Сталин и Гитлер. Кто кого обманул

Операция «Утка»

Обстоятельства гибели Л.Д. Троцкого давно привлекают внимание исследователей. Ни для кого не секрет, что Р. Меркадер, нанесший 20 августа 1940 г. смертельный удар альпенштоком вождю IV Интернационала, был не просто фанатиком-одиночкой, а орудием в руках органов госбезопасности СССР[347]. Однако, зная детали операции по устранению Троцкого и имена людей, которые ее подготовили и провели, нельзя сказать, что в этом деле все до конца ясно. Прежде всего следует основательно разобраться в вопросе, какие конкретно обстоятельства обусловили гибель Троцкого.

Вряд ли можно признать убедительной широко распространенную в литературе версию (она нашла наиболее яркое отражение в работах Д.А. Волкогонова), согласно которой Сталин и его окружение еще в середине 20-х годов тайно вынесли Троцкому смертный приговор. По их распоряжению спецслужбы ОГПУ—НКВД с первых дней пребывания Троцкого за границей (выслан из СССР в феврале 1929 г.) вели на него охоту и в августе 1940 г. привели приговор в исполнение.

Эта версия при всей ее, казалось бы, внешней логичности порождает целый ряд вопросов, на которые невозможно дать вразумительный ответ. Предположим, что участь Троцкого была действительно давно предрешена. Но не проще ли было в этом случае устранить его в СССР, инсценировав, к примеру, какой-нибудь «несчастный случай», а не высылать за границу, где ликвидация такой заметной фигуры могла быть сопряжена с проблемами и вызвать международный скандал? Если все же допустить, что устранение Троцкого планировалось провести после того, как он окажется за рубежом, то как тогда объяснить, что это было сделано лишь на двенадцатом году его пребывания в изгнании? Трудно представить, что соответствующим службам могли быть даны неограниченные сроки для выполнения задания. Долготерпение Кремля выглядит и вовсе необъяснимым, если принять во внимание то обстоятельство, что уже с первых дней пребывания Троцкого за границей было ясно, что он ни за что не капитулирует, а будет еще яростнее атаковать Сталина, его окружение и Коминтерн.

С «технической» точки зрения проведение теракта против Троцкого для советских спецслужб, думается, не представляло особой трудности. Первые десять лет пребывания за границей (в Турции, Франции, Норвегии и два первых года жизни в Мексике) Троцкий, как он сам признавал, не имел сколько-нибудь серьезной охраны[348]. Лишь в 1939 г. он укрылся в доме на улице Вены в Койоакане, одном из районов Мехико, который его сторонниками и мексиканской полицией был превращен в настоящую крепость. Однако ни высокая бетонная стена, ни прожектора и сложная система сигнализации, ни взвод охраны его не спасли. Когда потребовалось, его достали и в крепости. И вновь нельзя не задать вопрос: почему Троцкого не трогали, когда устранить его было относительно несложно, а активность начали проявлять тогда, когда условия стали в общем-то неблагоприятными?

К сказанному следует добавить еще одно соображение. Если верить документам, преданным огласке в последние годы, Троцкий долгое время, по крайней мере с 1933 г., находился «под колпаком» ОГПУ-НКВД. В его собственном окружении и окружении его сына Л.Л. Седова постоянно находились агенты советской разведки, благодаря которым Москва была в курсе того, где конкретно находится Троцкий, кто и как его охраняет, что он делает и даже что он намерен в ближайшем будущем предпринять и опубликовать[349]. При наличии такой информации проведение «акции» не представляло проблемы. Тем не менее до 1940 г. ничего не предпринималось.

Ответ на все эти вопросы заключается, по-видимому, в том, что до 1939 г., а скорее всего даже до января 1940 г., никаких решений о физическом устранении Троцкого принято не было и никаких распоряжений на этот счет советские спецслужбы не получали. Легенда о смертном приговоре, вынесенном еще в середине 20-х годов, вышедшая из-под пера Троцкого[350], ничего общего с тем, что было на самом деле, не имеет. В равной степени представляется не соответствующей действительности и модификация этой версии, появившейся в российской литературе, согласно которой распоряжение «огреть по голове» Троцкого Сталин якобы отдал в 1931 г., а руководители НКВД Г.Г. Ягода, Н.И. Ежов и многие их сотрудники поплатились жизнью не в последнюю очередь за то, что не смогли выполнить эту волю вождя[351].

Читатель, знакомый с трудами Троцкого, возразит: как же быть с теми случаями, когда жизни изгнанника в 30-е годы действительно угрожала опасность? Ведь сам Троцкий однозначно оценивал имевшие место инциденты как дело рук Кремля.

