Средневековая Русь. От призвания варягов до принятия христианства

Глава 1 О происхождении славян

Обратимся к одной из самых интересных глав русской истории: откуда есть пошла Русская земля? Таким вопросом в свое время задался Нестор-летописец, создавая «Повесть временных лет». Рассуждая на столь обширную тему, логично будет обозначить несколько вех: этногенез славян; призвание варягов и образование первого государства; крещение Руси и обретение письменности (и более широко – взаимоотношения язычества и православия в целом); христианство на Руси, оказавшее огромное влияние на формирование русского народа и современной России. Итак, начнем с этногенеза славян.

Надо отметить, что первые славянские хронисты вынуждены были фактически конструировать историю своих народов, опираясь на имеющиеся источники. И сам Нестор, и его современник, чешский хронист начала XII века Козьма Пражский, и автор первой польской хроники Галл Аноним – все они имели в распоряжении совершенно конкретный набор источников: византийские хроники (те, в которых встречаются упоминания о славянах), а также различные устные предания и былины.

Среди византийских свидетельств основными являются хроника Георгия Амартола и хроника Иоанна Малалы. Есть еще несколько текстов, наподобие хроники Продолжателя Феофана, в которых тоже есть некоторые сведения по интересующей нас теме. Примечательно, что авторы всех этих источников хотя и упоминают славян, но в круг цивилизованных народов их не включают: то есть в византийских хрониках наши предки предстают, как правило, либо далекими соседями-варварами, либо опасными и вредными существами, чуть ли не с песьими головами, которые изъясняются на непонятном языке и своими вторжениями только беспокоят цивилизованный мир – но могут и оказаться полезными, если их на кого-нибудь натравить. В похожей манере, кстати, Тацит описывал германцев (достаточно подробно) и скандинавов (довольно скудно), так как сам не бывал в их землях и, соответственно, ограничился переработкой чужих свидетельств.

Итак, в то время как Нестор приступил к созданию своей летописи, его византийские коллеги насчитывали примерно семьдесят народов, история которых началась напрямую от Адама и Евы, через Ноя и остальных основополагающих библейских персонажей: по средневековым понятиям это считалось признаком благородного происхождения. Славяне в это число, как мы уже заметили, не входили, и мало кого интересовало, откуда они в действительности произошли. Поэтому перед Нестором и вообще перед всем современным ему славянским летописанием стояла крайне нетривиальная, в первую очередь мировоззренческая, задача: вписать свой народ в существующий контекст тогдашнего культурного мира. Для этого необходимо было в буквальном смысле конструировать историю славянских народов.

Нужно иметь в виду, что вся летописная история предельно этноцентрична, то есть в центре мироздания всегда находится тот народ, к которому принадлежит автор – хронист или летописец. Нестору и его современникам пришлось начинать издалека, применяя своеобразный фундаментальный подход – от истоков тогдашней хронологии, буквально от Всемирного потопа. В этом их труды во многом схожи с современными историографическими исследованиями, которые тоже описывают предмет начиная со сведений, максимально удаленных хронологически, но имеющих хотя бы какое-то отношение к данной теме, в данном случае – к этногенезу славян.

Открыв «Повесть временных лет» (например, в Лаврентьевском списке), мы заметим, что повествование далеко не сразу начинается с Рюрика. Сначала идет речь о Великом потопе, о том, как от трех сыновей Ноя произошли все известные человеческие расы и как внутри одной из этих рас зародились славяне, то есть наши прапрапрадалекие прадеды. А уже потом, после подробного описания, где их племена расселились и какими именами назывались, Нестор обращается к Рюрику, приглашенному править в одно из таких племенных объединений. Четких хронологических рамок здесь нет: летописец использовал довольно расплывчатый, но вполне говорящий термин «во многих временех», то есть очень нескоро. Поэтому, рассуждая о пресловутом «норманнском вопросе» (по правде говоря, довольно малозначимом в общем историческом контексте), в первую очередь нам нужно разобраться с тем, кто такие славяне и откуда они произошли.

Все славянские летописцы с разной степенью уверенности концентрировали происхождение славян на Дунае. Это была своеобразная отправная точка. Следующим шагом потребовалось определиться с предками. Естественно, пришлось опираться при этом исключительно на былинные предания, которые являются образцами народной памяти, уходящей в очень большую историческую глубину, но практически не обладают достоверностью. Мы не имеем никаких оснований рассматривать их как объективные данные, однако они помогают сконструировать собирательные образы легендарных предков. Например, чехи, как это ни удивительно, произошли от Чеха, Киев основал Кий, и так далее.

Готовых однозначных ответов здесь нет. Происхождение славян – это поле, с одной стороны, в высшей степени рискованных предположений, а с другой стороны – более или менее обоснованных гипотез, при крайней необъективности объективных данных. Поясним, что имеется в виду. Археологические факты, а также данные лингвистики и генетики – это вполне объективные сведения, так как их можно проверить методами естественно-научных дисциплин. Взять, к примеру, лингвистику: она имеет дело с письменными источниками и живыми языками, а из этого материала ученые могут добыть очень много объективных данных. Они, безусловно, поведают нам о гигантском пласте изменений, происходивших в славянских языках, в том числе и в той его части, которая впоследствии превратилась в русский, на протяжении тысячелетий, вплоть до истоков – общего праиндоевропейского языка.

