Спецназ ГРУ в Афганистане

С.М. Беков. ПАТРИОТИЗМ – ИДЕОЛОГИЯ СОЛДАТА

Приходится читать и слышать суждения об афганской войне 1979–1989 годов (указываю годы, потому что в этой несчастной стране войны не кончаются) как о войне «ошибочной», «непродуманной», «странной», «ненужной» и т. д. Исходя из этих предпосылок, иные авторы делают далеко идущие выводы о зря потерянных на этой войне солдатах и офицерах, о ни за что ни про что искалеченных телах и душах. Когда встречаюсь с таким умозаключением, у меня в душе не просто поднимается волна протеста – обжигает стыд и гнев как при виде надругательства над могилами. Да, можно понять убитую горем мать, которая вопрошает: «За что? Дед погиб на фронте за Родину, а внук – за что?» И ей ничего не ответишь, потому что ее горе не примет никакого объяснения. Но у нас есть страна, есть армия, есть человек, которому государство вручает оружие. И должна быть единая патриотическая идеология гражданского долга. Как присяга. Причем эта идеология касается не только солдата, но и гражданского государственного чиновника, каждого журналиста, каждого гражданина по его отношению к солдату. Чтобы каждый «человек с ружьем» знал, что рискует жизнью не ради себя, а ради Родины. Эта идеология проста, стара и неизменна для каждого способного любить. Эта идеология называется патриотизмом. «Человек с ружьем» без патриотизма – уже не солдат, а бандит.

Вот на эту тему в преломлении к Афганистану и 30-летию операции «Шторм-333» мне хочется высказаться, поскольку мой опыт участия в этой войне и сроки двух командировок (1982–1984, 1986–1988), как мне кажется, позволяют свидетельствовать со знанием дела. В эти годы я был советником ЦК КПСС в провинции Нангархар и советником в зоне оперативно-войсковой ответственности «Восток». Оперативно-войсковая зона «Восток» была создана на границе с Пакистаном, именно там, где на противоположной ее стороне были сосредоточены до 70 % душманских лагерей, баз, объектов их хранения и госпиталей. Мне приходилось осуществлять постоянные контакты с руководством ДРА, военным командованием, представляя интересы советской стороны. Много и практически круглосуточно работал с командованием советских воинских частей и разведывательных органов КГБ СССР и ГРУ ГШ. Я принимал участие во всех оперативно-войсковых операциях в зоне ответственности. За этот период у меня сложились добрые товарищеские отношения с командирами и политработниками советских воинских частей и соединений, боевая работа которых, безусловно, обеспечивала стабильность республиканской власти на местах и безопасность жителей, населяющих три провинции – Нангархар, Кунар и Лагман.

В провинциальном центре г. Джелалабад на постоянной основе дислоцировались советские мотострелковые и авиационные воинские части. Когда проводились боевые операции, то к нам перебрасывались дополнительно части мотострелковых и парашютно-десантных войск. В феврале 1984 года из Айбека в Джелалабад была передислоцирована первая часть спецназа – отдельный батальон 15-й бригады специального назначения ГРУ. Это был легендарный 154-й отдельный отряд специального назначения («мусульманский» батальон), которым командовал энергичный майор Владимир Портнягин. Само управление бригады со штабом прибыло из Чирчика в марте 1985 года и сразу окунулось в боевую работу. Спецназ по праву считался ударным отрядом Ограниченного контингента. Ни в коей мере не принижая роли мотострелков и летчиков, я расскажу подробнее о спецназовцах, поскольку с ними пришлось работать в более тесном контакте. Этим уникальным соединением в Афганистане командовали два толковых командира: до апреля 1986 года подполковник В.М. Бабушкин, а затем его сменил полковник Ю.Т. Старов, который, пожалуй, был одним из самых старших по возрасту, талантливых и опытных командиров спецназа ГРУ, возглавлявший коллектив бригады до конца 1990 года. Спецназовцам была выделена 800-километровая полоса ответственности вдоль афгано-пакистанской границы. Часто к операциям спецназа привлекались группы из оперативных батальонов ХАДа и агенты ХАДа на местах, работавшие как наводчики.