Оставим эти оценки на совести их автора, который в пылу политической борьбы готов был возложить ответственность за все, что случалось с ним, и вообще за все, что происходило в мире, на Сталина, Коминтерн и их агентов. Как будто не было ни белогвардейских организаций, у которых к Троцкому еще со времен гражданской войны в России был особый счет, ни испанских республиканцев, горевших жаждой мести Троцкому и его окружению за стоившее огромных жертв восстание в тылу республиканских войск в Барселоне, которое ПОУМ, организация «троцкистской ориентации», подняла в мае 1937 г.

Напомним о трех наиболее известных «покушениях советских спецслужб» на Троцкого в 30-е годы.

Осенью 1931 г., когда Троцкий пребывал на территории Турции, против него действительно замышлялся теракт. Но планировался он не агентами ГПУ, а белогвардейской организацией под руководством генерала А.В. Туркула, того самого, который во главе казачьей бригады будет впоследствии воевать в рядах вермахта против СССР. Советскому правитель- ству стало известно о подготовке покушения. Казалось бы, если в Москве Троцкому был вынесен смертный приговор, то стоило ли мешать его приведению в исполнение, тем более что это могло быть сделано чужими руками. Однако руководство СССР предало планы белогвардейцев огласке и тем самым спасло Троцкому жизнь. А что же Троцкий? Он ухитрился представить случившееся как плод коварной политики Кремля. «ГПУ способно одной рукой подталкивать белогвардейцев к покушению, через своих агентов-провокаторов, а другой рукой разоблачить их, на всякий случай, через органы Коминтерна»[352], — заявил он. Разъяснять ключевой «аргумент» этого, прямо скажем, абсурдного объяснения происшедшего, выраженный в словах «на всякий случай», Троцкий не счел необходимым.

5 августа 1936 г. на квартиру Троцкого в Норвегии совершили налет квислингисты. Убийство Троцкого в их планы не входило, да это было и невозможно, поскольку Троцкий находился в отъезде. Налетчики рассчитывали добыть материалы, которые позволили бы им скомпрометировать правительство норвежских лейбористов, разрешившее Троцкому пребывание в стране. В Норвегии в это время шла острая предвыборная борьба и «карта Троцкого» активно разыгрывалась правыми силами. Не исключено также, что норвежские фашисты действовали по указке из Берлина. Имеются убедительные документальные подтверждения того, что копия единственного изъятого налетчиками документа (письма Троцкого французским единомышленникам) была сразу же передана в германскую миссию в Осло, а оттуда прямиком переправлена на Вильгельмштрассе[353]. Хотя норвежские власти, расследовавшие данный инцидент, ясно заявили, что говорить о причастности к нему Москвы нет никаких оснований, Троцкий настойчиво повторял, что налетчики рассчитывали учинить над ним расправу, что случившееся — дело рук ГПУ и, может быть, даже плод сотрудничества последнего с гестапо[354].

Нельзя не отметить, что устраивать такую шумную «выемку» корреспонденции из квартиры Троцкого для советских спецслужб не имело никакого смысла. В период пребывания

Троцкого в Норвегии они имели возможность, используя агентурные каналы, знакомиться со всей его текущей перепиской.

Наконец, третий случай. В 1938 г. у ограды дома Троцкого в Койоакане (тогда он еще проживал на улице Лондона) прогремел взрыв. Незадолго до этого к воротам подходил посыльный с подарком для хозяев. Охране он показался подозрительным, и его не впустили. Троцкий не сомневался, что впоследствии взорвался именно этот «подарок», и заявил, что это была попытка покушения на его жизнь, организованная Москвой[355]. Но зададим вопрос: даже если действительно посыльный пытался внести в дом Троцкого бомбу, то почему после того, как сделать это не удалось, она была взорвана у ограды? Ведь было ясно, что Троцкий не пострадает, что его охрана после взрыва будет только усилена, и в следующий раз организовать покушение будет значительно сложнее. Взрыв в Койоакане походил не на покушение, а скорее на предостережение, адресованное не только, а, может быть, даже не столько Троцкому, сколько правительству Мексики. Известно, что мексиканские коммунисты настойчиво добивались высылки Троцкого из страны. Отчаявшись повлиять на позицию правительства Л. Карденаса с помощью петиций и демонстраций, некоторые горячие головы вполне могли решиться на этот крайний шаг в надежде дать понять, что вопрос стоит весьма остро и его решение не терпит отлагательства. Настроения, царившие в те дни в среде мексиканских коммунистов, многие из которых только что вернулись с фронтов Гражданской войны в Испании и были потрясены событиями в Барселоне, ярко отражены в воспоминаниях знаменитого мексиканского художника Д.А. Сикейроса, который принимал самое непосредственное участие в борьбе против Троцкого в 1938-1940 гг.[356]

