СССР-2061 [Антология]

Бескаравайный С.С Задумки лесничего

Семён поправил на поясе кобуру, оглянулся перед выходом. В доме был привычный порядок.

В углу аккумы гирляндой свисали с потолка. Россыпь малиновых огоньков, что зимой исполняла роль ночника. Печка погашена. Дверцы шкафа закрыты. Еда на столе под прозрачными крышками, а дверь на кухню — ещё и на щеколде.

Бардак, если честно. Но без грязи и расхлябанности. И без ощущения наспех прибранного жилища. Так сегодня будет правильно.

Семён захлопнул дверь — момент сосредоточенности на реальном закончился, проскочил между пальцами, как малёк в реке. Вокруг закружились полупрозрачные окна сайтов, сейчас еле заметные, ощущающие, что хозяин занят.

Пальцы на лямки рюкзака — и вперёд, быстрей уйти с тёплого пятачка, от аромата гейзера…

Семёну надо было подняться из небольшого распадка — он еще помнил, как его привозил сюда отец, и вокруг был бесконечный стланик, придавленный к земле ветром, да бирюзовых оттенков ягель. Низкие волны холмов скрывали горизонт. Только «Каблук» выбивался из общего ряда своими неправильными каменными гранями.

Теперь и холмов не видно, и какой горизонт в молодом лесу?

Вокруг росли лиственницы.

Уже выше макушки, руками не у всякой получается согнуть ствол, и привычные ряды саженцев скрадывает хвоя. Вот когда здесь вымахает настоящий мачтовый лес, и хвоя укроет землю, отпадут нижние ветви — тогда бесконечный квадратно-гнездовой порядок стволов снова станет намекать на простенькую программу посадочного робота.

Сейчас же тропа — это настоящая траншея в зеленой массе, надо идти по привычным ориентирам.

Обход.

Семнадцать контейнеров с аппаратурой, которые живут своей машинной жизнью, каждый день подпитываются от раскрытого зонтика батарей, выпускают стайки «ласок». Сами себе лесники и биологи — форпост пущинских ребят.

Только вот человеческий глаз тоже нужен.

Наливались цветом виртуальные окна — как раз, чтобы сличить очередные данные с реальностью. Андреевые мхи — вот они, в шаге от поворота тропы. Посмотреть, оценить через свой «визор» — да, растут, цифры подтверждаются… Следующая сверка через три сотни метров.

В голове Семёна начал сам собой складываться следующий пост — про вчерашних ужей, песца и первую в этом году лисицу, забредшую с юга. Фотки был вполне подходящими, без суеты и лесных кровавостей, получался вполне милый рассказец в стилистике «лесного происшествия».

Такие рассказы — литературная прокладка между простыми фотографиями закатов и нудными рассуждениями о потенциале экологической системы лиственничного леса. Первые иногда нравились читателям, а вторые — были средством бодаться с «биоорганическими химиками». Эх, пущинские…

— Наглость у лесных жителей работает вместо второй челюсти и серьёзно повышает все боевые качества… — наговаривать тест на микрофон уже как год вошло в привычку. Ноги шли, руки делали, язык говорил, я глаза посматривали по сторонам — лес всё-таки.

Но пост — обыденная мелочь, вроде помытой посуды. Разминка перед серьезным текстом.

Серьезный текст не может быть длиннее трех строчек — большего от лесника читать не будут. Даже с такой фамилией. И главное в нём — адресат.

Семён вызвал на одном из окон детальную структуру министерства. Лятовкина передвинули. Бармаш отвалил — инсульт. Сидоров или Товгань? В отделе санконтроля, который мог взяться за свежую породу инсектов, других людей он не знал. Лесник пересмотрел биографии, и решил, что Товгань — тётка основательная, такая при случае просто вымотает нервы самарцам.

Отбил «телеграмму».

Через час, обойдя точки, Семён вернулся к подножью Каблука. Проверил картинку на планшете, довольно кивнул. Поворот, еще поворот — и в минуту можно было подняться на площадку.

