Срывая покровы с квир политики. Взгляд со стороны лесбийского феминизма

Социальным работницам рекомендуется принимать и позитивно относиться к транс молодежи. (Бургесс 1999: 45) Они не должны показывать никакое порицание или стремиться направить детей в гомосексуальность. Малон говорит, что в то время как важно не называть трансов геями или лесбиянками, они часто называют себя геями или лесбиянками до того, как полностью поймут свою трансгендерную природу. Также важно не называть геев и лесбиянок трансами». (Малон 1999: 60) На самом деле, такое легкое разделение не может быть проведено. Это особенно правдиво в отношении молодых людей из этнических меньшинств, в которых гомосексуальность полностью презирается и трансгендерность кажется более приемлемой. В случае пятнадцатилетнего «Фахида», его семья была из восточной Азии и мусульманская, и «Пациент хорошо знал, что гомосексуальность была под запретом в его религии, и его родители сказали, что наказание за то, что его поймают, может быть смерть». (Суан и Херберт 1999: 26) Многие отчеты транссексуалов о своей мотивации показывают, что они в отчаянии не хотят видеть себя гомосексуалами, достаточно отчаянные, чтобы пойти на экстремальные калечащие операции.

Если мы признаем существование настоящей и врожденной транссексуальности, понятие которое противоположно заявленному антиэссенциализму квир теории, тогда включение этой категории в квир политику кажется экстраординарным. Прославление кастрирования тех, кто любит свой пол, сопротивляется гордой пролесбийской и гейской политикам, которые необходимы для освободительного движения. Включение транссексуалов также поддерживает понятие о врожденном гендере, и самые реакционные понятия о гендере.

Постмодернистский и квир подход к гендеру привел к развитию гендерной политики, противостоящей феминизму и делающей его невидимым. Американская организация ГендерПАК, открытая в 1999, показывает эти новые антифеминистские гендерные политики очень хорошо. ГендерПАК, хотя и управляемая транссексуалами и предназначенная для транссексуалов, разработала широкую миссию в своем заявлении. Читая это, полезно искать упоминание женщин. Так как термин «гендер» широко применяется феминистскими теоретикессами и активистками, можно предположить, что его использование имеет какое-то отношение к интересам женщин, но это не так.

«ГендерПАК национальная правозащитная организация, работающая, чтобы обеспечить право американцев на гендер и свободу от дискриминации, независимо от того как другие воспринимают их пол или сексуальную ориентацию. Мы озабочены тем, как дискриминация на основе гендера пересекается с другими видами дискриминации, включая дискриминацию на основе расы, класса, этничности и возраста. ГендерПАК верит, что гендер должен защищаться как базовое гражданское право, и мы ждем дня, когда он повсюду уважается и признается». (ГендерПАК 2001)

Женщины не упомянуты в материале ГендерПАК. Гендер не означает здесь женщин, а транссексуалов, большинство из которых мужчины, и гомосексуальность. Женщины даже не упомянуты в списке категорий, которые ГендерПАК видит связанными с «гендером». Это раса, класс, этничность и возраст, а не женщины. Женщины, особенно если они стараются разрушить дом гендера, могут стать проблемой для такой политики. Политическая цель ГендерПАКа заключается в закреплении гендера (политически сконструированные поведения доминировании и подчинения, которые результируют из мужского господства) в американском законе, как что-то заслуживающее защиты. Эта цель полностью противоречит целям феминизма. Даже либеральный феминизм, который видит проблему гендера в его жесткости, а не в самом его существовании, может иметь сложности с тем, что защищается тут. Любая критика или противостояние с понятием организации, что составляет гендер, может считаться дискриминационным, если ГендерПАК добьется своей цели. Меня называли трансфобкой и гендерфобкой за то что я указала на конференции, что гендер должен быть отменен, а не изменен. В соответствии с феминистским анализом любого направления феминизма, гендерные различия считаются основанием мужского господства. Разрушение мужского господства может стать гораздо труднее, если проект защиты гендера добьется какого-либо успеха.

Лесбийская критика квир теории

В последние несколько лет, квир теория и ее последствия для политического действия подвергались критике со стороны некоторых геев социологов, которые не готовы были оставить свой материалистический анализ ради радости постструктурализма, также критиковались лесбийскими феминистками. Эти критикессы утверждали, что квир теория это ребенок определенного анти-освободительного исторического момента, и поэтому она индивидуалистическая и против материализма и сексистская. В своей книге «Квир теория и социальное действие», Макс Кирш утверждает, что квир теория делает действия ради социальных перемен невозможными. Квир теория, говорит он, «появилась в институциональном контексте, когда радикальная социальная критика стала старомодной.» (Кирш 2000: 30) Он видит квир теорию, с ее «выставлением на первый план невозможности идентичности и относительности опыта», как поддерживающую определенную стадию капитализма, которая требует создания замкнутых индивидуумов, чтобы достичь экономической цели создания прибыли через производство и его побочный продукт, потребление. (стр. 17) Он говорит, что квир теория «деконструирует коллективное бытие, побуждает к политической апатии, потому что делает относительной всякую сексуальность и гендер». (стр. 8) Квир теория, объясняет он, появилась из консервативного периода в академии. В то время как раса, пол, гендер и класс стали модными словами в университетах, с ними играются в теории, вместо того чтобы «понять их место в большой социально-политической структуре». (стр. 31)

Социолог Стивен О. Мюррай в статье «Пять причин, почему я не воспринимаю квир теорию серьезно» атакует квир теорию за безрезультатную интеллектуальную претензию: «Квир теория романтизирует безрезультатные игры с трансгрессией, как замена тяжелой работе для изменения реального мира». (Мюррай 1997) Он называет “увлечение оригинальным прочтением текстов» формой «подросткового поведения и инфантильного пост левого авантюризма». Он считает возвращение к фрейдизму, в новой форме риторики Лакана, настоящей загадкой, которая требует анализа с точки зрения социологии знания и приходит к выводу: «Когда квир-теоретикессы произведут теорию, которая объясняет или предсказывает что-то другое, чем текстовые репрезентации, я буду прислушиваться. До этого времени, зная о квиетистском анти-эмпиристистическом духе времени, я буду счастлив считаться пре-постмодернистом, скептиком, эмпиристом и компаративным социальным ученым».

Социолог Стивен Эпштейн обвиняет квир теорию в высокомерии, потому что она ошибочно утверждает, что изобрела социальный конструктивизм, и сознательно отрицает его происхождение в социологической теории ранних декад. Некоторые новые студентки сексуальности, работающие вне социологии, объясняет он, предполагают, что концепт социальной конструирования «появился, как Афина, полностью сформированный из головы Мишеля Фуко». (Эпштейн 1996: 146) «Ведя свою генеалогию от Седжвик и Фуко», объясняет он, практикессы квир теории рискуют «изобрести велосипед». (стр. 157) Он также критикует квир-теоретикесс за производство разжиженной, абстрактной теории из своего фокуса на дискурсах и текстах, когда крайне важные вопросы о социальной структуре, политической организации и историческом контексте остаются позади. (стр. 157) Очевидно, некоторые мужчины геи социалисты, которые имеют корни в социализме и серьезно заинтересованы в социальных переменах, были так же непроницаемы к обаянию квир теории, как были радикальные феминистки и лесбийские феминистки.

Радикальные феминистские теоретикессы также отказались уступить институциональной одержимости постструктурализмом, которая доминировала в большинстве академической феминистской теории. Постструктуралистские феминистские теоретикессы, такие как Крис Уидон (1987) и Линда Николсон (1990) представляют постмодернисткие идеи, которые они получили из работ мужчин французских интеллектуалов, как некий вид феминизма. Это тоже феминизм, который превосходит все старые теории феминизма, показывая какие они эссенциалистские и ретроградные. Сомер Бродриб, и авторки антологии радикального феминизма, Radically Speaking, раскритиковали пост-структуралистскую теорию за ее мизогинию, неясность, и бесполезность для анализа мужского насилия. (Бродриб 1992, Белл и Кляйн 1996) Радикальные ученые феминистки находят очень странными утверждения Крис Уидон. Она утверждала, что радикальные феминистки не любят и не писали теорию, и приводит список великих теоретикесс, из которых феминистки могут развить теорию — все мужчины, в основном французы и геи. Такое уверенное отрицание любой независимой мысли от женщины поднимает интересный вопрос, что вообще можно считать теорией. Очевидно, по мнению Уидон, Мари Дали, Андреа Дворкин и Катарин Маккиннон, которые внесли большой вклад в лесбийскую феминистскую теорию, не теоретикессы. Может быть так случилось, потому что они не мужчины, или не относятся с уважением к мужскому канону, и только критикуют, или потому что их идеи не могут быть ассимилированы в мужскую схему, которую она признает легитимной. Как указала радикальная феминистка Redstockings Manifesto в 1969 году, задача радикальной феминистской теории перевернуть правила и регуляции, предубеждения хозяев, и создать теорию из женского опыта. «Мы рассматриваем наш личный опыт, наши чувства как базис для анализа нашей общей ситуации. Мы не можем полагаться на существующие идеологии, потому что они все результат культуры мужского превосходства». (Редстокингс 2000: 224) Радикальным и лесбийским феминисткам трудно принять, что идеи мужчин, которые не только были выращены при мужском доминировании, но и показывают, что они сохранили свои патриархальные предубеждения, могут быть использованы для устранения мужской власти.

В поздние 90-ые, большое число лесбийских феминисток присоединились к совместной критике квир теории и политики, в частности в заметном сборнике «Cross Purposes». (Хеллер 1997) Понадобилось столько времени, чтобы вредные эффекты такой мужской политической повестки дня стали понятными. Лесбийские феминистские критикессы ставили под вопрос саму неясность квир теории, указывая, что революционная политическая теория должна быть понятной активисткам, для которых она предназначена. Лесбийский феминизм стремился быть полностью понятным, потому что он появился из политического движения и стремился его вдохновить. В антологии «Cross Purposes” Лилиан Фадерман, важная теоретикесса лесбийской истории, объясняет неясность квир-теории тем, что она направлена на совсем другую аудиторию, людей, имеющих власть в академии. Она обвиняет ее в использовании таинственных слов, жаргона и структуры предложения, вызывающего сон: «Язык, который используют квир теоретикессы, иногда кажется очевидно направленным на тех, кого лесбийские феминистки называют «большими мальчиками» в академии. Лесбийское феминистское письмо, в противоположность, имеет своей главной ценностью ясность и доступность, потому что его целью было говорить напрямую с сообществом и таким образом вызвать перемены». (Фадерман 1997: 225) Квир теория остается решительно элитистской. (стр. 226)

Многие писательницы в антологии «Cross purposes” сетуют на потери, перенесенные лесбийским феминизмом в 90-ые, что они относят к готовности некоторых лесбиянок влиться в мужскую квир политику. Все больше ресурсов, критически важных для жизнеспособного лесбийского сообщества, закрылись — книжные магазины, кафе, галереи и газеты. Сью-Эллен Кейс сожалеет об эффекте на лесбийское сообщество от дезертирства лесбиянок в квир-политику: «Сразу после того как квир лесбиянки хлопнули дверью и ушли из лесбийского феминизма, старые безвкусные места только для женщин начали закрываться: большинство феминистских и лесбийских театров, книжных магазинов, и баров исчезли.» (Кейс 1997: 210) Квир лесбиянки, говорит она, были ответственны за «возвышения гейской культуры» и презрение и забывчивость о лесбийском феминизме, за исчезновение лесбийских культурных ресурсов — социально, экономически и теоретически. (стр. 211)

Фадерман тоже сожалеет о потере таких ресурсов, называя это потерей лесбийского пространства. Создание женских и лесбийских пространств, и географических и в плане идей, было фундаментально важным для развития феминизма начиная с 60-ых. Фадерман признается, что находит это удивительным, что лесбиянки не почувствовали аналогичной потребности в собственных пространствах, а вместо этого растворились в мужских гейских пространствах. (Фадерман 1997: 226) Квир женщины, объясняет она, полностью отказались от концептуального пространства для себя как лесбиянок и приняли термин «квир».

