Спираль времени

«ФАНТАСТ»

– Не могу понять, – сказала она, – почему ты так волнуешься. Можно подумать, что выступить с докладом перед ученым советом для тебя в новинку.

Он ничего не ответил, встал, с подчеркнутой аккуратностью подвинул стул обратно, точно на то же место, где он стоял раньше, повернулся и подошел к окну.

Она наблюдала за ним улыбаясь. Все это было ей давно знакомо и привычно. Перед каждым публичным выступлением он вел себя точно так же.

Они жили на восьмом этаже огромного здания в районе новостроек, там, где несколько лет назад находился аэропорт. Город приблизился вплотную, и бетонные дорожки аэродрома перенесли к югу, в сторону Гатчины.

День выдался морозный, ясный и солнечный.

Он пристально всматривался вдаль, где далеко-далеко, казалось на самом краю горизонта, едва угадывалась тонкая игла Петропавловской крепости.

Через полтора часа ему надо было быть там, в районе Невы, в хорошо знакомом доме на набережной, прямо напротив древней крепости.

Что его ждет?

Ему казалось, что работа, которой он посвятил столько лет жизни, не может вызвать никаких споров и разногласий. Результат убедителен и бесспорен. Вывод может быть только один, тоже ясный и бесспорный.

Но он хорошо знал свою тайную слабость – считать выводы бесспорными, до тех пор пока беспощадная логика не развеет иллюзий. Знал – и все-таки каждый раз поддавался самообману. Так было уже несколько раз, – горькие разочарования перемежались с победами. Но победы как-то не запоминались, а горечь поражения оставалась на годы.

Он знал это и считал свой характер трудным и неудобным в жизни.

Так и сейчас.

Он верил в свой труд, но понимал, что все выглядит бесспорно только в его глазах.

Многое, очень многое зависело от результата сегодняшнего обсуждения. Пожалуй, никогда еще этот результат не был так важен для него.

Важен потому, что он сам слишком глубоко верил.

«Неужели она этого не понимает?» – подумал он о жене.

– Дело не в самом докладе, – сказал он, вспомнив, что так и не ответил ей. – Наука терпима и принимает любую гипотезу, если она не чересчур фантастична. Дело в выводе. Ты знаешь, о чем я говорю. Они могут не согласиться со мной.

Она встала и тоже подошла к окну.

– Пусть даже так, – сказала она. – Они не могут не оценить твоей работы. А ведь это и есть самое главное.

Он вздохнул. Нет, это уже перестало быть для него самым главным.

Вывод, вывод!..

– Не хочешь ты меня понять, – с досадой сказал он. – Работа, я имею в виду ее математическую часть, конечно будет оценена, даже если она окажется впоследствии ошибочной. Мало ли бывало в науке ошибочных теорий и гипотез. Они тоже нужны и полезны. Какое-то зерно истины всегда бывает. Не в том дело! – Он повернулся и положил руки на ее плечи. – Поймите вы, – сказал он с силой, – надо искать! Искать! Не жалея труда и затрат! Дело того стоит. Неужели вам так трудно это постигнуть?!

Она поняла, что он говорит не ей, а воображаемым оппонентам и что именно этим объясняется неожиданное местоимение «вы».

Ее нисколько не удивила странная реплика. Недаром она часто называла его одержимым. Мысленно он уже переживал неудачу и страдал от неудовлетворенности, хотя доклад еще не состоялся и было совершенно неизвестно, будут возражения или нет, согласятся с ним или отвергнут его идею.

– Все равно нет никаких причин так волноваться. Не согласятся сегодня, согласятся завтра. Ученый совет не последняя инстанция.

– В этом ты, пожалуй, права, – сказал он. – Ну что ж! Пора отправляться на голгофу.

– Рано! Садись и ешь! Голод плохой советчик! Тебе нужны силы.

Он сам знал, что силы ему нужны. Доклад будет длинным, а прения еще длиннее.

– Ты поедешь со мной? – спросил он робко.

Она весело рассмеялась. Каждый раз он задавал этот вопрос и каждый раз получал один и тот же ответ. Она знала, что ему гораздо спокойнее, если в зале находится хоть один безусловно сочувствующий ему человек.

– Так и быть, на этот раз поеду.

Теперь рассмеялся уже он…

Николай Тихонович Карелин принадлежал к типу ученых, для которых первым и главным достоинством науки являлась возможность пролагать в ней новые пути. Он не мог, подобно многим другим, ограничиться изучением и детализацией уже открытого и признанного. Его влекла неизвестность.

Несмотря на молодость (Карелину было сейчас всего тридцать два года), он был уже хорошо известен в научных кругах Его доклады всегда пользовались успехом, но и укрепили за ним кличку «фантаст», которую произносили не с насмешкой, а уважительно, настолько неожиданны и парадоксальны были всегда его исследования и выводы.

В устах Карелина математика никогда не была сухой, он говорил о ней почти как о поэзии.

Он и был поэтом – цифр и выкладок. И, как любой поэт, отличался впечатлительностью. Не волноваться перед докладом он не мог…

Со стороны виднее, – говорит пословица. Зоркий глаз искушенного специалиста мог заметить едва различимую неточность – и тогда стройная цепь умозаключений рухнет, как карточный домик. Карелин слишком хорошо знал, что подобные казусы подстерегают любого. Он сам однажды выступил в роли такого «разрушителя», сведя на нет длительную работу одного из своих товарищей, испытывая при этом одновременно жалость к человеку и торжество ученого.

С математической стороны его гипотеза неуязвима. Но опасность угрожала с физической и особенно с философской сторон. Атака могла последовать с любого из этих направлений.

Но даже и это не смущало бы и не заставляло так мучительно волноваться Николая Тихоновича, давно привыкшего к штормам и ураганам своей нелегкой профессии «открывателя новых земель». Буря критики – обычное и закономерное явление. Она неизбежна и нужна: истина рождается в столкновении мнений.

И будь его работа только математической, физической и философской, Карелин был бы совершенно спокоен. Все просто и обычно. Он выскажет новую гипотезу, ее обсудят, проверят и перепроверят, а затем либо примут, либо отвергнут. Так было всегда.

Но в логику умозаключений и формул вмешалось непредвиденное, не имеющее никакого отношения к математике, физике и философии. Вмешалось и властно потребовало внимания.

Здесь таилась четвертая опасность. И в глазах Карелина эта опасность была самой страшной. Три первые были присущи его науке, одинаково угрожали как ему, так и всем другим, идущим по тому же пути. Никто не осудит, если гипотеза окажется неверной.

А здесь, в «непредвиденном», не имеющем отношения к строгой науке, явившемся случайно, было основание для насмешки.

Он боялся, что с его выводом не согласятся, что задуманное им не встретит поддержки. А может случиться так, что не будет никакого несогласия, а просто… смех.

Смех и больше ничего!

Тогда настанет конец мечте.

Тот, кого называют «ученым-фантастом», хотя бы и в шутку, должен быть очень осторожен и не давать повода зачислить себя в фантасты без кавычек.

Четвертая опасность грозила подорвать его авторитет.

И все же Карелин не хотел и думать о том, чтобы отделить «непредвиденное» от доклада, гарантировать себя от четвертой опасности. Он видел в «непредвиденном» доказательство своей гипотезы и твердо решил включить его в конечный вывод.

Будь что будет! Отступать было не в его характере.

– Может быть, и посмеются на первых порах, – сказал он.

– Совершенно верно! – подхватила Вера Павловна, для которой течение мыслей мужа никогда не было тайной. – А потом подумают и согласятся.

Она знала о его намерении, нужно быть смелым. Тем более если уверен в своей правоте.

Карелин посмотрел на часы.

– Ну, кажется, самое время, – сказал он.

– Да, поехали!

Они посмотрели друг на друга, и оба улыбнулись – он принужденно, она – открыто и весело.

– Интересно, – сказал Николай Тихонович, – как я вернусь оттуда: со щитом или на щите?

– Только со щитом!

НАХОДКА

Люди напряженного умственного труда редко ограничиваются своей основной работой. Почти как правило, у них появляется какое-нибудь увлечение, не имеющее ничего общего с их специальностью. Мозг требует отдыха, отвлечения, перемены деятельности. И если ученый пренебрегает физическим трудом или спортом, то чаще всего увлечением становится также умственная работа, но только совсем иного характера, при которой вводятся в действие другие участки мозга, не принимающие участия в основной работе.

Такой отдых достигает цели, но, конечно, в меньшей степени, чем отдых «физический».

Николай Тихонович Карелин, к большому огорчению своей жены, заслуженного мастера спорта, не испытывал никакой склонности к физкультуре. И его отдыхом служила… другая наука.

Карелин увлекался археологией.

В его кабинете целый шкаф был наполнен всевозможными черепками, кусочками костей, каменными и железными обломками, извлеченными при раскопках. Большинство из них было подарено ему другом детства и юности Василием Васильевичем Кичевым – историком и археологом. Но были тут и предметы, найденные лично Карелиным. Изредка он принимал участие в экспедициях Кичева, всегда в качестве подсобного рабочего.

Вера Павловна весьма одобрительно относилась к таким поездкам. Муж не хочет заниматься спортом, пусть хоть иногда просто поработает лопатой.

Но участвовать в археологических раскопках приходилось редко.

Последний раз это случилось два года назад.

Карелин тогда был сильно утомлен, закончив сложное математическое исследование, и неожиданно полученное письмо Кичева оказалось как нельзя более своевременным.

Василий Васильевич приглашал друга отправиться вместе с ним ни более ни менее как в… Египет.

В первый момент Николай Тихонович просто рассмеялся. Показалось смешным, что его, простого любителя, приглашают в столь серьезную экспедицию. Какую пользу он может принести? Но потом он задумался, а на следующий день ответил согласием.

Заслуга этого решения целиком принадлежала Вере Павловне.

Через неделю Карелин получил официальное уведомление о зачислении в состав археологической группы Кичева в качестве лаборанта. Видимо, был учтен его опыт, приобретенный в нескольких прежних раскопках.

Воздушный лайнер доставил экспедицию, без промежуточных посадок, на сравнительно недавно оборудованный аэродром в Вади-Халфе, расположенный почти на пятьсот километров южнее Асуанской плотины.

Кичев, начальник и научный руководитель экспедиции, с утра до вечера был очень занят, и за двое суток пребывания в Вади-Халфе Карелин редко видел его. Другие четверо членов их маленького коллектива неоднократно бывали уже в Египте, и их мало интересовало то, что всецело захватило Николая Тихоновича. Ему пришлось в одиночестве знакомиться с городом и древним Нилом.

Овеянная легендами, пропитанная «ароматом истории», могучая река приводила Карелина в поэтическое настроение. Моторные катера и речные трамваи казались ему ладьями фараонов или утлыми лодками феллахов. Увы! Фараоны давно исчезли, а феллахи, хотя и существовали, но пользовались вполне современными «моторками».

Оставалось пернатое население берегов, но и здесь Карелина постигло разочарование. Подавляющее большинство составляли хорошо знакомые ему гуси и утки, прилетевшие сюда на «зимний период». Коренного населения – пеликанов и фламинго – было почему-то совсем мало. И ни разу не видел он ни одного крокодила.

Но, несмотря на явное отсутствие «владык Нила», Карелин все же не рискнул выкупаться.

Кичев торопился. Не за горами был период весенних ливней. И утром третьего дня экспедиция на двух вертолетах вылетела к месту назначения – древнему оазису Гальфага.

Советские египтологи пришли к выводу, что во времена двенадцатой династии, в частности при фараоне Аменемхете Первом, оазис Гальфага, вернее населенный пункт, находящийся в нем, уже существовал, и задачей Кичева было проверить это предположение.

Карелина вновь ожидало разочарование. Он увидел не оазис, каким всегда представлял его себе, а город, правда небольшой, но вполне благоустроенный. Поселились не в палатках, а в уютном отеле, и на работу ездили в автомобилях.

– Куда ты меня завез? – шутил Николай Тихонович. – Знал бы, не поехал. Где же Египет, дорогой Вася? Где пески и пальмы?

– Будут тебе пески, – отвечал Кичев. – В достаточном количестве. Еще надоест!

Песку действительно хватало на месте работы.

Археологи волей-неволей должны обходиться без современной техники. Землеройные машины, не говоря уже о мощных экскаваторах, никуда не годятся при раскопках. Их слепая, нерассуждающая сила может повредить бесценные экспонаты, таящиеся в каждом метре древней египетской земли. Простая лопата является в этом случае единственным и верным орудием.

Кичев выбрал место, где еще никогда ничего не искали. Его опытный глаз определил, что если населенный пункт действительно существовал здесь в интересующую ученых эпоху, то именно в этом месте должен был находиться абидос, или некрополь, а также жилища хаотитов, без которых не могло обходиться ни одно древнее египетское поселение.

Началась тяжелая, кропотливая и неблагодарная работа. Усилия, которыми добывались редко попадающиеся экспонаты, казались всем чрезмерными, но другого пути не было.

Люди копали с утра до вечера, все более погружаясь в песчаные пласты, с каждым метром становившиеся плотнее и тверже.

Раскопки производились одновременно в трех местах.

Одной из групп непосредственно руководил сам Кичев, при котором в качестве лаборанта состоял Карелин.

Их группе не повезло. В то время как другие время от времени находили более или менее ценные предметы, относящиеся к различным эпохам, Кичев с Карелиным не нашли ничего, выкапывая только песок.

Становилось ясным, что попали на бесплодный участок.

Но конец венчает дело. И именно группа Кичева обнаружила если и не искомое, то все же нечто имеющее огромный интерес.

Это были остатки гробницы, видимо баснословной древности.

Определить, что перед ними именно гробница, мог только очень опытный археолог, – так мало от нее осталось. Несколько каменных обломков, в которых с трудом узнавались черепки сосудов, небольшая, сплошь истрескавшаяся, плита из мрамора и что-то напоминавшее лоскутья не то материи, не то пергамента. Не было ничего похожего на мумию, но Кичев без колебаний заявил:

– Здесь был захоронен человек простой и небогатый. Парасхиты работали небрежно, и от мумии ничего не осталось. Третьего, мраморного, гроба не было, и, видимо, не было и второго – кипарисового.

– Аменемхет Первый? – спросил Карелин.

– Нет, – ответил Василий Васильевич. – Этот человек жил и умер значительно раньше. Определить точно можно будет только после лабораторного исследования. Надо тщательно собрать все. Осторожнее!

Видимо, Кичев придавал большое значение находке, так как приказал другому лаборанту помочь Карелину.

– Я могу взять на память какой-нибудь маленький обломок? – спросил Николай Тихонович, когда долгая и кропотливая работа была закончена и все найденное заботливо упаковано.

– К сожалению, нет, – ответил Кичев. – Их очень мало.

Но Карелину все же хотелось пополнить свою коллекцию и хоть что-нибудь привезти с собой. Василий Васильевич и два других археолога уже сейчас, до лабораторного исследования, пришли к выводу, что гробница относится никак не ближе чем к пятому, шестому тысячелетию до нашей эры. Столь древних экспонатов у Карелина еще не было.

– Но вот, например, этот камень, – сказал он.

– Пожалуйста! – равнодушно ответил Кичев. – Это не имеет никакого отношения к гробнице. И вполне вероятно, – улыбнулся он, – камень лежал в земле еще до того, как была вырыта яма для гробницы. Он еще более древний. Можешь быть довольным. Правда, это уже относится не к археологии, а к геологии.

– Все равно, – сказал Карелин. – Раз ничего другого нельзя…

Камень имел известняковое происхождение. Он был довольно велик, удлиненной формы и очень крепок. Во всяком случае Карелину не удалось расколоть его, а пришлось взять с собой целиком.

– Я снабжу его этикеткой, что это кусок гробницы, – сказал он. – Ведь камень найден на ее месте.

– Твоя коллекция не официальная, – сойдет! – рассмеялся Кичев.

Больше на этом месте не нашли ничего.

Работы продолжались еще недели две. Доказательств, что во времена двенадцатой династии на этом месте был населенный пункт, не обнаружили. Зато стало известно, что гораздо раньше здесь жили древние египтяне.

– Во всяком случае они здесь бывали, – резюмировал Кичев.

Экспедиция вернулась в СССР.

Камень занял свое место в шкафу, и Карелин вскоре забыл о нем.

Как-то при встрече Кичев сообщил ему, что лабораторное исследование установило еще более древнее происхождение гробницы, чем они предполагали.

– Ей не меньше двенадцати тысяч лет, – сказал Василий Васильевич. – Это очень интересно и доказывает, что даже так давно обычай мумифицирования трупов уже существовал. Впрочем, это не новость.

Карелин приписал на этикетке: «Возраст – двенадцать тысяч лет», – и снова забыл о камне.

Вспомнить пришлось год спустя, и не только вспомнить…

Очень часто открытия делаются благодаря случайности. И тайна старого камня также открылась совершенно случайно.

Карелины переезжали на другую квартиру. Николай Тихонович лично упаковал в корзину свои археологические сокровища. Опасаясь, что тяжелый камень может повредить хрупкие черепки, он уложил его в самом низу.

И вот когда тяжелую корзину втаскивали на восьмой этаж, завернутый в кусок материи камень прорвал дно и упал на ступени лестницы. Покатившись, он достиг края и рухнул в пролет с высоты седьмого этажа.

Перепуганный Николай Тихонович помчался вниз. Камень мог задеть кого-нибудь при падении, а весил он не меньше четырех килограммов.

К счастью, все обошлось благополучно, камень никого не задел.

Ругая себя, Николай Тихонович внес злополучный экспонат в квартиру и положил его в углу.

– Разве можно быть таким неосторожным, – заметила Вера Павловна.

– А я знал? – огрызнулся Карелин. – Корзина казалась крепкой.

Он не мог даже заподозрить ожидавшего его сюрприза.

Падение с высоты двадцати метров сделало то, что не удалось Карелину в Египте с помощью геологического молотка, – камень раскололся.

Вернее, откололись и отделились верхние напластования, отложившиеся на камне за тысячелетия. Перед Карелиным, когда он развернул свой экспонат, чтобы положить его в шкаф, оказался правильной формы прямоугольный брусок.

Николаю Тихоновичу стало ясно, что извлеченный из древнейшей гробницы камень имеет все следы обработки человеческой рукой и, следовательно, не случайно оказался рядом с другими остатками захоронения, как говорил Кичев.

Он понял, что не имеет права оставлять у себя подобную находку, и тотчас послал телеграмму Василию Васильевичу. До его приезда каменный брусок лежал на письменном столе, и Карелин боялся даже дотронуться до него.

Кичев не сразу поверил своему другу и позвонил ему по телефону. И только после подробного рассказа и после того, как Карелин показал ему, во что превратился камень, Василий Васильевич примчался в Ленинград.

– Кто бы мог подумать! – сказал он взволнованно, рассмотрев брусок и держа его в руках так осторожно, словно он был хрустальным. – Какая счастливая случайность!

– Пропал мой экспонат, – шутливо сказал Карелин.

– Да уж конечно! Ему место в музее, а не в частной коллекции.

– Что он из себя представляет?

– Трудно сказать. До сих пор таких вещей в египетских гробницах никогда не находили. Исключительно интересно!

Камень казался сплошным. Кичеву, так же как и Карелину, не пришло в голову, что в нем может что-то находиться.

О том, что произошло дальше, Николай Тихонович узнал через две недели, увидевшись с Кичевым в Москве.

– Сначала, – рассказал Василий Васильевич, – был обнаружен шов. Брусок оказался состоящим из двух половинок, чем-то склеенных друг с другом. Чем именно – так и не удалось узнать. Пока не удалось – поправился он. – Этим вопросом занимаются. А внутри лежала туго свернутая рукопись на столь древнем языке, что ее с трудом удалось расшифровать. Ведь рукописи двенадцать тысяч лет! Самого Египта, в нашем понимании, еще не существовало!

– Ее перевели?

– Да, конечно! Это что-то вроде сказки о посещении Атлантиды. Зачем ее так тщательно упаковали и положили рядом с мумией – неизвестно. Скорее всего, причуда того человека, останки которого мы нашли. В более поздние времена на грудь мумий обычно клали изречения из «Книги мертвых».

– А эта рукопись не может служить доказательством существования Атлантиды?

Кичев рассмеялся.

– Не более, чем любая сказка, – ответил он. – Содержание рукописи лишено интереса, но на чем она написана? Это не папирус, и, конечно, не пергамент.

– А что же?

– Еще не выяснено.

– Любопытно, – сказал Карелин, – откуда могла явиться двенадцать тысяч лет назад мысль об Атлантиде?

– Эта легенда очень древняя. Кстати, автор рукописи не говорит об Атлантиде. Он называет ее «Страна Моора».

– Что это такое – Моор?

– Такого слова нет. Видимо, оно придумано автором рукописи.

– Почему же ты говоришь, что речь идет об Атлантиде?

– Прочти и увидишь сам.

– У тебя есть копия? – обрадовался Карелин.

– Я приготовил ее для тебя, подумав, что тебе будет интересно познакомиться с фантастикой древнего Египта.

– Признателен за внимание.

– Эта рукопись попала в наши руки благодаря тебе.

– Вернее сказать, благодаря плохой корзине.

Карелин прочел перевод. Он был сделан явно «технически», и с литературной точки зрения его нельзя было назвать даже подстрочным. Это было изложение содержания, никак не больше. Видимо, тот, кому была поручена эта работа, отнесся к ней несерьезно, считая древнюю «сказку» не заслуживающей внимания.

Но Николай Тихонович придерживался иного взгляда.

– Типично для ученого с предвзятым мнением, – сказал он жене. – Придется сделать вторичный перевод.

– Вряд ли кто-нибудь захочет этим заниматься, – заметила Вера Павловна.

– Я знаю человека, который это сделает, если я попрошу.

Получить подлинник рукописи Карелину не удалось. После лабораторного исследования его отдали в музей. Но Василий Васильевич был хорошим другом, и с его помощью Николай Тихонович получил отличную фотокопию.

Школьный товарищ Карелина, известный египтолог и знаток древнейших наречий Египта, Сафьянов согласился сделать новый перевод.

– Я очень рад, – сказал он, – такие древние письмена попадаются крайне редко.

«СПИРАЛЬ ВРЕМЕНИ»

– Ты был прав, – сказал Сафьянов, передавая Карелину свою работу. – В первом переводе действительно пропущены многие детали, и, по-моему, весьма существенные. Я сделал точный перевод. Но только подстрочный. Сохранить язык автора мне не удалось. Да вряд ли это и нужно. В древнейшем Египте говорили и писали так, что теперь никто ничего не поймет. Пришлось бы к каждому слову давать пояснения. Слишком велика разница во времени. Все было тогда совсем другим: язык, понятия, верования. Мне даже пришлось заменить имена богов на знакомые нам из более поздней истории Египта. Но за точность смысла каждой фразы я ручаюсь.

– Что и требуется, – сказал Карелин. – Большое спасибо!

– Благодарить не стоит. Я работал с удовольствием. Рукопись проливает свет на кое-какие детали истории «доисторического» Египта и его связей с Атлантидой. В том, что речь идет именно об Атлантиде, сомневаться нельзя. Что касается самой фабулы рассказа, то она любопытна, хотя и неправдоподобна. Что ты собираешься делать с этой сказкой?

– Я еще и сам не знаю, – ответил Карелин.

Но, говоря так, Николай Тихонович кривил душой. Он уже знал, зачем нужна ему «сказка» древнего Египта, но не считал нужным прежде времени говорить об этом.

Содержание рукописи удивительным образом сходилось с выводами гипотезы, над которой он работал. Это и было тем «непредвиденным», что вмешалось в его чисто математическую работу и неожиданно превратило Карелина в историка.

Отделанный белым пластиком зал, где происходило сегодня заседание ученого совета, не имел окон и освещался мягким голубоватым светом люминесцентных ламп, скрытых за карнизом высокого потолка.

В воздухе, подогреваемом кондиционными установками, едва заметно пахло хвоей.

Большинство публики составляла молодежь. Студенты-математики и молодые ученые заполнили все кресла амфитеатра, как всегда привлеченные именем Карелина и необычным, обещавшим что-то новое, названием его доклада.

Возле кафедры сидели члены ученого совета, девять человек известных физиков и математиков.

Они казались спокойными и невозмутимыми, хотя каждый из них был заинтересован гипотезой не меньше любого студента. Николай Тихонович Карелин всегда преподносил что-нибудь необычное и парадоксальное.

Никто еще не подозревал, что сегодняшний доклад по «фантастичности» оставит далеко позади все предыдущие, что вслед за строгой наукой им поднесут нечто такое, чего они никак не могли ожидать даже от Карелина.

Вначале никакой фантастики не было, только неожиданность.

Пока продолжалась вводная речь докладчика, занявшая около часа, в зале царила внимательная тишина.

Но вот Карелин положил мел.

Огромная черная доска сверху донизу оказалась заполненной уравнениями и формулами. В самом низу, дважды подчеркнутая, обособленно стояла конечная функция.

Все взгляды были прикованы к ней.

Только теперь, когда из-под руки докладчика белой вязью легла на доску знакомая всем присутствующим строчка цифр и символов, слушатели поняли, что означает удивившее их название доклада – «спираль времени».

Это было большой неожиданностью.

И все, что им предстояло услышать дальше, внезапно приобретало волнующее значение неведомого.

Карелин вытер руки и вернулся на кафедру.

– Итак, – спокойно сказал он, – вы все видели, как получилось у меня уравнение спирали. Вы могли следить за моими выводами и проверять все выкладки, которые я писал на этой доске. Тех, кто этого не делал, могу заверить, что математических ошибок здесь нет. Если начальная предпосылка верна, то мы неизбежно приходим к этому уравнению. Но, как вы, конечно, давно заметили, в получившемся уравнении есть лишний член, что и отличает его от обычного уравнения спирали. Это множитель с, стоящий в конце. О чем же говорит нам множитель с? О том, что в математическом смысле время течет не прямолинейно, а спирально: оно как бы развертывается в будущее бесконечными витками материально не существующей спирали. Известные гипотезы о расширяющейся, или пульсирующей, Вселенной могут помочь вам понять мою мысль. Спираль времени – неотделимая часть пространства и материи. И если я говорю о ней, то только в том смысле, в каком мы говорим о времени вообще.

Карелин замолчал и, точно решившись, продолжал другим тоном:

– Теперь я перехожу к самому трудному для меня разделу доклада. То, что вы слышали до сих пор, это обычная математика, примененная к необычной гипотезе. Сейчас я попрошу вас переключиться на философию и понимать мои слова именно в философском смысле. Все дальнейшее надо понимать умозрительно. Человек живет во времени. Нашему сознанию оно кажется прямолинейным. Вчера – сегодня – завтра! Прямая линия. Вижу, что некоторые хотят возразить. Правильно, линия «вчера – сегодня – завтра» может быть и криволинейной, в частности витком спирали. Но будем рассматривать время жизни отдельного человека и всего человечества в целом, как линию прямую; подчеркиваю: в том же смысле, в каком я только что говорил о времени вообще. Подобное допущение приводит к интересным выводам. Прямая линия, идущая от того же центра, где началась спираль, пересекает ее витки…

Шум в зале заставил Карелина прервать свою речь. Шумели, конечно, студенты. Но не только они. Даже члены совета о чем-то заговорили между собой. О чем именно, Карелин не мог расслышать среди гула других голосов.

Шум постепенно смолк.

– Я очень рад, – сказал Николай Тихонович, – что моя мысль дошла до вас раньше, чем я успел ее закончить. Меня иногда называют «фантастом». Мы с вами занимались строгой наукой больше часа. Не будет ничего плохого в том, что сейчас мы немного пофантазируем, в виде отдыха. Тем более что в конце доклада я намерен познакомить вас с документом, который заставляет думать, что здесь даже и нет никакой фантазии, а только неизвестная еще нам реальность. Да, вы поняли меня правильно. Прямая линия времени, пересекающая витки спирали того же времени, приводит к выводу, что может существовать «машина времени»! (Снова, на короткое время, возник шум и смолк.) Ведь мы можем рассматривать расстояние между витками спирали как нечто, где времени вообще не существует. Витки спирали, как легко заметить из написанных мною формул, находятся бесконечно далеко друг от друга и вплотную друг к другу, одновременно. Коэффициент, обусловливающий эту особенность, – величина переменная, и не будет слишком смелым сказать, что она не только переменная, но и зависимая. Связь между временем, как я его понимаю, и пространством очевидна, но я сейчас об этом говорить не буду. Скажу только, что если современная наука признает существование, пусть умозрительное, нулевого пространства, где нет никакого пространства, то у нее нет никаких оснований не признавать тех же свойств и за временем. А вывод может быть только один. Когда человечество найдет способ передвижения в нулевом пространстве, оно неизбежно окажется и в нулевом времени. Иначе говоря, исчезает не только пространство, которое надо преодолеть, но и время, которое надо затратить на путь, скажем, до соседней галактики. Космические корабли, субсветовые скорости и тому подобное перестанут занимать человеческий ум. Человек сможет достичь любой точки Вселенной, не затрачивая на это никакого времени. Подождите, я еще не кончил. Есть основания полагать, что такая, сугубо теоретическая для нас с вами, машина «пространство-время» где-то уже создана и применена для путешествия из этой, неизвестной нам, точки сюда, к нам на Землю. Это и есть то, с чем я обещал вас познакомить. И если вы разрешите…

Карелин достал из портфеля несколько листков бумаги и вопросительно посмотрел на членов совета. В согласии публики он не сомневался, настолько красноречивы были напряженно-взволнованные лица молодежи.

Председатель совета вежливо ответил:

– Если вы считаете это нужным, мы не можем возражать. Ваша гипотеза – я говорю только о спирали времени – интересна, хотя и спорна. Мы благодарим вас за ваш доклад и готовы слушать до конца.

Студенты встретили эти слова дружными аплодисментами.

– Благодарю, – сказал Карелин. – Да, я считаю это нужным и даже необходимым. Но прежде чем прочесть вам перевод древней рукописи, – обратился он снова к публике, – я должен познакомить вас с историей этого документа. Он был найден два года назад… – Карелин коротко рассказал о экспедиции Кичева в Египет и находке каменного футляра. – Человек, останки которого мы нашли, считал эту рукопись очень важной и завещал положить ее с собой в гробницу. Кто знает, может быть, он сделал это именно для того, чтобы мы, отдаленные потомки, могли ознакомиться с ней. Перевод сделан известным египтологом Сафьяновым по моей просьбе. В целях лучшего понимания, древние египетские названия и обороты речи изложены языком более близким к нашему времени. Суть не в форме, а в содержании. Должен предупредить: значительная часть рукописи отсутствует; несмотря на герметическую упаковку, время стерло очень многие фразы. Вторая половина стала, вследствие этого, совершенно непонятной. Но я прочту вам все…

РУКОПИСЬ ДАИРА

"Пришло время!

Для каждого человека приходит великий час, для одного раньше, для другого позже.

Теперь он пришел для меня.

Мне – Даиру, сыну хаохита Рамсуна, верного слуги Хонсу, ушедшего в дни моего отсутствия на поля Осириса, – пришло время следовать за отцом.

Я готов!

Сердце мое следует дремоте и усталое тело жаждет отдыха в спокойствии гробницы своей.

Много видели мои глаза и много испытал я за долгие годы.

Дважды милость Осириса сохраняла мне жизнь чудесным образом. Будь благословен великий Осирис и лучезарный Ра, указавший мне путь на родину на закате дней моих!

В чужой, далекой стране видел я бессчетное количество раз, как восходит над миром светозарный бог, и понимал, что своим появлением говорит он сыну Рамсуна: «Вернись в страну своих предков! В страну Та-Кем!»

Безумец! Долгие годы не внимал я голосу бога и едва не погиб. Бессмертная Ка едва не лишилась пищи на полях Осириса!

Но так не случилось.

Видимо, отец мой Рамсун умолил Хонсу, которому верно служил всю свою жизнь, и Хонсу свидетельствовал перед Осирисом, и Осирис спас сына Рамсуна от такой участи.

И вот пришло время!

В стране Моора, среди красных людей, видел я то, что родственники и друзья мои сочли за безумие старика и о чем не захотели слушать.

А видел я великое и чудесное, чему нет названия на человеческом языке.

Я должен записать все, чтобы Рамсун, отец мой, мог узнать о том, что видел его сын.

Рамсун знает, почему покинул страну Та-Кем сын его Даир. Он знает и то, что заставило Даира пребывать в стране Моора столь долгое время, пока не изгладилось из памяти людей прошлое и не забылось совершенное.

Но довольно об этом!

У них были лица столь белые, что походили на чистейшее облако. А одежда их была голубая, как небо.

Весь город Воана, вся страна Моора боялись их. Они не были людьми, и сила богов исходила от них часто и чудесно. Они могли говорить с каждым человеком на его языке, как будто знали все языки земли.

И со мной говорил один из них на языке Та-Кем.

Впервые они появились в саду верховного жреца страны Моора. Они появились, выйдя из-под земли, – как я потом узнал, из подземного убежища, о котором никто никогда не слышал, о котором никто не знал, ни сейчас, ни в далеком прошлом страны Моора.

И туда же они ушли, когда настало время. И убежище снова было скрыто в земле, по их велению.

Слухи просачиваются подобно воде, и народ в городе Воана вскоре заговорил о том, что они ушли не для того, чтобы умереть под землей, а для того, чтобы жить в другом месте и с другими людьми.

Так говорили они сами.

Конечно, они были боги!

Странны были их лица и странна одежда. Никто на Земле не был похож на них.

Они могли убить человека, не пользуясь никаким оружием, не подходя к нему близко. Так убили они женщину, которую жрецы должны были сжечь в священном огне, так как она стала безумной.

Это рассказывал жрец, и, значит, это действительно было так. Жрец сам видел, как это случилось.

Они принесли с собой непонятный и пугающий черный шар. И шар вспыхивал на крыше дома верховного жреца и светил, как солнце.

А когда они ушли, шар остался, и его бросили в великое море, омывающее берега страны Моора.

Там он и лежит теперь…

Белый бог увидел и остановил меня.

– Ты кто? – спросил он на языке Та-Кем. – Твое лицо не похоже на лица людей страны Моора. И кожа твоя не красная, как у них.

– Господин! – ответил я, потому что так обращались в стране Моора к тем, кто выше тебя. – Я действительно из другой страны.

– Далеко твоя страна? – спросил бог.

– Много дней надо плыть до нее, господин.

– Не называй меня господином, – сказал бог. – Я такой же человек, как и ты. Все люди равны. Все они братья, потому что все дети одного отца – Солнца.

Я не осмелился ослушаться бога.

– Я рад, – ответил я, – что ты называешь себя сыном солнца. В стране Моора Ра не считают богом.

– Ты неправильно понял меня, – сказал он. – Солнце не бог. Но люди, где бы они ни жили на Земле, обязаны Солнцу своей жизнью, и потому они – дети Солнца.

Туманны были его слова.

Ра дал жизнь и Ра не бог, – так он сказал.

– Мой разум не в силах постичь твои слова, – сказал я.

Странные у них были глаза. Прикрытые веками, они походили на глаза всех людей, а иногда становились огромными и совсем круглыми. И тогда уже не походили на глаза людей.

– Иди! – сказал бог. – Запомни то, что слышал от меня, и передай другим. Не ты, так дети и внуки твои поймут мои слова.

И я ушел от него с радостью. Не может человек долго говорить с богом и не умереть тут же.

Но он был богом – сыном Ра и сохранил мне жизнь.

И удалившись от него, я сказал самому себе: «Почему же он заговорил со мной на языке Та-Кем, когда еще не знал, что я прибыл из этой страны?»

Тот, кто обладает большей мудростью, чем я, пусть тот и решит эту загадку.

Они ушли, и я думал, что никогда уже не увижу ничего столь же чудесного.

Но пришлось увидеть!

Я увидел такое, что мне самому кажется иногда сновидением, посещающим человека ночью.

А другие люди, даже те, лоб которых покрыт морщинами мудрости, считают слова об этом лишенными смысла. И многие говорят открыто, что я безумен.

Они жили в доме верховного жреца.

В стране Моора время считают лунами. Они жили три луны.

А потом ушли. Ушли туда, откуда явились к людям, под землю. И потому многие считали их богами зла. Боги зла живут под землей, – это всем известно.

Я говорил с богом недолго и остался жив только благодаря его милости ко мне.

Верховный жрец говорил с четырьмя богами часто и много…

Чудесно и необъяснимо!

Нельзя много говорить с богами и нельзя жить с ними в одном доме!

Я, Даир, был сыном хаохита и знал все тайны бальзамирования. Эти знания давали мне средства к жизни в стране Моора, где жил я, против воли, много лет.

Я был лучшим мастером в городе Воана.

И я был безумцем и согласился.

Разве мог я знать…

Никто не хочет верить моим словам.

Друзья и родственники сочли меня безумным. Пусть же мой правдивый рассказ идет со мной на поля Осириса, и пусть прочтут его мой отец и предки мои…

Люди отвергли правду, но правда осталась.

Я видел богов и видел, что случилось с человеком, который жил с богами в одном доме и много говорил с ними…

Все знают, что страна Моора и другие страны, населенные теми же красными людьми, властвуют над всем миром. Но не все знают, что обычаи красных людей и их боги иные, чем у других народов Земли. А это так!

В стране Моора не почитают богов страны Та-Кем и не поклоняются им. У них такой же, как у нас, обычай бальзамировать умерших. Но нет наших обрядов…

Не может быть безумным человек, переживший то, что пережил я, и сохранивший разум в то время.

Так было!

Мой нож был остер и рука тверда!..

Если в тот день сохранился у меня разум, то как мог я потерять его потом?..

Давно решил я вернуться на родину. То, что заставило меня бежать из страны Та-Кем, забыто людьми, и позор изгнания уже не угрожал мне, – так сказал мне парусный мастер Нефрес, прибывший в страну Моора и встретивший меня на улице. Я знал его отца и знал, что его отец был дружен с моим отцом.

И тогда решил я, что время настало.

Слишком много видел я в стране Моора. И говорить о том, что я видел, можно было только вдали от храмов Моора.

Сет помутил мой разум. Желание сказать верховному жрецу о том, что я знаю тайну его брата, оказалось сильнее…

Бегом кинулся я на корабль Нефреса. Я знал, что смерть следует за мной по пятам.

Не помню, что сказал я Нефресу. Но он спрятал меня, и я не выходил, пока берег страны Моора не скрылся…

Вот что случилось со мной, Даиром, сыном Рамсуна. И людям надо знать. Я так думал. Долог путь на восток! И пока не прошли мы узкие врата в море, омывающее берега Та-Кем, я верил.

Но люди Та-Кем отказались принять мои слова. Меня сочли безумным.

Я отдам правду предкам!"

Николай Тихонович Карелин аккуратно сложил листки перевода и посмотрел на слушателей с тайным опасением.

Но никто не улыбался. Было видно, что рассказ произвел впечатление.

– Фотокопия рукописи находится у меня в портфеле, – сказал Карелин. – Я могу показать ее желающим, но только после того, как закончу свое выступление. Итак, вот что было написано египтянином десятого тысячелетия до нашей эры и что было нами найдено среди останков его гробницы. Этот рассказ считают сказкой, фантазией, чем угодно, но только не правдой. Для такого взгляда, конечно, много оснований. И я сам отнесся бы к нему так же скептически, если бы не работал над своей гипотезой. Но странные совпадения заставили меня задуматься и в конце концов прийти к убеждению, что рукопись Даира правдива от начала до конца. Я постараюсь и вас убедить в этом. К величайшему сожалению, сохранилась не вся рукопись. Остается неизвестным что-то, видимо, очень интересное. Но и то, что есть, дает основания для выводов.

Обратим внимание на бросающиеся в глаза детали, о которых пишет Дайр. И при этом не будем забывать, что рукопись написана двенадцать тысяч лет назад, факт, установленный точно.

Я спрашиваю вас, мог ли Даир придумать слова «бога» о том, что люди обязаны жизнью Солнцу, то есть центральному светилу данной планетной системы? Даже тысячу лет назад никому не могла прийти в голову подобная мысль. Это очень высокая ступень знания.

Вторая деталь. «Боги» убили женщину, которую жрецы собирались сжечь живой, убили, не подходя к ней и не пользуясь никаким оружием. О чем свидетельствует этот факт? Во-первых, о том, что у «богов» было сильно развито человеколюбие и гуманность. Во-вторых, что они знали могущество биотоков и умели пользоваться ими настолько хорошо, что смогли парализовать жизненные центры, вызвав смерть.

Третья деталь, тесно связанная со второй, – это способность «богов» говорить с любым человеком на его языке. Совершенно ясно, что дело идет о передаче мысленных образов и представлений непосредственно в мозг собеседника. Именно этим объясняется, что «бог» заговорил с Даиром якобы на его языке еще до того, как узнал, что Даир египтянин. Для «бога» было совершенно безразлично, на каком языке привык говорить тот или иной человек, – его понял бы любой, любой «услышал» бы, что говорит ему «бог» на своем родном языке. Это телепатия, передача мыслей на расстояние! Мог ли Даир придумать что-либо подобное? Конечно, не мог!

Вывод ясен. Даир пишет о таких вещах, о которых ни он, ни его современники ничего знать не могли. А это означает, что он пишет правду!

Ну, а если мы примем, что рукопись правдива, то неизбежно придем к выводу, единственно возможному. На земле Атлантиды, двенадцать тысяч лет назад, люди Земли встретились с обитателями иного мира!

Дружные аплодисменты показали Карелину, что его вывод принят всеми. Даже пятеро из членов совета присоединились к публике.

– Рад, что мы пришли к единому мнению, – продолжал Николай Тихонович. – Теперь посмотрим, что нам дает факт появления пришельцев. Космический корабль – такое явление, которое не могло остаться незамеченным. Даир не упоминает о космическом корабле. Он пишет, что пришельцы явились из-под земли, вышли из подземного убежища, иначе говоря – из камеры, о которой никто в стране Моора не подозревал. Разве это не наводит на мысль о машине пространства – времени? Подтверждает это и тот факт, что, проведя на поверхности земли три луны, пришельцы снова ушли под землю, для того чтобы «жить в другом месте с другими людьми». И они велели закопать машину, как бы похоронить себя заживо. А в действительности просто отправились обратно, потому что убедились: люди Земли еще не готовы к контакту двух миров.

Возникает вопрос – зачем пришельцы оставили после себя «черный шар», имевший способность светиться, как электрическая лампа? Для того, чтобы у людей осталась память о их посещении! Видимо, черный шар – не только лампа, но и что-то еще. Если бы сохранились материалы об Атлантиде, мы, несомненно, нашли бы в них упоминание о пришельцах. Но Атлантида погибла, а с нею и все ее архивы. Остался черный шар!

Нет, я не оговорился! Черный шар существует и сейчас. Ничто не могло уничтожить его, даже катастрофа с Атлантидой. Черный шар – весть, адресованная не жителям Атлантиды, а далеким поколениям, которые смогли бы понять, что он собой представляет, и потому он должен быть неуязвим для стихийных сил. Эта весть адресована нам!

Снова аплодисменты и одобрительный гул в зале.

– Заканчиваю! Если мы хотим убедиться, что на Земле были пришельцы иного мира, если мы хотим узнать, когда они думают явиться вторично, мы должны отыскать шар на дне Атлантического океана. Очень трудно, но я убежден – возможно! – Карелин помолчал, а затем сказал другим тоном: – Моя гипотеза получила иллюстрацию. Это неожиданно и приятно. Но лично для меня гораздо важнее, что установлен факт посещения Земли жителями иного мира и что ими оставлено для нас послание, заключенное в черном шаре.

Теперь я готов отвечать на вопросы.

НЕОЖИДАННОСТЬ

Карелины возвращались домой пешком. Вечер был так хорош, что не хотелось спускаться в метро. Пощипывал мороз, но не было даже слабого ветра.

Идти было далековато, но Вера Павловна не боялась расстояний и часто заставляла мужа совершать подобные прогулки. Для кабинетного работника, по ее мнению, это было полезно.

Сегодня Николая Тихоновича не пришлось даже уговаривать. Он шел машинально, не замечая, что они давно уже прошли несколько станций метро.

Карелин мучительно переживал неудачу.

Нет, над ним никто не смеялся. «Фантастическая» часть его доклада была встречена так же, как и основная, сочувственно и серьезно. Один из членов совета, как раз тот, кто председательствовал сегодня, сказал даже в своем выступлении, что древняя рукопись заслуживает пристального внимания, и именно потому, что в ней много «совпадений», которые трудно объяснить, учитывая возраст документа.

Но мечта Карелина о поисках черного шара рухнула, и, по-видимому, окончательно. Мнение всех собравшихся, членов совета и публики, что искать шар дело абсолютно безнадежное, было настолько единодушным, что Карелин вынужден был согласиться.

Согласиться скрепя сердце.

Ему стало ясно, что «приговор» окончательный и, как говорили юристы былых времен, «обжалованию не подлежит». Вряд ли нашлись бы любители искать даже не иголку в сене, а маленький шар, брошенный в океан двенадцать тысяч лет назад неизвестно в каком месте.

И то, что он вполне серьезно предложил эту идею, мучило теперь Николая Тихоновича.

Вера Павловна молчала. Она знала, что думает и что переживает ее муж, но считала ненужным бесполезный разговор. И, так же как Карелину, ей было досадно, что она поддалась на внешнюю привлекательность идеи поисков, легко и просто разрушенную обыкновенной логикой, до которой они могли бы додуматься сами.

Но вот – не додумались!

Она была рада, что в принципе с Николаем Тихоновичем согласились все. Связь древней легенды с изложенной им гипотезой была всеми признана и, безусловно, послужит поводом к длительной и полезной дискуссии.

– В общем все хорошо! – сказала она, когда через три часа они подошли наконец к дому.

Он не ответил…

Телефон зазвонил сразу, как только они вошли в квартиру. И невольно казалось, что он звонит не в первый раз, что кто-то настойчиво добивается связи.

Карелин нажал кнопку машинально. Немного погодя он не сделал бы этого, потому что у него не было ни малейшего желания говорить с кем бы то ни было.

Он увидел совершенно незнакомого пожилого человека, с головой голой, как колено. Полные губы, маленькие, словно прищуренные, глаза придавали его лицу добродушное и чуточку насмешливое выражение. Почему-то казалось, что обладатель такого лица должен говорить высоким тенором.

Но раздался густой бас:

– Наконец-то! Я звоню вам уже в четвертый раз.

– Да, знаю, – не подумав ответил Карелин.

Глаза незнакомца сощурились еще больше.

– Не хотели отвечать? – лукаво спросил он. – Так не стесняйтесь, я могу позвонить завтра.

– Нет, не то, – сказал Карелин. – Я только что вошел. Но звонок раздался сразу, и я подумал почему-то, что звонят не в первый раз.

– Интуиция! – изрек незнакомец. – Впрочем, я вижу, что вы говорите правду. Знаете что! Разденьтесь! Чего стоять у телефона в шубе и шапке. То, что я намерен вам сказать, очень и очень вас заинтересует. Можете мне поверить. Здравствуйте, Вера Павловна!

Последние слова относились к Карелиной, которая успела снять пальто и подошла к телефону.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросила она, улыбаясь.

– Я старый болельщик. Как не знать красу и гордость ленинградского баскетбола. Любовался вами еще пять лет назад.

Карелин вернулся.

