Глава 20

Это же каким надо быть ненормальным человеком, чтобы добровольно подвергать себя страху? Упираюсь, что есть сил, как только перед глазами маячит стрелка «Лабиринт».

– Миша, стой. А вдруг у меня больное сердце?

– Тебя с ног до головы обследовали все врачи. Будь у тебя какие-то проблемы, с подачи твоего отца, ты жила бы в стеклянной комнате в частной больничке. Так что у тебя нет проблем с сердцем.

– Ну я туда не хочу, – отчаянно бросаю я.

Медведеву же хоть бы хны на мой страх. Он извиняюще улыбнулся девушке-контролеру, стоящей перед входом в этот самый лабиринт и тут же наклонился ко мне.

– Назови мне хоть одну реальную причину того, почему мы не должны туда идти, – прошептал мне на ухо и тут же отпрянул.

– Я не испражняюсь в чужих местах, – так же шепотом произношу я.

– Штаны – твои, колготки считай уже тоже, так что это не чужое место. Какай себе на здоровье.

– Дурак, – вскидываю руку, дабы хорошенько двинуть ему в плечо, но Миша успевает перехватить мою ладонь. Сжимает ее и, не мешкая, открывает дверь. Тянет меня за собой и как только мы оказываемся внутри очень темного помещения, отпускает мою руку и подталкивает вперед. Теперь Миша находится позади меня.

– А почему я первая?

– Потому что у меня нет колготок, просто Мария. Я – сразу в штаны. Не хочу так позориться.

– Хочешь я свои сниму, и ты их наденешь?

– Иди уже давай.

– Ну давай уйдем, пожалуйста.

– Шестьсот рублей уплачено. С ума сошла? – наигранно возмущается Медведев, подталкивая меня.

– Я тебе их верну.

– Ты еще ни рубля не заработала. Вернет она.

– А, кстати, когда я получу деньги за свой труд?

– Когда пройдешь лабиринт. Маш, иди уже.

– Давай вместе, в смысле синхронно за руку?

– Проход маленький, не видишь, что ли? Не поместимся. Ты первая, я настаиваю. Учись бороться со своими страхами.

Несмотря на темноту, общие очертания «лабиринта» видны благодаря мигающему изредка свету. И здесь действительно очень узкие проходы. Такая махина как Медведев с трудом один пролезет, не говоря уже о том, чтобы за ручку со мной.

Аккуратно ступаю вперед под завывающие загробные звуки. Запах здесь не слишком приятный. Да и какие-то свисающие сальные тряпки с потолка дико раздражают, а не пугают. Грязные ведь. Вообще ощущения странные. Не могу сказать, что скелеты вокруг пугают. Страшно скорее от неизвестности того, что же будет дальше.

На повороте ожидала чего-то реально страшного. Сердце забилось так, словно сейчас выпрыгнет. Резко свернула, выставив руку вперед, и наткнулась на какое-то качающееся чудище из шкафа. Ерунда какая-то. И это страшно? В чем же подвох?

Только я об этом подумала на очередном повороте, как меня коснулось нечто сверху. Вскрикнула, но тут же успокоилась, поняв, что это всего лишь скелетная «рука».

– То есть тут такая ерунда будет до конца? Ты за что шестьсот рублей заплатил, Миша?

– Тысячу двести на двоих, – насмешливо произносит позади Медведев.

– Лучше бы шаверму и сахарную вату купили.

– Вот с твоей первой зарплаты и купишь.

Только я пожаловалась на «не страшно», как колготки приготовились к первой порции «продуктов страха». Перед нами прошмыгнуло какое-то живое не бутафорское чудище и громко стукнуло какой-то веревкой или ремнем по стене. Звук оглушающий. Вдобавок включилось что-то наподобие фена. Я дернулась вперед так, словно всю жизнь занималась бегом.

– Ужас.

