Спор о Сионе

Глава 12 Свет и тени

Перед падением Иерусалима в 70 г. по Р. Х. две группы людей покинули его: ученики Иисуса Христа и фарисеи. Первые несли человечеству новую весть народившегося христианства; вторые, предвидя, что грозит Иерусалиму по их же собственной вине, искали себе новый центр, чтобы оттуда (как левиты из Вавилона) управлять «евреями», куда бы судьба ни забросила этот народ.

Эти две маленькие группы странников оказались провозвестниками света и тьмы которым, как человеку его тени, суждено было пройти через все столетия истории, двигаясь всё время с Востока на Запад. Корни кризиса сегодняшнего «Запада» ведут именно к этому исходу из обречённого Иерусалима 19 веков тому назад, поскольку эти две группы людей принесли нашему миру идеи, примирить которые между собой невозможно. Раньше или позже, одна из них должна восторжествовать над другой, и сейчас, на глазах нашего поколения, разрушающая идея со всей силой стремится к победе.

Борьба этих двух идей, по сути дела и независимо от их носителей, была главным содержанием истории прошедших столетий. Когда верх брал «закон» левитов и фарисеев, люди превращали людей в рабов, преследовали еретиков инквизицией, осуждали на смерть «отступников» или «врагов народа», и провозглашали примитивные лозунги господствующей расы; 20-й век стал периодом худшего упадка человечества. Наоборот, в периоды истории, когда люди и народы получали свободу, когда насаждалась справедливость, утверждались права человека на открытый и правый суд, отвергалось расовое превосходство и Бог признавался отцом всех людей, человечество следовало учению Того, Кто пришёл исполнить Закон.

После взятия Иерусалима римляне отчеканили медаль «Judaea devicta — Judaea capta». Однако, торжество их было преждевременным, ибо Иерусалим можно было разрушить, а евреев выселить, но правящая секта осталась свободной и победоносной. Все её конкуренты вокруг храма были сметены завоевателями, а ей самой удалось обосноваться в новом «центре» и переселиться туда ещё до падения города. Фарисеи были столь же полновластны в своей новой крепости, как когда-то левиты в Вавилоне, но во внешнем мире они выследили своего нового смертельного врага. Это были люди, верившие в Мессию-Христа и называвшие себя христианами, хотя они и не отвечали на враждебность фарисеев, ибо их основной догмат был «любите врагов ваших». Поскольку, однако, догматом фарисейского Закона было «ненавидь врагов твоих», то уже одно это противоречие было нестерпимым оскорблением и вызовом для старейшин в их убежище.

Старейшинам с самого начала было ясно, что для торжества их Закона эту новую религию нужно уничтожить. Их не остановили протесты в их собственной среде (которые слышались много раз и раньше, и позже); когда первосвященник и совет хотели подвергнуть апостолов Петра и Иоанна истязанию плетьми за проповедь и Храме, Гамалиил сказал: «Обсудите хорошо, что вы собираетесь делать. Если это дело рук человеческих, оно скоро пройдёт само по себе, но если это дело Бога, вы не можете его уничтожить». Большинство фарисеев явно считало, однако, что их собственный Закон предписывает им «уничтожить», и что для этого они достаточно сильны, даже если понадобится вести борьбу сотни лет.

Не заботясь о судьбе уцелевших иудеев, фарисеи переселились в новый центр в Ямнии, также в Палестине, принеся свои тёмные секреты властвования над людьми, однако, в совершенно новый мир, непохожий на все прежние. Раньше их племенная вера была лишь одной из многих. Кровная месть была правилом среди всех людей и племён. Соседние «язычники», хотя и были обеспокоены необычной свирепостью и мстительностью иудейской веры, но и сами были немного, лучше. С этого времени, однако, правящая секта столкнулась с верой, основы которой были, как белое чёрному противоположны основам их «Закона», оспаривая их во всём. Мало того, эта новая идея в мире, по самому характеру и месту рождения новой религии, была для них упрёком на вечные времена.

