Срывая покровы с квир политики. Взгляд со стороны лесбийского феминизма

Шейла Джеффрис

Срывая покровы с квир политики. Взгляд со стороны лесбийского феминизма

Для Энн Роует с благодарностью за ее любовь и ее ясное лесбийское феминистское видение, которое поддерживает меня в моем письме и моей политической работе.

Благодарности

Идеи в этой книге обязаны своему появлению всем хорошим дискуссиям, которые происходили в годы, когда эта книга назревала. Феминистки и лесбийские феминистки в Австралии, Соединенном Королевстве, США, Канаде и многих других странах внесли вклад в развитие моего мышления, в особенности те, которые участвовали в международной борьбе против сексуальной эксплуатации. Идеи, которые появляются из политического движения, это не результат действий одной людини, сидящей на мансарде, а результат коллективного процесса. Мои сестры и подруги в Коалиции против Траффикинга женщин в Австралии и все те, с кем я имею счастье обсуждать идеи здесь в Мельбурне поддерживали меня, в частности Кэрол Мошети и Кэти Чамберс. Я благодарна юным лесбиянкам и феминисткам в Мельбурне, которые информировали меня о том, как трудно сохранять лесбийское феминистское видение и политику внутри квир культуры в наши дни. Мне повезло, что мой факультет политических наук, в университете Мельбурна, помогал мне и воодушевлял меня, чтобы я написала в книге то, о чем так долго думали многие другие лесбийские феминистки. Мои студентки помогли мне развить мои идеи и рассказали свои знания и понимание того, что происходит в лесбийской и гей культуре, в которой они стремятся жить и процветать. Я благодарна в особенности Руф Маргерисон и Джону Столтенбергу, которые прочитали черновик этой книги и предложили важные замечания. Джон Столтенберг и Кристофер Кендалл вдохновили меня в своей письменной работе о гейской мужской сексуальности и гейской порнографии. Я знаю, что мужчины, которые противостоят доминирующим ценностям квирной сексуальной культуры, живут в нелегкие времена, и я благодарна, что они продолжают делать это.

Введение

В 1990-ых появилось явление в некоторых лесбийских кругах, которое называлось «набивка» (Волкано и Халберстам 1999). Оно заключалось в том, что под штаны надевали дилдо, чтобы казалось, что пенис там существует. Эта практика сигнализировала, что у лесбиянок, которые делали эту практику, поклонение мужественности победило лесбийский феминистский проект окончания гендерной иерархии. В то же время культ транссексуальности появился внутри похожих групп лесбиянок.

Некоторые лесбиянки, которые демонстрировали желание получить мужскую власть и привилегии, заявляли о «бутч» идентичности, набивали псевдочлены и проводили конкурсы «драг кингов», чтобы увидеть, кто мог убедительнее всех выглядеть как мужчина, и в частности гей мужчина, двинулись в сторону калечащих операций и приему гормонов, которые обещали «реальность» в их поиске (Девор 1999). Произошла очень сильная перемена от лесбийского феминизма, в котором мы понимали, что, как сказала Адриенн Рич, «Значение нашей любви к женщинам - это то, что мы должны постоянно увеличивать» (Рич 1979: 230), к ситуации, когда в некоторых влиятельных и известных частях лесбийского сообщества, маскулиность это священный грааль.

Почему это случилось? Я буду утверждать здесь, что самая важная причина, это влияние сильной мужской гей культуры, которая с 1970-ых и позже, отвергла проект гейского освобождения и уничтожения гендерных иерархий и выбрала «мужественность» своей целью. С помощью садомазохизма, гей порнографии, сексуальных практик публичного секса и проституции, которые прославляли мужские привилегии, доминирующие области гейской мужской культуры создали гипермаскулиность и сказали, что это гейство, и это хорошо. В последнюю декаду несколько американских книг, написанных геями, предприняли широкую критику повестки сексуальной свободы геев. Эти критики вдохновлены в основном продолжающейся эпидемией ВИЧ в США, но также пониманием того, что гейская коммерческая секс-культура обедняет жизни и отношения (Ротело 1997, Сигнорил 1998а).

Некоторые гей теоретики применили феминистское понимание, чтобы создать сокрушительную критику гейского культа маскулиности (Столтенберг 1991, Левин 1998, Кендал 1997, Дженсен 1998). Эта работа геев самая полезная начальная точка, чтобы браться за лесбийский феминистский анализ гейской и квир культуры сегодня. Признание очень вредного влияния гейского поклонения маскулиности на жизни лесбиянок заставляет меня исследовать гейскую культуру и политику в этой книге.

Все вредные практики, которые развились в этот период, были оправданы в квир теории и политике, я утверждаю, что когда в 1990-ых квир политика атаковала принципы гейского освобождения и лесбийского феминизма, которые требовали трансформацию личной жизни, происходило отрицание возможности радикальных социальных изменений. Новая политика была основана, довольно открыто, на отрицании идей лесбийского феминизма. Квир политика лелеяла культ маскулиности. Я буду утверждать здесь, что политическая цель квир политики разрушительна для интересов лесбиянок, женщин в общем, и для маргинализованных и уязвимых слоев геев. Понятие, что квир политика может представлять интересы лесбиянок так же как геев мужчин, происходит из ошибочной идеи, что геи и лесбиянки могут формировать одну универсальную социальную группу с общими интересами. Лесбийский феминизм был создан из феминистского понимания, что лесбиянки - это женщины, и интересы женщин в смешанных политических организациях регулярно исключаются или даже открыто подавляются.

Это понимание было потеряно в квир политике, и эта книга написана, чтобы еще раз поставить интересы женщин и лесбиянок на передний план лесбийской и гейской политической дискуссии. Книги о лесбийской и гейской политической и юридической теории в 1990-ых начинаются с предпосылки, что лесбиянки и геи формируют одну социальную категорию с гомогенной целью и имеют одинаковые интересы (Эванс 1993, Уилсон 1995, Валид 1995, Стичин 1995; Белл и Бини 2000). Многие новые труды стремятся интегрировать геев и лесбиянок в теоретизировании о правах, с созданием новых категорий сексуальных или квир прав. Дайан Ричардсон одна из немногих голосов, указывающих, что лесбиянки не могут быть просто добавлены в эту категорию (Ричардсон 2000а, б). Общее отсутствие такого феминистского взгляда в отношении «сексуальных прав» это загадка. Книги феминистских теоретикесс о женских правах анализируют противоположные интересы женщин и мужчин. Они указывают, что идея и практика мужских прав была создана из подчинения женщин (Пэйтман 1988, Фогел 1994). Но это феминистское понимание кажется исчезает в теории о «сексуальных» правах.

На самом деле, лесбиянки и геи далеки от универсальной категории с универсальными интересами. Лесбиянки - это женщины, и лесбийские теории о гражданстве должны продолжать изучать противоречия между интересами женщин и мужчин, в частности противоречия между интересами геев и целой социальной группой женщин.

Нет общности интересов

Лесбийские феминистки, которые выбрали организоваться и жить отдельно от геев, давно знали, что не обязательно существовали общие цели между лесбиянками и геями. Поэтесса и писательница Адриенн Рич писала в поздние 70-ые, когда лесбийский феминизм был на пике, что интересам лесбиянок угрожают гетеросексуальная культура и гейская культура.

«Лесбиянок заставили жить между двумя культурами, оба с доминированием мужчин, каждая из которых отрицала и угрожала нашему существованию. С одной стороны, есть гетеросексистская, патриархальная культура… С другой стороны, есть гомосексуальная патриархальная культура, культура созданная геями, отражающая такие мужские стереотипы как доминирование и подчинение в ролях отношений, и отделение секса от эмоционального участия — культура испорченная глубокой ненавистью к женщинам. Мужская «гей» культура предложила лесбиянкам имитацию ролей-стереотипов «бучей» и «фем», «активов» и «пассивов», круизинг, садомазохизм, и жестокий, саморазрушительный мир «гей» баров.»

Ни гетеро, ни «гей» культура не предложила лесбиянкам пространства, в котором они могут обнаружить, что значит быть собой, любить себя, идентифицировать себя с женщинами, не быть имитацией мужчины и не быть его объективированной противоположностью». (Рич 1979: 225)

Лесбийский феминизм предложил лесбиянкам необходимое пространство, в котором можно создать лесбийские феминистские ценности и выражать свою любовь к женщинам. Философка лесбийского феминизма Мерилин Фрай писала, что геи и гетеросексуалы разделяют общие ценности и лесбиянкам нужно отделиться, чтобы создать свою собственную политику и общество (Фрай 1983). Кризис СПИДа и рождение квир политики привели слишком многих лесбиянок к совместной работе с мужчинами геями, когда они хоронили свою тревогу о ценностях доминирующей гей культуры. И это несмотря на факт, что некоторые влиятельные писатели геи и активисты не стеснялись распространяться о своих враждебных чувствах к лесбиянкам и женщинам. Один хороший пример этого, когда некоторые геи с радостью говорили об «ик факторе».

Существование явления, которое назвали «ик фактором», ставит под сомнение предположение об общих правах и интересах геев и лесбиянок. Этот термин используется в гейском мужском письме, чтобы описать экстремальное отвращение, испытываемое некоторыми геями при мысли или взгляде на обнаженные женские тела. Он стал хорошо известен после семинаров на эту тему, которые проводились каждый год на конференциях US National Lesbian and Gay Task Force. Эрик Рофес, лидер Секс Паники, занимался организацией семинаров, на которых предполагалось, что геи и лесбиянки услышат, что они думают друг о друге. Он объясняет, что он очень дружелюбен с лесбиянками и феминистками, и очень затруднен «ик фактором», который он испытывает.

Он пишет о прогулке мимо загорающих лесбиянок на гейском пляже, которые были топлесс. Он испытал большое неудобство: «Когда мы наконец прошли мимо женской секции и появились мужские торсы, мое дыхание замедлилось, моя кожа перестала потеть, и сердце перестало биться часто». (Рофес 1998б: 45) Он объясняет свою реакцию так:

«Я гей с долгой дружбой с лесбиянками и сильным желанием поддержать лесбийскую культуру. Я один из многих геев, который разделяет так называемый «ик фактор» - внутренняя реакция, начинающаяся с антипатии до отвращения, при встрече с лесбийским сексом и телами. За двадцать пять лет участия в мужской гей культуре, я замечал, что многие мужчины выражали отвращение перед лесбийским сексом и женскими телами. Я слышал бесчисленные «тунцовые» шутки, видел, как мужские лица становились кислыми при появлении лесбийского секса в фильмах, и видел как геи собирались в кучку, обсуждая неприязнь к женщинам с голым торсом на политических демонстрациях». (стр. 46)

«Тунцовые» шутки появились от привычки среди геев называть женщин «рыбами», потому что они считали, что их гениталии воняют. Некоторые геи не могут находиться рядом с лесбиянками, потому что они чувствуют запах. Рофес цитирует одного мужчину, который говорит, что не может близко подойти к лесбиянкам, «из-за запахов, которые, как он считает, они источают». (стр 47)

Хотя он не имеет данных, которые можно посчитать, Рофес считает, что одна треть геев испытывают такое отвращение. По крайней мере термин «ик фактор» был распространенным. Например, статья американского писателя, опубликованного в австралийском мужском журнале для геев «Outrage” в 1997 называлась «Взять под контроль ик фактор» описывает геев, посещающих смешанные секс вечеринки, чтобы избавиться от отвращения к женским гениталиям. Автор комментирует, что «ик фактор в гей культуре является обычным делом среди мужчин». (Струббе 1997: 44).

Расизм в Великобритании в 60-ых часто фокусировался на предположительно другом запахе британцев азиатского происхождения. Чувства этих геев, которым трудно справляться с видом женского тела, напоминают мне о таком виде внутреннего расизма. Женщины и мужчины, независимо от их сексуальной ориентации, выращены в обществе с господством мужчин, которое учит, что женские тела отвратительны, в то время как пенисам даруется гордость и почет. Ментальное здоровье лесбиянок, которые стремятся восстановиться от этой ненависти к женщинам, так что они могут любить и уважать женские тела, не может поддерживаться сообществом с мужчинами, которые питают такую глубокую мизогинию. Рофес чувствует себя виноватым, и желает преодолеть свои экстраординарно отрицательные чувства к женщинам, но удивительно, что он может говорить об этом открыто, когда похожие чувства на основе расы были бы возможно не такими приемлемыми для обсуждения. В свете таких чувств может быть неразумно ожидать любую общность интересов между лесбиянками и геями.

Для того, чтобы не изобразить гейскую мизогинию слишком мрачной, важно указать на то, что там был один мужчина гей в той же антологии «Противоположный пол», которая содержит текст про «ик фактор», который применял лесбийскую феминистскую точку зрения и показывал искреннее сочувствие опыту женщин. Роберт Дженсен объясняет, как одиноко он себя чувствовал, потому что занимал такую позицию в гейской сексуально-либертарианской культуре, в которой любой политический анализ сексуальных практик запрещен со всех сторон: «Для меня, быть геем значит не только признавать сексуальное желание к мужчинам, но также противостоять нормам и практикам патриархата… Очень трудно сделать такой шаг в мире мужских привилегий, и я нашел мало ролевых моделей того, как можно жить этично мужчиной — геем или натуралом — в патриархате» (Дженсен 1998: 152).

