Среда обитания

Глава 3

Дронго понимающе усмехнулся. Он, конечно, понял, о каком «третьем варианте» говорит собеседник. Этот вариант как раз был самым неприемлемым и самым неудобным для Льва Давидовича.

– Мои конкуренты, или просто соперники, – сказал Деменштейн, – это самый опасный случай. Ни пять, ни десять, ни сто миллионов их не остановят. Задача людей, о которых я думаю, будет не просто убрать меня как конкурента, а раздавить, уничтожить, развалить мою компанию, отправить меня в тюрьму, желательно лет на двадцать.

– И если они узнали о документах Неверова, то вы просто обречены, – безжалостно произнес Дронго.

– Вам как будто нравится это говорить, – посмотрел на него Лев Давидович, – но не скрою, этот вариант беспокоит меня более всех остальных. Как у всякого человека, уже достаточно давно занимающегося бизнесом, у меня есть враги. Но дело не в них. Ведь Неверов не стал бы прятаться столько времени. Он бы обязательно подал о себе весточку, какой-нибудь сигнал. Возможно, он выжидает, но почти полтора месяца – это более чем достаточный срок, чтобы прийти в себя и попытаться получить свои деньги. Или хотя бы успокоить свою дочь, которую он, безусловно, любил.

– «Любил», – повторил за ним Дронго, – вы сказали о нем в прошедшем времени. Значит, вы не верите, что он еще жив.

– Не знаю почему. Но у меня предчувствие. Которое меня никогда не обманывало. Боюсь, что Неверов уже разговаривает с ангелами и мы больше никогда о нем не услышим. Теперь остается самое важное – найти либо его документы, либо тех, кто эти документы украл. То есть убрали Неверова и украли документы. И с моральной, и с криминальной, и с любой точки зрения это противоправные деяния, за которые убийцы или похитители должны понести ответственность. Если вас волнует моральная сторона дела, то вы можете успокаивать себя именно этим обстоятельством. Теперь о практической стороне дела. Если вы достаточно быстро сумеете вычислить место нахождения Неверова или его документов, я плачу вам один миллион долларов. Это единица с шестью нулями. Вы меня слышите?

– Странно. Я почему-то думал, что миллион – это единица без нулей, – пошутил Дронго. – Мне кажется, что вы забыли об одном обстоятельстве, которое имеет исключительное значение в этом деле.

– О каком? – спросил Деменштейн.

– Когда Неверов с помощью своего племянника пытался вас шантажировать, то вы наверняка не говорили об этом ни своим конкурентам, ни своим соперникам, ни тем более своим врагам. И за Востряковым следили сотрудники вашей службы безопасности, которые затем проводили обыск в разных домах, где Неверов мог спрятать документы. Верно?

– Да, все правильно. Не могу понять, к чему вы клоните?

– О Неверове и его попытке шантажа не могли знать посторонние люди, – убежденно произнес Дронго, – ведь Неверов был не случайным мерзавцем, решившим вас шантажировать. Он много лет проработал в органах прокуратуры и хорошо знал, на какой шаг решился пойти. А раз так, то он наверняка ни с кем не советовался и никому не показывал документы, компрометирующие вас.

– Разумеется. Я об этом думал. Для чего вы все это говорите? – нетерпеливо спросил Лев Давидович.

– Неверов исчез сразу, как только вы взяли Вострякова. А это значит, что его могли убрать люди, которые были в курсе происходившего.

– Естественно. Я как раз об этом и говорил.

– В таком случае вывод будет неприятным. Его могли сдать или подставить только люди из вашего окружения, – безжалостно произнес Дронго, – и вы должны это отчетливо себе представлять.

Наступило молчание. Деменштейн долго молчал. Затем снова поднял бутылку воды и, не доставая бокала, выпил прямо из бутылки.

– Я об этом тоже думал, – признался он, – боюсь, что вы правы. В таком случае ваша задача найти возможного предателя в моей службе безопасности.

– На вашем месте я бы не стал настолько сужать круг поисков, – возразил Дронго. – Кто знал обо всем, связанном с Неверовым?

– Хотите откровенно? Никто. Все знал только один человек, и он сидит рядом с вами. Я до конца никому и никогда не доверяю. Но в курсе моих дел с Неверовым были несколько человек.

– Можете их назвать?