Фадерман считает квир политику такой же проблематичной для женщин как любую другую политику с доминированием мужчин, и «квир женщины не могут быть союзницами с мужчинами квирами», она категорически утверждает, что мужчины, квиры и натуралы, затмевают и берут власть над женщинами, лесбиянками и гетеро. Все пространства становятся мужскими пространствами, если женщины не прилагают усилий, чтобы захватить пространство для себя. (стр. 227) Фадерман описывает позицию лесбиянок в квир политике как напоминающие позицию лесбиянок, которые работали в смешанных организациях перед тем как лесбийский феминизм был создан: «квир женщины были приложением к настоящим квирам, точно так же как гомофильные женщины были приложением к настоящим гомосексуалам в гомофильном движении 50-ых, перед тем как лесбиянки сознательно создали свои собственные политические пространства.» (стр. 227)

Фадерман выражает горькое разочарование и замешательство из-за того, что женщины в квир политике отреклись от феминизма. Она объясняет, что многие из тех, кто были лесбиянками до появления феминизма в 60-ых, как и она сама, чувствовали восторг и облегчение, потому что «феминизм выражал наши самые глубокие чувства». (стр. 221) Феминизм также предоставил место для лесбиянок, чтобы мечтать о стране амазонок и месте для создания женской культуры. (стр. 222) Феминизм предоставил такие ценные подарки, говорит она, что лесбиянки как она «были шокированы и даже в ярости, когда они увидели новое поколение, которое не ценило завоевания феминизма и с большой враждебностью к феминизму они искали странных богов – квир альянсы». (стр. 222)

Несовместимость квир политики и лесбийского феминизма очевидна, как говорит Сью-Эллен Кейс, в движении в сторону гейского потребительского рынка, а не сообщества. Ценности лесбийского феминизма совершенно не подходят к этому новому квир рынку, потому что лесбийские феминистские предприятия отвергали иерархию в своей идеологии. Поэтому они управлялись коллективно, и не были предназначены для личного обогащения. Книжные магазины и другие лесбийские бизнесы, которые существовали во время рождения лесбийского феминистского коллективизма, функционировали совсем по-другому. Она комментирует, что «То, что раньше было лесбийским или гейским сообществом, сейчас стало сектором рынка». (Кейс 1997: 212) Активистки Квир Нации, она объясняет, сформировали «Квир сеть шопинга Нью Йорк», и в некоторых кругах слово квир настолько превратилось в товар, что стало состоять из пирсинга, кожаной одежды и модных причесок. (стр. 213) Квир академикессы, говорит она, способствовали этому развитию, создав философию, которая превозносит шоппинг: «Многие квир академикессы пишут про товарный фетишизм… Они создают квир дискурс из пристрастия к очарованию масс маркета… Классовая привилегия и воспевание капитализма смешиваются с квир секс индустрией.» (стр. 213) Поэтому Квир Нация «поднимает тот же самый флаг индивидуальности, который либеральная демократия повесила сушиться». (стр. 217)

Бони Цимерман, важная создательница и защитница лесбийских исследований и лесбийской литературы, считает, что феминизм дает самое богатое и сложное понимание лесбийского опыта». (Цимерман 1997: 166) В то время как квир теория «уничтожает лесбийство и называет его специфической идентичностью, позицией объекта или ярлыком». Она указывает, что хотя квир теория сейчас в моде, она не позволит существовать отчетливому лесбийскому опыту, идентичности или критической практике. (стр. 166)

Иронично, что Тереза де Лаурентис, кого многие комментаторы считают прародительницей термина «квир теория», была одной из тех, кто осуждал квир теорию и политику в сборнике «Cross purposes». Она критикует квир теорию за стирание лесбиянок в общем слове «квир», и за то, что от лесбиянок в квир теории требуют отрицать женственность и женское тело до такой степени, что они становятся мужчинами.

«В общем, кажется что новый плод воображения был создан из последовательного отрицания женственности и, сейчас, также происходит отрицание женского тела: дискурс сексуальности передвинулся от невозможности женской идентичности, о чем теоретизировали феминистки начиная с поздних 70-ых, к предположительной «субверсии» гендера в квир/ лесбийских исследованиях, и лесбиянки постмодернистки становятся мужчинами.» (Де Лауретис 1997: 47)

Квир теория была раскритикована за теоретическое оправдание серий специфически мужских практик, которые были важной формой гейского образа жизни, но были объектом критики в гейском освобождении и феминистской теории. Идеи Батлер о трансгрессивном потенциале «обыгрывания» гендера, например, использовались для поддержки понятия о том, что трансвестизм, транссексуальность, роли буч и фем, садомазохизм это обычные практики квир политики. (Джеффрис 1994) Сью Уилкинсон и Селиа Китцингер решительно доносят эту мысль: «Квир критика не только игнорирует, но иногда говорит обратное ключевым пунктам в феминистской критике, особенно в радикальной феминисткой критике: садомазохизм, гейская мужская культура, транссексуальность, трансвестизм, бисексуальность, и гетеросексуальность». (Уилкинсон и Китцингер 1996: 380)

В то время как растет хор протеста против гегемонии квир идей и практик, должна появиться новая лесбийская и гей политика, чтобы занять ее место. Такая новая политика должна вернуться к феминистскому проекту уничтожения гендера, в полной противоположности к политике ГендерПАКа, когда проект защиты «гендера» плавно появился из квир теории и политики. Шумиха о защите гендера это важная причина для борьбы с квир политикой, но есть много других причин. Квир политика основана на отрицании идей и практик лесбийского феминизма, в частности то что личное э.жюэто политическое и что сексуальные и эмоциональные отношения должны быть на равных. Эта политика, которая, по своему названию, исключает лесбиянок из утверждения своих отличий от геев в политической позиции и требованиях. Геи социологини и лесбийские феминистки указывали на то, что квир политика тривиальна в своих увлечениях и практиках, и противостоит любой политике за общественные перемены. В остальной части книги я рассмотрю аспекты квир повестки, которые представляют угрозу для женщин и лесбиянок, и покажу что лесбийский феминизм, вместо того чтобы быть подходящим объектом для насмешек, на самом деле является ключевым фундаментом для трансформации общества в пользу женщин.

Глава 3

Публичный секс и создание квирной сексуальной повестки

«Публичный секс» это участие мужчин в сексе со многими партнерами в предположительно публичном месте, традиционно в парках и туалетах. Лесбиянки, как и другие женщины, не требуют себе прав заниматься сексом публично. Это типично мужское требование. Публичный секс был объектом значительной критики со стороны заметных геев журналисток и некоторых СПИД активисток в 90-ые. (Сигнорил 1998а, Ротелло 1997) В ответ, многие из самых знаменитых имен в квир теории стали защищать право на «публичный секс». (Рофес 1998а, Уарнер 1999). Вопрос о «публичном сексе» решительно поставлен в сборнике «Осуждая публичный секс», написанном Dangerous Bedfellows (1996). Редакторки объясняют, что они считают публичный секс фундаментальной проблемой квир политики своего времени: «Поздние 90-ые, особенно для квиров, не столько про раскрытие своей идентичности, но больше про публичный секс». (Dangerous Bedfellows, 1996: 15) Сейчас публичный секс очень спорный момент внутри гей политики, но кампания по его продвижению имеет очень волнующие последствия для женщин и лесбиянок тоже. Женщины не могут пользоваться публичным пространством наравне с мужчинами из-за угрозы и реальности мужского насилия. Требование квир политики социального признания «публичного секса» имеет потенциал дальше ограничить женские свободы гулять в парках, на пляжах и в лесах.

Во времена перед Стоунволом активность «круизинга» для секса в публичных местах, называемая «коттаджингом» в Великобритании и такие места назывались «битс» в Австралии, была традиционной практикой мужчин, которые хотели секса с мужчинами. (Карбери 1992) Это объяснялось, как адаптация к угнетению гомосексуалов – таким образом мужчины, которые хотели секса с мужчинами, должны были стремиться делать это скрыто и с незнакомцами, из-за боязни публичности. Это неадекватное объяснение. Потому что такая форма сексуальной практики никогда не происходила в лесбийской истории, несмотря на то что лесбиянки тоже страдали от угнетения. Нам необходима феминистское объяснение, которое берет в расчет социально сконструированные различия между мужской и женской сексуальностью. В ранние годы гей освобождения существовала некоторая критика этой практики, (Валтер 1980) но это устарело в 70-ые, когда бизнесмены построили площадки для того, чтобы эксплуатировать возбуждение от «публичного секса» без риска задержания полицией. Секс клубы, бани, книжные магазины и бары с задней комнатой продвигали секс «круизинга» как свободный секс новой эры, и расцветающая индустрия гей порно, чья специальность была в публичном сексе, служила пропагандой этой цели.

Когда произошла эта перемена, некоторые влиятельные гей теоретикессы прошли через удобное озарение. Они «поняли» что публичный секс, который объяснялся гей освобожденцами как продукт угнетения, был на самом деле революционной активностью, той самой моделью свободной сексуальности. Гомосексуальное желание (1978, впервые опубликовано в 1972), например, французского теоретика гомосексуальности Гая Хокингема, это не только хвалебная песнь публичному сексу, но он также утверждает, что эта практика – революционный вклад геев в улучшение мира для всех. Важно указать, что из названия книги кажется, что она включает в себя лесбиянок, но это не так. Для Хокингема, женщины не достойны упоминания. Он утверждает, что важная функция гей движения - это стирание различий между публичным и частным. (стр. 131) Революционная роль геев заключается в том, чтобы победить стыд гетеросексуального общества, связанный с сексом, через демонстрацию секса на публике: «Специальная характеристика гомосексуальной интервенции - это заставить приватное – стыдный секрет сексуальности – вмешаться в публику, в социальную организацию». (стр. 122) Он пишет хвалебные описания гейской распущенности в обществе. Он отвергает критику того, что он называет гомосексуальной рассеянностью – факт того, что геи имеют много любовных отношений, которые длятся очень мало времени. Такое поведение не показывало фундаментальную нестабильность гейского состояния, но было поводом для гордости.

«Но вместо того чтобы понимать распыление любовной энергии как невозможность найти центр, мы можем видеть это как систему в действии, систему в которой поливокальное желание существует во многих направлениях… Гомосексуальное состояние переживается как несчастное, потому что его механическое распыление понимается как пустота и замещение. Мы можем сказать, что все наоборот, гомосексуальная любовь чрезвычайно превосходящая, потому что все возможно в любой момент: органы ищут друг друга и входят внутрь, не зная о законе эксклюзивного соединения. Гомосексуальные встречи для секса не происходят в домах, но на открытом воздухе, в лесах и на пляжах.» (стр. 117)

Из этого описания ясно, что Хокингем думал только о мужчинах. Лесбиянки не имеют органов, которые можно втыкать. Он представляет утопию, где член становится отдельным человеком со своим разумом. Мужчины, о которых он говорит, становятся рабами своих слишком активных вилок, которые ищут розетки. Хокингем гордится такой формой сексуальной активности, потому что он видит ее естественной. Таким был бы секс, если бы людей не заставляли быть добропорядочными. «Если бы гомосексуальная машина для свиданий... сбросила с себя эдипов плащ моральности, под которым она вынуждена прятаться, мы бы увидели, что ее механическое рассеивание соответствует самому принципу желания». (стр. 117) Гомосексуальная распущенность является моделью для сексуальной свободы всего человечества.

Были другие гей теоретики, которые тоже предполагали, что гейский публичный секс был архетипической практикой сексуальной революции в 70-ых. Например, Джон Речи называл распущенных гомосексуалов шоковыми войсками революции. Он объяснял: «Улицы это поле боя, революция это охота за сексом, радикальное высказывание проявляется каждый раз, когда мужчина имеет секс с другим мужчиной на улице». (Речи 1981: 299) Эндрю Ходжес и Дэвид Хутер из английского гей освобождения выражают похожие идеи в статье 1974 года «С удрученными геями», которая подразумевает, что геи начинают угнетатать сами себя в ответ на гомофобию в культуре и в своих семьях. (Ходжес и Хутер 1999) Выходит, что лучший способ бороться с самоугнетением это заниматься сексом публично. Самоугнетение выражалось в том, что они должны быть как гетеросексуалы и стремиться не быть распущенными, они утверждают, что «Пуританство лежит в сердце отвращения к распущенности». Результат, «Гейский секс, неотягощенный зачатием и контрацепцией, мог бы быть таким же доступным, как солнечный свет и воздух». Это бы случилось, если бы не давление подражать показным формам семейной жизни, чтобы получить уважение в обществе. (стр. 554)

Когда эпидемия СПИДа показала свою свирепость в начале 80-ых, некоторые озабоченные гей активисты связали ее с гейским проискуитетом и коммерческими местами для секса, например банями. Рэнди Шилтс высказал этот аргумент в «И группа играла дальше», и получил жестокое очернение за свои взгляды. (Шилтс 1987, Кримп 1997) Ларри Крамер, который написал мощную критику публичного секса в своем романе «Пидорасы» (1978), перед началом эпидемии, продолжил критиковать и был атакован за свои действия. Но эти голоса были заглушены. Внутри СПИД активизма выиграла догма, которая утверждала, что СПИД был случайно нацелен на геев и никак не был связан с их сексуальными практиками. На это указывал Габриел Ротелло в 1997 году.

Свежая волна диагнозов СПИДа в 90-ые поставила под вопрос эту веру, и показала, что продвижение безопасного секса с презервативом не было решением. Показатели инфекции росли и большие пропорции городских геев в США продолжали заражаться. Тревожные тренды стали понятны, показывая, что некоторые мужчины не старались избежать инфекции или даже стремились заразиться. Несколько влиятельных гей активистов и журналистов выступили против. Эти мужчины — Йен Янг, Габриел Ротелло, Микеланджело Сигнорил, Уалт Одетс и Ларри Крамер — говорили, потому что они узнали о чрезвычайном положении, и стремились спасти геев в США от смерти. В ответ на их работу, и в ответ на атаку мэра Джулиани в Нью Йорке на секс-шопы на Таймс Сквер, включая секс-шопы с задними комнатами для гейского публичного секса, появилась громкая оппозиция. Такие мужчины как Эрик Рофес, Майкл Уарнер, Дуглас Кримп и другие видные квир теоретики создали группу Секс Паника. Критикессы гейской сексуальной культуры были названы фашистами, в точности как феминистки, которые противостояли порнографии в предыдущем десятилетии. Начались гейские секс дебаты.

