Часть третья Поймать оборотня

Сергей Ивлев

1

— Ты слышал? — возбужденно сказал Сергей, усаживаясь в машину. — Слышал?

— Что? — тон Гарина был холоден. Он сел рядом и хлопнул дверью. — Что я должен был услышать?

— Ну, — оторопел Сергей, — как они баб называли?

Минуту назад они вышли из кафе, плотно и хорошо отобедав. Рядом с их столиком, сидели два добрых молодца в кожаных куртках, обсуждавшие в полный голос свои убогие похождения. Похождений у них было много, и касались они, в основном, прекрасного пола. Оба дебила гоготали и скалились, смакуя похабные воспоминания.

— Таких кастрировать надо, во избежание продолжения их рода, — ответил Гарин и, потянувшись, хрустнул пальцами, — Человек, называющий женщину тварью либо полный кретин, либо… я не знаю даже. В бабах, конечно, много дерьма, но ничуть не больше, чем в некоторых из нас. Ты что же, считаешь свою мать тварью?

— Конечно, нет, — Сергей покраснел, — но они говорили не о матери.

— Верно, — кивнул Гарин, — но любая, даже самая последняя шлюха — мать. Может быть, она ей была уже, может быть, будет — без разницы. Это существа, которые умеют даровать жизнь. В отличии от нас, кстати, — он повернулся и посмотрел своими пронзительными глазами казалось в душу. — Ты знаешь, что такое тварь на самом деле?

— Что?

Гарин задумчиво покрутил в воздухе ножом, и солнечные блики весело заиграли на узком стальном лезвии. Зайчики скользнули по машине, а глаза его потеплели и стали отстраненными.

— Тварь… — выговорил он, словно пробуя слово на вкус, — это человек, которого вскрываешь. В моей жизни их было много, чересчур много. Не приведи тебе господь пройти мой путь. Если ты думаешь, что вскрыл доброго, хорошего и порядочного человека — ты ошибаешься. Понимание этого приходит не сразу, но оно приходит рано или поздно, понимаешь? Любой вскрытый становится тварью. Только надо хорошенько подумать, для того, чтобы перевести человека в этот разряд. Если уверен — давай. Если сомневаешься, даже не пробуй. Потому что потом не сможешь забыть его хрип, преследующий по ночам.

— А ты… — внезапно севшим голосом произнес Сергей. — Ты ошибался?

Сверкающее лезвие с тихим шелестом резало пустоту. Внезапно Гарин поймал его и, сложив нож, убрал в карман. Лицо его потемнело.

— А ты как думал? — горько усмехнулся он. — Понимание приходит с опытом. А пока его нет…

— Но зачем тогда?… Зачем ты это делал?

— А ты знаешь, сынок, что такое четверо вечно обосранных братьев в однокомнатной квартире и мать-алкоголичка, постоянно таскающая в дом пьяных ублюдков? — взгляд его сверкнул ненавистью. — Ты знаешь, что такое мусорный бак, в котором роешься по уши в дерьме в полной темноте, потому что это стыдно делать днем? Роешься в надежде найти хоть что-то поесть не для себя, нет, хотя желудок от голода уже сросся со спиной, а для младших братьев, один из которых инвалид с рождения, а двое других еще сами не могут забраться в этот гребанный бак? А знаешь, что происходит, когда очередной мамашин ухажер выбрасывает самого маленького с четвертого этажа? Что ты, маменькин сынок, можешь знать об этом? — он гулко сглотнул и Сергей увидел в глазах, холодных убивающих глазах Гарина странный блеск. — Ты ничего не можешь знать об этой жизни. Боготвори своих родителей за лучшую долю, доставшуюся тебе.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Сергей молча завел машину. В голове его царило смятение. Надо же, разговорился… Мистер Киллер разговорился… Да, не повезло ему в жизни. Он мельком глянул на сосредоточенного замкнувшегося Гарина. Не повезло… Ну и что, в конце — концов? Если б все дети алкоголичек становились Гариными… Что ж тогда нам, простым и рядовым оставалось бы делать? Он представил такой рай на земле, и ему стало не до смеха. Слишком грустная получалась картина, безысходная.

Не отрываясь от дороги, он попытался просмотреть Гарина, но наткнулся на глухую стену. Виктор очень редко отделялся, запираясь в своем мире, но когда отделялся, Сергей оказывался бессильным. Не помогала даже многолетняя практика.

Однако Гарин всегда четко улавливал попытки взлома его внутренней стены.

— Не выходит? — спросил он на этот раз. — Завязывай со своими телепатическими штучками.

— Но почему? — спросил Сергей. — Почему все-таки убивать людей? Наверняка, можно было придумать что-то получше. Ты, конечно, не телепат, но при определенной тренировке…

— Я не волшебник, я только учусь, — пожал плечами Виктор. — И вообще, следи лучше за дорогой.

Произнес он это во время. Сергей глянул вперед и еле успел ударить по тормозам, увидев фатально быстро приближающийся зад впереди идущей серебристой «Ауди». Они остановились буквально в нескольких сантиметрах.

— Осторожнее, — сказал Гарин, — Бамперы к «Авдотьям» дорогие.

— Знаю, — кивнул Сергей и перевел дух.

Светофор стал зеленым.

Сергей приказал себе выкинуть всю ерунду из головы и начал внимательно следить за дорогой. Время было плохое: обеденный час, сплошные пробки, аварии и заторы. Машины метались из стороны в сторону, как стая рыб, несущихся на нерест и ищущих глубокие проходы меж камней. Лица водителей за стеклами были в большинстве своем сосредоточенные и насупленные, ежесекундно готовые разразиться отборным матом. Только у нас так, мельком подумал Сергей. Только у нас человек, который садится за руль, выезжает на бой. Езда становится не удовольствием, а битвой за выживание.

Он вспомнил, как ездил во время отпуска по Турции, поражаясь вежливости на дороге и доброжелательности каждого ко всем. Даже закаленные в московских битвах сердца расслаблялись. Там русские ездили, как все, интеллигентно и спокойно. Но дома…

Гарин включил радио, и голос Цоя наполнил салон. Тоже вот, подумал Сергей. Жертва нашего родного вождения. Сейчас его стали крутить все реже и реже. Забывают за безголосыми нескончаемыми Фабриками звезд…

— Жаль тезку, — задумчиво сказал Гарин, а Сергей покосился на него с подозрением — не научился ли и он мысли прослушивать? — Хорошо пел. Про говеную нашу жизнь. Тебе Цой нравился?

— Он тогда всем нравился.

— Тогда… — протянул Гарин. — А знаешь, все забывается… Вот Меркьюри… Когда пел, — все было замечательно. А сейчас… Новое поколение, выбирающее «пепси» его, поди, даже не знает. А лет через пять? Будут помнить лишь, что он был «гомиком», умершим от СПИДА. Или возьми Леннона. Многие уже сейчас не помнят, кем он был и что делал. Зато знают, что его застрелили. Или Бон Скотт… Примеров море. Чувствуешь, к чему я клоню?

Сергей пожал плечами.

— Люди в большинстве своем — трусы, панически боящиеся смерти. Мы боимся смерти до такой степени, что в жизненном пути великих запоминаем лишь две вещи: редко, что великий за путь свой сотворил, и почти всегда то, как этот путь завершился. Тот умер от СПИДА, этот погиб в авиакатастрофе, того застрелили после концерта… Мало кто помнит, что конкретно сделал Бон Скотт. Его фанаты разве что… А спроси любого на улице: «Кто такой Бон Скотт?» «А, — ответят тебе, — это который в своей блевотине утонул?» И никто не вспомнит, что, черт возьми, был он очень неплохим музыкантом. Просто, Скотт был известен, и гибель его оказалась на слуху. И знаешь, я заметил, чем страннее или кошмарней произошла смерть, тем дольше тебя будут помнить. Возьми Шарон Тейт, например… Даже смешно… Может, организуем контору по увековечиванию памяти?

— Ага, — подхватил Сергей, — дадим рекламу по телевизору и начнем придумывать для каждого свое увековеченье. Этому отрежем яйца и повесим на входной двери, того «сотками» приколотим к Кремлевской стене, а для лучших клиентов — расчленение в студии «Дорожного патруля»… Короче, далее смотри «Восставший из ада» все шесть частей… Так?

— Ну и фантазия у тебя … — растерянно произнес Гарин, — Мне, аж, не по себе стало. А «Восставший из ада»… Это что — фильм?

Иногда Виктор удивлял своей неосведомленностью.

— Да, — сказал Сергей, и ему немедленно стало весело, — учебный фильм по анатомии человека. Хочешь, принесу завтра — тебе понравиться. Только не рекомендуется смотреть при приеме пищи — может случиться непоправимое. Ты уж будь поосторожнее, ладно?

— Договорились, — кивнул Гарин. — А я тебе — другой фильм в замен. Тоже научно — популярный.

— Это что? — подозрительно поинтересовался Сергей.

— Репортаж из морга, — сказал Гарин и Сергей напрягся. — Прямой двухчасовой репортаж о вскрытии. Причем многие трупы не свежие, — он помедлил, наблюдая украдкой за вытягивающимся лицом Сергея, и закончил. — «Реаниматор» называется.

Несколько мгновений Сергей соображал. Потом плечи его затряслись и он, включив поворотник, резко взял к тротуару. Однако хохотать он начал еще до того, как машина остановилась, облегчено и заразительно. Так они смеялись несколько минут, от души, в полный голос, а проезжающие мимо смотрели на двух веселящихся людей, как на больных.

— Да, — вытирая слезы, сказал Сергей, — купил ты меня, купил…

— А… а это что, тоже фильм? — спросил Гарин, и они зашлись снова.

Уже когда они, успокоившись, тронулись, Сергею пришла в голову мысль, что Гарин на самом деле значительно умнее, чем кажется. Ведь про фильм он не знал — факт. Как же он догадался? Да еще точно так…

— Слушай, — сказал он, — а как ты понял, что это — фильм ужасов? По названию, что ли…? Или становишься типа меня?

Гарин закурил и помахал в воздухе рукой, разгоняя дым.

— Рекламу по телику видел, — как ни в чем не бывало, ответил он, — просто название не сразу вспомнил.

Лицо у него было, как всегда, холодно и непроницаемо, а глаза не выражали ничего. Понятно, подумал Сергей. Только я вот что-то такой рекламы не видел… Ни по телику, ни на кассетах, нигде… Неужели он тоже начал читать мысли? Он попытался прослушать Гарина еще раз. Тщетно. Стена была толстой, надежной, без единой лазейки. Уел ты меня, Виктор. Победил.

А Гарин был абсолютно не похож на победителя. Он просто смотрел на дорогу, и мысли его были далеко впереди, там, на Кутузовском, где их ждал Вадим Немченко со своей командой. С чем они их там ждали — с добром или со злом — не знал никто, но Гарин чувствовал, что все обойдется. Впрочем, его «обойдется» для нормального человека могло значить что угодно: от дружеской пьянки с девочками, до кровавого месива.

И еще эта проклятая история с никак не умирающим клиентом … Виктор ощущал себя странно виноватым.

— Долго еще? — спросил он.

— Минут через десять будем, — ответил Сергей и сглазил.

С разбега они врезались в пробку, а когда сообразили, что никакая она не маленькая, куда-либо свернуть было поздно. Поэтому тащились они в общем потоке минут тридцать, среди горячих машин и озверевших водителей, среди вони выхлопных газов, среди гари и жары.

К Вадиму они, разумеется, опоздали.

Припарковали машину и Сергей уже собрался выходить, как Гарин осторожно взял его за плечо. Сергей оглянулся.

— Просмотри их всех, — сказал Гарин. Голос его был спокоен, но Сергей ощутил напряжение. — Постарайся, чтобы никто ничего не понял. И главное — пойми, что у него на уме. Особенно, когда он будет говорить о возникшей проблеме. Хорошо?

— Он не телепат?

— Он — зверь, — ответил Гарин. — А, как у всякого зверя, чутье у него отменное.

— Может быть, мне остаться в машине? Я ведь могу…

— Я знаю, что ты можешь, — кивнул Виктор и оглядел стоянку, жившую своей жизнью. Люди садились, выходили из машин, глохли и пробуждались моторы, сновали нищие, гордо и неприступно торчали охранники. — Он всегда оставляет кого-нибудь на входе. Если ему сообщат, что в нашей машине остался человек… — Виктор возвратился взглядом к Сергею. — Нет уж, лучше пойдем вместе. Только будь максимально осторожен.

— А то что?

— А то «Наша пицца на Кутузовском» превратится в братскую могилу.

2

Их ждали за маленьким столиком в углу.

Вадим и три сопровождавших его бугая. Сергей вдруг заметил, что вокруг их столика существовала своего рода «мертвая зона» — никто из посетителей не рисковал садиться рядом.

Сам Вадим не производил такого удручающего впечатления.

Был он среднего роста, поджарый, с узким маленьким шрамом на правой щеке. Глубоко посаженные холодные глаза привычно ощупали Сергея, когда они садились. В общем, на профессионального киллера Вадим совершенно не походил, а казался скорее строгим, но непременно, справедливым, школьным учителем.

Хотя о некоторых делах этого учителя ходили самые зловещие слухи. Судя по ним, был он человеком безжалостным и прямо-таки помешанным на крови. Гарин говорил о нем со странным чувством уважения и брезгливости, хотя всегда отзывался как о величайшем мастере.

Они поздоровались.

Вадим представил свое окружение. Их звали: Костя, Валя и Сашок. Вадим так и сказал: «Сашок», а тип, на которого указывали, при этом довольно осклабился. Ну почему у всех мясников такие одинаково стриженые головы, с тоской подумал Сергей. Неужели половина населения Москвы страдает педикулезом…?

Гарин представил его.

— Ты перестал работать в одиночку? — спросил Вадим. — Или это — старость?

Виктор скользнул по Сергею взглядом.

— Готовлю смену, — усмехнулся он. — Ты можешь объяснить мне, что случилось?

Сергей понял его взгляд. Пора начинать. Собравшись, он начал сканирование.

Первым он проверил детину по имени Костя. Он провалился в его мир.

Размытые образы. Очень хочется есть. Что ж этот х… моржовый не возьмет курятинки? Гора куриных грудок на тарелке. Или он считает, что мы будем питаться, как дети? А этот тип кого-то мне напоминает. Где-то я его видел. Он не из Таганских? Как же хочется есть…

Второй и третий были погружены в сходные переживания.

Валя мечтал попить пивка, потому что в горле у него пересохло от острых крылышек, а тот, кого называли Сашок, думал о прелестях сидящей в углу блондинки. Сергей вышел из него с легким чувством брезгливости. Так, наверное, мог бы представлять себе занятия любовью хряк, валяясь в куче навоза, а не взрослый мужчина. Он оглянулся на предмет Сашковых переживаний. Девушка действительно была ничего. Она сидела одна за столиком у окна и сосредоточенно попивала «Пепси».

Когда Сергей повернулся к столу, первое, что он увидел, были расширенные глаза Вадима. Тот говорил что-то, внимательно и холодно наблюдая за ним. Почуял, кольнула Сергея паническая мысль. Ощутив холодную испарину на лбу, он с ходу попытался понять, о чем разговор.

Оказывается, Вадиму Немченко кто-то мешал. Некий тип, с которым пересеклись его интересы. Причем, пересекались они не один раз. Множество.

— Мы уже посылали к нему людей, — рассказывал он. — Потом не находили их. Помнишь, братьев Ханиных? Они тоже исчезли. С шумом, пиротехникой, но исчезли. Лохов я на такие дела не отправляю, сам понимаешь, — он говорил вроде бы Гарину, хотя продолжал изучать Сергея. Ощущение получалось странным.

— Да, понимаю, — кивнул Виктор. Сергей метнул на него взгляд. Там, у Виктора в голове, билась и пульсировала одна-единственная мысль: «Остановись, Серега, оставь его в покое!» «Я закончил», — успокоил его Сергей. — Выходит, у тебя никого больше толком нет?

— Есть. Но немного.

— Ясно. Но ты решил, что я справлюсь. Почему же ты попросил меня, не объяснив всего, а, дружище? — в его голосе проскользнули стальные нотки. За столом немедленно возникло напряжение. Сергей его ощутил всем телом, даже гориллы Вадима собрались. Начинается, подумал Сергей. — Почему же ты решил мною пренебречь?

— Тобой никто не пренебрегал, — ответил Вадим. — Просто ты — лучший. Я уверен в твоей компетенции.

Гарин сделал неуловимое движение, и в руке его что-то блеснуло. «Бабочка», с ужасом понял Сергей. Инстинктивно он отпрянул от стола. Гориллы Вадима тоже. А, Виктор словно выпал из реальности. Он словно забыл, что сидят они в людном кафе почти в самом центре Москвы.

— Ты, конечно, ловкий малый, — произнес он. «Бабочка» порхала в правой руке, так легко, словно в его плече совсем не было дырки величиной с кулак, — но сдается мне, ты хотел меня нагнуть.

Сергей лихорадочно оглянулся. На них никто не смотрел, занимаясь своим пищеварением. Слава богу, они сидели в углу.

Потом взгляд его вернулся к столу, где два скорпиона, роняя яд, играли жалами. Впрочем, у Вадима в руках ничего не было. Просто его правая рука пребывала во внутреннем кармане расстегнутой куртки.

— Мне нужна была твоя помощь, — произнес Вадим, не вынимая руку. Голос его звенел. — И мне она до сих пор нужна.

Гарин смотрел, как по лезвию плавают блики света. В его глазах тоже плавали они, эти блики.

— Помощь? — спросил он. — После всего этого дерьма ты просишь о помощи?

— Да.

— Остановись! — вскрикнул Сергей у Виктора в голове. «Пошел на х…» — отчетливо подумал тот.

— Сумма?

— Утраивается, — ответил Вадим, потом, помедлив, добавил: «После того, как ты расскажешь, как все там было».

Руку он так и не вытащил.

Гарин поднял голову. Их глаза встретились. Он проверял Вадима на вшивость. Если бы Виктор только ощутил страх, Киса немедленно вступила бы в дело. Гарину было плевать и на центр Москвы, и на переполненный ресторан. Трое Вадимовых кретинов даже ничего не поняли бы. А они с Сергеем просто встали бы и ушли. Но в отрешенных пронзительно голубых глазах Вадима страха не было. Так же, как и лжи. Он знал, чем все может кончиться. Он был готов.

Гарин щелчком сложил нож и, хлопнув им по столу, накрыл ладонью. Глухая боль отдалась в плече.

— Ладно, — невольно поморщившись, сказал он. — Проехали.

И словно пузырь лопнул за столом. Сергей ощутил, что снова может дышать. Он покосился на Костю, Валю и Сашка. На их лицах отражались те же эмоции.

— Я все сделал чисто, — сказал Виктор надтреснуто. — С контрольным выстрелом. Его тупая башка треснула, как орех, сам видел. Поэтому, я не понимаю, как он мог выжить. Надеюсь, доделывать его придется в больнице?

— Нет, — ответил Вадим. Правая рука его плавно переместилась за стол. — Он прекрасно себя чувствует в своем офисе.

Гарин поднял на него изумленный взгляд.

— Двойник? — только и мог спросить он.

— Наверное, — пожал плечами Вадим.

Он подвинул к Виктору толстый конверт. Сергей даже не заметил откуда он появился.

— Здесь все, как обычно. С половиной уже тройной суммы. Созвонимся, идет?

Гарин передвинул конверт Сергею. Тот провел пальцем по гладкой поверхности, потом спрятал его во внутренний карман куртки.

— Я ознакомлюсь, — сказал Виктор, — но обещать ничего не буду. Тем более после такого прокола. А твой информатор? Не мог он…?

— Уже нет, — губы Вадима расплылись в хищной улыбке. — Даже если и мог, теперь не сможет.

Судя по его лицу, ничего хорошего с информатором не случилось.

— Понятно, — кивнул Виктор. — Больше я ничего не должен узнать?

Вадим потер лоб.

— Нет, — сказал он. — Все, что я знал — теперь твое. И долечи этого сукина сына. Совсем. Только не тяни.

Гарин кивнул и поднялся, протягивая ему руку. Сергей поднялся тоже. Все кончилось. Минуту назад эти двое готовы были растерзать друг друга при всем честном народе, а теперь спокойно пожимали друг другу руку, без малейшей тени неприязни. Все-таки актеры они все великолепные.

Когда, наконец, рука Сергея соприкоснулась с рукой Немченко, его пробил озноб. Их глаза встретились, и в глазах Вадима он успел прочитать подозрение. Мастер, очевидно, все же что-то понял. Ну — ка… Терять было нечего, и Сергей рискнул. Он скользнул.

Его мозг царапнул мысли Немченко, и Сергея окатило чернотой. Ему показалось на мгновение, что он прямо из уютного и светлого зала кафе провалился в мрачную бездонную пропасть, его легкие обожгла нехватка кислорода, а тело сковало льдом. В этой бездне, как молнии, проносились мысли. Кто это? Что за парень? Откуда? Зачем? Лицо Сергея, залитое кровью. Дальше… Серебро, надо подготовить… Незнакомый дом с палисадником. Мимо… Надо разобраться с этой сукой из налоговой. Она просто зажралась. Она берет деньги за дело и просит еще и еще. Послать ребят… Красивое женское лицо, изуродованное криком. Двое держат ее руки, третий насилует. В ухмыляющемся лице третьего Сергей узнает Сашка.