Дженсен применяет работу радикальных феминисток лесбиянок-теоретикесс, таких как Мэрилин Фрай, чтобы поддержать свой отказ от деления на публичное и приватное. Он не наделяет гейские сексуальные практики иммунитетом от политической критики: «сами эти практики подражают гетеросексуальности в своем принятии патриархальных сексуальных ценностей: отсутствие в сексе привязанности и эмоционального взаимодействия с другими, гетеросексуальное равенство секса с пенетрацией и доминированием и подчинением, и превращение секса в товар в порнографии». (Дженсен 1998: 156) В прямой оппозиции либерализму в публичной гейской политике, он утверждает что “Существует политический и этический смысл во всех аспектах ежедневной жизни… Нельзя убежать от осуждения, и мы не должны искать такого побега». (стр. 154)

Гейская мужественность

Так как я предполагаю в этой книге, что продвижение и прославление гейской мужественности создает самые главные различия между интересами мэйнстримной гейской повестки дня и интересами лесбиянок и других женщин, важно объяснить, что я подразумеваю под мужественностью. В моем понимании мужественность это поведение, которое сконструировано мужским доминированием и служит сохранению мужского доминирования. Маскулиность это не только то, что относится к мужчинам, потому что мужчины могут считаться недостаточно маскулиными и считать себя такими. На самом деле, геи до 70-ых часто считали себя недостаточно мужественными и так же к ним относились другие. Маскулиность это не биологический факт, что-то связанное с отдельными генами или гормонами. Мужское поведение или внешность или артефакты, и дизайн, показывают «мужественность» как политическую, а не биологическую, категорию. В этом понимании маскулиность не может существовать без предполагаемой противоположности, женственности, которая относится к женской субординации. Ни маскулиность, ни женственность не может иметь смысла или существовать без другого как точки опоры. (Коннел 1995)

Хотя писатели о маскулиности, такие как Роберт Коннел, имеют тенденцию писать «маскулиность» во множественном числе, то есть «маскулиности», я умышленно не делаю так. Я признаю, что форма мужского доминирующего поведения, маскулиность, может различаться значительно, и на нее влияют класс, раса и многие другие факторы. Использование множественного числа, однако, предполагает, что не все варианты маскулиности проблематичны, и что некоторые могут быть спасены. Так как я определяю маскулиность как поведение мужского господства, я заинтересована в уничтожении ее, а не сохранении какой-либо вариации, и поэтому не использую термин «маскулиности». Так как геи как группа стремятся защитить политически свою практику маскулиности, они могут считаться действующими во вред интересам женщин, и во вред лесбиянкам как категории женщин. В конце концов, они не могут иметь свою маскулиность (в любой форме), чтобы чувствовать себя лучше, без существования значительного класса подчиненных людей, представляющих женственность, и в настоящее время это женщины.

Критические работы Мартина Левина о гей маскулиности были опубликованы посмертно его литературным редактором, Майклом Киммелом (Левин 1998). Они предоставляют глубокий анализ проблемы. Он объясняет, что геи после движения гей освобождения присвоили себе маскулиность как компенсацию за стереотипы об их схожести с женщинами, которые на них накладывались в более ранние периоды.

«Я утверждаю, что геи приняли гипермаскулиную сексуальность как способ бросить вызов своей стигматизации как мужчин неудачников, женоподобных, и многие институты, развившиеся в гейском мужском мире в 70-ые и ранние 80-ые, удовлетворяли и поддерживали гипермаскулинный сексуальный код — от магазинов одежды и секс шопов, до баров, бань, и вездесущих качалок.» (Левин 1998: 5)

Подчеркнутая маскулиность стала доминирующим стилем в гей культуре, и, как указывает Левин, через влияние геев дизайнеров и гей диско музыки помогла создать моду на такую подчеркнутую маскулиность в модной гетеросексуальной культуре. В «Срывая покровы с квир политики» я буду анализировать практики маскулиности, которые формируют области гейской сексуальной культуры и квир политической программы. Я буду смотреть на эффект, который оказывают на лесбиянок отношения с геями в смешанной квир культуре, которая прославляет и эротизирует маскулиность как высшее добро.

Я изучу политические требования некоторых гей активистов, в таких группах как Скандал в Великобритании и Секс Паника в США, требования сексуальной свободы в области публичного секса, порнографии и садомазохизма, и утверждаю, что они основаны на традиционной патриархальной повестке дня. Такие активисты говорят, что они бросают вызов разделению на публичное и приватное, в которой сексуальная активность обычно ограничена приватной сферой. Однако, кампании за расширение «приватного» секса в публичную зону основаны на понятии, что секс должен продолжать признаваться как «приватное» - т. е. быть защищенным от политической критики и уважаться как проявление индивидуальной свободы, даже если секс происходит в парке. Программа лесбийского феминизма состоит в разрушении деления на публичное и приватное, на котором основано общепринятое понимание политики. Лесбийские феминистки хотят политической демократии внутри и снаружи дома, без разделения, которое защищает сексуальную эксплуатацию и насилие.

Лесбийский феминистский проект создания равенства в частном мире секса и отношений, основанный на понимании, что личное это политическое, может быть базисом для создания публичного мира, который безопасен для жизни женщин. Лесбийские феминистки, которые живут сейчас в соответствии с этими принципами, те, которые высмеиваются в квир СМИ и конференциях как политически корректные, ненавидящие секс фашисты, возможно должны пониматься как авангард радикальных социальных перемен.

Глава 1. Гейское освобождение и лесбийский феминизм

Сегодня многие молодые лесбиянки и геи называют себя квирами без долгих раздумий. Но этот термин стал модным для описания геев и лесбиянок в последнее десятилетие, и многие лесбиянки все еще находят этот термин отвратительным. Квир политика и теория появились в определенный момент в истории развития лесбийского и гей движения. Адепты могут видеть квир политику апогеем этого развития. Многие лесбийские феминистки видят квир политику, как организующую сопротивление интересам женщин и лесбиянок. Чтобы понять квир политику сегодняшнего дня, мы должны понять, как идеи и практики развивались в прошлом. В этой главе я рассмотрю гейское освобождение и лесбийский феминизм в контексте понимания квир политики.

Идеи и стратегии гейского освобождения появились из того же источника, который породил другие «новые» социальные движения поздних 60-ых и ранних 70-ых. Эти новые движения были феминизм, освобождение молодежи, движение африканцев, Париж 1968 и студенческое движение. Социалистические и феминистские идеи влияли на гей движение с самого начала. Рождение гей движения традиционно датируется июнем 1969 года, когда в восстании в Стоунволле (Гринвич Вилладж) лесбиянки, геи и драг королевы в первый раз боролись против полицейского насилия в гей-клубах. На самом деле, его нужно понимать как появляющееся из постепенно усиливающегося недовольства и сопротивления, которые было внутри и снаружи ранних лесбийских и гей организаций 60-ых. Ранние организации проделали работу, которая позволила гей движению развиться так быстро. (D’Emilio 1998, впервые опубликовано 1983) Стоунвол был катализатором, и хорошо подходил для символа настроения времени, но он не мог бы зажечь политическое движение, если бы почва не была хорошо подготовлена.

Так называемые «гомофильские» организации были основаны в 50-ые и 60-ые и предшествовали гейскому освобождению. Эти организации были охарактеризованы историками как «ассимиляционные», нацеленные на интеграцию гомосексуалов и отмене законных наказаний. Гей освобождение отличалось тем, что они отвергли ассимиляцию для «каминг-аута», гей гордости, и требовали радикальные социальные перемены, которые признавались необходимыми для свободы женщин, лесбиянок и геев. Активисты гей освобождения, заряженные уверенностью, полученной от духа времени, в котором так многие социальные группы протестовали, теоретизировали, требовали радикальных перемен. Активисты утверждали свою гомосексуальность и исполняли драматичные и веселые протесты в публичных местах.

Гей освобождение впервые появилось во Фронте Освобождения Геев. Слово «Фронт» предполагает социалистическую основу гейского освобождения. ФОГ был построен по модели борьбы колонизированных народов против империализма по всему миру, как во Вьетнаме. Лиза Пауэр, в своей истории ФОГ в Лондоне, комментирует что «ФОГ Лондон привлекал к себе, среди других, людей с опытом сопротивления Вьетнамской войне, людей за права черных, женское освобождение, подпольную прессу, Белых пантер (группа поддержки Черных пантер), Международная Марксистская Группа, Коммунистическая партия, широкое разнообразие других левых групп включая маоистов, культура наркотиков, транссексуалы и мужчины-проституты». (Пауэр 1995: 16)

Социалистический анализ применялся к ситуации лесбиянок и геев. Существовала критика слева в то время, которая полагала, что «общее искажение всей сексуальности в обществе» существует для целей социального контроля и «для продажи избытков потребительских товаров, которые экономическая система вымучивает из себя». (GLF 1971, цитируется по Пауэр 1995: 53) Теоретики гей освобождения занимались сильной критикой капиталистических сил, приводя в пример гейскую секс индустрию и владельцев гей-клубов, которые создавали эксплуатацию геев. Они утверждали: «ГОФ хочет предоставить необходимый побег для людей, уставших от отчужденного и эксплуатирующего «гейского» мира, скрытного секса в публичных туалетах, и опасных прогулок по Хэмпстед Хит. Мы хотим предоставить лучшее место для геев и лесбиянок». (стр. 53) Активисты гей освобождения отвергли медицинскую модель гомосексуальности как болезни. Они провели успешную кампанию за удаление гомосексуальности из списка психических болезней в США, DSM 3. Они утверждали, что «гей это хорошо». Они считали, что угнетение гомосексуалов это результат мужского доминирования, и что освобождение женщин и освобождение гомосексуалов были неразрывно связаны, поэтому одно не может быть достигнуто без другого.

Угнетение гомосексуалов и угнетение женщин считались результатом навязывания половых ролей. Политические активистки левого крыла в то время придерживались социального конструктивизма. Поэтому гей активистки и феминистки видели половые роли, которые сегодня возможно назвали бы гендерными ролями, как политически сконструированные, чтобы обеспечить мужское господство. Женщины относились к женской роли частной сферы, заботясь о детях и волнуясь о практиках красоты, чтобы быть подходящим половым объектом. Лесбиянки наказывались, потому что они не подчинялись женской роли в сексуальной пассивности и услужении мужчинам. Геи наказывались, потому что они не подчинялись мужской половой роли, которая требовала маскулиное поведение и гетеросексуальность.

В контексте текущей квир политики, которая чествует тех, кто придерживается половых ролей в форме буч\ фем, транссексуальности, садомазохизма как трансгрессивный авангард революции, полезно понимать, что гейское освобождение полностью отвергало такие практики. На гей освобождение повлиял феминизм. Угнетение мужчин геев считалось отражением угнетения женщин, и половые роли были также проблемой для геев. Один американский гей активист высказал это так:

«Сексизм отражается в ролях, которые гомосексуалы скопировали у натуральского общества. Лэйблы могут различаться, но это та же самая неравная ситуация, когда роли жестко определены, когда один человек получает власть над другим. Для натуралов это мужчина — женщина, господин — любовница. Для гомосексуалов это буч\ фем, агрессивный — пассивный. В отдельных случая это может быть садист — мазохист. Люди становятся объективированными, к ним относятся как к собственности». (Дайаман 1992: 263)

Британский активист гей освобождения написал: «Нас заставили играть роли натуральского общества, буч и фем, нуклеарные «женитьбы», которые продолжают внутри отношений то же угнетение, которое вне этих отношений накладывается на женщин». (Уолтер 1980: 59)

Другой написал: «Играть роли в обществе, которое требует гендерных определений, сексуальных ролей, мужского против женского — что мы можем сделать, когда общество отвергает нас и называет наполовину мужчинами? Очень часто мы реагируем переигрыванием». (стр. 87)

В годы гей освобождения никто не говорил, что социальные роли были аутентичными и уникальными для геев и лесбиянок, что потом случилось в 80-ые и 90-ые. (Дэвис и Кенеди 1991) Не было стыдно признать, что гомосексуалы подражали натуралам, когда играли половые роли. Гомосексуалов понимали как сконструированных по правилам гетеро общества. Карл Уитман из американского Освобождения Геев сказал:

«Мы дети общества натуралов. Мы все еще думаем как натуралы. Это часть нашего угнетения. Худший гетеросексуальный концепт это неравенство… мужчина \ женщина, садист \ мазохист, супруга \ не супруга, гетеросексуал \ гомосексуал, босс \ рабочий, белый \ черный, и богатый / бедный… Слишком долго мы подражали этим ролям, чтобы защитить себя — это механизм выживания. Сейчас мы становимся достаточно свободными, чтобы сбросить роли, которые мы подобрали от институтов, которые лишали нас свободы». (Уитман 1992: 333)

Женская группа, которая сформировала часть гей освобождения в США, Гей Революционная Женская Партия Кокус, строго отвергала идеи половых ролей для лесбиянок, потому что они не предоставляют им никаких преимуществ.