В период так называемых феминистских сексуальных дебатов в начале 80-ых не было дебатов среди геев. Гей-теоретики, которые писали о сексуальности, имели тенденцию вставать на сторону «секс-радикалок», которые атаковали лесбийский феминизм. Например, Джефри Уикс, поддерживает сторонниц и практикесс садомазохизма Гейл Рубин и Пат Калифию в своей книге «Сексуальность и недовольство», в то же время понося «моральный феминизм», который противостоит порнографии, педофилии, СМ и публичному сексу. (Уикс 1985) Либертарные лесбиянки были удобной палкой, чтобы бить лесбийских феминисток. Геи могли расслабиться и исключить феминистскую критику их своих сексуальных практик, в безопасности зная, что разумные лесбиянки — т. е. садомазохистки — будут имитировать и продвигать практики, которые любят мужчины и защитят их от феминизма. В гейских сексуальных дебатах, те же самые либертарные лесбиянки — такие как Амбер Холибах, Гейл Рубин и Пат Калифия — возвращают долг. Они поддерживают квир-теоретиков и сторонниц публичного секса и поносят критиков геев.

Мужская критика публичного секса

Геи критики, которых я рассмотрю здесь — Йен Янг, Габрел Ротелло и Микеланджелло Сигнорил, хотя и в небольшом объеме знают о феминистской критике мужской сексуальности и факте, что лесбиянки ведут себя по-другому — почти не делают отсылок к открытиям феминизма в своих попытках понять гейскую сексуальную культуру. Однако, они предоставляют неотразимый анализ того, как доминирующая гейская сексуальная культура подвергает опасности жизни и счастье геев. Йен Янг, в «Эксперимент в Стоунволле» (1995) стремится объяснить, как ранние обещания гей освобождения деградировали в сексуальную культуру, опасную для интересов геев и приведшую к эпидемии СПИДа. Он считает, что гей освобождение провалилось, потому что угнетение геев в течение веков создало такой ущерб, что они не могли изменить мир, и были ошеломлены соблазнами эксплуатирующей культуры. Гей освобожденцы в 70-ых, говорит он, боролись не только с очевидными социальными антагонистами, но также с сильным, невидимым противником: «наша самоидентификация с мифом о гомосексуале, подсознательный образ гея как прокаженного изгоя и жертвы». (Янг 1996: 35) Он утверждает, что многие геи после Стоунвола все еще «считали правдой миф о гомосексуале как о ходячем сексуальном преступлении, раненном и стремящемся себе навредить». (стр. 58) Геи убегали от дискриминации и харасмента, который причиняли семья, школа и соседи, и оказывались в местах, которые Янг называет концентрационными лагерями или гетто в гейских районах таких городов как Сан-Франциско. Эти «беженцы» не имели «социальных навыков, необходимых для эмоционального равновесия. Потому что многие из них страдали от эмоционального, физического или сексуального насилия, и это оказало на них продолжительные и суровые психологические эффекты». (стр. 63) Без других ресурсов для эмоциональной поддержки, они стали жертвами порно-журналов, контролируемых мафией, баров и секс-клубов, которые продвигали разрушительный образ жизни, организованный вокруг безличного секса, наркотиков и алкоголя. «Гей-журналы, контролируемые кликой, служили рекламой для потребительского продукта — постоянного секс праздника». (стр. 64) Он описывает развитие коммерческой секс индустрии для геев в 70-ые как переупаковывание «веков сексуального угнетения и искажения» как просто «удовольствие или свобода». (стр. 77) Геи, говорит он, не имели правил или инструкций «для мужчин, чтобы относиться со страстью и любовью к другим мужчинам». (стр. 77) Он объясняет замену собраний гей освобождения на СМ секс-клубы в поздние 70-ые как охотную интернализацию геями «популярного американского мифа о проклятом изгнаннике». (стр. 96)

Янг утверждает, что вредная сексуальная культура, полученная из непроработанной травмы гейского угнетения, вызвала серьезные проблемы со здоровьем у геев в 70-ых, что подорвало их иммунитет и позволило развиться эпидемии СПИД. В поддержку этого, он цитирует Майкла Каллена, который был ВИЧ-позитивным и написал книгу «Как заниматься сексом во время эпидемии», в попытке защитить других мужчин. Каллен описывает свой промискуитет и эффекты секса на здоровье так:

«Я подсчитал, что с началом сексуальной активности в 1973 году, я имел секс с более чем 3000 разными партнерами в банях, задних комнатах, гей-борделях и чайных комнатах. Вследствие этого, я имел следующие болезни, передающиеся половым путем, многие больше чем один раз: гепатит А, гепатит Б, гепатит другого типа, герпес, венерические бородавки, амебная дизентерия, включая гиардия ламблиа, шигеллам Флекснера и сальмонеллез, сифилис, гонорея, неспецифический уретрит, хламидия, цитомегаловирус (ЦМВ) и вирус Эпштейн-Барра, мононуклеоз, и в конце концов криптоспоридиоз и поэтому, СПИД.» (Янг 1995: 178)

Объяснение Янгом катастрофы свободно от феминизма. Поэтому он не признает, что мужественность тех, кто пострадал, имеет какую-либо связь с произошедшими событиями. Виновны угнетение гомосексуальности, «Америка» и «мафия». Его книга полезна для понимания того, что геи после Стоунволла не смогли признать вред, который им нанесло угнетение и внесли вред в сердце предположительно нового, освобожденного образа жизни. Но отказ признать роль мужественности ограничивает пользу этого анализа.

Книга Габриела Ротелло «Сексуальная экология» (1997) тоже была создана из чувства опасности. Ротелло пишет, чтобы объяснить почему заражение СПИДом росло в 90-ые после спада в конце 80-ых, и предлагает решение. Тезис Ротелло в том, что СПИД, как другие эпидемии, развивается в целевых группах, чье поведение и условия жизни помогают в распространении инфекции. Городские геи это целевая группа для СПИДа, их поведение в сексуальной распущенности и принятии рисков. Он объясняет, что СПИД следует паттернам других эпидемий. После пика, когда все доступные заражению были заражены, наступает спад в распространении инфекции. Потом процент повышается снова, когда новая группа доступная для инфекции появляется и занимается тем же самым поведением — т. е. новое поколение молодых геев было сексуально распущенным и занималось сексом со многими партнерами в коммерческих секс-клубах. Ротелло признает, что многие комментаторки СПИДа утверждали, что высокий уровень заражений был следствием неудачи «правила презерватива», но он с ними не соглашается. Он говорит, что уменьшение вреда с помощью презерватива никогда не могло противостоять СПИДу эффективно, до тех пор, пока поведение оставалось неизменным. Использование презерватива оправдывало и делало возможным продолжение сексуального промискуитета. Возможно это даже увеличило самое заразное поведение, анальный половой акт, потому что реклама предполагала, что презерватив используют каждый раз, когда мужчины имеют секс, и значит, что секс бывает только анальный.

Его книга посвящена противостоянию доминирующих представлений среди СПИД активистов, что сексуальный промискуитет геев не связан со СПИДом. В то время как промискуитет и «сексуальная свобода» защищались как конечная цель гейской жизни, указывает он, СПИД активисты утверждали, что не было «рискованных групп, только рискованное поведение». (Ротелло 1997: 48) Он цитирует британского гея социоисторика Джефри Уикса, разъясняющего эту догму: «Это была историческая случайность, что вирус ВИЧ впервые появился в гомосексуальном населении на восточном и западном побережье США.» (стр. 89) Это мнение было почти универсальным среди геев и СПИД активистов даже до настоящего дня. Ротелло говорит противоположное, «Нет ничего случайного в сексуальной экологии, описанной выше», и он перечисляет причины: «несколько одновременных партнеров, анальный секс, поведение группы, сконцентрированной вокруг коммерческого секса, широкое распространение наркотиков, повторяющиеся волны ЗППП и постоянное употребление антибиотиков, сексуальный туризм». (стр. 89)

Он утверждает, что городские геи стали рисковать заражением СПИДом через сексуальное поведение, развивавшееся в ответ на гей-освобождение 70-ых. Они приняли новые практики, которые приводили к передаче многих инфекций, такие как анилингус или римминг, и анальный секс, который он считает в исторической перспективе гораздо меньше распространенным, чем оральный секс. Они собирали большое количество партнеров через новые бани и бары с задними комнатами, которые позволяли заниматься коммерческим публичным сексом. В результате повторяющихся инфекций ЗППП (заболеваний передающихся половым путем) после таких практик, было общее снижение иммунитета этих групп мужчин, потому что они принимали антибиотики и другие лекарства. Использование наркотиков еще больше снизило иммунитет. Коммерческие места для секса предложили невиданные в истории количество доступных партнеров для секса. Первые несколько сотен геев со СПИДом имели в среднем 1100 сексуальных партнеров в течение жизни. (стр. 62)

Результатом этих новых обстоятельств было «нестабильная сексуальная экология». К концу 70-ых геи составляли 80% из 70000 случаев сифилиса, подверженных лечению в клиниках Сан-Франциско каждый год. Увеличились случаи заражения гонореей. В начале 80-ых, сифилис и гонорея проявлялись в сотни раз чаще среди геев, чем чем среди мужчин гетеросексуалов. К 1980 году, 20% всех геев в США были заражены Entamoeba histolytica из-за своей практики орально-анального секса. В 1976 году, говорит нам Ротелло, появился новый синдром, названный «синдром гейского кишечника», который включал в себя, кроме перечисленных выше, других паразитов: лямблиоз и шигеллёз, condyloma acuminata; анальный сифилис или гонорея; кровоточащий геморрой, анальные трещины, абсцессы и язвы, гепатит; и pruritis ani. К 1981 году, представительницы здравоохранения Сан-Франциско оценили, что 73% всех геев в городе были заражены гепатитом Б, уровень распространения большинства других болезней, передающихся половым путем повысился в экстраординарном количестве, включая ЦМВ и вирус Эпштейна-Барра, который был найден у 98-100 % объектов исследования. (стр. 76)

Ротелло объясняет, что любая критика такой версии «сексуальной свободы» совершенно непримемлема в СПИД политике. Любое «детальное изучение этих механизмов в отношении предотвращения СПИДа невозможно», и на самом деле «Само это обсуждение считается оскорбительным, гомофобным, вредящим». (стр. 89) Движение против СПИДа, говорит он, состоит из сексуальных либертарианцев, чья «главная верность принадлежит принципу почти абсолютной сексуальной свободы». (стр. 152) Политика сексуальной свободы поддерживается «мощными силами, борющимися за максимальный доход от гей секса»: владельцы баров и бань и продюсеры порно. (стр. 152)

Ротелло делает важное замечание, что идеи геев о сексуальной свободе не исключительно гейские, но разделяются в некоторой степени всеми мужчинами в нашей культуре.

«Существует мнение, что секс должен быть без последствий и ответственности. Другое это чувство, что они имеют право на секс. Другое это понятие, что мужчины, гетеро или геи, находятся в зависимости от биологических сил вне их контроля, сил которые заставляют нас искать так много партнеров, насколько это возможно и преодолевать слабые культурные запреты, которые встречаются на пути. Мы, в этой концепции, жертвы своих гормонов.» (стр. 203)

Ротелло, однако, не предоставляет анализа этой разрушительной формы сексуального поведения в терминах маскулиности, в то время как Микеланджело Сигнорил предоставляет.

Книга Сигнорила «Жизнь за пределами» это беспощадная критика гейской сексуальной культуры, которую он описывает как «культ маскулиности». Многие геи в США, говорит он, живут внутри культа гомосексуальности, где вечеринки, наркотики и качалки правят их жизнью. (Сигнорил 1998а: 27) Один из самых губительных эффектов этого культа маскулиности это «Угнетение тела — или фашизм тела, который обесценивает так много мужчин в своих глазах и глазах их друзей.» (стр. 27) Это фашизм тела считает человека полностью бесполезным, основываясь только на его внешности. (стр. 28) Успешный представитель этого культа это «Клон из цепи с большими мышцами, короткими волосами и бритым телом.» (стр. 37) Цепь это серия массовых танцевальных вечеринок, включая Марди-гра в Сиднее. Туда приезжают геи из разных стран. Для Сигнорила, доминирующая гей культура была проблемой не только потому что она приводила к СПИДу, но потому что она делала несчастным любого мужчину, слишком чувствительного или недостаточно совершенного внешне, чтобы получить выгоду — т. е. для большинства геев.

Он соглашается с другими критиками, такими как Янг, Левин и Ротелло, что коммерческий интерес трансформировал прежде скрытое сексуальное поведение геев до Стоунволла в источник прибыли через создание мест для публичного секса. «Они предоставили капитализм и американский рынок для сексуальной активности геев, которой они предавались десятилетиями. Культ маскулиности нуждался в этой коммерциализации для роста и развития.» (стр. 52) Эти коммерческие институты предоставляли «бунтарский образ жизни». (стр. 58) Была короткая остановка в «религии» публичного секса, когда смерти от СПИДа стали накапливаться, но гей лидеры сказали геям, что «Они могут продолжать поведение, к которому они привыкли, но просто нужно использовать презерватив каждый раз.» (стр. 62) Сигнорил говорит, что «сексуальное освобождение было перепутано с гей освобождением, и привело к сексуальному фашизму, где если ты не хочешь делать это странными способами со многими людьми, тогда ты меньше квир, чем замужние женщины по соседству с белым забором.» (стр. 274) Сексуальные либертарианцы возможно не согласны с общественным мнением геев, полагает он, потому что опрос журнала Адвокат показал, что «71% опрошенных предпочитали долгие отношения с одним партнером». (стр. 214)

Сигнорил признает, что проблема происходит из-за мужественности, но не анализирует мужественность. Его предполагаемый выход из проблемы в отучении геев от культа маскулиности. Он предлагает ролевые модели для геев среди американских женщин, гетеросексуальных и лесбиянок, которые начали делать драматические перемены в своей жизни. (стр. 307) Если женщины могут это сделать, почему не могут геи? Он призывает геев «включить лесбиянок в свои жизни и научиться у них, как они строят свои отношения и семьи, и как они справляются с такими вещами, как гомофобия». (стр. 320) Но его упоминание женщин и лесбиянок, хотя и трогательное, является поверхностным. В ответ на его критику родился фурор, экстраординарный в своей свирепости.

