Ричи ждал меня в тренажерном зале утром в понедельник. Наша встреча в субботу днем немного подняла мне настроение. Команда Макса выиграла матч, и было приятно болеть за него, сидя на открытой трибуне с другими родителями. Максу почти девять, и он потрясающий ребенок. Вернувшись домой, мы с ним, как всегда, затеяли компьютерный бой и играли, пока Стеф не крикнула снизу, что пора обедать. После обеда мы снова поднялись наверх, нам не терпелось вернуться к сражению. Потом к нам присоединился Ричи, но его мастерство было примерно на моем уровне, поэтому Макс побил нас обоих.
Ханна обожала племянника, Макс всегда был ее любимчиком. Она с удовольствием проводила с ним время, покупала ему книги, водила в кино и часто посещала его игры в Малой лиге. Он тяжело переживал, потеряв свою любимую тетю, но никогда больше не упоминал ее имени. Но я понимал причину. Он бережно хранил о ней память, и я знал это. Однажды Макс привел меня в свою комнату – показать коллекцию бейсбольных билетов, и первое, что я сразу увидел, было фото Ханны. Заметив, что я смотрю на фотографию, он подошел и молча обнял меня. Я обнял его в ответ, слова были не нужны.
– Что слышно от Уинтер? – спросил Ричи, когда мы вышли из зала.
Я напрасно надеялся, что сегодня обойдется. Не тут-то было. Мой шурин не упустит случая расспросить об Уинтер.
– Она оставила мне сообщение в воскресенье.
– И ты не хотел мне говорить.
– Ну, не хотел. – Не было смысла лгать.
– Я так и думал.
Мы шли к паркингу, и я не терял надежды, что он отстанет, скоро мы разъедемся, и на этом расспросы прекратятся.
Впрочем, напрасно.
– И ты не снял трубку, так? – надавил он, видя мое нежелание говорить на эту тему.
Я всегда удивлялся тому, как верно он угадывал мои действия, а иногда даже предсказывал мои поступки. Вот и сейчас – можно было подумать, что он находился в комнате вместе со мной, когда звонила Уинтер.
– Нет, – неохотно подтвердил я.
– Что она сказала?
Я пожал плечами:
– Ничего особенного. Просила перезвонить, когда мне будет удобно.
– Сколько же времени понадобится тебе, чтобы найти удобное для звонка время?
Я понял, что мое упорное нежелание говорить не спасает, и сдался.
– Хотел позвонить сегодня, во второй половине дня.
Но, скорее всего, не позвоню. Мы с Уинтер не подходим друг другу, несмотря на выбор Ханны.
– Смотри у меня, – пригрозил Ричи.
Мне хотелось поскорее от него отделаться, я торопился сесть в свою машину и закрыть тему.
– Как насчет покера в четверг вечером? – спросил он.
Кажется, у него было чутье, он четко знал, когда затормозить.
– У Стива собрание, нам не хватает игрока.
Я покачал головой. Раньше я играл с ними по четвергам и даже, по правде говоря, часто был основным организатором. Компания: Патрик О’Мэлли, мой коллега, Стив Жилетти, тоже врач, специалист-энтеролог, Ричи и я – собиралась раз в неделю. Сначала мы менялись домами. Потом осели у Ричи, потому что его дом был расположен удобно для всех. Мы никогда не задерживались после полуночи, а ставки были невысоки. Когда заболела Ханна, я бросил игру в покер, как и многое, в чем не было необходимости.
– Нет, не думаю. – Я отказался скорее по привычке.
– Билл замещает тебя уже почти два года. Не пора ли вернуться?
– Может быть, позже.
Я и сам не понимал причины своего упорства. Мне нравилась игра, и я всегда получал удовольствие от встреч с друзьями.
Наконец мы разъехались. Я поехал в госпиталь, сегодня была моя очередь дежурить. Мы работали там по очереди, и эта неделя была моей. Поскольку Ханна долго лежала в этом госпитале, у меня была возможность оценить обстановку с двух точек зрения – точки зрения врача и одновременно родственника, посещающего больного. Можно было написать книгу о своих впечатлениях.