Но вертолету было еще с четверть часа лететь до «Каблука» — как раз время скомпоновать пост, выложить фотографии, и глянуть первые комменты.

«Ты всегда на посту;)» — Юля ёрничала. В вертушке особо делать нечего, пассажиры из сети не вылезают.

Семён размял спину, поприседал. Уж сколько времени хотел сделать тут скамейку нормальную, и навес — но нельзя, тут уже «защищенная местность». А из остатков стланика подходящей коряги, чтобы на ней сидеть можно было, пока не увидел.

Пора. Шляпки гвоздей в подошвах защелкали по камням.

Наверху было хорошо — зеленое море. Легкий ветер, который не успеет продуть до костей, и «стрекоза» вертолёта над холмами.

Семён махнул руками, включил фонарь — хоть день, а надо обозначить точку. Шум леса внизу дополнился сверху механической интонацией, вертушка надвигалась, и когда стало возможно различить лица за стеклами, Семён стал на одно колено.

Автоматика — автоматикой, а голову надо беречь. И, заодно, убрать большую часть виртуальных окошек.

— К приёму готов? — голос Коляна, пилота «Астры», прорезался в наушниках.

— Подтверждаю! — приходилось кричать, — Завтра в десять?

— Да!

Лопасти уже были над головой, машина зависла над «площадкой», раскрылась дверь.

Юлька, как чертик их коробочки, выпрыгнула из салона, прямо в объятья лесника.

— Жаркой ночки, прокипяти её хорошенько! — Колян не удержался от шуточки, и вот уже машина сдвинулась чуть вверх и вбок, а шум моторов начал уходить вместе с ней.

— Ну ты даешь — в пятницу во Владике, а в субботу здесь, — Семён поцеловал невесту.

— А ты… медведь ленивый… нет чтобы смотаться… все на заимке этой…

Стоять коленях, да ещё на холодных камнях, было жутко неудобно — через полминуты они отлипли друг от друга.

Юлька, в полевом комбинезоне, тоже с легким рюкзаком, была той самой «лаборанткой по голосеменным», как обозвала её подружка, представляя их на январской конференции. Сдвинутые на нос очки допреальности, какие-то футляры на поясе. Вполне себе ботаник из полевого лагеря.

— Снова без ружья, лесник?

— Мне и этого хватит, — Семён давно решил, что от медведей, если забредут, он и из старичка «лебедева» отобьётся, — Пошли, покажу что нового…

— Ой, экскурсовод магаданский. На весь свет о новой лесенке раструбил, а теперь вот мне показать решился…

— И зря ты говоришь только про лестницу, — Семён отшучивался, придерживая гостью на поворотах «каблука», — Я и про ванну мог бы рассказать, и про новый ледник, да только сюрприз дело святое, и портить его анонсом надо в самый последний миг…

— Помню, помню твой последний миг, и месяца не прошло. Встречает такой веселый меня на скале, а в руках скафандр. Специально, говорит, заказывал, потому как гнуса много, съедят нас. И сам физию под шлемом держит. Инопланетянин…

— Вполне себе гуманоид, сама видела…

Июльский, без нескольких ней августовский, лес одуряюще пах под солнцем, и казалось, что в жизни может быть только хорошее.

Скоро показался распадок — с крохотным гейзером на склоне холма, с избушкой, и ручьем…

— Блин, да ты водопроводчик и сантехник, — Юля поцеловала лесника.

— Вот-вот, скромный бассейн своими руками, только зимой из него зверье выгонять придется.

— А я тоже молодец, тебе ядрёных цитрусов привезла.

— Каких?

Юлька захохотала.

— Ну ты что думаешь — я вот к тебе еду, и везу не ядрёные цитрусы? Ты ж меня не поймешь… — и взялась за деревянный поручень лестницы.

— Как тебе лес? — Семён решил не брать такой быстрый разгон.