– Конечно. Прежде всего Суровцев. Его заместитель – Ашот Погосов. Он интересный человек, врач-психиатр по образованию. Затем мой помощник – Валерий Арсаев. Он из Дагестана, юрист. Как видите, у меня полный интернационал и работает много кавказцев. Ну и, наконец, мой секретарь – Регина Ковтун. Она принимает почту и проверяет все письма. Хотя я не рассказывал ей никакие подробности, но она могла догадываться. Итого четыре человека. Я тоже об этом думал, но не так категорично, как вы.

– Ваша супруга знала о случившемся?

– Нет. Я вообще не имею привычки посвящать близких в дела своего бизнеса. Конечно, ничего не знала и, надеюсь, даже не догадывалась.

– А остальные сотрудники службы безопасности?

– Суровцев обычно не посвящает их в свои планы. Он ведь много лет работал в уголовном розыске и привык давать каждому оперативнику свою конкретную задачу. Обо всем мог знать только его заместитель Погосов. Больше никто. Хотя в нашей службе безопасности работают больше сорока сотрудников.

– Ваш водитель и личный телохранитель, которые сейчас сидят впереди, не могли ни о чем догадываться?

– Нет. У меня две пары подобных исполнителей. Два водителя и два личных телохранителя, которые меня повсюду сопровождают. Но при них я тоже не веду никаких служебных разговоров. Это мой принцип, если хотите.

Дронго молчал, размышляя над услышанным.

– Вы можете мне помочь? – нетерпеливо спросил Деменштейн. – Только ответ мне нужен немедленно. Да или нет. Если «да», то я готов выплатить вам аванс немедленно. Любую сумму, которую вы назовете. А если «нет», то мы высадим вас там, где захотите. С категорическим условием навсегда забыть о нашем разговоре.

Дронго по-прежнему молчал.

– Мне рекомендовали вас как лучшего в этой области, – продолжал Лев Давидович, – а значит, у нас есть шанс. Пусть даже небольшой, но шанс. И самое главное, чтобы вас не смущать. Половину гонорара я готов заплатить, даже если у вас ничего не выйдет. Это за ваше потерянное время.

– Очевидно, вам не все рассказали обо мне, – спокойно парировал Дронго. – Если я получаю гонорар, то лишь за выполненную работу. В случае неудачи вы оплачиваете мне только накладные расходы. И никаких гонораров. Иначе это было бы нечестно, я просто рискую своей репутацией.

– Вы согласны?

– Я пока размышляю. И чем больше думаю над вашим делом, тем более странным оно мне кажется. Почему Неверов молчал столько лет? Почему ни разу о себе не напомнил за последние годы? И почему решился именно сейчас?

– Не знаю. Если бы я знал ответы на эти вопросы, то, возможно, остальные отпали бы сами собой.

– Хорошо, – кивнул Дронго, – я попытаюсь найти следы Неверова или хотя бы понять, куда могли исчезнуть ваши документы. Но с этого момента мне нужна будет полная и абсолютная свобода действий…

– Безусловно.

– Помощь и сотрудничество вашей службы безопасности.

– Считайте, что они полностью подчиняются вам.

– И ваша откровенность. Мне понадобится ваше доверие, Лев Давидович. Вам придется изменить своим прежним принципам и довериться не очень знакомому человеку.

– Возможно, это будет полезный эксперимент, – усмехнулся Деменштейн.

– И, наконец, самое главное. В результате моих действий все может сложиться не так, как вы хотите. И не так, как хочу я. Вы готовы к тому, что решение будете принимать не вы? Подумайте, прежде чем ответить на последний вопрос.

– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите?

– Предположим, что Неверов жив и здоров. Я нахожу Петра Алексеевича, договариваюсь с ним о документах. Вы платите ему деньги. Или отказываетесь платить. Но в этом случае я вам его не сдам. Это будет противоречить моим убеждениям и принципам.

– Тогда для чего мне такой сыщик? – разозлился Лев Давидович. – Мне легче нанять сто частных экспертов и заплатить каждому по десять тысяч долларов. Они перевернут всю Москву и найдут хотя бы следы Неверова, не выставляя мне никаких условий…

– Скажите водителю, чтобы остановил машину, – попросил Дронго, – нам дальше не по пути.

– Подождите, – махнул рукой Деменштейн. – Почему вы сразу обижаетесь? Мне не нравится последний пункт, и я честно вам об этом говорю.

– А я достаточно откровенно вам заявляю, что всю свою жизнь занимался тем, что искал преступников. Искал и находил людей, преступивших закон во имя закона и, если хотите, собственных моральных принципов. Которые не должны противоречить моей работе. Ни сегодня, ни в будущем. И если я ищу человека только для того, чтобы ваши головорезы его зарезали или мучили, то давайте расстанемся на этой стадии разговора.