Сергей вышел в шоке, даже не вышел, а выскочил и мягкий свет зала резанул по глазам.

Вадим, не отпуская его руки, пристально на него смотрел.

— Слушай, — произнес он, — а мы не встречались раньше?

— Нет, — ответил Гарин, повернувшись, — мой брат только из Симферополя. Пару дней назад.

— А… — Вадим отпустил руку Сергея, а тот все еще не мог прийти в себя. Перед глазами плавали круги. — Какой — то твой братец странный.

— А он в психушке отдыхал.

— Может его обратно, а? — усмехнулся Немченко. — Шутка, — тут же добавил он.

Они вышли на улицу.

Пока Гарин разбирался с охранником стоянки, Сергей открыл машину и почти упал на сидение. Ему было плохо.

Конечно, он и раньше сталкивался с людьми, от которых тошнило, мысли которых были черны и ужасны, но такого еще не было. Он вспомнил ощущение падения в пронизанную всполохами бездну, и его замутило. К черту, подумал он. Пусть Гарин сам с ними разбирается. Я больше никого, никогда… Пошел он со своими коллегами. Да и вообще, сам пошел. Придурок, я чуть в штаны не наложил от страха.

Виктор невозмутимо водрузился на пассажирское кресло.

— Ну, что? — спокойно поинтересовался он, доставая сигареты.

— Ты — просто больной, — сказал Сергей. — Ты что, там, с катушек съехал?

— Я не про то спрашиваю. Ты просмотрел Вадима?

— Нет уж, послушай…

— Так ты его просмотрел?

Сергей потер виски.

— Я не хочу больше никого из… твоих…

— Почему?

— Твой Вадим — страшный человек, — с трудом произнес Сергей. Его колотило. — А ты меня даже не предупредил.

— Я же сказал, что это — зверь. Этого мало?

— Да, черт возьми! — вскипел Сергей. — Я чуть не свихнулся там, внутри! Я…

— Но ведь что-то узнал? — перебил его Гарин и добавил холодно:

— Что?

Сергей замялся.

— Какие-то обрывки, — сказал он. — Он очень беспокоился по моему поводу… о каком-то серебре… думал, как расквитаться с бабой из налоговой инспекции… Куча дерьма, одним словом… Но такого страшного дерьма…

— Да-а… — протянул Гарин. — Толком ничего. А громилы его?

— Просто кретины. Один хотел жрать, другой пить, а третий — совокупляться. Обыкновенные животные…

— Ясно. Все без толку, — Гарин щелкнул зажигалкой и закурив, посмотрел на Сергея. — Конверт?

Сергей протянул ему.

Тот его вскрыл и извлек несколько фотографий.

Несколько мгновений он смотрел на живописную многоэтажку, снятую в разных ракурсах, потом, со вздохом, швырнул фотографии на приборную панель.

— Ничего, — сказал он. — Как и в прошлый раз — ни фамилии, ни имени. Просто — квартира 207, подъездный код, этаж. Два охранника. Клиент должен быть на месте в половине двенадцатого. Что значит должен?! Его Кассандра заказывает второй раз, что ли?! — он поиграл пальцами по опустевшему конверту. — Ладно, поедем, посмотрим.

Потом поднял глаза на Сергея.

— Слушай, — нехорошо прищурившись, сказал он, — а так ли ты мне необходим, Серега?

Вадим Немченко

1

Голос позвонил, едва джип отъехал с парковки.

— Как прошла встреча, Вадим? — деловито осведомился он.

— Прекрасно, — буркнул Немченко, пытаясь пристроиться ртом к фляжке. Машину покачивало на рытвинах. — Материалы переданы, исполнение — сегодня.

— А твои как настроены?

— На загородный дом-то? — наконец, пристроиться удалось. Немченко сделал несколько быстрых глотков. Саня, не отвлекаясь от дороги, предупредительно открыл подлокотник. Там, на блюдце красовались дольки нарезанного лимона.

— Да.

— Полная боевая готовность, — скривился от лимона Немченко. — Решимость. Честь и слава, — почему-то вспомнив «Гладиатора», добавил Вадим.

— Аве, Церазь? — усмехнулся Голос, уловив подтекст.

— Типа того.

— Прекрасно.

— Когда планы дома будут?

— Они уже у тебя в компьютере. Так что, давай, до вечера.

— Давай.

Джип резво несся по шоссе. Немченко закрыл телефон и задумчиво уставился на дорогу.

Вечерняя операция нравилась ему все меньше и меньше. План дома — бог с ним. Но вот как мы на территорию поселка попадем? Валить охрану, что ли? Или они там тоже — оборотни?

Немченко обычно верил своим предчувствиям — слишком часто они спасали жизнь ему и его людям. Год назад Вадим отказался прибыть на стрелку, сказавшись почти смертельно больным. И что? Встреча оказалась тщательно подготовленной Шептуном акцией по устранению конкурентов. Бойня получилась безжалостная и кровавая. Поутру Вадим, открыв газету, с изумлением узнал, что не зря поддался своим предчувствиям. Три криминальных авторитета, как назвали близких знакомых Немченко, изуродованными лицами взирали на него с плохих фотографий. Глаз было толком не видно, а рты словно кричали в никуда. Они, наверное, до самого последнего момента задавались вопросом: «А где, собственно, друг Вадим?» Их восклицания-вопросы так и остались неразрешенными.

Сегодня предчувствие тоже не рекомендовало Немченко соваться дальше МКАДа. Но Голос… Чертов Голос! Дело есть дело, обреченно подумал Вадим. Хотя, почему-то, напиться хотелось гораздо больше обычного.

— Как Палтус? — покосился на Сашка Немченко. — Прибыл сегодня?

— Оклемался вроде бы, — ответил Саня. — С утра забрал машину и за Марией поехал.

— Зачтено, — кивнул Вадим. — А литейщик твой? Есть успехи?

После того, как Вадим узнал, что охрана дома Петровского — оборотни, в офисе был объявлен конкурс. Литье серебряных пуль вызвался осуществить старинный дружок Сашка — Колька Вонов, всю свою молодость посвятивший тяжелому машиностроению. Стременников, узнав об этом, рассмеялся в голос.

— Вадя, — отсмеявшись, проникновенно спросил он, — ты-то ведь в курсе, что такое нарезное оружие, верно? Но откуда младший помощник старшего дворника может знать такие тонкости? Тут надо на серьезных оружейников выходить.

— Баян вместе с Ласточкой на курорт отбыли. Года на три-четыре, — вздохнул Вадим. — А больше не к кому обратится.

— Тогда моли бога и, самое главное, сам эти патроны не используй, — посоветовал Дима.

— А ты мне студентика моего найди.

Богом в жизненной ситуации Немченко был Голос. Но обращаться к нему сразу не хотелось. Мы и сами с усами, подумал Вадим. Он с тоской вспомнил героев голливудских ужастиков. Там все получалось споро и предельно ясно. Оборотней или вампиров валить? Не вопрос — немедля находятся серебряные пули нужного калибра. Может, пули эти в Штатах по супермаркетам лежат? Эх, живут же люди…

— Так как, Сань? — повторил мучающий его вопрос Немченко. — Звонил он? Получается?

— Да вроде бы, — буркнул тот, не отрываясь от дороги.

— Ты чего такой загруженный?

Саня сдавленно вздохнул.

— Знаете, Вадим Дмитриевич, — произнес он, — что-то мне совсем паренек Гарина не понравился.

— Что так?

— Мутный он какой-то.

— А ты что — простой? — хохотнул Немченко.

— Простые в поле пашут, — ответствовал Сашок, поморщившись.

Вадим давно заметил, что у Сани существовал обширный запас домашних заготовок. В любом сложном жизненном эпизоде, Сашок, усиленно шевеля мозгами, использовал именно их. Выкладывал и, оставляя время оппоненту на размышление, пытался найти выход.

— Сань, — ощутив раздражение, сказал Немченко, — ты чего, крестьянин что ли? Хорош лечить.

— Все одно он мне не понравился, — после паузы констатировал Сашок.

— Мне тоже, — добавил Костик с заднего сиденья.

— Relax, — ответил Немченко, вновь присосавшись к фляжке. Все остальные смолкли, пораженные его языковыми способностями. — Закончили на этом.

— А песня-то тут причем? — недоуменно поинтересовался Сашок.

— А для порядка.

2

Планы Вадим просмотрел несколько раз и поймал себя на мысли, что дом у Петровского почти точная копия его. Три этажа, подвал с бассейном и сауной. Наверное, так же хреново прогревается зимой, подумал Немченко. Кирпич все-таки. Или Тарас уже прикупил себе модные накладные электрические батареи?

— Лена! — рявкнул Вадим, поднимая голову от монитора.

Его опытная, прошедшая огонь и медные трубы, секретарша Леночка появилась в дверях. Отменная фигурка, обтянутая деловым костюмом, смазливое личико и полная готовность угодить любым прихотям шефа всегда радовали Немченко.

— Да, Вадим Дмитриевич?

— Саня не объявлялся?

— Нет еще, — нахмурила Лена высокий лобик. — Найти?

— Давай, — кивнул Немченко. — И лимона еще.

— Может, хватит, Вадим Дмитриевич? — поморщилась Леночка.

— А может, доклад? — ухмыльнулся Немченко, махнув рукой на кожаный диван в углу кабинета.

— Не могу, — улыбнулась Лена. — Только если устный.

Она очень ревностно относилась к критическим дням.

— Не-е… Тогда давай Сашка и лимон.

— Как скажите, — недовольно сказала Лена и удалилась, прикрыв за собой дверь.

Хорошая девка, подумал Вадим. Только муж у нее козел. Слишком ревнивый. Хотя, конечно, есть у парня причины. Су-ще-ствен-ные.

Саня появился в дверях, когда Немченко уже махнул пару стаканов.

Он с гордостью поставил на стол патрон от дробовика. Молча отошел назад, любуясь.

Немченко полюбовался тоже.

— Это что? — спросил он с определенным недоумением.

— Серебряные пули, — гордо ответил Сашок.

Вадим поднял патрон и повертел в руках.

— В смысле — серебряная дробь? — уточнил он.

— Ну, да.

— А патроны к автоматам где?

— Шеф, — оскорбился Сашок, — мы чего — тульские токари что ли?

— А что брались тогда?

— Ну, вот же, сделали…

Немченко вытаращил глаза.

— Ты вообще представляешь себе, куда мы едем? — осведомился он. — Это тебе чего, охотничьи угодья что ли? Да там, в этом поселке, наверное, через одного — коттеджи с охраной. На одном конце поселка пукнешь, на другом уже стволы заряжают. Ты мне предлагаешь с дробовиками туда на сафари в полночь приехать? Или срочно к ним глушители разрабатывать?

— А чего? — вытаращился Сашок в свою очередь.

— А ничего! — заорал Немченко и одним движением смахнул патрон на пол. — Откуда серебро взял?

— Ложки из буфета расплавили.

В Немченко закипело бешенство. Он стиснул зубы так, что они захрустели.

— А освятить нельзя было?

— Пробки же, — пожал плечами Сашок. — А ближайшая церковь от нас — полгорода проехать.

Вадим стиснул кулаки под столом.

— Сань, — поднял он голову, — признайся мне: ты — дурак, или прикидываешься?

Сашок заворочал густыми бровями, что означало крайнюю степень умственного труда.

— Ни то, ни то, — ответил он.

— Тогда ответь мне: как ты думаешь, зачем мне, вдруг, понадобились серебряные пули? Куропаток пострелять?

— Может, для понтов? — выдвинул версию Саня.

Вадим потер лоб.

— Иди, — махнул он рукой. — Собирай ребят.

— Вадим Дмитриевич…!

— Свободен! — закричал Немченко. — И Ленку мне позови!

Оставшись один, он набрал номер Голоса.

— Это я, — представился Немченко. — Есть проблема.

— Напился уже?

— Ты чего, мама мне, что ли? — взвился Вадим. — Не боись, до вечера оклемаюсь.

— Что за проблема?

— Серебряные пули.

— Ну и?

— Не получается сделать.

Голос задумался.

— А с чем твои выступать собираются? — спросил он после паузы.

Немченко почесал затылок.

— АКСу с глушителями, — ответил он. — У меня с утра один умелец занимается, но, сдается мне — толку будет ноль. Притащили сейчас патрон от дробовика с дробью серебряной. Мне бы токаря какого-нибудь со стажем. Нет у тебя, случаем, на примете?

Голос фыркнул.

— Нравится мне твое чувство юмора, — заметил он. — А чем тебе дробь не подошла?

— Ты в курсе, что такое коттеджный поселок?

— В курсе, — после паузы ответил Голос. — Отправлю сейчас тебе курьера. АКСу говоришь?

— Ага, — кивнул Немченко. — Только мне много надо. Магазинов десять. И еще вот что. Пускай твой курьер по-человечески через проходную выходит. А то достали меня вчера из охраны. Где, мол, закрытый пропуск на посетителя?

— Хорошо, — рассмеялся Голос. — Еще что-нибудь?

Лена зашла в кабинет и закрыла за собой дверь на ключ. Остановилась, вопросительно глядя на Немченко.

— Больше ничего, — ответил Вадим, похотливо ощупывая ее взглядом. — Как мы в поселок попадем?

— Это моя проблема.

— Тогда — на связи.

— Конечно.

— Вот что, Лен, — произнес Немченко, закрывая трубку. — Я подумал, что и устный доклад вполне сгодится.

— А я, Вадим Дмитриевич, — улыбнулась секретарша, — была в этом сразу почему-то уверена.

Тарас Петровский

1

Антон Тополев сидел напротив него и загибал пальцы.

— Первое, — сказал он. — Постоянное сопровождение, Тарас Васильевич. Второе — охрана вашего коттеджа. Не менее четырех человек круглосуточно. Третье — усиление постов в офисе «Полночи».

— Ты так и до карантина договоришься, — заметил Петровский.

— Если надо будет, то и карантин введем, — отрезал Тополев. — Вы вообще меня поражаете. Только пару часов из больницы вернулись. Три попытки покушения — а вы спокойно чаи распиваете.

— Сегодня я даже кое-чего покрепче выпью, — признался Тарас. — У моего отца сегодня юбилей.

— Ага, — произнес Тополев озадаченно. — А почему я не в курсе?

— Почему ты не в курсе? Вот, ввожу.

— Надо бы уточнить схему движения, — нахмурился Тополев. — С машинами сопровождения определиться, с людьми.

— Ах, Антон, — вздохнул Петровский. — Любого человека можно убить, понимаешь? И не человека — тоже. Главное — поставить себе такую задачу. Вы выяснили, кто наносит удар? Кому я так мешаю, Антон?

— Пока нет, Тарас Васильевич, — потупил Тополев взор.

— Три попытки, а? — вскипел Петровский. — А вы найти не можете! С ментами свяжись, с нашими осведомителями. На криминал выйди.

— Все уже перепробовали. Тем более, вы же сами сказали, что найдете последнего!

Петровский задумчиво помолчал.

— Ты с Шептуном говорил? — вдруг спросил он.

Тополев хлопнул себя по лбу, и что-то быстро пометил в записной книжке.

— Обязательно свяжись, Антон. Шептун, конечно, мразь редкостная, но силу очень уважает. Тем более, он мне обязан кое-чем. Запомнил?

— Тем не менее, Тарас Васильевич, — сказал Тополев, складывая книжку. — С сегодняшнего дня у вашего дома будет охрана.

— И сколько она там будет? Год, два…?

— До разрешения кризиса, — твердо ответил Антон. — Что хотите со мной делайте, но другого решения не будет.

— Аминь, — устало кивнул Тарас. — Как там Маликов поживает?

— Все обошлось, — ответил Антон. — Приходит в себя и сильно на вашего киллера злиться.

— Пусть отдохнет пока. Что с нашими заключенными? С этими двумя? Ну, как их…

— Я понял, Тарас Васильевич, — кивнул Тополев. — Ничего. Говорят одно и то же. Сканировали — без толку.

— Отпускай, — решил Петровский. — Пусть катятся за своими кладами. Что в отделе Ганина творится?

— Его отдел переведен на круглосуточный режим. Спят в подсобке. Ганин уверяет, что решит поставленную задачу в кратчайшие сроки. Если, конечно, снова не будет экстренных операций.

— Если Роман ее не решит быстро, — задумчиво произнес Тарас, — то я, Антон, снова стану холостяком.

— Что, все так плохо? — сочувственно спросил Тополев.

— Моей жене уже тридцать лет, Антон.

В кабинете повисла тяжелая тишина.

— А, знаете, — нарушил ее Тополев. — Я вчера как раз с Вепрем разговаривал… о вашей проблеме, Тарас Васильевич…

— Я о ней позавчера с Ганиным поговорил, — сказал Тарас угрюмо. — С пристрастием. Думаешь, почему у них аврал в отделе?

— И что Ганин?

— А… — махнул Петровский рукой. — Что Вепрь?

— Хм… Говорит, что зачатие возможно, только если два… Короче, только если оба в паре — оборотни…

— А он тебе не сказал о последствиях? — устало поинтересовался Петровский.

— О последствиях зачатия?…

— О последствиях превращения женщины в оборотня?

— Нет. А что, есть такие последствия?

Петровский помолчал.

— Нестабильность психики, — грустно сообщил он. — Оборотни женского пола такие штуки, порой, выкидывают… И им, иногда, не помогает наш антидот.

— Ага, — сказал Антон. — То есть, вы уже думали об этом.

— Я семь лет женат, — пожал Петровский плечами. — Конечно, думал…

Господи, подумал Петровский… Почему же я вечен?… Почему мне предстоит встречать еще сто, миллион рассветов, когда моей Майи не окажется рядом? Как же я без нее? Как?!..

Это случилось десять лет назад, вспомнил он.

Тот страшный день, перевернувший всю мою жизнь.

Я только что получил контракт.

Я добился превращения нашего отдела паранормальных явлений в независимую лабораторию.

И ребята поволокли меня на охоту.

Тайга, господи.

Сказочная страна, страшная и любимая.

Огромные ели, уходящие в бездонное небо.

И ночная охота, когда сидишь, выпив уже полбутылки, с Калашниковым и ждешь, когда же оно, когда…

Откуда он взялся, этот волк, я так и не понял.

Он появился сзади, как привидение, беззвучно и легко.

Я только почувствовал его дыхание и взгляд. Тяжелый, почти человеческий.

Я не успел выстрелить.

Я успел лишь обернуться и закричать.

Как же было больно, господи…

Я пришел в себя только в машине, уже перевязанный бинтом из аптечки. Вокруг столпились озабоченные ребята.

— Буду жить, — сказал я тогда и заметил, как водитель, Костя, нервно поддергивая правым глазом, быстро перекрестился.

На следующий день он и рассказал мне, что когда меня нашли, я лежал в обнимку с мертвым полуволком, получеловеком, по самую рукоятку погрузив ему в сердце серебряный, подаренный другом с флота кинжал.

— Чего тут у нас не бывает, — говорил Костя, подбрасывая в огонь сучья. — Разные вещи происходят.

— Страшные?

— Разные… Ты спать ложись, а то вставать рано…

А потом первое превращение… Боже… Когда я чуть не убил свою девушку, побежавшую за мной в кусты, чтобы узнать, что со мной внезапно случилось на первом романтическом свидании.

Или как я жил два месяца в собственной лаборатории, заставляя наших разработать антидот. Два раза я чуть не умер от тестовых препаратов. Но теперь… Теперь… Кем же ты был, оборотень, меня породивший?

Как же теперь? Майя! Снова быть одному?

2

За окнами машины торопливо проносилась Москва. Середина лета, подумал Петровский. Как быстро бежит время. Только что, вроде, сидели с Виком в детсаду и смолили папиросы, а теперь уже 21-ый век на дворе. Помнится, тогда, в детстве, даже такой разговор состоялся. Нас было четверо, все мы: я, Громов, Вик и Васька Дубинин. Масла в огонь, как обычно, подлил Дубинин. Был он из нас самый… мечтательный, что ли?…

— Ребята, а что вы хотите в жизни? — спросил он. — Все, каждый. Чего хотите достичь?

— Я буду очень большим человеком, — сказал Громов. — Самым-самым…

— Потому, что, фамилия такая? — подначил Вик. — Громобой…

Они рассмеялись над надувшимся Валькой, а потом Дубинин упрямо повторил:

— Так чего же? А, Вик?

— У меня будет всегда жратвы — во, — провел тот по горлу. — И я еще, наверное, изобрету супербомбу.

Тогда, помниться, мы все как раз освоили «Властелина Мира» Беляева и, под руководством Вика принялись разрабатывать вакуумную бомбу. Описания и чертежи, приведенные в книге Александром Беляевым, дополнялись и перерабатывались чуть ли не каждый день, а закончилось все пятерками по физике и взрывом химического кабинета. Но это все было уже много, много позже.

— Ну а ты, Валь? — поинтересовался тогда я.