«Хотя никого из нас не учили отношениям в обществе равенства, лесбиянки могут приблизиться к этому ближе, чем другие, потому что ничего из обучения сексистскому поведению не помогает лесбиянкам в их отношениях. Половые роли никак им не помогают, потому что буч не получает мужских привилегий в обществе и экономике, в то время как фем не имеет мужчины, который бы приносил домой мужскую зарплату или защищал бы от атак других мужчин». (Гей Революционная Женская Партия Кокус 1992: 180)

Такие настроения среди тех, кто считал себя в то время авангардом гей политики, стоят в абсолютной противоположности взглядам в отношении лесбийских ролей, которые развились позже в некоторых областях лесбийского сообщества. В поздние 80-ые и 90-ые лесбийские писательницы, такие как Джоан Нестле (1987) построили себе внушительную репутацию, прославляя и романтизируя сексуальные роли как самую аутентичную форму лесбийства. В то время как в гей освобождении ответ на роли был сбросить их, в поздние десятилетия роли подобрали, отполировали и заняли в деле для целей сексуального возбуждения. (Мунт 1998, Халберстам 1998а, Ньюман 1995)

Другим общим местом между гей освобождением и женским освобождением в то время было сопротивление женитьбе и нуклеарной семье. Замужество считалось контрактом эксплуатации и мужского доминирования, которые делали необходимыми половые роли, которые считались угнетающими. Оппозиция браку была такой фундаментальной, что Джил Туиди, влиятельная колумнистка Гардиан, подчеркнула в позитивной статье о гей освобождении: «Гейское освобождение не требует права для гомосексуалов жениться. Гей освобождение ставит под вопрос женитьбу.» (Цитируется по Пауэр 1995: 64)

Два аспекта теории гей освобождения различают его драматически от квир политики. Одно, это понимание, что угнетение геев вырастает из угнетения женщин. Второе, это многие формы гейского мужского поведения, которые сегодня хвалятся в квир политике, это результат угнетения геев, и не могут закончиться без окончания угнетения женщин. Формы поведения, которые исторически были частью поведения геев, такие как круизинг и женственность, активисты ФОГ считали результатом угнетения, а не неизбежной и аутентичной формой гейского поведения.

Большой подъем гей освобождения длился всего несколько лет в Великобритании и США. В Великобритании некоторые мужчины вернулись к практикам, которые они критиковали, когда гей освобождение было популярным, такие как круизинг. (Ширс 1980) Теперь гей сообщество существовало как рынок, новые гей бизнесы занялись эксплуатацией геев таким же образом, как это делали мафия и натуралы в ранее время: родился гей капитализм. Гейская маскулиность стала модной, в то время как гей освобождение сторонилось маскулиности как поведения мужского доминирования. (Хамфрис 1985) Начал развиваться активизм за равные права гомосексуалов, который некоторые люди из гей освобождения видели как дерадикализацию и саботаж движения за радикальные социальные перемены. Почему радикальный вызов гей освобождения не продержался долго?

Почему гей освобождение провалилось?

В новом предисловии к переизданию американского сборника статей ФОГ, «Вышли из шкафа», Джон Демилио утверждает, что гей освобождение было вытеснено более умеренными гей активистами в поздние 70-ые. Это новое движение за права геев больше не видело себя среди других движений, борющихся за фундаментальные социальные перемены. Цель была уже, и входила в либеральную политику равных прав.

«Когда 70-ые закончились, гейское и лесбийское движения начали двигаться в разных направлениях. Одно из них может быть названо движение за права геев. Состоящая в основном из белых, из среднего класса, геев мужчин, хотя и с некоторыми лесбиянками и людьми цвета, эта политика ориентировалась на реформы и фокусировалась только на гомосексуальных вопросах и игнорировала широкий анализ угнетения, который вдохновлял гейское освобождение. Эти активисты, многие из которых были достаточно воинственными, искали входа в систему на основе равных прав.» (Демилио 1992)

Демилио утверждает, в частности, что эти активисты за равные права потеряли понимание гей освобождения о том, что угнетение геев было результатом сексизма, и что геи поэтому должны бороться с сексизмом вместе с женщинами. «В отличие от геев из «Вышли из шкафа», которые видели в сексизме корень угнетения геев, теперь сексизм виделся как проблема только женщин.» Активисты за права геев, объясняет Демилио, также потеряли понимание гейского освобождения, что гомосексуальность, как и гетеросексуальность, была социально сконструирована. Гейские и лесбийские идентичности, говорит он, теперь понимались снова как в пре-стоунвольский период, как «затвердевшие идентичности, определяющиеся рано в жизни (если не при рождении), но естественные, хорошие и здоровые, а не неестественные, плохие или болезненные.»

Но Демилио относится критически к ширине социального критицизма, которым занимались гей освобожденцы. Он считает радикальность их повестки дня одной из причин поражения. Он применяет аргумент, применявшийся сексуальными либертарианцами в 80-ые и 90-ые, что гей освобожденцы, как и радикальные феминистки, были, по его словам, «морализаторами и высокомерными». В своих атаках на «половые роли, анонимный секс, объективацию и культуру баров, они закончили тем, что сконструировали строгую сексуальную политику… Они были на грани становления новой полицией нравов». Интересно посмотреть, как близки эти обвинения к обвинениям, которыми бросались на радикальных феминисток в так называемых феминистских сексуальных войнах в 80-ые. (Ванс 1984) В этих «дебатах» радикальная феминистская критика порнографии и проституции была также атакована, как морализаторство и точка зрения правого крыла. В то время как в мужском обществе геев не было яростных дебатов, и понимание гей освобождения просто ушло, среди лесбиянок и феминисток происходила яростная битва ради победы над радикальным феминизмом. (Смотри обсуждение этих «дебатов» в Джеффрис 1990а)

Демилио говорит, что проблема гей освобожденцев в том, что у них были наивные представления о динамике сексуального желания, перемены предполагались более легкими, чем в реальности. (Демилио 1992) Он остается критичным к сексуальному либерализму, который заменил критику гей освобождения: «В реакции против этого, часто кажется, что мы оставили всякие попытки критиковать сексуальность. Наша сексуальная политика часто редуцируется к кампании против запретов». Но он оказался слишком уставшим и заблуждающимся, чтобы критиковать конструирование сексуальности, которая была так важна в ранние годы. «В культуре, в которой сексуальность определяет правду о нас и в которой сексуальное желание соседствует с нашими личностями, возможно это вызовет разногласия, слишком взрывоопасно подвергать политическому изучению такие личные вещи». Такое смирение труднее приходит к феминисткам, так как это женщины страдают напрямую от мужской сексуальности, сконструированной вокруг объективации и агрессии, в форме изнасилования, убийства, сексуального домогательства, порнографии и проституции. Отказ Демилио от критики это роскошь, которую не могут позволить те из нас, кто пытаются остановить мужское насилие.

Карла Джей и Аллан Янг, в новом предисловии к «Вышли из шкафа», объясняют, что они оставили свои мечты о революции как непрактичные, потому что они не получили широкой поддержки.

«Как наши гетеросексуальные единомышленники из Новых Левых, мы были очень увлечены лозунгом «Революция в течение нашей жизни». Но мы забыли о факте, что такие долгосрочные цели не имели значения для большинства американцев — даже для большинства лесбиянок и геев — обремененных работами, домами, детьми и другими обязанностями. Утверждение о связи личного с политическим, могло быть очень полезным, и служило для многих дешевой терапией, но его экстремальное применение делало жизнь трудной». (Джей и Янг 1992)

Они спрашивают: «Что такое «настоящее» гей освобождение? Это ассимиляция гомосексуалов в каждой части существующей американской жизни? Или это тотальное революционное движение, которое мотивировало писательниц из «Вышли из шкафа»?».

Одно развитие возможно ускорило уход многих гей активистов от феминистских понятий, это уход многих лесбиянок из гей освобождения, чтобы сконцентрировать свою энергию на лесбийском феминизме. Лесбиянки всегда были в меньшинстве в гей освобождении, и в Великобритании были довольно маленьким меньшинством. Их уход в США, Великобритании и Австралии был вызван развивающейся силой феминизма, который призвал лесбиянок сконцентрироваться на женских интересах, и быть чувствительными к сексизму коллег мужчин. Один вопрос был источником серьезного раскола между мужчинами и женщинами в гей освобождении, это сексуальные практики. Дениз Томпсон описывает разочарование лесбиянок в Австралии так: «Модель «сексуальной свободы» предложенная гей освобождением была беззастенчиво маскулиной — траханье ради траханья, эротическое стимулирование, ограниченное гениталиями и несколькими эрогенными зонами, анонимный секс в публичных местах, барах, клубах и банях». (Томпсон 1985: 70) Грег Блэтчфорд из Гей Освобождения в Сиднее рассказывает о повседневной мизогинии в «гомосексуальной субкультуре»:

«Женщин часто называют по их половым органам; «рыба» это распространенный термин для женщин и «пизда» используется как прилагательное для описания женских черт. Оскорбительный термин «фаг хаг» используется для описания женщины, которой нравится компания геев. Кроме этих любопытных гейских выражений, многие слова для женщин похожи на то, как гетеросексуальные мужчины называют женщин: «корова», «старая женщина», «шлюха», “дешевка», «истеричка».» (Цитируется по Томпсон 1985: 56)

Мужчины в гей освобождении должны были сделать усилие, чтобы преодолеть этот элемент гей культуры, и не всегда достигали успеха.

Большинство лесбиянок в Гей Освобождении в Великобритании ушли из движения. Нетти Полард, одна из тех, кто осталась, описывает это: «Четыре или пять из нас осталось и остальные, примерно тридцать, ушли». (Пауэр 1995: 241) Лиза Пауэр предлагает несколько объяснений. Для своей устной истории лондонского ФОГ она взяла интервью у мужчин и женщин, которые были вовлечены в раннее гей освобождение 70-ых годов. Один мужчина, Тим Кларк, сказал, что мужчины были объединены сексуальной активностью, которая происходила между ними. «Лесбиянки были исключены из массового секса, который имели мужчины и который связывал их». (стр. 240) Одна лесбиянка в интервью сказала, что мужчины и женщины были разделены мужским желанием видеть свою сексуальную практику как предмет освобождения: «Проблемы между мужчинами и женщинами появились, потому что так много мужчин хотело говорить коттаджинге (сексе в публичном туалете) во время собраний». (Карла Тони, цитируется по Пауэр 1995: 242)

Другая проблема, которая злила лесбиянок, это переодевание некоторых мужчин из гей освобождения в женщин. Понимание того, что половые роли были в корне угнетения геев и женщин, иногда выражалось геями таким образом, что это затрудняло лесбиянок активисток. Например, в Великобритании, некоторые мужчины из гей освобождения носили платья в метро, на улице и в повседневной жизни. Они выбрали заниматься традиционными женскими занятиями, включая вязание, во время собраний. Присутствующие лесбиянки обычно не носили платьев, и некоторые считали имитацию стереотипов о женщинах оскорбительными. Пауэр объясняет: «Трансвестизм… все больше и больше злил женщин из ФОГ, которые видели в этом не разрушение мужчинами своих запретов и мачизма, но высмеивание традиционной женственности». (стр. 242) Один бывший член ФОГ дал Пауэр графическое описание, в чем заключалось это «высмеивание». На одном собрании ФОГ трансвестит «надел белое платье с двумя вырезами по бокам и он не надел панталоны и всем это показывал… Женщины пришли в штанах.» (Гарри Бек, цитируется по Пауэр 1995: 242) Мэри Макинтош, лесбийская социологиня, которая также участвовала в ФОГ, объясняет, «Я помню один бал, где некоторые мужчины носили очень оскорбительные женские платья и другие делали стриптиз. Ничто из этого не было глубоко продуманно». (Мэри Макинтош, цитируется по Пауэр 1995: 243) Женщины из ФОГ под давлением принимали в женские группы транссексуалов МтФ без операций. Это сделало женские группы похожими на смешанные группы, потому что там могло быть 10 транссексуалов и 12 женщин, и «некоторые женщины чувствовали, что эти люди имели мужской характер и были высокомерными к женщинам и пытались украсть угнетение женщин, в то же время не отказываясь от власти своего члена». (Пауэр 1995: 244)

Но геи, которые переодевались в женщин, считали, что мужественность это половая роль, которая должна быть разрушена, и своей имитацией традиционной женской одежды они помогали уничтожить мужественность. То, что они делали, сегодня бы назвали «гендерным перфомансом» (Батлер 1990) в очень прямом и политически мотивированном способе. В гей освобождении отсутствовал «перфоманс» маскулиности мужчинами или женщинами как хорошая вещь. Маскулиность считалась большой проблемой. Это изменилось в поздние 70-ые и ранние 80-ые, когда гейская маскулиность в форме садомазохизма и других проявлений, такая как группа Деревенские Люди, стала снова модной.

Американская лесбиянка Дел Мартин, прощаясь с гей освобождением, чтобы прийти к женскому освобождению, назвала себя «беременной яростью», когда она горько осудила «братство», чья озабоченность барами, палаточными лагерями, порнографией, трансвестизмом и ролями привела к тому, что геи стали посмешищем публики. (Цитируется по Хеллер 1997: 7) Двое мужчин приверженцев британского ФОГ написали памфлет в поддержку выхода женщин и в адрес мужского гей освобождения. Они обвинили гей освобождение в деградации в простой гей активизм, в котором геи искали полную долю мужских привилегий, пытаясь добиться равенства с мужчинами гетеросексуалами, в то время как мужское доминирование остается на месте. Они имеют очень хорошее представление о заботах женщин.