Еле перевожу дыхание, остановившись перед очередной неизведанной комнатой. Бесит, что я отчетливо слышу, как смеется Миша. Почему он не испугался, пугающего нас совершенного точно живого человека, одетого не пойти во что, а я чуть не наделала в штаны?

– Может, теперь ты пойдешь первым?

– Ни в коем случае. Дамы вперед. Ты что не знаешь классического этикета?

– Да иди ты.

– Куда?

– На растение, – буркнула и снова настороженно направилась вперед.

Свернула в очередной лабиринт, как вдруг справа от меня крайне неожиданно выпрыгнул человек с бензопилой…

* * *

Я читала про поступки невменяемых людей. Но все это, если быть откровенной, мне казалось ерундой. Просто, так люди оправдывали свою жестокость. Никогда не считала себя злой или жестокой. Да чего уж там, я бы и не подумала, что смогу в принципе ударить человека, не говоря уже о том, чтобы избить.

А я избивала. Долго… Ведь долго? Или это были секунды? Нет, скорее всего секунды. А вот если бы не Миша, то да, минуты. Откуда на тот момент во мне было столько сил? Ума не приложу.

Натягиваю воротник водолазки по самый нос, а затем и вовсе надеваю капюшон. Ощущение, что все окружающие знают, что я избила человека. Стыдно и страшно. А если я ему серьезно навредила? Господи, ну зачем я согласилась туда идти?

Глубоко вдохнула и, кажется, когда я увидела идущего ко мне Мишу, мое сердце в момент замерло.

– Ну что там? – осторожно интересуюсь я.

– Говори громче. У меня полопались барабанные перепонки. Оплатишь мне прием ЛОРа?

– Прекрати.

– Пиши, – подает мне бумагу.

– Что?

– Чистосердечное признание. Давай под диктовку.

– Все так серьезно?!

– А ты как думала?

– Не знаю. Думала все волшебным образом рассосется.

– Ну, не рассосалось. Ты вообще слушала, что нам говорила девчонка перед входом?

– Я думала о том, как не испачкать колготки. Так что, нет. А что она говорила?

– Актера бить нельзя.

– И?

– Что и? Кто его избил?

– Я била не актера, а нечто в балахоне с бензопилой. На нем не было написано, что он актер.

– Железная логика.

– Какая есть. Где это видано, чтобы так пугать людей, даже здоровых. Защищаться – это нормальная человеческая реакция.

– Ага, пиши давай под диктовку. Ты под статью попадаешь, если не ошибаюсь, сто одиннадцатую.

– Это что?

– Нанесение тяжких телесных повреждений. Пиши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Молча пишу под диктовку за Мишей, совершенно не задумываясь о том, что появляется на бумаге. В голове только одно – я навредила человеку!

– Хм… красивый почерк. Проверь, точно без ошибок?

– Да какая разница?

– Большая.

Перевожу взгляд на лист бумаги.

«Я, Берсеньева Мария Григорьевна, двадцать первого ноября две тысячи четырнадцатого года, избила актера бутафорской электропилой без злого умысла. Обещаю не бить Михаила Медведева без видимых на то причин и убирать за собой волосы из сливного отверстия ванны. Также обязуюсь не компостировать мозги святому Михаилу».

Это же какой надо быть дурой, чтобы написать такое под диктовку? А этот тоже хорош. Издеваться в такой момент – полнейшая наглость. Перевожу взгляд на Мишу.

– Сегодня был первый и последний раз, когда я убрал за тобой волосы. И то, потому что был после алкашки.

– Значит слив забивается примерно через две недели. Итого: подпаивать тебя каждые две недели, чтобы ты убирал сам. Поняла. Благодарю за подсказку.

– Удивительный ты человек, просто Мария. Пошли.

– Куда?

– В тюрьму.

– Миша!

– Маша! Да шучу я, блин, расслабься. Пойдем, – тянет меня за руку.

– Что с тем мужчиной в итоге? – не выдерживаю я, как только мы выходим на улицу.

