В Бездну спуститься легко;
Вечно открыты стоят темные Смерти врата;
Но уж не выйти назад, вспять не направить шаги;
Выбраться – вот в чем задача для душ, в чем стремленье.
Крупная рука Уолтера Словотского трясла его; влажная от ночной росы трава липла к рубашке и босым ногам.
– Карл, мы вернулись! – Великан почти беззвучно плакал. – Мы вернулись.
Босые ноги? Ну разумеется: они же бросили обувь. Но отчего так болит спина? Будто обгорел на солнце… Куда хуже.
– Тише, тише…
Подсунув руку ему под затылок, Энди-Энди помогла Карлу сесть.
Карл открыл глаза; от близкой воды отражался лунный свет. Лунный?!
– Нам удалось.
Лу Рикетти, босоногий, в измаранной рабочей куртке и джинсах, опустился перед ним на колени.
– Не вполне. – В голосе его звенела печаль, щеки были мокры. – Мы не смогли унести тела Джейсона, и…
– И что… а, черт! – Карл рванул правую штанину джинсов. Нечего удивляться, что нога горит: она вся в волдырях.
– Смотри сам.
Карл взглянул, куда показал Рикетти. Дория, свернувшись, лежала на траве, широко раскрытые глаза не мигали, дыхание было едва заметно.
– Она ушла, Карл. Кататония.
Карл встряхнулся. И он стал прежним: ниже, худее. Барак! Помоги!
Ничего. Никакого ответа – даже ощущения присутствия второй личности. Что ж, справлюсь сам.
– Где Ахи… Джеймс?
– Позже, – выдохнула Энди-Энди. – Не спеши. Тебе надо…
– Покажите ему, – твердо проговорил Рикетти. Она задержала дыхание и не выдыхала дольше, чем Карл считал возможным.
– Взгляни направо.
Уолтер Словотский, рыдая, стоял на коленях над телом Джеймса Майкла Финнегана. Обгоревшая треть тела все еще курилась, исходя слабым дымом и жгутиками пара.
Гос-споди…
– Он не сильно изменился.
Уолтер плакал, не стыдясь слез, его большие руки то протягивались к Джеймсу Майклу, будто пытаясь встряской пробудить его от смерти, то отдергивались.
Соберись с мыслями и хоть минуту подумай. Перед ним в лунном свете плескалось Зеркальное озеро, вокруг него стояли корпуса студенческого городка.
– Мы в кампусе. – Холодный ветер пронесся над озером, бросил к ногам Карла пригоршню прелой листвы. – Сколько прошло?
Рикетти мотнул головой.
– Дейтон не соврал насчет разницы. Я заглянул в корпус: нас не было около восьми часов. Сейчас четыре утра. Джейса… нет, Джеймс погиб, Дория…
Карл ударил его по лицу.
– Заткнись. – Он стряхнул помогающие руки Энди-Энди и встал, не обращая внимания на боль от ожогов. – Приготовьтесь. Нам надо идти.
– Куда? И зачем? – Энди-Энди почти визжала.
– Я сказал: заткнись. – Он подошел, хромая, к Уолтеру Словотскому, который, преклонив колени, оплакивал тело, бывшее некогда Джеймсом Майклом Финнеганом. – А ты – поднимайся и прочисть мозги. У нас нет времени на эту чушь.
Уолтер оскалился.
– Оставь меня в покое, – прорычал он. – Ты…
– Нет времени. Где твоя машина?
– Машина?
– Именно. Машина. Автомобиль – где ты его припарковал?
Великан сморщил лоб.
– У корпуса «В». Что ты собрался…
– Далеко… Лу!
Подбежал Рикетти – его лицо, хоть и печальное и влажное от слез, уже освещалось слабой улыбкой.
– Да? Если ты подумал о том же, о чем я…
– О том же. Корпус «С» – ближайший. Мчись туда, найди машину побольше и угони. Ищи ключ под передним крылом, соединяй проводки под капотом – делай, что знаешь, но добудь большую машину и пригони сюда. Живо!
– Понял. – Рикетти кивнул и умчался.
– Карл! – Уолтер поднял на него взгляд. – Что происходит?
– Лу уже понял. Тебе стоило бы получше слушать Ахиру. Как утверждают, Правящая Мать Целящей Длани может оживлять мертвых. Так вот – тела Джейсона у нас нет, но Джеймса Майкла – есть. И есть Дория. – Карл глубоко вздохнул. – А посему – мы возвращаемся. Знаешь, где живет этот паразит Дейтон?
– Преподавательский комплекс, третий коттедж от…
– Беги туда – пулей! – и выруби телефон. Перережь провод или еще что-нибудь… Внутрь не входи, но если он тебя заметит и попробует помешать – останови его.
Словотский поднялся.
– Ты уверен, что надо действовать именно так?
Карл схватил его за грудки.
– Ахиры нет – командую я. Усек?
Словотский улыбнулся и кивнул.
– Ты правда думаешь, что у нас все получится?
– Нет. Но мы должны попытаться. Хотя бы. Иди. – Карл разжал руки.
Словотский повернулся и, не оглядываясь, большими прыжками унесся прочь.
– Карл! – Ноги его пылали огнем. Он повернулся к Энди-Энди. – Что делать мне?