Защита публичного секса

Квир теоретики, такие как Майкл Уарнер и Дуглас Кримп и активисты против СПИДа, такие как Эрик Рофес, были главными в атаке. Они создали группу Секс Паника специально для этой цели, и стали укреплять повестку гейской сексуальной свободы. Эрик Рофес объясняет, используя определение Алана Берубе, что такое секс-паника: «Моральный крестовый поход против сексуальных отщепенцев». (Рофес 1997) Публичный секс, который защищают Секс Паника, отличается от традиционной версии до Стоунволла. Он не происходит на улице, и больше коммерческий. Кажется, что коммерциализация гейской сексуальности была принята этими квир теоретиками как сущность публичного секса. Вместо того, чтобы иметь секс в общественных туалетах бесплатно, теперь это происходит в коммерческих местах, которые приносят прибыль для секс индустрии, но это все еще революционно, очевидно. Преступники Джона Речи скорее всего не были замечены большинством граждан, потому что они боролись за сексуальную революцию под мостами или на пляжах ночью. (Речи 1981) Орды тел в секс клубах определенно не могли потревожить чувствительность масс, потому что они были эффективно спрятаны от взгляда.

Публичный секс 90-ых состоял из комбинации трех элементов. Один элемент это мужчины круизят для секса с другими мужчинами в публичных местах, например в туалетах и парках. Другое это коммерческие места, построенные, чтобы получать прибыль от мужского публичного секса, такие как задние комнаты или бары или книжные магазины с кабинами для секса, и бани или секс клубы, которые часто построены, чтобы быть похожими на туалеты или другие места для круизинга. Третий элемент это коммерческий секс, где мужчины получают доступ к телам других мужчин за деньги, в порнографии и проституции. Преимущественно, защитники публичного секса предлагают определение, фокусирующееся на коммерческом сексе. Публичный секс в основном значит сексуальную эксплуатацию ради прибыли. Эксплуатация самих геев, которые платят за помещение, где можно заниматься сексом, или мальчиков и мужчин, которым платят за проституцию.

Романтическое видение того, как все происходило в туалетах и парках, все еще важно для квир-теоретика Дугласа Кримпа. Он объясняет разрушительные эффекты эпидемии СПИДа на публичный секс так: «мы потеряли культуру сексуальных возможностей: задние комнаты, чайные комнаты, кинотеатры, и бани; пляжи, грузовики, блуждания, дюны. Секс был повсюду для нас, и все что мы хотели делать.» (цитируется по Муноз 1996: 355) Но для других, публичный секс был только коммерческим. Уэйн Хоффман, в сборнике Dangerous Bedfellows, описывает, что он видит как «публичную сексуальную культуру», которая была повсюду для геев мужчин после Стоунволла. Это гейская порнография и коммерческие заведения для секса. (Хоффман 1996: 339) Этот коммерческий секс, названный Хоффманом «публичной культурой квир сексуальности», политически важен, потому что «публичные демонстрации сексуальности», даже если они только для других геев в секс-клубах или порнографии, «бросают вызов невидимости геев в публичном поле. Также они создавали коллективные пространства, где сексуальное поведение, идентичность, техники и этикет могли быть разделены и улучшены.» (стр. 350) Лесбиянки смогли создать идентичность без этих средств в 70-ые. Встречи и конференции, гостиные, рестораны, театры, романы и образовательные курсы были достаточны. Но геи, кажется, нуждались в секс-клубах.

Карл Стичин, представитель квир юридической теории, утверждает, что публичный секс прогрессивен: «Аппроприация Квир Нацией общественного пространства для открытой сексуальной экспрессии ломает рамки между приватным и общественным». (Стичин 1995: 152) Революционная природа публичного секса в том, что угнетение отнесло однополый секс в область приватного, но однополый секс теперь происходит в публичной форме «нового квирства общественного места». (стр. 153) Смешались понятия публичного и приватного. (стр. 153) Стичин относится с энтуазиазмом к проблеме, которую гей критики ставят под вопрос. Ему нравится «новое появление гейской мужской культуры сексуального авантюризма и экспериментов.»

«Сейчас появляется возрождение гейской сексуальной культуры, делающей акцент на безопасных практиках, эротике и экспериментах. Секс клубы, садомазохизм, сауны, секс по телефону, и дрочильные вечеринки воплощают карнавальное утверждение мужской эротики, которая уничтожает культурное равенство гомосексуальности с болезнью и смертью.» (стр. 152)

Факт того, что лесбиянки проявляли малый интерес к большинству этих практик, не заставил энтузиастов уменьшить свой пыл. Лесбиянки не могут ассимиловаться в этой революционной квир практике. Сопротивление лесбиянок распространению коммерческого публичного секса объясняется в сборнике Bedfellows. Джослин Тейлор, одна из двоих черных лесбиянок, которые основали Клитор Клуб, лесбийский клуб, организованный по гейской мужской модели, включая заднюю комнату для секса, дала интервью. Она категорически заявляет, что «женщины не играли в задней комнате Клитор Клуба.» (Томас 1996: 62) Задняя комната не пользовалась успехом, говорит она. Женщины могли иметь секс в туалете или у себя дома, но «они не делали это на всеобщем обозрении». (стр. 62)

Поэтому геи сторонники публичного секса не смогли найти лесбиянок, которые требовали права публичного секса для себя. Чтобы сделать свои требования менее относящимися только к мужчинам, они включили в свое движение женщин сторонниц гетеросексуальной секс индустрии. Три женщины писательницы в антологии Bedfellows, например, женщины, работающие в секс индустрии. Присцилла Александер (1996), например, долго работала в проституционных организациях, таких как COYOTE. Ева Пендлтон (1996) «профессональная секс девиантка». Кэрол Лей описывала себя как «публичную женщину, как иногда называют проституток». (Лей 1996: 252) На самом деле, единственные женщины, использующие публичные места для секса это «публичные» женщины, которых мужчины покупают секса — иногда называемые точно так же, как в Британской законной системе, «общие проститутки», или женщины, которых мужчины делят между собой. Публичный секс как развлечение это не практика женщин или лесбиянок. Женщины, которые поддерживают квир мужские требования здесь, нужно сказать, не представляют большинство проституток. Как показывают исследования, большинство проституток хотят уйти из проституции. (Перкинс и Беннет 1985) «Публичные женщины» далеки от того, чтобы отдыхать в публичных местах, они те, кого используют и подвергают насилию. Похожим образом, мужчины и мальчики, используемые в порнографии и проституции, это объекты развлечений других мужчин.

Мужское предпочтение в кампании публичного секса видно в примере квир утопии, представленной в сборнике Bedfellows. Например, Хосе Естебан Муноз, преподающий перфоманс, рассказывает о квир утопии, и это оказывается сексом в туалете. Он говорит, что квир политике нужна большая доля утопии, и он смотрит на моменты в гейских культурных работах, которые «представляют утопию через «квир утопическую память». (Муноз 1996: 357) Один пример это стихотворение об анально-оральном сексе и жестком траханье в общественном туалете, описанное как «картина утопического транспорта и реконфигурации социального, представление о новых возможностях.» (стр. 360) В конце раздела о стихотворениях о публичном сексе, он величественно говорит: «Сотворение квирного мира, основывается на плане мира, где человеку позволено рисовать картины утопии и включать такие картины в любые планы социального.» (стр. 362) Что он хочет сказать этим пышным языком? Следующий пример это фотографии Тони Джаста «общественных мужских туалетов в Нью Йорке», которые были закрыты после эпидемии СПИДа, потому что их использовали для секса. Следует несколько страниц с фотографиями писсуаров, туалетных сидений и водопроводных кранов. Трудно представить лесбиянок, или любых женщин, нашедших утопию в общественном туалете. Есть широкая пропасть между женщинами и этим типом квир политики.

Анальный секс без презерватива

Когда Секс Паника была сформирована, кажется, что основатели не ожидали серьезности конфликта, в который оказались втянуты. Их изначальной проблемой был мэр Джулиани, начавший кампанию по очистке улиц и регулированию секс-бизнеса. Калеб Крайн, в своем описании начала группы, говорит, что их основополагающая цель была мифом, потому что не было доказательств, что секс клубы закрывались. (Крайн 1997) Но очень скоро целью стало не регулирование секс клубов, а анальный секс без презерватива, или «барбакинг».

Скандал с анальным сексом начался с речи Тони Валензуэлы, ВИЧ-позитивного порно-звезды и проститутки, на конференции NGLTF в Сан-Диего в 1997 году. По словам Сигнорила, Валензуэла «критиковал абсолютизм безопасного секса», восхвалял радости «барбака» - секса без презерватива, обсуждал, как он заразился ВИЧ. «Люди не обращают внимания, что секс это сильное желание и поведение, в разные времена люди рисковали своими жизнями ради секса» - объяснил он. «Уровень эротического заряда и близости, который я чувствую, когда мужчина входит в меня, трансформирующий.» (Сигнорил 1998b) Валензуэла продолжил свои речи в интервью в журнале Адвокат позднее в том году, сказав что «Он занимался сексом без презерватива с 50 людьми в прошлом году, подразумевая, что он был активом в некоторых половых актах, и не всегда знал ВИЧ-статус партнера». (1998b) Сигнорил объясняет, что хотя некоторые члены Секс Паники в частных разговорах выражали печаль от замечаний Валензуэлы, они чувствовали, что не могли его критиковать, потому что не хотели показаться моралистами.

М. Скот Малингер, в статье в Gay Today в 1998 году, показывает, до каких крайностей доходит феномен барбакинга в интернете. На сайте для ВИЧ-позитивных «Экстремальный секс» описывается возбуждение от риска заражения ВИЧ.

«Сайт эротизировал ВИЧ и незащищенный секс между ВИЧ-позитивными мужчинами. Он поощрял ВИЧ-позитивных и ВИЧ-негативных мужчин иметь незащищенный секс с ВИЧ-позитивными мужчинами. Сайт называет ВИЧ \ СПИД «подарком» и зараженную сперму называли «сексом смерти». Неожиданный поворот! Небольшое число ВИЧ-негативных людей на сайте стремились заразиться ВИЧ. Одно личное описание такое: «Я сдавал тест на ВИЧ 6 раз. Все результаты были отрицательными. Кажется, я еще не нашел вирулентный штамм.» (Малингер 1998: 6)

Мотивация для поиска инфекции описывается на сайте как «некоторые люди во время секса хотят быть избитыми или чтобы на них писали, или любые такие вещи.» - т. е. это форма мазохизма и самоповреждения. (стр. 7) Реклама секса без презерватива в интернете это один из примеров того, как технология интернета помогла в создании «публичной гейской сексуальности в последнее десятилетие. Анонимность и отчуждение интернета в большой степени поощрили формы объективации, такие как порнография, круизинг и все аспекты секс индустрии.

Недавний академический сборник, «Публичный секс» Уильяма Липа (1999), делает практику публичного секса уважаемой через внимание антропологинь и социологинь. Одна вещь, которая примечательна в сборнике, это то, что все социальные и этические проблемы, которые появляются из-за публичного секса, приукрашены или игнорируются, даже если они весьма очевидны. В одной статье, например, Клатс, медицинский антрополог, который разрабатывает программы здравоохранения, пишет об уровне риска заражения ВИЧ в публичном сексе рядом со Стоунвол баром в Гринвич Виладж. (Клатс 1999) Клиенты бара городские бизнесмены и молодые мужчины-проституты и мальчики. Они занимаются сексом в фойе жилого дома. Дом населен в основном старыми людьми, которые предположительно не будут выходить ночью. В описываемой сцене происходит коммерческий секс и бесплатный секс:

«Мужчина вдыхает попперсы, поворачивается спиной, наклоняется и вставляет член другого мужчины себе в попу... Один из наблюдающих подходит к мужчине, который сидит, стараясь поставить свой пах напротив его лица, требуя оральный секс. Его попытка грубая и резко отвергается. Другой наблюдатель начинает мастурбировать, но не вмешивается. После некоторого времени, один из мужчин стонет, вытаскивает член из анального отверстия, издает непонятные звуки, предполагающие оргазм, и снимает презерватив. Он бросает презерватив на пол... Вскоре другой наблюдатель заканчивает мастурбировать и тоже уходит. Выходя из здания и возвращаясь на улицы, я вижу, как Джеймс и Тим снова ищут клиентов на углу.» (Клатс 1999: 149)

Клатс просто комментирует, что описанные активности не более рискованные для передачи инфекций, чем секс в доме. Однако, они гораздо более проблематичны с точки зрения нарушения общественного порядка или социальной ответственности. Фойе было конфисковано у жителей, которые были бы в ужасе, если бы вышли в фойе в такую ночь. Мужчина, использующий молодого проститута очень жесток. Люди, занимающиеся бесплатным сексом, бросают использованные презервативы на пол, чтобы пожилые жители дома нашли их утром. Эти мужчины могли иметь секс у себя дома, или заплатить за помещение, но намеренно предпочли ворваться в квартирный дом для своего «публичного секса».