– Бутафорская пила в хлам, пару гематом, ну и психологическая травма. Да все нормально, – усмехается. – Возместил потери рубликами. Я, кстати, перед входом заплатил за видеосъемку, нам должны прислать скоро видео. Хочу увидеть, как ты избиваешь бедного мужика, – самое отвратительное, что Медведев совершенно не скрывает своего смеха.

– Трезвым ты мне нравишься больше.

– Хм… почему? – кажется, сейчас Миша действительно выглядит озадаченным.

– Потому что на тебя грубого проще обижаться. Жалеешь, что взял меня сюда?

– Нет, конечно. Знаешь, это было даже лучше, чем я мог себе представить. Ну, если бы не компенсация за пилу.

– В смысле лучше?

– Ты прошла лабиринт, не взирая на страх, и избавилась от предполагаемого преступника с пилой. То есть защитила себя, несмотря на то, что он мужик и крупнее тебя. Видишь, какие силы в тебе открываются в момент опасности? Так что все твои слова о том, какая ты слабая – всего лишь слова. А это что значит?

– Что-то ты сильно умничаешь.

– Это значит то, что ты сильнее, чем думаешь. Я был в этом лабиринте пару лет назад. Стало быть, тебя пропустил первой не потому что мне было страшно, а чтобы ты его прошла сама, не надеясь на меня. Ни на кого. Только на себя. Знаешь, чего ты на самом деле боялась? – молчу, не зная, что сказать. Снег пошел еще сильнее, а мы зачем-то остановились. – Неизвестности. А в отношении твоего отца самая что ни на есть неизвестность. Проиграй в голове все варианты развития. При всех своих особенностях, он тебя любит и в обиду не даст. Не надо придумывать фиктивный брак и прочее. Окрепни немного и приди к нему сама. Покажи, чего ты достигла за каких-то пару недель.

– И чего я достигла?

– Ты меня спрашиваешь? Вспомни, чему ты научилась за столь короткое время.

– Готовить омлет, яичницу, дрочену, бутерброды, ленивый хачапури, овощной салат. Научилась варить спагетти и гречку, – тут бы самое время для того, чтобы тот, кому я готовила, сказал, что блюда были вкусные, но нет – не дождусь. – Научилась пользоваться стиральной машиной. Мыть посуду, раковину, унитазы, пол. Почти без приключений ходить в магазин.

– В переводе на русский: сама себя обслуживать.

– А еще как бы нашла работу. Правда, деньги за нее пока не платят, но можно поставить галочку?

– Можно.

– А скоро заплатят?

– Как только, так сразу.

– Блин, я и вправду крутая, – сама не поняла, как стала улыбаться в тридцать два зуба. А ведь Миша прав, я же теперь не завишу от помощниц по дому.

– Крутая. Но в идеале ты должна была разруливать это сама, но в принципе иногда любой, даже самой самостоятельной и самодостаточной девушке можно скидывать проблемы на своего мужика, – никогда бы не подумала, что это может так красиво звучать. Мой мужчина… Проблема в том, что Миша не мой. Почему-то от этого осознания стало как-то… не по себе.

– Но ты не мой мужчина.

– И хорошо, что ты это осознаешь.

– Я чувствую дальше будет «но».

– Правильно чувствуешь. Но, учитывая, что ты не сама выбрала поход в лабиринт, а инициатором был я, стало быть, в произошедшем отчасти виноват все же я. Поэтому разруливать мне. Садись, давай.

– Что?

Только сейчас осознала, что Миша открыл дверь в машину. И только когда я села внутрь, поняла, что это не какой-нибудь случайно остановленный автомобиль. Судя по рукопожатию, Миша знаком с этим мужчиной.