– Итак? – сказал он вопросительно.

– Давайте сядем, – предложил незнакомец. – Я сижу в кресле, и мне как-то неуютно оттого, что вы оба стоите.

Вера Павловна подумала, что этот веселый человек явился как нельзя более кстати. Может быть, разговор с ним отвлечет Николая Тихоновича от невеселых мыслей, развеет его дурное настроение. Так случалось часто. Карелин легко поддавался унынию, но так же легко приходил в норму. Чужое хорошее настроение заражало его всегда и быстро.

Они оба сели, пододвинув стулья.

– Ну вот, так лучше, – сказал незнакомец. – Давайте знакомиться. Я вас знаю, а вы меня нет. Фамилия – Котов. Имя – Константин Константинович. Три "к". Близкие друзья меня так и называют – «Трика». Иногда – «Трпке». Как в опере «Евгений Онегин», помните? Я литературовед. Занимаюсь изучением фольклора разных народов. В этом деле я великий знаток!

Он засмеялся, и мембрана телефона загудела на самой низкой ноте.

Карелины невольно засмеялись тоже. Очень заразителен был смех Котова. Хотя они видели на маленьком круглом экране только лицо, им казалось, что этот человек обязательно должен быть небольшого роста и толстенький.

Впоследствии так и оказалось. Когда они познакомились с Котовым лично, он произвел на них впечатление живого шарика. В отношении внешности они не ошиблись. Но обманулись в характере. Котов не был веселым человеком. Смеялся он редко и как-то неохотно. Часто задумывался и терял нить разговора, немного напоминая этим самого Николая Тихоновича.

Им показалось, что веселый тон, в котором Котов вел первый их разговор, свойствен ему вообще. Но много позже Вера Павловна узнала от самого Котова, что он намеренно взял такой тон, понимая подавленное состояние Карелина. Чуткость была отличительной чертой характера Константина Константиновича. И безошибочная тактичность.

Но сейчас они еще не знали Котова.

Карелин заметно оживился.

– И что же хочет нам сказать великий знаток фольклора? – спросил он.

– Во-первых, – ответил Котов, – он хочет сказать, что был на вашей сегодняшней лекции. И, ровно ничего не понимая в математике, аплодировал ее концу. А во-вторых, он хочет сказать, что может сообщить нечто, имеющее прямое отношение к этому концу.

Карелин подумал, что имеет дело с человеком, которому не терпится высказать свое мнение о древней легенде. Ему совсем не хотелось продолжать прения в домашней обстановке. Он нахмурился и уже открыл рот, чтобы сказать непрошеному рецензенту, что устал, хочет отдохнуть, а выслушать мнение Котова готов как-нибудь в другой раз. Но «непрошеный рецензент» опередил его.

– Не хмурьте брови, уважаемый товарищ, – сказал он. – Я не собираюсь критиковать ваши выводы. Понимаю, что вы утомлены, но уверен, что вы будете мне только благодарны, когда выслушаете.

Такая проницательность смутила Карелина.

– Я готов слушать, – сказал он.

– Тогда начинаю. Несколько лет тому назад я работал с древними рукописями в архивах самаркандской городской библиотеки. Надо вам сказать, что Самарканд сейчас не более как областной город Узбекской ССР, но в древние времена он был даже столицей Согдианы и назывался Маркандом. В четвертом веке до нашей эры он был взят Александром Македонским, в седьмом веке завоеван арабами, в десятом веке это был один из крупнейших центров государства саманидов. В тринадцатом веке его разрушил Чингисхан, в четырнадцатом он был столицей Тимура. А к России был присоединен в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году. Прошу вас извинить меня за эту историческую справку, но я хотел освежить в вашей памяти историю Самарканда, чтобы вы лучше поняли, почему я так сильно интересовался его архивами.

– Этих подробностей мы не знали, – сказала Вера Павловна.

– Тем лучше, значит я оправдан. В сокровищнице библиотеки я нашел много материалов, собранных из различных мест – из подвалов медресе Шир-Дор, из-под развалин обсерватории Улуг-бека и даже найденных среди развалин Афросиаба, кстати сказать, разрушенного тем же Чингисханом. В общем, там было много интересного для меня. Конечно, я интересовался исключительно преданиями, легендами, сказками. Искал в них связи с фольклором других народов и часто находил их. Не буду утомлять вас подробностями, которые интересны только литературоведам. Я исписал множество тетрадей и вот уже несколько лет занимаюсь исследованием того, что тогда было записано. Поверьте, мне очень трудно быть кратким, говоря о самом любимом.

– А вы не стесняйтесь, – сказал Карелин. – Мы вас с удовольствием слушаем.

– Несколько минут назад вы совсем не хотели меня слушать, – заметил Котов. – Я это помню и потому буду краток. Я еще не сказал ничего действительно интересного для вас. Но сейчас скажу. На вашу лекцию я попал совершенно случайно, меня затащил один друг. Будь благословенно его имя, как говорят на востоке. Прочитанный вами рассказ древнего египтянина возбудил во мне смутное воспоминание. Мне казалось, что я его знаю, вернее, слышал о чем-то очень похожем. Эта мысль не давала мне покоя, и, придя к себе домой, я стал вспоминать. Собиратель фольклора обязан иметь хорошую память. И я вспомнил. А когда разыскал в одной из тетрадей, относящейся как раз к Самарканду, очень древнюю легенду, меня едва не хватил удар…

– Эта легенда имеет отношение к Атлантиде? – взволнованно спросил Карелин.

– Никакого отношения, вернее, почти никакого. Я понимаю, о чем вы подумали. Нет, это совсем другое. Легенда относится к тринадцатому веку нашей эры.

– А! – разочарованно произнес Карелин.

Ему на мгновение показалось, что Котов нашел что-нибудь вроде подтверждения рассказа Даира.

– Подождите вы с вашим "а", – сердито сказал Котов. – Дело еще интереснее. В вашей рукописи, которую вы прочли, упоминается о четырех странных людях, появившихся в Атлантиде двенадцать тысяч лет назад. Этот Даир (так кажется?) писал, что они были чудесно могущественны и имели кожу белого цвета, «как облако». Верно?

– Да, верно. Неужели и в вашей легенде…

– Совершенно верно. В ней упоминаются четверо «джиннов». Вы знаете, что такое «джинны»?

– Знаю.

– Так вот в легенде – это скорее даже не легенда, а предание – говорится о четырех джиннах, тела которых были голубыми, как небо, а лица и руки белы, как самаркандская бумага. Видимо, речь идет о голубой одежде, плотно облегающей тело.

– К какому времени относится легенда?

– К концу царствования Чингисхана, то есть началу тринадцатого века. Но это еще не все…

– Не более как совпадение! – сказал Карелин, перебивая Котова.

– Зря вас называют фантастом, – еще более сердито сказал Котов. – У вас нет ни грана воображения. Почему вы так нетерпеливы? Выслушайте до конца.

– Простите!

– Вы же сами говорили о машине пространства – времени. Не только пространства, но и вре-ме-ни! Неужели вы успели уже забыть? Почему вы не допускаете, что четверо пришельцев, ушедших из Атлантиды, могли уйти не на свою планету, а в будущее Земли? Разве это, по-вашему, невозможно?

Карелин ничего не ответил. Ему стало как-то неловко. Действительно, то, что говорил Котов, логически вытекало из гипотезы самого Николая Тихоновича.

– Слушайте дальше! – Казалось, что Котов не заметил смущения своего собеседника, но впоследствии, когда он лучше узнал своего нового знакомого, Карелин понял, что в тот момент Котов все заметил, а промолчал из деликатности. – Предание выглядит очень правдоподобно. В нем упоминаются имена и подробности событий, исторически достоверные. Когда я впервые познакомился с ним, я решил, что это хорошо написанная сказка, но теперь я думаю, что это правда. И в этом виновата рукопись, которую вы прочли. Многое совпадает.

– Пока не вижу.

– Вера Павловна! – взмолился Котов. – Уймите своего супруга! Так я никогда не кончу.

– Простите! – еще раз извинился Карелин. – Больше перебивать не буду.

– Там говорилось, – продолжал Котов, на этот раз даже не улыбнувшись, – о том, что джинны могли говорить с любым человеком на его языке…

– Поразительно! – не удержался Николай Тихонович.

– … а это совпадает с египетской рукописью. Но самое удивительное другое. С четырьмя джиннами был пятый. Именно о нем говорится в предании, кстати сказать написанном со слов некоего улема по имени Тохучар-Рашид. Пятый джинн был не белый, а красный, и автор предания утверждает, что он был… атлантом!

– Вот что! – решительно сказал Карелин. – Давайте ваш адрес. Я немедленно еду к вам. Этот разговор нельзя продолжать по телефону.

– А не поздно?

– Сами виноваты! Надо было позвонить завтра. Я не могу вытерпеть до утра.

– Тогда лучше я приеду к вам, – сказал Котов.

ИДЕЯ

Они проговорили до трех часов ночи. Оба увлеклись неожиданно возникшей идеей. Даже Вера Павловна не ушла спать, настолько интересно было то, что говорил Котов.

– В этом предании, назовите его легендой, или как хотите, обращает на себя внимание достоверность деталей, – рассказывал он. – И если бы речь шла не о джиннах, я вряд ли заинтересовался бы: ведь я искал именно предания и сказки. А джинны – типичные персонажи восточных сказок. Но и тогда меня поразила историческая достоверность. Подумал даже – странная сказка! Ну, а теперь у меня нет никаких сомнений, что это именно предание, дошедшие до нас отголоски действительно происходивших событий. И джинны тут ни при чем. Дело идет о пяти необычных людях, которых встретили на территории будущей России воины Чингисхана.

– Вот это и смущает меня больше всего, – сказал Карелин.

– Что именно?

– Место. Если допустить, что четверо белолицых «джиннов» те же самые «пришельцы», о которых пишет Даир, то как они могли оказаться в России? Как видите, я принимаю вашу гипотезу о том, что пришельцы другого мира отправились не на родину, а в будущее Земли. Машина времени и пространства, с помощью которой они оказались в Атлантиде, находилась там. Как же она могла перенестись в Европу?

– Может быть, это другая? – предположила Вера Павловна. – Они могли вернуться на родину и через одиннадцать тысяч лет предпринять вторичную экспедицию на Землю. И оказались в России.

– Твое объяснение можно было бы принять, если бы не одно обстоятельство. Их снова четверо, одеты они так же, и с ними находится атлант. Так кажется? – спросил Карелин.

– Да, – подтвердил Котов.

– Конечно, мы не можем судить о технике, которой не знаем, – продолжал Николай Тихонович, – но нам достоверно известно, что между появлением пришельцев в Атлантиде и вторичным появлением – на Руси – прошло одиннадцать тысяч лет. Допустим, что одежды за это время на планете пришельцев не изменились, допустим, не изменились внешне и они сами. Допустим наконец, что, уходя с Земли, четверо пришельцев захватили с собой земного человека. Но ведь этот человек никак не мог оказаться на Земле вместе с потомками первых пришельцев через тысячелетия.

– К тому же, – добавила Вера Павловна, – в рукописи Даира ясно сказано, что они ушли, как и были, вчетвером.

– Тем более! Нет, – убежденно сказал Николай Тихонович, – если мы хотим верить рукописи Даира и монгольскому преданию, то нам не остается ничего другого, кроме как принять гипотезу Константина Константиновича. Четверо «богов» ушла не одни, а взяли с собой атланта, видимо, ученого из страны Моора, который вызвался сопровождать их. И ушли они не на свою родину, а в будущее Земли. Только так!

– К этому можно добавить, – заметил Котов, – что никак нельзя допустить, чтобы двум людям, отделенным друг от друга одиннадцатью тысячелетиями, Даиру и автору предания, пришла в голову одна и та же мысль о белолицых людях в голубой одежде. Такое совпадение – невероятно!

– Согласна! – сказала Вера Павловна. – Но ведь Даир все-таки писал, что «боги» ушли вчетвером.

– Он мог не знать подробностей. Даже наверное не знал. Все происходило в доме верховного жреца, а жрецы всегда окутывали тайной все свои действия. Чужеземец, каким был Даир в стране Моора, не мог быть посвящен в тайны храмов. Это безусловно! Итак, продолжаем! Почему машина времени оказалась в Европе, а не в Атлантиде, догадаться нельзя. Мне кажется, что такой вопрос и обсуждать не стоит. Вы правильно заметили, Николай Тихонович, что это техника иного мира и мы ее не знаем. Примем как факт, и только. Все дело в том, что машину времени, – Котов на секунду сделал паузу, точно желая усилить эффект, – можно найти.

Это прозвучало очень неожиданно.

– То есть как найти?

– Очень просто. В предании, я же говорил вам, много деталей. Есть достаточно ясные указания, где видели четырех белых «джиннов» и одного красного. Место можно указать на карте.

– Точно?

– Не совсем, но, по-моему, достаточно точно. Во всяком случае, это место легче найти, чем ваш черный шар, брошенный в Атлантический океан.

– Расскажите подробнее!

– Я все время пытаюсь, но вы мешаете. В предании речь идет об отряде монголов, посланных Чингисханом с целью разведки. Есть даже имя того, кто возглавлял этот отряд. Начальника звали Субудай-нойон. Слово «нойон» значит то же, что и «князь». Князь Субудай – так звучит это по-русски. Отряд раскинул курень – так называлось у монголов становище войск на берегу Волги, в сорока днях пути от Хорезма. Был город Хорезм, а была и страна Хорезм, – пояснил Котов. – Там они пробыли примерно около года, совершая разведывательные рейды. И вот во время одного такого рейда увидели джиннов. Есть указание, что это произошло в лесу, на расстоянии четырех конных переходов от куреня, на запад от него. По дороге отряд переправлялся через реку, ширина которой «тысяча локтей». Как видите, место указано довольно точно, упоминается даже о том, что эта река находится на расстоянии одного дня перехода от куреня. Джинны были встречены возле их «жилища», похожего на пень гигантского дерева. Этот «пень» был давно известен тем, кто жил возле леса. Его считали чем-то вроде идола, как можно понять из предания. Дальше сказано, что воины закопали пень вместе с красным джинном, насыпав над ним курган. Зачем это было сделано – понять нельзя. И неизвестно, были ли там белые джинны. О них вообще упоминается мельком, все предание посвящено красному. О судьбе белых джиннов нет ни слова. Любопытно, что красного человека считали джинном и в то же время, закапывая его, думали, что он умрет в могиле. Так может быть в жизни, но не может в сказках, где джинны всегда бессмертны. На это противоречие я обратил внимание еще в Самарканде. Сказок про джиннов очень много, и всюду они бессмертны. Только здесь написано иначе. Странно, не правда ли? Но если это правда, – все становится на свои места. В то время плохо владели логикой. В одном месте: «джинна нельзя было убить», а в другом: «закопали, чтобы он умер».

– Любопытно! – сказала Вера Павловна.

– Вот я и хочу предложить вам заняться поисками этого «пня», – заключил Котов.

– Увы! – Карелин вздохнул. – Несмотря на всю соблазнительность вашей идеи, она неосуществима. Мы можем найти место и курган. Но самой машины не найдем. Она невидима и неощутима, потому что движется во времени вместе с теми людьми, которые в ней находятся.

– Понимаю, что вы хотите сказать, но имею возражения. В предании говорится, что «железный пень» был много лет известен жителям той местности. Они поклонялись «пню» как идолу. Это было задолго до появления самих пришельцев. Выходит, они еще не «прибыли», а их машина была видна и вполне «ощутима». Не могли же пришельцы сидеть в машине, не выходя, долгие годы. Даир рассказывает, что четверо белых «богов» просили закопать их машину. Если вы правы, Николай Тихонович, эта просьба не имеет никакого смысла.

– Значит, вы предполагаете…

– Я ничего не предполагаю. Это область, где предполагать должны вы, а не я.

– Что ж, – задумчиво сказал Карелин, – может быть, вы и правы. Для нас машина времени – сугубая теория. Строить предположения о ее конструкции нелепо.

– И вообще нельзя делать никаких предположений. Вопрос в том, существует ли «железный пень»?

– Вряд ли найдутся желающие искать его.

– А мы сделаем это сами. Я и вы двое.

– Сила! – засмеялся Карелин.

– Да! – серьезно сказал Котов. – Три убежденных человека – это сила! И я не верю, что не найдется других желающих. Взять хотя бы ваших сегодняшних, вернее вчерашних, слушателей. Скоро лето. Пять-шесть студентов наверняка согласятся принять участие.

– Расскажи об этом Кичеву, – предложила Вера Павловна. – Он согласится.

– Кто этот Кичев?

– Друг Николая Тихоновича. Он историк и археолог.

– Вряд ли, – Карелин с сомнением покачал головой. – У Василия слишком практичный и трезвый ум. Он не склонен к фантазии.

– Вы можете увлечь его идеей раскопок древнего кургана…

– Вот это верно, – перебил Карелин. – Удачная мысль. Я познакомлю его с легендой, не упоминая о «железном пне». Пусть он думает, что там зарыт только человек с красной кожей. Это его заинтересует. Курганы часто раскапывают.

– Видите, – сказал Котов, – как все складывается удачно. Если ваш друг согласится, мы с вами примем участие в обычной археологической экспедиции. А о том, что там должны найти, будем знать только сами. Для остальных это окажется неожиданностью.

– Я ему сейчас позвоню, – сказал Карелин и встал.

Вера Павловна рассмеялась.

– Вот так всегда, – сказала она, обращаясь к Котову. – Загорится и забывает обо всем на свете. Куда ты собираешься звонить среди ночи?

– Верно, забыл. Позвоню утром.

– Подождите, – сказал Котов. – Я подготовлю почву. Надо познакомить вашего друга с преданием, но в таком виде, чтобы он поверил, что курган заключает в себе что-то ценное. Ведь этот курган надо долго и упорно искать. Упомянуть о железном пне совершенно необходимо. Ведь может случиться, что найдем не один курган. Нужно, чтобы ваш друг искал именно железный пень.

– Как же это сделать?

– Очень просто. Выбросить из предания все, что касается джиннов. О красном человеке упоминать не надо. За почти что тысячу лет от него все равно ничего бы не осталось, если он просто зарыт. Предание говорит о странном предмете, над которым воздвигнут курган. Этого достаточно. Я уже говорил несколько раз, что предание поражает достоверностью деталей. Ваш друг историк. Он поймет, что искать «пень» нужно.

– Сколько вам надо времени?

– Два дня. А затем вы позвоните своему другу, представите ему меня, и все будет в порядке.

– Договорились! – сказал Карелин.

Николай Тихонович с нетерпением ожидал окончания работы Котова.

Константин Константинович не обманул. Ровно через два дня он приехал к Карелиным.

– Ну вот и все! – сказал он. – Теперь можно вызывать вашего товарища.

Котов блестяще справился со своей задачей. Обработанный им перевод старого предания выглядел настолько убедительно, что его можно было без всяких опасений показать любому историку, каким бы недоверчивым человеком тот ни был.

Николай Тихонович остался очень доволен.

– На это Вася клюнет, – сказал он.

– И мы его не обманываем, – добавил Котов. – Здесь все точно, кроме «джинов». Но ведь ваш друг интересуется историей, а не сказками. О том, что курган насыпали над человеком, которого считали джинном, ему знать совсем необязательно.

– А если он захочет познакомиться с подлинником? – спросила Вера Павловна.

Котов пожал плечами:

– Пусть знакомится. Упоминание о джиннах он воспримет так же, как воспринял я в свое время. Важно заинтересовать вашего друга с самого начала.

– Звоню, – сказал Карелин.

Но только он подошел к телефону, тот зазвонил сам.

– Вот это номер! – сказал Николай Тихонович, когда маленький экран засветился. – А я только что собирался звонить тебе в Москву. Приезжай скорей! Имею для тебя приятный сюрприз. Жду! – Он выключил аппарат. – Вася сейчас приедет. Он в Ленинграде.

– Так это и есть Кичев? – спросил Котов. – Действительно, судя по лицу очень серьезный мужчина.

Ждать пришлось около часа.

Василий Васильевич вошел в комнату обычной для него стремительной походкой, высокий, худощавый, полная противоположность Котову, который едва достигал головой его плеча.

Поцеловавшись по привычке с Карелиным и его женой, он первый протянул руку Котову и отрывисто бросил:

– Кичев!

– Знаю, – невозмутимо ответил толстяк. – А я Котов Константин Константинович.

– Простите! Кичев Василий Васильевич.

– И это мне известно. Я здесь специально для разговора с вами. Думали – по телефону. А лично – чего же лучше!

– Это и есть твой сюрприз? – улыбнулся археолог.

– Именно. Константин Константинович познакомил меня с любопытным документом. Я убежден, что ты заинтересуешься.

– Посмотрим! А я приехал выругать тебя. Прочел о твоем докладе и возмутился.

– Для того и приехал?

– Приехал по делу. А это так, попутно.

– Что тебя возмутило в моем докладе?

– Предложение искать шар в океане. Несолидно!

Карелин рассмеялся.

– Было, сплыло, мохом поросло и забыто! – сказал он. – Мало ли что бывает! Послушай-ка лучше, что тебе расскажет сей муж.

Кичев повернулся к Котову:

– Слушаю вас, Константин Константинович!

«ЖЕЛЕЗНЫЙ ПЕНЬ»

Котов начал так же, как два дня назад в разговоре с Карелиным. Он рассказал о своей работе в Самаркандской городской библиотеке и о находке предания, относящегося к началу тринадцатого века.

Потом он прочел перевод.

Кичев слушал очень внимательно. Его лицо было серьезно и невозмутимо, но Карелин, хорошо знавший друга, заметил, как в его глазах несколько раз мелькнул насмешливый огонек.

«В чем дело? – тревожно подумал Николай Тихонович. – Неужели ему кажется, что все это просто сказка? Тогда нечего и надеяться на его помощь. А без нее трудно обойтись».

Котов прочел последнее слово и замолчал.

Можно было ожидать, что Василий Васильевич спросит о подлиннике, но, видимо, Котов внушал ему полное доверие, и опасного вопроса не последовало.

– Получилось очень любопытное совпадение, – задумчиво сказал Кичев. – Я приехал в Ленинград как раз по вопросу о курганах. Ты ведь знаешь, – обратился он к Карелину, – что я специалист по археологии азиатских и африканских стран. Там сейчас нет работы и не предвидится в ближайшее время. Я решил заняться раскопками курганов, когда-то оставленных именно монголами. И вот вы обращаете мое внимание на курган, который мне и нужен. Очень любопытно! Видимо, ваш курган находится где-то в нижнем течении Волги, скорее всего в Волгоградской области. Но это можно уточнить.

– Значит, ты согласен искать курган? – обрадованно спросил Карелин.

Кичев кивнул головой.

– Искать его нужно, – сказал он. – Что вы сами думаете о железном пне? – обратился он к Котову. – Что это такое, по вашему мнению?

– Очевидно, какой-то металлический цилиндр, – нерешительно ответил Котов.

– Так-то так! Но откуда мог взяться металлический цилиндр в Древней Руси?

– Вот этого не знаю.

– А ты, Коля?

– А я еще меньше.

– Так ли?

Что-то в голосе археолога заставило Николая Тихоновича насторожиться. Он вспомнил насмешливые огоньки в глазах у Кичева и почувствовал, что их ждет какой-то сюрприз. Характер друга Карелину был хорошо знаком. Все же он ответил, как мог спокойнее:

– Откуда же я могу знать?

– Вот именно, откуда? – Кичев помолчал, барабаня пальцами по ручке кресла. – Знать и предполагать – вещи, конечно, разные. Знать ты не можешь, как не может и Константин Константинович или кто-либо другой. Но предполагать ты можешь. Значит, – неожиданно сказал он, – ты оставил мысль о поисках шара на дне Атлантического океана и переключился на поиски железного цилиндра? И притом всего через два дня после того, как призывал к поискам шара. Вполне соответствует твоему характеру…

На этот раз не «что-то», а откровенная насмешка звучала в голосе археолога.

– С чего бы, – продолжал он, – математик и литературовед так заинтересовались раскопками курганов? Почему вы собирались вместе, обратите внимание, звонить мне в Москву? Скажите-ка откровенно, дорогой Константин Константинович, были вы на докладе Николая Тихоновича о «спирали времени» или не были? Не по его ли рекомендации вы подготовили этот вариант монгольского предания, выбросив из него малейшее упоминание о джиннах?

Вера Павловна расхохоталась.

– Хватит играть в прятки, – сказала она. – Все ясно!

Василий Васильевич тоже засмеялся.

– И как только тебе не стыдно, – сказал он Карелину, – выставлять меня перед людьми ученым сухарем? Почему ты решил, что я не могу заинтересоваться именно так, как заинтересовался ты сам? Видимо, плохо ты меня знаешь! Дело в том, друзья мои, что это предание мне давно известно. И как раз из вашей же статьи, уважаемый товарищ. Вы забыли о ней. Когда вы читали, я сразу вспомнил и заметил явно намеренные изменения. Догадаться об остальном – элементарная логика!

– Убил! – весело сказал Карелин. – Одним выстрелом обоих.

– Что ж, тем лучше! – Котов не улыбался, – Тогда я задаю вам прямой вопрос – можете ли и хотите ли вы помочь нам найти машину времени?

– Помочь вам? Не лучше ли сказать, что вы поможете мне искать загадочный цилиндр? Не «машину времени», а именно цилиндр. Говорить о машине времени тем, от кого зависит организация археологической (он подчеркнул это слово) экспедиции, никак нельзя.

Теперь рассмеялись не только Карелины, но и Котов.

– Ладно, поквитались! – сказал Кичев. – Вы имели право думать обо мне так, как я сам думаю о других. Перейдем к делу!

Местом для базы экспедиции был выбран город Волгоградской области Михайловка. По мнению Кичева, именно здесь должен находиться центр будущих поисков.

Рекой в «тысячу локтей», о которой упоминалось в предании, Василий Васильевич считал приток Дона – Иловлю.

– Пусть вас не смущает, что Иловдя гораздо уже, – говорил он Карелину и Котову. – Восемьсот лет назад она могла быть и шире и глубже, чем сейчас. По указаниям, имеющимся в предании, отряд монголов достиг Волги именно здесь, севернее Волгограда, примерно в районе Камышина. Там говорится о степях. Михайловка в степной полосе. От Волги до Иловли приблизительно один день конного пути.

– Леса? – спросил Котов.

– Они тоже есть, правда, небольшие. Но опять-таки не будем забывать о времени. Ведь прошло восемьсот лет. Во всяком случае, искать можно только здесь.

– А есть тут курганы?

– Всегда были. Наша задача облегчается тем, что мы ищем курган с железным цилиндром внутри. Это даст возможность производить внешний осмотр каждого подозрительного холмика, не разрывая всех подряд.

– А если цилиндр не железный, а медный, или из другого немагнитного материала?

– Не имеет значения. У нас четыре «искателя», которые обнаружат любой металл. Разобьемся на четыре партии и обследуем местность в радиусе пятидесяти километров от Михайловки.

– Только пятидесяти?

– Я думаю, что это предел. Но, если ничего не найдем, увеличим радиус.

Организация экспедиции встретила большие трудности. Предание все же больше походило на сказку, чем на исторический документ. Первоначальное намерение – не говорить о джиннах – осуществить не удалось. Пришлось выписать из Самарканда самый подлинник предания. Проявился свойственный историкам скептицизм и осторожный подход к историческим материалам. И если Кичеву все же удалось добиться разрешения, то только потому, что он упирал не на предание, а на свои собственные соображения о необходимости пролить свет на некоторые неясные детали подготовки Чингисхана к нападению на Русь. О разведке Субудай-нойона до сих пор ничего не было известно, историки впервые услышали об этом из предания, и Кичеву удалось доказать, что раскопки, на которых он настаивает, могут уточнить – была ли такая разведка или нет, независимо от того, существовал ли «железный пень» или не существовал.

Василий Васильевич пользовался авторитетом и умел добиваться своего.

Экспедиция была небольшой, в нее кроме самого Кичева входил еще только один археолог Никитин. И не составило труда зачислить в нее Карелина и Котова.

Вера Павловна, хотя и очень интересовалась задуманными поисками, от участия отказалась.

Выехали в мае.

Уже в пути Кичев познакомил Никитина с идеей Карелина и подлинными целями их экспедиции. Против ожиданий, серьезный и вдумчивый ученый, каким был Никитин, сразу «загорелся» нисколько не меньше их троих…

Гудение зуммера – вызов по радио – прозвучал, когда Карелин только что расположился на отдых под случайно попавшимся на пути одиноким деревом. Его помощник, молодой студент Волгоградского университета, Анвер, который с тремя товарищами, тоже студентами, присоединился к экспедиции Кичева, готовил в этот момент завтрак, притащив из машины мешок с продуктами.

– Вызывают! – сказал он.

Карелин неохотно поднялся.

Уже третий день они с Анвером находились в «свободном поиске» в отведенном им секторе, севернее Михайловки. Местность была равнинная, и холмы попадались редко.

Котову был поручен восточный сектор, а южный и западный Кичев назначил себе и Никитину.

Дважды «искатель» вводил Карелина в заблуждение. В первый раз он указал на кусок стальной балки, неизвестно когда и как оказавшейся в земле, а во второй раз они открыли обломки орудия, лежавшие здесь, очевидно, со времен войны. Николай Тихонович был достаточно осторожен и оба раза не сообщал ничего, желая сначала убедиться. Видимо, так же поступали и остальные трое, потому что ни разу не возникла ложная тревога. А крупные металлические предметы попадались и Кичеву, и Никитину, и Котову, о чем они рассказывали друг другу по вечерам, когда съезжались на своей базе – гостинице в городе.

Каждая из четырех поисковых групп была снабжена рацией, и разговоры происходили довольно часто, так что вызов стал уже привычным.

Портативная радиостанция, внешне похожая на дамскую сумочку, висела на дверце вездехода-амфибии. Эти машины, предоставленные Кичеву в Волгограде по его просьбе, оказались очень полезными в поисках. На них можно было легко преодолевать часто попадавшиеся ручьи и речки, небольшие озера и заболоченные места.

Карелин раскрыл «сумочку», и тотчас же раздался голос Никитина:

– Коля?

– А кто же еще!

– Немедленно ко мне! Другие уже в пути.

– Неужели нашел?

Против воли Николай Тихонович произнес эту фразу тоном глубокого разочарования. Очень, хотелось самому найти «железный пень».

Никитин рассмеялся.

– Выходит так, – сказал он. – Бери карту!

– Есть, взял.

– Мои координаты…

– Далековато, – сказал Карелин, отметив место, где находился Никитин. – Будем примерно через два часа.

– Давай не задерживайся!

– Вот, оказывается, кому повезло, – сказал Карелин стоявшему за его спиной Анверу.

– Значит, все-таки…

Анвер и его товарищи никак не хотели поверить в существование «железного пня».

– Все-таки! – сказал Карелин. – Садись, поехали!

Управление амфибией лежало на Анвере. Впрочем, управлять почти и не приходилось. Как все современные автомашины, амфибии были оборудованы автошоферами.

– А как же наш завтрак? – спросил Анвер. – Я уже все приготовил.

– Поедим в дороге.

Им предстоял путь почти в сто километров, так как в этот день они осматривали северную часть своего сектора, а Никитин находился на южной границе своего. На карте в этом месте был показан лес.

– Вот видишь, – сказал Карелин своему молодому спутнику, указывая на карту. – Предание говорило правду. Цилиндр найден именно в лесу.

– Это лес молодой, – ответил Анвер. – Посажен после войны.

Ехали ровно два часа.

Лес оказался действительно молодым, но достаточно густым, и найти Никитина удалось только с помощью переклички гудками машин.

Кичев и Котов со своими напарниками были уже здесь.

– Вот он наконец! – сказал Никитин указывая на небольшое возвышение, на котором росли молодые березы.

Холмик выглядел обыкновенным, часто встречающимся в лесах, пригорком. Ничто не указывало, что это древний курган. Карелин подумал, что ни он сам, ни Котов никогда не заподозрили бы ничего и могли пройти мимо. Угадать в пригорке курган мог только опытный археолог.

– Здесь был очень старый лес, – сказал Кичев. – Несколько раз он горел. Последние пожары произошли в конце девятнадцатого века и во время сталинградских боев, когда он и сгорел целиком. Думаю, что товарищу Никитину удалось найти искомое.

– Мне тоже так кажется, – скромно сказал Никитин, но его глаза радостно блестели. Видимо, он был убежден в успехе. – Вот, смотрите!

Он показал на свежую яму. В ее глубине виднелось что-то гладкое и блестящее.

– «Искатель» почуял металл, но не смог определить его. Это и заставило меня вызвать вас всех, раньше чем мы вырыли яму. Неизвестный металл не может быть не чем иным, кроме как цилиндром пришельцев.

– Да, вы правы, – сказал Кичев, и его всегда невозмутимо спокойный голос дрогнул от волнения.

Взволнованы были все восемь человек.

Они знали, что новейшие искатели, бывшие в их распоряжении, точно определяли любой металл, известный науке.

А ЧТО ДАЛЬШЕ?

Нетерпеливое любопытство было столь велико, что они никого не позвали на помощь, а сами, используя вездеходы, выкорчевали деревья и разрыли весь курган, работая как одержимые.

Опустив наконец лопаты, они переглянулись, недоумевая, как удалось им столь быстро, ввосьмером, произвести такую трудоемкую операцию.

Лучи заходящего солнца, пробиваясь через листву, окрасили «машину времени» в розовый цвет. Она стояла перед ними, загадочная, непонятная" непостижимая и безмолвная.

Что там внутри?..

Карелин неожиданно рассмеялся.

– Словно дети, – сказал он, пожимая плечами. – Как будто нельзя было сделать это завтра и без всякой спешки.

– Замечание верное, но немного запоздало, – отозвался Василий Васильевич, опускаясь на траву и тяжело дыша. – Кто из вас способен отправиться сейчас в город?

– Я, – вызвался Котов. – Но разве мы все не вернемся сегодня в город?

– Если вы спрашиваете меня, – ответил Кичев, – то я предпочитаю остаться здесь. – Он помолчал и прибавил: – Кто знает…

И хотя фраза осталась неоконченной, все сразу поняли, что он хочет сказать.

– Я тоже останусь, – сказал Никитин.

– И я, – присоединился Карелин.

– В таком случае, я съезжу и вернусь, – сказал Котов.

– Нет! – Кичев достал блокнот и перо. – Вы отправите телеграммы, а утром встретите на аэродроме тех, кого я вызываю. И покажете им дорогу.

– Значит, мне ехать в Волгоград?

– Конечно!

Котов и его напарник уехали.

– Мы отлично отдохнем в машинах, – сказал Василий Васильевич. – Но спать придется по очереди. Нас шестеро.

– Сомнительно все же, – заметил Карелин.

– Да, разумеется. Но я никогда не прощу себе, если мы проспим их выход. Это может случиться в любую минуту. И никто нам этого не простит. С сегодняшнего дня цилиндр всегда будет находиться под наблюдением.

– Годами? – спросил Анвер.

– Годами, десятилетиями, столетиями. Столько, сколько потребуется.

– Ну что ж, – весело сказал Никитин. – Давайте ужинать. Не знаю, как вы, а я голоден.

– Забавно получилось бы, – сказал Карелин, когда недалеко от цилиндра запылал костер и все шестеро уселись у огня, – если бы пришельцы именно сейчас вышли из цилиндра. Сидят люди у костра, как в доисторические времена. В первую минуту они могут подумать, что попали к дикарям. – Никто не поддержал его шутку. – Мне одно непонятно, – продолжал Николай Тихонович, – как могла эта машина очутиться в России?

– Разгадку следует искать, исходя из твоей же гипотезы, – отозвался Кичев. – Этот цилиндр не только машина времени, но и пространства.

– Моя гипотеза пока не может дать объяснения.

– А ты считаешь ее законченной?

– Нет, конечно.

– В том-то и дело!

– Николай Тихонович, – попросил Анвер, – расскажите нам о вашей гипотезе. Я и мои товарищи слышали о ней, но пока нам не все понятно.

– Верно, рассказывайте! – сказал Никитин. – Мне тоже интересно.

Карелин не заставил себя упрашивать. Когда он закончил, Анвер сказал задумчиво:

– Если этот цилиндр тот же, который был в Атлантиде, и перенесся сюда потому, что Атлантида погибла, то можно допустить, что это место также не окончательное. Сами пришельцы, или управляющие цилиндром автоматы, могут перенести его куда-нибудь еще. Что произойдет, если именно сейчас заработает машина пространства?

– Для нас? – спросил Карелин. – Ничего, кроме того, что цилиндр внезапно исчезнет. Если еще можно допустить, что он, двигаясь во времени, виден нам, то, перейдя в нулевое пространство, мгновенно станет невидимым.

– Так-так, – сказал Никитин. – Приедут завтра вызванные нами ученые, а цилиндра нет. В хорошеньком положении мы окажемся.

Все рассмеялись.

– Мы напрасно не взяли с собой фотоаппарата, – серьезно продолжал Никитин. – А вдруг и в самом деле он исчезнет. Какие приборы и автоматы охраняют машину, мы не знаем. Может быть, мы, отрыв цилиндр из земли, сами привели в действие эти приборы. Может быть, выйти из него пришельцы могут только тогда, когда кругом никого нет?

– Будем надеяться, что этого не случится.

– Я могу съездить за аппаратом, – предложил Анвер.

– Теперь уже поздно, – сказал Кичев. – Чему быть, того не миновать. Кто дежурит первым?

– Дежурить будем мы, – сказал Анвер от имени двух своих товарищей. – А вы спите до утра. И не спорьте, товарищ Кичев. Завтра вам нужна будет свежая голова.

Находка вызвала огромный интерес у историков и произвела настоящую сенсацию.

Цилиндр из никому не известного металла, найденный внутри кургана, относящегося к тринадцатому веку, – это не могло не заинтересовать всех. А когда были опубликованы рукопись Даира, монгольское предание и гипотеза Карелина, мир охватило волнение. Впервые люди Земли столкнулись с тем, что можно было считать доказательством посещения планеты пришельцами из иного мира. Машина времени из абстрактного понятия внезапно превратилась в реальность.

Впрочем, в том, что это именно машина времени, многие сильно сомневались. Слишком живучи были представления о такой машине как о конструкции невидимой и неощутимой, когда она находится «в движении». Начало этому представлению было положено еще фантазией Уэллса. Но и ученые, работавшие в области теории «нулевых» измерений, не могли себе представить, чтобы одна и та же конструкция была неподвижна снаружи и в то же время двигалась по времени внутри.

– Никакой машины времени там нет, – говорили сомневающиеся. – Это просто капсула с материалами о пришельцах.

Те, кто придерживался такого мнения, не верили ни рукописи Даира, ни монгольскому преданию, считая их случайно совпавшими по содержанию сказками.

Но в том, что цилиндр имеет не земное происхождение, не сомневался никто. В этом невозможно было сомневаться. Такого металла на Земле не существовало сейчас и, конечно, не могло существовать в прошлом.

Попытка получить хоть крупицу этого металла для лабораторного исследования окончилась неудачей. Анализ на месте также ни к чему не привел. Стало только ясно, что никакие вещества не действуют на загадочный материал и не вступают с ним в химическую реакцию. Сильнейшие кислоты не оставляли следов на гладкой поверхности.

Чуть заметный овальный контур двери был обнаружен почти сразу, так же как и маленький выступ, служившей, по всеобщему мнению, кнопкой, с помощью которой дверь могла быть открыта.

Открывать или не открывать?..

Представляли себе теоретики нулевых измерений возможности движения и неподвижности одновременно или не представляли, верили в то, что внутри цилиндра находятся люди, или не верили, – все это отходило на второй план в сравнении с основным вопросом: как отразится на пришельцах, если они все же находятся там, попытка открыть дверь?

Пришельцы, люди иного мира, гости Земли, могли оказаться в цилиндре. А раз так, их нельзя было увидеть, потому что они находились вне пространства и времени, воспринимаемого людьми, двигаясь по времени. Значит, открыть дверь и заглянуть внутрь представляет собой акт простого любопытства, какими бы соображениями «пользы науки» этот акт ни прикрывали.

Такого взгляда придерживались очень многие.

– Позвольте! – возражали другие. – Здесь вопиющее противоречие. Неужели можно предположить, что создатели машины не предусмотрели, что дверь можно открыть снаружи? Ведь они могли применить технику биотоков. Дверь могла открываться без всякой кнопки. Да мало ли способов скрыть от постороннего глаза механизм замка? Ясно видная кнопка – это прямое указание, что дверь отрыть можно, а может быть и нужно.

Такой взгляд также имел веские основания.

В конце концов было решено открыть дверь и, не входя в цилиндр, осмотреть его внутреннее устройство.

Но решить – это еще не значит получить возможность выполнить решение…

За короткое время вид места, где стоял цилиндр, изменился до неузнаваемости. В радиусе ста метров все деревья были удалены, получившаяся площадка выровнена и покрыта каменными плитами.

После бурного обсуждения решились тронуть и сам цилиндр, и теперь он стоял на небольшом постаменте в центре площадки, напоминая собой памятник.

Настал день, назначенный для попытки открыть дверь. Чтобы избежать наплыва любопытных, об этом событии заранее не сообщали, и на «торжестве» присутствовало только несколько ученых и один корреспондент.

Николаю Тихоновичу Карелину была предоставлена честь самому нажать на кнопку. Его имя стало известно всему миру. Редко случалось, чтобы какая-нибудь гипотеза так быстро и убедительно получала практическое подтверждение. «Спираль времени» как бы перестала быть гипотезой. В нее поверили все, кроме узкого круга специалистов и… самого Карелина.

Николая Тихоновича смущал цилиндр. Никак не укладывалось в голове, что машина времени может быть видима и ощутима. Обдумывая это странное обстоятельство, он начал сомневаться в том, что цилиндр действительно машина времени. Может быть, старый египтянин ошибся и пришельцы появились на космическом корабле. И на нем же улетели обратно. Может быть, Даир что-то спутал, не разобрал, грубо ошибся? И тогда не было никакого доказательства гипотезы «спирали».

Монгольское предание? Бывают и не такие совпадения!

Тот, кто, казалось бы, должен был верить больше всех, превратился в заядлого скептика. Но Карелин держал свои сомнения при себе, и о них никто не знал.

Его поздравляли, и он принимал поздравления с видом человека, убежденного в своей правоте.

Все должен был решить день, когда откроется дверь.

Если внутри окажутся материалы, оставленные пришельцами человечеству Земли, это будет доказательством – пришельцы были и улетели на родину, цилиндр не машина времена, а просто капсула, оставленная ими, доказательств нет, и гипотеза остается гипотезой. Если же там не увидят ничего – останется почва для размышлений, потому что оставлять пустой цилиндр не имело никакого смысла.

Нетерпеливо ожидаемый день настал, и… дверь не открылась.

Разочарование было полное.

– Это можно было предвидеть, – спокойно сказал Карелин после нескольких неудачных попыток.

– Может быть, – высказал кто-то догадку, – на кнопку надо нажимать не просто, а в определенной последовательности, несколько раз.

– Вполне возможно, но бесполезно. И пробовать не стоит. Таких комбинаций – бесконечность!

Всем было ясно, что означает неудача. Капсула, оставленная специально для будущего человечества, должна была легко открываться, иначе быть не могло. А раз открыть ее нельзя – значит, это не капсула, а что-то другое.

Что? Ответ напрашивался сам собой. Рукопись Даира правдива, монгольское предание тоже, и перед ними машина времени, откуда выйдут, когда пройдет назначенный ими срок, «боги Атлантиды», «джинны» монголов, пришельцы иного мира, по представлению современных людей.

Когда это произойдет? Ответа не было и не могло быть. Оставалось только надеяться, что это произойдет скоро.

«Хотелось бы увидеть их своими глазами», – так мог сказать буквально каждый человек на Земле.

Но всем увидеть их было не суждено, разве что пришельцы выйдут сегодня или завтра.

Для Карелина неудачная попытка открыть дверь означала очень многое. Мучившие его сомнения теперь рассеялись. Машина времени была налицо, и нужно было попытаться понять, как она может быть сконструирована, иначе говоря – устранить противоречие, заключающееся в том, что машина видима. Простую мысль подсказал ему Котов.

– Машина движется по времени, – сказал он. – Значит, в своем движении, она неизбежно проходит и через наше время.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – ответил Карелин, – но дело в том, что тогда она должна двигаться с одинаковой с нами «скоростью». Иначе говоря, время для тех, кто находится внутри, идет точно так же, как для нас. В таком случае это вообще не машина времени, а что-то вроде анабиозной ванны.

– Внутри нет времени. Я помню, в своей лекции вы высказали мысль, что в будущем люди смогут совершать космические перелеты, не затрачивая на это никакого времени. Такой космический корабль ничем не отличается от цилиндра пришельцев.

Карелин внимательно посмотрел на Котова.

– Возможно, – сказал он нерешительно, – что вы и правы. И разгадку надо искать в этом направлении.

У Николая Тихоновича было ощущение, что разгадка находится где-то совсем рядом, что нужна одна-единственная недостающая мысль, чтобы все стало ясно. Но такая мысль не приходила. В цепи умозаключений не хватало решающего звена. И чем больше он думал, тем больше крепло в нем убеждение, что это недостающее звено таится именно в наивных словах Котова. Цилиндр пришельцев – это космический корабль для путешествий по пространству и времени, в нулевом пространстве и в нулевом времени. Но научно сформулировать принцип такого движения никак не удавалось. Было только расплывчатое и смутное представление о чем-то, чего еще не знает современная наука.

– Ну, хорошо! – говорил Карелин жене. – Мы нашли машину времени. Она перед нами. А что дальше?

БАЗА 16

Посередине салона, почти во всю его длину, стоял овальной формы стол, покрытый ворсистой скатертью, на ощупь и по внешнему виду похожей на бархатную. Вокруг него – удобные мягкие кресла, все запятые пассажирами. Под длинными окнами, вдоль бортов, такие же кресла, диваны, шахматные столики и буфетные автоматы были расставлены в хорошо продуманном беспорядке, создававшем уютную обстановку.

Стол был завален журналами.

У одного из окон двое играли в шахматы.

Юноша – высокого роста, широкоплечий, с фигурой и выправкой спортсмена. Девушка – на голову ниже, тоненькая и, казалось, хрупкая. Оба одеты одинаково, в костюмы белого цвета, плотно облегающие тело. На ногах шнурованные ботинки с очень толстой подошвой. У нее – коротко остриженные волнистые волосы каштанового оттенка, у него голова наголо обрита. Каждому из них было не больше двадцати двух – двадцати трех лет.

– Пожалуй, уже скоро, – сказал юноша.

– Не терпится? – чуть насмешливо отозвалась девушка, продолжая смотреть на доску, обдумывая ход.

– Уже десять.

– Шах! – с торжеством сказала девушка. – Объявляю мат в три хода.

Он посмотрел на доску и смешал фигуры.

– Три – ноль! – Девушка рассмеялась.

– Ничего! – сказал он. – На базе возьму реванш.

– Если удастся.

Он хотел ответить, но в этот момент из пилотской кабины вышел штурман.

– Горелик и Козлова, – объявил он, – приготовиться к высадке!

Молодые люди поднялись.

– Предупредили? – спросил Горелик.