Гейская маскулиность и сексуальная практика

Публичный секс, который многие квир академики и активисты называют естественным или революционным, может быть объяснен как продукт мужского доминирования. В гейских сексуальных практиках, по словам Мартина Левина (1998), Кристофера Кендала (1997, 1999) и других гей критиков, можно найти очищенную гейскую маскулиность. Мартин Левин объясняет, что гейская сексуальность представляет собой нетронутую версию традиционной подростковой сексуальности у мужчин. Он говорит, что геи социализировались для мужественности, так же как гетеро мужчины. Мужчины «становятся мужчинами через сложный процесс социализации, отношений между индивидом и его окружением,» и геи тоже через это проходят. (Левин 1998: 8) Мужественность геев сформирована опытом гомосексуального угнетения. Левин описывает гея как «во-первых, мужчину, чей сексуальный опыт был сформирован мужской социализацией и стигматизацией гомосексуальности.» (стр. 11) Важный компонент мужественности, говорит он, принятие рисков. (стр. 13) Геи учатся, как другие мальчики, что «мужественность это средство достижения статуса в глазах других мужчин.» (стр. 15) Эта маскулиность лучше всего видна в отношении сексуальности: «Для всех мальчиков секс становится, независимо от будущей ориентации, организованным в отрыве от чувств, приватизированным, фаллоцентрическим, и объективированным.» (стр. 18)

В то время как девочки поощряют гетеро мужчин укротить свою подростковую сексуальность, «уча их техникам, требуемым для социальных отношений» и требуют от них «переиначить секс, как активность для выражения эмоциональной интимности,» (стр. 19) геи упускают это обучение. Поэтому они остаются «полностью под контролем мужских сексуальных сценариев ранней молодости, больше преданны безличному, бездетному понятию о сексе, чем гетеро мальчики.» (стр. 20) В сексуальных практиках, агрессивная мужественность проявляется очень энергично. Левин иллюстрирует это словами, которые он услышал в бане во время полового акта: «Этот большой ёбанный член воткнётся в твою жопу и будет там шуровать. Соси этот мужской член. Да. Соси, хуесос. Бери это, сукин сын. Бери это как мужчина.» (стр. 78) Настоящий мужской секс должен быть «Горячим сексом. Жёстким сексом.» (стр. 79) Типичные геи «брали это как мужчина» и «давали как мужчина». «Своим поведением в круизинге и половом акте они показывали, что они настоящие мужчины». (стр. 79)

Уалт Одетс, в своей книге «В тени эпидемии» (1995), которая анализирует эффект ВИЧ эпидемии на эмоции и практики геев, позитивных и негативных, также видит маскулиность источником сексуальных проблем, которые заставляют многих мужчин искать публичного секса. Он резко критикует гейские сексуальные практики в банях, например, в которых «сексуальность относительно неинтегрирована в чувства или отношения.» Эта форма сексуальности проиллюстирована в использовании дырок в стене, в которые мужчины вставляют пенис, и в соседней комнате неизвестный человек сосет член.» Это секс со ртом, - или, для принимающего партнера, с пенисом, но не с человеком. (Одетс 1995: 128) Он объясняет эту практику в терминах наученной маскулиности, потому что «Мужчины, гомосексуалы или нет, научены не выражать и не иметь чувств». (стр. 126) Но также в терминах трудности вырастания в гомофобной культуре, которая вызывает ненависть к себе, так что «Для молодых мужчин, растущих геями, многие чувства гейские чувства,» и они чувствуют опасность в любых чувствах. (стр. 126) Разрушительные эффекты гомосексуального угнетения вызывает преувеличение в геях безэмоциональной, объективирующей сексуальности, которая характеризует мужественность в общем.

Левин объясняет эпидемию СПИДа в терминах маскулиности, как Сигнорил, но на его критику больше повлиял феминизм. Партнер Левина умер от СПИДа в возрасте 35 лет в 1986 году, и сам Левин был на грани смерти от болезни. У него была веская причина понять социальные причины болезни в гей сообществе. Он объясняет в статье 1989 года, написанной совместно с Майклом Киммелом, что хотя никто не говорил о СПИДе как о мужской болезни, существовала связь между СПИДом и маскулиным рискованным поведением.

«Культурная конструкция маскулиности показывает, что мужчины организуют концепции самих себя как маскулиные с помощью желания рисковать, способностью испытывать боль или дискомфорт и не признавать это, их стремление вечно собирать что-то (деньги, власть, сексуальные партнеры, переживания), и их решительного избегания любого женского поведения. Результаты это высокие уровни заболеваний, связанных со стрессом, и венерических болезней.» (Левин и Киммел 1998: 145)

«Настоящие мужчины», говорит он, «набирают очки, имея много секса с разными партнерами и они ввязываются в приключения и рискуют.» (стр. 146) Призывы к безопасному сексу не могли работать, потому что они были в «прямой противоположности с нормами маскулиности. Нормы маскулиности стимулируют мужчин рисковать, соревноваться, и фокусировать сексуальное удовольствие на пенисе. Предостережение от СПИДа воспринималось как отрицание удовольствий пениса, и рекомендованное поведение, «целибат, безопасный секс, и безопасное использование наркотиков,» воспринималось как противоположность мужественности. Большая проблема с предотвращением СПИДа была с тем, что «Поведение, необходимое для подтверждения маскулиности и поведение для снижения риска были противоположными.» (стр. 147) Предсказывая развитие явления барбакинга \ дарения подарков, в котором ВИЧ-позитивные мужчины могут намеренно инфицировать молодых людей с их согласия, он говорит: «Чтобы продемонстрировать мужественность, серопозитивные мужчины могут передавать вирус кому-то другому.» (стр. 148)

Главным аспектом мужской сексуальности, который сделал гей секс таким небезопасным, было принятие рисков. Как сказал Левин, «гейский секс, в первую очередь, мужской секс, и мужской секс это рискованное занятие.» (Левин 1998: 152) Там, где действует такой рискованный сексуальный сценарий, «безопасный секс это оксюморон». (стр. 153) Он также указывает, что одна из причин небезопасных сексуальных практик среди геев было принуждение и изнасилование. (стр. 207)

Неконтролируемые позывы? Гейская сексуальность и социальная ответственность

Радикальные феминистки теоретикессы анализировали создание мужской сексуальности исходя из статуса правящего класса и доступности подчиненного класса женщин. (Маккинон 1989; Джеффрис 1997a) Эта форма сексуальности очень опасна для интересов женщин, до такой степени, что она ведет к насилию и убийству женщин. Это не было популярной точкой зрения среди гей активистов, лесбиянок — сексуальных либертарианок и феминисток, которые обвиняли в антисексуальности и эссенциализме других феминисток, требующих от мужчин измениться. Радикальная феминистская критика была взята на вооружение многими людьми, взволнованными глобальной эпидемией СПИДа. Публикация Института Панос, «СПИД и мужчины: рисковать или быть ответственным?», (Форман 1999) утверждает, что эпидемия СПИДа имеет политическую причину в форме мужского риска и безответственного поведения, происходящего из неравенства между мужчиной и женщиной. СПИД, по словам этого анализа, может быть рассмотрен как болезнь мужского господства.

Сборник Панос Института содержит начальные главы, объясняющие, как и почему СПИД является эпидемией, за которую ответственны мужчины. Мартин Форман утверждает, что мужское поведение побуждает распространение болезни. Он объясняет:

«Без мужчин не было бы эпидемии СПИДа. Мужчины задействованы почти в каждом случае передачи болезни через секс; возможно один из 10 случаев это результат передачи между мужчинами. Четыре из пяти инъекционных наркоманов это мужчины. С большим числом сексуальных партнеров и друзей наркоманов, чем женщины, мужчины имеют больше возможностей передавать ВИЧ. Очень часто мужчины определяют, будет ли происходить секс и будет ли использоваться презерватив. В общем случае, женщины более склонны иметь инфекцию ВИЧ и не заражать других людей, мужчины больше склонны иметь вирус и передавать его дальше.» (Форман 1999: p. vi)

Но объяснение безответственного, распущенного и рискованного поведения мужчин не биологическое. Мужское поведение это результат взглядов и ожиданий маскулиности, которые учат их деструктивным вещам. «Большинство мужчин вырастают, веря, открыто или скрыто, что их идентичность мужчин, и личная идентичность, определяется их сексуальной мощью. До тех пор пока мужчины находятся под влиянием таких концептов маскулиности, ВИЧ будет продолжать распространяться.» (стр. x)

Мужское поведение отличается от женского, утверждает Форман, потому что они находятся в разной социальной и политической ситуации, но не из-за биологии. Женщины не имеют социальной и экономической власти, чтобы контролировать свои жизни, включая вопрос о том, иметь или не иметь секс, настаивать на использовании презерватива, или даже критиковать поведение их партнера-мужчины с другими женщинами. Но некоторые мужчины и подростки-мальчики также уязвимы, потому что «Более молодые, бедные или физически или психологически слабые возможно заразятся ВИЧ от других мужчин через секс или общие шприцы. Трансвеститы и транссексуалы и дети также могут быть подвергнуты принуждению или попасть в трудную ситуацию, что они заражаются ВИЧ от мужчин.» (стр. x)

Это анализ, основанный на признании различий во власти и понимании мужского господства и женского подчинения. Этот анализ бросает вызов большинству современной гей теории, в особенности позиции Секс Паники и квир теории, которая решительно опровергает мораль и ценности. Позиция Майкла Уарнера, основателя квир теории и Секс Паники, который определяет привлекательность квир секса в его способности нарушать рамки ответственности хороших, порядочных людей, кажется нормой для мужчин во многих культурах, а не «трансгрессивно» квирной. (цитируется по Крайн 1997: 30)

Мужская сексуальность, которая проявляется в публичном сексе, барбакинге и распущенности, очень хорошо подходит описанию нормативной мужской сексуальности, представленной в сборнике Панос. Возможно, некоторые активности, предложенные некоторыми квир теоретиками, как присущие квирности, это просто типичная мужская сексуальность, которая требует перестройки ради благополучия женщин и остановки СПИДа. Даже практика отношений со многими сексуальными партнерами, которую некоторые академики, как Хокингем, считают важной для революционного потенциала гомосексуальности, в глобальном контексте представляет собой пример поведения доминирующего класса мужчин. Например, Форман комментирует, что «Полигиния одобряется религией и законом в мусульманских странах, и санкционирована общественными настроениями в части Карибского региона и в Африке.» (стр. 18) Поведение, представляющее собой квир трансгрессию, если посмотреть в глобальном контексте, выглядит в точности как мужское поведение, которое, беря корни из мужского доминирования, наносит вред женскому счастью и материальному и физическому благополучию. Иронично, что в то время как сборник Института Паноса спрашивает, «почему меньшинство мужчин постоянно подвергает риску себя и других, и как мы можем убедить мужчин измениться?», квир теоретики Секс Паники атакуют тех геев, которые задают те же вопросы, и называют их фашистами.

Гей СПИД в США не болезнь богатых белых мужчин, которые изолированы от остального мира. Панос Институт указывает, что «Во всем мире, 10% или больше случаев ВИЧ инфекции являются результатом секса между мужчинами, и в большинстве случаев передача вируса происходит в гетеропарах.» (Форман 1999: 110) Многие из этих мужчин также будут иметь секс с женщинами, в особенности в странах, в которых эксклюзивная гей идентичность меньше распространена, чем на Западе. За пределами квирного, академического сообщества мужчин в США, болезнь вызывает гораздо большее разрушение, чем испытывают геи в США. Например, 2 миллиона людей среди населения в 20 миллионов погибли из-за СПИДа в Уганде; 1,7 миллиона детей потеряли одного или двух родителей в эпидемии, и больше 900 000 взрослых и детей в 1999 году жили с вирусом. (стр. 103) Среди черных геев американцев распространенность СПИДа гораздо больше, чем среди белых геев. Исследование Центра Контроля за Болезнями обнаружило, что в 2001 году 14,7 % афроамериканцев геев и бисексуалов в возрасте от 23 до 29 были недавно заражены, по сравнению с 2,5 % белых и 3,5 % латиноамериканцев. Из всех опрошенных мужчин, 7 % белых мужчин было инфицировано, 14 % латиноамериканцев и 32 % афроамериканцев. (Осборн 2001)

Модель сексуальности, которая основовывается на квирном продвижении публичного секса, глубоко проблематична для женщин, детей, и уязвимых и маргинализованных мужчин и мальчиков в разных странах. Если интересы социальных групп, отличных от привилегированных белых геев-американцев воспринимать серьезно, то такой вид сексуальности должен быть трансформирован, а не находиться под защитой. Существуют другие практические последствия публичного секса для интересов женщин, которые должны быть предотвращены. Защита «публичного секса» в форме секс-индустрии — важная проблема для феминисток, которые понимают проституцию как форму жестокости и хотят остановить сексуальную эксплуатацию женщин и мальчиков. (Джеффрис 1997а) Также, в то время как женщины маршируют на маршах «Забери себе ночь» за право находиться в публичных местах и не подвергаться приставаниям, требования любой группы мужчин забрать части публичных мест для своего использования, это настоящая проблема. С женской точки зрения, захват парков или пляжей для гейского секса нарушает права женщин. Это конфискация площади у женщин, которые нигде не могут находиться в безопасности, не говоря уже о том, чтобы своим поведением нарушать права других групп.