Засев в своей крепости, фарисеи готовились к борьбе с новой силой, пришедшей в мир. Их задача была обширнее задачи левитов в Вавилоне. Храм был разрушен, Иерусалим опустел. Иудейское племя давно уже было раздроблено, а сейчас растворялась и вся иудейская раса. Оставалась «еврейская нация» из людей самой различной крови и рассеянная по всему известному тогда миру. Нужно было объединить этих людей под властью племенной идеи и обещанием «возвращения» в «обетованную» землю «избранного народа». И нужно было, чтобы эта нация в рассеянии сохраняла веру в свою миссию разрушения среди всех народов, где она селилась.

«Закон», в той его форме, которая уже становилась известной внешнему миру, нельзя было теперь ни снова изменить, ни внести в него новые главы. Иисус Христос особо указывал в своё время именно на фальсификацию книжниками «заповедей человеческих». Его убили, но не опровергли и, тем более, как показал дальнейший рост христианства, нельзя было убить Его учение. Осуждение Им их «закона» оставалось в силе и было настолько убедительным, что даже фарисеи не могли надеяться убедить кого-либо в противном, просто объявив Его «нарушителем».

Далее, нужно было всё время перетолковывать «Закон», приспособляя его к происходящим событиям, дабы показать «избранному народу», будто всё происходящее, как бы неестественно это ни казалось на первый взгляд, было выполнением обещаний Иеговы. Фарисеи в Ямнии вновь сослались на известные, якобы, им одним устные тайны Бога, опять начав перекраивать «законы и предписания», чтобы сделать их приложимыми и к новому врагу — христианству. Таково было происхождение Талмуда, представляющего собой по существу антихристианское добавление к Торе. С течением столетий Талмуд превратился в «ограду вокруг Закона», во внешнюю племенную стену вокруг внутренней. Его значение — во времени его появления: Иудеи больше не было, «народ» оказался рассеянным среди многих других, а новая религия росла и учила, что Бог — отец всех людей, а не только божок и покровитель одного единственного племени.

Сейчас, оглядываясь в прошлое, задача, взятая на себя фарисеями, кажется нам непосильной, поскольку желание влиться в общечеловеческий поток духовной жизни несомненно должно было быть особенно сильным у народа в рассеянии. Однако, события показали, что фарисеям удалось достичь представленной ими гигантской цели: Талмуд надёжно изолировал евреев от освобождённых христианством сил объединения. Два примера из нашего времени показывают, как силён Талмуд ещё и сейчас, через много веков после его составления. Внимательно читая книги братьев Торо (Thoreau), можно иногда увидеть, что скрыто за стенами Талмуда: в одной из книг, например, они пишут о маленьком еврейском мальчике в Польше, которого обучили, проходя мимо придворного распятия, плевать и говорить: «будь ты проклят, создатель другой веры», причём, мальчик делал это совершенно автоматически. А в 1953 г. в Нью-Йорке миссионеры Моравской Иерусалимской церкви описали захват сионистами Моравского дома для прокажённых, носившего название «Миссия Иисуса». Первое, что они сделали, было замазать слово «Иисус», стоявшее над дверью более ста лет. Подобные эпизоды (равно как и запрет в еврейской среде упоминать имя Христа) являются прямым следствием талмудизма, представляющего собой по сути ещё один «новый закон» со специально антихристианским направлением. Поэтому последующий период истории Сиона правильнее назвать периодом талмудистов, в отличие от периодов левитов и фарисеев.

Пока фарисейские талмудисты в своей академии в Ямнии трудились над новым «Законом», весть о жизни Христа и Его учении распространялась по территории Римской империи. Этому распространению сильно помог один из самих фарисеев: Савл из Тарса, направлявшийся из Иерусалима (ещё до его падения) в Дамаск для искоренения еретиков, обратился в пути к Христу и проповедовал затем среди евреев и не-евреев, пока ему не помешали. Евреям он говорил: «было нужно, чтобы Слово Господа было сперва преподано нам; но как вы не слушаете Его, а считаете себя достойными жизни вечной, то мы обращаемся к другим народам». Кастейн пишет о Савле, превращённом в Павла, что «всех, поверивших в его пророчества, евреев и не-евреев, он сделал отступниками в самом широком смысле этого слова». Однако то, что говорил Павел и другие апостолы, было по тем временам неизбежным, поскольку стремление к познанию Единого Бога захватывало всё человечество; и люди стремились к учению Иисуса Христа, как растения тянутся к свету. Возможно, что именно поэтому Христу суждено было появиться среди иудеев: иудейская вера была племенным фанатизмом в его самой крайней форме, и поскольку всякое действие вызывает равное противодействие, противоположная идея должна была появиться там, где давление было особенно сильно.

