Раздел V Накануне Нового времени. Мир к 1453 году

Китай в конце XIII–XV веке

Династия Юань и ее упадок

Во второй половине XIV в. в Китае к власти пришла династия Мин (1368–1641), свергнувшая монгольское владычество. Завоеватели создали империю Юань («Изначальную»), ставшую первой иноземной династией, подчинившей себе весь Китай. В китайской исторической традиции отношение к наследию эпохи Юань (1271–1368) двоякое. Монгольское завоевание принесло больше разрушений и жертв, чем любое другое (в ходе установления господства династии Юань была уничтожена треть китайцев), сделав местное население неполноправным и униженным. С другой стороны, эта династия вернула Поднебесной земли, утерянные династией Сун, и даже присоединила новые территории (Тибет, Наньчжао). Более того, Китай оказался частью огромной империи, простиравшейся от Новгорода до Тайваня, причем старшинство державы Юань признавалось владельцами прочих улусов. Китайцы с гордостью отмечают, что многие достижения их культуры распространились по всему Старому Свету (так, некоторые историки полагают, что китайские принципы управления, тиражированные монголами, оказали влияние на политическую культуру Руси), ссылаются на лестную оценку императора Хубилая венецианцем Марко Поло.

Монгольские правители во многом нарушали китайскую традицию. Их жестокость казалась непредсказуемой и непоследовательной. Их правители, как и китайские императоры, претендовали на «мандат Неба», но выбирали их на курултае. Они, как и их китайские предшественники, полагали себя властителями Вселенной, но не довольствовались приемом символических даров, а стремились к реальному господству, снаряжая военные экспедиции в Японию, Аннам (Центральный Вьетнам), Тьямпу (Чампу), Бирму, на Яву.

Как было сказано выше, население империи Юань делилось на четыре категории, основанные на политико-географическом и этно-конфессиональном принципах.

Земли щедро раздавались в уделы монгольской знати, крестьяне переводились на положение рабов и «крепостных». Богатыми пожалованиями монголы осыпали монастыри: буддийские (в особенности — ламаистские) и даосские. Покровительством пользовалось мусульманское духовенство.

В качестве этико-политической и философско-религиозной доктрины конфуцианство (неоконфуцианство) при Юанях не пользовалось таким влиянием, как при династиях Тан и Сун. Однако введение экзаменационной системы отбора чиновников и открытие «Академии сынов отечества» (1287 г.) влекло за собой «ползучее» восстановление конфуцианской доктрины, сросшейся с учением о государстве.

Эпоха Юань была слишком противоречивой, чтобы давать ей однозначные оценки. Одни области лежали полностью в руинах (территория государства тангутов навсегда превратилась в пустыню), но при этом на юге продолжался демографический рост (правда, подпитываемый эмиграцией с Севера). Косвенные данные (рост арендной платы и хлебных цен) позволяют предположить, что в провинциях Юго-Востока, несмотря на завоевание, уровень жизни населения начал превосходить предыдущую эпоху. Наблюдался определенный хозяйственный прогресс, так, помимо свидетельств Марко Поло о цветущих городах, сохранились описания системы орошения, когда сложные колеса с черпаками поднимали воду из каналов, распределяя ее на поля по бамбуковым трубам, кроме того, южане освоили культуру гаоляна.

Постепенно в империи Юань развивались процессы, характерные для многих «варварских» государств: китайская цивилизация постепенно размывала традиции кочевой культуры. Великая Яса Чингисхана считалась главным законом империи, но параллельно с ней действовали своды китайского права. В делопроизводстве Хубилай предпринял попытку заменить китайские иероглифы на «квадратный алфавит», разработанный для монгольского языка на основе тибетского письма. Но данное поползновение не увенчалось успехом, как и многие другие начинания.

Хубилай и его преемники хотели опереться на китайских чиновников, а не на ненадежную монгольскую знать, и стремились восстановить систему экзаменов. Правда, это получилось лишь с пятой попытки в 1313 г., причем монголы и другие некитайские подданные могли сдавать экзамены по облегченной программе. Каракорум оставался священной столицей империи, но властители предпочитали жить в новой ставке — Ханбалыке (совр. Пекин). Судьбы империи Юань все дальше расходились с траекторией развития других монгольских улусов (Джучи, Хулагу, Чагатая), где в первой трети XIV в. утверждается ислам.

В первые годы правления Хубилая был воссоздан государственный аппарат по китайской модели. Однако крепость государства зависела не от мощи его государственного аппарата. Быстро росло крупное землевладение, подтачивающее финансовую состоятельность и военную силу Юаней. Число податных сокращалось, а рабы и арендаторы налогов не платили. И монгольские князья, и монастыри, и китайские землевладельцы действовали одинаково, укрывая от переписи «своих» крестьян. Попытки контролировать внешнюю торговлю, запретив частным судам выход в море, оставались безуспешны. Крепостные, приписанные к монгольским гарнизонам, разбегались. Командиры пьянствовали, пренебрегая подготовкой войск. Столицу сотрясали интриги, министры не задерживались у власти.

На Китай надвигался голод. Возможно, он был вызван аграрным перенаселением самых плодородных районов, но важнее, что во второй четверти XIV в. на страну обрушились бедствия — эпидемии, нашествия саранчи и ливневые дожди, несущие наводнения. В этом видят признаки изменения климата, проявившиеся и в Западной Европе. Последствия стихийных бедствий были столь разрушительны потому, что дамбы и плотины не чинились, склады не ремонтировались и хранящееся в них зерно гнило. Транспортные средства выходили из строя, в связи с чем запасы продовольствия пополнялись плохо, и зерно не могли доставить в голодающие провинции. В 1344 г. р. Хуанхэ разрушила давно не ремонтированные дамбы и изменила русло, затопив Шаньдунский полуостров и разрушив Великий канал — главную артерию снабжения столицы и северных районов. В глазах населения это было знаком утраты династией «мандата Неба». Вспыхивали мятежи, активизировались тайные общества, готовившие восстание, и все чаще китайцы вспоминали древнее изречение: «У варваров не бывает удачи, которая длилась бы сто лет».

Как это уже случалось в империях Тоба и Цзинь, в условиях кризиса придворные круги были склонны к «традиционалистской реакции», призывая вернуться к монгольским обычаям. Цзайсян императора Тогон-Тэмура (1333–1370) Хэнань Баян пытался запретить употребление китайского языка при дворе, закрыл придворную академию, задавшись целью изгнать китайцев с государственной службы, возобновил запреты китайцам иметь оружие и лошадей, охотиться, выходить из дома в ночное время. Для устрашения он предлагал вырезать всех китайцев, носящих определенную фамилию (например, Ли, Ван, или Чжан), но реализовать это начинание не успел, сам пав жертвой придворных интриг. Его преемник Тогто не только восстановил систему экзаменов и академию, но и руководил написанием истории трех последних империй (Ляо, Цзинь и Сун). Затеяв грандиозные работы по восстановлению дамб, прорванных наводнением 1344 г., Тогто произвел денежную реформу, выпустив большое количество не обеспеченных товарными ресурсами бумажных денег, давших ему в руки средства для содержания миллиона рабочих и двадцатитысячной охраны. Китайские советники предупреждали его о негативных последствиях реформы, монголы указывали на опасность концентрации такого количества китайцев. Но цзайсян настаивал — работы были необходимы для снабжения Севера.

Опасения подтвердились: тяжелым положением погибавших от голода и болезней рабочих воспользовалось тайное общество, объявившее о воплощении Будды Майтрейи и о скором приходе «Князя света» Мин Вана. Весной 1351 г. разразилось восстание, поднятое буддийской сектой «Белый лотос» в долине Хуанхэ, через несколько месяцев оно полыхало уже и в центральном Китае. Повстанцы, носившие красные повязки и именовавшиеся «Красными войсками», не только громили монгольские отряды и юаньских чиновников, но и истребляли всех землевладельцев, оказывавших им сопротивление, грабили население городов и деревень, но, главное, воевали друг с другом — претендентов на роль «Князя света» оказалось слишком много. Землевладельцы пытались создать собственные отряды самообороны («Синие войска»). Монгольские военачальники шли на союз с некоторыми командирами как «Синих», так и «Красных войск», но при этом враждовали друг с другом.

В воцарившемся хаосе успешнее других оказался Чжу Юаньчжан. Происходя из бедной крестьянской семьи, он поступил в буддийский монастырь, где освоил начала грамоты, затем примкнул к одному из отрядов восставших, постепенно завоевывая все больший авторитет. Помимо воинских качеств он обладал административным талантом и острым политическим чутьем. В 1356 г. его отряд занял один из крупнейших городов на реке Янцзы Цзицин. К этому моменту Тогто нанес повстанцам серьезные поражения в долине Хуанхэ, опираясь на помощь «синих». Он готовился перенести военные действия на юг, но в 1355 г. сам пал жертвой дворцовых интриг. Это дало Чжу Юаньчжану время для того, чтобы хорошо укрепиться на своей территории. Создавая основы управленческого аппарата, он сумел привлечь чиновников, гарантируя неприкосновенность имущества всем переходящим на его сторону, установив строгую дисциплину, пресекая грабежи и снабжая армию за счет налогов и собственных «подсобных хозяйств».

Установление династии Мин

Некоторое время Чжу Юаньчажан заявлял, что подчиняется вождям «красных повязок», сражавшимся в долине Хуанхэ, но помощи им не оказывал. Наконец, сочтя, что повстанцы и силы Юань обескровили друг друга, а вожди ослаблены взаимной враждой, он начал устранять соперников и в 1368 г. провозгласил новую империю, переименовав Цзицин в Нанкин («Южная столица»). Для династии он выбрал название «Мин» («светлая»), показав, что царство Света уже наступило и те, кто претендуют на роль «Мин Вана» — самозванцы. Император проявлял беспощадность к тайным обществам, объявленным колдунами и смутьянами.

Взяв храмовое имя Тай-цзу, для своего правления он избрал девиз «Хунъу» («Разлив воинственности»). В отличие от прежних династий в дальнейшем императоры династии Мин, взяв определенный девиз своего правления, уже не меняли название «своей эры» до самой своей смерти. В выпущенном манифесте Тай-цзу заявлял, что пришел установить порядок и вернуть попранные древние обычаи. Он предложил монголам перейти под его власть: «Мои законы строги, и не бывает нарушителей их; те, которые перейдут на нашу сторону, вечно будут спокойно жить в Срединном цветке, а те, которые повернутся к нам спиной, сами себя изгонят в Монголию». Уже к концу 1368 г. армия Хунъу овладела северной столицей и разрушила ее, а то, что осталось от бывшей столицы, было переименовано в Вэйли («умиротворенный север»). Тогон-Тэмур бежал в Степь, но многие монголы перешли под власть новой империи. Позже войскам Мин удалось захватить и разорить номинальную столицу общемонгольской империи Каракорум. В 1383 г. пала провинция Юньнань, где долго сопротивлялся монгольский гарнизон, отрезанный от всякой помощи, в 1387 г. был покорен п-ов Ляодун, и населявшие его монголы-урянхайцы перешли на службу империи Мин.

Новому императору предстояло успокоить страну, обезопасить ее от угрозы из Степи, восстановить хозяйство и заселить опустевшие районы, но главным делом было создание прочного государства, основанного на справедливости и законе. Он выступал сторонником конфуцианского мировоззрения, согласно которому богатство, армия, крепости, боевые джонки и пушки важны, но не достаточны, ибо никогда в истории Поднебесной варвары не вторгались в пределы империи тогда, когда в государстве почиталась добродетель. Вчитываясь в исторические хроники, император особо интересовался плохими правителями, стараясь понять, какие ошибки приводят к гибели империй. Он строил государство чрезвычайными мерами и жестокими методами, но, с его точки зрения, эта жестокость находилась в русле нормальной китайской историко-политической традиции начала династийного царствования. Империи надлежало вернуться к образцам Хань и Тан, но избежать изменений, которые привели их к гибели. Жители Поднебесной вынуждены были признать новую сильную власть, выкованную в горниле освободительной войны, оттого успехи Чжу Юаньчжана были велики, а государство — прочным.

Блюдо XV в. Империя Мин (Китай) © Государственный музей искусства народов Востока, Москва

Принципы устройства возрожденной империи. Многочисленные назидания, составлявшиеся императором Хунъу, дают представление о порядках, к которым он стремился. Опору империи составлял крестьянин — пахарь, воин и налогоплательщик. Рабство и прочие виды зависимости резко ограничивались. Крестьянское землевладение вновь становилось господствующим, а позиции средних и крупных землевладельцев несколько ослабели — сказались результаты крестьянской войны, конфискации, принудительное переселение на Север. В то же время в 1368 г. верховная власть признала права «сильных домов», т. е. крупных землевладельцев, на захваченные во время восстания земли, хотя в дальнейшем препятствовала незаконным методам расширения китайских «латифундий». Кроме покупки, важным способом увеличения частного землевладения было освоение целинных и заброшенных земель, чему власти всячески способствовали.

В этом отношении государство проводило политику поощрения расширения частного землевладения. Семьи крестьян объединялись в связанные круговой порукой «пятидесятидворки» и «стодворки», старосты отвечали за сбор налогов и за поддержание порядка. Когда по сигналу общественного барабана крестьяне выходили в поле, староста должен был стоять у деревенских ворот со списком и отмечать лодырей, уклонявшихся от работы. Надлежало выделять мальчишек-поводырей для стариков и увечных, чтобы те ходили по деревне с колокольчиком в руках и призывали молодежь жить праведно, трудиться, почитать старших и чтить законы. Никто не имел права оставаться праздным в Поднебесной. С этой целью регулярно обследовались монастыри, и выявленные в результате экзаменов лже-монахи направлялись на работы. Отработочные повинности обязывались исправно нести все, но они не должны были слишком обременять хозяйства. Налоги, в основном натуральные, надо было платить регулярно всем, но размер этих налогов не превышал разумных рамок. Однако богатые области Юго-Востока, в особенности те, в которых во время войны поддержали не того претендента, подвергались тяжелому обложению, дабы богатства не скапливались в одном месте, но распределялись равномерно.

Хотя китайское общество XIV–XV вв. было жестко иерархичным и стратифицированным, власти в качестве идеала проповедовали равенство и стабильность. Никто не мог самовольно уходить из общины далее чем на 12 км. Заставы на дорогах не давали возможности передвигаться без документов. Эти меры были направлены против заговорщиков из тайных обществ, дезертиров, разбойников, нищих, но также и против купцов. При этом наиболее жестоким карам подвергались те, кто пытался самостоятельно вести внешнюю торговлю. Всякий, осмеливавшийся оснастить джонку более чем двумя мачтами, подлежал казни. Торговцам, как людям, заботящимся не о морали, а о выгоде, не доверяли, в отличие от крестьян они не именовались «добрым народом» (лян минь), им не разрешалось носить шелковую одежду.

Семьи самых богатых купцов переселяли в окрестности Нанкина, где они должны были ежемесячно предоставлять полную опись имущества, чтобы пресечь возможность получения несанкционированных доходов, ибо в официальной идеологии продолжала действовать установка «земледелие — ствол (основное), торговля и ремесло — ветви (побочное)», направленная против «чрезмерной» частной инициативы в «побочных» занятиях. В городах восстанавливалось казенное ремесло, основанное на отработках. Утверждался строгий контроль над рынками, число которых ограничивалось. Император отказывался от конвертируемости ассигнаций, лично определяя их курс.

За счет конфискаций фонд государственных земель был увеличен до 1/7 размера всех обрабатываемых площадей. Из него выделялись «должностные земли» чиновников (большую часть которых они получали не во владение, а в виде сбора получаемого с них налога; в 1392 г. все «должностные земли» чиновников и часть держаний титулованной знати были у них отняты и заменены централизованно выплачиваемым жалованием) и земли для военных поселений.

Закон предписывал местным чиновникам стремиться к тому, чтобы величина надела соответствовала размеру крестьянской семьи. И все же, когда уже после смерти императора в 1399 г. придворный историк-конфуцианец Фан Сяожу предложил ввести систему «колодезных полей» (цзинтянь) — идиллический образец землепользования, якобы существовавший в глубокой древности (расположенные по периметру квадрата восемь пользователей личных полей должны были совместно обрабатывать расположенное в центре квадрата общинное поле) — этот традиционалистский политический деятель пошел значительно дальше замыслов Чжу Юаньчжана. Первый минский император никогда не собирался объявлять все земли государственными и восстанавливать надельную земельную систему. Из нововведений сунских «реформаторов-традиционалистов» Чжу Юаньчжан в полной мере сохранил лишь круговую поруку общин (баоцзя).

Система созданных Чжу Юаньчжаном военных поселений (туньтянь) лишь внешне походила на военные округа (фубин) династий Суй и Тан. Если в прежние времена практически вся армия (от 400 до 800 тыс. солдат при Танах) в мирное время занималась земледелием, а во время походов сама обеспечивала себя продовольствием, то минские военные поселения (туньтянь), существовавшие параллельно с гражданскими, поставляли лишь часть (иногда довольно существенную — до трех четвертей местных гарнизонов) воинов. Остальная доля солдат набиралась из числа «военных дворов» и даже преступников, и кормилась за счет налогов из государственных фондов, от «прикрепленных» сельских административных единиц, с торговцев, получавших за это торговые монополии.

Не пресекая возможности сделок с землей, правительство настаивало на строжайшей их регистрации. Земля постоянно пересчитывалась и вносилась в реестр. В дополнение к данным переписей, зафиксированных в «Желтом реестре», для всей империи был составлен подробный земельный кадастр с чертежами полей (так называемый «Реестр рыбьей чешуи»). Старосты должны были ежегодно сообщать об изменениях.

К концу эры Хунъу население Поднебесной доходило до 57–60 млн человек, впрочем, уступая уровню начала XIV в. — сказались природные и политические катаклизмы.

Особенности государственного аппарата эры Хунъу. Масштабы деятельности императора поражали грандиозностью: за годы его правления было создано около 49 тыс. ирригационных сооружений, подняты заброшенные и целинные земли, посажены сотни миллионов деревьев, началось возрождение северных провинций. Это было сделано силами многомиллионного китайского крестьянства. Особую роль играли чиновники, эффективность работы которых при Чжу Юаньчжане была максимальной за весь период правления Мин. Император создал режим жесткой ответственности чиновничества за весь комплекс проводимых им в стране мероприятий, сам лично контролируя широкий круг высших сановников. По сравнению с периодами правления прежних династий должностные лица были поставлены в приниженное положение. Им приходилось лавировать, выполняя суровые требования императора, вступая в конфликты с родовой аристократией и интересами влиятельных лиц, преодолевая инерцию сложившейся системы, а иногда действуя вопреки требованиям экономики.

Император проявлял постоянное недовольство тем, как чиновники справляются со своими обязанностями, обвинял их в саботаже, коррупции, заговорах, обрушивал на их головы репрессии. К концу его правления чиновники, отправляясь во дворец, на всякий случай прощались с семьями навсегда. Именно чиновники были главными строителями государства Мин, возводящегося в соответствии с их конфуцианскими ценностями, обязательными для всего народа. В официальной исторической традиции авторитет эры Хунъу непререкаем. Несмотря на жесточайшие наказания (вплоть до смертной казни) в случае халатного исполнения должностных обязанностей, карьера чиновника была вожделенной для простолюдинов, и император, поддерживая это стремление, желал по возможности расчистить дорогу талантам из народа. Укрепляя систему чиновной иерархии и предписывая ношение определенной одежды и знаков отличия в зависимости от ранга и ученой степени, он следил за тем, чтобы система экзаменов отбирала достойных и полезных кандидатов.

Император-самоучка, вышедший из народных низов, понимал несовершенство существующего порядка экзаменационных конкурсов, призванных отбирать начетчиков и интеллектуалов, оторванных от реальной жизни. Это часто вызывало гнев императора, но выхода из сложившейся ситуации он не находил. В 1377 г. он решил вообще отменить экзамены, подсчитав, что большинство носителей высшей степени «цзиньши» оказались негодными чиновниками. Возобновив экзамены в 1384 г., он пришел в ярость, узнав, что все победители оказались уроженцами Юга. Император казнил главного экзаменатора, хотя тот был всего лишь объективен — культурный уровень южан из состоятельных семей был выше. В тот год степень дали только северянам, а затем для них была установлена квота, гарантирующая не менее трети мест на высших должностях. Предпочитая преданных исполнителей утонченным эрудитам, побеждавшим на экзаменационных конкурсах, он создавал систему государственных училищ, лучшие выпускники коих могли назначаться на должности без экзаменов.

Пока же новых кадров не хватало, император призывал на службу чиновников старой династии. Тех, кто отказывался, ждали пытки и угроза уничтожения всей семьи. Иногда казнь заменялась каторжными работами. Нужда в специалистах была так велика, что опальных чиновников доставляли на службу в колодках. Император стремился искоренить коррупцию, поощряя крестьян доносить на чиновников, а чиновников — на своих начальников. Призыв верховной власти к доносительству нашел питательную среду в соперничестве военных и гражданских чиновников, в борьбе кланов, всеобщей зависти и частой некомпетентности должностных лиц. Осужденных ждали изощренные пытки, с виновного порой могли содрать кожу, сделав из нее чучело, и поместить в кабинете в назидание преемнику.

В 1380 г. был казнен Ху Вэйюн, когда-то бывший адъютантом Чжу Юаньчжана и ставший его цзайсяном. Его объявили японским и монгольским агентом, казнив вместе с ним около десяти тысяч человек. После этого император упразднил саму должность цзайсяна, как и подчиненный ему Дворцовый секретариат, не желая впредь ни с кем делить всю полноту власти. Несмотря на свою работоспособность, столкнувшись с огромным потоком документов, император сразу же перестал справляться с работой с ними. Тогда быстро был создан штат секретарей-референтов (дасеюши), который впоследствии стал высшим административным органом.

В 1382 г. подверглась реформированию Палата цензоров, чиновникам которой предписывалось служить «ушами и глазами» императора, а также создана специальная служба, напрямую подчинявшаяся императору: «парчовые халаты», тайная полиция, призванная разоблачать заговоры. Ее жертвами становились высшие чиновники, военачальники и их многочисленные «сообщники». Подозрительность императора усиливалась пропорционально стремлению к полной централизации и унификации управления.

Культура и каноны новой империи

Император внимательно читал древние классические книги, пытался вникнуть в философию даосов, утверждая, что главное у них не алхимия и мистика, но учение о государстве. Он дал своим детям хорошее образование, которого не успел получить сам, любил приближать ко двору философов и поэтов, немногие из которых, впрочем, умерли своей смертью. Император часто говорил, что он «всего лишь простолюдин с правого берега Хуайхэ». Но остальным не позволял намекать на его прошлое.

В рутинных поздравлениях и благодарственных письмах он мог усмотреть крамолу. Встречая иероглиф «гуан» («сверкающий»), император иногда видел намек на то, что был в прошлом монахом и его бритый череп сверкал на солнце, а иероглиф «цзэ» («правило»), читал как «цзэй» («бандит»). Тогда незадачливых авторов ждала казнь. Наконец, уступая просьбам, император повелел в 1396 г. начальнику академии Ханьлинь отобрать образцы подобных текстов и распространить по всем учреждениям, чтобы впредь при поздравлениях и благодарностях все следовали этим образцам. Только после этого ученые стали считать себя в безопасности. Целый ряд иероглифов был запрещен. За соблюдением запретов наблюдала своеобразная «литературная инквизиция». По ее доносам с 1384 по 1396 г. было, казнено и отправлено в ссылку много неугодных литераторов.

Несмотря на недовольство императора системой экзаменационных конкурсов, он в итоге смирился с этим механизмом отбора кадров, подкрепленным деятельностью придворной академии и провинциальных императорских училищ. Авторитет неоконфуцианцев и в особенности Чжу Си, ставший непререкаемым еще в эпоху Юань, теперь получил статус официальной догмы. Придворное искусство и литература ориентировались на строгое следование канону. Но пульс творческой жизни бился не здесь.

Эпоха Мин обогатила сокровищницу китайской культуры знаменитыми романами. Эта литература писалась не на официальном ученом языке вэньянь, а на разговорном байхуа. В силу неофициального характера этой литературы мы мало что знаем об авторах и условиях возникновения романов. Печатные варианты текстов появятся много позже, первоначально они ходили во множестве списков и пересказывались рассказчиками-шошудами.

Ло Гуаньчжун, автор романа «Троецарствие», живший в самом начале эпохи Мин, читал исторические хроники, рассказывающие о событиях рубежа II и III вв., хорошо знал историю Китая и сформулировал суть понятия династийного цикла в первой фразе своего романа: «Великие силы Поднебесной после длительного разобщения неизменно воссоединяются, а после длительного воссоединения вновь разобщаются». Он руководствовался не только историческими текстами, но и легендами и пьесами, в которых древние персонажи уже давно вели свою собственную жизнь, отличную от официальной истории. Поэтому герои «Троецарствия» так походили на участников бурных событий второй половины XIV в., а в образе Лю Бэя, получившего власть благодаря смелости и мудрости и строящего идеальное государство, усматривают сходство с Чжу Юаньчжаном.

Авторство романа «Речные заводи» приписывается некоему Ши Найаню, другу Ло Гуаньчжуна. Действие в нем разворачивается во время восстания Сун Цзяна (1120–1121). В официальных хрониках упоминания о данном эпизоде скудны, но события эти обросли легендами, положенными в основу эпопеи. Восставшие выступали против несправедливостей эпохи Сун, осуждаемой в эру Хунъу. Несмотря на то что автор пытался следовать конфуцианской интерпретации истории этой династии, в императорском Китае власти его роман читать не рекомендовали, а то и вовсе запрещали. Главные герои, 108 «благородных» разбойников, показаны жертвами несправедливости и защитниками угнетенных, в то время как чиновники и аристократы представлены в самом неприглядном виде. Подвиги героев постоянно чередуются с жанровыми сценами рыночных перебранок, проделок воришек, пирушек в придорожных трактирах. При этом каждый герой имеет свою собственную историю, наделен индивидуальностью; в Китае их имена стали нарицательными.

Оба романа наполнены сценами поединков, по-видимому, особенно популярных у читателей и слушателей. Из этих фрагментов уже в XV в. разовьется характерный жанр повестей в стиле «уся», своего рода «боевиков», воспевающих воинские искусства. Любопытно, что литературные жанры, на время избавленные от жесткого контроля конфуцианских эстетических канонов, начали порождать произведения, отчасти напоминающие западные рыцарские романы с их апологией доблести, индивидуальной чести, щедрости, готовности защищать справедливость. Первые романы эпохи Мин снискали известность далеко за пределами Китая. От Кореи до Камбоджи говорили, что человек, не читавший «Троецарствия», не достоин внимания.

Итог «эры Хунъу» и «преодоление трудностей». Таким образом, культурная жизнь отличалась от того, что предписывал строгий император. Точно так же, вопреки запретам, была налажена некоторая хозяйственная активность — контрабандисты выходили в море, коробейники с товаром обходили заставы по горным тропам, несмотря на страх репрессий, чиновники договаривались с «сильными домами», давая для реестров не вполне точные данные, крестьяне уходили на заработки, на рынке во все большей степени обесценивались государственные ассигнации…

Историки спорят относительно того, сколько же человек было казнено в эру Хунъу — одни приводят данные, превышающие 100 тыс. человек, другие говорят лишь о десятках тысяч. В своих назиданиях потомкам император писал, что его жестокие меры — это законы особого периода, «когда нужно было положить предел мошенничеству, а не законы, применяемые в течение долгого времени монархами, уже упрочившими власть. Впредь наследные правители, которые будут управлять Поднебесной, должны придерживаться только “Кодекса законов” и не должны применять такие наказания, как клеймение, отрезание ног, носа, оскопление». Как и во многих странах, какое-то время находившихся под властью монгольской империи, некоторые черты ее политической культуры наследовались новой властью. Вопреки установкам на реставрацию ценностей империй Хань и Тан, традиции Чингизидов проявлялись и в дикой жестокости наказаний, распространяемых на весь род осужденного, и в обычае убивать наложниц, чтобы они сопроводили императора в загробный мир, и в практике дробления империи на уделы, раздаваемые наследникам.

Устранив всех своих реальных и мнимых потенциальных соперников из числа военной и чиновной элиты, император не доверял никому, кроме «родной крови» (у него было 24 сына и 16 дочерей). Пережив первенца, император передал трон его сыну, своему внуку, полагая, что все его сыновья, получившие в удел стратегически важные укрепленные районы, должны будут безоговорочно подчиняться племяннику. Советникам, указывающим на опасности такого решения и ссылавшимся на печальные прецеденты из недавнего прошлого, грозило наказание.

Но удельные князья проявили строптивость, как только в 1398 г. на трон вступил 16-летний император Хуэй-ди. Когда центральное правительство попыталось ограничить их власть, от имени оскорбленных князей выступил Чжу Ди, правитель северного удела Янь (с центром в Пекине). Обладая закаленной в боях пограничной армией и призвав на помощь союзные монгольские племена, он выступил против «дурных советников молодого императора». В китайских хрониках кровопролитная война 1399–1402 гг. называется войной «Цзиннань» («преодолением трудностей»). Наконец, северяне, несмотря на то что против них интенсивно применялась артиллерия, взяли Нанкин.

Императора не нашли. По одной версии, он погиб во время пожара императорского дворца, по другой, укрылся в буддийском монастыре, став простым монахом, и якобы был опознан через сорок лет старым придворным евнухом. Более вероятно, что он сгорел или был убит по приказу Чжу Ди. Но последний не хотел войти в историю как убийца законного правителя и в манифесте о вступлении на престол объявил, что император «заперся во дворце и сжег себя». Сокрушаясь о судьбе своего исчезнувшего племянника, подпавшего под дурное влияние, Чжу Ди согласился занять трон. Сразу же началось уничтожение придворных и членов семьи бывшего императора. Казни подвергались целые семьи, включая детей. Так, например, был казнен не только ученый Фан Сяожу, отказавшийся написать приветствие Чжу Ди, но и вся его семья до десятого колена (включая и его учеников). История сообщает, что ученый успел начертать своей кровью иероглиф «узурпатор».

Эра Юнлэ

Новый император, взявший девиз «Юнлэ» («Вечная радость»), установил общие нормы взаимоотношений с владельцами уделов, гарантируя им всем безопасность и требуя взамен лишь уважения и отказа от сепаратистских устремлений. Однако с их владельцами обошлись мягко. Ушли в прошлое и казни ученых конфуцианцев, которые были теперь заняты составлением грандиозного свода «Энциклопедии эры Юнлэ».

Северная столица. В 1403 г. Чжу Ди начал готовить возрождение северной столицы. Процесс ее воссоздания занял 15–18 лет. Поначалу было объявлено о переименовании Бэйпина («Умиротворенный Север») в Бэйцзин («Северную столицу»). Сюда прежде всего было переведено столичное воинское командование, большая армия (64 гарнизона) и создана новая система учреждений. Как грибы после дождя, появлялись конфуцианские училища, численность которых вскоре сравнялась со столичными в Нанкине. В 1406 г. вопрос о перенесении столицы на север был практически решен, и в 1409 г. Чжу Ди посетил Бэйцзин, в котором оставался полтора года. Еще раз он приехал в северную столицу в 1413 г., а с 1417 г. окончательно туда переселился.

Но только 28 октября 1420 г., после сообщения Дворцового управления о скором завершении строительства нового дворцового комплекса, после вызова на север наследного принца и его старшего сына, последовало личное распоряжение Чжу Ди о том, что со 2 февраля (нового года по китайскому календарю) основной столицей следует считать Бэйцзин (Пекин). Такое решение было вызвано не только тем, что здесь находился родовой удел Чжу Ди. Важно было подчеркнуть преемственность нового «центра мира» по отношению к предыдущим империям, ведь столицей государств Ляо, Цзинь и Юань служил именно этот город. Его трудно было снабжать и оборонять, здесь был суровый климат, но, разворачивая страну лицом к Степи, император укреплял безопасность северных границ от монгольской угрозы. Нанкин в статусе «Южной столицы» еще долго оставался самым богатым и населенным городом, однако политико-административный центр империи неуклонно сдвигался на Север: бюрократия плохо чувствовала себя на торгово-предпринимательском Юге и прекрасно акклиматизировалась в полуварварском Бэйцзине, привыкшем к чжурчжэньско-монгольской политической культуре и культуре приказа-исполнения. В результате к концу XV в. все высшие должности сосредоточились в руках северян.

На многие десятилетия Пекин превратился в громадную стройку, где сотни тысяч рабочих возводили великолепный Запретный город. Для снабжения зерном растущего населения столицы и северных районов, требовалось срочно восстановить Великий канал. Колоссальные по своей сложности работы заняли всего четыре года (1411–1415 гг.). Сложная система дамб и шлюзов растянулась на полторы тысячи километров.

Дипломатия эры Юнлэ. В отличие от эры Хунъу, правление в эру Юнлэ было отмечено активной внешней политикой на всех направлениях: велся интенсивный обмен послами с Японией и о-вами Рюкю, император снаряжал экспедиции на Амур, его дипломаты обследовали Тибет, проникали в Бенгалию и другие области Индии. Однако даже в этот период активности Китаю редко удавалось подчинить новые территории, чаще устанавливались вассальные связи (с Кореей, с монгольскими и маньчжурскими племенами), еще чаще производился символический обмен дарами.

В сфере международных отношений Мины, как и предшествующие династии, придерживались концепции универсальной власти китайского императора, который принципиально считался правителем всего мира. Все остальные страны трактовались китайской властью в качестве подданных и вассалов Сына Неба. В минском Китае, как, впрочем, и ранее, отсутствовало специальное ведомство, занимавшееся взаимоотношениями с иностранными государствами. Все внешние связи проходили через министерство ритуалов, поскольку дары, подносимые иноземными послами (и даже товары, привезенные ими на продажу), воспринимались как ритуальная дань и изъявление покорности. Демонстрируя центральную и решающую роль Срединой империи в мироустройстве, проявляя щедрость и великодушие, император, защищая справедливость, готов был оказать помощь соседним странам.

Когда в 1407 г. из Тибета прибыл пятый «кармапа» (глава линии Карма Кагью, крупнейшего направления школы Кагью, одной из четырех школ тибетского буддизма) Дешин Шегпа, император, узнав, что не все соотечественники признают учение этого святого человека, решил ввести в Тибет войска, чтобы установить порядок. Гость вежливо отказался, удостоив императора титулом дхарма-раджа (Царь учения). По преданию, Чжу Ди настолько проникся учением линии Карма Кагью, что стал одним из пяти важнейших учеников Дешин Шегпы.

Через семь лет после прихода к власти во Вьетнаме новой династии* в 1407 г. Чжу Ди объявил ее узурпаторской и направил на юг 200-тысячную армию. Свергнув «узурпатора», китайцы начали уничтожать национальную вьетнамскую культуру, силой навязывая свой язык и традиции народу, который за полтысячи лет до того находился под их господством. Вьетнамцы начали освободительную войну, длившуюся десять лет, вплоть до 1427 г. Лучше обстояли дела в других землях Юга: китайцы успешно «осваивали» провинции Юньнань и Гуйчжоу, оставляя местные народы под управлением их национальных вождей (ту сы)».

Плавания Чжэн Хэ. В 1405 г. из устья Янзцы вышел «Золотой флот» под командованием евнухов Чжэн Хэ и его помощника Ван Цзинхуна, состоявший из 317 кораблей, везущих 26 800 солдат, офицеров, медиков, астрологов и дипломатов.

«Золотой флот» для плавания в «Западный океан»

«С третьего года эры Юнлэ до настоящего момента нам семь раз было поручено отправиться посланцами в страны Западного океана. Мы посетили следующие варварские земли: проплывая мимо Чампы, Явы, Палембанга и Аютии, доплыли до Цейлона в Южной Индии, Каликута и Кочина, Ормуза, Адена, Могадишо — в общей сложности свыше тридцати стран больших и маленьких.

Мы проплыли более 100 тысяч ли [50 тыс. км.] огромного водного пространства, держались на громадных волнах океана, вздымающихся до неба, как горы, мы наблюдали за далекими варварскими землями, спрятанными в прозрачной голубой дымке, в то время как наши гордо поднятые паруса как облака днем и ночью продолжали свой путь [быстрые как] звезда, проплывая через те дикие волны…»

Так описываются путешествия «Золотого флота» на воздвигнутой Чжэн Хэ в 1431 или 1432 г. стеле в провинции Фудзянь. На самом деле плоскодонные корабли «Золотого флота» были не приспособлены к плаванию по бурным морям. Имевшие не очень глубокую осадку (не больше 6–7 метров), они в основном были рассчитаны на традиционные для региона «сезонные» плавания (парусные суда отправлялись в путь, используя устойчивые муссоны). Время от времени «Золотой флот» делился на несколько частей, которые, посетив по отдельности относительно близкие друг от друга районы, затем вновь соединялись.

Самыми большими в составе флота были корабли-«сокровищницы» — огромные многомачтовые и многопалубные суда; по сообщению более поздних источников их размер оставлял около 126 м в длину и 51 м в ширину (таким образом, они являлись самыми большими деревянными кораблями в мире). Обычно в состав экспедиций Чжэн Хэ входило примерно 50–60 «сокровищниц».

Кроме того, в огромной флотилии имелись корабли для лошадей и продовольствия, разные типы военных судов (для перевозки солдат, боевые и патрульные) и корабли с водой, каждый из которых мог везти запас воды на месяц. Флот вез с собой не только воду, но и снаряжение, необходимое для возможного ремонта в пути. На кораблях, предназначенных для перевозки людей, могло уместиться от 500 до 1000 человек.

Всего было проведено семь экспедиций, на некоторое время превративших Индийский океан в «Китайское озеро». Многомачтовые и многопалубные корабли-баочуани шли уже привычной дорогой и опираясь на достижения китайского кораблестроения и навигации двух предшествующих династий.

Плавания «Золотого флота» Чжэн Хэ (первая треть XV в.)

Но масштаб экспедиций был беспрецедентным. Некоторые утверждают, что китайцы думали об альтернативе Великому шелковому пути, пришедшему в упадок. Экспедиции старательно собирали сведения о торговых маршрутах, ценах и рынках, сами продавая и покупая некоторые товары.

Внешнеполитическая доктрина Юнлэ. Но никакая коммерция не могла окупить расходы «Золотого флота». Слоновая кость, рабы, благовония, пряности, экзотические животные, в том числе жирафы, отождествляемые со зверем «цилинь» (единорогом), который, согласно китайской мифологии, мог появиться только в эпоху идеального правления, все это впечатляло современников, но не могло рассматриваться в качестве достойной цели. Экономическое объяснение не более правдоподобно, чем версия китайской династической историй о том, что корабли снаряжались императором на поиски его пропавшего племянника.

«Золотой флот» плыл с тем, чтобы, демонстрируя мощь Поднебесной, помочь «варварам» изъявить императору подобающую покорность. Так подтверждалась мировая гармония, а заодно и укреплялась легитимность новой династии, а император выполнял свой долг, не только подражая, но и превосходя Хубилай-хана. Поставленные цели достигались не столько силой, сколько постепенным распространением законов и ценностей Срединной империи. Встречая многочисленных китайских колонистов (хуацяо), вежливо именуемых в официальных документах «потерпевшими кораблекрушение» (иначе их пришлось бы признать преступниками, самовольно покинувшими страну), Чжэн Хэ принимался упорядочивать их жизнь, не только способствуя появлению новых поселений, но и карая нарушителей закона. Он сверг одного из малаккских султанов, незаконно захватившего власть. В Палембанге на Суматре он перебил 5 тыс. «пиратов» и доставил их вождя, уроженца Гуанчжоу, в Нанкин, где тот был обезглавлен.

В 1411 г. Чжэн Хэ разгромил на Цейлоне царя Вира Алакешвару, который держался вызывающе и отказался подарить императору драгоценную реликвию — зуб Будды, обрести которую намеревался еще Хубилай, а также волос Будды и чашу для подаяний — важнейший атрибут сингальских правителей. Строптивый царь был привезен в Китай, где советники императора предлагали казнить смутьяна, но тот смилостивился над невежественными людьми, не знавшими, что такое Небесный мандат, и отпустил их, приказав палате ритуалов выбрать в царской семье достойного человека, чтобы управлять этой страной; и таковой нашелся: это был возведенный Чжэн Хэ на трон новый правитель Паракрамабаху VI (1412–1467), согласившийся платить Минам дань. Несмотря на подобные инциденты, экспедиции доставляли посольства от десятков правителей, и всем им, равно как и тем, кто прибывал в Китай сухим путем, император обещал покровительство. Посольства возвращались, увозя с собой богатые дары, священные реликвии, произведения искусства и книги, призванные распространять знание китайских законов по всей Ойкумене.

Активная внешняя политика Чжу Ди встречала оппозицию среди традиционалистского чиновничества, не понимавшего нужность дорогостоящих экспедиций и щедрых даров иностранным посольствам. Действительно, послы варваров покорнейше просили принять подарки для гарема, конюшни или зверинца императора и возвращались с ответными дарами многократно большей ценности. Многие конфуцианцы возмущались такой расточительностью, требуя принимать посольства реже и меньше тратиться на варваров. Чиновник Ся Юаньцзи даже отказал в 1421 г. в финансировании экспедиции Чжэн Хэ, за что был посажен в тюрьму.

Император, однако, не снижал расходов на дипломатию, нити которой были сосредоточены в ведомстве ритуалов, в чью компетенцию, помимо общей заботы о поддержании миропорядка, входил и прием посольств. С 1407 г. при нем работала школа переводчиков, в его архивах хранилась информация о дальних странах, тщательно записывались прецеденты, связанные с протокольным церемониалом, уточнялись титулы правителей, присылавших посольства с изъявлением покорности, указывались привезенные дары и ответные щедроты. Поддержание «внешнеполитической доктрины» империи требовало затрат, но можно ли назвать их напрасными?

Сегодня Китай подтверждает права на Тибет, острова Восточных морей и иные территории прецедентами из дипломатической истории Мин, заботливо храня сведения о послах из более далеких стран, получавших императорские дары и покровительство. Когда-нибудь будут востребованы и они.

Отказ от экспансии. Чжу Ди умер летом 1424 г. во время очередного похода в Степь. Один из современных историков назвал его «конным императором», постоянно перемещавшимся по просторам Поднебесной, более походившим на Хубилай-хана, чем на образцового конфуцианского правителя. Его сын в день вступления на престол издал указ о полном запрете заморских экспедиций и о прекращении торговли с «варварами юга и севера». Ся Юаньцзи был выпущен из тюрьмы, ко двору вернулись те, кто протестовал против расточительства эры Юнлэ, указывая, что стабильность государства основана на сельском хозяйстве и поступающие с него доходы надо тратить разумно, как учил основатель династии. Император задумал вернуть столицу в Нанкин, но умер не процарствовав и года. Его сын Чжу Чжаньцзи (1425–1436) пытался занять компромиссную позицию. После разгрома оккупационной армии во Вьетнаме и капитуляции китайского гарнизона в Тханглаунге (Ханое) он вынужден был вывести с юга остатки некогда победоносного войска, сократил расходы, но все-таки отправил Чжэн Хэ в седьмое по счету плаванье (1432–1433). Корабли вернулись с новыми посольствами и с драгоценными животными «цилин». Но со смертью императора в 1435 г. экспедиции прекратились навсегда.

Для современных китайцев эпопея «Золотого флота» является предметом гордости, иллюстрируя традиции «глобализации по-китайски». Но при минском императоре Чжу Цичжэне (1436–1449) Китай сделал иной выбор, отказавшись от роли морской державы, не просто забыв, но сознательно вычеркнув память об экспедициях: все отчеты и чертежи Чжэн Хэ исчезли из императорского архива уже в XV в. Причин для прекращения этого проекта было много. Экономика не могла выдержать всех начинаний эры Юнлэ (1403–1424). Помимо морских экспедиций, сюда входили: реконструкция Великого канала, строительство Пекина с его роскошным Запретным городом, начало восстановления Великой стены, походы в Монголию, разорительная и бесперспективная война во Вьетнаме, обустройство южных провинций и беспрецедентная дипломатическая активность. Для императора «Золотой флот» был важным, но не главным делом, а задача завоевания господства на море вообще не ставилась.

Чжу Ди отчасти сам предопределил упадок мореходства. И дело не только в том, что перенос столицы в Пекин способствовал усилению континентальной, а не морской мощи империи. Раньше Китай снабжал свои северные области в обход полуострова Шаньдун, через Японское море, опасное бурями и пиратами. Это было мощнейшим императивом, заставлявшим держать морской флот. Великий канал в значительной степени обесценивал эти плавания, как и существование большого флота. Морская торговля не была жизненно необходима китайской экономике, которая обходилась медной и цинковой монетой, а потому не испытывала характерной для Европы «жажды золота». Вся система конфуцианских представлений диктовала выбор не в пользу торговли и предпринимательства, ведь, как известно, «стволом» общества считалось сельское хозяйство, и, чтобы помочь ему расти, надлежало старательно обрубать боковые «ветви».

Два стиля политической культуры. Конфуцианцы против евнухов

На свертывание программы строительства и расширения плаваний «Золотого флота» парадоксальным образом повлияла борьба конфуцианцев и евнухов, которые, собственно, и возглавляли морские экспедиции. Основатель династии Мин Чжу Юаньчжан, искушенный в борьбе за власть и в сохранении оной, не допускал евнухов до руководящих постов. Однако, ломая традиции центрального управления и усиливая принцип самовластья, ослабляя роль регулярного чиновничества, он расчищал путь тем, кто был предан не принципам власти, а личности императора. Усиление роли евнухов в период правления Чжу Ди было связано с той поддержкой, которую они ему оказали в период войны Цзиннань (1399–1402).

В эру Юнлэ начался «золотой век» евнухов, напоминавший последние периоды эпох Хань и Тан. Конфуцианцы, исповедующие этику служения, иногда, несмотря на страх, осмеливались критиковать «неправедные», с их точки зрения, приказы императора. Правитель мог уважать таких чиновников, но был лишен возможности поручать им дела, требовавшие личной преданности, не всегда согласующейся с моралью ловкости и находчивости. Евнухи же были ценны меньшей обремененностью личными делами (так как у них не имелось наследников), малой связанностью с общепринятыми морально-этическими ограничениями и конфуцианским образованием, что придавало им гибкость мышления и практический склад ума, наконец (и это самое главное) — полной зависимостью от воли императора.

Если в предшествующие эпохи власть кастратов усиливалась в конце почти каждого династического цикла, то их влияние в империи Мин определялось стилем правления уже в самом начале династии, ибо они были призваны сильным правителем противостоять бюрократии.

Поначалу евнухами становились юноши, захваченные на войне. Чжэн Хэ происходил из семьи мусульман, прибывших в Юньнань с монголами, а после покорения этой провинции, в качестве военной добычи достался Чжу Ди. Среди евнухов было много вьетнамцев, один из них, Нгуэн Ан, руководил завершением строительства Пекина, вьетнамцы командовали огневыми батареями (в их квалификации по этой части китайцы убедились на своем горьком опыте). Евнух-маньчжур Ишиха командовал экспедициями, добравшимися по Сунгари и Амуру до Сахалина. Евнухи управляли налаживанием ритуальных дипломатических отношений, возглавляли посольства, командовали армиями, руководили инженерными работами. Для евнухов была открыта специальная дворцовая школа. Только ими укомплектовал император созданную в 1420 г. службу безопасности — «Восточную ограду» (Дунгуан), которую боялись даже «Парчовые халаты».

Со временем ряды евнухов все чаще пополнялись выходцами из бедных семей, видевших в оскоплении путь быстрого социального продвижения, минуя «переползание» со ступени на ступень по этажам бюрократической лестницы. Статус евнуха давал возможность (правда, отнюдь не всегда реализуемую) почти мгновенно войти в запретную половину императорского дворца, куда не имели доступа самые важные сановники. Это была не прямая дорога к вершинам власти, занимавшая, учитывая систему экзаменационных конкурсов, от 30 до 40 лет, а «путь сбоку», предоставлявший широкий простор императорским любимцам и фаворитам. Этот «боковой путь» представлял сугубую важность и для самих императоров: именно через посредство евнухов верховные правители имели возможность отдавать быстрые практические распоряжения низшим слоям исполнительной власти в том случае, если их приказы не могли пробиться и буквально «вязли» в разросшейся толще высших и средних звеньев бюрократического аппарата.

Однако большинству евнухов приходилось довольствоваться ролью мелких слуг. Лишь некоторые из них, спаянные узами «бесполой» солидарности, могли не только выживать во враждебном окружении, но и успешно противостоять группировкам конфуцианских чиновников. Однако исторические хроники составляли конфуцианцы, идеалом которых выступал «совершенный муж» (цзюньцзы). Евнухи этому типу совершенно не соответствовали, и потому в хрониках они представлены лживыми, жадными и трусливыми. Составители анналов считали их главным злом, поскольку они, используя чрезвычайные обстоятельства, втягивали императоров в опасные предприятия, преследуя своекорыстные цели и «обделывая грязные делишки». Этика, основанная на понятиях семьи и чести, превращала в глазах конфуцианцев представителей «третьего пола» в чудовищ, алчущих лишь денег и власти, и потому в официальной версии китайской истории они могли изображаться лишь злодеями.

Последние наступательные кампании императоров. Такая роль отводилась влиятельному евнуху, занимающему пост управляющего в ведомстве ритуалов, Ван Чжэню, имевшему большое влияние на императора Чжу Цичжэня (Ин-цзуна; 1436–1449; 1450–1468). Ему ставили в вину дорогостоящий поход в Бирму в 1446 г., хотя это был триумф китайского оружия: минские войска подошли к стенам столицы, и бирманский король признал себя данником Пекина. Интерес к землям, открывавшим кратчайшую сухопутную дорогу в Индию, был совершенно логичен, а конфуцианцы, для которых даже такие провинции, как Юньнань и Гуйчжоу, считались «варварски ми» и недостойными внимания, в конечном счете, вели страну к изоляции. Дальнейший ход событий явился тому подтверждением: когда ведомство ритуалов запросило в военном архиве материалы эпохи Юнлэ, традиционно ориентированный хранитель бесценных сведений о путешествиях Чжэн Хэ уничтожил документы, дабы помешать растрате государственных средств. За свой поступок этот «совершенный муж» заслужил восхищение главы военного ведомства (злейшего врага Ван Чжэня) и получил высокий пост.

Вскоре разразилась война с кочевниками ойратами (западными монголами). Конфуцианцы призывали не потакать «варварам» и не обменивать столь необходимый кочевникам чай на якобы ненужных китайцам лошадей. Но воевать пришлось Ван Чжэню, убедившему императора самому возглавить поход. Для евнуха важно было не разлучаться с Чжу Цичжэнем, дабы уберечь его от влияния враждебной группировки. К несчастью, поход кончился катастрофой. В местности Туму 1 сентября 1449 г. ойратский вождь Эсэн наголову разгромил китайское войско. Вэн Чжэнь был убит, а император попал в плен.

Отправляясь в поход, Чжу Цичжэнь доверил регентство сводному брату. Узнав о катастрофе, придворные предложили регенту срочно заключать мир с ойратами и эвакуировать столицу в Нанкин. Но возобладала партия «патриотов» под руководством Юй Цаня, заместителя павшего в бою начальника военного ведомства. Он убедил регента занять престол самому (присвоив брату звание «великого предшествующего императора») и настоял на подготовке к обороне. Эсен не стал сразу развивать свой успех, рассчитывая на то, что китайцы пойдут на любые уступки, раз у него в плену император. Однако Юй Дань напомнил ему изречение Мэн-цзы: самым важным является народ, затем — страна и лишь затем — государь. Поняв, что законный император принесен в жертву интересам правящей китайской элиты и переговорами он ничего не добьется, Эсэн начал штурм Пекина. Юй Дань вел активную оборону, применяя артиллерию в неслыханных ранее масштабах. Потерпев неудачу, Эсэн вынужден был вернуться в Степь. Возможно, задумав компенсировать провал похода и стремясь посеять раздоры в среде высшего руководства в Пекине, Эсэн отпустил своего венценосного пленника домой.

Можно считать, что замыслы Эсэна частично сбылись. «Великий предшествующий император» жил в столице под охраной до 1457 г., когда военный переворот вновь привел его к власти. На радостях он казнил Юй Цаня, считая его трактовку Мэн-цзы заурядным предательством (потом, правда, в честь спасителя Пекина был воздвигнут поминальный храм). Пребывание в плену наложило глубокий отпечаток на культурную политику Чжу Цичжэня, резко усилив его стремление к возвеличению исконно китайских ценностей и уничтожению кочевых. Хотя правление Чжу Цичжэня носило вполне мирный характер, он запретил в столице говорить по-монгольски, носить монгольскую одежду, а также прекратил обычай закапывать наложниц вместе с покойным императором. Со второй половины XV в. Поднебесная не знала «конных императоров» и перешла к стратегической обороне, восстановив Великую стену.