– Прикроешь нас. – Он махнул рукой на дорогу. – Если там кто появится – отвлеки. Особенно если это будет охрана. Завязни мы здесь – Джеймса похоронят, Дория отправится загорать в дурдом, и этим кончится. Так что постарайся.
Она кивнула.
– А если это будет охранник, и он сообразит, что я ему морочу голову?
– Тогда оставайся здесь. Не нарывайся… Если потеряешься, встречаемся в Преподавательском комплексе. Третий дом по восточной стороне. – Он через силу усмехнулся. – Тот, перед которым будет стоять большая машина – угнанная. А теперь ступай на дорогу и смотри в оба.
Она пошла было к дороге, но возвратилась.
– А что, если Дейтон не захочет отправить нас? Или не сможет?
Карл скрестил руки на груди.
– Отправит. Поверь мне – отправит.
* * *
Они сгрудились в кустах рядом с задним крыльцом коттеджа Дейтона. Свет, пробиваясь сквозь закрытые шторы, бросал на их лица желтоватые тени.
– В последний раз, – тихо проговорил Карл. – На этой стороне у нас всех семьи, друзья… Здесь наша жизнь. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы те, кто захочет вернуться, вернулись… – Он развел руками.
Уолтер улыбнулся. Не слишком дружелюбно.
– Но что мы сумеем еще раз проскочить мимо Великого Дракона, ты не гарантируешь. – Великан пожал плечами, не заметив, что швы на плечах его рубашки от этого разошлись. – Я иду – ради Джеймса.
Рикетти потер лицо.
– Я – без проблем. Я всегда хотел куда-то, хотел творить чудеса. – Он вытянул руки. – Да и что я такое здесь? Студент, проучившийся девять семестров на строителя? И кто знает, хватит ли денег на десятый! Обращаться к родителям… – Он оборвал себя. – Мне только хочется знать, как мы это сделаем.
– Сейчас. Энди?
Она положила свою руку на его.
– Мы еще поговорим об этом – позже. Сейчас меня куда больше тревожат Ахира и Дория. Ты сказал, на другой стороне им могут помочь?
У меня нет времени объяснять. Неправда. Дело не во времени – в нервах. Если этого не сделать быстро – не знаю, удастся ли сделать это вообще.
– Где-то в Пустоши есть святилище Сообщества Целящей Длани – секты Дории.
Андреа кивнула:
– А она – одна из них, так что они охотно помогут ей. Может быть. – Девушка на миг умолкла, потирая горбинку на носу. – Но только может быть. Что, если ее нет в их… списках? Я хочу сказать: на этой стороне есть клиники – может, Дории будет лучше там?
– Нет. – Карл натянуто улыбнулся. – Я занимался психиатрией, помнишь? Кататония излечима плохо. Можно пробовать инсулиновую терапию, можно шоковую – шансы в любом случае малы. Это первое. Второе. Если не забрать ее отсюда – какие у нее, по-твоему, шансы когда-нибудь выйти из психушки? В самом лучшем случае ей поставят диагноз «тяжелое расстройство» – и никого из нас не будет, чтобы вернуть ее, мы ведь собираемся унести Джеймса. Я не представляю себе, как она сможет убедить окружающих, что случилось… то, что случилось. Лично мне кажется, мы – ее единственный шанс. – Он повернулся к Рикетти. – Ты выбил в машине окно?
– Согласно инструкциям. Мешок… он в багажнике, Дория под одеялом на заднем сиденье, а когда я вас высадил, то припарковался подальше от уличных фонарей.
– Отлично, – одобрил Карл. – Возвращайся к машине, заводи ее и будь готов ехать, как только фонарик у парадной двери мигнет три раза. Если этого не случится, скажем, через пятнадцать минут – уезжай. Позаботься о них и попробуй еще раз, когда сочтешь нужным. Понял?
– Понял.
Рикетти пошел прочь, низко пригнувшись под кухонным окном.
Уолтер потянулся.
– А мне что прикажешь?
– Стоять на страже. Если этот гад проскочит мимо меня и Энди – хватай его. Не убивай, вообще не причиняй вреда, но останови. Ты тоже входи на тройной сигнал. Если же он будет одиночный – возвращайся к себе и изображай Звезду Футбола, пока не получишь весточку от Рикетти. Мы с Энди будем держать рот на замке. Ты не был сегодня вечером в общежитии, ты не знаком ни с кем из погибших и пропавших – ясно?
– Ясно. Знаешь, Дейтона ведь можно просто попросить… – Уолтер приподнял ладонь. – Ну да: что, если он пошлет нас к черту и кинется за полицией?
Карл повернулся к Энди-Энди.
– Ты так и не сказала, с нами ты или нет. Она стиснула его плечо.
– С вами, конечно, дурень.
Он глубоко вздохнул. Здесь все шло не так уж плохо. Если бы что-то не заладилось там – он кончил бы жизнь на арене Колизея, главным героем представления с пытками. Самое худшее, что ждало его здесь, – арест по обвинению в похищении, нападении и убийстве первой степени.
Да нет, больше второй степени им не натянуть. Ни один следователь никогда не докажет, что у меня был мотив, и уж тем более не докажет преднамеренность.
Карл выдохнул и попытался расслабиться.
– Ну, все всё обсудили? Тогда давайте делать дело. – Он встал. – Пошли.