В этот момент решилась судьба того, что мы теперь называем «Западом». В те времена это были малоизвестные и скудно населённые пространства, и если бы ученики Христа не обратили своих лиц на Запад, то вероятно ни самого слова, ни того, что под ним теперь понимают, никогда бы не появилось. Понятие «западной культуры» неразрывно связано с христианством. За 1900 лет, прошедших со смерти Христа, расцвет Запада затмил собою всё происходившее в других краях. В материальной сфере прогресс был таков, что сейчас, к моменту издания этой книги, мы начинаем завоёвывать вселенную. И всё же это далеко не самое главное. Гораздо важнее был прогресс в области духа, в перемене отношения человека к человеку. Запад добился того, что человек может обвиняться только публично, и имеет право требовать - либо открытого суда, — либо освобождения (это право в двадцатом столетии снова стоит под угрозой). Это было самим большим достижением в истории человечества, и наше будущее зависит от того, удастся ли сохранить это право, или же оно снова будет подавлено. Ученики Христа вышли из Иерусалима ещё до вступления римлян, но и тень последовала за ними: секта талмудистов шла по следам христианства в течение всех этих столетий. Двадцатый век стал ареной борьбы между народами, вскормленными христианством, и сектой, посвятившей себя его разрушению.

В эту борьбу вовлечён не один только Запад. Человечество повсюду инстинктивно искало Единого Бога, и расисты талмуда встретились с новым врагом, когда через 500 лет после Иисуса Христа возник Ислам: арабы, другой семитский народ, также постигли идею Единого Бога для всех людей. Магомет (по Кастейну: «полуобразованный бедуин»), как и Савл на пути в Дамаск, обрёл видение Бога. Его учение во многом напоминало учение Христа, которого он считал, как Авраама и Моисея, пророком Бога, ноне Мессией. Себя он считал преемником Моисея и Христа, и пророком Бога, единого Бога, Аллаха, творца всего мира и Бога всех людей, а не одних только арабов. Эта новая религия, как и христианство, не проповедовала ненависти к другим религиям. Магомет почитал Иисуса Христа и Его мать в то время, как талмудистская литература полна нечестивых насмешек над Ними.

Магомет считал евреев разрушающей силой, преследующей только свои собственные цели. Коран пишете них: «Когда они будут разжигать факел войны, Бог будет тушить его. Их цель — вызвать раздоры на земле, но Бог не любит сеятелей раздора». Так в течение многих столетий мудрые люди оценивали эту секту и её доктрину, пока в двадцатом веке нашей эры ей не удалось фактически подавить всякое публичное обсуждение еврейского вопроса. Ислам вскоре распространился в южной части известного тогда мира, в то время как христианство распространилось на Западе, а буддизм ещё раньше на Востоке. Движение этих трёх больших потоков шло как бы к слиянию их в отдалённом будущем, ибо ни у одной из трёх универсальных религий не было непримиримых противоречий с другими, и все три едины в отвержении доктрины разрушения и расового превосходства.

Христианство и ислам широко разрослись, охватив громадные массы человечества и показав, к чему оно инстинктивно стремилось. Иудаизм остался далеко позади, ревниво охраняемый правящей сектой в своей расовой ограниченности. В двадцатом веке этой секте удалось довести дело до угрозы прямого столкновения между странами христианства и ислама. Если ей удастся вызвать открытый конфликт, то наше поколение станет свидетелем борьбы двух великих универсальных религий между собой во имя окончательного торжества племенного суеверия «господствующей расы». Такой может стать развязка той странной истории, которая началась девятнадцать веков тому назад, когда две группы столь различных между собой людей вышли из ворот Иерусалима.