— Вчера картинки сверху смотрела, на Мологдинке рост весь долбанулся, ну так зима холодная была. И пьяные леса плохо растут — мерзлота под корнями подросла…

— Знаю. Татаринцев свою березу сажать не рвется?

— Пф… Да черта лысого у него в этом году проект протолкнуть выйдет, черта лысого, — гостья с удовольствием начала пересказывать сплетни, — Он финикам хочет тему по сосне впарить. Которая с новой целлюлозой.

— Клюют?

— Да вроде ведутся, — она дёрнула дверь.

— Кто там? — строго спросил голос из мультика и послышался тревожный механический звук.

— Ё! — Юлька дернулась, как от электричества.

— Вот услышит такое лисица, и в дом заходить не будет, — наставительно хохотнул Семён.

Гостья пихнула лесника локтем в бок.

— Все из головы вылетает — ты лесник или лесничий? — внутри она осмотрелась, вспоминая, где тут что.

— Да всё вместе — обходы как у лесника, но ближнее начальство в Магадане сидит, так что вроде и лесничим получаюсь. Электроника всё равно от академии идёт. Что есть будешь, золотце?

Неправильная полярная ночь. Только закончился единственный час темноты, и за окнами снова солнечное утро. Семён вылез из-под одеяла, подкинул дров в печку, включил было лампочку над столом, но электрический свет мешал солнечному. Лучше было смотреть на огонь. Он причудливо гармонировал с пылинками, плясавшими в солнечном луче.

— Чего такой тревожный? — богатство впечатлений за последние сутки гнало сон прочь, но и просыпаться гостье совершенно не хотелось.

— Проект уже который год в клещах.

Юлька непонимающе прищурилась.

— Помнишь, как с лесами всё начиналось?

— Я еще совсем соплюшкой была и меня «кукла-Сонечка» по жизни занимала, — она зевнула.

— Отец тогда за ум взялся. Дед-то просто экологом был, плохо кончил, — Семён чуть дернул головой, отгоняя неприятные воспоминания, — А я тоже пацан-пацаном, только по дворам знал, что бегать, да в «броневички» резаться.

Треснуло еловое полешко.

— Отец первым рабочую модель «новых лесов» составил — идёт потепление, есть хорошие работы по генокоду лиственницы, давайте передвинем границу тундры на полторы сотни километров. Окультурим севера. У Бахметьева, тогдашнего министра, всё пробил — и деньги свободные как раз у лесовиков появились. Ясно стало, что пластик окончательно дерева не заменит, можно на перспективу сработать. И сработали. Дёшево и сердито. Десяток больших теплиц на сезон заняли, а потом роботы по лесотундре прошли…

— Ты тогда на биолога пошел учиться?

— Нет. То есть да, я и статьи читал, и в школе тянул, и в сообществах мог выступить… Только всё чушь. Вздор. Я по деду сильно скучал. Он-то хоть и по жизни ничего толкового не сделал, сотни часов записей оставил. Своё мнение по любым вопросам. А говорить он умел…

Лесник утер ладонью лицо.

— Так и получилось — отец был занят на северах, я покойника слушал, и вроде как по семейной линии шёл. Тихо-мирно, пока не случилось того дела с тайским рисом. Поганая история, вся эта агентура влияния…

У Юльки под рукой кроме подушки не было вообще никакой техники, а лезть сейчас за телефоном, чтобы глянуть подробности старых дел, было бы откровенным хамством.

— Мне хватило ума, чтобы не взять тогдашние гранты, что предлагали, и не уехать в Австралию. Но глупости, чтобы поругаться с отцом — тоже хватило. Дурацкая ситуация, когда всё, что ты делал раньше — в пять минут становится не твоим, и надо менять вектор. Я плюнул. Вспомнил курсы по военке, дернул добровольцем на управление беспилотников… Загорелась Фергана, и понеслось.

Про Третий киргизский инцидент она как раз знала в мельчайших деталях.

— Там у меня мозги на место встали. Когда мимо тебя очередную тушку без головы проносят — мы рядом с госпиталем размещались — понимаешь, что этот человек уже никаких глупостей не сделает. У него все в прошлом.

