Среди восковых фигур

Глава 7 Поиски смысла

Вдруг взорвался айфон Федора, лежащий на столе у компьютера, и он вздрогнул. Взглянул на часы – они показывали четыре утра. Звонил фотограф Иван Денисенко.

– Философ, спишь? В такую ночь? – Ивана, похоже, распирало от восторга. Кроме того, он был изрядно пьян. – Выйди на балкон, посмотри, какая луна! Помнишь, песня такая была, сто лет назад. «Посмотри, какая луна»… Сейчас! Гварде ке люна! Помнишь? Классика! Какой-то итальянец пел. Про любовь и про море. Тото, вроде.

Песню Федор помнил. Иван заревел дурным голосом, страшно фальшивя. Споткнулся и замолчал.

– Что-то случилось? – скучно спросил Федор. Общаться с нетрезвым Иваном ему не хотелось. Настроение после посещения музея было на нуле. Перед глазами у него стояло напряженное лицо Мироны, рождая смутное беспокойство, природы которого Федор объяснить не мог.

Иван оборвал пение.

– Луна, говорю, сумасшедшая. А ты чего? Работаешь? Или спал? Как тебе мастер? Человечище! Личность! Скажи?

– Личность. Ты знаешь, который теперь час?

– Уже светает, мой юный друг. Бледная луна заходит и прячется в дебрях, уступая место… э-э-э… рассвету. Я в парке. Выходи, Федя! Посмотрим вместе на восход солнца. Река… с ума сойти! И небо уж бледно, и краски… э-э-э… тоже с ума сойти. Я вышел пофоткать. А воздух! М-м-м! Полный штиль, даже птички молчат. Выходи, философ!

– Я уже сплю, – соврал Федор.

– Не свисти, ты сидишь в компе, я тебя знаю! – обличил Иван. – А то я сам сейчас, хочешь? Настроение пацанское! Хочется жить, творить и любить. Прыгать в прорубь! У меня скоро персональная выставка, Мишаня Кротов, мой дружбан, обещал подкинуть. Классный мужик! Я тебе говорил.

– Михаил Кротов? – встрепенулся Федор. – Строительный бизнес?

Вот это поворот!

– Ну! Знаешь?

– Знаю. Я сейчас выйду. Жди на террасе.

– Жду! – обрадовался Иван. – Давай!

Спустя двадцать минут Федор обнаружил спящего фотографа на террасе с видом на реку. Тот громко храпел, свесив голову на грудь. Расчехленная камера лежала на скамейке рядом. Федор сел, рассматривая спящего Ивана. Тронул его за плечо. Иван не отреагировал. Федор нажал сильнее. Иван открыл глаза, поплямкал губами и недоуменно уставился на Федора.

– Федя? Ты, это… Который час?

– Четыре сорок пять.

– Четыре? – Иван повел вокруг мутным взглядом. – А где люди?

– Четыре утра.

– Утра?! Какого хрена! Нич-ч-чего не понимаю! – сказал он с чувством. – А ты тут как?

– Ты позвонил и предложил встретить вместе рассвет, помнишь?

– Не очень. И ты вышел?

– Как видишь.

– Ага, вижу. Водички нету? Сушняк проклятый давит.

– К сожалению, не подумал. Тут недалеко круглосуточный универсам, пошли, купим.

– Ага, пошли. Ты только посмотри, какой сумасшедший восход! Это же сюр какой-то, чес-слово! Краски! Воздух! Река… Смотри, туманчик! Теплая… Господи, это же с ума сойти! А народ спит и ни хрена не видит! Федя, я поработаю, посиди пока.

– А вода?

– Черт с ней! Потерплю.

– Ладно, – решил Федор. – Работай, я схожу в лавку.

– Ой, спасибо! – обрадовался Иван.

Федор вернулся через двадцать минут с двухлитровой бутылкой минеральной воды. Иван щелкал камерой, перевесившись через парапет. Федор окликнул, Иван резво обернулся. Схватил бутылку, припал. Пил, обливаясь, постанывая от наслаждения.