Нельзя не затронуть и еще один аспект версии об имевшей якобы место в 30-е годы охоте советских агентов за «головой Троцкого». Не имея необходимых доказательств, ее сторонники обычно указывают на исчезновение или гибель нескольких соратников Троцкого и преподносят это как свидетельство намерений советских спецслужб расправиться и с ним самим. Однако, если принять этот аргумент, то придется признать, что агенты НКВД действовали весьма странным образом: они охотились за Троцким почему-то не в Мексике, где он проживал с января 1937 г. (что ни для кого в мире не являлось секретом), а в Европе — в охваченной Гражданской войной Испании, во Франции и Швейцарии. Сторонники Троцкого, которых обычно упоминают в этой связи, пропали без вести или погибли в период с лета 1937 по лето 1938 г. именно там, а не рядом со своим лидером. Гражданин Чехословакии Э. Вольф, являвшийся секретарем Троцкого в Норвегии, бесследно исчез в Испании осенью 1937 г.[357] Лидер ПОУМ А. Нин, австриец К. Ландау и сын российского эмигранта-меньшевика Р.А. Абрамовича М. Раин без вести пропали в Испании в это же время. Л Л. Седов скончался в феврале 1938 г. в одной из парижских частных клиник после операции аппендицита. Р. Клемент, секретарь Троцкого в Турции и Франции, при невыясненных обстоятельствах погиб в Париже в июле 1938 г. Наконец И. Раисс (И. Порецкий), один из руководителей агентурной сети НКВД в Западной Европе, отказавшийся возвращаться на Родину и установивший связь с Троцким, был найден убитым в окрестностях Лозанны в сентябре 1937 г.

Следует отметить, что ответственность советских спецслужб за смерть либо исчезновение многих из вышеназванных людей не доказана. С большей или меньшей степенью уверенности можно говорить только об их причастности к гибели Райсса и Нина[358]. Первый был уничтожен как изменник, второй — как руководитель вооруженного восстания в тылу республиканских войск. В остальных случаях существуют лишь предположения, что не обошлось без участия советских агентов. Что касается смерти Седова, то здесь нельзя исключать возможность действительно несчастного случая. Согласно официальному заключению французских медиков, Седов страдал хронической болезнью кишечника, которая после операции начала быстро прогрессировать и стала причиной его кончины[359].

Как мы видим, аргументы, на которых строится версия о якобы непрерывной охоте ОГПУ—НКВД за Троцким с момента его высылки из СССР, нельзя признать бесспорными. Действительно, бывали моменты, когда Троцкому приходилось скрывать свое место жительства, менять адреса, как он это делал во Франции. Но эти шаги предпринимались им прежде всего для того, чтобы сбить со следа членов правых организаций и буржуазную прессу, контакт с которыми мог закончиться скандалом, шумной политической кампанией и привести к высылке из страны. Это, нужно сказать, в конечном счете, и произошло, как во Франции, так затем и в Норвегии.

Говорить о подготовке советскими службами акции против Троцкого, приводя тому доказательства, можно, думается, начиная лишь с рубежа 1939—1940 гг. Именно в это время, как теперь известно, руководство НКВД приняло решение о проведении операции «Утка» (устранение Троцкого) и направило в Мексику со специальным заданием группу своих сотрудников во главе с Н.И. Эйтингоном.

Как развивались дальнейшие события, хорошо известно. В ночь на 24 мая 1940 г. на дом Троцкого в Койоакане совершила налет группа боевиков, которой руководил Сикей- рос. В операции принимал активное участие также советский нелегал И.Р. Григулевич[360]. Нападавшие буквально изрешетили огнем спальню Троцкого. Однако тот остался жив и даже не получил ранений. После этого была начата реализация запасного варианта операции, в котором ключевая роль отводилась Меркадеру. 20 августа 1940 г. он нанес Троцкому удар альпенштоком по голове. Рана оказалась смертельной. На следующий день Троцкий скончался.

Детали этих покушений подробно описаны в литературе, и потому мы их не излагаем. Для нас важно констатировать факт, что активные шаги, направленные на устранение Троцкого, советские спецслужбы начали предпринимать лишь с конца 1939 — начала 1940 г.

Возникает закономерный вопрос: что же должно было произойти, чтобы они получили соответствующий приказ? Объяснение этому, которое можно встретить в литературе, — Сталин, дескать, был очень встревожен сообщениями о подготовке Троцким книги о нем (версия, которую вслед за западными исследователями повторил Волкогонов), — нельзя признать убедительным. К этому времени Троцкий уже столько всего написал о Сталине, что очередное произведение вряд ли могло прибавить что-то новое к созданному им образу кремлевского руководителя. Если следовать этой логике, то придется признать, что покушения на Троцкого должны были устраиваться после каждой его книги или статьи, в которых он нелицеприятно отзывался о Сталине. Но ничего подобного не происходило. К тому же, как известно, выход книги Троцкого «Сталин» планировался еще в 1938 г., и поэтому следовало бы ожидать (если книга была первопричиной), что еще тогда должны были быть предприняты активные действия по его устранению.