Самодостаточная империя: Китай во второй половине XV в

Жизнь в стране вошла в спокойное русло. Императоры соблюдали церемонии и занимались своим гаремом, постепенно устраняясь от управления государственным аппаратом. Потакая их прихотям, евнухи забирали все большую власть, а конфуцианцы все больше осуждали и евнухов, и императоров. Как и в эпоху Тан, множилась титулованная знать, получавшая щедрое государственное жалованье. К концу века родственников императора числилось уже свыше 20 тыс. Рос государственный аппарат, но эффективность его работы падала. Подати поступали, хотя не всегда и не отовсюду. Порой отдельные провинции поражали голод и восстания, случались слишком морозные зимы и разрушительные паводки.

Напрягая усилия, власти справлялись с этим злом. От обесценившихся бумажных денег избавились, отказались и от технологий гибкой финансовой политики — высшего достижения китайской средневековой экономики. Налоги собирались теперь не только натурой, но и металлическими деньгами. Крестьяне и ремесленники все чаще откупались от казенных отработок. Переписи этой эпохи отличались неполнотой, но все сходятся в том, что во второй половине столетия население достигло 100 млн, вернувшись на уровень полуторастолетней давности, начала XII в. Вопреки препятствиям властей земля концентрировалась в частных руках, крестьяне становились арендаторами или уходили в города и на промыслы, разлагалась система военных поселений.

Перенос столицы на Север замедлил развитие городов в нижнем течении Янцзы, но в целом города росли. Дымили казенные металлургические заводы и фарфоровые мануфактуры, работавшие не только на внутренний рынок, но и на экспорт. Торговля строго контролировалась, но всюду сновали коробейники, а купцы постепенно богатели, обходя препоны. Несмотря на «морские запреты», все новые переселенцы из Фудзяни и Гуанчжоу пополняли колонии хуацяо в Юго-Восточной Азии. Те же самые люди в японских источниках назывались «китайскими пиратами».

Исправно действующая система экзаменационных конкурсов и государственные школы регулярно поставляли избыточное количество лауреатов, претендующих на рабочие места и жалованье. И с тем и с другим начинались проблемы. Частные школы занимались натаскиванием к экзаменам, превращая учение в череду бессмысленных зазубриваний. Философия возвела неоконфуцианство в догму, поэзия и литература строго подражала канонам, художники придворной академии копировали жанр «цветов и птиц». Развитие естественных наук и математики замедлилось, чиновники и купцы вполне обходились счетами. Старые приемы обмера площадей и исчисления налогов всех устраивали, а двигатель науки, навигация, была снята с повестки дня. Жизнь стала проще, но удобней. В чайной церемонии начали использовать заварочные чайники. Фарфор становился все тоньше. Расцвела жанровая миниатюра, мелкая пластика, прикладное искусство. В моде были новеллы в стиле уся и приключенческие романы на разговорном языке.

Не зная серьезных соперников, Поднебесная ощущала себя полностью самодостаточной. Мощное государство, сочетавшее конфуцианскую идеологию с постепенно стирающимися традициями монгольской политической культуры, пока что справлялось с задачей «обрубать ветви, чтобы лучше рос ствол». Однако социальные противоречия, свойственные середине и второй половине династического цикла, нарастали: население умножалось, а земельный фонд был ограничен, размеры среднего крестьянского участка уменьшались, росли средние и крупные земельные владения, уходившие на эти земли тягловые люди переставали платить налоги, в результате чего их собираемость падала; быстро растущий государственный аппарат получал все меньшее жалованье в расчете на одного чиновника; солдаты переставали получать довольствие и переходили к разбою, у государства не хватало средств на оплату ремесленных поставок и купеческих перевозок, в связи с чем росла доля ремесленных и торговых отработочных повинностей. При этом развивалась экономика, процветала городская культура и казалось, что так будет всегда.

Следующему, XVI в., предстояло либо разрешить сложившиеся противоречия, либо привести империю к гибели. Признаки технологического отставания от Западной Европы были видны невооруженным взглядом: если Марко Поло испытал шок, столкнувшись с превосходством китайской цивилизации, то в XVI в. европейцы хотя и дивились богатству Китая, но прибывали на более совершенных кораблях и уже обладали более совершенными навигационными приборами, картами и лучшим оружием.

Корея в первой половине XV века

В Корее власть династии Ли, установленная в конце XIV в., укреплялась в первой половине следующего столетия благодаря политике первых ванов: основателя династии Ли Сонге (Тхэджо, 1392–1398), его пятого сына Тхэджона (1400–1418) и правившего более 30 лет преемника Тхэджона — Седжона (1418–1450).

Будущий ван Тхэджон не пользовался ни доверием своего отца, ни поддержкой его сподвижников. Тем не менее искушенный в интригах, он сумел добиться назначения в качестве наследника Ли Сонге хорошо к нему относившегося второго сына основателя династии, ставшего ваном Чонджоном (1398–1400), затем заставил его отречься от трона, убил юного наследника престола и уничтожил поддерживавшую того группировку чиновников.

Придя к власти, ван Тхэджон осуществил ряд мероприятий, способствующих укреплению власти правителя: ограничил полномочия высших сановников, продолжил политику отца и конфисковал часть монастырских земель (подобные акции предпринималась в 1392, 1402 и 1424 гг.), распустил частные военные формирования и в очередной раз организовал проверку законности закрепощения ноби. Это нанесло существенный удар по позициям «властных домов».

В XV в. наблюдается значительная дифференциация внутри «презренного» сословия ноби: часть из них уже владела другими ноби, некоторые имели собственные фамилии и совершали жертвоприношения предкам, т. е. фактически имели статус полусвободных, а иные, получив образование и пользуясь покровительством своих хозяев, даже нелегально сдавали государственные экзамены и становились чиновниками.

Правление следующего вана, Седжона, рассматривается корейской историографией как «золотой век» Чосона (сам ван известен под именем Седжона Великого, распространено представление о том, что после смерти он стал духом). Седжон был третьим сыном Тхэджона, с детства он так впечатлял своих родственников и окружающих способностями и образованностью, что один из его братьев, чтобы освободить ему дорогу к престолу, намеренно испортил себе репутацию, был изгнан и провел жизнь, странствуя в горах; второй добровольно ушел в буддийский монастырь, а отец Тхэджон отказался от трона в пользу Седжона, когда тому исполнился 21 год.

Создание корейского алфавита

Ван Седжон прославился в первую очередь тем, что создал и возглавил комиссию, которая разработала корейский алфавит из 28 букв (14 гласных и 14 согласных), из которых до сих пор используются 24. В работе принимали участие и другие члены правящей династии (в том числе будущий ван Мунджон, 1451–1452). По легенде, ван придумал идею для создания букв, рассматривая простые геометрические фигуры, из которых состояла оконная рама. Алфавит получил официальное название «хунмин чонъым» («обучение народа правильному произношению»), но стал более известен как хангыль («корейское письмо»). Он был обнародован в конце 1443 г.

Созданный для повышения уровня образованности в Корее (где до этого использовалась сложная система китайских иероглифов, которые не могли точно передать значения корейских слов), алфавит быстро получил широкую популярность. Вскоре придворные дамы и жены чиновников уже активно вели на нем личную переписку, из-за чего противники внедрения алфавита называли его «женской азбукой».

Алфавит сделал доступными большинству населения литературные произведения, создаваемые в Чосоне, а также переводимые с китайского. Мелкие чиновники пользовались алфавитом, чтобы разъяснять простолюдинам, не знавшим китайского, ванские указы (в официальных документах еще 400 лет использовались китайские иероглифы); среди крестьян распространялись написанные «хангылем» трактаты по животноводству, шелководству и садоводству.

При реализации своей политики ван Седжон использовал политические технологии, скорее присущие современности. Например, перед введением «Закона о поставках» (который снижал поземельный налог и создавал «кладовые справедливости» — традиционный фонд помощи беднякам) было проведено исследование общественного мнения, которым было охвачено ок. 180 тыс. человек, включая крестьян. Это масштабное мероприятие длилось 10 лет, по истечении которых закон был введен повсеместно.

При назначении чиновников ван не следовал сословным предрассудкам. При Седжоне должности получили многие выходцы из числа ремесленников и торговцев, которые в конфуцианской традиции рассматривались в качестве представителей презренных профессий, и даже неполноправные ноби. Многие из высших сановников при Седжоне стремились на практике стать похожими на знаменитых мудрецов древности: один из министров жил в доме с протекающей соломенной крышей, другой ездил в свои родные места верхом на быке.

При ване был создан Чипхёнджон («Павильон мудрейших») — совещательный орган, состоявший из молодых ученых, которые разрабатывали идеологическое обоснование для принятия ваном политических решений. В 1424 г. был отменен запрет на куплю-продажу земли, что противоречило политике Тхэджона, направленной на ослабление позиций «властных домов». Сочетание в деятельности Седжона традиционалистских (яркий пример — создание государственных кладовых с огромными запасами зерна) и отвечающих государственным потребностям его времени мер (разрешение купли-продажи земли) привело к укреплению финансов, повышению уровня жизни населения, росту количества образованных людей.

Одной из серьезных проблем, с которой сталкивалась Корея в конце XIV — начале XV в., были набеги японских пиратов (с 1393 по 1407 г. зафиксирован 61 пиратский рейд). Эти нападения разоряли хозяйство и инфраструктуру прибрежных областей, что приводило к их «обезлюдеванию», а также нарушали морское сообщение с Китаем и Японией (захватывались корабли, которые везли в Чосон ценные грузы). При этом пираты пользовались поддержкой как японских (например, правителей Цусимы), так и некоторых корейских могущественных кланов.

Наиболее опустошительным был набег 1419 г. Пираты, высадившись в одной из провинций, разграбили ее, но были вытеснены корейскими войсками. Тем не менее они, погрузившись на корабли, доплыли до другой провинции (находившейся с противоположной стороны залива, в центре которого располагалась столица) и начали разорять ее. Такая дерзость японцев не осталась незамеченной: узнав о повторной высадке пиратов, ван Седжон предпринял ответные меры. В поход против «логова» морских разбойников Цусимы была отправлена мощная экспедиция: 227 судов и 17 тыс. солдат. За две недели корейцы потопили 124 пиратских судна, а также добились признания князем Цусимы зависимости от Чосона и обещания бороться с пиратами. На корейском побережье было создано 50 военных гаваней и усилен военный флот. Прекращению набегов на полуостров японских пиратов способствовала также деятельность правительства сёгуната Асикага, стремившегося восстановить контроль над Корейским проливом и Японским морем.

По просьбе цусимского правителя по «Договору года кехэ» (1443) японцы получили разрешение вести торговлю в трех корейских портах (Пусане, Чепхо и Ёмпхо, известных как «Три порта» — Сампхо), куда в год могло прибывать 50 кораблей, и временно селиться в этих городах. Правда, они часто незаконно оставались в этих портах. В XV в. Чосон ежегодно посещало около 6–8 тыс. японцев. В Японию вывозили продовольствие и ткани (особенно хлопчатобумажные), одежду и фарфор, меха, женьшень и книги. Из Японии в Корею привозили медь, олово, красители, серу, лекарства и благовония. С Японией (правительством сёгуната Асикага) также происходил обмен посольствами.

С северными соседями — чжурчжэнями — Корею также связывали непростые отношения. Не подчинившись власти династии Мин, сменившей Юань в Китае, чжурчжэни не создали нового государства (подобного павшему под ударами монголов Цзинь). Воспользовавшись слабостью Мин, первый правитель из династии Ли попытался расширить свои границы на севере, вытесняя таким образом чжурчжэней (отвечавших на эти действия многочисленными набегами) и провоцируя конфликт с Китаем (из-за него минский император Чжу Юаньчжан в конце XIV в. отказался признавать власть Тхэджо, который в итоге отрекся от престола).

Тем не менее следующие представители династии стали проводить активную политику освоения земель, расположенных к югу от р. Амноккан, а затем и от р. Туманган. Введение войск в эти районы привело к созданию в них к началу 40-х годов XV в. «шести крепостей» и «четырех округов» (округа были ликвидированы в 50-е годы, а крепости до конца XV в. сохраняли свое значение в качестве оборонительных пунктов для защиты от чжурчжэней и центров организации корейских походов против них).

Все это не исключало мирных отношений с чжурчжэнями, с которыми жителям пограничных районов разрешалось вести торговлю. В 1406 г. с этой целью были организованы специальные рынки. С середины 30-х годов XV в. Корея стала поощрять переселение чжурчжэней на свои северные территории. Переселенцам оказывалась помощь при строительстве домов. Часть вождей чжурчжэньских племен согласилась приносить Чосону дань и признавать власть ванов, чего от них, как от «варваров», добивались корейские правители.

Отношения обмена с Китаем были облечены преимущественно в форму регулярных посольств (шесть-семь раз в год), приносивших дары. Эти дары служили выражением признания вассальной зависимости. В этом качестве в Китай ввозили золото, серебро, шкуры, меха, ткани, бумагу, кисти, циновки, керамику, женьшень и лошадей. Кроме того, представители династии Мин требовали от Чосона поставлять для двора императора красивых девушек и евнухов. На время отбора девушек по всей Корее было запрещено заключать браки. Только ван Седжон смог в 1436 г. добиться отмены выплаты «дани» девушками. Из Китая в Чосон ввозили шелк, лекарства, книги, письменные принадлежности. Подобный обмен способствовал развитию культурных связей обеих стран.

Дипломатические отношения и торговля также связывали Чосон с островами Рюкю, Аютией и яванским Маджипахитом. Посольства этих государств прибывали с дарами — предметами роскоши (расцениваемыми в Корее в качестве «дани») и увозили ответные подарки — одежду, ткани, письменные принадлежности, книги, с помощью которых Чосон надеялся оказывать культурное воздействие на «южных варваров».

В этот период продолжалось развитие казенного ремесла, значительно преобладавшего над частным. В столице существовали целые улицы государственных ремесленников, которые были обязаны обслуживать двор вана (они работали в 30 учреждениях и производили 129 видов разнообразных изделий).

Сеул, в котором проживало ок. 100 тыс. человек, являлся крупнейшим центром торговли, развитой в Чосоне лишь в крупных городах. Как и в Китае, торговлю в Чосоне ограничивали, считая, согласно конфуцианской традиции, более достойным занятием земледелие. Существовала монополия шести торговых домов (сиджон), так называемой «большой шестерки», обслуживавших двор вана, аристократию и поставлявших на столичный рынок шелк, бумагу, рыбу, ткани из хлопка, пеньки и рами (вида крапивы). Подобные торговые дома существовали и в других крупных городах (Кэсоне, Пхеньяне, Чонджу). В деревнях купцы-носильщики обменивали предметы широкого потребления, а также соль, рыбу, посуду и книги на рис и хлопчатобумажные ткани (использовавшиеся в сельской местности вместо существовавших в городах денег из коры шелковицы или меди).

Уже при первом ване Чосона началось создание истории предыдущей династии — Коре, завершенной в 1451 г. Эта летопись («Корёса») состояла из 139 томов. Также была предпринята переписка исторических произведений предыдущего периода (включая «Самгук саги» Ким Бусика) в духе неоконфуцианства.

В это время проводилась активная работа по составлению точных карт и географических описаний Кореи. Кроме того, в 1402 г. на основе китайских (династии Юань) карт была составлена «Карта всей территории мира и столиц государств». На ней были изображены Япония, Корея, Китай, Африка и Европа.

Военные походы, предпринимаемые против чжурчжэней и японских пиратов, способствовали совершенствованию огнестрельного оружия. Во время правления ванна Мунджона (1450–1452) была изобретена «хвачха» («огненная колесница»), выпускавшая 100 стрел на расстояние до 1 тыс. шагов. Совершенствовались военные суда: в начале XV в. появились «корабли-черепахи», предназначенные для тарана, а также небольшие быстроходные боевые джонки.

В XV в. получили распространение своеобразные литературные произведения жанра пхэсоль («разных записей»), в которых, без соблюдения определенного стиля, часто в форме острой сатиры описывались нравы всех слоев общества от высших сановников до простолюдинов и ноби.

Светская архитектура раннего периода Чосон продолжала традицию конца Коре и строилась в соответствии с законами, предписывающими строго определенный размер домов для разных слоев общества (крупные чиновники могли иметь до 40 комнат, а простолюдины — не больше 10). Развивалась парковая культура, органично сочетавшая искусственные элементы с естественным пейзажем.

При династии Чосон существовала группа профессиональных художников хвавон (фактически являвшихся государственными чиновниками), писавших портреты ванов, членов их семей и высших чиновников, рисовавших в подробностях важные государственные церемонии, а также географические карты.

Значительное внимание в этот период уделялось развитию музыки. Ван Седжон Великий, обладавший, кроме всего прочего, редким музыкальным талантом, создал новую нотную систему и сочинил несколько музыкальных произведений (например, «Еминнак» — «Дарование радости народу»). При его правлении также были усовершенствованы 60 видов музыкальных инструментов.

Юго-Восточная Азия в XIII — середине XV века

Политическая карта региона и модели государственного устройства

Приблизительно до второй половины XIII в. над большей частью территории континентальной Юго-Восточной Азии сохранялся контроль четырех основных держав, сформировавшихся в более ранний период (к X в.): Пагана, который контролировал бассейн р. Иравади и часть окружающих его возвышенностей; империи Камбуджадеша (Ангкор), распространявшей свою власть на среднее и нижнее течение Меконга, на большую часть бассейна Чао Прайи (Менама) и на часть совр. Северного Таиланда и Малаккского п-ова; вьетнамского государства Дайвьет, расположенного по течению Красной реки и постепенно расширявшего свои владения на юг; и занимавшего центральную часть современного побережья Вьетнама государства Чампы (Тьямпы), которую постепенно теснили вьеты с севера и кхмеры с юга и запада.

В конце XIII в. эти государства столкнулись с целым рядом серьезных внутренних проблем и внешних угроз. Постоянный рост населения в течение 200–300 лет и экологические изменения привели к нехватке плодородных земель. Государства региона значительно пострадали в результате нападений монголов и спровоцированного разрушением монголами в 1253 г. южнокитайского государства Наньчжао (Дали) массового переселения на земли Юго-Восточной Азии тайских племен. Силу этих континентальных держав («теллурократий, т. е. сугубо сухопутных государств), ориентированных на преимущественное изъятие натуральных земледельческих налогов, медленно подрывал расцвет морской торговли, прежде всего контрабандной, которую они не в силах были контролировать. Усиливались центробежные тенденции* выражавшиеся в фактической автономии множества небольших княжеств, располагавшихся по периферии теллурократий. Все это вылилось в кризис полиэтнических империй, которыми являлись Паган, Камбуджадеша, а в Нусантаре (островной Индонезии) — Шривиджая.

Образовавшиеся на месте Камбуджадеши в XIV–XV вв. тайские государства (Сукхотаи и сменившая его в качестве центра объединения тайских земель Аютия) так никогда и не смогли подчинить своей власти все земли, принадлежавшие когда-то Ангкорской империи. Хотя бассейн Иравади также был затронут миграциями тайцев и после разгрома Пагана в 1277–1283 гг. монголами пережил период политической раздробленности, там в значительно меньшей степени, чем в западных землях бывшей Камбуджадеши, произошла смена культуры и этнического состава населения. Еще в меньшей степени кризис коснулся Дайвьета, изначально гораздо более этнически однородного, компактного и достаточно сильного, чтобы не допустить переселения тайцев из горных районов в долинные.

Юго-Восточная Азия в XIII–XV вв.

Основное содержание политического развития региона в конце XIII — начале XVI в. составляла борьба за восстановление контроля одного из новообразованных (кроме Дайвьета) государств над каждой из четырех основных зон, существовавших в предыдущий период. На западе Юго-Восточной Азии вели бесконечную борьбу друг с другом возникшие на севере Бирмы шанские княжества (политические образования спустившихся с гор племен, в которых практиковалось принесение человеческих жертв), а также образовавшиеся после распада Пагана бирманские государства Таунгу и Ава и единая монская держава со столицей в Татоне и Пегу. В центре региона усиливающаяся тайская Аютия стремилась завоевать тайские княжества, образовавшиеся на севере совр. Таиланда и Лаоса, а также добить слабеющую Камбоджу. На востоке продолжалось многовековое противостояние Дайвьета и Чампы, в которое периодически вовлекались соседние государства региона, а также могущественный Китай.

Административная структура государств в рассматриваемый период если и изменялась, то не принципиально: приблизительно с X в. существовала единая модель для каждой страны. Общей характеристикой этих моделей был достаточно слабый контроль над подвластными и покоренными территориями, в основном сводившийся к требованию уплаты дани и признанию вассальной зависимости, основанной не на формальных, а на моральных обязательствах. Огромным влиянием (в том числе экономическим и социальным) пользовались религиозные институты. Исключение составлял Дайвьет, который с периода китайской зависимости воспринял жесткую бюрократическую модель политической системы и соответствующую политическую культуру. Здесь существовал централизованный административный аппарат, фиксированные налоги, постоянные поземельные и подушные переписи. Однако большую часть данного периода (вплоть до реформ Хо Кюи Ли в конце XIV в.) в Дайвьете огромную политическую, социальную и военную роль играли крупные землевладельцы.

До середины XIV в. редкие попытки унифицировать культуру и религиозные нормы полиэтнических и многоконфессиональных государств были крайне неудачны; например, политика Кансу I в XII в., резко сокращающая влияние представителей народа монов на государственную жизнь, пагубно сказалась на судьбе Пагана, а усиление шиваизма при правителе Камбуджадеши Джайявармане VIII в XIII в., противопоставившего индуистский по своему происхождению культ линги массовому распространению буддизма, привело к ослаблению империи. В то же время спокойное и последовательное влияние центра и придворной культуры, несомненно, сказывалось на периферии. Во многих случаях элитарная культура постепенно воспринималась более широкими массами населения. В распространенных в регионе культах правителей смешивались элементы всех существовавших в Юго-Восточной Азии религий: анимизма, различных течений индуизма и буддизма, а в Дайвьете — конфуцианства и даосизма. Это способствовало тому, что элита терпимо относилась к анимистическим культам и народным верованиям, которых придерживалась большая часть сельского населения.

Судьбы государств в Юго-Восточной Азии

На территории Бирмы с XIV в. можно выделить четыре основные зоны. В первую входили шанские княжества на севере бассейна Иравади, которые поддерживали торговые отношения с Китаем и переняли китайские военные технологии. Ко второй можно отнести государства наиболее плодородной и густонаселенной части Мьянмы — Верхней Бирмы. Ава, основанная в 1364 г. и населенная в основном бирманцами, стала главным наследником территории и административных традиций Пагана. Именно Ава доминировала на западе Юго-Восточной Азии до конца XV в. Тем не менее шанские княжества отрезали ее от торговых путей, связывавших страну с Китаем, а независимость Южной (Нижней) Бирмы не позволяла получать доходы от морской торговли. Попытки Авы завоевать Южную Бирму и Аракан оставались безуспешными. Значительные проблемы в государстве возникали из-за большого количества необлагаемых налогами монастырских земель.

Третью зону представлял собой Аракан, отделенный от остальных частей Мьянмы Чинскими горами и ориентированный на морскую торговлю. В XV в. начинается проникновение в Аракан ислама из соседней Бенгалии. В конце XIV — начале XV в. Аракан, втянутый в соперничество бирманской Авы и монского Пегу, потерял независимость, но в 1430 г. снова обрел ее на 400 лет. Четвертая зона, Нижняя Бирма, также была поделена на несколько княжеств, наиболее могущественным из которых к середине XIV в. становится монское Пегу.

Удаленность от земель шанов и доходы, получаемые от морской торговли, укрепляли позиции Пегу, но климатические условия и заболоченность земель отрицательно сказывались на демографической ситуации и экономическом развитии, что создавало препятствия для успешной борьбы за гегемонию с княжествами и государствами Центральной Бирмы.

Сидящий Ганеша, бронза. Сукхотаи (Таиланд). Начало XV в. Метрополитен музей, Нью-Йорк ©2011. Photo Scala, Florence

В 1238 г. один из тайских вождей женился на дочери правителя Камбуджадеши и, воспользовавшись ослаблением этой страны, которая вела непрерывные войны с Паганом, захватил бывшее наместничество кхмеров в монских землях — Сукхотаи и образовал княжество на притоке Менама. Падение Наньчжао в начале 50-х годов XIII в. под ударами монголов вызвало новую волну тайской миграции, что усилило политические позиции Сукхотаи, расширившего территорию за счет части земель монских государств Лопбури и Харипунджаи, а также ослабевшей Камбуджадеши. На большей части Харипунджаи тайцы в 90-е годы XIII в. образовали княжество Чиенгмай, основанное Менграем. Сукхотаи достигло наивысшего расцвета при Раме Камхенге (1275–1317). Однако вскоре после его гибели Сукхотаи распалось, а составлявшие его регионы признали вассальную зависимость от Аютии.

Город Аютия, основанный Рамой Тибоди I (1350–1369) на юге тайских земель, дал название новому государству. Во второй половине XIV в. Аютия подчинила территории в среднем и верхнем течении Чао Прайи (Менама), а также значительную часть п-ова Малакка. Правители Аютии стремились объединить все тайские земли и присоединить к ним соседние области, населенные монами. С XV в. Аютия (Сиам) стала одним из крупнейших государств региона, стремившимся превратить в своих вассалов Камбоджу и соседние бирманские княжества.

Аютия унаследовала от Наньчжао четкие административные традиции. Был создан разветвленный государственный аппарат, чиновники в качестве жалованья получали право сбора определенной доли налога с управляемых территорий строго соответственно их рангу и должности. Крестьяне жили общинами и платили налог в казну, были обязаны служить в армии и выполнять общественные работы. В середине XV в. в Аютии были приняты законы, в соответствии с которыми все население от знати до рабов получало определенное количество рангов. По системе сактина высшие ранги доставались членам семьи правителя, низшие — рабам и вьючным животным. Все население получало земельный пай в соответствии с числом своих рангов. Система «сактина» была аналогична китайской надельной системе. Централизованная администрация распространялась в основном на те районы Аютии, где жили сами тайцы. Но существовали и «внешние провинции», управлявшиеся специальными наместниками, чаще всего принцами крови. Эти провинции обладали некоторой долей автономии.

Хотя большинство населения исповедовало буддизм хинаяны, двор и администрация во многом подверглись влиянию махаянистских и индуистских традиций Камбуджадеши: в Аютии существовал культ бога-царя (дева-раджи), отсутствовавший в большинстве других тайских княжеств, в том числе в Сукхотаи.

Ослабление Камбуджадеши в XIII в. было связано, помимо тайской экспансии, с истощением почв, падением урожайности, засорением каналов, переходом крестьян под власть частных владельцев, а также с проникновением из соседних стран буддизма хинаяны, быстро распространившегося среди большинства населения. Между индуистами и буддистами при дворе шла острая борьба.

В первой половине XIV в. правители-индуисты начали преследования буддистов и пытались разрушать буддийские храмы, что привело к народному возмущению, свержению и убийству правителя и смене династии. Тем не менее в итоге буддизм окончательно закрепился и при дворе, исчез культ дева-раджи, что совпало по времени с упадком Камбуджадеши. С середины XIV по середину XV в. центр государства постепенно смещался с голодного и обезлюдевшего запада на не затронутый войной восток. Новая столица Камбоджи оказалась в районе совр. Пномпеня. Центр политического влияния в центральной части Юго-Восточной Азии перешел к Аютии.

Княжества северного Лаоса в XIII в. входили в состав государства Сукхотаи. Южные районы Лаоса находились в зависимости от Камбуджадеши. В XIV в. произошло объединение части лаосских княжеств в государство Лансанг, первому правителю которого Фа Нгуну (1353–1373) удалось присоединить северо-восточные районы Таиланда. На протяжении XIV–XV вв. Лансанг боролся с Аютией за контроль над занимавшими промежуточное положение тайскими княжествами.

На территории Вьетнама продолжалась борьба между Дайвьетом и Чампой. Чамы, в начале XIV в. уступившие в качестве «свадебного дара» большие территории и формально признававшие сюзеренитет Дайвьета, часто не выплачивали дань, грабили вьетские торговые корабли и стремились отвоевать свои потерянные северные области. До середины XV в. военные действия между Чампой и Дайвьетом приносили успех то одной, то другой стороне (в конце XIV в. после захвата вьетской столицы чамским правителем Тебонгнга на троне Дайвьета даже оказался чамский ставленник). Чампа оставалась одним из немногих государств региона, в котором в качестве основной религии сохранялся индуизм.

В 1225 г. один из родственников правителя, Чан Тху До, совершил в Дайвьете дворцовый переворот, став основателем новой династии Чан, просуществовавшей до 1400 г. Представители династии Чан формально продолжали политику укрепления центральной власти, но не препятствовали росту политической, социальной и даже военной мощи родовой знати и крупных землевладельцев. Именно их боевые дружины спасли страну в период нашествий монголов во второй половине XIII в.

Джаяварман VII. Камбуджадеша. Начало XIII в. Музей Гиме, Париж © 2011. Photo Scala, Florence

Борьба с монголами в Юго-Восточной Азии

Монгольские вторжения оказали огромное влияние на историю Юго-Восточной Азии. Ряд государств фактически прекратил свое существование (Паган) или был серьезно ослаблен после монгольского нашествия (Камбуджадеша), в то время как уничтожение Наньчжао способствовало миграциям тайцев и лаосцев и созданию ими новых государственных образований (Сукхотаи, Чиенгмай, Аютия и т. д.). В то же время в восточной и островной части региона монголы столкнулись с ожесточенным сопротивлением местного населения, сумевшего под ударами монгольско-китайских войск сохранить свою государственность.

Одним из первых нападению монголов подвергся в 1257–1258 гг. Дайвьет, на территории которого войска завоевателей потерпели поражение. В конце 70-х годов XIII в. под ударом оказалась Чампа. Правитель чамов Индраварман V формально признал власть монгольской империи, но не выполнил приказ хана Хубилая явиться к его двору лично с выражением покорности. Те же требования были предъявлены к Кертанагаре — правителю яванского государства Сингхасари, также их не выполнившему. Монголы продолжали отправлять послов на Яву, и один из них вернулся в Китай с клеймом на лице.

Поводом для нападения на Чампу послужил арест Индраварманом V в 1282 г. юаньских послов, направлявшихся в Индию и центральные районы Юго-Восточной Азии. Монголы начали готовиться к походу против Чампы, с которой они не имели сухопутной границы. Чамы же заключили союз с вьетами и надеялись на верность своих «заклятых друзей». Получив от Дайвьета отказ в проходе на юг через его территорию, 200-тысячная армия монгольского полководца Сагату приплыла в Чампу на 350 кораблях, штурмом захватила столицу Виджайю и установила там собственную администрацию. Прямое монгольско-китайское управление вызвало сильнейшее возмущение населения, началась партизанская война, в ходе которой чамам удалось изгнать войска Хубилая, хотя они и признали свою формальную зависимость от империи Юань.

Еще более позорное поражение потерпели юаньские войска в Дайвьете. Два раза интервенты были разгромлены, причем в 1285 г. во время бегства погиб великий монгольский военачальник Сагату, а в 1287 г. вьеты под руководством Чан Хынг Дао сожгли и уничтожили китайский флот из 400 судов. Тем не менее Дайвьет продолжал признавать сюзеренитет правителей Юань.

Для проведения военных действий против чамов Сагату потребовал поддержки от Камбуджадеши и Сингхасари, которые, как и Дайвьет, предпочли поддержать Чампу. В 1292 г. империя Юань отправила на покорение южных земель новую огромную армию и флот. Им удалось захватить о. Белитунг в проливе между Суматрой и Калимантаном, а затем высадиться на Яве, переживавшей период внутренних усобиц. Один из претендентов на престол, принц Виджайя, пообещал монголам покорность, захватил с их помощью власть, но позже изгнал с Явы и всего архипелага, остановив монгольскую экспансию в Нусантаре (островной Индонезии).

Монгольское вторжение привело к серьезному кризису в Дайвьете. Были разрушены ирригационные сооружения, разорено сельское хозяйство, а затем начался голод, что привело к масштабным крестьянским восстаниям, одно из которых длилось 17 лет. Все это сопровождалось периодическими атаками чамского правителя Тебонгнга, который неоднократно доходил до столицы, а в 1369 г. взял и разграбил Тханглаунг.

В 1371 г. правительство возглавил Хо Кюи Ли, который провел ряд важных реформ: резко ограничил наследственные владения знати, реорганизовал армию и административный аппарат, упорядочил налогообложение в интересах общинного крестьянства, заменил металлические деньги бумажными. Крупные землевладельцы, как духовные (монастыри), так и светские, недовольные реформами, не поддержали правительство в момент нового китайского вторжения в Дайвьет в 1407 г., в результате чего китайцы оккупировали страну на 20 лет. Сопротивление войскам династии Мин организовал харизматический лидер Ле Лой, он добился ухода китайцев и основал династию Поздних Ле (1428–1789).

В Малайе и островной части Юго-Восточной Азии в XIII–XV вв. появился ряд новых государств. В XIII в. среди малайских княжеств выделилось государство Трамбралинга, вскоре оказавшееся под властью Сукхотаи. С конца XIII в. на власть над полуостровом, которая давала контроль над стратегически важными проливами и торговыми путями, стало претендовать яванское государство Маджапахит.

После начала исламизации Индии большая часть индийских торговцев в Юго-Восточной Азии также стала мусульманами, что привело к распространению ислама в островной части региона. В 1414 г. бежавший из Маджапахита в Малайю яванский принц Парамешвара под именем Искандер-шаха встал во главе созданного им могущественного Малаккского султаната, быстро захватившего почти всю Малайю, часть Суматры и соседних островов. На протяжении XV в. благодаря распространению ислама произошла замена индийской письменности на арабо-персидскую. Исламизация также способствовала развитию малайского языка и превращению его в литературный. Не менее важно и то, что малайский стал языком торговцев, языком межэтнического общения в Нусантаре. В то же время вытеснение буддизма и индуизма привело к упадку храмовых сооружений.

На Яве изгнавший монголов принц Виджайя создал империю Маджапахит (1293–1520), которая ставила наследником Сингхасари и заняла лидирующую позицию в Индонезии, принадлежавшую до этого Шривиджае. Сама Шривиджая распалась в XIII в. под ударами со стороны Сукхотаи и правителя Сингхасари Кертанагары.

Правители Маджапахита в середине XIV в. проводили активную внешнюю политику, и их владения распространялись на всю Яву, Бали, Мадуру, Сумбаву, часть Суматры, Калимантана, Сулавеси и Малаккского п-ова. Наивысшего развития Маджапахит достиг при правлении талантливого министра Гаджа Мада (20-60-е годы XIV в.). Созданный им свод законов закрепил социально-политическую организацию государства: во главе Маджапахита стоял махараджа, потребности его двора удовлетворялись за счет доходов с земель, считавшихся его доменом. Остальные территории находились под управлением наместников, обычно из числа родственников правителя и знати, а власть на местах осуществляли многочисленные чиновники, получавшие за это от казны служебные наделы.

В религиозной практике Маджапахита существовал индуистско-буддийский синкретизм (официальная доктрина провозглашала, что Шива и Будда «хотя различны, но едины»). Свои лидирующие позиции эта буддийско-индуистская империя сохраняла до середины XV в., когда ей начали активно противостоять мусульманские государства, образовавшиеся на северном побережье Явы.

Индийские государства в середине XIV — середине XV века

Ослабление Делийского султаната и его распад

Во второй половине XIV — середине XV в. значительно изменилась политическая обстановка в северной части Индии. Если до этого Делийский султанат, несмотря на периоды политической нестабильности и потери части владений, оказывался в состоянии восстановить утраченное ненадолго могущество и даже расширить свои владения на Декан и крайний Юг субконтинента, то к концу правления Мухаммада Туглака (1325–1351) центробежные процессы приняли необратимый характер. Султанат превратился в одно из нескольких практически равных по силе политических образований на севере Индии.

После смерти Мухаммада Туглака, когда, по словам Барани, «правитель избавился от своего народа, а народ — от своего правителя», на престоле оказался Фируз-шах Туглак (1351–1388). Он проводил жесткую религиозную политику по отношению к индусам и шиитам, но в памяти своих мусульманских подданных остался как рассудительный, милосердный и щедрый правитель. Во время правления Фируз-шаха земли «икта», выдававшиеся за службу, стали официально наследственными владениями. Султан также уменьшил налоги, провел несколько каналов, значительно расширив площадь орошаемых земель вокруг Дели, разбил там сады. Но завоевательная политика Фируз-шаха не была успешной, два похода в Бенгалию не дали никаких результатов, после чего он объявил, что армия будет использоваться только для подавления восстаний.

После смерти султана в стране началась борьба за престол. За шесть лет сменилось пять султанов, некоторые из них правили лишь несколько месяцев. Султанат продолжал распадаться. В 1388 г. отделился Хандеш, находившийся между Малвой на севере и государством Бахманидов на Декане, в 1394 г. — Джаунпур, расположенный к юго-востоку от Дели на границе с Бенгалией и Непалом, в 1396 г. возник Гуджаратский султанат на западе.

В 1398 г. на территорию ослабевшего Делийского султаната вторглись войска Тимура (1370–1405), завоевавшего к тому моменту Среднюю Азию, Афганистан, Иран и Ирак. Он разбил войска султана Насир ад-Дина Махмуда (1394–1395, 1399–1413) и захватил Дели, разграбив его и жесточайшим образом подавив восстание его жителей (их головы складывали в пирамиды). Ремесленники из столицы султаната были отправлены в Самарканд, многие оставшиеся в живых жители города розданы в качестве рабов воинам Тимура. Дойдя до Ганга, правитель Самарканда повернул свои войска и, разграбив еще несколько североиндийских городов, вернулся в Среднюю Азию с богатой добычей.

Попытки Насир ад-Дина Махмуда восстановить государство хотя бы в пределах двуречья Ганга и Джамны и Пенджаба не увенчались успехом. В 1413 г. после его смерти власть захватил Сайид Хизр-хан (1414–1421), который не принял титул султана, ибо еще во время походов Тимура перешел на его сторону и считал себя наместником (маликом) сына и преемника Тимура Шахруха (1409–1447). Династия Сайидов правила до 1451 г., когда власть в Делийском султанате была захвачена пуштуном Бахлулом Лоди — главой афганского племени Лоди и наместником Лахора и Сирхинда (на территории совр. Пенджаба). Династия Лоди правила в Делийском султанате до его завоевания моголами в 1526 г., и ей удалось на время восстановить могущество султаната и распространить его власть на большую часть Северной Индии во второй половине XV в.

Сады Лоди. XV в. Дели, Индия

Южнее Делийского султаната располагалось государство Бахманидов, отделившееся от султаната в 40-е годы XIV в. Создатель государства — один из военачальников правителя Делийского султаната Мухаммада Туглака Хасан Зафар-хан, принявший в 1347 г. имя Абу-л Музаффар Ала ад-Дин Бахман-шах (1347–1358), смог объединить под своей властью земли от Колхапура (юг совр. Махараштры) на северо-западе, Гоа и Дабхола на юго-западе до Бхонгира и Телингана (в Хайдарабаде) на юго-востоке. Первоначально столицей государства Бахманидов была Гулбарга, в 1425 г. столицу перенесли в Бидар. Во время своего расцвета (во второй половине XV в.) государство занимало весь Декан от Аравийского моря до Бенгальского залива и играло ведущую роль в торговле в Индийском океане. В 1469–1471 гг. государство Бахманидов посетил тверской купец Афанасий Никитин, оставивший ценные записки.

Политическая обстановка в государстве Бахманидов отличалась достаточной нестабильностью. За сто лет, прошедших после смерти основателя династии, на престоле сменилось девять правителей, трое из которых правили меньше года. Основным противником Бахманидов в борьбе за власть над Деканом выступало южноиндийское государство Виджаянагар, образовавшееся в 1336 г. Основными союзниками султанов Бахмани в войнах с Виджаянагаром были расположенные северо-восточнее княжество в Андхре, а позднее государство Гаджапати в Ориссе.

Индийские государства в XIV–XV вв.

Так как на Декане встречалось очень мало мусульман, султанам Бахмани приходилось проявлять большую терпимость к индуизму и стараться привлекать на свою сторону индусских вождей. В этой ситуации Бахманиды также приглашали к себе выходцев из Ирана, которые занимали высокие должности в государственном аппарате, что вызывало недовольство среди местных мусульман (деккани) и приводило к острой внутриполитической борьбе и государственным переворотам.

Легенды об основании Виджаянагара

Начало истории создания империи Виджаянагар точно неизвестно, так как о нем сохранились лишь легенды. Согласно разным версиям, братья-основатели государства Харихара и Букка происходили либо из народности телугу, либо каннада, служили либо Мухаммаду Туглаку во время его завоевания юга Индии, либо династии Хойсалов, были обращены сначала в ислам, но затем вновь стали индуистами. Согласно легендам, встретив в лесах у р. Тунгабхандры мудреца-аскета Видьяранью, они получили указания о том, где следует основать столицу будущего государства г. Виджаянагар, который строился в течение семи лет вокруг храма Вирупакши, одной из ипостасей Шивы. Мудрец также стал советником первых трех правителей Виджаянагара. Очевидно, основатели государства использовали место, имевшее стратегическое значение еще со времен Ашоки, и культ Вирупакши, храм которому был построен еще при Хойсалах тремя веками ранее. Вирупакша считался истинным правителем государства, а императоры — его наместниками.

Виджаянагар

Созданная братьями Харихарой и Буккой в междуречье Кришны и Тунгабхандры империя Виджаянагар быстро расширяла свои владения, превращаясь в крупнейшее индусское государство субконтинента. В 1345 г. было присоединено побережье Карнатаки, княжество Хойсалов на юго-западе было захвачено в 1346 г., причем многие военачальники без боя переходили на сторону Виджаянагара, в 1365–1370 гг. — завоеван Мадурайский султанат на крайнем юго-востоке.

Таким образом, правители Виджаянагара фактически сосредоточили в своих руках власть над большей частью Южной Индии, за исключением Малабарского побережья и крайнего юга, где сохранялись мелкие княжества Пандьев, бывших вассалами Виджаянагара. Небольшие портовые города-государства Малабарского берега играли значительную роль в торговых связях Индии с Ближним Востоком, Африкой, а затем с Европой. Так как империи не удалось непосредственно подчинить эти города, ее правители вели постоянные войны с Бахманидами и их северо-восточными союзниками из Андхры и Ориссы за междуречье Кришны и Тунгабхадры, контроль над которым мог обеспечить и контроль над западными портами Гоа, Чаулом и Дабхолом, а также за область на восточном побережье севернее р. Кришны.

Виджаянагар удерживал спорные земли в первые десятилетия своего существования, затем они были потеряны в начале XV в., когда в империи разгорелась борьба за престол; в правление Деварайи II (1422–1446) Виджаянагар снова занял эти регионы, Андхру и спорное западное побережье. Но во второй половине XV в. данные земли оказались вновь потеряны из-за очередной внутренней междоусобицы. И лишь в конце XV — начале XVI в. Виджаянагар снова обрел свое могущество и, благодаря распаду к тому моменту государства Бахманидов, стал самым сильным государством Юга Индии.

Во время правления Деварайи II Виджаянагар проводил и успешную завоевательную политику за пределами субконтинента, продолжавшую традиции предшествовавших империи южноиндийских государств.

Государственная структура Виджаянагара была первоначально довольно примитивной: управление территориями строилось по семейному принципу (посты наместников находились в руках сыновей правителей). Постепенно сложилась система 10 провинций, в которые назначались временные губернаторы, занимавшие свои должности от нескольких месяцев до нескольких лет. Им подчинялись более мелкие военачальники, которые должны были поддерживать порядок и собирать налоги (налогообложение не было унифицировано).

В идеологии государства, согласно дидактической поэме, приписываемой одному из императоров, правившему в начале XVI в., но описавшему реалии более раннего периода, главным считалось получение государями доходов и их повышение. Именно ради этого было необходимо расширять территорию государства, развивать ирригацию, покровительствовать купцам, торговле (так как она дает коней и слонов, золото и драгоценные камни). Налоги следовало удерживать на низком уровне, ибо в этом случае общие поступления от податей увеличиваются. Бюджет государства должен был состоять из трех статей: 50 % — содержание армии, 25 % — милостыня и благотворительность, 25 % — запас на будущее.

По крайней мере, в последнем случае императоры Виджаянагара действительно воплощали в жизнь идеологическую программу, это выражалось в том, что в их дворце в столице имелось много комнат, наполненных до потолка золотом и драгоценностями и запечатанных. Каждый император считал своим долгом добавить к этим комнатам хотя бы еще одну.

В отношении налогообложения теория не столь последовательно применялась на практике, о чем свидетельствуют, например, многочисленные жалобы из Тамилнада в 20-е годы XV в. на незаконное увеличение податей в результате сдачи налогов в откуп. Очевидно, массовые петиции и манифесты со временем привели к желаемому результату, поскольку впоследствии сообщения о налоговом гнете и бегстве населения из деревень исчезают.

Виджаянагар воспринимался его жителями как государство всех народов Южной Индии. Существование империи и экономический подъем региона в этот период способствовали развитию культуры дравидийских народов, особенно каннада и телугу. В середине XIV–XV в. великий поэт телугу Шринатха, переехавший в Виджаянагар и получивший высшие почести при дворе Деварайи II, перевел на телугу много классических произведений с санскрита и пракритов (среднеиндийских языков и диалектов). В своих собственных стихах он воспевал родную Андхру.

В период Виджаянагара был создан свой оригинальный величественный архитектурный стиль (первоначально использовались северные образцы, заимствованные у Чалукьев, затем южные — Чольские), до наших времен дошло множество храмовых построек. Сохранившиеся после разрушения столицы империи Виджаянагара в 1565 г. многочисленные памятники архитектуры XIV–XVI вв. — одни из самых ярких произведений южноиндийской культуры.

Империя Тимура и упадок Золотой Орды

Смуты в Золотой Орде

Политический кризис в Золотой Орде, связанный с борьбой Ногая за престол и с расколом Орды, был на время прекращен ханом Тохтой (1298–1312). Придя к власти при поддержке Ногая, Тохта спустя некоторое время выступил против бывшего покровителя, нанес ему поражение, восстановил единство страны и временно стабилизировал внутреннюю обстановку. Однако после смерти Тохты началась борьба за престол между его сыном Ильбарасом и младшим братом Узбеком. Победителем вышел Узбек, уничтоживший всех реальных и возможных соперников. Племена и родоплеменные объединения, входившие в Золотую Орду, признали его верховенство.

В правление Узбека (1312–1341) вновь усилилась власть ордынского хана, который, заручившись поддержкой должностных лиц — эмиров, уже не считал нужным опираться на всенародные собрания — курултаи и перестал их созывать. Чтобы еще больше усилить свое положение, укрепить связи с исламскими странами, обеспечить себе поддержку мусульманской знати и мусульманских купцов, Узбек провозгласил ислам государственной религией. Он активно занимался градостроительством, в частности возвел крупный город Сарай-аль-Джедид («Новый дворец»), благоустроил караванные пути, что способствовало оживлению торговли со многими странами и регионами, в том числе с Китаем, Индией и Египтом.

В отношении северо-западного соседа и вассала, Руси, хан Узбек вел политику по принципу «разделяй и властвуй»: натравливал князей друг на друга и притом совершал набеги на русские земли, разграбив Тверь, Ростов и другие города.

С конца 50-х по 80-й год XIV в. Орду охватил новый острейший политический кризис — смута, получившая на Руси название «Великая замятия». По свидетельству летописца, «мнози цари побиена быша и царицы, и царевича, и рядцы, и секошася сами межи себе». Золотая Орда снова временно распалась на несколько самостоятельных земель. Правителем одной из них стал темник Мамай — выходец из монголо-татарской знати. Как часто бывает, смута привела не только к внутреннему ослаблению, но и к внешним потерям. Генуэзцы захватили ордынские владения в Крыму, Русь приостановила выплату дани, так называемого «выхода».

Вновь объединить улусы Золотой Орды удалось хану Тохтамышу (1380–1395). Воспользовавшись поражением Мамая в битве при Куликовом поле (1380 г.), Тохтамыш в том же году разгромил остатки войск Мамая в битве на р. Калке. Затем в 1382 г. он совершил поход на Москву, разорил ее и добился возобновления и даже увеличения дани. Неизвестно, как сложились бы дальнейшие отношения Руси с Ордой, если бы не поход Тамерлана — бывшего ее союзника, а впоследствии могущественного врага Золотой Орды.

Держава Тимура: создание и распад

Тимур был, как известно, яркой и противоречивой личностью. Он родился в 1336 г. в Средней Азии, неподалеку от города Кеша (ныне Шахрисабс) на территории современного Узбекистана, в семье воина-скотовода, незначительного представителя племенной знати. Имя «Тимур» буквально означает «железо». В одном из сражений (или во время разбойного набега) Тимур получил ранение в ногу и с тех пор хромал; с этим связано его иранизированное прозвище Тимур-э-лянг («Хромой Тимур»), в европейских языках воспринятое как Тамерлан. В молодости Тимур являлся предводителем отряда воинов, затем некоторое время правил округой Кеша, своим родным краем. В 1355 г. Тимур женился на внучке хана Казагана, правителя Мавераннахра, крупного региона в Центральной Азии, между Амударьей и Сырдарьей. В начале 60-х годов XIV в. Тимур на время стал союзником внука Казагана эмира Хусейна, которому помогал в борьбе с монгольскими ханами — претендентами на власть в Мавераннахре. Борьба завершилась победой Хусейна и Тимура во многом благодаря решительным действиям последнего в крупном сражении с войсками противника (1365 г.).

Спустя некоторое время бывшие сподвижники — Тимур и Хусейн — стали врагами. Борьба между ними завершилась сражением (1370 г.), в котором Тимур одержал победу, взял в плен Хусейна и захватил его оплот крепость Балх. Номинальным правителем, ханом, был избран ставленник Тамерлана Суюргатмыш. Потерпевший поражение Хусейн был вскоре убит. На всеобщем собрании (курултае) Тимуру присягнули военачальники Мавераннахра. В качестве «великого эмира» Тимур фактически возглавил обширное государство, столицей которого стал Самарканд. Чтобы еще больше укрепить свои статус и авторитет, Тимур женился на ханской дочери, вдове эмира Хусейна Сарай-Мульк-ханум.

Тимур создал многочисленную, организованную и хорошо вооруженную армию, состоявшую из тяжелой и легкой конницы, пехоты и вспомогательных отрядов. В этой армии сражались воины из разных племен и народностей. Обладая таким войском, Тимур совершил множество завоевательных походов. Первые из них были вызваны необходимостью укрепить власть, устранить угрозу со стороны внутренних противников и опасных соседей. К числу противников относились правители Хорезма, не желавшие признавать власть новоявленного властителя. Тимур осуществил несколько походов на Хорезм и в 1388 г. окончательно овладел этой древней страной. Затем Тимур совершил ряд рейдов на соседнее среднеазиатское государство Могулистан и добился победы, однако покорить его не смог.

На севере опасными соседями державы Тимура являлись татаро-монголы. Бывший союзник Тимура Тохтамыш, обретя власть над Золотой Ордой, стал действовать враждебно по отношению к Тимуру. Тогда тот начал боевые действия против Тохтамыша. В 1395 г. Тимур одержал окончательную победу, разрушил ордынские города и захватил множество пленных.

Разгромив Тохтамыша и разорив Елец, Тимур повел войска на Русь и двинулся в направлении Москвы. По версии одного из источников, «Зафар-Намэ» («Книга побед»), Тимур покорил Москву, согласно же русской летописи, завоеватели неожиданно повернули назад, не дойдя до Москвы: Тимуру якобы явилась Богородица и убедила покинуть Русь. Это чудо приписывалось действию иконы Владимирской Божьей матери, которая была перенесена в Москву для защиты от врагов.

Мавзолей Гур Эмир. Начало XV в. Самарканд, Узбекистан. Место захоронения Тамерлана

Славу, могущество и богатую добычу Тамерлану принесли походы в государства Закавказья, Центральной и Южной Азии. Так, в 80-90-е годы XIV в. Тимур одержал ряд побед в Персии и завоевал почти весь Северный Иран. В конце 90-х годов XIV в. он совершил поход в Индию, захватил и разграбил Дели, в 1402 г. в битве при Анкаре разгромил султана Баязида Молниеносного и взял самого султана в плен. Скончался Тимур в начале 1405 г. во время похода в Китай.

