Аури собрала тройки и направилась обратно в Мантию. Теперь они казались куда легче. Оно и неудивительно. Они же рассыпали все свои тайны, а уж Аури ли не знать, как тяжелы могут сделаться тщательно скрываемые тайны!
Вернувшись в Мантию, Аури бережно расположила тройки. Но еще до того, как она закончила расставлять их вдоль стены, она увидела прообраз своего первого дара. Увидела яснее ясного. Теперь понятно, для чего тут так много лишнего пола! Теперь понятно, почему она никогда не пользовалась вторым выступом у стены!
Зубцы были восхитительны. Такие правильные! Они сияли, точно желания в сказке.
Увидев, как все следует устроить, Аури отнесла первую сияющую тройку обратно в Засвалку. Через Подводы, с их мужчинами, всеми как есть, через кругло-идеальное Колечко, и по Девятикратно, нарочито-небрежному в своей новенькой поименованности.
Улыбаясь, Аури принесла сияющую медную тройку прямо к платяному шкафу и уложила ее в ящик, как нельзя более бережно. Тройка угнездилась внутри совершенно непринужденно. Будто возлюбленный или ключ. Аури сунула обе руки в ящик и ощутила кончиками пальцев прохладную белую гладкость простыни. Она вынула ее и прижала к губам.
Простыня была свободна и могла уйти. И Аури, задыхаясь, кинулась обратно в Мантию, прижимая к груди простыню.
Вторую тройку она отнесла прямиком в Туки. На один головокружительный миг Аури оставила Подсветье. Пролом в стене, потайная лестница, потом через подвал — в кладовую лучшего трактира, какой она знала. Там она оставила тройку и взяла взамен толстую белую перину, набитую невинностью и пухом. Перина была хорошая, мягкая, полная ласкового шепота и воспоминаний о дорогах.
И даже под весом этой перины Аури мчалась через подземелье легко, как пушинка.
Вернувшись в Мантию, она бережно расстелила перину у стены, напротив своей собственной постели. Достаточно близко, чтобы, если она ему вдруг понадобится, можно было лишь шепнуть. Достаточно близко, чтобы, если он захочет, он мог бы ей петь по ночам.
Подумав об этом, она слегка покраснела, потом взяла идеальную сливочную простыню, постелила ее поверх перины и подоткнула края. Мягко разгладила ее ладошками. Она была такая чудесная, как поцелуй, коснувшийся кожи!
Улыбаясь, Аури пошла в Порт и достала обратно одеяло. Теперь понятно, почему оно ее бросило. Оно осознало, что к чему, намного раньше, чем она. Просто оно больше было не для нее. Аури постелила на постели его одеяло и обратила внимание, что оно теперь не боится пола. Отступив назад, она посмотрела на него, такое мягкое, и нежное, и надежное, и честное.
Она принесла из Порта его красивую чашечку. Принесла кожаную книгу, неразрезанную, непрочитанную, совершенно неведомую. Принесла каменную статуэтку. И разместила все три на полочке у его постели, чтобы у него было что-нибудь свое красивое.
Ну, вот и все. Теперь у Аури был для него подарок: надежное место, где он может жить.
Но, как ей ни хотелось остаться и понежиться еще, надо было двигаться дальше. Сегодняшним правилом было число три. Ей нужны были еще два подарка.
Аури вернулась в Порт и окинула полки самым что ни на есть пристальным взглядом созидателя. И, поскольку сегодня был день созидания и в спину дул попутный ветер, Аури подумала о том, что могло бы ему пригодиться.
Это был непривычный образ мыслей. Несмотря на то что она хотела не для себя, она понимала, что такие вещи могут быть опасны.
Она посмотрела на остролистую баночку. Та дразнила и манила, но Аури понимала, что для него это не то. Не совсем то. Это был дар для нежданного гостя. Соты… ну, пожалуй. Она потянулась двумя пальцами к склянке с плодами лавра. Взяла склянку, посмотрела ее на свет. Ну да, ему действительно недостает лавров.