«В их глазах гей это просто мужчина, которому нравится секс с мужчинами, и их мысли четко видны в их литературе, полной набухших членов, мотоциклов и мышц, в точности символы мужского превосходства и угнетения женщин, поддерживающие систему гендера, который также является базисом для их собственного угнетения.» (Давид Фернбах и Обри Валтерс, цитируется по Пауэр 1995: 24)

Их аргумент кажется предсказывающим будущее, потому что в следующие тридцать лет появились культ маскулиности и клубы любителей кожи и садомазохизм.

Лесбийский феминизм

Движение Освобождения Женщин, которое разрабатывалось в Великобритании и США в поздние 60-ые, было полно лесбиянок (смотри Аббот и Лов 1972). Но эти лесбиянки не имели возможности сразу поставить свои проблемы на повестку движения. Бетти Фридан назвала лесбийскую политику в Национальной Организации Женщин в США как «лавандовый росток» (Аббот и Лов 1972). Лесбийский феминизм появился в результате двух процессов: лесбиянки внутри WLM начали создавать новую, отчетливо феминистскую лесбийскую политику, и лесбиянки из ФОГ ушли, чтобы присоединиться к своим сестрам. Начиная с 50-ых в Великобритании и США существовали лесбийские организации, которые отчетливо отделялись от организаций мужчин, также определяли свои цели в отдалении от мужских интересов и критиковали сексизм мужских гейских групп (смотри Демилио 1998). Некоторые из этих ранних организаторок, такие как Филис Мартин и Дел Лион из Дочерей Билитис в США, стали влиятельными активистками и теоретикессами в новом движении.

Лесбийский феминизм начинается из понимания, что интересы лесбиянок и геев очень разные, потому что лесбиянки членки политического класса женщин. Поэтому лесбийское освобождение требует разрушения власти мужчин над женщинами. Невозможно описать здесь в подробностях политики и практики лесбийского феминизма. Я не могу рассказать о всех группах, активностях и идеях. Важно указать на принципы, которые вдохновили лесбийский феминизм с самого начала, и которые различаются от последующих форм политики, которой занимались лесбиянки, в частности квир политики. Принципы лесбийского феминизма, которые ясно различают его от квир политики сегодняшнего дня, это любовь к женщинам; сепаратистские организации, сообщество и идеи; идея о том, что лесбийство это выбор и сопротивление; идея о том, что личное это политическое; отрицание иерархий в форме половых ролей и садомазохизма; критика сексуальности мужского господства, которая эротизирует неравенство.

Любовь к женщинам

Основой лесбийского феминизма, как радикального феминизма этого периода, была любовь к женщинам. Лесбийские феминистки считали любовь к женщинам фундаментальным для феминизма. Шарлот Бунч выразила это в 1972 году: «Мы говорим, что лесбиянка это женщина, чувство самости которой и энергия, включая сексуальную энергию, ставит в центр женщин — она идентифицирует себя с женщинами. Женщина, идентифицирующая себя с женщинами, начинает отношения с другими женщинами для политической, эмоциональной, физической и экономической поддержки. Женщины важны для нее. Она важна для себя.» (Бунч 2000: 332) Как указали феминистские философки, философия мужского превосходства и культура враждебны к женской любви и дружбе в отношении других женщин. Джэнис Рэймонд объясняет, «В обществе, ненавидящем женщин, женская дружба была настолько табуирована, что существуют женщины, ненавидящие самих себя». (Рэймонд 1986: 6) Создание любви к женщинам было необходимостью для выживания феминизма. Если бы женщины не любили себя и друг друга, они бы не имели базиса, на котором можно идентифицироваться и отвергать бесчинства против женщин. Для феминистского движения солидарность угнетенных была необходимым базисом для организации. Но любовь к женщинам всегда представляла из себя больше, чем женская версия товарищества.

Рэймонд придумала термин «гиносимпатия», чтобы описать любовь к женщинам, которая является основой для феминизма. Гиносимпатия означает «страсть к женщинам, то есть глубокая привязанность к оригинальной живой себе и движению в сторону других живых женщин». (стр. 7) Феминистская политика должна быть основана на дружбе. Так, гиносимпатия означает быть преданной, тянуться к женщинам и возбуждаться от них, пробуждать друг в друге полную силу. (стр 9) Для многих феминисток очевидным выводом из любви к женщинам было лесбийство. (Radicalesbians 1999) Рэймонд объясняет, что хотя ее концепт гиносимпатии не ограничен лесбийством, она не понимает, почему женщина, любящая женщин, откажется от лесбийства.

«Если гиносимпатия охватывает тотальность женского существования для нее и других женщин, если гиносимпатия означает ставить на первое место себя и других женщин, если гиносимпатия это движение в сторону других женщин, тогда многие женщины ожидают, что гиносимпатичные женщины будут лесбиянками. Я не понимаю, почему гиносимпатия не превращается в лесбийскую любовь для многих женщин.» (Рэймонд 1986: 14)

Связь между женщинами, что есть любовь к женщинам, или гиносимпатия, очень отличается от мужских связей. Мужские связи были клеем для мужского господства. Они основывались на признании разницы, которую мужчины видят между собой и женщинами, и это форма поведения, маскулиность, которая создает и поддерживает мужскую власть. Мари Дали характеризует женскую связь как «биофилическую (любящую жизнь) связь», чтобы различить от других видов связи в «садообществе» мужского доминирования. Она подчеркивает различие: «связи, когда они относятся к Ведьмам, Гарпиям, Фуриям, Старухам, также отличаются от «мужских связей», как Ведьмы отличаются от всех остальных в патриархате. Мужское товарищество (связи) зависит от энергии, забранной у женщин». (Дали 1979: 319) Мэрилин Фрай, американская лесбиянка философка, в своем эссе о разнице между гейской и лесбийской политикой видит мужскую гомосексуальность как апогей маскулиной связи, который формирует цемент мужского превосходства. Связи лесбийских феминисток, однако, еретические: «Если любовь к мужчинам это правило фаллоцентричной культуры и если мужской гомоэротизм принудителен, тогда геи должны считаться верными, лояльными и законопослушными гражданами, и лесбиянки феминистки это грешницы и преступницы, или, если воспринимать политически, предательницы и бунтовщицы». (Фрай 1983: 135-6)

Любовь к женщинам не выживает в квир политике мужского доминирования. В смешанном движении ресурсы, влияние и простое численное превосходство мужчин дает им власть создавать культурные нормы. В результате, некоторые лесбиянки становятся такими разочаровавшимися в своем лесбийстве, даже в своем женском теле, что сейчас существует сотни, если не тысячи, лесбиянок в Великобритании и США, которые сделали «переход» - т. е. приняли идентичность не просто мужчин, а геев мужчин, с помощью тестостерона и калечащих операций. (Девор 1999)

Лесбийство как выбор и сопротивление

Лесбиянка из лесбийского феминизма отличаются от женщин гомосексуалок или отклонения в сексологии или ранних ассимиляционных движений. Она также очень различается от геев из гейского освобождения. В то время как гей освобождение признавало, что сексуальная ориентация социально сконструирована, не предполагалось, что можно выбрать стать геем, и можно быть геем из протеста репрессивной политической системе. Лесбийская феминистка видит свое лесбийство как то, что можно выбрать, и как политическое сопротивление в действии. (Кларк 1999) В то время как мужчины из гейского освобождения могли сказать «Я горжусь», лесбийские феминистки зашли так далеко, чтобы сказать «Я выбрала это». Рэймонд выражает это так: «женщины не рождаются лесбиянками. Женщины выбрали стать лесбиянками». (Рэймонд 1986: 14) Это не значит, что все, кто идентифицируются как лесбийские феминистки, сознательно выбрали свое лесбийство. Многие были лесбиянками до того, как появился лесбийский феминизм. Но они все еще понимали лесбийство как «акт сопротивления», как это называла Черил Кларк в «This bridge called my back”, исторической антологии, написанной афроамериканками. Кларк объясняет, «Независимо от того как женщина проживает свое лесбийство… она восстала против становления рабыней своего господина, женщиной, зависящей от мужчины, женщиной гетеросексуалкой. Это восстание опасно в патриархате». (Кларк 1999: 565)

Генитальный контакт не всегда был основой для лесбийской идентичности. Лилиан Фадерман, американская историкесса лесбийства, объясняет, что лесбийские феминистки 70-ых напоминали «романтических друзей» 19 века. Она пишет о них. Эти феминистки подчеркивали любовь и дружбу, и не обязательно включали в свои отношения секс. (Фадерман 1984) Лесбийская феминистская идентичность регулярно включала в себя такие ингредиенты, как ставить женщин в своей жизни на первое место, и не иметь секса с мужчинами. Хотя генитальный контакт не для всех был основой идентичности, энтузиазм для страстных сексуальных отношений определенно присутствовал в лесбийском феминизме того периода. Секс присутствовал, но он не имел такого значения как для «квир» лесбиянок, которые критиковали лесбийских феминисток за их антисекс. Мари Дали, американская лесбийская феминистка философка, чьи тексты вдохновляли движение 70-ых и 80-ых и продолжают так делать, говорит о роли секса в отношениях так: «Для идентифицирующейся с женщинами человеки эротическая любовь не противопоставляется радикальной женской дружбе, но скорее это важное выражение дружбы». (Дали 1979: 373)

Сепаратизм

Лесбийский феминизм отличается от других вариаций лесбийской политики своим акцентом на потребности в отделении от политики, институций и культуры мужчин. Такое отделение необходимо, потому что лесбийский феминизм, как его прародительница, радикальный феминизм, основан на понимании, как описывает это Мари Дали, что женщины живут в состоянии насилия. (Дали 1979) Состояние насилия - это условия жизни, которые женщины имели на протяжении веков, в разных частях мира, переживали ужасную жестокость и пытки. Эти эры включают в себя сжигание ведьм, например, эпидемию домашнего насилия, которая сейчас разрушает женские жизни среди богатых и бедных, и секс индустрия в своей текущей вариации массивной, развращенной международной индустрии секс траффикинга. Дали говорит:

«Патриархат это доминирующая религия всей планеты, и его основной посыл это некрофилия. Все так называемые религии, легитимизирующие патриархат это просто секты, скрывающиеся под его зонтом / куполом. Все – от буддизма и индуизма до ислама, иудаизма, христианства, до атеистических деривативов, таких как фрейдизм, юнгианство, марксизм, маоизм – все это инфраструктуры в здании патриархата.» (Дали 1979: 39)

Условия жизни женщин созданы и защищаются системами идей, представляющих собой мировые религии, психоанализ, порнографию, сексологию, науку и медицину, и социальные науки. Все эти системы мысли основаны на том, что Моник Виттиг называет «натуральским умом» - т. е. ум сформированный гетеросексуальностью и его динамикой доминирования и подчинения. (Виттиг 1992) «Натуральский ум» по мнению радикальных лесбийских феминисток повсеместно распространен в системах мысли мужского господства.

Лесбийская феминистская критика систем мысли мужского доминирования, далеко идет в своем видении и оригинальности, своей храбрости и креативности. Когда я говорю о радикальном феминизме и лесбийском феминизме одновременно, так происходит потому что часто ведущие мыслительницы радикального феминизма также были лесбиянками. (Миллет 1977; Дали 1979; Дворкин 1981) Лесбийский феминизм вырос из радикального феминизма. Мышление провидицы, требующееся для создания нового взгляда на мир и лесбийского феминизма, не могло бы так легко развиться в смешанном движении гейского освобождения. В смешанном движении доминировали в дискуссии традиционные мужские идеи фрейдизма. Критический анализ и сильное отвержение фрейдизма как антиженской философии, сформировали критический блок в создании феминистской теории. Фрейдизм был разбит в пух и прах в 1946 году, Виолой Кляйн в «Женский характер», и позднее, когда феминизм снова появился в поздние 60-ые, снова был подвергнут суровой критике в книгах Кейт Миллет «Сексуальная политика» и Ева Фиджес «Патриархальное мировоззрение». (Кляйн 1971; Миллет 1977; Фиджес 1970)

Идеи Фуко, также основанные на традициях мужского господства, и таким образом на стирании или деградации женщин, стали центральными для движения геев в поздние 70-ые. Рэймонд показывает, как Фуко почитает Маркиза де Сада, говоря, «Мертвый бог и содомия это порог нового метафизического эллипса… Де Сад и Батай». (Цитируется по Рэймонд 1986: 45) Маркиз де Сад стал известным благодаря своей жестокости по отношению к женщинам в новых экстремальных способах, это отмечали многие феминистские комментаторки (Дворкин 1981).

Создание пространства для создания нового взгляда на мир было критической причиной для лесбийского сепаратизма. Лесбийский сепаратизм это отделение лесбиянок от смешанных гей организаций, и в некоторых случаях, в частности в США, отделение от движения за освобождение женщин. Лесбиянки отделились, чтобы создать свои группы, книжные магазины, кафе и издательства. Очень часто сепаратные пространства, созданные лесбиянками, были для женщин в общем, а не только для лесбиянок. Это была энергия лесбиянок, которая поддерживала большинство сепаратных женских пространств, включая убежища для жертв домашнего насилия.