Причины, очевидно, заключались в другом. Они лежали не в сфере публицистической деятельности Троцкого, какой бы политически острой она ни была, а в области «реальной политики».

Мы не беремся категорически утверждать, что те обстоятельства, о которых речь пойдет ниже, являлись единственной причиной гибели Троцкого. Однако обнаруженные в Политическом архиве Министерства иностранных дел Германии документы позволяют выдвинуть предположение, что его гибель, вероятнее всего, была обусловлена непосредственным и активным вовлечением троцкизма, как политического течения, и самого Троцкого, как лидера этого течения, в антисоветскую политику великих держав на начальном этапе Второй мировой войны.

Напомним высказывание, содержащееся в воспоминаниях Сикейроса, которое авторы, касающиеся вопроса о причинах гибели Троцкого, почему-то оставляют без внимания. Сикейрос, как нам представляется, предельно ясно изложил мотивы, которыми руководствовался он и его товарищи, совершая нападение на штаб-квартиру Троцкого. Он писал: речь шла уже не о мщении за «подлый мятеж, организованный ПОУМ в Берселоне», а о том, чтобы «воспрепятствовать яростной пропаганде, которая велась из штаб-квартиры Троцкого, якобы с истинно марксистских, пролетарских позиций против Советского Союза». К этому моменту «стало совершенно ясно», что троцкизм мог оказать определенные услуги «возможной агрессии объединенных империалистических сил против первой страны социализма. Наше стрем- ление ликвидировать этот контрреволюционный политический центр отвечало самой динамике развития международной обстановки, характеризующейся возрастанием угрозы войны против СССР»[361].

О каких возможных услугах троцкистов «империалистическим силам» велась речь?

На протяжении 30-х годов Троцкий и его сторонники вели непрерывные атаки на советское руководство и Коминтерн. Цель этих атак, какие бы обвинения в адрес Сталина, лозунги и теоретические постулаты ни выдвигались, была в общем- то одна — добиться отстранения от власти в СССР умеренного крыла большевистской партии во главе со Сталиным, перехода власти в руки ультралевых сил, выступавших под лозунгом «перманентной революции», и подчинения этим силам международного коммунистического движения. Однако добиться успеха троцкистам не удалось. Потенциал «левой оппозиции» в СССР и руководстве Коминтерна путем репрессий был существенно ослаблен. Троцкизм не сумел завоевать на свою сторону большинство членов уже действующих компартий и широкие массы трудящихся в СССР и на Западе. На ультралевые лозунги поддалась в основном лишь часть коммунистической молодежи, которая и составила основу самостоятельных партий троцкистской ориентации, возникших во Франции, Бельгии, Нидерландах, Великобритании и в целом ряде других стран.

Нарастание угрозы новой мировой войны порождало у Троцкого и его сторонников большие надежды на то, что достичь поставленной цели им все же удастся. Подобно тому, как Первая мировая война вызвала мощный подъем революционного движения, новая война, полагали троцкисты, вызовет революционный взрыв во многих странах, а, может быть, даже в мировом масштабе. В условиях войны, предрекали они, партии Коммунистического Интернационала, как в свое время партии II Интернационала, неизбежно скатятся на позиции национал-патриотизма, а пролетариат отвернется от них и окажет поддержку «подлинно революционным партиям» — организациям троцкистской ориентации. Именно в ожидании такого развития событий Троцкий и его сторонники в 1938 г. форсировали создание IV Интернационала, заявив, что под его руководством в самом ближайшем будущем «революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю».

Война и мировая революция должны были, по мысли Троцкого, стать очистительным огнем и для социализма в СССР, освободить его от оков «бюрократического абсолютизма» Сталина. Декларируя необходимость защиты «экономических основ СССР», Троцкий в то же время подчеркивал, что «спасти СССР для социализма может только международная революция», а значит, его вовлечение в войну. Именно война приведет к «политической революции» в Советском Союзе[362].

Советско-германский договор о ненападении, позволивший СССР остаться вне империалистической войны, нанес очень чувствительный удар по расчетам Троцкого и его сторонников. Не случайно он подвергся резким нападкам с их стороны[363]. В серии статей, опубликованных в «Бюллетене оппозиции», главном печатном органе Троцкого, и на страницах западной прессы, троцкисты резко критиковали договор и пытались доказать, что Советский Союз является не нейтральным государством, а военным союзником Гитлера[364]. Особенно отчетливо такая позиция проявилась в период советско-финляндской войны. В статье, опубликованной в январе 1940 г. в американском журнале «Liberty», Троцкий прямо заявил: «Кремль впрягся в повозку германского империализма, и враги Германии стали тем самым врагами России. До тех пор, пока Гитлер силен, — а он очень силен, — Сталин будет оставаться его сателлитом»[365].