– А если этот человек собирается передать документы в прокуратуру и посадить меня в тюрьму, то это нормально? Если он меня шантажирует и вымогает деньги, это правильно? Если он готов ради наживы рискнуть своим добрым именем и разорить мою компанию, это с моральной точки зрения вас не коробит?

– Давайте договоримся так. Мы не будем больше говорить о морали. Если я соглашаюсь, то действую в соответствии со своими убеждениями, которые могут и наверняка расходятся с вашими. Вот и все принципы. Если согласны, будем продолжать разговор. Если нет, попросите водителя остановиться. И хотя мы отъехали достаточно далеко от центра, я полагаю, что сумею добраться до дома без вашей помощи.

– С вами трудно разговаривать, – желчно заметил Деменштейн, – вы ставите меня в нелегкое положение.

– Я всего лишь оговариваю рамки нашего возможного сотрудничества, – возразил Дронго, – и мне кажется, что ничего особенного я не требую.

– Это вам так кажется. Впрочем, это уже ненужный спор. Будем считать, что я согласился на все ваши условия. Что-нибудь еще?

– Нет. Но нам придется повторить нашу беседу. И вы подробно, не упуская никаких деталей, расскажете мне, как на вас вышли Неверов и Востряков, как они звонили, как присылали письма, где назначали встречи.

– Это как раз несложно. Значит, вы согласны?

– Определим нашу главную цель. Неверов?

– Нет. Он меня интересует меньше. Документы. Самая главная цель – это документы. Если вы сможете мне их вернуть, то все остальное меня просто не волнует.

– Документы, из которых следует, что вы совершили ряд антиобщественных деяний.

– Послушайте, вы не прокурор, а я не подсудимый. Вы частный эксперт, и я прошу вас найти эти документы. Вот и все. К чему лишние и явно ненужные уточнения? Я вам уже пояснял, что в девяностые годы нарушали законы все, кто пытался воспользоваться ситуацией. Все, безо всякого исключения. Одни грубо, другие более ловко, но нарушали все.

– Ваш премьер считает, что можно было не нарушать.

– Наш премьер… – усмехнулся Деменштейн. – Действительно, «премьер в России больше, чем премьер». Знаете, что я вам скажу. Если опытный прокурор начнет проверку деятельности Санкт-Петербургской мэрии в период правления Собчака, царство ему небесное, то там найдут столько нарушений, что можно будет предъявить сколько угодно обвинений и нынешнему премьеру, и даже… вы меня поняли.

– Вы еще и циник, – заметил Дронго.

– Это уже форма защиты. Что мне еще остается делать? Нигде и никогда в мире самая большая и самая богатая страна не подвергалась такой безжалостной и разбойничьей приватизации. Об этом говорю вам я, человек, который неслыханно разбогател именно в этот период. Кто смог, тот сделал состояние. Кто не смог… на каждого удачливого приходился десяток неудачников. Они в основном лежат на кладбищах. Почти никто не выжил. Бизнес был не просто жестокий, он был абсолютно криминальный и варварский. Если хотите, даже бандитский. За каждым крупным капиталом стояли свои банды, свои правоохранительные органы, свои чиновники, своя пресса, свои журналисты. Иначе было просто невозможно.

– Знаете, о чем я сейчас вспомнил? Один ваш коллега-миллиардер сказал, что всякий, кто не смог заработать в тот период миллиард, пусть идет в ж… – так изящно выразился. – А другой ваш коллега-миллиардер, человек гораздо более учтивый и воспитанный, сказал, что бог покровительствует богатым и знает, кому давать деньги, а кому нет. Вам не кажется, что сейчас вы немного уподобляетесь этим двоим?

– Нет, не кажется. Я нигде больше не повторю подобных слов. И если даже вы скажете, что я их говорил, то откажусь от них. Но здесь, в салоне своего автомобиля, один на один, я вам могу сказать. Мы все брали то, что лежало у нас под ногами. Все одинаково толкались, хватали, давили, бросали, брали. У нас примерно одинаковые судьбы и одинаковые биографии. Я знаю, что говорю. А если так, то никто из других лиц, попавших в первую сотню, не имеет права мне ничего говорить и тем более предъявлять мне какие-то претензии. Мы все одинаковые.

– Возможно, вы правы, – впервые согласился Дронго, – и если избавить Россию от первой тысячи лиц из списков «Форбса», то вполне вероятно, что в ней стало бы легче жить.