Прибыв в госпиталь, я сразу увидел, что там намечается пикник – большая благотворительная акция, которая проводится каждый год для детей, больных раком. Цель акции – не просто сбор средств, а устройство праздника для маленьких пациентов, которые должны почувствовать себя просто детьми и на время забыть об операциях и химиотерапии. Мы с Ханной много лет помогали проводить пикники, тем более что я вел несколько больных детей в этом отделении. Это событие мы всегда принимали близко к сердцу.
– Майкл!
Я увидел идущего мне навстречу по широкому коридору Патрика О’ Мэлли. Я не ожидал его встретить, видимо, Патрик посещал кого-то из своих больных.
– Слушай, это верно, что про тебя говорят?
– О чем ты? – Я не думал, что моя личность является предметом для общественного суждения.
– В пятницу вечером, в клинике.
– А, это! – Было стыдно, что я сорвался и не проявил нужной выдержки. – Не знаю, что на меня нашло, но очень сожалею о случившемся.
– Говорят, ты угрожал жизни какого-то человека.
Мне не хотелось объясняться.
– Его жена, видишь ли, упала с лестницы, – и я подчеркнуто показал на пальцах, – три раза за месяц! Понятно, что мерзавец был причастен.
– Она не заявляла на него?
– Нет. И никогда не признается, что он бил ее.
Даже не беря во внимание мое профессиональное чутье, из записей в карте следовало, что ее увечья становятся серьезнее с каждым новым «падением». Шамика рисковала жизнью, оставаясь с этим уродом. И все же я осуждал собственное поведение. Никогда раньше не позволял себе такого.
– Ты поступил так, как мечтает поступить каждый из нас в таких случаях.
– Тем не менее я должен был сдерживать свои эмоции. Не думаю, что в клинике захотят видеть меня вновь.
– Ты шутишь? Думаешь, легко найти добровольных помощников? Они закроют глаза на твой поступок, по крайней мере на этот раз.
Я думал так же, но для себя решил покинуть клинику. Неожиданное проявление агрессии, столь нехарактерное для меня, не давало покоя. Я не сообщил о своем решении Патрику. Он и сам скоро узнает.
– Если говорить о добровольцах, – Патрик указал на постеры, развешанные на стенах, – пикник в следующую субботу.
– Рановато в этом году.
– Да нет. Всегда в мае.
Я не был в прошлом году. Похороны Ханны прошли за две недели до пикника, и мне было тогда не до него.
– Нам нужны люди, как обычно, не хватает помощников.
– Но у меня планы на этот день.
На самом деле никаких планов не было. Просто обычное пассивное нежелание. А ведь до болезни Ханны я любил общественные мероприятия.
– А нельзя изменить твои планы? – спросил Патрик. – Пойми, у нас действительно не хватает людей. Некому заняться играми с детьми.
Я вздохнул.
– Ну, не игры, найдешь другое занятие себе по душе.
Я видел, что Патрик не собирается отступать.
– Может быть, приду.
– Войди в положение. Не разорваться же нам. Люди позарез нужны.
– Как долго я буду там занят? – наконец уступил я.
– Пару часов, не больше.
– Ладно, я подумаю, как изменить свои планы, – продолжал я ломать комедию. Все планы на субботу сводились к утренней пробежке.
– Спасибо, друг. – Он хлопнул меня по спине и поспешно зашагал к своим больным.
Слух о том, что я вызвался помогать на пикнике, распространился со скоростью лесного калифорнийского пожара. Патрик не терял времени зря.
Двое докторов немедленно пришли выразить свое одобрение и поддержку. Неуместное ликование, – по моему мнению, благотворительность не нуждалась в столь громкой огласке.
К тому же это было несправедливо, я не заслуживал похвалы. Всего лишь уступил общественному давлению. Меня вынудили принять участие в пикнике, хотя я и считал его добрым делом. Но, если бы Патрик не надавил на меня и не шантажировал, вряд ли бы я поддался. Поэтому на поздравления я отвечал улыбкой. Не мог же я назвать истинную причину, и, чтобы скорее закончить разговоры, сослался на неотложные дела. Проходя по коридору, заметил двух медсестер, которые, склонив близко головы, о чем-то шушукались. При виде меня у них появилось такое виноватое выражение на лицах, что я сразу понял – они шептались обо мне.
– Доброе утро, доктор Эверетт, – сказала одна, совсем молоденькая, очень энергичная медсестра.
– Доброе утро.