— Словом, через пару лет помирился, вернулся, начал осваиваться по новой, и тут отец на Путарано грохнулся…

Слова были лишними. Одна из тех катастроф, которые меняют лицо науки. Вот был человек-двигатель, но сгорел в дурацкой вертолетной катастрофе.

— Я покрутился — и вот здесь осел. Одна из его старых точек. Охочусь и рыбачу, раз в три месяца выпрыгиваю на конференции. И так, в принципе, могу прожить до пенсии — и он замолчал, уйдя в себя.

— Так в чем проблема, Сёмка? — гостья окончательно проснулась, — У тебя авторитет броневой — ветеран. В академики не лезешь, клевать тебя не за что. Спокойно живи. До наших седых волос тут уже всё вымахает, хорошие дровеняки станут. Обычные вырубки с посадками пойдут, как везде. И охотники набегут.

Семён всё смотрел в огонь.

— Шелкопряд 2j-q — проблема этого месяца, — голос у него стал равнодушный, уставший. — Ребята из Самарского отделения. Прошили саранчу промышленным шелкопрядом и купольной медузой. Эта дрянь жрёт хвою и дает полимерную нить экстра-класса. Семьсот кило разрыва на квадратный… А, — он махнул рукой.

— Читала я о них. Обычная рацуха. Сели на лесозаготовках, присобачили контейнеры к машинам по обдирке стволов. Возни много, — она перевернулась, нашарила заколку, стала собирать волосы на затылке в привычный пучок, — Их через пару лет химики в очередной раз сожрут.

— На внешних рынках растёт спрос. Если пойдет ажиотаж — они могут пробить в министерстве большой проект.

— Погодь…

— Да, можно запустить саранчу, чтобы выжирала целые районы. Ограниченное число поколений, выход на стерильность. Потом поставят несколько тысяч сборщиков — дешевых роботов — будут склевывать коконы, у тех «срок хранения» на открытом воздухе года два. Или три. Не помню. Через минвнешторг можно так тряхнуть рынок — мало не покажется.

Гостья задумалась.

— Они такие… одни? С глобальной перспективой?

— Верно мыслишь, Юленька. Таких команд сейчас штук двадцать. Все молодые и резвые, все хотят новые леса в дело пустить… В топку поступательного развития экономики.

— А ты?

— Если начну мотаться по коридорам в министерствах — весь отцовский авторитет дымом уйдет. За полгода. Я стану копией деда. Каким-то недоумком, что стоит на пути прогресса и несёт околесину. Меня перестанут принимать в кабинетах, забанят на официальных форумах, и придется идти, собирать подписи под очередными петициями «спасем лиственницу».

Раскрытой ладонью он яростно потёр засвербевший нос.

— А ещё через годик-другой я перегрызусь со всеми стоящими ребятами из министерства, и окончательно уйдут во флорозащитники…

— Но ты здесь сидишь… — Юля понимала, что серьезный разговор идёт и про него, и про неё. Попусту такие разговоры не начинаются…

— А я в засаде. Тот случай, когда резерв и угроза контрудара куда важнее самого удара… Есть, понятно, и вторая чаша весов. Противовес борзым ребятам. Академики.

— Филоненко.

— Да, золотце моё, этот бронтозавр с двумя сотнями монографий знакомствами по всему миру. Долькин. Павколко. Твой руководитель ещё — достаточно маститый. Отец ругался с ними до хрипоты, но когда его не стало и всё покатилось по инерции — они зубами вцепились в тему.

— Какими зубами. — Юлька захохотала и поправила сползающее одеяло, — Там уже докторские на пять лет вперёд поделены, всё расписано. Тебе ж сколько раз предлагали.

Семён равнодушно поморщился — в глазах ровно ничего не отразилось, а губы шевельнулись, так и не сложившись в презрительную ухмылку.