Глава 4

Гейская порнография

Порнография, как мы видим, главный аспект определения публичного секса, предложенный квир теоретиками и членами Секс Паники. Порнография достигла статуса иконы в квир теории, и ее защита это центральная повестка квир политики. Известные квир художественные критики, теоретики закона и квир теоретики констатируют, что порнография необходима для выживания геев, для их идентичности, и для их способности иметь секс. Для феминисток, которые считают, что порнография это «пропаганда женоненавистничества» (Барри 1995, Стичин 1995), и желают устранить ее, защита геями своей версии порнографии, это значительная преграда. Геи составляют влиятельную лобирующую группу. Утверждая, что гей порно необходимо для выживания геев, они защищают порнографию, борясь с феминистками, которые говорят, что порно — активная угроза выживанию женщин.

В 80-ые появилась лесбийская сексуальная индустрия, где лесбийское порно производилось для лесбиянок, чтобы идти в ногу с популярным «лесбийским» порно, которое всегда было частью гетеро мужского порно. (Смотри мою «The lesbian heresy”, 1993) Лесбиянки восхваляли порнографию не так сильно, как геи, что предполагает, что его политическая функция для лесбиянок немного другая. Но оба лесбийские и гей сторонницы порнографии очерняли анти-порнографических феминисток и мужчин, которые поддерживали их анализ. Скот Такер, например, обвиняет радикальных феминисток в наивном утопизме, за их оппозицию порнографии. (Такер 1991: 265) Гей-порно однозначно очень важная проблема, раз оно вызвало такую сильную защиту. Эта глава рассмотрит гейскую защиту порнографии и критику от геев-профеминистов, таких как Джон Столтенберг (1991) и Кристофер Кендал (1997).

Феминистская критика

Феминистская критика порнографии была ошибочно представлена теми, кто поддерживает порнографию, как старомодная, пуританская или против секса. На самом деле, как указывает феминистка и теоретикесса закона Катарин МакКинон, традиционное мужское возражение против порнографии в законах против непристойности, это мораль с «мужской точки зрения, мораль мужского доминирования». Феминистская критика, с другой стороны, это политика и политика с женской точки зрения, то есть взгляд со стороны подчинения женщин. Она видит секс в порнографии как «Секс, к которому принуждают настоящих женщин, чтобы продать его и принуждать к сексу других настоящих женщин». (МакКинон 1987: 147) МакКинон и Андреа Дворкин разработали законопроект, который бы дал женщинам права, если бы он не потерпел поражение из-за защиты свободы слова мужчин. Законопроект бросал вызов вреду, который порнография нанесла женщинам. Он описывает порнографию как «графическое сексуально откровенное подчинение женщин.» (стр. 262) Порнография как пропаганда, в соответствии с феминистским анализом, представляет женщин как объекты, любящие быть оскорбленными, и учит мужчин практикам деградации и насилия, которые они производят на женщинах. (Everywoman 1988)

Вред для женщин, используемых в создании порнографии, это фундаментальная забота тех феминисток, которые стремятся запретить порнографию. Впечатляющий документальный фильм шведской феминистки и режиссерки Алексы Уолф, «Шокирующая правда» (2000), показывает, как детский сексуальный абьюз заставляет женщин и мальчиков быть жертвами сексуальной эксплуатации в порнографии и вред, который наносит порнография. «Шокирующая правда» включает в себя порно-ролики из псевдо-документального фильма, показанного по шведскому телевидению, в которых женщины подвергаются изнасилованию и после съемок у них сразу берут интервью. Голых женщин в туфлях на каблуках передают от одного мужчины к другому, в ситуации группового изнасилования. Пенисы жестоко вставляются во все их отверстия, одновременно, или несколько мужчин вставляют свои руки в вагину. Когда у женщин берут интервью, у одной из них течет сперма изо рта, их глаза пустые из-за травмы, и их лица ничего не выражают. Женщина, на которой фокусируется документальный фильм, пережила жестокое сексуальное нападение в подростковом возрасте, и была использована в порнографии два года, начиная с 18 лет. Она объясняет, что один раз на съемках у нее текла кровь, и она попросила отвезти ее в больницу. Ей только сказали не возникать. Ее обернули в пеленки, чтобы впитать кровь, и пенетрация продолжилась. Порнографы сказали ей «смеяться» и «улыбаться» на камеру.

Несмотря на силу феминистской критики, существовала сильная оппозиция из некоторых женщин, например FACT (Группа феминисток против цензуры) в США и FAC (Феминистки против цензуры) в Великобритании (смотри Бурстин 1985). Такие женщины, которые стремились защитить индустрию порнографии, нашли влиятельных союзников в мейнстримных СМИ, которые любили порно. Защита геями своего порно, и часто натуральского порно тоже, была почти универсальной. Несколько гей теоретиков взяли непопулярный курс на критику эффекта порнографии на мужчин и мальчиков, которые снимаются в ней, и на всех геев. Несмотря на всю силу и убедительность аргументов феминисток против порнографии, сторонники порно, которых я рассмотрю здесь, сразу отвергли их.

Аргументы в защиту гей порно

Самая обширная апология гей порно это «Однорукие истории» Бургера. Книга вначале была курсовой работой в Исследованиях Перфоманса в Университете Нью-Йорка. Бургер объясняет, что гей порно появилось в начале 70-ых, потому что геи выражали право, которое раньше принадлежало гетеросексуалам мужчинам, право смотреть и обладать порно. Требование порнографии для геев было частью желания тех же привилегий, которые имели мужчины-натуралы за счет своего доминирующего статуса. Он говорит, что гейская порнография это «склад нашего культурного наследия и памяти, и также важное место для создания и модификации наследия и памяти.» (Бургер 1995: стр. х) Он видит гей порнографию как «попытку геев вписать себя в американскую историю». (стр. 4) По его словам, она выполняет важную функцию для геев, чтобы легитимировать свою гомосексуальность. Также она важна, потому что «документируя сексуальные и эротические тренды и практики геев, порнография служит формой историографии». (стр. 21) Порнография одновременно «отражает» сексуальные практики и создает новые эротические тренды. (стр. 22) В частности, гей порнография исполняет важную функцию для мужчин, которые только что осознали свою ориентацию, обучая их, что они могут делать во время секса. По его словам, это сексуальное образование. (стр. 24)

Другие квир-комментаторы одинаково бурно говорят о пользе порнографии. Кристофер Хоган утверждает, что порнография стала «самым безопасным форумом, в котором геи могут изучить свою культуру… Внутри гей сообщества мужчины, которые избегают публичных политических или культурных дискуссий, вливаются в эти вопросы через порнографию.» (Хоган 1996: 244) Чарльз Ишервуд, в своей биографии умершего порно-звезды гея Джой Стефано, соглашается с важностью порнографии. Он говорит, что геям не хватает ролевых моделей. Таким образом порно-звезды «единственные геи звезды фильмов» и получают внимание и уважение в гей-культуре. (Ишервуд 1996: 84) В мире, в котором геи не имеют позитивных образов, утверждает он, они должны найти их в порнографии. Порнография это единственное место, где гейская мужская сексуальность представлена широкой публике.

Квир теоретик закона Карл Стичин предлагает, чтобы закон специально защищал гей порнографию от цензуры, потому что она играет важную политическую роль для сексуального меньшинства мужчин геев: «В юридических терминах, гей порно становится защищенной речью, но это основано на роли в защите политических прав субъекта, скованного маргинализованным политическим опытом.» (Стичин 1995: 62-3) «Гей порно это место сопротивления в оппозиционном дискурсе мужского доминирования», потому что оно делает видимым то, что было скрыто мужской гетеросексуальной культурой. (стр. 63) Стичин отчитывает анти-порнографических феминисток за то, что они не осознают различий гей порно от гетеро порно. Они не увидели полезность субверсивных актов геев, действующих на периферии доминирующего сексуального дискурса. Порнография стала для Стичина движущей силой гей освобождения: «Порнография может быть средством для сопротивления доминирующей культуре, и в потенциале для гей освобождения». (стр. 75)

Другой влиятельный защитник гей порно это поздний Джон Престон, который был известным писателем садомазохистской порнографии. Перед тем, как начать порнографический этап своей карьеры, он был редактором журнала Адвокат, центральный журнал в гейской консервативной культуре в США. Он говорит, что он и другие геи «научились параметрам своей сексуальной жизни из порнографии». (Престон 1993: 34) Из порно они брали свои фантазии, сексуальные и эмоциональные. Интересно, что гей порнография и садомазохизм защищаются как контркультурные и трансгрессивные такими сторонниками как Карл Стичин, и в то же время это повестка консерваторов как Престон. В этом вопросе, левое и правое крыло квир политики соединяются. Престон объясняет, что гейские кожанные клубы предназначены для всех практических целей, что они состоят из разных расовых, классовых и экономических кругов, также как и клубы Ротари и Лионс в гетеро мире. (стр. 134) Если ты пойдешь на собрание такого гей кожанного клуба, говорит он, ты увидишь из его националистического уклона, патриотического пыла, и приверженности ритуалам, с пением песен хором и помпезностью и условиями иерархии... что это общество очень похоже на другие мужские благотворительные общества. (стр. 134) Престон пишет о СМ, как об инициации мальчиков геев во взрослую жизнь, как в армии для натуралов. Создается впечатление, что он хочет мужских привилегий гетеросексуальной, среднеклассовой Америки.

Престон, как многие другие геи защитники порнографии, чувствовал, что его заставляют противостоять феминисткам в начале 80-ых. Для геев, которые основывали свою гордость и идентичность на гей порно, было страшным шоком, когда организация, такая важная для феминизма, как Национальная Ассоциация Женщин, приняли резолюцию в 1980 году на конференции. Эта резолюция осуждала «педерастию, порнографию, садомазохизм и публичный секс, потому что они были эксплуатацией, насилием, или вторжением в частную жизнь, и не являются проблемой сексуальных, эмоциональных предпочтений или ориентации.» (Такер 1997: 11) Скот Такер говорит, что это вызвало шоковые волны через большую часть гей сообщества. Геи ответили тем, что заставили лесбиянок и бисексуалок с корыстными интересами в новой лесбийской секс-индустрии, поддерживать их в борьбе против анти-порнографических феминисток. Они искали способ разделить оппозицию, чтобы они могли сохранить свои порнографию и привилегии. Но контр-резолюция, предложенная Джанет Белуевер и Сьюзи Брайт о свободе сексуального выражения, была отклонена голосованием. Скот Такер находит утешение в факте, что некоторые феминистки заняли их сторону в феминистских сексуальных дебатах, сторону защитниц порно. Он поздравляет Элен Уилис и Энн Снитоу за конфликт с анти-порнографическими феминистками. (стр. 85) Он обвиняет анти-порнографических активисток и теоретикесс Андрею Дворкин и Джона Столтнберга в продвижении утопии целибата. (стр. 92)

Престон становится злобным и враждебным в своих работах, по отношению к феминисткам. Он приписывает феминизму лишение мужественности у геев. Он говорит: «Мы были кастрированы широкой публикой, и потом движением, которое так сфокусировано или на гендерном равенстве или на определенных узких определениях феминизма, которые запрещают любые проявления мужественности.» (Престон 1993: 133) Он был очевидно глубоко враждебен феминистскому императиву, который требовал деконструкции агрессивной маскулиности. Работа Престона в проституции и написании СМ порно, его удовольствие в садистской сексуальности, и сама его идентичность основывалась на агрессивной маскулиности. Его ремарке о кастрации предшествует описание секса в его жизни. «Одно из моих предпочтений, ... это взять красивого молодого мужчину в шортах и положить его на мои колени и пороть его. (Это продолжается до тех пор, пока он не заплачет.)» (стр. 132)

Ядовитость его антипатии к анти-порнографическим феминисткам ясно видна в его самой известной, самой цитируемой нон-фикшн статье, озаглавленной «Прощай Салли Герхарт», написанной в 1982 году. Он обвиняет феминисток в травле геев из-за их сексуального поведения в форме садомазохизма, распущенности и «секса между поколениями» (так называется секс с детьми). Он говорит, что феминистки настроены против геев, потому что «гомосексуальность это самое полное выражение мужской сексуальности». (стр. 180) Поэтому «геи чувствуют, что женщины их предали» (стр. 181) и должны сопротивляться, потому что «Геи должны понять, что мы не можем отказаться от победы, которая принесет нам торжество мужественности.» (стр. 180) Престон говорит, что хотя феминистки утверждают, что геи имеют мужские привилегии, это неправда, потому что «Геи почти не имеют чувства власти. Мы имеем слишком яркие ощущения собственной беспомощности.» (стр. 181) Очевидно это феминистки, они же кастраторы, имеют власть. Хотя женщины прошли через тяжелую борьбу, они «создали политическую поддержку» для женщин, которой не имеют мужчины геи. (стр. 184) Они получают академические должности, в то время как геи не получают, и включаются в политику, что не могут сделать геи. Лесбиянки имеют «позиции влияния и лидерства», в то время как «Геи не находятся в похожей ситуации». (стр. 184) Это очень грубая, невежественная мизогиния.