Есть два совсем разных способа, которыми лесбиянки отделяются. Одни отделяются, чтобы создать лесбийскую культуру, место и сообщество, в котором они могут жить настолько отдельно от мейнстримного мира, насколько это возможно. Это цель. Эта форма сепаратизма может представлять опасность для феминизма, которого придерживаются эти лесбиянки. Это может стать диссоциацией от мира, так что забыт контекст, в котором некоторые практики и идеи возникли в мужском господстве, и все что сказано или сделано лесбиянкой может быть поддержано. Джанис Рэймонд объясняет:

«Даже радикальная и добровольная диссоциация от мира, вначале предпринятая как необходимая и смелая феминистическая политическая позиция, может произвести ограниченный взгляд на мир, который ставит женщин в опасность. Главные последствия диссоциации это то, что женщины остаются без информации о внешнем мире, который может бороться с их выживанием.» (Рэймонд 1986: 153)

Таким образом, садомазохизм, созданный лесбиянками, или роли буч \ фем, могут казаться практиками, которые изобрели лесбиянки, а не появившимися из мужского доминирования. Рэймонд объясняет, что «Хотя лесбийский садомазохизм может появиться в контексте, в котором женщины оторваны политически от большого мира, в то же время это насильственно ассимилирует женщин в левый и гейский мир сексуальности». (стр 167)

Рэймонд предлагает другой вид сепаратизма, в котором «внутренняя аутсайдерка» живет в мире, построенном мужчинами, в то же время работая над его изменением из сепаратной базы в женской дружбе и культуре. «Диссоциация, которую я критикую, это не когда женщины собираются вместе, отдельно от мужчин, чтобы повлиять на «настоящий» мир. Скорее это диссоциация, которая провозглашает уход из мира.» (стр. 154) В этой форме сепаратизма, которую революционные феминистки в Великобритании в 70-ые называли «тактическим сепаратизмом», а не сепаратизм как самоцель, лесбийские феминистки имеют возможность развить идеи и практики против истории реальности, в которой живут большинство женщин. Они знают о чрезвычайной ситуации и работают, чтобы она закончилась; поэтому садомазохизм, например, должен оцениваться по своему происхождению из мужской культуры, что он значит для жизни женщин, и подходит ли он для коллективного выживания женщин. Основой лесбийского феминизма всегда была сепаратная лесбийская феминистская культура и институции.

Личное это политическое

Лесбийский феминизм взял из радикального феминизма понимание, что «личное это политическое». (Ханиш 1970) Эта фраза кратко пересказывает важное открытие феминизма 60-ых и 70-ых, что равенство с мужчинами в публичной сфере недостаточная, если не бессмысленная, цель. Некоторые феминистки просто сказали, что женщины, которые хотят быть равными мужчинам, им не достает амбиций. Другие анализировали ограничения стратегии более детально, указывая, что это динамика личной гетеросексуальной жизни порабощала женщин и ограничивала их участие в публичной жизни, и само понятие публичной жизни, происходило из владения мужчинами обслуживающего «ангела в доме». Бат-Ами Бар Он объясняет, что этот принцип радикального феминизма появился из деприватизации и политизации личной жизни, которая началась с Новыми Левыми в 60-ых. (Бар Он 1994) Иерархия должна быть устранена из личной жизни, если мы хотим поменять образ публичной жизни, и если падут барьеры между публичным и частным.

Поэтому лесбийские феминистки, как многие гей освобожденцы до них, отвергали сексуальные роли и любые проявления неравенства в лесбийских отношениях. Они видели пары буч-фем как имитации ядовитых паттернов гетеросексуальности и стоящих как препятствия на пути лесбийского освобождения (Аббот и Лов 1972). Лесбийское феминистское видение будущего не состоит из публичного мира с официальными равными возможностями, основывающегося на частном мире, в котором неравенство эротизируется. Публичный и приватный были бы одним и тем же, и изменились бы, чтобы создать новую этику.

Лесбийские феминистки теоретикессы расширили понимание личного как политического, в критику не только некоторых репрессивных аспектов гетеросексуальности, но самой гетеросексуальности. Они утверждали, что гетеросексуальность это политический институт, а не результат биологии или индивидуальных предпочтений. Эдриенн Рич, например, говорит, что гетеросексуальность должна быть проанализирована как политическая система, которая так же влиятельна, как капитализм и кастовая система (Рич 1993). В кастовой системе гетеросексуальности женщины принуждены к обслуживанию мужчин в сексе и других формах труда. Труд получается путем подчиненного положения женщин в «семье» и оправдывается романтической любовью или культурными ожиданиями. Система существует благодаря тому, что Рич называет «стирание существования лесбиянок», мужскому насилию, давлению семьи, экономическим ограничениям, желанию вписаться в общество и избежать остракизма и дискриминации. Лесбийский феминистский анализ гетеросексуальности требует нового языка. Джанис Рэймонд придумала некоторые слова для анализа гетеросексуальности как политического института, такие как «гетерореальность» и «гетероотношения» (Рэймонд 1986). Я предложила термин «гетеросексуальность» для обозначения сексуальных практик, которые происходят из мужской власти и подчинения женщин и эротизируют различия во власти, и слово «гомосексуальность» больше подходит для желания, которое эротизирует равенство (Джеффрис 1990 б). Такой язык дает новую значимость термину «гомосексуал», как противоположности сексуальности мужского доминирования, которая называется «гетеросексуал». В 90-ые британские феминистки лесбиянки выпускали книги, в которых побуждали феминисток лесбиянок и гетеро анализировать гетеросексуальность и их отвержение или принятие этого института и практики (Вилкинсон и Китцингер 1993; Ричардсон 1996). Геи не занимались этой проблемой. Оторванная от корней критика феминисток лесбиянок была перенесена в квир политику. Но квир версия анализирует гетеросексуальность как проблему для тех, кто называет себя квирами, а не институт угнетения женщин.

Во время феминистских дебатов о сексуальности или «секс войнах», критика феминисток лесбиянок и критика радикального феминизма в сторону сексуальности и отношений, идея что личное это политическое и должно быть изменено, была поставлена под удар в 80-ые. Новое поколение лесбийских порнографов и садомазохисток высмеивали феминистское понимание «личное это политическое» и важность равенства в сексе и любви, называя это антисексом (смотри мою книгу The Lesbian Heresy, Джеффрис 1993).

Эротизация равенства

Важный принцип лесбийского феминизма - это создание сексуальности равенства в противоположность к сексуальности мужского доминирования, которая эротизирует мужское доминирование и женское подчинение. Радикальные феминистки и радикальные феминистки-лесбиянки в 70-ые и 80-ые утверждали, что сексуальность создается обществом, и что она играет фундаментальную роль в сохранении угнетения женщин (Миллет 1977; МакКинон 1989). Сексуальность социально сконструирована для мужчин из их позиции доминирования, и для женщин из их позиции подчинения. Потому это эротизированное неравенство создает возбуждение от секса в обществе с мужским господством (Джеффрис 1990а). В результате, как утверждают радикальные феминистки, сексуальность мужчин в большинстве случаев принимает форму агрессии, объективации, отрыве секса от эмоций, и построении секса вокруг внесения пениса в организм женщины. Для женщин сексуальность принимает формы удовольствия от подчинения мужчинам. Эта система не работает эффективно. Поэтому в течение двадцатого века целая армия сексологов и писателей о сексе стремились побудить, научить и шантажировать женщин к получению оргазма, или хотя бы иметь энтузиазм в половом акте с мужчиной, предпочтительно в миссионерской позиции, чтобы мужчина мог быть «сверху». Сексологи называли неспособность женщин получать такое удовольствие политическим сопротивлением, или даже «угрозой цивилизации». (Джеффрис 1997б)

Конструирование сексуальности вокруг эротизированного подчинения женщин и господства мужчин проблематично по другим причинам тоже. Эта сексуальность поддерживает мужское сексуальное насилие во всех формах, и создает право мужчин использовать женщин, которые диссоциируют, чтобы выжить в проституции и порнографии. Поэтому радикальные феминистки и лесбийские феминистки понимали, что сексуальность должна измениться. Сексуальность неравенства, которая делает угнетение женщин возбуждающим, является прямым препятствием к любому движению женщин в сторону равенства. Трудно работать ради равенства, когда реализация этой цели разрушит «радость» секса. Поэтому важно сделать равенство возбуждающим. Только сексуальность равенства - цель совместимая с женской свободой. В «секс войнах» 80-ых феминистское понимание секса, как сформированного мужским доминированием и нуждающегося в реконструкции, стала объектом жестоких нападок.

Лесбийские «секс войны» появились одновременно с феминистскими «секс войнами», которые начались как противостояние успехам феминистской кампании против порнографии в поздние 70-ые и ранние 80-ые. Некоторые феминистки и лесбиянки (Дуган и Хантер 1995; Ванс 1984) в основном из социалистического феминизма, а не из радикального, или те, кто был замешан в смешанной политике гендера, выступили в кампании против антипорнографической политики, развитой радикальными и лесбийскими феминистками. В то время казалось, что радикальные феминистки критикессы порнографии и сексуального насилия получали некоторое признание в мейнстримном обществе. В то время казалось, что феминистское понимание порнографии как насилия против женщин, могло привести к принятию законов в некоторых штатах США в форме законов против порнографии, разработанных Андреа Дворкин и Катарин Маккиннон. (Смотри Джеффрис 1990а; Маккиннон и Дворкин 1997) Группа из Соединенного Королевства «Женщины против насилия над женщинами» имела некоторый успех в ранние 80-ые, заставив Совет Лондона убрать сексуальную рекламу из поездов в метро. Произошел момент приблизительно в 1980-1982 годах, когда казалось, что феминистские антипорнографические кампании имеют шанс на успех. В ответ, некоторые женщины в США (Feminist Anti-Censorship Task Force или FAC) и в Великобритании (Феминистки против цензуры, или FAC) начали делать кампании и писать в защиту порнографии, основываясь на свободе слова или потому что они позитивно оценивали порнографию и хотели сделать ее более доступной для женщин.

Фурор аргументов, который возник вокруг важного вопроса, нужно ли бороться с порнографией, был назван сторонницами защиты прав порнографов и потребителей порнографии «дебатами о сексуальности» или «секс войнами». Войны или дебаты сконструировали критический водораздел в истории этой волны феминизма. «Дебаты» остановили настоящий прогресс в создании сексуальности равенства, и создали движение в обратном направлении, когда сексуальные и гендерные практики, с которыми феминистские теоретикессы и активистки боролись, потому что они враждебны интересам женщин, стали прославляться как «свобода», или даже «трансгрессия» и политически революционные сами по себе. Разница во власти между мужчинами и женщинами стала эротизироваться в садомазохизме, например, а не была уничтожена.

«Лесбийские секс войны» фокусировались на проблеме «лесбийской» порнографии и «лесбийского» садомазохизма (СМ). Кимберли Осалливан, которая была на стороне порнографии и СМ, сказала что «секс войны» были ограничены только лесбийским сообществом в Австралии, и не просачивались в мейнстримный феминизм. (Осалливан 1997) Лесбийские феминистки утверждали, что когда лесбиянки занимались практиками порно и СМ, они импортировали ценности доминирования и унижения из мужской сексуальности в лесбийскую культуру. (Линден и коллеги 1982; Саксе 1994) Эти практики повторяли ненависть к женщинам в мейнстримной культуре, даже когда злоумышленницами и порнографками были лесбиянки. Лесбиянки выросли в культуре мужского доминирования. Некоторых научили быть сексуальными во время сексуального абьюза в детстве и в проституции / порнографии. В то время как лесбийские феминистки выбирают открыто отвергнуть это обучение, некоторые лесбиянки принимают его и воспевают. Сексуальные войны были вызваны тем, что я назвала «лесбийской секс революцией». (Джеффрис 1993) В ранние 80-ые появилась секс индустрия для лесбиянок, они продавали лесбийскую порнографию, секс игрушки и дилдо. Сексуальные ценности этой индустрии пришли из проституции и порнографии для мужчин, и также оттуда пришли многие работницы. Лесбиянка, которая создала главный порно журнал для лесбиянок в США, «На наших спинах», была стриптизершей. (Осалливан 1997) Также в секс войнах участвовали лесбиянки, которые получали удовольствие от порно и садомазохизма и были настроены защитить это удовольствие от феминистской критики. Лесбиянки, которые критиковали сексуальность доминирования и унижения, не скрывали факта, что их сексуальные реакции также были сформированы в культуре садо-общества, но они стремились изменить это. (Джеффрис 1990б) Те, кто защищали сексуальность неравенства, не хотели меняться. Защита сексуальности требовала реприватизации сексуальности. Чтобы убрать сексуальные практики из зоны досягаемости для политического анализа, они должны быть отделены от политического, и снова стать частными.

Гейл Рубин, американская лесбиянка садомазохистка, предоставила важное теоретическое обоснование для реприватизации секса. Она совершила наглую и очень успешную уловку, чтобы изолировать сексуальные практики от феминистской дискуссии. В статье 1984 года, озаглавленной «Думы о сексе», она утверждает, что сексуальность и гендер нужно разделить теоретически. (Рубин 1984) Поэтому «гендер» может быть хорошо исследован сквозь феминистскую оптику, в то время как «сексуальность» не подходит для феминистского анализа и должна считаться отдельной формой угнетения, чтобы исследоваться сексуальными либертарианцами и садомазохистами как она. Ее уловка удобно защищает садомазохизм и другие практики иерархического секса, такие как педофилия, от феминистской критики, и сделало ее эссе очень популярным в новых квир исследованиях. Оно постоянно опубликовывается, даже в феминистских антологиях, несмотря на факт, что оно может считаться попыткой ограничить феминистский анализ и заставить проблемных женщин не критиковать гейские сексуальные практики.