— Ещё престиж. Этими лесами козыряют — такого масштаба и в Канаде не получили, финики с норгами на слюну исходят… Половина переделки фауны естественным путём идет, как с теми выдрами…

— Так чего ты дурью маешься посредине жизни? Хорошо хоть меня встретил, а так бы сидел в лесу, корчил бы из себя юнната до конца дней. Выбери сторону, Сёма. Сторожить отцовский авторитет до седых волос — не твоя тема.

— Раньше это называлось «золотой акцией». Я держу бога за бороду, только она иногда становится волчьими ушами… — саркастическим тоном Семён обратился к потолку. Снова помолчал, — Отцовское дело продолжить это не в кабинете поселиться, и не здесь себя похоронить…

Гостья морщила нос, а отсветы огня из печки играли на её задумчивом лице.

— Ты уже что-то придумал?

— Придумал бы — начал делать. Пока вот на заимке семейную жизнь строю… И, кстати, было бы неплохо строить её еще сколько-то лет…

И тут «специалистка по голосеменным» не съехала с темы на обсуждение горечей воды и хорошего питания. Не зацепилась за быт. В глазах Семёна этим она сдала небольшой экзамен.

— Так чего ты хочешь — продолжатель? И чего хотел отец? На большой земле его именем сейчас все лесоводы козыряют…

Тяжелей всего Семёну было говорить затёртые слова так, чтобы они шли изнутри, а не копипастились из сети…

— Отец хотел ресурсов для страны. Это самое начало пятидесятых, только все налаживаться стало. Получились леса, что лучше любого банковского вклада — сами растут. Если бы ничего не менялось — я бы точно знал, что надо ещё двадцать лет простоять. Ночь продержаться… Загонял бы в аналитику спутниковые фото, смотрел бы, где незаконные вырубки, а потом в ту же аналитическую прогу загонялись бы спутниковые фото дачных поселков. И структура администрации. Надо было бы просто смотреть на доходы и долбать коррупцию. Пф… А так я не хочу, чтобы отец вторым Кольбером стал.

— Кем? — у неё рука дернулась к телефону.

— Тот во Франции первоклассные леса насадил. Чтобы мачты для парусных кораблей делать. Четыреста лет назад. Как раз к созданию пароходов они и выросли.

Юлька окружным путём вспомнила эту историю. Да, сколько раз рассказывали на лекциях, но поначалу в голове всплыли фильмы, а только через них — леса.

— Я тебе предлагаю приличное семейное дело… — взгляд Семёна был совершенно серьёзен.

От резкой перемены темы у неё вздёрнулись брови.

— Генетических проектов будет всё больше. Лишайники модифицированные. Грибы. Перепрошитая живность. Очень скоро ни я, ни твои руководители не смогут помешать «рацухе».

— Ну ты сальто-мортале зате… — она сообразила.

— Да, чтобы леса стали промысловыми, чтобы тут фабрика зеленая запустилась, надо выбрать правильные проекты. И наследство не профукать, и собакой на сене не сгнить. В одиночку у меня не получится. Знаний не хватит. Но в тот день, когда появится что-то правильное и я… — он поправился, — и мы согласимся, что это надо запускать в реализацию…

— Ты прямо на белом коне… — она обольстительно улыбнулась.

— Пожму руку очередному доценту из Пущинского филиала академии. Или профессору. И сделаю всё, чтобы его тему поставили в реализацию. Лучше, если у него будет целостный план по нескольким видам…

Гостья задумалась.

— Мы сколько с тобой знакомы?

— Вчера было полгода, с конференции в Мичуринске, ты же помнишь…

У неё вдруг резко дёрнулась щека. Она шепотом заругалась, вспоминая чью-то родню, села на перине, завернулась в одеяло.

— Ты, вполне себе милый и приличный биолог. Не какой-то перестарок, со свитером и седой бородой, свихнувшийся на своей трубке, а нормальный парень. Не без гонора, тьфу, амбиций, хотела сказать, но не карьерист. И тут у тебя идея — как перевернуть Землю за два часа.