К изумлению Федора, фотограф выпил всю воду, утерся и упал на скамейку:

– Спасибо, Федя. Век не забуду.

– Что там у тебя за выставка? – приступил к делу Федор.

– Какая выставка? Осенний альбом?

– Нет, ты говорил – в художественной галерее. Упоминал, что есть спонсор…

– Миша Кротов! Есть! Классный мужик, понимающий. Я его учил держать камеру…

– Вы дружите?

– Спрашиваешь! Даже ночевать у него оставался, когда меня один псих с топором искал, приревновал к супружнице. На две-три ночи.

– А его жена не против?

– Жена… – Иван громко вздохнул. – Нет жены, Федя. Умерла четыре года назад, царствие ей небесное, хорошая была женщина. С тех пор Миша один.

– Один? Молодой, здоровый, успешный – и никого? Верится с трудом. Должна быть подруга, ты просто не в курсе. – Федор испытывал неловкость, давя на Ивана, и оправдывал себя только тем, что старается для пользы дела.

– Какая подруга? – Иван воззрился удивленно. – Нету у него никакой подруги! До сих пор помнит Ленку. Да у него на баб времени нет! Замыслы, планы, голова кругом. Финансовый гений! Миллионер! Хотя… – Иван задумался. Федор молчал, ждал. – Я его с месяц не видел, может, и завелась. С другой стороны, я приводил к нему барышню от Регины, красотка редкая, а он не повелся, вульгарная, говорит, и глупая. Как пацан малолетний, честное слово. Интеллект ему подавай!

– Иван, тут такое дело… – Федор прикидывал, как сказать про смерть Кротова.

– Федя, что случилось? – Иван неожиданно трезво взглянул на Федора. – Не крути! А то и в парк вышел, и вопросы всякие… Ну? В чем дело?

– Иван, Кротов умер. Позавчера. Подозревают самоубийство.

– Как умер?! – Потрясенный Иван вскочил, уставившись на него. – Я же с ним разговаривал по телефону… когда? Три дня назад! Что значит умер? Не мог он умереть! О чем ты, Федя? Может, однофамилец?

– Михаил Андреевич Кротов, строительный бизнес, живет в «Октавии»…

– Он! Миша Кротов… Ничего не понимаю! Как это? Говоришь, самоубийство? Какое, на хрен, самоубийство! Не верю! Не тот человек! Боец! Как?

– Сядь, – Федор похлопал рукой по скамейке. – Поговорим. Как? Наглотался таблеток. Нашли утром в постели.

– Это же… – Иван упал обратно на скамейку. – Федя, что же это творится? Уму непостижимо! Почему самоубийство? Может, случайность?

– Может, но не думаю. Поверь, это была не случайность.

– Но почему?! Мы с ним так хорошо посидели пару недель назад… Что-то с бизнесом?

– Нет. С бизнесом все в порядке. Понимаешь, Иван…

– Ну! Неужели баба?

– Как будто.

– Ни за что не поверю! Он все еще помнит Лену, какая, на хрен, баба! Откуда? Я бы знал.

– Ты сказал, пару недель назад… Точно не помнишь, когда? И где?

– У него дома, я принес показать работы. А когда… – Иван задумался. – С месяц будет, в середине июля должно. А кажется, совсем недавно. Никакой бабы не было, он бы сказал!

– Она вскоре появилась. Случайная встреча в парке, приезжая, бездомная, он предложил ей пожить у себя…

– Бомжиха? Ты чего, Федя? Я знаю Мишку, он аристократ, он бы не потащил к себе первую встречную…

– Она приехала к своему парню, а тот исчез. Она сидела в парке и плакала. Так они познакомились, ну и…

– Подожди, откуда дровишки? – Иван, прищурясь, уставился на Федора. – Ты его знал?

– Нет. Несколько дней назад он пытался подать заявление об исчезновении этой девушки…

– В каком смысле заявление?