И тут все щелкнуло и сложилось. Ну конечно! Она чуть заметно улыбнулась. Что может быть лучше, чтобы утишить гнев? А кроме того, это была третья часть того, за что она уже взялась. Свеча. Свеча — именно то, что ему надо.
Тут Аури вдруг остановилась, будто с разбегу, по-прежнему держа в руке склянку. Она затаила дыхание и задумалась о суровой реальности времени. Свеча — это плавка. Свеча — это литье. А все это в первую очередь — форма. Аури почувствовала, как у нее все лицо нахмурилось при одной мысли о том, чтобы сделать ему маканую свечку. Нет-нет, это никуда не годится, все эти крипли и крапли совсем не для него.
Нет. Только форма. Единственный способ сделать свечу, которая достаточно хороша для него.
А это значит — Ковница.
Аури почти даже не колебалась. Ради себя она бы на такое не пошла, но сейчас это было просто необходимо. Ну разве он не заслуживает чего-нибудь хорошего? После всего, что он сделал, разве не заслуживает он хорошего, царского подарка?
Это было чистое и тихое место.
Там стоял рабочий стол. Черный, и гладкий, и твердый как камень. По бокам стояли штативы. Тиски. Набор плавающих колец. Подставка под горелку. Были там и краны, и вентили, продуманно устроенные: все сталь, латунь и железо.
Были там и полки, все на одной стене. Уставленные многочисленными и разнообразными принадлежностями ремесла. Кислоты и реагенты в закупоренных склянках. Сульфоний в каменной банке. Стойки с порошками, солями, глинами и травами. Масла и мази. Четырнадцать вод. Двойная известь. Камфара. Все идеально. Все верно. Все собрано, факторизовано и хранится самым подобающим образом. Были тут и инструменты. Перегонные кубы и реторты. Великолепная широкая бесфитильная горелка. Мотки медных трубочек. Тигли, и щипцы, и водяные бани. Сита, и фильтры, и медные ножи. Был и измельчитель, и ослепительно чистый винтовой пресс.
Были там и каменные полки. Бережные полки. На них, за толстым-толстым стеклом, таились бутыли. Эти бутыли не были чистыми и аккуратными, как на других полочках. И ярлыков на них не было. Они были дворовые. В одной хранился крик. В другой ярость. Там было много-много бутылей, и эти две были далеко не самые худшие.
Аури поставила на стол банку с плодами лавра. Она была маленькая. Как уличный сорванец. И большинство вещей были ей не по росту. Большинство столов были для нее слишком высокие. Этот нет.
Эта комната прежде принадлежала ей. Хотя нет. Эта комната прежде кому-то принадлежала. А теперь нет. Не принадлежала. Это было никакое место. Пустой лист ничего, которое не могло принадлежать. Оно было не для нее.
Аури выдвинула ящик рабочего стола и достала оттуда кругоугольную латунную форму. Такая как раз лучше всего подойдет для свечки.
Сосредоточенно хмурясь, Аури рассматривала плоды лавра. Да, они вполне почтительны, как и следовало ожидать, но при этом полны гордости. И еще с намеком на холод северного ветра. Это бы нужно поумерить. И… да. Сквозь них тоже тянулась ниточка гнева. Аури вздохнула. Нет, так совсем не годится.
Она сощурилась и поиграла цифрами в голове. Переводя взгляд с формы на склянку с плодами, она видела, что воска, который в них содержится, совсем не хватит. На целую свечу точно не хватит. На настоящую свечу. На свечу для него.
Аури вышла и вернулась с сотами. Деловито положила их под пресс и принялась вращать рукоятку, пока мед не хлынул вниз, в чистую, прозрачную баночку. Работы на полминуты.
Оставив мед стекать, Аури зажгла ближайшую бесфитильку и развернула штатив так, чтобы тигель оказался на нужной высоте. Открыла пресс, достала плоский лист пчелиного воска, сложила вчетверо и положила в тигель. Воска вышло не очень много, примерно столько, сколько могло поместиться у нее в обеих ладонях. Но, когда она добавит плоды лавра, выйдет как раз достаточно, чтобы заполнить форму.