Посыл в том, что эти властные, привилегированные женщины должны оставить в покое несчастных, уязвимых геев с их небольшими ресурсами. Феминистки, которые протестуют возле магазинов порнографии, «жестокие». Геи нуждаются в этих местах, потому что они имеют секс в задних комнатах. Феминистки, которые противостоят порнографическим магазинам «совершают несправедливые набеги на деликатные и уединенные места для мужчин, которых мы все меньше видим как врагов и все больше как жертв. Их противницы это хулиганки, трудноотличимые от подростков, которые избивают бездомных на пляже». (стр. 188) Феминистки, которые выступают против порнографии, точно такие же как другие гомофобы.

Женщины в общем, не только феминистки, обвиняются в заблуждении, потому что они видят связь между гейской сексуальностью, которая воспевает маскулиность, и мужским сексуальным насилием против женщин. Престон говорит что гейская сексуальность совсем другая. Сексуальность, которую пытаются развить геи, несомненно после ознакомления с его садомазохистской порнографией, это «сила, стремящаяся сделать мужчин равными. Процесс, зависящий от согласия, праздник мужского тела, который не зависит от унижения женского тела». (стр. 191) Характерная цитата из одного из рассказов Престона показывает, как работает это создание равенства: «Он схватил меня за волосы и грубо открыл мне рот. Я задыхался. Он только давил сильнее. Он ударил меня по лицу свободной рукой. Он ударил снова и горячая боль распространилась по правой стороне моей головы. Снова. Больше боли. «Ёбанная шлюха!» он закричал на меня. Другая пощечина. «Ёбанная шлюха!»» (Престон 1984: 15)

Иногда молодой мужчина, превращенный в раба в повести, становится хозяином в свою очередь. Это похоже на дедовщину в мужских школах в Великобритании, где младшие мальчики должны услужить старшим, и со временем им прислуживают уже другие мальчики. Равенством тут и не пахнет. Это внушение уважения к иерархии, а не равенство, и часто «нижние» не становятся «верхними». «Гейская страсть», говорит он, «это манифестация первичной формы гей освобождения», и если женщины считают это отвратительным, значит это их проблема. Феминистки не могут принять гей порно, предполагает он, потому что «это утверждение мужской любви к другим мужчинам. Это самое чистое возвышение мужской красоты и чувствительности.» (стр. 193) Феминистки признаны Престоном гомофобами, потому что они отрицают гей порно. Он описывает феминистскую критику как «настаивание на отвратительности самого факта гомосексуальности», что заставляет геев «вернуться во времена, где они видели себя грязными, развращенными и нежелательными.» (стр. 195) Поэтому лидеры геи должны отвергнуть все более неуместную феминистскую идеологию и создать договор с его населением. (стр. 195)

Неисправимая мизогинная природа гей порно показана в агрессивной маскулиности работ Тома Финланда. Тома Финланда считают своим вдохновителем многие гейские порнографы. Престон утверждает, что вдохновение для его собственной порнографической карьеры пришло от Тома Финланда: «Рисунки Тома Финланда обещали мне, что в будущем все будет весело». (Престон 1993: 193) Многие геи писатели признавали Тома Финланда создателем своей гейской идентичности, и важной фигурой внутри ценностей и практик гей порно и сексуальности, поэтому это полезно и поучительно анализировать его вклад в гей культуру.

Вдохновение для гей порно: рисунки Тома Финланда

Работы Тома Финланда считаются многими гей комментаторами библией геев о сексуальности и идентичности. Его биограф Мича Рамакерс сказал, что он стал «самым известным и самым признанным производителем гей эротики во вторую половину 20 века. Он доставил неизмеримое удовольствие нескольким поколениям геев, и даже предоставил то, что казалось недостижимым многим из них: инструменты для достойной идентичности.» (Рамакерс 2000: стр. IX) Рамакерс объясняет, что легендарные геи художники, такие как Энди Уорхол, Дэвид Хокни и Роберт Маплфорп «не делали секрета из своего восхищения, и последний собирал и продвигал работы финского порнографа.» (стр. X) «Для геев,» говорит он, «работы Тома Финланда играли важную роль в создании идентичности.» (стр. xi)

Том Финланд начал карьеру художника в Финляндии. К 1950-ым годам его работы, показывающие мужчин с огромными мускулами, публиковались в американских журналах про спорт, которые служили гейской порнографией того периода. С самого начала в его рисунках мужчины имели большие мускулистые груди и такие узкие бедра, что было удивительно, что они могли стоять, и также имели пенисы шириной с локоть и очень длинные. Пенисы втыкаются в отверстия других мужчин или просвечивают сквозь штаны. В 60-ые он специализировался на садомазохистской порнографии. Садисты были солдатами нацистами в ранних картинах; но, как объясняет Рамакерс, скандал убедил его убрать восхваление фашизма из гей сообщества, и он закрасил символы нацизма. В 70-ые, персонажи в его СМ порно носили черные кожаные униформы и кепки, которые были стилизованной нацистской формой. Свастики были редкими, хотя они все еще появлялись, наряду с орлами и значками СС. (стр. 126, 164) Маскулиность отличительная черта его персонажей. Они носят форму настоящих мужчин, подходящих американской гей культуре: формы охранников в тюрьме, ковбоев, мотоциклистов, строителей – все типы людей Village People.

Лица персонажей неотличимы друг от друга. Рамакерс указывает, что все они имеют одинаковые лица. Важной чертой персонажей является не то, кто они такие, но их размер пенисов. Рамакерс так описывает содержание картинок Тома: «Его репрезентация половых актов принадлежит мужской традиции, которая подчеркивает гениталии, их размер, и жесткий секс. Самые распространенные половые акты в его работах это трах в жопу, сосание членов и игра с грудью. Одновременно, сцены садомазохизма и сюжеты унижения и доминирования занимают выдающееся место в его творчестве. Поэтому кажется честным, назвать это гипермаскулиным видением мира.» (стр. 106)

Хотя мужчины, в которых входят один или два гигантских пениса, или их бьют, показываются улыбающимися, поэтому агрессию можно считать добровольной, в некоторых картинах они очевидно испытывают боль. (рисунок на странице 164)

Работы Тома Финланда стали считаться важными для гейского освобождения, когда случился поворот на бучность в конце 70-ых. До гей освобождения, мужская гомосексуальность была ограниченна манерными мужчинами, которые переняли женские паттерны поведения и были мужчинами неудачниками. Их сексуальные объекты не находились среди похожих людей. Маскулиность, а не феминность, была эротической, и желанной была гетеросексуальность «настоящих» мужчин, а не неполноценная маскулиность пидорасов. Поэтому женственные мужчины желали и имели секс с теми, кто казались им натуралами и бучами, несмотря на то, что они очевидно не были натуралами, потому что натуралы не имеют секс с мужчинами. Выбор предположительно натуралов был выражением ненависти к себе. Для мужчин, которых учили ненавидеть себя за несоответствие идеалам мужественности, гомосексуальность не имела ценности; плюсом были только маскулиность и гетеросексуальность.

После гей освобождения, мужчины, которые приняли идентичность гея, начали искать сексуальные объекты среди других геев. Недавно появившееся гей сообщество предоставило потенциальных партнеров. Единственная проблема была в том, что эти партнеры не имели желаемой маскулиности. Поэтому произошел культурный переход, в котором геи переняли гетеро маскулиные модели. Тогда они могли любить друг друга. Также они могли чувствовать новую уверенность из подражания доминирующему половому классу мужчин, а не быть униженными в класс женщин. Этот переход много критиковали. Для многих активистов из гей освобождения, он символизировал разрушение гендерной иерархии, как феминизм, а не ее воспевание. (Левин 1998) Том Финланд был идеальной иконой для тех, кто участвовал в переходе на маскулиность. Рамакерс замечает, что в конце 70-ых и 80-ые молодые геи профессионалы отвергали идею того, что геи должны быть менее маскулиными, чем их гетеро коллеги. Работы Тома Финланда воспринимались как освобождающие, потому что они полностью посвящены миру суперменов. (Рамакерс 2000: 11) Самой большой переменой в послевоенных гей идентичностях на Западе несомненно был этот большой поход за маскулиностью.

«В мире, где правила гомофобия, он показывал геям «зеркало», в котором они могли видеть себя такими, какими не были: настоящие мужики, живущие в Томляндии, где гомосексуальное желание не считалось печальным отклонением, но правило балом. В конечном счете, Том Финланд производил пропаганду – гомофильный гиперреализм, - утопию, контролируемую страстным братством сверхпидорасов.» (стр. 38)

Владелец арт галереи, процитированный в книге Рамакерса, оценивает, что «60% геев конструируют свои фантазии вокруг сцен, которые он рисует.» (стр. 12) Другой критик сказал в ответ на выставку его работ в 1986 году: «Изысканный художник с рейтингом X, по имени Том Финланд производит серии рисунков, изображающие гомосексуальный садомазохизм и изнасилование как веселое развлечение и очень в стиле мачо.» (стр. 13) Германский издатель его работ, Бенедикт Ташен, выражал их важность тем, что сказал «он в первый раз дал геям позитивный образ.» (стр. 23) К 1998 году, рисунки Тома были приобретены для постоянных коллекций четырьмя музеями в Финляндии и США.

Популярность Тома показала степень, в которой мужчины, принимающие гомосексуальную идентичность, чувствовали, что они страдают, потому что их не пустили во дворец маскулиности за влечение к мужчинам. Его работа показала им мечту, что они могут быть настоящими мужиками и геями одновременно. Они могут быть мачо даже когда их трахают. В картинах Тома нет слабаков. Как сказал Том, «Я начал рисовать фантазии о свободных и счастливых геях. Вскоре я начал целенаправленно преувеличивать их мужественность, чтобы указать, что все геи не обязательно должны быть «этими чертовыми пидорасами», что они могут быть красивыми, сильными и мужественными, как другие мужчины». (стр. 65)

Чрезмерное мужское доминирование картинок очевидно в одной картине, где мужчина трахает земной шар. Рамакерс так описывает рисунок: «Мир Тома крутится вокруг пениса, что можно понять буквально, что показывается в картине 1975 года, на которой мужчина летит в космосе. Он держит в руках планету Землю и его пенис входит в Землю. Трахать мир.» (стр. 99) Тома Финланда можно считать человеком, который дал геям мужскую силу и доминирование, в котором им прежде отказывали. К сожалению, сила пениса, и мужское доминирование в общем, может быть достигнуто только за счет женщин. Без женского подчинения, пенисы станут только деталями анатомии. Фаллический культ гей порнографии противоречит освобождению женщин, потому что освобождение женщин уберет все веселье.

Трудно представить аналогию порнографии в стиле Тома Финланда для лесбиянок. Лесбийская порнография, которая начала производиться с развитием секс индустрии для лесбиянок в 80-ые, не имеет символа женственности, формирующего основу для власти и обстоятельности. Женские гениталии видны, как и в гетеро мужской порнографии, но эротична только маскулиность. Порнография не предоставляет лесбиянкам путь в вышестоящий класс мужчин. Лесбиянки женщины, и остаются ими, если не стремятся достигнуть маскулиности. Лесбиянки сторонницы порно говорят, что они научились ценить порнографию, смотря на гей порно и впоследствии они копировали гейскую сексуальную иконографию в свою фантазию, сексуальную жизнь и культурную репрезентацию. (Смиф 1992) Через это копирование они стали боготворить маскулиность. В 80-ые это отражалось во вхождении в моду лесбийской бучности, и в 90-ые в эволюцию «трансмужчин», многие из которых стремились стать геями после операции, несмотря на отсутствие во многих случаях любой формы фаллопластики. В порнографии для лесбиянок не было мужчин, но там присутствует маскулиность в форме маскулиного поведения и сексуальных практик, важность дилдо, садомазохизма и того же набора маскулиных униформ, эротизированных в гей порно. Стремление к пенису и мужским привилегиям это печальный и безнадежный путь для лесбиянок. Даже операция не может предоставить этот священный грааль, потому что транссексуальные операции не могут сконструировать функционирующий пенис.

Интересно отметить, что геи не так увлечены лесбийским порно, как некоторые лесбиянки увлечены гейской версией порно. Поглощенные «ик фактором» некоторые геи находятся в ужасе от лесбийского порно. Роберто Бедойя пишет о том, как смотрел лесбийское порно от Барбары Хаммер: «Я честно чувствовал отвращение во всё время фильма». (Бедойя et al 1998: 246)

Критика гей порно

Несколько гей комментаторов критиковали мужественность гей порно и культ мужественности в гей культуре в последние десятилетия, потому что это противоречит освобождению женщин. (Столтенберг 1991; Кендалл 1997) Они указывали, что геи не могут иметь свою маскулиность, если женщины будут свободны от угнетения. Геи, которые поддерживали порнографию, не прислушались к этой критике, скорее всего потому, что гей публика не знала, почему они должны беспокоиться о женщинах. Они волновались только о себе. По этой причине, критики ценностей и практик гей порно старались обращаться к чувству самосохранения геев. Поэтому Джон Столтенберг из Мужчины Против Порнографии объясняет, что порнография возникает из гомофобии, которая ответственна за угнетение геев. Гомофобия это продукт мужского господства. Культурная гомофобия это побочный продукт культурной мизогинии. (Столтенберг 1991: 250) Поэтому «гей стигматизирован, потому что он воспринимается как женщина». (стр. 250) Столтенберг использует концепцию «интернализованной гомофобии», чтобы обозначить что некоторые люди боятся всех женских черт в своем характере. (стр. 251) В результате этой ненависти к женскому в себе геев стала привлекать преувеличенная маскулиность, изображенная в гей порно. Они могут идентифицироваться с настоящими мужиками или представлять, как их трахают настоящие мужики.