– В прямом. В полицию. После двух недель в его доме она исчезла. Он рассказал о ней моему бывшему коллеге, а тот мне. Любовь с первого взгляда, женщина его мечты, красавица, умница… Капитан Астахов, мой бывший коллега, прошелся по дому, осмотрелся и не нашел никаких следов пребывания в доме Кротова женщины. Позвонил его домоправительнице, она очень удивилась и сказала, что никакой женщины у них в доме не было. Деловой партнер Кротова тоже ничего о ней не знает.

– Чертовщина какая-то… – изумленно пробормотал Иван. – А соседи? Охрана? Хоть кто-то ее видел?

– Нет вроде.

– Так что же это получается… Была она или не была? Или фантом?

– Пока рано говорить. Мы не знаем. Хотя…

– Миша не такой мужик, чтобы вот так с ходу влюбиться, – сказал Иван. – Он осторожный, скупой на эмоции, очень спокойный. Я бросаюсь как в омут головой, ты… – Иван оценивающе взглянул на Федора, – по обстоятельствам, а Миша нет! Не тот человек. Его что, сглазили? Приворот?

– Он говорил, что она необыкновенная, что это любовь до гроба… – Федор осекся. – Рыжая, с длинными волосами и очень белой кожей…

– Лена была рыжая с очень белой кожей. Ты хочешь сказать, что он слетел с катушек? Галлюники? Белочка? И ее в реале не было? Он не пил, Федя! Разве что иногда, как все.

– Партнер сказал, что у него возникли проблемы после смерти жены, но последние три года он был в порядке. Не похоже, чтобы пил. Ты ничего такого не замечал?

– Я? Говорю же, он не пил. Пьяницу завсегда видать. Нормальный мужик. Образованный. Много читал, дома целая библиотека. Еще чего-то там собирал, много ездил… Мы сидели на заднем дворике, трепались за политику и еще всякие городские сплетни. Как водится, принимали слегонца, для настроения. – Федор невольно усмехнулся, прекрасно зная «слегонца» Ивана. – Сделал себя сам, детдомовский. – Иван беспомощно умолк. – Не знаю, Федя, – сказал после паузы. – Ничего не соображаю. Ты меня просто убил. Бедный Мишка…

Они помолчали. Потом Федор спросил:

– Как называется твоя выставка?

– Выставка… Теперь уже и не знаю, – с горечью произнес Иван. – Задумка всей моей жизни. Почти готова. Отдельные работы печатались раньше, теперь собрал в кучу. «Тлен и прах» называется…

– «Тлен и прах»? О чем? Кладбища?

– Нет, свалки.

Идеи у Ивана были престранные. Федор помнил его выставку «Прощание», несколько лет назад получившую первую премию в Торонто. Тогда же состоялось их знакомство. С черно-белых фотографий на зрителя смотрели одичавшие уродливые деревья в заброшенных садах, перекошенные деревянные хибары, провалившиеся ступени, ветхие изуродованные временем резные наличники и остатки ставней… Еще двери! Заросшие паутиной, намертво вросшие в тело стен, никуда не ведущие. Трагичные, отжившие, никуда не ведущие двери. И слепые разбитые оконца. Тупиковость и безнадежность. Отжившая эпоха. Отболело, отстрадалось…

Федора поразил контраст между жизнерадостным краснолицым пьяницей Иваном и глубокой скорбной печалью черно-белых снимков. После такого невольно задумаешься о бренности…

– Ты не представляешь, Федя, какой это пласт, – потряс головой Иван. – Чего там только нет! Искалеченные, отслужившие, брошенные вещи. Скелеты вещей… Мебель, поломанные куклы, одежда, битая посуда. Осколки цивилизации, культурный слой. То, что остается после нас. Однажды я нашел там голубой парик и лиловую бархатную блузу с кружевами, даже перламутровые пуговички были на месте. Отсырела, выцвела, лет сто, не меньше. Разлезлась у меня в руках. Несправедливо все это…

– Что несправедливо?