Личность Тимура по сей день вызывает множество споров. Сведения о нем многочисленны и противоречивы. Сам себя он представлял «избранником Аллаха», защитником ислама, покровителем наук, искусств и ремесел, «пастырем народа» — справедливым, правдивым и неустанно пекущимся об общем благе. В то же время биографы и другие авторы много писали о жестокости завоевателя: о том, как он истребил десятки тысяч мирных жителей, заживо закапывал пленников в землю, сооружал пирамиды из отрубленных голов. В наше время некоторые историки сомневаются в достоверности сообщений о зверствах Тамерлана. Все же, думается, многие из этих сообщений верны, тем более что они исходили от разных авторов, писавших независимо друг от друга.

Несомненно, Тамерлан был не только жесток, но и талантлив. Он являлся выдающимся полководцем — блестящим стратегом, великолепным тактиком, обладал солидными знаниями, владел персидским языком, мог вести ученые беседы, любил историю и был в ней сведущ. Он много пекся о градостроительстве: возводил и восстанавливал крепости, мосты и караван-сараи, заботился о духовном просвещении подданных-мусульман, основывал мечети, создавал училища-медресе. При Тимуре расцвели науки, развивалось прикладное искусство.

Империя Тамерлана в 1370–1405 гг.

Тимур стремился править расчетливо и мудро, предъявлял высокие требования к должностным лицам, строго контролировал их деятельность. Это, в первую очередь, касалось высших должностных лиц — визирей, которые ведали государственным управлением, хозяйством, судопроизводством, внешней политикой, а также верховных военачальников — эмиров. Как опытный правитель и военачальник, Тимур придавал большое значение сбору сведений. В связи с этим он создал в своей державе развитую систему ямских станций, где гонцы могли сменить лошадей и благодаря этому быстро доставить весть.

В правлении страной Тимур опирался на старых боевых товарищей, которым доверил ответственные посты. Но вообще Тимур старался обрести поддержку в разных слоях общества — среди воинов, торговцев, ремесленников и ученых. В этой связи он уделял большое внимание праву, как мусульманскому (шариат), так и местному, основанному на обычаях, возникших до принятия ислама. Тимур следил за тем, чтобы законы нерушимо блюлись, чтобы судебные дела тщательно разбирались и чтобы подданным была обеспечена защита от произвола.

Европейское посольство у Тимура

Победы Тимура принесли ему славу не только в Азии, но и в Европе. В начале XV в. дружбы с Тимуром стали добиваться государи Византии, Франции, Англии и Кастилии. Тимур был нужен им как союзник в борьбе с турками; кроме того, подобное содружество могло принести торговые выгоды. Интерес был взаимным: Тимур, в свою очередь, нуждался в союзниках.

В 1403 г. к Тимуру было отправлено посольство кастильского короля Энрике III. Возглавил посольство камергер короля Руй Гонсалес де Клавихо. Совершив трудное путешествие, послы прибыли в Самарканд. Тимур радушно принял их, назвал короля Кастилии своим сыном, представил этого монарха своему окружению как главного из европейских государей. Он обрадовался подаркам, сам одарил послов, пригласил на пир и усадил на почетные места.

Все же испанцам не повезло: Тимур тяжело заболел, и послов спешно отправили на родину. Но путешествие оказалось отнюдь не бесполезным. Его итогом стала книга Гонсалеса де Клавихо о Тамерлане и его державе. Большая часть книги основана на дневниковых записях — результатах наблюдений Клавихо и его спутников.

Клавихо описал острова, города и местности, рассказал об обычаях армян, греков и восточных народов, привел подробные сведения о храмах Константинополя, поведал о восточных городах — Тегеране, Тебризе, Султанин. Он описал базары, сообщил данные о торговле, ремесле, добыче драгоценных камней, рассказал о быте кочевников, подробно описал сады, дворцы, «орду» — ставку Тимура, церемонии, одежды знатных мужчин и женщин.

В числе прочего Клавихо посетил родной город Тимура Кеш, осмотрел мечеть, усыпальницу и дворец, построенные по приказу властителя. Клавихо остался восхищен дворцом: «Отделка была золотом, лазурью и другими разными цветами, достойная удивления даже в Париже, где искусные мастера»…

Сильное впечатление на кастильского посла произвел Самарканд и его окрестности. «Весь город окружен садами и виноградниками… Так изобилен и богат этот город и его земля, что просто удивительно. Богатство этой земли не только в изобилии съестного, но и в шелковых тканях, атласе… в притираниях, пряностях и в золотых и лазоревых красках и прочих предметах». Оценил Клавихо и общественный порядок: «в городе соблюдается законность, так что ни один человек не смеет обидеть другого или совершить насилие».

Несмотря на все усилия Тамерлана, его империя, как и многие другие крупные средневековые государства, оказалась непрочной. Государственный аппарат все-таки являлся несовершенным; функции должностных лиц в ряде случаев не были четко определены. Значительная часть державы была поделена на улусы — полусамостоятельные владения, которыми управляли сыновья и внуки Тимура. После смерти правителя начались усобицы между его потомками. На некоторое время положение стабилизировалось при одном из сыновей Тамерлана Шахрухе (1409–1447). Укрепив свою власть, Шахрух передал часть полномочий своему сыну Улугбеку, сделав того правителем Самарканда. Но Улугбек прославился в первую очередь не как властелин, а как ученый — математик, географ и историк. Особенно велики были его достижения в астрономии: он создал уникальную обсерваторию, произвел исследования, которые в течение столетий оставались непревзойденными.

Правление Шахруха и Улугбека стало последним периодом относительного спокойствия в созданной Тимуром империи. После смерти Шахруха междоусобная борьба разгорелась с новой силой. Улугбек был убит, и держава Тимура окончательно распалась. В конце XV в. ее земли были захвачены узбекскими ханами из династии Шейбанидов.

Распад Золотой Орды

В свою очередь, распалась и Золотая Орда. После похода Тимура в конце XIV в. в Орде началась новая смута. Властители отдельных частей Орды повели борьбу за власть. Победителем оказался Едигей — бывший военачальник Тимура, повелитель племен, кочевавших между Волгой и Ликом (Уралом). В 1399 г. в битве на реке Ворскле Едигей разгромил войска главного соперника Тохтамыша и его союзника литовского князя Витовта. Возведя на золотоордынский престол своего ставленника хана Шадибека (а после него другого номинального правителя), Едигей сосредоточил в своих руках фактическую власть в державе. На время ему удалось объединить и укрепить Орду, предпринять удачные военные экспедиции. В 1406 г. войско Едигея захватило Хорезм, в 1408 г. — совершило поход на Русь, осадило Москву и взяло с нее выкуп, разорило Нижний Новгород, Серпухов, Рязань и еще несколько русских городов.

Объединение Золотой Орды, осуществленное Едигеем, оказалось последним. В 1410 г. началась новая смута; Едигей был изгнан и спустя несколько лет убит. В первой половине XV в. Орда распалась окончательно. Номинальным преемником явилась так называемая Большая Орда — татарское государство в Северном Причерноморье и Нижнем Поволжье. Она обладала многочисленным войском, а ее ханы в продолжение традиций Золотой Орды считали русских князей своими вассалами и требовали от них дани — «выхода». Другим крупным объединением кочевников стала Ногайская Орда (известная также как Мангытский Юрт), во главе которой стояли потомки Едигея, а столицей являлся город Сарайчук на Нижнем Урале.

В конце 30-х годов XV в. образовалось Казанское ханство — позднесредневековое государство в Среднем Поволжье, фактический преемник Волжской Булгарин. На территории ханства жили предки современных поволжских народов — татар, башкир, чувашей, марийцев, удмуртов и мордвы. В Западной Сибири, в бассейнах Оби и Иртыша, возникло крупное, но сравнительно малонаселенное Сибирское ханство. В 40-е годы XV в. появилось Крымское ханство со столицей в Бахчисарае. Оно включало в себя, помимо Крыма, другие земли в Приазовье и Северном Причерноморье (нынешние север Краснодарского края и юг Украины). В конце XV в. крымский хан Менгли-Гирей разгромил войска Большой Орды и сделал ее вассалом Крыма, а в начале следующего столетия положил конец ее существованию.

Примерно в середине XV в. в низовьях Волги образовалось Астраханское ханство. Поначалу оно признавало верховенство Большой Орды, после ее падения обрело номинальную самостоятельность, но фактически зависело от сильных соседей — Ногайской Орды, Крымского ханства, а несколько позже от Московской Руси.

Государственные образования на развалинах Золотой Орды

По части социального уклада и культуры позднесредневековые татарские государства многое унаследовали от Золотой Орды периода ее расцвета (XIV в.). Как и в Золотой Орде, значительную часть населения ханств составляли скотоводы-кочевники; в то же время имелось городское и сельское оседлое население. Далее, сохранялись военные традиции монголо-татар и прежде всего организация, вооружение и тактика главной силы татарских войск — конницы. Сохранялись и традиции в отношении торговли, продолжали действовать древние торговые пути. Преемственность соблюдалась и в вопросах вероисповедания. Государственной религией во всех татарских ханствах был ислам; при этом имелось и немало жителей, исповедующих другие религии — христианство (особенно православное), буддизм и язычество.

Помимо сходства, между ханствами имелись и различия, обусловленные неодинаковым уровнем общественного развития, спецификой природных условий, разнообразием местных обычаев. Например, в то время как в Казанском ханстве проживало значительное число оседлого населения, в Ногайской Орде почти все жители являлись кочевниками. Если в Казанском и Крымском ханствах существовало немало многонаселенных и развитых городов, то в Ногайской орде был только один крупный город — Сарайчук, а в Сибирском ханстве преобладали небольшие укрепленные поселения — «городки».

В отношении политического устройства у татарских государств наличествовало немало сходных черт, многие из которых были унаследованы от Золотой Орды. Во главе каждого из государств стоял хан — правитель и верховный землевладелец. Хану помогал верховный советник — своего рода премьер-министр: в Ногайской Орде он назывался беклар-беги, в Сибирском ханстве — карача, в Крымском — калга султан. При хане имелся совет — «диван». Нередко реальная власть находилась в руках советников, которые использовали ханов как послушных исполнителей их воли. Далее, для обсуждения особо важных вопросов созывались собрания представителей сословий. Во многих тюркских регионах такое собрание называлось курултаем. В Крымском ханстве оно имело название «Большой диван»; в русских источниках подобные съезды татар именовались «Вся земля». В административном отношении ханства делились на уделы — улусы, в значительной степени самостоятельные, которыми управляли должностные лица из числа знати — мурзы, беи.

Располагая достаточно сильными воинскими силами, ханы вели активную внешнюю политику, нередко вторгались в сопредельные земли. Так, казанцы дважды, в 1439 и в 1444–1445 гг., совершали походы на Москву. Во время второго похода был захвачен в плен великий князь Василий III, татары получили от Руси огромную денежную сумму в виде выкупа и дани. Вместе с тем (и это тоже было в своем роде продолжением золотоордынских традиций) татары подчас выступали союзниками русских. Так, в начале 80-х годов XV в. крымский хан Менгли-Гирей в качестве союзника Ивана III совершил поход в польские владения.

И все же позднесредневековые татарские ханства обладали далеко не таким могуществом, как когда-то Золотая Орда. Ханства были разобщены, их военные и хозяйственные ресурсы ограниченны. Иным стало и восприятие татар: они уже не вызывали панического страха у соседей; опыт показал, что с татарами можно успешно бороться. К тому же многое изменилось в военном деле: вошла в употребление артиллерия, возросла роль пехоты (вооруженной, среди прочего, огнестрельным оружием), значительно усовершенствовались крепости. В этих условиях главная сила татар — конница, являлась уже не столь эффективной. Усиление соседей, особенно Московской Руси, изменило соотношение сил и, в конечном счете, привело к ликвидации независимости татарских государств. Большинство ханств уже в XVI в. были завоеваны Московской Русью и вошли в ее состав.

Османы: потрясения начала XV века и возрождение Османского государства

Разгромив османскую армию Баязида I в битве под Анкарой и взяв в плен самого султана, правитель Самарканда Тимур восстановил самостоятельность анатолийских бейликов, собственно же османские владения разделил между четырьмя сыновьями Баязида. В политическом отношении Анатолия оказалась отброшена на 50 лет назад. Армия Тимура огнем и мечом прошла Малую Азию, опустошив целые районы, разрушив многие города, уничтожив тысячи жителей. На западе полуострова Тимур отвоевал у рыцарей Родоса г. Измир, далее же в христианские области не продвигался. Балканские владения османских султанов нашествием Тимура затронуты не были.

В марте 1403 г. армия Тимура покинула Малую Азию. Страна вернулась к своим собственным проблемам. Миграционная волна, связанная с нашествием Тимура, была несравненно слабее двух предыдущих (в XI и XIII вв.), наблюдался даже некоторый отток кочевого населения из Малой Азии, а часть городских жителей, в частности ремесленников Измира, армия Тимура насильственно увела в район Самарканда. Многие тюркские племена в это время переселились в Румелию (т. е. европейскую часть османских владений).

Из восстановленных Тимуром анатолийских бейликов наибольшую жизнеспособность проявил бейлик Караманов. Остальные же самостоятельной роли в истории Малой Азии так и не сыграли. На востоке полуострова начали формироваться новые государственные образования кочевых тюркских племен, на первых порах, однако, обращавшие свое внимание не на Анатолию, а на иранские и закавказские области. Главная борьба за власть развернулась между османскими принцами, сыновьями Баязида. На первых порах выдвинулся Сулейман, получивший от Тимура европейские владения отца. Затем в 1410 г. его власть была свергнута другим братом — Мусой, продержавшимся на троне в Эдирне три года, и, наконец, в 1413 г. утвердился Мехмед I (1413–1421). Показательно, что борьба шла за установление господства того или иного претендента прежде всего в европейских районах османского государства. Следовательно, именно они и стали главной опорой османской власти.

Нашествие Тимура и длительная борьба сыновей Баязида за власть обострили тот социальный кризис османского общества, истоки которого были связаны с быстрыми темпами складывания нового государства, характерными для предшествовавшего периода. В стране рос новый господствующий класс, а так как государство формировалось в результате завоеваний, то он представлял собой прежде всего военное сословие. Главную роль начинают играть воины-кавалеристы (сипахи), которые за службу получали «тимары», т. е. приобщались к эксплуатации земледельческого населения завоеванных стран. Резкое увеличение численности владельцев тимаров стало возможным после завоевания новых земель на Балканах, а их условный характер (обязанность нести военную службу) усиливал власть султанов, выступавших жалователями этих «кормлений». Формирование тимарной кавалерии затрагивало интересы рядовых кочевников и земледельцев, ранее составлявших племенное ополчение. Их начинают использовать лишь в качестве вспомогательного войска и все более пытаются низвести до уровня обычного податного сословия. Недовольство назревало и у представителей старых семей беев-завоевателей, некогда соперничавших с самими османскими султанами и теперь еще сохранявших свои самостоятельные владения в балканских районах. Они и их небольшие военные силы становились ненужными султанам. Эти социальные противоречия сделали столь ожесточенной и длительной борьбу сыновей Баязида, так как позволяли им в борьбе за трон опираться на различные соперничавшие между собой группы османского общества.

Общинно-племенные низы и старые беи зачастую выступали вместе, противясь становлению тимарных отношений, причем эти выступления не только происходили в поддержку того или иного сына султана, но и выдвигали своих самозванных претендентов на трон (в 1414, 1415, 1421 гг.). В 1416 г. их недовольство вылилось в крупное самостоятельное восстание, идеологом которого стал суфийский шейх Бедреддин Симави (1358–1416). Религиозно-философские взгляды этого теолога сформировались после нескольких лет странствий по странам Ближнего Востока, знакомства с жизнью кочевых племен, христиан Османского государства и некоторых христианских стран. В них сочетались элементы исламской мистики, шиитских мессианских надежд и некоторые христианские идеи. Шейх пользовался большим авторитетом, который внушали массам его аскетическая жизнь и ореол справедливого государственного деятеля, сложившийся в результате недолгой деятельности на посту верховного военного судьи при одном из побежденных затем сыновей Баязида — Мусе. Означенный шейх выступил с проповедями социальной и религиозной справедливости. У него были ученики, которые шли еще дальше, высказываясь за всеобщее равенство, некий «потребительский коммунизм». Идеи социального равенства они черпали в воспоминаниях и идеализации родоплеменного прошлого. Знаменательно, что эти идеи сочетались с идеями христианско-мусульманского союза. С большим напряжением сил султанским властям удалось разгромить восстание. После этого для христианского населения Османского государства исчезла последняя надежда на какое-то уравнение его в правах с завоевателями и на совместное участие в создании нового государства.

Султанское окружение всячески способствовало распространению тимарной системы и тем самым расширению социальной базы султанской власти. Этой же цели служило и усиление роли и изменение способа формирования султанской гвардии — янычар.

Впервые, как уже говорилось, армейское подразделение янычар появилось еще при Орхане. Специфика янычарского корпуса состояла в том, что он формировался из рабов. Вначале в буквальном смысле — из купленных невольников и военнопленных, а затем (и это с XV в. стало основным принципом комплектации) по особому набору «девширме». Суть его состояла в том, что у немусульманского населения Османского государства принудительно отбирали мальчиков 8-18 лет, которые никогда больше не должны были видеть свои семьи. Их обращали в ислам и раздавали в турецкие семьи разного социального положения и материального достатка (представителей знати, ремесленников, крестьян), чтобы «обучить турецкому языку и рабскому служению». Затем их через несколько лет снова собирали и помещали в специальную школу при султанском дворе, где подготавливали к несению военной службы. Эти воины жили в казармах, им запрещалось жениться и заниматься какой-либо иной профессией. Кроме янычар (пеших воинов) по такому же принципу создавались отряды кавалерии, пушкарей и других видов воинов, всех их называли капыкулу (доел, «рабы [августейшего] порога»). Это было хорошо обученное войско, зависевшее лишь от султана, от которого оно получало жалованье, экипировку и пропитание. Любопытно, что важнейшим символом корпуса считался котел. Его как знамя несли впереди во время праздника, а в знак недовольства или мятежа перевертывали котел, символизируя тем самым отказ от выполнения своих обязанностей и султанского кормления. Такое войско, не имеющее родственных связей в османском обществе, было предано лишь лично султану.

Еще при Баязиде I отдельных «капыкулу» начали использовать не только для армейских нужд, но и в государственном и дворцовом управлении. В течение первой половины XV в. к выходцам из этой среды перешли все главные должности в управленческом аппарате государства.

К середине 20-х годов XV в. османы сумели снова подчинить себе бейлики Западной Анатолии, а также отвоевать у Византии и Венеции территории, которые им удалось присоединить к своим владениям в период османских усобиц. В Анатолии главным соперником османских султанов, как и в XIV в., оставался бейлик Караманов, в Европе — византийский император. Османы совершают новые военные экспедиции в Боснию, Герцеговину, Сербию и Северную Грецию. Активное сопротивление османской экспансии сумели оказать лишь трансильванский воевода, а затем правитель Венгрии Янош Хуньяди (1440–1467) и албанский лидер Скандербег (Георг Кастриоти), возглавивший борьбу албанцев против турок (1443–1468). Неудачным оказался новый крестовый поход, организованный папой Евгением IV. Поход этот должен был послужить поддержкой заключенной в 1439 г. Флорентийской унии, объединившей под главенством папы Православную и Римско-католическую церкви, на которую византийский император Иоанн VII Палеолог и высшее духовенство Православной церкви пошли в надежде ценой подчинения папе в церковном отношении добиться помощи против турок. Знаменательно, что во время этого похода Хуньяди не удалось побудить к активному выступлению совместно с крестоносной армией балканские народы, активно поддерживавшие венгерского полководца в его более ранних антитурецких действиях. Причиной этого было поведение самих крестоносцев, которые разрушали христианские православные храмы, грабили население. Крестоносцы были разбиты под Варной в ноябре 1444 г. Через четыре года (в октябре 1448 г.) потерпел поражение и Янош Хуньяди. Соотношение сил в Юго-Восточной Европе явно склонялось в пользу Османского государства. Эти две катастрофы имели большой резонанс в Европе. Там стали распространяться пессимистические настроения о невозможности изгнания турок из Европы. В тылу османских владений небольшим анклавом оставалась лишь Византия.

Сокрушить Византию и взять ее столицу Константинополь было вожделенной мечтой мусульманских завоевателей еще со времен арабо-византийских войн. Константинополь считался «Красным яблоком», сорвать которое служило главной целью «священных войн с неверными». Позднее такими же вожделенными «Красными яблоками» (Кызыл хэльма) объявлялись Вена и даже Рим, куда султаны при своем вступлении на трон клялись янычарам привести их своей завоевательной деятельностью.

Османское государство в XIV–XV вв.

Крепость Румелихисар, Стамбул. 1451 г.

Взять Константинополь, оказавшийся к этому времени отрезанным от остального христианского мира, выпало на долю османского султана Мехмеда II (1451–1481), вошедшего в историю с прозвищем «Фатих» (Завоеватель).

Подготовку к взятию Константинополя Мехмед II начал с сооружения крепости Румелихисар (1451 г.) на европейском берегу самого узкого места Босфора. Этим он взял под контроль снабжение города. 6 апреля 1453 г. началась осада. Среди защитников византийской столицы не было единства. Готовность византийского императора идти на уступки римскому папе в церковных вопросах, чтобы получить помощь католического мира, встречала резкое противодействие местного населения. Широко известно заявление одного из знатных константинопольцев, командующего византийским флотом Луки Нотары: «Уж лучше видеть в центре города чалму турецкого султана, чем папскую тиару». Но несмотря на это и на отсутствие какой-либо реальной помощи от других стран, жители Константинополя почти пятьдесят дней героически противостояли явно превосходящим силам Мехмеда II. Среди осаждавших уже раздавались голоса о необходимости снятия осады, о якобы приближавшемся венецианском флоте, который спешил на помощь осажденным, и т. п. Однако решительный штурм города принес победу туркам: 29 мая 1453 г. Константинополь пал и был на три дня отдан армии на разграбление. Султан тогда объявил своим воинам: «Сокровища и пленные пусть будут вашей добычей», мне же нужны лишь «здания и стены города». Было уничтожено огромное количество икон и других памятников искусства, драгоценной церковной утвари, старых книг и архивных документов. И хотя в руки турок не попало и половины того, что захватили и уничтожили крестоносцы при взятии Константинополя в 1204 г., но богатства и на этот раз были захвачены огромные, а ущерб, нанесенный культурному наследию, оказался невосполнимым.

Константинополь был переименован в Стамбул (турец. Истанбул) и стал столицей османов. Население его полностью обновилось, причем новые правители переселяли сюда не только турок, но и греков, армян, евреев из различных городов Анатолии и Балкан. Новым жителям предоставляли дома, покинутые прежними обитателями, большая часть которых была уничтожена или продана в рабство. Теперь же завозили новых ремесленников и торговцев. Их селили кварталами, отличавшимися друг от друга по роду занятий их жителей, а зачастую и по этнорелигиозному принципу. Новое население Стамбула представляло собой сложный конгломерат различных конфессиональных групп и народностей. Главенствующую роль в городе стали играть мусульмане. Многие церкви, в том числе и Св. София, были превращены в мечети. Для султана с 1466 г. в Стамбуле строится новый дворцовый комплекс, раскинувшийся там, где некогда находился древний акрополь Константинополя.

С завоеванием Константинополя была предрешена судьба всего Балканского полуострова. В 1454–1459 гг. была окончательно покорена Сербия. Поражение турецких войск под Белградом в 1456 г., нанесенное Яношем Хуньяди, на некоторое время отсрочило ее окончательное порабощение, но не могло остановить османской агрессии. В 1456 г. начала платить дань Молдавия, в 1460 г. был завоеван Пелопоннес, в 1463 г. подчинилась Босния. В 1476 г. Валахия превращается в вассальное государство, в 1478–1479 гг. было сломлено сопротивление Албании. После войны с Венецией (1463–1479) османы захватили острова Эгейского моря. Турецкая угроза становится реальной для Южной, Центральной и Восточной Европы. Набеги акынджи докатывались до Штирии и Каринтии. В 1480 г. турецкие войска высадились на побережье Италии, где захватили г. Отранто, однако не сумели там закрепиться. Наряду с главным направлением экспансии, нацеленным на Италию и Центральную Европу, османы покорили тогда греко-лазскую Трапезундскую империю (1461 г.), установили свой сюзеренитет над Крымом (1475 г.).

После завоевания Константинополя возрос международный престиж османских султанов, что было признано как в мусульманском мире, так и в Европе. Начиная с Мехмеда II османские султаны сами стали смотреть на себя как на наследников византийских императоров и тем обосновывали свои претензии на власть над всем христианским миром. Даже в титулатуре османских султанов, которую приняли они сами и их подданные, появился термин кайсер-и Рум, т. е. (восточно) — римский император. Изменяют тон в отношении османских султанов и европейские страны, признавая их императорское достоинство. В исторической литературе для периода после 1453 г. к османскому государству применяется название Османская империя.

Русь во второй половине XIV–XV веке. Формирование Московского государства

К середине XIV столетия в Северо-Восточной Руси на первенствующие позиции выдвинулось княжество Московское. Князья Иван Данилович Калита и его сын Семен Иванович являлись одновременно великими князьями Владимирскими, т. е. главными в Северо-Восточной Руси, а формально «старейшими» (именно они имели право именоваться «великими князьями всея Руси»).

Борьба за великое княжение

Преемником Семена в качестве московского князя и великого князя Владимирского стал его брат Иван Иванович, чье правление оказалось недолгим — он умер в ноябре 1359 г. Судьба великого княжения, как и прежде, решалась тогдашним верховным сюзереном Руси — ханом Орды, где в это время началась междоусобная борьба и сменилось несколько ханов. Когда ко двору только что взошедшего на престол хана прибыли русские князья, правитель Орды предпочел новому московскому князю девятилетнему сыну Ивана Ивановича Дмитрию нижегородского князя Андрея Константиновича. Тот, однако, отказался от ярлыка в пользу своего младшего брата Дмитрия, суздальского князя; последний и занял летом 1360 г. владимирский стол.

Потеря великого княжения означала, что из-под власти московского князя уходит обширная территория великого княжества Владимирского с городами Владимиром, Переяславлем, Костромой, Юрьевом-Польским, Дмитровом и Ярополчем. Фактически владения князей московского дома возвращались почти к границам 1327 г. — времени до получения Иваном Калитой ярлыка на великое княжение.

Однако тридцатилетний период (с 1328 г.), в течение которого великое княжение сохранялось за московскими князьями, не прошел даром. Традиционная монгольская политика недопущения чрезмерного усиления кого-либо из вассальных правителей в данном случае дала сбой. И попытка Орды на рубеже 50-60-х годов XIV в. изменить соотношение сил в Северо-Восточной Руси не удалась как из-за накопленного к этому времени Москвой потенциала, так и по причинам обострения ситуации в самой Орде. Уже в 1362 г., воспользовавшись наличием в ней нескольких противоборствующих правителей, москвичи сумели получить ярлык на великое княжение для Дмитрия Ивановича. Попытка Дмитрия Константиновича, заручившись собственным новым ярлыком, вернуться в начале 1363 г. на владимирский стол была пресечена военной силой. Таким образом, в течение трех лет Москва восстановила позиции, существовавшие при Иване Ивановиче; более того, остававшаяся до этого суверенной половина Ростовского княжества, а также княжество Стародубское вошли в состав великого княжества Владимирского.

В конце 60-х годов XIV в., когда Дмитрий повзрослел, москвичи начали наступление на противящегося московской воле тверского князя Михаила Александровича. Михаил привлек тогда на свою сторону великого князя Литовского Ольгерда, женатого на его сестре, а также попытался заручиться поддержкой эмира (по-русски — князя) Мамая, ставшего к этому времени правителем западной части Орды (к западу от Волги). В 1371 г. Мамай от имени своего марионеточного хана выдал Михаилу ярлык на великое княжение, но в том же году Дмитрий Московский приехал в Орду и ценой богатых даров сумел получить ярлык на свое имя. Ольгерд же совершил три похода на Москву (в 1368, 1370 и 1372 гг.), но успеха достичь не смог и по договору лета 1372 г. признал великое княжение Владимирское «отчиной», т. е. наследственным владением, Дмитрия, отказавшись от поддержки Михаила Тверского.

В 1374 г. началось обострение отношений Дмитрия Ивановича с Мамаем, переросшее в шестилетнюю войну. Впервые русское княжество вступило в открытую конфронтацию с Ордой. Но противоборство с Мамаем не колебало ставшее традиционным представление о законности власти хана Орды, «царя», над Русью. Здесь расценивали ситуацию, при которой реальная власть в Орде находилась в руках не хана, а временщика, как нарушение нормы. Соответственно и борьба с Мамаем рассматривалась как выступление против незаконного правителя.

В этой ситуации Михаил Александрович Тверской вновь предъявил претензии на великое княжение Владимирское и в 1375 г. получил ярлык на него от Мамая. В ответ на Тверь двинулось огромное войско во главе с Дмитрием Ивановичем Московским. В него входили отряды со всей Северо-Восточной Руси, а также из некоторых княжеств Черниговской и Смоленской земель и новгородцы. Михаил Тверской вынужден был капитулировать, признав себя «молодшим братом» (т. е. вассалом) Дмитрия, а великое княжение — его «отчиной».

Мамай ответил на это ударами по владениям московских союзников — нижегородского и новосильского князей. В 1377 г. его войска нанесли поражение рати, состоявшей из нижегородских и московских полков, на р. Пьяне. В 1378 г. временщик послал войско во главе с Бегичем на саму Москву, но Дмитрий разгромил его на р. Воже, в пределах Рязанской земли. Кульминации противостояние достигло в 1380 г. Мамай собрался в поход на Москву, заключив союз с великим князем Литовским Ягайло Ольгердовичем. Но Дмитрий Иванович во главе соединенного войска княжеств Северо-Восточной Руси (а также отрядов из некоторых княжеств Смоленской и Черниговской земель), желая предупредить соединение сил противников, вышел на ордынскую территорию. 8 сентября 1380 г. в верховьях Дона на Куликовом поле состоялась решающая битва, в которой войско Мамая было полностью разгромлено.

«Сказание о Мамаевом побоище», памятник древнерусской литературы XV в., сообщает, что сражение началось с поединка двух бойцов: «Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда выехал злой печенег из большого войска татарского, перед всеми доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу: пяти сажен высота его и трех сажен ширина его. И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: “Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!” И был на голове его шлем, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. И сказал: “Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли бога за меня! Чаду моему Якову — мир и благословение!” — бросился на печенега и добавил: “Игумен Сергий, помоги мне молитвою!” Печенег же устремился навстречу ему, и христиане все воскликнули: “Боже, помоги рабу своему!” И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними, и свалились оба с коней на землю и скончались».

Таким образом, Дмитрий Донской не позволил Мамаю восстановить власть над русскими землями. Но другим, невольным результатом Куликовской победы стало восстановление единства Орды — власть в ней захватил хан Тохтамыш (накануне Куликовской битвы владевший только восточной — к востоку от Волги — частью улуса Джучи). Он был, в отличие от Мамая, законным правителем (потомком Чингисхана), и в Москве признали его верховенство. Однако Дмитрий не спешил возобновлять выплату дани. Следствием этого стал поход Тохтамыша на Москву 1382 г.

Дмитрий Донской не был готов к еще одному генеральному сражению, и Тохтамышу удалось захватить и разорить Москву, которую великий князь оставил. Однако полной победы хан одержать не сумел, быстро покинул русские пределы, после чего сам начал переговоры с Дмитрием. Они завершились компромиссом: Москва возобновляла выплату дани, а Тохтамыш сохранил великое княжение (на которое стал вновь претендовать Михаил Александрович Тверской) за Дмитрием Донским. Более того, хан признал великое княжение Владимирское наследственным достоянием московского княжеского дома (чего не делали его предшественники); в качестве компенсации тверскому князю его владения (вместе с другими сохранявшими суверенитет политическими образованиями Северо-Востока Руси — Нижегородско-Суздальским и Ярославским княжествами) выводились из-под верховной власти великого князя Владимирского. Тем самым старая система, при которой великим князем становился один из князей Северо-Восточной Руси, получавший определенные властные прерогативы в отношении остальных правителей, прекращала свое существование. Территория великого княжества Владимирского закреплялась за московскими князьями, они приобретали таким образом наследственный номинальный статус «великих князей всея Руси», но при этом другие княжества становились самостоятельными.

Дмитрий Донской в течение всей своей деятельности преследовал цель превратить великое княжество Владимирское из предмета регулируемых Ордой притязаний правителей разных княжеств Северо-Восточной Руси в свое наследственное владение, объединить его с Московским княжеством в единое государство. В 1372 г. ему удалось добиться признания этого Литвой, в 1375 — Тверью. В 1383 г. Дмитрий сумел получить санкцию на превращение великого княжения в «отчину» московской династии от сюзерена — хана Орды. Московскому князю удалось, таким образом, обернуть военное поражение крупнейшей политической победой. В результате в своем завещании, написанном незадолго до смерти (наступившей 19 мая 1389 г.). Дмитрий первым из московских князей передает своему сыну Василию власть не только над Московским княжеством, но и над великим Владимирским. Их объединение заложило основу государственной территории будущей России.

Изменение политической карты Руси. Преобладание Москвы

В конце XIV в. политическая карта русских земель очень сильно отличалась от той, которая наблюдалась столетием раньше и тем более до Батыева нашествия. Литовское государство, возникшее в первой половине XIII в. на землях литовских племен аукшайтов и жемайтов, воспользовавшись ослаблением западных и южных русских земель, сумело в течение второй половины XIII–XIV в. во много раз увеличить за их счет свою территорию. В его составе оказались Полоцкая, Пинская, Волынская, Киевская и Переяславская земли, большая часть Черниговской и часть Смоленской. Галицкая земля попала в состав Польского королевства. В то же время в Северо-Восточной Руси в XIV в. возникает такой центр объединения русских земель, как Москва. В состав владений московских князей к концу правления Дмитрия Донского входила большая часть бывшей Суздальской земли. Помимо присоединений, осуществленных его предшественниками, Дмитрий ликвидировал самостоятельность Ростовского и Стародубского княжеств (чьи правители превратились в его «служебных» князей). Независимыми в Северо-Восточной Руси оставались теперь только Тверское, Суздальско-Нижегородское и Ярославское княжества. Кроме того, при Дмитрии к московским владением были присоединены Ржевское княжество (часть Смоленской земли, ранее захваченная Литвой), Калуга (из состава бывшей Черниговской земли), а также Мещера (территория между Рязанским и Муромским княжествами с этнически смешанным славянским, угро-финским и отчасти татарским населением). Рязанская и Муромская земли признавали политическое верховенство Москвы. Новгородская земля признавала сюзеренитет великого князя Московского и Владимирского, а Псковская земля колебалась в ориентации между Москвой и Литвой. Таким образом, от существовавшей в домонгольский период системы земель, управляемых определенными княжескими ветвями, почти ничего не осталось; теперь на восточнославянской территории доминировали два крупных государства — Великое княжество Литовское и Московское великое княжество.

С исчезновением старой политической структуры уходила в прошлое и единая этническая общность под названием русь (так называемая «древнерусская народность»). На территории Северо-Восточной и Северо-Западной Руси начинается складывание русской (великорусской) народности, на землях же, вошедших в состав Литвы и Польши, — украинской и белорусской народностей. При этом этноним и хороним «Русь» продолжал применяться на всей восточнославянской территории. Если в домонгольский период он обозначал либо совокупность русских земель в целом, либо «Русскую землю» в Среднем Поднепровье (Киевское княжество с Переяславским и частью Черниговского), то во второй половине XIII–XIV в. в разных частях Руси обозначилась тенденция прилагать это название к своей земле. Так, в XIV столетии в Северо-Восточной Руси стали называть «Русской землей» территории, на которые распространялась власть великого князя Владимирского, т. е. Суздальскую землю вкупе с Новгородской.

Сын Дмитрия Донского Василий I (1389–1425) стал первым великим князем Владимирским, который взошел на престол без того, чтобы по смерти предшественника лично съездить за ярлыком в Орду. Правители других княжеств теперь больше не могли претендовать на великое княжение. А уже через три года после вокняжения Василию Дмитриевичу удалось существенно расширить пределы московских владений.

Феофан Грек. Успение Богоматери. Конец XIV в. Государственная Третьяковская галерея. Москва

Летом 1392 г. Василий отправился в Орду к Тохтамышу. Хан годом ранее понес поражение от монгольского правителя Средней Азии Тимура (Тамерлана) и остро нуждался в средствах. Щедрые дары Василия привели к тому, что Тохтамыш пожаловал московскому князю Нижний Новгород, Муром, Мещеру и Тарусу. Таким образом, под власть Москвы отходила огромная территория в Среднем Поволжье и Поочье: Нижегородское княжество — одно из крупнейших в Северо-Восточной Руси, Муромское — с середины XIV в. зависимое от Москвы, но сохранявшее формальную самостоятельность, Мещера, которой владел уже Дмитрий Донской, но как «куплей» (у местных князей), без ханского ярлыка, и Тарусское княжество — одно из верховских (верхнеокских) княжеств Черниговской земли. Однако статус каждого из этих княжеств после 1392 г. был неодинаков.

Нижегородское княжество с 1341 г., когда хан Узбек выделил его из Владимирского великого княжества и отдал суздальскому князю Константину Васильевичу, составляло единое политическое целое с Суздальским княжеством. Ярлык на Нижний Новгород, полученный Василием I, давал московским князьям право быть верховными распорядителями всего бывшего Нижегородско-Суздальского княжества. Собственно Нижний Новгород и прилегающая к нему территория перешли непосредственно под власть великого князя, а Городец-на-Волге (до 1404 г.) и Суздаль были оставлены местным князьям, перешедшим в статус князей «служебных»; их владельческие права теперь регулировались великим князем. Не все представители суздальско-нижегородского княжеского дома согласились с новым положением дел — некоторые из них пытались с ордынской помощью вернуть себе самостоятельность. И после похода на Москву правителя Орды Едигея в 1408 г. Нижний Новгород вернулся под власть местных князей, но был вновь отвоеван Москвой семь лет спустя — в 1415 г.

Муромское княжество в 1392 г. сразу же целиком стало великокняжеским владением. Мещеру же в Орде рассматривали не в одном ряду с русскими княжествами — в силу этнически смешанного характера ее населения и наличия там князей татарского происхождения. Ярлык на Мещеру не предоставлял Василию I права наследственного владения, он требовал подтверждения при смене великого князя. Только после ликвидации зависимости от Орды при Иване III московский князь смог передать Мещеру по наследству.

Что касается Тарусы, то местные князья, как и нижегородско-суздальские, перешли в разряд «служебных князей» Василия I, сохранив за собой большую часть своих владений, в том числе стольные города Тарусу и Оболенск. Великий князь взял в непосредственное владение южную и восточную (т. е. пограничные) части Тарусского княжества. Переход в статус служебных князей был выгоден местным правителям, так как отныне великий князь брал на себя выплату «выхода» в Орду, был обязан защищать их земли от тех же татар, Литвы или других русских князей.

Во второй половине 90-х годов XIV в., после нового разгрома Тохтамыша Тимуром (1395 г.), в Орде разгорается смута. В результате реальная власть оказалась в руках эмира Едигея, менявшего (подобно тому, как это делал прежде Мамай) ханов по своему усмотрению. Первым таким «царем» был Тимур-Кутлук (1396–1400 гг.). Главную задачу он и Едигей видели в борьбе с Тохтамышем, получившим поддержку великого князя Литовского Витовта (на чьей дочери Софье был женат Василий I). Решающая битва произошла на р. Ворскле 12 августа 1399 г.: Витовт и Тохтамыш были в ней разгромлены.

Со времени падения Тохтамыша Василий I перестал поддерживать сношения с Ордой и платить в нее дань; более того, в ответ на попытку одного из князей суздальско-нижегородского дома захватить Нижний Новгород с ордынской помощью московские войска во главе с братом Василия I Юрием Дмитриевичем зимой 1399–1400 гг. совершили поход в глубь ордынских владений, разорив Среднее Поволжье (бывшие земли Волжской Булгарин). В 1403 г. контакты с Ордой были возобновлены, однако без выплаты дани. Фактически это означало непризнание зависимости в условиях, когда реальная власть в Орде, как и во времена Мамая, принадлежала временщику, а не природному «царю». При этом московский князь действовал осторожно, стремился не обострять ситуацию.

И все же результатом такой политики стал поход на Москву Едигея в 1408 г. Войска правителя Орды взяли город в осаду, Василий I уехал из столицы, оставив руководить обороной своего двоюродного дядю, героя Куликовской битвы Владимира Андреевича Серпуховского, и своих братьев Андрея и Петра. Вскоре, получив весть о попытке свержения в Орде сыном Тохтамыша своего марионеточного хана, Едигей ушел от Москвы.

Поход Едигея не прекратил конфронтацию с Ордой: пока временщик находился у власти (до 1411 г., а затем, после его возвращения к ней, с 1414 по 1419 г.), не только не выплачивалась дань, но сохранялось состояние войны: велись военные действия против князей суздальско-нижегородского дома, пытавшихся с помощью Едигея удержать за собой свою «отчину» — Нижний Новгород.

Усобицы в великом княжестве Московском

Василий I был намерен закрепить престол за своим единственным сыном — Василием Васильевичем, родившемся в 1415 г. Но у великого князя оставалось еще четверо родных братьев. По древней русской норме наследования права братьев были предпочтительнее, чем права сыновей. Чтобы обеспечить переход великого княжения к Василию Васильевичу, Василий I заручился поддержкой митрополита Фотия и своего тестя, великого князя Литовского Витовта, которому наследник московского стола приходился по матери родным внуком (причем единственным). Фотий и Витовт стали гарантами завещания Василия I, в котором он передавал великое княжение своему сыну. Кроме того, Василий Дмитриевич получил от хана Улуг-Мухаммеда, пользовавшегося в борьбе со своими соперниками в Орде поддержкой Витовта, ярлык на великое княжение для сына при собственной жизни. Но все эти меры не помогли: после кончины Василия I (1425 г.) в Московском великом княжестве началась затяжная усобица.

После вступления на престол Василия II Васильевича (1425–1453) на престол у него сразу же разгорелся конфликт со старшим из дядьев Юрием Дмитриевичем, князем Звенигородским и Галицким, считавшим, что власть должна перейти к нему. В результате посредничества митрополита Фотия Юрий на время отказался от борьбы за великое княжение, но стороны договорились вынести спор на суд «царя», т. е. ордынского хана.

В Орду Василий и Юрий отправились только в 1431 г. До этого планам Юрия по оспариванию престола у племянника мешала позиция Фотия и деда Василия II могущественного Витовта. Но в 1430 г. умирает великий князь Литовский, а летом 1431 г. — митрополит всея Руси. В этой ситуации Юрий Дмитриевич рассчитывал на успех в борьбе за великое княжение. Но ханский престол занимал тогда Улуг-Мухаммед, выдавший ярлык Василию Васильевичу при жизни его отца. Склонился он на сторону молодого великого князя и на сей раз, отдав предпочтение ему.

Однако ханское решение не прекратило борьбы между племянником и дядей. Она возобновилась сразу после их возвращения на Русь в 1432 г. Юрий Дмитриевич в 1433 г. захватил великокняжеский престол, затем под давлением московской знати уступил его племяннику, но в 1434 г. вновь разбил Василия и вокняжился в Москве. Однако вскоре Юрий умер, и Василий Васильевич уже с полным правом занял великокняжеский стол. Однако против него выступил старший сын Юрия Василий. Одолеть его удалось только в 1436 г. Василий Юрьевич был выведен из политической борьбы, но оппозицию Василию II после этого возглавил другой двоюродный брат — Дмитрий Юрьевич Шемяка. Конфликты между ними сменялись периодами замирения, пока не наступил 1445 г. Тогда Василий II вынужден был вести военные действия против хана Улуг-Мухаммеда, к тому времени изгнанного соперниками из Орды и пытавшегося обосноваться в Нижнем Новгороде. Войска Василия II (к которым не присоединились полки Дмитрия Шемяки) потерпели поражение от сына Улуг-Мухаммеда под Суздалем, а сам великий князь попал в плен. Хан повел сначала переговоры с Шемякой о выдаче ему ярлыка на великое княжение, но в конце концов предпочел отпустить из плена Василия, обложив его огромным выкупом.

Обязательства великого князя татарам, ложившиеся тяжким бременем на население, стали поводом для заговора против него, возглавленного Дмитрием Шемякой. В феврале 1446 г. Василий II был схвачен и ослеплен. Шемяка отправил его вместе с семьей в ссылку в Углич, а затем в Вологду. Но вскоре многие московские служилые люди стали переходить на сторону бывшего великого князя. Он покинул место ссылки, найдя поддержку у тверского князя Бориса Александровича. В конце 1446 г. отряд сторонников Василия занял Москву. Дмитрий Шемяка вынужден был бежать за Волгу, в свой удельный центр Галич. Военные действия между соперниками продолжались еще несколько лет. В конце концов потерпевший поражение Шемяка бежал в Новгород Великий, где в 1453 г. был отравлен по приказу Василия II.

Междоусобная война ослабила внешнеполитические позиции Московского великого княжества. Были потеряны в пользу Литвы Козельск и на короткое время Ржев. Только в конце своего правления, когда власти Василия II уже ничего не угрожало, он сумел расширить московские владения, купив крупный массив рязанских земель на правом берегу Оки вплоть до верховьев Дона.

Правление Василия II пришлось на период, когда ордынские «замятни»-усобицы, в отличие от прежних времен, стали заканчиваться не временной консолидацией под властью того или иного сильного правителя, а складыванием на окраинных территориях Орды особых, практически независимых политических образований. В период его княжения возникли Казанское ханство (основанное Улуг-Мухаммедом), Крымское ханство, Ногайская Орда. «Центральная» часть, занимавшая пространство между Днепром и Волгой, в русских источниках начинает именоваться «Большей Ордой»; ее правитель формально считался сюзереном остальных ханов.

В правление Василия II русская церковь приобрела самостоятельность от Константинополя, стала автокефальной. Это произошло после того, как в конце 30-х годов XV в. константинопольский император и патриарх пошли на унию с Римом, надеясь на помощь католического Запада против наступавших на Византию турок; уния эта на Руси признана не была. В 1448 г. новый митрополит всея Руси Иона был избран по воле великого князя собором русских епископов.

Конец ордынского ига

При Василии II московский князь впервые начинает при жизни именоваться «царем», т. е императорским титулом. Первоначально этот титул по отношению к нему встречается в литературных произведениях той эпохи в связи с отказом великого князя от унии с Католической церковью. Но в начале 60-х годов, уже после гибели Византийской империи под ударами турок (1453 г.), глава русской церкви Иона называет Василия II «царем» уже вне связи с вопросом об унии церквей.

Таким образом, в середине XV в. делаются первые шаги на пути становления идеи о переходе к московским великим князьям царского достоинства от византийских императоров. Появление такой идеи было естественно, поскольку после падения Византии Московское великое княжество осталось единственным православным государством, представлявшим реальную силу (Болгария и Сербия пали к тому времени под ударами турок). Способствовало ее появлению и установление автокефалии русской церкви. Поставление ее главы, митрополита, зависело теперь только от воли великого князя, санкции константинопольского патриарха не требовалось; между тем верховенство в церковных делах считалось прерогативой только одного светского правителя — императора, «царя».

Идея о царском достоинстве московского великого князя неизбежно должна была прийти в противоречие с продолжавшимся признанием верховенства хана Орды (поскольку царь — правитель высшего ранга, полностью суверенный, он не может подчиняться другому царю).

После смерти Василия II (1462 г.) на престол вступил его старший сын 22-летний Иван. Уже на следующий год он присоединил (по договоренности с местными князьями) к московским владениям остававшееся формально самостоятельным Ярославское княжество. При этом великий князь не стал испрашивать ярлык на Ярославль у хана Большой Орды. Это вызвало ответную реакцию — в 1465 г. ордынский хан Махмуд двинулся походом на Москву. Но, находясь в верховьях Дона, он подвергся нападению со стороны соперника — крымского хана Хаджи-Гирея, был им разбит, и поход на Русь сорвался.

Следующим, и не имеющим аналогов по своим масштабам, стало присоединение Новгородской земли. Новгород со второй половины XIII в. признавал политическое верховенство великих князей Владимирских (т. е. в XV столетии фактически московских), но практически сохранял полную самостоятельность, являясь по сути боярской республикой. В 1470–1471 гг. часть новгородской знати склонилась к переходу под сюзеренитет великого князя Литовского (он же король Польши) Казимира IV. Тогда Иван III выступил в поход на Новгород и нанес новгородцам летом 1471 г. поражение на р. Шелони; по заключенному тогда мирному договору к великому князю отходили новгородские «части» Волока Дамского и Вологды, в остальном же договор соответствовал «старине». Ликвидация новгородской независимости произошла позже, в результате похода великого князя конца 1477 — начала 1478 г. Формальным поводом стал отказ новгородцев именовать великого князя не только «господином», но и «государем» (понятием, подразумевавшим более высокую степень зависимости). Поход окончился капитуляцией новгородского боярского правительства на условиях Ивана III, требовавшего, чтобы Новгород не отличался по своему положению от других составных частей его государства.

Одновременно с шагами по подчинению Новгорода происходило обретение Московским великим княжеством государственного суверенитета — освобождение от верховной власти хана Орды. Поражение, понесенное ханом Большой Орды Махмудом в 1465 г. от крымских татар, привело вскоре к захвату верховной власти его братом Ахматом. Москва продолжала в конце 60 — начале 70-х годов XV в. соблюдать отношения зависимости и отправлять в Орду дань. Но в 1472 г. Ахмат отправился в поход на Москву. Причиной этого послужило приведение Иваном III в покорность Новгорода (поскольку Ахмат поддерживал претензии на него Казимира IV).

29 июля хан с крупными силами подошел к г. Алексину на правом берегу Оки. Гарнизон Алексина оказал упорное сопротивление и задержал противника на два дня. Когда город был взят и сожжен, на левом берегу Оки появились московские войска. Попытка татар переправиться через реку была отбита. В ночь на 1 августа Ахмат поспешно отступил.

Именно после отражения похода 1472 г. Иван III перестал выплачивать дань и начал переговоры о союзе против Казимира и Ахмата с крымским ханом Менгли-Гиреем. Это означало фактически прекращение состояния зависимости от Большой Орды. Однако при этом московский князь стремился не обострять отношения с нею, рассчитывая оттянуть новое столкновение. В 1473–1475 гг. продолжался обмен послами с Ахматом. Но в 1476 г., когда пошел уже пятый год неуплаты дани, посол хана прибыл в Москву с требованием Ивану III явиться в Орду. Великий князь не поехал, и конфликт стал неизбежным. Памятуя о неудаче 1472 г., Ахмат не выступал во второй поход до 1480 г., пока не договорился о военном союзе с Литвой. Летом 1480 г. он наконец двинулся на Москву и произошло так называемое «стояние на Угре» — двухмесячное противостояние ордынского и московского войск на реке, отделявшей московские владения от литовских, противостояние, в ходе которого ни одна из сторон не предприняла решительных действий. Казимир IV так и не пришел на помощь Ахмату, и в начале ноября, с наступлением холодов, хан увел войска в степь.

Таким образом, фактическое прекращение отношений зависимости с Ордой произошло в 1472 г., после первого похода Ахмата на Москву. В 1480 г. имела место попытка хана восстановить власть над Московским великим княжеством, к тому времени уже не признаваемую. Поход хана был на сей раз основательнее подготовлен, но все равно не принес успеха. После отступления Ахмата и его скорой гибели (январь 1481 г.) в результате нападения сибирских татар и Ногайской Орды Большая Орда была уже не в силах претендовать на сюзеренитет.

Формирование Московского государства в XIV–XV вв.

Непризнание ордынской власти произошло в условиях, когда уже начала действовать идея перехода к московскому великому князю из павшей Византийской империи царского достоинства, несовместимого с подчинением ордынскому «царю». Таким образом, освобождение совершилось тогда, когда начала преодолеваться прочно укоренившаяся «ментальная установка» о законности верховной власти хана Орды над Русью, причем совершилось почти бескровно (хотя Орда в 70-е годы XV в. переживала последний всплеск своего военного могущества).