Моя советническая деятельность охватывала контакты как с руководством ДРА и местными органами власти, так и с не зависимыми от властей пуштунскими племенами, откуда «духи» в основном рекрутировали моджахедов. От расположенности вождей этих племен зависело многое. При этом я принимал участие практически во всех оперативно-войсковых операциях в зоне «Восток». Война есть война! Так что в моем арсенале памяти сотни названий кишлаков и уездов, где проходили бои, номера войсковых соединений, сотни, а может, и тысячи имен командиров, как афганских, так и советских (надо ведь все время иметь в виду, что мы помогали Афганской народной армии). Особенно дружеские отношения у меня сложились с командирами соединений и воинских частей специального назначения и разведывательных органов, такими как Ю.Т. Старов, С.С. Шестов, В.Н. Кириченко, В.Н. Коршунов, которые возглавляли группы «Каскад», «Тибет», с С.Г. Оздоевым, командиром «Вымпела» капитаном первого ранга Э.Г. Козловым, подполковником А.Н. Листопадом и многими другими. Их не перечислить всех, кто сегодня всплывает в памяти, на которых я хочу опереться в своих суждениях.

При всех противоречивых оценках как самого ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистан, так и отдельных аспектов этой войны, по мере удаления того события в историю вдруг исторически неожиданно, казалось бы, парадоксально всплывают глубинные народные оценки. Журналистские репортажи из современного Афганистана доносят до нас голоса простых жителей, вчерашних «душманов», боровшихся с нами: «Брежнев и Наджибулла были лучшими руководителями», «шурави» не только воевали, но и строили заводы, дороги, плотины…» То есть «в осадке» у афганского народы нет ожесточения и ненависти к нам как к «оккупантам».

В том и состоял смысл моей советнической миссии (как и всего многочисленного корпуса советских советников), чтобы наше пребывание в стране по просьбе правительства Афганистана ни в коем случае не расценивалось бы как «вторжение», «оккупация», а только помощь. Интернациональная помощь. Интернациональный долг.

Кто-нибудь из тех умников, любителей выискивать ошибки задним числом, учитывает эту сторону нашей деятельности? Или вместе с высокими понятиями типа «интернациональный долг» отбросили и чисто человеческие, дружеские отношения, которые неизбежно возникали в процессе межгосударственного, межнационального общения? В том-то вся суть, что мы не разделяли афганский народ на враждующие стороны и, помогая одной, волей-неволей становились врагами для другой стороны. А ведь помощь наша в виде продовольствия, техники, стройматериалов, организации и охраны их доставки во все регионы предназначалась всему афганскому народу. И то, что об этом благодарно помнят сейчас и бывший царандоевец, и бывший моджахед, говорит о не прошедших зря усилиях, затратах и потерях.

Мы сами свои ошибки знаем лучше тех «умников». Надо было или не надо было совершать этот ввод– не будем сегодня высоколобо задним числом подменять собой Политбюро ЦК КПСС и советское правительство того времени, целиком охваченное логикой «холодной войны». Свершился факт истории. И внутри этого факта мы все, направленные туда, в пекло, вели себя достойно в самых экстремальных, парадоксальных, экзотически-инородных условиях, на ходу делая дополнительные ошибки и находя наиболее приемлемые для обеих сторон выходы, решения. Кстати, пуштунские племена, веками живущие в свободной зоне, находящейся между Афганистаном и Пакистаном, в известной нам истории никем не были покорены – ни войсками Александра Македонского, ни Англией. Все попытки окончились полным провалом. Их население составляет более 20 миллионов человек. Короли Афганистана всегда уважительно относились к их вождям, их кодексу чести «Пуштунвали», который по сегодняшний день является альфой и омегой поведения и жизненных принципов этого народа. Устную договоренность с вождем племени, численность которого, как правило, от 10 до 200 тысяч человек, можно было считать договором, скрепленным печатями власти, и по вине племени она не нарушалась. Именно пуштунские племена были основой движения мятежников. Мы, советские люди, пришедшие в Афганистан по приказу нашей страны, там сражались за их революцию. Это была наша идеология, наше воспитание.

Командующий 40-й армией, ныне губернатор Московской области Б.В. Громов отмечает в своей книге «Ограниченный контингент», что войска практически столкнулись с неизвестным советской науке театром военных действий. Ни в училищах, ни в академиях, ни в уставах, ни в наставлениях не «проходили» и не приводили примеров, похожих на афганскую действительность. Я сам был свидетелем комической ситуации, когда в штабе 66-й мотострелковой бригады приехавший из Москвы корреспондент спрашивает начальника штаба подполковника Князева: «Далеко ли до противника?» По афганским меркам, вопрос абсурден. Поэтому начальник штаба ответил под хохот присутствующих: «Двести метров в любую сторону».