— Стану писателем, — серьезно ответил Дубинин. — Буду сидеть в большом кабинете (такой был у Валькиного отца), ходить в махровом халате с трубкой и бородой и буду писать, писать, писать…

— О чем, Валя?

— О нас с вами, — ответил он серьезно. — О любви. О дружбе…

— Ладно, Кашевар, — махнул рукой Витька. — Хватит трындеть.

Кашеваром Вальку прозвали классе в седьмом, когда он вызвался, оттеснив от кастрюли девчонок, сварить в походе кашу. Голодными оказались все шесть человек, и только смекалка Вика, раздобывшего картошки на колхозном поле, помогла вернуться домой целыми и невредимыми. Как тогда мы ели эту картошку! Почти сырую, черную… И это была, наверное, самая прекрасная картошка на свете… Потом, после злополучного похода, мы заставили Вальку вслух три раза прочитать «Мишкину кашу», однако, варить, по-моему, он так и не научился, а прозвище осталось.

— Остался ты, Тара, — сказал Валька. — Что задумал ты?

И я тогда сказал простую, обыкновенную вещь.

Банальную, наверно, с точки зрения прожитых лет.

Я сказал:

— Хочу дожить до 2001-го года.

Конечно, все начали смеяться, а потом, когда Димка, наш друг и приятель, глупо, чертовски обидно погиб, Валька подошел ко мне и сказал:

— Ты знаешь, я, наверное, хочу дожить тоже…

И вот он.

Дожил.

Даже пережил уже.

Каждый добился чего-то, но, наверное, не все — что хотели.

Громов — стал воротилой, Вик машины гоняет на продажу, а Валька… Как же ты поживаешь, Кашевар? Где тебя черти носят? Дожил ли ты?

— Приехали, Тарас Васильевич, — сказал через плечо Рома, водитель.

Машина потихоньку въезжала в знакомый двор.

Детство… Юность… Все — здесь…

Мама, отец… Дома…

Майя, сидевшая рядом, осторожно взяла его за руку.

— Чему улыбаешься?

— Да так, — ответил Петровский, застигнутый врасплох, — детство вспомнил.

И ощутил на губах вкус той пригоревшей, пропитанной костром и юностью, самой прекрасной в мире картошки.

— Знаешь, Майя, — собравшись с духом, произнес он. — У нас охрана будет около дома какое-то время…

— Знаю, — легко кивнула она. — Мне уже Антон сказал.

— И ты?

— А что я? Согласилась, конечно.

Агамемнон Рождественский

1

Матвей Мохов что-то подчеркнул в новом листе.

— Все, — сказал он, откладывая его в сторону, к остальным. — Свободны.

Агамемнону, пребывающему в состоянии, тоже уже близком к коме, показалось, что он ослышался.

— Чего? — пробормотал он.

— Свободны, — объявил Матвей. — Собирайте свои манатки и валите отсюда.

Агамемнон распихал сонного Гришу.

— Нас отпустили, — сообщил он.

Палий посмотрел на него пустыми глазами.

— Золото проклятое, — напомнил он.

— Я помню, — согласился Агамемнон. — Поднимайся, пошли.

С Гришей в дверях он остановился и посмотрел на Мохова.

— Мы будем жаловаться, — сказал он.

— Куда? — осведомился Матвей.

— В суд.

— Давай-ка я рассею твой энтузиазм, — усмехнулся Мохов. — Участковый поселка, где мы вас взяли, так же горит желанием пообщаться с вами обоими. Статью за вандализм и осквернение памятников никто не отменял, уважаемый. А это, — Матвей кивнул на стопку листов в углу стола, — практически готовое дело. Понял?

Агамемнон гулко сглотнул.

— И что вы собираетесь со всем этим делать?

— Ничего, — пожал Мохов плечами. — Пока ничего. Но если, вдруг в наш адрес придет повестка из суда или, ни с того, ни с сего заявится следователь с дурацкими вопросами, вы, мальчики, немедленно окажетесь за решеткой. Я доступно объясняю?

— Вполне, — согласился Агамемнон.

— Вот и словно, — снова усмехнулся Матвей. — Тогда успехов.

Компаньоны переглянулись.

— Спасибо, — почему-то сказал Агамемнон и плотно закрыл за собой дверь.

2

Погода была умеренно отвратительной и совершенно не радовала взгляд. Однако, друзья в полной мере ощутили пьянящее ощущение свободы.

— Что будем делать? — посмотрел на коллегу Агамемнон.

— Надо ехать за машиной, — ответил Гриша. — Но нет денег.

Они сидели в каком-то кафе, первом встретившимся по дороге до метро и уплетали за обе щеки горячий харчо. На последние остатки средств, оставшихся от экспедиции, они заказали себе настоящую гору еды.

— Деньги — не главное, — задумчиво произнес Агамемнон.

— А что — главное? — поднял Гриша голову от тарелки.

— Главное — это дух! — объявил Агамемнон. — Надеюсь, твой дух не сломлен, товарищ? Кстати, все хотел спросить, чем это всю дорогу от тебя пахло?

Гриша настороженно поглядел по сторонам.

— Конфуз вышел, — признался он, покраснев. — Только между нами. Когда волки нас обступили, каюсь, с перепуга штаны подмочил малость.

Агамемнон открыл рот.

— В самом начале? — осведомился он после паузы.

— Да, — судорожно кивнул Гриша.

— Ну, ты и мужик! — восхитился Агамемнон. — Настоящий кладоискатель! Надо же, какое самообладание! И ты все равно остался со мной, не бросил?

Гриша не стал уточнять, что в добавок к конфузу, у него еще и ноги отнялись.

— Да, — потупив взор, скромно ответил он.

— За это стоит выпить, — решил Агамемнон. — Официант!

Разлив водку, он поднял стопку.

— За настоящих мужчин! — провозгласил тост руководитель.

Грише было одновременно стыдно и приятно. Настолько, что захотелось вскочить, обнять и облобызать старого друга, прижав его к сердцу, как родного.

— За них, — коротко подтвердил он, еле справившись со своим порывом.

Агамемнон выпил и аппетитно захрустел капустой.

— Движение начинаем через час, — сообщил он Грише. — Как думаешь, лопаты там остались?

— Можем новые прихватить, — пожал Григорий плечами. — И фонарики тоже, на всякий случай. Вот только деньги…, — замялся он.

Агамемнон что-то быстро достал из кармана. Разжал ладонь. На ней лежал тот самый дорогущий червонец восемьсот второго года.

— Ну, ты даешь! — восхитился Гриша. — Разве они у тебя его не забрали?

— В трусы спрятал, — признался Агамемнон. — Туда, где отцовские часы в «Криминальном чтиве» держали. Как думаешь, получится быстро реализовать?

Гришина рука дрогнула, когда он принялся разливать водку.

— Тогда выдвигаемся через два часа, — твердо сказал он. — Надо будет еще к одному знакомому заехать, показать.

— У меня другое предложение, — не согласился Агамемнон. — Давай сейчас пока за машиной съездим. Если лопаты остались — прекрасно, проверим наш клад. Нет, так вернемся в Москву и прямиком к твоему знакомому. У нас же там, в машине, целая коллекция. А на электричку денег хватит, не переживай.

Гриша подумал мгновение и поднял стопку.

— Решено, — сказал он.

3

Машина стояла там же где они ее и оставили: кривовато уткнувшейся почти в ворота кладбища. Какие-то идиоты прямо на серебристом боку краской из баллончика нарисовали череп с костями.

— Вот сволочи! — разозлился Гриша. Он, подскочив к машине принялся судорожно оттирать краску.

— Оставь! — прикрикнул Агамемнон. — Только испортишь. В Москве отмоем.

— Поймал бы — убил! — с ненавистью объявил Григорий.

— Да-а, — задумчиво протянул начальник экспедиции. — А говорили, что кладбище заброшенное.

— Проходной двор, — хмуро поддакнул Гриша.

Они облазили все вокруг, но лопат так не нашли. Фонариков тоже не оказалось.

— Сперли все, — сплюнул Агамемнон. — Наверное, те же, кто и череп нарисовал.

— Хорошо, что в багажник не залезли, — заметил Гриша, открывая машину. — Проверь-ка.

Бабушкин короб лежал там же, на месте. Начальник экспедиции поднял крышку.

— Все на месте, — довольно вздохнул он. — Пойдем на могилу?

Гриша посмотрел на знакомую арку с глупой надписью. Дежавю, подумал он, передернув плечами.

— Может, в другой раз? — с надеждой глянул нумизмат на руководство. — Не руками же там рыться. Да и приятель мой ждет.

— Верно, — согласился Агамемнон. — Тогда, ладно, тронулись.

И через два часа они, оставив проклятое золото под охраной деда, уже подъезжали к МКАДу.

Тарас Петровский

1.

На праздниках у родителей всегда было весело и шумно.

Тем более, по серьезному поводу.

Семьдесят восемь лет отцу — шутка ли!

Правда, с каждым юбилеем, гостей становилось все меньше и меньше — неумолимое время расставляло все и всех по своим местам.

Сегодня выбраться сумел только старый фронтовой друг отца — Иван Сергеич, да и то, наверное, потому что жил в соседнем микрорайоне. С ним приехала его дочь и красавица внучка, из-за которой уже, наверняка, не один паренек потерял покой и сон.

Пока хозяйка дома суетилась вокруг стола, гости разбрелись по квартире.

Женщины оккупировали кухню и начали свои недоступные мужчинам нескончаемые разговоры, именинник вместе с главным гостем принялись за воспоминания, а Тарас, не принятый ни туда (по причине принадлежности к сильному полу), ни сюда (Молодой ты еще, сказал батя), просто слонялся из комнаты в комнату. Он был спокоен и умиротворен, как человек, выбравшийся из пустыни и припавший, наконец, к вожделенному роднику. Он давно последний раз был у родителей. Где-то, с полгода, подумал он. Но ничего не изменилось. Все в старом доме оставалось неизменным и незыблемым.

Замечательно.

Это, наверное, и есть самое главное, чего не хватает человеку в нашем быстроменяющемся мире. Когда через полгода приезжаешь куда-то и твердо знаешь, что телевизор стоит там-то и там-то, что очки отца всегда лежат на серванте, а любимые с детства книжки аккуратно выстроились на книжной полке. И какие книжки! Он открыл полку и провел пальцем по переплетам. Разве такое сейчас найдешь! В книжном магазине одни детективы и фантастика, какие-то киллеры, проститутки и наркоманы, истории преступников, убийц и просто выродков. Куда делось очарование детства, когда в каждой книге открывался удивительный мир и был этот мир, однозначно, добрый. Господи, «Старик Хоттабыч», «Волшебник Изумрудного Города», «Страна Багровых туч», «Шел по городу Волшебник…»… Или, ниже: «Гиперболоид инженера Гарина», «Поднятая целина», «Прощай, оружие!..»… Как можно воспитать на том, что продают сейчас, чем заполнен телевизор с утра до ночи, о чем наперебой говорят радиостанции кого-нибудь кроме нового поколения подонков, не знающих жалости, не понимающих, что такое любовь и считающих, что доброта — врожденный недостаток? Или, может быть, ты уже стал старым, Тарас, подумал он. Многое не понимаешь и не хочешь принимать, как всегда бывало? Конфликт поколений, старина, извечный конфликт отцов и детей…

Многие книги из родительской библиотеки имели историю. Вот четырехтомник Джека Лондона — Тарас вспомнил, как они с отцом стояли в очереди на пункт приема макулатуры, боясь и переживая, что заветная мечта может раствориться в небытии. Левее — Шолохов. Том с «Тихим доном», который Петровский едва не потерял в такси, серьезно напившись первый раз в жизни. А вот книги-подарки. «Обитаемый остров» на тридцать пять лет подарил Громобой. А вот еще одна драгоценная книга. «Понедельник начинается в субботу», там даже автограф Вика был на форзаце.

Петровский достал книгу, раскрыл и, внезапно словно вновь очутился в осеннем лесу. Джипы, друзья и знакомый запах… Запах не травы и деревьев, а человека… Некто, выскочивший из темноты и вспышки выстрелов… Больно… Как же больно…

— Да что с тобой, сегодня? — спросила Майя, появившаяся на пороге комнаты. — Ты какой-то задумчивый и грустный весь день.

Руки Петровского дрогнули, захлопывая книгу.

— Воспоминания, — повернулся Тарас. — Я очень долго не был здесь. И теперь путешествую, словно на машине времени.

Она подошла и обняла его.

— Путешественник мой, — сказала Майя. — Пойдем к столу, а то все уже заждались.

— Не доставала тебя мама? — поинтересовался Тарас, хотя его мысли сейчас были совсем далеки от проблем деторождения. — С внуками?

Это был предмет постоянных обсуждений на всех семейных праздниках. Родители никак не могли взять в толк, почему за семь лет совместной жизни у Петровских так и не наметилось прибавление семейства. Этого не понимали ни его родители, ни ее.

— Сегодня — еще нет, — улыбнулась Майя, но Тарас увидел ее плохо скрытую боль. «Не трогай эту тему, — говорили, умоляли ее глаза. — Мне уже тридцать. Еще пять лет и — все. И тогда все вопросы отпадут сами собой».

— Ладно, пойдем, — кивнул он.

Что только они не делали! Ездили по врачам, сдавали бесконечные анализы, ходили по ведьмам, гарантировавшим моментальное зачатие. «Невозможно, — подвел черту мытарствам личный врач Петровского, Вадик Ганин. — Что вы хотите, вы же не человек. Может быть, вам пригласить донора?» «Это как?» — поинтересовался тогда Тарас, а когда узнал — как — чуть не удушил бедного Ганина. «Ты чокнулся?! — орал на него Петровский. — Ты предлагаешь мне отдать какому-то кретину свою собственную жену, которую я люблю?! Может, это тебя, идиота, передать педикам для порочного зачатия?!» «Донорство не подразумевает половой акт, — прохрипел врач, прижатый лицом к столу. — Можно взять сперму из банка». «И кто тогда будет? — спросил Тарас. — Кто прогарантирует мне нормального ребенка?» Никто, согласился Ганин. Даже господь бог.

После этого разговора, Петровский развернул при «Полночи» медицинский отдел. Огромную клинику, занимающуюся вопросами совместимости людей и нежити, к числу которой, с некоторых пор, Тарас начал себя относить. Каждый пациент клиники был, по-своему, уникален, а готовыми Нобелевскими премиями завалили весь архив. Но решения проблемы, ради которой, собственно, и создавался институт, не было. Как, впрочем, и детей у четы Петровских.

Он сел рядом с отцом по правую руку, Майя рядом.

Отставим проблемы, подумал Тарас. Проблемы детей и проблемы, мучающих меня запахов. К черту все. В конце концов, семидесятивосьмилетние юбилеи происходят не каждый день.

— Ну, что, все? — риторически осведомился Петровский старший. — Больше никто по углам не попрятался?

— Нет, бать, — ответил Тарас. — Проверено — мин нет.

Отец Петровского, Василий Михайлович, был полковником в отставке.

Всю жизнь он занимался разминированием и подрывами, что на простом языке смертных означало — сапер. Служба его началась до обидного просто — 13 июня 1941 года, когда зеленым лейтенантом после выпуска из Инженерного замка в теперешнем Питере, он попал в Белоруссию. Командиром взвода аэродромного обеспечения тогда одного из крупнейших аэродромов — Мачулище. Эту должность он занимал совсем недолго — ровно девять дней, когда, по приказу, сам, лично, этот аэродром и стер с карты вступившей в войну страны. Войну Василий Михайлович закончил в освобожденной Праге, шесть раз был ранен, побывал и в Сталинграде, и на Курской дуге, а из его тела извлекли семнадцать осколков. Один так и остался на память, острый кривой кусок стали, совсем не много не дошедший до сердца и обретший, наконец, покой за стеклом в серванте.

С матерью Тараса, Валентиной Сергеевной, он познакомился в госпитале, где находился после очередного ранения. История была романтической и стремительной, как, наверное, и все, что происходило в то время. Результатом стала старшая сестра Тараса, которая, прожив совсем недолго, умерла после войны от воспаления легких.

Так и остался Тарас единственным ребенком в семье.

— Ну, что ж, — произнес Василий Михайлович, поднимая стопку, — за всех за нас, кто собрался сегодня и за тех, кто не сумел придти.

2

Опять ей дали выпить, думал Тарас, сидя в гостиной с бутылкой пива. Ну, почему нельзя закончить хоть один семейный праздник нормально?

Он заметил это, когда было уже поздно.

Они вышли покурить на кухню — Тарас, Валентина Сергеевна и Майя — и, вдруг, любимая и единственная, нехорошо усмехнувшись, сказала, мол, вот, мама, насчет внуков у сына вашего и спросите.

— Тарас, ты?… — подняла удивленно мать брови.

— А что я? — пожал плечами Петровский, осторожно косясь на жену.

Та сосредоточенно курила, уставившись в одну точку. Судя по жизненному опыту, до падения на пол ей оставалось всего две-три рюмки.

— Когда же ты успела? — с тоской подумал Тарас, уже полностью втянутый в материнский монолог.

После получасовой лекции, он сослался на необходимость срочно позвонить, отвел Майю в соседнюю комнату и строго попросил больше такого не делать.

— А чего я сделала? — искренне удивилась Майя.

— Через полчаса выезжаем, — вместо ответа сказал Петровский.

Отец был сильно удивлен их скорым отъездом, а мама строго погрозила ему кулаком на прощание. Но перед отбытием Петровский конечно заскочил в комнату с книжными шкафами и прихватил с собой «Понедельник».

Вот и отпраздновали юбилей…

Сверху по лестнице спустилась Майя.

— Ты идешь? — спросила она, как ни в чем ни бывало. Всю обратную дорогу до дома она проспала, откинувшись на сидение.

— Сейчас, вот, пиво допью…

Она села рядом за стол.

— Зачем ты опять напилась? — спросил Тарас устало. — Тебе нравится выставлять меня дураком?

— Ты слишком умен, чтобы у меня это получилось, — ответила Майя. — Да я и не собираюсь тебя никем выставлять.

— Тогда зачем?

Она взяла бутылку, сделала глоток.

— Может быть, я просто хочу привлечь твое внимание?

— Ага… — кивнул Петровский. — Мы пьем не потому, что тянемся к веселью, и не распущенность себе мы ставим целью…

— А дальше?

— Что дальше?

— Это ведь стихотворение чье-то… не помню чье… Продолжай…

— Мы от себя самих хотим уйти на миг, — продекламировал Тарас, — и только потому к хмельному склонны зелью… Это Омар Хайам… Прекрасный и странный поэт…

— Вот видишь… — она провела рукой по лицу. — Ты даже прекрасных и странных поэтов знаешь… Ты красивый, умный, выдающийся человек, Тарас… И любая женщина была бы с тобой счастлива…

— Любая… — произнес Петровский. — Но только не ты, очевидно?…

Она помолчала.

— Что ты знаешь о моей жизни? — с горечью сказала Майя. — Что ты видишь, кроме меня, делающей тебе завтрак утром и меня, встречающей тебя с работы? Ты — это сплошная работа. Ты неисправимый трудоголик, Тарас. У тебя даже по выходным куча нескончаемых дел. А что остается мне?

— Купи себе собаку, — ответил Петровский. — Купи, что хочешь… Организуй какое-нибудь модельное агентство… Парфюмерный магазин… Женский журнал, что хочешь… Ты ведь прекрасно разбираешься во всем этом…

— А как мне купить тебя, Тарас?… Как сделать, чтобы ты хоть изредка был со мной, а не с твоей злосчастной работой?

— У меня не злосчастная работа, — буркнул Петровский. — Она кормит и меня и тебя.

— Да, да… — закивала головой Майя. — Кормит… И неплохо кормит, ты молодец… Но я даже не знаю, чем ты занимаешься… Куча фирм каких-то — корпорация «Полночь». Что там у тебя есть? Охранное агентство… Мило… Фирма, занимающаяся паранормальными явлениями… Замечательно!.. Контора по продаже программного обеспечения. Наверное, есть еще что-то, неважно. Это ничего не меняет. Я прожила с тобой семь лет и не знаю, с кем я прожила эти годы… С кем, а? Расскажи мне, Тарас!..

Такие рассказы надо начинать с самого главного, подумал Петровский. С того, Майя, что семь лет ты живешь рядом с нечеловеком. Ты готовишь ему еду, ездишь с ним по банкетам, ложишься спать рядом… С чего же начать, дорогая?…

— Я не могу, — ответил он. — Я ничего не могу рассказать тебе… Это никому из нас двоих не нужно.

— Мне, — нужно, — упрямо сказала Майя.

— А мне, — нет.

— Значит, так, Тарас… Катись, в шатер, женщина… Грей простыни и жди своего хозяина, так? — она начинала заводиться. — Так, Петровский?!

— Да нет, же, господи… — вздохнул он. — Все совсем не так. Ты же знаешь, я люблю тебя…

— Любовь — прежде всего доверие, Петровский, — ответила Майя. — Если ты не можешь мне рассказать, значит, ты мне не веришь. Значит, ты не веришь человеку, который был с тобой столько лет…

Господи, подумал Петровский. Ну почему я не уследил и позволил ей выпить лишнего?

— Это не мои секреты, Майя, — ответил он. — И я не в праве решать, кому и что говорить…

— Ты всегда решал, Тарас. Что же случилось теперь?