– А в других республиках все было иначе? – огрызнулся Лев Давидович. – В таком случае покажите мне богатых людей, которые сделали себе капиталы в белых перчатках. Мы еще пытались что-то придумать, забирая себе неработающие комбинаты. А наши миллионеры из южных республик? Они ведь делали капиталы, сидя в чиновничьих креслах и просто обирая свои народы. После девяносто первого везде картина была одинаковая. Где-то сохранилась сильная власть, и там разбогатели приближенные чиновники, где-то создалась видимость демократии, и там разбогатели более удачливые и ловкие дельцы. Такие, как я. По-моему, эти словесные баталии пора заканчивать. Давайте переходить к нашему конкретному делу.

– Давайте, – согласился Дронго, – итак, как они впервые на вас вышли?

– Позвонили ко мне в приемную. Там у меня сидят два секретаря. Регина и Замира. Регина считается, как бы поточнее сказать, главным секретарем…

– Личные вопросы можно задавать или на них есть табу?

– Хотите узнать, сплю ли я с ней? – сразу понял Деменштейн. – Да. И делаю это принципиально. Я считаю, что не могу полностью доверять женщине, если не знаю ее достаточно близко.

– Надеюсь, к мужчинам это не относится? И вы не станете требовать такой же близости от меня.

– Смешно, – хмыкнул Лев Давидович, – не волнуйтесь, вам ничего не грозит. Я убежденный гетеросексуал.

– У нее есть муж или друг?

– Вам не кажется, что это достаточно примитивный способ расследования? Простите меня, если я лезу не в свое дело. Но неужели вы думаете, что я сто раз не проверил все подходы, пока не обратился к вам?

– Убежден, что проверили. И тем не менее будьте любезны ответить на мой вопрос.

– У нее есть друг, с которым она встречается, – сдержанно ответил Деменштейн, – ей двадцать восемь, ему тридцать четыре. Он программист, работает на англичан. Говорят, что очень перспективный. Получает достаточно высокую зарплату. Несмотря на кризис, его не только не сократили, но и повысили в должности.

– Убедительно. Значит, первой на звонки отвечала Регина?

– Отвечает всегда Замира. Регина считается моим личным помощником. Но когда звонят и говорят, что беспокоят по личным вопросам, трубку берет Регина. Так было и в тот раз. Она взяла трубку и услышала предложение Вострякова о нашей встрече. Он сказал, что по личному вопросу. Не стал уточнять, по какому. Она ему в свою очередь пояснила, что у меня нет времени встречаться по личным вопросам. Иначе должен буду с утра до вечера заниматься проблемами своих сотрудников, которых у меня больше восьми тысяч человек.

– Сколько из них вы планируете сократить во время кризиса? – неожиданно спросил Дронго.

Деменштейн удивленно взглянул на собеседника.

– Вы начинаете меня озадачивать, – признался он. – Разве это имеет какое-нибудь отношение к нашей проблеме?

– Мы же сразу договорились, что я веду расследование так, как считаю нужным.

– Да, действительно. Согласно нашим планам, будут уволены около двух с половиной тысяч человек.

– Две с половиной тысячи семей, – сделал вывод Дронго, – такое количество недоброжелателей вы получите в ближайшие дни. Солидно.

– Я уверен, что никто из…

– Не нужно. Выводы я буду делать сам. Он снова перезвонил?

– Да. Сразу после первого письма. Регина мне об этом доложила. Я решил не придавать значения этим звонкам и письмам. В первом были только обозначены угрозы. Ничего конкретного. Все знают, что именно я стою во главе компании и, естественно, что был владельцем двух комбинатов, о которых говорилось в письме.

– Письмо сохранили?

– Нет. Уничтожил. Все три. Понимаю, что поспешил. Но у меня есть свои принципы. Зачем хранить письма, которые меня компрометируют, даже в самых надежных местах? В любом тайнике их можно найти. Самое надежное – это их уничтожить. Что я и сделал.

– Давайте дальше. Они прислали второе и третье письмо. Правильно?

– Верно. И тогда я понял, что имею дело не просто с шантажистами. После первого письма я еще на что-то надеялся. После второго сразу подключил нашу службу безопасности. Но все подробности не стал сообщать даже им. Письма читали только Регина и я. Остальным я пересказывал их содержимое.

– Что было дальше?