— Не Землю, а новые лиственничные леса, и совсем не за пару часов… Тут вся жизнь уйдёт.

— И ты мне предлагаешь вот в этом деле участвовать?

— Да. Без тебя не получиться.

Она выругалась уже в голос.

— Это опасно?

— Чем? — удивился Семён.

— Блин, у тебя что, лобовая броня вместо башки?

— Ты хочешь сказать, что твой прохфессооррр возьмёт пробирочку с ядом и попытается отравить меня, потому как я ему всю малину с докторантами испортил?

Гостья отрицательно замотала головой, но прежде чем начала снова ругаться, он продолжил.

— Самарское отделение и всякие перспективные ребята? Там где выход на большие деньги и можно что-то невзначай сделать против государственных интересов? Да?

Утвердительный взгляд.

— Ты немножко недооцениваешь уровень планирования. Не моего, а как раз государственного. Как сказали бы сто лет назад «в госплане дефицит на дураков».

Она слушала.

— У отца была картинка использования лесов на сто лет вперёд. Вполне традиционная. Она до сих пор лежит в министерстве, и её-то нарушением получается отпугивать наших замечательных авантюристов. Про меня они как раз практически не знают. Я для них, — Семён пошевелил пальцами, ища правильные слова, — Теневой облом. Но идеи «быстрой эксплутатации биоты» с каждым разом всё заманчивей. И не всегда они тупые или жадные. Прогресс потому как. Нужен коллектив, который будет делать опережающий план развития. С учётом генетических выдумок завтрашнего дня. И если такой коллектив возникнет, его прикрывать будет как раз государство. Потому как альтернатива, в итоге — закупать долговременные планы развития у калифорнийцев. Или у китайцев. Там, — лесник указал пальцем в потолок, — окончательно дозреют лет через десять, и если не будет нормального проекта, то и за тупиковые варианты могут схватиться. Кому оно надо?

— И как начнёшь им перспективы предлагать, самарцы решат, что ты им дозарезу необходим?

— Не то, чтобы я был такой уникальный и ценный кадр, но если во не увидят «ключ к проблеме», то чего на меня доносы писать?

В голове у Юли щелкнул еще один контакт.

— Тебе первому в голову пришла такая идея? С долговременным планированием?

— О нет, — Семён беззвучно засмеялся. Организм требовал чем-то заправиться, а рядом, под прозрачной крышкой, лежал бутерброд, — Сейчас расскажу.

Юля тоже потянулась за едой, и получилась короткий «ночной дожор»…

— О планировании лесов уж сколько лет кричит Самарцев. У него вполне годное сообщество в сети собрано, идейки там мелькают серьезные, но это болото. В сороковые они были на слуху, и оттуда многие на дело ушли. В пятидесятые туда заглядывали «вдруг молодые есть», и кого-то за уши наверх выдергивали. А сейчас остались там старики, которые между собой уже триста раз поругались, да молодые лентяи с бойкими языками. Их форумы читают, но и шарахаются — тамошний контингент… — пожал голыми плечами Семён.

— Обгадит всё… — закончила Юля.

— Есть Хромов и Полющенко — в Питере. Серьезные парни, и если они попрут наверх, я у них на дороге становиться не буду. Но они больше на перелицовке сидят.

— Да, — закивала гостья, — Читала их статью по дубравам средней полосы и модифицированным клещам. Передрали у бритишей…

— Тоже уметь надо. Кстати, большая часть наших планировщиков — как раз на средней полосе, да на южных областях сидит. Оборот биомассы выше, идей больше, и при случае на коллег посмотреть можно.

— Чего за бугром… — она снова задумалась.

— Раньше бы сказали про новые территории: «некем взять». Сейчас такое с идеями.

— Так ты, — он вскинула голову, — На отцовское место метишь? Или как?

— На отцовском месте сейчас Ломищев. Раньше чем он уйдёт, я туда и соваться не буду. По многим причинам. Но мне нужен детальный проект. Нужна команда. В идеале — нужна структура. Но не обязательно… Ты — со мной?