Аури посмотрела на тающий воск и кивнула. Вещь будет сонная. Сплошь осенняя сладость, трудолюбие и заслуженная награда. Колокольчики тоже придутся кстати. Тут не было ничего такого, чего бы она ему не пожелала.
Будь это свеча обычного поэта, меда и лавра, пожалуй, было бы достаточно. Но ведь он не простой поэт! Нужно что-то еще.
Щепотка камфары подошла бы идеально. Самая чуточка, искорка, намек на что-то летучее. Но камфары у нее не было, и желать этого было бессмысленно. Поэтому вместо этого Аури принесла кусочек идеальной смолы из Порта. Для связи и чтобы душа его оставалась душевной сейчас, когда наступает зима.
Аури помешивала воск тонкой стеклянной палочкой. Она улыбнулась. Какое все-таки редкостное удовольствие — работать настоящими инструментами! Что за роскошь! Дожидаясь, пока растворится смола, Аури насвистывала, помешивая, и улыбалась. Это будет ее секрет. В свече будет еще и ее свист.
Потом она вышла в Мантию и посмотрела на свою идеальную лаванду в серой склянке. Она достала веточку лаванды. Две веточки. Потом Аури ощутила, как в груди у нее вспыхнул жаркий стыд. Не время сейчас сквалыжничать! Он-то ведь никогда не скупится на помощь. Неужели он не заслуживает сладких снов?
Аури стиснула зубы и вытащила из банки сразу половину лаванды. Ох, какая же она все-таки бывает жадная-прежадная!
Обратно в Ковницу. Аури высыпала плоды лавра в измельчитель. И плоды в три вдоха оказались меленько-меленько перетерты. Потом Аури остановилась, глядя на массу перемолотых плодов.
Она знала, как следует правильно себя вести с лавром. Знала способ, требующий терпения. Стереть и сварить восковые плоды. Отфильтровать выварки. Проварить еще раз, осветлить, остудить, отделить воск. Даже с настоящими инструментами на это уйдут часы работы. Много-много часов.
Но он-то ведь придет уже скоро! Она это знала. Знала, что на это нет времени.
И даже если бы у нее в запасе был целый день. Ведь в воске есть начала, которые для него не годятся. Он и так под завязку полон гнева и отчаяния. И гордость… ну, уж этого-то у него с избытком.
Есть, есть способы отфакторизовать все это. Все их она знала. Знала вращающиеся круги известкования. Умела делать возгонку и вытяжку. Умела выделить неисключающее начало не хуже любого, кто когда-либо занимался этим ремеслом.
Но сейчас было не время вымаливать милости у луны. Не теперь. Ей нельзя спешить и нельзя медлить. Бывают вещи, которые слишком важны.
Все как говаривал Мандраг: девять десятых алхимии — это химия. А девять десятых химии — ожидание.
Ну, а остальное? Та крохотная десятая доля десятой доли? Самая суть алхимии — то, чему Аури научилась давным-давно. Она училась этому прежде, чем обрела понимание истинного устройства мира. Прежде, чем узнала способ быть маленькой.
О да! Она обучилась своему ремеслу. Постигла его тайные пути и секреты. Все тонкие, нежные, вкрадчивые пути, которые делают человека истинным мастером в этом искусстве. Так много разных путей! Иные надписывают и описывают. Существуют символы. Обозначения. Бин и связывание. Формулы. Математический аппарат…
Но теперь-то она знала куда больше, чем все это. Многое из того, что она прежде считала истиной, оказалось обычными фокусами. Просто хитроумными способами разговаривать с миром. Это все был торг. Мольба. Зов. Взывание.
Но под всем этим лежала тайная глубина, сокрытая суть вещей. Мандраг ей этого так и не сказал. Пожалуй, он и не знал. Эту тайну Аури открыла сама.