– Когда Востряков позвонил снова, мы уже были готовы и перехватили его телефонный звонок. На встречу он приехал один, пытался глупо маскироваться, надев парик и усы. Потом пытался так же глупо уйти от наших сотрудников, выскакивая из вагонов метро перед их закрытием. Как сказал Суровцев, это старый, бездарный трюк. Когда следит один человек, то иногда подобные затеи срабатывают. Когда следят пятеро или шестеро, это бесполезно. Они делятся, и половина все равно остается на перроне, ожидая, когда поезд тронется. В общем, они его довольно быстро вычислили, а потом вышли и на Неверова. Я сразу подумал, что такие материалы могут быть только у опытного профессионала. Либо у следователя, либо у прокурора, что, в общем, одно и то же. Когда мне рассказали о Неверове, я был доволен. Теперь я точно знал, кто именно пытался меня шантажировать.

– Почему сразу не захватили самого Неверова?

– Пытались вычислить, где документы. Хотя вы, наверно, правы. Нужно было сразу взять Неверова и заставить его говорить. Суровцев уверял меня, что при существующей фармакологии можно заставить любого человека дать показания.

– Почему тогда Востряков попал в больницу?

– Они ему просто не поверили. Он бормотал, что ничего не знает, а они не поверили… Иногда встречаются люди, которым удается проявить чудовищную силу воли и пытаться противостоять этим лекарствам. Один на тысячу. Но так бывает редко.

Дронго усмехнулся. Он знал об этой особенности. Попадаются люди с невероятной силой воли. Но есть и другие, на которых эти препараты действуют несколько иначе. Одним из таких «других» был и сам Дронго. Любой обезболивающий препарат действовал на него крайне неэффективно. Даже при работе обычного стоматолога требовались две или три ампулы обезболивающего. Врачей приводила в недоумение подобная невосприимчивость. Самое показательное, что такими же были его отец и дед. Нужно было вколоть лошадиную дозу снотворного, чтобы кто-то из них заснул, или сделать несколько уколов инъекции, чтобы не чувствовалось боли.

– И вы провели обыски? – уточнил Дронго.

– Да. Проверили все вокруг. Показывали фальшивые ордера на обыск и проверяли все квартиры и дачу. Ничего не нашли, хотя потрошили очень тщательно. Самого Неверова мы тоже не нашли. На следующий день позвонил Востряков и сказал, что цена выросла вдвое. Вот тут мы все и разозлились. Решено было брать обоих. Первым взяли Вострякова, когда он приехал за деньгами. Но Неверова нигде не нашли. Ждали телефонного звонка, но оба телефона Неверова были отключены. Кажется, я об этом вам уже говорил. Потом несколько дней пытались добиться от Вострякова правды, но так ничего и не узнали. Отвезли его в больницу в тяжелом состоянии. Он лежал там недели три или четыре. Я все оплатил, посылал ему фрукты, шоколад, заботился о его матери. Выдал ему пятьдесят тысяч на дальнейшее лечение…

– А лечение потребуется? – спросил Дронго.

– Да, – резко ответил Лев Давидович, – только не говорите, что мы поступили с ним жестоко. Он сам решил ввязаться в эти игры. Конечно, Суровцев и Погосов перебрали с этим лекарством. Не скрою, в том числе и по моему личному указанию. Теперь у него несколько заторможенная речь. Страдает головными болями, галлюцинациями, депрессией. Но зато живой и здоровый. И еще имеет пятьдесят тысяч долларов.

– Вы бы согласились пойти на такой эксперимент за пятьдесят тысяч?

– Я никого в жизни не шантажировал, – прошипел Деменштейн, – и пусть бога благодарит, что я человек достаточно разумный. Иначе его труп никогда бы не нашли.

– Хорошее слово «разумный». Мне оно в данном случае нравится.

– Ну вот видите, как чудно. Значит, мы можем договариваться.

– Суровцев с Погосовым возглавляют вашу службу безопасности. Понятно, что это их люди проверяли квартиры, дачу и захватывали Вострякова. А какое отношение имеет к этим событиям ваш помощник Валерий Арсаев?

– Он тоже был в курсе всех событий. Валера юрист по профессии и работает у меня уже восемь лет. Очень толковый специалист. Он как раз и наводил справки о Неверове среди его коллег. Кстати, они характеризовали Петра Алексеевича как человека исключительно трудолюбивого, умного, напористого и компетентного. Но самое примечательное, что ни один не сказал слово «порядочный». Вот как бывает в жизни.

– Если бы он был порядочным человеком, вы бы сейчас сидели вместе с Ходорковским где-нибудь в Сибири, – заметил Дронго.