Мне довелось побывать практически во всех крупных гарнизонах советских войск, и могу сказать, что вопрос обустройства войск в зоне «Восток» решался хуже, чем в северных районах или в Кабуле, Шинданде и Герате, где все дивизии располагались в стандартных военных городках по единому плану. Строительство осуществлялось специализированными отрядами военных строителей. Прибывающие для проверки военные руководители и начальники порой не вникали в особенности боевых действий и обеспечение материальными средствами, боеприпасами, но нередко обходили казармы и рассматривали, как заправлены солдатские кровати и стоят ли рядом с тумбочкой тапочки. А один большой генерал устроил разнос командиру батальона за то, что у его подчиненных были не покрашены ободранные в походах каски. Не занимаясь показухой, мы старались сделать все для оказания помощи командирам, и хотя быт многих частей был неказист – особенно у спецназа, люди не жаловались и благодарили за помощь. Я помню, как пришлось принимать и размещать 154-й отряд специального назначения. В полукилометре от Самархеля под мощными эвкалиптами находились развалины шести каменных строений бывшего консервного завода. Вот туда-то и решили посадить спецназовцев. Собственными силами, без привлечения строительных подразделений спецназовцы оборудовали комфортабельный военный городок. Благоустройство территории шло непросто. Мне пришлось самому не один раз объезжать предприятия, ирригационный узел и комбинат железобетонных изделий. Просил дать десантникам в долг необходимые материалы. Первое время батальон большее время занимался хозяйственными делами. Воевать днем невозможно. Жара адская. Однако на реализацию разведданных группы выходили регулярно. Особое внимание уделялось провинции Кунар. Там размещение асадабадского батальона спецназа шло еще труднее. Там в палатках, кунгах и землянках прожил личный состав до вывода. Скромный архитектурный портрет – несколько модулей, сборных железных конструкций под столовые и складские помещения, деревянные будки туалетов и рукомойников, автопарк. Самым священным местом в городках были бани. Хотя банные постройки имели непритязательный вид. Часто это были землянки, состоящие из нескольких помещений, с небольшими подслеповатыми окнами. Несмотря на спартанские условия жизни, спецназовцы быстро привыкали к своим городкам и любили их. Даже строили для души небольшие бассейны, облагораживали священные места – самодельные обелиски и памятные знаки в честь погибших сослуживцев.

Карта афганского театра военных действий напоминала бы шкуру леопарда, если бы не менялась ежедневно. А так ее и сравнить не с чем. В зависимости от возникающих задач оперативной обстановки проводились локальные операции с привлечением тех или иных частей и соединений. Так вот, по свидетельству генерала Б.В. Громова, ни одна из этих воинских операций с участием советских соединений не была проиграна. Как не была проиграна и вся афганская кампания. От чего нашему русскому «человеку с ружьем» опускать стыдливо голову? Он не посрамил славы русского (советского) оружия. Он вышел из сопредельной территории по решению своего Верховного главнокомандования с улыбкой радости, с гордо развевающимися знаменами. Он не запятнал свою душу преступлениями против человечности, типа выжженной напалмом территории, стертых с лица земли кишлаков, массовых расстрелов и других зверств, на которые, к несчастью, иногда срывались воюющие стороны.

За свои ошибки платили своею кровью. Число предателей, перебежчиков ничтожно мало. Даже случаев так называемой «дедовщины» я, например, не припомню. В общем, наш воинский контингент в Афганистане, несмотря на известные стратегические просчеты, локальные издержки и даже неудачи, показал себя миру организованным, дисциплинированным, квалифицированным, гибким, высокоморальным. Американцы, большие специалисты все калькулировать и выводить коэффициенты рентабельности или индексы эффективности, давно уже подсчитали, что русская кампания в Афганистане, оказывается, была высокоэффективной с точки зрения соотношения воинских потерь.

Кстати, американцы же сразу заметили и оценили соединения специального назначения, проявившие свои великолепные качества в Афганистане. «Единственные советские войска, которые воевали успешно, – это силы специального назначения, доставлявшиеся на вертолетах», – писала газета «Вашингтон пост» 06.07.1989. Разумеется, это похвала «сквозь зубы», отсюда и словечко «единственные». Ныне чуть ли не во всех академиях изучается афганский опыт советского спецназа, особенно первая операция «Шторм-333», которой командовал полковник В.В. Колесник. Отряд спецназа ГРУ, неофициально называемый «мусульманским», потому что укомплектован был выходцами преимущественно из республик Средней Азии и Казахстана, и спецподразделения КГБ СССР «Зенит» и «Гром» в течение 45 минут выполнили поставленную задачу. В общем, воистину «воины-интернационалисты». Все они были отмечены наградами Советского Союза.