Она знала истинный облик мира. Все прочее было тенью и рокотом далеких барабанов.
Аури кивнула сама себе. Ее личико было суровым. Она сгребла восковые перемолотые плоды в сито и поставила сито над сборником.
Она закрыла глаза. Развернула плечи. Сделала медленный, ровный вдох.
В воздухе висело напряжение. Натяжение. Ожидание. А ветра не было. Аури не говорила. Мир напрягся и замер.
Аури перевела дух и открыла глаза.
Она была маленькая, как уличный сорванец. Ее крохотные ножки, стоявшие на камне, были босыми.
Аури стояла и улыбалась в кругу своих золотистых волос, давя на мир всем весом своего желания.
И все содрогнулось. Все постигло ее волю. Все прогнулось, чтобы ей угодить.
Вскоре Аури вернулась в Мантию с красноватой свечой, в которую была впрессована лаванда. Свеча пахла лавром и пчелами. Она была идеальна.
Аури умыла лицо. Умыла руки и ноги.
Уже скоро. Она это знала. Скоро он придет в гости. Весь огненно-алый, славный, грустный и сломанный. Прямо как она. Он придет и, как истинный джентльмен — а ведь он же джентльмен! — принесет ей три вещи.
Аури улыбалась и чуть не приплясывала. И у нее тоже будет для него три вещи!
Во-первых, его хитроумная свеча, такая таборлиновская. Такая теплая, начиненная поэзией и снами.
Во-вторых, подходящее место. Полочка, где он сможет оставить свое сердце. Постель для сна. Тут ему ничто не причинит вреда.
Ну, а в-третьих? Ну-у… Аури опустила голову и почувствовала, как щеки у нее мало-помалу заливаются краской…
Чтобы выиграть время, Аури протянула руку к каменному солдатику, что стоял в изголовье его постели. Странно, как это она раньше не замечала узора у него на щите? Он был еле виден. Но да. То была башня, окутанная языком пламени. Это не простой солдатик: это маленький каменный амир.
Вглядевшись, Аури различила еще и тончайшие линии на его предплечьях. Нет, ну как она могла упустить из виду такое? Это же крохотный кирид. Ну да, конечно. Конечно, так оно и есть. Как иначе он мог бы быть подходящим подарком для него? Она поцеловала крохотную статуэтку и поставила обратно на полочку.
Но все равно оставалось еще и в-третьих. На этот раз Аури не стала краснеть. Она улыбнулась. Умыла лицо, и руки, и ноги. А потом бросилась в Порт и открыла остролистую баночку. Двумя пальцами Аури достала одну-единственную ягоду. Крохотную ягоду, алую, как кровь, даже в зеленом свете Лисика.
Аури забежала в Тамбур и посмотрелась в зеркало. Облизнула губы и прижала ягоду к ним. Помазала губы ягодой, потом провела ею по губам взад-вперед.
Она посмотрела на свое отражение. Точно такая же, как и раньше. Губы у нее были бледно-бледно-розовые. Она улыбнулась.
Аури вернулась в Мантию. Умыла лицо, и руки, и ноги.
Возбуждение накипало и бурлило внутри. Аури посмотрела на его постель. Его одеяло. Его изголовье с крохотным амиром, который ждал там, чтобы хранить его.
Все было идеально. Все было верно. Это было начало. Однажды ему понадобится место, а тут для него все уже готово. Однажды он придет, и она станет заботиться о нем. Однажды он будет тем, кто пуст, как скорлупка, пустынен, опустошен во тьме.
И тогда… Аури улыбнулась. Не ради себя. Нет. Ради себя — никогда. Ей следует оставаться маленькой и спрятанной, сокрытой от мира.
Но ради него — совсем другое дело! Ради него она пустит в ход все свое желание. Призовет всю свою хитрость, все свое мастерство. И тогда она создаст для него имя.
Аури крутанулась раза три. Втянула в себя воздух. Усмехнулась. Повсюду вокруг нее все было как следует. Она точно знала, где находится. Именно там, где ей и следовало быть.