Ее тактический удар назвала проблематичным звезда квир теории Джудит Батлер, которая указывает, что «освобождение» Рубин сексуальности от феминизма «совпадает с мейнстримным консерватизмом и с мужским доминированием во многих формах». (Батлер 1994: 20) Лесбийские феминистки отмечали центральное место ее работы в реприватизации секса. Феминистская философка Бат-Ами Бар Он описывает Рубин как занимающуюся «побегом из феминизма» и говорит что она «сделала вклад в создание феминизма, в котором личное это не политическое». (Бар Он 1994: 60) Работа Рубин предоставила теоретическое обоснование для серьезной оппозиции к лесбийскому феминизму, который призывал к политическому анализу сексуальности и ее трансформации, развившимся в 80-ые «лесбийским секс войнам». Сексуальная индустрия предоставила коммерческий мотив.

Все принципы лесбийского феминизма были атакованы в 80-ые и 90-ые. Сепаратные лесбийские организации, культура были атакованы, когда лесбиянки в 90-ых развили новые близкие отношения с геями в квир политике. К любви к женщинам относились с подозрением, и маскулиность стала высшей ценностью в смешанной квир культуре. Сексуальность была критическим пунктом различий в лесбийских секс войнах. Также я буду утверждать в этой книге, что самое главное различие между лесбийским феминизмом и квир политикой это сексуальность. Хотя многое можно сказать о квир политике в других отношениях, здесь в деталях будет рассмотрена повестка квир движения о сексуальности. Те лесбиянки, которые стремились деполитизировать сексуальность, противостоять феминистской критике эротизированного доминирования и унижения в садомазохизме, в динамике порно и проституции, идентифицировались с новой квир политикой. Для них атаки на лесбийский феминизм, потому что он скучный и несексуальный, были своего рода обрядом посвящения в новую политику. (Уалтерс 1996)

Глава 2

Квир теория и политика и лесбийская феминистская критика

Квир политика появилась в совсем другом политическом климате. В поздние 80-ые и ранние 90-ые неолиберализм не имел противников и был на подъеме. 90-ые были временем TINA, “Не существует альтернативы», это известная фраза Маргарет Тэтчер. Это было время, когда нерегулируемый мошеннический капитализм украл ресурсы мира и разрушил условия жизни для рабочих от США до Австралии. В это время феминистские и антирасистские политики, которые применяли образовательные учреждения и университеты в Великобритании и США, поносили за «политическую корректность». Термин «политически корректный» был термином абьюза, использовавшийся автоматически и без раздумий многими, всякий раз когда возникала угроза практикам, которые укрепляли права и интересы богатых белых мужчин. Это были неблагоприятные времена для создания радикальной политики, и на самом деле квир политика впитала в себя современную желчность к «политической корректности» и показала ситуации, в которых гей политика капитулировала перед экономическими императивами времени.

Практики, которые гей освобожденцы анализировали и критиковали как результат угнетения, были превращены в товары ради бизнес-интересов, как в гей-проституции и транссексуальной хирургии, эти практики стали воспеваться в новой квир политике. Мощный новый экономический сектор теперь делал большие прибыли на гей секс индустрии - порнографии и проституции. Его интересы были защищены и им дали теоретическое обоснование в квир политике. Квир политика не была против капитализма, если капитализм был гейским, или доходы приходили от практик, которые считались «трансгрессивными». Это было совсем другое время. Эта глава изучит происхождение, идеи и практики квир политики и аспекты, в которых она отличается от гей освобождения и лесбийского феминизма. Глава проанализирует компоненты квир коалиции и оценит их революционный потенциал для лесбийской политики.

Американская лесбиянка и политическая ученая Шэйн Фелан дает список из четырех источников происхождения квир политики. Первым был факт, что «феминистские секс-войны вымотали многих лесбиянок и заставили их искать новые места». (Фелан 1994: 151) Второе это требование бисексуалов, чтобы их включили в лесбийские и гейские сообщества. Третье это влияние СПИДа на создание альянса между лесбиянками и геями, на основе симпатии лесбиянок к состоянию их гей братьев. Последнее, она говорит, постструктуралистские идеи создали основу для развития квир-теории в академии.

Есть удивительный уровень согласия между адептами и недоброжелателями, что квир политика стала модной вследствие так называемых феминистских секс войн. Лесбиянки, которые бежали от радикального феминистского анализа сексуальности, вошли в квир политику, которая была основана на традиционном мужском понятии о сексуальной свободе. Эти традиционные взгляды представлены исторически джентльменами, такими как Маркиз де Сад, чья власть и привилегии включали в себя право доступа к женщинам и детям, в рамках брака и вне его. (Капеллер 1990) Мужская «сексуальная свобода» была освящена двумя сексуальными революциями двадцатого века, которые институциализировали женское сексуальное обслуживание мужчин в браке и проституции. Мужские сексуальные права, переименованные в отмену угнетения и наука сексология назвала их биологически необходимыми, были закреплены в новом режиме сексуального либерализма (Джеффрис 1997б). Квир теоретики, такие как Майкл Уарнер, провозглашали конечной целью квир политики гейскую версию мужской «сексуальной свободы». (Уарнер 1999)

Приверженность квир политики к воспеванию специфически мужской сексуальной свободы ясно видна в выборе Дугласом Кримпом важного прародителя квир теории, книги Гая Хокингема «Гомосексуальное желание», как «возможно самого первого примера того, что мы сейчас зовем квир-теорией», хотя она написана за двадцать лет до появления квир-теории (цитируется по Джагосе 1998: 5). Книга Хокингема, в первый раз опубликованная в 1972 году, не содержит ничего о лесбиянках или женщинах. На самом деле это хороший пример фундаментальной проблемы общих слов, таких как «гомосексуал» и «квир». Они означают мужчин, если женщины не включены открыто. Книга это хвалебная ода публичному сексу между геями в местах для круизинга, названному «втыкание вилок в розетку», то, что женщинам трудно будет сделать.

Лесбиянки, боровшиеся с радикальными феминистками лесбиянками в секс войнах, переняли повестку дня о гейской сексуальной свободе. Некоторые даже пытались заниматься публичным сексом, но это не прижилось. (смотри Смиф 1992) Вместо того чтобы ставить женщин на первое место, и искать ценности в сепаратной культуре, созданной женщинами и лесбиянками, «секс радикалки», как называет их Фелан, «чаще находились в союзе с нелесбийскими «сексуальными меньшинствами», чем с лесбийскими феминистками, таким образом «Квир стал общим термином, который включает в себя всех партнеров Рубин по танцам». (Фелан 1994: 152) Некоторые партнеры Рубин по танцам были садомазохистами и педофилами. Она переименовывает педофилию в «секс между поколениями», чтобы показать свое позитивное отношение к этой мужской практике. Фелан идентифицирует «секс войны» первым источником квир политики, потому что отрицание лесбийского радикального феминизма было фундаментальным. Квир критика лесбийского феминизма основана на атаках, придуманных во время лесбийских «секс войн», то что лесбиянки выступают против секса. Американская теоретикесса садомазохизма Пат (сейчас Патрик) Калифия описывает людей из лесбийского и гей движения, критикующих секс, как «супер конформистов с картонными пездами и шерстяными хуями». (Калифия 1994: 157) Сюзанна Данута Уалтерс, в своей язвительной критике квир политики в книге «Знаки», приводит аккуратное описание образа лесбийских феминисток, который рисует квир политика, - т. е. это скучные, старомодные, уродливые ханжи.

«Однажды была группа очень скучных уродливых женщин, у которых никогда не было секса. Они много ходили по лесам, читали плохие стихи про богинь, носили клетчатые рубашки, и ненавидели мужчин (даже своих братьев геев). Они называли себя лесбиянками. К счастью, появились эти парни по имени Фуко, Деррида и Лакан, одетые в женские платья и верхом на больших белых лошадях. Они сказали этим глупым женщинам, что они политически корректные, негибкие, фригидные, ненавидящие секс скромницы, которым просто не досталось секса — все равно это была игра, игра слов и картинок, мимикрия и имитация, какофония знаков, ведущая в никуда. Им сказали, что вести политику про гендер было глупо, потому что гендер это перфоманс.» (Уалтерс 1996: 844)

В видении квир политики мальчики постструктуралисты пришли на помощь и показали, какой бессмысленный и ненужный был лесбийский феминизм. Квир политика была создана в целях борьбы с лесбийским феминизмом. Основополагающим мифом была ужасность лесбийского феминизма.

Вторым источником, по Фелан, было требование бисексуалов включения в лесбийскую и гей политику. Определенно инклюзивность квир политики - это главная причина того, что адепты рекламируют полезность категории «квир», в то же время это главная причина для критики ее противниками. Слово «квир» стало применяться, потому что оно было инклюзивное и легко произносимое, как объясняют сторонники. Габриел Ротелло говорит, что не нужно больше говорить большой список людей в «сообществе», а просто сказать одно слово для всех: «Когда ты пытаешься описать сообщество, и нужно перечислить геев, лесбиянок, бисексуалов, драг королев, транссексуалов (до операции и после операции), это становится громоздким. Квир говорит это все.» (Ротелло, цитируется по Дуган 1995: 166) Эскофиер и Берубе говорят, что новое поколение приняло слово «квир», потому что другие слова «лесбиянка, гей и бисексуал» «странные, узкие и возможно скомпрометированные слова», и потому что слово выражает «бунтарскую» природу новой политики. (цитируется по Дуган 1995: 171) «Квир», говорят они, называет «тех, кто чувствует себя извращенным, странным, изгоем, другим и девиантом» и кто хочет «утвердить одинаковость, определяя общую идентичность на периферии».

Новый термин взбесил лесбийских феминисток, которые наблюдали, что хотя этот термин должен быть инклюзивным, он исключал лесбиянок и лесбийских феминисток. В опыте лесбиянок общие слова для геев и лесбиянок быстро начинали означать только мужчин-геев. Целые книги были написаны геями писателями о «гомосексуальной истории» или «гомосексуальном желании», в которых лесбиянки не упомянуты. (Роуз 1977; Хокингем 1978) Слова «гомосексуал» и «квир» не стали обозначать только мужчин, но фактически это происходило из-за простой материальной политической реальности, большей социальной и экономической силе мужчин, силе, которая позволила мужчинам определять, что такое культура и сделать женщин невидимыми. Для лесбиянок, иметь название только для женщин, которые любят женщин, было очень важным, чтобы утвердить свое существование и различие, и утвердить лесбийскую гордость, основанную не на существовании как низшая форма геев, а дикие и бунтующие женщины, которые отказываются от своего подчиненного положения. На самом деле, лесбийские феминистки тяжело боролись на протяжении двадцати лет, чтобы поставить на политическую карту слово, которое они выбрали для выражения своей специфичной истории, культуры, практики и политик. В поздние 80-ые слово «лесбиянка» начало появляться в заглавиях конференций на «Лесбийская и гейская история» или «Лесбийская и гей литература» и в заглавиях книг. Слово «лесбиянка» даже было поставлено на первое место, учитывая историческое стирание существования лесбиянок. Изобретение слова «квир» все это поменяло. Битва для включения слова «лесбиянка» была едва выиграна, когда столы были перевернуты и лесбиянки снова были похоронены под словом «квир». Квир активисты сказали лесбиянкам, что они включены в квир вместе со многими другими, такими как транссексуалы и садомазохисты, чьи интересы были в полной противоположности интересам освобождения женщин.

Некоторые описания квир коалиции включают в себя только лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров. Даже урезанная версия квира представляет собой проблему. Бисексуальность и транссексуальность это формы поведения, которые критиковались лесбийскими феминистками как противоречащие интересам лесбиянок. Хотя бисексуалы занимают одинаковое место в квир коалиции ЛГБТ вместе с лесбиянками, геями и трансгендерами, совсем не очевидно, что интересы и цели бисексуалов мужчин и женщин схожи с целями лесбиянок и геев. В бисексуальных антологиях существует значительная враждебность в сторону лесбийского феминистского проекта. Любые лесбиянки или геи, которые ставят под вопрос общность политических интересов между собой и бисексуалами, скорее всего будут обвинены в «моносексизме» - т. е. заинтересованные только в одном поле, а не в двух, или будут названы гендерными фашистами. Был придуман целый новый язык в бисексуальной политике, чтобы атаковать тех, кто выражает критику включения Б в ЛГБТ.