– А как вы думаете? – Штурман улыбнулся. (Как будто экипаж корабля мог забыть о своих обязанностях!) – Предупредили и получили ответ. Через три минуты база вышлет на поверхность ПЛ.

Он ушел обратно в кабину.

Молодые люди прошли в конец салона и достали из сеток по одинаковому дорожному мешку, так же как и их одежда, белого цвета. На мешках красной краской было написано: «ЭПРА».

Козлова посмотрела в окно.

Планелет снижался, приближаясь к водной поверхности.

Беспредельная ширь Атлантического океана переливалась широкой зыбью под лучами высоко стоявшего солнца. Ни облачка не было на густо-синем небе тропиков.

Снова появился штурман.

– Пошли! – сказал он коротко.

Идти пришлось долго. Планелет был гигантских размеров. Из салона они попали в коридор с длинным рядом дверей, затем во второй салон и снова в коридор. Наконец дошли до камеры вертикального выхода.

В ней не было окон, но можно было предположить, что корабль уже у самой поверхности океана.

Вспыхнула лампочка – сигнал из кабины пилотов.

Что-то зашипело, и в полу образовалось круглое отверстие.

Планелет висел неподвижно, метрах в шести от воды. Прямо под ними покачивался на волнах небольшой плоский диск. Это и был ПЛ, иначе говоря – подводный лифт, на котором им предстояло совершить спуск.

– Счастливо! – сказал штурман.

Металлическая лестница уже опустилась на диск. Она выглядела очень тонкой, и странно было думать, что полукруглые ступеньки способны выдержать тяжесть двух человек.

– Давай, Шура! – сказал Горелик. – Я за тобой.

Она приветливо кивнула головой штурману и быстро начала спуск. Уверенные и ловкие движения показывали, что такой способ выходить из корабля для нее не в новинку. Горелик последовал за ней, но менее уверенно.

Она удержалась на ногах, ступив на диск, а ее спутник поскользнулся и едва не упал в воду. Так, по крайней мере, казалось со стороны. В действительности он не мог упасть за пределы диска.

Лестница была убрана, люк закрылся, и гигантский корабль пронесся над ними, круто поднимаясь. Диск задрожал под напором обрушившихся на него реактивных струй, но оба недавних пассажира планелета ничего не ощутили.

Чей-то голос прозвучал неизвестно откуда:

– Высадились?

Горелик недоуменно огляделся, не понимая, кто и каким образом говорит с ними.

Александра Козлова спокойно ответила:

– Высадились. Можно опускать.

Она сказала это не меняя позы и не поворачивая головы.

Диск внезапно обрел полную неподвижность и быстро погрузился.

Игорь Горелик невольно вскрикнул. Плоский диск, на котором они стояли, казалось, ничем не был защищен с боков и сверху. Вода должна была мгновенно залить его, но этого не случилось. Они по-прежнему находились на сухом «полу». Только теперь, когда кругом была вода, стало видно то, что при ярком свете дня трудно было заметить, – прозрачный сферический купол.

– Чего ты кричишь? – насмешливо спросила Козлова.

– Еще бы не вскрикнуть, – смеясь ответил он. – Я думал, мы окажемся в воде.

– Мы и есть в воде.

– ПЛ, а не мы. Я не знал об этом, – он указал на купол.

Она пожала плечами:

– Нетрудно было и догадаться. Не собирались же нас утопить.

Подводный лифт снижался с большой скоростью. Дневной свет стремительно тускнел.

– Как же мы спустились из планелета сквозь этот купол? – спросил Игорь.

– Очень просто, его тогда не было.

– Откуда же он взялся?

Игорь опустил глаза, намереваясь внимательно осмотреть диск «пола», но из этого ничего не вышло: было уже почти совсем темно.

– Откуда же он взялся? – повторил Игорь.

– Если так интересно, спроси кого-нибудь другого. Я терпеть не могу давать пояснения.

– Вот ты всегда так, – недовольно сказал он.

Она действительно всегда была такой, с самого первого дня их знакомства. Горелик, только что окончивший курс и прошедший тщательный и придирчивый отбор, безмерно счастливый, что оказался годным и долголетняя мечта стала действительностью, явился за назначением в состоянии, весьма напоминавшем опьянение. Он был «пьян» от счастья. И не мудрено, если учесть, что десятки тысяч юношей и девушек стремились попасть на подводные работы «ЭПРА». В большой приемной он увидел девушку примерно своих лет и сразу решил, что она здесь с той же целью, что и он. Это была Козлова. Они познакомились, и Горелик засыпал ее вопросами, куда она хочет попасть и давно ли прошла отбор. С радостью, к которой примешалась изрядная доля зависти, он узнал, что Шура, как она ему представилась, уже год работает в «ЭПРА», отдыхала и пришла сюда не за назначением.

– Целый год? – с удивлением спросил он.

– А что? Разве трудно поверить?

– Я думал, вы только что кончили, как и я.

– Что кончила?

– Университет.

– А я не археолог, – сказала Шура. – Я инженер-океанограф.

Тогда он засыпал ее другими интересующими его вопросами. И получил холодный, как ему тогда показалось, ответ, что он «все узнает в свое время». Но потом он понял, что это была не холодность, а свойственная ей манера отвечать на расспросы.

– Где именно вы работаете? – спросил он

– На базе номер шестнадцать.

– Я попрошусь туда.

– Любовь с первого взгляда, – нараспев сказала она и встала, так как из кабинета кто-то вышел.

Когда она скрылась за дверью, Горелик решил, что ни в коем случае не попросится на базу номер шестнадцать. Куда угодно, но только не с этой насмешливой девушкой!

Но его не спросили. Хмурый, словно чем-то очень недовольный, пожилой инженер прочел направление, протянутое ему Гореликом, и, ни слова не говоря, написал сбоку: «На базу э 16».

«Уж не Шура ли постаралась?» – подумал Горелик.

Козлова ждала его в приемной.

– Удалось? – спросила она.

– К сожалению, – ответил Игорь. – Хотя я и не просился.

Она весело рассмеялась.

– Обиделся? – Она перешла на «ты». – Не стоит! Летим вместе?

– Это вы попросили за меня? – спросил он.

– И не думала. Но я знала, что на шестнадцатой несколько вакансий.

На следующий день, в планелете, он снова пытался ее расспрашивать, но вскоре понял, что это совершенно бесполезно. Она действительно терпеть не могла давать пояснения…

Последние проблески солнечного дня исчезли. Они находились в полной темноте и не видели даже силуэтов друг друга. Лифт продолжал стремительно опускаться.

– Большая здесь глубина? – спросил Игорь.

– Немного больше двух километров. Смотри, – прибавила Козлова, – это наша база.

Он не мог видеть, куда она указывала, но и так все стало ясно. Еще довольно далеко, внизу, пряно под ними, разлилось по дну океана «море» света.

Через несколько секунд можно было различить, что этот свет дают многочисленные прожекторы, установленные на высоких решетчатых мачтах. Прожекторов было не меньше двадцати.

– А где же здания базы? – спросил Горелик, не видя ничего похожего на постройки.

– Зданий там вообще нет, – ответила Козлова. – Есть павильон. Один-единственный. Но он очень низок, и сверху его трудно заметить. Он прямо под нами. Мы опустимся на его крышу.

Дно было уже совсем близко, когда ПЛ резко увеличил скорость снижения. Это было хорошо заметно по тому, как «ринулись» навстречу мачты прожекторов. Казалось, что тот, кто, невидимый им, управлял движением лифта, решил разбить его о дно океана.

И вдруг… лифт остановился. Как это произошло, Горелик не успел заметить. Он почувствовал только сильное давление со стороны пола и понял, что скорость была погашена на очень коротком отрезке пути.

«Интересно, зачем это?» – подумал он.

Они оказались в помещении, закрытом со всех сторон. Их окружали синевато-зеленые стены, как будто стеклянные, но, возможно, сделанные и из прозрачной пластмассы. Такими же были пол и потолок. Последний выглядел сплошным, и, упустив момент, когда лифт прошел через этот потолок, Горелик уже не мог понять, как это произошло.

– Какая же это крыша? – сказал он, переступив вслед за своей спутницей край диска. Купола уже не было и, как раньше на поверхности океана нельзя было понять, откуда он взялся, так теперь невозможно было понять, куда он делся. – Это комната.

– Над нами не небо, а вода, – ответила Козлова. – Отсюда и особенности архитектуры. Все-таки это крыша.

Они подошли к небольшой двери, за которой снова оказался лифт, но уже обычного наземного типа.

– Неужели здание так велико? – удивился Горелик.

– Не здание, а павильон. Привыкай к нашему языку. Да, здесь шесть этажей. Четыре из них под поверхностью дна.

Они опустились на второй этаж, то есть метров на двенадцать ниже дна Атлантического океана.

Выйдя из кабины лифта, Горелик увидел коридор, ничем не отличавшийся от обычных коридоров любого дома. Такой же пол, такие же двери по сторонам и обычное освещение. Ничто не говорило о необычайном местоположении этого дома.

Козлова отворила одну из дверей. За ней был опять-таки самый обычный кабинет с обычной мебелью.

Из-за письменного стола поднялся им навстречу человек лет тридцати, небольшого роста, худощавый, одетый в такой же белый костюм, какие были на них. Черты его лица показались Игорю Горелику знакомыми. Он напряг память и узнал этого человека Владимир Суханов! Старожил «ЭПРА», работавший в ней с первого дня ее основания, инженер-океанограф, года три назад приезжавший в гости к студентам университета. Именно встреча с этим человеком и его рассказы заронили в душу Горелика мечту о работе в подводной экспедиции. Очевидно, он и является начальником базы э 16.

– Привет, Шурочка! – сказал Суханов. – Кого это ты нам привезла? Хорошо ли ты отдохнула? Как долетели? Твой муж отбился от рук, ничего не может делать. Тоскует по жене. Рад, что ты приехала.

Все это он выпалил единым духом, без пауз, и опустился обратно в кресло, всем своим видом показывая, что готов слушать ответы.

– Долетели нормально, – сказала Козлова. – Отдохнула хорошо, по мужу соскучиться не успела. Привезла нового сотрудника. Горелик Игорь – археолог.

Случайно или намеренно (Игорь подумал, что она сделала это намеренно), но ее ответ прозвучал в таком же темпе и в той же манере, как и вопросы Суханова.

Он бросил на нее лукавый взгляд и повернулся к Игорю.

– Вот так всегда, – сказал он. – Имей в виду: инженер Козлова великая насмешница. Не советую тебе попадаться ей на язык.

– Это мне уже хорошо известно, – улыбнулся Горелик.

Суханов рассмеялся.

– Уже успела? – Он протянул руку. – Извини, забыл представиться. Начальник базы Владимир Суханов.

– Я вас знаю. Видел три года назад.

– И не забыл? Кстати, у нас не принято называть друг друга на «вы». Мы все свои люди. Поступишь под начало Козлова. Это ее муж. Надолго к нам? – неожиданно спросил Суханов.

Игорь опешил:

– То есть как «надолго»? До конца!

– Все говорят так. Но многие не выдерживают и удирают. Работа у нас тяжелая, имей в виду. И продлится она еще лет десять.

– Нет, я не удеру, – твердо ответил Игорь.

«ЭПРА»

Осуществлению проекта, предложенного инженером-океанографом Владимиром Дмитревским, предшествовала длительная дискуссия.

Как часто случается с тем, что ново и непривычно, идея сперва подверглась «уничтожающей» критике, потом была признана «заслуживающей внимания», а еще немного спустя превратилась в задачу «будущих поколений».

Будущих потому, что требовала огромных затрат. Экономический совет планеты считал, что необходимых средств в распоряжении человечества сейчас нет.

Таков был первый приговор.

«Будущие поколения» не устраивали Дмитревского. Он хотел сам осуществить свою идею, своими руками выполнить свой проект.

И он боролся и доказывал до тех пор, пока «задача будущих поколений» не сменилась «задачей ближайшего времени».

Таков был второй приговор, вынесенный через год после первого.

Но и такая формулировка не удовлетворила Дмитревского.

– Не в ближайшее время, а сейчас! – сказал он.

И эти слова сделались его девизом в борьбе с сомневающимися, чрезмерно бережливыми и чересчур осторожными.

Дмитревский любил и умел бороться.

Подавляющее большинство населения земного шара, а молодежь вся без исключения, было на его стороне, – настолько заманчиво выглядело это предложение, настолько много оно обещало.

А для молодежи, кроме всего прочего, особой притягательной силой служило то, что осуществление проекта Дмитревского было овеяно романтикой трудностей и даже опасностей, к чему всегда стремятся молодые сердца.

Совет экономики испытывал огромное давление со стороны молодежи.

И все же долгое время вопрос не мог получить положительного решения.

Чуждый эмоциям, совет экономики стоял на страже интересов всего человечества в целом. Время было такое, что приходилось тщательно взвешивать все «за» и «против».

Польза проекта Дмитревского ни в ком сомнений не вызывала, кое-кто сомневался только в его осуществимости. Но таких было очень мало. Дело заключалось только в затратах энергии, потому что материальные ресурсы можно было найти, а исполнителей и подавно. Последних, несомненно, окажется во много раз больше, чем потребуется.

Энергия!

Она была нужна во все возрастающем количестве. Огромные работы производились повсюду, на всех континентах, и планетная энергетическая сеть с трудом справлялась с растущими, неудержимо и стремительно, потребностями строителей. Даже давно устаревшие и маломощные источники энергии – вроде небольших гидростанций и приливных установок – были на строгом учете и работали полным ходом, по мере сил помогая могучим атомным и солнечным станциям.

Энергии не хватало. Это был самый волнующий и острый вопрос современности.

А проект Дмитревского потребовал бы огромную долю драгоценного запаса энергии. Неудивительно, что совет экономики колебался, несмотря на всю соблазнительность и колоссальную пользу, которую даст осуществление этого проекта.

Напрашивался выход – построить новые станции и целиком передать их Дмитревскому. Но, во-первых, новые станции и так строились непрерывно, а во-вторых, было ясно, что потребность в энергии опережает любое мыслимое строительство. К моменту, когда специальные станции будут закончены, они окажутся необходимыми для других целей.

Получался заколдованный круг.

Вот если бы открыли новый мощный источник и энергетический баланс планеты сразу возрос бы в два или хотя бы в полтора раза! Тогда было бы совсем другое дело!

– Надейтесь на это, – шутливо сказал как-то Дмитревскому один из экспертов совета экономики Анвер Керимбеков.

Но «счастье помогает сильным».

На помощь Дмитревскому пришла… Луна!

Гигантские солнечные батареи, установленные на спутнике Земли для обеспечения энергией строящихся «заводов воздуха» (так как давно уже было решено окружить Луну атмосферой и сделать ее обитаемой), были, казалось, совершенно бесполезны для земных целей. В самом деле, как передать эту огромную энергию на планету? Не возить же ее на космических кораблях, как возили добываемые на Луне урановую руду и платину! Казалось, выхода не было.

Но давно известно: то, что кажется невозможным сегодня, становится возможным завтра.

И это «завтра», принесшее Владимиру Дмитревскому радость победы, наступило, и, как всегда это случается, наступило внезапно.

Передача энергии без проводов, в частности передача через космическое пространство, давно занимала умы энергетиков. Проблема эта была так стара, что все, кроме работавших над ней, просто забыли о ее существовании. А работа шла своим чередом в тиши кабинетов и лабораторий и пришла к победному концу.

Казалось трудно – получилось легко, казалось сложно – получилось просто.

Энергия Солнца, добываемая на Луне, могла теперь в любую минуту хлынуть на Землю могучим потоком.

Вопрос был решен! То, что предлагал Дмитревский, было важнее заводов воздуха. Они могли и подождать, до тех пор пока не будут установлены на Луне новые батареи.

Совет экономики утвердил проект, и родилась «ЭПРА».

Дмитревский приступил к осуществлению заветной цели. Как и ожидалось, к нему ринулись миллионы людей, и осталось только выбрать. Лучшие инженерные силы планеты составили ядро «Экспедиции подводных работ в Атлантике» – так назывался проект.

Дело шло о коренном изменении климата Северной Америки и Европы, что должно было неизбежно отравиться на всех других континентах, на климате всей Земли.

Сущность идеи была проста и могла быть выражена в четырех словах: повысить температуру Антильского течения.

И только!

Идея, конечно, была не нова. Об этом думали еще в двадцатом веке. Заслуга Дмитревского состояла в том, что он сумел объединить старую мысль с новейшими исследованиями дна Атлантического океана и его недр, связать их между собой в одно целое и предложить законченный проект.

Немало!

В чем же состояла идея Дмитревского, что она сулила человечеству Земли?

Общеизвестно, что климат Северной Америки и Европы в большой степени зависит от Гольфстрима. На широте Нью-Йорка его температура достигает двадцати трех градусов на поверхности и семи градусов на глубине четырехсот метров. Огромные массы теплой воды пересекают Атлантический океан и, обойдя Европу, достигают Шпицбергена. Но решающее значение имеет не сам Гольфстрим, а северное экваториальное течение, называемое Антильским, с которым Гольфстрим соединяется по выходе из Мексиканского залива. До этого соединения Гольфстрим несет около девяноста кубических километров воды в час, а после соединения с Антильским это количество увеличивается еще на шестьсот двадцать кубических километров, то есть больше чем в семь раз. Глубина Антильского течения – тысяча метров, при ширине шестьсот семьдесят километров, и ясно, что без этого течения один только Гольфстрим не мог бы оказывать такого большого влияния на климат Европы.

Повысить температуру Антильского течения – значило повысить температуру Гольфстрима. По расчетам Дмитревского, ее можно было довести до тридцати пяти – сорока градусов на широте Нью-Йорка. Что это означало, нетрудно было себе представить. Все северное побережье Европы превратится в субтропики.

Геологоразведочные работы, производимые на дне Атлантического океана уже много лет, установили, что как раз вдоль линии Антильского течения, на глубине всего пятнадцати километров, считая от поверхности океана, проходит мощная ветвь расплавленной магмы. В семи километрах под дном Атлантики недра уже нагреты до двухсот градусов, и буквально с каждым метром глубины температура стремительно возрастает.

По мнению геологов, магмовая ветвь была не случайна и не временна, а существовала очень давно, являясь, так сказать, стационарной, и не было оснований считать, что она может уйти в глубину или куда-нибудь в сторону.

Критики проекта Дмитревского высказывали и такое опасение, но он отвечал им, что в течение ближайших веков этого опасаться не приходится. Ну, а если через несколько сот лет появятся признаки истощения ветви, то это совсем не страшно. Человечество Земли становится сильнее и могущественнее с каждым годом, и будущая техника сумеет найти способ заменить тепло магмы чем-либо другим.

Трудности задачи не пугали как самого Дмитревского, так и миллионы почитателей и сторонников его идеи. Современная техника легко справится с ними.

В чем состояла техническая сторона проекта? В том, чтобы с помощью глубоко заложенных труб подвести тепло магмы к нижней границе Антильского течения и таким образом непрерывно подогревать его.

Это была чрезвычайно простая мысль, и, если бы все происходило на поверхности земли, осуществление этой мысли было бы так же просто. Но работать предстояло на дне океана! Под давлением километровых слоев воды!

Наука и техника ответили: «Да, это возможно!» – и предоставили в распоряжение «ЭПРА» все необходимое.

Чего не сделает объединенное человечество!

«ЭПРА» приступила к работе за несколько лет до описываемого времени. Сперва в ее составе находились только геологи, океанографы и, конечно, инженеры. Машинный парк давал возможность обойтись без подсобной рабочей силы, почти все было автоматизировано. Дмитревский рассчитывал полностью закончить установку труб через пятнадцать лет. Учитывая количество желающих принять участие в работе «ЭПРА», можно было уложиться в меньшие сроки, но совет экономики считал поспешность в данном случае не только не нужной, но и вредной. Резко повышать температуру Антильского течения было опасно: это могло вызвать хаос в службе погоды, могло привести к атмосферным катаклизмам. Было решено устанавливать не более ста труб одновременно, чтобы повышение температуры Гольфстрима происходило постепенно и плавно.

С этой же целью работы велись в пятидесяти точках вдоль течения, чтобы одновременно воздействовать на всю его длину. Каждые две из этих точек обслуживались одной базой, которых, таким образом, было двадцать пять. Установив четыре трубы и пустив их в ход, база приступала к установке следующих четырех. Персонал каждой базы состоял из людей одной национальности, что было, во-первых, удобнее, а во-вторых, давало возможность принять участие в «работе века» всему населению Земли. Трубы доставлялись на базу той из бывших «стран», представители которой работали на этой базе. Русских и американских баз было несколько. Общее руководство всеми базами осуществлял штаб, помещавшийся на подводном крейсере, возглавляемый Владимиром Дмитревским.

На дне Атлантического океана одновременно находилось более трех тысяч человек.

Никто не предполагал, что в работе «ЭПРА» могут принять участие историки и археологи, которым, казалось бы, нечего было тут делать. Случилось иное.

Первой наткнулась на следы Атлантиды база номер двенадцать. Найденные ее работниками обломки разрушенного здания произвели сенсацию. А затем все чаще и чаще стали находить такие обломки все базы, расположенные вдали от африканских и американских берегов. Стало ясно, что именно здесь находились когда-то острова легендарной Атлантиды.

И тогда на базах появились археологи. Получились как бы две экспедиции, каждая из которых занималась своим делом, не мешая друг другу: одна – прокладкой труб, другая – поисками. Но название – «Экспедиция подводных работ в Атлантике» – соответствовало целям обеих групп и осталось неизменным.

Музеи всей планеты пополнились новыми экспонатами, проливавшими свет на историю Атлантиды, которой усиленно стали заниматься историки. И постепенно многие из них так же спустились под воду, чтобы производить исследования на месте. Численный состав историко-археологической группы вскоре почти сравнялся со строительной.

С каждым годом условия жизни на дне океана становились удобнее. Те, кто работал в кабинетах и лабораториях баз, подчас забывали, что они находятся под водой.

Но совсем забыть об этом было нельзя, и нельзя было не учитывать специфики подводных работ. Административно и технически персонал археологических групп каждой базы подчинялся ее начальнику. И инженеры «ЭПРА» привыкли считать своих новых подчиненных «техниками», хотя и не обычной для них специальности. И не раздумывая, в случае необходимости, направляли ученых на помощь строителям, или наоборот.

Обе группы сработались и считали себя единым коллективом с единой целью – добыть со дна Атлантического океана тепло и знания.

ЗАКЛАДКА ТРУБЫ

– Послушай, Игорь, – сказала Шура Козлова. – Ты уже три дня на базе. Неужели тебе не хочется увидеть работу «ЭПРА»?

– Более чем хочется, – ответил Горелик. – Но здесь все так заняты…

Действительно, напряженная деятельность ни днем, ни ночью не стихала на дне океана. Правда, здесь не было ни «дня», ни «ночи», – люди просто работали двадцать четыре часа, работали в три смены – система давно забытая на поверхности земли.

Горелик мог давно увидеть все, что его интересовало, отправившись к месту работ в одиночку, но ему обязательно нужен был спутник, которого можно расспросить и получить объяснения. И он откладывал знакомство с технической половиной «ЭПРА» до какого-нибудь удобного случая.

Такой случай неожиданно представился сегодня.

– У нас очередной торжественный момент, – сказала Козлова. – Закладка новой трубы. Если хочешь увидеть, идем со мной.

– Хочу ли я?..

Она провела его к выходной камере. Там было еще человек десять, готовящихся к выходу.

Игорь надел на себя скафандр. Он показался ему слишком тонким, учитывая глубину, на которой они находились, но он знал, что современные скафандры ничем не напоминают прежние. Кроме шлема, представлявшего собой прозрачный и твердый шар, все остальное было гибким и совершенно не стесняло движений. Баллонов со сжатым кислородом не было, а аппарат для добывания воздуха непосредственно из воды оказался таким небольшим, что Горелик сперва не смог его найти на своем скафандре. Потом он понял, что этот аппарат, называемый «жабрами», находится в укрепленном на поясе футляре вместе с рацией и источниками тока для головного фонаря.

Одевшись, Игорь неожиданно почувствовал, что не может сделать ни одного шага. Ноги словно прилипли к полу, и никакими силами невозможно было оторвать их. И тогда он понял назначение показавшихся ему очень странными металлических колец, внутрь которых встал каждый, прежде чем надеть скафандр. Эти кольца защищали людей от случайного падения. Упасть, когда ступни «прикованы» к полу, – означало верный перелом щиколоток.

– Готовы? – спросил кто-то.

– Я готов, – первым ответил Игорь.

Он слышал, один за другим, ответы всех. Голоса звучали негромко, но ему было известно, что радиус действия рации скафандра до трехсот метров.

– Пошли!

Камера наполнилась водой. Потом открылся выход, и в глаза ударил ослепительный свет ближайшего прожектора.

Горелик нагнулся и выбрался из кольца. Ноги двигались свободно, шаг был легок, сила магнитов, заключенных в подошвах, точно соответствовала весу столба воды над головой. Идти можно было так же, как на поверхности земли.

– Можно ли в одном и том же скафандре опускаться ниже или подниматься выше этого уровня дна? – спросил Игорь.

– Ты имеешь в виду магниты?

– Да.

– Вполне можно, их сила автоматически регулируется, – пояснила Козлова.

Дно оказалось очень ровным и уныло однообразным. Ни одного растения. Не было видно и рыб: обитатели глубин боялись света. Горелик читал, что «ЭПРА» на всем протяжении своих работ выравнивает дно и удаляет подводные заросли. Зачем это было нужно, он не знал, но, очевидно, существовали какие-то причины.

Они шли от одного прожектора к другому, шли уже несколько километров, и Горелик невольно подумал: почему не воспользовались каким-нибудь вездеходом или подводной лодкой, которых на базе было много?

От вопроса он удержался.

Впереди показалось что-то черное, прямое и узкое. Игорь понял, что перед ним готовая труба. Она выходила из дна и поднималась вверх подобно колонне, верхняя часть которой была отсюда неразличима.

Вблизи оказалось, что труба не так уж и узка, как показалось издали Ее диаметр был не менее шести метров. Никаких оттяжек или упоров Игорь не увидел.

– Она не может упасть? – спросил он. – Или сломаться?

– Вопрос следует понимать в смысле – где крепления? – ответила Козлова. – Обычных креплений нет потому, что они не нужны. Каждые четыре трубы соединены друг с другом коллекторной плитой там, наверху. Именно она и является греющей поверхностью. Трубы стоят на расстоянии трехсот метров и расположены по углам квадрата. Все в целом обладает избыточной прочностью.

– Выходит, что эта плита имеет площадь девяносто тысяч квадратных метров, – сказал Игорь. – Плохо себе представляю, как трубы выдерживают ее тяжесть.

Она ничего не ответила. Горелик мог бы поклясться, что Шура пожала плечами, хотя он и не мог этого увидеть.

– Когда будешь ходить один, – сказала она, немного погодя, – не вздумай касаться трубы.

– До скольких она нагрета?

– Почти до трех тысяч градусов.

– Что же это за металл?

– Милый, – неожиданно ласково сказала Козлова, – умоляю, избавь меня от подобных вопросов. Возьми в библиотеке базы книгу и прочти.

– Хорошо, – сердито ответил он. – Но можешь ты мне сказать, когда мы наконец придем на место?

– Устал, бедненький?

– Не устал, а не понимаю, почему мы идем пешком.

– Типичное рассуждение наземника. И притом домоседа. Работники «ЭПРА» всегда ходят пешком, если не надо спешить.

– Физкультура? – догадался Игорь.

– Ну конечно! Надо же двигаться.

Его рассмешило столь простое объяснение загадки. Обыкновенная прогулка!

Они миновали еще одну трубу. Горелик подумал о коллекторе. Над его поверхностью воды вообще не могло быть, – там сжатый пар, сверхсухой. Такой же пар, вероятно, окружает всю трубу, на всем ее протяжении. Видимо, именно потому и обходили его спутники эти трубы на почтительном расстоянии. Но на вид никакого пара не было.

Он спросил об атом Козлову.

– Его хорошо видно, когда погашены прожекторы, – ответила она. – Очень красиво! Труба светится в темноте вишнево-красным, и этот цвет проступает словно через молочное стекло.

– По трубе течет магма?

– Какая магма? Никакой металл не выдержал бы. По трубам течет вода, вернее сверхперегретый пар. Ну вот мы и пришли, – прибавила Шура. – О! – воскликнула она вдруг. – Дмитревский уже здесь! Мы опоздали к началу.

Горелик увидел большую толпу, человек в двести, а может и больше. Люди стояли кольцом, окружая что-то большое и темное. Это «что-то» показалось Игорю длинной подводной лодкой, повисшей над дном вертикально. Немного в стороне лежал исполинский подводный крейсер штаба «ЭПРА», внешний вид которого был хорошо известен буквально всем людям на Земле по бесчисленным снимкам в журналах.

Их группа смешалась с толпой, и Горелик на время потерял из виду Козлову. Он остановился возле какого-то человека, ниже его ростом, которого принял было за Суханова, потому что человек этот повелительным голосом отдавал распоряжения. Но, вглядевшись, понял, что ошибся. Это был не Суханов.

Неужели?.. Да, сомнений быть не могло. Эти черты были Игорю хорошо знакомы.

Рядом с ним находился начальник «ЭПРА».

– Ниже! – скомандовал кому-то Дмитревский.

Горелик увидел, как то, что он принял за вертикально висящую лодку, опустилось и передняя его часть погрузилась в почву.

– Еще ниже!

«Лодка» слегка дрогнула и снова погрузилась. Было непонятно, как и чем она преодолевала сопротивление дна.

– Так, хорошо! Выравнивайте!

К «лодке» никто не подходил, возле нее вообще никого не было. Кому отдавалось это распоряжение? Горелик осмотрелся, но нигде не увидел своего «гида». Козлова куда-то исчезла.

Окликнуть ее? Неудобно как-то, все услышат. И Дмитревский, стоящий совсем рядом. Впрочем, если бы он был и далеко, то все равно бы услышал.

– Вы что-то потеряли, молодой человек? – услышал он неожиданный вопрос, обращенный явно к нему, потому что только он один не стоял неподвижно, как другие, а вертел головой, точно ища что-то.

Кто, с какой стороны задал этот вопрос – определить по звуку было невозможно, – слова достигали его слуха по радио. Горелик увидел, что Владимир Дмитревский смотрит прямо на него, и понял, что вопрос задан именно Дмитревским.

Надо отвечать!

– Я потерял свою спутницу, товарищ Дмитревский, – сказал Игорь. – Я новичок, прибыл сюда три дня назад, и она обещала давать мне пояснения, да вот пропала куда-то.

– А что именно вас интересует?

Игорь хорошо знал, что этот разговор слышен всем. Ему даже показалось, что кто-то рассмеялся едва слышно. Кто? Конечно, эта противная Шура. Ее забавляет положение, в которое он попал из-за своего любопытства. Э, будь что будет! Не отступать же!

– Я хотел бы знать, что здесь происходит, – ответил он. – Что это за штука? – Он указал рукой на странную «лодку». – Кто ею управляет и как?

– Происходит закладка очередной трубы. – Игорь видел губы Дмитревского и убедился, что действительно разговаривает с всемирно известным человеком. – «Штука», как вы сказали, – это ПК, иначе говоря – подводный крот, который пророет шахту и потянет за собой трубу на глубину десяти километров. В трехстах метрах отсюда, параллельно, пойдет второй крот. В настоящий момент им управляют люди, а потом он пойдет самостоятельно. Вас удовлетворяет это объяснение?

– Вполне. Спасибо, товарищ Дмитревский.

– Ну и напрасно, – совершенно уже неожиданно услышал Игорь. – Вы могли бы поинтересоваться еще многим. Например, как совершается подземный поворот крота? Как он изгибает трубу?

– Я боюсь злоупотребить вашим временем.

– Как ваше имя?

Горелик назвал, прибавив, что он археолог.

– Об этом я и сам догадался, – ответил Дмитревский. – Инженеры таких вопросов не задают. Они сами это знают.

Снова кто-то рассмеялся, и Игорь узнал Козлову.

«Вот тебе! – подумал он. – Не хотела объяснять мне, так я получил пояснения от самого Дмитревского».

Между тем подводный крот погрузился больше чем на половину своей длины. Хотелось спросить, откуда поступает энергия к его двигателям, но обращаться самому к начальнику «ЭПРА» для Игоря было уж слишком смело.

Он увидел, как в корпусе крота открылся люк и оттуда вышли три человека. Очевидно, именно они управляли машиной до сих пор, а теперь она пойдет дальше самостоятельно.

ПК погружался на глазах. Потом машина остановилась. Теперь над поверхностью дна оставалась только ее корма, возвышавшаяся не больше чем на метр. Все остальное скрылось.

Над головами зрителей проплыла гигантская труба, метров двести длиной. Над ней можно было различить контур подводной лодки, которая ее несла на тросах. Приблизился огромный и неуклюжий с виду самодвижущийся механизм, размером с небольшой дом. Из него протянулись четыре механические руки и взялись за конец трубы. Медленно, плавно труба встала вертикально и точно легла торцом на корму ПК.

Горелик следил за происходящим затаив дыхание. Внешняя легкость движений механических рук таила в себе чудовищную силу. Интересно, управляет кто-нибудь «руками» или это автомат?

Появились еще четыре «руки», иной формы. Они обвили конец трубы, словно обняв ее. Горелик понял, что сейчас труба будет приварена к корме ПК, или как-то иначе наглухо скреплена с ней. И ПК потащит трубу за собой в глубину, а за ней и все остальные трубы, которые одна за другой будут присоединены к первой. Было ясно без пояснений, что возрастающий вес этих труб поможет ПК идти вниз. Но вот как он поднимется?

«Видимо, он вообще не будет подниматься, а останется там, соединившись со вторым ПК, о котором сказал Дмитревский», – подумал Игорь.

Между тем «сварка» была окончена. Все восемь рук одновременно ушли внутрь самохода. И ПК двинулся вперед.

Труба пошла за ним.

Движение это было очень медленным, и его даже трудно было заметить. Без трубы крот погружался гораздо быстрее.

Кто-то тронул Игоря за рукав скафандра. Он обернулся и увидел Козлову.

– Явилась все-таки, – сказал он. – Совесть проснулась?

– Ты сам куда-то пропал, – ответила она. – А потом я услышала, что ты разговариваешь с Дмитревским. Как он тебе понравился?

Игорь смущенно оглянулся, но Дмитревского уже не было возле него. Больше того, не было видно и крейсера штаба. Видимо, начальник «ЭПРА» успел уехать, пока он был поглощен зрелищем.

– Дмитревский отправился к месту закладки второй трубы, – пояснила Шура. – Он всегда лично присутствует при каждой закладке, на всех двадцати пяти базах.

– Сколько времени будет погружаться крот? – спросил Игорь.

– Сорок дней. Возможны задержки из-за особенностей грунта. Иногда приходится вытаскивать все обратно. Но, к счастью, эти случаи редки.

– Катастроф не было?

– Пока не было.

По тону ответа Игорь понял, что работники «ЭПРА» каждую минуту ожидают возможной катастрофы и готовы к ней.

– Опасная штука! – сказал он. – Кстати, куда девается грунт?

– Он выбрасывается на поверхность через эти же трубы. Через двадцать часов, или немного позже, здесь начнется непрерывное извержение глубинных пород. Тогда надо будет внимательно следить и производить непрерывный анализ. Мало ли что может оказаться. К тому же температура недр все время повышается.

– ПК останавливается?

– Да, через каждые двести метров. Последние трубы очень трудно присоединять. Приходится предварительно раскалять их торцы. Ты прав, – работа опасна. Но в этом есть и своя прелесть.

– Прелесть?

– Слишком мало осталось у нас, на Земле, таких работ, где нужна смелость.

– Разве не все автоматизировано?

– Почти все. Я возвращаюсь на базу, – прибавила Шура. – Идешь со мной?

– Да, пошли!

Он бросил прощальный взгляд на трубу (она не укоротилась заметно) и пошел за Козловой.

По дороге им встретилось несколько громоздких машин, медленно ползших по дну.

– Это подвижные лаборатории и вспомогательные агрегаты, – сказала Козлова. – Они переходят на новое место. От недавно законченных труб, где уже делать нечего.

– Место работ все время удаляется от базы?

– Да, в обе стороны. А потом и сама база будет перенесена на другое место.

В ПЛЕНУ

Время шло однообразно, но не скучно. Интересная работа всецело захватила Игоря Горелика.

День был строго регламентирован. Работа, сон, развлечения – все имело свое, раз навсегда установленное, время. И это так же помогало не замечать отсутствия новых впечатлений.

Раз в три дня, в течение получаса, Игорь имел возможность поговорить с матерью по радиотелефону. Он не пропускал своей очереди, главным образом потому, что знал – мать беспокоится о его здоровье и ее собственная работа идет лучше, после того как она увидит сына.

На свое здоровье Игорь никогда не жаловался. И в условиях «заключения» под водой выглядел так, что даже мать не находила повода поволноваться за него.

В подводном павильоне были гимнастический зал и бассейн для плавания. В верхнем этаже помещался «зимний сад», где рекомендовалось проводить не менее часа в день. За этим строго следил врач базы. Народ был крепкий, не склонный к заболеваниям, и врачу делать было почти нечего. Александр Пугачев помимо медицинских обязанностей выполнял еще и работу ученого ихтиолога. Суханов редко отпускал его на дно, и материал для работы доставляли поисковые группы. Лаборатории базы были прекрасно оборудованы.

Как-то под вечер Дмитрий Козлов подошел к Игорю, игравшему в шахматы с Шурой, и сказал ему:

– Завтра в длительный поиск отправляется группа Анатолия Купцова. Ты отправишься с ней.

– Наконец-то! – облегченно вздохнул Горелик.

Купцова он хорошо знал. Тот был всего на год старше, и они часто встречались в университете. В свое время Игорь остро завидовал Анатолию, когда узнал, что Купцова приняли на работу в «ЭПРА».

– Ты не обижайся, – сказал Дмитрий. – У нас так принято. Всех новых сотрудников подвергают испытанию на терпение. Ведь нам часто приходится безвыходно сидеть в таком «заключении». За три месяца можно увидеть, годен человек для работы в «ЭПРА» или не годен.

– Значит, я годен?

– По-видимому, да.

– Все-таки «по-видимому».

– Дно покажет, – неопределенно ответил Козлов.

– Пойдем пешком?

Шура рассмеялась:

– Такой здоровый парень, а шага сделать боится.

– Я не боюсь. Просто спрашиваю.

– Ходить придется много, – ответил Дмитрий. – А на место отправитесь в лодке.

– Место уже разведано?

– Да, там была одна группа. Кажется, что-то есть.

– А почему не на вездеходе?

– На них можно ездить только по расчищенной полосе. А в том месте хаос скал.

В противоположность своей жене Дмитрий всегда и охотно отвечал на любой вопрос.

– Надолго? – спросил Игорь.

– Дело покажет. Но не менее как на десять дней.

– Как же я переживу разлуку с тобой, любовь моя? – сказал Горелик Шуре.

Он в последнее время убедился, что лучшим оружием против насмешек Шуры является контрнасмешка. Средство это действовало безотказно.

– Как-нибудь, – сухо ответила Козлова.

Дмитрий понимающе подмигнул Игорю.

– Будь готов к восьми часам, – сказал он и ушел.

– Сыграем еще? – спросила Шура.

– Нет, что уж с тобой играть. Пойду поищу Анатолия. Спрошу, что брать с собой. Я же в первый раз.

Головной фонарь осветил узкий проход между скал. Горелик в нерешительности остановился. Он был один, а инструкцией запрещалось залезать в трещины, и вообще в сомнительные места, одному.

– Анатолий! – позвал он.

– Слушаю тебя, – ответил голос Купцова. Выслушав Игоря, он вынес решение: – Жди! Приду к тебе сам. Я недалеко, вижу свет твоего фонаря.

– Хорошо, жду!

Шел восьмой день поисков. Группа, состоявшая из пяти человек, обследовала участок площадью не менее десяти квадратных километров, но не нашла ничего. Создавалось впечатление, что первая группа, побывавшая на этом месте, ошиблась и никаких следов Атлантиды здесь нет. Но Дмитрий Козлов не разрешал Купцову прекратить поиски.

– Ищите хотя бы тот портик, о котором говорил Долин. Они его ясно видели. Как он выглядит, вам известно. Когда найдете и убедитесь, что это просто причудливая скала, тогда возвращайтесь.

Но «портик» никак не находился.

Группа Долина видела его только из окна лодки. Выйти на дно помешало присутствие осьминогов. В распоряжении группы не оказалось средств разогнать опасных моллюсков. Пришлось ограничиться фотографией через иллюминатор, при свете прожектора.

Группа Купцова, разумеется, захватила с собой все необходимое. На поясе Горелика висела небольшая черная трубка. Ее содержимого было достаточно, чтобы разогнать и частично уничтожить хоть сотню спрутов. Такие же трубки были и у остальных четырех.

Игорь стоял и терпеливо ждал Анатолия – тот что-то задерживался. В свете фонаря он видел, что проход все же достаточно широк, чтобы в него могла пройти лодка. Может быть, там в глубине видел Долин свой портик? Уйти, не обследовав прохода, было никак нельзя.

Время от времени Игорь гасил фонарь и всматривался, не виден ли свет от фонаря приближающегося Купцова. Но кругом было темно. Они находились довольно далеко от ближайшей полосы «ЭПРА», и лучи прожекторов сюда не достигали.

Куда запропастился Анатолий?

Вокруг беспорядочно громоздились скалы. Игорю казалось, что они лежат так, словно упали сверху друг на друга.

– Да, действительно, – сказал он. – Очень похоже.

– Что и на что похоже? – раздался голос Купцова.

– Скалы лежат так, точно они свалились откуда-то. Очень похоже на результат катастрофы, – ответил Игорь.

– Сейчас посмотрим!

– Ты где?

– Близко.

– Почему же не видно света твоего фонаря?

– А я его погасил, – хладнокровно ответил Купцов. – Как же иначе я увижу свет твоего?

– Смотри не провались куда-нибудь.

– Периодически зажигаю.

И тотчас же, метрах в ста пятидесяти, вспыхнул свет.

– Ровное место, – сказал Купцов, и его фонарь снова погас.

Горелик стоял спиной к проходу. Внезапно что-то с силой толкнуло его в спину. Игорь полетел кубарем. Фонарь на его шлеме погас.

Стекло было крепко и не могло разбиться. Почему же погас фонарь? Игорь не успел об этом подумать. Что-то схватило и подняло его.

Сквозь металлическую «ткань» скафандра он чувствовал, вернее ему казалось, что он чувствует, как гибкие щупальцы обвивают его тело. Ни рукой, ни ногой он пошевелить не мог. Спрут?.. Кто же еще, конечно спрут!

– Меня схватил осьминог, – сказал он.

– Бегу! – коротко ответил Анатолий.

И сразу же загорелся его фонарь, совсем уже близко.

То, что держало Игоря, находилось за его спиной. Повернуть голову было нельзя, так же как и пошевельнуть рукой.

Игорь нисколько не беспокоился за себя. Сейчас подбежит Анатолий и освободит его. Спрут, даже гигантских размеров, ничего с ним не сделает.

Он подумал, что инструкция о подводных поисках составлена умно. Хорош он был бы, зайдя в проход один. Ведь именно оттуда выскочил его враг.

«Надо будет сказать Дмитрию, что и ходить по дну в одиночку нельзя», – решил Игорь.

Свет фонаря быстро приближался. Еще несколько секунд!

Горелик почувствовал, что его куда-то потащили. Медленно проплыли мимо скалы.

– Он тащит меня в проход, – сказал Игорь.

Купцов ничего не ответил, но его фонарь стал приближаться заметно быстрее.

Еще две-три секунды Игорь видел свет друга. Потом, фонарь скрылся, видимо заслоненный выступом скалы. Стало абсолютно темно. Неведомый враг продолжал отступление.

Игорь напряг мускулы и рванулся. Только бы освободить руку, хотя бы на мгновение. Прежде чем его снова схватят, можно успеть нажать на кнопку фонаря. Видимо, он погас потому, что щупальце спрута случайно задело эту кнопку, помещенную на футляре у пояса.

Но из попытки ничего не вышло. Его держали крепко.

Игорь ощутил легкое беспокойство. Свет фонаря Купцова не появлялся.

– Где ты? – раздался голос Анатолия.

– Разве я знаю, – ответил Игорь. – Он тащит меня в глубину прохода. Твоего фонаря я не вижу. А свой не могу зажечь, рукой не пошевелить.

– Буду искать. Сюда бежит еще Коля. Я его вызвал. Ты не бойся!

– А я и не думаю бояться. С чего ты взял?

«Странно, – подумал Игорь, – почему я не слышал, как он вызывал Николая!»

Гибкий и мягкий материал скафандра был настолько крепок, что Игорь даже не мог определить, остановился ли его похититель или все еще движется куда-то. Давление воды совершенно не ощущалось.

– Здесь уйма проходов, – услышал он голос Анатолия. – Куда именно его затащили?

Игорь понял, что Николай Кузьминых уже присоединился к Купцову и они ищут вдвоем. Но яркий свет фонарей нигде не мелькал.

– Если бы он мог зажечь свой фонарь! – Это сказал Николай.

Да, конечно, свет фонаря сразу указал бы направление. Во всяком случае сильно облегчил бы поиски. Но как зажечь фонарь? По-прежнему невозможно пошевелиться.

Горелик начал биться, напрягая всю силу. Тщетно!

Его враг, видимо, был чудовищно силен.

Хотя бы увидеть, с кем он имеет дело!

– Вот недостаток наших скафандров, – сказал Купцов. – Невозможно по голосу определить направление, откуда доходит звук. Как дела, Игорь? – спросил он.

– По-прежнему.

– В каком ты положении?

– Он держит меня прямо, – ответил Горелик, догадавшись, о чем его спрашивают, – или под небольшим углом. Но, наверное, в любую минуту может и перевернуть головой вниз. Я абсолютно беспомощен. Не могу даже слегка пошевелиться.

– Лучше не шевелись совсем. Не раздражай его. Сиди спокойно!

Горелика рассмешило слово «сиди».

– Что ты смеешься? – спросил Купцов. – Нашел время!

– Ты сказал, как говорят детям, «сиди спокойно».

– А! Я работал одно время в детском городке. Видишь ты свет наших фонарей?

– Ничего не вижу. Это меня немного беспокоит. Не ушли ли вы далеко в сторону?

– Сейчас мы вернулись к выходу. И начнем поиски с самого начала.

– Скоро здесь будет еще и Костя, – сказал Кузьминых.

– Значит, в полном составе.

Игорь знал, что из пяти человек группы один обязательно должен был оставаться в лодке.

– Знаешь что, – сказал Купцов, – лучше не разговаривай. Может быть, он слышит твой голос и это его раздражает.

– Даже наверное так. Я не могу утверждать, но мне кажется, он сжимает меня сильнее, когда я говорю или когда говорите вы. Но ведь он не может причинить вред, скафандр ему не по силам.

– Так-то так, но лучше помолчи.

– Молчу!

Время тянулось с каждой минутой медленнее. Игорю казалось, что он уже несколько часов находится в плену у неведомого зверя…

Константин Басков с трудом нашел товарищей. В этом месте действительно был невероятный хаос нагроможденных друг на друга обломков скал.