* * *
Десятью минутами позже Артур Симпсон Дейтон сидел привязанный к кухонному стулу и пронзал Карла горящим взглядом левого глаза. Смотреть правым глазом он не мог: глаз заплыл и не открывался.
Карл затянул последний узел на веревке, что привязывала к стулу левую щиколотку Дейтона, отступил на шаг и полюбовался плодами своего труда. Профессора можно было не бояться: запястья его туго стягивала пара его же собственных галстуков, а сквозь кляп проникали разве что приглушенные стоны.
Карл подошел к раковине, где Энди-Энди держала руку под холодной водой.
– Хороший удар, – заметил он.
– Спасибо. – У нее вырвался тихий стон. – Ну что б тебе уронить его чуть быстрее? По-моему, я сломала большой палец.
– Когда сжимаешь кулак, оставляй большой снаружи. Но вообще-то это больше похоже на растяжение. Может, сходишь в амбулаторию, пусть рентген сделают?
– И пропустить представление? Нет, спасибо.
Он пожал плечами и резко повернулся: кухонная дверь распахнулась. Ложная тревога: всего лишь Уолтер.
– Ну, как тут у вас?
Карл кивнул.
– Порядок. Вы оба идите в комнату и посидите со всеми. Нам с доком надо кое-что обсудить.
Он порылся в кухонных шкафах, но лишь в третьем нашел то, что нужно – длинный и тонкий разделочный нож. А вот точильного камня не нашлось. Что такое не везет… Плохо. Точить нож под самым носом у Дейтона – то-то бы он впечатлялся!
Впрочем, единственный глаз профессора и без того едва не вылез из орбиты, когда Карл развернул второй стул и уселся на него верхом: руки свободно лежат на спинке, нож лениво покачивается между большим и указательным пальцами.
– Дейтон, – процедил Карл в лучших традициях Чарльза Бронсона, – я буду краток. И страшен – насколько смогу. Мне не надо, чтобы ты думал о чем-нибудь, кроме того, что боишься меня. Ты использовал нас как подопытных кроликов; ты отправил нас на убой; все, что случилось на той стороне, – твоя вина. Согласен? – А знает ли он, что случилось на той стороне? В письме говорилось, что видения отрывочны; что разное течение времени затрудняет наблюдения. Известно ли ему, что Джейсон мертв?
Дейтон бешено мотал головой. Карл улыбнулся.
– Спокойнее. Ты еще можешь из этого выпутаться. Как я сказал, когда берешься играть с человеческими жизнями – изволь отвечать за результат. Так утверждает закон – поверь уж мне на слово. К примеру, если ты интереса ради устроил пожар, а при этом погибли люди – парой лет тюрьмы за поджог ты не отделаешься. Это убийство первой степени. – Карл поднял руку. – Один факт в твою пользу: ты постарался, чтобы мы ни в чем не нуждались. Ты не мог знать, что Ари… что Рикетти умудрится спалить именно ящик с сокровищами. – Он приставил острие ножа Дейтону под подбородок и теперь неторопливо продвигал лезвие внутрь сквозь прядки седой бороды – пока оно не коснулось кожи. – Но это ведь ничего не меняет, согласен? – Карл отвел нож – ровно настолько, чтобы Дейтон мог пошевелить головой. – Я спрашиваю: согласен?
Дейтон неохотно кивнул.
– И за сколько же смертей это делает тебя ответственным, Арт?
Моргни по одному разу за каждую.
Левый глаз Дейтона закрылся и открылся. Профессор взглянул на дверь комнаты и снова уставился на Карла.
Отлично. Он не уверен, считаю ли я нужным присчитывать Дорию, а про Джейсона просто не знает. Карл подавил облегченный вздох. Ему неизвестно, что Джейсон мертв.
– Итак, – снова заговорил Карл. – Ты виновен, что Джеймс Майкл умер, а Дория… ушла. Если бы твоя смерть могла возвратить их – я убил бы тебя здесь и сейчас. – Он коснулся острием шеи Дейтона над самым кадыком. – Легкое нажатие – и все будет кончено. – Он отвел нож. – Но это ведь не вернет их, не так ли? Как мне ни жаль, но единственная возможность поставить все на свои места – сохранить тебе жизнь.
В глазу Дейтона вспыхнула надежда. Худое лицо просветлело. Карл продолжал:
– Так вот: ты посылаешь нас назад. Можешь ты это сделать? Можешь быть уверен, что раз все сработало один раз, сработает и второй?
Дейтон кивнул.
– Хорошо. Следующий вопрос – и если ты еще не понял, правильный ответ на него: «да». Можешь ли ты перебросить нас отсюда в ту зеленую область в Элрудовой Пустоши, где находится святилище Сообщества Целящей Длани? Лучше кивни, Арт. Иначе, – Карл коснулся ножом середины лба Дейтона, – мы перейдем к плану «Б».
Дейтон отдернул голову.
– Тебе неинтересно, что это за план «Б»?
Дейтон так затряс головой, будто хотел стряхнуть с нее уши.
Очень хорошо. Потому что я и сам не знаю, что это за план «Б». Тем-то и сложно было пугать Дейтона: а вдруг бы он догадался, что Карл блефует? Нечего и думать вернуться на ту сторону без поддержки Дейтона, а Карл не был уверен, что у него достанет равно духа и умения провести Дейтона через такие пытки, чтоб тот согласился сотрудничать, – да к тому же не убить эту сволочь.