Большая Орда продолжала существовать еще два десятка лет под властью сыновей Ахмата. Иван III стремился нейтрализовывать ее путем сохранения союза с Менгли-Гиреем, врагом Ахматовичей. В конце концов в 1502 г. крымский хан окончательно разгромил Большую Орду и включил остатки ее населения в состав своих подданных.

После освобождения от ордынской зависимости расширение владений великого князя Московского продолжилось. В 1485 г. с политической карты исчезло последнее самостоятельное княжество Северо-Восточной Руси — Тверское, когда-то ярый соперник Московского в борьбе за первенство. Оно было присоединено силовым путем; поводом послужили сношения тверского князя Михаила Борисовича с Литвой.

Иван III еще с 60-х годов XV в. предпринимал действия, направленные на приведение в зависимость от Москвы восточного соседа — Казанского ханства, занимавшего территорию в Среднем Поволжье. В 1467–1469 гг. было осуществлено несколько походов на Казань с целью посадить там на царство одного из представителей местной династии — Касыма, находившегося на службе у московских великих князей со времен Василия II (ему был пожалован Городец Мещерский на Оке, позднее ставший называться Касимовым). Цель эту достигнуть тогда не удалось, но в 1487 г. московские войска взяли Казань, и там был посажен по воле Ивана III пасынок его союзника крымского хана Менгли-Гирея хан Мухаммед-Эмин.

С 1487 г. начались пограничные войны с Великим княжеством Литовским. В ходе них ряд князей Рюриковичей из черниговского дома, сохранявших свои владения в пределах Литовского государства, перешел на сторону Москвы вместе со своими владениями. В 1500 г. московские войска разгромили литовские силы на р. Ведроше близ Дорогобужа. По двум мирным договорам с великим князем Литовским Александром Казимировичем (1494 и 1503 гг.) к Ивану III отходила обширная территория всей древней Черниговской земли (как ее верхнеокская часть, так и Северщина с городами Черниговом, Брянском, Новгородом-Северским и др.) и восточной части Смоленской земли (с городами Вязьмой и Дорогобужем). В 1489 г. к Москве была присоединена Вятская земля — область русской колонизации в регионе рек Вятки и Камы, где существовало общественное устройство по типу новгородского.

В последние годы правления Ивана III активно шло формирование институтов нового единого русского государства, а также его символики. Официальным титулом Ивана III становится «государь и великий князь всея Руси» (такая титулатура содержала в себе претензию на обладание всеми русскими землями, включая и те, что входили в состав Великого княжества Литовского). Формируется совещательный орган при государе — Боярская Дума, аппарат государственных чиновников — дьяков. В 1497 г. был принят Судебник — общерусский правовой кодекс, заменявший региональные юридические памятники, действовавший, в отличие от них, на всей территории государства. В 90-е годы XV в. утверждается государственный герб — двуглавый орел. Наконец, с конца XV в. начинает употребляться, первоначально наряду с традиционным «Русь», новое название государства — «Россия».

Социальные процессы и развитие русской культуры

Со второй половины XIV в., по мере разворачивания процесса объединения северо-восточных русских земель вокруг Москвы, происходил значительный рост частного крупного землевладения. Рост двора московских князей, необходимость обеспечения все большего числа служилых людей вызвали массовые раздачи государственных земель великими князьями в наследственное владение (вотчину) боярам и «слугам вольным». Большие территории жаловались и монастырям, поддерживавшим великокняжескую политику. В конце XV в. начинается новый всплеск земельных пожалований. После присоединения Новгородской земли Иван III конфисковал владения новгородских бояр и стал раздавать их бывшие земли служилым людям в «поместье». В отличие от вотчины поместье было владением условным: его нельзя было продавать, передавать по наследству, дарить; кроме того, поместье сохранялось за владельцем только до тех пор, пока он нес службу. Формально верховным собственником поместных земель оставался великий князь. Очень скоро практика поместных раздач была распространена и на другие области Московского государства, помимо Новгородской земли.

Знать в XIV–XV столетиях по-прежнему была организована в корпорации, носившие название «княжего двора». Верхний слой двора составляли бояре, низший — «слуги вольные», или дворяне. В XV в. появляется новый термин для обозначения низшего слоя великокняжеского двора — дети боярские. По мере формирования единого Московского государства стержнем социальной структуры становится великокняжеский (Государев) двор; дворы сохранявшихся удельных князей занимают подчиненное положение. С конца XV в. термин «боярин» приобретает значение придворного чина великого князя: боярами теперь называется узкий круг его приближенных, членов Боярской Думы — совета при государе.

Рядовое население Руси в XIV–XV вв. носило разнообразные наименования. Это и древние термины «люди» и «сироты», и названия конкретных групп, связанные либо с продолжительностью их проживания на той или иной земле (старожильцы, новоприходцы), либо с характером повинностей (серебряники, половники). Между тем, с конца XIV в. распространяется, а к концу XV в. закрепляется общее наименование для земледельцев — крестьяне (т. е. «христиане»). Значительная часть крестьян по-прежнему зависела только от государства и носила название «черных» (т. е. податных), а занимаемые ими земли именовались «черными землями». В течение XV в. государство предпринимало меры против переходов крестьян из одного поселения в другое, бывших в то время распространенным явлением. К концу столетия установливается общегосударственная норма (закрепленная в Судебнике Ивана III, 1497 г.): переходить из одного земельного владения в другое (безотносительно, шла ли речь о вотчине, поместье или «черной», государственной земле) крестьянам разрешалось только за неделю до и неделю после Юрьева дня осеннего (26 ноября). Это было, впрочем, еще не закрепощение крестьянства, а только государственное регулирование внутренней миграции сельского населения.

Сохранялась в XIV–XV вв. и такая категория населения, как холопы — люди, находившиеся в собственности своих господ. Они могли сажаться господами на землю, быть домашними слугами, но нередко оказывались на высоких должностях в администрации господина.

Города на Руси, исключая Новгородскую и Псковскую земли, находились под контролем княжеской власти; князья и окружавшая их служилая знать постоянно проживали главным образом именно в городских поселениях. Торгово-ремесленное население городов имело свою организацию (купцы, как правило, по профессиональному признаку, ремесленники — по территориальному), но самостоятельной политической роли не играло.

Во второй половине XIV–XV в. в тесной связи с объединительными тенденциями на Руси происходит культурный подъем, формируются черты культуры единого государства. Если в XIII — первой половине XIV в. летописание отличалось ярко выраженным региональным характером, то с конца XIV столетия в Московском великом княжестве происходит возрождение летописания общерусской направленности, стремящегося охватить всю историю Руси начиная с киевской эпохи. К общерусским летописям относятся Троицкая летопись (начало XV в.), свод митрополита Фотия конца первой четверти XV в. (дошедший в составе Софийской I и Новгородской IV летописей), Московский летописный свод 1479 г. Целый цикл произведений — две повести в составе летописей и поэтическая «Задонщина» (в которой был творчески переработан текст «Слова о полку Игореве») — был посвящен победе над Ордой Мамая на Куликовом поле в 1380 г. В жанре Житий святых наиболее яркие произведения принадлежат таким писателям, как Епифаний Премудрый (конец XIV — начало XV в.) и Пахомий Серб (30-80-е годы XV в.), чья деятельность была тесно связана с подмосковным Троице-Сергиевым монастырем, являвшимся крупнейшим культурным центром той эпохи. Среди произведений Епифания — жития Сергия Радонежского и Стефана Пермского, Пахомий оставил жития Кирилла Белозерского, Никона Радонежского, митрополита Алексея. Уникальным памятником является «Хожение за три моря» Афанасия Никитина (конец 60-х — начало 70-х годов XV в.) — рассказ тверского купца о его путешествии в Индию.

Конец XIV — начало XV столетия стали временем создания выдающихся произведений древнерусской живописи. В это время творили Феофан Грек и его младшие современники — Даниил Черный и самый знаменитый художник русского средневековья Андрей Рублев, автор бессмертной иконы «Троица».

Благовещенский собор Московского кремля. Конец XV в. Современный вид

В конце XIII–XV в. получило развитие строительство каменных храмов, прерванное на несколько десятилетий после монгольского нашествия. Немало выдающихся памятников архитектуры было создано в Новгороде: церкви Николы на Липне (1292 г.), Федора Стратилата (1360 г.), Спаса на Ильине (1374 г.). В Северо-Восточной Руси наиболее ранними сохранившимися до наших дней каменными храмами считаются Успенский собор в Звенигороде и собор Рождества Богородицы в Саввино-Сторожевском монастыре (начало XV в.).

Своеобразным итогом развития русской культуры эпохи формирования Российского государства стало создание в конце XV — начале XVI столетия при участии приглашенных из Италии зодчих архитектурного комплекса Московского Кремля — крепостных стен и соборов, центральное место среди которых занял Успенский собор, ставший главным храмом русской церкви.

Итоги развития русской государственности

Русская государственность зарождалась в специфических природногеографических условиях. На Восточноевропейской равнине преобладают малоплодородные почвы, а вследствие суровых погодных условий очень короток сезон земледельческих работ. Это обуславливало низкую урожайность и, как следствие, невысокий объем прибавочного продукта, необходимого для существования в обществе групп людей, не занимающихся производительным трудом. Перед населением регионов, где господствуют столь неблагоприятные условия, стоят два возможных пути развития. Первый — остаться на догосударственной стадии, не «перенапрягать» общество созданием политической надстройки. Многие народы Восточной Европы — племена ее Северо-Востока, Среднего Поволжья (кроме волжских булгар), Восточной Прибалтики (кроме литовцев) — пошли именно по этому пути, и государственность к ним была привнесена извне, путем включения их территорий в XIII–XV вв. в состав Руси, Орды и Ливонского ордена. Другой путь — создание относительно жестких государственных структур, способных изъять, концентрировать и рационально распределять прибавочный продукт. Именно на этот путь встали восточные славяне. В раннее Средневековье, в эпоху Киевской Руси, главной чертой общественного строя было преимущественное взимание прибавочного продукта через государственные институты («государственный феодализм»).

Центр нового единого русского государства — Российского — формировался на северо-востоке русских земель, где еще в большей степени, чем в Южной Руси, ощущалось негативное воздействие природно-географического фактора, обусловливавшее низкую урожайность и недостаточное количество прибавочного продукта. При этом значительная часть и без того скромного прибавочного продукта уходила теперь за пределы страны в виде ордынского «выхода». Русская государственность, таким образом, была поставлена в еще более тяжелые условия, чем на этапе своего зарождения. Это неминуемо вело к определенной «жесткости» структур формирующегося государства. Только такая жесткость давала возможность как освободиться от ордынской зависимости, так и противостоять натиску сильного Литовского государства. Великое княжество Литовское и в XIV, и в течение большей части XV в. заметно превосходило Великое княжество Московское как по количеству населения, так и по территории (только после присоединения огромной Новгородской земли Московское государство стало крупнее, сразу оказавшись самым большим в Европе, но в основном за счет малонаселенных северных областей; по количеству населения Литва все равно его превосходила). Усилению Великого княжества Литовского способствовала династическая уния с Польшей. Это, правда, не привело к объединению двух государств, но временами они управлялись одним правителем (в 1385–1392 Ягайло, в 1447–1492 гг. Казимиром IV). Литовские правители, владевшие значительной частью русских земель (они титуловались «великими князьями литовскими и русскими»), были не прочь подчинить себе всю Русь. Чтобы не попасть под литовскую власть самим и не дать Литве подчинить республики Северо-Запада, признававшие верховную власть великих князей Владимирских — Новгород и Псков, Московское государство должно было формироваться как архицентрализованное и максимально военизированное.

Церковь Федора Стратилата на ручью. Великий Новгород. XIV в.

После ордынского нашествия слабеют традиционные в домонгольский период связи — экономические и политические, культурные и династические — со странами Европы. Формирующееся Московское государство оказалось в определенной мере «отрезано» от европейских стран Великим княжеством Литовским. Династические связи московского княжеского дома до эпохи Ивана III не выходили за рамки соседних русских земель, Орды и Литвы (исключение — замужество дочери Василия I за братом императора слабеющей Византии). Новому крупному русскому государству — России — предстояло заново завоевывать себе достойное место на европейской арене. И уже в конце XV столетия, в период правления Ивана III, международные связи ширятся. Важным шагом здесь стала женитьба великого князя в 1472 г. вторым браком на племяннице последнего императора Византии Софье (Зое) Палеолог, подкреплявшая претензии московского правителя на византийское наследство. С конца XV в. завязываются постоянные дипломатические контакты со Швецией, Данией, а также двумя империями — Священной Римской (Германской) и Османской.

Центральная Европа в XIV–XV веках

В середине XIV в. доминирующие позиции в Центральной Европе, включая Священную Римскую империю, заняло Чешское королевство. Новая династия Люксембургов стремилась укрепить свои позиции, подняв престиж страны в европейском масштабе. Иоганн (Ян) Люксембург проявил себя и крупным дипломатом, и образцовым «готическим рыцарем». Апогей чешской государственности и культуры был достигнут при его сыне Карле IV, соединившем чешскую и императорскую короны (1346–1378). Карл IV основал в Праге первый в Центральной Европе университет, вскоре приобретший европейскую известность и позже названный Карловым в честь своего основателя.

Монарх разработал новую чешскую этногосударственную идеологию, отразившуюся на страницах хроник и в деятельности государя. Чехия представала как центр Европы, а Прага как Новый Иерусалим и Рим, т. е. новый центр всего христианства. Чехи позиционировались в качестве славного и богоизбранного народа, находящегося под особым небесным покровительством. При этом акцентировался их патриотизм и историческая традиция. Сам Карл IV написал ряд сочинений, в том числе автобиографию, установление о коронации чешского короля, житие св. Вацлава, свод законов («Маэстас Каролина»). В них он развивал, помимо указанных, новые идеи особой сакральной функции монарха как предстоятеля перед Богом за всех своих подданных. Свод законов, ограничивавших всевластие феодалов, хотя и не был принят, на практике внедрялся в действующее законодательство. Карл IV считал Чехию основой своей власти в империи, поэтому в основном мирным путем расширял ее границы и стремился к ее интеграции в имперскую структуру в качестве ее главного звена. Это нашло отражение в его Золотой булле 1356 г., на многие века вперед установившей систему власти в империи, где чешскому королю отводилась первая роль среди имперских князей.

Огромного размаха достигла строительная деятельность Карла IV Собор св. Вита, Карлов мост в Праге, замок Карлштейн с его концепцией единства светской и сакральной функций монарха, а также ряд новых городов и поселений изменили облик страны, сделав ее столицу Прагу одним из крупнейших и красивейших городов Европы, политическим и культурным центром империи, генерировавшим новые идеи и формы культуры. Чехия стремилась также стать лидером славянского мира, что проявилось в отношениях с Польшей и Сербией, а также в восстановлении кирилло-мефодиевской традиции в деятельности основанного в Праге Эммаусского монастыря на Слованех. В идеологии подчеркивались темы общего происхождения славян и их языкового единства. Концепция многообразия в единстве выдвигала на первый план чешскую патриотическую традицию, интегрированную в европейскую систему ценностей.

Карл IV умело сочетал продуманную династическую политику с интересами всего общества, что обеспечило прочность его власти и огромную личную славу. При Карле IV Чехия достигла пика своего развития за всю ее историю. Однако экономический рост страны обозначил свои пределы, обусловленные структурой феодального общества и его экономики, поэтому в дальнейшем начался социальный кризис, не позволивший стране сохранить позицию лидера всего региона.

В середине XIV в. апогея своего развития достигает и Польша, хотя в более скромных масштабах, как внутренних, так и международных. Окрепшее в 20-х годах XIV в. Польское королевство установило дружеские отношения с Венгрией и Великим княжеством Литовским, стремилось к объединению всех польских земель. Дальнейшее усиление Польши произошло при Казимире III Великом (1333–1370). Он распространил польское влияние на Галицко-Волынскую Русь, нейтрализовал Тевтонский орден, остававшийся главной опасностью для Польши, поднял международный престиж страны, установив политическое равновесие в регионе (съезд монархов Центральной и Восточной Европы в Кракове в 1364 г.). Интенсифицировалась экономическая жизнь городов и особенно многочисленных местечек, которые, однако, не могли стать опорой королевской власти. Многочисленные князья оставались реальной силой. Статуты Казимира III были направлены на кодификацию обычного права и усиливали королевскую власть.

В Венгрии при основателе Анжуйской династии Карле Роберте (1308–1342) была сломлена оппозиция магнатов, проведен ряд внутренних реформ, в том числе военная, обязывавшая светских и церковных феодалов выставлять собственные полки (бандерии) в соответствии с размерами и доходностью земельных владений. Окончательно установилась социальная структура, характерная для феодализма. Было урегулировано и снижено налогообложение крепостного крестьянства. Успешно развивались города — горнодобывающие центры современной Словакии.

Усиление Венгрии продолжилось при Лайоше Великом (1342–1382), ставшим в 1370 г. также королем Польши (как Людовик Анжуйский). Он вел сложную внешнеполитическую игру, прежде всего в Италии и на Балканах, добившись выхода Венгерского королевства к Адриатике, установил союз с Чехией. Во внутренней политике происходит консолидация государства за счет временного подавления партикуляристских стремлений дворянства. Декреты короля установили единообразие форм феодальной собственности, но увеличили крестьянские налоги в пользу государства.

В Польше, наоборот, усиливалась власть магнатов, приведшая в результате с учетом отсутствия мужских наследников у короля к принципу выборности монарха шляхтой и прелатами. Стремясь удержать польский трон по женской линии, Людовик сделал важный шаг по расширению прав и привилегий шляхты (Кошицкий привилей 1374 г.), положивший начало процессу складывания особого польского типа власти, получившего позднее название «шляхетской демократии».

Принцип выборности польского короля реализовался в 1385 г., когда по Кревской унии королем стал муж дочери Людовика Ядвиги, уже обладавшей польской короной, великий князь Литовский Ягайло, принявший крещение и правивший как Владислав II Ягеллон. Литовцы-язычники были крещены по католическому обряду, тогда как славянское население княжества сохранило православие. Кревская уния положила начало интеграции этнически славяно-литовского государства — Великого княжества Литовского, называемого также Русь Литовская, в польское государственное пространство, хотя Литва еще полтора века сохраняла значительную самостоятельность.

Чехия, Польша, Венгрия в XV в.

В Чешском королевстве при сыне Карла IV Люксембурга Вацлаве IV (1378–1419) начался кризис, охвативший все сферы жизни, но прежде всего глубоко затронувший политическую и религиозную области. Резкое ослабление королевской власти и усиление группировок магнатов дестабилизировали ситуацию. Вацлав IV так и не стал императором, был дважды взят в плен собственными вассалами и лишен титула римского короля в пользу своего брата Сигизмунда, совместившего императорскую корону с венгерской (король с 1387 г.).

Гуситское движение

На кризис, разразившийся в Католической церкви на рубеже XIV–XV вв., особенно остро отреагировало чешское общество. В Пражском университете на основе идей английского реформатора Джона Уиклифа сформировалась группа магистров, требовавшая «очищения церкви». Она положила начало мощному гуситскому движению, в идеологии и деятельности которого соединились религиозные и социальные аспекты.

Ян Гус как богослов и проповедник выдвинул новое, демократическое понимание церкви, обличал грехи и общественную несправедливость, творимую клириками и дворянами, призывал к моральному совершенствованию и нравственному сопротивлению злу. В борьбе со злом главную роль он отводил светской власти. Церкви же надлежало вести бедную и высоконравственную жизнь, не вмешиваясь в светские дела. Социально-этическая проповедь Гуса сделала его самым популярным человеком в стране. Он также зарекомендовал себя как чешский патриот, проведя реформу Пражского университета, в результате которой его управление перешло от немцев к чехам. Немцы покинули стены университета, основав высшую школу в Лейпциге. Пражский университет же превратился из международного центра в чисто национальное учебное заведение, пришедшее в упадок к середине XV в.

Критические выступления Гуса и волнения пражских студентов вызвали негативную реакцию светской и церковной власти, обвинявшей Гуса в ереси. Он был вынужден покинуть Прагу. Созванный в 1414 г. в Констанце церковный собор, который был призван покончить с расколом Католической церкви и осудить ереси, вызвал его на суд. Желая доказать свою правоту, тот отправился на собор, получив гарантии безопасности от императора Сигизмунда, но был осужден как еретик и сожжен в 1415 г. Его казнь вызвала возмущение всего чешского общества, увидевшего в этом «поругание славного Чешского королевства».

Гуситское требование установления «правды Божьей» на земле было направлено прежде всего против деградировавшей церкви. В борьбе с ней как главным средоточием всех зол и общественных пороков объединились основные силы общества — дворянство, прежде всего среднее и мелкое, чешское население городов, духовные и светские интеллектуалы и крестьянство. Социальная и религиозная стороны гуситского движения были неразрывно связаны. Изменение религиозных взглядов повлекло за собой борьбу за их реализацию.

С 1419 г., когда произошло восстание в Праге, начался период гражданских войн и интервенции, называемый гуситскими войнами (чешская наука предпочитает термин «гуситская революция»). В ходе них произошло размежевание гуситского движения на умеренных (пражан) и радикалов (таборитов, названных так в честь горы Фавор, где по Евангелиям произошло преображение Господне, и основавших город-крепость Табор). Их объединяли «Четыре пражские статьи» — первый общественный документ реформационного характера в Европе, а также причащение мирян, как и клириков, под обоими видами — хлебом и вином из чаши (поэтому гуситов называют также подобоями и чашниками), создание собственной чешской гуситской церкви, которая, однако, хотя официально не отделилась от Римско-католической, в глазах последней оставалась еретической организацией. Среди гуситских радикалов распространились идеи хилиазма (или милленаризма, от греч. или лат. варианта слова «тысяча») о скором пришествии Христа, его тысячелетнем царствии и Конце света.

Табориты создали свою военно-социальную организацию, направленную на войну с противниками, которыми объявлялись все несогласные с ними. Война должна была очистить землю от грешников, тем самым создав условия для пришествия Христа. Таборитское войско, получившее название «божьих воинов», под командованием Яна Жижки не знало поражений. Отражая крестовые походы против гуситов, организуемые императором Сигизмундом, успевшим захватить чешскую корону, табориты активно применяли огнестрельное оружие и тактику военных возов, образующих «крепости на колесах», что позволяло их крестьянскому войску пехотинцев громить рыцарскую тяжелую конницу. Новаторским было «Военное уложение» Жижки, в котором содержалось обоснование необходимости строгого единоначалия и дисциплины войска, воодушевляемого чисто идеологическими принципами. В 1420 г. восставшие одержали ряд решительных побед над императорскими войсками.

В условиях отсутствия центральной власти и существования нескольких политических центров, а также учитывая то, что подавляющая часть магнатов, их крестьян и немецкое население многих городов оставались католическими, была сделана успешная попытка создать земское правительство. Чаславский сейм 1421 г. положил начало чешскому парламентаризму и власти сословий, из числа которых было исключено духовенство.

Резко усилилась политическая роль городов во главе с Прагой, получивших представительство на сеймах. Города стали воевать с таборитами, что ослабляло позиции гуситов в целом. Попыткой их укрепления явились походы гуситских войск в соседние провинции и государства (Моравия, Германия, Австрия, Силезия, Лужицы и др.), наводившие ужас на всю Европу, но не принесшие гуситам новых союзников. Задуманное как общехристианское движение за очищение церкви и общества, начавшееся среди «богоизбранного народа» — чехов, гуситское движение постепенно стало сугубо национальным. Поэтому в нем появляются антинемецкие и патриотические элементы.

Ян Жижка. Инсбрук, замок Амбрас © 2011. Photo Scala Florence

В начале 30-х годов XV в. обозначился кризис гуситского движения, прежде всего внутренний, так как постоянное существование полевых войск оказалось бесперспективным. Также стало очевидно политическое равновесие гуситского лагеря и чешского католического дворянства во главе с Сигизмундом. Начавшееся в Католической церкви «соборное движение», направленное против примата пап, позволило всем гуситам во главе с лидером таборитов Прокопом Голым пойти на переговоры с Базельским собором. Продолжив переговоры в Праге, делегаты собора смогли расколоть гуситов, признав причащение из чаши, что привлекло на их сторону города и дворянство. Установлению мира в стране мешали табориты. Их войско было разбито другими гуситскими войсками в битве у Липан в 1434 г., положившей конец гуситским войнам. В 1436 г. Базельский собор признал «компактаты» — документ, по которому за чехами признавалось право на гуситскую конфессию. Это было большим дипломатическим успехом гуситов.

Победа умеренных гуситов стабилизировала положение в стране. Церковь потеряла свои владения и авторитет. Резко возросло могущество городов, прежде всего политическое. Усилились экономические и властные позиции всей шляхты, поскольку она присвоила себе церковные земли. Произошла общая демократизация общества, ослабла королевская власть, новым центром власти стал сословный сейм.

В культуре значительные позиции занял чешский язык, вытеснивший латынь из церкви и светских учреждений. Переживала свой расцвет полемическая литература. Возник принципиально новый жанр — гуситская песня как синтез хорала, боевой и народной песни. Гусизм стал первым в Европе реформационным движением, причем победившим. Но это лидерство Чехии оторвало ее от контекста европейского развития. «Страна еретиков», реформационные устремления которой через сто лет будут продолжены лютеранской Реформацией, становится провинциально замкнутой и в европейском масштабе маргинальной. Наличие в Чехии двух конфессий создало ситуацию «раздвоенного народа», что несло в себе потенциальную опасность.

Королевская власть в Центральной Европе XV в. «Эпоха уний»

В Венгрии Сигизмунд как венгерский король (1387–1437) постоянно шел на уступки дворянству, одновременно улучшая положение крестьянства. Так, в 1405 г. он подтвердил право крестьянского перехода и узаконил меры, охранявшие крестьян от произвола феодалов. Попытки дворянства свергнуть Сигизмунда не увенчались успехом. Сигизмунд стремился укрепить церковь, расшатанную папской схизмой и ересями. С целью остановить турецкую экспансию в Европе он организовал крестовый поход на Балканы, однако в 1396 г. в битве у Никополя его войска были разгромлены турецкими.

В Польше начало XV в. проходит под знаменем борьбы с Тевтонским орденом. Блестящая победа объединенных сил польско-литовского войска над тевтонскими рыцарями (Грюнвальдская битва, 1410 г.) не принесла ощутимых результатов. Последовавшая война выявила разногласия между королем Владиславом II и великим князем Литовским Витовтом, что способствовало быстрому восстановлению Ордена, поддержку которому оказывал Сигизмунд. Городельская уния 1413 г. закрепила государственную самобытность Великого княжества Литовского, ставшего при Витовте (1392–1430) сильнейшей многонациональной и поликонфессиональной страной Восточной Европы, государственным языком которой оставался «руський» (старобелорусский). Украинское и белорусское население сохраняло православие. Связанное унией польско-литовское государство занимало огромную территорию и превратилось в мощный фактор политической жизни всего региона.

Стремясь закрепить польский трон за своими сыновьями от четвертого брака, Владислав II (1385–1434) идет на уступки шляхте, издавая привилеи о личной и имущественной неприкосновенности шляхтича. Владислав IV Варненчик, став королем Польши и Венгрии, предпринял новый поход против турок, но битва под Варной в 1444 г. закончилась полным разгромом христианского войска и гибелью короля. В Польше власть фактически перешла к олигархии во главе с архиепископом Збигневом Олесницким. Реальное объединение Польши и Литвы наступает при Казимире IV Ягеллончике (1447–1492), получившем обе короны.

По Нешавским привилеям 1454 г. власть короля несколько ограничивалась шляхтой, без согласия которой, выраженного на местных сеймиках, он не мог вводить новые законы и созывать всеобщее ополчение. В экономической сфере интересы городов ущемлялись в пользу шляхты. Тринадцатилетняя война с Тевтонским орденом (1454–1466) закончилась возвращением короне Гданьского Поморья.

В Венгрии в 1444 г. дворянство избирает королем ребенка Ласло (Ладислава) Постума (Посмертного) из династии Габсбургов, при котором реальным правителем («губернатором»), избранным государственным собранием, становится герой турецких войн магнат Янош Хуньяди. Его сын после неожиданной смерти Постума избирается венгерским королем, известным как Матьяш Корвин (1458–1490).

Матъяш Корвин (Хуньяди)

Смерть Яноша Хуньяди привела к внутренней борьбе между венгерскими магнатами, в ходе которой погиб старший брат Матьяша Ласло. Сам 14-летний Матьяш оказался в качестве заложника у Иржи из Подебрад в Праге. После того как сторонники рода Хуньяди всё же одержали победу в борьбе за власть, Матьяша официально избрали венгерским королем, и он был отпущен из плена (для освобождения Матьяш пообещал жениться на дочери Иржи). Процедура избрания проходила на льду замерзшего Дуная, где 40 тыс. венгерских дворян сделали свой выбор. Матьяш стал первым венгерским королем (после пресечения династии Арпадов в начале XIV в.), не принадлежавшим к какой-либо правящей европейской династии.

Представители крупного дворянства рассчитывали на то, что молодой и неопытный Матьяш не будет управлять самостоятельно, но их надежды не оправдались. За время правления Матьяша влияние крупной знати значительно уменьшилось. При поддержке среднего дворянства он подавил движение гуситски настроенных словаков-«братриков» на севере Венгрии и магнатскую оппозицию.

Укрепление королевской власти, реформы и создание сильной королевской армии превратили Венгрию в процветающее государство. Талант политика и полководца принес королю высокую оценку современников, например, Филипп де Коммин назвал его одним из трех самых могущественных людей, правивших в XV в. (наряду с Людовиком XI и Мехмедом II), отметив, что он, сам во всё вникая и с одинаковой мудростью, принимал решения как при ведении военных действий, так и во внутренней политике.

В правление Матьяша Корвина его столица Буда стала центром венгерского гуманизма и ренессансного искусства. Библиотека Корвиниана считалась современниками одной из лучших в Европе. Матьяш начал расширять границы своего государства, но вел войны не против турок, так как считал это бесполезным и вредным для Венгрии, а с Чехией и Австрией, стремясь укрепить в Центральной Европе свою власть, которую он стал рассматривать как абсолютную. Перенесение резиденции двора в Вену в 1485 г. подчеркнуло эту тенденцию.

Консолидация Чешского государства и общества после гуситских войн была достигнута при Иржи из Подебрад, бывшим, как и Матьяш Корвин, с которым он породнился, лидером национального магнатства. Иржи из Подебрад (с 1452 г. «земский правитель» при малолетнем Ладиславе Постуме, избранный сеймом король в 1458–1471 гг.) опирался на среднее гуситское дворянство и города, проводил внешнюю политику, направленную на преодоление изоляции Чехии.

«Гуситский король» впервые в Европе разработал идею мирного сосуществования государств и создания межгосударственного органа («Христианская лига»), который объединял бы европейских государей для общей борьбы с турецкой агрессией. Римский же папа Павел II вновь объявил гуситов еретиками, а Иржи — лишенным трона (1466 г.). Матьяш Корвин начал войну с ним под этим предлогом. Он занял Моравию и был провозглашен частью шляхты чешским королем. Фактически земли Чешской короны оказались разделенными, но, благодаря политической мудрости Иржи, вновь были объединены при намеченном им преемнике — Владиславе II из династии Ягеллонов, избранном королем Чехии (1471 г.), а затем Венгрии (1490 г.).

В конце XV в. в Центральной Европе настает период сильной власти сословно-представительных органов и магнатских родов, преследующих собственные цели, что ослабляло государства региона перед лицом османской агрессии. Демократизм победившего гусизма, мультиконфессиональность и многонациональный состав всех государств региона обусловили ситуацию вынужденной толерантности. Появление в регионе элементов культуры ренессансного типа свидетельствовало о сохраняющихся связях с общеевропейским развитием.

Западная Европа в позднее Средневековье

Эпоха с середины XIV до середины/конца XV в. имела в жизни Европы свои особые черты — согласно господствующей в исторической традиции точке зрения, она завершает Средневековье и готовит переход к Новому времени, — и вместе с тем эта эпоха не лишена консервативных тенденций, уже наметившихся до этого. Центробежные и центростремительные процессы, при сохранении известной инерции, изменили свою направленность: если раньше источниками и опорами интеграции служили католическая и имперская идеи, то теперь их подрывает формирование национально-территориальных монархий, причем на обочине этого процесса остаются именно оплоты церкви и империи — Италия и Германия. (В дальнейшем, в эпоху Реформации, происходит и церковный раскол по линии Север-Юг.) Основу новой европейской интеграции, начинающей вовлекать в свою орбиту и географическую периферию Европы, в том числе Россию, наряду с прочими экономическими и культурными факторами составляет необходимость противостоять османской опасности (после развала Византии) и культурный переворот, изменивший мировосприятие средневековых европейцев и известный под названием Возрождение (Ренессанс).

Место Ренессанса в средневековой истории Запада

Если в основе средневековых хронологий и периодизаций лежали религиозные (от сотворения мира, от Рождества, Хиджра) или политико-династические представления (мировые монархии), то Ренессанс ввел используемую до сих пор историко-культурную (в самом широком смысле) трехчастную периодизацию — Античность, Средние века, Новое время. Любопытно, что понятие «эпоха Возрождения» не получило такого же универсального использования, как вышеназванные. Видимо, это связано с тем, что Ренессанс проявился преимущественно в виде феномена культуры в узком смысле, затронувшего искусство, литературу и общественную мысль и в гораздо меньшей степени политические и экономические структуры. Тем не менее мы имеем дело с редким во всемирной истории случаем, когда преимущественно культурное течение дало или может претендовать на то, чтобы дать свое имя целой эпохе.

При этом феномен Возрождения остается спорным почти во всех его чертах: был ли это исключительно европейский или даже итальянский феномен, т. е. зародился он в одном месте и оттуда распространялся или закономерно возник вследствие общих исторических причин в разных странах (и даже возникал в разных цивилизационных сообществах), — отсюда отшумевшие споры о русском и восточном Возрождениях. Ограничивать ли это явление только периодом перехода от Средневековья к Новому времени, или культурные возрождения возникают и в иные переходные эпохи (например, Каролингское возрождение)?

Каковы хронологические рамки этого периода? Некоторые историки возводят его начало чуть ли не к XII в., хотя наиболее распространенной является датировка серединой XIV в., а также рамки внутренней периодизации Возрождения, которое принято делить на Раннее (плюс иногда Предвозрождение — Проторенессанс), Развитое и Высокое, или Позднее. Поскольку ренессансные течения существовали и развивались неодновременно в разных странах и в разных отраслях культуры и искусства, создать общую периодизацию затруднительно; в Западной Европе эти течения оказывали заметное влияние иногда до середины XVII в., а в других регионах Европы и намного позже.

Наконец, каково отношение Возрождения к Средним векам и Новому времени: включать ли его полностью в рамки этих эпох, противопоставлять им или считать самостоятельным периодом — на этот счет историки разных школ придерживались иногда противоположных мнений. Видимо, зыбкость суждений об эпохе Возрождения связана с тем, что ее предмет принадлежит к субъективной, изменчивой и, как правило, неосязаемой сфере художественного и гуманитарного творчества. Как бы то ни было, бесспорно, что XIV–XV вв. (и почти весь XVI) в Западной Европе проходят под знаком Ренессанса и так или иначе отмечены его влиянием.

Ренессанс, разумеется, достаточно условное историческое понятие, за которым стоит преимущественно духовная реальность — мир вкусов, предпочтений, стилей, убеждений, традиций и приемов. Они воплотились в конкретных художественных и публицистических произведениях, в постройках, наверное, также в событиях и поступках людей той эпохи. Но даже в сравнении с такими общими и дискуссионными понятиями, как «феодальный» и «капиталистический», за которыми стоят представления о более или менее определенных принципах построения хозяйственных и властных отношений, понятие «ренессансности» как узкокультурное проигрывает с точки зрения его объективной обоснованности.

Сам феномен Возрождения мы связываем в первую очередь с резко усилившейся к середине XIV в. модой на греко-римскую древность (но верно и то, что целиком она никогда не угасала, а с начала XIII в. постепенно нарастала). При этом происходит некоторая переориентация с «прикладных» дисциплин на филологию и изобразительное искусство.

«Чем, думаешь, заняты правоведы, чем — врачи? Юстиниана и Эскулапа они уж знать не знают, воплей клиентов и больных не слышат: оглохли, ошеломленные громкими именами Гомера и Вергилия, и под шум аонийского источника бродят по рощам киррейских долин… Плотники, суконщики, земледельцы, забросив плуги и прочие орудия своих искусств, бредят музами и Аполлоном».

Ф. Петрарка. Из Писем о делах повседневных / Пер. В. Бибихина.

Фактически был выдвинут тезис о восстановлении античного образа жизни как более привлекательного и «правильного» по сравнению с сегодняшним и вчерашним. Речь шла не просто о подражании неким утраченным и вновь обретенным традициям или образцам — античная культура была осмыслена как самостоятельная, особая, другая, противостоящая иным эпохам — отсюда впоследствии и развилось представление о «Среднем веке» — периоде забвения и упадка, а также о современности (modernitas), с которой стала связываться не только идея возврата и восстановления, но и понимание ее самоценности и своеобразия. Именно тогда начался (или получил решающий толчок) грандиозный процесс перемены знака в европейском и затем, под его натиском, в общечеловеческом самосознании — прощание с ценностью старины, подражания, данности и завершенности мира, и старт погони за новым.

Этот процесс начался не с каких-то технических изобретений и открытий, даже не с открытия новых земель (скорее оно было следствием перемены установок) и не с увеличения прибавочного продукта, часть которого, поступая на рынок, содействовала развитию денежного оборота, торговли и банковского дела, купеческого самосознания и предприимчивости индивида, а там, как предполагается, и осознанию его самоценности. Наверное, все эти вещи взаимосвязаны и должны рассматриваться в данном контексте; трудно сегодня утверждать и то, что с эпохой Возрождения наступил новый этап самореализации мирового духа или что идеи ее гениев, которыми она была так богата, составили дух времени и повернули человечество на новый путь. Важно лишь сказать, что расщепление культурного сознания (так можно охарактеризовать ощущение гуманистами своей принадлежности одновременно к двум разным культурным эпохам), каковы бы ни были его конечные и глубоко скрытые причины, имело очень далеко идущие последствия.

Этот до конца не сразу понятый порыв вести диалог с прошлым — диалог, по сути, с иных позиций, это отрицание определенных культурных установок ради других (сначала ради подражания) сломали, говоря банальным языком, лед традиции, развязали умственные путы, извлекли на свет идеал «свободы», которому суждено было сыграть важнейшую роль в дальнейшей истории, хотя за протекшие века этот идеал несколько потускнел и породил много новых вопросов.

Указанный переворот произошел в гуманитарной сфере, он был связан с переосмыслением понятия человека и соответственно его взаимоотношений с себе подобными, с Богом, с представителями других народов, рас и сословий. Он был связан также со средствами самовыражения человека — с языком и филологией — миром символов культуры и способов их использования в искусстве, политике и всех сферах жизни.

В целом Возрождение представляет собой переходный этап в истории одного культурного мира («старого»), когда темп перемен в разных сферах его жизни значительно ускорился и появились, под видом возврата к забытому первоначальному, некоторые новые явления. Процессы, происходившие в головах, безусловно, протекали во взаимозависимости с теми изменениями, которые наблюдались во всех отраслях жизни общества, в том числе и с самыми медленными структурными изменениями в его отношениях с окружающей средой, в демографической картине и в экономике.

Сдвиги в европейской экономики

Жизнь Европы во второй половине XIV–XV в. можно воспринимать под знаком своего рода «сейсмических» сдвигов в ее базовых основах, сдвигов, имеющих квазифизическую природу. Это изменение геополитической карты, связанное с падением Византии и выдвижением претензий Османской империи на гегемонию в Средиземноморье, смещение торговых путей, связывавших Европу и Восток со времен Античности до конца эпохи Крестовых походов, и активизация мореплавания, которая привела к лавине географических открытий, так называемому открытию Нового мира, сопровождавшемуся бурной миссионерской деятельностью Католической церкви. Это демографическое обновление и рост европейского населения после разрушительной эпидемии Черной смерти в середине XIV в., сократившей его почти вдвое. Все это происходило на фоне расширения рыночных обменов, формирования механизмов кредита и денежного обращения, увеличения населения городов и их политической роли, развития обслуживающих отраслей, не связанных непосредственно с сельским хозяйством.

Изменилось отношение к деньгам и понимание их природы. В Средние века ростовщичество было резко осуждаемо не только в связи с библейскими заветами, но и потому, что приращение денег казалось противоестественным, поскольку представляло собой «торговлю временем», а время принадлежало только Богу.

В эпоху Возрождения время стало ощущаться как почти материальная ценность (например, в «Книгах о семье» Л.Б. Альберти), и то, что деньги приносят прибыль «сами по себе», стало выглядеть естественно. Но несмотря на развитие кредитно-финансовых отношений, риски банков были чрезвычайно велики, и взимаемые ими проценты иногда не уступали ростовщическим (30-100 % годовых). В банковском деле, как и во многих других отраслях, первенствовали итальянские города. Само слово «банк» итальянское, обозначающее прилавок менялы (banco). В XV в. в обращение входят переводные векселя, облегчающие проведение безналичных операций, вырабатывается система бухгалтерского учета («Трактат о вычислениях и записях» Луки Пачоли, 1494 г.). Предшественницей будущих фондовых бирж стала ярмарка в Лионе. Но тон на ней задавали итальянские купцы. Первая товарная биржа была основана в 1406 г. в Брюгге, главном ярмарочном центре на Севере Европы, а во второй половине века она переместилась в Антверпен. Само понятие предположительно возводится к латинскому слову bursa («кошелек») и производным от него. Во второй половине XV в. появляются специальные кредитные учреждения для неимущих, в которых можно было получить, оставив залог, сумму под небольшие проценты. Начало им положили францисканские монахи, ссылаясь на благотворительные цели, и они носили название Monti di pieta, в приблизительном переводе: «фонды, или кассы милосердия», в дальнейшем — ломбарды.

Финансовые капиталы, измерявшиеся в рассматриваемый период миллионами золотых денежных единиц, вырастали благодаря расширению обменных, рыночных процессов, увеличению объемов производства и торговли. В Западной Европе в XIV в. сформировались два основных центра экономического притяжения: средиземноморский с преобладанием морских республик Венеции и Генуи и северный, где первоначально главенствовал Брюгге. Основное преимущество южного центра составляла высокодоходная торговля с Востоком, до XVI в. почти монополизированная итальянскими городами. Они ввозили пряности, прежде всего перец, который ценился наравне с деньгами, а также шелковые ткани и предметы роскоши. На Востоке пользовались спросом европейские сукна и серебро. Фактории итальянских купцов были также центрами торговли рабами, которые поступали через Крым иногда десятками тысяч.

Северный торговый путь проходил через Балтийское море, по нему из восточных стран Европы поступали главным образом продукты сельского хозяйства и промыслов (хлеб, скот, лес, меха, воск), а в обратную сторону везли готовые товары, ткани, вино, металл и металлоизделия. К началу XV в. эту торговлю монополизировали ганзейские города. Прибыль от нее была в несколько раз меньше по сравнению с левантинской и потому средиземноморские гребные суда (галеи) были здесь не рентабельны, так как требовали большой команды. Зато ганзейские парусные «когги» стали основой для совершенствования парусной оснастки, подготовив «морскую революцию». Торговые компании представляли собой различные виды товариществ, иногда исключительно на семейной основе, иногда с привлечением сторонних капиталов. Крупнейшие компании, занимавшиеся сухопутной торговлей, в XV в. были также итальянскими и немецкими (Великое Равенсбургское товарищество, основанное в 1380 г., объединяло более 100 семей). Крупные торговые города, как правило, первенствовали и в экономическом развитии в целом.

Передовой отраслью этого периода являлась текстильная промышленность, центрами которой были города Фландрии, работавшие на английской шерсти, и Италии, прежде всего Флоренция. В текстильном производстве раньше всего возникают элементы мануфактуры, основанной на разделении функций изготовления и сбыта (рассеянная мануфактура, когда торговец снабжал ремесленников сырьем и забирал у них готовый товар), а также на специализации по стадиям производства.

Рост экономики сопровождался и был связан с прогрессом всесторонней специализации: в отдельных городах, провинциях и регионах Европы культивировались определенные отрасли хозяйства. В Северной Европе, в частности, производились более грубые сукна, в Италии — дорогие ткани, здесь также находились центры кораблестроения и металлообработки (Милан и его окрестности). Металлургические центры были привязаны к месторождениям: в Англии добывались олово и свинец; медь, серебро и золото в Германии и Чехии, железо в Германии и Швеции. В это время в большинстве европейских стран утвердился принцип горной регалии, т. е. права верховной власти распоряжаться недрами (в Германии им обладали курфюрсты). Регалия обычно предполагала и горную свободу, возможность заниматься добычей для всех желающих при условии уплаты подати (примерно 1/10 продукции) и других сборов. Горное дело и металлургия были отраслями, где в первую очередь внедрялись новые технологии. Шахты стали глубже, для взрывных работ использовался порох, для обогащения руд — флотация, т. е. разделение измельченных частиц руды в водной среде. В XIV–XV вв., благодаря распространению высоких сыродутных печей (Blauofen) увеличивается производство чугуна и изделий из него, в том числе пушечных ядер, а затем, поскольку железо начинают получать не прямо из руды, а переделом из чугуна, в конце этого периода появляются доменные печи (Hochofen) с непрерывным процессом плавки. Важнейшими отраслями-потребителями новых продуктов и технологий были военная, в связи с развитием огнестрельного оружия, и кораблестроение. В Италии появились многомачтовые корабли, способные совершать океанские плавания. Крупное производство требовало применения довольно сложных механизмов с приводом от мускульной или конной тяги, а также от водяного колеса. Для очистки каналов и мелиорации проектировались землеройные машины.

Библия Иоганна Гутенберга. Середина XV в.

Книгопечатание

Использование бумаги способствовало возникновению книгопечатания, уже известного к тому времени на Дальнем Востоке, но не получившего широкого распространения. Его начало в Европе связывается с именем Иоганна Гутенберга (ок. 1400–1468), хотя печатание с металлических и деревянных (ксилография) досок практиковалось и ранее. Гутенберг примерно в начале 40-х годов изобрел новый способ набора с помощью шрифта в виде литых металлических литер с обратным начертанием букв и пресса для печатания текстов, набранных с помощью этих литер. К середине XV в. относится издание двух первых Библий, изготовленных таким способом, а к концу столетия насчитывалось уже порядка тысячи типографских предприятий (больше всего в Италии и Германии), опубликовавших от 30 до 40 тыс. названий книг.

Перемены в духовной жизни

Появление новых изобретений и технологий предвещало новые времена, но оно явилось, в свою очередь, порождением меняющегося отношения человека к миру, переноса внимания на более близкие, конкретные цели. Европейские народы в этот момент набрели на своем пути на формулу гармонического отношения к природе, не основанного на разрыве, господстве или подчинении. Конечно, такое состояние умов, на какое-то время ставшее главенствующим благодаря усилиям тогдашних интеллектуалов, явилось закономерным результатом многих исторических, географических и культурно-хозяйственных обстоятельств. Но вместе с тем оно было и счастливой находкой.

Объяснять глубинные перемены, происходившие и в хозяйственной, и в политической, и в социальной жизни Западной Европы на рубеже так называемого раннего Нового времени только культурными и духовными феноменами представляется, наверное, неправильным. Но именно они придавали этой эпохе своеобразие как в самых ярких и внешних (художественных) ее проявлениях, так и в более отдаленных от узкокультурной сферы новациях, оказавших воздействие на государственную и общественную жизнь. Речь идет не только о Возрождении, но и о тех течениях, которые как бы противостояли ему, представляя традиционную средневековую культуру и одновременно по-своему отвечали на новые запросы. Подобным образом позднее в ответ на церковную Реформу началась Контрреформация.

Конец XIV и XV в. в Европе ознаменовались очередными всплесками и оживленными проявлениями религиозного чувства. Широко распространяются религиозные братства, особенно среди горожан, в рамках католицизма зарождаются новые, не всегда ортодоксальные течения, вызывающие подозрение у церкви. В Италии — это терциарное движение, затронувшее светскую среду, отразившееся в деятельности Савонаролы и его последователей, в Северной Европе — движение «нового благочестия». Кроме того, элементы рационализма, т. е. стремления строить картину мира и человеческую деятельность на умопостигаемом знании и опыте, вступили в данную эпоху в своеобразное сочетание с традиционными представлениями о прямой связи духа и материи, об антропоморфности природы. Отсюда увлечение магией, астрологией и алхимией, начало охоты на ведьм и введение с конца XV в. в повседневную практику «ведовских» процессов.

Нужно иметь в виду, что культурный поворот не был столь уж радикальным, по крайней мере внешне он происходил в рамках готовых и традиционных форм духовного быта. И осмыслен он был как таковой гораздо позже, приписываемая ренессансному духу светская направленность не получила идеологического оформления, расхождение с церковью имело характер хорошо знакомой Средневековью внутренней критики (испорченности Рима) или проявлялось в смене профессионального обличья интеллектуалов. Гуманизм рождался как продукт творчества литераторов и отчасти художников, работавших при дворах государей и заложивших основы светского образования, под предлогом восстановления подлинного, высокого латинско-греческого стиля древней словесности. При этом многие из них (гуманистов) имели духовный сан и делали карьеру при римской курии, а художники выполняли заказы пап. Появлялись светские школы, такие как «дом радости» Витторино да Фельтре в Мантуе (1425 г.) и его учителя Гварино да Верона в Ферраре, где воспитывались отпрыски преимущественно благородных семей, но продолжить образование можно было в университете, причем вершиной науки оставалось богословие. Новая живопись разрабатывала старые сюжеты, и только постепенно все большее распространение получает светский портрет (скульптурные изображения, развивающиеся из надгробных памятников в Италии и Франции, живописные в Нидерландах). Обмирщению культуры способствовало книгопечатание, в свою очередь порожденное распространяющейся тягой к разнообразным знаниям. Высшим идеалом оставалось отвлеченное знание, почти тождественное блаженному незнанию, но практические науки постепенно приобретают права гражданства. При этом представления о сокровенной природе знания и его мистических или магических способностях сохраняются, и, возможно, в силу этого постепенно меняется статус художника. Аристотелизм, столь авторитетный в Средние века, отводил художнику роль копииста, ремесленника, рабски подражавшего природе. Распространение идей Платона способствовало тому, что из простого ремесленника и цехового мастера художник превращается в творца, свободного артиста, причастного к миру идей. Живопись, особенно благодаря популярности неоплатонизма, понимается как одно из средств познания.

Эволюция гуманистического течения была достаточно противоречивой. В частности, в Италии, с одной стороны, продолжилась великая народная традиция Данте в лице Петрарки и Боккаччо, а позднее Макиавелли и Ариосто, а с другой — латинская литература остановилась на канонах подражания античной классике, которые в дальнейшем превратились в малоподвижные формы, не оказывающие активного влияния на движение культуры и науки. Но эти исторические обстоятельства не должны заслонять главной сути studia humana (что в переводе на современный язык можно передать как изучение человеческой культуры). За обращением к Античности скрывался всплеск интереса к земным занятиям человека, к его возможностям (состязанию доблести с судьбой), к его жизнеустройству в согласии с собственной и окружающей природой. От тезиса подражания природе следующий шаг вел к ее практическому изучению, к соединению практического и теоретического знания. Такое соединение воплотилось в присущем Ренессансу художественном освоении мира. Внимание художников сосредоточилось на внешних формах и проявлениях природы вещей и человека, начались эксперименты с перспективой, изучение человеческого тела, поиски секретов красоты. Исследование формул пропорции и гармонии привело к сопоставлению и «соперничеству» живописи, скульптуры и архитектуры (оно выразилось, в частности, в трактатах на тему о том, какое из искусств совершеннее).

«Ренессансное государство» и социальное государство

Явления, наблюдаемые уже в XIV–XV вв. в области государственного устройства, настолько характерны, что ими иногда обозначают историческую эпоху — эпоху перехода от территориальных к национальным государствам, формирования принципов абсолютизма. Хотя существуют термины «ренессансный государь» и «ренессансная монархия», о собственно ренессансных политических формах говорить трудно. Ренессансный государь — это, как правило, политик, получивший гуманистическое образование, меценат, усвоивший дух и идеологию эпохи, независимый и нередко беспринципный правитель.

Идеалы гражданской доблести и республиканизма, пропагандировавшиеся гуманистами в подражание Античности, особенно на первом этапе, пока еще не произошло преобразование коммун в синьории, были в дальнейшем оттеснены на второй план придворной культурой, вдохновлявшейся позднеантичными образцами восхваления монарха, его щедрости и утонченности, часто в причудливом сочетании разных ипостасей — отца отечества, гаранта общественного блага (rei publicae) и императора. Новшества затронули военную сферу, системы сбора налогов, отправления правосудия, взаимоотношения разных групп подданных с государем и между собой.