– Да, правильно. Но если бы против меня возбудили уголовное дело, я бы знал, как себя вести. Там правила игры понятны. Нужно договариваться с высшими чиновниками. Сдаешь все, что они хотят взять, выполняешь полностью их условия, переводишь акции на тех людей, которых тебе укажут. И живешь спокойно. Дело закрывают, ты можешь оставаться на свободе. Любое уголовное дело против такого человека, как я, обязательно сразу перерастает в политический процесс, который должен быть невыгоден ни государству, ни мне самому. По большому счету, судебное дело против Ходорковского было невыгодно обеим сторонам. Государству и ему самому. Ему несколько раз давали возможность все бросить и уехать. Но там принцип пошел на принцип. Он решил идти до конца, а государство предпочло показать свой характер…

– Насколько я слышал, там шла речь о конкретных высших чиновниках.

– Я тоже об этом слышал. Разумеется, никому не нравится, когда в стране возникает новый центр власти. Говорили, что это была и личная обида. Не знаю. Возможно, и так. Но я бы не стал подобным узником. Я человек понимающий, лучше отдать половину, чем потерять все.

– Ваши деловые принципы мне понятны. Значит, вы считаете, что, кроме вас, только эти четверо могли быть в курсе происходивших событий?

– Да, только они. Я много об этом думал. Но только они четверо. Мне нужен человек, который сумеет проверить их надежность и убедить меня, что Неверов исчез без их помощи. Ну а если вы найдете документы, то мне больше ничего и не нужно. Хотя в качестве премиального бонуса все-таки хотелось бы знать, кто именно меня сдал.

– А кого вы подозреваете?

– Никого. Если бы подозревал, то давно бы уволил. Я бы не стал ждать, пока меня сдадут во второй раз. Но у меня нет даже намека на подозрение. Меньше других я знаю Погосова, лучше всех, конечно, Регину. Она несколько раз ездила со мной в зарубежные поездки.

– Ясно. Тогда начнем прямо с нее. Мне понадобится ваше участие. Чтобы вы предупредили всех четверых о моем участии в этом деле. Мне нужны их толковые и откровенные ответы.

– Само собой. Вот моя визитная карточка. На ней от руки написан и мой прямой телефон, – он протянул визитку.

– Мне нужны номера телефонов всех упомянутых вами лиц.

– Хорошо. – Деменштейн достал ручку и быстро написал на визитке еще три номера: Суровцева, Погосова и Арсаева. Четвертый номер, личного телефона Регины, он не стал писать.

– Если вам нужна будет Регина, вы всегда можете позвонить мне по прямому или в приемную. Она всегда на месте или рядом со мной, – пояснил Лев Давидович.

– Тогда решено, – кивнул Дронго, забирая визитную карточку. – Остановите машину прямо здесь. И сразу уезжайте.

– Почему здесь? Мы можем довезти вас до нужного места, – предложил Деменштейн.

– Ах, Лев Давидович, я ведь не даю советов, как управлять вашими металлургическими компаниями. Теперь представьте себе, что Неверов исчез в результате «третьего варианта». И сейчас за нашей кавалькадой следят, тем более это сделать нетрудно: ваши машины сразу привлекают внимание…

– В следующий раз приеду на «Запорожце», если найду, – обиделся Деменштейн.

– Не нужно таких крайностей. Но если за нами следят и увидят, как вы подвозите меня к дому, то сразу поймут, что мы договорились. Это будет сигнал, который может помешать мне работать. А если увидят, как я сейчас выхожу из вашего автомобиля, то это тоже будет сигнал о моем нежелании на вас работать. Если я отказываюсь, то машина останавливается и я выхожу прямо здесь. Так могли подумать вы, так наверняка решат и те, кто может за нами следить.

– Согласен, – улыбнулся Деменштейн, – мне нравится логика ваших рассуждений, господин эксперт. Кажется, я не ошибся, что решил довериться именно вам.

– Не будьте столь самоуверенны, – сказал на прощание Дронго.

– Подождите, мы еще не обговорили сумму аванса, – дотронулся до его руки Лев Давидович, передав водителю, чтобы остановил автомобиль.

– Я буду информировать вас о своих платежах в рамках этого дела, – сообщил Дронго, – аванс получают при обычной сделке купли-продажи, а я выполняю свою работу, за которую получаю гонорар. До свидания.

Он вышел из машины. Деменштейн остался один. Он посмотрел вслед ушедшему и еще раз улыбнулся. Может, у него действительно появился шанс узнать, куда пропали эти проклятые документы. И куда исчез сам Неверов.