Я прошел мимо. За последний год я получал немало знаков внимания от женского медперсонала. Я был еще молод, на хорошем счету и свободен, теоретически.
Но в душе я был совсем не готов к новой связи. И даже разговор с Уинтер на тему свидания не давал мне покоя.
Возмущало общее мнение, что если прошел год после смерти близкого человека – пора перестать грустить, ведь жизнь продолжается. Это выражение меня просто бесило. Значит, чтобы забыть о потере, надо просто подождать триста шестьдесят пять дней. И все. И я должен после этого срока снова стать веселым и жизнерадостным, в знак того, что полностью выздоровел.
– Слышала, что вы придете на пикник, – услышал я сбоку. Оказывается, молоденькая медсестра шла рядом, подстраиваясь под мой шаг.
Я кивнул, не желая продолжать разговор.
– Вся наша смена идет. Замечательная идея. Правда?
Я опять кивнул.
– Увидимся там. – Задохнувшись от собственной смелости, резко свернув, она исчезла в одной из палат.
Я сделал обход. Заполнил все карты, сделал необходимые предписания и вышел из госпиталя. Голова кружилась от всех этих разговоров и внимания к моей особе.
Начало положило письмо Ханны. И вот вмешался Ричи, потом Патрик. Все хотели помочь, но, хотя я и ценил их усилия, не готов был им уступить. Из госпиталя я поехал в свой офис. Линда Барклей подняла голову, когда я появился из двери, предназначенной для персонала.
– Доброе утро, Майкл.
Она единственная называла меня по имени. Женщина средних лет, суррогатная мать, хороший друг.
– Доброе утро, Линда.
Я пошел было к себе, потом вернулся.
– Скажи мне, почему все вокруг считают, что одного года вполне достаточно, чтобы забыть о своей утрате? Что за неписаное правило, откуда оно? – Я не мог успокоиться после разговоров в госпитале.
– Ну…
По ее глазам было заметно, что мой вопрос ее озадачил.
– Я сегодня согласился принять участие в детском пикнике, – успокаиваясь, сообщил я.
– Для тебя это будет полезно. И пора начинать жить.
– И ты, Брут?!
Она рассмеялась.
– Мои родственники уговаривают меня снова начать встречаться с женщинами, – сказал я уже серьезно, Линда поймет все правильно. – Но я не готов.
– Я тоже так считаю.
Ее спокойный тон сразу снял мое раздражение.
– Меня просто подталкивают на свидание с кузиной Ханны.
– С той, что держит ресторан?
Я кивнул, удивленный, что Линда помнит об этом.
– Ты пойдешь?
– Нет.
Ну вот, я и высказал вслух то, о чем все время думал. Решение принято. Отказываюсь подчиняться чужой воле, даже если это воля моей жены.
Я любил Ханну, всегда буду любить ее, но не собираюсь встречаться с Уинтер или кем-то еще только потому, что ей так хотелось. Я сказал правду Линде – я не готов и не знаю, когда буду.
Наверное, потому, что утро началось с давления Ричи, которое потом продолжилось в госпитале, я весь день был не в духе. Не буду отвечать на звонок Уинтер. Она все еще влюблена в своего француза, а я не могу забыть Ханну.
Я вернулся домой вымотанный, усталый и голодный. В холодильнике и на кухонных полках не нашлось ничего, что можно было быстро приготовить или разогреть. Понимаю, что надо избегать готовых продуктов, но сегодня с удовольствием обошелся бы разогретой пиццей. Поход в магазин исключался. Мой ужин состоял из сэндвича с сыром и чашки овсяных хлопьев без молока. Не самый лучший ужин в моей жизни, но желудок я набил. Потом сел за компьютер и ответил на письма.
Я уже отдохнул и немного расслабился, когда зазвонил телефон. Звонок заставил меня вздрогнуть. Он звучал тревожно, как сигнал бедствия.
Идентификатор показал, что звонит Уинтер Адамс. Я тупо смотрел на электронное табло, но не снимал трубку.
К счастью, она не оставила сообщения. Не хотелось быть грубым, невежливым, просто пусть оставят меня в покое. Согласен, я действительно мерзавец, но речь идет о самосохранении. Я не готов – рефреном звучало в моей голове, и нельзя было проигнорировать это настойчивое предупреждение.