А когда мы тронулись, поняла, что несмотря на недавний подъем настроения, меня разочаровал тот факт, что Медведев сел не со мной. Все его внимание поглотил водитель. Они о чем-то разговаривают, я же отчетливо поймала себя на мысли, что мне хочется выбросить мужчину с водительского места куда подальше, чтобы Медведев вновь обратил на меня свое внимание.

Да, мне нравится его общество, несмотря на грубость и подколки. Мне нравится его внимание. И вообще он сам. И совершенно не нравится, что теперь он не со мной.

Сама не поняла, как переместилась на сиденье слева и стала рассматривать Мишин профиль. Да нет в нем ничего красивого. Обычный. Еще и борода с каждым днем делает его похожим на какого-то дикого лесоруба. Топора только не хватает для антуража. Однако, при всей своей обычности и бородатости, поняла, что снова хочу, чтобы он меня поцеловал. Очень хочу.

* * *

Мне совершенно не нравится собственное поведение. Порядочные девушки не должны себя так вести. Но ничего не могу с собой поделать. Дико хочу, чтобы Миша вспомнил то, что делал вчера ночью. Может, эффект дежавю сработает? Зачем оно мне надо – сама не могу объяснить. Я же не влюблена в него? Люди не могут влюбиться за такой срок. Наверное.

Осмотрела себя еще раз в зеркало и, убедившись, что выгляжу хорошо, вышла из комнаты вновь в одной сорочке. Господи, что же я творю? Надо вернуться в спальню и забыть о вчерашнем эпизоде. Забыть и точка.

Только хочу сдвинуться с места, как в коридоре появился Миша. Встала как вкопанная. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он, как и я, не спешит соблюдать правила приличия. Вновь с голым верхом, благо в спортивных штанах, и перекинутым через плечо полотенцем.

– Маш, ты чего? – ну вымолви уже что-нибудь, дура. Хватит пялиться на его грудные мышцы! – Прием, – да кто-нибудь выколите мне уже глаза! – Маша? – стоило Медведеву коснуться моих волос, а именно заправить их за уши, как я наконец отмерла. Перевела взгляд на его лицо.

– Ты как-то говорил про бег по утрам, – наконец, вполне уверенно произношу я. – Давай, с завтрашнего дня?

Насколько я зависла от недавнего Мишиного вопроса? Минута? Больше? Теперь ощущение, что мы поменялись с Медведевым ролями. Он молчит, нахмурив лоб. При этом смотрит не мне в глаза, а на мои губы. Ну все, Мария Григорьевна, пляши. «Дичь» вспомнила в чей рот свой язык совала.

– Миша, прием? – ну не только тебе, медвежоночек, надо мной издеваться. – Ну так что?

– Давай в шесть. Если не проспишь, – тут же буркнул себе под нос и направился в свою спальню.

– Спокойной ночи, Миша.

Если не просплю… не просплю, дорогой, не просплю. Будильник мне в помощь.

На удивление, я проснулась сама в половину шестого утра окрыленная и с безумным предвкушением. Быстро умылась, переоделась и вышла в гостиную. А дальше случился облом – ни куртки Медведева, ни ботинок. А вот на кухне оказался лист бумаги с запиской.

«У меня непредвиденные дела. Вернусь через пару дней. Никуда не выходи. В одиннадцать утра приедет курьер и доставит продукты»

Ну какой же гад! Скомкала записку и от злости швырнула на пол. Оказалось, в кошку.

– Прости, Сонечка. Я случайно.

Приподняла на руки испугавшуюся кошку и стала ее гладить. Сама не поняла, как прилегла с ней на диван и заснула. Проснулась от звонка в дверь. Вскочила с дивана и подлетела к двери. Взглянула в глазок. Не Миша. Снаружи стоит девушка.

– Миш, давай быстрее, я в туалет хочу. Чо ты там дышишь?

Это что и есть та самая девушка? Вместо того, чтобы отойти от двери, я зачем-то ее открываю.

– Э-э-э… ты кто?

– Мария. А вы?

– Наташа.

Козляша, блин!

Загрузка...