Они уже не сомневались, что высказанное Гореликом предположение правильно. Не скалы, а именно их обломки. Что могло так разломать их? Конечно, катастрофа. Скалы когда-то находились на одном из островов и рухнули с ним вместе на дно океана.

Анатолий Купцов сообщил обо всем на лодку. Оставшийся там Валерий Софронов передал тревожный сигнал на базу, и оттуда с минуты на минуту должна выйти на помощь вторая лодка.

Но когда она подойдет?

Против воли все трое начали беспокоиться. Они хорошо знали несокрушимую крепость скафандра, но все же… В такое положение, как Горелик, никто еще никогда не попадал. Не было ни одного случая нападения обитателя глубин на работника «ЭПРА». А что, если неизвестный зверь (спрут – по мнению самого Игоря) начнет гнуть скафандр, пытаясь его сломать? Выдержит ли гибкий металл? Не согнется ли он больше, чем допустимо для безопасности человека, находящегося в скафандре? Теоретически этого не должно было случиться, но на практике… В таких условиях скафандры не испытывались. Кто может знать, какова сила животного, схватившего Горелика!

Друзья молчали, скрывая друг от друга свои опасения, и производили поиски внешне спокойно, вынужденно не торопясь. В таком лабиринте очень легко было пропустить какую-нибудь небольшую пещеру или грот. Спрут мог забраться со своей добычей в любую расщелину.

Софронов сообщил, что вспомогательная лодка вышла и будет здесь через сорок минут.

Сорок минут! Это было долго, очень долго!

Купцов наконец не выдержал растущего беспокойства и спросил как мог тише:

– Как дела, Игорь?

– Без перемен, – последовал также очень тихий ответ. – Почему он не пытается сломать скафандр, понять не могу. Все же поторопитесь.

– А что такое?

– Ничего, просто мне очень неприятно это беспомощное положение.

– Потерпи еще немного.

Прошло минут десять.

Теперь трое друзей волновались уже открыто, часто забывая об осторожности и переговариваясь. Правда, говорить старались как можно тише. Ведь каждое слово звучит в шлеме Горелика, и было неизвестно, как воспринимает звуки его похититель. Обладает зверь тонким слухом или не обладает?

Купцов хотел было посоветовать Игорю выключить радио, но вспомнил, что Горелик не может пошевелиться. А если бы и мог, такой совет было трудно выполнить. Голоса товарищей – единственная моральная поддержка пленника.

– Помощь близка, – сообщил Софронов. – Они мчатся полным ходом.

И вдруг раздался громкий, взволнованный голос Игоря:

– Товарищи, поторопитесь! Он начал меня гнуть. Впечатление, что скафандр трещит!

В этот момент все трое случайно сошлись в одном месте. Они переглянулись тревожно и беспомощно. Что предпринять? Кажется, обыскали каждую пядь каменного лабиринта.

«Если бы Горелик мог каким-нибудь образом зажечь свой фонарь», – одновременно подумали все трое.

И… яркий свет вспыхнул внезапно, где-то совсем близко, казалось – во многих местах сразу.

Нет, это не фонарь Горелика!

Сквозь щели между скалами пробились сильные лучи белого, странно белого света. Осветились все закоулки, каждый камень, каждый поворот.

И тотчас же они заметили блеск скафандра пропавшего товарища. Совсем рядом.

Узкая щель, хорошо замаскированная обломками, вела во что-то вроде грота. Несколько раз они проходили мимо, не замечая щели.

Вот он где!

Они кинулись в щель.

Фонари были не нужны в ослепительном свете. Они увидели Игоря, обвитого кольцами длинного, похожего на змею, животного. Это был не спрут! О таком обитателе глубин никто из них никогда не слышал.

Купцов поднял трубку и нажал на кнопку.

Мгновение – и освобожденный Горелик мягко упал на дно. Рассеченное в нескольких местах тело «змеи», в красном тумане крови, медленно опустилось рядом.

И в тот же момент, точно кто-то невидимый повернул выключатель, свет, исходивший неизвестно откуда, погас…

СТАРАЯ ЗАГАДКА

ЧП!

Чрезвычайное происшествие!

Это выражение бытовало на Земле сто лет назад и, сохранившись до настоящего времени, приобрело еще более острое и волнующее значение, чем в прошлом, потому что «чрезвычайные происшествия» случались теперь исключительно редко.

ЧП прозвучало в экстренных выпусках радиогазет, прозвучало на весь мир спустя какой-нибудь час после того, как ударом лучевого пистолета Игорь Горелик был освобожден из объятий неизвестного науке подводного животного.

Неизвестного! Здесь, на Земле!

Давно уже исчезли с карты планеты «белые пятна». Земной шар был исследован вдоль и поперек. Когда-то труднодоступные, таинственные области южноамериканского континента, Центральной Африки и глубинных слоев мирового океана открыли все свои тайны, и казалось, не могло остаться ничего неизвестного или загадочного. Романтика открытий перекочевала в космос.

И вот!

Неизвестное животное на Земле!

Одно только это было чрезвычайным, из ряда вон выходящим событием.

А тут еще удивительная история с появлением белого света!

Можно было предположить, что источник этого света был забыт на дне океана какой-нибудь из прошлых экспедиций. Такой случаи мог произойти, хотя и был почти невероятным. Но почему же тогда он вспыхнул и погас? Почему он оказался как бы запрятанным в лабиринте скал? Невольно создавалось впечатление, что за тремя подводными разведчиками группы Купцова кто-то, или может быть что-то, внимательно следило и пришло им на помощь в самый нужный момент.

Светильники, вплоть до мощных прожекторов, управляемые на расстоянии с помощью биотоков, были сложными механизмами, и никакая экспедиция не могла просто забыть их в океане.

Тогда что же?!

Сообщение «ЭПРА» со дна Атлантического океана взволновало все население Земли. Люди уже привыкли жить единым коллективом, и все, что происходило на планете, касалось одинаково всех.

Игорю Горелику, как только он вернулся на базу, была предоставлена возможность, вне всякой очереди, поговорить с матерью, чтобы, встревоженная газетным сообщением, она могла лично убедиться, что ее сын нисколько не пострадал от встречи с неизвестной «змеей».

Но на этот раз его увидела не только мать…

Владимиру Дмитревскому первому сообщили о происшествии. Он ответил коротко:

– Ничего не предпринимать до моего прибытия!

Уже готовые отправиться на поиски таинственного светильника, люди Суханова остались на базе ждать начальника «ЭПРА».

Подводный крейсер штаба направился на базу номер шестнадцать.

Дмитревский был широко образованным человеком. Работавшие с ним знали, что он одинаково интересуется как технической, так и историко-археологической частями «ЭПРА». Занятый «выше головы» осуществлением своего подводного проекта, он находил время принимать косвенное участие в работах, очень далеких по своему профилю от его прямой специальности.

Дмитревский прожил большую и интересную жизнь. Будучи инженером-океанографом, он принимал личное участие в исследовательских экспедициях на Венеру, много раз погружался в батискафах и просто в скафандре в глубины океанов этой, все еще остающейся во многом загадочной, планеты. О его приключениях на спутниках Юпитера рассказывали легенды. В качестве навигатора он участвовал в полетах чуть ли не на все планеты Солнечной системы. И всегда, всюду он оставался человеком, приносящим большую пользу, спокойным, волевым, настойчивым в достижении целей, независимо от того, были ли они поставлены им самим или кем-нибудь другим.

Авторитет Дмитревского давно уже стал непререкаемым.

Его советами пользовались строители лунных заводов, спутников-лабораторий, земных солнечных станций, конструкторы космических кораблей.

Таких людей в старину называли энциклопедистами.

Интерес, проявленный им к странному происшествию с поисковой группой Купцова, никого не удивил.

Не удивил в первый момент. Но уже на следующий день создалась почва не только для удивления, но и для загадки.

Жизнь работников «ЭПРА» текла, вообще говоря, довольно однообразно, хотя и очень напряженно. Все, что выходило из рамок привычного, невольно возбуждало пристальное внимание.

Инженеры штаба заметили, что Дмитревский непривычно долго разговаривал с кем-то по радиотелефону. Имя собеседника начальника «ЭПРА» ничего им не сказало. Правда, фамилии они не расслышали, или она вообще не была произнесена в разговоре, который касался именно того, о чем говорили сейчас все, – происшествия на базе номер шестнадцать.

Дмитревский говорил из своей каюты, и до других долетали только отдельные слова и фразы, произнесенные достаточно громко.

Отчетливо были слышны слова, сказанные Дмитревским:

– Все это чрезвычайно подозрительно и заставляет думать, что вы были правы.

Инженеры переглянулись. Они, конечно, не подслушивали разговор своего начальника, а находились рядом с его каютой только потому, что было время обеда, а кают-компания крейсера помещалась непосредственно рядом с каютой Дмитревского.

– «Вы были правы!» Это может означать, что кто-то как бы предвидел случившееся, – тихо сказал один из штабных инженеров. – Интересно, что именно – змею или загадочный свет?

А дальше случилось еще более странное…

Сообщение Суханова было принято на крейсере, когда он находился очень далеко от базы номер шестнадцать. Предстояло более суток пути полным ходом. Дмитревский даже не остановился на базе номер двадцать три, где в этот день должна была состояться закладка очередной трубы. Это был первый случай в истории «ЭПРА», – традиционное «торжество» состоялось без начальника. Видимо, происшествие с Игорем Гореликом заинтересовало Дмитревского не на шутку.

А на следующее утро, уже находясь близко к цели, Дмитревский приказал остановить крейсер и поднять его на поверхность океана.

Зачем? Вопреки всем обычаям и своему собственному правилу – держать штаб в курсе всех дел, Дмитревский никому не сообщил причины.

Это также вызвало удивление.

Работники штаба давно уже не видели солнца и с удовольствием выполнили приказ.

Океан оказался неспокойным, по нему ходила сильная зыбь, но небо было безоблачно, и дневное светило, по которому все так соскучились, ярко сияло почти в зените. Несмотря на сильную качку, все бывшие на крейсере вышли наверх.

Дмитревский стоял на мостике и, не отрываясь от бинокля, осматривал северо-восточный горизонт.

Ждали долго, и никто не мог понять, чего они ждут.

Дмитревский всегда был простым и общительным. Но сегодня его словно подменили. Он упорно молчал, и его лицо было столь хмуро и озабоченно, что никто не решился обратиться к нему с вопросом.

Наконец появился небольшой планелет скоростного типа. Быстро приблизившись, он снизился и повис над крейсером. По опознавательным знакам на фюзеляже можно было заключить, что воздушный корабль прибыл из Ленинграда.

По сброшенной лестнице на палубу крейсера спустился пожилой, скорее даже старый, человек, в обычном городском костюме, странно выглядевшем для людей, привыкших к форме «ЭПРА», с короткими, совершенно седыми волосами.

Кто он такой, этот человек, никто догадаться не мог.

Приняв незнакомца, крейсер сразу же ушел на глубину, и прерванный путь возобновился.

Дмитревский увел гостя в свою каюту, так и не познакомив его ни с кем из работников штаба. Их разговор наедине продолжался до самого прибытия на базу и, видимо, был настолько интересен или важен, что ни тот, ни другой, ни разу не вышли.

Был ли этот человек тем самым «таинственным» собеседником, с которым начальник «ЭПРА» так долго говорил накануне, или кем-нибудь другим?

Все на крейсере были сильно заинтригованы.

Загадка раскрылась только на базе.

И как только была названа фамилия, как только люди вспомнили, с чем связано это имя, всем сразу стала ясна мысль, явившаяся Дмитревскому, и его фраза: «Похоже, что вы были правы». И, как всегда случается, все подумали одно и то же: «Как странно, что такая простая и естественная мысль не пришла мне самому».

Фамилия прибывшего была Карелин…

Николай Тихонович был уже стар. Недавно ему исполнилось девяносто семь лет. Но он был еще крепок и так же работоспособен, как и в то время, когда был найден «железный пень» – таинственная машина времени пришельцев.

Много воды утекло с тех пор, а загадка цилиндра так и осталась загадкой. Не удавалось даже приблизиться к пониманию. Любимое детище Карелина – теория «спирали времени», окончательно разработанная им, но все еще не ставшая общепризнанной, была бессильна объяснить появление цилиндра в России, хоть как-то обосновать непонятное перемещение его из Атлантиды. Не удавалось это сделать самому Карелину, не удавалось и многочисленным его последователям.

Николай Тихонович уже примирился с мыслью, что ему не дожить до времени, когда тайна откроется или… откроется сам цилиндр, не увидеть того, что находится в цилиндре, не встретить выходящих из него пришельцев. Но все же он ждал этого, ждал каждый день в течение вот уже шестидесяти пяти лет.

За эти годы ученые предпринимали бесчисленные попытки проникнуть взглядом сквозь все еще остававшийся загадочным металл цилиндра. Невиданно выросла техника, в распоряжении людей находились аппараты и приборы, о которых прежде не смели и мечтать. Взор ученого или инженера мог проникнуть сквозь свинцовую плиту толщиной до полуметра. Но все попытки заглянуть в цилиндр неизменно оканчивались неудачей. Странный металл не пропускал никаких лучей. Само слово «металл» в применении к цилиндру стали заключать в кавычки, потому что многие сомневались в том, что этот материал можно относить к группе металлов вообще.

Попыток открыть овальную дверь больше не предпринималось. Раз неведомые конструкторы посчитали нужным засекретить механизм запора – значит, открывать дверь нельзя. Люди Земли боялись причинить вред неизвестным братьям…

Жена Карелина Вера Павловна была еще жива, но из восьми человек, первыми увидевших цилиндр пришельцев, осталось только двое: сам Карелин и Анвер Керимбеков, когда-то его напарник, ставший теперь известным ученым и экспертом Совета экономики по энергетическим вопросам.

На Земле привыкли к мысли о существовании цилиндра, и он уже не возбуждал прежнего любопытства. Его появление привело, казалось, только к тому, что небольшой районный центр Михайловка быстро превратился в огромный город и был переименован в «Пришельцев». Сперва говорили «Город пришельцев», потом просто «Пришельцев», и постепенно это слово утратило первоначальный смысл, превратившись во что-то вроде «Куйбышев» или «Пушкин».

Время и события шли над преображенной Землей бурным, стремительным потоком, ошеломляющие открытия были так часты, что даже самому Николаю Тихоновичу начинало казаться, что проблема цилиндра не так уж и важна для человечества. Она потускнела в его глазах, стала второстепенной.

Всеобщее мнение было таково: «Вряд ли существа, которые могли так грубо ошибиться в оценке развития планеты Земля, могут дать ее человечеству что-нибудь особо ценное. Скорее всего, они окажутся менее развитыми, менее сведущими в науке, несмотря на свою машину пространства – времени, чем обитатели Земли».

Их выхода из цилиндра ждали, но это было уже скорее любопытство, чем ожидание неизвестных тайн природы, которых еще не знали земляне.

В правдивости рассказа Даира и монгольского предания почти никто не сомневался. И огромный интерес возбуждал тот факт, что вместе с пришельцами к людям идет человек из легендарной Атлантиды.

Кто он? Скорее всего, какой-нибудь жрец, потому что в древние времена, даже через много тысячелетий после атлантов, учеными были только служители храмов…

Сообщение «ЭПРА» сперва нисколько не заинтересовало Карелина. Только после разговора с Дмитревским он внезапно понял, что не исключена возможность найти наконец знаменитый «черный шар», к поискам которого он сам призывал более полувека тому назад.

Николай Тихонович вспомнил дискуссию в Доме ученых, вспомнил, как ему вежливо указали на невозможность найти маленький шар в просторах Атлантического океана, как они с женой уныло возвращались домой после этого «урока».

А получилось, что он был прав тогда!

Было более чем вероятно, что именно этот шар пришел на помощь товарищам Игоря Горелика, что именно он вспыхнул так своевременно. В том, что шар подчиняется биотокам мозга, не было ничего удивительного. Более того, это предположение даже полвека назад считалось вполне вероятным, хотя тогда еще почти не было механизмов, управляемых биотоками.

По рукописи Даира, шар бросили в океан. В то время, когда Карелин впервые читал эту рукопись, Атлантиду еще не нашли и о ее местоположении существовало множество мнений. Теперь было точно установлено, что Атлантида представляла собой группу островов. Но если шар бросили в океан даже на крупнейшем из них, в так называемой Посейдонии, то его могло принести в район базы номер шестнадцать «ЭПРА» Канарским, а затем Северным экваториальным течением.

Старая загадка воскресла с новой силой. Карелин поспешил на зов Дмитревского…

На базе сразу поняли, почему начальник «ЭПРА» приказал не приступать к поискам шара до его приезда. Дело оказалось не в самом Дмитревском, а в Карелине. Старому ученому принадлежало бесспорное право руководить этими поисками. Ведь он стремился к ним еще тогда, когда никого из теперешнего персонала «ЭПРА» не было на свете.

Николая Тихоновича встретили с радостью. Было приятно увидеть у себя на базе человека, имя которого все люди на Земле знали со школьных лет.

Четверо из группы Купцова были тотчас же позваны в кабинет Суханова.

Кроме самого начальника базы там находились Карелин и Дмитревский.

Николай Тихонович задал им вопрос, который сперва показался всем четверым очень странным и не имеющим никакого отношения к делу поисков шара.

– Вспомните, – сказал он, – о чем вы думали в последний момент, перед тем как в лабиринте камней зажегся свет.

– Подумайте сначала, – добавил Дмитревский.

Анатолий Купцов ответил первым:

– Я думал о том, что теперь, когда змея начала ломать скафандр нашего товарища, особенно необходимо, чтобы Горелик как-то умудрился зажечь свой фонарь.

Двое его товарищей ответили то же самое.

– Нет, – неожиданно для них сказал Карелин. – Это совсем не то. Ну, а вы о чем думали? – обратился он к Игорю.

– Честно говоря, я ни о чем не думал, – ответил Горелик. – Когда змея начала меня гнуть, я испугался, а вдруг скафандр согнется больше, чем сможет выдержать мой позвоночник.

– Значит, вы все же о чем-то думали, – улыбнулся Карелин. – Постарайтесь вспомнить, не было ли у вас какого-нибудь желания?

– Только чтобы змея перестала меня гнуть.

– Не может быть. Вы должны были думать о товарищах, которые вас ищут. Вы их ждали!

– Да, конечно!

– Напрягите память!

Игорь задумался.

– Право не могу вспомнить, – сказал он наконец. – По моему, я не думал ни о чем другом. Я ждал помощи, верно. Это была не мысль, а скорее подсознательное желание.

– Но вы же знали, что, появись свет, вас скорее найдут.

– Вы правы. Мне очень хотелось, чтобы змея случайно нажала на кнопку моего фонаря.

– Или чтобы вас осветили фонари товарищей?

– Конечно.

– Не думали ли вы о свете вообще, не о фонарях товарищей или вашем, а вообще о свете?

– Верно! – воскликнул Игорь. – Вы совершенно правы. У меня, когда я понял опасность, явилось желание, чтобы вспыхнул свет, свет во что бы то ни стало, все равно откуда и как!

– Вот именно! – удовлетворенно сказал Николай Тихонович. – Горячее стремление к тому, чтобы появился свет. Вы думали о свете, а не о фонарях.

– Да, да! Именно так! Но как вы могли догадаться?

– Потому что именно вы и зажгли этот свет, – ответил Карелин.

НАКОНЕЦ-ТО!

Желание Николая Тихоновича лично выйти на дно и принять непосредственное участие в поисках шара беспокоило Дмитревского. Для девяностосемилетнего человека это было даже не совсем безопасно. Но Карелин и слышать не хотел о том, чтобы руководить поисками из помещения пульта крейсера.

– Тогда, – сказал он, – я мог бы и не вылетать из Ленинграда. Ваши экраны можно соединить с экранами ленинградского филиала управления «ЭПРА». Незачем было и вызывать меня.

Он был прав, и на это нечего было возразить.

На поиски черного шара Суханов выделил, кроме историков и археологов, еще и шестерых техников, и даже согласился отпустить с базы врача, главным образом из-за Карелина.

Александр Пугачев был очень обрадован этим решением. Ихтиолога интересовала змея, труп которой остался лежать в пещере. Хотелось выяснить, действительно ли это животное, еще неизвестное науке, или просто представитель какой-нибудь редкой разновидности морских змей.

Поисковая группа отправилась на место в крейсере штаба, так как Дмитревский решил сам принять участие в экспедиции. Кроме того, присутствие крейсера облегчало задачу: его мощные прожекторы осветят скалы, как днем.

Место действия недавней драмы было найдено без труда. Крейсер остановился в непосредственной близости от прохода, куда «змея» затащила Горелика.

Восемнадцать человек приготовились к выходу.

– Ищите черный шар, – сказал им Карелин. – Вероятно, он невелик по размерам. Тот, кто его увидят, должен немедленно сообщить об этом и ждать на месте, не прикасаясь к шару. Подчеркиваю, не прикасаться ни в коем случае! Если снова вспыхнет свет, прекратить поиски и ждать меня. Лучше бы он не вспыхивал. Постарайтесь не думать о свете. Шар подчиняется биотокам, и желание, чтобы появился свет, может как раз и заставить шар вспыхнуть.

– Постараемся, Николай Тихонович, – хором ответили участники группы.

– Напрасно вы упомянули об этом, – сказал Дмитревский, отведя Карелина в сторону. – Они могли и не подумать о свете, а теперь подумают наверняка. Разве вы не знаете, что запрещение думать о чем-нибудь как раз и заставляет об этом думать.

– Пожалуй, вы правы, – ответил Карелин. – Но теперь уже не исправишь.

И Дмитревский оказался прав.

Как только поисковая группа вышла из крейсера на дно, шар вспыхнул. Луч света вырвался из прохода и был настолько ярок, что его сразу заметили, несмотря на еще более яркий свет прожекторов.

Карелин попросил Дмитревского, оставшегося на крейсере, погасить прожекторы корабля.

Откуда-то изнутри скал, через бесчисленные щели и промежутки между ними, били лучи белого света. Даже крейсер, стоявший в тридцати-сорока метрах, был освещен весь.

Очевидно, все восемнадцать человек одновременно подумали о том, о чем им запретили думать. И сам Николай Тихонович вынужден был признаться самому себе, что и у него явилась та же мысль.

И, сознавая это, он ничего не сказал, хотя каждый из его спутников ожидал сердитого замечания.

«Раз уж так случилось, – подумал Карелин, – то пусть он и продолжает гореть, этот свет. Но можно ли подходить к нему? Не опасно ли?»

Он вспомнил все, что было сказано в рукописи Даира, и отверг мысль об опасности. Шар вспыхивал в доме верховного жреца Атлантиды. Возле него, несомненно, были люди. Шар бросили в океан, – значит, прикасались в нему, брали его в руки. Да и не могли пришельцы оставить полудиким людям предмет, приближение к которому опасно для них. Никак не могли!

– Ну что ж! – сказал Николай Тихонович. – Приступим к поискам. Без меня шар не трогать и даже не подходить близко!

– А если он погаснет? – спросил Купцов.

– Тогда будем искать, как наметили раньше. Но я думаю, что он не погаснет.

– Почему? Тогда он погас сам собой.

– Видите ли, – сказал Карелин. – Я думаю, что вы сами его погасили. Найдя Горелика и осветив его своими фонарями, вы могли бессознательно подумать, что посторонний свет вам больше не нужен. Этого оказалось достаточно, и шар погас. А теперь мы будем искать, ориентируясь на свет, и не подумаем о том, что этот же свет нам не нужен. Никто не может так подумать.

– Вы правы, – услышали они голос Дмитревского.

– Пошли! – сказал Карелин.

Пугачев сразу же отстал, свернув в пещеру, где нашли Игоря и где лежала убитая «змея». Она интересовала его значительно больше, чем черный шар. С большой неохотой один из техников направился за ним. Категорический приказ начальника «ЭПРА» запрещал оставлять кого-нибудь одного. Здесь могли оказаться другие «змеи» или спруты.

Шестнадцать человек продвигались вперед сомкнутой группой. Незачем было разделяться, – направление безошибочно указывала усиливающаяся яркость света.

В сущности, никаких поисков и не было. Они прямо пришли к нужному месту. Шар сам привел их к себе.

Маленькое «солнце» висело в воде среди беспорядочной кучи нагроможденных друг на друга камней. Висело неподвижно в полуметре от дна. Почему оно не опускалось на дно? Это трудно было понять,

Группа остановилась.

– Несомненно, это он! – сказал Карелин.

– Кто?

– Черный шар, о котором сказано в египетской рукописи.

– Он мало похож на «черный», – заметил кто-то.

Смотреть прямо на шар было невозможно, его свет слепил глаза, и Карелин невольно вспомнил, как шестьдесят пять лет тому назад назвал шар «электрической лампой». Скорее уж, это небольшой прожектор, а не лампа.

Раздался голос Дмитревского:

– Если это тот самый шар, то сколько же лет лежит он на дне океана?

– М-да! – только и смог ответить Карелин.

Атланты бросили подарок пришельцев в океан двенадцать тысяч лет тому назад, по меньшей мере. А механизм шара, источник света в нем все еще находились в исправности!

«Что бы ни говорили о пришельцах, – подумал Николай Тихонович, – а их техника может кое-чему научить нас».

– Это не может быть ничем другим, – ответил он Дмитревскому.

– Что будем делать? – спросил Купцов.

– Честно говоря, не знаю и сам. При таком ярком свете поверхность шара должна быть раскалена.

– Самое время ему погаснуть, – заметил Купцов.

Карелин тоже подумал об этом.

И… шар тут же погас.

Николай Тихонович вздрогнул от неожиданности, которая, казалось бы, не должна была удивить его. Случившееся только окончательно подтверждало правильность его предположения, что шар управляется биотоками.

Наступившую темноту рассеивали теперь только фонари на шлемах. Но их свет был настолько слаб, что в первый момент все подумали, что они не зажжены вообще. Некоторые нажали на кнопки, тем самым погасив свои фонари. И только тогда поняли, что темнота кажущаяся, по контрасту с только что бывшим светом.

– Потушите-ка, друзья, ваши фонари. Все сразу, – сказал Карелин.

Он ожидал, что поверхность шара, которая не могла остыть так быстро, будет светиться в темноте, но, когда эта темнота наступила, не увидел ничего, ни малейшего намека на светимость.

– М-да! – сказал он еще раз. – Ну что ж, зажгите!

Теперь, после полной мглы, света фонарей было достаточно, чтобы хорошо рассмотреть находку.

Шар был действительно черным, матово-черным, и на его гладкой поверхности не было бликов от фонарей, направленных на него с трех сторон.

– Почти абсолютная чернота, – сказал один из техников базы.

– Почему «почти»?

– Потому, что если бы он был абсолютно черным, мы его не могли бы увидеть.

Карелин подошел к шару.

Казалось совершенно непонятным, почему давление воды не выбросило шар на поверхность океана. Видимо, он не полый и очень тяжел. Но тогда почему он висит над дном, а не лежит на нем? Что держит его в этом положении?

– Странно! – произнес кто-то возле Карелина.

Он обернулся и узнал Дмитревского. Начальник «ЭПРА» не выдержал и пришел сюда.

– Да, действительно очень странно.

– Надо определить, горячий он или холодный.

– А как это сделать? Сквозь металлическую перчатку ничего не почувствуешь.

– Это просто, – сказал Дмитревский.

Он держал в руке небольшой прибор, от которого отходил тонкий гибкий шланг с шариком на конце.

– Сейчас узнаем, – сказал он, прикасаясь шариком к поверхности шара. – Вот! Его температура точно такая же, как и окружающей воды.

– Странно, что он так быстро остыл, – сказал Карелин.

– Почему «остыл»? Вполне возможно, что он и не был нагрет. Свет мог быть холодным.

И только он успел это сказать, шар снова вспыхнул.

Дмитревский и Карелин отшатнулись. Яркость света подействовала на них, как внезапный физический удар.

Николай Тихонович рассердился.

– Неужели у нас не хватает силы воли? – сказал он. – Кто зажег свет?

– Похоже, что я, – смущенно ответил Горелик.

– Думайте о чем-нибудь другом.

– Будет, пожалуй, лучше всего, – сказал Дмитревский, – если все вернутся на крейсер. Пусть останутся двое или трое, чтобы взять шар и перенести к нам.

– Да, вы правы. Останусь я.

– Обещаю, что не буду думать ни о чем, – сказал Купцов, – кроме вашей защиты от нападения какой-нибудь «змеи». Оставьте меня, как охраняющего.

– Третьим буду я, – решил Дмитревский. – Остальным вернуться на крейсер!

Приказание было выполнено.

– Необходимо, чтобы он погас, – сказал Карелин, когда они остались втроем.

И только сказал – шар погас!

– Какая поразительная чувствительность! – воскликнул Дмитревский. – Правда, когда вы это сказали, мне захотелось, чтобы он погас.

– И мне тоже, – после секундного колебания сказал Купцов.

Карелин засмеялся.

– Первое нарушение обещания, – насмешливо заметил он.

– И последнее!

Анатолий тут же отвернулся от шара, показывая этим, что приступил к обязанностям охраняющего.

– Попробую его взять, – сказал Николай Тихонович.

– Лучше я. – Дмитревский отстранил Карелина. – Кто его знает, вдруг он рванется вверх. Я сильнее вас.

– Тогда возьмем его вместе.

Но шар не устремился вверх и не проявил намерения опуститься; им показалось, что он невесом.

– Вода уравновешивает, – сказал Дмитревский.

– Скорей всего так, но все же странно!

– Согласен с вами. Отпустите! Одному удобнее нести.

Николай Тихонович с неудовольствием повиновался. Ему хотелось самому нести шар, но спорить казалось ребячеством.

– Пошли!

Карелин пошел впереди, за ним Дмитревский, замыкал «торжественное» шествие Анатолий Купцов, часто оборачивавшийся назад.

Но ни «змеи», ни спруты не показывались.

Больше всего Дмитревский опасался, что кто-нибудь из его спутников вызовет вспышку шара. Сам старался думать только о темноте, но чувствовал, что в любую секунду может, против воли, пожелать света, особенно когда приходилось преодолевать неровности дна. Он понимал, что шар никуда не денется; даже если выпустить его из рук, он не улетит и не упадет. И все же боялся, что шар вспыхнет. Он нес его, как носят люди хрупкую стеклянную вазу.

«Интересно, – думал он, – может ли вызвать вспышку шара кто-нибудь из тех, кто находится на крейсере и наблюдает за нами по экрану? Металлические стенки корабля должны как будто экранировать биотоки. Но было бы крайне важно проверить».

Он мог сказать об этом вслух, и его услышали бы на крейсере. Но Дмитревский не решился на такой опыт. Успеется! Самое главное – благополучно доставить шар на базу, а оттуда на континент. Всяческие опыты – дело ученых.

В выходную камеру крейсера вошли без происшествий.

Прежде чем отдать приказ – выкачивать воду, Дмитревский спросил Карелина:

– А не причинит шару вред изменение давления?

– Уверен, что нет, – ответил Николай Тихонович. – Он же был на поверхности Земли и уже испытал один раз изменение давления. И ничего с ним не произошло.

Дмитревский сказал дежурному на пульте, что камеру можно осушить, и на всякий случай сел на пол. Он опасался, что шар настолько потяжелеет на воздухе, что его не удержать в руках. Может быть, в Атлантиде его несли к океану несколько человек? Колени ему пришлось согнуть под острым углом, так как исчезновение воды немедленно приведет к «прилипанию» подошв к полу.

Вода исчезла, камера наполнилась воздухом, а Дмитревский не почувствовал никакого изменения веса шара, – по-прежнему он казался невесомым.

– Совсем уже непонятно, – сказал Карелин, когда Дмитревский сообщил ему об этом. – Попробуйте выпустить шар из рук.

Дмитревский отвел руки.

Шар не шевельнулся. Он не упал и не поднялся, а остался висеть в воздухе выходной камеры совершенно так же, как висел недавно в воде над дном Атлантического океана.

– Наконец-то! – с глубоким вздохом облегчения сказал Николай Тихонович. – Наконец-то этот шар в наших руках и мы сможем узнать заключенные в нем тайны иного мира!

ТРЕТЬЯ ЗАГАДКА

Город Пришельцев появился и вырос, можно сказать, на глазах у Николая Тихоновича Карелина. В течение шестидесяти пяти лет, не менее двух раз в год, приезжал он сюда. И на его же глазах изменялось место, где стоял цилиндр. Сперва это была простая площадка, потом построили павильон. Через несколько лет павильон сменил небольшой дом, в котором жили наблюдающие за цилиндром люди. А сейчас на этом месте находился филиал Института космогонии – огромное здание оригинальной «космической» архитектуры, напоминавшее своим видом сверхгигантский памятник.

В центре здание было увенчано коническим куполом, Под ним помещался круглый зал, и на его середине, на том же месте, где он был когда-то найден, стоял на той же самой мраморной плите загадочный цилиндр.

Его внешний вид нисколько не изменился за шестьдесят пять лет.

Первые годы за цилиндром непрерывно наблюдали люди. Потом эти функции были переданы электронной машине. Ее также меняли несколько раз, по мере усовершенствования электронной техники и развития кибернетики. Сейчас круглый стеклянный глаз современного кибернета следил за малейшим изменением в положении цилиндра, за его дверью, готовый не только немедленно сообщить, если что-нибудь будет замечено, но и передать тем, кто выйдет из цилиндра, с помощью мысленных импульсов, приветствие Земли.

Никто не сомневался, что пришельцы, в Древней Атлантиде и затем на Руси, говорили с людьми с помощью мысленных образов и представлений. Такой «язык» им понятен, и, «услышав» приветствие, они поймут, что их прихода ждут, что они попали наконец в эпоху высокого уровня науки и техники.

Пришельцы должны были стремиться к этой эпохе, иначе для них не было никакого смысла оставаться на Земле.

Это было ясно, но и заключало в себе очередную загадку – психологическую.

Уйти вперед от эпохи атлантов было естественным стремлением высокоразвитых существ, ошибочно попавших в общество чуждых им по развитию людей Земли. Но совершить скачок во времени, через двенадцать тысяч лет, означало не только «пропустить» мимо себя двенадцатитысячелетний период истории Земли, но и такой же период истории их родной планеты!

Что побудило этих людей к такому поступку? Что заставило их навсегда расстаться с жизнью родины, потерять всех своих близких, никогда уже не увидеть привычной с детства обстановки? Тяжесть сознания оторванности навсегда от всего, что они знали и любили, риск оказаться в более развитой эпохе, чем та, которую они покинули на родине, перспектива стать «живым анахронизмом» – все это должно было удержать их от соблазна увидеть будущее Земли, чужой для них планеты. Было гораздо проще и естественнее, убедившись в ошибке, вернуться на родину. А через двенадцать тысяч лет повторить попытку.

И, кроме того, двенадцать тысяч лет – это только если они выйдут сейчас. На какой срок установлены автоматы машины времени, было неизвестно. Может быть, пришельцы выйдут еще через тысячу или две тысячи лет.

Психологические мотивы, которыми руководствовались «гости» Земли, были неясны, загадочны.

Как случилось, что вместе с четырьмя пришельцами «идет» к людям атлант, также было загадкой.

Многие продолжали считать, что Даир не мог не знать об этом. Такое событие, как уход человека совместно с «богами», само по себе должно было привлечь всеобщее внимание. А Даир утверждал, что «боги» ушли одни.

Кое-кто даже считал, что «красный джинн» – выдумка автора монгольского предания, что никакого атланта в цилиндре нет и не было.

Но таких было немного. Большинство верило в пятого пришельца. Слишком соблазнительно было верить.

Атлант не мог не интересовать население Земли значительно больше, чем четверо его спутников. Появление пришельцев, при всей своей необычности, не означало ничего, кроме давно ожидаемого контакта двух миров, к мысли о котором как-то привыкли за последние десятилетия.

Но если в цилиндре действительно находится атлант!

Он был представителем давно исчезнувшего народа, живым свидетелем жизни страны, о которой, кроме редких ученых, писали только фантасты и собиратели легенд и преданий. Он мог рассказать об Атлантиде, рассказать о том, что происходило там в действительности, и тем самым ликвидировать вековую загадку.

Историки могли только мечтать о встрече с таким человеком.

И постепенно «пятый джинн» становился объектом мечты, желанным и дорогим гостем всего человечества.

Но одновременно существовала и проблема!

Если пришельцы были безусловно учеными, близкими по знаниям современным людям, то атлант, в сравнении с ними, должен быть дикарем. Если он появится, придется его учить, постараться приблизить к современному уровню, насколько это окажется возможным.

А поскольку машина времени могла «остановиться» в любой день, люди, находившиеся в ней, – выйти в любую минуту, подготовка к приему атланта велась давно и постоянно. Специально назначенные сотрудники института лингвистики всегда были наготове.

Почему именно лингвисты? Потому, что атлант, очевидно, не мог обладать способностью пришельцев к непосредственному восприятию мозговых импульсов любого человека, он не мог говорить с современными людьми, не умеющими передавать и воспринимать мысли друг друга. Чтобы получить возможность разговаривать с атлантом, придется изучать его язык или учить его самого современному языку.

Считалось вполне возможным, что язык атлантов сохранился после гибели Атлантиды в каком-нибудь из древнейших языков, если и не полностью, то частично. Это могло облегчить задачу, и будущие «учителя» подбирались из ученых, хорошо знакомых с древнейшими языками (например, инков или майя), считавшимися в этом отношении наиболее вероятными и уже достаточно полно исследованными в эту эпоху.

Сменяющие друг друга группы ученых, которым предстояло первое общение с релятивистами, постоянно жили в Пришельцеве.

Именно сюда, в пришельцевский филиал института космогонии, специальным планелетом был доставлен найденный на дне Атлантического океана черный шар.

Это был второй экспонат с неизвестной планеты, попавший в руки людей Земли.

Находка вызвала настоящую бурю интереса, даже восторга во всем мире, и не только среди ученых.

Для такого восторга были веские причины.

Цилиндр ничем не проявлял «жизни», он был неподвижен и безмолвен, присутствие в нем людей не позволяло применять мощных средств вскрытия.

Машина времени останется недоступной до тех пор, пока не раскроется сама.

В шаре людей не было, – это был мертвый механизм. И он проявлял «деятельность» светом. Пока только светом. Но ведь не ради же одного только света оставили его пришельцы. В шаре должно было заключаться что-то еще. Его можно было вскрыть, узнать, что в нем находится, проникнуть в технику иного мира, познакомиться с научной мыслью этого мира, установить уровень развития планеты двенадцать тысяч дет тому назад.

Черный шар был доставлен в Пришельцев лично Карелиным. Было решено временно поместить шар возле цилиндра.

Ним о еще не знал о его загадочном поведении, вернее свойстве, и для шара была подготовлена специальная подставка в виде кольца.

У Карелина вдруг появилось непреодолимое желание удивить сотрудников филиала и многочисленных гостей, собравшихся в этом зале, поразить их воображение неожиданностью.

Он подошел к подставке, поднял над ней шар и… выпустил его из рук, точно желая уронить в кольцо.

Раздались испуганные возгласы, тотчас же сменившиеся изумленным молчанием.

Эффект получился даже большим, чем ожидал сам Николай Тихонович.

Но ему не пришло в голову усилить аффект, заставив шар вспыхнуть.

Шар не загорелся, но одно то, что он не упал, сильно подействовало на присутствующих.

Ученые были смущены неожиданностью, зрители – ошеломлены, но не удивлены. А если и удивлены, то только тем, что техника пришельцев оказалась выше, чем они думали.

– Театрально! – сказал кто-то. – Но что бы произошло, если бы он упал?

Немного смущенный своим поступком, Карелин рассказал о том, что видел на дне океана, а затем в выходной камере крейсера.

– Весь путь до базы, – закончил он, – а затем и там, шар висел в воздухе на том месте, где его поместили. Его легко переносить с места на место, но он всегда остается в одном положении, независимо от окружающей среды. Давление воды или воздуха одинаково на него не действует. А за мою шутку приношу извинения присутствующим.

– Что там извинения! – сказал руководитель филиала, известный математик Шумилов. – Перед нами новая загадка, вернее не загадка, а техническая задача. Автоматически регулируемая антигравитационная установка – очень громоздкая штука. Как им удалось вмонтировать ее в небольшой шар – вот о чем надо подумать.

– Видимо, совершенно неизвестный нам принцип.

– Вот именно неизвестный. В шаре уже две установки. Автомат гравитации и источник света, управляемый биотоками. И нет никакого сомнения, что там имеется и еще что-то.

– А может быть, только это?

– Вряд ли! – покачал головой Шумилов.

Он оказался прав. Черный шар продемонстрировал третье свое свойство, и не далее как вечером того же дня.

Свидетелями этого происшествия стали Карелин и Шумилов.

Они давно знали друг друга, были дружны и, встретившись снова, проговорили до поздней ночи. Темой разговора, конечно, был шар и его свойства.

Шумилов жил в самом здании филиала, и друзья несколько раз заходили в круглый зал, посмотреть еще раз на шар, неподвижно висевший в полутора метрах от пола. Подставка с кольцом была убрана.

Освещение никогда не тушилось здесь. Скрытые светильники заливали зал дневным светом. Белые стены, гладкие и без всяких украшений, высоко сверху увенчивались прозрачным куполом. Пол был матовым, бледно-кремового цвета. Прямо напротив двери цилиндра стоял на подставке наблюдающий кибернет, поблескивая единственным «глазом». Мебели в зале не было.

И вот во время одного из таких визитов друзей и проявилось третье свойство черного шара.

Вспоминая впоследствии, как это произошло, Карелин и Шумилов пришли к выводу, что шар заработал не сам по себе, а именно они заставили его начать действовать. Заставили своим разговором. Здесь также подействовали биотоки.

В результате случившегося появились совершенно новые теории и перспективы. Вскрытие шара было отложено на будущее, и мысль ученых пошла по иному пути.

Случай, а иначе нельзя было назвать происшедшее (Карелин и Шумилов могли вести разговор в другом месте), сыграл огромную роль в достижении контакта двух миров, раньше чем открылась дверь цилиндра и вышли пришельцы.

Но разве мало было таких случаев в истории науки!

Само собой разумеется, что каждое слово разговора было потом записано с величайшей точностью…

"Карелин и Шумилов вошли в зал и остановились в четырех с четвертью метрах от шара.

– И все же, – сказал Карелин, продолжая ранее начатый спор, – я не могу согласиться с тобой в том, что шар имеет запись мозговых импульсов. Они не могли считать, что развитие науки, техники и самих людей Земли будет идти параллельно с их планетой. Мы, люди, вполне можем никогда не получить способности к непосредственному восприятию и, следовательно, когда-либо услышать то, что скажет нам шар. Если он предназначен что-то нам передать, о чем-то рассказать, то это должно идти другим путем.

– Каким же? – спросил Шумилов.

– Хотя бы путем прямой передачи зрительных образов.

– Через мировое пространство?

– Через пространство нулевого измерения. В нем нет расстояний. Выводы из формул моей «спирали времени», а они одинаково относятся и к нулевому пространству, допускают такую возможность.

– Радиосообщение?

– Нет. Скорее телесвязь. Если им удалось найти для передачи импульсов что-то отличное от электромагнитных волн, что-то, что могло бы пройти через нулевое пространство.

– Значит, по-твоему, этот шар еще и телевизор?.."

В этот момент шар вспыхнул. Ни Карелин, ни Шумилов не думали о свете, – это было совершенно точно. Шар вспыхнул сам. А потом свет померк, сосредоточился в узкий луч, который из белого стал зеленым и… завертелся, освещая кусок пола под собой концентрическими кругами.

ОНИ ЖИВЫ!

Зал был огромен. Настолько, что низкий и узкий стол, стоявший на его середине, казался совсем небольшим, хотя на самом деле за этим столом могла свободно расположиться добрая сотня людей.

По первому впечатлению, здесь не было ни потолка, ни стен, а один только пол, гладкий и блестящий, словно отлитый из одного куска серебристого металла.

Но потолок и стены существовали, до такой степени прозрачные, что становились почти невидимыми.

Ни одной двери нельзя было заметить.

Кругом со всех сторон раскинулся гигантский город.

Солнечные лучи насквозь пронизывали здания и улицы. Дома выглядели стеклянными, но то, что находилось внутри их, оставалось невидимым снаружи.

Было ясно, что и этот зал, казавшийся открытым, в действительности был «закрыт» для постороннего взгляда.

Исполинские мосты, переброшенные через целые кварталы, прозрачные и невесомые, с трудом угадывались на фоне неба. Экипажи и люди на них двигались словно по воздуху.

Перекрещивающиеся магистрали улиц шли одна над другой в несколько ярусов.

Как и на чем все это держалось – понять было трудно.

Призрачный облик города нарушался только вполне реальными фигурами людей и бесчисленными экипажами, разнообразной формы и размеров, наземными и воздушными, окрашенными во все цвета, создающими яркую и пеструю гамму красок. В одежде же людей преобладали два цвета – белый и голубой.

Непривычный глаз не сразу смог бы разобраться в этой картине. Оживленное движение происходило одновременно в нескольких плоскостях. Люди шли, ехали и летели наверху и внизу, друг над другом и друг под другом. Верхняя и нижняя границы города были неразличимы.

На темно-голубом, почти синем небе висело желто-оранжевое солнце.

Зал с узким столом находился где-то в средней плоскости. Город был виден из него и снизу и сверху. Прямо над головой проходил один из мостов, но столь высоко, что люди на нем казались пигмеями.

У конца стола в низких креслах сидело восемь человек.

Это были крупные, даже массивные, люди, видимо очень высокого роста. Все восемь казались совсем молодыми. Формы мускулистых тел подчеркивала плотно облегающая одежда.

Белая, как только что выпавший снег, кожа только у краев губ, у глаз и под ногтями длинных тонких пальцев отливала едва заметным розовым оттенком. На удлиненных лицах с сильно заостренными подбородками наибольшее место занимали глаза, огромные и очень светлые – голубые, бледно-серые или чуть коричневатые. Полностью открытые, они становились совершенно круглыми. Над очень длинными узкими бровями нависал мощный лоб, занимавший почти половину всего лица. Кроме бровей на их головах и лицах не было никакой растительности.

По первому впечатлению, все восемь казались поразительно похожими. Но более пристальный и внимательный взгляд легко нашел бы индивидуальные различия. Сходство вызывалось одинаковой формой головы, линиями лба и подбородка. Во всем остальном они не походили друг на друга. Но так как именно лоб и подбородок раньше всего бросались в глаза, были наиболее заметны, то и создавалось впечатление, что за столом собрались восемь братьев, примерно равных по возрасту.

В действительности, между ними не было никаких родственных связей и возраст их был весьма различен.

Они говорили тихими и немного звенящими голосами, модулируя звуки слегка напевно. Такая речь была приятна для слуха.

Это были восемь известных ученых, мнение которых всегда поддерживалось большинством населения всей планеты.

То, что заставило их собраться вместе, было большой неожиданностью, внезапной весточкой из далекого прошлого, требующей немедленного обсуждения и принятия скорейших мер.

Общественное мнение планеты поручило это им.

– Расскажи еще раз, как все произошло, – сказал один из восьми, обращаясь к другому.

Язык мог показаться странным: в нем как будто совершенно отсутствовали гласные звуки. И было недонятно, как удавалось произносить слова напевно и мягко, точно они, наоборот, состояли из одних гласных.