Поэтому надо так напугать его, чтобы он даже не думал о блефе.
– И вот еще что. Возвращаются только шестеро. Паркер остается. Я вывез его из кампуса. Он в мотеле. Если мы не вернемся в разумный срок…
Он не договорил. Пусть воображение Дейтона само довершит фразу. Так даже лучше, чем угрожать прямо. Карл пожал плечами.
– Договорились? Хорошо – я собираюсь развязать тебе рот. – Он просунул нож между щекой Дейтона и полотняными ленточками, что удерживали во рту профессора кляп из свернутой в шарик салфетки. – Давай крикни. Разок.
Карл разрезал завязки. Дейтон выплюнул салфетку.
– Вы… не поняли меня. – Если голос и дрожал, то только чуть-чуть. – Я ничего этого не имел в…
– Заткнись. Тебе что-нибудь нужно для переноса?
– Я не сказал, что сделаю это.
Карл пожал плечами.
– Где тут клещи? Спорим на что угодно – сделаешь, когда я вытяну у тебя парочку зубов. – Он привстал.
– Подождите. Там, в комнате, деревянный ларец. Дубовый, примерно фут на два, шесть дюймов глубиной. Мне нужен он – и свободные руки.
Карл потрепал старика по щеке.
– Без проблем. Но попробуй только развязать ноги до того, как мы… отбудем – и я сломаю их. В коленях. – Он не смог удержаться и не добавить: – Друж-ш-шоч-щек.
– Вы лежите на короткой траве ухоженной лужайки, окружающей святилище Сообщества Целительной Длани, – шестеро путешественников, отряд ищущих оживления одного из своих членов, духовного исцеления другого – и избавления одного далекого мага от стыда за ту боль, которую он причинил вам, о чем он всем сердцем скорбит.
Святилище возвышается над вами на фоне заходящего солнца. В таком свете трудно рассмотреть детали, но вы видите, что формой оно походит на пирамиды ацтеков – только выше их раза в два.
Ветер жарок и сух: пролетая над Пустошью, он потерял почти всю влагу…
Я всегда считал, что все люди должны быть свободны; но если кому и должно быть рабами, то в первую очередь тем, кто сам хочет им быть, а во вторую – тем, кто хочет обращать в рабство других. Когда я слышу, как кто-либо встает на защиту рабства, я испытываю сильнейшее желание дать ему возможность испытать рабство на себе.
Одетая в белое жрица вела их внутрь – впереди шагал Карл с кожаным мешком, где лежали останки Ахиры. Смутная тревога приковала правую руку воина к новому мечу – длинному и слегка изогнутому, с рукоятью, обмотанной странной кожей, которая впитывала пот ладоней. Сталь под рукой успокаивала – так же, как успокаивал тот разделочный нож на кухне у Дейтона; он так и остался в руке Карла и преобразился при переходе.
За воином шли Андреа и Аристобулус; оба так же крепко сжимали переплетенные в кожу заклинательные книги, как Карл – рукоять своего меча.
В этом надо отдать Дейтону должное: снарядил он нас достойно. В мешках, оставленных путешественниками снаружи, не хватало разве что волшебных вещиц: Дейтон заявил, что у него не осталось ничего, кроме заклинательных книг, и Карл не стал спорить. Но у них было с собой и оружие, и еда, и палатки, не говоря уж обо всем остальном.
Замыкал их шествие Уолтер Словотский – он держал на руках безвольное тело Дории. Обернувшись, Карл увидел, как Уолтер успокаивающе кивает ей – словно Дория могла его видеть.
Темные коридоры вывели их в просторный, с высоким потолком зал, где звуки шагов отдавались от мраморных стен и гладкого пола. Скупо освещенный тремя богато украшенными светильниками, что свешивались с потолка, он был пуст – если не считать трона с высокой спинкой, стоящего на белом каменном возвышении на расстоянии трех четвертей пути от входа. За троном сквозь узкое окно видна была лужайка с восточной стороны святилища. Утром, без сомнения, зал через окно заливал свет – но не теперь, не на закате.
Карл опустил мешок на пол.
Жрица кивнула.
– Правящая Мать примет вас здесь, – проговорила она, протягивая руки к Дории. – Я же позабочусь о своей сестре.
Уолтер бросил взгляд через головы на Карла. Что делать? – сказало пожатие его плеч. – Мы на их земле. Но…
– Воистину, – произнесла жрица, и улыбка с легкой толикой яда промелькнула на ее губах, – неужто вы настолько не доверяете нам? Если так – зачем ты вообще пришел сюда, Карл Куллинан?
Мы не обменялись ни словом – а она знает мое имя. Я не стану ни о чем ее спрашивать: несомненно, именно этого она ждет.
– Мы будем ее лечить и возьмем под свою опеку, – продолжала жрица. – Отныне она принадлежит нам, а не вам. И должна вас предупредить, что сейчас ваше поведение не способствует благоприятному для вас решению.
Это прозвучало угрожающе; Карл подавил естественный для воина ответ на подобный вызов.
– Отдай, Уолтер, – сказал он. – Если они так могущественны, как мы думаем, нам в любом случае не выстоять в драке.