Юля прищурилась.

— Я подумаю. Недолго, — она вполне серьезно кивнула, — А теперь хорош размахивать саблей, абстрактный ты мой. Махни мне чем-то… Чем-то конкретным…

Семён засмеялся.

Он точно знал, что Юля согласиться. Потому как у её семьи была собственная история, которую сейчас совершенно некстати было вспоминать…

Настоящее утро пахло яичницей, разогретым мясом и чужой для этих мест корицей.

Юля, уже одевшаяся для дальней дороги — только без рюкзака и куртки — сосредоточено намазывала на хлеб медовую пастилу.

— Дольше пяти, ну шести лет — у тебя тут отсиживаться не выйдет. Как только австралийцы запустят свой проект по лизиновым гусеницам, на эвкалиптах — всё. В министерстве схватятся за голову и крикнут, что мы отстаём.

— Мг, — лесник уплетал глазунью, — И про зарыбление не забудь. Модификаты осетра. Охотское море — это через пять лет. Если получится, промысловики на хрен с цепи сорвутся.

— Ох, и кто из нас вульгарничает? А? — она фыркнула, вспоминая, как в их первые свидания Семён пытался её воспитывать, — Но что-то из комплексных программ надо будет выбрать раньше. До всеобщей запарки.

— Вот. Ты сидишь на вопросах комплексной работы с биотой. И вокруг тоже тебя как раз этим занимаются. Если я правильно понимаю, половина дипломниц у Кудрявцева ищет противоречия в новых проектах…

— Катастрофические последствия в локальных экологических системах в краткосрочном и среднесрочном плане… — официозные интонации получались у неё весьма впечатляющими, — Декан приговаривает, что долгосрочные дают слишком большие цифры, чтобы кого-то ими пугать.

— Тебе лучше видны перспективные вещи… И люди — присмотрись, кто подходит. У меня в запасе только одна попытка, когда с именем отца можно будет начать проект. О таком каждый день не болтают…

Юля удачно поддела вилкой «глазок».

— А как ты рубишь всякий шлак, Сёма? Саранчу ты уже наверняка застопорил…

— Потом расскажу, — оскалился лесник, — Долгая история.

— Да, у тебя есть доступ, — она отставила чашку и посмотрела на бесконечные волны хвои… — Сёма… Игру ты затеял. И дело вроде правильное. Но сидеть там, в нашей «эко-лаборатории», корчить из себя не пойми кого… Охотницу за головами?

— Так не изображай из себя Миледи. Оставайся здесь… Не сегодня, понятно, но приезжай надолго.

— Работа по сети?

— Кудрявцев тебя знает, кандминимумы ты сдала. А тут всё вместе — сбор материала и лаборатория в одном флаконе. Получишь своего рода независимость от коллектива. И новый проект не покажется тебе «перебежкой». Муж и ребенок прилагаются…

Она показала большой палец, но, отложив вилку, постучала костяшками пальцев по лбу.

— Здесь всё чертовски романтично, только вот роды в дикой природе — не мой конёк…

— Юля, я что, на хипаря похож? Медицина должна быть правильной. Я о другом… Если у ребенка здесь первые годы пройдут — ему не придется искать смысл жизни.

Он тоже отложил вилку, прикрыл ладонью её пальцы.

— Как там в столицах повернётся — ни ты, ни я не знаем. Если люди снова за деньгами гоняться станутся — ребёнку объяснить что-то сложно будет.

— А сейчас?

— Сейчас спокойно всё… Деду ж твоему за квартиру не платить, как при старом режиме? Законсервируй свои две комнаты, и сюда. Никуда библиотека не денется. Если нет ЧП — раз в две недели можно на большую землю летать.

Она задумалось. Всё было правда. Честное предложение, такое не каждый день делают.

Но пока, пока надо было собираться и выходить — до вертолета оставалось сорок минут. Ответ надо будет дать по дороге.