Тот, к кому обратились с этой просьбой, откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза.

– Произошла ошибка, – сказал он. – И счастье, что наши предки не решились все же ликвидировать ненужную, по их мнению, линию связи. Мудрый поступок. Напомню прошлое. – Он заговорил так, как говорят, рассказывая сказку: – Давно-давно, в скверное время первоначальной переделки жизни на планете, группа энтузиастов контакта, я назвал бы их группой «нетерпеливых», отправилась установить нулевые камеры на другой планете. На какой? Кто может это сказать теперь? В смутное время начали они свое дело. Долго длился их путь. Но им казалось, что нет и не будет другого пути. Можно ли их осуждать за это? Перспективы будущего известны нам, но не были известны им. Тогда не умели и не могли предвидеть развитие. Камеры были ими установлены и соединены с нашей, вернее сказать с той, которая была установлена на нашей планете. Была связь, и было принято сообщение от них. Откуда точно, никто не знал. Они сами должны были сказать, когда вернутся. Но они не вернулись. Погибли там или на обратном пути, неизвестно. А камеры остались. И связь между ними также осталась. Следует добавить, что осталась односторонняя связь. Прошло много времени. И снова предки наши поторопились. Их можно понять. Контакт разума – древнейшая мечта. Для них! Четверо, имена которых хорошо помнят люди до сих пор, отправились в путь, не имеющий ни протяженности, ни времени. Достигли ли они цели? Теперь мы можем сказать, что да, достигли! А что увидели? Этого никто не знает, но четверо также не вернулись. И их посчитали погибшими. Так думали до сегодняшнего дня. Бессчетное число поколений думало, что они погибли. А куда ушли они, где стоят камеры, в какой точке Вселенной, никто не знает. И мы этого не знаем…

Ученый замолчал. Резкая морщина горизонтально перерезала его высокий лоб. Он взялся рукой за подбородок и, казалось, глубоко задумался о чем-то.

Семеро других тоже молчали.

О чем они думали? О смелости и самоотверженности своих предков, отдавших жизни во имя науки в отдаленную эпоху, когда наука была еще очень слаба, с их теперешней точки зрения? Или о том, как велика и безгранична Вселенная, где человек может затеряться бесследно? Или о величин разума, побеждающего пространство и время, несмотря ни на что?

Никто не торопил рассказчика, и через несколько минут он заговорил опять:

– В этом здании, где мы находимся, стоит старая камера. Стоит на том же месте, откуда они начали свой путь. Сохранились те же приборы и те же автоматы, которые были тогда. Примитивная техника, но пустить ее в ход будет нелегко. Иного пути у нас нет, хотя мы и отвыкли от таких аппаратов и, как это ни странно звучит, музейная техника слишком сложна для нас. Источников энергии там нет. Их надо установить заново именно такие, какие были тогда. Что же произошло сегодня? Ради чего я собрал вас здесь? В общих чертах вам это известно. Сработал старый автомат. И старая связь подала автоматический сигнал. Это значит, что там, куда ушли четверо, прибор связи, вы помните – он был вмонтирован в шар, – приготовился принять наши сообщения. Передать что-либо нам он не может. – Ученый пожал плечами. – Удивительно, что, дойдя до возможности отправить людей по нулевому пути, наши предки не смогли обеспечить двустороннюю связь. А работа прибора означает, что четверо, которых считали погибшими, живы. Они живы! – Он выпрямился, и ставшие круглыми светло-серые глаза блеснули торжеством и радостью. – Они живы!

– Значит, они воспользовались нулевым автоматом времени, – сказал один из восьми. – Но почему в будущее чужой планеты?

– Объяснение одно. Они лишились возможности вернуться. Совсем недавно я сам просматривал старые схемы и чертежи камеры. Она имеет много недостатков. Одним из них как раз и является возможность самовольного закрытия нулевого канала. Видимо, так и случилось. Они не смогли получить помощь от жителей планеты, где оказались, и ушли в будущее. А теперь они ищут связи с родиной, хотят получить от нас указания – как исправить камеру. И мы должны послать им эти указания, добавлю – совсем несложные.

– Надо поторопиться.

– Прошло всего несколько часов. Немного времени заняло оповещение и выбор «спасателей», то есть вас. Кое-что я уже начал сразу, как только узнал.

– Что делать сейчас?

– Они могут находиться в опасности!

– Нельзя медлить!

Голоса звучали взволнованно и тревожно.

Четыре человека просят помощи! Четыре предка, «похороненные» в баснословной древности, живы и ищут связи с родиной!

Восемь ученых помнили историю. И она воскресла в их памяти, зазвучала, как современность, заставляя сердца сжиматься от сознания, что четверо современников ждут, быть может находясь перед лицом гибели.

Они вспомнили… Когда началась давно ожидаемая экспедиция, для всей планеты наступили дни тревоги и ожидания. Сердца и мысли всего человечества были с четырьмя, посланными для осуществления мечты. И когда прошли сроки, когда прервалась связь, когда казалось, что гибель четырех несомненна, вся планета оделась в траур.

Их предки ошиблись? Четверо живы!

И планета приняла от далеких предков эстафету тревоги и ожидания. Снова четыре имени на устах всех. Те же четыре!

Скачок назад!

Тот, кто рассказал о прошлом, кто, по-видимому, взял на себя руководство, сохранял невозмутимое спокойствие.

– Спешить, – сказал он, – не значит торопиться. Первое необходимо, второе бесцельно. Вряд ли им угрожает опасность. Они окончили путь в будущее, оказались там, где хотели. И, конечно, рассчитали заранее. Мы сможем начать действовать только тогда, когда будут доставлены сюда источники энергии для механизмов камеры. Их изготовляют в спешном порядке, по старым образцам. Это будет скоро. А пока мы должны обдумать и решить, что и как сообщить. Это далеко не просто. Слишком далеко ушли мы от науки их времени. Скрупулезная точность, на уровне знаний их эпохи, – вот что нам необходимо. Иначе они не поймут нас.

– А мы сами никак не можем отправиться к ним?

– Люди, которые согласились бы пойти по столь примитивному пути, конечно найдутся. Но беда в том, что старые камеры не дают этой возможности. Канал закрылся там. А наши современные камеры бессильны помочь. Чтобы воспользоваться ими, надо знать галактические координаты планеты. А мы их не знаем. Где эта планета – неизвестно! Уверенно можно сказать только одно: планета в нашей Галактике. Может быть, на окраине. Но этого мало!

Восемь ученых задумались. Задача была ясна, но она не становилась от этого легче. Говорить с далекими предками языком схемы – это не просто!

Руководитель вдруг поднял голову. Он словно прислушался к чему-то. Потом сказал:

– Аппараты энергии доставлены. Пойдем вниз.

Восемь человек встали. Они действительно были высокого роста.

– Мы еще ничего не решили, – сказал один из них.

– Решим на месте!

Восемь человек подошли к одной из стен. За нею находилось другое, тоже совершенно прозрачное, помещение. Обе комнаты разделялись сплошной «стеклянной» стеной. Вблизи ее легко было различить. Но и вблизи не было видно двери.

Восемь человек не замедлили шага. Они прошли сквозь стену, и нужно было следить очень внимательно, чтобы заметить, как материал, из которого была сделана эта стена, словно «разорвался», пропуская их, и сразу же «восстановился», приняв прежний вид.

Точно так же прошли они и через пол, казавшийся металлическим и прозрачным одновременно, на спиральную лестницу, ступени которой даже трудно было рассмотреть.

Непривычному человеку было бы не легко спускаться по такой, почти неразличимой глазом, лестнице, но восемь ученых шли быстрым шагом, непринужденно разговаривая на ходу.

Дом оказался очень большим, и прошло довольно много времени, пока они добрались до самого нижнего этажа, откуда город просматривался уже только снизу.

Никто не встретился на их пути.

Несмотря на кажущуюся прозрачность потолков, верхних этажей, где они только что проходили, не было видно. А лучи солнца проникали сквозь весь дом, освещая нижние этажи так же, как и верхние.

Шедший впереди остановился перед дверью, первой на их пути, сквозь которую они, видимо, не могли пройти, как проходили раньше сквозь полы и стены.

Он ни к чему не притронулся, не сделал ни одного движения, но дверь открылась сама собой, уйдя в стену. За ней оказался узкий коридор с темными и непрозрачными стенами, полом и потолком. Город, видимый прежде из каждого помещения, исчез из глаз.

В конце этого коридора снова оказалась дверь, открывшаяся перед ними точно так же, как и первая.

Они оказались в совершенно круглой, метров десяти в диаметре, комнате, сплошь металлической, без окон, пустой, если не считать цилиндра, стоявшего посредине и выглядевшего как часть этого помещения. У цилиндра была овальная дверь, сейчас закрытая.

Напротив входа, на стене, в два ряда были расположены многочисленные приборы и какие-то громоздкие автоматы.

Несколько человек возились у этих приборов.

Один из них обернулся при входе восьми ученых.

– Источники энергии, – сказал он, – установлены в соседнем помещении. Не знаю уж, как и назвать эти машины.

Тот, кто был руководителем, молча кивнул. Он подошел к цилиндру и нажал на маленький выступ сбоку от овальной двери, нажал три раза с различной последовательностью.

Дверь открылась.

Семеро других ученых с явным любопытством заглянули внутрь. Видимо, они первый раз пришли сюда, в это помещение, сохранившееся от далекой старины. Так рассматривают люди экспонаты давно прошедших времен, чуждые им.

Внутренность цилиндра освещалась только снаружи, через дверь. Там стояли четыре ложа, узкие и ничем не покрытые. Сверху, неизвестно на чем, висел черный шар.

Руководитель показал на него рукой.

– Вот это и есть, – сказал он, – аппарат для связи. Точно такой же находится и там, где сейчас наши предки. Это единственное средство общения, да и то одностороннего, как я уже говорил вам. Управление им сосредоточено в соседнем помещении.

– Кто будет передавать?

– Только я, – ответил руководитель. – Но что и как передать, чтобы они нас поняли, – это мы должны решить вместе.

– А не ошибаемся ли мы? – неожиданно сказал один из восьми.

Все повернулись к нему.

– Где гарантия, что шар подал сигнал по воле четырех? Может быть, его заставили это сделать люди той планеты. В их руки мог попасть шар.

– Никак не мог. Шар находится в камере, а в нее никто не может проникнуть без ведома четырех.

– У них один шар?

– Об этом нет сведений. Видимо, один.

– А если все-таки?..

– Тогда, – ответил руководитель, – из пашей попытки ничего не получится. Шар не примет сообщения. Здесь снова сказалось, странное для нас, расхождение в деталях техники. Шар переводится на прием с помощью механического, ручного приспособления, о котором никому не может быть известно, кроме четырех.

ПОИСКИ

Контрольный зал ИЦ помещался в здании Института космогонии, несмотря на то, что по своему назначению не имел к этому институту почти никакого отношения. Но так повелось, что весь комплекс вопросов, связанных с проблемой "Ц", уже более ста лет находился в ведении людей, занимающихся космосом. А тот факт, что вопрос о связи с внеземными цивилизациями занимал у космонавтов первенствующее положение, в какой-то мере служил оправданием такому «сожительству».

Ким явился в институт к семи часам утра.

Чтобы увидеть работу ИЦ-8, нужно было запастись терпением. Как правило, кибернеты действовали в темноте, чувствительные приборы не нуждались в освещении места поисков.

Свет появлялся изредка, когда на пути ИЦ-8 попадались препятствия и они вынуждены были «зрительно» определять степень их трудности и принимать решения о преодолении этих препятствий. Никто не мог заранее сказать, когда произойдет такой случай и на экране появится изображение.

Кима предупредили, что можно просидеть несколько суток и ничего не увидеть.

– Я буду приходить каждый день, – ответил Ким.

Но ему повезло в первый же день.

Правда, после нескольких часов очень скучного ожидания.

То, что находилось перед глазами Кима, только с большой натяжкой можно было назвать «экраном». Он привык, что под этим словом подразумевается поверхность, на которую тем или иным способом проецируется изображение объекта. Здесь было совсем другое. Никакой поверхности, только огромная рама, обрамляющая… пустоту.

Отделаться от этого впечатления никак не удавалось.

Пустота была черной.

Ким понимал, что это соответствует тому, что в действительности находится перед «глазами» кибернетов. Когда нет света, место поисков погружено в абсолютную мглу. «Экран» передает обстановку с точностью механизма, условности ему чужды.

Чернота означает, что ни один из десяти ИЦ-8 в данную минуту не пользуется светом.

Ким обладал настойчивым и упрямым характером. Сев в кресло перед «экраном», он, почти не шевелясь, просидел в нем до середины дня.

Несколько раз заходил Эрик и заботливо осведомлялся, не устал ли Ким, не надоело ли ему ожидание, не голоден ли он?

– Я должен дождаться, – отвечал Ким. – Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Я должен увидеть ИЦ-8 в действии.

– Их действия однообразны, – убеждал Эрик. – Тебе хорошо известна их конструкция. Да и нет никаких внешних действий. Они просто передвигаются.

Эрик был прав, и Ким это понимал.

– Они зажигают свет, когда им трудно, – отвечал он. – Именно в такой момент мне нужно их увидеть.

– Ну что ж, сиди! – говорил Эрик и уходил.

А Киму действительно нужно было увидеть. Он был инженером-кибернетиком. В плане общепланетной жизни Земли ИЦ-8, конечно, весьма незначительная проблема, но кому-нибудь нужно же заниматься и мелкими вопросами, особенно если они грозят затянуться до бесконечности. А с проблемой "Ц" именно так и происходило. Ее разрешение надо было ускорить. Так думал не один Ким, недаром же появились, одна за другой, восемь конструкций ИЦ.

Ким разработал девятую. ИЦ-9 был уже готов, но конструктор колебался – на каком способе передвижения остановиться. Было несколько вариантов. Какой из них выбрать?

В его распоряжении находился образец ИЦ-8, точно такой же, как и те, что бродили сейчас в темноте на месте поисков. Можно было пустить его по труднопроходимой местности на поверхности земли, понаблюдать при свете дня за его поведением в условиях, близких к действительным. Для ИЦ-8 это не имело значения, они ведут себя одинаково на суше и в воде. Но Ким хотел видеть не имитацию, а реальность. Могла сказаться разность давлений, да мало ли еще что.

Он сидел и ждал.

И удача пришла, как награда за настойчивость.

Огромный квадрат «экрана» внезапно ожил. Вспыхнул свет, и «пустота» исчезла. Перед Кимом появился запутанный лабиринт скал и отдельных камней, заросших косматым мхом.

Он заметил несколько глубоководных рыб, прежде чем они успели скрыться, испуганные светом. Ему показалось, что некоторые из них скользнули над его головой.

Впечатление было настолько реальным, что Ким невольно оглянулся, точно хотел увидеть этих рыб позади себя, в воздухе контрольного зала.

Он рассмеялся и повернулся к экрану.

Но, как и прежде, перед ним не было никакого экрана. Казалось, что, ограниченная рамой, стояла стена воды, до которой можно было дотронуться и «замочить» руку.

ИЦ-8 ходили парами, всегда готовые оказать помощь друг другу, и сейчас, когда они оба включили свет, можно было хорошо рассмотреть каждого из них, освещенного светом другого.

Ким сразу понял, что заставило ИЦ-8 осветить дно.

Между скалами змеилась довольно широкая и, видимо, глубокая трещина. Было ясно, что путь кибернетов лежал через эту трещину и теперь они «думают», как через нее перебраться.

Где, в какой точке океанского дна это происходило, Ким не знал. Он не спросил Эрика, как ориентироваться в показаниях приборов, расположенных на нижней раме экрана. Впрочем, для него это не играло никакой роли.

Ким ждал решения ИЦ-8. Момент оказался очень удачным. Именно такое препятствие могло подсказать, какой способ передвижения является наилучшим.

Кибернеты походили на старинные военные танки и передвигались на гусеницах. Но ширина трещины превосходила длину гусениц.

Что же они предпримут? И смогут ли перебраться на другую сторону?

Ответ не замедлил.

– Никуда не годится! – громко сказал Ким, когда ИЦ-8 повернули и пошли в сторону, с явным намерением обойти трещину. Некоторое время был виден удаляющийся свет. Потом он погас. Видимо, кибернеты решили, что обойти препятствие можно и в темноте.

– Никуда не годится! – повторил Ким.

– А что именно? – раздался позади него чей-то голос.

Ким обернулся.

Возле его кресла стояла девушка. Совсем еще юная, не старше пятнадцати лет, она была небольшого роста, тоненькая и очень изящная. Белый костюм обычного покроя подчеркивал гибкость стройной фигурки. Черты ее лица показались Киму знакомыми.

– Здравствуй! – сказал од. – Кто ты? Как тебя зовут?

– Почему ничего больше не видно? – спросила она вместо ответа.

– Они погасили свет. Тебе повезло, если ты видела. Я ждал этой минуты несколько часов.

– Я только что вошла, – сказала девушка. – Минут пять назад. Эрик предупредил, что, если появится изображение, надо стоять тихо и тебе не мешать. Я стояла тихо.

Ким засмеялся.

– Настолько тихо, что я даже не заметил твоего присутствия.

– Кому же ты говорил?

– Никому. Сам себе.

– Я думала, мне, – укоризненно сказала девушка. – Разговаривать с самим собой – это нехорошо.

– Почему?

– Может перейти в привычку.

– Ты медик?

– Будущий. Я еще учусь, – сказала она, словно извиняясь.

Ким указал на кресло, стоявшее рядом:

– Садись и ответь на мой вопрос.

– Меня зовут Элла.

– Как ты сюда попала?

– Я пришла к Эрику. А он направил меня сюда. Сказал, что здесь человек, которому очень скучно.

– Вот как! – Ким окончательно развеселился. – Значит, ты пришла развлекать меня. Очень мило с твоей стороны. Мне действительно скучно.

– Это Эрик…

– А разве обязательно слушаться Эрика?

«Кто эта девушка? Похоже, что его сестра», – подумал Ким.

Он угадал.

– Эрик мой брат, – сказала Элла. – Я привыкла, что он всегда принимает правильные решения. Раз он сказал, что тебе скучно, – значит, это так и есть.

– Солидное основание! – заметил Ким. – Ну что ж! Развлекай меня.

– А я не умею. Лучше ты сам расскажи мне, что тут происходит. Когда что-нибудь объясняешь – это рассеивает скуку. Разве не так?

– Так, – сказал Ким. – Что же тебе объяснить?

– Ты сказал «никуда не годится», – подсказала Элла.

– Это относилось к тому, что ты видела. Я ожидал действий, а ИЦ-8 ничего не предприняли, чтобы перейти трещину. Мне придется снова ждать неизвестно сколько времени.

– Давай ждать вместе, – предложила Элла. – Только объясни мне, а то я не буду знать, чего жду.

Ким потер подбородок.

– Гм! Это может оказаться целой лекцией, – сказал он. – А ты, Элла, имеешь хоть какое-нибудь представление о проблеме "Ц"?

– Только приблизительное. Я знаю, что "Ц" – это цилиндр. Тот, что находится в Волгоградском филиале института космогонии. А что такое ИЦ?

– Прилипчивый анахронизм, – неожиданно сказал Ким. – Я имею в виду нелепую систему сокращать слова, доставшуюся нам от предков. Почему "Ц", а не просто «цилиндр»? Почему ИЦ, а не «искатель цилиндра»?

– Значит, это искатели? Что же они ищут? Цилиндра искать не нужно, он стоит в Пришельцеве.

– Кстати сказать, снова анахронизм. Не «Пришельцев», а «Город пришельцев». Таков первоначальный смысл. ИЦ-8, Элла, ищут не тот цилиндр, который стоит в филиале, а другой.

– Какой другой? Разве их два?

– Видимо, так. Раз уж начали, слушай! Как тебе известно, цилиндр в волгоградской местности был найден сто тридцать лет тому назад археологической экспедицией академика Карелина. По документам, сохранившимся в архивах, было установлено, что этот цилиндр – тот самый, который находился много тысяч лет тому назад в Атлантиде. Это машина времени неизвестной нам конструкции, и принадлежит она человечеству другой, также неизвестной, планеты. В цилиндре находятся четверо людей этой планеты и один земной человек – атлант.

Элла кивнула.

– Да, я это знаю, – сказала она. И добавила мечтательно: – Хотела бы я, чтобы они вышли при мне.

– Весьма возможно, что так и случится. Слушай дальше. В то время люди знали меньше, чем знают сейчас. Машины времени были для них загадочны. Теперь мы можем с уверенностью сказать, что принцип действия цилиндра, во временной его части, нам известен. Но вопрос в том – который? Таких принципов несколько. Что касается пространственной части цилиндра, – здесь мы ничего не знаем и по-прежнему не можем попять, что и каким образом перенесло этот цилиндр из Атлантиды на территорию будущей России. Много лет пытались разрешить этот вопрос, но тщетно. В конце концов стало ясно, что единственное логичное объяснение, доступное нам, – что цилиндров два. Один находился в Атлантиде, а другой в Волгограде. Находились с самого начала. Сейчас это общепринятая гипотеза. Отсюда задача – найти второй цилиндр! Он должен быть на месте, где была Атлантида, погрузившись на дно океана вместе с ней. Его-то и ищут кибернеты ИЦ. Для этой цели они созданы, и поиски продолжаются вот уже пять лет.

– А что даст второй цилиндр?

– Очень многое, Элла. Дело в том, что цилиндры – машины не только времени, но и пространства. С их помощью обитатели другой планеты явились на Землю. Хотя законы передвижения в нулевом пространстве нам неизвестны, мы можем приблизительно представить себе, как люди, находившиеся в цилиндре Атлантиды, оказались в волгоградском. Первая машина была повреждена, и автоматы перенесли людей в резервный. Как это случилось, мы точно не знаем, но можем себе представить.

– Я – нет! – сказала Элла.

– Понимаю, но это настолько сложно, что я не смогу объяснить тебе коротко. Скажу только, что в нулевом пространстве нет измерений, к которым мы привыкли. Там существуют и действуют измерения иного порядка. Чтобы понять, надо пройти физику и математику пулевых измерений. Сделай это и тогда поймешь. В общем, оба цилиндра, разделенные, как нам кажется, потому что мы не воспринимаем нулевого пространства, большим расстоянием, в этом измерении находятся не только близко друг от друга, но как бы в одном и том же месте. И там же, в этом же месте, находится и третий цилиндр, тот, откуда явились к нам четыре пришельца. Он стоит, по нашим представлениям, на другой планете, быть может, на расстоянии многих световых лет. А по линии нулевого измерения – тут же, рядом с двумя земными. Там нет расстояний! Поняла? – спросил Ким.

– Нет, ничего не поняла, – ответила Элла.

Ким беспомощно развел руки.

– Это неудивительно, – сказал он. – Физика и математика нулевых измерений настолько противоречат нашим обычным представлениям, что их, действительно, очень трудно усвоить. И все же они существуют. Только мы можем понимать их исключительно умозрительно. Было время, когда люди, точно так же умозрительно, понимали атом. Но это не помешало им воспользоваться энергией этого атома. Пример не совсем удачный, но, мне кажется, правильный. Мы с тобой уклонились в сторону. Вернемся к нашей теме. Вскрыть цилиндр, находящийся в Пришельцеве, нельзя. В нем люди. Но тот, который находится сейчас в Атлантическом океане, другое дело. Его вскроют, и то, что остается еще загадочным, станет ясным. Проблема "Ц" заключается не только в том, чтобы ознакомиться с конструкцией машины времени и пространства…

– А в чем еще?

– Ты слышала о черном шаре? – спросил Ким.

– Конечно!

– Шестьдесят пять лет назад, в середине прошлого века, с этим шаром произошла любопытная история. Два человека, сам Карелин и другой, имя которого я не помню, находясь возле шара, случайно заговорили о том, что шар, возможно, является телевизионной установкой и с его помощью пришельцы могли обмениваться информацией со своей родиной. Естественно, что в мозгу Карелина и его собеседника возникли соответствующие биотоки. И шар воспринял их. Он начал готовиться к приему передачи. Это стало ясно, когда появился зеленый луч, и пол, прямо под шаром, превратился во что-то вроде экрана. Вернее сказать, стало ясно спустя несколько лет. В тот момент никто не понял, что представляет собой зеленый луч. Теперь это уже не загадка: такие лучи используются для полировки самых разнообразных поверхностей на наших заводах.

– Я знаю, – сказала Элла. – Я очень люблю мебель, полированную лучом. Дерево становится блестящим и кажется бездонно глубоким.

– Таким и стал каменный пол под шаром. Видимо, пришельцы не были уверены, что на Земле существуют нужные им экраны, и снабдили шар зеленым лучом. Но передачи не последовало. Нет ее и до сих пор. Почему? Этого никто не знает. И вот думают, что, познакомившись со вторым цилиндром, можно будет это понять. В нем должен находиться второй шар. Не оставили же пришельцы атлантам последний и единственный.

– Но, переходя в Волгоградский цилиндр, пришельцы могли захватить с собой шар.

– Ну нет! Это уже выходит за пределы мыслимых конструкций машин пространства. Люди не могли находиться в этот момент в сознании. Логичнее и проще снабдить оба цилиндра шарами. Несомненно так и есть.

– А тот шар, который в Пришельцеве?

– Его не трогают, как и цилиндр. Передача все же может начаться. Ее ждут. Ведь нельзя забывать, что если пришельцы появились на Земле двенадцать тысяч лет назад, то и на их планете прошло такое же время. Вряд ли возле передающей установки кто-то дежурит тысячи лет. Может быть, четырех пришельцев давно считают погибшими. Даже наверное так. И нам надо самим вступить в сношения с этой планетой.

– Неизвестно же, где она находится.

– Неважно. Нам не нужно знать. Там, у них, конечно, есть такие шары, или другие, более совершенные, установки. Канал связи «проложен» и никуда не мог исчезнуть. Все дело только в том, чтобы мы узнали принцип действия и смогли послать им сигнал вызова. Сто, тысячу сигналов, до тех пор пока они не ответят. И тогда общение двух миров через нулевое пространство станет свершившимся фактом. Вот эта-то задача и называется проблемой "Ц".

– Очень интересно, – сказала Элла. – Спасибо! Кстати, как твое имя?

– Меня зовут Ким. Я инженер.

– Это я знаю. Эрик сказал, что ты инженер, но не назвал имени. Видимо, забыл, а я не догадалась спросить. Ты долго еще будешь ждать?

– Да нет. На сегодня, пожалуй, хватит. Завтра!

– А мне можно прийти?

– Думаю, что можно. Спроси об этом Эрика. Он инженер контрольного зала, а я человек посторонний.

– Я обязательно приду, – сказала Элла. – И задам тебе еще тысячу вопросов.

– С удовольствием отвечу. Я буду здесь к семи часам утра.

– Я тоже.

ВТОРОЙ ЦИЛИНДР

Ким встретил Эллу у подъезда института.

– Смотри, пожалуйста! – сказал он. – Не опоздала. Советую тебе всегда быть такой же аккуратной, когда начнешь ходить на свидания.

Элла посмотрела на него с упреком:

– Ты не должен смеяться надо мной.

– А я и не смеюсь. Во мне говорит опыт.

Они вошли в вестибюль. И сразу почувствовали, что произошло что-то необычное. Тишина и безлюдье, свойственные всем «храмам науки», сегодня сменились отчетливо слышным гулом взволнованных голосов и мелькающими фигурами сотрудников института, которые все бежали куда-то, – как скоро сообразил Ким, в контрольный зал ИЦ.

Появился Эрик.

– Скорее! – крикнул он на ходу вместо приветствия и тут же исчез.

Ким меланхолично свистнул.

– Так и знал, – сказал он уныло. – Всегда так, всегда мне не везет.

– А в чем дело?

– Видимо, в том, что ИЦ-8 нашли наконец цилиндр. А это означает, что моя работа потеряла смысл. ИЦ-9 никому больше не нужны.

– А разве эту конструкцию нельзя использовать с какой-нибудь другой целью?

– Можно-то можно, но потребуется большая переделка, замена программы и многое другое. Досадно!

Разговаривая, они быстро шли по длинному коридору, ведущему в зал. Несколько человек все же обогнали их.

– Несомненно так, – сказал Ким. – Больше ничто не могло привлечь весь институт.

В контрольном зале яблоку упасть было негде. Киму и Элле стало ясно, что нечего и думать протолкаться к экрану. Перед ним толпилось человек двести, очевидно все здесь работающие.

Ким предложил подняться на галерею, опоясывающую зал, где никого не было.

– Оттуда мы все увидим и услышим, – сказал он. – Скорее, Элла! Мне хотя и досадно, но очень интересно.

– Мне тоже. А нас не попросят удалиться?

– Вполне возможно. В сущности, нам с тобой не положено здесь присутствовать. Но будем надеяться, что там, на галерее, на нас не обратят внимания.

Они, как дети, играющие в прятки, скользнули по спиральной лестнице и притаились за узорной балюстрадой.

Экран был виден отсюда как на ладони.

– Нам с тобой лучше видно, чем сотрудникам института, стоящим в задних рядах, – шепнул Элле Ким и беззвучно рассмеялся. – Даже странно, что никто из них не догадался забраться на галерею.

– Тише, услышат!

Они увидели на экране ровное, как стол, песчаное дно океана. Здесь не было никаких скал или камней. Ни одного растения. Картина была совершенно непохожа на вчерашнюю. Как будто кусочек пустыни, где-нибудь на поверхности земли. И только «стена» воды, синевато-золеная, «заменяющая» стекло экрана, напоминала, что дело происходит все-таки в океане, вероятно на большой глубине.

Два ИЦ-8 стояли на небольшом расстоянии друг от друга, освещая пространство между собой сильным светом, гораздо более ярким, чем это было вчера.

– Шестая параллель, – сказал кто-то внизу.

– Точнее, шесть градусов семнадцать минут и две секунды северной широты.

– Тридцать восемь градусов западной долготы ровно, – прибавил Эрик, которого Ким и Элла сразу узнали по голосу. – Именно здесь находился когда-то один из южных островов Атлантиды, называемый Даисья, если мне не изменяет память.

– Считалось, что город Воана находился на Посейдонии.

– Выходит, что это было ошибкой.

– Почему они не сообщают о цилиндре?

– Вероятно, нет полной уверенности.

– Но сигнал же был.

– Сейчас все выяснится.

Элла наклонилась к уху Кима.

– Объясни! – нетерпеливо шепнула она. – Я ничего не понимаю. О чем они говорят?

– ИЦ-8 обнаружили какой-то предмет, формой и размерами соответствующий цилиндру, стоящему в Городе пришельцев, – так же тихо ответил Ким. – Они дали сигнал: «Внимание!», но пока еще не утверждают окончательно, что найдено именно то, что они должны найти. В их схеме заложен блок осмотрительности и осторожности в выводах. Иначе от десяти ИЦ постоянно приходили бы ложные сигналы. Сейчас они, вероятно, производят анализ материала, из которого сделан этот предмет. Это единственный способ убедиться окончательно.

– Почему?

– Потому что цилиндр в Городе пришельцев – из неизвестного материала, а второй цилиндр должен быть таким же.

– Почему его не видно?

– Он в недрах дна.

– Как же тогда они производят анализ?

– На расстоянии. Для анализаторов это не имеет значения, если это расстояние не превышает пятнадцати метров. В моей конструкции, – прибавил Ким, – предусмотрено увеличение радиуса действия анализаторов до двадцати пяти метров.

– А кто ведет передачу? Мы видим оба ИЦ-8. Вчера также видели обоих.

– Телесвязь с землей осуществляется вспомогательным кибернетом, постоянно сопровождающим каждую пару ИЦ-8. Так удобнее для наблюдения. Тес! Кажется, они начали что-то передавать.

В наступившей тишине отчетливо прозвучал механический голос:

– Глубина девять метров и восемь с половиной сантиметров до верхнего края цилиндра, который стоит прямо. Грунт скалистый, начиная с трех метров. Цилиндр из неизвестного материала. Анализаторы дают показания, соответствующие цилиндру Пришельцева. Габариты точно соответствуют заданию. Искомое найдено. Даем сигнал. Приступаем к раскопкам.

Голос смолк. Раздался тягучий, вибрирующий звук. Потом ИЦ-8 один или оба сразу быстро произнесли несколько четырехзначных цифр.

– Это они говорят с другими ИЦ, – сказал Ким обычным голосом. Поднявшийся внизу шум заглушал его слова. – Они сообщили координаты места, и сюда вскоре явятся остальные восемь. Да! – прибавил он. – Цилиндр найден, и моя конструкция «ИЦ-9» – даром потраченное время.

– Этого не может быть! – Элла забавно рассердилась. – Какие ты говоришь глупости. Труд никогда не пропадает.

Ким усмехнулся.

– Не обижайся, – сказала Элла. – Лучше объясни мне – далеко отсюда другие ИЦ?

– Нет, не очень, – ответил Ким. – Поиски производятся по квадратам. Пять лет назад ИЦы начали эти поиски на параллели Азорских островов, примерно там, где когда-то находился остров Посейдония. Почему-то предполагалось, что пришельцы явились именно там. Затем они постепенно спускались все южнее, пока не дошли почти до экватора. И, как видишь, нашли цилиндр на шестой параллели. Страна Моора – это один из южных островов Атлантиды, вероятно, Даисья. Десять ИЦ ходят по дну парами на расстоянии полутора километров друг от друга, то есть на пределе досягаемости излучений приборов. Сигнал о том, что цилиндр найден, послан ближайшей паре. Те передадут дальше, и приблизительно часа через два – два с половиной все десять ИЦ сойдутся. И тогда…

Договорить он не успел.

Внезапно зал осветился точно вспышкой молнии, за которой последовал могучий удар «грома».

– Что это?! – испуганно вскрикнула Элла.

Вторая вспышка, и новый удар. Экран засверкал так, что все стоявшие возле него поспешно отвернулись или прикрыли глаза рукой.

Вспышки следовали одна за другой все чаще и чаще, но «грома» больше не было слышно. Кто-то в зале успел выключить звуковое сопровождение.

Это оба ИЦ-8, не дожидаясь остальных, приступили к предварительной обработке океанского дна, раскалывая участок, предназначенный для раскопок, лучевыми ударами.

Экран почему-то не выключали, хотя смотреть на него было совершенно невозможно.

– Пошли, Элла! – сказал Ким. – Эта иллюминация продлится несколько часов.

– Зачем они это делают?

– Чтобы легче было раскопать недра. Ты ведь слышала, цилиндр находится на глубине девяти метров. Грунт скалистый. Видимо, это уплотнившиеся за тысячелетия обломки острова Даисья. Лучевые удары раскрошат породу, и останется только разбросать ее по сторонам, чтобы добраться до цилиндра.

Внизу они сразу наткнулись на Эрика. Инженер был взволнован, и на его щеках, обычно матово-смуглых, играл лихорадочный румянец.

– Видели? – спросил он возбужденно.

– Видели, – ответила Элла. – Оттуда, – она указала на галерею. – Мы там спрятались. Боялись, что нас выгонят.

– Никто бы вас не выгнал. Сейчас не до вас. Удача! Наконец-то!

– Для кого удача, а для кого совсем наоборот. – Ким произнес это так уныло, что Эрик и его сестра рассмеялись.

– И для тебя удача, – сказал Эрик. – Цель достигнута. Пять лет работы не пропали даром.

– Что будете делать дальше? – спросил Ким.

– Отправимся за цилиндром, как только его вытащат.

– Эрик, возьми меня!

– Невозможно, Эллочка!

– Куда доставят цилиндр? – спросил Ким.

– Сюда.

– А почему не в Город пришельцев?

– Здесь давно подготовлено помещение, надежно экранированное от любых излучений. Рискованно производить эксперименты над цилиндром, а если в нем есть черный шар, то и над ним, в непосредственной близости к цилиндру и шару Пришельцева. Мы не знаем их связей. Можно невольно причинить вред.

– Да, это правильно.

– Приходите через несколько дней, – сказал Эрик. – Увидите цилиндр. Тот самый, который был в Атлантиде!

Ким не долго печалился постигшей его неудачей с ИЦ-9. Товарищи подсказали другое применение для этой конструкции, и Ким принялся за переработку. Решение было простым – превратить «искатель цилиндра» в «искатель полезных ископаемых» на дне океана. И только. Узкая задача сменилась более широкой.

Подводные шахты и рудники, обслуживаемые роботами, были разбросаны по всем океанам Земли, и все же их было мало. Поиски новых месторождений производились постоянно, и усовершенствованная конструкция искателя будет встречена геологами с благодарностью.

Ким отдался работе с энтузиазмом, свойственным всем людям в эту эпоху великой реконструкции планеты. Он даже забыл о цилиндре Атлантиды и ни разу не был в Институте космогонии, куда этот цилиндр был доставлен.

Вспомнить пришлось не по своей воле.

Однажды, когда Ким пришел с работы, к нему явился Эрик.

– Привет, Ким! – сказал он весело. – Меня прислала к тебе Элла, которая без тебя скучает.

Ким улыбнулся.

– А если серьезно? – спросил он.

– Серьезно будет звучать более серьезно, – пошутил Эрик.

– С чего это ты такой веселый?

– Удалось раскрыть цилиндр. Выступ, сбоку от двери, все же оказался кнопкой механизма запора. На нее надо нажимать три раза, вот так. – Эрик нажал пальцем на стол, три раза с различной продолжительностью.

– Как же это вы догадались?

– Догадались приспособить электронную машину. Три дня и три ночи ока искала секрет и нашла его. Дверь открывается чисто механически. Никаких биотоков.

– Но это значит, что можно открыть и дверь в цилиндре, который стоит в Пришельцеве.

– Да, мы тоже так решили. Ведь если нет биотоков, то не может быть и опасности причинить вред находящимся там людям. Попытка была сделана. И окончилась полной неудачей. Дверь в цилиндре Пришельцева не открылась.

– Странно! – сказал Ким. – Неужели они снабдили каждый цилиндр автономной системой? Не вижу логики.

– Мы тоже ее не видим. Но тем не менее факт остается фактом. Более того, машина неделю пыталась решить задачу и в конце концов заявила, что открыть дверь не может.

– Странно! – повторил Ким. – Какую машину вы применили?

Эрик назвал марку универсальной электронной машины.

– Знаю. – Ким задумался. – Неделя. Это большой срок для такой машины. А механизм запора она рассмотрела?

– Да. Вот чертеж.

– К какому цилиндру он относится?

– К обоим. Механизмы абсолютно идентичны.

– Тогда и вопроса нет. Сработала блокировка. – Ким внимательно рассматривал чертеж, сделанный электронной машиной. – А черный шар там есть?

– В цилиндре Атлантиды? Есть. Точно такой же, как в Пришельцеве. Из-за него я и пришел к тебе.

– А что такое?

– Нам нужен опытный кибернетик. Я порекомендовал позвать тебя.

– Весьма признателен.

– Ты не очень занят?

– Занят, но могу уделить вам несколько дней.

– Думаю, что несколькими днями тут не обойдешься, – сказал Эрик. – Но все равно приходи завтра с утра. Задача интересная, не пожалеешь.

– Это я понимаю, что интересная, – вздохнул Ким. – А что именно вы хотите поручить мне?

– Разобраться в кибернетике шара. Это пока. Но, может быть, придется заняться и цилиндром.

– Он раскрыт?

– Кто, шар? Пока нет. Ты скажешь свое мнение, и тогда решим, что делать.

– Хорошо, я приду.

Ким был сильно заинтересован. Еще бы! Кибернетика чужой планеты! Такие объекты никогда еще не попадали в руки земных инженеров, и это не могло не заинтересовать любого специалиста.

А Ким был не только инженером, но и, можно сказать, потомственным кибернетиком. Его дед, отец, мать – все работали на одном и том же поприще. Составление программ для кибернетических устройств было его любимым занятием в те годы, когда дети обычно развлекаются игрушками.

Родители Кима сознательно развивали в нем любовь к роботам. Его игрушки все были электронными. И Ким стал кибернетиком с детства, чуть ли не со дня рождения.

Необычность предстоящей работы увлекла Кима, и он мысленно благодарил Эрика за эту услугу. Если бы не Эрик, шар могли поручить кому-нибудь другому.

Но когда Эрик ушел, Ким продолжал думать о своей конструкции модернизированного ИЦ-9, твердо решив ни за что не бросать работы над ней.

Решил, как всегда решают люди, не зная будущего.

Но утром следующего дня его мысли переключились на шар, и, как оказалось впоследствии, переключились навсегда. «ИЦ-9» был забыт, его закончили и построили товарищи Кима.

А сам он думал только о механизмах пришельцев.

Шар, а за ним цилиндр.

Сперва здесь, в Институте космогонии, затем в Городе пришельцев, а потом…

В человеке часто дремлют неведомые ему самому силы. И нужен внешний толчок, случай, чтобы эти силы вырвались на волю и совершили великое, о чем владелец их никогда и не мечтал.

Киму, рядовому инженеру Земли, было дано осуществить великую мечту человечества!

РЕШЕНИЕ БЛИЗКО!

Света, жена Кима, случайно встретила Эрика, когда он поздно вечером возвращался домой из института.

– Что вы сделали с моим мужем? – спросила она. – Ким не приходит домой по целым суткам. Долго будет продолжаться это безобразие?

Эрик улыбнулся.

– Света, дорогая! – ответил он. – Мы тут совершенно ни при чем. Разве ты не знаешь характера Кима? Он не успокоится, пока не добьется успеха. Ты помнишь, я говорил ему, что задача очень интересная. Так вот, она оказалась чересчур интересной. Кима никто не заставляет работать сутками. Наоборот, ему говорят, что так нельзя, но он ничего не желает слушать.

– Где он сейчас?

– Все там же, возле цилиндра.

Света только вздохнула.

Они с Кимом жили вместе всего полтора года, и она еще не успела вполне привыкнуть к его настойчивому и упрямому характеру. Кроме того, в ней еще держалась привычка к его всегдашней покорности ее желаниям. Проблема "Ц" была первой его работой, когда она, Света, как бы отошла на второй план и Ким, казалось, забыл не только о ее существовании, но и обо всем остальном. И хотя Света была вполне современной женщиной, увлеченной своей собственной работой, поведение Кима почему-то обижало ее.

– А если я сама зайду за ним? – нерешительно спросила она Эрика.

– Не советую, – ответил инженер. – Решение проблемы близко, и Киму мешать не надо. Не советую, – повторил он убежденно. – Ким не захочет даже слушать, что ты ему скажешь.

Света вздохнула вторично и пошла вместе с Эриком.

А Ким действительно забыл в эти дни о том, что у него есть дом и молодая жена, которую он искренне любит. Он забыл обо всем. И если бы ему сейчас задали вопрос, относящийся к конструкции ИЦ-9, он, пожалуй, не понял бы сразу, о чем его спросили.

Задача неожиданно оказалась совсем не такой, как он представлял ее себе вначале. Ким знал, что будут трудности, но был уверен – достаточно проявить настойчивость и терпение, чтобы успешно разрешить ее. О том, что понадобится творческое воображение, он и не помышлял.

А оказалось именно так.

Препятствия появились с первых же шагов…

Когда на следующее утро после разговора с Эриком Ким явился в Институт космогонии, его провели в довольно большой круглый зал, где на самой середине стоял цилиндр, извлеченный из недр дна Атлантического океана.

Ким уже знал, что это помещение, его стены, пол и потолок сделаны из особых инертных материалов, не пропускающих абсолютно никаких излучений, или квантов энергии, ни снаружи, ни изнутри. Зал был полностью изолирован от внешнего мира, и в нем можно было производить любые опыты, не опасаясь, что на их результаты повлияют случайные, внешние причины. Связь приборов цилиндра, стоявшего здесь, с приборами того, который находился в Пришельцеве, была надежно исключена. Настолько надежно, что даже теоретически, учитывая, что эти приборы не земного происхождения, допустить ее возникновение было невозможно.

Цилиндр имел такой вид, словно сделан только вчера, а не прибыл на Землю с другой планеты, неведомо на каком расстояния находящейся, не стоял неизвестно сколько веков в почве Атлантиды и не находился тысячелетия под дном океана.

Дверь, овальной формы, была открыта. Внутри стояли четыре ложа – прямоугольные и ничем не покрытые. Они были из того же материала, что и сам цилиндр. Почти у двери, между нею и ближайшим ложем, Ким увидел знаменитый черный шар.

Он помнил такой же шар в Пришельцеве и мысленно констатировал, что оба совершенно одинаковы.

Напротив двери, невысоко над полом, в два ряда были расположены какие-то приборы, назначение которых пока еще было неизвестно, но внешний вид почти не разнился от обычных лабораторных приборов Земли. Разве что эллипсоидная форма их несколько отличалась от принятых в земных институтах.

– Здесь никто ничего не трогал, – сказал Киму руководитель исследовательской группы, в которую кроме него входило еще три человека, в том числе Эрик. – Мы хотели, чтобы ты первый осмотрел их в том положении, в каком они были доставлены. К шару не прикасалась ни одна рука.

– Ты думаешь, все дело в шаре? – спросил Ким.

– Нам кажется, что он – наиболее доступный предмет в этом цилиндре.

– Что ж, начнем с него, – сказал Ким, пожав плечами.

Шар как будто лежал на полу. Но было давно известно, что шары пришельцев снабжены антигравитационной установкой и не нуждаются в опоре. Где он находился прежде, конечно, нельзя было догадаться. Он мог находиться где угодно.

Оставалось только удивляться, что шар и самый цилиндр смогли вообще уцелеть при грандиозном катаклизме, уничтожившем Атлантиду.

Поднятый Кимом с пола, шар повис в воздухе. Автоматически действующая антигравитация во всяком случае была в исправности.

Но как обстоит дело со всем остальным?

Четыре инженера группы деятельно помогали Киму. Получилось так, что он просто вступил пятым в их группу. Но иначе и не могло быть.

Шар вынесли из цилиндра.

Кроме антигравитации были известны еще два свойства черных шаров – свет и зеленый луч. Естественно, что прежде всего решили проверить исправность и этих механизмов.

Здесь группу постигла первая неудача.

Никак и ничем не удалось заставить шар вспыхнуть.

Каждый порознь и все вместе они думали о свете, искренне и даже горячо желали, чтобы свет вспыхнул, прибегали к различным уловкам с целью усилить свое желание, сделать биотоки более мощными, но ничего не помогало. Шар «не желал» вспыхивать.

Для проверки Эрик и Ким слетали в Пришельцев.

Там все удалось как нельзя проще. Стоило подумать о свете – и шар вспыхивал. Значит, они «желали» правильно, биотоки их мозга действовали на шар так, как и требовалось. А оба шара были явно одинаковыми.

Оставалось прийти к выводу, что механизмы шара в Институте космогонии все же повреждены.

Четверо инженеров группы приняли это объяснение как очевидное. Пятый, а именно Ким, не соглашался.

– Нет, тут что-то другое, – сказал он.

– Что же может быть другое? – спросили его.

– Пока я этого не знаю, – ответил Ким, – но когда мы разберемся в этой технике, все станет ясно.

С зеленым лучом получилось то же самое.

Правда, и в Пришельцеве черный шар нельзя было заставить показать еще раз зеленый луч. Но там он однажды, шестьдесят пять лет назад, все же появился. А здесь зеленого луча, казалось, вообще не было.