Для Средних веков была характерна иерархичность и раздробленность центров власти при сохранении высших, отчасти номинальных суверенитетов (папы и императора). К концу Средних веков намечается тенденция «локальной централизации», сосредоточения полноты власти в одних руках в рамках территориальных или будущих национальных образований (Франция, Англия, Испания). В соответствии с этим происходит унификация процедур сбора налогов, денежных и судебных систем, реформирование армий. Государственную службу исполняют не столько вассалы, сколько государевы слуги (отсюда слово «министр», первоначально его основное значение — «слуга», «служитель»), чиновники, не обязательно благородного происхождения, но непременно образованные.

Возникает не только потребность в светском образовании, но и осознание необходимости разделить земное и небесное, разграничить сферы политического управления и религиозного культа. В самом зародыше находится феномен бюрократии, власти чиновников.

В XIV в. на смену феодальным ополчениям приходят наемники, профессиональные военные, служащие за плату. Их отряды, формируемые кондотьерами, возникают прежде всего в Италии, но служат в них очень часто иноземцы: немцы и бургундцы, каталонцы и шотландцы. В XV в. наемничество становится национальным ремеслом швейцарцев. Этот феномен был по сути переходным на пути к созданию профессиональных и национальных армий. Последнему способствовало и распространение огнестрельного оружия, в конечном счете покончившего с «танками» Средних веков — тяжеловооруженной рыцарской конницей, хотя существенное вытеснение рыцарских отрядов — gente d’armi, gendarmes — происходит лишь к концу XVI в., с повсеместным распространением полевой артиллерии.

Своеобразно развитие рыночных отношений в политической жизни этого времени. Интернациональное наемничество и рыцарство соседствует с регулярными ополчениями, ростовщичество с зачатками кредитно-банковских систем, причем государи принимают самое активное участие в их развитии, будучи крупнейшими заемщиками и одновременно носителями регулятивных функций. В силу того, что они обеспечивали функционирование финансово-распределительной системы в целом: чеканку и качество монеты, сбор налогов, который часто отдавался на откуп кредиторам для погашения займов, общий судебно-правовой контроль — создавались предпосылки для будущего формирования национальных финансово-кредитных систем. Вместе с тем государи нередко нарушали свои обязательства. Любопытно, что довольно распространенными оставались сделки по купле-продаже целых административных территорий в качестве средства приращения владений и решения политических споров. Все это можно было бы характеризовать как сочетание старого и нового, «феодальных» и зачаточно «капиталистических» технологий власти, если бы не крайняя условность этих понятий.

В рассматриваемый период обозначились особенности регионов Западной Европы, повлиявшие на ее не только политическое, но и экономическое и культурное развитие. Южная, особенно средиземноморская, Европа была страной быстро растущих городов, сначала городских республик, затем просто небольших государств, политическое равновесие между которыми поддерживалось с помощью дипломатии и локальных военных конфликтов, иногда почти бескровных, в ходе которых использовались в основном лишь наемные войска. Для растущих национальных монархий, не только боровшихся за свою независимость, но и претендовавших на чужие территории, этого было мало. На судьбы Италии (отчасти и Испании) и Германии повлияла их близость и тесная связь со старыми средневековыми источниками универсальной власти, папством и Священной Римской империей. В дальнейшем к этому прибавились конфессиональный раскол, перемещение главных торговых путей в сторону Атлантики, колониальные захваты и войны. Если уместно говорить о типологическом единстве европейской истории, то во второй половине XIV–XV в. перспективное направление развития показала Италия, где новые культурно-хозяйственные технологии принесли свои первые плоды. (Имеется в виду характерная прежде всего для Италии совокупность политико-экономических и социальных явлений — влияние античных традиций, городская демократия, освобождение крестьян, оживленные производственные, торговые, финансовые и культурные процессы.) Но в конце рассматриваемого периода Италия становится постоянной ареной продолжительных споров своих соседей и постепенно утрачивает роль важнейшего экономического, культурного, да и конфессионального центра Западной Европы.

Наряду с централизацией власти в политической жизни увеличивалась роль представительных учреждений, которые условно можно разделить на два типа. В городских республиках представительство граждан было традиционным и выражалось в сложных системах выборных органов управления, взаимно контролировавших друг друга. Эти органы в той или иной форме продолжали существовать и при установлении олигархических или единоличных режимов власти. Второй тип представляли судебные и сословные учреждения (парламенты, штаты, кортесы, сеймы и т. д.), которые иногда вступали в конфликты с главами национальных монархий, иногда поддерживали их в борьбе с сепаратизмом крупных сеньоров, но в целом становились политической опорой для тех социальных групп, которые могли претендовать на участие во власти в силу своего растущего веса в обществе.

Говоря о странах Западной Европы XIV–XV вв., большинство историков так или иначе связывает их развитие с появлением элементов нового общественного строя, «капитализма», и возникновением новых социальных групп, прежде всего «буржуазии» (или предбуржуазии в виде бюргерства) и наемных работников. Эти привычные сегодня понятия, связанные с развитием рыночной экономики, ростом производства, городов, разделением труда, имущественным расслоением, постепенным перераспределением власти в пользу финансово-промышленных дельцов и т. д., отражают некоторые, но далеко не все существенные черты происходившей долгосрочной эволюции. Какие бы схемы мы ни положили в основу ее описания (модернизация, промышленный переворот, становление абсолютизма и последующая борьба за «демократию», распад традиционных обществ и переход к обезличенному гражданскому конгломерату индивидов, нарастание индивидуализма и свободы в разных проявлениях), очевидно, что все они, во-первых, неполны и, следовательно, неточны и, во-вторых, что многие черты, характерные для средневековой жизни, преобладали не только в этот период, но и на протяжении еще не менее трех столетий.

Большинство европейского населения по-прежнему составляли крестьяне, которые делились, при всей пестроте местных градаций, на три основные группы: лично свободные и владеющие землей на правах относительно устойчивой собственности (например, в Англии фригольдеры, копигольдеры, затем йомены; во Франции — цензитарии), лично зависимые и несущие повинности в связи с принадлежностью земли сеньорам (вилланы) и сервы, почти лишенные каких бы то ни было прав. Это деление условно, так как границы между группами не были четкими; к тому же в позднее Средневековье распространились такие явления, как коммутация ренты, т. е. переход от барщины к выплате повинностей продуктами, а затем и деньгами, а также выкуп крестьянами своих наделов и освобождение их от личной зависимости за деньги или в связи с политическими переменами. (В частности, итальянские города еще в XIII в. принимали законы об освобождении крестьян на подвластных им территориях.) В целом можно сказать, что распространение рыночных отношений в сельском хозяйстве некоторых стран, например, Италии, вело к формированию двух больших классов: землевладельцев и наемных работников.

После кризиса середины XIV в., когда эпидемия чумы унесла от трети до половины населения Европы (видимо, не менее 10 млн человек), начался медленный подъем, сопровождавшийся дефицитом рабочих рук. Численность населения достигла своего прежнего уровня примерно через полтора века после «Черной смерти», и только к концу этого периода образовался некоторый избыток рабочей силы. Спрос на наемный труд возрастал в городах, хотя его несколько ограничивала господствующая в производстве цеховая система. Цехи не только занимались регламентацией различных сторон деятельности ремесленников и сбыта их продуктов, но зачастую выступали в роли религиозных братств, имели также собственную политическую и даже военную организацию. В ходе открытых столкновений со старым патрициатом, владевшим землей, недвижимостью и торговыми компаниями, выходцы из цеховых структур получали свою долю в управлении городом. Но лишь полноправные граждане входили в состав бюргерского сословия (собственно слово «бюргер» — немецкий вариант французского «буржуа», в первоначальном значении «горожанин» или «гражданин»).

В городе фактически сложилась социальная иерархия, напоминающая отношения в сфере землевладения: на верхней ступени находились обладающие собственностью торговые и финансовые олигархи, внизу — наемные рабочие, пополняющие ряды бродяг и нищих (в Средние века фактически официально признанное сословие, с существованием которого власти иногда, например, в Англии, начинают борьбу). Неравенство отчасти сглаживалось благодаря корпоративному устройству общества, особенно в городах, где корпоративизм охватывает не только сословную и профессиональную сферы, но распространяется в форме организации различных товариществ, устраиваемых вскладчину — религиозных, благотворительных, увеселительных. Принцип коллективной ответственности не только признавался, но и использовался, например при сборе налогов.

Благородное сословие сохраняло свои главенствующие позиции в обществе, которые размывались, однако, в силу сокращения свободных земельных ресурсов и развития рыночных отношений. В таких традиционных сферах, как военное дело, отправление религиозного культа и даже государственное управление, дворян все больше теснят выходцы из «разночинных» семей. Институт монашества, отчасти поглощавший избыток населения и способствовавший сглаживанию социальных конфликтов, начинает утрачивать свой абсолютный в Средние века престиж. Это выразилось в спорах о допустимости собственности в среде нищенствующих орденов и в посягательствах властей на монастырские земли.

Западная Европа в XV в.

Большинство перечисленных явлений свидетельствует о зарождении новых элементов в малоподвижных структурах сословно и иерархически организованного общества. Но в целом, по своим социальным, как и всем другим параметрам, XV в. в Западной Европе представлял эпоху полноценного Средневековья, когда свойственные ему характеристики становятся выраженными наиболее ярко, а чуждые ему по природе процессы только заявляют о себе в форме отдаленных симптомов.

Италия

Италия в XIV–XV вв. была наиболее динамически развивающимся религиозным, экономическим и культурным центром Западной Европы. Исследователи, представляющие экономическую историю как сосуществование и развитие так называемых миров-экономик, считают центром европейского экономического мира этого периода Венецию, которая была средоточием торговли между Востоком и Западом. В Италии бурно развивалось банковское дело, текстильная промышленность выходила за узкие рамки цехового ремесла. Политическое влияние двух сил, претендовавших на главенство не только в регионе, но и во всем католическом мире, т. е. папства и императоров, к концу XIV в. заметно уменьшилось, так что страна представляла собой конгломерат из ряда больших и маленьких фактически самостоятельных государств. В Италии никогда не угасала память об античном прошлом, в котором сочетались имперские и республиканские институты. В городских республиках бурлила не только хозяйственная, но и политическая жизнь. К столкновениям городов между собой, к бесконечным распрям знатных фамилий, знати и «народа» (пополо) в целом, а также гвельфов и гибеллинов (см. о них в гл. «Расцвет Запада») в рассматриваемое время прибавились социальные конфликты между олигархией, «старшими» и «младшими» цехами, «добрым» (в распространенном буквальном переводе «жирным» — popolo grasso) и «худым, тощим» народом (городскими низами — popolo minuto). Раньше эти конфликты разрешались с помощью назначаемых императорами или просто приглашаемых извне, как бы по контракту, правителей (подеста), но теперь почти повсеместно происходит переход от коммуны к синьории, иными словами, устанавливается единоличная и передаваемая по наследству, фактически монархическая власть. Таким образом, многие из итальянских республик по-своему прошли тот же путь, что в свое время и Римская республика, с той разницей, что они не сделали больших территориальных приобретений, но накопили множество богатств и превратились в культурную мекку Европы. Сложился идеал ренессансного государя — ценителя искусств, образованного и мудрого правителя, покровителя наук. Вместе с тем современники упрекали итальянских государей в чрезмерном пристрастии к роскоши, в изнеженности, распущенности и отсутствии воинской доблести. Военное ремесло стало уделом наемников, так что военный потенциал напрямую зависел от глубины кошелька. Результатом стал начавшийся в конце XV в. раздел Италии между более крупными и сильными в военном отношении соседними державами.

Одним из важнейших итальянских государств в XIV в. стала Флорентийская республика, которая, собственно, и являлась главным рассадником идей и художественных веяний Возрождения. Первый век Ренессанса был для его столицы эпохой самых разнообразных потрясений: едва утихли смуты, связанные с борьбой гвельфов и гибеллинов, затем «белых» и «черных» гвельфов и, наконец, в среде этих последних, как разразилось грандиозное наводнение 1333 г. Затем наступил финансовый кризис 40-х годов XIV в., сопровождавшийся разорением множества средних и мелких вкладчиков, а также политический кризис, закончившийся недолгим правлением герцога Афинского (1343 г.), приглашенного в качестве посредника, чтобы уладить конфликт между богатой цеховой верхушкой и ее разномастными противниками. Вскоре после изгнания своекорыстного герцога город потерял чуть ли не до двух третей населения во время эпидемии «Черной смерти» (в том числе из-за бегства жителей от чумы), а 70-е годы были отмечены новыми внешними и внутренними столкновениями.

В 1375–1378 гг. Флоренция пребывала в состоянии войны с находившимися еще в Авиньоне папами (получившей название войны «Восьми святых» по имени специально созданного для ее ведения органа — Совета Восьми). Война еще больше усложнила внутреннюю обстановку в городе, где власть концентрировалась в руках членов старших цехов, занимавших большинство выборных должностей в правительстве. В особенно невыгодном положении находились наемные работники, остававшиеся за пределами цеха, и ученики, статус которых постепенно снижался. В 1378 г. произошло восстание «чомпи» (чесальщиков шерсти при одном из главнейших цехов — делла Лана), одно из первых известных политических выступлений наемных рабочих. К чомпи примкнули другие недовольные, в частности члены младших цехов и соперничающих групп знати. Прежде чем восстание было подавлено, чомпи удалось захватить власть и добиться учреждения трех новых цехов «народа Божьего». Впрочем, через четыре года эти цехи были упразднены, а получившей перевес семье Альбицци удалось изгнать своих влиятельных противников.

Ф. Брунеллески. Купол собора Санта-Мария дель Фьоре. 1420–1436. Флоренция

На рубеже веков Флоренция выдержала противостояние с миланским герцогом Джаном Галеаццо Висконти и в 1406 г. одержала верх над своей соперницей в Тоскане Пизой. В процессе усиливающейся концентрации власти контроль над выбором должностных лиц захватил глава одной из семей новой олигархии Козимо Медичи. Противникам удалось ненадолго изгнать его (1433 г.), но Козимо вскоре вернулся и фактически стал правителем города. При нем сохранялись все республиканские учреждения, он, как и его преемники, особенно внук Лоренцо Великолепный (1449–1494), стремился быть мудрым правителем и поощрял развитие философии и искусств. Лоренцо Медичи пришлось пережить заговор Пацци в 1478 г., когда погиб его брат, а сам он получил ранение, а также начавшуюся после этого войну с папой и Неаполем, которую он завершил, лично отправившись для переговоров к королю Фердинанду I. Вообще Лоренцо стремился разрешать споры миром и предупреждать их. Заключая политические союзы, он способствовал созданию в Италии системы равновесия сил, препятствовавшей возгоранию серьезных конфликтов и вовлечению в них соседних держав.

В правление Медичи гуманистическая традиция достигла своего апогея. Еще в XIV в. на высшие должности во Флоренции стали назначаться известные ученые: канцлерами были писатели и филологи Колюччо Салютати (1331–1406) и Леонардо Бруни (1370–1444). Лоренцо Медичи, который сам был поэтом и писателем, всячески содействовал, как и его дед, деятельности Платоновской академии, философского сообщества, в центре которого стоял почитатель и переводчик Платона и неоплатоников Марсилио Фичино (1433–1499). Вошедший в моду платонизм был продолжением начавшегося еще при Петрарке увлечения античной литературой и латинским языком, а затем и греческим, благодаря нахлынувшим в Италию ученым византийцам. В спорах о взаимоотношениях латыни и народного языка «вольгаре» в 30-е годы XV в. участвовали известные гуманисты Бруни, Флавио Бьондо (1392–1463) и Леон Баттиста Альберти (1404–1472) (все они в разное время служили также при папском дворе).

Альберти, отличавшийся ренессансной разносторонностью, был также теоретиком архитектуры; наряду с Филиппо Брунеллески (автором купола кафедрального собора Флоренции Санта-Мария-дель-Фьоре) и другими художниками он экспериментировал с линейной перспективой и, обращаясь к античному искусству, пытался найти идеальные формы, основанные на заложенной в природе гармонии. Флорентийская живопись XV в. (Мазаччо, Паоло Уччелло) была вписана в контекст этих общих культурных поисков, устремленных к познанию природы и подражанию ей, часто в рамках традиционных сюжетов и канонов (например, работы доминиканца Фра Анджелико, отца и сына Липпи), но всегда в тесной связи с новыми веяниями. Развивается гражданская скульптура, возникает жанр скульптурного портрета (Донателло, Верроккьо). В окружении Медичи художники и поэты (Сандро Боттичелли, Анджело Полициано) под влиянием платонических учений о красоте и любви как средствах познания и преобразования мира, культивировавшихся Фичино и Пико делла Мирандола, узаконивают новые темы и сюжеты, взятые из античной мифологии.

Наиболее сильными и независимыми из итальянских городских республик были соперничавшие между собой Венеция и Генуя. В середине XIV в. они вели ожесточенную борьбу за колонии на Черном море и в Сирии (война св. Саввы), в 1379 г. генуэзцам удалось захватить соседнюю с Венецией Кьоджу, однако Туринский мир 1381 г. закрепил относительное равновесие сил. Внутреннее устройство республик было схожим, особенно после утверждения в Генуе с 1339 г. выборной должности дожей. Основу военной силы составлял флот, к которому присоединялись наемные войска, а также дворянская кавалерия и гражданское ополчение; в рассматриваемое время в обеих республиках важнейший род войск составляют арбалетчики. В Венеции власть олигархии становится почти незыблемой благодаря замыканию Большого совета и всесторонне продуманной системе управления и безопасности, контролируемой такими органами, как Совет десяти, который фактически руководил текущей политикой.

Геную, напротив, сотрясали постоянные внутренние конфликты между низами и олигархией в целом, и между знатнейшими семьями города, принадлежавшими к партиям так называемых гвельфов и гибеллинов, а также «каппеллацци» — новой городской элиты. В результате республика утрачивает самостоятельность и находится, с небольшими перерывами, под влиянием или фактическим управлением сначала Милана, потом французов (1396–1409) и снова герцогов Миланских. Как и Венеция, Генуя понесла большой урон в результате турецкой экспансии. Тяжелым ударом для нее оказалось падение Константинополя, где имелся большой генуэзский квартал Галата; его жители упорно обороняли византийскую столицу. В 1463 г. генуэзцы лишились своих владений на Кипре, а в 1475 г. — своего оплота в Крыму г. Кафа.

Венеции удалось не только сохранить независимость, но и значительно расширить свои владения. К концу XV в. она контролировала значительную часть побережья Адриатики, многие острова Ионического и Эгейского архипелагов, в том числе Крит (Кандию) и ряд областей Греции. В 1489 г. последняя королева Кипра Катерина Корнаро передала этот остров республике св. Марка. Натиск османов и неустойчивое равновесие в Италии побудили венецианцев к завоеваниям на континенте, которые прибавили к прибрежным и островным территориям Венеции (Терра-да-Мар) сухопутные (Терра-ферму). В начале XV в. под власть республики подпали ее крупные соседи Падуя, Виченца, Верона, еще недавно угрожавшая ей при Скалигерах, и (намного раньше) Тревизо.

В борьбе с другим крупнейшим государством Северной Италии, Миланским герцогством, Венеция завоевывает часть Ломбардии с городами Брешия и Бергамо (1433 г.); мир в Лоди 1454 г. закрепляет за ними эти приобретения. В 1482–1484 гг. происходит столкновение с Феррарой и ее союзниками — королем Неаполитанским, городами Болоньей, Мантуей и Урбино, получившее название Соляной войны (поводом послужило нарушение венецианской монополии на торговлю солью). В результате венецианцы завладевают принадлежавшим Ферраре г. Ровиго.

Наряду с Венецией на роль главного города Северной Италии претендовала столица Ломбардии Милан. Первым герцогом Миланским в ряду синьоров Висконти стал Джан Галеаццо (1347–1402), который купил свой титул в 1395 г. у германского императора Вацлава IV. Джан Галеаццо пришел к власти в 1385 г., свергнув своего дядю Бернабо, и, таким образом, соединил в своих руках все огромные семейные владения, до тех пор остававшиеся предметом раздоров. При Джане Галеаццо Милан находился на пике своего могущества, герцог вел войны со всеми соседями, включая Флоренцию, и дело шло к созданию нового королевства, когда он скоропостижно скончался от чумы. Свою дочь Валентину герцог выдал замуж за племянника французского короля, что сто лет спустя послужило Франции основанием для претензий на обладание Миланом. В правление Джана Галеаццо были заложены грандиозные памятники поздней готики: картезианский монастырь в Павии (Чертоза-ди-Павия) и миланский кафедральный собор Рождества Санта Марии.

После смерти герцога и десятилетнего периода распрей на престол взошел его младший сын Филиппо Мария, продолживший политику отца. В 1447 г. он умер бездетным, и в Милане на несколько лет восстановился режим коммуны, названной Амброзианской республикой (от имени патрона города — св. Амброзия). В ходе продолжавшейся войны с Венецией кондотьер коммуны Франческо Сфорца (1401–1466), женатый на дочери предпоследнего Висконти, воспользовался слабостью режима и в 1450 г. установил собственную синьорию, положив начало новой династии. Заключенный в 1454 г. мир в Лоди, сопровождавшийся созданием общеитальянского союза против захвативших Константинополь турок, открыл период относительного спокойствия. Герцоги Сфорца в ренессансном духе покровительствовали искусству, при них произошла перестройка герцогского замка (Кастелло Сфорцеско), в которой участвовали знаменитые архитекторы Филарете и Браманте, а также находившийся при дворе Леонардо да Винчи. Последним в династии Сфорца стал сын Франческо Лодовико, по прозвищу Моро (Мавр), который отстранил от власти своего племянника Джан Галеаццо; в конце концов интриги Моро способствовали началу Итальянских войн.

На юге Италии очагом раздоров по-прежнему оставалось королевство Неаполитанское, борьбу за престол которого вели представители двух ветвей Анжуйской династии, местной и венгерской, а также претенденты из Франции. Эта борьба осложнялась расколом в церкви, поскольку королевство было ее вассальной территорией, так что папы и антипапы наделяли коронами соперников из противоположных лагерей. Приемный сын и наследник неаполитанской королевы Джованны I Карл Дураццо сместил ее и в 1382 г. организовал ее убийство, а через два года сам был убит заговорщиками в Буде из-за своих притязаний на венгерский трон. Его сменил сначала сын Владислав I (1376–1414), который не только упрочил свою власть, но и значительно расширил неаполитанские владения в Южной и даже Средней Италии, а затем дочь Джованна II (1373–1435). Последняя лавировала между герцогами Анжуйскими Людовиком III и Рене, с одной стороны, и призванным ею же и усыновленным королем Арагона, Сицилии и Сардинии Альфонсом V (1396–1458) — с другой. Альфонс, прозванный Великодушным, в 1442 г. занял Неаполь и провозгласил себя королем Обеих Сицилий. Он был просвещенным государем, основал первый университет в Сицилии, принимал меры по развитию скотоводства и текстильных промыслов. Король был большим почитателем античной истории, при его дворе Лоренцо Валла написал свой знаменитый трактат о подложности Константинова дара папам.

Альфонсу на неаполитанском троне наследовал его внебрачный сын Фердинанд I, или Ферранте (1423–1494), которому пришлось снова столкнуться с нападениями анжуйцев, а также с заговорами баронов, жестоко подавленными. Ему, как и его отцу, оказывал помощь албанский князь Скандербег, известный успешной борьбой с османами. Ферранте присоединил к королевству княжество Таранто, отошедшее к нему как приданое жены; он активно участвовал во всех итальянских политических спорах. При неаполитанском дворе по-прежнему поощрялись занятия литературой; на латыни писал Джованни Понтано, который дал свое имя Понтанианской академии, а на народном языке (варианте тосканского) — Якопо Саннадзаро, автор пасторальной поэмы «Аркадия».

Культура Возрождения складывалась в особой атмосфере Италии второй половины XIV–XV в. с ее раздробленностью на ряд мелких и не совсем автономных, но амбициозных государств, таких как Феррара, Мантуя, Урбино, Сиена, Пиза и других. Урбинские герцоги Монтефельтро, как и многие другие итальянские князья, служили кондотьерами более могущественным государям, но особенно прославились покровительством искусствам. Федериго да Монтефельтро построил в Урбино великолепный дворец, в котором собрал одну из крупнейших библиотек своего времени и богатую художественную коллекцию, в которую внесли свой вклад Пьеро делла Франческа, Паоло Уччелло и другие; выходцем из Урбино был Рафаэль Санти. Богато украшали свои резиденции и виллы («делицие», места отдохновения) герцоги Феррары и Модены Эсте, знаменитую Камеру дельи Спози во дворце маркизов Мантуанских Гонзага расписал А. Мантенья.

Церковь и папство

Важнейшим политическим и духовным центром Италии оставался Рим, куда в 1377 г. из Авиньона окончательно перебрался папа Григорий XI. Немало усилий для этого приложила канонизированная впоследствии Екатерина Сиенская и другие итальянцы. (А также, впрочем, святая Биргитта Шведская, которая в своих откровениях провозглашала, что папа должен перебраться из Авиньона в Рим.) Вместе с тем сохраняла свое влияние и профранцузская партия, благодаря действиям которой наряду с папой-итальянцем Урбаном VI (1378–1389) был избран антипапа Климент VII, вернувшийся в Авиньон. Так было положено начало церковному расколу, подкрепленному политическими разногласиями европейских государств: союзники Франции поддерживали авиньонского папу, а англичане итальянского. Нарастало всеобщее недовольство своекорыстием пап, которое вошло в правило. При курии процветал непотизм, т. е. раздача выгодных мест родне понтифика, продажа должностей (симония), замещение многих вакансий одними и теми же людьми и удержание свободных вакансий, доходы с которых поступали папскому двору. Все это осложняло традиционно непростые взаимоотношения руководителей церкви с местными властями и с теми силами внутри нее самой, которые хотели ограничить власть пап и поставить над ними высший авторитет вселенских соборов (движение «концилиаризма»).

Поскольку после смерти Урбана и Климента противоборствующие кардиналы продолжали избирать очередных пап от каждого лагеря, последней возможностью примирения оказался созыв собора. В 1409 г. Пизанский собор избрал единого кандидата, но соперники не признали его и в результате в церкви имелось уже три папы. Порядок должен был навести следующий Вселенский собор Католической церкви, открывшийся под эгидой германского императора Сигизмунда I в 1414 г. в Констанце. Здесь «пизанский» папа Иоанн XXIII был вынужден отречься от своего звания, римский папа Григорий XII внял призыву сделать это на определенных условиях добровольно, а авиньонский папа Бенедикт XIII продолжал настаивать на своих правах до самой смерти (1423 г.), но утратил поддержку. Новоизбранный Мартин V (Колонна, 1417–1431) успешно пользовался разногласиями участников собора, чтобы отвести нависшую над верховенством пап угрозу. Он обосновался в Риме, который за годы отсутствия глав церкви пришел в запустение и сделался предметом постоянных раздоров между местными баронами и пришлыми авантюристами. Папе удалось навести порядок и приступить к восстановлению римских построек, а также к возвращению территорий Папской области под власть церкви.

Одним из средств, направленных на поддержание церковного единства, стала борьба с течениями, объявленными еретическими. В XIV в. неортодоксальные идеи в связи с догматами о пресуществлении и о предопределении к спасению высказывал английский каноник Джон Уиклиф. Его последователи критиковали обмирщение церкви и отвергали некоторые таинства. Взгляды Уиклифа через чехов, обучавшихся в Оксфорде, проникли в Чехию и нашли там благодатную почву. Национальные и предреформационные мотивы этого учения получили выражение в Пражском университете в лице Яна Гуса (см. также с. 717). Констанцский собор объявил еретическими учения Уиклифа, Гуса и парижского теолога Жана Пти, проповедовавшего законность убийства правителя-тирана. (Эти решения имели во многом политическую подоплеку.) В Констанце было принято решение созывать соборы регулярно, что для пап представляло большое неудобство. В 1423–1424 гг. собор в Сиене ограничился осуждением еретиков и схизматиков, следующий собор 1431 г. в Базеле начался конфликтом с новым папой Евгением IV. Последний пытался распустить его, а затем под разными предлогами переводить в другие места. В 1437 г. базельские реформаторы окончательно отказались подчиняться Евгению, и это привело к новому рецидиву раскола: они избрали своего папу, герцога Амедея Савойского под именем Феликса V. В конечном счете возобладала заинтересованность европейских властителей в единой централизованной организации Католической церкви, и в 1449 г. оставшиеся участники Базельского собора объявили о самороспуске, а Феликс отрекся от тиары.

Воспользовавшись церковными неурядицами, некоторые государи добились от пап уступок в отношении самостоятельности национальных церквей. Прежде всего это относится к Франции: Прагматическая санкция 1438 г. Карла VII несколько ограничила вмешательство римского престола в дела французской церкви и распределение ее доходов. По Венскому конкордату 1448 г. с германским императором папство получило больше выгод, сохранив, в частности, право вето при выборе епископов и право на денежные поступления.

Одним из главных объединяющих факторов для Европы XV в. служила общая для христианского мира опасность, связанная с расширением Османской державы. Под угрозой оказалось существование Византии, и в 30-е годы ее правители стали склоняться к идее объединения Восточной и Западной церквей при условии оказания помощи со стороны католических держав. Вопрос об унии послужил папе поводом для переноса Вселенского собора из Базеля в Феррару (1438 г.), куда было удобнее добираться византийскому императору, патриарху и духовным лицам, а затем, из-за эпидемии чумы, во Флоренцию, которая служила некоторое время резиденцией Евгения IV, после того как он рассорился с римлянами. 6 июля 1439 г. участники собора подписали декрет «Laetantur coeli», формально провозгласивший унию. Представители Православной церкви признали главенство папы и правомочность догматов латинян, в частности filioque (об истечении Св. Духа «и от отца, и от сына») и о чистилище, но, в свою очередь, сохранили собственную обрядность и право богослужения на национальных языках. Усилия папы по организации крестового похода не увенчались успехом: собранное для помощи венгерскому королю Владиславу III войско было разбито турками-османами при Варне в 1444 г. Отсутствие реальных результатов унии привело к тому, что православное духовенство отвергло ее, и после падения Константинополя унии придерживались только те греки, которые укрылись на итальянских территориях.

Преемники Евгения IV на папском престоле, в частности Николай V (1447–1455), постоянно объявляли о сборе средств для нового крестового похода, выделяя на него долю церковных доходов, но объединению сил мешали разногласия как между европейскими государствами (Столетняя война и внутриитальянские конфликты), так и между католиками и православными. Николай V был первым в полном смысле ренессансным папой, выходцем из среды гуманистических интеллектуалов, хотя их приток в курию и покровительство новым литературным и художественным течениям начались еще при Мартине V и особенно усилились при Евгении IV. Следующий папа, испанец Калликст III (Борджиа), немало сделал в части возвышения своей семьи; его успехи в борьбе с турками ограничились организацией собственного небольшого военного флота. Самым выдающимся понтификом-гуманистом был Пий II (Энеа Сильвио Пикколомини, 1458–1464), литератор, сделавший карьеру при дворе папы и императора. Он также пытался собрать силы для крестового похода и даже написал послание к султану, призывающее его перейти в христианскую веру. Пий умер, так и не дождавшись отплытия крестоносного флота в Константинополь.

Последующие папы с Павла II и до завершающего XV столетие Александра VI столь же мало преуспели в борьбе с османской опасностью. Их главные усилия постепенно сосредоточились на укреплении собственной власти, прежде всего на расширении владений папского престола в Италии и на обогащении собственных кланов. Наиболее активно действовали в этом направлении Сикст IV (Делла Ровере), который был замешан в заговоре против флорентийских Медичи и вступал в конфликты с другими североитальянскими государствами из-за владений в Романье, а также Иннокентий VIII, устраивавший династические браки своих побочных детей с правящими семьями Италии. Стремление не отставать от светских властителей в роскоши и величии побуждало пап тратить большие средства на строительство, приглашать в Рим лучших художников, архитекторов и скульпторов Италии и Европы, покровительствовать гуманистам. Последние в это время наполняют курию, классическое образование становится нормой, в творчестве филологов-гуманистов, подражающих античной культуре, папы не усматривают угрозы для церкви и своей власти.

Возобладавшая тенденция к обмирщению, подкрепляемая укоренившимся в культуре духом Ренессанса, заставляет забыть о радикальных реформах, речь о которых шла в эпоху раскола. В то же время принимаются некоторые меры запретительного и карательного характера, призванные укрепить авторитет церкви и веру. Вводится церковная цензура, при Сиксте IV испанскому королю было дано разрешение учредить в Кастилии особую инквизицию главным образом для борьбы с сомнительными новообращенными христианами. Эту меру поддержал Иннокентий VIII, который помимо прочего своей буллой 1484 г. положил начало широким преследованиям ведьм в Германии, а затем и в других странах Европы.

Священная Римская империя

С середины XIV в. интересы императоров все больше сосредоточиваются на германских делах и династических владениях, хотя формально они остаются выборными, как и папы, светскими главами западнохристианского мира. Императоры Люксембургского дома, начиная с Карла IV, владели Чехией, Моравией, Венгрией (с Сигизмунда), Силезией и Бранденбургом. Германские короли, которые по традиции становились и императорами Священной империи, фактически были первыми среди равных им по степени внутренней автономии владетельных князей. Главная роль среди последних принадлежала курфюрстам, которые вели войны между собой, с императором, дворянами и городами и управляли собственными территориальными государствами. Германия, с одной стороны, находилась в состоянии войны всех против всех, а с другой — в ней существовали те же объединительные тенденции, что и в иных странах, им способствовали земские движения (земский мир, земское самоуправление, представительство земских сословий).

Демографический кризис и другие неблагоприятные явления второй половины XIV в. привели к расхождению путей развития сельского хозяйства в разных частях страны: на севере и северо-востоке возобладали крупные поместья с широким использованием подневольного труда, на западе и юге распространились более гибкие формы отношений между крестьянами и собственниками земли (денежные выплаты, аренда). Вообще пестрота политической карты Германии соответствовала экономическому своеобразию ее отдельных областей, за которым следовало и культурное.

На севере находились богатые и самостоятельные ганзейские города, торговавшие с Восточной Европой и Прибалтикой, запад и юг были теснее связаны торговыми отношениями с Францией и Италией, здесь сильнее сказывалось влияние крупнейших династических домов. Города в той или иной мере пользовались самоуправлением, выступая важнейшим источником денежного дохода для князей. Города воевали со своими феодальными патронами и с мелким дворянством, грабившим купцов. Внутри самих немецких городов разворачивалась борьба между патрициатом и набирающими силу цеховыми структурами. Наибольшим самоуправлением пользовались имперские города (Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне, Аугсбург), представители которых заняли заметное место в сословных учреждениях. Для поддержания мира и независимости города заключали между собой союзы, крупнейшим из которых в XIV в. был Швабский союз.

Швейцарский союз шести (затем восьми и десяти) земель к концу рассматриваемого периода завоевал фактическую независимость от империи. Швейцарская конфедерация разбила войска Габсбургов в 1386 г. при Земпахе и в 1388 г. при Нефельсе. В войнах французского короля Людовика XI с герцогом Бургундии они выступали на стороне первого, так как бургундцы пытались подчинить себе конфедератов. Среди кантонов главную роль стали играть городские: Берн, Люцерн и Цюрих, а жители сельских кантонов, благодаря успехам швейцарского оружия, все чаще заключали договоры о военной службе по найму с правителями Франции, Италии и других стран Европы. Еще одним популярным родом войск к концу XV в. становится также немецкая наемная пехота — ландскнехты.

Структура местного управления послужила основой для складывания общегерманских учреждений. Административную власть: судебную, фискальную и полицейскую — сосредоточили в своих руках специальные чиновники, располагавшие соответствующим аппаратом — амтманны в северных и центральных землях и фогты в южных, располагавшие соответствующим аппаратом. В княжествах созывались ландтаги из представителей дворянства, духовенства и горожан, а также действовали земельные уложения. В деревне сохранялось общинное самоуправление. Наряду с обсуждением церковной реформы на протяжении XV в. шел разговор о реформировании имперского управления. Предложения о принятии общих для страны законов высказывались в памфлете «Реформация императора Сигизмунда» (1439 г.), идеи об усилении власти императора и об усовершенствовании системы его выборов развивал немецкий кардинал и философ Николай Кузанский (1433 г.).

Для обсуждения общеимперских вопросов (сбора налогов, войн) в XIV–XV вв. созывались нерегулярные собрания высших сановников, хофтаги (придворные сеймы). Только в конце этого периода появились общегосударственные учреждения, имперские сеймы, с представительством из трех коллегий: курфюрстов, имперских чинов (прелатов и знати) и имперских городов. На Вормсском рейхстаге 1495 г. вся страна была поделена на округа, имевшие свои органы управления, учрежден Высший имперский суд (Reichskammergericht) для решения споров между государственными субъектами и провозглашен Вечный земский мир. Существовали и другие, региональные, органы поддержания мира, в частности организованный по инициативе императора в 1488 г. новый Швабский союз городов, дворян и князей.

Список крупнейших властителей Германии в XIV–XV вв. не оставался неизменным, напротив, шел процесс перераспределения и укрупнения владений важнейших княжеских домов. Их консолидации способствовало внедрение в практику к концу этого периода принципа майората — неделимости родовых земель и передачи их старшим наследникам. В Средней Германии господствовал дом Веттинов, происходивший от маркграфов Мейсенских. В 1422 г. Веттины, владевшие также ландграфством Тюрингией, получили титул курфюрстов и герцогов Саксонских, а в 1486 г. разделились на две ветви: Альбертинскую герцогов Саксонских с центром в Дрездене и курфюршескую Эрнестинскую, имевшую столицей Виттенберг, будущее гнездо протестантизма.

В северных землях закрепился род Гогенцоллернов, ведущая линия которых происходила из бургграфства Нюрнберг во Франконии (на юго-востоке Германии). В 1415 г. бургграф Фридрих VI (I), которому за несколько лет до этого император Сигизмунд поручил навести порядок в Бранденбурге, добился получения титула курфюрста. Его сын Альбрехт Ахилл в 1473 г. издал закон о разделе наследства: к старшей ветви переходили земли курфюршества Бранденбург, младшая сохранила за собой франконские владения. Потомки курфюрстов стали в дальнейшем герцогами и королями Пруссии.

На юге и на западе Германии наибольшим влиянием пользовался род Виттельсбахов, представители которого, наряду с Люксембургами и Габсбургами, претендовали на императорский трон. Виттельсбахи с 1329 г. также делились на две ветви. В XV в. в семье доминировала старшая (пфальцская) ветвь, владевшая территориями в Баварии севернее Дуная (Нордгау), позднее названными Верхним Пфальцем, и по обеим сторонам Рейна — Нижним Пфальцем. Пфальцграфы Рейнские носили титул имперских стольников (трухзесов) и имперских викариев в Южной Германии. Младшая ветвь наследовала звание герцогов Баварских и владела в различные периоды описываемого времени (кроме отдельных частей Баварии, поделенных между ее членами), также провинциями Бранденбургом (1343–1373), Тиролем (до 1363 г.), Голландией и Эно (Геннегау, до 1404 г.). В дальнейшем рейнская ветвь приняла протестантизм, а баварские Виттельсбахи, отстоявшие свое наследство в войне с пфальцскими родственниками в начале XVI в. и объединившие всю Баварию под своей властью, склонились к поддержке католицизма и императоров Габсбургов.

Габсбурги в лице Альбрехта II сменили на императорском престоле Люксембургов в 1437 г. благодаря тому, что этот австрийский герцог был зятем императора Сигизмунда Люксембургского. С этого времени императорский титул остается в руках австрийских Габсбургов, род которых с 1379 г. делился на две ветви: альбертинскую, управлявшую большей частью собственно Австрии, и леопольдинскую, которой принадлежали Штирия, Каринтия, Крайна и Тироль. К сыну Альбрехта II, малолетнему Ладиславу Постуму (1440–1457) перешли короны Австрии, Венгрии и Чехии, но реальную власть оспаривали опекун Ладислава Фридрих III, избранный германским королем, и местные претенденты. Фридрих представлял леопольдинскую линию, его длительное 54-летнее правление стало временем междоусобной борьбы во всех владениях, принадлежавших Габсбургам. Их австрийские земли к концу царствования Фридриху удалось объединить в своих руках.

В Австрии Фридриху пришлось воевать с дворянством и с собственным младшим братом Альбрехтом, отчего ему часто доводилось скитаться с места на место, в 60-е годы XV в. главными противниками императора становятся османы и венгры. В 1485 г. значительную долю владений Фридриха захватил венгерский король Матьяш Хуньяди, который вошел и в Вену. Император смог вернуться туда только после смерти последнего в 1490 г. От прежних владений Габсбургов в Швейцарии Фридриху пришлось отказаться окончательно. Тем не менее итог его правления оказался скорее положительным. В 1452 г. состоялась церемония его коронации (это была последняя коронация германского императора в Риме, но только к концу столетия заходит речь о принадлежности империи собственно «германской нации»), в 1453 г. Фридрих утвердил составленную еще в XIV в. «Великую привилегию» (Privilegium Maius), согласно которой австрийский монарх получал особый титул эрцгерцога.

Наиболее успешной оказалась матримониальная политика Фридриха III. В августе 1477 г. был заключен брак между сыном императора Максимилианом и богатейшей наследницей Европы Марией Бургундской, дочерью герцога Карла Смелого (или Безрассудного — le Temeraire). Сам герцог незадолго до этого (в январе) погиб в битве при Нанси, отстаивая свои права на часть огромных владений, собранных к этому времени бургундскими государями в центральной зоне Западной Европы.

Держава «великих герцогов Запада»: Бургундия и Нидерланды

Бургундское герцогство до 70-х годов XV в. занимало довольно прочные и независимые позиции. Фактическим основателем его могущества стал четвертый сын французского короля Иоанна II Доброго Филипп II Храбрый (1342–1404), который в 1363 г. получил герцогский титул. Благодаря женитьбе на дочери графа Фландрского Маргарите он унаследовал помимо Франш-Конте (графства Бургундского) земли Фландрии, графства Артуа, Невер, Ретель и часть современных Нидерландов. Филипп и его сын Иоанн Бесстрашный принимали самое непосредственное участие в управлении Францией, которая страдала от междоусобиц и продолжающейся Столетней войны с Англией. Но порой бургундские герцоги вступали в союз с англичанами и использовали слабость центральной власти для расширения своих владений. Отец Карла Смелого Филипп III Добрый (герцог в 1419–1467 гг., внук Филиппа Храброго) присоединил к ним путем завоеваний и наследственных приобретений Люксембург, Намюр, Антверпен, Брабант, графства Голландию и Зеландию, Геннегау (Эно) и стал называть себя «великим герцогом Запада».

Города Фландрии издавна отстаивали свою независимость в борьбе с французской короной, и бургундские герцоги вынуждены были с этим считаться, признавая в них элементы самоуправления. Сохраняя штаты отдельных провинций, Филипп Добрый в 1464 г. учредил и Генеральные штаты Нидерландов по образцу других сословных учреждений своего времени. Здешние города, прежде всего Антверпен, Брюгге и Амстердам, являлись крупнейшими центрами торговли, мореплавания, сукноделия и зарождающегося банковского дела. Через них из восточной части Европы ввозилось зерно, которого не хватало и в самих Нидерландах, так как значительная доля ее территории приходилась на отвоеванные у моря земли (польдеры), осушаемые с помощью дамб и приводимых в движение ветряными мельницами насосов. Северные города пытались освободиться от власти бургундцев, рассчитывая на помощь окружавших последних со всех сторон соседей-соперников. Льеж трижды восставал против своих епископов, ставленников герцога, но несмотря на содействие горожанам французского короля Людовика XI все выступления были подавлены.

Карл Смелый рассчитывал на присоединение Эльзаса и Лотарингии, которые отделяли собственно герцогство Бургундию от его северных владений. С этим и были связаны переговоры герцога с Габсбургами, открывавшие для него перспективу получения королевской, а возможно, и императорской короны. Габсбурги относились к подобным планам настороженно, и создавшаяся ситуация способствовала заключению в 1474 г. союза между последним представителем младшей ветви Габсбургов Сигизмундом Тирольским и швейцарцами (Констанцский договор). Начались Бургундские войны, проходившие на территории Лотарингии и Швейцарии. Войска швейцарских кантонов трижды разгромили бургундцев: при Грансоне и Морате (Муртене) в 1476 г. и при Нанси, где погиб Карл Смелый.

Его наследнице Марии пришлось столкнуться с притязаниями ее опекуна, французского короля Людовика XI, от которых ее защитила только поддержка нидерландских городов, купленная ценой существенных уступок: «Великая привилегия» в феврале 1477 г. вернула им большинство вольностей, отнятых герцогами прежде. Брак Марии с наследником германского императора Максимилианом столкнул получивших власть над Нидерландами Габсбургов с Францией. В 1479 г. французские войска потерпели поражение при Гингате, но смерть Марии в 1482 г. (ей было 25 лет, она упала с коня на соколиной охоте) привела к новым трениям с Францией и с нидерландскими подданными Максимилиана, которые отказались признать его регентом при его и Марии сыне Филиппе. Они заключили с Людовиком XI Аррасский договор, фактически отдававший последнему Бургундию и Пикардию. Максимилиан попытался реализовать свое право на все «бургундское наследство», но ему препятствовали смуты в Венгрии и Чехии, нападения турок и восстания в Нидерландах (он даже провел несколько месяцев в плену в Брюгге). По Санлисскому договору за Габсбургами остались, кроме Нидерландских областей, графства Артуа и Франш-Конте, что в дальнейшем послужило причиной новых конфликтов.

Культурная обстановка в нидерландских городах этого времени позволяет усматривать в них второй важнейший центр Европы не только в экономическом, но и в духовном отношении, хотя применительно к ним принято говорить не столько о ренессансных явлениях или влияниях, сколько о позднеготических. Эти феномены, проявившиеся как в архитектуре и искусстве, так и в особой атмосфере бургундского двора, при котором культивировались идеалы средневекового рыцарства и куртуазности, получили, благодаря книге нидерландского историка Йохана Хейзинги, название «Осени Средневековья». Имена фламандских художников XV в. приобрели такую же известность, что и их итальянских современников, творцов Возрождения.

Наибольшее значение имело творчество Яна ван Эйка (1390–1441), мастера портрета и создателя (вместе с братом) грандиозного алтаря для Гентского собора, а также придворного художника Филиппа Доброго Рогира ван дер Вейдена (1400–1464), совершившего путешествие по Италии. Его учеником и последователем был живописец немецкого происхождения Ханс Мемлинг (между 1433 и 1440–1494). К концу столетия приобретает популярность Иероним Босх (ок. 1453–1516), чьи насыщенные сатирической символикой и причудливыми фантазиями работы можно трактовать как предвестие реформационной бури. При бургундском дворе работала также плеяда композиторов-полифонистов самой знаменитой в то время нидерландской школы, в том числе Гийом Дюфаи (ок. 1400–1474), много времени проведший в Италии, и крупнейший ее представитель Жоскен Депре (ок. 1450–1521), также прославившийся в Италии и во Франции.

Особенно тесной была культурная связь Нидерландов с соседствующими с ними французскими и германскими землями. В северных странах новые духовные движения не имели столь явно выраженной мирской направленности, как в Италии, и всегда ставили своей задачей приближение к первоначальному евангельскому идеалу спасения (нечто подобное, но в более радикальных формах, происходило на Юге в XIII — начале XIV в.). Это течение получило название «Нового благочестия» (Devotio moderna) и выразилось, в частности, в деятельности Братства общей жизни, основанного в 1374 г. Тертом Гроте. Члены братства вели совместную жизнь и объединяли свое имущество, но не принимали монашеских обетов и видели свою цель в труде, благочестии и воспитании, в том числе путем чтения Библии. Главным пособием для благочестивых мирян стал созданный в начале XV в. популярнейший мистический трактат «О подражании Христу» августинского монаха Фомы Кемпийского (1380–1471). Трактат предназначался для духовных лиц и призывал к самоотречению и следованию примеру Иисуса.

Франция

Во Франции XIV–XV вв. шел процесс складывания централизованного национального государства вопреки или во взаимодействии с множеством факторов, мешавших ее объединению. К ним относятся демографический кризис, вызванный рядом эпидемий, продолжавшаяся война с англичанами, разнохарактерность отдельных областей, наличие мощных соперничающих центров власти внутри страны и система наследования и распределения апанажей (уделов) «принцев крови», самостоятельность городов и сельских общин, городские и крестьянские восстания. Решающим фактором консолидации явилась не столько политика французских королей, сколько развитие национального самосознания и умножение всякого рода связей — экономических, политических и культурных.

Основную массу населения составляли крестьяне, которые были к этому времени в основном лично свободными и владели земельными наделами на праве цензивы, т. е. наследственного держания на условиях выплаты сеньору денежной ренты. Отношения внутри сословий и между сословиями и государством также все чаще получают денежное выражение. Именно в этот период складывается система регулярного и постоянного налогообложения. Наибольшее значение, с точки зрения доходов короны, имели налог на соль (габель), продажа которой была государственной монополией, и налог на землю и имущество, принадлежащие неблагородным сословиям (королевская талья).

Внутреннюю жизнь Франции определяли войны, в которых права суверенитета над ее территориями заявляли и отстаивали как английские и французские короли, так и члены королевского дома, поддерживаемые различными партиями. После невыгодного для Франции мира в Бретиньи (1360 г.) вступивший на трон в 1364 г. под именем Карла V дофин отвоевал области на юго-западе Франции, носившие название Великой Аквитании. Отряды под командованием коннетабля Бертрана Дюгеклена постепенно вытесняли англичан, так что в их руках остались в конце концов только пять портовых городов, в том числе Бордо и Кале. Последние годы правления Карла омрачили смуты в Бретани и Лангедоке; король умер в 1380 г., оставив престол 12-летнему Карлу VI. Хотя в Столетней войне наступил фактически длительный перерыв, разразилась гражданская война, вызванная властными притязаниями родни Карла, принцев королевского дома. Сначала власть делили между собой братья покойного короля Людовик Анжуйский, который участвовал также в борьбе за неаполитанский трон, правитель Лангедока Жан Беррийский и Филипп Храбрый, основатель могущества герцогов Бургундских. После того как Карл VI достиг 20-летия, он доверил управление так называемым «мармузетам» (слово, введенное хронистом Фруассаром и примерно переводимое как «болванчик»), приближенным незнатного происхождения, пытавшимся приступить к некоторым реформам в области финансов. Чрезмерные налоги приводили к регулярным восстаниям, таким как восстание майотенов («молотобойцев») в Париже в 1382 г. и восстание тюшенов (слово итальянского происхождения, означающее «все заодно») в 80-е годы.

В 1392 г. у короля случился первый приступ преследовавшей его в дальнейшем все чаще болезни (предположительно, формы маниакально-депрессивного психоза), во время которого он убил нескольких человек из своей свиты. Вскоре к власти вернулись королевские дядья, вражда между которыми перешла к их наследникам. Образовались две партии: «бургиньонов», или бургундцев, во главе которых стал новый герцог Иоанн Бесстрашный, сын Филиппа Храброго (кузен короля), и сторонников брата короля, фаворита его жены Изабеллы Баварской, герцога Людовика Орлеанского — впоследствии их назовут «арманьяками» по имени их нового лидера — Бернара VII д’Арманьяка. В 1407 г. в Париже люди герцога Бургундского убили Людовика Орлеанского. Парижский теолог Жан Пти, находившийся на жалованье у Иоанна Бесстрашного, написал его апологию, где оправдывал законность убийства «тирана», которым считал герцога Орлеанского. Перевес склонялся то к одной, то к другой стороне, в частности в 1413 г., воспользовавшись подавлением восстания парижского цеха мясников (восстание кабошьенов по имени их вождя Кабоша), арманьяки вернули себе центральную власть.