Жрица без видимого усилия приняла тело Дории; она явно была сильнее, чем казалась.
– Правящая Мать скоро к вам выйдет, – сказала она и легко направилась к выходу. И удалилась.
Энди-Энди коснулась его плеча.
– Успокойся, Карл, – вреда ей не причинят. И потом, – она вздохнула, – чем можно навредить ей – такой?
Уолтер мрачно крякнул.
– Если эта сучка солгала, – заметил он, – мы найдем ее и разберемся с ней – позже. Или запугаем и вытрясем все, что нам нужно, – как ты из Дейтона. Хороший был спектакль – или ты и правда собирался отрезать от него по куску, покуда бы он не согласился?
– Так я тебе и сказал, – ухмыльнулся Карл. Потому что и сам не знаю. Знаю, что запросто, без малейшего сожаления убил бы его. Но пытки – дело другое. – Мои извинения, Ари: нажми я на него получше, мы получили бы не только пару заклинательных книг.
Худое лицо Аристобулуса прорезала улыбка. Он крепко сжимал переплетенный в кожу том.
– Ты ведь не слышишь моих жалоб? Для того, кто по природе своей не вождь, ты сработал весьма неплохо. И потом, меня-то в Пандатавэе не ищут – я могу вернуться, вступить в Гильдию и…
– Нет необходимости, – произнес за спиной Карла низкий сухой голос.
Карл повернулся, изо всех сил стараясь двигаться медленно. Трон более не был пуст.
На нем сидела женщина, худая до невероятия, белые одежды сияющим ореолом окружали ее. Воротник ее одеяния был иным, чем у жрицы и Дории: он своеобразным капюшоном закрывал ее лицо, затеняя и скрывая его черты. Если у этого лица вообще были черты.
– Привет вам. Приблизьтесь. – Было в ее голосе нечто сверхъестественное: хоть и старческий, он не был ни ломок, ни слаб. И она говорила громко. Если таков ее нормальный голос, подумал Карл, от крика ее должны рушиться стены.
Воин наклонился, поднял мешок с телом Ахиры и выпрямился. Все вместе они двинулись к трону; Карл нес мешок на сплетенных руках.
– Мы здесь, чтобы…
– Я знаю, зачем вы здесь.
В десяти ярдах от трона они остановились – разом. Карл наморщил лоб: она ничего не приказывала, не сказала ни слова, не сделала ни жеста – однако вся их четверка одновременно застыла на месте, будто повинуясь властному повелению.
– Необходимо решить, – произнесла Правящая Мать, – станем мы помогать вам или нет. Очевидно, Сообщество в долгу перед вами: вы оказали нам услугу, защищая одну из нас и принеся ее сюда.
– Значит… – начал было Карл.
– Но это слишком малая цена за то, что вы просите. Возрождение мертвых – невероятно тяжкое дело, невероятно иссушающее. Мы требуем дополнительной платы.
Аристобулус сделал полшага вперед, его качнуло назад.
– И какова же цена? У меня в книге есть заклинания…
– Это не то, маг. Для меня твои заклинания чересчур просты. Посмотри вокруг. Некогда вся Пустошь была так же прекрасна. Я защитила святилище от силы, превосходящей твою.
Уолтер поднял руки.
– Послушайте, госпожа, вместо того чтобы говорить, что вас не устраивает, сказали бы прямо, чего вы хотите. Золота? Я наворую вам парочку тонн. Бриллиантов? Я…
– Замолчи. – Матриархиня поднесла руки к лицу: первый сделанный ею жест. – Тот, кто поведал о тебе, Карл Куллинан, был прав: ты не слишком умен. Но этот… Уолтер Словотский – он еще хуже. – Она опустила руки. – Впрочем, едва ли это ваша вина. Вы в конце концов просто люди.
А кто же ты, бабуля? – подумал Карл. – Божество? Или всего лишь та, что считает себя…
– Нет. И да. Просто… – Слова расплывались, становились невнятны. Она вздохнула. – Ты не знаешь Высокого Наречия, а это единственный язык, на котором я могу точно объяснить, кто я есть… Мои требования столь необходимы, сколь очевидны – но эрендра и этот ваш английский… слова их слабы, ими трудно объяснить суть. Потому я постараюсь говорить просто, чтобы каждый из вас смог понять, что я требую от него – если не почему я этого требую…
– Аристобулус.
Маг вздрогнул. Голос был другой, более… четкий?
– Верно, маг, я обращаюсь только к тебе. Ты один слышишь меня и один будешь знать, отверг ты мое требование или согласился заплатить свою долю цены.
Аристобулус кивнул.
Что ж, ладно, подумал он. Чары мои не нужны тебе – так чего же ты хочешь?
– Твою магию. Всю, без остатка. Всего… Аристобулуса. Ты заплатишь тем, что снова станешь Лу Рикетти – и уже навсегда. Простым парнем, который не то что прочесть – не сможет увидеть ни буквы в той книге, которую ты столь крепко сжимаешь. Согласись на это – и Ахира оживет. Откажись – и он останется мертвым.
Откуда у нее такая уверенность? Целящая Длань – не единственная секта в этом мире; возможно, где-нибудь есть другой клирик, умеющий оживлять мертвых…
– Нет. Других нет. А скоро не останется ни одного.