– Снова неверный вывод, – заявил Ким. – Зеленый луч в нем есть.

– Мы тебя окончательно не понимаем, – сказал Эрик. – Почему ты не хочешь принять простого и естественного объяснения?

– Потому, что цилиндры и шары доставлены на Землю с другой планеты.

– Ну и что же! Разве это делает их неуязвимыми даже для таких катастроф, как с Атлантидой?

– Безусловно! Никак нельзя допустить, что они не приняли мер против механических повреждений. Я говорю о тех, кто сконструировал и изготовил цилиндры и шары. Подобные космические предприятия не могут осуществляться не продуманными до конца, до мельчайших деталей. Если бы мне поручили изготовить аппараты для такой цели, я сделал бы их неуязвимыми, и без особого труда. Почему же мы должны предполагать, что техника той планеты ниже нашей? Доказательством служит исправность гравитационной установки.

– В чем же тогда дело?

– Точно такой же вопрос я могу задать и тебе, – с легким раздражением ответил Ким. – Ну откуда я могу знать? Надо работать… и думать!

– Вскроем шар?

– Вас четверо, я один. – Ким пожал плечами.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Начнем с шара.

Ким и сам не знал, почему он так хочет начать изучение с приборов цилиндрической камеры. Он понимал, что четверо товарищей правы: черный шар – естественный объект номер один; именно в нем, очевидно, заключались кибернетические устройства. Кроме того, шаров было два, а приборы в единственном числе, и они легко могли оказаться идентичными земным. Но его неудержимо тянуло к ним. Было ли это бессознательным предчувствием, что здесь, и только здесь, таится сенсационное открытие? У человека иногда бывают такие предчувствия, инстинктивное влечение к тому, что является самым главным, хотя разумом человек и не может этого знать.

Но возражать против решения большинства Ким не привык.

– Вскрывать шар буду я один, – сказал он. – Вы все удалитесь отсюда.

– Ты чего-нибудь опасаешься?

– Многого.

– А можно яснее?

– Например, антиматерии.

– Это наверняка исключено.

– Поспешный вывод, – сказал Ким. – Вас смущают размеры шара? Но ведь совсем не обязательна магнитная ловушка, там может быть нейтринная камера. Именно потому, что такая камера, или капсула, неимоверно тяжела, шар и снабдили автоматической антигравитацией. Да и магнитная ловушка тоже может быть. У нас они громоздки – у них могут быть портативны.

– Ты несколько раз упрекнул нас в поспешности выводов, – улыбнулся руководитель группы, – а сейчас поспешил сам. По-твоему, антигравитация устроена для нейтрализации веса нейтринной камеры, а сама эта камера помещена в шаре для того, чтобы можно было поместить в нем антиматерию, которая, по всей вероятности, и является основой антигравитации.

– Противоречие кажущееся, – немного подумав, ответил Ким. – Во-первых, мы не знаем, что является основой антигравитации; антиматерия может быть нужна для других целей. А во-вторых, и это самое главное, мы не знаем, зачем вообще шар имеет гравитационную установку. Не для простого же эффекта? Нужна осторожность. Потому я и предлагаю вам четверым удалиться. Как этот зал – выдержит он аннигиляционный взрыв?

Инженеры переглянулись.

Было ясно, что Ким увлекся. Ему не терпелось увидеть, что находится внутри шара, и от нетерпения он потерял способность рассуждать здраво.

– А не лучше ли поручить вскрытие шара роботу? – мягко спросил Эрик.

– Роботу? Зачем?

– На случай взрыва. Ты сам считаешь, что он возможен. Или ты неуязвим?

– Я?! – Ким словно очнулся от транса. – А ведь верно! – неожиданно сказал он. – Я забыл об этом. Но пока изготовят робота, пройдет очень много времени.

– Ни одного часа. Робот уже готов.

– Даже так? С вами приятно работать! Покажите его программу!

Принесли схему, и Ким внимательно ознакомился с ней. Инженеры группы хорошо продумали операцию. Робот должен был проделать ряд последовательных действий. Сначала, с помощью лучевого сверла, против которого ничто не могло устоять, – даже нейтринная оболочка, о которой говорил Ким, – он проделает крохотное отверстие в стенке шара. Если это окончится благополучно, будет проделано второе отверстие, затем еще несколько, по всей поверхности. Если и тут все будет «спокойно», робот тем же лучом вырежет четырехугольное «окно» и, кроме того, разрежет оболочку шара по двум линиям. После такой обработки будет нетрудно разобрать шар на части.

Ким одобрил эту операцию, и было решено проделать ее в другом, резервном зале, чтобы предохранить цилиндр, если все же произойдет аннигиляция.

Наступил памятный день, принесший вторую, более тяжелую, неудачу.

Впоследствии они утешали себя тем, что шар все равно не удалось бы вскрыть, а следовательно, и ознакомиться с его содержимым.

Это было слабое утешение, но это было истиной.

Кроме того, оставался ведь второй шар, в Пришельцеве.

Что произошло в резервном зале, Ким и его четверо товарищей видели своими глазами на контрольном экране.

К счастью, они предусмотрительно ограничили яркость изображения, которая не могла превзойти безопасный для глаз уровень, иначе все пятеро могли лишиться зрения.

Короче говоря, ожидаемая Кимом аннигиляция действительно произошла.

Сперва все шло по плану. Они видели, как робот, по внешнему виду напоминавший старинную конструкцию вакуумного насоса, с добавлением четырех гибких «рук», осторожно взял шар и укрепил его в специальных зажимах.

Луча не было видно, но контрольные приборы показали пятерым инженерам, что он пущен в ход. Оболочка шара была сделана, как и цилиндр, из неизвестного материала, но по тому, сколько времени заняло просверливание отверстия, они поняли, что этот материал обладает крепостью первосортной стали, не больше. Потом робот немного повернул шар. Это указывало, что отверстие сделано и наступила очередь второго.

Ничего не произошло, и члены группы облегченно вздохнули.

Так же благополучно было проделано второе отверстие, а затем и все остальные. Всех отверстий было двенадцать.

Все было спокойно, шар не реагировал на «насилие».

Стенка оказалась довольно тонкой, немногим болей полутора миллиметров.

Робот приступил ко второму пункту программы – четырехугольному отверстию.

И тут произошла катастрофа.

Взметнулась вихревая вспышка огня! И никакого следа от шара и робота не осталось в дымном облаке, наполнившем резервный зал.

– Ты был прав, – сказал Эрик.

– Я же вам говорил, – со странным равнодушием отозвался Ким. – Надо было начинать с приборов.

– Все равно когда-нибудь дошла бы очередь и до шара.

– Кто знает! Тайна шара могла открыться при разгадке тайн приборов. А в них уже наверняка нет никакой антиматерии.

– Резервный зал, – заметил руководитель группы, – придется подвергнуть очищению. Его надо обезвредить. Может оказаться повышенная радиация.

– Нет, не может!

Ким сказал это так уверенно, будто ему были уже хорошо известны все особенности устройства черных шаров.

Все пятеро разговаривали спокойно, но сознание неудачи тяжело переживалось всеми, кроме Кима. Он один был действительно спокоен, тогда как четверо остальных только старались казаться спокойными. Их мучила совесть, и они упрекали себя за то, что не послушались Кима, которого сами же пригласили для разгадки тайны шара, – воспользовались своим большинством и настояли на вскрытии, против которого Ким возражал.

И вот бесценный экспонат погиб по их вине!

Теперь руководство всеми дальнейшими действиями всецело принадлежало одному Киму.

Вот только не поздно ли?!

– Что будем делать дальше? – спросил Эрик.

– Вы пока ничего. А я займусь приборами, – ответил Ким.

– Разве помощь…

– Не нужна! Пока не нужна, – поправился Ким. – Когда она мне понадобится, я скажу.

И вот прошел почти месяц.

Ким дневал и ночевал в зале. Огромный стол был завален грудой чертежей и рисунков, записей и расчетов. Не меньшее количество, разорванных и смятых, валялось на полу, но Ким не разрешал выбросить их.

К нему нельзя было подойти, настолько он стал раздражителен.

На осторожно задаваемые вопросы Ким не отвечал.

Он покидал зал только для того, чтобы сойти в столовую, и изредка уходил домой. Но чем дальше, тем реже Света его видела.

Вся планета пристально следила за его работой. Все чаще раздавались голоса, что неразумно так загружать одного человека, что на помощь Киму надо направить других специалистов. Он не хотел и слышать об этом. Решили оставить его в покое: работа была интересна для всего человечества, но она не являлась срочной. Киму дали один месяц.

Он не знал об этом. Но одного месяца ему хватило. И как раз тогда, когда было вынесено твердое решение направить к Киму помощников, он объявил, что работа закончена.

Четверо «безработных» членов группы радостно явились на зов Кима.

Они застали его в веселом расположении духа. Ни следа не осталось от злости и раздражительности. Но похудевшее лицо Кима, с подведенными синевой глазами, яснее слов говорило, какой дорогой ценой досталась ему победа.

Эрик сокрушенно покачал головой.

– Никуда не годится, Ким! – сказал он.

– Ладно, не ворчи. Все в порядке! Тайны цилиндра и черного шара больше нет!

– А практический вывод? – спросил один из инженеров.

– Очень прост. У нас есть черный шар в Пришельцеве. С его помощью мы свяжемся с планетой пришельцев.

– А на какой срок установлены аппараты в машине времени?

Это был вопрос, наиболее интересовавший всю планету.

– И это я знаю, – с явным торжеством ответил Ким. – Они выйдут из цилиндра через девять тысяч шестьсот часов.

Такая точность чрезвычайно удивила четырех собеседников Кима.

– Но ведь приборы пришельцев рассчитаны и действуют по их исчислению времени, – сказал Эрик. – Как же ты мог определить срок выхода, не зная принятых на их планете единиц? Их секунда может отличаться от нашей, да и наверняка это так.

– Приборы ответили мне на этот вопрос, – сказал Ким. – Вернее, я заставил их ответить. Садитесь! – предложил он, совершенно забыв, что в зале только одно, его собственное, кресло. – Ах, не на что? Ну хотя бы сюда, на стол. – Ким небрежным жестом сбросил со стола на пол все, что на нем находилось, кроме небольшого рулона свернутых чертежей, который аккуратно отодвинул в сторону. Видимо, именно здесь и заключались результаты его месячной работы. – Ну вот, теперь слушайте!

Сам он, без церемоний, уселся на привычное место.

– Подожди, Ким! – сказал Эрик. – Может быть, лучше выступить перед всеми? Все хотят знать результат.

– Это потом! – досадливо отмахнулся Ким. – Успеется! Сначала я расскажу вам четверым. А вдруг я в чем-нибудь ошибаюсь?

– Если так – говори!

Это был не обычный технический доклад. Слушателями Кима были люди, для которых не существовало тайн в земной электронике и кибернетике. Но все же они часто были вынуждены прерывать Кима, прося объяснений. И Ким терпеливо объяснял то, что для него самого стало уже привычным, но только для него одного.

Речь шла о технике другой планеты!

ОТКРЫТИЕ

Много времени и больших умственных усилий пришлось затратить инженерам группы, чтобы понять способ прикрепления приборов к стенке камеры. Применение силы было здесь совершенно недопустимо, приборы надо было отделить без малейшего повреждения.

Если гибель черного шара еще не являлась окончательной катастрофой, потому что существовал второй шар, то испортить приборы означало отказаться от мысли проникнуть в тайны техники иного мира до выхода пришельцев, а этого никто не хотел.

Помимо естественной любознательности, в людях Земли говорило и чувство гордости. Земная наука не должна оказаться ниже науки пришельцев. Существовала еще и забота о них. Могло случиться, что пребывание в машине времени как-то отражается на организме и потребуется помощь. А чтобы оказать ее, надо было все знать заранее. Конечно, пришельцы, сконструировавшие и сделавшие машину, учли все последствия, но кроме них в машине находился и человек Земли. Если не четырем пришельцам, то ему почти наверное будет нужна помощь. На родине пришельцев не могли предвидеть появление попутчика…

В конце концов загадка была разгадана и оказалась чрезвычайно простой. Может быть, именно потому и не удавалось довольно долго добраться до истины. Простое – всегда самое трудное.

Приборы камеры оказались просто приклеенными к металлической стенке.

Еще немного усилий, и с помощью опытного химика, был определен состав клея. Приборы сняли без применения какого-либо инструмента.

Просто сняли, как картину со стены.

То, что в них находилось, никак не могло пострадать при этой операции, если не было повреждено раньше.

Разобрать их не составило уже никакого труда, так как корпуса приборов не были ни свинчены, ни сварены, а опять-таки склеены тем же самым, до сих пор неизвестным на Земле, клеем.

Можно было приступить к изучению.

Еще задолго до этого момента Ким выработал для себя программу поисков. Она должна была основываться на логике и аналогии с земной техникой, так как, судя по имевшимся сведениям, разум людей неведомой планеты аналогичен земному разуму.

В читальном зале центрального архива Ким достал монгольское предание в обработке Котова и знаменитую «Рукопись Даира» в переводе Сафьянова. Переписав их в свою тетрадь, он получил единственные документы, где можно было найти хоть какие-нибудь подробности.

С самого начала было совершенно ясно, что приборы пришельцев основаны на электронике и кибернетике, потому что никаких проводов, соединяющих их друг с другом или, например, с дверью цилиндра, не было.

Ким знал, что в цилиндре Пришельцева сработала блокировка. На схеме замка он этой блокировки не нашел, – значит, она была осуществлена одним из приборов, а в обоих цилиндрах они должны быть одинаковыми.

Найти блокировку – значило получить ключ к пониманию схем всех приборов. И Ким решил начать именно с этого.

В сущности, примененный им метод был известен с незапамятных времен. Его можно было сравнить с искусством расшифровки, когда одно разгаданное слово помогает разгадать все остальные.

Какого бы уровня ни достигли в мире пришельцев электроника и кибернетика, их основа неизбежно была одна и та же. Математика и законы физики одинаковы везде, а разум пришельцев аналогичен земному!

Это, и только это, давало Киму уверенность, что он сумеет расшифровать чужие схемы.

Найти первое, решающее все, «слово» оказалось нелегко. Были моменты, когда Ким готов был признать себя побежденным. Но врожденная настойчивость заставляла снова и снова начинать сначала.

Вот когда понадобилось Киму творческое воображение.

С величайшей осторожностью рассматривал он каждый прибор и срисовывал на большой лист все, что в нем находилось. К счастью, в самих приборах провода были, и это давало нить для уяснения связи отдельных, совершенно непонятных, узлов схемы. И, кроме того, укрепляло первоначальную догадку, что приборы аналогичны земным, надо только понять их назначение, и тогда все остальное – почти «детская игра».

Каждая деталь на чертежах Кима выглядела кружком со знаком "?" в середине. И когда он закончил предварительное знакомство, то обнаружил, что ему надо разгадать смысл "?" более восьми тысяч раз.

На такую работу не хватило бы и года, но великолепное знание земной техники помогло Киму почти сразу установить огромное количество одинаковых деталей, и тогда цифра «8000» сменилась более приятной – «400».

Это было уже доступно одному человеку, и в сравнительно небольшое время.

Установленный им коэффициент «20» говорил о многом, и прежде всего о том, что приборы просты и собраны из стандартных узлов. Простота – признак совершенства. Видимо, техника пришельцев стояла на очень высоком уровне и действительно была аналогична земной.

Вот только назначение каждого прибора!..

Ким сознавал, как нужна ему «зацепка». А ею могла быть только схема блокировки, потому что только здесь заранее была известна цель.

Он искал ее две недели.

Две недели тяжелого труда с огромным напряжением воображения, – поистине только упорство Кима удержало его от прекращения поисков.

И блокировка была найдена.

Открылась и стала ясной схема, или часть схемы, одного из приборов, стали очевидны кибернетическая основа этого прибора и способ воздействия схемы на замок двери.

Это была победа, бесспорная и убедительная?

Никто не видел бурного торжества Кима.

Первое «слово» было найдено, и расшифровка пошла быстрым темпом. Один за другим значки "?" сменялись земными символами, а когда попадался узел или деталь, неприменяемые на Земле, Ким тут же придумывал им новое название.

Но торжество оказалось все же преждевременным.

На двух разных планетах мысль, особенно техническая мысль, не может идти совершенно параллельно. Неизбежны различия в мышлении, а значит – и в схемах кибернетики, потому что кибернетика копирует человеческое мышление. Условные рефлексы человека Земли и пришельца должны были чем-то отличаться друг от друга, и, по-видимому, они отличались.

По крайней мере Ким, когда ему показалось, что он окончательно понял назначение каждого прибора, вскоре убедился, что создать аналогичный прибор, по земной схеме, никак не удается. Чего-то не хватало. Программы, составленные им по принципам человеческой логики, «не желали» соответствовать программам, заложенным на планете пришельцев.

Он видел, что это различие невелико, не может быть большим, но незнание, в чем же именно заключается различие, мешало ему победить до конца.

Тогда он обратился к другому способу.

Тот факт, что машина времени пришельцев, находясь «в движении», оставалась видимой, свидетельствовал о том, что самый цилиндр, его внешняя оболочка не обладали свойством перемещения в пространстве и времени, что это происходило только с теми, кто был внутри него.

Значит, цилиндры были доставлены на Землю не по нулевому, а по обычному пространству!

Вооруженный этим выводом, Ким дал волю воображению, и это привело к успеху.

Нужно было выделить те назначения приборов, которые обязательно должны были быть в данных условиях.

Ставя себя на место пришельцев, Ким старался найти эти необходимые назначения. Те, которыми он сам снабдил бы приборы, предназначенные для подобной цели.

Он говорил себе: «Цилиндры доставили на Землю задолго до того, как с их помощью было предпринято путешествие на Землю. Значит, конструкторы должны были предусмотреть возможность погружения цилиндров в почву, и, возможно, на большую глубину. Люди, оказавшиеся на Земле заключенными в цилиндре, должны были видеть по приборам, что находится снаружи, в каком положении находится цилиндр. Без этого немыслимо открыть дверь, в которую могла хлынуть, например, вода».

Ким составил схему такого прибора и начал сравнивать ее с полуразгаданными схемами пришельцев. И даже сам не ожидал, что так скоро придет успех.

Схемы сошлись настолько, насколько они вообще могли сойтись. И сразу же сократилось число загадочных узлов и деталей.

Многое стало яснее во всех остальных схемах. Ким нащупал метод мышления на планете пришельцев.

Методичный ум тотчас же подсказал ему, что раз в цилиндре существует такой прибор, значит, пришельцы предвидели погружение своей камеры под землю, а отсюда вытекало, что они должны были подумать, как им выбраться на поверхность земли.

Что же могло служить для этой цели?

Ким сразу обратился к предмету, который они пятеро также отнесли к приборам, хотя он и отличался от других тем, что был не приклеен к стене, а просто повешен на нее.

Заподозрив в нем аппарат для выхода на поверхность земли, Ким без труда установил, что это действительно так.

«Обыкновенный лучевой вибратор! – подумал он, закончив исследование. – Аппарат для разрыхления пород, вплоть до гранитных. Но как и чем они удаляли разрыхленную породу? Не руками же! Видимо, разгадка в тех деталях, которых я еще не смог понять».

Такие детали встречались почти в каждом приборе, и Ким откладывал их разгадку до того времени, когда все остальное станет ему совершенно ясно.

Постепенно Ким пришел к выводу, что пришельцы явились на Землю именно потому, что Земля во всем подобна их родине. Но тут была странность, смущавшая Кима. В чем она заключалась? Да в том, что Ким все более убеждался: приборы пришельцев нисколько не совершеннее, чем могли быть земные. А вместе с тем возможность выбора планеты для контакта разума свидетельствовала: пришельцам доступны космические полеты в масштабах Галактики, чего еще не достигли люди Земли.

Здесь заключалось явное противоречие, единственным объяснением которого могло служить только неизбежное различие в развитии техники на разных планетах. Но такого различия Ким не находил…

Очередной прибор ответил на вопрос, когда выйдут пришельцы.

В нем должно было быть что-то подобное часам. Ким перебрал известные ему схемы электронных, радиационных и атомных часов. Стало ясно, что пришельцы воспользовались последними. Но какой из элементов они выбрали? Периодическая система элементов, впервые открытая на Земле Менделеевым, одна для всей Галактики. Но и на Земле после Менделеева открыли много новых, так называемых – заурановых. Было вполне возможно, что ученые той планеты знали элемент, неизвестный еще на Земле. Если бы так случилось, то, не зная срока полураспада, нельзя было и определить времени, на которое «заведены» часы.

Ким сильно тревожился, пока вызванный им химик пытался определить «заряд» часов.

Но все обошлось благополучно: «заряд» был расшифрован, и Ким без труда установил цифру, так удивившую его товарищей…

Пришел день, когда Ким со вздохом облегчения отложил в сторону последний чертеж.

Он сделал все, что было возможно, назначение почти каждого прибора стало ясно, для каждого была подготовлена «заменяющая» схема, по которой легко можно изготовить копию из земных материалов.

Это означало, что на Земле могла быть построена почти точно такая же камера, снабженная таким же оборудованием.

Работа закончена, и Ким мог считать, что победил технику неизвестной планеты. Он так и считал, но… оставался еще черный шар!

Извлеченный из недр дна Атлантического океана погиб, к находившемуся в Пришельцеве доступа не было, никто не разрешил бы Киму даже притронуться к нему.

Оставалось одно, и Ким решил сделать попытку.

Эта задача была потруднее, чем все предыдущие. Шара не было перед глазами, не было и его схемы, хотя бы и неразгаданной, не было ничего, – только чистый лист бумаги и… фантазия!

Ким вспомнил инстинктивное стремление начать с приборов, которое владело им с самого начала работы, и понял, что был совершенно прав. Задачу, поставленную им перед собой, нельзя было и пытаться разрешить, не зная того, что знал Ким теперь.

А теперь в его распоряжений было знание технической мысли на планете пришельцев, знание приемов и способов разрешения технических задач пришельцами, знание уровня их техники.

И, вооруженный этими знаниями, он решил мысленно представить себе, как бы он сам сконструировал шар, если бы был пришельцем и готовился к такому же путешествию, какое совершили пришельцы.

Пришлось, и это было самое трудное, сознательно принижать совершенство механизмов шара, так как Ким ясно сознавал, что пришельцы были менее искусны в деле конструирования, чем инженеры Земли.

Были ли у Кима исходные данные для его попытки? Да, были!

Он выписал эти данные на листе бумаги:

"1. Механизм, работающий на основе биотоков, и источники света.

2. Телевизионная установка для приема и передачи изображений по нулевому пути, с дополнительной установкой «Зеленый луч» для устройства экрана (передача под вопросом).

3. Появление зеленого луча в Пришельпеве только один раз.

4. Отсутствие света и зеленого луча в шаре, который погиб".

Последний пункт мог сыграть роль, так как Ким уже убедился, что приборы, а следовательно и шар, не могли испортиться ни при каких обстоятельствах.

Автомат антигравитации Ким отбросил. Эту загадку нельзя было разрешить ничем, кроме экспериментов, а производить их не над чем. Кроме того, эта установка казалась ему привходящей и не имеющей большого значения.

Нужно было учесть не только технику, но и мысли, опасения, надежды и тревоги четырех пришельцев, отправившихся на чужую планету, не знавших, что они на ней найдут. Только таким путем можно было ясно представить себе, какие требования предъявляли они к конструкторам шара.

А опасения могли быть разными. Пришельцы с одинаковым основанием могли ожидать, что попадут в высокоразвитое или совсем не развитое общество. Они тревожились – какой прием их ждет? Тот факт, что они ошиблись и были вынуждены отправиться в будущее, подтверждал, что такие мысли у них были.

По трем пунктам Ким довольно быстро нашел ответ. Несколько схем, отвечавших тем требованиям, которые, по его мнению, должны были высказать четыре пришельца, было Кимом составлено. Одна из них вполне могла оказаться правильной. Во всяком случае все давали то самое, что было известно в «поведении» шара.

Остался один вопрос, в сущности основной, – способ связи!

Здесь можно было предположить много ответов. Но Кима интересовал один – способ вызова связи.

Казалось, просто: желание получить связь, соответствующий биоток, появление зеленого луча, – и все! Экран готов, и связь началась.

Но она не началась, когда Карелин вызвал в Пришельцеве зеленый луч.

Почему?

Предположение, что на планете пришельцев перестали следить за сигналами, казалось Киму не выдерживающим критики. Люди, конечно, не следили, но кибернетические установки должны были следить и принять сигнал, сколько бы ни прошло времени. Ким не мог себе представить, что общество разумных существ, стоявшее к тому же на высокой ступени развития, могло забыть о своих соплеменниках, находящихся на другой планете. Ведь о том, что камера снабжена машиной времени, там знали!

К счастью, Киму не пришло в голову, что он ничего не знает о моральных качествах, отношении друг к другу, и вообще о свойствах характеров людей той планеты. Подумай он об этом, и он мог прекратить поиски.

Но Ким продолжал искать.

И вот тут-то он и пришел к своему открытию, повлекшему за собой «космические» последствия.

Мысль, в конце концов пришедшая ему в голову, была очень проста.

«Пришельцы, – подумал Ким, – ушли в будущее Земли. Они установили „часы“ на двенадцать тысяч лет или более. И, несмотря на это, оставили людям черный шар, иначе говоря, установку для связи со своей планетой. Если они хотели, чтобы люди Земли связались с их планетой, то должны были снабдить шар такой же установкой для возникновения связи, как и для появления зеленого луча, то есть и то и другое должно было подчиняться биотокам. Но этого нет. Значит, они не хотели, чтобы связь возникла без них. Шар наглухо закрыт. Пустить в ход механизм связи можно только волновым импульсом, ничего общего не имеющим с биотоками. В приборах нет ничего, что могло бы служить для такой цели. Остается дистанционное управление на расстоянии, при помощи обыкновенной кнопки. Генератор импульса с включающей кнопкой! В цилиндре его нет. Значит, его легко сделать или он был у них единственный, и они взяли его с собой».

ИСПЫТАНИЕ

Доклад Кима четырем инженерам продолжался более двух часов. Он подробно рассказал, как и какими путями был раскрыт секрет каждого прибора, познакомил своих слушателей с принципом его действия, назначением и, устройством. Отвечая на вопросы, он еще лучше уяснил себе связь узлов и назначение деталей.

Закончил он так:

– Как только мне пришла в голову мысль о кнопке, или, вернее сказать, о ключе для посылки импульса энергии в шар, я понял, что это так и есть. Мы не можем знать, какой именно импульс надо послать, его частоту и мощность, но этого и не нужно. Достаточно приставить к шару автомат, который последовательно направит в него сигналы всех мыслимых частот. А мощность не может быть велика. Сконструировать кибернета для такой работы, кропотливой, но недолгой, совсем легко. Вот почему я сказал вам, что мы вскоре вступим в связь с планетой пришельцев. Не может быть никакого сомнения, что, когда Карелин вызвал зеленый луч, на планете пришельцев узнали об этом. Но шар не принял передачи, потому что не было импульса.

– Но ведь это было давно.

– Неважно. Они должны были ждать. Я убежден, что передача от них идет на Землю регулярно все эти годы. Возможно, с помощью какой-нибудь автоматической установки. Иначе быть не может.

– Но мы не можем вызвать зеленый луч еще раз.

– И не нужно. Он уже был. Именно то, что зеленый луч появляется один раз, доказывает: передача будет. Ведь четыре пришельца отправились на другую планету. Они не знали, что случится с ними на Земле, и должны были быть готовы к любым случайностям. А если прошло слишком много времени, то зеленый луч снова появится.

– Вот это верно, – сказал Эрик. – Может быть, он не появляется потому, что не нужен.

Ким вскочил, как подброшенный пружиной.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Молодец, Эрик! А я-то никак не мог понять, почему зеленого луча не было в нашем шаре. Теперь ясно: не было потому, что он здесь не нужен!

– Не совсем ясно, – заметил один из инженеров. – Почему же не нужен? Цилиндр и все приборы в нем в полной исправности.

– Но самих пришельцев в нем нет, вот в чем дело. Почему-то они не хотели, чтобы связь их планеты с Землей возникла без них самих. Потому нет и света. При переходе в другую камеру часть автоматики была выключена.

– У меня возникла еще одна мысль, – сказал Эрик. – Зеленый луч – механизм кибернетический. А что если в Пришельцеве он не появляется больше потому, что там экран уже готов? А если мы перенесем шар на другое место?

– Ты гений, Эрик! Конечно так! Ну, теперь связь обеспечена.

– Значит, отправляемся в Пришельцев?

– Конечно!.. Куда же еще!.. Немедленно! – раздались нетерпеливые голоса.

Ким медлил с ответом.

– Друзья! – сказал он. – Послушайте меня еще раз. В Пришельцев, к черному шару, ехать рано. Надо сперва убедиться, что все наши выводы и заключения верны. Черный шар неповторим. Если секреты цилиндра разгаданы правильно, тогда только можно быть уверенным, что и секреты шара также разгаданы правильно. Без этой уверенности нам не разрешат никаких опытов с шаром в Пришельцеве.

– А как же провести такую проверку? – спросил Эрик.

– Очень просто: пустить в ход машину времени. И не этот цилиндр, а другой, сделанный нами по образцу этого. Дело в том, что осталась не совсем ясной «пространственная» часть машины. Мне не удалось до конца понять принцип проникновения в нулевое пространство, тогда как принцип, относящийся к нулевому времени, вполне ясен. Что-то здесь не то, что-то мешает понять. Кроме того, не все приборы разгаданы. Вот почему пускать в ход машину времени этого цилиндра пока нельзя. Мы сделаем другой, точно такой же, и снабдим его приборами, которые разгаданы полностью.

– А с кем произвести опыт?

– Конечно, со мной, – просто ответил Ким.

Они ожидали такого ответа и не удивились. Все четверо только улыбнулись.

– Первый опыт проделаем с животным, – сказал тот, кто первоначально руководил группой. – И повторим его. Только тогда можно пустить в машину тебя… или кого-нибудь другого.

– Только меня.

На этот раз с ним не спорили.

– Вообще говоря, – сказал Ким немного спустя, – машина времени пришельцев далеко не совершенна. Мы могли бы сделать лучшую. Но для того чтобы окончательно убедиться, придется копировать их конструкцию.

– Насколько я тебя понял, – сказал Эрик, – машина времени включается вручную, установкой срока. Кто же это проделает, если в машине будет животное?

– Ты кое-что забыл, – ответил Ким. – А именно, что между установкой срока действия и началом этого действия есть интервал в несколько секунд. Достаточно, чтобы успеть выйти из машины. Но я думаю, что лучше всего будет поручить это роботу. Программу составить совсем просто. Подойдет робот любого типа. Кроме того, он не потеряет «сознания» и сможет рассказать обо всем.

Прошел месяц, и в резервном зале, давно приведенном в порядок после взрыва аннигиляции, стоял уже точно такой же цилиндр, как извлеченный из недр дна Атлантического океана, как тот, который находился в Пришельцеве. В нем были точно те же приборы и автоматы, в том же порядке и тем же способом прикрепленные к стенке. Но все это из земных материалов. Отсутствие некоторых приборов, оставшихся неразгаданными, по мнению Кима, не должно было отразиться на работе «временной» установки.

Месяц – большой срок, и Ким решил не приспосабливать какого-нибудь уже существующего робота, а сконструировать нового, специально для опыта.

И вот все готово. Доставлен из зоологического сада молодой орангутанг, которому выпада честь быть первым земным существом, совершившим путешествие по времени. На собственных ногах пришел в зал робот, названный, в память о прежней работе, Ицем. Собрались участники опыта и несколько журналистов. Видеокорреспонденты, конечно, были тут же.

И был еще… ветеринарный врач.

Опыт производился впервые, никто не хотел, чтобы он дал только частичные результаты. Было решено проверить, по возможности, все выводы теории «машин времени».

Ким кратко сформулировал задачу.

– Мы должны, – сказал он собравшимся, – убедиться в следующем. Чему равен коэффициент действия машины? По моим расчетам, каждая минута, проведенная вне времени, равна девяносто двум тысячам ста шестидесяти минутам обычного земного времени. Второе – как отражается на живом организме пребывание в нулевом измерении? Теоретически тело должно стать негативным по отношению к самому себе. И третье – испытывает ли организм потребность в пище и питье? Теоретически этого не должно быть.

– Сколько времени продлится опыт? – спросил один из корреспондентов.

– Вы думаете, что увидите все сегодня? – улыбнулся Ким. – Нет, сегодня будет только начало. А конец наступит через два месяца. Мы решили установить срок – одну минуту.

– Что же мы покажем? – недовольно спросил видеокорреспондент.

– Начало опыта. Разве, по-вашему, это никому не интересно?

Тот ничего не ответил на это.

– Приступим! – объявил Ким.

Врач в последний раз исследовал орангутанга. Робот стоял рядом, поблескивая двумя небольшими «глазками». Намеренно, чтобы не пугать животное, Иц был сделан внешне похожим на обезьяну.

– Все в порядке! – сказал врач.

Ким открыл дверь цилиндра. Он сделал это точно так же, как поступали с «атлантическим», – нажал на кнопку три раза с различным промедлением. Цилиндры были идентичны до мелочей.

Внутри было темно, но робот не нуждался в освещении. Он был снабжен новейшей системой локационного «зрения» и мог видеть все даже в полной мгле.

Оранг испугался и отчаянно сопротивлялся. Пришлось завязать ему глаза, после чего Иц взял его на руки и внес в цилиндр.

Дверь закрылась сама собой.

Ким подошел к щиту с контрольными приборами. Через две минуты он торжественно объявил:

– Опыт начался!

Для оранга и его механического спутника время остановилось.

– Что будем делать дальше? – спросил кто-то.

– Ничего! Разойдемся по домам. – Ким посмотрел на разочарованные лица видеокорреспондентов и рассмеялся. – Все!

Дверь зала не только закрыли, но даже опечатала. Наблюдать за приборным щитом остался второй робот. Он даст сигнал, если произойдет что-нибудь непредвиденное.

Ким не на шутку волновался эти шестьдесят четыре дня. В проделанную работу он вложил все свое умение, знания, способности. Сейчас все проходило решающую проверку. Успешное окончание опыта открывало Киму и его товарищам путь в Пришельцев, к единственному черному шару, оставшемуся в распоряжении людей Земли. Неудача, если и не навсегда, то на долгое время закрывала этот путь. Неудача означала тяжелый удар не только по одному Киму, но и по всем членам группы, которым человечество поручило разрешить загадки чужой техники. Он, Ким, взял эту задачу на одного себя. Так неужели же он обманул надежды всего человечества, поставил его перед необходимостью признать свое поражение и покорно ждать, пока пришельцы выйдут из цилиндра, чтобы закончить работу за него?

Такой финал казался Киму хуже кошмара.

Напрасно пытался он чем-нибудь занять время, все валилось из рук. Ким ждал, только ждал!..

Наконец наступил назначенный им самим день. Снова собрались в резервном зале все, кто присутствовал в нем два месяца тому назад.

Дверь должен был открыть Иц изнутри цилиндра. Это диктовалось простой осторожностью.

Ким стоял у щита с часами в руке.

Собрав волю в тугой комок, он даже не вздрогнул, когда с металлическим звоном открылась дверь камеры, точно, секунда в секунду, в назначенный им момент. Только внезапная бледность, покрывшая его лицо, выдала, что почувствовал он в эту минуту величайшего торжества.

На пороге камеры показался Иц. С равнодушием механизма он вынес оранга и «спокойно» отошел в сторону.

На глазах обезьяны все еще была повязка. Это доказывало, что для оранга не прошло двух месяцев. Его руки не были связаны и повязка не была сорвана только потому, что для этого не хватило времени.

Тут же, возле камеры, было произведено первое, предварительное, обследование.

Что бы ни говорили физики и математики, а полной уверенности ни у кого не было. Слишком невероятными выглядели теоретические выводы.

И невероятное совершилось!

Орангутанг оказался как бы вывернутым наизнанку, все органы его тела зеркально переместились.

Более того! То же самое произошло и с роботом Ицем. Правда, это обнаружилось несколько позднее, – в первые минуты на Ица никто не обращал внимания.

Экспериментальное доказательство было получено! А эксперимент – пробный камень любой теории!

НАЧАЛО ЭРЫ

Успешное окончание первого опыта обрадовало всех.

Пусть не человек, но живое существо, родившееся и выросшее на Земле, впервые в истории проникло в нулевое время!

Ведь и первые космические полеты также совершали животные. Это был обычный путь каждой новой науки.

Машина времени, столько веков бывшая только темой фантастических книг, стала реальностью.

То, что эта машина была только копией машин другой планеты, не меняло существа дела. Земные конструкции разрабатывались и так или иначе появились бы в скором времени. Случайно первая очередь была предоставлена «чужой» машине. Все понимали, чем это было вызвано и почему явилось необходимым.

Никому больше не приходило в голову препятствовать Киму и его друзьям проделать очередной эксперимент в Пришельцеве.

Черный шар находился там же, где его поместили шестьдесят пять лет тому назад. Он висел над центром круга диаметром приблизительно три метра. В этом кругу, обнесенном невысокой решеткой, пол был отполирован зеленым лучом и казался, даже вблизи, поверхностью темной воды.

По мнению Кима, разделяемому его коллегами, во времена Карелина была допущена ошибка: шар не следовало помещать так близко к цилиндру.

И они решили перенести шар на другое место.

Куда же? Может быть, лучше совсем изолировать его от цилиндра, чтобы наверняка избежать возможного воздействия этого шара на тот, который должен был находиться в самом цилиндре? В том, что там имеется свой шар, никто не сомневался.

Но если отвезти шар в резервный зал, за полторы тысячи километров отсюда, то будет ли он действовать? Здесь, на этом месте, была установлена пришельцами машина пространства – времени. Другая машина стояла в Атлантиде. Можно ли относить шар чересчур далеко от цилиндра? Ведь некоторые детали в приборах остались нерасшифрованными Кимом!

Решить вопрос помогла логика. И… еще раз прочитанная рукопись Даира.

Пришельцы оставили шар верховному жрецу Атлантиды, в саду которого, то есть близко от дома, стояла их машина. Значит, они не опасались влияния этого шара на приборы и автоматы камеры. О каких-либо защитных экранах в доме верховного жреца не могло быть и речи, – свет от шара видел весь город.

– Несколько десятков метров не играют роли, – подытожил Ким. – Будем производить опыт здесь!

– Но не на этом месте, – сказал Эрик.

– Да, чуть-чуть в стороне.

Ким сам взялся за шар. Мысль людей этой эпохи была уже значительно больше дисциплинированна, чем сто лет назад, и, хотя все знали о способности шара вспыхивать, никто не подумал о свете во время переноски его на пять метров в сторону.

– Мне просто не дает покоя, что мы так и не знаем, чем и как регулируется в шаре антигравитация, – сказал Ким, когда шар, выпущенный им из рук, повис на новом месте.

– Уверенно можно утверждать только то, что это делается с помощью антиматерии.

– Совсем не уверенно, но с большой долей вероятности. Не больше.

Эрик угадал правильно. Зеленый луч послушно появился, как только они, намеренно непринужденно, заговорили о телесвязи.

Пятеро инженеров группы и несколько человек работников института внимательно наблюдали за процессом превращения куска пола в экран.

Ким засек время появления зеленого луча и следил за его работой, не выпуская из рук секундомера.

Луч двигался по спирали, от центра к периферии и обратно. Таких оборотов он совершил двенадцать. Затем луч погас.

На полу зала появился второй круг, точно такого же размера и внешнего вида, как первый.

– Так! – сказал Ким. – Три минуты и четверть секунды. Конструкция шара начинает проясняться.

Впоследствии все признались друг другу, что испытали разочарование. От техники чужой планеты почему-то ожидали, что она совершеннее привычной земной. А зеленый луч пришельцев если и отличался, то в худшую сторону. Земному лучу понадобилось бы вдвое меньше времени на такую же работу.

Но впереди ждали явления, еще не известные земной науке. Предстояло связаться с планетой пришельцев через нулевое пространство!

Как это будет происходить, какие законы лежат в основе этого явления, не знал даже Ким. Этого еще никто не мог знать на Земле.

Экран был готов.

Если на родине пришельцев следили за поведением шара, то должны были понять, что шар «приготовился» к приему. Передача могла начаться в любую минуту.

Нельзя было терять времени!

Робот-автомат стоял тут же, словно ожидая, когда придет его очередь действовать. Ким повернул маленький рычажок на его задней стенке.

Общий характер всех приборов и конструкций пришельцев, «стиль» их технической мысли – все говорило о предельной простоте. И Ким, естественно, предположил, что и импульс, подаваемый в шар, должен быть прост. Здесь незачем было применять волновые импульсы, не говоря уже о том, что такая «кнопка» представляла бы собой неоправданно сложную установку, – ведь кнопка, судя по всему, была переносной. Сыграло роль и сравнительно несовершенное устройство «зеленого луча». Ким предложил простейший электрический импульс, создаваемый соприкосновением двух разнозначно заряженных кристаллов.

– Не будет ли это чересчур маломощным? – с сомнением спросили его.

– Думаю, нет. Ведь зеленый луч вызывается биотоком мозга, а это еще менее мощно. Кроме того, в роботе есть усилитель.

Ким оказался прав.

И не только в том, что импульс должен быть прост и не мощен, но и в том, что на планете пришельцев внимательно следили за «поведением» шара.

Так, в самый обычный, ничем не примечательный день свершилось то, о чем мечтали поколения людей в течение веков.

Началась эра контактов разума Земли с разумом иных планет, прямое общение человечеств, разделенных безднами пространства.

Правда, полностью оно развернулось не скоро. Вначале люди Земли только принимали передачу, не имея возможности на нее ответить. Но самое главное – начало было положено.

Прошло не более получаса после того, как робот послал в шар первый импульс. Он был не только первым, но и единственным.

Шар вспыхнул сам собой, без участия мысли людей, стоявших возле него. Никто не думал о свете. Об этом совершенно забыли в этот момент напряженного ожидания.

Вывод мог быть только один. Шар принял сигнал к действию!

– Проще, чем я думал, – заметил Ким.

То, что это действительно так, подтверждало и поведение робота, – он сразу прекратил посылку импульсов. Приборы, неизмеримо более чувствительные, чем восприятие человека, «почуяли» какое-то изменение в механизмах шара. И робот остановился, выжидая.

Все молчали. Каждому представлялось, как там, где-то в неведомых просторах Галактики, неведомые существа лихорадочно торопятся пустить в ход передающую установку.

Ведь для них возобновление деятельности шара спустя шестьдесят пять лет означало гораздо большее, чем для людей Земли. Их соотечественники, посланные на Землю двенадцать тысяч лет тому назад, только недавно (что значат шестьдесят пять лет в сравнении с двенадцатью тысячами!) подали о себе весть… И… исчезли опять. Что с ними произошло, почему связь не возникла – никто не мог знать. Немыслимо было предположить, что на планете не знали о том, что связь не возникла.

Каждый из находившихся в зале ясно представлял себе, какое волнение охватило бы все население Земли в таких обстоятельствах. И они чувствовали волнение неизвестных им братьев по разуму и сами волновались, сознавая, что не могут послать ответ, если передача действительно начнется.

– Ты уверен, что в шаре нет передающей установки? – тихо спросил Кима Эрик.

– Я так думаю, – ответил Ким. – Но знать этого не могу. Во всяком случае, у нас только один способ ответить – мысленными образами. Но этого мы не умеем!

– Мы можем ничего не понять в их передаче, – заметил кто-то.

– Весьма возможно, – ответил Ким. – Если только они не догадаются, что шар мог быть пущен в ход не четырьмя пришельцами, а «хозяевами» Земли.

И снова настало молчание.

Все смотрели на экран, неподвижные, как и четыре съемочные автомата, заранее установленные вокруг шара. Если передача появится, она будет зафиксирована на пленке от начала до конца.

У автоматов нет нервов, и волнение им не помешает.

Так прошло полчаса.

И вдруг свет шара померк. Словно ослепительно сияющая влага сползала с его поверхности к одной точке, где сосредоточился весь его свет, превратившийся в узкий луч, упавший на центр круга экрана.

Затем луч начал расширяться, превращаясь в конус. Его основание становилось все большим, пока не захватило весь экран.

И, словно из глубины блестящей полировки, быстро поднявшись, появились и неподвижно застыли строчки никому не понятной надписи, или, вернее сказать, письма, адресованного, несомненно, четырем пришельцам, которых не было здесь. А без них кто мог прочесть эта послание!

Значки были буквами, и они немного напоминали древнегреческие, но кроме этого случайного сходства ничто не могло помочь людям Земли расшифровать их. До тех пор, пока пришельцы не выйдут из цилиндра, стоявшего тут же, смысл послания останется тайной.

И хотя все отлично это понимали, они смотрели на письмо с чувством торжества и огромной радости.

Пусть пока непонятно, но это было началом контактов разума двух планет!

Письмо продержалось на экране ровно столько, сколько нужно, чтобы успеть его прочитать три раза подряд, если бы оно было понятно. А потом буквы сменились чертежом, и Ким сразу насторожился.

Чертеж – это язык техники, и его можно расшифровать, особенно теперь, когда он, Ким, проделал уже такую работу с приборами цилиндра.

И ему показалось даже – чертеж ему знаком! Что-то было в нем виденное раньше. Где? Конечно, в одной из схем, которые он составлял, срисовывая устройство приборов и автоматов.

И смутная догадка заставила Кима вздрогнуть.

Зачем современным обитателям планеты пришельцев передавать схему, которая, несомненно, хорошо известна их предкам?

И в то же мгновение он вспомнил… Это была та самая схема, относящаяся к пространственной части машины, которую он не смог расшифровать до конца, потому что ему что-то мешало, чего-то не хватало.

Но тогда…

В эту секунду Ким понял, что значит «смертельное» волнение, останавливающее дыхание, заставляющее сердце мучительно биться в бешеном темпе.

Конечно так!

Эта схема передана потому, что известная четырем пришельцам неверна или испорчена, – вероятно, случайно. Это указание – где неисправность, как ее устранить!

В такие минуты мозг работает со стремительной скоростью. Ким вспомнил многочисленные высказывания ученых-психоаналитиков. Всех удивляло, что пришельцы отправились в будущее Земли, вместо того чтобы признать ошибку и вернуться на родину. Этот поступок был настолько непонятен, что заставил даже предположить, что психика пришельцев иная, чем у людей Земли. Но это противоречило их поступкам, известным из рукописи Даира.

Теперь Ким понял все. Пришельцы потому ушли в будущее, здесь на Земле, что не могли вернуться.

И об этом знали на родине пришельцев!

Вот почему теперь, когда представилась возможность послать на Землю сообщение, появился этот чертеж. В нем причина неисправности камеры, указание – что надо сделать, чтобы вернуться.

А это означало, что в руки Кима и его товарищей попадал ключ от двери, ведущей в нулевое пространство! И готовая машина для такого путешествия. Куда? Конечно, на планету пришельцев, ведь канал нуль-пространства ведет к ней!

Волнение было так сильно, что Ким, к удивлению присутствующих, повернулся спиной к экрану и поспешно, почти бегом, покинул зал.

Незачем смотреть на экран. Все, что на нем появится, заснимут автоматы!