В 1415 г. возобновилась война с англичанами, которым до этого мешали заняться французскими делами внутренние смуты. 25 октября французская армия, намного превосходившая численностью армию английского короля Генриха V, потерпела катастрофическое поражение при Азенкуре. Английские лучники в очередной раз истребили цвет французского рыцарства, не позаботившегося защитить от стрел своих коней. Партия арманьяков, которая поддерживала дофина Карла (будущего Карла VII) была ослаблена неудачами, а поссорившаяся с ней жена Карла VI Изабелла Баварская в 1417 г. перешла на сторону бургиньонов и объявила себя регентшей при больном короле. В 1418 г. в ходе нового парижского восстания многие арманьяки, и в их числе граф Бернар, были перебиты, а дофина чудом удалось вывезти из Парижа на юг. Перед лицом английской угрозы обе партии попытались примириться, но во время встречи их представителей в сентябре 1419 г. на мосту Монтеро якобы по приказу дофина был убит Иоанн Бесстрашный. Это была месть арманьяков за убийство Людовика Орлеанского.

Новый бургундский герцог Филипп III, сын Иоанна, заключил в 1420 г. союз с английским королем Генрихом V и с помощью Изабеллы Баварской отдал ему руку дочери Карла VI Екатерины (договор в Труа). Королева «призналась», что дофин Карл прижит ею не от короля. За это ей и ее двору было сохранено содержание. Теперь права дофина, за которым стояли армяньяки, можно было оспорить. Генрих V с согласия Парижского парламента стал наследником французского короля вместо дофина Карла. В 1422 г. ушли в мир иной и Карл VI, и Генрих V, и в стране установилось своего рода двоевластие: королями были объявлены одновременно годовалый наследник Генриха V Генрих VI, возглавивший «двойную монархию» (английское и французское королевства), и Карл VII, причем в распоряжении последнего оставалась примерно половина французских земель, в основном, области южнее Луары, правда, богатые и густонаселенные. Его резиденцией служил город Бурж в провинции Берри, почему его и прозвали «Буржским королем».

В 1428 г. англичане осадили Орлеан, закрывавший путь с Севера к их южным владениям во Франции, и создали угрозу для Буржа, так что Карл был вынужден удалиться в замок Шинон.

Жанна д ’Арк

В этот трудный момент дело дофина и его сторонников спасло почти в буквальном смысле чудо, во всяком случае, история Жанны д’Арк относится к разряду тех событий, когда стечение случайных, на первый взгляд, обстоятельств переломило, казалось бы, безысходную ситуацию. Впрочем, значение этой истории было чисто моральным, судьбоносную роль сыграл психологический фактор. В марте 1429 г. 17-летней крестьянской девушке из деревни Домреми (по поводу подлинного имени, происхождения и даже возраста Жанны в науке существуют разногласия) после ряда перипетий удалось предстать перед Карлом, уверить его в своей божественной миссии. Она убедила дофина также и в законности его прав на престол по рождению, что было важно, учитывая упомянутое «признание» его матери и средневековые представления о праве на власть. В этом случае, как и во всей деятельности Жанны, главную роль сыграло именно ее убеждение в божественной поддержке, внушенное ей голосами и видениями, — противники доказывали, естественно, что они исходили от дьявола.

Король поставил Жанну во главе войск, и Орлеан был освобожден. Затем Орлеанская Девственница, как ее стали называть, внушила Карлу намерение короноваться в Реймсе, по обычаю французских королей, хотя город находился на бургундской территории (июль 1429 г.). Серия удач была прервана попыткой взять Париж; в ходе дальнейших военных действий Жанна д’Арк попала в плен к бургундцам и была выкуплена у них англичанами. Те организовали против нее показательный процесс с обвинением в ереси (без применения пыток), который шел долго, но в итоге окончился сожжением Жанны на костре в Руане 30 мая 1431 г. Четверть века спустя приговор был отменен, а в 1920 г. Жанна д’Арк была канонизирована и объявлена святой покровительницей Франции.

Тем не менее перевес стал клониться на сторону Карла VII. В 1435 г. между ним и герцогом Бургундским был подписан Аррасский мирный договор, положивший конец борьбе партий, в 1436 г. на его сторону перешел Париж, затем были освобождены Нормандия (1450 г.) и остававшиеся в руках англичан юго-западные земли. Окончанием войны считаются победа французов при Кастийоне и падение Бордо в октябре 1453 г., хотя мир был заключен только двадцать с лишним лет спустя. В руках англичан остался лишь порт Кале на побережье Ла-Манша.

Победе способствовали некоторые преобразования, осуществленные Карлом VII. Под руководством парижанина Жана Бюро была организована полевая артиллерия; в 1445 г. учреждаются так называемые Ордонансные роты — эскадроны тяжелых конников, каждого из которых сопровождали вспомогательные бойцы. Также было сформировано пешее ополчение из лучников, по одному от каждого прихода. Для покрытия военных расходов Карл ввел, с разрешения провинциальных штатов, постоянные налоги, он учредил местные высшие судебные органы — Парламенты, подобные Парижскому, в Тулузе и Гренобле. Финансы Карла VII приводил в порядок его суперинтендант, богатейший буржский купец Жак Кёр, который, правда, в 1451 г. был смещен и обвинен в растрате.

Несмотря на военные успехи, не прекращались внутренние смуты, в которых принял участие наследник Карла VII будущий король Людовик XI. В 1440 г. он присоединился к мятежу крупных сеньоров королевства, получившему название «Прагерии» по сходству с чешскими выступлениями гуситов. Оно было подавлено, но Людовик укрепился в своем апанаже — области Дофине (титульном владении наследника престола). Он принимал активное участие в военных действиях против англичан, а в 1444 г. был направлен в Швейцарию по просьбе папы Евгения IV — там заседал враждебный папе Базельский собор. Вмешательство Людовика в дела управления привело к новым ссорам с отцом, и в 1456 г., когда Карл выставил против него войско, он бежал в Бургундию. Здесь он встретил со стороны герцога Филиппа Доброго радушный прием и пробыл в его владениях до смерти своего отца в 1461 г.

Правление Людовика XI считается одной из наиболее ярких страниц в истории Франции. Людовика часто сравнивали с другими современными и более поздними монархами, силой или хитростью покончившими с феодальным сепаратизмом и устанавливавшими режим абсолютной власти в национальных государствах. Не отличаясь любовью к внешнему блеску, король пользовался популярностью в народе, а за такие свойства характера, как осторожность и мстительность, он получил прозвища Благоразумного и даже «Паука».

Сначала Людовик попытался расправиться с соратниками своего отца, но фактически продолжил его централизаторскую политику, которая шла вразрез, в частности, с обычаем раздачи земель принцам крови в апанаже. В 1465 г. последние, возмущенные этим, образовали направленную против Людовика Лигу Общественного блага, к которой примкнул наследник бургундского престола Карл Смелый. Бургундцы проявляли недовольство решением французского короля вернуть себе за выкуп города на Сомме в Пикардии, уступленные Бургундии по Аррасскому договору. Людовик противостоял войскам Лиги при Монлери, но убедился, что не сумеет одержать военную победу, а посему заключил несколько договоров со своими противниками. Король был вынужден сделать значительные уступки, в частности, он передал своему брату Карлу Беррийскому Нормандию. Но тот так и не вступил во владение, поскольку Людовик объявил эти уступки вырванными силой и начал войну с Карлом; позднее он заменил ему Нормандию на Шампань, а еще позже на Гиень.

Главную опасность для Людовика представлял новый герцог Бургундский Карл Смелый, против которого французский король постоянно подстрекал его соседей и подданных. В 1468 г. во время личной встречи Людовика и Карла на бургундской территории, в Перонне, против Карла поднялось восстание в Льеже, причем выяснилось, что к бунту призывали королевские агенты. Людовику удалось спастись ценой новых потерь, к тому же герцог заставил его присутствовать при жестокой расправе над горожанами. В дальнейшем Людовик XI предпочитал действовать чужими руками. Своих советников и подданных, обвиненных в измене, он сажал в железные клетки и предавал казни. В Англии он поддерживал соперника короля Эдуарда IV (на сестре последнего был женат Карл Смелый, рассчитывавший на помощь английского короля). Когда Эдуард все же вторгся во Францию, Людовик, избежав сражения, ценой огромных денежных выплат и уступок заключает с англичанами договор в Пикиньи (1475 г.), формально подтвердивший результаты Столетней войны.

В 1472 г. после смерти бездетного Карла Французского Гиень окончательно переходит к королю. В 1477 г. погиб Карл Смелый, и восточная часть его владений также была присоединена к Франции. В 1480–1481 гг. пресеклась анжуйская ветвь Валуа, и в непосредственное подчинение королю перешли графства Анжу, Мэн и Прованс. Покорность короне герцога Бретонского Франциска II, участника прежних мятежей, была обеспечена рядом договоров. Наконец, перспектива получения бургундского наследства сохранялась благодаря помолвке наследника Людовика, будущего Карла VIII, с дочерью Марии Бургундской и Максимилиана Габсбурга Маргаритой. Таким образом, Людовик явился успешным собирателем французских земель; его административная деятельность также принесла плоды: доходы казны увеличились втрое, он организовал почтовую службу, содействовал развитию промышленности, приглашая чужеземных специалистов, основал университет в Бурже.

Французскую художественную культуру этого времени можно характеризовать в целом и как позднесредневековую, и как проторенессансную. Несмотря на ее открытость международным влияниям, итальянская мода на подражание Античности и экспериментирование в классическом духе еще не утвердились, скорее можно говорить о воздействии северной, особенно нидерландской, культуры. Наиболее значительные архитектурные сооружения создавались в стиле поздней готики, причем не только в церковном, но и в гражданском строительстве; в живописи, в книжной миниатюре и портрете, лучшие образцы оставил придворный художник Карла VII и Людовика XI Жан Фуке (ок. 1420–1481), в скульптуре создаются замечательно реалистичные надгробные портреты. Среди многочисленных исторических памятников выделяются «Хроники» историка Столетней войны Фруассара и «Мемуары» придворного Людовика Филиппа де Коммина. Самый знаменитый французский поэт XV в. Франсуа Вийон, бывший школяр, вращавшийся в воровской среде и не раз попадавший в тюрьму, выразил в своих иронических балладах мировосприятие общественных низов.

Англия

Англия также косвенно пострадала от Столетней войны, хотя военные действия велись на континенте. Непомерно возросшее налоговое бремя ложилось в основном на крестьянство, которые поставляло помимо прочего лучников в королевскую армию. Расширение рыночных отношений сказывалось на сельском хозяйстве двояко: увеличивалось число свободных и самостоятельных земледельцев, а также арендаторов земли, и в то же время количество безземельных крестьян, обрекаемых на наемный труд. Вместе с тем в конце XIV в., вследствие нехватки рабочих рук после ряда эпидемий чумы, наблюдалось некоторое возрождение барщинного хозяйства. Особенностью Англии было вмешательство государственной власти в экономику на низшем уровне и жесткая регламентация правил торговли, ремесленной практики и занятости. После «Черной смерти» был принят ряд указов в рамках «рабочего законодательства», обязывающих всех трудоспособных наниматься на работу.

Одной из причин Столетней войны явилась борьба за влияние в Нидерландах, потреблявших продукты английского овцеводства. Не случайно юный Эдуард III провозгласил себя королем Франции на рыночной площади Гента, опираясь на поддержку горожан, восставших под предводительством суконщика Якоба ван Артевельде. В XV в. формируется собственная английская текстильная промышленность и принимаются меры «протекционистского» характера. Было запрещено вывозить товары на иностранных судах, поощряется деятельность английских купцов, экспортирующих сукна. В течение более ста лет запрещалось вывозить из страны необработанную шерсть.

В 70-е годы XIV в. французы вытеснили англичан из юго-западной Франции, избегая крупных столкновений, несмотря на грабительские рейды противника. В 1377 г., после смерти Эдуарда III на английский трон взошел его внук 10-летний Ричард И, сын Эдуарда Черного Принца, владевшего в 1362–1372 гг. Аквитанией (Гиенью) и умершего в 1376 г. До 1381 г. делами управляли государственный совет и дядя короля Джон Гонт (Гентский), герцог Ланкастер. В 1381 г. разразилось восстание низов во главе с Уотом Тайлером, спровоцированное ежегодно увеличивающимися размерами подушной подати на военные нужды. Восставшие также требовали сокращения феодальных повинностей и церковной реформы в духе Уиклифа и бродячих священников-лоллардов. Идеологом восстания выступил Джон Болл, который выразил его антидворянский дух в знаменитом стихе (перефразирующем народную поговорку): «Когда Адам пахал, а Ева пряла, разве о дворянах молва была?» Бывший солдат Уот Тайлер привел в столицу из близлежащего к Лондону Кента крестьян, которые по дороге расправились с архиепископом Кентерберийским. Восставшие требовали отставки правящих герцогов и встречи с королем. На встрече в Майл-Энде король согласился с их требованиями, а на следующий день Тайлер снова привел мятежников на поле Смитфилд, чтобы получить от Ричарда письменные гарантии. Во время этой встречи он был убит по наущению короля лордом-мэром Лондона, а восставшие, которым Ричард снова пообещал свободу, затем разогнаны и многие из них казнены. В дальнейшем король правил самостоятельно, окружив себя фаворитами, что привело к конфликтам со знатью и парламентом. В 1388 г. он был временно отстранен от власти, а в 1399 г. смещен в ходе столкновения со своим двоюродным братом Генрихом Болингброком, сыном Джона Гонта. После смерти последнего король конфисковал его владения, но Генрих, воспользовавшись отплытием Ричарда в Ирландию, вернулся с помощью французских сил в Англию и на волне всеобщего возмущения был провозглашен королем (Генрих IV, 1399–1413). Ричард II через год умер в тюрьме при невыясненных обстоятельствах.

Приход к власти династии Ланкастеров послужил причиной многих будущих смут, которыми сопровождалось и царствование самого Генриха IV, чему способствовали слухи о чудесном спасении Ричарда (для их пресечения преемник Генриха IV в 1413 г. торжественно перезахоронил останки Ричарда II в Вестминстерском аббатстве). В правление Генриха впервые был издан указ о сожжении еретиков, направленный против лоллардов. Его сын Генрих V (род. 1387–1422) стал одним из самых удачливых полководцев Столетней войны. В 1415 г. он возобновил военные действия и разгромил французов при Азенкуре. Как уже было сказано, Генрих получил руку дочери французского короля Екатерины и стал его официальным наследником, но короны не дождался, умерев всего за два месяца до Карла VI. Обе короны достались его девятимесячному сыну Генриху VI, который начал править самостоятельно с 1437 г., после смерти матери. К этому времени значительная часть территорий во Франции оказалась потеряна, хотя и Генрих был увенчан французской короной в парижском соборе Нотр-Дам в 1431 г. в ответ на коронацию Карла VII в Реймсе в 1429 г.

Генрих VI был набожным и невоинственным правителем, и при нем возобладала партия сторонников мира с Францией во главе с герцогом Суффолком, который убедил короля жениться на племяннице Карла VII Маргарите Анжуйской (1445 г.). Условием этого брака выдвигалась передача Франции графств Мэн и Пуату, и обнародование (пост фактум) этой уступки привело к общественному недовольству и конфликту со сторонниками войны, возглавляемыми герцогами Глостером и Йорком. Глостер был обвинен в измене и погиб в тюрьме, а Ричард Йоркский отправлен в почетную ссылку в качестве наместника в непокорной Ирландии. Герцог Суффолк, в свою очередь, ввиду военных провалов отправился в изгнание, но по пути во Францию перевозивший его корабль был остановлен кем-то из врагов герцога, которые приказали обезглавить его (1450 г.).

Недовольство королем нашло выход в новом восстании кентских крестьян в том же 1450 г., возглавленном неким Джеком Кэдом, называвшим себя выходцем из семьи Мортимеров, потомков третьего сына Эдуарда III, которые формально следовали по старшинству за Ричардом II, т. е. стояли выше как Ланкастеров, так и Йорков. Повстанцы разбили королевские войска, заняли предместье Лондона и убили нескольких приближенных Генриха VI. Восстание было подавлено благодаря помощи ополчения лондонских горожан и обещанию помилования, хотя зачинщики затем были казнены.

Положение королевской партии, возглавляемой Маргаритой Анжуйской, более решительной, чем ее муж, усложнилось болезнью последнего, у которого появились припадки безумия, такие же, как у его деда, французского короля Карла VI. Герцог Ричард Йорк был ближайшим претендентом на престол, так как его мать Анна Мортимер приходилась внучкой уже упомянутого третьего сына Эдуарда III Плантагенета Лайонела, а по мужской линии он происходил от его пятого сына, в то время как Ланкастеры — от четвертого сына (Джона Гонта). Регентство Йорка не устраивало Маргариту, и в 1455 г. борьба между Ланкастерами и Йорками вступила в вооруженную стадию. Война продлилась более 30 лет и позднее получила название войны Алой и Белой роз по символам, избранным для себя враждующими партиями. Кризис усугублялся слабостью центральной власти, пользуясь которой крупные феодальные дома вступали в местное соперничество, и изобилием в стране наемников после фактического окончания Столетней войны.

В начале военных действий успех сопутствовал йоркистам под командованием Ричарда Невилла, графа Уорвика, позже прозванного «делателем королей». Ричард Йорк закрепил за собой титул лорда-протектора, но затем снова был отослан в Ирландию. Вернувшись оттуда с войском в 1459 г., он после нескольких сражений захватил короля в плен и посадил его в лондонский замок Тауэр. Йорк был провозглашен наследником короля, таким образом, малолетний сын Генриха VI Эдуард Вестминстерский (род. 1453–1471) был отстранен от престола.

В конце 1460 г. Ричард Йорк направился на Север Англии, где собирала силы королева Маргарита. Здесь 30 декабря он потерпел неожиданное поражение в битве при Уэйкфилде, и сам погиб в ней вместе с одним из сыновей. Голова герцога была выставлена на пике в соломенной короне.

Главой йоркистов стал теперь старший сын Ричарда Эдуард, граф Марш, который смог короноваться в Лондоне под именем Эдуарда IV и разгромил своих противников в кровопролитном сражении при Тоутоне 29 марта 1461 г., где погибло около 20 тыс. человек. Королевская чета бежала в Шотландию, правда, король в 1465 г. был снова арестован и заключен в Тауэр, а королева отправилась во Францию к своему двоюродному брату Людовику XI. Здесь она собрала новые силы, к которым присоединились поссорившийся с Эдуардом IV граф Уорвик и брат короля, еще один сын Ричарда Йорка герцог Кларенс. Их войско высадилось в Англии, а Эдуард IV, в свою очередь, отправился за помощью к герцогу Бургундскому Карлу Смелому, с недавних пор женатому на его сестре Маргарите. Эдуарда сопровождал другой его брат, Ричард Глостер, и при первом столкновении в Англии на их сторону снова перешел Кларенс. Это была битва при Барнете 14 апреля 1471 г., в которой погиб граф Уорвик. Окончательное поражение силы Ланкастеров потерпели в начале мая при Тьюксбери, Эдуард Вестминстерский погиб, а Генрих VI в третий раз попал в Тауэр, где вскоре был обнаружен убитым. Королева Маргарита также оказалась в тюрьме, откуда в 1475 г. ее выкупил французский король.

Смуты на этом, однако, не закончились, а только прервались до смерти Эдуарда IV в 1483 г. Правда, уже в 1478 г. по обвинению в заговоре брат короля герцог Кларенс был заключен в тюрьму и тайно казнен (по легенде он сам выбрал себе смерть — утонул в бочке с мальвазией). В 1475 г. был подписан выгодный для Эдуарда договор с Францией; его войско, возглавленное вторым братом, Глостером, успешно воевало в Шотландии.

Наследник Эдуарда, которому в момент воцарения исполнилось 12 лет, был провозглашен королем под именем Эдуарда V, а его мать Елизавета Вудвилл — регентшей. Влиятельная партия противников королевы объявила протектором Ричарда Глостера, который поместил Эдуарда V и его брата Ричарда в Тауэр (который служил одновременно дворцом и тюрьмой). В июне 1483 г. права Эдуарда на престол были объявлены парламентом недействительными вследствие того, что его отец, Эдуард IV, вступил в брак с Елизаветой Вудвилл уже будучи женатым, а также того, что и сам он был плодом внебрачной связи его матери. В итоге Глостер короновался под именем Ричарда III, а о судьбе его племянников в дальнейшем не известно ничего определенного (хотя короля после его свержения обвиняли в их убийстве, существуют и другие версии).

Главным противником Ричарда III во время его царствования оказался Генрих Тюдор, граф Ричмонд, и его сторонники. Генрих был одним из немногих уцелевших представителей знати, имевших отношение к Ланкастерам (по женской линии): он был внуком Екатерины Французской, жены Генриха V, от ее второго брака; мать, Маргарита Бофор, приходилась правнучкой основателю династии Ланкастеров Джону Гонту. Осенью 1483 г. вспыхнул мятеж, подавленный Ричардом III; его предводитель, герцог Бекингем, подвергся казни, а граф Ричмонд бежал за границу. В августе 1485 г. высадившееся в Англии войско Ричмонда, состоявшее, в основном, из французов и валлийцев, одержало победу при Босворте над армией Ричарда III, один из командиров которой лорд Стенли в последний момент перешел на сторону Генриха. Сам Ричард погиб в сражении, и с ним закончилась история династии Плантагенетов, а воцарение Генриха VII Тюдора (1485–1509) знаменовало окончание войны Роз. Примирение враждующих партий было скреплено женитьбой нового короля на дочери Эдуарда IV Елизавете Йоркской. Впрочем, Генриху VII пришлось еще подавлять восстание племянника Ричарда III графа Линкольна в 1487 г. и бороться с самозванцами.

Окончание гражданских войн привело к прекращению внутренних смут вследствие ослабления и в значительной мере истребления крупной самостоятельной знати. Началось формирование «новой монархии», при которой возродилась и роль парламента. Англия лишилась почти всех владений на континенте, и ее международная активность на время снизилась. В то же время англичане начали осознавать себя единым народом, английский язык стал национальным языком, на котором короли приносили присягу, обращались к народу, составлялись юридические документы и законы, в конце XV в. начали печататься английские книги. На лондонском диалекте были созданы самые значительные произведения английской литературы этой эпохи: «Видение о Петре-пахаре» Уильяма Лэнгленда (вторая половина XIV в.) и «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера (1340–1400) — сборник новелл, повествователями в которых выступают герои из разных слоев общества.

Войны XV в. несколько ослабили давление англичан на их ближайших соседей. В Шотландии с 1371 г. правил основатель династии Стюартов Роберт II, внук Роберта I Брюса. Стюарты продолжили борьбу с англичанами (Яков I Стюарт провел 18 лет у них в плену), периодически возобновляя союзные договоры с Францией (Auld Alliance); во время Столетней войны на стороне Карла VII сражалось целое войско шотландских наемников. Шотландским королям пришлось также подавлять противодействие внутри собственной семьи и пресекать клановые распри в Горной Шотландии. Им удалось присоединить к своим владениям Гебридские, Оркнейские и Шетландские острова. В Шотландии имелся влиятельный однопалатный парламент, представлявший «три сословия»: духовенство, землевладельцев и города. В конце XV в. парламентом был принят акт об обязательном образовании для низовой администрации, к этому времени в стране было открыто три университета. Яков IV Стюарт женился в 1503 г. на дочери Генриха VII Маргарите Тюдор, что впоследствии обеспечило права его потомков на английскую корону.

В Ирландии также имелся свой парламент, который в конце XV в. был, однако, поставлен в зависимость от английской администрации и короля. Впрочем, реальная власть последних, начиная со времен «Черной смерти», простиралась не далее Дублина; остальная территория делилась между местными ирландскими кланами. В дальнейшем противостояние еще усугубилось Реформацией, которую ирландцы не поддержали. Иначе сложилась судьба третьего «кельтского» региона Британии, Уэльса, выходцем из которого по отцовской линии являлся победитель в войне Роз Генрих Тюдор. Наследник английского престола с конца XIII в. носил титул принца Уэльского, но на протяжении рассматриваемого периода в Уэльсе неоднократно вспыхивали восстания, самое значимое из которых, под руководством Оуэна Глендура в начале XV в., дало полуострову на несколько лет фактическую независимость. Впрочем, при Тюдорах Уэльс полностью утратил самостоятельность.

Страны Пиренейского полуострова

На Пиренейском полуострове во второй половине XIV в. существовали пять крупных государственных образований: королевства Арагон, Кастилия и Леон, Португалия, Наварра и Гранадский эмират. Правители христианских королевств находились в родстве друг с другом и вели постоянные войны за передел владений. Крупнейший конгломерат взаимосвязанных территорий (формально объединенных общим монархом) представляла собой Арагонская корона. В ее состав входили королевства Арагон и Валенсия, княжество Каталония, Балеарские острова, Сардиния и частично Корсика, а также владения в Греции и Южной Франции. Подданные Арагонской короны, особенно жители островов и каталонцы, доминировали в торговом и военном мореплавании в западной части Средиземного моря, они составляли лучшие географические карты, а в конце XV в. на каталанском языке был составлен сборник морских обычаев «Книга консульства» как руководство для торговых судей-консулов в прибрежных городах Средиземноморья.

Династическая история Арагона с начала XV в. тесно переплетается с историей Кастилии и приводит в конечном счете к образованию Испанского королевства. Королевство Кастилии и Леона в XIV в. было крупнейшим государством на Пиренейском полуострове. Важнейшим источником его доходов стало отгонное скотоводство. Крупные землевладельцы, объединенные в консорциум Места, содержали огромные стада овец мериносовой породы, шерсть которых высоко ценилась и вывозилась в текстильные центры Италии и Фландрии. Развитие торговли привело к ранней коммутации ренты, т. е. замене барщины денежным оброком. Личные повинности крестьян в Кастилии были, в основном, выкуплены, а в Каталонии так называемые «дурные обычаи» сохранялись до конца XV в. (в Арагоне и позже) и были отменены после ряда крестьянских восстаний. Во всех пиренейских королевствах существовала могущественная знать, имевшая официальное право сопротивляться монархам и вступавшая в междоусобные войны.

Во второй половине XIV в. в Кастилии разразилась гражданская война между двумя сыновьями короля Альфонсо XI, законным Педро I Жестоким (род. 1334, правил в 1350–1369 гг.) и побочным — Энрике, графом Трастамарским.

Последнего поддерживали арагонский король Педро IV и французский военачальник Дюгеклен, а союзниками законного короля выступали англичане. В 1366 г. Педро Жестокий, преследуемый своим соперником, получил помощь от знаменитого полководца Столетней войны Эдуарда Черного Принца, который через год разбил армию Энрике при Нахере (Наваррете) и восстановил Педро на троне. Разлад между союзниками и болезнь Эдуарда привели к тому, что Педро снова остался без внешней поддержки. В 1369 г. он потерпел поражение при Монтьеле и во время переговоров с Дюгекленом был убит графом Энрике.

Собор св. Марии. XIII–XV вв. Теруэль, Испания. Стиль мудехар

Последний под именем Энрике II (он получил прозвище Братоубийцы) стал основателем новой Трастамарской династии кастильских (а позднее параллельно и арагонских) королей. Во время десятилетнего правления ему пришлось вступить в борьбу со всеми соседями — Арагоном, Португалией и Наваррой, причем конфликты он пытался решить путем заключения династических браков. Эту политику продолжил его сын Хуан I (1379–1390), женатый на дочери арагонского короля Педро IV Элеоноре. Второй его женой стала дочь португальского короля Фернанду I, по смерти которого Хуан попытался заявить свои права на португальский трон, но потерпел сокрушительное поражение при Алжубарроте в 1385 г. В 1386 г. в его владения вторгся новый претендент на кастильскую корону, брат Черного Принца Джон Гонт (Ланкастер), который вступил в брак с наследницей Педро Жестокого Констанцей. Этот конфликт был разрешен благодаря женитьбе сына Хуана I (инфанта) Энрике на дочери Ланкастера Екатерине; супруги получили специальный титул принцев Астурийских, обозначивший их наследственные права.

Энрике III Болезненный (1390–1406) сократил привилегии знати, заседавшей в кастильском парламенте — кортесах, покровительствовал евреям, пострадавшим от погромов во время гражданских войн, успешно воевал с португальцами, с гранадскими маврами и присоединил Канарские острова, населенные народом гуанчей. В последние годы жизни его фактическим соправителем был младший брат Фернандо де Антекера, который после смерти Энрике стал регентом при его сыне Хуане II (1406–1454) вместе с Екатериной Ланкастер. Фернандо приходился племянником арагонскому королю Мартину I (брату его матери и сыну Педро IV) и выдвинул свою кандидатуру на арагонский престол, так как Мартин не оставил законных наследников и после его смерти началась борьба за власть — так называемое междуцарствие 1410–1412 гг. В 1412 г. при посредничестве кортесов Каталонии, Арагона и Валенсии было заключено соглашение — «компромисс в Каспе», и Фернандо стал носителем всех титулов Арагонской короны под именем Фердинанда I (1412–1416).

Наследником его был Альфонс V Великодушный (1416–1458), который больше занимался итальянскими делами и борьбой за Неаполь, о чем уже было сказано выше. В Неаполе Арагонскую династию продолжил побочный сын Альфонса Ферранте (Фердинанд I Неаполитанский). На Пиренейском полуострове семью представляли младшие братья Альфонса, «арагонские инфанты» Хуан (будущий Хуан II Арагонский, 1458–1479) и Энрике, которые вмешались в кастильские распри своего двоюродного брата Хуана II Кастильского со знатью. (Между прочим, он был женат на их родной сестре Марии, своей кузине, в то время как Альфонс V вступил в брак с его родной сестрой, для него двоюродной, Марией Кастильской.) Инфанты в 1427 г. изгнали из Кастилии фаворита короля Альваро де Луна и на протяжении почти 20 лет боролись с ним с переменным успехом.

Хуан Арагонский был женат на Бланке Наваррской, в 1425 г. унаследовавшей королевство Наварру, и впоследствии воевал за него со своим сыном Карлом. После вступления в 1458 г. на арагонский престол ему пришлось также столкнуться с непокорностью каталонских кортесов и вступить в войну (окончившуюся неудачно) за Руссильон. В 1469 г. Хуану II удалось заключить брачный союз его наследника, сына от второй жены, Хуаны Энрикес, Фердинанда (II Арагонского, 1479–1516), с Изабеллой, дочерью Хуана II Кастильского и сестрой короля Энрике IV Бессильного (1454–1474). Свое прозвище по одной из версий тот получил потому, что временами сам отрицал законность рождения своей единственной дочери (уже от второго брака) Хуаны и этим подтвердил слухи о своей неспособности иметь детей. Энрике признал сестру Изабеллу наследницей, правда, при условии, что она выйдет замуж за устраивающего его кандидата. Изабелла вступила в брак с Фердинандом Арагонским тайно, без согласия Энрике IV, и это повлекло после его смерти междоусобную войну при участии Португалии, так как португальский король Альфонс (Афонсу) V женился на Хуане и на этом основании претендовал на кастильский престол.

Фердинанду и Изабелле удалось окончательно утвердиться у власти в Арагоне и Кастилии только в 1479 г., причем оба королевства сохранили на этом этапе свою автономию; тем не менее их союзом было положено начало единому испанскому государству и он ознаменовался многими грандиозными свершениями. Получившие впоследствии от папы титул «Католических» королей Фердинанд и Изабелла заложили фундамент объединения и значительно укрепили свою державу, широко используя для обоснования политических шагов ссылки на интересы католической веры. Проводником их внутренней политики стала Святая Эрмандада, военно-полицейская организация, устроенная по образцу распространенных в Испании (особенно в городах) братств по поддержанию мира и порядка.

Возрожденная в 1478 г. Инквизиция действовала под покровительством и в интересах короны и должна была укрепить лояльность ее подданных. В 1481 г. в Севилье состоялись первые сожжения еретиков по приговору инквизиционного суда (аутодафе), а к 1490 г., по оценке современника, было казнено 2 тыс. человек. В 1492 г. из страны было изгнано несколько десятков тысяч евреев, принадлежавших к наиболее богатым и образованным слоям общества; формально они не подлежали суду Инквизиции, но могли остаться, только приняв крещение. Позднее такая же судьба ожидала и мусульман-мавров, в частности жителей Гранадского эмирата, завоеванного монархами Арагона и Кастилии в 1492 г. Все эти мероприятия значительно пополнили их казну. В том же 1492 г. состоялось плавание Христофора Колумба. Между прочим, Колумб предлагал свой план поисков западного пути в Индию и португальскому королю Жуану II (1477/1481-1495), но получил отказ. Жуан, сын Афонсу V и внучатый племянник знаменитого Генриха Мореплавателя, не проявил заинтересованности в этих поисках, возможно, потому, что португальцы уже знали, что восточный путь в Индию короче западного. Жуан жестоко расправлялся со своими противниками из местной знати, которых поддерживали католические короли; еще одним поводом для вражды были притязания на вновь открываемые территории. Формально этот конфликт был улажен Тордесильясским договором 1494 г.

Скандинавские страны

На окраинах Западной Европы в XIV–XV вв. происходили политические события, напоминающие отчасти ситуацию во Франции и Англии, и особенно в Испании. Там создаются временные объединения, основанные на личных и династических униях, но в итоге получают перевес административные образования, являющиеся прообразом национальных государств. Формирование скандинавских государств происходит в постоянной борьбе с ганзейскими городами и немецким влиянием, особенно сильно заметным в центрах скандинавской торговли и ремесла. В политической жизни принимают участие не только местная знать и духовенство, но и свободные крестьяне, в Швеции избиравшие своих представителей в нерегулярно созывавшийся парламент — риксдаг.

В 1363 г. в Швеции поднялось восстание знати против последнего представителя династии Фолькунгов Магнуса IV Эрикссона, на заключительном этапе поддержанное датским королем Вальдемаром Аттердагом (1340–1375). Магнус бежал в Норвегию, где правил его сын, а на шведский трон был посажен муж его сестры Альбрехт Мекленбургский. В качестве шведского короля с опорой на пронемецкую партию ему пришлось вести длительную борьбу со сторонниками Магнуса и его наследников в Норвегии: сына Хокона и жены последнего Маргариты, дочери Вальдемара Датского. В 1376 г. сын Хокона и Маргариты Олаф унаследовал датский трон, а в 1380 — норвежский. В 1389 г. совет шведской знати (риксрод), напуганной, в частности, намерением Альбрехта отнять ранее пожалованные коронные земли, призвал на его место Маргариту. Альбрехт был разбит и попал в плен, в конце концов он уступил права на престол, и Маргарита стала фактической правительницей трех скандинавских стран (Олаф умер в 1387 г.).

В 1397 г. была заключена Кальмарская уния, провозгласившая вечный союз Дании, Норвегии и Швеции под эгидой избираемого ими короля. Формальным правителем стал внук сестры Маргариты Эрик Померанский, который приобрел самостоятельность только после ее смерти в 1412 г. Эрик вел длительные войны с графами Гольштейна за отвоевание ранее принадлежавшего Дании Шлезвига и с ганзейскими городами за пролив Зунд. С 1428 г. датчане смогли взимать пошлины за пересечение пролива. В 1434 г. вследствие ганзейской торговой блокады началось восстание крестьян и рудокопов в горнорудной шведской области Даларна. Хотя предводитель восставших Энгельбрект Энгельбректссон был убит, рискрод сместил короля Эрика и назначил регентом страны Карла Кнутссона. С этого момента начинается фактический распад унии, так как Эрик, уже не будучи шведским королем, сохранил за собой еще на некоторое время престолы Дании и Норвегии. Карл Кнутссон позднее был избран королем Швеции и в течение года занимал престол Норвегии, но постоянно сталкивался с претензиями датских королей из новой династии Ольденбургов и дважды отправлялся в изгнание. Соперничество, продолжившееся при преемнике Карла, его племяннике Стене Стуре Старшем (регент в 1470–1503 гг.) привело к окончательному разрыву унии между Швецией и Данией в 1523 г. (Норвегия вошла в состав последней).

В чем-то скандинавские политические традиции напоминали ситуацию в центральной и юго-восточной части Европы, где традиции избрания королей также способствовали соперничеству западных и местных династий. На польском престоле Анжуйская династия сменяется породнившейся с ней Ягеллонской. В 1385 г. заключается династическая Кревская уния благодаря женитьбе великого князя Литовского Ягайло на дочери польского (и венгерского) короля Людовика I Ядвиге. В Венгрии наследницей Людовика стала его старшая дочь Мария, вышедшая за Сигизмунда из династии Люксембургов, будущего императора, брата чешского короля Вацлава IV. Люксембургов на чешском, венгерском и немецком престоле сменили Габсбурги в лице Альбрехта и его сына Ладислава Постума.

Впрочем, борьба династических интересов, часто связанных с объединением корон, переплетается в этой части Европы с этноконфессиональными конфликтами, надвигающимися с Запада (битва при Грюнвальде 1410 г. с Тевтонским орденом, гуситские войны) и с Востока (поражение крестоносцев при Никополе в 1396 г., при Варне в 1444 г.).

Единство христианской Европы в XIV–XV вв. был представлено не в последнюю очередь родственными и матримониальными связями правящих в ней династий, что облегчало заключение уний. Причем, хотя отношение к православным «схизматикам» со временем становилось все более враждебным, родство с константинопольскими императорами считалось на Западе почетным. С другой стороны, замкнутость правящей верхушки оборачивалась ее болезненностью и постепенным вырождением, а также междоусобными войнами, которые вели друг с другом отдельные ветви династий, основанные теми или иными сыновьями одного родоначальника. Как правило, воевали братья и дядья с племянниками. Законность происхождения имела значение, но не всегда была решающей: внебрачных детей можно было усыновить, а рожденных в браке — объявить незаконными.

Сегодняшнее представление о странах как месте проживания отдельных народов, имеющих политический суверенитет, только формировалось и заслонялось представлением о земле как семейном уделе, объекте владения и управления членами знатного рода, который подлежал особым правилам отчуждения. Государство могло быть и совокупностью таких уделов, управляемых выборным правителем, они могли и дробиться, и передаваться во владение вассалам, или по договору и завещанию, а также выступать предметом купли-продажи. Нередки были случаи заклада целых провинций, приводившие к большим войнам, как в случае Шлезвига, заложенного датскими королями немецким князьям, или части Эльзаса, в 1469 г. заложенной Карлу Смелому Сигизмундом Тирольским. Иными словами, владения привязывались к государю как его собственность, которой он мог распоряжаться свободнее, чем может показаться с сегодняшней точки зрения.

Более радикальные сдвиги произошли в этот период в духовной сфере: если Крестовые походы оправдывались необходимостью вернуть христианам Святую Землю, то с началом Нового времени подобные сакральные мотивы постепенно отходят на второй план, сменяясь более земными и прагматичными. Вместе с тем Возрождение наметило поворот к положительному восприятию нового и критическому отношению к себе и своей культуре, что привело к технологической и культурной (наряду с экономической и военно-политической) экспансии Европы. Именно с конца XV в., эпохи Великих открытий, начинается в полном смысле слова всемирная история.

Эфиопия в XIII–XV веках

К XV в. в Эфиопии практически уже закончилась внутренняя борьба за власть, приведшая еще в XIII в. (1270 г.) к смене династий, а по эфиопской традиции, к «восстановлению» древней «Соломоновой» династии, правившей еще в Аксуме.

Представления об Эфиопии в средневековой Европе

Со времен Крестовых походов по Европе ходили слухи о таинственном христианском царстве на Востоке, порождавшие надежды на обретение нового союзника в борьбе против «сарацин». Рассказывали об Иоанне, царе-священнике, живущем где-то между Персией и Арменией либо в Индии. По европейским дворам даже ходило письмо то ли византийскому императору, то ли римскому папе якобы от самого Иоанна.

Говорили, что земля его богата и обильна, полна молока и меда, там растет перец, реки несут золото и драгоценные камни. Есть и чудеса, которых не знают другие земли — здесь находится источник вечной юности. В огне живут сказочные саламандры, которые, как шелковичные черви шелковый кокон, создают вокруг себя оболочку из хризолита. Обитатели этой чудесной страны многочисленны и добродетельны, не знают, что такое ложь и прелюбодеяние, не ведают ни о каких пороках и преступлениях.

Возможно, толчком к созданию такой легенды послужило известие о создании государства кара-киданей (середина XII в.), среди которых было много несториан. Однако к рубежу XIII–XIV вв. стало ясно, что в Азии такого царства не существует. Но расстаться с этой легендой было сложно. Тогда к ней примешались сведения о таинственных черных христианах, с которыми европейцы сталкивались в Иерусалиме. Ведь там еще в VI в. возник монастырь эфиопской монофиситской церкви. Эти знания и соединились со старой легендой о царстве Пресвитера Иоанна, которое теперь стали искать в Африке. Африканской Индией называли Эфиопию монахи-доминиканцы середины XIII в., дававшие описание пути в эту страну вверх по Нилу. В этом столетии папы римские не раз писали правителям Эфиопии. Но нет никаких сведений о судьбе их посланцев. Достоверно известно лишь о пребывании в Эфиопии около 1315 г. доминиканского монаха Гийома Адана.

В XV в. начинаются активные плавания португальских моряков. Идея о поисках полумифического, но казавшегося таким реальным христианского царства в далеких неведомых землях была все еще жива. Итальянец на португальской службе Антонботто Узодиморе, поднявшись вверх по течению реки Гамбия, писал: «Однако будьте уверены, что отсюда действительно меньше 300 лиг (около 1800 км) до царства священника Иоанна — если не его резиденции, то хотя бы до границ его страны». Данные, полученные португальцами во время плаваний первой половины XV в., король Афонсу V распорядился передать некоему Фра Мауро, монаху с острова Мурано, венецианскому картографу. В 1459 г. им была создана карта, где указано на месте современной Эфиопии «королевство Хабешей (абиссинцев) и Пресвитера Иоанна Индийского».

Помощь, оказанная духовенством основателю новой династии Йекуно-Амлаку во время борьбы за власть, была далеко не бескорыстной. Вдохновителем переворота считается один из церковных деятелей Тэкле Хэйманот. С этого времени церковь обладала третью всех земель. Были созданы два церковных поста, вошедших в структуру административного аппарата, обладатели которых получали не меньшую, а то и большую политическую силу, чем светские чиновники. Они стали вторым и третьим лицами в государстве после императора.

Центр государства сместился к югу. Ведущую роль с этого времени стал играть народ амхара — амхарский язык и сейчас является государственным языком Эфиопии. Борьба за главенство между церковной и светской властью стала главным содержанием истории последующих двух веков. Усиление роли духовенства сказалось на установлении регулярных связей с христианским Востоком: императоры и жители Эфиопии совершали паломничества в Иерусалим, в страну приезжали христиане не только из Александрии и Византии, но и из Сирии и Армении.

Эфиопию часто называют христианской страной. Зара-Якоб (правил в 1434–1468 гг.) писал в «Книге света»: «Наша страна окружена язычниками и мусульманами и с востока, и с запада». Однако уже в VII в. здесь появились первые мусульмане, со временем ислам приняли местные жители на берегах Красного моря и на востоке страны. Один из правителей средневековой Эфиопии Амда Цыйон (1312–1342) утверждал: «…я царь над всеми мусульманами земли эфиопской».

С другой стороны, сохранялось еще немало областей с языческим населением (главным образом на юге и юго-западе). Нередко монахи, проводившие проповеди во вновь завоеванных землях, оказывались в засадах, избивались или изгонялись местным населением. Да и в среде христиан сохранялись и вера в духов, и жертвоприношения, и иные традиции, которые определялись в хрониках формулой «по обычаям (либо вере) отцов своих». Христианизация была необходимым спутником и опорой территориальных завоеваний. И в периоды затишья, отсутствия прямых столкновений с мусульманскими владетелями на востоке страны негусы совершали походы на языческий юг, массами крестя местных жителей, строя на их землях монастыри. Но при этом они часто были вынуждены оставлять в качестве «наместников» традиционных правителей. Нередки были случаи возвращения к язычеству и отпадения от центра.

Для упрочения государства в этих условиях необходима была реорганизация власти. Процесс этот начал еще Амда Цыйон в XIV в. и практически завершил Зара-Якоб, самый значительный правитель XV столетия. Со времен Амда Цыйона все возможные наследники-соперники (братья и сыновья правителя) ссылались под своеобразный домашний арест на гору Гэшен. Не избежал этой участи, по-видимому, и Зара-Якоб. Но династическая смута возвела его в 1434 г. на престол. Оценивая его последующую деятельность, эфиопский историк Тадессе Тамрат называл его «Даром Божьим» для Эфиопии.

Это был, безусловно, неординарный человек. Здесь, как и всюду на Востоке, в наследниках воспитывали прежде всего воинов, учили стрельбе из лука, верховой езде, владению мечом, навыкам охоты, тактике боя и т. п. Грамотность не входила в число необходимых добродетелей. Зара-Якоб, проведший юность в изгнании и заточении, был весьма начитанным и, как выразился исследователь С.Б. Чернецов, «явился первым теоретиком на престоле». Он стремился преодолеть раздробленность страны, создавая централизованную властную структуру в лице монарха, опирающегося на высшее духовенство. В это время строились монастыри и храмы (многие из которых сохранились до наших дней), правитель дарил церкви земли. Он стал первым негусом, коронованным по христианскому обряду.

Храм св. Георгия в Лалибэле. XII–XIII вв. Эфиопия

Но в эти же годы Зара-Якоб столкнулся с расколом внутри церкви, получившим название «евстафианства» по имени Евстафия (1273–1352), заложившего его основы. Первоначальным требованием «евстафианцев» было возвращение к апостольским постановлениям (в частности, празднования субботы), но одновременно, а возможно, и более важными — требования «нестяжательства», аскетизма, отказа от богатства церковников и правителей. Со временем течение начали рассматривать как антигосударственное и опасное. В 1400 г. его последователи были отлучены от церкви. Но именно это отлучение способствовало тому, что светская власть сделала «евстафианство» своим союзником в борьбе против засилья официальной церкви, связанной с Александрией, откуда вплоть до середины XX в. присылался ее глава «абуна». Занимаясь благотворительностью, ведя храмовое строительство, раздавая монастырям земли на условиях признания вассалитета Зара-Якоб сумел добиться объединения церкви (несмотря на появлявшиеся время от времени секты типа «стефанитов») под своим политическим руководством.

Зара-Якоб реформировал и армию. Его опорой стали привилегированные полки, подчинявшиеся непосредственно ему, получавшие земли во владение и освобождавшиеся от выплат местным властям.

Сформировалась разветвленная налоговая система. Помимо государственного налога взимались церковная десятина, таможенные сборы, процент с торговли и местные натуральные налоги. Стабилизация положения позволяла вести торговлю с внешним миром — Суданом и Египтом на севере и западе, с Арабским халифатом, а затем с Османской империей — на востоке и (хотя, возможно, в меньших масштабах, чем в древности) с Индией. В стране появилось много иностранцев (греков, индийцев, армян), как торговцев и ремесленников, так и духовных лиц. По выражению Бартницкого и Мантель-Нечко, Зара-Якоб, умирая в 1468 г., оставил «Эфиопию объединенной и организованной, правда, только внешне примирившейся с абсолютной властью монарха». Среди недовольных оказались и его дети. Еще при жизни он раздал им провинции, а они вступили в заговор, в котором оказались замешаны и высшие придворные круги, и верховное духовенство. Заговор был жестоко подавлен, но после смерти Зара-Якоба страна оказалась ослабленной.

Именно во времена Зара-Якоба оформилась административная система. Существовала строгая иерархия от негуса к правителям провинций и до самых мелких административных делений. Их главы были одновременно и государственными чиновниками, и правителями в своих владениях. Вновь завоеванные земли раздавались военачальникам на условиях службы. Сложились различные формы землевладения, основными из которых были «гульт» и «рыст». Первый представлял собой наследственное владение с крестьянами при условии признания вассалитета и выполнения необходимых повинностей; второй — надел для обработки самим владельцем, передававшийся по наследству. Складывался и «королевский домен», крупным землевладельцем стала церковь. Вассалы оставляли себе часть налогов, обладали политической и военной, судебной и фискальной властью в своих владениях. Нередко их сила составляла угрозу центральной власти. Поэтому каждые несколько лет негус переводил их из одной области в другую. Эта система называлась «шум шыр» («разжалован — пожалован»), вошла в привычку и рассматривалась как неизбежная.

Сохранялась крестьянская община «адди». Хотя именно она имела право собственности на землю, и проводились периодические переделы, участки уже могли выделяться и чужакам, происходило постепенное закрепление земель за отдельными семьями. Крестьяне отрабатывали на землях хозяина обычно один день из четырех, но помимо этого обязаны были переносить грузы, строить дороги и т. п. Особенно тяжелой повинностью (сохранившейся до XX в.) была «дерго» — обязанность полностью содержать за свой счет чиновников и войска, проходившие через их земли.

Помимо крестьян в хозяйствах крупных землевладельцев работали и рабы. Работорговля являлась одной из важных статей дохода. Недаром чернокожие рабы во многих странах Востока назывались общим термином «хабаш» от средневекового названия Эфиопии — Абиссиния. Внутри страны основной формой рабства было домашнее, прежде всего ремесленное производство для нужд поместья (прядение, ткачество, кузнечные работы, приготовление пищи и т. п.). Начали складываться переходные формы от рабовладения к крепостничеству: рабы наделялись землей, скотом и сельскохозяйственными орудиями с обязательством выплачивать часть урожая. Жизнь раба была защищена законодательством: его убийство владельцем приравнивалось к убийству свободного; раб имел право жалобы на господина.

Восточная торговля сосредотачивалась в руках купцов-мусульман. Еще в IX–XIV вв. оформился целый ряд султанатов (Ифат, Адаль и другие). К XV в. они настолько окрепли, что стали серьезной угрозой для центральной власти. Султаны боролись между собой за контроль над торговлей и захват новых территорий. В результате происходило их укрепление, и постепенно на передний план выдвинулся Ифат. Важным условием его возвышения было удобное географическое положение на границе предгорий и пустынных равнин, где проходила перегрузка товаров с верблюдов на ослов.

Упадок красноморской торговли Эфиопии — ведь к этому времени северную часть моря контролировали турки, с юга же продвигались португальцы — привел к падению влияния местных мусульманских торговцев и их защитников султанов. Следствием же стало обнищание как низших слоев населения султанатов, так и кочевых племен, лишавшихся заработка от охраны караванов и доходов от нападений на них. Участились набеги на христианские области и выросло влияние эмиров — представителей военной знати. Современник этих событий Шихаб эд-Дин писал: «по обычаю страны… каждый эмир имел власть предпринимать или останавливать действия, совершать набеги и вести священную войну. Большинство воинов было под их рукой, а султан лишь имел свою долю налогов».

Столкновение христианского центра и мусульманской периферии было неизбежным. Первые серьезные конфликты пришлись еще на царствование Амда Цыйона, внука Йекуно-Амлака, который вел активные завоевательные походы. Внешне это выглядело как религиозная борьба, на деле преследовало цель не уничтожения или обращения противника в свою веру, а контроля над торговлей и торговыми путями. Об этом говорит и легкость неоднократного перехода простого люда из одной веры в другую. Среди подданных негусов насчитывалось немало мусульман. Так, Зара-Якоб писал египетскому султану Джакмалу, осуждая того за разрушение коптского монастыря в Каире, что сам он, имея много мусульманских подданных, весьма добр, позволяет им одеваться, как они хотят, жить, как хотят.

Тем не менее борьба продолжалась с переменным успехом. Соперники обменивались угрозами и нередко приводили их в исполнение. Правитель Эфиопии так писал предводителю мусульман: «Разве ты не знаешь… что я заключил в тюрьму и сделал слугой твоего брата Хакк-ад-Дина? И с тобой я так же поступлю, низложу тебя с престола твоего и погублю тебя — если ты убил 10 христиан, я убью у тебя тысячу. Если ты убил сто, я убью у тебя десять тысяч». А в ответ он получил такое послание: «Я не приду к тебе, ибо у меня войска больше, чем у тебя. И оно сражается мечами, ножами, стрелами. Если хочешь, приходи ко мне… а если нет, я приду и буду воевать с тобой».

Многих лет потребовало замирение фалаша. Этот небольшой народ, живший к северу от озера Тана, исповедовавший иудаизм доталмудического толка и ныне почти полностью переселившийся в Израиль (где его называют «эфиопские или черные евреи»), долго и упорно сопротивлялся завоеваниям.

Гипотезы о происхождении фалаша

Происхождение фалаша до сих пор остается загадкой. Существует множество версий. Одни считали их потомками беженцев из Иерусалима, которые после разрушения Храма переселились в Египет, где основали Элефантину, а впоследствии поднялись вверх по Нилу, спасаясь от преследований фараонов. Другие полагали, что они потомки евреев-рабов, отказавшихся уходить из египетского плена с Моисеем.

Есть и другие версии. Фалаша — якобы потомки «потерянного племени Дан»; они — местные жители, обращенные йеменскими иудаистами, бежавшими через Красное море, возможно, во время аксумо-хымьяритских войн VI в.; они — прямые потомки Моисея, женившегося на местной женщине, когда он был послан фараоном на завоевание Верхнего Египта.