В рамках статьи не рассказать о многочисленных случаях героизма, самоотверженности, взаимовыручки наших солдат и офицеров, которые после учебных полигонов впервые подверглись испытанию настоящим огнем. Тем не менее не так уж редки случаи мужественной стойкости даже в безнадежных ситуациях: смерть от последней гранаты в окружении врагов.

Так что всякие попытки принизить дух воина-интернационалиста, навязать ему некий «афганский синдром» наподобие «вьетнамского» у американских солдат – изначально лукавы; они исходят не от реальности, а от навязанной определенной идеологической установки – чохом отрицать, очернять, осквернять все советское прошлое. А это в корне неверно не только потому, что тени без света не бывает, но и потому, что мы не должны уподобляться «иванам-не-помнящим-родства» и предавать самих себя и наших прекрасных юношей-воинов, которые прощались с жизнью в Афганистане, будучи свято верными присяге своей великой Родине.

Кстати, отметим еще одну особенность афганской войны: возвращение тел погибших за границей на родину, к семье, что прежде не практиковалось. Похороны печальная, но и наиболее эмоциональная торжественная процедура. А уж похороны воина, павшего в бою, – особенно. Но припомните, с какой трусливой таинственностью, секретностью проводились эти необходимые ритуальные мероприятия в начале войны воинскими и местными властями. В дальних углах кладбищ, без огласки. И как постепенно была сметена эта страусиная практика. Сметена народным вниманием и уважением к памяти солдата, отдавшего жизнь на войне. Порой у могил собиралось все население поселка, на траурную процессию выходили завод, школа, институт и т. д. «Это надо не мертвым, это надо живым». И те, кто сопровождал печальный «груз-200», и оставшиеся воевать в Афгане друзья, видя заботу Родины о «последних почестях», только укреплялись в своих патриотических чувствах. А это, в свою очередь, подпитывало ту «самую кровную, самую смертную связь» солдата с Родиной, которая и зовется духом армии, самым эффективным ее оружием.

Прошедшие за 10 лет через горнило Ограниченного контингента десятки и сотни тысяч молодых людей Советского Союза благодаря общему для них «духу» сплотились в новое военно-ветеранское движение, продолжающее традиции ветеранов-победителей в Великой Отечественной войне. Их «афганские» организации стали заметной частью общественной жизни страны. И хотя «нелегкая досталась доля» этому поколению – возвращаться в мирную жизнь во время социально-политической перестройки, «афганские» организации проявили себя и умелыми защитниками индивидуальных судеб, и помощниками бывшим воинам, родителям погибших, инвалидам в их многочисленных стычках с идеологически размагниченным и дезориентированным чиновничеством. Они же стали инициаторами упорядочения законодательства о воинах-интернационалистах.

Мощное «афганское» общественное движение – показатель патриотической стойкости и нравственной чистоты прошедшей через это испытание части советской молодежи, которая уезжала за границу Советского Союза, а вернулась уже в другую страну. Было отчего впасть в синдром. Думается, именно самоорганизация «афганцев», их послеафганская спайка и дружба предотвратили эпидемию «афганского синдрома». Чтобы убедиться в отсутствии такового, достаточно обратиться к довольно обширному и популярному «афганскому фольклору», самодеятельному и профессиональному художественному творчеству. В многочисленных романах, повестях, стихах и поэмах, в кинофильмах и песнях отражена мужественная, нравственно-красивая суть массового «афганца», воспеты воинские подвиги, увековечена память павших.

Солдатский патриотизм выражается не в словах, хотя и они важны. Солдат доказывает свою любовь к Отечеству самым серьезным «аргументом» – жизнью, и перед таким неоспоримым доказательством всякое умничанье о зря или не зря понесенных потерях просто кощунственно. А у солдата в «командировке» за границей, как у нашего воина-интернационалиста, появлялась дополнительная ответственность перед Родиной: ты теперь уже не сам по себе, ты – «шурави», и от тебя зависит, будет ли это слово проклятием или уважительным обращением. И то, что оно даже сейчас произносится беззлобно, уважительно большинством афганцев, свидетельствует о том, что наши интернационалисты пронесли там такую ответственность достойно.

Там, в Афганистане нашего времени, Правительством СССР и ЦК КПСС перед всеми нами, советскими людьми, ходившими по минным и караванным тропам, и выполнявшими свою миссию в кабинетах высшего руководства этой страны, была поставлена главная стратегическая задача – иметь рядом с нашей государственной границей дружественную страну, и этой задаче были подчинены все наши действия. И свой вклад в это внесли соединения и воинские части специального назначения ГРУ ГШ ВС СССР.

С.М. Беков

Член Совета Федерации Федерального собрания

Российской Федерации.

Генерал-полковник таможенной службы