— Ответственность, — просто сказал он.

— А ответственность передо мной? Как насчет этой ответственности?

Очередной испоганенный осенний вечер, с тоской подумал Петровский. Кому все это нужно?

— Ты опять о детях, — констатировал он вслух.

— Опять, — согласилась Майя. — Я хочу стать матерью, Тарас. Мне уже тридцать. Мне пора стать матерью…

— Пока это невозможно, — отрезал Петровский. Он ощутил, что начинает терять самообладание. Майя в одиночестве вполне могла стоить трех «Полночей».

— Что значит пока?

— Это значит — пока.

Он вспомнил разговор с Ганиным. Неделя срока. Ну, держись, светило науки…!

— И когда же, наконец, закончится твое пока?

На него накатило вдруг то, что случалось крайне редко. Ярость. Ослепляющая неудержимая ярость.

— Если хочешь ребенка, заведи себе любовника! — вспылил он, треснув кулаком по столу.

Она отшатнулась, еле успев поймать бутылку.

— Ах, вот как!.. Любовника?!.. Хорошенькое дельце, нечего сказать!

— Да, — зло сказал Тарас. — Заведи их себе хоть футбольную команду! И превратись, наконец, в мать-героиню!..

— Только отстань от меня, — закончила Майя за него. — Так, ведь, Петровский?

— Да, — кивнул он. — Только отстань.

— Но я ведь люблю тебя, — в ее глазах показались слезы. — И я никого не хочу, кроме тебя. Что же мне делать, Тарас?!..

— Купи себе собаку, — зло повторил Петровский.

Майя с размаху влепила ему пощечину. Настоящую оплеуху, он еле сумел удержаться, вцепившись в стол.

— Ты — садист, Тарас! — закричала она, вскакивая и опрокидывая кресло. — Ты настоящий садист! Ты издеваешься надо мной каждый день, все эти проклятые семь лет, спокойно и методично. Ты… Ты — настоящий подонок, вот кто ты, Петровский!..

— Ах, подонок… — сказал Тарас, поднимаясь. Правая скула горела, а в голове плыл хрустальный звон. Тяжелая рука оказалась у Майи, ох, тяжелая. — Что же ты себе позволяешь, а? Совсем озверела?

Она рыдала, закрыв лицо.

Его взгляд поймал бутылку с пивом. Он ничего уже не видел кроме этой проклятой бутылки.

— Смотри! — закричал он в бешенстве. — Ты хотела знать — смотри!

Резким движением он ударил бутылкой по краю стола, разбрасывая осколки по паркету.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула Майя. — Ты что?!

Гостиная плыла перед глазами.

Он поднял «розочку» с поблескивающим на сколах стеклом.

— Ты хотела знать, Майя, — произнес Петровский. — Ты хотела знать кто я и что я… Твой шанс, Майя… Смотри…

Резким движением он воткнул «розочку» себе в руку.

Ослепляющая боль пронзила мозг.

Кровь из разорванной руки стремительным рывком выплеснулась наружу. Он с перекошенным лицом согнулся, роняя ее на паркет.

— Тарас!.. — взвизгнула Майя. — Ты что?!..

Ее взгляд лихорадочно метался между лицом Тараса и окровавленной рукой.

— Ты… Ты… — запинаясь, начала она, а Петровский, стиснув зубы и сдерживая рвущийся крик, выпрямился и отбросил разбитую бутылку в сторону. Он поднял искалеченную руку вверх.

Края раны неторопливо, прямо на глазах, стягивались. Боль утихала, только в руке чувствовалось странное покалывание. Почти щекотка. Получилось, подумал он, забыв уже, когда проделывал такое в последний раз. Господи, Майя… Он посмотрел на ее остановившиеся глаза. Майя…

— Я не человек, Майя, — сказал он. — Ты хотела это знать и теперь узнала. Именно, поэтому у нас нет детей…

— Как — не человек?! Что ты мелешь? Кто же ты… Кто ты, Тарас? — попятилась она, мотая головой. — Кто?!..

— Я тот, кого называют оборотнем, — произнес Петровский. — И теперь тебе решать, что и как у нас будет. Я не держу тебя, хотя люблю, как и прежде… Все теперь зависит только от тебя…

— Ты… Ты превращаешься в волка?…

Он усмехнулся, чувствуя, как недавнее ослепляющее бешенство покидает сознание. Кровопускание и боль, подумал он. Это иногда помогает… Странное облегчение поселилось в нем. Словно прорвался давно и надсадно нарывающий гнойник.

— Я не превращаюсь, Майя, — улыбнулся он, поднимая сброшенную салфетку и вытирая руку. — У нас есть антидот, который не дает осуществиться превращению. Хотя иногда мы ездим на трансформацию.

— Мы?…

— Я не один, Майя, — кивнул Петровский. — Почти все наше… Агентство…

— И Тополев, и Ганин, и Вепрь?…

— Они нет, — ответил Петровский. — Другие.

Она стиснула лицо руками и прислонилась к ограждению.

Выдержишь ли ты, любимая, подумал Тарас с тревогой. Сумеешь ли справиться с новым знанием обо мне?

— Я не верю, — наконец, сказала Майя, оторвав руки. — Этого не может быть…

— Ты хочешь, чтобы я себе горло вскрыл у тебя на глазах? — он кивнул в сторону отброшенной «розочки». — Я могу, хотя это будет очень больно. Я не хочу, чтобы мое естество стояло больше между нами. Я слишком люблю тебя, Майя.

— Что же мне делать, Тарас? — тихо спросила она. — Как мне жить теперь, зная все это?

— А что тут такого? — пожал Петровский плечами. — Подумаешь, оборотень. Я могу тебе показать по-настоящему удивительные вещи. Если хочешь, завтра, у нас в офисе.

— Страшные?

— Удивительные, — повторил он. — Ты хоть раз видела настоящего джина? Или ковер-самолет с дистанционным управлением? Или, может быть, ты хочешь поговорить со своей давно умершей мамой?

В ее глазах светилось недоверие.

— И ты все это скрывал от меня столько лет? — спросила она. — Почему?

— Я боялся, что ты уйдешь от меня, — честно ответил Петровский. — Я не хочу тебя потерять. А теперь… Теперь, мне кажется, мы подошли к черте… Либо — жизнь и счастье, либо — пустота. Это решать тебе, дорогая… Только, Майя, тебе…

— Уйди, Тарас, — махнула она обессилено рукой. — Лучше оставь меня сейчас одну.

— Майя…!

— Уйди!

Петровский торопливо попятился в прихожую, на ходу одевая плащ.

— Майя!

Она, отвернувшись, молча плакала.

— Я буду в городской квартире, — тихо произнес Тарас. — И если ты простишь меня, позвони, я приеду.

Вадим Немченко

1

Голос не подвел.

Где уж он и его умельцы разместили линию по производству серебряных боеприпасов, Вадим уточнять не стал. Он посмотрел в магазин, для верности, один патрон отщелкнув. Идеал, с восхищением подумал Немченко, покрутив его в руке. Пуля многозначительно отливала серебристым цветом.

— Что передать? — угрюмо осведомился тот же юный курьер.

— Мы довольны, — улыбнулся Немченко.

— Ага, — деловито кивнул парень и прикрыл за собой дверь кабинета.

Дело спорилось. Все восемь человек, отобранных для ночной акции, подгоняли экипировку, замазывали свои лица углем и молились напоследок. Впрочем, в последнем Немченко сильно сомневался. Эти люди давно уже стали смертниками, и проблемы моральных изысков их не интересовали. Вопрос состоял лишь в денежном эквиваленте возможных похорон.

Немченко собрал магазины в большую сумку, подмигнул, выходя из кабинета, разрумянившейся Лене и на лифте спустился в гараж.

При его появлении около джипов возникло оживление.

Группа построилась. Никто не сцепился автоматами, никто не споткнулся, никто даже не дрогнул лицом. Только что сидели, занимаясь своими делами, а мгновение спустя уже замерли перед Вадим в немом ожидании. Впрочем, все они прошли горячие точки, а многие — ряды спецподразделений.

— Краткий инструктаж, — хмыкнул Немченко, опуская сумку на бетонный пол.

Инструктаж действительно оказался кратким.

— Четыре двойки, — сказал Немченко. — Три двинутся по точкам, одна — резервная. Все уточним на месте. Постоянная связь со мной и с Саней. А теперь — боеприпасы.

Вадим раздал обоймы с серебряными пулями и, поморщившись, приказал стрелять на поражение.

— Вопросы? — поинтересовался он.

Вопросов не было. Словно инструктировал Немченко не бывших спецназовцев, а профессиональных охотников на привидений, давно привычных к блеску серебра в автоматных магазинах. В заключение Вадим объявил сумму. Тут некоторые лица дрогнули.

— По машинам, — довольный произведенным эффектом, закончил он.

Сашку, помедлив, Немченко выдал доморощенные патроны к дробовику.

— На самый крайний случай, — предупредил Вадим.

— Так нельзя же, — удивился Саня.

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — внезапно зевнул Немченко. — Ночное видение?

— Упаковали уже.

— Рации?

— Проверили.

— Тогда двинули, — кивнул Вадим.

Сашок, назначенный заместителем по операции, тщательно осмотрел только что прицепленные номера и полез в джип.

— Погоди, — поймал его Немченко за локоть и быстро перекрестил.

— Вы что это, Вадим Дмитриевич? — оторопел Сашок.

— А ничего, — махнул рукой Немченко. — Сгодиться. Хрен его знает, Сань, на какую дичь мы сегодня набредем.

2

Голос позвонил, когда машины уже выезжали на МКАД.

— Слушаю? — поднял Вадим трубку.

— У нас проблемы, — произнес Голос таким тоном, словно проблемы были все-таки не «у нас», а только у Немченко. — Мой старший охранник не выйдет. Его только что по дороге на работу машина сбила.

— Насмерть? — невольно поинтересовался Вадим.

— Да.

Врет, мелькнула у Немченко неприятная неуверенная мысль.

— Но зачем? — сейчас же отозвалась в голове другая.

— Что делать? — вслух спросил Немченко.

— Будем импровизировать, — ответил Голос.

— А может быть, назад, по домам?

— Нет, Вадим, я уже настроился.

— Ах, вот как…, — пробормотал Немченко.

— Да, так. Номера машин я в список занес, — в его словах зазвучали одновременно жестокие и деловые нотки. — Не знаю, пропустят или нет, но будем надеяться. А если нет, Вадим, то это твоя забота.

— Может, лучше — твоя? Помниться, ты обещал основное взять не себя.

Голос помолчал.

— Охрана — твоя, Вадим, — потом твердо произнес он. — На мне — женщина.

— Ладно, — согласился Немченко. — Только не забудь позже, впопыхах, что жена Петровского — твоя.

Он посмотрел на часы — десять тридцать вечера.

3

К пропускному пункту на территорию коттеджного поселка они подъехали около одиннадцати.

— На 159-й участок, — сообщил Немченко охраннику. — Наши машины в списке.

Охранник, высокий молодой парень лет тридцати в пятнистом камуфляже, ощупал его лицо строгим взглядом. Кинул быстрый взгляд в темный салон через приоткрытое стекло. Водитель Коля сурово выкатил глаза.

— Сколько человек? — спросил охранник сухо.

— Одиннадцать, — ответил Вадим.

— Вторая машина с вами?

— Да.

— Сейчас посмотрю, — кивнул охранник и неторопливо двинулся назад к КПП.

В салоне повис едва слышный шепот двигателя. Рядом у открытого окна пролетел с гудением припозднившийся шмель.

— Что делаем, Вадим Дмитриевич? — напряженно прошептал Сашок сзади.

— Ждем, — Немченко хрустнул пальцами.

Рядом с Саней на заднем сидении завозились двое из резерва.

— Будем устранять? — тихо спросил Расул Сакоев, старший команды, блеснув в темноте пистолетом.

— Посмотрим.

Охранник зашел в КПП, неприятно заскрипев дверью. Внутри, за большими стеклами сидел у стола его напарник и что-то читал. Оба выглядели, словно рыбы в аквариуме. Ни решеток на окнах, ни стальных дверей. Полная расслабленность и уверенность в гарантированной статусом жителей поселка безопасности. Одно слово — деревня, подумал недовольно Немченко.

Устранять охрану, в общем-то, смысла не имело. Они были лишь случайно оказавшимися не в том месте туристами. Но дело есть дело. И если Голос что-то напутал и эти двое вдруг встанут на пути к цели, колебаний конечно не будет. Лишние свидетели всегда лишние.

Дверь заскрипела снова. Охранник возвращался.

Вадим посмотрел на его напарника за стеклом. Тот, отложив книгу, склонился над приклеенным к стеклу листом бумаги, ведя по нему пальцем. Номер дома ищет, понял Вадим. Решили все-таки проверить. Ну, нафига вам, ребята, сдались наши машины? Балдели бы дальше, играя в крутых шерифов, грустно подумал Немченко. Опять ведь придется брать грех на душу…

— Приготовились, — недовольно буркнул Вадим. — Коля остаешься в машине. Саня — на подхвате. Расул и Петро — со мной. Только без шума.

Он открыл дверь машины и вылез, доставая сигареты.

— Ну что? — вытаскивая зажигалку, поинтересовался он у охранника. Расул сзади тихо приоткрыл свою дверь.

— Вы в списке почему-то на три часа утра, — сообщил охранник.

— Удалось выбраться пораньше.

— Сейчас с хозяевами созвонимся, — кивнул парень, — и поедите. К кому в гости-то?

— Да черт его знает. Чистим и убираем помещения.

— И на джипах ездите? — хохотнул охранник и вдруг глаза его вылезли из орбит. Прямо посередине груди вылез скупо блеснувший тесак, поворочался немного в ране и исчез под одеждой. Немченко поймал парня за локоть.

— Держу, — сказал он, стараясь не испачкаться в крови. — Саня, помоги!

Сашок вывалился из джипа, а Расул с напарником черными тенями скользнули к КПП. Немченко через стекло видел все отчетливо. Второй охранник уже взялся за телефон. Он едва успел вскинуть голову, как страшный удар опрокинул его на стол. Расул вытащил трубку из пальцев, поднес к уху и, мгновенье послушав, аккуратно положил на аппарат. Потом сбросил тело охранника со стула и поднял вверх оба больших пальца. На КПП все было закончено.

— Отлично, — отметил Немченко, одевая наушник с микрофоном. Саня уже волок тело к багажнику джипа. — Резервная двойка — остаетесь на КПП. Все остальные — двигаемся к дому.

— Принято, — отозвался Расул.

А Сашок все хлопал и хлопал сзади багажником. Немченко обошел машину. Парень упрямо не хотел укладываться. Выскакивал то один ботинок, то другой. Кровь черной лужей растекалась по асфальту.

— Вот сука! — выругался Саня и окровавленной рукой вытер пот со лба. Теперь он смахивал на добродушного индейца.

— Давай быстрее, — прикрикнул Немченко, подхватывая непослушный ботинок.

И, конечно, все сразу пошло наперекосяк.

Совсем близко возник рокот мощного автомобильного двигателя. Фары дальнего света осветили окровавленного Сашка со вторым ботинком в руке и сверкнули в луже под джипом.

— Твою мать! — прошипел Вадим. — Это кто еще?

Мимо пронеслась спортивная машина и с визгом затормозила у шлагбаума. В воздухе запахло вначале паленой резиной, а потом кислым ароматом травки. В машине сидело трое. Парень за рулем и две невменяемые девушки, горланящие какую-то песню.

— Расул, — произнес Немченко в микрофон. — Шлагбаум подними!

— Он ручной у них, Вадим Дмитриевич! — отозвался тот.

— Так выйди и открой! — едва не заорал Немченко, но во время прикусил язык.

Сашок, наконец, захлопнул багажник и шумно выдохнул сзади.

Водитель спортивного кабриолета недовольно приподнялся на сидении.

— Ну, где вы там? — закричал он в сторону будки. — Мне чего, самому железяку вашу ворочать?!

Девушки ядовито засмеялись.

— Ну, где ты, Расул?

— Иду, — дверь КПП распахнулась.

Расул торопливо побежал к шлагбауму.

— Вы чего, спите что ли?! — заорал на него парень. — Вас что, уволить всех?! Завтра же всех козлов поменяю. Папахену скажу и полетите отсюда с треском, ясно?!

Расул возился с противовесом.

— Ну, Рас? — не выдержал Немченко.

— Цепь у них на замке! — безнадежно выдохнул тот. — А ключ в будке!

— Саня, — бросил через плечо Немченко, — садись в машину.

Он выдернул из-за пояса пистолет.

— Они ж гражданские! — пискнул Сашок.

— В машину!

— Ну, чего застрял-то?! — парень открыл дверь машины. — Не можешь разобраться спросонья?! Ты из какого села вылез, козел?!

Девушки наслаждались шоу.

Немченко быстро шел к машине. Заткнись, молил он. Сядь в машину и заткнись, ты, золотая молодежь! У тебя еще есть шанс выжить. Ради всего святого, замолчи! Ты же мне, гад, весь поселок разбудишь!

Парень спрыгнул на асфальт.

— Эй, урод! — крикнул он. — Ты чего, первый день на работе?!

Вадим взвел курок.

— Вали его, Рас, — приказал он.

— Валить? — уточнил Расул.

— Давай!

Расул неуловимым движением вскинул автомат. Парень замер, округлив глаза, а через мгновение забился в танце, рождаемом пулями.

Девушка, сидевшая сзади ошеломленно приподнялась на сидении. Под ногой Вадима что-то хрустнуло, и она обернулась.

— А вы…? — начала девушка, когда Немченко выстрелил ей прямо в лицо. Все неверно, подумал Вадим. Все опять пошло неправильно! Гильза звонко цокнула о машину. Вторая пуля, вошла в затылок передней пассажирке. Лобовое стекло, словно берег волной прибоя, окатило черным.

И вдруг Вадима пронзила страшная мысль. Он рывком поднял девушке голову. Впереди сидела не Машка. Ну, конечно, это была не дочка! Очень похожая на нее девушка с длинными белыми волосами и развороченным лбом. Немченко захотелось прямо здесь упасть на колени и воздать молитву. Господи, спасибо тебе! Спасибо, что это не Машка! Это девушка, выбравшая себе неверного и глупого спутника.

Немченко трясущимися руками достал фляжку из внутреннего кармана. Свинтив крышку, жадно присосался к горлышку. И уже на втором глотке внезапно подумал о Гарине. Черт возьми, если у нас все так неловко, может быть у него, хотя бы, все идет без сбоев? Или проклятие Голоса настигло и его?

Сергей Ивлев

1

— Легко пришить какого-нибудь придурка когда под рукой добрая «пушка». Но это для сопляков. Настоящий мужик должен ощущать. Что можно почувствовать, когда посылаешь пулю в лоб? Ровным счетом ничего. Ты думаешь, эти размалеванные, обсаженные деревцами, что твоя клумба и гордо именующие себя снайперами, настоящие мужчины? Они просто стрелки в тире. Это не для меня. Я надеюсь, и ты скоро поймешь, что доброе лезвие, скользкое от теплой крови, всегда приятнее, чем пистолет, каким бы модным он не был. Что может сравниться с возникающим единством, когда его тело повисает на твоей руке, когда пульс на мгновение становиться общим, когда его зрачки говорят тебе больше, чем они кому-либо говорили за всю свою лживую жизнь? Ты понимаешь, о чем я, малыш?

— Об убийстве, — произнес Сергей, — ты говоришь об убийстве.

Гарин вздохнул, пристально посмотрел на него и покачал головой.

— Я говорил об искусстве, — произнес он. — Я говорил об искусстве, древнее которого на этой сраной земле ничего нет. А ты, дружок, ничего не понял.

— Мне нравятся пистолеты, — пожал плечами Сергей, — Никакой грязи и возни. Сделал дело — и сваливай. Я не люблю кровь.

— «Пушки» иногда подводят, — сказал Гарин, — как в нашем случае. Если бы его отведала Киса, хрена с два он бы сейчас бегал. «Пушками» хорошо подготавливать. А что касается крови… Что ты о ней можешь знать?

Он вытащил смятую пачку «Мальборо», посмотрел прикуривающему ковбою в лицо и щелчком выбил сигарету. Сергей чиркнул зажигалкой и на мгновение язычок огня осветил подбородок Виктора и его тонкие злые губы. Бреется он всегда, черт, подумал Сергей. Как у него так получается? Я могу хоть весь день рожу скрябать и все без толку.

Гарин глубоко затянулся, и сизый клуб дыма повис между ними, как туман.

— Смешно, — произнес он, — говорят, этот самый мальборийский ковбой с пачки докурился и умер от рака легких. Поэтому скоро сигареты будут выпускаться в траурной рамке.

— Погоди, — растерялся Сергей, — мы же только что говорили об оружии. Или нет, постой… Об искусстве убийства…

Гарин вновь затянулся и даже в темноте салона Сергей ощутил на себе его режущий взгляд.

— А нечего об этом больше говорить. Ты еще не дорос, малыш, до этого разговора. Зачем метать бисер…?

Вот тебе раз, подумал Сергей. Он посмотрел внутрь.

В голове Виктора проносились странные обрывки воспоминаний.