Наконец, некоторые ученые считают, что народ фалаша сформировался как этноконфессиональная группа в Средние века в центральной Эфиопии. Сами фалаша в своих устных преданиях уверяют, что их предки вышли из Иерусалима в составе свиты Менелика I, сына библейского царя Соломона и царицы Савской.

Более или менее достоверная информация о фалаша относится только ко времени с XIV в., когда упоминания или достаточно подробные сведения об этом народе появляются в эфиопских хрониках и «Житиях» правителей Эфиопии.

Политический центр эфиопского государства к тому времени переместился в центральную область Шоа. Отсюда и начались активные завоевательные походы и не менее активная христианизация соседних народов. Фалаша же обосновались в горном массиве Сымен, хотя и не очень благодатном, изрезанном ущельями, но зато труднодоступном. Многие вершины были ими названы в память библейских гор — Синайская, Фаворская и другие.

Хроника так описывает эти места: «Не забудем же написать историю о том, сколь дурна земля Сымен. Все дороги ее неровны, непрямы, там множество пропастей, и не могут пройти там ни кони, ни мулы, ни ослы иначе как один за другим, да и то с трудом. Другое зло — холод сильный, что пронизывает до костей так, что не может тут жить чужестранец из-за великого холода, а лишь местные жители, которые к нему привычны. Третье же зло, что в этой стране падает сверху снег в то время, когда внизу стоит жара». Понадобилось не одно столетие, чтобы покончить с существованием в этих горах независимых владений.

Первые победы были связаны с именем эфиопского негуса Йешака (1414–1429), который сумел захватить многие области, населенные фалаша, крестил местное население, а тех, что отказывались, лишал права на землю. Главными занятиями фалаша стали ремесла: кузнечное и ювелирное дело, ткачество, гончарство и строительство. С этого времени возникла и своеобразная замкнутая этносоциальная организация.

Особенно ожесточенные столкновения фалаша и войск негуса происходили в царствования Амда Цыйона (1312–1342), Исаака (1414–1429) и Зара-Якоба (1434–1468). Первый разбил «иудейских князей» в областях Марабо, Варабо и Дамбии и построил там церкви. При втором «наместники Цаламтьа и Сымена оставили христианство, приняли иудейство, истребили многих амхарцев, разбили царское войско и сожгли все церкви». Общая опасность перед лицом мусульман временно сплотила все население страны независимо от конфессии. Однако традиционная вражда возобновилась при Зара-Якобе. Хроники времен его правления пестрят сообщениями о ранее крещеных, вернувшихся к иудаизму и жестоко наказанных за это, о вооруженных выступлениях фалаша против амхарских воинов и наместников.

Черная Африка накануне прихода европейцев

Накануне европейского проникновения (к середине XV в.) Черная Африка, т. е. Африка южнее Сахары, представляла собой конгломерат разнородных социально-политических образований — от локальных групп охотников-собирателей (в том числе пигмеев и бушменов) до «королевств» и «империй». При этом существовали факторы, определявшие социокультурные характеристики, общие для всей Африки южнее Сахары. Среди них, в первую очередь, следует отметить фундаментальную роль общинной организации (при многообразии ее форм) на всем протяжении африканской истории вплоть до наших дней, а также отсутствие в доколониальный период «земельного голода» — наличие при низкой плотности населения огромных массивов земель, доступных для освоения и охотникам-собирателям, и скотоводам, и земледельцам. В то же время еще задолго до прихода европейцев на континенте вследствие природных и исторических причин сложился ряд областей, в пределах которых населявшие их народы, несмотря на различия в степени сложности социально-политической организации, обнаруживали в культурном облике черты сходства.

Стоит отметить, что в Африке южнее Сахары не возникло своей письменности, большинство сведений об этом регионе дошли до нас из арабских источников. Поэтому реконструкция истории регионов, не входящих в прямое взаимодействие с мусульманским миром в «доевропейский» период, значительно затруднена, в особенности это относится к восстановлению точной хронологии событий.

Арабские историки и путешественники об Африке

В течение столетий арабские купцы вели торговлю в Африке. С этим связано появление трудов, описывающих страны и города Западной и Восточной Африки, расположенные южнее Сахары (так называемой «арабской географической литературы»). Именно благодаря арабам (в первую очередь, жителям Магриба) в Европе появились первые карты Африки и сведения об ее внутренних районах.

Одними из самых известных авторов произведений, затрагивающих историю Африки южнее Сахары, стали бывшие почти современниками путешественник из Марокко Абу Абдаллах Мухаммед Ибн Баттута (1304–1377), автор «Подарка созерцающим о диковинах городов и чудесах путешествий», и знаменитый историк, родившийся в семье андалузского происхождения в Тунисе Абу Зейд Абд ар-Рахман Ибн Халдун (1332–1406), автор «Книги назидательных примеров по истории арабов, персов и берберов и их современников, имевших большую власть».

Ибн Баттута путешествовал в верховья Нила, побывал в восточноафриканских городах, на острове Занзибар, Мальдивах, а затем в Западной Африке — в районе р. Нигера, в том числе в Томбукту. Его описания были известны современникам, включая европейцев, что отразилось и на составлении Каталанского атласа 1375 г.

В создававшейся на протяжении десятилетий «Книге назидательных примеров» Ибн Халдуна содержится не только история Африки севернее и южнее Сахары (особенно ценными считаются описания жизни берберских племен) и других стран, но и интереснейшая теория «цивилизаций», описывающая взаимовлияния между противоположными друг другу кочевыми и оседлыми народами, процессы экономического развития и упадка цивилизаций.

Введение к «Книге примеров» является одной из самых цитируемых книг из всего средневекового наследия. Многие политические антропологи и исторические социологи строят на основе этого текста всеобъемлющие концепции исторического процесса, апеллируя к «законам ибн Халдуна».

Ибн Баттута и Ибн Халдун оставили свои свидетельства и о могуществе и процветании мамлюкского Египта, ставшего в конце XIV — начале XV в. одним из самых сильных восточных государств (по словам Ибн Халдуна, не бывавший в Каире, не видел мощи мусульманского мира).

Крупнейшие державы в доколониальной истории Черной Африки возникали в Западном Судане — области открытых саванных пространств, что способствовало процессам политической интеграции в форме обширных и мощных «империй». Судан как природную и историко-культурную область, простирающуюся более чем на 1000 км от южной границы Сахары в глубь материка и на 5500 км с запада на восток — от Атлантического океана до Эфиопского нагорья — и делящуюся на Западный, Центральный и Восточный Судан, не следует путать с совр. государством Республика Судан, расположенным в Северо-Восточной Африке. При этом Восточный Судан не включается в понятие «Африка южнее Сахары».

В IV–XVI вв. в роли гегемона, доминировавшего (что обычно выражалось в обложении их данью) над менее крупными политическими образованиями (наиболее известные из них располагались на севере совр. Сенегала: Фута-Торо (основан народностью тукулёр), Джолоф (волоф), Син и Салум (оба — народности серер)) здесь последовательно выступали три политии — Гана, Мали и Сонгай. Если историческое Мали охватывало значительную часть принявшей его имя совр. республики (а также часть Гвинейской республики), то древняя Гана не имеет ничего общего, кроме названия, с расположенным намного южнее одноименным современным государством. В основе их могущества лежала транссахарская караванная торговля. Из Западного Судана на Север большинство караванов шло с золотом, а также полудрагоценными камнями, слоновой костью, шкурами животных, мехами, перьями страуса, рабами, в обратном же направлении — прежде всего с солью, а кроме того с тканями, изделиями из металлов и другими товарами. Упадок же последней «великой державы» Западного Судана, Сонгая, и крупнейших средневековых городских центров региона был предопределен смещением основных торговых путей к побережью Атлантического океана с приходом европейцев.

Расцвет Ганы пришелся на VII–IX вв. В арабских источниках того времени она именуется «Страной золота». С IX в. Гане пришлось вести борьбу с берберами, но ее существенное ослабление началось только после поражения от армии правителя берберов Абу Бекра из династии Альморавидов, захватившей в 1076 г. столицу Ганы Кумби-Сале. Хотя под властью Альморавидов Гана находилась всего 11 лет, оправиться от этого удара ей не удалось. В результате наступившего упадка в XII — начале XIII в. Гана теряет все свои владения, а в первой половине XIII в. — и суверенитет, став частью державы, созданной Сумаоро Канте, главой народности coco.

Африка накануне прихода европейцев

Однако господство в регионе coco оказалось недолгим: начинается возвышение Мали. Небольшое политическое образование (вождество) мандингов, предков совр. малинке, из которого выросла одна из обширнейших держав в истории Африки — Мали, сложилось еще в VIII в. на землях, расположенных по обоим берегам р. Нигер у впадения в него правого притока Санкарани, вблизи богатых месторождений золота Буре. Долгое время (до начала XIII в.) Мали находилось в зависимости от Ганы, выплачивая ей дань из средств, вырученных за поставки арабо-берберским торговцам золота и рабов.

Избавиться от контроля со стороны Ганы Мали удалось только накануне ее крушения. Причем создатель «империи» Мали правитель Сундьята Кейта сумел не только сохранить независимость от нового гегемона — coco, чего не смогли сделать лидеры других бывших владений Ганы, но и в 1235 г. победить самого Сумаоро в битве при Крине и тем самым выиграть у него борьбу за доминирование в Западном Судане. В результате Сундьята подчинил своей власти обширные и богатые золотом районы, простирающиеся от среднего течения р. Сенегал до внутренней дельты р. Нигер. Сундьята основал и новую столицу — Ниани на р. Санкарани (ранее она находилась в Кангабе в верховьях р. Нигер), где и утонул в 1255 г.

Догонская фигура матери с ребенком. Мали. XIV в. Дерево. Музей Бранли, Париж ©2011. Photo Scala Florence

Пределы державы значительно расширил узурпатор (вольноотпущенник царского клана) Сакура (1285 — ок. 1300). В период же наивысшего политического, экономического и культурного подъема — при потомках Сундьяты «манса» (правителях) Канку Мусе I (1312–1337), Магане (1337–1341) и Сулеймане (1341–1360) — влияние Мали простиралось от Атлантического океана до излучины Нигера в его среднем течении. Однако со смертью Сулеймана начинается упадок Мали. Решающим моментом стала утрата им в 30-е годы XV в. контроля над крупнейшими центрами караванной торговли — Уалатой, Дженне и Томбукту. В середине XV в., окончательно перестав справляться с внутри- и внешнеполитическими проблемами, Мали попадает в политическую зависимость от Сонгая — своего бывшего данника, возникшего еще в VII в., но именно с этого момента превратившегося в третью «великую державу» в истории Западного Судана. Мали же в виде небольшой слабой политии просуществовало в районе своего формирования, вокруг Кангабы, вплоть до середины XVII в.

С рубежа I–II тысячелетий все более важным фактором культурного и общественно-политического развития западносуданских обществ становится их взаимодействие с миром ислама, частью которого к тому времени стала Северная Африка. Опять же, в основе этих взаимоотношений лежала караванная торговля, в том числе заинтересованность и североафриканских, и западносуданских правителей в контроле над ней. Поэтому формы взаимодействия между обществами Северной Африки и Западного Судана не всегда были мирными. В то же время другой стороной этого взаимодействия явилось проникновение ислама и его высокой культуры в зону Сахеля (араб, сахил — «берег») — области саванн, примыкающей к Сахаре с юга, т. е., по сути, синониму понятия «Судан» как природного и историко-культурного региона.

Великая мечеть в Дженне. Мали. Современный вид

Проникновение это, однако, имело специфические черты. Мусульмане (преимущественно арабы) попадали в Западный Судан как купцы или факихи — ученые и проповедники. Они селились в отдельных кварталах западносуданских городов, таких как торговые и культурные центры Дженне и Томбукту, мало контактируя с простыми коренными горожанами и вообще не вступая во взаимоотношения с сельскими жителями. Однако африканские правители обнаружили заинтересованность в принятии ислама в качестве официальной идеологии, которая могла способствовать укреплению их власти. Если Гана была еще всецело языческим обществом, то высшие слои Мали (к середине XIII в., а правители — с середины XI в.) и Сонгая (с рубежа I и II тысячелетий) уже исламизировались, хотя по источникам явственно прослеживается и сохранение в их культуре, в том числе в ее ритуальноцеремониальном «обрамлении», доисламских элементов. В то же время в неэлитарной, общинной среде мусульманская культура, включая арабский язык, не получила практически никакого распространения, а сам ислам в эту среду либо вообще не проникал, либо становился лишь «налетом» на автохтонных архаических верованиях.

Оставались в средневековом Западном Судане и общества, даже элита которых в рассматриваемый период не подверглась исламизации, в частности «королевства» моей в совр. Буркина Фасо, древнейшие из которых (Догомба, Мампруси, Накомсе, Нанумба, Ризьям, Уагадугу, Фадан-Гурма, Ятенга) образовались в середине XIV — середине XV в. Хотя правитель (моро-наба) Уагадугу признавался верховным по отношению к другим монархам моей, его власть над ними была номинальной. Правители Мали и Сонгая совершали против них походы под знаменем ислама, а потому правители моей продолжали опираться на идеологию, основанную на традиционных верованиях, прежде всего связанных с культами земли и идеями о сакральности власти монарха.

Необходимость вначале закрепиться на территориях, на которые моей мигрировали только в первой половине II тысячелетия, а затем противостоять мощным соседям, привела к формированию у моей сильной военной организации. Конница моей регулярно наносила поражения армиям крупных соседних держав, причем не только в оборонительных, но и в наступательных войнах, как это случилось в 1400 г., когда она совершила поход на Мали.

В Центральном Судане с VII в. образовались два очага социально-политического и культурного развития: собственно суданский и расположенный к югу от оз. Чад, в бассейне рек Логоне и Шари и достаточно быстро исламизировавшийся. Второй из них археологи и историки связывают с культурой железного века сао, чья область распространения охватывала современные юг Республики Чад, север Камеруна и северо-восток Нигерии. Эта культура просуществовала до XVII в., а в XIII–XIV вв. ее носители представили серьезную силу в Центральном Судане и вели длительные войны с государством Канем, в итоге завершившиеся их поражением.

Канем возник северо-восточнее оз. Чад, вероятно, в VIII–IX вв. Его создателями были канембу и негроидные народы юго-восточной Сахары (тубу, загава и др.). Устная историческая традиция приписывает основание Канема некоему Дугу из знатного берберского рода, якобы принявшему титул верховного правителя — май и положившему начало династии Сейфува. Однако ученые склоняются к мнению, что первоначальной правящей группой были загава. Могущество Канема и богатство его правителей определялись ключевым положением страны на древних торговых путях, ведших на север до Феццана (на территории Ливии), а на восток — к Нилу и далее до Сомали. В конце XI в. правитель Хуме (1085–1097) принял ислам, и с тех пор элита страны поддерживала не только торговые, но и религиозно-культурные связи с Северной Африкой. В результате Канем стал средоточием мусульманской цивилизации в Центральном Судане, подобно Мали в Судане Западном.

Наивысшего подъема Канем достиг при «май» Дунама Диббалами (1221–1259), когда благодаря успехам канемской конницы в многочисленных войнах на севере в сферу его влияния входили обширные пространства от Нигера на западе до Нила на востоке и от нагорья Тибести в Сахаре на севере до бассейнов рек Шари и Логоне на юге. Страна делилась на четыре части по сторонам света, каждой из которых управлял особый наместник. Однако уже в 60-е годы XIII в. обострение борьбы за престол между многочисленными членами династии, в которую вопреки правилу патрилинейной передачи власти вмешались и родственники «май» по материнской линии, вожди булала, а также сопротивление покоренных народов и удары со стороны тубу привели к кризису Канема. В XIV в. один за другим были убиты четыре «май». Во второй половине 80-х годов XIV в. Сейфува были изгнаны из столицы страны Нджими и переселились к юго-западу от оз. Чад, в провинцию Борну, где создали одноименное политическое образование со столицей в Нгазаргаму. Им Сейфува владели до 1446 г. Канемом же стали править «булала», и только в начале XVI в. властителю Борну Идрису II (1504–1526) удалось вернуть Канем, включая Нджими, под власть Сейфува.

В XII–XIII вв. начинается продвижение из Западного Судана кочевых скотоводов фулъбе, в конце XIV в. создавших во внутренней дельте Нигера, у его слияния с р. Бани, свое первое политическое образование Масину, просуществовавшее до 1862 г. Однако основные миграции фульбе, в результате которых они расселились вплоть до современного Камеруна и во многом определили ход истории Западной Африки, пришлись на XVI–XIX вв.

В XIII в. на севере совр. Нигерии на базе существовавших с I тысячелетия н. э. мелких общинных социумов оформились семь из известных позднее четырнадцати политических образований хауса — так называемые «семь истинных хауса»: «города-государства» Бирама, Гобир, Даура, Заззау, Кано, Кацина и Рано со своими родственными друг другу династиями, предположительно основанными кочевниками-пришельцами с севера. Несмотря на устойчивое представление о культурно-историческом единстве хаусанской общности, основанное на родстве династий и отраженное в местных хрониках, каждый город с прилегающей округой представлял собой самостоятельную политическую единицу.

В XIV–XV вв. ведущее положение среди политий хауса занимали Кано и Кацина. XV в. ознаменовался для стран хауса (особенно для Кано, в меньшей степени для Кацины) расцветом транссахарской торговли. В 20-30-е годы XV в. учащаются набеги хауса на земли к югу за рабами, караванная торговля распространяется в направлении и пустыни, и зоны тропических лесов, до территории современной Ганы. Главным товаром, поставлявшимся в земли хауса с севера, была медь, а основу экспорта составляли хлопчатобумажные ткани цвета индиго и ремесленные изделия из металла и кожи — то, чем хаусанские мастера славятся по сей день.

В XIV в. к хауса из Мали проник ислам, причем если в Кано его влияние распространилось лишь на правящую элиту, поспособствовав проводившейся ею политике централизации, то в Кацине, наоборот, — в большей мере на простонародье. Еще большее, чем Мали, политическое и социально-экономическое воздействие на хауса оказало Борну: некоторое время страны хауса прямо зависели от него и платили дань. Ко второй половине XV в. Кано и Кацина попадают под влияние Сонгая, значительно усилившееся в следующем столетии.

Историко-культурное и социально-политическое своеобразие Верхней Гвинеи — области, расположенной к югу от Западного и Центрального Судана до Атлантического океана, определялось тем, что в природном отношении это зона труднопроходимого тропического леса, практически исключавшего возможность создания крупных политий, подобных тем, что сложились в саванне Судана. Распространение мухи це-це делало практически невозможным коневодство и сильно затрудняло разведение скота. Лес ограждал народы Верхней Гвинеи и от прямого воздействия ислама вплоть до конца XVIII–XIX вв. Одним из следствий этого явилось отсутствие обширных письменных источников по «доевропейской» истории народов Верхней Гвинеи. Однако все это отнюдь не означает, что верхнегвинейские общества были слабыми и отсталыми. «Города-государства» йоруба — Бенин, а позже и Дагомея — отличались как высоким уровнем социокультурного развития, так и (в периоды расцвета) политическим могуществом (не следует путать доколониальный Бенин, который, как и подавляющее большинство городов йоруба, находился на юго-западе сегодняшней Нигерии, современную Республику Бенин, на территории которой располагалась Дагомея, а также один из йорубских «городов-государств» Кету).

Как и хауса, йоруба представляли собой этнокультурную общность при отсутствии единой политической организации: в рассматриваемый период каждый город со своей деревенской округой являлся суверенной политией. Однако правители всех городов йоруба считали друг друга родственниками, ибо возводили свое происхождение к одному предку — легендарному Одудува. Согласно преданиям, именно он, спустившись с небес, создал земную твердь; на месте же, где это произошло, основал первый город — Иле-Ифе, стал его первым правителем (оони) и послал своих сыновей основывать новые города и править в них. Археология подтверждает исключительную для региона древность Иле-Ифе: археологические слои культуры железного века прослеживаются в нем с VI в. н. э. Расцвет Ифе приходится на XII–XV вв.; в частности, к этому времени относятся шедевры ифской скульптуры. И по сей день Иле-Ифе является сакральным центром йоруба. «Оони» Иле-Ифе, как потомок Одудува, признается старшим другими йорубскими традиционными правителями, приписывающими основание своих династий сыновьям последнего и формально получающими от «оони» инвеституру при восшествии на престол, а важнейшие, имеющие значение для всего народа йоруба, алтари находятся перед его дворцом. Древнейшие после Иле-Ифе города йоруба, такие как Иджебу, Кету, Ово, Ойо и Ондо, возникли в X–XIV вв.

Историко-культурную общность с йоруба образуют бини — создатели (как его называли впоследствии европейцы) «Великого Бенина». Поселение, из которого вырос город Бенин и вокруг которого сложилось одноименное политическое образование, зародилось, возможно, в середине VIII в. Согласно устной исторической традиции, институт монархии возникает в Бенине в X в. благодаря пришельцам из Иле-Ифе. По ней же, после примерно полувекового периода междуцарствия на грани XII и XIII вв. слабую «первую династию» огисо сменяет вторая — оба; нынешний традиционный правитель Бенина признается ее 38-м представителем на троне. Вторая династия также считается (и, очевидно, на самом деле является) ифской по происхождению. Традиция приписывает основание династии «оба» (как и династии алафинов — правителей Ойо) одному из сыновей Одудува, принцу Оранмийану. Ранние европейские источники позволяют утверждать, что восходивший на престол «оба» получал символы власти от «оони» ставшего священным и для бини Иле-Ифе. Там же хоронили и голову каждого третьего умершего верховного правителя Бенина.

С Иле-Ифе устная традиция связывает и появление на свет знаменитого искусства «бенинской бронзы». Согласно ей, в конце XIII в. «оба» Огуола пригласил из Иле-Ифе бронзолитейщика по имени Игуэгха, чтобы тот обучил своему ремеслу бенинцев. Возможно, не повествуя о реальном историческом событии, эта легенда отражает факты возникновения искусства «бенинской бронзы» в то время и его преемственности от искусства Ифе.

Династии «оба» наконец удалось установить в стране эффективную центральную власть, а «оба» Эведо во второй половине XIII в. смог значительно повысить и закрепить (вплоть до начала XVII в.) реальную роль верховного правителя, избавившись от жесткого контроля со стороны придворных вождей, под которым находились его предшественники.

Расширение границ способствовало и установлению торговых связей со все более отдаленными от города Бенина странами и народами. Впрочем, при Эвуаре ни на одном из направлений бенинцы еще не продвинулись более чем на 150 км от метрополии. В то же время сами направления бенинской экспансии при Эвуаре были чрезвычайно многообразны и исключительно важны стратегически: восточное — в области расселения игбо и иджо на правобережье Нигера; южное — к океанскому побережью; северное и северо-западное — в том числе на йорубские земли Экити, Иджеша и Ондо. Однако создание «империи» никоим образом не изменило социальных основ бенинского общества: как и у йоруба, оно продолжало базироваться на большой семье и общине.

Йоруба и бини оказали влияние на культуру и общественный строй народов, уровень сложности и централизованности социально-политической организации которых был значительно ниже: иджо, ибо и др. У некоторых из них, в частности игала и итсекири, в результате возникли собственные, поначалу зависимые, «королевства» с династиями бенинского или йорубского происхождения, которым, однако, со временем удалось получить независимость и даже вступить в соперничество с бывшими метрополиями за контроль над торговыми путями. Некоторые народы Верхней Гвинеи еще до появления европейцев создали собственные политические образования того же уровня сложности, а отчасти и типа (с сакрализованным монархом во главе), что и йоруба и бини, находясь вне их прямого влияния: бариба («королевство» Буса, XII–XIII вв. или немногим позднее), джукун (к XIV в.), пупе (конец XIV — начало XV в.). Все эти народы расселялись к востоку или северу от бини и йоруба; на землях, лежащих в пределах верхнегвинейского ареала западнее этнической территории последних, общества сопоставимого уровня социокультурной сложности начинают появляться только в XVI в.

От нигерийско-камерунской границы на восток и юг до естественных границ материка ныне протянулась «Африка банту». Многочисленные народы этой языковой семьи составляют большинство жителей всех стран южной половины континента. Прародина банту находилась на восточной окраине области их нынешнего расселения — на стыке Нигерии и Камеруна; миграции же банту проходили в несколько волн, охвативших период с I тысячелетия до н. э. по начало II тысячелетия н. э.

Обширные пространства от Камеруна до Анголы именуются Нижней Гвинеей и делятся на две части: лесистую северную и саванную южную, граница между которыми проходит по р. Конго в ее среднем и нижнем течении. На севере Нижней Гвинеи ко времени появления там европейцев ни у одного из населяющих этот регион народов не образовалось форм социально-политической организации, более сложных, чем вождества. На юге же к середине XV в. уже наметились два крупных центра общественного и культурного развития: на атлантическом побережье и на юге совр. Демократической Республики Конго. Однако во втором из этих центров первые мощные политик (Луба и Лунда) возникли только в XVI столетии.

На побережье же между XIII и началом XV в. сформировалось одно из крупнейших и наиболее сложно организованных «королевств» «Черной Африки» за пределами Судана — Конго, созданное одноименным народом. Различными учеными время сложения Конго определяется по-разному: XIII, XIV или начало XV в. Спорными остаются и многие вопросы, связанные со степенью зависимости от Конго тех или иных земель.

Устная историческая традиция связывает образование Конго с завоеванием отрядом под командованием Нтину Вене (иначе — Ними а Лукени), сына правителя небольшой политик Буигу, пришедшим с правого (северного) берега р. Конго, вождества народа амбунду Нсунди, являвшегося центром политического образования, в состав которого входили еще пять крупных вождеств, также постепенно подчиненных новым правителем. Эти шесть бывших вождеств составили территориальное ядро Конго. Кроме них, власть Нтину Вене были вынуждены признать правители Ндонго и небольших политий на правобережье Конго — Каконго, Лоанго и Нгойо, населенных народами, родственными конго. Территориальную экспансию, начатую первым правителем, продолжили его наследники, и, хотя на раннем этапе своей истории Конго несколько раз распадалось, в период максимального могущества, в XV — первой половине XVI в., оно занимало обширные пространства в основном к югу, но также и к северу от низовий р. Конго.

Правитель носил титул маниконго («хозяин конго»). Наследование трона было матрилинейным, соответственно общим принципам наследования у конго и амбунду. В идеале власть должна была переходить к братьям предыдущего монарха в порядке старшинства или к сыновьям его старшей сестры. Однако на практике на престол обычно претендовало сразу несколько представителей династии, и конфликты за него не были редкостью в истории страны.

В пору расцвета Конго являл собой один из немногих примеров доколониальных африканских политий, система управления которыми основывалась преимущественно на территориальных, а не родственных принципах, хотя до 1506 г., когда на трон вступил поборник католицизма Аффонсу I, в основе официальной идеологии традиционно для Африки южнее Сахары лежал культ предков правителя, выступавшего в качестве верховного жреца. Первоначально «маниконго» только утверждал у власти местных вождей, обладавших правом на нее в силу исконных местных общинно-родственных норм, но в XV в. территориальное ядро страны подверглось разделению на шесть провинций (Мбанза-Конго, Мбата, Мпангу, Мпемба, Нсунди и Сойо), в свою очередь, состоявших из округов. Столичная провинция являлась доменом «маниконго», главы же остальных (как и управляющие округами), пусть границы их владений по-прежнему совпадали с пределами прежних вождеств, теперь выбирались среди придворных, получали власть не по наследству, а от «маниконго», и могли в любой момент быть отстранены им от нее.

Главной обязанностью региональных администраторов являлся ежегодный сбор дани верховному правителю. Помимо натуральных податей с общинников, в столицу страны Мбанза-Конго к «маниконго» стекались доходы от торговли с населением океанского побережья (главными экспортными товарами служили разнообразные изделия из добывавшихся в Конго железа и меди), взимания дорожной пошлины и штрафов. Возведение дворцов, прокладка дорог и прочее обеспечивались привлечением населения к исполнению трудовой повинности.

В Восточной Африке в рассматриваемый период выделяются два совершенно независимых и изолированных друг от друга социокультурных ареала — зона арабо-африканского синтеза, протянувшаяся узкой полосой вдоль Индийского океана между совр. Сомали и Мозамбиком, и не затронутая арабским влиянием область Межозерья.

Первые выходцы с Аравийского полуострова появляются на африканских берегах и близлежащих островах Индийского океана в VII в. В последующие века имело место еще несколько волн переселений арабов в Восточную Африку. В отличие от североафриканских арабов, проникавших в Судан, пришельцы из Аравии, купцы и проповедники, селились среди африканцев, брали жен и наложниц из местных жителей, обзаводились черной прислугой, торговыми партнерами, усваивая отдельные элементы африканской культуры. В результате в X-XII вв. образовалась синтезная культура суахили (опять же, от араб, «сахил» — «берег», во мн. ч. «савахил»), центром сложения и развития которой стали основанные арабами, часто на базе уже существовавших поселений, суверенные города, чье процветание вплоть до прихода в конце XV в. португальцев базировалось на торговле (прежде всего золотом, слоновой костью и невольниками) со странами Передней и Южной Азии, а с XV в. и с Китаем: Могадишо, Малинди, Геди, Момбаса, Ламу, Пате, Занзибар, Килва, Софала и другие — всего более тридцати. Первые из таких центров, окруженных деревнями, формировались начиная с рубежа VIII–IX вв., а наивысшего подъема города суахили достигли в XII–XIV вв. Они никогда не представляли собой единого политического образования или даже союза политий, хотя в тот или иной исторический период один из городов мог выделяться большим влиянием и богатством: в XII–XIII вв. Килва, в XIV в. — Пате, в XV столетии — Занзибар.

В этническом отношении население суахилийских городов отличалось пестротой, но говорило на едином языке — «кисуахили», в котором грамматический строй и лексика из языков банту сочетаются с обилием слов, заимствованных из арабского. Утвердился и единый социально-политический и культурно-бытовой уклад. Так, политические символы и ритуалы, правила наследования власти (матрилинейные; не сыном, а младшим братом или, при его отсутствии, племянником) и некоторые нормы обычного права, система родства, тип женской одежды восходили к исконным африканским образцам и моделям, в то время как религия и обусловленная ею идеология, значительная часть юридических норм, графика суахилийской письменности, календарь, некоторые формы фольклора, архитектурный стиль городов и тип мужской одежды — все они были принесены арабами.

В Межозерье к рубежу, XIII–XIV вв. образовалось большое число вождеств — объединений под властью одного вождя общин-деревень на площади в 250–500 кв. км с суммарной численностью населения в несколько тысяч человек. Древнейшим «королевством» в регионе, осуществлявшим гегемонию над множеством вождеств, была Китара, центр которой располагался на западе нынешней Уганды. Китара возникла в XIII–XIV вв. в результате насильственного подчинения местных земледельцев скотоводами чвези (один из кланов народности хима, или ньянколе), пришедшими предположительно из современной Эфиопии, которые внешне отличались от местных жителей и установили этнокастовую социальную стратификацию, в последующем характерную для многих обществ Межозерья, возникших таким же образом в связи с миграцией туда в конце XV–XVI в. скотоводческих нилотских народов из Восточного Судана. Скотоводы заняли высшую социальную нишу, а земледельцы — низшую; первые владели крупными стадами и лучшими землями, а вторые арендовали у них скот и землю, платя натуральные подати. Внешняя торговля в Китаре практически отсутствовала.

Расцвет Китары, как и предшествующий период, сопровождавшийся внешней экспансией, пришелся на начало — середину XV в. — время правления Ндахуры и его сына Вамары. Их царствования прошли в непрерывных войнах. Ндахуре, а поначалу и Вамаре в них сопутствовал успех, однако в итоге правление последнего завершилось поражением от пришедших с севера нилотов-луо, которые захватили столицу Китары Биго, изгнали ее правителей и создали собственную политию Буньоро (в науке иногда именуемую Китара-Буньоро). В целом уже в XVI в. процесс формирования «королевств» в районе Великих озер протекал особенно активно.

В Южной Африке очаг социально-экономического и политического развития сложился на территории совр. Зимбабве, в междуречье Замбези и Лимпопо. Его создателями были розви и карата — две группы народа шона. В начале XV в. один из карангских правителей принял титул мвене мутапа («хозяин покоренных земель»), в дальнейшем в искаженной португальцами транскрипции давший имя стране в европейских источниках и в науке — Мономотапа. Археологами исследованы многочисленные городища с остатками крупных каменных сооружений. Эти поселения служили резиденциями правителей разного ранга (объединений общин или союзов таких объединений), культовыми и ремесленными центрами. Главное поселение располагалось неподалеку от совр. г. Ньянда вокруг холма Зимбабве, имя которого получила вся археологическая культура железного века (IX–XVIII вв.), чьи памятники обнаружены также в Мозамбике и ЮАР. Возведение крупных построек на холме, образовавших комплекс Большое Зимбабве, относится к X–XVII вв.; причем наиболее совершенные технически и художественно — ко второй половине XIII — середине XV в. По оценкам ученых, в это время в городе проживало ок. 18 тыс. чел.

Стены «Большого Зимбабве». Мономотапа. XIII–XV вв.

Во взлете архитектуры, расширении площади и численности населения Зимбабве нашел отражение общий подъем страны в тот период. Пика централизации власти, политического и внешнеэкономического могущества она достигла при правителях Ньятсимба Мутота (ок. 1430 — ок. 1450) и Матопе Ньянхехве Небедзак (ок. 1450 — ок. 1480). В те годы границы Мономотапы определялись р. Замбези на севере, р. Саби — на юге и Индийским океаном — на востоке. Основой ее процветания являлась торговля золотом, железом и медью, причем не только с внутренними районами Африки, но и — через самый южный суахилийский город Софала — с другими городами восточноафриканского побережья, с Аравией, Индией, Юго-Восточной Азией. Развит был и внутренний обмен с применением денежного эквивалента — медных слитков. Особенностью хозяйственной организации Мономотапы являлось широкое применение ирригационного террасного земледелия наряду с типичным для субсахарской Африки ручным подсечно-огневым. Само значение титула верховного правителя красноречиво говорит о том, как возникла держава шона. Однако «мвене мутапа» являлся не только военачальником, но и верховным жрецом; подданные считали его посредником между ними и верховным божеством Мвари, даровавшим урожай и прочие блага.

В конце XV или начале XVI в. двор «мвене мутапа» переместился из Зимбабве на север, в Звонгомбе (близ Хараре — столицы совр. Республики Зимбабве). Среди ученых нет единого мнения по поводу приведших к этому причин. Некоторые из них полагают, что именно в это время перестала играть роль торговой артерии Саби, ставшая несудоходной вплоть до впадения в нее Рунде, близ которой находится Большое Зимбабве. Другие считают, что решающим фактором явилась длительная война во внутренних районах страны, в результате которой до ее окончания в 1506 г. оказалась прерванной торговля с побережьем. В любом случае несомненно, что в факте переноса столицы отразился начавшийся упадок державы.

Развитие Мадагаскара и большинства архипелагов в Индийском океане (Коморских, Маскаренских и Сейшельских о-вов) долгое время протекало в изоляции от африканского континента. На Мадагаскаре наиболее сложно организованное социально и политически общество Имерина возникло в гористом центре острова, населенном народом мерина. Согласно устной традиции, сложение Имерины началось в XIV или XV в. Лежащие в Мозамбикском проливе между Мадагаскаром и африканским континентом Коморские о-ва с XII в. находились под властью суахилийской Килвы, но ислам и его культура утвердились на островах еще раньше, в конце I тысячелетия, когда во взаимодействии арабов и африканцев суахилийская культура только формировалась.

Можно сказать, что до появления европейцев значительная часть Африки южнее Сахары — та, что лежала вне сферы арабского влияния, — развивалась практически исключительно в силу своей собственной внутренней социокультурной (цивилизационной) логики: история ставила «опыт в чистом виде». Европейское проникновение в «Черную Африку» оказалось более массированным, нежели арабское, охватив в итоге весь континент и приведя к почти повсеместному установлению на нем колониальных режимов.

Америка: основные вехи истории (до начала XVI века)

Природа и древнейшие цивилизации Америки

Исторический отрезок, который применительно к Старому Свету принято обозначать термином Средневековье, в Америке включает время существования автохтонных цивилизаций, сопоставимых по уровню развития с обществами древнего мира (преимущественно древневосточными).

Археологами в Америке выявлены следы присутствия человека, начиная с периода позднего палеолита (40–50 тыс. лет назад). Хотя до знаменитой экспедиции Христофора Колумба народы Старого и Нового Света развивались практически изолированно друг от друга, в их культуре можно обнаружить не только различия, но и сходство. Как и в Старом Свете, палеолитических охотников сменили мезолитические племена, уступившие, в свою очередь, историческое место неолитическим группам, освоившим пространство двух континентов от Северного Ледовитого океана до Магелланова пролива. В Новом Свете и во II тысячелетии н. э. оставалось немало народов, чье хозяйство было присваивающим, а образ жизни — кочевым или полукочевым. Племена охотников, рыболовов и собирателей населяли арктические области, хвойные леса, степи и полупустыни, а также некоторые труднопроходимые районы тропических лесов. Единственным помощником индейцев и эскимосов по-прежнему оставалась собака, одомашненная их далекими предками до заселения Америки.

Освоение колоссальных территорий, приспособление к разнородным ландшафтам потребовало от человеческих коллективов невероятных усилий и наложило неизгладимый отпечаток на культуру индейских племен, предопределив их относительно медленное общественное развитие. Не случайно сведения о властных отношениях, социальной организации, материальной и духовной культуре аборигенов Северной и Южной Америки со времен Л.Г. Моргана неоднократно использовались для реконструкции древнейших этапов истории человечества.

Отступление ледников и последовавшее за этим качественное изменение климата, флоры и фауны привели к «неолитической революции». Первые опыты доместикации растений и животных в Западном полушарии были осуществлены в XII–VII тысячелетиях до н. э. Процесс становления производящего хозяйства, как и в Старом Свете, охватил в Америке лишь отдельные регионы. Обнаруженные при раскопках свидетельства окончательного перехода к производящей экономике в горных районах Перу (Аякучо) относятся к III тысячелетию до н. э., в Центральной Мексике (Теуакан) — рубежу III–II тысячелетий до н. э., на перуанском побережье — к концу II–I тысячелетию до н. э. К середине II тысячелетия н. э., когда на земли Нового Света ступили европейские завоеватели, земледелие было известно многим индейским племенам, населявшим и тропические, и умеренные широты. Важнейшей культурой стала кукуруза (маис), которая в процессе целенаправленного отбора была превращена в высокоурожайный злак. Помимо нее аборигены культивировали фасоль, разнообразные корнеплоды и клубнеплоды (маниок, картофель и др.), выращивали овощи (томаты, перец, тыквы и т. д.), разводили плодовые деревья. Американскими по происхождению являются такие технические культуры, как хлопок, табак, агава и юкка.

Скотоводство (разведение лам и альпак) получило широкое распространение только в области Центральных Анд, тогда как разведение домашней птицы, собак и пчел зафиксировано и в других регионах. Из-за отсутствия тягловых животных коренные американцы обрабатывали землю вручную, используя орудия, напоминающие мотыги.

То же обстоятельство сказалось на развитии средств передвижения: индейцы не могли ездить верхом и впрягать животных в тяжелые повозки. Лишь в Андах курсировали караваны навьюченных лам, и на крайнем севере аборигены передвигались на нартах, которые тащили ездовые собаки. Кроме того, в Древней Америке, в отличие от Старого Света, не использовалось колесо, редко применялся парус, что не помешало появлению мощеных дорог и портов.

В эпоху неолита в Америке, как и в Старом Свете, не только совершенствовались ранее известные приемы обработки камня, дерева, кости и других материалов, но и появились ткачество и керамика. В отличие от Евразии и Африки, где в дальнейшем при изготовлении сосудов из глины широко использовался гончарный круг, в Новом Свете распространилась иная технология: массовые стандартные глиняные изделия оттискивались в формах или лепились на специальных болванках. Текстиль различавшийся по материалу и способу отделки, практически не раскраивался, поскольку у индейцев не существовало ни ножниц, ни иголок, а лишь менее эффективные ножи и проколки. Однако мастерство изготовления красителей до сих пор поражает воображение; так, кармин получали из бескрылых самок кошенили, паразитирующих на кактусе-опунции.

Пути развития металлообработки в Западном полушарии имели свои особенности. Древнейшим очагом металлургии в Америке был перуано-боливийский, где индейцы с середины II тысячелетия до н. э. производили изделия из золота, серебра и меди, постепенно совершенствуя технологии. Ко второй половине I тысячелетия до н. э. относятся древнейшие находки металлических изделий на территории совр. Колумбии и Северного Эквадора, откуда соответствующие навыки были распространены в южные районы Центральной Америки и, возможно, в Мезоамерику, где начало металлургии относится к рубежу I–II тысячелетий н. э. Народы Нового Света до столкновения с европейцами не знали железа и только в Андской области использовали бронзу, но им были известны секреты изготовления тумбаги (сплава золота, серебра и меди, по цвету подобного золоту, а по твердости — бронзе), применения платины в ювелирном искусстве, разнообразные способы золочения и другие оригинальные приемы обработки металлов.

Знакомство с драгоценными металлами и наличие интенсивного обмена не привели к появлению денег, хотя золото могло служить эквивалентом при торговых операциях. На рынках Мексики можно было увидеть заполненные золотым песком тростинки и маленькие золотые колокольчики, на территории Колумбии — диски из того же материала, «цену» которых определяли по их размеру. Но на подобные «монеты» не ставили клеймо, обозначающее высокую пробу металла. При торговле в качестве эквивалента могли использоваться бобы какао, морские раковины, плащи из хлопка и т. п.

Америка до прихода европейцев

С формированием древнейших цивилизаций связывают рождение мегалитической архитектуры. Как и в Старом Свете, в Америке появляются культовые центры с особой планировкой, перерастающие в дальнейшем в поселения протогородского и городского типов.

Создание монументальных построек и сложных инженерных сооружений было невозможно без образования политических объединений (вождеств, сложных вождеств), которые, как и в Старом Свете, ранее сложились в тропических широтах, хотя и в иных, чем в Северной Африке и Евразии, природно-климатических условиях Мезоамерики и Андской области.

За их пределами экологические ниши осваивали первобытные племена, чья культура также отчасти близка культуре народов Старого Света, занятых охотой, рыболовством, собирательством и мотыжным земледелием, в чем-то отлична от нее. Из-за слабого развития в Америке скотоводства тундра, степные и полупустынные пространства двух континентов были слабо освоены, тогда как в других регионах плотность населения сопоставима с показателями аналогичных областей Евразии или Африки.

Мезоамерика

Мезоамерика — культурно-историческая область, включающая центральные и южные районы Мексики и северную часть Центральной Америки — в природно-климатическом отношении достаточно разнообразна. Аборигенам пришлось адаптироваться к тропическим дебрям Петена и Чьяпаса, к поросшим сухим кустарником и лишенным рек равнинам северного Юкатана, к жарким горным плато Центральной Мексики и другим экологическим нишам. В зависимости от ситуации индейцы практиковали подсечно-огневое земледелие, использовали ирригацию, так называемые приподнятые поля, террасы, приспособив для своих нужд и участки с богатыми вулканическими почвами, и, казалось бы, непригодные для крестьянского труда земли.

Здесь выращивали кукурузу, бобовые, тыквенные культуры, агаву, томаты, перец, батат и маниок (юкка), амарант, шалфей, культивировали табак, хлопок, подсолнечник, какао, рамон и фруктовые деревья, лекарственные травы, декоративные растения и растения, позволяющие получать красители. Животноводство было развито слабо, зато продолжали сохранять значительную роль такие занятия, как охота и собирательство. Индейцы умело использовали минеральные ресурсы региона. Металлы (медь, золото, серебро) служили почти исключительно для производства украшений и ритуальных предметов, что характерно и для народов Старого Света, живших в медном веке. Хотя материалами для орудий труда оставались камень, дерево, кость и раковины, с их помощью удавалось получать высокие урожаи, создавать величественные строения и шедевры декоративно-прикладного искусства. Важной чертой цивилизаций Мезоамерики являлся подбор оптимальной технологии для решения соответствующей хозяйственной задачи.

Недостаток каких-либо продуктов и изделий народы Мезоамерики восполняли за счет обмена. Поскольку грузы транспортировали в основном носильщики, то на дальние расстояния перемещали легкие, ценные предметы, сохранность которых было несложно обеспечить. Из областей майя вывозили соль, воск, хлопок, какао, ценную древесину, перья тропических птиц, шкуры редких животных, копал и другие товары. Ацтеки поставляли рабов, богатые одежды, изделия из меди, драгоценных металлов и камней, кожи, обсидиана, тыквенные сосуды, охру, кошениль и т. д. Другие народы Центральной и Южной Мексики снабжали соседей керамикой, тканями, ванилью, табаком, изделиями из нефрита, горного хрусталя и т. д.

В условиях высокой плотности населения — одной из отличительных особенностей данного региона — вырабатывались жесткие нормы общежития и специфический менталитет. Для обитателей Мезоамерики жизнь отдельного человека, каким бы выдающимся он ни был, значила неизмеримо меньше, чем существование сообщества, к которому он принадлежал. Даже прославленные мужи, попавшие в плен, не могли вернуться к соплеменникам, их воспринимали как нарушителей воинского долга. Единственным достойным выходом из подобной ситуации считалась смерть на жертвенном камне. Добровольный уход из жизни при соответствующих обстоятельствах мог обеспечить человеку посмертную славу и почет, а его сородичам — уважение. Вырывание сердца из груди живого человека, обезглавливание, утопление, сжигание на костре, убийство стрелами для многих народов региона было проявлением не жестокости, а формой благодарности божествам, способом поддержания равновесия в неустойчивой системе мироздания и тем самым — заботой о существовании человечества.

Интенсивные миграционные процессы, частые войны, торговый обмен и иные формы добровольного и вынужденного взаимодействия способствовали сближению древних народов Мезоамерики, выработке общих черт в их культуре. Обитатели данной области возводили ступенчатые пирамиды, а по соседству с ними — площадки для игры в каучуковый мяч, в честь богов возжигали копал и совершали кровавые, в том числе человеческие жертвоприношения. Только в этом регионе выращивали магей и какао; маисовые лепешки-тортильи употребляли в качестве ложек, а потом съедали их; священными считали зеленый нефрит и сходные с ним по цвету перья кецаля; нападали на врага с «мечами», оснащенными двумя рядами обсидиановых лезвий, и защищались от соперников при помощи «панциря» из хлопка.

Мезоамерика оказалась единственной областью Нового Света, где для фиксации значимой информации широко использовались иероглифика и пиктография; двадцатеричная система исчисления применялась в том числе в календарных расчетах; цифры и числа обозначались точками и черточками, но были известны и другие способы нумерации. Мезоамериканские книги-кодексы представляли собой длинную, сложенную гармошкой полосу бумаги, для надежности спрятанную в кожаный или деревянный чехол. Бумагу изготавливали из скрепленного натуральным клейким веществом растительного волокна (коры, пальмовых листьев и других материалов), покрытого с обеих сторон известью, на слой которой кисточкой наносились знаки и рисунки. Изображения и надписи также наносили на выделанную кожу и куски хлопчатобумажной материи.

Жители данного региона ориентировались на необычайно точный солнечный календарь, который был дополнен ритуальным календарем в 260 дней. Календарная система опиралась на многолетние астрономические наблюдения, хотя и проведенные с помощью примитивных приспособлений, но очень точные. С помощью календаря регламентировался порядок сельскохозяйственных работ, обрядовая и повседневная жизнь общества, составлялись предсказания, касавшиеся как судеб отдельных людей, так и народов.

Цивилизация Майя

Цивилизация майя считается одной из древнейших в Новом Свете, до сих пор среди ученых нет единства мнений в вопросе о том, правомерно ли говорить о ее исчезновении в результате европейской экспансии. Зарождение культуры майя относят ко II тысячелетию до н. э., расцвет — III–IX вв. н. э. Памятники майя данной эпохи обнаружены на п-ове Юкатан, в Южной Мексике, Гватемале, Белизе, на западе Гондураса и в Сальвадоре. В их числе древние комплексы Паленке, Копана, Тикаля, Киригуа и др.

Хотя майя занимались преимущественно земледелием, себя они называли охотниками на оленя, но при этом в их арсенале отсутствовали луки и стрелы, зато среди охотничьих средств выделялись духовые ружья, из которых можно было бить птицу глиняными шариками.

Несмотря на то, что металлообработка древним майя была неизвестна, тягловых животных не имелось, а источником энергии являлась мускульная сила человека, в городах возводились великолепные монументальные сооружения (пирамиды с храмами, дворцы, стелы, «обсерватория», площадки для игры в мяч и т. д.), которые украшали резьбой, росписями и иероглифическими надписями. Распространенной деталью декора были маски бога дождя Чака, важным конструктивным элементом — майяский свод, походивший изнутри на кровлю индейской хижины.

На стелах майя часто указывались даты, причем способ их обозначения изменялся. Первоначально использовался так называемый «Длинный счет», позволявший безошибочно зафиксировать количество дней между событием и условной начальной датой календаря — 12.08.3113 г. до н. э. С конца IX в. применялся «Короткий счет», упрощенный и менее точный.

На рубеже IX–X вв. н. э. в древних городах центральной зоны расселения майя прекратилась деятельность, имеющая отношение к традиционным жреческим занятиям и обслуживанию потребностей правящей элиты. О причинах кризиса среди ученых продолжаются дискуссии. В качестве возможных факторов воздействия называются природные катаклизмы, междоусобные войны, внутренние конфликты в городах-государствах, стремление компенсировать нехватку животного белка за счет развития рыболовства и морских промыслов в прибрежных районах Юкатана; существуют и другие гипотезы.

С X в. в регион начали проникать завоеватели, подчинившие местных жителей. Постепенно складывались иные политические образования, известные как майя-тольтекские государства. На территории Юкатана в XI в. население было подчинено правителям городов Чичен-Ица, Майяпан и Ушмаль, которые некоторое время действовали сообща (так называемая Майяпанская лига), но с конца XII в. вступили в период затяжных конфликтов. До середины XV в. лидерство удерживали кокомы Майяпана, активное противодействие которым оказывали племена тутулъ-шыу. Борьба за гегемонию обернулась образованием 16 новых соперничающих друг с другом небольших государств. Основные вехи истории региона обозначены в сочинении францисканца Д. де Ланда «Сообщение о делах в Юкатане» и в других документах.

В Гватемале и на сопредельных территориях с приходом тольтеков тоже сформировались новые центры притяжения (города Сакулеу, Небах, Каминальгуйу и др.), которые по мере усиления включались в междоусобицы. В XVI в. самыми обширными владениями располагали киче, которым принадлежали земли от тихоокеанского побережья до дебрей Петена, а столицей служил г. Гумаркаах (Утатлан). История и мифология этого народа майя запечатлены на страницах книги «Пополь-Вух».

Пополь-Вух

«Пополь-Вух» — священная книга центральноамериканского народа киче, содержащая мифы о сотворении и деяниях этого народа. Она принадлежит к шедеврам культуры, как индейской, так и мировой. Свой нынешний вид эта книга обрела уже после завоевания Америки европейцами. Но индейцы верили, что имеется утерянный подлинник, обладающий магической силой:

«У нас нет уже более светоча, Пополь-Вух, как он называется, ясного света, пришедшего с другой стороны моря, символа нашей защиты, светоча для ясной жизни. Подлинная книга, написанная много времени тому назад, существует, но зрелище ее сокрыто от того, кто ищет и думает…»

В «Пополь-Вух» сведены воедино несколько преданий. Первое из них — о сотворении мира. Вначале, говорится в книге, не было ничего кроме неба: «все было в состоянии неизвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто». Тогда боги — Великая мать и Великий отец — создали землю, горы, долины и диких животных. Затем попытались сотворить людей — сперва из глины, а потом из дерева. Но обе попытки оказались неудачными и не способными восславлять своих творцов: богам пришлось разрушить созданные существа (уцелевшие превратились в обезьян). При третьей попытке был найден подходящий материал: кукуруза. Из маисовой муки боги создали первых четырех человек, наделенных разумом и речью. Их потомки заселили все уголки мира.