Однако в то же время все добытые сведения, к сожалению, оказываются предельно необъективными, ведь изучая изменения в языке, мы погружаемся в такие временные слои, где достоверность лингвистическо-математических формул не имеет носителя, потому что в тех глубинах еще нет письменности. Более того, зачастую нет устойчивого сформированного этноса-носителя. Стало быть, мы не можем сказать наверняка, насколько данная лингвистическая группа, традиционно связываемая с определенным ареалом обитания, соответствует тому или иному народу.

Не надо забывать, что все современные народы, населяющие нашу планету, в те далекие доисторические времена имели совершенно иной облик. Если бы даже удалось проследить нашего прямого генетического предка до такой седой древности и встретиться (а тем более заговорить) с ним, то мы бы его испугались, не узнали и уж абсолютно точно – не поняли бы ни слова. То есть этот человек, конечно, является нашим пра-прапрапрапрадедом, но он окутан настолько далекой древностью, что мы не можем сказать о нем ничего определенного.

Что происходит, например, в археологии? Ученые уже не один десяток лет выкапывают из земли огромные пласты материальной культуры, подвергая их вполне объективным методам изучения и привязывая ко вполне определенным археологическим вехам. Однако, будем справедливы, далеко не всегда можно с полной уверенностью заявить, что мы знаем о конкретном горшке всё: кто его сделал, с какой целью, – если на нем ничего не написано и не нарисовано. Таким образом, объективно существующий горшок оказывается во власти полной необъективности, потому что относительно него мы вынуждены ограничиваться предположениями.

Для начала скажем о том, откуда мы знаем про ранних славян. Правильнее говорить о них не как о славянах, а скорее, как о протославянах или праславянах. Первые сведения о них мы получаем от античных, а именно – от римских авторов. Плиний Старший в своей «Естественной истории» примерно в середине I века н. э. писал, что восточные земли Балтийского моря населены вплоть до реки Вистулы (то есть Вислы) сарматами, венедами, скирами и гирами. Это сообщение Плиния о венедах считается первым упоминанием протославянского или праславянского народа. Здесь, правда, следует иметь в виду, что более поздние письменные источники уже относят венедов к славянам (по крайней мере, к славянскому кругу обитания). Впрочем, данные источники не являются документальными свидетельствами, и воспринимать их следует как обобщенные повествования. К тому же названия, которые одни народы давали другим, – характеристика крайне необъективная и вряд ли на них можно опираться в научных изысканиях. Например, всех, кто жил за Черным морем, греки называли скифами.

Корнелий Тацит в своем сочинении о происхождении германцев, датированном 98 годом, рассуждал: «Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю. Венеды переняли много из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только существуют между бастранами и феннами, однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, притом с большой скоростью». Непонятно, насколько точно можно соотнести венедов со славянами. Вполне возможно, что некая связь между ними имеется, но нельзя забывать, что в I–II веках язык, из которого впоследствии вырастет славянский, только-только начинает появляться.

Тацит поселил венедов где-то в районе Восточной Польши, Южной Белоруссии, Северной Украины. Александрийский географ Клавдий Птолемей в середине II века указывал определенную сетку географических координат, в которой, возможно, существовали те самые венеды, которых он называл самым многочисленным народом Сарматии. В данном случае мы точно так же не можем сказать наверняка, о ком конкретно идет речь. Может быть, это вовсе и не славяне, а некий народ, название которого впоследствии перешло на одно или несколько славянских племен. Клавдий Птолемей поселил славян (возможно, славян-венедов) на побережье Балтийского моря, к востоку от Вислы.

Существует так называемая Пейтингерова таблица (или карта Пейтингера) – это средневековая копия с римской карты, где было показано расселение народов. На ней место обитания венедов обозначено дважды: чуть западнее Дакии, то есть современной Румынии.

Более-менее точные и подробные данные о славянах появляются в источниках V века. В частности, греческий посол Приск Панийский, который в 448 году ездил к вождю гуннов Аттиле в составе византийского посольства, в своей «Готской истории» очень тщательно описывал местных жителей. Опираясь на его данные, можно достаточно уверенно предположить, что в державу Аттилы входили в том числе и славяне. Здесь необходимо уточнить, кем по своей сути являлся Аттила.

Это сын степи, кочевой завоеватель. Он, как и его предшественники-кочевники, прошел по степям, добрался до лесостепной зоны, затем до лесных местностей. Подобные перемещения на большие расстояния, совершаемые в довольно короткое время, всегда ведут к тому, что кочевники по пути своего следования, во-первых, вбирают в себя большое количество местного населения, а во-вторых – испытывают серьезное воздействие чужой культуры и религии. Поэтому, как правило, кочевники не проявляют агрессивности в адрес местных обычаев и верований: наоборот, происходит активный обмен между ними и аборигенами на всех уровнях, включая в том числе и лексический. К примеру, Приск Панийский описывает, как у Аттилы его угощали народным гуннским напитком под названием «медос», а ведь «мед» – явно не гуннское слово.