Такие заявления имели явно провокационный характер, тем более что делались они в условиях, когда в Англии и Франции обсуждался вопрос, как дальше строить отношения с СССР, и имелись очень влиятельные политические силы, которые были готовы использовать советско-финляндскую войну для оказания нажима на Советский Союз и даже для нанесения по нему военного удара. В частности, планировалось произвести бомбардировку и, возможно, оккупацию нефтяных центров СССР в Закавказье и направить в Финляндию 150-тысячный экспедиционный корпус. Рассматривалась также возможность последующего переноса военных действий с территории Финляндии в северо-западные районы СССР. Военный нажим должен был, по расчетам западных стратегов, побудить Кремль изменить свой внешнеполитический курс, встать на путь сотрудничества с англо-французской группировкой и объявить войну Германии. Рассматривался и другой вариант, которого, кстати говоря, в Москве опасались больше всего. Объявление Англией и Францией войны Советскому Союзу могло привести к заключению ими мира с Германией (на Западе все еще продолжалась «странная война» и шел активный поиск путей достижения мирного соглашения с «третьим рейхом») и их совместному выступлению против СССР[366]. Именно эту «возможную агрессию объединенных империалистических сил» и имел в виду Сикейрос в своих воспоминаниях.

Цели троцкистов и руководителей англо-французской коалиции — добиться вовлечения СССР в войну — в этот период совпали. Именно это, по-видимому, и подтолкнуло политиков в Лондоне и Париже к мысли о необходимости и возможности использования Троцкого и его сторонников в своих интересах. Нельзя не отметить, что мысль об использовании Троцкого в борьбе против СССР в этот период возникала не только у политиков Англии и Франции. В декабре 1939 г. Государственный совет Финляндии, например, открыто обсуждал вопрос о формировании «русского альтернативного правительства» во главе с Троцким или А.Ф. Керенским[367].

Приведем выдержки из двух документов, хранящихся в Политическом архиве Министерства иностранных дел ФРГ.

Германский консул в Женеве сообщал в отдел военной разведки внешнеполитического ведомства в Берлине:

«Германское консульство Женева, 8 января 1940 г.

К №62

...В связи с изложенными в предыдущих сообщениях сведениями о концентрации войск (англо-французских.— 0.8. ) в Сирии, вероятно, будут представлять интерес также следующие сообщения и слухи, которые переданы сюда агента- ми из Франции и Женевы. Согласно им Англия намерена нанести внезапный удар не только по русским нефтяным районам, но и попытается одновременно лишить Германию на Балканах румынских нефтяных источников.

...Агент во Франции сообщает, что англичане планируют через группу Троцкого во Франции установить связь с людьми Троцкого в самой России и попытаться организовать путч против Сталина. Эти попытки переворота должны рассматриваться как находящиеся в тесной связи с намерением англичан прибрать к рукам русские нефтяные источники.

Крауэль»[368].

Несколько дней спустя на стол министру иностранных дел Германии Й. фон Риббентропу оберфюрер СС Р. Ликус, ведавший в «личном штабе» министра обработкой информации, поступавшей по агентурным каналам, положил следующее агентурное донесение поступившее из Женевы:

«Об английских планах относительно нарушения снабжения нефтью Германии и России из Женевы секретно сообщают:

Английская сторона хочет предпринять попытку отрезать русских от нефтяных источников и одновременно намерена в той или иной форме воздействовать на Румынию и, вызвав конфликт на Балканах, лишить Германию поставок нефти. Отрезав СССР и Германию от нефти... (англичане.— O.S.) надеются быстро и радикально решить проблему; предполагается, что в резко ухудшившихся условиях эти страны перейдут к открытой борьбе друг против друга...

Далее английской стороной будет предпринята попытка мобилизовать группу Троцкого, то есть IV Интернационал, и каким-то способом перебросить ее в Россию. Агенты в Париже сообщают о том, что Троцкий с помощью англичан должен будет вернуться в Россию, чтобы организовать путч против Сталина. В каком объеме эти планы могут быть осуществлены, отсюда (из Женевы. — O.S.) судить сложно.

Л [и кус]»[369].

Сомневаться в достоверности информации, содержавшейся в процитированных донесениях, не приходится. «Личный штаб» Риббентропа тщательнейшим образом перепроверял сообщения внешней разведки и включал их в сводки агентурных донесений для подачи наверх (не только Риббентропу, но и Гитлеру) только в том случае, если их качество не вызывало сомнений. Нельзя не отметить также, что информация по другим пунктам, содержавшаяся в процитированных донесениях, полностью соответствовала действительности.