Вот он стоит у кого-то дома, вот лицо незнакомого молодого парня, еще чье-то лицо. Сергей выскользнул. Он не любил просматривать Гарина, боясь увидеть что-нибудь такое, что навсегда оторвало бы его от этого странного, страшного и такого притягательного человека.

— Так ты думаешь, что это был двойник? — осторожно спросил Сергей.

— А… — Гарин повернулся и внезапно схватил Сергея за руку. В глазах его появился лихорадочный блеск. — Пойми, бога ради. Я мучаюсь. Я всегда верю себе. Без этого нельзя. Я никогда, слышишь, никогда, не ошибаюсь. Не ошибался. Черт, я сделал на поляне того, кого надо. Это был тот, кто должен был быть. Никакой не двойник. Понимаешь? Я его сделал, а он разгуливает по Москве. Кто этот человек? Бог, дьявол? Я не смогу жить спокойно, пока этого не узнаю. Кто он, черт?

Сергей молча выдернул руку.

— А ты перекрестись, — сказал он. — Совсем чокнулся…

У него зазвонил мобильник. Он словно разорвал напряженную тишину, повисшую в машине. Ну, слава богу, подумал Сергей и раскрыл трубку.

Это была Рита.

Она стояла где-то далеко, на окраине славного города Анталия в телефонной будке, пропитанной ночной прохладой и приходящий в себя после раскаленного солнечного дня, после нескончаемого потока орущих, кричащих, плачущих и спокойных людей, людей, которые воздвигли там, у дороги эту будку и забыли ей рассказать о смысле ее, будочной жизни. Она была свидетелем стольких трагедий, стольких расставаний и ссор, что простой, рядовой телефонный разговор с Москвой уже не вызывал в ней никаких эмоций и былого интереса. Эта будка уже устала и хотела на покой. Из нее и звонила Рита.

Сергей немедленно представил как она там стоит, упершись спиной в толстое стекло и задрав ногу на стальную раму, зайка моя, в коротких джинсовых шортах и голубой блузке с белой звездой на красивой (даже через блузку) груди, рядом неизменная сумка, в правой руке телефонная трубка, в левой только что зажженная сигарета (меня нет, курит напропалую) и пристально вглядывается в дисплей телефона, словно пытаясь помочь соединиться побыстрее. Господи, как же я соскучился, подумал он. Как мне без тебя плохо, мышонок…

— Привет, — сказала Рита просто, — как твои дела?

Его захлестнуло нежностью. Сергей бы хотел рассказать ей, как ему тоскливо, особенно по вечерам, как он вспоминает ее улыбку, ее жесты, ее слова, как иногда, на улице, он принимает за нее других девушек, немедленно пугаясь тому, что вот она прилетела и даже не известила его, как в горле подчас застревает комок при звуке ее голоса в телефонной трубке и как этот проклятый комок выдавливает из глубин души на глаза слезы. Он мог бы рассказать ей, как он ее хочет, любит и ждет, что для него уже никого нет на свете кроме нее и что живет он только скорой надеждой на ее возвращение. Он мог бы говорить с ней часами.

Вместо всего этого он, стиснув зубы и покосившись на Гарина, курившего с отсутствующим видом и аккуратно стряхивавшего пепел в открытое окно, сказал: «Нормально».

— Я соскучилась, — сказала Рита.

— Я тоже.

— Все время вспоминаю, как ты приезжал. Здорово было, правда?

Было действительно здорово. Правда, Турции Сергей толком не увидел, проведя практически все время на пляже. В один из дней они выбрались из номера и поехали на прокатной машине по побережью. Рита, как специалист по левостороннему вождению, была за рулем, они неслись по прекрасному солнечному шоссе, останавливались, ели, купались. Турция в его сознании ассоциировался со сказкой. Наверное, так оно и было.

— Я скоро прилетаю, — сказала Рита и он выпрыгнул из воспоминаний. — Через пару-тройку недель. Приедет сменщица.

Рядом в темноте зашуршал Виктор.

— Подожди секунду, — попросил Сергей и, отключив микрофон, выразительно посмотрел в его сторону.

— Пора, — произнес Гарин одними губами.

Со вздохом Сергей включил микрофон телефона.

— Алло?

— Ты занят?

Да, черт возьми, я со своим дружком — киллером, поджидаю жертву, подумал он. Где-то в глубине души заворочалось глухое раздражение.

— Пока да, — сказал он.

— Работа?

— Да.

— Что-то новое нашел?

— Приедешь — расскажу.

— Договорились. Я позвоню тебе перед вылетом.

— Целую.

— Люблю.

В трубке повисли гудки. Он осторожно положил телефон на панель. Посмотрел на Гарина. Тот быстро перекрестился в темноте.

— Пригляди за домом, — распорядился он.

В его руке блеснула «бабочка».

— Мне — с тобой?

— Сиди и смотри. Передашь, в случае чего.

— Не ставь блокаду.

Глаза Виктора наполнились непониманием.

— Почему?

— Я хочу быть там, с тобой.

— А… — он похлопал его по плечу. — Мал ты еще. Скажи спасибо, что сегодня ты — со мной. Попозже, — он осторожно вылез из машины, тихо прикрыв дверь.

Сергей проводил его взглядом до подъездной двери, попробовал посмотреть, но наткнулся на стену. Виктор ее все-таки поставил, свою блокаду, будь она неладна. По часам было одиннадцать вечера, тварь должна была появиться через полчаса, и ожидание предстояло мучительное. Сергей заблокировал двери, откинул сидение и, полулежа, развалился в кресле.

Первый раз, в первый класс, подумал он. Ну, что же…

2

По настоящему хорошие результаты скольжение приносило только при полном выпадении из реальности.

Ближе ко времени прибытия, Сергей выскользнул из своего тела и взмыл над машиной.

Летние вечера всегда ему нравились. Было здорово парить вот так, невесомой прозрачной субстанцией, повинующейся только своим законам. Он облетел машину и сквозь запотевшее стекло увидел свое распростертое в водительском кресле тело. Любой человек, проходящий мимо, решил бы, что он спит. Любой, только не Сергей.

Он взял курс к подъезду в котором скрылся Гарин.

Пройдя стену на уровне третьего этажа, он вспомнил, что 207 была на шестом. На лестничном проеме он увидел Виктора.

Тот сидел на корточках в темноте за мусоропроводом и казался совершенно неподвижным. На полу перед ним лежала «бабочка» и пистолет. Такую здоровую «пушку» Сергей видел только в кино, пистолет был явно иностранный, а не обычный Гариновский ПМ, очевидно Виктор решил увеличить калибр для слишком живучего клиента. Тут же Сергею пришла в голову простая мысль: черт, а как он его пронес? Ведь выходил-то из машины Виктор вообще без оружия.

На руках Виктора поблескивали тонкие хозяйственные перчатки, на голове красовался берет, туго обхватывающий голову, а джинсы оказались заправленными в кроссовки. Гарин был готов к работе.

Сергей вошел в него, не натолкнувшись на стену.

Раз, два, три, четыре, пять — вышел зайчик погулять. Тут охотник выбегает — прямо в зайчика стреляет. Детская считалка крутилась у Виктора в голове по замкнутому кругу. Раз, два, три…

— Привет, — произнес осторожно Сергей.

Приехали? Раз, два…

— Нет еще.

Три, четыре… Следи внимательно…

— Я хочу посмотреть, как все будет.

Вышел зайчик… Следи за подходами, умник… погулять…

— Я пошел, успехов.

Тут охотник выбега…

Сергей выскользнул и, кинув прощальный взгляд на статую, именуемую Виктор Гарин, прошел через стену дома.

Проблему представляли животные. Они чувствовали его невесомое «я» и привлекали внимание. Кошки, обычно, шипя, бросались, поджав уши, в атаку, а собаки, подняв шерсть дыбом, начинали зло остервенело лаять. Поэтому он, увидев сверху парня, выгуливающего лохматого терьера, осторожно облетел их, снижаясь. Шум сейчас был не нужен никому. Вечер был слишком прекрасен для шума.

Он упал почти к земле и вдруг ощутил какое-то колебание рядом. Сергей повернулся, пытаясь разобраться.

Метрах в десяти от дома начиналась ограда детского сада, утопающего в зелени и странное колебание шло оттуда. Он немедленно полетел к нему. Он прошел через ограду, несколько деревьев, пронзил стену веранды и, выскочив на свободу, увидел парочку, занимающуюся любовью. Они любили друг друга прямо на верандной деревянной скамье; парень лет двадцати, с болтающимися по земле штанами и симпатичная девушка, с расстегнутым на небольшой груди платьем и поднятым подолом. Лица обоих были пропитаны наслаждением, девушка тихо постанывала, а парень хрипел, как гидравлический насос. Получалось у них мило и в такт. Рядом с лавкой валялись пустые бутылки из-под вина и множество растоптанных окурков.

Сергей немного с удовольствием понаблюдал за ними, но смотреть не стал, потому что это было бессмысленно. Обычно, у людей, занимающихся любовью, в головах пусто совершенно, животные инстинкты полностью подавляют все человеческое. Сергей развернулся, собираясь назад, как вдруг понял, что колебание, позвавшее его сюда, исходило не от парочки. Оно ровно и стремительно пульсировало метрах в пяти от веранды в ближайших, скрытых во мраке кустах.

Удивлению его не было предела.

Там сидел маленький — лет десяти — мальчик, на лбу висели капли пота, но он, не отрываясь, наблюдал за верандным действом. «Ого — го!» — подумал Сергей и с лету вошел в мальчика.

Его затопили мысли. Давай! Давай ее! Ах, хорошо! Быстрее! Еще!

— А ну-ка, домой, пацан! — рявкнул Сергей у него в голове гласом божьим. От неожиданности, мальчик отшатнулся, поскользнулся на мокрой траве и упал в кусты. Что? Кто это?

— Сейчас напорю тебе задницу, узнаешь. Только еще увижу тебя за подглядыванием — получишь, паршивец. Быстро — домой…!

А — а — а!!!..

Не застегивая штаны, мальчик стремительно подпрыгнул и рванул через кусты, с хрустом ломая ветви. Он пронесся мимо веранды, с ходу перепрыгнул через ограду детсада и по еле освещенной аллее понесся в темноту. Он так быстро проделал все это, что Сергей из него вывалился. Он повисел, приходя в себя, потом, рассмеявшись, выплыл из-за кустов.

Любовники на веранде, судя по всему, даже ничего не заметили, продолжая заниматься своим делом.

Где-то недалеко возник рокот автомобиля. Он приближался.

Сергей быстро пересек отделяющие до подъезда метры и повис в темноте, всматриваясь. Он был уже серьезен и собран. Начиналась работа.

Вначале появился свет фар. Утробно урча, машина приблизилась к подъезду — голубой поблескивающий «Мерседес» — и остановилась. В темном салоне угадывались очертания четырех человек.

Внутренним зрением Сергей нашел все еще пребывающего в коме Гарина. Раз, два, три…

— Они приехали.

… четыре… Сколько?… пять…

— Четверо.

… вышел зайчик… Кто они?…

С пассажирской стороны открылась дверь, и крупный парень вылез, оглядываясь по сторонам. «Охранник», — понял Сергей. Следом вылез грузный мужчина и почти одновременно с ним с другой стороны появился здоровый парень, почти точная копия первого. Четвертым был водитель.

— Клиент, два охранника, водитель в машине.

… погулять… Охранники?…

— Двое здоровых парней. Закрыли машину, идут к подъезду.

Цель?

— Тоже.

Тут охотник… Проводи их. Когда будут перед этажом — скажи.

Гарин легко поднялся и поднял с пола оружие. Пистолет он почему-то засунул сзади за пояс, а в руке у него осталась лишь развернутая «бабочка». Он, очевидно, решил, все-таки, сделать все на совесть. Постукивая Кисой по поручню лестницы, он начал спускаться к лифту.

Сергей, не выпуская его из внутреннего зрения, пролетел в подъезд. Те трое стояли внизу и ждали приезда кабины. Один из охранников что-то напевал себе под нос. Теперь Сергей рассмотрел клиента. Средний рост, строгое лицо, дорогой костюм — какой-то очередной «новый русский». На бандита он похож не был, хотя, вспомнив Немченко, Сергей решил выводов не делать. Их просто глупо делать — эти самые выводы, не зная человека. Этого человека Сергей не знал и, скорее всего никогда не узнает. Если, конечно, он — смертный, сейчас же поправился телепат.

Чавкнув, раскрылась дверь лифта.

Вошел один охранник, потом все остальные. Сергей начал подниматься вместе с ними. У него начался мандраж.

— Поднимаемся, — сказал он и увидел Гарина, стоящего возле лифта сбоку, в темноте. В руке его «бабочка» выписывала сложные фигуры.

Не волнуйся, малыш… Прямо в зайчика… Где охранники?

— Оба — у дверей. Клиент — сзади.

Лифт, гудя, поднимался.

Сергею казалось, что он не едет совсем, словно время растянулось и замедлило ход. Они миновали третий этаж.

«Быстрее», — подумал Сергей.

…стреляет… Успокойся… Когда?

Четвертый этаж.

— Сейчас, подожди…

Пятый… Лифт рычал.

— Мы — на пятом.

Сергей ощутил, что Гарин закрылся, воздвиг блокаду. Ощущение пустоты было таким, словно резко выключили телевизор.

Шестой. Лифт остановился.

— Прибыли.

Ну что же, поехали…

Двери лифта, дрогнув, раскрылись. Они еще не успели разъехаться до конца, как в приеме появился Гарин. Вид его был сосредоточен и суров.

«Бабочка», скупо блеснув, легко полоснула стоящему слева охраннику по кадыку, отделяя голову от тела, кровь толчком выплеснулась наружу. Но движение руки продолжалось. Нож по касательной, набирая скорость, с хрустом вонзился второму охраннику в грудь. Никто не успел ничего понять. Никто не успел ничего сделать. Казалось, Гарин единственный двигался по сцене, забитой декорациями. Первый, зажав горло руками, начал оседать, перегораживая выход из лифта, а Виктор, легко выдернув нож из груди второго, шагнул внутрь. Он, очевидно, не ощущал в раненном плече никакой боли, адреналин в крови выступал обезболивающим.

Сергею казалось будто он смотрит какой-то захватывающий кровавый боевик, в котором съемка велась только одной камерой. Все это было нереальным. Все словно происходило в кошмарном сне.

Внезапно что-то случилось.

Рука Гарина, набирая скорость, уже начала движение к животу мужчины, как вдруг она дрогнула, изменила траекторию и воткнула нож в стену лифта. Это было странно и невозможно. Гарин, замерев, смотрел мужчине в лицо. На него словно напал столбняк, и он тоже превратился в одну из декораций. В глазах его Сергей увидел смятение.

Первым очнулся мужчина.

Он нагнулся к агонизирующим телам охранников.

— Помоги, — поднял голову он.

И Гарин, Виктор Гарин, кивнув, подчинился.

Они вдвоем выволокли истекающего кровью парня из лифта. Второго Гарин вытащил, ухватившись за ногу.

— Тормозни лифт, — бросил через плечо мужчина, пытаясь извлечь ключи от квартиры. — Я сейчас подойду.

— Что происходит?! — заорал Сергей внутри у Виктора так, что Гарин, обхватив голову, стиснул уши. — Кто это?! Ответь мне!

Гарин молча съехал спиной по измазанной кровью стене, тупо глядя на мертвых охранников. Сквозь неприступную стену в его голове пробивались два коротких слова: «Дурак, глупец… Глупец, дурак…» Они кружились в его мозгу, словно на карусели.

— Виктор, кто это? — как можно спокойнее спросил Сергей, еле сдерживая рвущееся бешенство. — Кто?

Гарин неловко стянул рукой берет, и оттер им лицо.

— Вон из моей головы, — холодно сказал он. — И последи за подъездом. Не пропусти никого. Понял?

— Кто это? — повторил Сергей снова.

И вдруг внутри Виктора взорвался огненный шар. Сергей отшатнулся, ослепленный и забалансировал, стараясь удержаться у него в голове. «Во-он!!! — мысленно заорал Гарин. — Катись наружу! Башку отверну, если хоть кто-то пройдет!!!» Сергея выбросило наружу и закрутило в вихре. «Во-о-о-он!!!»

Он очнулся в машине, ничего не понимающий, оглушенный, с плавающими кругами в глазах. Посмотрел на руки, непроизвольно пытаясь найти следы крови. Потом взглядом нашел подъезд впереди, погруженный в сонную ночную темень. «Мерседес» чернел неподалеку, тихо рокоча двигателем.

Сергей, как и Гарин мгновением ранее, вытер пот со лба и облизал пересохшие губы.

— Что же происходит? — еле выговорил он.

Агамемнон Рождественский

1

Коллекционер монет и, попутно, знакомый Григорий Палия ожидал партнеров на даче. К дачному кооперативу они подъехали уже под вечер.

Агамемнон открыл заскрипевшие металлические ворота, и машина въехала на территорию притихшего поселка.

— Какая линия? — спросил руководитель экспедиции.

— Вторая, — ответил Гриша. — Не дергайся, я несколько раз бывал у него, дорогу знаю.

— А у него, что на даче могут быть деньги?

— У него не совсем дача, — разъяснил Григорий. — Скорее коттедж. Ну, нечто среднее. Так что там, дорогой ты мой, у него есть все.

— Это хорошо, — довольно вытянул ноги Агамемнон. — Это меня радует.

Через несколько минут он и сам сумел убедиться в словах друга.

Забор участка был серьезный: каменный. Тяжелые металлические ворота скрывали дачу от посторонних глаз. Сейчас они были гостеприимно распахнуты и фонари по периметру забора освещали добротную бетонную парковку. На ней уже стоял маленький серый джип.

Гриша уверено заехал в ворота и припарковался рядом со стоящей машиной.

— Вот и прибыли, — улыбнулся он, облегченно сбрасывая руки с руля. — Пошли.

От парковки к дому вела дорожка, выложенная плитами и хорошо освещенная невысокими фонарями. Они друг за другом спустились к ней по лестнице.

— Совсем неплохо устроился, — заметил Агамемнон, оглядываясь. — А где сам хозяин-то?

— В доме, наверное.

— Нет, — сказал глазастый Агамемнон. — Вон они сидят.

Рядом с кирпичным домом на открытой веранде шло веселье. Гостей было пятеро. Две девушки и трое молодых ребят. Негромко играла музыка, а большой круглый стол был заставлен бутылками, тарелками, большими блюдами с разнообразной едой. Вся компания что-то живо обсуждала, изредка доносился смех.

Коллекционером и хозяином оказался худощавый парень лет двадцати семи.

— Ага! — с толикой восторга произнес он, увидев друзей издали. — А вот и они! Присаживайтесь, присаживайтесь.

Он поднялся и вышел к ним с веранды.

— Присаживайтесь, — замахали руками девушки.

Гриша и хозяин обнялись.

— Мой друг Агамемнон, — представил друга Григорий.

Обычно незнакомые люди впадали в легкий ступор от столь редкого имени. А коллекционер широко улыбнулся и, протягивая тонкую руку, просто представился в свою очередь:

— Петр.

Это Агамемнону сразу понравилось.

— Давайте-ка сразу за стол, — гостеприимно предложил Петр, махнув рукой в сторону стола. — О делах позже, позже.

2

Компания за столом собралась странная, разношерстная. Ощущение общей беседы, которое возникло у Агамемнона на дорожке, оказалось обманчивым.

Общего разговора как-то не получалось.

Хозяин в основном общался с девушками. Они явно были навеселе, жизнерадостны и полны энергии. Судя по одежде и многочисленным украшениям, обе дамы были яркими представительницами «золотой молодежи».

Чуть в стороне молча сидел четвертый участник праздника. Как и хозяин, лет двадцати семи, самоуглубленный, строгий. Он, не спеша, попивал морс из высокого стакана, весь погруженный в свои мысли. К нему не обращались, его не трогали. У Агамемнона возникло даже ощущение, что его старались не замечать.

Вновь прибывших аутсайдер смерил холодным безразличным взглядом и не сделал ни малейшей попытки к рукопожатию.

Зато пятый гость явно исполнял обязанности официанта. Он старался успеть всегда и везде. Если бы не он, тарелка Агамемнона так и осталась бы девственно чистой, а стопка не оказалась бы наполненной. Он был бы приятен, если б не его лицо. Вся правая сторона его была изуродована страшным ожогом, кожа была сморщенной, лоснящейся, жуткой. Впрочем, судя по рукам, огонь не пощадил и их. Был этот последний мужчиной среднего возраста, и все выдавало в нем какую-то рабскую угодливость, податливость, готовность исполнить любой каприз молодого хозяина.

— Не суетись ты так, Ваня, — с досадой буркнул хозяин, поднимая бокал с красным вином. — Присядь, передохни.

Иван покивал компаньонам.

— Иван Житцов, — представился он. — Милости просим.

— За друзей! — объявил хозяин и, не чокаясь, выпил.

После третьей стопки вернулись к делам.

— Привезли? — покосился на Гришу хозяин.

— Все в машине, — кивнул тот.

— И много?

— Достаточно.

— Это хорошо, — улыбнулся Петр. — Есть что-нибудь действительно интересное?