Сила окутывала его – давала уверенность, покой… Может ли он отречься от этого – ради Джеймса Майкла?
– Мне не важно, ради чего ты сделаешь это. Мы слишком… разные, нам так же трудно понять друг друга, как тебе и твоему коту. Причина, по которой ты откажешься от магии, может быть любой. – Она вздохнула. – Но, вижу, ты не откажешься. Твое другое дело, вся эта инженерная чепуха, слишком мало привлекает тебя…
– Чепуха?! Послушайте, вы: в подвесном мосте больше магии, чем во всех этих книгах, и…
– Так ты согласен?
Да пошла она к черту. «Инженерная чепуха», подумайте только.
– Да! – рявкнул он. – Забирай свою магию. А я стану строить мосты – здесь. Непременно. И «изобрету» хомут. И паровую машину…
– Воля твоя. – Она чуть заметно шевельнула рукой, пробормотала лишь ей понятные слова…
Он менялся. Худая фигура Аристобулуса исчезала, древняя иссохшая кожа становилась юношески гладкой… и страшно кружилась голова. Он пошатнулся…
… и с пола, задиристо глядя на Правящую Мать, встал Лу Рикетти – прежний, в замызганной рабочей куртке и джинсах. Он независимо скрестил на груди руки. И, к собственному удивлению, заметил, что улыбается во весь рот.
– Андреа.
– Да?
Почему она первая? Это нечестно. В конце концов…
– Один из твоих друзей реагировал так же.
Интересно. Андреа попыталась повернуть голову, взглянуть, о ком говорит Мать, но не смогла пошевельнуться.
Я не дышу! Она попробовала заставить легкие вдохнуть хоть каплю воздуха – напрасно. От страха перехватило горло.
– Успокойся. Тебе так надо дышать?
Да пожалуй, что нет. Странно. Почему ей не нужно дышать?
– Ты медлишь. Это обычно для тебя. Тебе не хватает решимости, Андреа Андропулос. Ты наблюдаешь и выжидаешь, и никогда ничего не решаешь, если только что-то тебя не вынудит. Твоя цена такова: ты должна согласиться принять решение. Важное решение. Да или нет; внутри или извне; вместе или отдельно.
– Прекрасно. Но можно узнать, в чем эта самая важность? Я что – должна сказать «да», ничего не зная?
– Нет. Тебе нет нужды ни соглашаться, ни решаться, не зная, на что. Здесь, возможно, будет произнесен важный обет. Твоя плата – согласие присоединиться к оному обету. Без колебаний, без раздумий, без промедлений. Ты заплатишь? Или пусть Ахира остается мертвым?
Андреа мысленно пожала плечами, раздраженная тем, что они ее не послушались.
– Не вижу тут большой жертвы – и не понимаю, что от этого получаете вы.
– Не важно. Так ты заплатишь?
– Да, но… – Мысль Андреа оборвалась: она услышала, как Мать обратилась к Уолтеру.
– Уолтер Словотский.
Я первый. Так я и знал.
Матриарх хмыкнула.
– Ты всегда первый, не так ли? Центр собственной жалкой вселенной. Твоей лептой в котел общей цены будет твой эгоцентризм, это твое дурацкое убеждение, что ты – центр всего, что пока все в порядке с тобой, все в порядке и с миром, а значит – все в порядке с тобой.
Он хотел было поднять руку, поскрести в затылке, так решать ему было привычнее, но руки у него отнялись. Нет – не отнялись, просто не шевелились.
– Время изменяет свой бег, если я попрошу его. Твой разум свободен, но нервные импульсы не дойдут до рук, пока беседа наша не кончится.
– Что ж, тогда мы можем закончить ее прямо сейчас. Я перестал считать себя суперменом еще после той ночи в Ландейле. Просто удивительно, знаешь ли, как меняет точку зрения нож в плече. Это ты хотела услышать?
– Нет. Я хотела это знать.
В ушах у Карла звенело: он слушал, как Мать ведет три беседы одновременно. Рикетти отказался от магии, Андреа – от нерешительности, Уолтер – от эгоцентризма. У Карла будто стало три отдельных разума: речи не смешивались друг с другом. Каждое слово, каждая мысль звучала отдельно, с кристальной ясностью и чистотой.
– Карл Куллинан! – произнесла Правящая Мать. – Твоя очередь выбирать – платить или нет.
Платить? Но – чем? Какую выгоду получит она от этого? Никак не возьму в толк, что она выигрывает…
– Верно. Не возьмешь. Вероятнее всего – никогда. Готов ли ты заплатить или пусть Ахира останется мертвым?
Разумеется, он готов сделать для нее… вот только – что? Что она попросит? Что-нибудь из его вещей?
– Нет.
Тогда – из возможностей? Вроде того, как забрала у Арис…
– Нет.
Частицу его самого, как у Уолтера?
– Нет.
Тогда остается некое решение – вроде того, как было с Энди. Ее заставили делать какой-то выбор… Твое требование связано с этим?
– Верно. Так готов ли решиться ты сам?
– Чего ты добиваешься, госпожа? Почему просто не спросишь?
– Потому что есть некие рамки, которых я не могу преступить – почему, ты никогда не поймешь. Я гораздо мудрее, гораздо разумнее, чем любой из вас может надеяться стать, но именно это… ограничивает меня.