Лесбийский феминизм не считает транссексуальность прогрессивным явлением. Джанис Рэймонд (1994) убедительно доказала, что транссексуальные операции являются социальным контролем. Возникла медицинская индустрия, которая получала прибыль от транссексуальности и заставляла тех, кто не чувствовала себя комфортно в политически сконструированных категориях пола и сексуальности, калечить свои тела, чтобы вписаться в общество. Я утверждала, что транссексуальные операции нужно понимать как вредные культурные практики и нарушение прав человека. (Джеффрис 1997б) Чем более инклюзивной становится квир коалиция, тем труднее лесбийским феминисткам принять ее как в какой-то степени прогрессивную. Одна формулировка из листовки «Квир власти», распространявшей в Лондоне, гласит следующее: «Квир значит трахаться с гендером. Есть квиры натуралы, бисексуалы квиры, трансы квиры, лесбиянки квиры, пидорасы квиры, СМ квиры, фистинговые квиры на каждой улице нашей жалкой страны». (цитируется по Смиф 1992: 17) Лесбийские феминистки определили свою политику в оппозиции гетеросексуальному императиву, квиры натуралы вообще не имеют общих проблем. Похожим образом, СМ квиры проблематичны, потому что садомазохизм эротизирует доминирование и подчинение, которое происходит из мужского доминирования в гетеросексуальности. Социальные группы, включенные в «квир», представляют собой формы поведения, которые, согласно лесбийскому феминизму, результируют из мужского доминирования и подчинения женщин, и помогают этому подчинению продолжаться. Коалиционная политика, принимающая в себя всех людей с необычной сексуальностью или практиками самоповреждения, не может еще больше отличаться от лесбийского феминизма, политики, основанной на любви к женщинам, стремящейся потопить структуры мужской власти, в том числе сексуальность насилия и агрессии.

Скрытым в слове «квир» была политика аутсайдерства, и это еще один пункт, в котором квир политика противоположна лесбийскому феминизму. Есть теоретики геи, которые утверждают, что это ошибка взять оскорбительный термин, означающий маргинальность и исключение, и пытаться сделать из него политически позитивный термин. Стивен О. Мюррай, например, говорит в своей критике квир теории: «Во первых, я отказываюсь от слова «квир», которое не может стать нейтральным». (Мюррай 1997) В то время как квир политика празднует статус меньшинства гомосексуальности, лесбийский феминизм не видит лесбиянок как трансисторическое меньшинство одной из десяти или одной из двадцати. Опыт 70-ых, в котором сотни тысяч женщин в Западном мире выбрали для себя жизнь лесбиянок, это живое доказательство ложности такого утверждения. Лесбийские феминистки утверждали, что «любая женщина может быть лесбиянкой», потому что лесбийство представляет собой политическое восстание против мужского господства, и это модель свободной женственности.

Третий источник квир политики по Фелан это американский СПИД активизм. Геи активисты стали очень злыми, потому что их интересы игнорировались американским правительством, в частности в области выпуска лекарств, нацеленных на облегчение симптомов СПИДа. Это, как говорит Саймон Уатни, основатель группы квир политики Скандал в Великобритании, было движущей силой для квир активизма. (Уатни 1992) Это был новый злой, креативный активизм, нацеленный на скандал и провокации. Оригинальность активистских практик квир политики была поставлена под вопрос феминистскими критикессами. Они указывали, что похожие скандальные практики долго были центральными для феминизма и лесбийского феминизма, начиная с протестов на Мисс Мира до проникновения в Палату Лордов, когда лесбиянки протестовали против закона в 1987 году, запрещавшего «пропаганду гомосексуальности». Этот новый воодушевленный активизм получил теоретическое обоснование, как отмечает Фелан, от постструктуралистской теории, штурмовавшей университеты в этот период.

Квир теория

Разные виды постструструктуралисткой мысли, такие как идеи Мишеля Фуко и переделанный фрейдизм, вдохновили квир теорию. Работы Фуко были популярным источником квир теории, потому что он был геем, садомазохистом, писал про сексуальность и гомосексуальность, и удобно исключал из своих исследований женщин. Удивительно, фрейдизм стал популярным несмотря на факт, что предыдущие поколения активисток геев и лесбиянок отвергли Фрейда и психоанализ в общем, за враждебность к интересам гомосексуалов.

Из поструктурализма квир теория берет отсутствие теоретической уверенности об идентичности, и обо всем другом, и празднование «различий» ради различий. Джошуа Гамсон выражает это так: «Конечная цель квирности, однако, не только ставить под вопрос содержание коллективной идентичности, но ставить под вопрос единство, стабильность, жизнеспособность и политическую практичность сексуальных идентичностей — даже их использование». (Гамсон 1996: 404) Постмодернистское желание отказывать в определенности идентичности было использовано некоторыми квир теоретиками, чтобы бить в похоронный колокол лесбиянства. Колин Ламос, в сборнике «Лесбиянка постмодернистка», пишет: «Лесбиянка постмодернистка не еще одна лесбиянка, но конец лесбийства как мы его знаем — отчетливой, редкой сексуальной ориентации». (Ламос 1994: 99) Ее определение квир лесбиянки удивительно отчетливое, и показывает кардинально противоположную озабоченность, чем озабоченность лесбийского феминизма. Ламос описывает квир лесбийскую культуру как полученную из секс-индустрии и геев: «Коммерциализация и эстетика лесбийской сексуальности проявляется в распространении секс игрушек, порнографии, сексуальных стилей буч/ фем, сексуальных практиках СМ, и телефонного секса — многие их которых пришли от геев мужчин — показывает что лесбийская квир культура размывает границы между мужским и женским и между лесбиянками и натуралами.» (стр 94). Таким образом, только лесбийская феминистская идентичность должна быть деконструирована.

Лесбийская феминистская идентичность это социальный конструкт, я полагаю, как и лесбийская идентичность; но это не значит, что она должна быть оставлена. Лесбийство это продукт определенного исторического момента. В создании гетеросексуальности как политического института, лесбийство было вытеснено. Лесбиянки это независимые женщины, которые отказываются от гетеросексуальности и пугающий другой, кого можно использовать, чтобы загнать женщин в гетеросексуальный загон. Лесбийство должно существовать сейчас, чтобы дать убежище для бунтующих женщин, и как основа движения за социальные перемены. Деконструкция идентичности в квир теории была раскритикована за то, что она сделала политическое действие сложным, потому что люди, которые не уверены, кто они такие, не формируют сильную революционную силу. Но в будущем, когда угнетение женщин больше не будет существовать, и гетеросексуальность как политический институт больше не играет такой важной роли, возможности, открытые для женщин может быть будут другими.

Квир теория создала свой канон теоретикесс, и среди них есть некоторые значимые женщины. Джудит Батлер приписывается борьба с эссенциализмом, который подкрепляет ненависть к гомосексуалам, через «перфоманс» гендера. (Батлер 1990) Аннамари Джагосе объясняет, что «квир описывает те жесты или аналитические модели, которые драматизируют непоследовательности в предполагаемо стабильных отношениях между хромосомным полом, гендером и сексуальным желанием». (Джагосе 1998: 3) «Демонстрируя невозможность любой «естественной» сексуальности, квир теория ставит под вопрос даже такие очевидно непроблематичные термины как «мужчина» и «женщина»». Немного странно, что Джудит Батлер не говорит ничего оригинального и пользуется таким уважением. Сопротивление эссенциалистскому пониманию гендера было фундаментальным для феминизма, начиная с поздних 60-ых. Но это сопротивление обычно было выражено более простым языком и в более освободительной форме, как требование уничтожить гендер, а не играть с ним. Решимость Батлер крепко держаться за гендер, а не оставить его, может быть объяснено, если знать ее практики. Она объясняет в интервью в трансгендерной антологии, «Забирая гендеры», что она стала бучом в возрасте за двадцать, и «имела сложные и активные отношения с дискурсом буч / фем и СМ дискурсом в течение двадцати лет». (Море 1999: 286) Она реализовывает свою идентичность в терминах этих дискурсов. Приверженность феминистскому проекту избавления от гендера повлияет на ее выбранный образ жизни.

Лесбийские феминистки относятся с неприязнью к включению в ряды самых значительных «квир» теоретикесс гетеросексуальную женщину, которая пишет только о геях, Ив Кософски Сэджвик. Сэджвик признается одной из самых важных прародительниц и практикесс квир теории. (Джагосе 1998: 5) Гетеросексуальность Сэджвик, из которой она не делает секрета, засвидетельствована в ее недавней автобиографической книге, где описывается ее терапия после лечения рака груди, «Диалоги о любви» (1999).

Она говорит, что «квир штуки центральные в моей жизни» (Сэджвик 1999: 9), но что это могло значить для гетеросексуальной женщины? Сэджвик рассказывает о своей старомодной гетеросексуальности. Она вышла замуж в 19 лет, и осталась с этим мужем, занимаясь сексом в миссионерской позиции. Ее сексуальная жизнь «без извращений, каждую неделю, в миссионерской позе, при дневном свете, сразу после душа, с одним человеком так называемого противоположного пола, за которого я вышла замуж почти двадцать пять лет назад». (стр. 44) Ее жизнь в фантазиях садомазохистическая, как она утверждает. «Жестокость и боль. Унижение. Пытки. Изнасилование», и в частности порки. Она объясняет, что она боялась своего отца, который был жесток к своим детям и порол ее. Но она говорит, что она не исполняет свои фантазии в реальности.

Ее муж, Хал, работает в другом городе, и бывает дома только по выходным. Она живет вместе с геем, которого она любит, и с которым имеет страстную связь, «очень физическую, хотя мы не имеем секса; и я думаю, что эмоциональная погода моего дня очень часто определяется эмоциональной погодой Майкла» (стр. 24). Ее любовь к Майклу значит, «Я очень привязана к эмоциональному солнечному свету Майкла. Я сделаю все, чтобы получить или сохранить его.» (стр. 25) Ее эмоциональное подчинение этому гею похоже на требования традиционной гетеросексуальности для жен.

Ее тексты, такие как «Между мужчинами» (1985) посвящены отношениям между мужчинами и анальному сексу. Хотя она не имеет секса с геями, она любит геев и посвящает им свою работу. Она объясняет это так:

«Я больше всего горжусь, возможно, тем что веду жизнь, где невозможно отделить любовь от работы. Большинство моих академических работ написаны про геев, поэтому возможно кажется странным, что я скажу это, не являясь мужчиной и геем. Но это все еще правда. Труды про секс и любовь и желание… Я должна сказать, что моя любовь принадлежит геям.» (стр. 23)

Она не скромничает о своих достижениях в отношении квир культуры и сообщества. Она описывает себя как «необходимую, центральную членку квир семьи» и достаточно добра, чтобы объяснить квир людей самим себе и другим «делая много работы проговаривая квир идеологию, делая ее новой, делая ее неотразимой для других». (стр. 55)

Книга содержит только один комментарий об отношении Сэджвик к женщинам. Один параграф написан заглавными буквами и кажется представляет взгляды терапевта на трудности Сэджвик в отношениях с женщинами.

«ИВ ГОВОРИТ, ЧТО В ОТНОШЕНИЯХ С ЖЕНЩИНАМИ ОНА ЧУВСТВУЕТ, ЧТО РАСТВОРЯЕТСЯ, ПЕРЕСТАЕТ БЫТЬ СОБОЙ (РАЗВЕ ОНА ВСЕ ЕЩЕ ЖЕНЩИНА?), БОИТСЯ ПЕРЕСТАТЬ СУЩЕСТВОВАТЬ, БОИТСЯ БЫТЬ НЕАДЕКВАТНОЙ, НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЙ. С ЛЮДЬМИ, КОТОРЫЕ НЕ ЖЕНЩИНЫ, ОНА ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ СПЕЦИАЛЬНОЙ, ОЧЕНЬ СИЛЬНОЙ И ИЗОБИЛЬНОЙ. С ЖЕНЩИНАМИ ОНА НЕ ЧУВСТВУЕТ СПЕЦИАЛЬНОЙ СИЛЫ.» (стр. 125)

Для лесбийских феминисток, теория, созданная гетеросексуальной женщиной, которая считает себя влюбленной в геев, не привлекательна. Сюзанна Данута Уолтерс комментирует, что Сэджвик описывает свою идентичность как «гея мужчины», и «здесь даже нет наивной честности фагхаг, которые просто наслаждаются щегольством геев. Сэджвик, постмодернистский интеллектуальный субъект, должна не только идентифицироваться или симпатизировать, или быть союзником, она должна быть». (Уалтерс 1996: 847) Главная проблема квир теории, ее хорошее отношение к мужчинам, не может быть критикована женщиной, которая посвятила свою теорию геям, настолько, что она сама считает себя геем. Отвержение Сэджвик своей женственности и трудности с идентифицированием себя с женщинами, это противоположность любви к женщинам, которая формирует базис философии и практики лесбийского феминизма.

Гендер и квир теория и практика

Понятие Фуко «трансгрессия» центральна для квир теории. В квир теории идея революционного активизма, который сможет побороть материальные различия во власти между полами, где гендер это просто выражение различий, была заменена идеей, полученной из работ Джудит Батлер, что «трансгрессия» на уровне одежды и перфоманса это революционно и разрушит систему «гендера». Джеффри Уикс, например, имеет энтузиазм о важности трансгрессии: «Момент трансгрессии, когда всему социальному порядку бросается символический вызов, на самом деле необходим, чтобы добиться прав. Это привлекательность квир теории и квир политики: они предоставляют теоретическое обоснование для трансгрессии, и практикам сексуального диссидентства и саботажа, которые борются с символическим порядком.» (Уикс 2000: 70) Трансгрессия это удобная форма активизма в ночном клубе. Оно состоит из выполнения сексуальных практик, которые запрещены традиционной моралью, такие как садомазохизм и публичный секс, или ношение одежды противоположного пола. Трансгрессия не требует смены законов, выхода на демонстрации, или написания писем. Она может быть достигнута тем, чем всегда наслаждались некоторые геи и лесбиянки, в то же время переименовывая это в политические трансформации. Таким образом похождения в ночной клуб, в резиновой одежде или одежде другого пола, может считать политическим актом.