Здесь уместно задуматься о том, какой национальности были эти самые гунны. Вопрос этот очень непрост. Хунну, или сюнну, которые жили к северу от Китая, в свое время двинулись на запад, начав, таким образом, Великое переселение народов, докатившееся до Европейской равнины. Процесс этот занял несколько столетий, поэтому вполне логично, что те, кто дошел до Европы, этнически отличались от тех, кто покинул Китай.

Это отдельный вопрос, достойный особого рассмотрения. Нам же достаточно понимать, что державу Аттилы, помимо этнических гуннов, составляли и готы, и сарматы, и, возможно, предки славян. Впрочем, может быть, это уже не предки, а просто ранние славяне, потому что, как мы видим из сообщений Приска, очень много слов, которые он встречает в столице Аттилы, имеют четкое славянское родство. Например, пиршество, которое закатили по случаю смерти Аттилы, называлось «страва» – слово, совершенно явно имеющее славянский корень. Еще один пример: Приск сообщает о том, что многие из державы Аттилы ходили по рекам на моноксилах, то есть лодках-однодревках, что, как свидетельствуют очень многие источники, характерно для славянского населения более позднего периода.

Однако, повторимся, все эти данные обладают невысокой степенью объективности, у них велика доля вероятностного допущения. Основной вывод, который можно сделать с учетом этого, будет следующим: учитывая, какую территорию занимали гунны, они вполне могли включать в себя и предков славян.

А вот с VI века у нас появляются уже достаточно верифицируемые, то есть проверяемые, данные. Что мы знаем из источников VI века? В них содержатся упоминания не только о венедах, но еще и о склавинах, которых совершенно точно можно считать славянами, судя по названию, и об антах.

Иордан в своем трактате «О происхождении и деяниях гетов» («Гетике») сообщал, что они живут на Днепре или в среднем Приазовье. Западная же граница ареала проходила, опять же, где-то в районе Вислы. Свои свидетельства о славянах и антах оставил также Прокопий Кесарийский. Подобное распространение предков славян на достаточно большой территории можно расценивать как свидетельство их растущего влияния в Европе, а можно считать его следствием падения протогосударств готов, находившихся в районе Северного Причерноморья и далее – вплоть до границы Римской империи в Крыму. Падение готских держав, вызванное натиском гуннов, повлекло за собой вынужденную реакцию всех народов, имевших какие-либо контакты с готами и римлянами. Всем им пришлось, образно говоря, прятаться в лесных областях Европы, неизбежно теряя при этом часть своей материальной культуры.

Впоследствии, когда Аттила умер, распалась его держава, как любое кочевое образование, не имеющее устойчивого экономического базиса, единого для всей огромной территории. Гунны, в массе своей, покинули завоеванные земли, и в Европе лицом к лицу опять оказались два мира: один – лесной, варварский, а другой – более-менее цивилизованный восточно-римский, византийский. Славяне снова выходят на историческую сцену, снова оказываются заметными.

Вот как их описывает Прокопий Кесарийский в «Войне с готами»: «У обоих этих варварских племен (имеются в виду анты и склавины) вся жизнь и законы одинаковы, у тех и других один и тот же язык, довольно варварский, и по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Некогда даже имя у склавен и антов было одно и то же – в древности оба эти племени назывались “спорами”, то есть по-гречески “рассеянными”, думаю, потому что они жили, занимая всю свою страну рассеянно, отдельными поселками». Свидетельства Прокопия (напомним, что они относятся к VI веку) очень четко соотносятся с данными современной археологии: это абсолютно точное описание славянской пражско-корчакской археологической культуры, носители которой жили очень небольшими поселениями, которые были раскиданы на огромной территории.

Следующее сообщение, которым мы располагаем, – это «Стратегикон» императора Маврикия. Его авторство точно не установлено, однако ему приписывается. Возможно, подлинным автором является кто-либо из ближайшего окружения верховного правителя. Это конец VI – начало VII века. В данном трактате, в частности, говорится, что «селятся они (славяне) в лесах или около рек, болот и озер и вообще в местах труднодоступных. Реки их впадают в Дунай. Владения склавинов и антов расположены сейчас же по рекам и соприкасаются между собой, так что между ними нет резкой границы».

Итак, что мы имеем в итоге? Трактаты Прокопия Кесарийского, Иордана, Маврикия, а чуть ранее – Приска (IV век). Они сообщают нам вполне определенные географические координаты венедов, которые известны нам еще с I века из соответствующих источников и которых принято относить к славянам, а также сведения о безусловно славянских племенах, то есть склавинах и антах. В результате складывается целый корпус основных источников как античной, так и уже византийской литературы, повествующих нам о практически достоверных славянах. При этом, к сожалению, не имеется ни одного письменного памятника, оставленного самими славянами, – ни на горшках, ни на деревьях, ни на каких-либо аналогах бумаги. Именно отсутствием письменных следов славянских племен обусловлены все сложности современной археологии и исторической науки.