Термин «гомофобия» политически проблематичен. Как указывала лесбиянка феминистская психологиня Селия Китцингер, «гомофобия» неподходящий термин для описания лесбийского и гейского угнетения. Его придумала психология, и это психологический диагноз. Фобия означает иррациональный страх или ужас. Китицингер объясняет, что этот концепт усиливает силу психологии обозначать людей больными или здоровыми, и «деполитизирует лесбийское и гейское угнетение, предполагая, что оно происходит из-за личной неадекватности определенных индивидов, страдающих от диагностируемой фобии.» (Китцингер 1997: 162) Хотя я согласна с этой критикой, трудно избежать использование термина, который так широко и некритично используется геями писателями, во время обсуждения их работ.

Крис Кендалл это гей критик порнографии, который использовал похожий аргумент для выражения вреда, который порно наносит геям. Он указывает, что приверженность власти в форме гипермаскулиности просто усиливает модели поведения, которые являются источником гетеросексуальной мужской привилегии и гомофобное отрицание любого публичного возражения против маскулиности. (Кендалл 1999: 158) Он объясняет, что гомофобия работает, заглушая и наказывая всех мужчин, которые не поддерживают несправедливую гендерную систему гетеро-патриархального мужского доминирования. Ненависть к геям вырастает из мужского доминирования, потому что геи считаются неподчиняющимися системе, и в частности не поддерживают маскулиность. Верность гипермаскулиности таким образом вступает в сговор с самой причиной, почему геи угнетены, а не помогает закончить ее. Геи не смогли отвергнуть гей порно и его ценности, говорит он, и поэтому стали приверженцами мужских, гетеросексистских систем власти, которые центральны в их угнетении и угнетении всех женщин. (стр. 161)

Сторонницы гей порно говорят, что неравенство в материалах не вредит, потому что это не женщины унижаются в нем. (Стичин 1995) Кендалл отвечает, что проблема в неравенстве, а не в морфологии вовлеченных тел: «Всегда есть верхний и нижний, четко обозначающие тех, у кого есть власть и тех, у кого нет власти. Сторонницы гей порно на самом деле защищают явление, когда геи занимаются очень странной формой взаимности, основанной на взаимном абьюзе». (Кендалл 1999: 163) Указывая, что он «не хочет контролировать или чтобы его контролировали. Я не хочу дегуманизировать и быть дегуманизированным. Я не хочу подавлять и быть униженным.», он говорит, что он хочет «настоящее равенство, то, что не существует в гей порно». (стр. 164) Кендалл отвергает аргумент, предложенный многими сторонниками порно: что оно необходимо для гей идентичности и выживания. Он спрашивает, что это говорит о гомосексуальности, раз «наша выбранная идентичность должна быть реализована руками мужественного, явно гетеросексуального мужчины.» (стр. 164) Это связано с ненавистью к себе, а не с гордым самоутверждением. Он говорит, что хотя в теории геи могут выбирать, быть верхними или нижними, это всегда верхний, кто «находится в фокусе внимания и идеализированная маскулиная норма». Поэтому он имеет возможность называть подчиненных «девочками», «шлюхами», «суками», «шмарами» - то есть социально определяет их как женщин. (стр. 165) Это сведение гея к низкому женскому статусу — доминирующий способ, которым поддерживается гетеросексуальная маскулиность, и мальчики, считающиеся «другими» подвергаются приставаниям и насилию в школьных системах западного мира. (Пламмер 1999) Гей порно использует те же самые механизмы угнетения, которые вредят мальчикам по всему миру и приводят к высоким показателям суицида среди гей молодежи. (Рамафеди 1994) Эти механизмы используются как эротические сексульные штуки. Для Кендала это глубоко проблематично, и так должно быть для тех, кто заботится о здоровом выживании мальчиков, бросающих вызов гендерной иерархии.

Кендалл убедительно утверждает, что гей порно обучает геев ценностям и интересам, которые опасны для их интересов. «Гей порно», говорит он, «создает и продает сексуальность, олицетворяющую неравенство: эксплуатация и деградация других; уверенность в себе, связанная с агрессией; физическая сила, связанная с запугиванием; и поведение без согласия продвигается как освобождающее.» (Кендалл 1997: 33) Он рассматривает, как порнография, делающая абьюз возбуждающим, и показывающая геев подходящими объектами абьюза, играет роль в создании взглядов, приводящих к избиению и изнасилованию мужчин другими мужчинами. Квир теоретикессы, празднующие коммерческое сексуальное насилие, происходящее в порнографии и садомазохизме, никогда не упоминают бытовое насилие, происходящее в гей парах. Кендалл очень разумно просит геев подумать о том, что это значит для будущего и настоящего геев, что они находят «достоинство в подчинении и унижении». (стр. 43) «Почему сексуальное удовольствие должно происходить в форме наказания и физического избиения? Мы надеялись, что геи больше не будут подвергаться абьюзу. Разве теперь мы считаем, что наши сексуальные идентичности зависят от абьюза и требуют абьюз?» (стр. 43) Другая причина того, что порнография вредит геям, по словам Кендалла, это то что порнография разрушает их самооценку, делая тех, кто не подходит ценностям порно и не вписывается в гетеро общество, не вписывающимися также в гей сообщество. (стр. 49) Сигнорил приводит похожий аргумент в «Жизнь за пределами» (1998а), где он критикует создание гейской гипермаскулиности за негативные эффекты на самооценку геев и их сексуальное здоровье. Он объясняет, что индустрия гей порно играла главную роль в создании маскулиной гей идентичности, поэтому «На самом деле, в конце 80-ых и в 90-ых идеалом было то, что не существовало в природе. Это был полностью искусственный мужчина, искусственно созданная версия маскулиности. Самый почитаемый тип тела, маскулиный, мог быть достигнут только с помощью хирургии, лекарств, и компьютерного редактирования фотографий.» (стр. 69) Но Сигнорил критикует только некоторые аспекты порнографии, а не само явление порнографии.

Расизм и гей культура

Порнография это арена, в которой принято исключение этнических меньшинств геев, и где создаются идеи привлекательности, которые включают только определенные типажи белых мужчин. Этнические меньшинства геев исключены или маргинализуются во многих областях гей культуры и политики. Тони Айрес, азиат гей из Австралии, один из растущего числа геев и лесбиянок, пишущих о том, как они были исключены из лесбийского или гейского сообщеста, или о том, как они стали жертвой расизма. (Айрес 1999) Он объясняет, что в ранние 80-ые «быть китайцем в гей баре было одним из худших вещей в жизни». (стр. 89) Некоторые белые мужчины кричали на него «уезжай обратно на Родину», или гейские личные объявления гласили «нет жирным, манерным и азиатам», или мужчины в местах для публичного секса шипели на него «Меня не привлекают азиаты». (стр. 89) Некоторые хотели иметь с ним сексуальные отношения, как с экзотическим стереотипом азиата. Другие полностью его игнорировали, поэтому у него было деморализующее чувство, что «Он, в глазах большинства гейского населения, так же нежелателен, как женщина», (стр. 90) и что может быть хуже этого? В исследовании исключения рассмотрения геев-азиатов в политике про СПИД \ВИЧ, Карл Горалкришнан замечает, что «гей сообщество» в Австралии становится более маскулиным и англоцентричным, и исключает «любого, кто не поддерживает сильный маскулиный образ, напоминающий Берлин 30-ых годов и изображенный в работах финского художника \ фотографа Тома Финланда». (Горалкришнан 2000: 12) Так как гей порно имеет такое влияние на конструирование модели желательного, Ричард Фанг предлагает, что ответ в том, чтобы снимать больше азиатов в порно.

Азиатские мужчины, объясняет Фанг, наделяются стереотипом как несексуальные в американской киноиндустрии, в противоположность черным американцам, которые представлены жадными, ходячими пенисами. (Фанг 1999) В гей порно они примечательны своим отсутствием. В тех фильмах, где они появляются, они изображают расистские сексуальные стереотипы, которые возбуждают белых мужчин потребителей – т. е. они пассивные и их трахают белые мужчины, и часто в ситуации рабства или наказания. Фанг замечает, что опыт жизни гея азиата в белой американской культуре отчуждает и часто проявляется открытый расизм от сексуальных партнеров, поэтому «секс для меня источник удовольствия, но также место унижения и боли.» (Фанг 1999: 523) Статья Фанга не относится критично ко всему порно, только к расизму в нем. Он считает, что менее унижающая репрезентация азиатских мужчин в порнографии может помочь уменьшить расизм в гей культуре, потому что «Порно может быть активным агентом в создании статуса-кво секса и расы». (стр. 524) Так, Фанг принимает важность и неизбежность порнографии в гей культуре, и просто просит включить туда азиатов. Эта тактика похожа на тактику лесбиянок, выбравших создавать «лесбийское» порно. В такой тактике, угнетенные меньшинства уходят с правильного пути и ищут равенство в институтах, которые созданы из их исключения. Целью стала инклюзия, а не социальные изменения. К сожалению, включение азиатов или других маргинализованных слоев населения в порнографию, если предположить, что это может быть достигнуто в расистском сексуальном рынке, просто создаст новые категории жертв.

Крис Кендалл привлекает внимание к другому аспекту вреда от порнографии. Это вред, нанесенный гей порно мужчинам, снимающимся в порно. Защита гей-порно как важной для гей идентичности, истории и т. д., не рассматривает этих мужчин и мальчиков, кроме редких случаев идеи того, что быть порно моделью возбуждает и приносит высокий социальный статус и желательность. Трудно достать информацию о том, что случилось с гей порно моделями, и какой вред был нанесен их телам и жизням. Возможно это потому, что геи исследователи не видели смысла исследовать область, в которой предположительно все хорошо. Возможно собрать некоторую информацию из многочисленных биографий гей порно звёзд, которые были написаны для их фанатов. Гей порно звёзды - это иконы, поэтому книги о них стоят написания. Порно звезды представляют маскулиность, к которой стремятся потребители гей порно. Любое рассмотрение вреда, нанесенного этим иконам, например тот факт, что они умерли молодыми от самоубийства или СПИДа, испортит все удовольствие от порно.

Мужчины в порнографии

Биографии написаны, чтобы возвеличивать карьеры этих икон, так что они не заботятся об описании вреда, который порно нанесло этим мужчинам. Но в тексте есть подсказки. Порно звёзды из трёх биографий и одной автобиографии, которые я здесь рассмотрю, все умерли. Стефано был ВИЧ-позитивным и совершил самоубийство, другие трое, Кал Кулвер, Скот О‘хара и Эл Паркер – все умерли от состояний, вызванных ВИЧ. Как трое последних получили болезнь, которая убила их, не может быть установлено. Они все были очень сексуально активными, в своей работе в проституции, и занимались сексом в свободное время, и как живые объекты для пенетрации в порнофильмах, где секс очень часто был незащищенным. Поэтому их опыт в секс-индустрии и их смерти могут быть связаны. Сексуальный абьюз в порнофильмах разрушил достоинство Стефано, вследствие чего он совершил суицид.

Стефано был нижним. Как нижний, он испытывал значительный абьюз в порнографии, и стал ВИЧ-позитивным. Он принял слишком большую дозу наркотиков в возрасте 26 лет, после предыдущей попытки суицида. Его презирали люди, которые платили за его услуги проститута, несмотря на его звездный статус. Он не мог покинуть индустрию, потому что не имел образования и навыков. Его постоянно заставляли делать вещи в фильмах, которые были опасны для его здоровья и самооценки. Одним их этих вещей был незащищенный секс, но другие виды физического абьюза тоже присутствовали. «Я так стараюсь, и иногда я делаю слишком многое! На съемках я делал вещи, которые никогда не делаю сам. Мне делали фистинг, впихивали два дилдо в жопу, и я никогда бы не сделал это в личной жизни». (Ишервуд 1996: 103) Его привлекательность упала, и ему стало трудно зарабатывать. Ему пришлось работать проститутом и стриптизером, потому что порно плохо оплачивалось. Он получал одноразовые выплаты по 500-1500 долларов. В фильме его фистили, и он потерял статус. «После я слышал от каждого гея в городе, как меня фистили в Нью-Йорке и каким я был шлюханом». (стр. 116)

Скот О’хара стал знаменитым, потому что сделал минет самому себе. После того, как он получил звание «самого большого члена в Сан-Франциско», он пять лет снимался в порнофильмах. Он был известен за свою распущенность и любовь к публичному сексу. Но в последние месяцы своей жизни он сказал: «Я устал быть Скотом О’Харой. Я ненавижу переписывать историю, но я спрашиваю себя, насколько мне нравился секс. Я думаю, что мне нравилась идея секса больше, чем сам половой акт.» Он добавил: «Я стал практически пуританином». (О’Хара 1999: стр. 12)

Хотя он был знаменит своим большим членом, его сексуальные предпочтения заключались в подчинении, и он считал себя «больше пассивом по природе». (стр. 184) Дома и на публике, он был верным практикам, которые деградировали и унижали его. Он имел интерес в том, чтобы на него мочились, и хотел, чтобы это было сделано с пренебрежением к нему и его дому. Он хотел, чтобы писали на него и его кровать без мучений совести.