– Все, Федя. Все несправедливо. Жизнь. То, что человек не знает своего срока. Получается, ты не субъект, а объект. Марионетка на веревочке, и тебя дергают, причем в самый неподходящий момент. Только ты расслабился, настроил планов, почувствовал себя гением, даже влюбился, а тут тебя и… – Иван прищелкнул языком. – И фантомы всякие лезут вдобавок. Чистый сюр.

– Время разбрасывать и время собирать… – неопределенно заметил Федор.

– Вот и Мишка! В расцвете, состоялся, планы, а тут его и дернули. Эх, жизнь-жестянка! – Иван пригорюнился. Сидел, сгорбившись, уставившись в землю. Федор хотел сказать, что «не дернули», а свободный выбор, но вместо этого спросил, желая отвлечь Ивана:

– Как фотосессия у Мироны?

– Нормально, – не сразу отозвался Иван. – Влада хорошая девочка, пластичная, послушная. Мечтает работать у Регины. Ей бы поменьше рот открывать…

– Мирона – личность, ты прав, – Федору была неинтересна Влада, его больше интересовал «восковик».

– Личность. Он спрашивал про тебя. Подозреваю, хочет увековечить. Как тебе его работы? Мы толком и не поговорили…

– Впечатляют. Даже не ожидал. Насчет нутра ты прав, все на лице.

– Именно! – оживился Иван. – Проникает в суть. Думаешь, он демон?

Федор рассмеялся:

– Талант, скорее. Иначе всякий гений – демон.

– Или ангел. Мирона точно демон. Знакомых встретил?

– Встретил. Саломея Филипповна в виде ведьмы…

– Попал в точку! Ведьма и есть. До сих пор, поверишь, как вспомню… – Иван поежился. – Еще?

– Директриса школы бальных танцев…

– Корда! Знаю. Работал с ними. Уникальная женщина. Была знакома с Нуриевым, представляешь?

Федор кивнул.

– Байкер тоже ничего. Это реальный персонаж или фантазия автора?

– Реальный. Костя Рахов. Был, в смысле.

– Был?

– Погиб в прошлом году. Представляешь иронию, Федя? Сбит какой-то гребаной тачкой! Всю жизнь на колесах, на скорости, в авариях, вылетал с трассы, весь переломанный, и в итоге аминь под колесами! Выходил вечером из ресторана, и такая лажа…

– Нашли, кто?

– Не нашли. Мы пересекались два года назад, я делал серию с областных гонок. Отличный чувак был, из железа. В прямом смысле тоже, всякие скобки и стержни в костях. С чувством юмора, что удивительно. Обычно у этих ребят с юмором плоховато. Шутил, что из восковой куклы потомки отольют памятник в случае чего. Одних жен пять штук и детей немерено… – Иван тяжело вздохнул.

– Алхимик тоже ничего, – поспешно заметил Федор, выдергивая Ивана из нулевого состояния.

– О господи! – воскликнул Иван. – Я и забыл! Это же Миша Кротов! Он дал Мироне денег, и тот в благодарность его слепил. Просил пару часов, Миша отказал, терпеть не мог выставляться, да и время западло тратить на всякую хрень. Так, поверишь, Мирона повадился к нему на работу, а потом работал по памяти. Выпросил у меня фотки и слепил. Получилось похоже, но не шедевр, средненько. Но суть, между прочим, ухватил офигенно! Алхимик, ученый, мыслитель… Я затащил Мишу посмотреть, он долго стоял, рассматривал, потом говорит: «Неужели у меня такая перекошенная рожа? И глаза выпученные?» Мы еще поржали. Бедный Миша! – Иван помолчал. Потом сказал с тоской: – Пошли накатим, Федя, а то жить ни хрена не хочется. Тут недалеко суточный подвальчик, неплохое бухло и бармен знакомый. Помянем Мишу…