Гриша посмотрел на Агамемнона. Тот молча достал золотой червонец и, подбросив его на ладони, кинул коллекционеру.

— Удивительно, — повертев монету в руках, сказал Петр. — И много у вас таких?

— Одна, — ответил Агамемнон. — Но есть много других.

— Я дам вам денег, — решительно заявил коллекционер. — Честно, без обмана. Давно вы этим промыслом занялись?

Гриша посмотрел на часы.

— Почти трое суток как.

— Вы чертовски удачливы, — сообщил Петр. — За три дня найти такую редкость. Многие за всю жизнь ничего не находят. Раз так, у меня есть предложение к вам, ребята.

— Рассмотрим любое, — солидно сказал Гриша.

Агамемнон кивнул.

— Есть раритетные вещи, которые стоят гораздо дороже, — медленно произнес хозяин. — И если вам так везет, то, уверен, у вас получится мне их найти.

— Насколько дороже? — замер с вилкой Гриша.

— На порядок, — усмехнулся Петр. — На несколько порядков. Совершенно бесценные.

— Где их искать и что это? — по-деловому спросил Агамемнон.

— Эти штуки называются на нашем сленге артефактами, — ответил Петр. — Информация о многих из них у меня есть. Да, что я говорю! Практически о всех доступных у нас в стране. Оплата будет щедрая и незамедлительная. Так как, вы в деле?

Друзья переглянулись.

— Очень любопытно, — осторожно произнес Агамемнон. — Однако, могут возникнуть проблемы с органами. На нас и так уже чуть дело не завели.

— Органы я беру на себя, — заверил коллекционер. — Так как, договорились?

Он протянул руку через стол.

— Идет, — кивнул Агамемнон и пожал его пальцы. Ладонь коллекционера была холодная, как лед.

— Друзья называют меня Тензор, — улыбнулся Петр. — Впрочем, некоторые враги — тоже.

Вадим Немченко

1

Машину с мертвыми телами загнали за КПП.

Расул поднял шлагбаум.

Немченко жадно глотал коньяк. Руки его ходили ходуном после такого переживания.

— Ладно, — наконец, оторвался от фляжки он. — Трогаемся, пока еще кто-нибудь не приехал.

Точная схема всего поселка лежала у него на коленях.

Машины, вырывая светом фар куски дороги из темноты, одна за другой въехали под шлагбаум.

Успокойся, приказал себе Немченко. Все позади. Это была не Машка. И хватит! Покосившись на Колю, он быстро перекрестился. А ведь могла бы и быть, подумалось мельком. Я только что мог убить собственную дочь.

Он сделал последний хороший глоток и решительно завинтил крышку.

Хорош, Вадя. Спокойно. Теперь начинается работа. Ему сразу стало легче. Словно отпустило что-то, лопнуло внутри. И Немченко вновь мог рассуждать хладнокровно.

Сам поселок очень напоминал тот, в котором жил он сам. Словно строят их под копирку, уже отходя, недовольно подумал Вадим. Машины несколько минут с натугой лезли в крутую горку, потом вылетели на освещенную узкую дорогу. Справа мелькнул указатель — «Первая линия». На третьей линии по команде Немченко они свернули и, проскочив несколько домов, остановились. Слева поблескивала высокая ограда с крупной цифрой 159 на воротах.

Вадим включил свет в салоне и склонился над картой поселка.

162-ой номер — дача Петровского — находился справа, ровно через два дома. Чет, нечет, подумал Вадим. Сильны традиции градостроительства в советской стране.

Он посмотрел на сосредоточенного Сашка.

— Все остается в силе, — сказал Вадим. — Двое — группа один — через ближайший участок, двое — группа два — через дальний, двое — на главный вход. Это будет группа три. Постоянно на связи. Начало в 23.30. В 23.25 отключится свет на линии. Теперь уже точно, без дураков.

За свет отвечала охрана на КПП.

Сашок молча кивнул.

— Главное, без шума. Тут много серьезного народа живет, не дай бог, еще решат, что пришли по их голову. Устроят локальную войну. Мы и так уже отличились. Так, что давайте, повнимательнее. Из пугача своего стреляй только в крайнем случае, понял? Бабу внутри не трогать. Можете вырубить, но не трогать! Из всей охраны мне нужен только один. Хорошо раненый и стреноженный. Это ясно?

Сашок кивнул снова.

— А если эти… — он помотал пальцами в воздухе. — Превращаться начнут?

— А вот этого ты допустить не должен. Все надо сделать тихо и быстро. Понял?

— Да.

— Тогда — вперед, — кивнул Вадим и, захлопнув карту, еле удержался от зевка. Иногда нервы проявляли себя и таким странным образом.

Сашок исчез из машины, неслышно прикрыв за собою двери. Вадим остался один с Колей, который еще и не такого видывал на своем коротком жизненном пути.

Немченко посмотрел на часы. Двадцать три двадцать два. Четкая синхронизация, подумал он. Ровно через семь минут к своей операции приступит на другом конце города Гарин. А мы заварим кашу здесь. Получиться ли? Удастся ли разыграть свою партию?

— Фары выключи, — приказал Коле Немченко. — Только машину не глуши.

Полукруг света, лежавший на асфальте исчез.

— А если не получиться, Вадим Дмитриевич? — шепотом спросил Коля. — Сколько ждать будем?

— КПП уже наше, — задумался Немченко. — Но если его вдруг отобьют…. Ты шлагбаум видел? — вместо ответа поинтересовался Немченко. — Как думаешь, сумеем сходу снести?

— Думаю, да, — пожал Коля плечами. — А что, возможен и такой вариант?

— Любой вариант возможен, — ответил Вадим. — Если не получиться, придется улепетывать отсюда во все лопатки. Готов?

— А я всегда готов, Вадим Дмитриевич, — судорожно сдерживая зевок, ответил Коля. Нервотрепка у них проявлялась одинаково. — Как пионер.

— Расул, ты как? — спросил в микрофон Немченко.

— Подъезд водой поливаю, — доложил тот. — Шланг нашли.

— Молодец, хорошо придумал, — похвалил Вадим. — Что со светом?

— Петро разбирается.

Фонари по аллее, мигнув, одновременно отключились. Линия погрузилась в темноту и только кое-где на домах продолжала гореть внутренняя подсветка. Немченко посмотрел на дом Петровского. Тот исчез во тьме и только в окне гостиной на первом этаже остался неяркий свет. Телевизор жена смотрит, понял Немченко. У ночника, в домашнем халате и тапочках.

Ну, что же ребятки, подумал напряженно Немченко. Успехов нам.

— Отлично, Рас, — сказал Вадим, — свет отключили. Если что — сразу докладывай.

— Понял.

В ухе Немченко щелкнуло.

— Да?

— Группа один на месте.

Вадим ждал с замиранием сердца.

— Группа два — прибыли, начинаем движение.

— Группа три — два охранника у входа. Сближаемся.

Коля нервно завозился на водительском сидении.

— Тихо! — шепотом прикрикнул на него Вадим.

— Группа один в периметре. Вижу одного охранника позади дома.

— Группа три? — шепотом спросил в рацию Немченко. — Что у вас?

Ему на мгновение показалось, что он оглох.

— Третий, отзовись!

— Группа два на территории. Черт!

— Что такое? — быстро спросил Вадим.

В ухе раздалось шипение. Там, около дома кто-то мучительно страдал, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли. Перед глазами Вадима сейчас же встало залитое кровью лицо и клыки оборотня, рвущие страдающую плоть.

Немченко стиснул кулаки.

— Второй, третий?! Что у вас?!

В наушнике трещали помехи.

— Второй? Третий?

Вадим ткнулся в клавишу стеклоподъемника. Окно с урчанием ухнуло вниз. Вечер жил своей жизнью. Сверчки выводили нескончаемые разноголосые песни. В ближайшем столбе что-то тихо гудело. Откуда-то долетел едва различимый женский смех вместе с музыкой. Легкий ветерок пах далеким костром, смешиваясь с запахом травы и остывающего от дневной жары асфальта.

— Слышишь что-нибудь? — спросил Колю Немченко.

Тот опустил свое стекло. Вытянул шею, напряженно прислушиваясь.

Вадиму на мгновение показалось, что из всей группы остались только они вдвоем. Он, Коля и неслышно подбирающиеся со всех сторон оборотни. Он машинально опустил руку к пистолету.

От дома Петровского раздалось едва слышное тиканье.

— Стреляют вроде, — неуверенно предположил Коля.

— Тихо!

Около уха громко пропищал комар и смолк, совершив посадку. Вадим хлопнул по щеке.

— Твою мать, — пробормотал он растерянно.

Снова далекое тиканье.

И вдруг наушник ожил.

— Группа три докладываю, — буднично произнес голос. — Охрана нейтрализована.

У Немченко словно камень с души свалился.

— Оба охранника? — уточнил он.

— Оба.

— Молодцы! — обрадовался Вадим и хлопнул по плечу вздрогнувшего Колю. — Проверьте группу два, быстро.

— Понял.

Снова щелчок в ухе.

— Группа один, докладываю. Охранника сняли, потерь нет. Движемся к задней двери.

— Где же четвертый охранник? — произнес вслух Вадим. — Неужели в доме? Скрашивает жене Петровского одиночество?

Коля нервно пожал плечами. Даже отсюда Немченко слышал, как постукивают друг о друга его зубы. Немченко достал фляжку и, не глядя, сунул ее Коле.

— Группа три, что там со второй группой? — спросил он.

Опять треск помех.

— Вторая?

Колины зубы зацокали по металлу.

— МЗП, — раздалось в наушнике. — Сейчас снимаем.

— Что вы там снимаете?

— Малозаметное препятствие. Леха в «силки» вляпался. Всю ногу ему располосовало, едва не отрезало.

Немченко выругался.

— Жив хоть? — спросил он.

— Жив.

— Тогда все внимание на вход, — облегченно приказал Немченко. — Ждем четвертого охранника.

Он вытянул ноги, довольно вздохнув. Коля завинчивал крышку, пытаясь отдышаться.

— Ну, что, Колян? — весело спросил Вадим и вновь хлопнул водителя по плечу. Посмотрел на дом, горевший спокойными окнами. — Снова прорвались?

И немедленно сглазил.

Там, в доме рядом с окнами гостиной открылся светлый прямоугольный проем, конус света упал в темноту и сейчас же к тени, появившейся в проеме, метнулись со двора короткие сполохи огня. Воздух наполнился знакомым тиканьем. Тень зашаталась и быстро отступила назад, а из тьмы вслед за ней скользнули черные сгорбленные силуэты. Громко хлопнула входная дверь. Вадим, открыв рот, перевел взгляд на окна гостиной. Там, борясь с ночником и полумраком, рождались и умирали ослепительные вспышки света. Как петарды на праздник, зачаровано подумал Немченко. Зазвенев, лопнуло одно из окон.

— Что происходит?! — заорал Вадим, вспомнив об «ухе». — Отставить! Немедленно назад!

В наушнике кто-то исступленно закричал на фоне автоматных очередей.

— Коля, быстро к дому! — приказал Немченко.

Боже мой, обхватив голову руками, с ужасом подумал Вадим. Не дай бог, увлекшиеся игроки в «морских котиков» впопыхах ухлопали единственного заложника, который был способен спасти мою жизнь!

2

Немченко не помнил, как оказался около дома. Едва не растянувшись на асфальте, он, чудом удержав равновесие, спрыгнул с подножки джипа в траву. Калитка зазвенела от пинка ноги и распахнулась, пронзительно скрипнув.

Труп первого охранника лежал практически сразу за ней, разбросав ноги в тяжелых ботинках. Вадим присел над ним и, озираясь, машинально проверил пульс. Парень был однозначно мертв.

Второй уставился стеклянными глазами в темное небо чуть дальше. Челюсти не было, а грудь и разорванное горло блестели от крови. Вадим выхватил пистолет.

Из светлого дверного проема стелился едкий дым и тикали глушители автоматов. Немченко на полусогнутых перебежал к крыльцу.

— Саня! — позвал он в микрофон.

Рядом засвистели пули. Одна из них раскрошила плитку на лестнице и с визгом взмыла вверх. Вадима обдало мелким крошевом, он едва успел прикрыться свободной рукой.

— Саня! — выкрикнул он.

У Немченко закапала кровь. Одна капля, вторая.

Он, матерясь, провел рукой по лицу. Лоб оказался в мелких порезах.

— Да, шеф? — задыхаясь, отозвался в ухе Сашок.

— Что там у вас? — у Вадима все моментально вылетело из головы.

— Бьемся, — сообщил Саня. — В подвал гада гоним.

— Получается?

— Ага.

Вновь просвистевшие у Вадима над головой пули настаивали на обратном.

— Прикрой меня, — приказал Немченко. — Я у входной двери, сейчас входить буду.

— Понял! — рявкнул Сашок. — Ребята, прикрываем вход!

Автоматы зашлись сухим треском.

Немченко бросил тело вперед и едва не разбил нос о подошву чужого ботинка. Человек в луже крови лежал прямо у дверей и, судя по штанам, это был уже кто-то из группы Немченко.

Вадим ощупал еще теплую ногу, выбросил вперед руку с пистолетом, а потом осторожно выглянул. Разобраться, что происходит внутри, не было никакой возможности. Гарь наполняла прихожую. В ее клубящейся глубине вспыхивали выстрелы и метались угловатые тени.

— Ну и что? — спросил он, сдерживая дыхание. Выстрелы переместились куда-то вниз. — Загнали?

— Загнали, Вадим Дмитриевич! — радостно доложил Саня. — Можете заходить!

3

Казалось, весь дом был залит кровью.

Пороховая гарь висела в воздухе, душила и резала глаза.

Вадим перешагнул через два трупа, лежавшие у самого входа, обозрел скрюченное неподвижное тело Лехи из второй группы, угодившего вначале в «силки», а потом под меткие очереди последнего охранника и повернулся к перемазанному кровью довольному Сашку.

— Мы пока всего четверых потеряли, — доложил Саня, тыкая в тела грязным пальцем. — Леху, Антона из первой группы и Бориса из второй. Внизу Степка, тоже из второй лежит. А последний охранник, гад, в подвале закрылся. Вот ведь, живучая сволочь! Всю грудь ему изрешетили, а он все еще бодрится! — Оттуда, снизу, доносился редкий сухой треск. — Может тротилом дверь снести, а, шеф?

Вадим потер шею, зажимая нос. Сочившаяся с рассеченного лба кровь, словно светофильтр, являла ему ситуацию в оптимистичных розовых тонах.

— А вы атомную бомбу с собой не прихватили? — спросил Немченко с ненавистью. — А то, что, заложили бы ее лучше.

Сашок открыл рот. Пот быстрой дорожкой сбежал по его щеке.

— Что уставился? Где баба? — резко спросил Немченко.

Сашок молча указал на диван гостиной.

Вадим посмотрел туда, и у него оборвалось сердце.

Жена Петровского, которую он уже видел на фотографиях, ничком лежала между опрокинутых подушек и ее спутанные волосы были в крови. В красивых карих глазах еще теплилась жизнь, а ноги в домашних тапочках еле заметно подрагивали.

— Случайно вышло, шеф, — пояснил Сашок сзади. — Тут такое началось, еле сами живы остались.

— Кто? — одними губами произнес Немченко.

— Что?

— Кто ее подстрелил?! — заорал, обернувшись, Вадим.

Сашок пожал плечами, попятившись в страхе.

Вадим со злостью сплюнул на пол.

— А телефон вы хоть догадались отключить? — безнадежно спросил он.

— Кто ж его знает-то? — пробормотал Сашок, старательно пряча глаза. — Схема же у вас была, шеф.

— А ты ее, конечно, не изучил перед началом, — кивнул Вадим. Он ничего другого уже и не ожидал. — Супермены хреновы! Рэмбо и Коммандо вместе взятые! Что мне теперь делать, а?!

Саня молча хлопал глазищами.

Конец, подумал Вадим обреченно. Все. Как все началось через ж…, так и закончилось. Боже, что же мне теперь делать?!

— Значит, так, Саня, — распорядился он. — Быстро наши трупы — в машины. Всех людей отзывай наверх. Женщине оказать первую медицинскую помощь, понял?

— Да ей уже ничего не поможет, — неохотно сказал Сашок.

Вадим смерил его таким взглядом, что он даже, казалось, ростом стал сантиметров на десять пониже.

— Быстро! — заорал Немченко. — Ты что, с первого раза разучился понимать?!

Он сейчас же подавился дымом и мучительно закашлялся.

— А тот внизу?

Немченко сплюнул на липкий пол.

Выстрелы в подвале смолкли. Там кто-то грузно рухнул с протяжным предсмертным хрипом.

— Готов! — сообщили снизу.

Сашок вопросительно посмотрел на Вадима.

— Исполняй! — сказал тот.

Поскрипывая на дымящихся гильзах, Немченко прошел в гостиную и, присев рядом с женщиной на диван, сбросил слипшиеся волосы с ее лица. Она еще дышала. Трудно, еле-еле, с разноголосыми хрипами, вырывавшимися из груди. Видение другой женщины встало у него перед глазами. Наташи, его жены, погибшей два года в глупой автокатастрофе. Боже мой, подумал Вадим. Мы боремся и воюем, а умирают наши жены и дети. Как же все неправильно, черт!

— Зач-чем? — разлепила женщина искаженные болью губы.

Зачем, подумал Вадим. Откуда я знаю зачем?

Он провел рукой по ее измазанной кровью медленно холодеющей щеке.

Что делать, лихорадочно подумал Вадим. Как же теперь быть? Петровскому сообщили или еще нет? Голос, подумал он. Вот — главное. Если удастся заманить эту мразь сюда, а я сумею сохранить ей жизнь, то… Что? Думай, черт возьми!

Он набрал номер Голоса с мобильного телефона.

— Все кончено, — сказал Вадим, когда на том конце подняли трубку. — Дом захвачен, жена Петровского смертельно ранена.

— А Гарин как? — хладнокровно спросил Голос. — Справился, нет?

— А мне почем знать?! — выкрикнул зло Вадим.

— Ты полегче, — осадил его Голос. — Понимаю, что на нервах.

— Ты когда будешь?

— А зачем там я? — невинно осведомился Голос.

Вадим почувствовал, что пол окончательно уходит у него из-под ног.

— Ты же говорил…, — начал он.

— А я сейчас занят, — перебил его Голос. — Ты и так прекрасно со всем справился.

Ах, ты, гад, подумал Немченко. Свое дерьмо чужими руками привык вытаскивать! Я же себе смертный приговор подпишу! Ах, ты…!

— Ты же обещал все сделать сам!!! — взорвался Немченко. — Ты обещал, что я не повешу на себя его жену!

— Ну, видишь, как оно вышло, — холодно произнес Голос. — Ты давай-ка, добивай женщину, своих собери и уезжай. Понял?

— А, ты, щенок, прекрати меня учить, понял?! — совсем потерял контроль Немченко. — Авалкин Петр Андреевич, восьмидесятого года рождения!

Дима Стременников не просто так получал самую высокую в офисе зарплату.

На том конце повисла тишина.

— Вот даже как, — с интересом произнес Голос. — Значит, мы теперь без масок. А ты действительно молодец, Вадим.

— Вадим Дмитриевич, для тебя, понял?

— Да, понял я, понял. А дочка твоя знаешь, что поделывает сейчас?

Вадим смолк. У него на лбу выступили холодные капли пота, а мысли заметались. Где же Палтус? Он же с Машкой должен быть!

— Только тронь ее, гад, — произнес он с ненавистью.

— Да она сама кого хочешь тронет, — хохотнул Голос. — Они сейчас со своей подружкой Ниной, обдолбавшись моего кокаина, лесбийские игрища устроили. На моей, заметь, кровати. Что делать, а, ума не приложу?

— Отправь ее домой, — упавшим голосом попросил Немченко. Где же Палтус, черт?!

— Ты вот, что, Вадим, — деловито сказал Голос. — Жену Петровского пристрели лучше, зачем человеку мучиться? Прибери там и сваливай. Завтра выяснишь все у Гарина. А если Петровский снова оказался жив, будем готовить армию. Ты сейчас со своими оглоедами — не боец.

— Дочь домой отправь, — повторил Немченко.

— Утром будет, не волнуйся, — ответил Голос. — Как в себя придет. Договорились?

Вадим выключил телефон и, согнувшись, заорал в бессильном бешенстве. Ненавистный Голос снова его переиграл. Обманул, предал, подставил! Снова загреб жар моими руками! Вновь оставил меня в круглых дураках! Ну, не-е-ет! Черта с два, гадина! Посмотрим еще, кто кого…!

— Шеф, — остановился над ним Сашок в нерешительности с аптечкой в руках. — Мы готовы.

— Положи аптечку и уводи людей, — стиснув зубы, произнес Немченко и поднял голову. — Ребят сними с КПП. Одну машину здесь оставь.

— Шеф!

— Пошли все вон!!!

Вадим поднялся и невидящими глазами посмотрел на диван. Там то лежала его Наташа, то вновь жена Петровского. Кровь, подумал он отрешенно. Как много крови. За мной всегда по жизни одна лишь кровь. Ненависть, кровь и боль. Холодные трупы и искалеченные жизни. Почему? Наталья… Все началось с нее… Тогда во мне родилась ярость ко всему живому. Ненависть, сводящая с ума. Отвращение к богу, который допустил ее смерть. Может быть, это мой второй шанс? Возможность найти и выйти на правильную дорогу?