– Чудесно. Могущество не только развращает, но и ограничивает – так?
– Ты медлишь, дилетант. Тянешь время. Отвечай на вопрос.
Что-то с этой оплатой не то, что-то в ней странное – те трое, похоже, не столько потеряли, сколько приобрели…
– Верно.
Лу Рикетти всегда был этаким чудаком, неудачником. Никакого самоуважения – вечно крутился вокруг Джейсона Паркера, как верный спаниель… Но попал на эту сторону, стал магом – и все изменилось.
Нет. Не изменилось. Аристобулус был другой стороной той же медали – самоуважение его опиралось на магию. Только на магию.
Точно. Лу Рикетти не ценил себя, пока Мать не потребовала у него расстаться с магией, не превратила в обычного человека.
– Снова верно. Продолжай.
Так… Уолтер – дело иное. Словотский всегда ценил себя высоко, даже, пожалуй, слишком. До Ландейла Уолтер не осознавал, что смертен, что может не все.
А Мать захотела, чтобы Уолтер увидел пределы возможностей, осознал свою смертность.
Но к чему все это? Ну, понял Уолтер, что уязвим – и что?
– Возможно, теперь он по-настоящему осознает, что уязвимы и другие.
Карл мысленно кивнул.
Ну и наконец, Энди-Энди со своей нелюбовью делать выбор. На самом деле, это очень похоже и на меня. Студент-психиатр, студент-социолог, игрок в бридж, ролевик… И так далее, и тому подобное. Если Андрей нерешительна, тогда я – почти предел всему.
– Именно.
– Тогда на что я должен решиться? Я же вижу, ты хочешь, чтобы я согласился на что-то – так все же: на что?
– На то, что тебе милее всего. На то единственное, что дает тебе ощущение настоящей жизни. Согласие заниматься этим до конца твоих дней и есть твоя доля платы.
Карл быстро прокрутил в голове все, чему учился, и все, чем увлекался, – нет, все не то. Вряд ли Мать стала бы заставлять его соглашаться окончить курс.
Но… – как она сказала? – я должен заняться «тем единственным, что дает мне ощущение настоящей жизни».
И тут все встало на место. Обычность. Самоотдача. Недостаток самоуглубленности. Способность понимать, что у других тоже есть чувства и что с чувствами этими надо считаться.
На ум Карлу пришли слова Джефферсона: «Та истина, что все люди равны, самоочевидна для нас…»
Но здесь это вовсе не было самоочевидным. Эллегон был личностью, хоть и не человеком – а его по произволу городской управы приковали в Пандатавэе к камню. На рынках рабов свистели бичи и лилась кровь. Ольмин и его банда сковали и унижали их – а все потому, что человек в этом мире был товаром.
И последний штрих: больше всего в своей жизни я радовался, когда освобождал Эллегона и когда, вытащив своих, уничтожил потом Ольмина и его мерзавцев.
– Великая Мать, вот моя плата: освобождение рабов. Но как? Убивать работорговцев? Рвать все цепи? Как?
– Это твоя забота. Согласен ты посвятить себя этому?
– Разумеется. – Карл попытался раскинуть руки – и не смог. – Но это не жертва.
– Но – плата, в той единственной монете, какую я могу принять.
Вокруг него зашевелились друзья. Энди-Энди прямо взглянула на Правящую Мать.
– Можешь считать и меня. Достаточно ли быстро я решилась?
– Да.
В голосе Матери проскользнуло удивление.
Лу Рикетти улыбался, скрестив на груди руки.
– Я с ними.
Уолтер Словотский повел плечами и воздел руки.
– Может, ты и обрекла нас на смерть, но попытка…
Карл обнял приятеля за плечи.
– Короче, он с нами… А теперь – как насчет Ахиры?
– Плата устраивает нас. Возрождение займет чуть больше года.
Уолтер покачал головой.
– Нам нельзя оставаться здесь. За голову Карла назначена цена, а Пандатавэйский Совет Гильдий один раз уже сумел отыскать его… Магией.
– Здесь этого не случится. Эта обитель… защищена. Но, – Мать вздохнула, – едва ли я смогу продержать вас здесь все это время: вы слишком шумите и… Ах, ну конечно. Течение времени… – Взмах руки, слова, что исчезали, едва сорвавшись с ее губ…
В окне позади трона замелькали, сменяясь, как сорвавшийся с цепи фильм, тьма и свет – солнце всходило и тут же садилось, и падала ночь, и опять день, и опять ночь, день-ночь, день-ночь, деньночьденьночьденьночь…
А потом бег их начал замедляться, пока сияющее солнце не повисло недвижимо, бросая слепящие лучи в зал с опустевшим троном.
Карл повел плечами: затекли за год, да и запылились…
– Все живы?
– Я точно жив, – раздался позади него хриплый голос Ахиры.
Ахира?
Карл обернулся. Гном смотрел на него, уперев руки в бедра и склонив голову набок.
– Ну и что? – поинтересовался он. – Услышу я хотя бы «привет!»?
– Джеймс!
Четырем высоким людям трудно одновременно обнять одного-единственного гнома, но они очень старались.
– Я пригласила к вам в компанию еще кое-кого.
Карл оглянулся на пустой трон. Он слышал голос, но Матери видно не было.