Социолог Стивен О. Мюррай в своей острой критике квир теории, очень критически относится к понятиям, что игра с гендером революционна, и к идее, что «все, что делают подчиненные, это «сопротивление» - в частности, что «игра с гендером» подрывает гендерную социальную организацию доминирования. Разные перфомансы и дискурсивные практики не изменяют общество.» (Мюррай 1997) Он полагает, что должно быть меньше трансгресии и больше рассмотрения, как такое поведение может появиться из интернализованной ненависти к себе у подчиненных.

Трансгрессия имеет долгую историю у мужчин высшего класса. В 18 веке в Англии джентльмены резвились в перфомансе своей версии садомазохизма в Клубе Хэллфайр. Моральные принципы были отвержены, но социальная структура гетеропатриархальной Англии не пошатнулась. Трансгрессия это удовольствие сильных, которые могут вообразить себя приятно развратными. Это зависит от содержания общепринятой морали. Не было бы скандала, и приятная развратность исчезла бы, если бы произошли серьезные социальные перемены. Трансгрессоры и моралисты взаимно зависят друг от друга, заключенные в бинарные отношения, которые побеждают перемены, а не создают их. Также, трансгрессия зависит от существования зависимых других, на которых можно совершать сексуальную трансгрессию, в большинстве это проституированные женщины и мальчики. (Капеллер 1990) Эта стратегия недоступна домохозяйке, проституированной женщине, или эксплуатируемому ребенку. Они объекты трансгрессии, а не субъекты.

Идея, что общепринятые гендерные различия могут быть отменены перфомансом, приводит Джудит Батлер и других квир теоретикесс к воспеванию и включению в ряды квир активистов геев, которые носят женскую одежду, трансвеститов, транссексуалов, буч \ фем роли, и всех, кто носит одежду противоположного пола. Эти идеи привели к понятию, что должны быть признано существование многих «гендеров». Многие гендеры могут включать в себя, в этом понимании, буч лесбиянку или фем лесбиянку, драг королеву или мужественного гея СМ верхнего, также как феминную гетеросексуальную женщину или маскулиного гетеросексуального мужчину, плюс другие комбинации. Этот подход к гендеру отрывает его от материальной базы в угнетении женщин. Проблемой становится только недостаток гендерных возможностей.

Радикальный \ лесбийский феминистский подход к гендеру не может быть более отличающимся. Они не видят политическую цель в создании больших и равных возможностей, чтобы проявлять маскулиность и феминность, радикальные / лесбийские феминистки стремятся уничтожить то, что было названо «гендером». Я не фанатка слова «гендер», и предпочитаю отменить его, чтобы заменить выражениями, относящимися напрямую к политическому основанию мужского доминирования. Поэтому я предпочитаю называть маскулиность «мужское доминирующее поведение» и феминность «поведение женского подчинения». Из этой точки зрения не может появиться множественность гендеров. Кристин Делфи, французская радикальная феминистка теоретикесса, выражает эту точку зрения наиболее ясно. (Делфи 1993) Она объясняет, что это неправильно видеть проблему с гендером в жестком приписывании определенных качеств и поведения, которую можно решить андрогинностью, в которой маскулиность и феминность смешиваются вместе. Два гендера настоящего, говорит она, это на самом деле поведение мужского доминирования и женского подчинения. С концом мужского доминирования, такое поведение не будет иметь смысла. Они станут немыслимыми и люди должны будут придумать новые способы отношений, которые не включают в себя поведение, появившееся из упраздненной политической системы.

Понимание гендера как доминантного и подчиненного формы поведения ставит крест на идее многих «гендеров». Необычные акторы могут выражать подчинение и доминирование. Остается только два гендера. Квир подход, прославляющий «перфоманс» гендера и его разнообразие, обязательно содержит два гендера в циркуляции. Вместо того чтобы устранить доминирующие и подчиненные поведения, они воспроизводят их. Поэтому квир теоретики и активисты, которые стремятся делать перфоманс гендера, могут считаться гендерными лоялистами, делающими ставку на сохранение гендерной системы мужского доминирования. Все охваченные квир политикой, включение которых основано на перфомансе мужского доминирования и женского подчинения необычными акторами, драг, буч / фем, трансвестизм или транссексуализм занимаются поведениями, которые жестко ограничены во времени. Их поведения выбора, которому они уделяют много внимания, финансовых инвестиций и частей своего тела, невозможны в мире без мужского доминирования. Вместо того чтобы быть сколько-то революционными, они исторические анахронизмы. Эти люди также занимаются поведением, противостоящим феминистскому проекту уничтожения гендера, помогая сохранять употребительность гендера. Они совсем не могут быть партнерами лесбийским феминисткам.

Интересно рассмотреть, почему транссексуалы \трансгендеры решительно включены в «квир» политику, как если бы они соответствовали геям и лесбиянкам. Это включение возможно отходит корнями в раннее понимание гомосексуальности как гендерного перевертыша. Сексологи 19 и 20 века, такие как Генри Хавлок Эллис, думали, что гомосексуальные мужчины имели женский мозг в мужском теле, и что гомосексуальные женщины имели мужской мозг в женском теле. (Хэлвис 1913; Джеффрис 1997б) В то время хромосомы не были открыты. Ясно, что они считали однополую любовь возможной, только если один из партнеров был по существу другого пола, несмотря на внешность. Идея гомосексуальности как гендерного перевертыша была отвергнута гей освобожденцами и лесбийскими феминистками, которые утверждали, что однополые партнерки могут любить друг друга в отрыве от политических конструктов маскулиности и феминности.

Лесбийский феминистский анализ транссексуальности был резким. «Транссексуальная империя» Джанис Реймонд (1994) остается самым ясным и самым убедительным объяснением диагноза транссексуальности и операции как формы социального контроля. Она объясняет, что психологини и хирургини удаляют любую критику гендерной системы, распределяя тех, кто не выполняет адекватно требования одного полового класса, в другой класс, с помощью хирургии и лекарств. Вместо того чтобы быть «трансгрессивной», Рэймонд показывает, что транссексуальная операция самая консервативная практика, нацеленная на сохранение мужского господства и женского подчинения, укрепляя идею, что существует два природных гендера, в которые все должны вписаться. В то время, когда это было написано (поздние 70-ые), лесбийские феминистки ожидали окончания транссексуальных операций, потому что гендерная система будет свергнута феминистским активизмом. Когда понятия о природной мужественности и женственности будут подавлены, тогда транссексуальность не будет иметь значения. Но транссексуальные операции не исчезли.

Рождение квир теории снова внесло понятие гендерного перевертыша в понимание гомосексуальности, через ассоциацию лесбийской и гей политики с транссексуальностью в квир коалиции ЛГБТ. Это весьма удивительно, так как исторически транссексуальность была механизмом устранения гомосексуальности. Геи и лесбиянки, которые не могли справиться с идеей быть гомосексуалом, подвергались операциям и лечению лекарствами, чтобы походить на противоположный пол и вступать в некое подобие гетеросексуальных отношений, вместо гомосексуальности (смотри Томпсон 1995; Рис 1996). В то время как сексологи до середины двадцатого века могли только помещать гомосексуалов в категорию транссексуалов, развитие хирургических и химических методов в поздние десятилетия дало возможность врачам физически трансформировать гомосексуалов. Хотя не все прошедшие через операции являются гомосексуалами до операции, большинство были гомосексуалами, и подавляющее большинство женщин были лесбиянками. (Лофштайн 1983; Девор 1999) Почему тех, кто убегал от гомосексуальности через операции, стали ставить в один ряд с той категорией, которую они всеми силами старались избежать, лесбиянками и геями?

Но даже варварские калечения транссексуальной операции оправданы квир теорией. Хороший пример квир \постмодернистского оправдания транссексуальности в статье академического квир журнала GLQ, автор Сюзан Страйкер. Он идентифицирует транссексуальность с квир политикой так: «Я хочу предположить в этом эссе, что трансгендерность на самом деле это нетрадиционная интерпретация квира». (Страйкер 1998: 149) Он лирически говорит о «поколении ученых» которое появляется, которые могут рассчитывать на «дикое изобилие гендеров, порожденных разрушением «женщины» и «мужчины», как архипелаг идентичностей, поднимающихся из моря: ФТМ, МТФ, еонист, инверт, андрогин, буч, фем, нелли, квин, третий пол, гермафродит, томбой, сисси, драг король, шимейл, хи-ши, бой-дайк, гёрлфаг, транссексуал, трансвестит, трансгендер, кросс-дрессер». (стр 148)

Он использует постструктуралистскую теорию, чтобы доказать радикальную и трансгрессивную природу транссексуальности. Поэтому он видит явление трансгендеров как появляющееся из, и являющееся свидетелем, «эпистемологического раскола между знаками и тем, что они обозначают». Они срывают и делают неестественным, то, что он называет «нормальной реальностью западного модерна», в частности идею, что гендер должен принадлежать определенному строению тела. «Явление транссексуальности» достигло «критической важности (и критического шика) в такой степени, что оно предоставляет место для борьбы с проблематичными отношениями между принципами перформативности и материальности, которые неизбежны, и бросают вызов стабильной репрезентации, в частности испытываемой телесными субъектами». (стр. 147) Это собрание постмодернистских \ квир жужжащих слов означает, что транссексуалы радикальны, потому что они создают хирургически гениталии на телах, которые в нормальном состоянии не имели бы их, и заставляют некоторых людей путаться в понятиях, что такое мужчина и женщина. Важно подняться из этого мутного и пышного языка, чтобы рассмотреть последствия включения в сердце квир политики практики, нацеленной на устранение гомосексуальности.

Гей освобождение и феминизм изменили концептуальную карту большинства тех, кто идентифицируется лесбиянкой или геем, до такой степени, что они скорее всего не считают свою гомосексуальность связанной с какой-либо проблемой с гендером. Мы не видим себя как неудавшимися мужчинами или женщинами. Но транссексуальность играет важную роль в ликвидации гомосексуальности. Это очень ясно видно в психологическом диагнозе «расстройство гендерной идентичности». После того как лесбийские и гей активистки достигли удаления гомосексуальности из списка метальных болезней в американском руководстве для диагностики и статистики в 1973 году, она была заменена в 1980 году, добавлением «расстройства гендерной идентичности» (РГИ). РГИ применяется к детям, которые ведут себя неправильно с точки зрения консервативной Америки, мальчики играют в куклы, девочки учатся чинить машины. ДСМ 4 указывает, что субъективный «дискомфорт» ребенка с диагнозом РГИ, может быть выведен из «отвращения к грубым и кувыркающимся играм и отказу от мужских стереотипных игрушек, игр и активностей» в мальчиках, и «отвращение к нормативной женской одежде» у девочек. (Минтер 1999: 10) Детей отводят в клиники гендерной идентичности, которые приносят деньги терапевткам, где их лечат от отвращения или используют другие методы изменить их поведение на более подобающее их полу. Большинство из них все равно вырастают гомосексуалами, и многие становятся бисексуалами в независимости от того, получили они лечение от РГИ или нет. Из текстов психологинь, которые управляют категорией РГИ, ясно что они стремятся искоренить гомосексуальность. Как сказал Лауренс Масс, «Американская психиатрия занимается долгим, скрытым процессом концептуализации гомосексуальности как психической болезни с другим именем – «расстройства гендерной идентичности в детстве»». (цитируется по Минтер 1999: 12)

В последнюю декаду возросло количество мужчин, женщин, девочек и мальчиков, идентифицирующих себя трансгендерами и стремящихся получить операцию и гормональное лечение. Причиной может быть большее распространение идеи транссексуальности, которую могут принять молодые лесбиянки и геи, которые не хотят быть гомосексуалами, или имеют причины ненавидеть и отрицать свое тело. СМИ гораздо чаще рассказывают истории о транссексуалах. Австралийский социолог Франк Левинс проинтервьюировал 50 МТФ транссексуалов и обнаружил, что 50 % «осознали» что они транссексуалы, только когда увидели статью в масс-медиа об этой теме. (Левинс 1995) Теперь интернет сайты предлагают идею транссексуальности. София Пазос в статье о социальных услугах трансгендерной молодежи, пишет «Интернет открыл дверь шкафа для трансгендерных персон». (Пазос 1999: 71)

Ключевой компонент существующего продвижения и расширения транссексуальности это идея, что существуют «настоящие» трансгендеры – т. е. не гомосексуал и не буч лесбиянка и не женственный гей. Практикессы, которые рекомендуют женщинам и мужчинам операции, и сами хирургини, любят думать, что они имеют дело с определенной категорией, которую можно ясно распознать. Но это не так. Они создают, с помощью своих диагностических инструментов, ту самую категорию, которую они открыли. Транссексуальность эссенциализируется в тех самых «помогающих» профессиях, которые помогают его сконструировать. Сборник «Социальные услуги для транс молодежи» должен звучать как тревожный знак для тех лесбиянок и геев активисток, которые хотят помочь юным лесбиянкам и геям сохранить свое тело и гордиться в любви к своему полу. Сборник стремится помочь социальным работницам распознать уже существующую категорию «трансгендеров». Редактор сборника, Джеральд П. Малон, говорит что «трансгендерные дети это часть любой культуры, расы, религии, и опыта.» (Малон 1999: 62) Конечно это не объясняет, почему феномен распространяется с увеличением публичности.