Свежий ветер привел его в чувство и вернул ясность мысли.

Теперь работать, работать до тех пор, пока не станет ясно все и он, именно он, не получит возможности войти в цилиндр, чтобы выйти из него на другой планете!

Вероятно, те, кто проходил в это время мимо подъезда института, принимали Кима за человека, внезапно потерявшего рассудок. Он смеялся, размахивал руками и громка говорил сам с собой на языке, которого никто, кроме специалистов-кибернетиков, не мог бы понять…

А в зале продолжался сеанс телесвязи, все подробности которого в тот же день стали известны всему миру.

Чертеж держался на экране почти час. А потом…

Люди увидели ландшафты чужой планеты, увидели города или что-то, что приняли за города, потому что ни на что знакомое они похожи не были.

Но ни одного обитателя планеты, ни одного вообще живого существа!

Почему? Догадаться об этом было невозможно.

Как на старинном киноэкране, черно-белая лента показывала, какой стала обстановка жизни на планете, покинутой двенадцать тысяч лет тому назад, потому что передача предназначалась не людям Земли, а тем, кто помнил планету такой, какой она была двенадцать тысяч лет назад…

Сеанс продолжался около четырех часов. Затем шар погас.

Но когда на следующий день робот снова послал тот же импульс, все началось сначала, в той же последовательности.

И так происходило день за днем.

Передачу вел автомат!

КОНТАКТ

На этот раз, к удовольствию Светы, Ким заперся у себя дома. Правда, цель его работы, уже известная ей, не очень-то могла радовать молодую жену. В случае успеха (а Света верила в Кима и не сомневалась в успехе) предстоял чрезвычайно рискованный эксперимент. Всему человечеству было известно решение Кима самому испытать машину пространства, иначе говоря – отправиться на другую планету первым посланцем Земли.

Его права на это никто не оспаривал, и Ким вполне подходил для такой задачи, – Света это понимала. И мучительная тревога уживалась в ее сердце с гордостью за мужа.

А Ким ни о чем не думал, – конечная цель выпала из его сознания, он стремился к одному: раскрыть тайну чертежа, переданного через нуль-пространство четырем пришельцам.

Задача была тяжелой. Если машины времени уже проектировались, основанные на теории «спирали времени» Карелина, то о машинах пространства пока не помышляли. Земных схем не существовало, метод сравнения помочь не мог. Все необходимые сведения предстояло извлечь из одного-единственного источника – чертежа пришельцев.

А что он мог сказать Киму?

Предполагалось, что машина пространства повреждена. Для тех, кто хорошо знал схему машины, не составило бы никакого труда понять, в чем разница между этой схемой и второй, присланной с помощью шара.

Но Ким не знал первой схемы.

Фотокопия чертежа, перенесенная на огромный лист, лежала перед Кимом на столе его кабинета. Внешне она походила на обычный чертеж, но смысл ее линий и узлов, сгусток технической мысли иного человечества, оставался загадочным и непонятным.

Впрочем, не совсем. Кое-что Ким понимал. Месячная работа над схемами приборов цилиндра не пропала даром. Камнем преткновения было незнание идеи.

Прошло несколько недель, дни и ночи, наполненные до краев огромным напряжением мысли и воли.

И настал день, когда Ким вынужден был признаться перед самим собой, что задача, взятая им на себя, выше его сил. Восстановить существующую в цилиндре схему установки пространства не удалось. А без этого нечего было сравнивать с чертежом.

Ким открыто, перед всем миром, признал свое поражение.

Человечество Земли огорченно вздохнуло и… явилось на помощь Киму в лице четырех его товарищей, которых – он теперь понял это – следовало позвать с самого начала.

Но давно известно, что лучше поздно, чем никогда.

Работа началась сначала, но уже впятером.

Прошло еще несколько недель. И пять человек честно заявили: «Нет, не можем!»

Это было уже окончательным приговором. Кого еще можно было направить на помощь, если пятеро крупнейших специалистов признали свое бессилие?

Приходилось проститься с мечтой и терпеливо ждать выхода четырех пришельцев, до появления которых оставалось меньше года.

И вдруг помощь пришла – с совершенно неожиданной стороны!

Случайность? Нет!

То, что произошло, являлось именно тем, к чему стремилось человечество Земли. Контактом разума!

Земным ученым помогли ученые планеты пришельцев.

Конечно, они не думали, что помогают землянам. Как и прежде, они считали, что имеют дело со своими соплеменниками, стремились помочь им.

Мотивы их действий понять было нетрудно. Как для современных землян атлант, так и для современных жителей планеты пришельцев четверо находящихся на Земле ученых были людьми очень отдаленного прошлого. На Земле минуло двенадцать тысяч лет. На родине пришельцев прошло такое же время, как бы ни назывались промежутки, равные земному году. И там должны были подумать, что переданный чертеж не понят. Ведь четверо не вернулись!

Не вернулись – значит, не смогли исправить машину, а не смогли потому, что не поняли указаний. Другого вывода не могло быть.

Какая же здесь случайность?

То, что произошло, можно было даже предвидеть.

Это было неизбежно!

В Пришельцеве черный шар заставляли работать ежедневно. Надежда, что передача изменится, побуждала внимательно просматривать каждый день одно и то же. Эту скучную обязанность даже не переложили на роботов, – у экрана всегда были люди. И так же, как в первый раз, каждую передачу аккуратно фиксировали на пленку.

И вот, неожиданно и без какого-либо перерыва, то, чего ждали и на что перестали надеяться, случилось. На планете пришельцев «поставили другую пластинку». И новая программа передачи стала появляться ежедневно, как и первая.

Снова она начиналась «письмом», но на этот раз более длинным. А за письменным сообщением шли не один, а три чертежа. И все три сперва показались людям разными.

Ким и его друзья узнали о новой «пластинке» в день ее первого появления и немедленно вылетели в Пришельцев.

И стоило им бросить взгляд на первый появившийся перед ними чертеж, как истинная цель этой передачи стала для всех пятерых предельно ясной. Слишком долго мучились они над чертежом пришельцев, слишком хорошо его помнили, чтобы не понять сразу, что это не новый, не другой, а тот же самый чертеж, но только сильно упрощенный. А два других, следующих за ним, представляли собой отдельные, видимо самые главные, узлы схемы, так сказать, в развернутом виде.

И, увидев один-единственный сеанс, не имея еще в руках фотокопии, они поняли, чего не хватало им в их работе, в чем заключалось никак не дававшееся в руки решающее звено цепи.

Было неизвестно – достаточен ли оказался бы для четырех пришельцев первый чертеж, не ошиблись ли на родине пришельцев, передавая то, что было ясно теперь, но могло быть не ясно двенадцать тысяч лет назад? Но, очевидно, там опасались именно этого и потому решили упростить указания.

Для людей Земли, незнакомых до сих пор с машинами нуль-пространства, не знавших даже существующей в цилиндре установки, хотя бы и неверной или поврежденной, это упрощенное указание явилось лучом света, показавшим основное – идею машины.

Дальнейшее было делом только времени, и времени небольшого.

А когда работа была наконец закончена, цель достигнута, выяснилось, что незачем обращаться к «атлантическому» цилиндру, разыскивать и восстанавливать его установку для преодоления нулевого пространства, что гораздо проще и надежнее сделать новую, в соответствии с первым чертежом, вмонтировать ее в свой цилиндр и… отправляться в путь!

– Пойду я! – сказал Ким.

И на всей Земле не нашлось ни одного человека, который сказал бы: «Нет!»

Ни одного!

Бывают обстоятельства, когда самое любящее сердце должно уступать голосу долга и разума.

Самый близкий Киму человек – Света поняла и исполнила свой долг перед человечеством. Она произнесла только одно слово:

– Иди!

Полет на другую планету!

Люди мечтали о нем давно. Когда же достигли своих соседей, планет Солнечной системы, мечта устремилась за ее пределы.

Соседки Земли не имели разумного населения. Братья по разуму таились где-то в просторах Вселенной, и, казалось, найти их – дело большой трудности и длительного времени.

Как достигнуть цели? Как преодолеть исполинские расстояния, разделяющие планетные системы? Как совершить путь в приемлемые сроки, учитывая продолжительность жизни человека? Ведь никакой космический корабль не может лететь быстрее света!

Мысль обращалась к кораблям атомным, фотонным, гравитационным, наконец к «временным», где предполагалось использовать энергию течения времени. Это было уже пределом теоретической мысли в данную эпоху. И совсем уже смутно, едва осознанно, зарождалась теория пульсации, предвиденная писателями-фантастами почти два века назад.

Человечество Земли было уверено, что рано или поздно мечта превратится в действительность и братья по разуму будут найдены.

Но когда?..

И вот с ошеломляющей неожиданностью люди оказались на самом пороге двери, ведущей к мечте. Открылась возможность встречи с человечеством другой планеты, возможность прямого контакта, без помощи космических кораблей, без мучительно долгого пути через космос.

Означало ли это, что все искания, взлеты творческой мысли, весь труд, вложенный в создание кораблей космоса, пропали даром, если не считать полученной возможности посетить планеты Солнечной системы?

Конечно нет!

То, что случилось, это внезапное и непредвиденное начало контактов человечества Земли с человечествами населенных планет Галактики, было случайностью. И именно это – случайность события – подчеркивал факт, что цилиндры были доставлены на Землю обычным, единственно доступным сознанию путем, видимо, на «обычном» космическом корабле, совершившем «обычный» путь через космос.

Цилиндр пришельцев давал возможность посетить одну-единственную населенную планету. Только ее и никакую другую!

Это был мост, по которому можно было легко попасть на другой берег, но только в одном-единственном месте. Чтобы перейти «реку» в иной точке, надо было строить другой мост. А «постройка моста» требовала каждый раз предварительного пути по обычному пространству.

Цилиндр ничего не менял, он только ускорил первый контакт!

Возник вопрос – откуда начинать путь?

Идея машины пространства была ясна, конструкция цилиндра разгадана полностью, но законы нулевого пространства все еще оставались только теорией, и никто не мог бы сказать, что они ему так же ясны.

Пришельцы поставили свои цилиндры в двух местах на поверхности Земли. Третий цилиндр находился на их планете. Они совершили путь по двум сторонам этого треугольника.

Киму предстояло пройти по третьей стороне, по которой пришельцы не проходили.

Случайно ли были выбраны места для цилиндров на Земле? Ставили их где попало или по определенному расчету? От ответа на этот вопрос зависела жизнь Кима.

Логика как будто говорила за то, что точное соблюдение места не играет существенной роли. Земные цилиндры могли переместиться хотя бы в результате землетрясений или под действием других сил, как природных, так и направляемых волей людей Земли. И тем не менее пришельцы отправились в путь, видимо не опасаясь такого перемещения.

Но как бы ни убедительно это звучало, дело шло о жизни человека, и этого было достаточно, чтобы не полагаться на одну только логику.

Одно было несомненно: расстояние в один-два метра никак не могло играть роли.

И было решено поставить цилиндр, изготовленный на Земле, вплотную рядом с цилиндром Пришельцева.

– Можно и просто на его месте, – заметил Ким. – Пятеро пришельцев выйдут через год.

– Мы не знаем, достаточно ли этого срока, чтобы ты успел совершить весь путь.

Это возражение заставило Кима публично разъяснить свою точку зрения. Он сделал это по телевидению.

– Многих смущает и путает, – сказал он, – что одна минута пребывания в нулевом времени оказалась равной шестидесяти четырем суткам. Получается, что пришельцы, находящиеся в цилиндре уже двенадцать тысяч лет – по их счету времени, – пробыли в нем сорок суток. Коэффициент времени как будто равен девяноста двум тысячам. Звучит убедительно, но является ошибкой. Коэффициент этот мнимый. Он существует только для нас, находящихся в обычных условиях. В нулевом пространстве и времени все иначе. И этого коэффициента там не существует. В машине времени исчезает время, оно становится равным нулю. Когда робот с орангутангом пробыли в машине два месяца по нашему времени, мы, подчеркиваю – только мы, имели право считать, что они сами прожили в машине одну минуту. Мы, а не они! Для них существовало только время до начала работы машины и после ее остановки до открытия двери. Только это время они пробыли там. Все остальное для них даже не мгновение, а ничто, нуль! Нельзя забывать двух вещей – законов относительности и сложности этих законов, сложности для нашего сознания, когда речь идет о соприкосновении с нулевыми измерениями. Это одна сторона вопроса. Другая заключается в том, что путешествие по нулевому времени и нулевому пространству – вещи совершенно разные. Пришельцы пошли из Атлантиды в будущее Земли, отделенное от момента их входа в машину двенадцатью тысячами лет. И они, действительно, пробыли в пути это время, хотя для них самих этого времени не существовало. Но когда они совершали путь от своей планеты до Земли, то, независимо от длины этого пути в обычном исчислении, они не совершали никакого пути. Они просто вошли в камеру на своей планете, а вышли из нее на Земле. Время здесь не участвовало. Мы войдем в цилиндр и сразу же, поймите меня хорошо, сразу же выйдем на планете пришельцев, там, где находится второй конец нулевого канала. Чувствую, что многие все же не вполне ясно меня понимают. Постараюсь пояснить на конкретном примере. Предположим, что мы, выйдя из машины на планете пришельцев, тотчас же вернемся обратно в машину и отправимся на Землю. Сколько продлится наше отсутствие? Да ровно столько, сколько нужно для того, чтобы войти в машину, пустить ее в ход, выйти из нее, вернуться, снова пустить машину и снова выйти. От силы пять минут. Мы решили провести на той планете несколько дней – скажем, три дня. И для вас наше отсутствие продлится три дня. Ни на минуту больше. Вот почему я и предлагал поставить машину на то место, где стоит сейчас цилиндр пришельцев. Через три дня их можно снова переставить. В заключение хочу заверить вас, что все окончится хорошо, и, вернувшись, мы расскажем обо всем, что увидим на чужой планете. До свидания, друзья!

И ровно через сутки после этого выступления Ким и его спутник вошли в машину.

Ким говорил «мы». Три дня назад он сказал бы "я".

Экипаж космических кораблей, посещавших планеты Солнечной системы, никогда не состоял из одного человека. Помимо того что это было вообще невозможно, никого не прельщала перспектива длительного одиночества в космосе. В данном случае такое одиночество не угрожало: время пути равнялось нулю. Управлять машиной было не нужно. И когда Ким предложил себя для первого путешествия в нулевом пространстве, его предложение было принято без раздумий. Как человек и ученый, Ким вполне подходил для такой миссии. Но время шло, и, освоившись с мыслью о предстоящем контакте с чужим разумом, привыкнув к этой мысли, люди Земли, естественно и закономерно, перешли к мыслям о будущем. Нельзя было сомневаться, что первый контакт, осуществленный Кимом, приведет ко многим другим, частым и взаимным, контактам. Земля и планета пришельцев вступали на путь близкого знакомства друг с другом. Расстояния как бы не существовало, и, самое главное, не существовало времени, которое надо затратить на путь с одной планеты на другую. При таких обстоятельствах появление Кима на планете пришельцев приобретало несколько иной смысл, чем если бы он совершил обычный космический полет. Ответный визит мог последовать сразу. Так разумно ли показывать «соседям» одного человека? Не лучше ли познакомить их с человечеством Земли в лице представителей обоего пола, иначе говоря послать к ним мужчину и женщину?

Что бы ни говорили рукопись Даира и монгольское предание о тождестве пришельцев с землянами, – полной уверенности в этом не было. Природа бесконечно разнообразна. Могло случиться, что человечество неведомой планеты не разделяется на два пола. А тогда появление одного Кима не даст им полного представления о человечестве Земли.

И за три дня до старта было принято окончательное решение дать Киму спутницу.

Кого же?

Соображения о физической пригодности к «космическому рейсу» отпадали, – путешествовать в машине пространства мог кто угодно. Специальность и ученая степень претендентки не играли никакой роли, – визит будет очень коротким. Нужна была женщина обычного среднего типа, каких на Земле большинство.

Желающих оказалось более чем достаточно. Решение было предоставлено самому Киму.

Названное им имя не встретило возражений и не удивило никого.

Их провожало человек сорок. Это были самые известные и уважаемые ученые Земли. Давно уже не было случая, чтобы столько светил науки собралось вместе, слетевшись со всех континентов. Кроме них присутствовали, конечно, четыре товарища Кима и несколько операторов телесвязи.

Часы показывали ровно час дня, когда дверь цилиндра закрылась. А спустя одну минуту контрольный прибор показал, что машина пространства пущена в ход.

Посланцы Земли покинули ее!

Где же они находятся сейчас? По всем данным, на планете пришельцев, где-то в неизвестной точке Галактики, быть может – за десятки световых лет от Земли.

И сознание, что два человека в этот самый момент выходят из машины на чужой планете, видят обитателей этой планеты лицом к лицу, сковало всех присутствующих, лишило их способности даже пошевелиться.

Люди стояли неподвижно и молча.

В открытые окна соседнего зала вливался и достигал слуха провожающих гул толпы. Операторы телесвязи машинально продолжали передачу, хотя ничего, кроме закрытой двери цилиндра, на экранах уже не было.

Минутная стрелка равнодушно двигалась по циферблату больших часов на стене зала.

Минута, две, три…

Эрик отвел глаза от приборов и негромко сказал:

– Машина пространства остановлена!

И только тогда люди поняли, что конец пути настал именно сейчас, в этот момент.

НА РОДИНЕ ПРИШЕЛЬЦЕВ

Когда Кдм входил в камеру, он был не только внешне, но и внутренне совершенно спокоен. Приподнятость настроения ничего общего не имела с тревогой, беспокойством, неуверенностью или с тем, что принято называть волнением. Лучше всего это состояние можно было охарактеризовать словом «любопытство»: «Что нас ждет?» Ким безгранично верил в правильность своих расчетов, был непоколебимо убежден, что через несколько мгновений они окажутся на планете пришельцев. Что же они увидят на ней? Как их встретят?

Все, что Ким знал о людях неизвестной планеты, было почерпнуто им из рукописи Даира. Другого источника не было, монгольское предание только упоминало о пришельцах, не приводя никаких подробностей.

А что можно было узнать из этой рукописи? Только то, что пришельцы, по-видимому, высококультурные, гуманные и обладающие большими знаниями люди. Даже о их внешности нельзя было составить отчетливого представления. Очень светлая кожа, глаза не совсем такие, как у людей Земли, и… больше ничего.

Машины пространства – времени сами по себе свидетельствовали о том, что родина пришельцев в то время, когда они ее покинули, находилась на уровне развития, примерно равном развитию на современной Земле. Но с тех пор прошло двенадцать тысячелетий!

Сто двадцать земных веков!

За такой срок должно было измениться решительно все. Если продолжительность жизни человека этой планеты такая же, как на Земле, то за это время сменилось около пятисот поколений. Не только наука и техника, но и сами люди стали другими.

Какими же?..

И нашлись скептики, которые предостерегали Кима. По их мнению, он мог встретить на планете пришельцев не друзей, а врагов. Прогресс цивилизации мог смениться регрессом. Нельзя судить другое человечество земными мерками.

Ким не верил таким предостережениям. Он был вполне убежден в обратном. И его точку зрения разделяли все, от кого зависело – состоится задуманная экспедиция или не состоится.

– Допустим, что скептики правы, – говорил Ким. – Допустим, что там отнесутся к нам враждебно. Тогда мы вернемся назад, и только.

Дискуссия не возникла.

А Света безгранично верила Киму, – верила настолько, что так же, как он, не испытывала не только страха, но даже и легкого беспокойства.

Когда три дня назад окончательно было принято решение дать Киму спутницу, Света сказала:

– Я готова!

Сказала так, что Ким, не думавший о такой возможности, даже мысли не допускавший, что спутницей может стать его жена, задумался, прежде чем ответить.

– Ты что, уже заявила о своем желании? – спросил он.

– Конечно!

– Так!

Но Ким колебался недолго. Во всех отношениях Света как нельзя более подходила к роли его товарища в чужом мире. Она была средней женщиной, достаточно красивой и достаточно «ученой». Небольшое внешнее сходство между ними, часто встречающееся у супругов, в данном случае могло оказаться полезным. Ведь на планете пришельцев впервые увидят людей Земли!

И Ким выбрал Свету.

Нечего и говорить, что такой оборот доставил ему большое удовольствие.

Цилиндр – машина пространства – времени (потому что из предосторожности в ней поместили и эту установку) – был целиком сделан из земных материалов. Все приборы и автоматы имели земное происхождение, но были сконструированы по чертежам пришельцев, расшифрованным Кимом. Это была точная копия цилиндров, стоявших в двух местах на Земле.

Третий цилиндр находился неведомо где, и именно в нем Киму и Свете предстояло оказаться в конце пути. Они знали, что этот переход произойдет незаметно и неощутимо для них.

И они знали также, что, пройдя через нулевое пространство, их тела «вывернутся наизнанку», что все органы примут зеркальное положение и то, что находилось слева, окажется справа и наоборот.

Но и это, никогда не испытанное человеком, состояние, не тревожило Кима. Прошло достаточно времени, и было уже твердо установлено: оранг – единственное на Земле существо «зеркального» типа – чувствует себя совершенно нормально. Наука пришла к выводу, что проникновение в нулевое измерение безвредно для живых организмов.

Дверь закрылась…

Указатели приборов светились призрачным голубоватым светом, достаточным для того, чтобы их найти на стене, но не освещали камеру, тонувшую в темноте. Ким не взял с собой карманного фонарика, считая недопустимым источник даже слабой, но посторонней энергии.

Почти ощупью он нашел кнопку, приводившую в действие машину пространства и, ни секунды не колеблясь, нажал на нее. И сразу же лег на ближайшее ложе, соседнее с тем, на котором уже лежала Света.

Он знал, что работа машины начнется через несколько секунд, и они показались ему очень длинными.

Чего он ждал? Какого ощущения, свидетельствующего о том, что их тела покинули привычный мир, оказались вне времени и пространства, в чем-то неизвестном и неосознаваемом разумом?

Ким ничего не ждал!

Решившись на опыт, он выключил из сознания все мысли о последствиях. С закрытыми глазами, он лежал ничего не ожидая, готовый ко всему.

А Света была спокойна до момента, когда закрылась дверь. Но стоило ей в полной темноте нащупать ложе и лечь, как сильнейшее волнение лишило ее способности о чем-либо думать.

Ученые, работавшие в области теории нулевых измерений, считали, что переход из обычного мира в нулевой вреден, но не могли точно сформулировать, в чем именно заключается этот вред. После опыта с животным стало ясно, что физического вреда нет. Но как обстояло дело с психикой? Этого никто не мог знать. Животное осталось нормальным. Но между психикой животного и человека огромная разница.

Ким не опасался за свою и Светы нервную систему. Он считал ее достаточно крепкой для любого испытания.

И был спокоен.

Гораздо более спокоен, чем те, кто остались за дверью цилиндра и в этот самый момент, в напряженном ожидании, не спускали глаз с контрольных приборов.

И никто, ни сам Ким, ни его четыре товарища по работе над конструкцией цилиндра, ни присутствующие ученые, – никто не подозревал, что допущена роковая ошибка, что Ким и Света, которым остались считанные секунды пребывания в этом мире, подвергаются неотвратимой и грозной опасности, что, в сущности, они уже погибли.

Человек не может знать все!

Единственное, что могло спасти Кима и Свету, единственное, что обеспечивало успех опыта, осталось за дверью. Это единственное находилось тут же, на глазах у всех провожающих, но они не знали всех назначений удивительного аппарата.

Черный шар был рядом. Ничего не могло быть проще, чем поместить его в цилиндре.

Никому это не пришло в голову…

Они бежали, проклиная стечение обстоятельств, в силу которых в этом старинном здании не было ни одного лифта.

Здание было очень старинным. Его сохраняли потому, что в нижнем подземном этаже находилась машина пространства – времени предков. В то время не сочли нужным сделать механическое сообщение между этажами, а последующие поколения просто не думали об этом: в здании никогда никто не жил.

Спиральная лестница, с почти неразличимыми глазом ступенями, была для них непривычна и неудобна. И как они ни спешили, но, ступив на эту лестницу, замедлили шаг.

Долгожданный сигнал прозвучал совсем недавно. И только благодаря тому, что все, кто был заранее намечен для первой встречи с далекими предками, жили рядом с этим домом, они успели явиться так быстро.

Торопиться заставляло сильнейшее волнение.

В баснословной древности ушли четверо ученых на другую планету, бесчисленные поколения считали их погибшими. Но они были живы, воспользовавшись машиной времени, бывшей в их распоряжении и не испортившейся, как машина пространства. И они подали о себе весть, внезапно и совершенно неожиданно. Возникла связь, к огорчению всей планеты односторонняя. Четырем предкам было послано сообщение. Получив его, они должны были вернуться на родину.

Но они не вернулись!

Прошло время, и снова появился сигнал готовности принять связь.

Что там случилось?

Считалось наиболее вероятным, что связь не возникла, что сообщение не было принято. Ведь старинная установка не давала возможности определить – дошла передача или нет.

Сообщение было повторено. Снова тревожное ожидание, и снова четверо предков не вернулись на родину.

Явилась догадка, что схема установки пространства, изготовленная сейчас, непонятна тем, кто жил тогда.

Другого объяснения не могло быть. Письменное сообщение было передано на древнем языке и не могло остаться непонятым.

Большого труда стоило вернуться мыслью в далекое прошлое и составить другие схемы, понятные тем, кто жил в этом прошлом и мыслил категориями того времени.

И вот – успех!

Наблюдающий автомат сообщил, что машина пространства заработала, а это могло означать только одно – четверо вернулись на родину!

Не могло быть человека, которого не потрясло бы сознание, что через короткое время он увидит, лицом к лицу, тех, кто остался в памяти человечества олицетворением мужества и самоотверженности, чьи имена становились известными с детства, кто был живой легендой, как и вся их эпоха великого преобразования жизни.

Население планеты еще не знало о великом событии, знали только те, кто специально ждал этого момента. И они устремились в подземный зал исторического здания на встречу с людьми, жившими так давно, что ничего не осталось от их времени, даже языка, на котором они говорили.

Люди, назначенные для первой встречи, были подготовлены к ней. В основном это были медики. Вернувшихся надо было немедленно очистить от бактерий и микробов чужой планеты. Кроме того, говорить мысленными образами могли только те, кто в процессе изучения возможностей человеческого мозга соприкоснулся с этим вопросом, то есть опять-таки медики или биологи. Вести разговор с вернувшимися предками можно было только так, потому что их языка никто не знал настолько, чтобы быть понятым.

Они спешили как могли, не подозревая, что не предки привели в действие машину пространства, что их ждет встреча с людьми иного мира, которым их помощь нужна в гораздо большей степени, чем могла бы быть нужна тем, кого они ожидали увидеть.

Люди этой эпохи не раз встречались с обитателями других планет, для них не было ничего нового в такой встрече, но если бы они знали, кто находится в камере и что произошло с этими людьми, то торопились бы еще больше.

Жизнь пока еще неизвестных хозяевам планеты гостей висела на волоске. Но к двери камеры спешили как раз те, кто был нужен, кто находился во всеоружии для оказания быстрой и действенной помощи в любом случае…

Тот, кто после получения первого сигнала принял на себя руководство операцией связи с четырьмя предками, ожидал прибывших в круглом металлическом зале, где стояла машина.

– Они почему-то не отворяют дверь, – сказал он, не тратя времени на приветствия. – Это меня очень тревожит.

– Почему же ты сам не открыл ее?

– Я не врач. Я ждал вас. Там что-то неладно!

Он тут же повернулся и нажал на кнопку три раза.

Дверь открылась, но в камере было темно, и они не видели, что там происходит.

Круглый зал освещался мягким рассеянным светом, силы которого было недостаточно, чтобы рассмотреть внутренность камеры, где должен был быть свой свет.

Но света там не было!

Руководитель поднял голову. И тотчас же яркость освещения зала усилилась.

Трое перешагнули порог…

Перед ними лежали два существа, похожие на них самих, но с коричневато-розовой кожей лица и рук. На них была темная одежда незнакомого покроя, одинаковая у обоих. У того, кто лежал слева, на голове росли короткие черные волосы, у второго они были длинными и золотисто-желтыми.

Трое переглянулись.

Им стало ясно, что это люди с той планеты, где находились четверо предков. Ни с какой другой они не могли прийти в эту камеру.

Что же случилось с теми, кого они ожидали увидеть? Почему они не пришли сами? Какую весть принесли эти двое?..

Руководитель наклонился над человеком с короткими, черными волосами.

Почему оба гостя находятся без сознания так долго после остановки машины? Этого не должно быть!

Руководитель поднял голову и посмотрел на черный шар. По-прежнему шар не светился.

Да, только так! Все ясно! Там, откуда пришли эти двое, в той камере не было черного шара!

– Как можно скорее! – взволнованно сказал он. – Спасайте наших гостей. Им грозит быстрая смерть от нервного паралича! – И, чтобы не мешать врачам, вышел.

То, что он сказал, слышали все. И еще двое кинулись в камеру. Никто не спросил объяснений. Прозвучали самые страшные, самые грозные слова на планете:

Человеку грозит смерть!

ЖВАН

Сознание возвращалось к ним медленно и постепенно. Обоим казалось, что они еще не покидали Землю, что путешествие в машине пространства – времени еще не началось. Они не помнили, как вошли в цилиндр и что там случилось с ними.

Но даже и тогда, когда сознание вернулось полностью, когда они вспомнили все, что предшествовало старту в неведомое, и поняли, что находятся не на Земле, а на планете пришельцев, – даже тогда пребывание в цилиндре осталось в их памяти «белым пятном».

И, как оказалось впоследствии, навсегда!

Первой окончательно очнулась Света.

Она поняла, что лежит на чем-то очень мягком и удобном, покрытая легким, почти невесомым одеялом. Неяркий, приятный для глаз, голубой свет заливал что-то огромное, не имевшее очертаний, окружающее ее со всех сторон, казавшееся бесконечным. Ей почудилось, что она лежит в пустоте, висит без опоры в голубом просторе земного неба.

– Где же я? – произнесла она вслух.

Ее руки, лежавшие поверх одеяла, ощущали необычайную мягкость, точно оно было изготовлено из тончайшего пуха. Никогда раньше ей не приходилось встречать такого материала. Ее пальцы сжались, и вдруг… Света ясно ощутила, как они дотронулись до ее обнаженной ноги. Кожа коснулась кожи, сомневаться в этом было невозможно.

Изумленная, она попыталась поднять голову, но не смогла этого сделать.

Тогда она повторила движение пальцев и снова ощутила прикосновение к телу, находившемуся под одеялом.

Нет, это не Земля! Она на планете пришельцев!

Они с Кимом достигли цели! Но где же цилиндр, в котором они прибыли сюда? Когда и как они из него вышли? Почему она, Света, очутилась в совершенно незнакомом и ни на что не похожем месте? Почему она лежит? Где Ким?..

Света чувствовала огромную слабость. Три слова, только что произнесенные ею, прозвучали так тихо, что она сама сомневалась, были ли они произнесены на самом деле или только промелькнули в ее мозгу.

Что же случилось с нею? Почему она лежит одна?..

В окружающем ее голубом пространстве не на чем было остановить взгляд. Света закрыла глаза, решив терпеливо ждать дальнейших событий…

Она услышала очень тихие, мягкие, но отчетливые шаги. Кто-то шел!

Света с трудом повернула голову.

Первый, кого она увидела, был Ким. Он лежал рядом с ней на чем-то, формы чего нельзя было определить. Во всяком случае это было не то, что на Земле называлось постелью, диваном или вообще ложем. Его голова лежала на подушке, и это напомнило Свете родную Землю, – подушка имела вполне земной вид. Лицо Кима было спокойно, как у спящего, но показалось Свете очень бледным. Он был покрыт плотным на вид одеялом, очевидно таким же, как и на ней самой. Внешне ничто не указывало, что это покрывало обладает свойством проницаемости. А там, дальше, позади Кима, Света увидела приближающуюся фигуру, похожую на человека, но совершенно белую, точно призрак, созданный воображением больного.

Света чувствовала, что находится в полном сознании, ее мысли были отчетливы и ясны. Значит, это не галлюцинация, а реальное существо, из плоти и крови.

«Так вот какие они!» – подумала она, внезапно вспомнив описание пришельцев в рукописи Даира: «Они были белые, как чистейшее облако, а одежда их была голубая, как небо».

Но приближающаяся к ней фигура была в белой одежде, которую трудно было отличить от такого же белого лица. Света увидела устремленные на нее очень светлые глаза, по контрасту казавшиеся темными.

Очень широкий, массивный лоб, сильно заостренный подбородок, узкие губы…

Света вздрогнула.

Нет, она все время надеялась, что существа, которых они с Кимом так стремились увидеть, окажутся не такими уродливыми. И эта снежно-белая мертвая кожа!..

«Человек другой планеты! – тотчас же сказала она самой себе. – Почти наверное я кажусь ему таким же уродом, как он мне».

Она улыбнулась подходившему, глядя прямо в его глаза, ставшие вдруг совершенно круглыми.

«Как у совы», – мелькнула мысль.

Откуда пришел этот обитатель планеты? Света не видела не только двери, но и никаких стен. Она по-прежнему не видела вокруг себя ничего, кроме голубого света, производившего впечатление чего-то прозрачного, отдаленно напоминающего туманную дымку.

С удивлением, смешанным с тревогой, Света заметила, что нисколько не волнуется. А ведь то, что сейчас происходит, это и есть знаменательная встреча обитателей двух планет, тот самый «первый контакт», о котором она всегда думала с глубоким волнением.

Первый контакт! Первая встреча разумных существ, родившихся на разных планетах! Сколько книг написано о ней! Сколько мечты и фантазии посвящено ей! И в каких только обстоятельствах не происходила она на страницах бесчисленных произведений!

И вот она происходит сейчас, в эту минуту, в обстановке, которую трудно было предвидеть!

Гость лежит, видимо больной, а хозяин подходит к нему, как врач!

«Наверное, это и есть врач», – подумала Света.

Белый «призрак» приблизился вплотную. Теперь Света могла рассмотреть его подробнее.

И первое впечатление «уродства» как-то сразу исчезло, затуманилось сознанием удивительной гармонии лица и фигуры, гибкости и пластичности каждого движения, мягкости и красоты белоснежных рук. Смотревшие на нее глаза перестали быть круглыми, приняли удлиненную форму, светились лаской. Света заметила розоватый оттенок губ, на которых была улыбка, совсем земная…

«Нет, я ошиблась, она совсем не уродлива, а даже красива! Не нашей, не земной, а своей, неповторимой и незнакомой нам, красотой», – решила Света.

«Она!..»

Если бы в эту минуту Свету спросили, откуда взялось у нее такое убеждение, ответ не легко было бы найти. В облике, в движениях, в линиях лица и фигуры не разумом, а скорее инстинктом Света почувствовала, что перед ней женщина – разумное существо, могущее стать матерью другого разумного существа.

– Кто вы? – спросила Света, уверенная в том, что ее поймут. Ведь в рукописи Даира было сказано, что пришельцы свободно говорили с любым человеком на его языке.

Белое существо ничего не ответило. Оно наклонилось и мягко, осторожно взяло руку Светы, тонкими нежными пальцами сжав запястье, точно желая прощупать пульс.

Неожиданный привычный жест, здесь, в чуждой и пока непонятной обстановке, показался Свете немыслимым, диким!

Она непроизвольно отдернула руку. Но тотчас же протянула ее обратно.

И поняла, что встретила снова не руку врача, а руку друга!

Рукопожатия не получилось, только соприкосновение ладоней. Но и этот неполный жест наполнил сердце Светы волнением и ликованием. Она, Света, первая из людей Земли, обменялась с существом иного мира дружеским приветствием!

И, не выдержав наплыва чувств, забыв о своей слабости, женщина Земли стремительно обняла наклонившуюся над ней женщину неведомой планеты!

И… не получила ответа!..

А потом очнулся Ким, появились другие «пришельцы»…

На Земле всем казалось, что жители этой планеты говорят с помощью биотоков, что четверо пришельцев в Атлантиде, а затем в Древней Руси говорили с землянами обычным для себя способом. Оказалось не так. С Кимом и Светой мог говорить только один «пришелец», а остальные пользовались его «переводом». И та, первая, женщина-врач, которую увидела Света, не ответила потому, что не поняла и не могла ответить.

Несколько дней спустя Ким поинтересовался этим вопросом и получил такое объяснение:

– Было время, когда на нашей планете увлекались идеей замены звуковой речи мысленными импульсами. Постепенно развилась способность воспринимать мысли друг друга. Но это привело к прогрессирующему увеличению заболеваний мозга и психики. Были приняты меры к возвращению обычного способа обмена мыслями. Сделать это было нелегко. Пришлось даже прибегнуть к воздействию на мозг рождающихся. Теперь мы не умеем передавать и «слышать» чужие мысли. Кроме тех, кому это нужно по роду их деятельности, – в основном, врачей и космонавтов.

– Значит, вы врач?

– Да.

– И вы слышите все мои мысли?

– Нет, только те, которые вы хотите высказать вслух. Между мыслью «для себя» и мыслью, выраженной в словах, огромная разница в смысле вызываемых ими биотоков. Первые неизмеримо слабее и не воздействуют на чужой мозг.

Это было через несколько дней, а сейчас, в первый день встречи, разговор получался трудный и взаимно малопонятный. Собеседники словно нащупывали пути понимания друг друга. В мозгу Кима и Светы слова «переводчика» звучали как будто ясно, но смысл фраз часто ускользал, получались «провалы».

Ким вскоре понял, почему это происходит. Причина заключалась в различном уровне мышления, вернее в том, что «пришельцы» не совсем так, как люди Земли, воспринимали и отображали словами окружающий мир.

«Да, – думал он. – Свободная беседа с ними – дело будущего. Понадобится время, и немалое».

Уходя с Земли, они обещали вернуться через неделю.

Хватит ли времени?..

Очнувшись от беспамятства, они оба пришли в нормальное состояние удивительно быстро. Уже через час после того, как очнулся Ким, хозяева разрешили им встать с постелей. От слабости, сковывающей движения, не осталось и следа.

Они давно заметили, что лежали под странными одеялами совершенно обнаженными. Женщина-врач принесла их одежду, белье и обувь, от которых исходил едва заметный незнакомый запах.

«Переводчик» бесстрастно (все, что он «говорил», звучало в их мозгу монотонно и оттого казалось равнодушно-бесстрастным) объяснил:

– Вас самих и вашу одежду нужно было очистить от микроорганизмов вашей планеты.

Ким пожал плечами.

– В этом не было никакой необходимости, – сказал он. – Неужели вы можете думать, что мы сами не подумали об этом? Стерилизация была проделана на нашей планете.

– Одевайтесь! – предложил «переводчик», не реагируя на слова Кима.

– Попроси их хотя бы отвернуться, – сказала Света.

– Не глупи! – ответил Ким. – Раз они не уходят, значит на их планете другие понятия.

Он решительно откинул одеяло и начал быстро одеваться.

Света медлила. Она понимала справедливость слов мужа, но не могла побороть смущения. Так сразу отказаться от привычных представлений было нелегко. Она испытывала чувство стыда при мысли, что эти люди, пока она была без сознания, раздели ее и рассматривали с вполне понятные интересом. Они должны были так поступить, и в конце концов именно с этой целью, ее, Свету, и отправили сюда, чтобы жители планеты могли ознакомиться со строением тела людей Земли.

Она была готова к этому испытанию, знала, что это неизбежно предстоит ей. И то, что это случилось, когда она ничего не сознавала, было даже лучше.

«Глупо!» – сказала она сама себе и уже без колебаний последовала примеру Кима.

И все же она почувствовала глубокое облегчение, заметив, что «пришельцы» не смотрят на нее. Они тихо говорили друг с другом, не обращая внимания ни на нее, ни на Кима.

Было ли это действительным отсутствием интереса или проявлением чуткой деликатности, случайностью или результатом ее слов, которые понял «переводчик»?..

Одевшись и уже стоя, осмотрев помещение, они сразу поняли, где находятся.

Бесконечно голубой простор, так сильно поразивший Свету, а за ней и Кима, оказался просто небом, видным сквозь прозрачные стены и потолок, прозрачные до такой степени, что их самих почти невозможно было увидеть. Далеко внизу, во все стороны, до самого горизонта, раскинулся исполинский город, ничего общего не имевший с земными городами. Но они сразу поняли, что это именно город, а не что-нибудь другое, неизвестное им. Хоть и невозможно было рассмотреть подробности с такой высоты, ясно видны были линии улиц с крохотными точками движущихся по ним машин. Общее впечатление было таково, что как дома, так и сами улицы сделаны из стекла.

– Видимо, это госпиталь, – сказал Ким, имея в виду здание, в котором они находились.

– Да, – сказал «переводчик».

Стало ясно, что «палата» находится на самом верхнем этаже чудовищно высокого здания. Именно потому, лежа, они не увидели ничего, кроме неба, которое по цвету казалось точной копией земного. Но потом, когда они вышли из госпиталя, они поняли, что и это впечатление обмануло их. Небо планеты оказалось не голубым, а почти синим, и на нем сияло не бледно-желтое, как на Земле, солнце, а оранжевое. Видимо, абсолютная прозрачность потолка и стен палаты была кажущейся, они как-то смягчали наружные краски.

– Вы не голодны? – спросил «переводчик».

– Пока нет! – ответил Ким, с любопытством и легкой тревогой подумав о том, чем и как их будут кормить на этой планете.

– Я думаю, что их пища окажется безвредной для нас, – сказала Света, словно поняв его мысли.

– Это вне сомнений.

– Я вас понял, – несколько неожиданно скачал «пришелец». – И ваше беспокойство понятно. Но у нас большой опыт общения с обитателями других планет. Мы привыкли кормить своих гостей с других планет, – прибавил он.

Ким и Света переглянулись. Длинная фраза (первая, какую они здесь услышали) была воспринята их мозгом с трудом и не полностью. Но они уловили ее общий смысл. И сразу поняли колоссальное значение этой фразы, ее неисчислимые последствия.

Первый контакт оборачивался для Земли контактами!

Отправляясь в свой рискованный путь, оба испытывали немалую гордость при мысли, что именно они выбраны человечеством для великой миссии – установить связь с иным человечеством. Первым и единственным, как думали на Земле. И вот оказалось, что ими открыта дверь не только на другую планету, а на целый ряд других планет! Ведь «пришелец» сказал, что они имеют опыт общения с обитателями! Ошибиться было нельзя, это слово было «произнесено» во множественном числе!

– Что вас взволновало? – с очевидной заботливостью спросил «пришелец».

«Почему волнение?» – прозвучало для Кима и Светы.

Вопрос свидетельствовал о большой наблюдательности. Даже Света, обладавшая большей чуткостью, чем Ким, не заметила на лице своего мужа никакого волнения.

А оно было, и настолько сильное, что несколько секунд Ким молчал, не в силах ответить.

– Мы волнуемся потому, – ответила Света, – что наша планета еще не имела связей ни с одной планетой Галактики. Мы думали, что ваша планета пока единственная.

Видимо, этот ответ произвел сильное впечатление на «пришельцев», потому что, выслушав перевод, они оживленно и, очевидно, взволнованно заговорили между собой.

Ким и Света с удивлением прислушивались к этой беседе. Их поразило, что в языке планеты совершенно не было гласных звуков, и в то же время слова и фразы звучали с непостижимой мягкостью и плавностью. Стало ясно, что голосовые связки «пришельцев» устроены иначе, чем у людей Земли. Ни один человек на Земле не смог бы воспроизвести эти звуки. И они оба одновременно подумали, что изучить язык друг друга ни «пришельцы», ни земляне не смогут никогда, что единственным средством общения останутся мысленные излучения. Разве что удастся сконструировать для разговора специальные машины.

– Плохо! – сказал Ким, и Света отлично поняла, что он имел в виду.

– Как называется ваша планета? – спросил «переводчик».

– Земля, – ответил Ким. – А как вы называете вашу?

Ответ («пришелец» произнес его, конечно, не мысленно, а вслух) прозвучал как набор согласных звуков. «ЖВН» – послышалось Киму и Свете. Средний звук был чуть растянут.

– Жван, – повторил Ким.

– Похоже, – улыбнулся «переводчик».

ПЛАНЕТЫ-СпСТРЫ

– Когда четверо пришельцев, – говорил Ким. – появились в Атлантиде, а затем в Древней Руси, им было гораздо легче разговаривать с людьми, чем окажется в наше время, когда они выйдут к нам.

– Почему? – удивилась Света.

– По нескольким причинам. Во-первых, люди того времени мыслили примитивно, и разговор с ними мог идти только о самых простых вещах. Во-вторых, и это самое главное, давно известно, что чем неразвитее мозг, тем легче воспринимает он мысленные импульсы, передаваемые с помощью биотоков. Мы ясно сознаем, что слова жвановцев звучат не в ушах, а непосредственно в мозгу. А тогда людям казалось, что пришельцы просто говорят на их языке. Это большая разница. Ты сама видела, как трудно прошла сегодняшняя беседа. А почему? Да потому, что нам пришлось говорить о таких вещах, которые являются вершиной науки и техники. А то и другое не может быть одинаковым на разных планетах. К тому же представители этих планет встретились впервые. Отсюда – полный провал!

– Не совсем все же, – возразила Света.

– Именно так! Что мы от них узнали? – Ким пожал плечами. – Ничего! И они также почти ничего не поняли. Плохо, очень плохо!

– Значит, ты думаешь, что полного взаимопонимания достигнуть не удастся?

– Что ты! Конечно, удастся. Но нужно время, а его у нас совсем мало. Мы не можем задерживаться, – это вызовет всеобщее волнение на Земле. И, чего доброго, кому-нибудь придет в голову отправиться к нам «на помощь».

– Что же тут плохого? Добро пожаловать!

Ким, в бессчетный раз пересекавший комнату из угла в угол, остановился, услышав эти слова.

– Света! – сказал он. – Я же тебе объяснял принцип работы машины пространства. Неужели ты так плохо меня поняла?

– Поняла, как все!

– Значит, все плохо поняли. Если мы задержимся, они не будут знать, когда мы отправимся в обратный путь, и могут войти в цилиндр там, на Земле, одновременно с нами.

– И тогда?..

– Погибнем и мы и они!

Ким снова зашагал из угла в угол.

– Очень не хочется возвращаться с пустыми руками, – сказал он. – Но, боюсь, придется. Хорошо еще, что на путь отсюда до Земли и обратно не надо затрачивать никакого времени.

Света засмеялась.

– Чему ты? – недоуменно спросил Ким.

– Так! Пришла в голову забавная мысль. Я подумала, что мы могли бы хоть сейчас вернуться на Землю, предупредить о задержке и сегодня же снова оказаться здесь. Словно мы и жвановцы живем не на разных планетах, а в соседних домах.

– Да, – рассеянно сказал Ким.

Было видно, что его мысли очень далеки от подобной темы.

Он подошел к «окну».

В сущности, никаких окон в помещении не было. Ким просто приблизился к одной из стен. Они были совершенно прозрачны, в противоположность потолку и полу, но Ким и Света уже знали, что это впечатление создается только изнутри. Снаружи заглянуть в комнату было нельзя. Кроме того, они знали, что им предоставлено помещение, расположенное в центральной части здания. Со всех сторон к их комнатам примыкали другие, но тем не менее каждая стена казалась наружной. Это была непрозрачность, а, видимо, какая-то сложная оптическая система.

