная, для прошения?

– Из воска, блин. Тут просто написано – свеча. Давай шустрее.

Бес, бурча, хлопнул дверью. А я тем временем приступил к созданию первой печати. Если честно, по моему пониманию, это был тот же ритуал. Только здесь ты словно рисовал своеобразный рисунок, который потом зацикливал на самом себе. И он продолжал жить уже своей жизнью.

Чем хороша печать – снять ее без последствий может лишь хозяин. Даже самый сильный рубежник при разрушении защиты потратит очень много хиста. А в случае с Врановым мне только этого и нужно.

Я подошел к дверному коврику древесного цвета с надписью: «Вэлком». Ага, сейчас будем дописывать по-русски: «Отсюда».

Мой рубежный нож распорол кожу, словно тонкий кусок шелка. Я невольно вздрогнул, глядя, как кровь закапала на коврик.

– Кто татем пробрался, кто недругом вошел, убить, украсть, отравить, навредить, рубежной силы лишится и будет страдать вскорости.

А после провел окровавленным ножом по воздуху, словно рисуя диковинную букву. И вложил хист.

На мгновение из легких будто весь воздух вышел. У меня такое бывало в рукопашке, когда бьют в «солнышко». Перебивают дыхание и ты какое-то время просто пучишь глаза, не в силах ничего сделать.

Я лишь видел, как кровь на коврике стала алой, яркой, а «буква» в воздухе налилась цветом. А после все исчезло. Вообще все.

Но по легкой пульсации я теперь ощущал в доме присутствие печати. Она действительно неприятно тянула. Как заживающий шрам на теле. И чешется, и тронуть нельзя. А еще я чувствовал, как к ней ведет ниточка хиста. Слабая, тонкая, но она есть. Как тот суслик из «ДМБ».

Бес нашел меня на кухне, попивающим чай. Привычно походил рядом, поцокал.

– Я же говорю, рано. Третий рубец и сразу печати. Ладно бы одну…

Если честно, я тоже уже начал сомневаться по поводу парочки. Если Врановой попытается войти без привычного «приветствия», где пообещает вести себя послушным и хорошим воробушком, ему и так прилетит. С другой стороны, если Инга сказала про «одну-две» печати, значит, понимает, что я это сделать в состоянии.

– Свечу принес?

– Ага, вот.

Григорий протянул мне сразу несколько образцов фителей в воске. Здесь были и тонкие церковные свечи, и обычная парафиновая, и парочка декоративных. Я взял самую непримечательную.

– Остальные неси обратно.

– Зачем, хозяин, пригодятся в доме. К тому же, я там чуток набедокурил.

– Вот будешь разбедокуривать. Неси, я сказал.

Григорий посмотрел на меня со скорбью всего бесовского народа. Мол, надо же было такого рубежника найти для служения. Однако поперся выполнять приказ. Разве что дверью опять хлопнул. Мерзавец рогатый!

Я еще немного посидел, собираясь с силами в прямом смысле. К тому же, вторая печать была не такая энергозатратная, как первая. Наверное, даже хорошо, что я сначала создал «Порог на крови», а теперь принялся за «Сизый морок».

Не знаю, повезло ли в том, что накладывал я печать вечером? С одной стороны да, с другой – такое себе зрелище. Чувак ходит со свечкой вокруг дома, что-то бормоча под нос. Для этого мне пришлось даже выучить все написанное в тетради. Подглядывать в темноте оказалось крайне неудобно.

– Все, на что глаз упадет у случайного прохожего, хистом одаренного, станет ничтожным, внимания не стоящим, на что и глядеть зазорно и совестно. Пройдет он мимо, даже голову не поднимет, а когда обернется, так и не различит ничего.

Так я прошагал с зажженной свечой вокруг дома, немного подумал и вышел за калитку, проделав тоже самое с местом, где должна будет стоять машина. На всякий случай. На баню печать накладывать не стал, на нее и так без слез не взглянешь.

После затушил свечу и закопал в землю. По отдаче вышло гораздо проще, чем в первый раз. Только голова немного покружилась. Зато теперь я был уверен, что обычный рубежник издали увидит не дом, а какую-то полуразрушенную халупу. Или то, что в его понимании представляет наименьший интерес.

Конечно, если рубежник подойдет вплотную, то есть риск обнаружить обманку. Или, если это будет, к примеру, кощей, то на него подобные уловки вообще не сработают. Однако мне думалось, что это лучше, чем ничего.

«Сизый морок» раньше использовали часто. К примеру, когда требовалось перевезти нечто ценное. Работало безотказно, насколько я понял из записей.

В дом я вернулся в состоянии, будто с утра до вечера разгружал вагоны. Бес сидел на кухне, пил чай и болтал ногами. При этом недовольно посматривая на меня.

– Ну все? Успокоился? Или еще куда сорвешься?

– Сегодня никуда, – заверил его я. – А завтра мы начнем искать нам новую машину.

Загрузка...