— Не бойся, — прошептал Немченко, поймав затухающий женский взгляд. — Я не дам тебе умереть.

Виктор Гарин

1

— Не думал я, что мы с тобой встретимся вот так, — Гарин вытер окровавленное лицо. — Я вообще не думал, что мы когда-нибудь встретимся. Столько прошло времени.

— Ты же вроде машины на продажу гонял? — спросил Петровский.

— Все… меняется, — сухо ответил Гарин.

Они сидели друг напротив друга на маленькой кухне, и в рассеянном свете ночника напоминали усталых мясников с бойни, только что закончивших смену.

— А ты, я вижу, на хорошем счету, — сказал Тарас.

— Ты считаешь?

— Ко мне мелочь бы не отправили. И как успехи?

— Нормально.

— Совесть не мучает?

— Это давно пройденный этап.

— Понятно. Что дальше думаешь?

— Я уже стал своего рода специалистом. Даже ученика завел. Славный такой пацан.

— Тебе не жалко его? — спросил Тарас. — Изуродуешь ведь жизнь парню.

— Что-то я не заметил, что твои бравые хлопцы, сложенные в соседней комнате, были сильно пожилыми. Или я просмотрел что?

— Все они мне жизнью обязаны, — просто сказал Тарас. — В свое время были у каждого из них ситуации. Я помог. Теперь они помогают мне.

— Ну, тогда все в порядке, — облегченно вздохнул Виктор. — Я своему парню тоже жизнь спас. Теперь он мне тоже помогает.

— А ты все такой же… Вечно на рожон лезешь…

— Нет. Просто стараюсь не судить других. Помнишь, как говорится…?

— Помню, — кивнул Тарас. — Только цели у нас с тобой разные.

— Вот как? Твоя, конечно, — коммунизм?…

Тарас постучал пальцами по столу.

— Ты не хочешь со мной разговаривать, — грустно констатировал он. — Честное слово, жаль. Ты всегда был сильным, умным человеком. Гораздо сильнее и умнее меня. Я очень хотел бы, чтоб мы были вместе. Только ты, к несчастью, этого не хочешь.

— Ты хотел бы…? Смеешься? Мне очень легко тебя проверить, — сказал Гарин. — Мой парень… он немного телепат.

Тарас покачал головой.

— И сильный?

— Мне хватает, — коротко сказал Гарин.

— Да-а… — Тарас откинулся на табуретке. — Вот значит как. У тебя получается сильная команда. Один режет, другой приглядывает. Просто идеал. А я думал, что ты не веришь во всю эту чушь.

— Не верил.

— А сейчас? — резко спросил Тарас.

— Верю, — он посмотрел на него. — Особенно, после одной истории… Как ты позавчера вывернулся?

— Позавчера?… А… — он покивал головой. — Тебе не дает покоя… Конечно… Мастер… Моим еще учиться и учиться надо…

— Не слышу в твоем голосе удивления по поводу того, что там был именно я.

— А что мне удивляться? — усмехнулся Тарас. — Я-то тебя разглядел. Отчетливо.

— И что же? Почему не остановил?

— Ты слишком… быстрый, Виктор. И, кроме того… Слишком много прошло времени. Ты сам-то, что думаешь по этой ситуации?

Гарин облокотился на стол.

— Слушай, — сказал он, — когда ты успел стать Маклаудом из клана Маклаудов, а? Тебе надо было голову отрубить, да?

— Маклауд… — вновь усмехнулся Петровский. — Как все повторяется. В общем, идея неплоха. Тарас Маклауд… — он фыркнул. — Ты ведь не хочешь меня слушать.

— Уже хочу.

— Да? Ты уверен? — Гарин кивнул. — Ну, ладно…

Тарас Петровский не был человеком. Уже несколько лет, он был и оставался оборотнем из фильмов ужасов и ровно в полнолуние он превращался в волка. Правда, не всегда. У него был некий «антидот», способный остановить превращение. Его невозможно было убить обычными средствами. В него на самом деле стрелял Гарин. Это его голова разлетелась, как грецкий орех, там в лесу.

Только она очень быстро восстановилась.

— Мы приехали превращаться. Это для нас как праздник, пикник на природе, понимаешь? Когда все случилось, мои попытались тебя найти. Они уже начинали превращение, — говорил Тарас, — Если бы я быстро не пришел в сознание, тебя растерзали бы там, в лесу. Тебе повезло. Я пришел в себя и приказал прекратить. Просто твой запах, Виктор, показался мне очень знакомым. Я долго не мог вспомнить, чей это запах. Ведь в нашем детстве я еще был человеком. Я увидел тебя, пойдя по следу. Только я не сразу понял, что это ты. И ты меня видел тоже. Ты сказал, — он прикрыл глаза. — «Что, сволочь, жрать хочешь?»

У Гарина отвисла челюсть.

Секунду они смотрели друг на друга, потом, Тарас отлил вторую пулю:

— А потом, уже сидя в своей помоечной «восьмерке», ты перебрал фотографии из желтого пакета и уехал. Может, ты делал и еще что-то, точно не помню…

— Так ты… — только и мог выдохнуть Виктор.

— Да, абсолютно верно… И могу заметить, что ты с животными груб, как сапожник… Общества зеленых на тебя нет… Кстати, тот второй, которого ты ножом пырнул, тоже жив, как ты понимаешь. Очень он на тебя обижается…

— Но почему? Почему ты ничего не сказал мне?

— Видишь ли, речевой аппарат волка не рассчитан на болтовню. И, кроме того, сразу я тебя не узнал. Нашел позже по запаху. Помнишь, ты мне книжку такую подарил? «Понедельник начинается в субботу» называется? У отца был юбилей. А я пошел листать старые книги. И наткнулся на нее.

— Сколько отцу уже стукнуло?

— Семьдесят восемь.

— И как старик держится?

— Все так же… Старая гвардия…

— Так, что же было дальше? — после паузы спросил Гарин.

— Я понял, что ты придешь снова. Тебе ведь надо было завершить дело. Верно?

— Поэтому ты не удивился, меня увидев…

— Конечно. Правда, ты опять меня опередил. Теперь еще двое моих ребят будут на тебя в обиде…

— Так они…

— Конечно, — пожал Тарас плечами. — Мы же клан Маклаудов… Посидим с тобой еще минут десять и они сами придут тебе спасибо сказать.

— Ну, ладно, — махнул рукой Гарин. — Проехали. Что же ты хочешь от меня?

— Присоединяйся, — сразу ответил Тарас. — Ты можешь убить еще десять, двадцать человек, обучить еще пятерых подростков искусству смерти, станешь самым известным киллером в стране — что с того? Рано или поздно твое везение кончится. Более молодые и быстрые размажут твои мозги по стенке. Так было и будет всегда. А здесь… Впрочем, ты все понимаешь… Все очевидно.

Гарин развел руками.

— Но я не хочу становиться монстром. И, кроме того, чем я могу у вас заняться?

— О! — усмехнулся Тарас. — Монстром… Когда я попробовал быть оборотнем… Это другая жизнь, дружище… А насчет занятий… Столько есть незавершенных, не начатых дел… И для тебя, и для телепата твоего… Кстати, и по твоей специальности тоже. У нас еще много проблем…

— Проблем? — поднял бровь Виктор в недоумении.

— А ты думал, все тихо и гладко? Конкуренты, неучи всех мастей, каша еще та… Только в этом году меня — ты только послушай — три раза заговаривали, четыре — наводили смертельную порчу, и, не считая последней волны, пару раз пытались банально убить. Весело? Это же Советская страна, Виктор! Очнись! Где пахнет большими деньгами, там всегда толпа падали.

— И действительно большими?

— Ну, ты, конечно, не налоговый инспектор, — поднял палец Тарас, — но скажу, как на духу. Большими, Вик. Огромными. И неоткрытых перспектив — еще море. Так, что, давай, дружище… Вливайся… Тебе понравится… И парню твоему, телепатическому, тоже… А, теперь главное, Вик. Меня очень интересует, кто за всем этим стоит. Кто заказчик?

— Тебя?

— Меня.

Гарин потер подбородок.

— Некий Вадим Немченко ко мне обратился, — ответил он. — Но это не его интерес.

— Немченко? — удивился Петровский и рассмеялся. — Вот, ведь, черт! А я его отпустил однажды!

— Тесен мир, — кивнул Гарин. И тут он вспомнил. Воспоминание пронзило его, как молния. — Боже, Тара! Немченко же знал, что ты — оборотень!

— Откуда? — напрягся Тарас. — Как?

— На последней встрече он много думал о серебре. Мой парень, телепат, все это перехватил, понимаешь? Немченко знал, что ты оборотень, но ничего мне не сказал!

— Значит…?

— Либо слить меня хотел, либо заставить отвлечь твое внимание.

Лицо Петровского пошло пятнами.

— Боже мой, Майя!

И сейчас же коротко звякнул его телефон.

Тарас поднял трубку.

— Да?

Лицо его сосредоточилось, брови сошлись.

Петровский внезапно напряженно поднялся на стуле, не отрываясь от телефона.

— Что? — поднял на него глаза Гарин. — Что-то случилось?

Тарас медленно закрыл телефон и, опустившись на стул, стиснул голову ладонями.

— Это твой Немченко звонил! — вскричал он и треснул кулаком по столу.

— Немченко? — помотал головой Гарин. — Откуда? Как?

Петровский вскочил.

— Из моего загородного дома! Моя жена при смерти, Вик!

Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Ты со мной, Вик? — глухо спросил Петровский.

— Там тебя наверняка будут ждать! — вместо ответа сказал Гарин.

Тарас прищурился.

— Я же оборотень, Вик, — напомнил он. — Страшный мстительный оборотень.

2

Все дальнейшее превратилось в затяжной кошмар.

Виктор с Тарасом кубарем выкатились из квартиры. Петровский побежал к своему «Мерседесу», а Виктор — к «восьмерке».

— Что случилось? — недоуменно вскинул на него глаза Сергей. Он, развалившись, полулежал на пассажирском сидении.

— Двигайся, — только и смог сказать Гарин.

«Мерседес», с пригнувшимся за рулем силуэтом Тараса пронесся мимо, а его водитель быстро засеменил к подъезду.

Виктор прыгнул за руль и, хлопнув дверью, резво развернул «восьмерку».

— Ты же телепат, — произнес Гарин. — Вот и подумай.

— Фары! — иступлено закричал Сергей.

Виктор включил ближний свет. Во время! Он еле успел отвернуть от выросших из темноты мусорных баков.

Все меняется, как в калейдоскопе, подумал Гарин. Внезапно появившийся друг детства, предательство Немченко, умирающая жена Петровского. Могу ли я встать на его сторону? Смогу ли я примкнуть к Тарасу? Или мой удел вечно быть неприкаянным и проклятым?

Верю ли я? Верю ли я всему тому, что только сейчас услышал? Сумею ли поверить?

Машина, подпрыгнув на выбоинах в асфальте, выскочила на дорогу.

— Ты можешь объяснить, что происходит? — спросил Сергей, в страхе вцепившийся в торпедо.

— Ты же опять все подслушивал, — вместо ответа сказал Гарин, не отвлекаясь от дороги.

Верю, решил он.

— А что же мне было делать? — пожал Сергей плечами. — Холодно, голодно, спать хочется… — он раздраженно почесал шею. — Комары вот чуть не загрызли. Черт, поздняя осень и все еще комары. Мутанты, что ли? Интересно, а оборотней жрут комары? Виктор, да не гони ты так!

Верю и помогу, подумал Гарин. И, возможно, получу долгожданное искупление. Хотя бы от самого себя.

— Пристегнись, — бросил он. — И, наконец, свяжись с домом Петровского. Мне, Серега, очень нужно знать, как там его жена.

Пульс

1

Петровский выжимал из машины все, что мог выжать. Двигатель ревел, захлебываясь. Крупные кочки и выбоины машина практически перелетала, со скрежетом задевая днищем об асфальт.

Мгновения решали быть или не быть.

Немченко… Майя… Господи….

Неужели я не успею? Тарас бросил взгляд на часы. Левой рукой вцепившись в руль, правой он открыл бардачок и нащупал инъектор. Встряхнул, бросив быстрый взгляд. Флакон оказался полон. Это был акселератор, ускоряющий превращение в оборотня и завалявшийся в машине после очередной ночной встречи луны. Хватит ли времени? Хватит, прикинул Петровский. Десяти минут должно хватить до дома, до умирающей жены и до полного перерождения.

Не отрываясь от летящей дороги, он рванул рубашку на груди и ткнул в кожу инъектором. Легкий укол, шипение — и инъектор полетел на пол. На мгновение скользящее под колесами шоссе поплыло у него перед глазами.

Майя, подумал он. Только не умирай, любимая. Только дождись меня.

2

— Его жена очень плоха, — сказал Сергей. Он сжался на сидении, обхватив голову руками. — А сам твой Петровский… Я не могу с ним связаться. Он словно поставил стену. Молится и газ выжимает.

— Шок и нервы, — произнес Виктор.

— Наверное, — ответил Сергей. — А он, правда, оборотень, Виктор?

Машина уверенно неслась по пустой дороге. «Мерседес» Петровского давно уже исчез из виду. А где-то еще дальше, впереди, на руках у Вадима Немченко умирала его жена.

— Ты пристегнулся? — бросил Виктор.

— Да.

— Молодец. Что там, с Петровским?

— Я могу перехватить лишь какие-то куски.

— Какие?

— Очень волнуется за ее жизнь… Раздумывает, можно ли сделать и ее… оборотнем… Сомневается… Ого!

— Что?

— У оборотней женского рода, оказывается, очень нестабильная психика, — сказал Сергей. — Петровский из-за этого очень переживает. Боится, что сделает из своей жены монстра.

— Почему? — спросил Гарин.

— Последствия, — ответил Сергей. — Она может сойти с ума и наделать еще черт знает чего.

— Сколько нам до него?

— Я тебе, что шагомер, что ли? — взорвался Сергей.

Они с ревом проскочили на красный свет.

— Виктор, он все равно нас опередит, — сказал Сергей.

— Я думаешь, его опередить хочу? — покосился на него Гарин.

— На дорогу смотри! — взвизгнул Сергей. — А что же тогда?

— Во-первых, там Немченко, — глухо произнес Виктор. — Есть у меня к нему пара вопросов. Во-вторых, Петровский мой старый друг. И, в третьих, если его жена станет монстром, кто, как не я, ее сможет остановить?

— А сам Петровский?

— А ты сумел бы убить собственную жену?

— Ну…, — замялся Сергей. — У меня мало опыта семейной жизни.

Они пролетели второй красный светофор.

— Как обстоят дела в его доме? — отрывисто спросил Гарин.

3

Сашок нерешительно потоптался на пороге гостиной.

— Собрали всех, — доложил он. — Что, Вадим Дмитриевич, и, правда, уезжать?

Немченко поднял остекленевший взгляд. Он тщательно и осторожно бинтовал Майе голову.

— Я не ясно сказал? — тихо спросил Вадим. — Повторить?

— Вадим Дмитриевич, — упрямо сказал Сашок, — это ведь не шутки, понимаете? Сейчас сюда монстр приедет. Может быть, вы ранены и не очень…, — он замялся, подыскивая подходящее слово.

— Не очень соображаю? — нашел это слово Немченко. — Ты это имеешь в виду?

— Нет, конечно, — испугался Саня. — Просто, может, кровопотеря…

— Сань, — перебил его Вадим. — Не переживай. Я в здравом уме и доброй памяти. Если он меня убьет, значит, так тому и быть. Понимаешь, рано или поздно всегда наступает расплата.

— Лучше бы попозже, — заметил Сашок.

— Уезжайте, — устало попросил Немченко. И так это было непривычно, что Саня невольно попятился. — Я тебе позвоню. Даже постараюсь набрать с того света.

Шаги Сашка гулко прозвучали в пустом доме. За окнами хлопнула дверь, и по битому стеклу захрустели шины джипа.

— Бо-ль-но, — прохрипела Майя.

Немченко погладил ее по голове.

— Потерпи, — ласково произнес он. — Осталось совсем немного.

4

— Немченко свою жену погибшую вспоминает, — сообщил Сергей. — Бинтует Майю и плачет.

— Немченко…? — не поверил Виктор своим ушам. — Плачет?

Машина в его руках тоже удивленно вильнула.

— Да, — уверенно ответил Сергей. — Может, и у него сердце есть?

— Не знаю, — растерянно произнес Гарин. — Раньше я был уверен, что — нет. Черт возьми, сегодня ни в чем нельзя быть уверенным! Не жизнь, а шоу какое-то! Как Тарас?

— Без изменений. Такими темпами он уже минут через десять около дома будет!

— С какой же он скоростью идет? — восхитился Гарин.

Сергей замолк. Очевидно, он вглядывался в спидометр далекого автомобиля.

— Двести шестьдесят, — наконец, сообщил он. — Черт, хорошо, все-таки иметь тюнингованый «Мерин»!

— Да, это не наша калоша, — согласился Гарин. — Как Майя?

— Жива пока.

Мотор ревел, а дорога стремительно исчезала под колесами.

— Немченко привел её в чувство, — отстраненным голосом сообщил Сергей после долгого молчания. — Я чувствую её пульс. Слабый, едва слышный, но пульс. Он её успокаивает. Рассказывает что-то.

— Майя?

— Ей осталось минут пятнадцать, Виктор. Я вижу: обширные внутренние кровотечения, сердце работает с перебоями, плюс большая потеря крови.

— Что там Петровский со своими страхами? — озабоченно поинтересовался Гарин.

— Он думает, что сумеет ее спасти. Он не хочет превращать ее в оборотня. Ни за что. Слишком велик риск. Это его крайнее средство. Случаев успешного превращения женщин в оборотня — единицы. Обычно они неуправляемы, невменяемы и кровожадны. И на них не действует некий «антидот».

— Сыворотка против превращения, — пробормотал Гарин. — И как же мне остановить новорожденного оборотня, если Тарас ее все-таки превратит, а?

— Серебром и святой водой, — пожал Сергей плечами, — судя по классике.

— Значит, моя Киса окажется на празднике к месту, — заметил Виктор. — Мне же ее несколько раз по дружбе освящали. То-то охрана Петровского так долго в себя придти не смогла.

Машина ревела.

— Впереди пост ГИБДД, Виктор, — напомнил Сергей.

— Знаю, — отмахнулся Гарин. Мысли его были где-то совершенно далеко.

— Что там Немченко? — спросил он.

— С женой его сидит. Успокаивает. Боится Петровского и еще какого-то Голоса.

— Это заказчик, — сказал Гарин. — Это он Тараса заказал.

— Немченко знает, кто он.

— Знает? Вот даже как?

— У Голоса его дочь, — ответил Сергей. — В заложницах.

— Тарас убьет Немченко, — вдруг просто сказал Гарин. — Достучись до него, слышишь?! Попробуй! Иначе мы так никогда и не узнаем, кто такой этот Голос!

— Пробую, — монотонно сказал Сергей.

Их «восьмерка» с ревом проскочила пустынный пост ГИБДД. Дежурный за освещенным окном недоуменно поднял голову от книжки и проводил их недоуменным взглядом.

— Петровский уже к КПП поселка подъезжает, — отстраненно сообщил Сергей.

— Быстрее, черт! Свяжись же с ним, Серега!

5

Минуты словно растянулись, подлаживаясь под изменившийся жизненный ритм Петровского. Тарас соскальзывал в иную сущность, необратимо превращаясь в оборотня.

Машина, едва вписавшись в поворот, слетела с шоссе. Он выровнял ее недрогнувшей левой рукой. Правая рука уже начала змеится тонкими и жесткими волчьими волосами. Напротив КПП он ударил по тормозам. Машина с визгом и вонью покрышек, юзом прошла почти до запрокинутого в небо шлагбаума. Обостренным обонянием зверя Тарас учуял кровь. Совсем недавно здесь стреляли. И очень недавно тут умерли люди. Он принюхался. Пятеро. Трое мужчин и женщины. Невинные.

Из его горла вырвался рев. Он негодовал, он тонул в собственном бешенстве. Опять кровь невинных! Плохих, хороших ли, но снова невинных!!!

Нога ударила по акселератору.

С ревом машина преодолела крутой подъем.

Первая линия, вторая, третья…. Он едва не снес угол добротного кирпичного забора.

— Тарас, — внезапно прозвучал внутри него далекий и незнакомый голос. — Опомнитесь. В вас сейчас говорит оборотень. Зверь, который желает вырваться на волю. Он жаждет крови и не желает понимания. Немченко спас вашу жену.

Петровский завизжал тормозами.

— Он убил невинных, — почти прорычал Тарас. — Он убил моих людей!

— Он раскаивается, Тарас! Он — единственное, что все еще держит Майю в нашем мире! Очнитесь! Выслушайте его! Он так же, как и вы загнан в ловушку собственным зверем!

— Слушать?!

— Говорить!