Вначале 1940г. Троцкий явно готовился к каким-то решающим событиям, о чем говорит составление им политического и личного завещаний. Их содержание представляет несомненный интерес. Знакомство с завещаниями оставляет впечатление, что, готовя их, Троцкий преследовал единственную цель — убедить тех, кто останется жить, в том, что он был до конца верным делу революции и «безусловно честным и преданным по отношению к рабочему классу». «На моей революционной чести нет ни одного пятна, — писал Троцкий. — Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы в переговоры с врагами рабочего класса... Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером, из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма... Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом и, следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности»[370].

О многом говорит дата составления Троцким завещаний — 27 февраля — 3 марта 1940 г. Именно в эти дни Англия и Франция ближе всего находились к объявлению войны Советскому Союзу. Вопрос о посылке в Финляндию экспедиционного корпуса западных держав был практически решен. Часть этого корпуса (французские и польские подразделения) была готова в любой момент погрузиться на суда и высадиться в Северной Норвегии. Лондон и Париж оказывали мощный нажим на правительства Норвегии и Швеции с целью добиться от них согласия на проход войск через их территорию в Финляндию. Полным ходом шла подготовка англофранцузского удара по советскому Закавказью[372].

Грузия)[373]. Это должно было создать международно-правовую основу не только для официальной поддержки Западом сепаратистских сил в СССР, но и для открытой иностранной военной интервенции против него с целью обеспечения прав и восстановления суверенитета «порабощенных государств».

Английские и французские политики не сомневались в успехе планировавшихся ими военных и политических акций и были твердо убеждены в том, что при первом же серьезном испытании и возникновении экономических трудностей (утрата нефтяных источников, что было способно вызвать паралич всей советской промышленности и сельского хозяйства) и политических проблем (активизация националистических сил) сталинский режим зашатается и в СССР начнется внутренняя смута. 22 февраля 1940 г. главнокомандующий французской армией генерал М.Г. Гамелен предрекал: «Через несколько месяцев (после приведения в действие планов западных держав. — 0.8.) СССР может попасть в столь затруднительное положение, что окажется перед лицом полного краха»[374].

Троцкий и его сторонники разделяли такой взгляд на СССР, считали, что «правящая советская верхушка» не пользуется поддержкой со стороны народа, что тот при первой же возможности постарается стряхнуть с себя «иго ненавистной бюрократии», что в СССР сложилась революционная ситуация и достаточно малейшей искры, чтобы там заполыхало пламя новой гражданской войны. Большие надежды троцкисты возлагали не только на действия внешних сил, но и на националистические настроения населения отдельных республик СССР. Еще в июле 1939 г. Троцкий призывал к созданию «единой, свободной и независимой Украины» и предрекал в случае войны «национальные восстания в рамках политической революции»[375]. В этих вопросах, как мы видим, Троцкий и западные стратеги обнаруживали поразительное единомыслие.

Безусловно, оппозиционные настроения в отношении сталинского руководства существовали как в России, так и в других республиках, входивших в состав СССР Другой вопрос, насколько организованной была эта оппозиция, и каким было влияние на нее Троцкого. Хотя с помощью репрессий в 30-е годы Кремлю удалось нейтрализовать открытых и часть скрытых и потенциальных сторонников Троцкого, сама по себе проблема оппозиции, как «левой», так и правой, снята не была. Советский коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны — яркое тому подтверждение. В Кремле не без основания опасались (и это отчетливо проявилось еще во время судебных процессов 1936—1938 гг.), что Троцкий как лидер и идейный вождь «левых» в кризисной ситуации мог стать ключевой фигурой при формировании более широкого блока «левых» и правых, тем более что многие их лозунги и программные установки совпадали.

Что же касается существования в СССР зимой 1939 — весной 1940 г. организованной «левой» оппозиции, то такая оппозиция, глубоко законспирированная, по всей видимости, все же была. Хотя захват власти был ей не по плечу, она располагала силами, достаточными для того, чтобы организовать отдельные террористические акты и акты саботажа, которые были способны дестабилизировать внутриполитическую обстановку и иметь серьезные внешнеполитические последствия.