Второй сюжет в «Пополь-Вух» — деяния божественных существ, близнецов-героев Хун-Ахпу и Шбаланке. Они одолели надменного демона Вукуб-Какиша и его горделивых сыновей; спустившись в преисподнюю, Шибальбу, выдержали многочисленные испытания; победили владык Шибальбы и вознеслись на небо. В заключительной части книги рассказана легендарная история предков индейцев-киче: как они скитались в ожидании первого восхода солнца, как добыли огонь, как обрели могущество, основали города, стали строить дома и храмы…

Книга «Пополь-Вух» выразительна и своеобразна, обладает неповторимым колоритом. Вместе с тем, у нее много общего с эпосом и священными книгами других народов: присутствует и рассказ о потопе, и легенда о непорочном зачатии, и предание о том, как скитающийся народ чудесным образом перешел море. В «Пополь-Вух» отражены и идеи, важные не только для древних людей. Таковы мысли о торжестве светлых сил над силами зла; о том, что сущность жизни не исчезает, а возрождается в новых формах; о том, что не надо покоряться, избирая «путь побежденных»: следует бороться до конца.

Прежние данники киче индейцы-какчикели, добившись независимости, создали собственное государство в горной Гватемале со столицей в г. Ишимче (Текпан-Атитлан). Соперничество различных групп майя получило отражение в так называемых «Анналах какчикелей» («Memorial de Solola»), в танце-драме «Рабиналь-Ачи».

Тольтеки и другие группы завоевателей познакомили майя не только с металлообработкой, луками и стрелами. Под их воздействием начали сооружать колонны и цомпантли — стены с рельефными рядами черепов; изображения Кукулькана — Пернатого Змея, Чакмооля и других божественных персонажей, почитаемых народами Центральной Мексики. Существенно активизировался обмен между народами Мезоамерики и сопредельных территорий, на сухопутных путях и в прибрежной зоне росли поселения, жители которых совершали далекие, в том числе морские странствия с торговыми целями.

Несмотря на политические изменения, общество майя эволюционировало медленно. Крупный поселок или город являлся административным и культовым центром для населения сельскохозяйственной округи, пересечь которую обычно можно было за день пути. Власть оставалась в руках аристократии, тесно связанной с жреческой верхушкой, хотя по происхождению элита отличалась от простолюдинов и всемерно подчеркивала связь с предками-тольтеками. Правящая верхушка не только руководила военным ополчением, следила за сбором дани и податей, контролировала общественные работы, но и участвовала в торговых операциях. Жречество, многочисленное и влиятельное, помимо религиозных часто выполняло политические и судебные функции, а также аккумулировало научные знания. Свободные общинники обладали определенными правами, в том числе в сфере землепользования. Бесправными оказывались рабы (военнопленные, лица, совершившие преступление или не выплатившие долг), которые участвовали в производственных процессах, но при этом оставались потенциальными жертвами для религиозных ритуалов.

Иероглифика и пиктография позволяли майя фиксировать разнообразные знания в области истории, медицины, религиозной практики, астрологии и астрономии, например циклы движения светил и планет. Многие памятники письменности майя были уничтожены в годы конкисты и колонизации. Сохранились тексты книг «Чилам-Балам», четыре манускрипта («Дрезденский кодекс», «Кодекс Тро-Кортезианус», или «Мадридский кодекс», «Кодекс Пересианус», или «Парижская рукопись» и «Рукопись Гролье»). Попытки прочесть надписи майя предпринимали ученые многих стран, значительный вклад в дешифровку иероглифики внес российский исследователь Ю.В. Кнорозов.

Изучение различных эпиграфических и иконографических источников позволило установить имена многочисленных богов пантеона майя. В него входили владыка неба Ицамна (Itzamna), бог дождя и молний Чак (Chaak или Chac), богиня Луны, покровительница медицины и женских занятий Иш-Чель (IxChel), «хозяйка веревки», богиня повешенных Иш-Таб (IxTab), господин леса, божество маиса Юм Кааш (Jum Kaash), бог какао, покровитель торговли Эк Чуах (Ek Chuah), бог смерти и владыка мира мертвых, известный под разными именами, а также множество других персонажей. Для умилостивления божественных покровителей и поддержания миропорядка индейцы совершали индивидуальные и коллективные обряды: посты, воздержания, молитвы, приношения, кровопускания и другие ритуалы. Иногда они считали необходимым обратиться к древним святыням, например, совершить паломничество к Священному Сеноту, находящемуся возле руин г. Чичен-Ица.

По представлениям майя, над землей располагалось тринадцать небес (небесных слоев), принадлежавших богам, и девять подземных миров, куда спускались души усопших, чтобы затем вернуться к людям и дать начало новой жизни. Зеленое дерево «Иаш-че» — Ось мироздания, соединявшая все миры, согласно мифологии майя располагалось в центре земной поверхности, по краям которой возвышались четыре «мировых дерева»: белое, красное, черное и желтое (цвета символизировали стороны света).

Создание вселенной представлялось майя актом божественного творения: по слову богов между холодным морем и великим пространством небес появилась земля, на которой мгновенно возникли горы и реки, травы и деревья. Затем божества создали животных и духов природы. В мифологии майя отражены этапы борьбы божественных близнецов с гигантами, в результате которой появились Солнце и Луна, рождение звезд и других элементов мироздания.

Своеобразны представления майя о красоте. Младенцам деформировали головы, сжимая их при помощи двух соединенных дощечек. Привлекательным считалось косоглазие. Женщины и мужчины покрывали тело татуировкой или раскрашивали его. Знатные люди носили множество украшений, чтобы надеть некоторые из них требовалось проколоть мочки ушей, перегородку и крылья носа, сделать отверстие под губой. Первоначально наиболее ценные украшения изготовляли из нефрита, в начале XVI в. его место все чаще занимало золото. Богатства, накопленные в землях майя, делали их привлекательной добычей для завоевателей.

Цивилизация ацтеков

На территории Мексики в I тысячелетии н. э. сложились цивилизации Теотиуакана, тольтеков, тотонаков, сапотеков и миштеков. Под натиском племен, вторгавшихся в Мексиканскую долину (Анауак) преимущественно с севера, культурный облик региона постепенно изменялся. Прежние насельники либо переселялись в южные области, даже в Центральную Америку, либо смешивались с мигрантами. В Центральной Мексике все большую роль играли народы языковой группы науа, отчасти воспринявшие, отчасти трансформировавшие распространенные здесь ранее традиции.

Последними из пришельцев оказались ацтеки, в начале XII в. переселившиеся в Анауак из легендарного Астлана («Страна цапель»), о чем можно узнать из их пиктографической рукописи («Лента странствий», или «Кодекс Сигуэнсы», он же «Кодекс Батурини»). Согласно легенде, прародиной ацтеков, которых также называли щеночками и мешиками, считается Чикомосток («Семь пещер»). Попав в густонаселенную Мексиканскую долину, ацтеки, немногочисленное воинственное полукочевое племя, были вынуждены селиться на чужих землях, соглашаясь на выплату их хозяевам дани или на исполнение роли воинов-наемников. В 1325 г. на неосвоенных островках озера Тескоко ацтеки основали город Теночтитлан, но еще сотню лет оставались данниками г. Кулуакан, затем — г. Ацкапоцалько.

Зависимое положение не мешало ацтекам развивать собственные самобытные традиции и в то же время перенимать у местных жителей разнообразные достижения в области хозяйства, материальной и духовной культуры. В частности, теночки научились сооружать «чинампы» — длинные узкие гряды на мелководье, дающие высокие урожаи, изготавливать и широко использовать бумагу, освоили навыки металлургии. Их техника обработки камня, дерева, кожи, гончарное дело (без использования гончарного круга), ткачество, изготовление изделий из перьев и ювелирное мастерство достигли высокого уровня. Основным хозяйственным занятием ацтеков стало ручное (мотыжное) земледелие; охота и собирательство позволяли не только пополнять рацион, но и добывать шкуры животных и кожи, поскольку удавалось разводить только индюков и маленьких собачек.

Освободившись в 1427 г. от зависимости, ацтеки вместе с народами аколуа (г. Тескоко) и тепанеки (г. Тлакопана) создали Тройственный союз. Исследователи, видящие в нем империю, расценивают государство ацтеков как «военно-теократическую» монархию типа восточной деспотии (А. Чаверо, В.Е. Баглай и др.). Их оппоненты обнаруживают в Тройственном союзе лишь некий альянс для сбора дани, федерацию городов-государств, члены которой сохраняли значительную автономию.

В 1430–1521 гг. союзники развернули экспансию в Центральной и Южной Мексике. К 1519 г. государство, во главе которого оказались теночки, занимало территорию около 200 тыс. кв. км и состояло из 38 «провинций», населенных разными этносами (ацтеками и другими народами, говорящими на языках науа, отоми, а также миштеками, сапотеками, тотонаками и т. д.). Оценка численности населения у разных исследователей колеблется в пределах от 4 до 25–30 млн человек. В государстве насчитывалось около 500 крупных поселений. Хотя объединенная мощь трех народов была велика, не все этнические группы региона покорились им, независимость сохранили жители Тлашкалы, тараски и некоторые другие.

Подготовка к войнам (отправка посольств, демонстративная передача оружия противнику и др.) и участие в них сопровождались у ацтеков многочисленными ритуалами. Даже возле новорожденного мальчика клали оружие как символ его будущего. Основательную военную подготовку получали подростки и юноши, для которых создавались специальные учебные заведения (телпочкалли, калъмекак), где прививали навыки и знания, необходимые воинам и полководцам, но главное — воспитывали бойцов, готовых умереть за свой народ. В сражениях от воина ожидали демонстрации силы и мужества, лучшим свидетельством которых был захват пленников.

Успешное ведение войн обеспечивало ацтекам экономические выгоды (возможность распоряжаться захваченными у противника земельными угодьями, приобретение рабов, поступление дани), рост политического влияния, способствовало сохранению вертикальной социальной мобильности и расцвету Теночтитлана.

В столице ацтеков на рубеже XV–XVI вв. проживало, по разным данным, 100–200 тыс. жителей, чьи постройки располагались в основном на освоенном мелководье. Город был соединен дамбами с берегами озера, откуда по акведуку поступала вода. Поселение пересекали каналы, позволявшие быстро передвигаться на лодках из одной его части в другую. По каналам происходило снабжение столицы и обеспечивалась связь с побережьем, где ацтеки обрабатывали землю и охотились, причем формы собственности на обрабатываемые участки различались (общинная, частная, государственная, включающая царскую, храмовую и служебную). Центрами города оказались рынок в Тлателолько (в северной части) и площадь с расположенным на ней главным храмом. Архитектурные сооружения (пирамиды-храмы, дворцы правителей) украшались рельефами, росписями и узорной кладкой.

Пирамида майя в Чичен-Ице. XII в.

Теночтитлан имел четкую планировку, отражавшую сохранение племенных традиций, деление на фратрии и роды с выборными должностными лицами (к началу испанской конкисты — 4 фратрии, 20 родов). Территория города делилась на четыре района, распадавшиеся на множество мелких кварталов, где жилые постройки из сырцового кирпича, покрытые штукатуркой или облицованные камнем, группировались вокруг родовых святилищ.

Тлатоани, правитель ацтеков, подобно восточным деспотам имел верховную административную, военную и религиозную власть, поскольку обладал рядом высших титулов; отмечается тенденция обожествления властителя. Наследование власти тлатоани осуществлялось от брата к брату в порядке их старшинства по нисходящей линии, от дяди к племяннику, при условии, что претендент по своим личным качествам достоин стать правителем. Вторым лицом в государстве был сиуакоатль, в чьих руках сосредотачивалась значительная административная, хозяйственная и юридическая власть, но объем его полномочий не отличался постоянством. Ближайшие родственники тлатоани входили в Совет четырех, игравший важную роль при утверждении нового правителя. Значительным влиянием пользовался военный совет. Верховной власти подчинялись правители и вожди покоренных земель.

В Тройственном союзе действовали разнородные этико-правовые нормы, санкционированные государством и сохранявшие традиции более ранних отношений. Существенное влияние на законотворчество ацтекских правителей оказало законодательство тескоканских правителей.

В обществе ацтеков, которое ряд исследователей характеризует как военно-теократическое, большим уважением пользовалась знать, осуществлявшая контроль над завоеванными территориями и выполнявшая функции управления. Ряды родовой аристократии пополняли прославившиеся в боях воины. Особую группу составляли воины-орлы и воины-ягуары, исполнявшие тайные ритуалы. Жречество было многочисленным и влиятельным. Только в Теночтитлане было сооружено 70 храмов-теокалли, а в целом в государстве ацтеков к началу XVI в. их насчитывалось около 40 тысяч. Основная масса населения — общиккики-масеуали — занималась земледелием и ремеслом, но в случае необходимости составляла ополчение. Торговцы (почтека), которым были выделены специальные кварталы и храмы для почитания особых божеств-покровителей, совмещали доставку товаров из отдаленных земель с разведывательной деятельностью. По отношению к ацтекам и знать, и простолюдины покоренных народов занимали подчиненное положение. Захваченные в боях пленники либо приносились в жертву, либо становились рабами. Невольниками, статус которых не был одинаковым, могли оказаться не только иноплеменники, но и сами ацтеки.

Теночки поклонялись богу войны Уицилопочтли, вездесущему Тескатлипоке, у которого при себе всегда находилось магическое зеркало, отражавшее будущее и происходящее, божествам сева, жатвы, весны, умирающей и воскресающей природы, богу дождя, грома и молнии Тлалоку, божествам воды, огня, Солнца и Луны, подземного мира, покровительнице деторождения, врачевания, различных ремесел, торговли и других занятий и многим другим. В их честь совершалось немало жертвоприношений, включая человеческие. Одному из главных персонажей ацтекского пантеона Кецалькоатплю — богу ветра и плодородия, демиургу — подносили только цветы, змей и бабочек. Теночки обожествляли маис и другие полезные растения, почитали животных — ягуара, пуму, змей и др. Для ацтеков характерны культы гор, пещер, наиболее ярких звезд и видимых планет. В обрядовых действиях широко использовались цветы, изображение цветка символизировало жертвенную кровь. Существовал ритуальный каннибализм.

Воинственный характер культуры теночков не препятствовал развитию философии, астрономии, медицины, поэзии и искусства. Ацтекские мудрецы (тламатиниме), опираясь на мифологию, размышляли о возникновении мира, о происхождении богов, о четырех великих эпохах (Солнцах), каждая из которых завершилась катастрофой, о формировании ландшафта, флоры и фауны и о сотворении человека. Глубокие познания жителей Центральной Мексики в сфере медицины оценили даже завоеватели; в колониальный период опыт ацтеков в области хирургии и лечения травами изучался в некоторых европейских университетах.

В Теночтитлане значимая информация фиксировалась при помощи пиктографической и идеографической письменности, в которых существенную роль играла символика цвета. Исследователи выделяют в литературе науа исторические, генеалогические, дидактические произведения, географо-этнографические сочинения, эпос, гимны богам, календарно-астрологические тексты, лирическую поэзию и драму.

Досуг ацтеков заполняли игра в мяч и в кости (тлачтли и патолли), поэтические состязания, театрализованные представления, танцы и пение, в том числе под музыкальное сопровождение ударных и духовых инструментов. Отмечалось 18 аграрных праздников (по числу месяцев в солнечном календаре), устраивались празднества в честь богов-покровителей различных профессий, торжественно отмечались военные победы, смерть правителя и приход к власти нового, завершение крупных строительных проектов.

Южная Америка

Андская область, простиравшаяся от южных районов совр. Колумбии до центральной части Чили и ограниченная с востока лесной зоной, имела отличный от Мезоамерики природный и историко-культурный облик. Труднопреодолимые хребты разделяют плодородные долины с теплым климатом, высокогорную тундро-степь, альпийские луга, при понижении (граница Перу и Эквадора) позволяя сближаться тропическим лесам западных склонов с амазонской сельвой. Деятельность человека здесь возможна вплоть до высоты 4,5 км, хотя в условиях высокогорья меняются даже некоторые физиологические параметры людей (увеличивается жизненная емкость легких, повышается содержание гемоглобина в крови). На побережье Перу лето и зима едва различимы, жизнь сосредоточена возле стекающих с отрогов Анд рек и выходов на поверхность подземных вод, для развития земледелия необходимо орошение, поскольку вокруг простирается пустыня, но морские глубины фантастически богаты. Экологические ниши, отличавшиеся рельефом, толщиной плодородного слоя, климатом, флорой и фауной, осваивались разными группами племен.

Земледельцы на богарных и орошаемых участках, искусственных террасах на склонах гор и на грядах выращивали кукурузу и картофель, киноа, тыквенные и бобовые растения, хлопок, бананы, ананасы и другие культуры. Для получения устойчивых урожаев требовалась трудоемкая обработка почвы, условия для экстенсивного переложного земледелия отсутствовали. Изобретение бронзы позволило усовершенствовать орудия труда — мотыга была снабжена прочным металлическим наконечником. Важным фактором успеха стали удобрения: гуано, помет домашних животных, рыба. В некоторых высокогорных районах более продуктивным оказалось скотоводство, индейцы разводили лам и альпак для получения мяса и шерсти и для использования в качестве вьючных животных. Практиковалось птицеводство. На побережье сохраняли значение морские промыслы, в сельве — охота и собирательство. В разных областях велась добыча драгоценных металлов, меди, олова, свинца, минеральных красителей и соли, во влажных тропиках производилась кока. Проблему сохранения пищевых ресурсов тоже удавалось решить. Так, картофель путем вымачивания и вымораживания превращали в крахмал (чуньо), мясо сушили (чарки).

Культурному прогрессу Андской области способствовал интенсивный обмен, приведший к специализации отдельных районов. Транспортировка грузов осуществлялась не столько по морю, сколько по караванным тропам с использованием вьючных лам, что потребовало создания упряжи, паромов из тростника, подвесных мостов и т. д. Специфической чертой региона был так называемый «вертикальный контроль». Отдельные индейские общины или более крупные структуры владели земельными угодьями в различных высотных зонах, расположенными подчас на значительных расстояниях друг от друга. Перераспределение продукции осуществлялось по каналам родства без использования денег или иных эквивалентов.

Выработанные в Андской области способы фиксации информации разительно отличались от мезоамериканских. Здесь не использовалась иероглифика, нет ясных сведений даже о существовании пиктографии. Местные жители изобрели так называемое «узелковое письмо» кипу. К единой веревке-основе до 2 м длиной крепились шнурки-подвески разных цветов (всего известно около 60 цветов и оттенков, составляющих 13 цветовых определителей), на которых завязывались петельки и различной конфигурации узелки (до девяти в одной группе, что указывает на десятеричную систему счисления). Помимо учетных операций (данных о податях, размерах урожаев, «переписи» населения и т. п.) при помощи кипу удавалось воспроизводить нормы обычного права, ритуалы, исторические сведения и другие традиционные сюжеты. Составлением и расшифровкой кипу занимались потомственные специалисты (кипукамайоки), освобожденные от других видов труда. В Андах использовались и другие мнемонические техники и способы передачи сигналов.

Одной из особенностей Андской области можно считать многовековую традицию мумификации. Древнейшие мумии, известные современной науке, были обнаружены в пустыне Атакама на севере совр. Чили (культура чинчорро), они были изготовлены еще в VI тысячелетии до н. э. С течением времени способы бальзамировки и сопровождающие их обряды менялись, но сама традиция прервалась уже в колониальный период.

Промежуточная и Околокарибская области Нового Света были теми землями, с которыми традиционно связывают легенду об Эльдорадо. В первой половине II тысячелетия н. э. здесь существовало несколько самобытных культур, унаследовавших от предшественников и развивших традиции обработки меди и драгоценных металлов. Несмотря на обрывистые горные склоны, смущающие и сегодня даже опытных альпинистов, труднопроходимые тропические леса, таящие опасности льяносы, в начале XVI в. на поиски золота устремились первые группы конкистадоров, обнаруживших и покоривших небольшие политические образования племен муисков: Богота, Тунха, Тундама, Согамосо, Гуамента. Государства объединяли более 50 племен, и к моменту испанского вторжения (1537 г.) были разделены на два враждующих лагеря.

Муиски, индейские народы языковой группы чибча, создали цивилизацию на высокогорном плато Восточных Кордильер (совр. Колумбия), на территории с многовековыми традициями земледелия, гончарного и ювелирного производства, ткачества и металлобработки. Основным хозяйственным занятием являлось ручное земледелие с использованием террас, орошения и других агротехнических приемов. Природно-климатические условия позволяли выращивать кукурузу и киноа, картофель и батат, юкку и другие корнеплоды, томаты и бобовые, хлопок и агаву, различные фрукты и табак. Распределение земельных участков, осуществление коллективных сельскохозяйственных, строительных и иных работ осуществлялось через общину-сибин.

Из недр земли муиски добывали и перерабатывали соль, изумруды, каменный уголь, но не золото — факт, более всего огорчивший завоевателей. Ремесленники изготавливали керамику без гончарного круга, пряли нити и ткали разнообразные, преимущественно хлопчатобумажные материи, которые окрашивались естественными красителями в яркие цвета, обрабатывали древесину, кость, раковины и другие материалы. Каменное зодчество, известное у древних народов Колумбии, у муисков не получило развития. Даже «дворцы» их правителей сооружались из дерева, значимость им могла придавать мощная оборонительная стена из огромных бревен, закрепленные снаружи тонкие золотые щиты и пластины, изящные резные изделия.

Высочайшего уровня достигло ювелирное искусство муисков. Мастерами использовался широкий спектр техник обработки драгоценных металлов: массивная отливка в сплошной форме, отливка способом «потерянного воска», чеканка, металлопластика, штампование, протяжка, плющение, сварка, накладка листами, филигрань. Изготавливались высокохудожественные изделия из золота, серебра и тумбаги (сплава золота и меди). Украшения из сплавов протравливались в настое из трав, благодаря чему их внешний слой превращался в чистое золото.

Немало изделий из драгоценного металла было накоплено в храмах, поскольку распространенной формой подношения богам были «тунхос» — небольшие золотые прямоугольные или треугольные пластины со стилизованными антропоморфными изображениями. Широко почитаемые в индейской среде озера также оказались своеобразными сокровищницами. Самым известным из них является оз. Гуатавита, где совершался обряд омовения правителя, чья кожа была покрыта золотой пылью. Считается, что данный обряд и породил легенду об Эльдорадо.

Огромную роль в жизни муисков играл обмен, благодаря которому они получали золото и медь, хлопок и морские раковины, живой товар (мальчиков-мохас, которых правители приносили в жертву Солнцу) и многое другое. В качестве эквивалента при обмене использовались плащи из хлопка, изумруды, листья коки, небольшие золотые диски, которые нередко неверно называют «монетами». На дисках, диаметр которых составлял 3–4 см, не было каких-либо изображений или знаков. Соизмеряли диски не по весу, а по размеру, который определяли, вставляя предмет в отверстие между указательным и большим пальцами, обмеряя специальными лентами или нитями. Занятие торговлей привело к появлению ростовщичества.

Несмотря на интенсивные обменные операции, общество муисков по своей структуре качественно не отличалось от социальных систем других раннегосударственных образований. В их среде значительной властью обладала родовая аристократия, с которой по влиянию постепенно сближались лица, задействованные в бюрократическом аппарате и в войске. Вожди прежде самостоятельных племен подчинились правителям более высокого ранга (сипа, саке), но зависимость первых от вторых была незначительной. Многочисленной прослойкой со сложной внутренней иерархией являлось жречество, совершавшее ритуалы в местах поклонения божествам Солнца, Луны, личным и семейным богам-покровителям. У муисков имелись рабы, которыми становились иноземцы-военнопленные. Их использовали на строительных работах, могли привлечь к участию в боевых действиях, но особо о невольниках не беспокоились и нередко приносили их в жертву.

Хотя междоусобные конфликты у племен муиска были частым явлением, война не стала для них, как для ацтеков, основным уделом жизни. Считается, что главным божеством южных муисков был Чибчачум, который считался одновременно «опорой чибча», покровителем земледельцев, ювелиров и торговцев. Не отличались свирепостью наиболее известные мифические персонажи — богиня Бачуе, населившая землю людьми, и культурный герой Бочика, обучавший людей земледелию, искусствам, ремеслам, защищавший их.

Государство инков

Крупнейшим политическим образованием древней Южной Америки было Тауантинсуйю — государство инков (исп. incas, кечуа — inkakuna). Ранний этап его истории известен в основном по этногенетическим легендам. Согласно одной из них, первые инки были детьми Солнца, которым их отец повелел поселиться там, где золотое копье свободно войдет в землю. Такое место нашлось в долине Куско, где инки основали одноименное поселение и через некоторое время обрели власть над проживавшими здесь индейцами, говорившими на языке кечуа (языковая и этническая принадлежность собственно инков не установлены). Различные источники свидетельствуют, что возвышение г. Куско видимо было связано со стремлением к миру и порядку уставших от войн жителей Андской области. Инки смогли стать той силой, которая защищала ключевые интересы различающихся по языку и культуре племен, соединить в единую, достаточно эффективную социально-экономическую систему разнообразные ресурсы региона.

Основание государства приписывается герою Манко Капаку. Как следует из исторической генеалогии инков (так называемой капаккуна), после него у власти находились полулегендарные правители Синчи Рока, Льоке Юпанки, Майта Капак, Капак Юпанки, Инка Рока, Яуар Уака, Виракоча (Инка Рипак Юпанки). 1438-й год оказался тем рубежом в истории Тауантинсуйю, когда инки, разгромив индейцев чанка, заявили о себе как о лидерах одного из претендующих на гегемонию союзов-вождеств. С этого времени исторические сведения о правящей династии становятся более объемными. С 1438 по 1493 г. государство инков преобразилось благодаря деятельности Куси Юпанки, прозванного при жизни Пачакутеком (Пачакути — «Тот, кто перевертывает мироздание») и его сына Тупака Юпанки. Территория государства увеличилась в результате покорения союзов колья и лупака (район оз. Титикака); обитателей провинции Кахамарка; вождеств кара, киту и каньяри (совр. Эквадор); захвата государства Чимор на перуанском побережье; продвижения в южном направлении (совр. Чили и западные районы Аргентины). Инкам удавалось превращать бывших соперников в союзные войска. Некоторые народы Андской области вошли в состав Тауантинсуйю на добровольной основе.

В государстве вырабатывалась система административного деления и управления территориями, осуществлялись реформы календаря и обычного права, создавалась унифицированная версия истории и проводились иные преобразования. Прежде разрозненные общины Андской области встраивались в единую вертикаль власти, внутренняя регламентация которой была основана на десятеричной системе, позволявшей выстроить иерархию от пяти домохозяйств до провинции (уамани) в 40 тыс. семей.

Началось превращение Куско в имперскую столицу, возведенную по единому плану. 15 кварталов каменных зданий были соединены мощеными улицами, в центре располагалась огромная площадь, разделенная на две части: Аукайпата предназначалась для массовых народных празднеств, Кусипата — для военных парадов. Два каменных водовода обеспечивали подачу жителям чистой живительной влаги, а система складов-колькас на окраинах гарантировала стабильное продовольственное снабжение. Символами величия и власти инков стали Кориканча — Храм Солнца и другие культовые сооружения, дворцы-резиденции правителей, школы для отпрысков знатных семейств, жилые дома инков, которые только им позволялось покрывать золотыми пластинами. Над городом возвышались могучие стены и башни крепости Саксауман.

Уайна Капаку, властвовавшему с 1493 по 1525 г., досталась гигантская держава, восточные границы которой он попытался расширить, сражаясь с индейцами чачапоя. Воинственные племена (гуарани, диагита) и влажные тропические леса сдержали экспансию инков. Занесенная из Старого Света в Америку оспа, покорившая Тауантинсуйю раньше конкистадоров, произвела опустошения и среди правящей элиты. Уайна Капак скончался, не назначив наследника престола. Двое из его сыновей Уаскар (1525–1532) и Атауальпа (1532–1533) развернули борьбу за контроль над Куско, не осознав угрозы в соратниках Ф. Писарро, появившихся у северного побережья страны.

Власть инков соединила в единое целое территории Андской области, где с I тысячелетия до н. э. существовали земледельческие цивилизации Чавин, Паракас, Наска, Мочика, Тиауанако и другие, чьи преемники во II тысячелетии н. э. создали ряд локальных политических образований, крупнейшим из которых было государство Чимор. На юге Тауантинсуйю простиралось до земель воинственных арауканов, границей стала р. Мауле. Северными пределами оказались южные районы Колумбии. Страна была разделена на четыре области (северную — Чинчасуйю, западную — Контисуйю, южную — Кольясуйю и восточную — Антисуйю), что отражалось в ее названии (Тауантинсуйю на языке кечуа — «четыре соединенные между собой стороны света»).

По мере роста государства увеличивалось влияние его главы — Сапа Инки («Единственного Инки»), считавшегося земным богом. Его власть была неограниченной, как и в восточных деспотиях, хотя правитель традиционно прислушивался к мнению «королевского совета», состоявшего из четырех высших сановников, к которым по мере необходимости присоединялись влиятельные представители аристократии высшего ранга (ок. 20 чел.), контролировавшие разные направления государственной деятельности.

Для Сапа Инки возводилась отдельная резиденция, где после смерти правителя хранилась его священная мумия (мальки). Забальзамированные тела правителей располагались в храме перед изображением Солнца, созерцать их считалось великой честью. В ноябре во время праздника Айя Маркай Килья мумии наряжали в лучшие одежды, выносили из святилища и выставляли в людных местах. Им подносили еду и напитки, перед ними устраивались пляски, затем, поместив предков на носилки, с ними ходили из дома в дом. По завершении торжеств мумии возвращали на прежнее место. Забота об останках умерших правителей и их официальных жен была одной из важнейших обязанностей их сородичей — «инков по крови».

В Тауантинсуйю различали «инков по крови» и «инков по привилегии». Представителям первой группы доставались высшие посты в государстве. Они являлись сановниками, военачальниками, наместниками крупных административных образований, инспекторами (тукуйрикуку), амаутами (мудрецами), составляли верхушку жречества. «Инки по крови» входили в 12 королевских панак (кусканских общин), объединявших потомков одного из правителей, их родственников и обслуживающую челядь, распоряжались имуществом крупных корпоративных дворцовых хозяйств, которое являлось их коллективной собственностью. Контроль над материальными и человеческими ресурсами регионов и разграничение сфер влияния панак облегчало деление Тауантинсуйю на четыре области. Хотя панака могла объединять тысячу и более человек, чистокровных инков было меньше, чем постов в непрерывно растущих армии и бюрократическом аппарате. Правящую элиту пополняли снизу «инки по привилегии», которыми становились возвышенные правителем представители служилой знати и лица с особыми заслугами. Благодаря их активной роли в делах управления, в Тауантинсуйю на 10 тыс. семей приходилось свыше 3 тыс. должностных лиц. Высокий статус инков всемерно подчеркивался: они получали право проживания в Куско, обучения детей в специальных школах, использования ткани кумбе, растягивания мочек ушей крупными вставками и т. д.

Важную роль в жизни государства играла армия, военное сословие, которое строилось по принципу жесткой иерархии. Высшие посты занимали чистокровные инки, во главе которых номинально стоял Сапа Инка, назначавший обычно ближайшего родственника (брата, дядю) своим заместителем, реально осуществлявшим командование. Тауантинсуйю в период расцвета могло выставить до 300 тыс. воинов, чаще в походы отправлялись менее крупные армии — до 40 тыс. человек. В войске соблюдалось единоначалие и суровая дисциплина. Вооружение соответствовало традициям края, где формировалось подразделение. Солдаты на постой размещались только в военных лагерях, их снабжение производилось из государственных складов.

Жречество представляло собой сложную иерархическую корпорацию во главе с верховным жрецом Вилак Ума — братом или дядей правителя, который, иногда при участии Сапа Инки, совершал важнейшие обряды государственной религии, а также следил за соблюдением культа Солнца в масштабе всей страны. Помимо религиозных функций в его ведении находились астрономические наблюдения и разработка календаря, контроль за циклом сельскохозяйственных работ, сооружением и функционированием гигантской ирригационной сети.

Тесно связанными с жречеством были так называемые «невесты Солнца» (акльякуна). Институт «аклья» (мн. ч. «акльякуна») позволял использовать женский труд в интересах государства. В дома «избранниц или невест Солнца» отбирали самых красивых девочек со всей страны, обучали их музыке, танцам, пению, прядению и ткачеству, ритуалам и изготовлению обрядовой пищи. Некоторые из них становились жрицами, другие — жертвами, третьи — побочными женами и наложницами правителя и его приближенных, остальные под строгим присмотром выделывали особо изысканные ткани и одежды для элиты, готовили ритуальные блюда.

Особые группы составляли профессиональные ремесленники (камайоки), полурабы-полукрепостные (янакуна). Потребность в заморских товарах удовлетворяли жители долины Чинча и замкнутая корпорация «миндала», обособленно жившая на севере Тауантинсуйю (совр. Эквадор).

Фундаментом Тауантинсуйю служила община-айлью, насчитывавшая от 10-100 до 1 тыс. семей. Общинников-иурехов связывало кровное родство, взаимная ответственность, традиции взаимопомощи и трудовой кооперации. Во главе айлью и их объединений-«варанка» стояли «кураки» — обособленная наследственная каста, владевшая выделившимися из общинного фонда обширными земельными угодьями. Курака руководил экономической жизнью общины, отправлением местного культа, перераспределял результаты труда работников разных высотных зон, контролировал обеспечение государственных хранилищ, общинных складов и храмовых хозяйств, решал споры между пурехами, возглавлял во время похода выставленный айлью отряд. Государство минимально вмешивалось в его деятельность, обеспечивая лояльность раздачей предметов престижного характера («дары Инки»), но не допускало нарушения статус-кво.

В зависимости от условий индейцы выращивали теплолюбивую кукурузу, устойчивый к заморозкам картофель или разводили лам и альпак. Жители Тауантинсуйю владели искусством обработки камня, создания инженерных сооружений, ткачества, изготовления керамики (без гончарного круга), металлообработки и ювелирного дела, красильного производства, строительной техникой. В государстве инков не было внутренней торговли, распределением произведенного продукта ведало государство. Налоги заменяла обязательная обработка «полей Инки и Солнца».

Для решения ряда общегосударственных задач (сооружение или очистка магистральных каналов оросительной системы, строительные работы и т. п.) проводилась мыта — мобилизация части населения с отрывом от постоянного места жительства и обычно от сельскохозяйственного производства, сопровождавшаяся ритуалами и коллективными пиршествами. При выполнении общественных работ снабжение тружеников производилось за счет государственных запасов.

В Тауантинсуйю практиковались переселения общинников: из центральных областей в приграничные районы с целью их колонизации, из недавно завоеванных или «неспокойных» земель — в замиренные местности или на противоположные окраины страны, что способствовало этнической консолидации и распространению языка кечуа.

Гигантскому государству были необходимы надежные транспортные каналы, по которым можно было перебросить войска, а также эффективные средства передачи и хранения информации. В Тауантинсуйю была создана и поддерживалась уникальная дорожная система общей протяженностью около 40 тыс. км, предназначенная для пешего передвижения и караванов лам; использовались подвесные мосты, каменные виадуки, туннели, переправы, многофункциональные дорожные станции (тампу), действовала система оповещения в виде службы скороходов (часки). Сведения фиксировались с помощью узелкового письма кипу, позволявшего сохранять не только экономико-статистические данные, но и транслировать официальную версию истории.

Мачу-Пикчу. Середина XV в. Перу

В религиозно-духовной системе и обрядовой практике, характерной для Тауантинсуйю, явственно прослеживаются тенденции к использованию древних традиций для решения новых, имперских проблем. Официальный культ, распространяемый инками, был связан с почитанием Солнца Инти, что не препятствовало сохранению и разрастанию политеистического пантеона. Те же инки поклонялись и богине Луны Килъе, и богу-громовику Ильине и другим божествам, олицетворявшим силы природы. Культ творца мира Виракочи являлся, видимо, частью духовного наследия народов, обитавших около оз. Титикака и на боливийском альтиплано, где в долине р. Вильканота функционировал известный храм. На побережье Перу обширный культовый комплекс был посвящен Пачакамаку, которого местные обитатели считали властителем мира. Для земледельцев особое значение имела Пачамама — женское божество, олицетворявшее землю и ее плодородие. Широко почитались уака (изначально божества-первопредки), воплощенные в каком-либо материальном объекте: камнях, холмах, древних руинах, источниках, озерах, островках, скалах, горных вершинах, могилах и т. д. С ними советовались, совершали им подношения, чтобы заручиться поддержкой, делали «подарки» за особые милости.

Массовые празднества способствовали снятию напряженности, сплочению государства и отдельных коллективов. Важнейшие обряды совершались в храме Солнца Кориканча в Куско, святилище Пачакамака на побережье, культовых центрах на островах оз. Титикака, Вилькасуаман в Аякучо и в других храмах, но не менее значимые церемонии могли проводиться и на открытых пространствах, их свидетелями и участниками становились тысячи людей. В течение года справлялось 12 календарных праздников (по числу месяцев), сопровождавшихся обрядами, шествиями, состязаниями, танцами, пением, употреблением чичи (алкогольного напитка, подобного пиву). Наиболее величественным было торжество Интип Райми, справлявшееся в период солнцестояния.

Общегосударственный ритуал Великого жертвоприношения (капак хуча) совершался раз в четыре года, а также в случае бедствий. В провинции находили ребенка без физических недостатков и доставляли его в Куско, откуда торжественное шествие следовало строго по прямой до того места, где совершался жестокий обряд. Могила умерщвленного ребенка становилась местом поклонения.

Музыка, устное народное творчество и танец играли заметную роль в повседневной жизни обитателей Анд. Пентатонические мелодии, исполняемые на духовых (одноствольные и многоствольные флейты, окарины) и ударных инструментах (барабаны, идеофоны), звучали как в праздники, так и в будни. В Тауантинсуйю получили распространение музыкально-поэтические и декламационные жанры, а также синкретические жанры, соединявшие музыку, поэзию и танец; данные традиции живы в регионе до сих пор. Свидетельством развития театра являются народные кечуанские драмы «Апу-Ольянтай» и «Уткха-Паукар».

Монументальная архитектура государства инков отличалась сейсмостойкостью, использованием каменных блоков различного размера, соединенных без связующих растворов, сооружением трапециевидных оконных проемов. Яркими образцами зодчества служат руины крепости Саксауман в Куско, цитадели Писак, постройки Мачу-Пикчу. В Тауантинсуйю славились художественные изделия из драгоценных металлов, поделочных камней и раковин, узорные тканые изделия.

Еврейская диаспора в Средние века

Еврейская диаспора начала формироваться еще в древности (самой заметной была вавилонская община, сохранившаяся после «Вавилонского пленения», VI в. до н. э.), но основная масса евреев оказалась за пределами Палестины вследствие римских депортаций и добровольных миграций после Иудейской войны (66–73 гг.), восстания Бар-Кохбы (132–135 гг.) и гонений императора Адриана (117–138 гг.). Еврейские общины образовались в городах как западных, так и восточных провинций Римской империи, а также за ее пределами (в парфянском, а затем Сасанидском Иране и Ираке). До XI в. демографическое преимущество сохранялось за восточными регионами, там же находились основные интеллектуальные, они же политические, центры, к авторитету которых прибегали все общины диаспоры; с конца X–XI в. эти институции теряют свое влияние, и центр еврейской жизни перемещается в Европу, где в это время переживают демографический, экономический и культурный подъем общины Испании, Италии и Германии.

Вследствие арабских завоеваний 30-40-х годов VII в. восточные еврейские общины, находившиеся в составе Византийской (Сирия, Палестина, Египет) и Сасанидской (Иран, Ирак) империй, перешли под власть ислама. По сравнению с отношением византийских властей, рассматривавших сиропалестинское еврейство как религиозное меньшинство и подвергавших его регулярной дискриминации и спорадическим репрессиям, политика Халифата, в котором евреи стали частью немусульманского большинства населения, была гораздо мягче, что породило устойчивый миф о «золотом веке» евреев под властью ислама, наступившем в VII столетии, повторившемся в X в. в Испании под властью кордовских Омейядов, а затем в XVI в. в Османской империи. В этих регионах евреи, наряду с христианами, будучи «народами Книги», не подвергались насильственной исламизации, а получали статус зимми («покровительствуемых»), который при определенной сегрегации и дискриминации в повседневной жизнедеятельности гарантировал им свободное исповедание своей веры и религиозно-гражданскую автономию. «Зимми» в отличие от мусульман платили подушную подать (джизью), но эти деньги не смешивались с другими доходами казны и считались священными, символом победы ислама. Статус «зимми» был определен рядом документов (договоров завоевателей с населением завоеванных городов, указов и писем халифов наместникам и других), из них ключевым является так называемый Договор Омара, приписываемый «праведному халифу» Омару I ибн аль-Хаттабу (634–644 гг.), но на самом деле составленный в VIII–IX вв.

Еврейское общество на мусульманских территориях — от Ирана до Северной Африки и Испании — было пронизано родственными и деловыми связями и отличалось высокой мобильностью. Между различными общинами этих регионов регулярно перемещались паломники, ученые и студенты, квалифицированные ремесленники, работающие по заказам, купцы, женихи и невесты и, наоборот, беглые мужья (согласно обычаю, при разводе муж должен был выплатить жене большую сумму, превосходящую сумму приданного, и многие, особенно в условиях дефицита наличных денег, сделать этого не могли). Самую заметную мобильную группу составляли еврейские купцы-раданиты (араб, ар-раданийа), торговые пути караванов которых начинались в Западной Европе и заканчивались в Индии и Китае. Роль раданитов утвердилась в историографии, их называли «хозяевами мировой торговли» рубежа тысячелетий и основными посредниками между христианской Европой и Халифатом; между тем, они упоминаются лишь в одном оригинальном источнике (арабском географическом сочинении), и ни масштаб этого феномена, ни его суть (семья либо профессиональная группа, или корпорация), ни родина (Восток или Запад) не могут быть прояснены.

Евреи проживали преимущественно в городах и занимались ремеслом, торговлей и банковским делом (в отличие от предыдущего, талмудического, периода, когда доминировало сельское хозяйство). Они создавали ремесленные объединения и торговые партнерства с мусульманами и сохраняли доступ практически во все сферы деятельности. В том числе, евреи активно участвовали в развитии бумажной, кредитной экономики, держали конторы и банкирские дома, где взвешивали и меняли деньги, выдавали векселя, брали на сохранение депозиты, инвестировали в торговые предприятия, а также давали ссуды (единоверцам — беспроцентные). Социальная, семейная и повседневная жизнь восточного еврейского общества достаточно хорошо изучена благодаря «Каирской генизе» — хранилищу разного рода вышедших из употребления документов при одной из каирских синагог. Вразрез с существующей практикой содержимое этой генизы по неизвестной причине не подверглось захоронению, в результате чего до нас дошел обширнейший корпус разнообразных источников, прежде всего XI–XIII вв.

В раннее Средневековье сохраняли свое значение два основных еврейских центра Востока — палестинский и вавилонский. Их влияние распространялось, соответственно, на Палестину и Сирию, Египет и Ирак, Иран и Аравию, а также в более слабой форме на Северную Африку и Испанию. Еврейские общины этих земель отправляли студентов учиться в раввинистические академии Палестины и Вавилонии (Багдада), посылали туда запросы по любым юридическим и обрядовым проблемам, сопровождая их выплатой обязательных налогов и добровольными пожертвованиями; в свою очередь, академии, помимо авторитетных ответов («тшувот», или «респонса») на все волнующие диаспору вопросы обеспечивали общины судьями для оперативной деятельности на местах. В Палестине находилась одна академия, преимущественно в Иерусалиме, в Багдаде — две: Сура и Пумбедита. Ректоры академий назывались гаонами (редуцированный титул рош йешиват геон Яаков — «глава академии, [которая есть] гордость Израиля»). Поэтому с учетом их ведущей роли в жизни еврейской диаспоры VII — начала XI в. этот период называется эпохой «гаоната». Вторым институтом, с которым гаоны делили власть над диаспорой, являлся вавилонский экзилархат. Экзиларх (наси — «князь», рош а-гола — «глава диаспоры») считался потомком царя Давида по линии царя Иехонии, угнанного в Вавилон, и в отсутствие у евреев царства и собственного государства выступал своего рода светским лидером диаспоры, обладавшим огромным авторитетом, но лишенным какой-либо власти, особенно за пределами Ирака и Ирана. Экзиларх был основным представителем еврейского населения при дворе халифа: он лоббировал еврейские интересы и при этом отвечал за лояльность евреев и бесперебойное поступление налогов.

Постепенно, вследствие целого ряда конфликтов: вавилонских академий между собой, вавилонских гаонов и экзилархов, палестинского и вавилонского центров за влияние на диаспору, — а также появления новых локальных центров, в том числе в Европе, и роста их независимости, гаонат и экзилархат пришли в упадок. Палестинская академия интегрировалась в еврейскую общину Каира, а в вавилонских академиях перевелись ученые, достойные поста гаона. После эпохи гаонов началась, согласно традиционной еврейской хронографии, эпоха ришоним («ранних [раввинистических авторитетов]»), характеризующаяся большим полицентризмом.

В Западной Европе еврейские общины сложились в римскую эпоху в городах Италии, Галлии и Испании. В ходе христианизации и завоевания Германии франками в VIII–IX вв. еврейские общины возникли в прирейнских городах. В Англию евреи попали во время Нормандского завоевания (1066 г.). Германия в еврейских источниках получила название «Ашкеназ»; к этому же региону было отнесено еврейство Северной и Центральной Франции и Англии. Впоследствии, в результате миграций германских евреев на восток, сложилось восточноевропейское еврейство, которое наследственно тоже принадлежало к ашкеназской ветви. «Сефарад» (Испания) включал в себя Пиренейский полуостров и Южную Францию. Ашкеназы и сефарды в той или иной степени расходились по целому ряду параметров, касающихся религиозной практики и права, общинной жизни, отношений с внешним обществом и интеллектуальной культуры.

Ашкеназы наследовали палестинской традиции, в том числе в литургике, их раввины занимались преимущественно толкованием Библии и Талмуда (тосафисты — «дополняющие»), излишние контакты с христианским обществом и властями они склонны были осуждать как коллаборационизм, в ситуации прямого конфликта (наветов и погромов) предпочитали принимать мученичество. Сефарды наследовали вавилонской традиции, причем за столетия арабской власти в Андалусии еще более усилили ее арабизированность; их литературным языком долго являлся арабский, они широко изучали светские науки и пытались синтезировать иудаизм с философией; соплеменников, попавших на службу к монарху или знати, уважали и считали своими заступниками, в случае прямой угрозы (в позднее Средневековье) склонны принимать крещение. Итальянское еврейство создало свой собственный культурный тип, соединяющий некоторые черты обеих традиций.

В раннесредневековой Европе евреи сохраняли религиозную и гражданскую автономию (самоуправление общин; попытки создать надобщинные организации предпринимались, но не увенчивались устойчивым успехом), пользовались защитой закона и покровительством светских властей (за исключением вестготских королей, регулярно устраивавших гонения на иудеев), имели право носить оружие и владеть землей и рабами и доступ в разные сферы деятельности. Их отношения с христианами варьировались от интеллектуального сотрудничества в области библейской экзегезы, мирных религиозных диспутов и торговых партнерств до спорадических конфликтов (в частности, с духовенством и с крещеными евреями), но массового насилия и постоянной враждебности, по-видимому, не случалось.

Водоразделом в ашкеназской средневековой истории считается конец XI–XII в., когда после серии еврейских погромов, устроенных в прирейнских городах участниками I Крестового похода, взаимоотношения евреев с христианским обществом, церковью и короной стали неуклонно ухудшаться, причем рост враждебности нашел отражение как в христианских, так и в ашкеназских источниках.

Масштабные погромы повторились в преддверии II Крестового похода во Франции и III — в Англии. Кроме того, стали происходить локальные погромы — как вследствие наветов, так и в связи с событиями христианского годового цикла (прежде всего погромы в Страстную неделю). Росту отчужденности евреев способствовало сегрегационное законодательство, особенно активно внедряемое церковью начиная с IV Латеранского собора (1215 г.): оно требовало минимизации дружеских и повседневных контактов иудеев с христианами, ношения особой одежды и(ли) знаков на одежде, проживания в отдельных кварталах (последняя мера светскими властями трактовалась также как защита от погромов). Насильственное отчуждение вело к демонизации, в 40-е годы XII в. в Германии и Англии евреи впервые подверглись обвинению в ритуальном убийстве христианских детей, имитирующем распятие Христа, в XIII в. в этот сюжет добавилась тема использования крови младенца в еврейских пасхальных ритуалах или в магических целях («кровавый навет»). Получили распространение также другие обвинения (в осквернении гостии, в убийстве евреями-врачами своих пациентов, в отравлении источников воды — последний навет приобрел особую популярность в середине XIV в., во время и после «Черной смерти»).

Еврейское население постепенно лишилось права владеть землей и рабами и полностью перебралось в города, где не выдержало конкуренции с христианскими ремесленными цехами и купеческими гильдиями, доступ в которые евреям был закрыт. Еврейское ремесло и торговля сохранились в основном лишь в городах с крупными еврейскими общинами и, соответственно, наличием внутреннего еврейского рынка. Вытеснение евреев из других сфер деятельности вкупе с запретом ростовщичества христианам на III Латеранском соборе (1179 г.) привело к занятию евреями этой профессиональной ниши вплоть до синонимизации понятий «еврей» и «ростовщик» в народном сознании, что также способствовало росту юдофобских настроений.

Церковь в XII–XIII вв. изменила формат иудео-христианской полемики, запретив неформальные споры о вере и участие мирян в подобных беседах. Вместо этого стали проводиться официальные диспуты-суды (Парижский диспут 1240 г., Барселонский диспут 1263 г., Тортосский диспут 1413–1414 гг.) с заранее назначенными участниками и оглашенной программой, с судьями в лице королей, архиепископов и магистров монашеских орденов, с предопределенными целями: такие диспуты приводили к осуждению иудаизма и сожжению Талмудов, к дискредитации раввинов-ответчиков и добровольному крещению евреев.

В светском законодательстве относительно евреев в конце XI–XII в. сформировалась концепция «еврейского рабства» (servitus Judaeorum). Иудеи как «крепостные короны» получали особую протекцию закона, включающую защиту личности, собственности и исповедания своей веры, гражданскую автономию, торговые и юридические привилегии; за это казна взимала с них особые налоги, в казну выплачивалась часть вергельда за преступление против еврея, в казну же отчуждалось имущество крестившихся евреев. Со временем протекционистская часть этой правовой концепции отошла на второй план, а финансовая эксплуатация заметно усилилась: английские короли вымогали у еврейских купцов беспроцентные и безвозвратные займы, французские — переадресовывали в казну суммы, причитающиеся евреям-ростовщикам, германские императоры жаловали вассалам право на эксплуатацию той или иной еврейской общины (по модели природных ресурсов). Поборы, наветы и погромы до крайности ухудшили положение ашкеназов, так что вторая половина XIII–XIV в. получила в их среде название «века мученичества» (особенно для германского еврейства). Итогом этой эпохи стало последовательное изгнание евреев из Англии (1290 г.), Франции (1394 г.), отдельных княжеств и городов Германии (на протяжении XV в.).

В пиренейских королевствах по ряду причин, прежде всего благодаря заинтересованности короны в евреях во время Реконкисты и освоения отвоеванных у мусульман территорий, относительное благополучие еврейской общины сохранялось дольше. Переломным в средневековой истории сефардского еврейства считается 1391 г., когда по Кастилии и Арагону прокатилась волна погромов, инспирированных проповедями монахов-доминиканцев. В ходе погромов ради спасения жизни значительная часть испанского еврейства приняла христианство, и создалась многочисленная группа «новых христиан» (конверсо, маранов), чья близость к еврейской общине, приверженность новой вере и склонность к ассимиляции широко варьировались; для ограничения успешной интеграции этой группы в элиту испанского общества с середины XV в. стали издаваться «Статуты чистоты крови», для искоренения «иудейской ереси» в их среде в конце века была введена инквизиция. Относительно евреев в XV в. в Испании выпускались и возобновлялись сегрегационные и дискриминационные законы; в 1483 г. евреи подверглись изгнанию из Андалусии; в 1492 г., сразу после окончания Гранадской войны, уничтожившей последний мусульманский анклав на Пиренейском полуострове, был подписан эдикт об изгнании евреев изо всех владений Католических королей (Кастилии, Арагона, Сицилии и Сардинии; с переходом Неаполя под власть арагонского короля в 1504 г. евреи были изгнаны и оттуда, 1510 г.). Испанские евреи отправились в Португалию (где в 1497 г. были насильственно крещены), Италию (в большинстве государств которой еврейское присутствие оставалось легальным), Северную Африку и Османскую империю.

Загрузка...