Петровский до хруста стиснул зубы. Два существа ожесточенно боролись внутри. Одно пыталось сохранить остатки человечности, другое же безжалостно загоняло его в шкуру зверя. Он поднял правую руку и разогнул пальцы, ставшие уже волчьими. На мгновенье показались острые изогнутые когти.

— Человек, — прорычал он.

— Зверь, — отдалось эхом.

Майя, подумал он. Моя дорогая Майя…. И человек, который, не смотря ни на что, все-таки спас ей жизнь.

Рукой, превратившейся в лапу, он сбросил на пол все содержимое бардачка. Второй инъектор в упаковке оказался на самом верху. Петровский порвал упаковку и неловко стиснул инъектор когтями. Это был антидот, дарующий возможность обратного превращения.

Месть или прощение? Тьма или свет? Человек или зверь?

Выбор, подумал он. Всю жизнь нас мучает один и тот же выбор.

Выбор

1

За окнами скрипнули тормоза, и Немченко поднял голову.

Пистолет лежал под рукой, удобно и близко. С другой стороны предусмотрительный Сашок оставил начиненный серебром дробовик. Освященное серебро Санькин металлург сумел все-таки найти, правда половина команды осталась без нательных крестиков.

Искупление, подумал Вадим. Кто же знал, что оно придет ко мне под личиной оборотня?

Хру-ум… Хру-ум…

Под ногами Петровского хрустела штукатурка.

Немченко поднял дробовик.

— Это вы, Тарас? — громко спросил он.

Петровский появился в проеме. Половина тела его стала уже телом огромного волка, лицо было деформированным, но еще узнаваемым. Почти как на фотографиях, подумал Вадим.

— Как она? — отрывисто спросил Тарас.

Майя с трудом улыбнулась.

— Значит, оборотень? — с трудом произнесла она.

— Что ты хочешь? — посмотрел на Немченко Петровский вместо ответа.

Вадим отложил дробовик.

— Я хочу уйти, — просто ответил он. — Я желаю выйти из игры, Тарас. Я не хочу больше ни смертей, ни крови. Я мог бы сейчас попробовать убить вас и вашу жену. Я мог бы организовать здесь, в доме, хорошую засаду. Но я не желаю ни того, ни другого. Я оказался слеп и достаточно глуп, что бы вляпаться в ваши игры.

— Ты убил многих, — напомнил Петровский.

— Я готов искупить свои грехи.

— Кровью?

Майя застонала у Немченко на коленях.

— Опять кровь, — запинаясь, сказала она. — Сколько можно? Я не хочу жить в крови, я не желаю о ней даже слышать.

— Майя? — посмотрел на нее Петровский. — Ты думаешь, что смерть других людей можно простить?

— А ты, Господь Бог, что бы судить? — она закашлялась.

Немченко придержал ее голову.

— Она умирает, Тарас, — произнес он. — Видит бог, я пытался сделать все, что мог. Но, думаю, ей осталось совсем немного.

— Уходи, — мотнул головой Петровский. Он принял решение. Очертания волка неуловимо исчезали из его облика. Он снова становился обычным человеком. — Уходи, пока есть время, и я не передумал.

— Я не этого ждал.

— А я не Бог, Вадим, что бы судить, Майя права. Уйди пока есть возможность. Ты можешь и дальше идти в темноте, а можешь выйти к свету. Что выберешь?

— У меня свой путь, — вздохнул Немченко. — Я только очень прошу тебя, не дай ей умереть. Ты не Бог, но создание странное, удивительное. Сделай чудо, Тарас. Спаси ее.

Петровский сделал шаг вперед и присел на корточки.

— Сегодня она точно не умрет, Вадим. Уходи.

Немченко снял с колен ее голову. Поднялся, пошатываясь.

В проеме гостиной он становился, опершись о косяк.

— Меня послал в твой дом Авалкин, Тарас. Петр Авалкин, старательно прикидывающийся демоном из ада.

— Я знаю его, — не поворачиваясь, ответил Петровский. — В прошлой жизни его звали просто Тензор.

2

Машина с ревом глотала километры.

— Я поговорил с Петровским, — сказал Сергей. — Надеюсь, убедил. Теперь все мысли его — только о Майе.

— Ты не знаешь наверняка, — покосился на него Гарин.

— Уже знаю. Спорим?

Виктор только покачал головой.

— Он бросил машину рядом с джипом Немченко, бежит в дом. Видит Немченко.

— Свяжись с ним! Объясни ему! Он не должен убивать Немченко! Серега?!

— Постой… Они говорят о чем-то…. О Майе…. О праве на суд…. О выборе… Бред какой-то, ничего не понимаю…. Немченко выходит из дома, садится в джип. Петровский склонился над женой. Смотрит, гладит ее по лбу.

— Тарас отпустил Немченко? — потрясенно вскричал Гарин. — Нет, я, конечно, предлагал его не убивать, но отпускать-то зачем?! Где его потом поймаешь?! Что сегодня происходит такое, а?

Сергей стиснул руками виски.

— Немченко уезжает, — сообщил он.

— Что Тарас?

— Размышляет. Вспоминает. Думает. Путается в сомнениях. Какие-то дети… Отец с матерью…. Твое лицо, Виктор, почему-то…. Какой-то парень в медицинском халате…

— Скажи мне, он что — решился?! — нетерпеливо перебил его Гарин. — Неужели он сделает это?!

Сергей молчал, вслушиваясь.

— Серега!

— Он решился, Виктор! — вскричал Сергей. — Он решился сделать свою жену оборотнем!

Гарин зарычал, вцепившись в руль.

— Что происходит, а? Не молчи, рассказывай…!

— Петровский достает из аптечки одноразовый шприц. Берет кровь у себя, — сказал Сергей. — Проверяет шприц…. Склонился над женой…

— Что Майя?

— Ей осталось минут пять, не больше. Пульс все слабее и слабее.

— Тогда, что ж, — после паузы сказал Гарин. — Тогда, я молюсь, чтобы он успел. Что бы там, потом, не вышло.

Машина неслась по шоссе, рассекая фарами тьму.

— Ну? — не выдержал Гарин тишины.

— Он ввел ей кровь.

— Сколько ждать?

— Около получаса, — ответил Сергей.

Полчаса…

Всего полчаса…

Эх, Тара…

— Здесь, — закричал Сергей, и Виктор резко ударил по тормозам.

Он уже сам все увидел.

Слева в глубь лесополосы уходила узкая дорога, оканчивающаяся поднятым шлагбаумом.

Машина скользнула вниз.

— Что там, Серег?

— Он ждет.

На повороте к третьей линии Гарин скрипнул тормозами и остановил машину.

— Посиди тут, — сказал он Сергею, отстегивая ремень. — Я скоро.

— Там же помощь нужна!

— И чем ты сможешь помочь? — посмотрел на него Виктор.

— Э…

— Посиди здесь, — сказал он. — Ни ты, ни я не знаем, во что превратится Майя. И если что-нибудь пойдет не так…. Ты знаешь, что делать, верно?

— Я не уйду без тебя.

— Уйдешь, — твердо произнес Виктор. Он взял его за подбородок и заглянул в испуганные глаза. — И расскажешь всем. А потом остановишь то, что не сумел остановить я. Договорились?

— Да, — кивнул Сергей после паузы.

Гарин вылез и потянулся, разминая кости.

— Выше нос, студент, — усмехнулся он на прощанье и решительно захлопнул за собой дверь.

3

Дом был ярко освещен.

Гарин посмотрел на широкие колеса брошенного «Мерседеса» с прилипшей травой и глубоко вздохнул. Кто встретит меня? Тарас или… Ставшая оборотнем Майя?

Киса напряженно зазвенела в нагрудном кармане.

Он осторожно поднялся по крыльцу.

Открыл дверь.

Бойня тут, внутри, видимо, случилась страшная. Стены были расписаны автоматными очередями и перемазаны кровью, а пол превратился в липкое темно-красное болото, заваленное желтеющими гильзами. И запах. Пороховая гарь висела плотным туманом, смешиваясь с запахом мертвой человеческой плоти.

Первый труп он увидел в конце коридора. Быстро вытащив пистолет, бесшумно взвел курок. Глаза напряжено зашарили по прихожей.

Ноги сами вынесли его в гостиную.

Там сидел Петровский, положив голову Майи себе на колени, и ласково ее баюкал.

— А, ты, Вик, — словно только что не было сумасшедшей гонки по ночному шоссе, сказал Тарас. — Добрался-таки, бродяга?

— Ты отпустил Немченко, — присел рядом на корточки Гарин, пряча пистолет. — Он знает заказчика.

— Вадим мне сказал, — кивнул Петровский. — Оказывается, и я его знаю прекрасно. Но я отпустил его не поэтому. Немченко жизнь спас моей Майе.

Гарин окинул гостиную мрачным взглядом.

— Ага, — сказал он. — Вначале чуть не убил, а потом спас.

— Главное, что спас, — сказал Петровский. — Я думаю, от него требовали совершенно другого.

— Тогда почему?

— Кто знает? — пожал Петровский плечами. — Может быть, он не солгал мне, сказав, что желает все закончить. Что желает выйти из игры. Может быть, здесь что-то другое.

— Как она? — кивнул на Майю Виктор.

— Будет жить, — улыбнулся Петровский и нежно погладил жену по слипшимся окровавленным волосам. — Теперь, наверное, вечно…

— Не боишься? — посмотрел на него Гарин.

— Почему же, — покачал Тарас головой, — боюсь. Но другого выхода у меня не было и нет.

— Оборотни, серебро, маги еще, наверное, где-то бродят, — произнес Гарин. — Что происходит, Тарас? Наш обычный мир дал трещину?

— Хочешь услышать? — спросил Петровский. Он достал из-за пояса пистолет. Передернул затвор, поймав на ладонь выскочивший маленький толстый патрон. Круглая пуля серебрилась.

— Для начала разговора, — протягивая пистолет, сказал он. — Возьми, Вик. Если что-нибудь пойдет не так, сразу — в голову. Я боюсь, что не смогу сам.

Вот тебе, Серега, и ответ на твои вопросы, растерянно подумал Гарин.

Он взвесил пистолет на руке.

— А как я узнаю? — поинтересовался он.

— Узнаешь, — успокоил его Петровский. — Обычно все проявляется сразу. Или она будет нормальной, или…

Гарин молча вытащил любимую «бабочку» и положил на пол рядом с пистолетом.

— Бессмертных нет, Тарас? Твоя охрана здесь тоже была оборотнями?

— Да, Вик, — сказал Петровский, и в глазах его появилась смертельная боль. — А на них охотились, как на бешеных собак.

— Значит, сколько у нас времени?

Петровский посмотрел на часы.

— Минут пятнадцать, — ответил он и еле заметно улыбнулся одними губами. — За это время я вполне успею посвятить тебя в новую картину мира.

4

Они сидели друг напротив друга, Виктор на корточках, Тарас на диване с медленно превращающейся в оборотня женой. Петровский и он, как в добрые старые времена. Не хватало только Вальки Громова с его неизменной «Беломориной» и Дубинина Васьки. Как они? — подумал Гарин. О Громове он читал пару раз в газетах, даже прозвище его запомнил — Могучий Громов. Стал он каким-то серьезным нефтяным воротилой. А Васек исчез. Растворился, как и Тарас. Только теперь один из них выплыл из небытия.

— Ты не слышал о Василии? — спросил Гарин. — Где он, что с ним?

Тарас пожал плечами.

— Я давно никого не видел. О Громове знаю — стал крутым дядькой, а вот Васек… Не знаю… Но, ведь мы не об этом, верно?

И начал говорить.

У Гарина всю дорогу до дома Петровского крутилась мысль, что все происходящее — просто какая-то дурацкая шутка. Потом он решил, что Тарас его разыгрывает, подтасовывая доказательства. Несколько позже Виктор подумал, что у Петровского грешным делом поехала крыша от выпавших на его долю переживаний и что тот просто сумасшедший. А Тарас все говорил и говорил, не обращая внимания на его скепсис и его шутки. И Гарин, потихоньку, начал слушать.

То, что рассказывал Тарас, сидя в разгромленной гостиной, с умирающей на коленях женой, было просто невозможно. Это не укладывалось ни в какие рамки. Это начисто противоречило тому устройству мира, о котором с детских лет знал Гарин. Такого просто не могло быть. Но, тем не менее, такое существовало. Это отлично и очень правильно объясняло все, что произошло. Если бы Виктор не был там, в залитом луной лесу, он бы, наверное, не поверил. Но он, прежде всего, верил себе. Гарин был уверен, что пару дней назад своим ПМом, высадил Тарасу мозги. И все его естество отказывалось видеть Петровского живым и здоровым. Поэтому, Гарин поверил единственно приемлемому для себя объяснению.

Оборотни, вампиры и маги существовали. Сказки и мифы были правдой. «Понедельник начинается в субботу» был, оказывается, просто рабочим дневником начинающего мага. А «Старик Хотаббыч» мог притаиться за каждым углом.

Тарас рассказывал о первых секретных опытах с нежитью, о том, как после перестройки, его лаборатория по изучению паранормальных явлений оказалась брошенной и не нужной никому, как ему в голову пришла шальная и гениальная мысль о коммерциализации волшебства. Он организовал компанию по поставке и реализации заговорных трав, приворотных зелий и защитных амулетов, он построил новую, свою уже лабораторию, где лучшие химики вместе с настоящими магами добывали живую воду и кровь оборотней, он развернул охранное агентство, с суперперсоналом, не знающее поражений, и открыл отдел, специализирующийся на охоте за приведениями. Масштаб его деятельности поражал. Волшебство стало приносить реальные деньги.

— Завтра я свожу тебя на экскурсию в «Полночь», — сказал оборотень Тарас. — И ты увидишь невозможное своими глазами. Я понимаю, ты уже потрясен, но завтра тебя ожидает большее. Потому что ты сам все увидишь. И знаешь, я сам иногда не верю тому, что происходит каждый день. Иногда ложусь спать и думаю, думаю… Знаешь, о чем?

Гарин потрясенно пожал плечами.

— О чем?

— Не сплю ли я… Понимаешь? Читать, слышать, видеть лишь тени необъятного по телевизору — это одно. А жить с этим, работать с этим, знать об этом… Совсем, друг мой, совсем другое. Вот неделю назад, к примеру… Было полно времени, как-то так вышло, что заскучал. Спустился к историкам. И знаешь, с кем я беседовал? С духом Робби Кеннеди… Мои орлы решили выяснить, причастен он к убийству Мерлин Монро или нет…

— И что?

— Не раскололся, гад… Клялся и божился, что чист, как ангел. С Александром Македонским несколько раз общался. Очень понравился мне Медичи, легендарный отравитель. Милый такой старикашка оказался и, причем, совершенно не разбирающийся в ядах. И вот Дед Мороз, например… Слышал?

— Что, он тоже существует? — невольно усмехнулся Виктор.

Петровский покачал головой.

— Странный ты, Вик… Дед Мороз, дружище, очень приятный интеллигентный дядька… Я с ним месяц назад виделся. Он таможней интересовался, не поможем ли мы ему с Новогодней доставкой…

— Он все такой же, в тулупе с бородой?

— Ну, что ты… Встретишь, не узнаешь… Обычный респектабельный бизнесмен. Только в кабинете у него всегда — минус десять, да имя чудное — Дедал Иванович Морозов…

Гарин помотал головой.

— Не могу я, Тара, — признался он. — Ну, никак не могу.

— Но в оборотней ты хотя бы поверил?

Гарин пожал плечами.

— Наверное, да, — ответил он. — Хотя тоже, странно все это…

— Ладно, — кивнул Петровский. — Отложим все на завтра, Вик. Просто помоги мне сейчас, ладно? Даже можешь без веры.

Виктор посмотрел на пистолет с «бабочкой».

— Сколько у нас времени? — спросил он напряженно.

— Еще минут пять, — ответил Тарас и, осторожно сняв голову Майи с колен, переложил ее на диван.

Они одновременно поднялись.

— Ты уверен, что хочешь этого? — внезапно охрипнув, спросил Гарин, подбирая оружие. — Разве нельзя что-нибудь придумать?

— Посадить ее в клетку? — с болью в голосе спросил Петровский. — И до скончания дней видеть, как твоя жена все больше и больше становиться животным? Они ведь не превращаются обратно в людей, Вик. Если все пойдет не так, она до конца останется обычной самкой волка-переростка. Ты бы смог это видеть?

— Наверное, нет, — ответил Гарин после раздумья. — Лучше уж сразу убить.

— Расходимся, — произнес Петровский, кинув взгляд на часы, и вдруг достал из кармана пиджака второй пистолет. Передернул затвором. — Пошли.

Ну и денек, подумал Гарин, пятясь в угол.

Вначале едва не укокошил старого друга, потом гонялся по ночной Москве, а теперь вот, стою и жду, когда его жена станет оборотнем. В голову, вспомнил он, поднимая пистолет. Ну, а если не выйдет, то в дело вступит Киса.

— Две минуты, — напряженно сказал Петровский из другого угла. — Готов?

— Готов, — отозвался Гарин.

— Знаешь, а я ведь сюда мстить ехал, Вик. Вколол себе акселератор и мчался рвать, кромсать, убивать, — вдруг произнес Тарас. — Хороший он у тебя парень, Вик. Надоумил… Старика…

Гарин кивнул.

— Он такой, Тара…, — ответил Виктор. — Кого хочешь, надоумит…

— Раз, два, три, четыре, пять, — подумал он. — Вышел зайчик погулять. Тут охотник…

— Сколько осталось?

— Около минуты.

Майя дернулась на диване.

Гарин поймал ее голову мушкой. Расписанный засохшими кровавыми письменами высокий красивый лоб.

— Выбегает, прямо в зайчика…

Ее руки взметнулись к потолку. Опали.

— …стреляет. Раз, два…

Они ждали.

Майю начало трясти. Ноги и руки задергались на диване. Тапочки принялись отбивать по паркету быструю барабанную дробь.

— Так что, Тарас? — не выдержал Гарин. — Это — правильно?

— Подожди, — сквозь зубы процедил Петровский.

Палец удобно лег на спусковой крючок.

— … четыре, пять. Вышел зайчик…

Майя рывком села на диване. Обвела сонным взглядом гостиную. Подняла к лицу все еще не унявшие дрожь руки.

— Кровь? — произнесла она дребезжащим голосом. — Откуда же здесь опять кровь?

Она подняла голову и вдруг увидела в углу Петровского.

— Тарас? — удивленно спросила Майя. — Ты снова стал человеком? Тогда почему с пистолетом? Что у нас вообще здесь творится, Тарас?

Отброшенный Петровским пистолет с грохотом полетел на пол.

5

Машины скорой помощи из медицинского центра «Полночи» прибыли через два часа.

Из головной выскочил всклоченный заспанный молодой парень, дожевывающий на ходу бутерброд.

— Где они? — закричал он, увидев Виктора, курящего на крыльце.

Гарин мотнул головой в сторону дома.

Из двери показался Петровский с Майей, еще слабой, почти прозрачной от сильной потери крови.

— Но мне же определенно сказали, что… — начал было парень.

— Тоже рад видеть тебя, Роман, — перебил его Петровский, осторожно поддерживая Майю под руку. — Все обошлось. И помогите ей, слабая она очень.

Майю осторожно подхватили под руки выбежавшие санитары.

— А мне-то что делать? — всплыл в Виктора в голове голос Сергея. — Тут снова какая-то движуха началась. Только что две машины «Скорой помощи» проехали. На КПП какие-то типы с фотоаппаратами лазают, трупы снимают, ставят оцепление. Валить пора, Виктор, а горючки совсем мало. Я машину заглушил, замерз совсем.

— Вышел бы, поскользил, — подумал Гарин, расстроено. Он в перипетиях сегодняшнего утра совсем позабыл о Сергее.

— Так я и вышел уже, скачу тут, вокруг машины, как танцор диско…. А скользить…. Надоело. Ты своему Петровскому веришь?

— Знаешь, — вместо ответа подумал Виктор, — а, почему бы мне не стать каким-нибудь знатным специалистом по нежити, а? А тебе… ну, скажем, заслуженным экстрасенсом РФ? Что скажешь?

— Я подумаю, — ответил Сергей, — но ничего не обещаю. Ты скоро?

— Заводи мотор, — подумал Гарин, — скоро…

Он поднялся с крыльца.

Отряхнулся старательно.

— Вот и поругались немного, — произнес рядом Петровский, глядя как жену укладывают на носилки.

— Прости меня, Тара, — сказал Виктор, — но мне пора.

Петровский только махнул рукой.

— Жду тебя завтра, — сказал он. — Вместе с твоим телепатом.

Из машины выскочил Ганин.

— Тарас Васильевич, — запыхавшись, сказал он, — по поводу нашего недавнего разговора… Мы нашли способ…

Тарас усмехнулся.

— А мне уже ничего не нужно, Роман, — сказал он. — Но это наверняка пригодиться всем остальным, нашим.

— Так она… — в замешательстве произнес Ганин, указывая пальцем на машину.

Петровский поднял голову к серому небу.

— Скоро, ребята, наверное, самое ожидаемое в моей жизни, полнолуние, — вместо ответа сказал он и впервые за весь этот долгий нескончаемый день счастливо рассмеялся.

Загрузка...