В этой связи представляет интерес секретное послание (№ VI С I Az 12167/40 g Pr/Fin) начальника германской полиции безопасности и СД, направленное 3 апреля 1940 г. в министерство иностранных дел Германии, а оттуда переправленное в германское посольство в Москве. В нем сообщалось: согласно донесениям из зарубежных агентурных источников «в последнее время много говорится о леворадикальной оппозиции в СССР». Есть все основания предполагать, что «в Советском Союзе действует леворадикальная оппозиционная группа, численность которой постоянно растет». Оппозиция «планирует покушение на немцев в Москве с целью добиться изменения внешней политики Советского Союза». В послании подчеркивалось: существует реальная опасность того, что со стороны оппозиции может быть предпринята попытка повторить историю июля 1918 г., когда в Москве был убит германский посланник В. фон Мирбах. Германская служба безопасности не исключала также возможность проведения теракта оппозицией с привлечением «иностранных кругов», которые стали бы «орудием в ее руках». Указывалось, что под «иностранными кругами» следует понимать «левых» из ряда восточноевропейских стран, прежде всего из Чехии. Чешские «левые», отмечала германская служба безопасности, «неоднократно выражали свое крайнее недовольство политикой Сталина», а в последнее время зачастили в советское консульство в Праге добиваясь, по-видимому, разрешения на въезд в СССР[376].

Напомним, что среди стран Центральной и Восточной Европы именно в Чехословакии, а также в Австрии и Польше троцкистам удалось в свое время завоевать определенные позиции. Их легальный въезд из этих стран мог являться одним из каналов, по которым могла быть произведена замышлявшаяся западными политиками переброска в СССР «группы Троцкого».

Отступая от основной темы повествования, отметим, что у германских властей было достаточно оснований для того, чтобы ожидать от «левой» оппозиции в СССР неприятностей, считать ее антигермански настроенной, а саму эту оппозицию связывать с персоной Троцкого. Убийца Мирбаха Я.Г. Блюм- кин, принадлежавший к партии левых эсеров, в 1920 г. благополучно «всплыл» именно в секретариате Троцкого в роли одного из его ближайших помощников[377]. Сам Троцкий накануне убийства Мирбаха занимал позицию, которую немцы характеризовали не иначе, как направленную на провоцирование конфликта с Германией и на разрыв Брестского мира[378].

В копилке негативного опыта контактов с «левой» оппозицией в СССР у германских властей был и случай, происшедший в марте 1932 г., когда в Москве была предпринята попытка покушения на еще одного германского посла — Г. фон Дирксена. По чистой случайности посол тогда не пострадал, однако советник посольства Ф. фон Твардовский получил несколько ранений. И.М. Штерн, совершивший покушение, признался в ходе следствия в том, что он принадлежал к «левой» оппозиционной группе и что покушение должно было вызвать конфликт между Берлином и Москвой[379]. Следует отметить, что незадолго до этого Германия предоставила СССР огромный кредит на закупку германской промышленной продукции, а Сталин в интервью германскому писателю Э. Людвигу (псевдоним Э.Л. Кона, эмигрировавшего в 1933 г. из Германии в Швейцарию) заявил о симпатии СССР к Германии и желании сохранить с ней дружественные отношения, что бы ни случилось.

В марте 1940 г. надеждам троцкистов на вовлечение СССР в войну не суждено было осуществиться. Правительства Норвегии и Швеции отказались пропустить через свою территорию соединения западного экспедиционного корпуса, а правящие круги Финляндии после некоторых колебаний отклонили помощь Лондона и Парижа. Руководство стран Северной Европы прекрасно понимало, какой катастрофой обернется для всего региона его вовлечение в «большую войну». Со своей стороны, правительство СССР, стремясь избежать военного конфликта с западными державами, начало переговоры с Финляндией и 12 марта 1940 г. подписало с ней мирное соглашение.

Однако провал планов создания фронта в Северной Европе не заставил правящие круги Лондона и Парижа отказаться от замыслов нанесения удара по СССР. Военные приготовления на юге продолжались, волна антисоветизма не спадала. Во второй половине марта 1940 г. Франция фактически разорвала торговое соглашение с СССР и объявила советского полпреда «персоной нон грата»[380]. 16 марта Гамелен подчеркивал в записке к «Военному плану на 1940 г.»: «В общем и целом русско-финляндское перемирие не требует от нас изменения принципиальных целей... наоборот, оно побуждает нас действовать еще быстрее и энергичнее»[381]. Начать операцию против советского Закавказья французские военные предлагали в конце июня — начале июля 1940 г.[382]

Знал ли об этих планах Троцкий? В этом вопросе мы можем опять же строить только догадки. Но вновь обращает на себя внимание совпадение некоторых событий, кото- рое позволяет выдвинуть предположение, что Троцкий располагал информацией на этот счет и готовился действовать. 17 апреля 1940 г. французские военные высказались по вопросу о возможных сроках начала бомбардировок Баку, Батуми и черноморских коммуникаций СССР, а через несколько дней, 25 апреля, Троцкий составил свое известное воззвание — «Письмо советским рабочим», в котором призывал их к подготовке вооруженного восстания против «Каина Сталина и его камарильи»[383]. Воззвание было отпечатано затем в виде листовки специального формата. Ее доставку на территорию СССР Троцкий предполагал произвести сразу же после вовлечения СССР в войну, что, по его твердому убеждению, должно было произойти в самое ближайшее время[384]. Вслед за этим в мае 1940 г. Троцкий и его сторонники приняли «Манифест об империалистической войне и пролетарской революции», в котором открыто провозгласили: «Подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала»[385]. Такое заявление было равнозначно официальному объявлению войны правительству СССР.