Был вечер, первый вечер в чужом мире, который они встретили в полном сознании. Им уже рассказали, что они находятся на этой планете с труднопроизносимым и даже неприятным для земного слуха названием четвертый день. Трое суток, суток этой планеты (сколько получается по земному счету времени – было неизвестно), Ким и Света пролежали в «госпитале» в бессознательном состоянии.

Кима непреодолимо влекло к виду звездного неба. Узор созвездий, как и следовало ожидать, был совершенно непохож на звездное небо Земли. Один только Млечный Путь был тот же. Это доказывало, что планета жвановцев, так же как и Земля, находится где-то в окраинных областях Галактики и, по всей вероятности, в масштабах Вселенной, совсем близко к Солнечной системе. Ведь предки современных жвановцев двенадцать тысяч лет тому назад, а может быть и гораздо раньше, совершили обычный космический рейс, чтобы установить на Земле свои цилиндры пространства – времени. Не могли же они пролететь для этого через всю Галактику! Но где, в каком именно месте находится эта планета? В каком созвездии Земли расположено ее солнце – оранжевая звезда? Как называется она на земном языке, в звездных каталогах земных астрономов?

Кима раздражала невозможность получить ответ на эти вопросы. Он не мог найти на чужом небе даже свое родное солнце, не мог показать его жвановцам, как не мог получить и от них никаких сведений. Обе планеты, соприкоснувшиеся друг с другом разумом своих обитателей, продолжали оставаться для тех и других «загадочными незнакомками». Ким убедился в этом, когда несколько часов назад задал соответствующий вопрос и не получил на него ответа. Четверо пришельцев, находящихся сейчас на Земле, двенадцать тысяч земных лет тому назад отправились в свой путь, не зная, куда они направляются. Так же как Ким и Света, они ушли в неведомое.

Будет ли когда-нибудь разрешена эта загадка? Учитывая колоссальные трудности определения протяженности пути по нулевому пространству, где отсутствуют какие бы то ни было расстояния, были веские основания сомневаться в этом.

Нелепое положение!

– Нет никаких сомнений в том, что наша Земля и эта ЖВН, или как бы она там ни называлась, отныне вступят в постоянные сношения. Взаимный обмен информацией, взаимная помощь станут повседневным явлением. И при этом ни мы, ни они не будем знать «адреса» друг друга! До тех пор, пока случайно, пойми это, случайно, какой-нибудь обычный космический корабль не откроет «неизвестную» планету, которая окажется Землей или Жваной. Что за чушь! – со злостью в голосе закончил Ким.

Свету не удивляла его раздражительность. Она сама находилась в таком же состоянии, как и ее муж. Причиной была сегодняшняя беседа с учеными планеты, вернее не вся беседа, а ее начало, когда Ким задал естественно интересующий их вопрос: «Что с нами произошло и долго ли мы находились без сознания?» Ответ был неприятен для самолюбия землян и доставил им несколько скверных минут, впечатление от которых не изгладилось до сих пор…

Еще в «палате госпиталя» Киму и Свете сказали, что группа ученых с нетерпением ожидает встречи с ними, готова к этой встрече в любую минуту и что от гостей зависит время, когда она состоится.

– Мы готовы хоть сейчас, – ответил Ким. – И сами ждем такой встречи с нетерпением.

Тогда им еще раз предложили утолить голод, а когда они отказались, провели в другое помещение, находившееся в том же здании, но многими этажами ниже.

Прощаясь с врачами, Света, с помощью переводчика конечно, спросила, кормили ли их чем-нибудь, пока они лежали в беспамятстве, и каким способом? Ответ был утвердительным, и ей показали аппарат, устройства которого Света не поняла, но почему-то не спросила объяснений. Потом она пожалела об этом.

В нижние этажи спустились на чем-то, что очень походило на лифт, но имело прозрачные стенки, сквозь которые во все стороны был виден город. Создавалось впечатление, что они опускаются на аэростате, а не движутся по трубе внутри здания.

Ни Ким, ни Света тогда не спросили о причине этой странной иллюзии, – их внимание целиком поглотил приближающийся город. Только потом, когда они снова встретились с тем же явлением, у себя «дома», Ким поинтересовался им и получил настолько туманный и, как ему показалось, путаный ответ, что ничего понять им не удалось.

Причудливая, ни на что земное не похожая архитектура зданий, неизвестно как и на чем державшиеся улицы, шедшие в несколько ярусов, одна над другой, чудовищно огромные мосты, конструкции которых они не могли понять, словно паутиной перечеркивающие небо во всех направлениях, – все это произвело на землян сильное впечатление. Они в полной мере ощутили, что находятся на чужой планете, судя по всему далеко обогнавшей Землю в техническом развитии.

Такое убеждение должно было возникнуть у них, потому что над ними тяготело сознание, что двенадцать тысяч лет назад эта планета находилась на одном уровне с современной Землей. Но к концу своего пребывания в гостях у жвановцев Ким и Света поняли – оно не совсем верно!

Выходя из «палаты», они не заметили, что прошли сквозь стену. Но когда спуск окончился и «переводчик», сопровождавший их, предложил выйти из лифта, им бросилось в глаза отсутствие двери.

Стенки лифта, хотя и прозрачные, вблизи были легко различимы, и никаких отверстий в них не было. Выходить, казалось, было некуда. Правда, теперь, когда кабина остановилась, панорама города исчезла, и они видели за стенкой не то коридор, не то длинную, узкую комнату, пол которой выглядел металлическим и одновременно прозрачным, хотя и не было видно, что находится под ним.

– Что-то я не замечаю выхода, – сказал Ким.

Переводчик внимательно досмотрел на него.

– У вас делают отверстия в стенах? – спросил он.

– Или отверстия, или двери.

Жвановеп сделал шаг и оказался за стенкой лифта. Как это произошло – они не успели заметить.

– Что-то вроде их одеял, – сказала Света.

– Каких одеял?

– Расскажу потом, пошли за ним!

Она смело перешагнула порог лифта.

Ким, внимательно наблюдавший за женой, отчетливо видел, как материал стенки словно разорвался, пропуская Свету, и тотчас же принял прежний вид.

Покачав головой, он последовал за ней.

Пройдя шагов двадцать, они оказались перед другой стеной, за которой могли видеть большую комнату и пять человек, сидевших у длинного узкого стола. Этот стол ничем не отличался от земных.

– Это ученые, которые вас ждут, – сказал переводчик.

Они вошли тем же способом, не почувствовав никакого сопротивления «стеклянной» стены, точно она была сделана из воздуха.

Ни один из пяти жвановцев не встал при их появлении, что обязательно сделали бы на Земле. Ученые только наклонили головы, приветствуя гостей.

Никто не предложил им сесть в низкие, выглядевшие мягкими и удобными кресла с очень низкими спинками, хотя бы жестом. Но, видя, что переводчик уселся без приглашения, Ким и Света последовали его примеру, справедливо рассудив, что не намерены же хозяева беседовать с гостями сидя, когда эти гости стоят. Видимо, понятия о вежливости у жвановцев отличались от земных, – только и всего.

Перед пятью учеными находились люди с другой планеты, но ничего, что можно было бы принять за выражение любопытства, ни Ким, ни Света не заметили на их лицах. Все выглядело так, будто эта встреча далеко не первая, что жвановцы давно знают и давно привыкли к виду землян.

«Может быть, они нас уже видели, – подумал Ким. – Видели, когда мы лежали без сознания».

Эта мысль была ему почему-то неприятна.

А Света пыталась определить возраст сидевших перед ней ученых, но ни к какому заключению прийти не могда. Мешали белизна кожи, непривычные черты, отсутствие на голове волос. Все пятеро казались почти одинаковыми.

Один из них обратился к переводчику и что-то сказал ему. Фраза была очень короткой, но последовавший за ней «перевод» довольно длинным. Это было пространное приветствие, выражаемое от лица всей планеты. Ким и Света поняли его только частично.

Затем последовал уже «деловой» вопрос.

– Мы просим вас, – сказал переводчик, – сообщить нам, что случилось с четырьмя нашими предками? Живы ли они и почему не возвращаются на родину?

Ким давно уже был готов к ответу на этот неизбежный вопрос. Его удивляла выдержка обитателей планеты, которых судьба соотечественников должна была остро интересовать и которые до сих пор ничем не проявили своего интереса.

Он постарался как можно яснее и проще рассказать о том, что было известно на Земле.

Видимо, его поняли достаточно хорошо.

– Когда вы ожидаете их выхода из машины? – спросил жвановец.

Ким мог назвать точный день и час, но внезапно понял, что как бы он ни говорил, его не смогут понять. Как он не знал единиц времени на этой планете, так и жвановцы не знали этого относительно Земли. Понятия «секунда», «час», «сутки», «год» не могли быть тождественны.

«Неужели они не могут этого сообразить?» – подумал он.

– Они выйдут довольно скоро, – ответил Ким. – Мы знаем, когда, но я не могу вам этого сказать. Вы меня не поймете.

Он вынул часы, которые взял с собой специально для этой цели, вызывая жвановцев показать свои. Сравнив скорость движения секундных стрелок, можно было установить разницу в основной единице времени и найти общий язык в этом чрезвычайно важном вопросе. На Земле считали, что на любой планете, имеющей разумное население, достигшее высоких ступеней цивилизации, должны быть приборы для отсчета времени, в каком бы то ни было виде.

Но ни один из жвановцев не последовал примеру Кима. Переводчик протянул руку, и Ким передал ему свой хронометр. Все шестеро по очереди внимательно рассмотрели, очевидно, незнакомый им предмет, а затем вернули его Киму. На бесстрастно-спокойных лицах ничего не отразилось.

«Они даже не поняли, что это такое», – подумал Ким.

– Вы можете назвать срок по галактическому времени, – сказал жвановец.

Фраза «прозвучала» отчетливо.

«Галактическое время»!..

Да, конечно, имея связь со многими планетами, общаясь с их обитателями, жвановцы неизбежно должны были совместно с ними выработать какое-то единое счисление времени, понятное для всех. Именно это они и называли галактическим временем. Но Ким не мог его знать!

И очевидная бестактность собеседника рассердила Кима.

– Я уже вам говорила, что наша планета не имеет связей с другими, – сухо сказала Света.

Но тон ее слов или остался незамеченным, или ему не придали значения.

– Хорошо, – сказал жвановец, – этот вопрос выясним позднее. Хотите ли вы что-нибудь спросить у нас?

И вот тут-то Ким и задал свой вопрос, ответ на который так расстроил его и Свету, привел их на весь день в раздраженное состояние.

Объяснение было трудным для мысленной передачи, и они ясно заметили, что жвановец употребляет большие усилия, стараясь мыслить отчетливее и проще. Но хотя «провалы» встречались чаще, чем раньше, Ким и Света поняли основное.

Голос переводчика, как всегда, «звучал» монотонно, но его лицо постоянно менялось, отражая испытываемые им чувства. И оба слушателя не заметили на этом лице даже намека на насмешку или сознание своего превосходства.

Говорил он примерно следующее.

При переходе в нулевое пространство и обратно в обычный мир человек не должен находиться в сознании. Необходимо воздействовать на нервную систему – «затормозить» ее на время таких переходов. В камерах машин пространства – времени пришельцев было такое устройство, вмонтированное в черный шар. Отправившись в свой путь без шара и не приняв никаких других мер предосторожности, Ким и Света обрекли себя на скорую гибель, потому что в момент перехода находились в сознании и получили сильнейшее потрясение, приведшее к глубокому общему параличу. Их спасло только то, что на месте прибытия оказались опытные врачи и причина обморочного состояния гостей была разгадана сразу.

Но это оказалось еще не все. Выяснилось, что при подготовке экспедиции на Земле допустили вторую ошибку…

ПЛАНЕТЫ-СпСТРЫ

(продолжение)

Основываясь на опыте четырех пришельцев, земляне решили, что пребывание в чужой атмосфере, под лучами чужого солнца в данном случае не опасно, ведь пришельцы не пострадали от земной атмосферы и земного солнца. Они вышли без каких-либо скафандров, и это расценивалось как доказательство тождественности состава атмосферы и излучений центрального светила обеих планет. Первое оказалось верным, а второе нет. Жвановцы приняли меры безопасности заранее, до старта. Ким и Света не прошли подготовки. Это было замечено врачами «госпиталя», и то, что следовало проделать на Земле, было сделано здесь.

– Теперь вам ничто не угрожает, – закончил жвановец.

«Сколько ошибок мы допустили, – думал Ким. – И как просто и доброжелательно они указывают нам на эти ошибки. Им и в голову не приходит рассматривать их как признак отсталости нашей науки, – это очевидно. Но как могли они заранее принять меры, не зная, что представляет собой наше солнце? И что могли сделать мы, находясь в таком же положении?»

Самолюбие Кима было сильно уязвлено. Ничего нельзя было сделать, но он обязан был подумать о существовании такой опасности, учесть ее при подготовке.

И он видел, что Света, которая всегда и во всем верила ему, испытывает те же чувства, что и он сам. Ей тяжело сознавать допущенный им промах…

Беседа продолжалась еще около двух часов. Но чем дальше, тем яснее становилась ее бесцельность. Собеседники понимали друг друга с огромным трудом и только частично. Если этого было достаточно вначале, то потом, когда заговорили о жизни обеих планет, о науке и технике, отчетливо выяснилась необходимость предварительной тренировки.

И уже на следующий день, когда беседа возобновилась, с теми же учеными и в том же помещении, Ким и Света сразу заметили, что их хозяева переменили тактику. Если накануне гостей засыпали вопросами, на которые трудно было отвечать коротко и смысл которых часто ускользал, то сегодня жвановцы стали интересоваться самыми простыми и обыденными явлениями жизни, явно аналогичными их собственной жизни. Отвечать стало гораздо легче.

Уловив эту новую линию и поняв ее цель, Ким и Света последовали примеру своих хозяев. Обе стороны как бы приучали друг друга к восприятию своих мыслей, постепенно и осторожно осложняя вопросы, И дело пошло быстрым темпом.

Очень скоро выяснилось, что землян и жвановцев интересует одно и то же – история человечества и современный уровень знаний. И собеседники сумели, коротко и сжато, полностью информировать друг друга.

Итог получился поразительный!

Слушая монотонный «голос» переводчика, Ким и Света часто не верили своим «ушам». История жвановцев дословно повторяла историю земного человечества, – вернее, наоборот, учитывая, что на Жване все происходило раньше, чем на Земле. Смена одного общественного строя другим, более прогрессивным, происходила в одной и той же последовательности. Иногда казалось, что жвановец говорит: «феодализм», «капитализм», «социализм», хотя ни одно из этих слов произнесено не было.

Ким и Света даже вздрогнули, когда тот же бесстрастный «голос» донес до них фразу: «Над планетой нависла угроза истребительной ядерной войны».

– Невероятно! – прошептала Света.

А Ким подумал: «Не является ли такая история развития общества типичной для разумных существ, „сделанных“ природой по одному образцу и живущих в одних и тех же природных условиях?»

А переводчик продолжал рассказывать хорошо знакомую его слушателям «историю двух последних веков на Земле».

– Все, что было дальше, – закончил он, – относится уже к истории науки и техники. Мы живем без общественных потрясений.

Незачем было спрашивать, какой общественный строя царит на планете сейчас, – это было ясно и без вопроса.

– Теперь ваша очередь, – сказал жвановец.

– Что же мне говорить? – Света недоуменно посмотрела на мужа.

Ким улыбнулся:

– Повтори то, что он сказал, только и всего.

Они заранее договорились, что на вопросы исторического и бытового характера отвечать будет Света, а на научные и технические Ким.

– Прозвучит глупо, – сказала Света. – Они могут подумать, что мы смеемся над ними.

– Чем же мы виноваты! Другого выхода нет.

Но Свете не пришлось рассказывать. Жвановцы все поняли из их короткого разговора, видимо дословно переведенного их товарищем.

– Ваша история похожа на нашу? – спросил он.

– Не похожа, а точно такая же, – ответила Света.

– Тогда расскажите, как вы живете сейчас.

– Ответь: точно так же, как вы, – посоветовал Ким, забыв, что этими словами ответил сам,

– Разве вы знаете нашу жизнь? – спросил жвановец.

– Нам это совершенно ясно.

Впервые на спокойно-бесстрастных лицах пятерых ученых появилось выражение волнения и любопытства. Они оживленно заговорили между собой. Переводчик молчал, и земляне остались в неведении.

– Не очень вежливо, – чуть слышно сказала Света.

– У них другие понятия, – так же тихо ответил ей Ким.

Пауза продолжалась довольно долго. Потом переводчик повернулся к гостям.

– Мы глубоко потрясены, – сказал он, – что в вашем лице встретили представителей человечества, во всем подобного нашему. Это первый случай. И если мы ведем себя не так, как вы привыкли, то просим вас простить нас.

– Мы на вас не в претензии, – сказал Ким.

Понял ли жвановец слово «претензия» – осталось неизвестным. Было похоже, что понял.

– Поговорим о современной жизни, – предложил он.

Настала очередь Кима отвечать и задавать вопросы. Втайне он сильно опасался предстоящей беседы, помня вчерашнее. Но уклониться было невозможно.

И вот слово за словом, вопрос за вопросом, иногда с затруднениями, иногда легко и свободно, начал проясняться научный и технический уровень обеих планет. И еще больше, чем в истории общества, еще ярче и выпуклее, во весь рост встал перед собеседниками непреложный факт – обе планеты находились в настоящий момент на одном уровне развития!

Во многом жвановцы опередили землян, но было не меньше областей знания, где впереди шла земная наука.

Двенадцать тысяч лет назад жвановцы находились так далеко от людей эпохи Атлантиды, что никакого сравнения вообще не могло быть. И вот теперь, спустя двенадцать тысячелетий, они не только не ушли вперед, а в отдельных случаях даже отстали от Земли.

Почему это так случилось? Как это могло случиться?

Киму пришло в голову два объяснения.

Считалось, что наука и техника развиваются по непрерывно восходящей линии и что чем дальше, тем быстрее идет этот процесс. Если бы это действительно было так, то современные жвановцы должны были находиться от современных людей Земли на таком же «расстоянии», как и двенадцать тысяч лет назад, или еще дальше. Но этого не было. Значит, линия развития не прямая, значит, как многие, многие явления природы, она волнообразна. Кривая идет ступенчато. Период в двенадцать тысяч лет для Земли пришелся на крутой подъем, а для жвановцев – на пологий, или даже на движение по «горизонтали» перед следующим подъемом.

Второе объяснение выглядело, в глазах Кима, более правдоподобно и было проще. Люди Земли, их разум развиваются быстрее жвановцев, быстрее их разума. Причину следовало искать в бесчисленных природных особенностях обеих планет, в излучениях их солнц, во многом другом, что впоследствии будет изучено в сравнении.

Третьего объяснения Ким не находил, но оно, конечно, могло быть.

Факт оставался фактом. Встретились два человечества, с аналогичной историей общества, с одним и тем же развитием науки, с одинаковым строем жизни.

Планеты-сестры!

«Это первый случай!» – сказал жвановец.

Значит, на других планетах, с которыми жвановцы имели связь, другая история общества, другой строй жизни, другой уровень науки и техники.

Какой же? Как выглядят обитатели этих планет? На что они похожи?

У жвановцев должны быть фотографии или полученные каким-либо иным способом портреты обитателей этих планет. Узнать хотя бы один только внешний вид разумных существ нескольких планет Галактики, – о таком результате их миссии никто на Земле не мог и мечтать!

Жвановец-переводчик (Киму и Свете назвали имена их вчерашних собеседников, но они были бессильны не только произнести их вслух, но даже повторить мысленно) пришел к гостям гораздо раньше, чем накануне.

Оранжевое солнце только что взошло над городом, и, по понятиям его жителей, стояло раннее утро. Видимо, существовала какая-то серьезная, причина для столь несвоевременного визита.

Но Ким и Света давно уже встали. Они легли в постели и поднялись с них при блеске звезд. Заметив позавчера по своим часам время захода солнца, они на следующий вечер установили, что сутки планеты составляют почти точно тридцать земных часов.

Такое открытие ошеломило их. Получалось, что в их распоряжении остался только один «земной день» – двадцать часов, которых не могло хватить на подробное ознакомление с жизнью планеты. Не позднее чем сегодня они должны вернуться на Землю!

– Сколько времени потеряно! – грустно сказала Света.

– Нам ничто не мешает явиться сюда еще раз, как только мы пожелаем, – утешил ее Ким.

Земляне не могли спать пятнадцать часов и, проснувшись посреди ночи, совершенно не знали, что им делать до утра. Поэтому ранний приход жвановца обрадовал их.

А он, поздоровавшись, как всегда, легким наклоном головы, извинился за то, что нарушил сон гостей.

– Мы уже очень давно не спим, – сказал ему Ким.

– Почему же?

Выслушав пояснение, жвановец задумался. Потом он сказал уже привычным монотонным голосом фразу, которая доставила Киму огромное удовольствие:

– Видимо, здесь одна из причин более быстрого развития обитателей вашей планеты в сравнении с нами.

«Мое второе предположение правильно», – подумал Ким.

– Мы пришли к такому же выводу, – сказал он громко.

– Что вы хотите делать сегодня? – спросил жвановец.

Ким ответил, что они хотят осмотреть хотя бы этот город, и объяснил, что сегодня они вынуждены будут покинуть планету.

– Меня послали к вам с предложением провести еще одну встречу, – сказал жвановец. – Потому я и пришел так рано. О вашем появлении мы сообщили на другие планеты, и сегодня к нам собрались представители этих планет. Они хотят видеть вас. По многим и разным причинам они не могут задерживаться здесь долгое время. Если вы тоже хотите увидеть их, то надо идти сейчас.

Хотят ли они?!

Ни Киму, ни Свете не пришло даже в голову спросить, каким путем явились сюда обитатели других миров, или задать какой-нибудь другой вопрос. Их ошеломило, поразило и обрадовало столь быстрое и радикальное исполнение их желания. Не на фотографии, не на портрете, а в реальном, живом виде встретят они сейчас жителей других планет!

Сколько их?

Оказалось, что «всего лишь» трое. На вопрос Светы жвановец объяснил, что «остальные» не смогли явиться, хотя и очень заинтересованы «расширением контакта». Почему не смогли, Света от волнения не спросила.

Их ждали в том же доме, несколькими этажами выше. Путь занял несколько минут.

Какие мысли мелькали в мозгу Кима и Светы за эти минуты, они впоследствии сами не могли вспомнить. Вероятно, над всем властвовала одна: «Кого же мы увидим?»…

Фантазия наделяла обитателей иных миров самой разнообразной внешностью – от точного подобия земного человека до разумной плесени или мыслящего океана. Но, чуждая эмоциям, холодно-рассудочная наука на основе общих законов биологии давно пришла к выводу, что разумные существа, формируемые природой в трудовом процессе, не могут иметь вид плесени или океана (у того и другого нет и не может быть орудий труда, а значит и не может развиться разум). Приговор был единодушен. Форма тела человека Земли типична для разумного существа нашей Вселенной, обитатели других миров, если они разумны, не могут слишком сильно отличаться от него, хотя это и не означает подобия. Но именно в этом и заключался огромный простор для «фантазии» природы!

Кого же увидят через несколько секунд Ким и Света?..

Они подошли к «стеклянной» стене и, не пройдя ее, остановились в растерянности и изумлении. Они увидели сразу…

В комнате находились человек десять жвановцев и… эти трое!

Даже не будучи предупрежденными заранее, Ким и Света сразу бы поняли, кого они перед собой видят!

Сон это или явь?..

– Входите! – сказал жвановец.

Для него тут не было ничего нового или удивительного. Внешность гостей он знал давно.

Скорее машинально, чем сознательно, земляне последовали за своим проводником. Они знали, чувствовали всем телом, что трое внимательно рассматривают их.

Только спустя несколько минут, сев в кресла и полностью придя в себя, земляне смогли спокойно вглядеться.

«Нам сказочно повезло! – подумал Ким. – Жвановцы и их планета – копии Земли и ее людей. Здесь все сразу было ясно и понятно. А что испытали бы мы, если оказались хотя бы на родине вот этого существа, сидящего напротив Светы?»

Он вздрогнул при этой мысли, охваченный, против воли и разума, чувством отвращения, непреодолимо поднявшегося в нем, вопреки сознанию, что перед ним высокоразумное существо, – быть может, более разумное, чем он сам.

А Света подумала: «Моллюск!» – с тем же чувством, какое было у ее мужа.

Она отвела глаза, не будучи в силах выносить пристальный, немигающий взгляд чудовищно огромных, вытянутых в стороны и вверх, каплевидной формы, темных глаз, смотревших прямо на нее. Эти глаза находились на чем-то, что нельзя было назвать лицом.

Лица не было!

Не было также ни головы, ни шеи. Одно только тело, заполнившее низкое кресло бесформенной массой.

Шесть гибких отростков, как и все тело, покрытых не то чешуей, не то панцирем, из мелких пластинок ромбовидной формы, напоминали щупальца осьминога, но не имели присосков. Два из них цепко обхватывали подлокотники кресла, четыре лежали на столе, как руки сидящего человека. На концах всех шести, покрытые не панцирем, а нежной светло-желтой кожей, кошмарно неправдоподобно, резким диссонансом выделялись… самые обыкновенные человеческие кисти с пятью пальцами без суставов. Три из них лежали неподвижно. Четвертая спокойно и ритмично постукивала по поверхности стола концами пальцев. И это движение, в сочетании с внимательным взглядом, непостижимым образом убеждало в высоком разуме, заставляло забывать форму тела, отсутствие привычной головы и отвратительные «щупальца» спрута.

Это был человек, хотя и совсем не похожий на людей Земли или жвановцев.

Рядом с ним, в неестественной, напряженной позе (невольно создавалось впечатление, что кресло непривычно и неудобно для него), сидел второй гость.

Длинное, угловато-нескладное тело его было опутано (иначе не скажешь!) кусками материи, похожей на плотную кисею ярко-голубого цвета. Две руки, обнаженные до плеч, с блестящей голубой кожей, заканчивались кистями с четырьмя невероятно длинными пальцами, на каждом из которых было по четыре сустава. Эти руки ни секунды не оставались спокойными. Из путаницы одежды торчала (снова нельзя было сказать иначе) маленькая круглая голова на очень длинной шее. Глаза, нос, губы – все было «нормально», но угловато до такой степени, что казалось изломанным. И на этом страшно уродливом, с земной точки зрения, лице буквально сияли небесно-голубые внимательные, умные глаза.

В том, что это человеке, в самом полном, самом лучшем значении этого слова, сомневаться не приходилось.

Третий гость был ни на что не похож.

И Ким и Света определили его словом «что-то».

Сидел ли он в кресле, лежал ли на нем, или только опирался на него – ничего нельзя было понять. Что-то, светло-серое, полностью неопределенное, сгущенным туманом шевелилось перед ними. Не было видно ни тела, ни головы, ни глаз. Все сливалось в общий серый тон, и невозможно было сказать, где тут одежда, а где само разумное существо. И почему-то казалось несомненным, что оно должно не ходить, а летать.

«Уж не намеренно ли жвановцы пригласили к себе именно этих трех, – подумал Ким, – чтобы показать нам все разнообразие разумных существ нашей Галактики».

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАДАЧА

На несколько секунд Ким замолчал.

– Что можно сказать о разумных существах двух планет, с которыми нам предстоит еще встречаться не один раз? – продолжал он. – Несомненно, что они высокоразумные существа. Они явились к жвановцам через нуль-пространство, хотя машины, которыми они воспользовались, иные, чем наши цилиндры. Какой принцип лежит в основе этих машин, нам предстоит еще узнать. В области «нулевых» конструкций жвановцы и эти двое далеко опередили нас, правда не во всем. Наиболее близким и понятным показался голубой человек. Разница между нами и им не больше, чем между нами и жвановцами. Здесь нас не ждет ничего необычного, жизнь на его планете не может резко отличаться от нашей. Иное дело шестирукое существо. У меня и Светы создалось впечатление, что оно самое развитое, в умственном отношении, из всех троих. Оно говорило с нами тем же способом, как и жвановец. Заговорило сразу, без какой-либо подготовки. Его мысленные излучения «звучали» в нашем мозгу с поразительной ясностью и четкостью. Это тем более удивительно, что на его планете жизнь не может иметь ничего общего с нашей. Слишком велика разница в строении тела. Трудно, очень трудно привыкнуть к его внешнему виду. Наша беседа продолжалась около часа. Все трое куда-то торопились. И за этот час ни я, ни Света, не смогли полностью избавиться от чувства невольного отвращения. Уже сегодня вы увидите на своих экранах все снимки, сделанные нами за эту неделю, и сами убедитесь в справедливости моих слов. Что касается третьего существа, похожего на сгусток серого тумана, то здесь бесполезны какие бы то ни было догадки. Что это такое, мы не понимаем! И, как выяснилось, сами жвановцы знают не больше нашего. На планете серых существ они никогда не были. Сами серые существа явились к ним неизвестно откуда, сравнительно недавно. Как, с помощью чего – никто не знает. Жвановцы утверждают, что «серые» не пользуются машинами нулевого пространства. О нашем появлении «серым» никто не сообщал, общения с ними у жвановцев нет. И все же один из них явился на встречу с нами, как будто им было все известно. Откуда и как они узнали, гадать бесполезно. Я говорил, что шестирукий показался нам со Светой самым развитым из трех. Это неправильное выражение. Не из трех, а из двух. «Серый» не говорил с нами, так же, как никто из них ни разу не говорил ни с одним из жвановцев. Они появляются на планете и исчезают. Он молча смотрел на нас, хотя ничего, чем можно смотреть, у него не видно. Слушал ли он нашу беседу? Вероятно, но определенно утверждать нельзя. «Серые» – сплошная загадка. Разрешить ее предстоит нам, совместно со жвановцами. Могу добавить, что наше предположение о том, что это существо не ходит, а летает, оказалось правильным. Когда кончилась беседа, он поднялся в воздух и поплыл к стене. Именно поплыл, без видимых движений. Больше мы его не видели. Света считает, что нам довелось встретиться с представителем человечества, настолько опередившего нас, жвановцев, шестируких и голубых, что оно непостижимо нашему уму. Мне кажется, что она права. Может быть, «серые» свободно перемещаются во Вселенной, используя законы природы, еще неведомые нам. Может быть, мы видели не само это существо, а его отображение, переданное на планету жвановцев. Все может быть. И мне почему-то кажется, что теперь, когда оно увидело нас двоих, «серые» появятся и на Земле. Будем ждать, потому что сами мы никогда не найдем их планету. В этом я совершенно уверен. В заключение мне хочется поделиться с вами одной мыслью, которая пришла мне в голову, когда я, глядя на шестирукого, думал о том, что мы могли оказаться не у жвановцев, а на родине шестируких. Конечно, они встретили бы нас дружески. Но что могло произойти, если бы шестирукие появились в Атлантиде вместо жвановцев? Как встретили бы их полудикие жители? Несомненно, они приняли бы их за опасных животных и постарались уничтожить. На этом разрешите закончить мой отчет. Вы скоро увидите жвановцев у нас на Земле. Мы договорились с ними, что ждем их через пять суток, что соответствует четырем суткам их планеты. Мы приглашали их идти с нами, но получили отказ. Возможно, что они хотят посетить нашу планету вчетвером, а в цилиндре было только два свободных места. Увидим!

Кима и Свету встретили те же люди, которые провожали их семь дней назад. И хотя посланцы Земли вернулись на четыре часа позже, чем обещали, – не только ученые, но и ни один человек из толпы, собравшейся перед зданием института, не сдвинулся с места, терпеливо ожидая их появления.

И как только дверь цилиндра открылась, как только Ким и Света вышли из него, им был задан вопрос, интересовавший всех:

– Где?

– Увы! – ответил Ким. – Мы этого так и не знаем. И вряд ли сможем узнать в ближайшие годы.

– Почему?

– Потому что сами жвановцы этого не знают.

– Жвановцы?!

– Да, мы их так назвали. К сожалению, нет никакой возможности воспроизвести звуки их языка. Они называют свою планету сочетанием трех согласных звуков. Что-то похожее на «ЖВН». Мы стали произносить «Жван». Отсюда и «жвановцы».

И тут же, не отходя от цилиндра, Киму пришлось выступить перед аппаратом всемирной телесвязи.

Он не скрыл допущенных ошибок, откровенно признался в своих собственных промахах, сообщил о помощи, оказанной жвановцами, без которой они со Светой не смогли бы живыми вернуться на Землю.

Он рассказал все…

После короткого отдыха Ким взялся за решение новой задачи – создание аппарата для двусторонней связи, необходимость которой была очевидна. Черный шар мог обеспечить только одностороннюю. Жвановцы имели возможность передавать на Землю все что угодно, а земляне не могли отвечать им.

Сами жвановцы предлагали Киму взять с собой на Землю аппарат двусторонней связи, который мог заменить собой черный шар, но Ким отклонил это предложение, отчасти из самолюбия, но главным образом потому, что был совершенно убежден – земная техника может создать более совершенный аппарат.

– Мы сделаем свой, – сказал он жвановцам, – в ближайшее время.

И получил вежливый ответ:

– Конечно, так будет лучше.

Теперь надо было от слов переходить к делу. Группа Кима в полном составе принялась за работу.

Трудностей не предвиделось: они уже достаточно знали о нулевых приборах, и аппарат был создан в несколько дней.

Создан и испытан.

О дне первой двусторонней связи Ким договорился со жвановцами заранее (настолько велика была его уверенность в успехе), и связь действительно произошла именно в этот день.

Планеты обменялись видовыми картинами. Другого способа разговора пока не существовало.

Но его надо было найти.

При первой опытной передаче присутствовали четыре жвановца, прибывших на Землю точно в назначенный день и вот уже вторую неделю знакомившихся с планетой. Совместно с ними обсудили проблему общего языка.

Живая речь исключалась. Ни жвановцы, ни земляне не могли произнести ни одного слова на языке друг друга. Они могли обмениваться мыслями только при личной встрече, с помощью биотоков. Но существовала и могла быть использована речь письменная. А также высокое развитие на обеих планетах электронно-кибернетических механизмов.

Добавить к передающему и приемному аппаратам кибернета-переводчика было делом времени. В более отдаленном будущем ясно вырисовывалась перспектива личных аппаратов. И тогда мысленная речь сменится обычной, прямой…

Пришельцы!

Это слово, овеянное романтикой космоса, мечта бесчисленных поколений, долгие века бывшее только словом, лишенным практического значения, стало реальностью.

Те, кто первыми узнали о грядущей встрече с обитателями другой планеты, ушли из жизни, так и не дождавшись знаменательного дня, а их дети и внуки привыкли отождествлять слово «пришельцы» со словом «ожидание».

Потому что ничего, кроме терпеливого ожидания, не оставалось.

Мечты уже не было, – она осуществилась.

Пришельцы находились на Земле, и всем было известно, где именно они находятся.

Нужно было только терпение.

Так казалось, но вышло иначе.

Просто и даже буднично появились на Земле другие пришельцы, другие обитатели иного мира. И люди Земли привыкли к ним скорее, чем ожидалось.

С удивительной быстротой слово «жвановцы» стало звучать совершенно так же, как «австралийцы» или «европейцы».

И закономерно упал интерес к предстоявшему в скором времени выходу из цилиндра первоначальных пришельцев.

Был развеян ореол «первого контакта». Не существовал больше космический эффект первой встречи с чужим разумом. Не было больше никакой загадки.

На Земле знали историю четырех ученых, пришедших в Атлантиду двенадцать тысяч лет тому назад. Они стали как бы привычно знакомыми, и окончание их пути по времени уже не произведет того впечатления, которое могло быть и обязательно было бы, выйди они сто лет назад.

Черный шар, когда-то доставленный в Пришельцев Карелиным, произвел неизмеримо больший эффект, чем произведут его хозяева.

Но в цилиндре находились, по-видимому, не только древние жвановцы. Там был человек из далекого прошлого Земли. Представитель народа, исчезнувшего в баснословной древности, живой атлант!

Земля с нетерпением ожидала только его. И если бы атланта не было в цилиндре, если бы оказались правы те, кто не верил монгольскому преданию, вся планета была бы глубоко разочарована.

Прибывшие на Землю четыре жвановца осмотрели приборы «атлантического» цилиндра и подтвердили, что расчет, сделанный Кимом, правилен.

Не только день, но даже и час выхода были окончательно установлены.

Ждать оставалось совсем немного…

«ТЕХНИЧЕСКИЙ ВОПРОС»

Всего несколько месяцев назад Ким был далек от проблемы "Ц". Она интересовала его только потому, что для поисков цилиндра на дне Атлантического океана нужны были кибернеты ИЦ. О том, чтобы принять непосредственное участие в подготовке встречи пришельцев, он и не помышлял. Хотя бы потому, что в то время никто не мог знать, когда именно они выйдут.

Быстро и как-то незаметно все изменилось. Никто не предлагал Киму возглавить группу подготовки, но все считали именно его руководителем этой группы, состоявшей из медиков, историков, биологов и лингвистов – специалистов по древнейшим языкам.

Ким долго не замечал создавшегося положения, а когда наконец понял, что вся Земля возложила на него ответственность за то, чтобы довести до конца проблему "Ц", – отказываться было уже поздно.

– Ну что ж! – сказал он жене. – Раз люди считают, что я пригоден для такой роли, значит это так и есть. Будем работать не по специальности. Но, откровенно говоря, я не вижу в знаменитой проблеме атланта никакой проблемы.

Света возмущенно пожала плечами.

– Вот так всегда! – сказала она. – Ты никогда ничего не знаешь, что не касается твоей работы. Давно уже нет никакой проблемы в том смысле, как ты думаешь. Речь идет совсем о другом. Сможет ли он войти в нашу жизнь? Сможет ли понять ее? Ведь этот человек придет из эпохи, отделенной от нас двенадцатью тысячами лет!

– Вот я и говорю, – спокойно ответил Ким, – что не вижу в этой знаменитой проблеме никакой проблемы. Он дикарь и останется дикарем. Человек примитивного мышления и грубый. Он будет чувствовать себя совсем чужим и ничего не сможет понять. Его положение ничем не будет отличаться от положения зверя в зоологическом саду. Вот и все!

– Но ведь это ужасно! Именно в этом и заключается проблема!

– А что же тут можно сделать? – спросил Ким. – Его к нам не звали.

Но, несмотря на такое более чем хладнокровное заявление, Кима в глубине сердца тревожила «проблема атланта», хотя он старался скрыть от всех свой пессимизм…

Примерно за месяц до знаменательного дня к Киму явился неожиданный гость.

Когда он назвал свое имя, молодой инженер смутился.

– Ты мог бы вызвать меня к себе, – сказал он, – а не тратить время на полет сюда. Право, мне очень неловко.

– Пустяки! – ответил тот. – Ты наш руководитель, и я прилетел посоветоваться с тобой.

Кима еще больше смутили эти слова.

Прибывшего звали Тиллаком. Это был один из самых известных специалистов по физиологии человека, ученый мирового масштаба. Ким знал, что он состоит членом подготовительной группы, но никогда раньше не встречался с ним.

Именно потому, что таких людей, как Тиллак, в группе было большинство, Ким в глубине души и считал себя недостойным роли руководителя.

Но ничего другого, как только радушно встретить гостя, Киму не оставалось. Навязанную силой обстоятельств, заслуженную или не заслуженную, но свою роль приходилось играть.

– Я тебя слушаю, – сказал Ким.

Он усадил гостя и сел напротив него. В раздвинутую во всю ширину наружную стену кабинета, выходившую в парк, вливался аромат увядающих листьев. Чуть слышно шелестели ветви кленов и лип, росших у самого «окна». Шум города не достигал слуха, и казалось, что дом стоит где-то в сельской местности.

– Хорошо у тебя, – сказал Тиллак.

Он сидел в кресле выпрямившись, высокий, худой, с темным от загара лицом, на котором пробивавшиеся сквозь ветви лучи заходящего солнца играли бронзовыми бликами.

Ким знал, что Тиллак находится уже в преклонном возрасте, но по гладкому красивому лицу, гибкости и легкости движений ему никак нельзя было дать его лет.

– Прежде всего, – сказал он, – хочу принести тебе извинения от имени моих коллег. Мы собрались и обсудили проблему атланта, не поставив тебя в известность об этом. Произошло это почти случайно, на последнем съезде физиологов. Вопрос стоял в узко медицинском плане. Ты же не врач, – прибавил он, как бы в пояснение.

– Разумеется! – ответил Ким. – Вы были совершенно правы. Мне там нечего было делать. Все ясно.

– Увы! – вздохнул Тиллак. – Наши выводы неутешительны.

– Я так и думал.

Ученый с интересом посмотрел на Кима:

– А можно спросить, что именно ты думал по этому вопросу?

Ким коротко изложил свою точку зрения. Скрывать ее от собеседника было бессмысленно.

– Отчасти ты прав, – сказал Тиллак. – И сравнение со зверем в зоологическом саду психологически верно. Каков же твой конечный вывод?

Ким в недоумении хрустнул суставами пальцев.

– Если бы он оказался стар…

– Но он, возможно, молод, или ты считаешь…

– Нет, я так не думаю.

Ким с трудом заставил себя произнести этот ответ. В глубине души он думал именно так.

Но принужденный тон не ускользнул от проницательности старого ученого.

– Да, возможно, он молод, – сказал Тилдак. – И это усложняет проблему. На совещании, о котором я только что говорил, кое-кто высказался в том же аспекте, что и ты. Правда, наметился выход, и о нем я хочу посоветоваться с тобой. Сложный вопрос, – прибавил он.

– В чем суть этого выхода?

– Мы не имеем права лишить его человеческой жизни, – вместо ответа сказал Тиллак.

– Что ты имеешь в виду? Моральный облик?

– Дело не в моральном, а в умственном развитии.

– Это еще хуже.

Минуты две собеседники молчали.

– Видишь ли, – сказал Тиллак, – мы пришли к выводу, что между эпохой атлантов и нашей чрезмерно большое расстояние во времени. Его мозг будет не в силах преодолеть это расстояние.

– Это было ясно с самого начала, – не удержался Ким.

– Не совсем так. Мы не знаем, каков был уровень развития атлантов. А человеческий мозг, во все известные нам эпохи, был идентичным. Человек, скажем, пятого, шестого тысячелетия до нашей эры был способен усвоить всю сумму современных нам знаний. Я хочу сказать, что его мозг был способен вместить эти знания. Но дело усложняется неподготовленностью мозга, тем, что мы называем теперь «мозговой инерцией», зависящей от наследственности. Двенадцать тысяч лет – это слишком много. И наша наука, исследуя возможности мозга древних, по методу нисходящей аналогии, пришла к выводу, что мозг атлантов должен был качественно отличаться от мозга людей даже шестого тысячелетия до нашей эры. Тем более от нашего.

– Мне кажется, – сказал Ким, – что ты не решаешься говорить прямо.

– Это верно, – ответил Тиллак. – И объясняется просто. Наметившийся выход из тупика основан на моих работах. Я просто-напросто боюсь взять на себя ответственность за возможные последствия.

– И все же, – Ким улыбнулся: подобная нерешительность со стороны крупного ученого была ему непонятна и казалась смешной, – все же тебе придется открыть мне тайну.

– Ты хочешь сказать, что иначе мне не было смысла начинать разговор?

– Получается так.

– Я всю жизнь работал над вопросами «мозговой инерции», – сказал старый ученый. – Еще встречаются случаи, когда человек рождается с «неполноценным» мозгом. Грубо говоря, есть люди более умные и менее умные. Даже в наше время это разделение дает себя чувствовать. А в будущем проявления атавизма станут уже совершенно неприемлемыми. И потому наука ищет средства воздействия на «мозговую инерцию». Мне удалось найти надежные средства, но они не испытаны. К чему приведет их применение – никто не может сказать.

– Иными словами, вы пришли к выводу, что на мозг атланта надо воздействовать, чтобы избавить его от участи «зверя в зоологическом саду». Прекрасный выход! В чем же сомнения?

– В том, что я сказал. Метод не испытан. – Тиллак наклонился вперед. – Что будет, если его психический мир не изменится в результате ликвидации «мозговой инерции»? Мы же его не знаем.

– А ничего не будет! Был дикарь и останется дикарь.

– У тебя очень жесткая позиция в этом вопросе, – заметил Тиллак.

– Я кибернетик, – ответил Ким. – И привык смотреть на людей, как на биологических, или, если хочешь, белковых, роботов. В отличие от механических и электронных, которых мы конструируем, только и всего. Если программа, заложенная нами, перестает нас удовлетворять, мы заменяем ее другою. А если заложенная первоначально – единственно возможная, значит робот плохо сделан. Твой метод, насколько я его понимаю, в принципе ничем не отличается от нашего. Вопрос для меня только в том, как «сделан» биологический робот, называемый «атлантом». Его конструкция нам неизвестна. Если можно заменить программу, заложенную природой при его рождении, наследственностью, условиями жизни, – хорошо! Если нет – плохо! Вопрос может стоять только так! Во всяком случае, другого выхода придумать, по-моему, невозможно. Без замены программы он осужден на жалкое прозябание в нашем мире, которого не сможет понять. Даже в том случае, если он являлся выдающимся ученым своего времени. Кажется, совсем просто. И если применение твоего метода может дать один шанс из тысячи, какие могут быть сомнения! Ты опасаешься расхождения между разумом и психикой, забывая при этом, что речь идет не о современном человеке…

– Подожди! – перебил Кима Тиллак. – Ты не совсем меня понял. Разум и психику нельзя разделять. Это один комплекс.

– Я их и не разделяю, а только повторяю твои слова, в том же смысле, что и ты. Он не современный человек, его психика, так же как и разум, крайне примитивна. Если в результате ликвидации «мозговой инерции» его мозг получит потенциальную возможность постичь наш мир, а то, что ты назвал «психикой», иначе говоря – восприятие и метод мышления, останется прежним, – ничего не изменится.

– Вот это-то как раз и неизвестно.

– Безумие ему не угрожает. Он не современный человек, – повторил Ким. – Ну, а если он все же сойдет с ума, я не вижу в этом большой беды. Безумный или не безумный, – одинаково останется дикарем.

– Меня удивляет твоя точка зрения, – сказал Тиллак.

– Ну хорошо! – рассердился Ким. – Если тебя заранее мучат угрызения совести, могу посоветовать одно. Время еще есть, поставьте вопрос на всемирную дискуссию. Тогда за возможные последствия будет отвечать все человечество.

– Благодарю тебя! – сказал Тиллак.

Он ушел, оставив Кима в недоумении – зачем приходил и за что выразил благодарность?

«Получается, – подумал Ким, мысленно рассмеявшись, – что, будучи специалистом по „мозговой инерции“, Тиллак не замечает, что сам заражен этой „инерцией“. Он рассуждает, как человек прошлых веков».

С детства привыкший мыслить технически, Ким не мог понять сомнений Тиллака и, когда предложенная им дискуссия действительно была объявлена, очень удивился.

– Странно! – сказал он жене. – К чему поднимать столь простой вопрос? Кому это нужно?

– Увидим! – ответила Света.

Но Ким оказался прав.

Дискуссия продолжалась недолго. Мнение подавляющего большинства населения земного шара сошлось на точке зрения Кима.