– Больше вы меня не увидите.
– Нет, подожди! – Он вздрогнул. – А если нам понадобится помощь? Разве ты…
– Нет. – Голос шел словно со всех сторон. – И никогда больше не станет Длань помогать вам. Я… прости, Карл Куллинан, но мы… не можем.
– Не понимаю.
«Еще бы. Я говорил ей, что ты порядочное существо – для человека, разумеется, но я никогда не утверждал, что ты отличаешься интеллектом».
– Я же сказала, что пригласила вам спутника.
Тяжелая треугольная голова просунулась в дверь.
– Эллегон!
«Да. Я Эллегон. А ты – Карл Куллинан. – Коготь чиркнул по камню. – А это – пол».
– Хватит. Я так понимаю, ты – спутник.
«Умница. Я, к тому же, еще и транспорт. Сегодня мы ночуем на опушке леса. Просто к сведению – если тебе интересно знать, – почти весь год я занимался тем, что перетаскивал сюда ваши вещи – те, что вы бросили у Бремона. В том числе одну рыжую кобылу, которая по дороге загадила всю Пустошь содержимым своих кишок. Вряд ли я ей нравлюсь. Но выглядит она весьма аппетитно».
– Мы не станем есть мою лошадь! И – ты уверен, что сможешь нести нас всех?
«Не вполне. Правду сказать, мне просто хотелось выяснить, высоко ли я смогу подняться прежде, чем упаду. Еще дурацкие вопросы?»
– Я хотел бы спросить у Матери…
«Она не ответит. Вы одни».
– А разве не «мы»?
«Нет – пока ты не представишь меня остальным. Уолтера Словотского я уже знаю…»
– И тогда?
«Карл, мне понадобилось триста лет просидеть в выгребной яме, чтобы научиться тому, что ты узнал за пару месяцев. Может быть, у тебя получится».
– Ты считаешь это ответом?
Голова дракона склонилась набок.
«Представь себе – да».
Дайте мне точку опоры, и я сдвину землю.
Карл отошел от костра на несколько ярдов – и лишь тогда разложил на влажной траве одеяла.
Сбросив леггинсы и тунику, он скользнул меж одеял и лег на спину, подложив под голову руки. Высоко вверху миллионами глаз мигало черное, как уголь, небо.
Как же нам сделать это дело? С какого конца начинать? Надо бы с Пандатавэйской Гильдии работорговли, конечно, но…
Воин пожал плечами. Рабство существует в этом мире тысячелетия. За одну ночь все равно не придумаешь, как с ним покончить.
А завтра придет новый день.
И потом, мне говорили, что размышления – не самая сильная моя сторона.
«Что есть – то есть».
– Спасибо.
Он вздохнул. Дория ушла. Возможно, он никогда не увидит ее. Будет ли ей хорошо в Сообществе?
«Они заботятся о своих, Карл».
– Наверное. Будь так добр, уберись из моей головы. День, знаешь ли, выдался трудным…
«Ага».
– Вот именно, что «ага». И мне хотелось бы отдохнуть.
«Я как раз собирался спросить, не возражаешь ли ты, если я чуть-чуть поохочусь».
– Не по адресу: обращайся к Ахире. Да, а ты где?
«Ниже по реке. Я подумал, почему бы не порыбачить, пока я на часах. Мне отсюда видны Ахира, Уолтер и Рикетти – сидят у костра и спорят. А Андреа волнуется…»
– Споры и волнения? О чем это?
«Рикетти говорит, надо вернуться на ту сторону – за книгой таблеток… кажется. И что это его так заинтересовала медицина?»
– Таблиц, Эллегон. Инженерные таблицы – не медицина. – Хотя выступления Рикетти насчет книг утомили Карла давно и прочно. Сперва заклинательные книги, теперь – эти. – А что тревожит Андреа?
«Родные, знакомые, друзья. Как они скучают по ней и все такое. А еще…»
– Гм… напомни ей о разности времени на этой и той сторонах. Это заботит нас всех, но у нас пара лет, чтобы придумать, как быть. На той стороне это всего один-два дня, не думаю, чтоб до тех пор нас хватились всерьез.
Он потянулся. Заниматься вычислениями было лень. Оставь это до утра. Все вообще – до утра.
«А я полечу за едой. Обещаю быть ну очень осторожным. Молодые драконы, знаешь, почти не спят».
– Молодые драконы изводят меня болтовней.
«Правильно».
Эллегон умолк. Карл закрыл глаза и расслабился. Шея отдыхает, сердце замедляет бег, голова отключается…
Ему в руки тихонько скользнула девушка. Он резко сел, отшвырнув ее.
– Какого черта…
Энди-Энди оперлась подбородком на руку.
– Если ты намерен зашвырнуть меня за поляну, я лучше пойду.
Своевольная прядка свалилась ей на нос. Она сдула ее и, натягивая одеяла, придвинулась к Карлу.
Следов от бикини не было. Потрясающе.
Через какое-то время она оттолкнула его. Но нежно и лишь на пару дюймов.
– Смотри-ка, ты все же нашел себе профессию.
– Какую?
– Герой, – сказала она, добавив красочный эпитет – какой именно герой.
– Не похабничай.
Он ли потянулся к ней, она ли к нему – он не мог бы потом вспомнить.
Да и какая разница?