Не вызывает сомнения, что Москва была хорошо информирована о планах определенных кругов Англии и Франции относительно использования троцкистов и о расчетах и действиях последних. «Советскую секцию» IV Интернационала возглавлял агент НКВД М.Г. Зборовский, который в течение ряда лет подробнейшим образом докладывал правительству СССР о том, что происходило в штаб-квартире этой организации в Париже[386].

Какая-то информация поступала, по-видимому, и от германских властей. Берлин готовил удар в Западной Европе и нуждался в надежном тыле на востоке. По мере сил и возможностей там пытались противодействовать англо-французским планам и не допустить неожиданного поворота политики Москвы в сторону сотрудничества с Лондоном и Парижем. Германская дипломатия не упускала случая лишний раз указать Москве на враждебное отношение к ней со стороны западных держав. По дипломатическим каналам Берлин передавал Кремлю зимой 1939/40 г. информацию об английских диверсионных группах, подготавливавшихся к заброске на территорию СССР, о намечавшейся высадке в Северной Норвегии экспедиционного корпуса западных держав, об англо-французских планах в отношении советского Закавказья[387]. Не исключено, что германское посольство в Москве проинформировало Кремль о подготовке «леворадикальной оппозицией» покушений на германских представителей, надеясь тем самым обеспечить их безопасность.

С началом активных боевых действий в Западной Европе 10 мая 1940 г. возможность англо-французского удара в Закавказье и на Балканах резко возросла. В Кремле не исключали, что в ответ на успешно развивавшееся наступление вермахта западные державы могут попытаться форсировать реализацию планов блокирования поставок нефти в Германию из Румынии и СССР. Возрастала и опасность того, что Лондон и Париж активизируют свои усилия по созданию второго фронта против держав «оси» в Юго-Восточной и Восточной Европе[388], а, следовательно, и угроза инспирированных ими заговоров и путчей. В этих условиях троцкизм, нацеливавшийся на подготовку вооруженного восстания в СССР и «свержение московских правителей», становился реально опасен[389].

Действия Троцкого и его окружения давали в эти дни Кремлю более чем достаточно оснований для такого рода опасений. Сразу же после того, как вермахт начал активные боевые действия против западных держав, 11 мая 1940 г., Троцкий предал широкой огласке то, что еще несколько дней назад держалось им в глубокой тайне и предназначалось для использования в «день X» — «Письмо советским рабочим». Оно появилось на страницах издания «Socialist Appeal». Вслед за этим был опубликован вышеназванный манифест IV Интернационала. С этого момента, думается, уже ни у кого в мире не оставалось сомнений в вопросе о том, с кем и какую партию разыгрывают троцкисты. 24 мая 1940 г. была предпринята первая попытка устранить Троцкого, затем в августе того же года вторая.

В заключение нельзя не отметить, что в январе 1940 г., когда в Москве, по всей видимости, стало известно об англофранцузских планах в отношении троцкистов, советское ру- ководство попыталось вступить в диалог с Троцким. Германский посол в Вашингтоне Г. Томсен сообщал 22 января 1940 г. в Берлин: на протяжении последних недель в американской прессе упорно циркулируют слухи о «стремлении Сталина договориться с Троцким». Однако диалога, по мнению посла, не получилось. Троцкий выступил в журнале «Liberty» со статьей, в которой заклеймил СССР как военного союзника Германии. С этого момента трагическая развязка стала, очевидно, неминуемой.

24 августа 1940 г. «Правда» сообщила о кончине Троцкого. Редакционная статья называлась «Смерть международного шпиона» и принадлежала, как считают многие исследователи, перу Сталина. С такой характеристикой Троцкого можно спорить и не соглашаться. Но нельзя не признать, что Троцкий активно использовался определенными кругами Запада и, вероятно, не только зимой 1939 — весной 1940 г. В книге известного британского специалиста по истории спецслужб Ф. Найтли приводятся на этот счет красноречивые факты[390]. Оказывается, уже в 1917—1918 гг. британской разведке удалось внедриться в ближайшее окружение Троцкого. Напомним одно имя, которое авторы, пишущие о Троцком, никогда не вспоминают, — Джорж Хилл. Офицер британской разведки, он после революции являлся советником Троцкого, помогал ему создавать военно-воздушные силы Советской республики, систему военной разведки и контрразведки, службу дешифровки. Хилл, в свою очередь, работал в тесном контакте с другим известным британским разведчиком — С. Рейли, который тоже вращался в кругах, близких к Троцкому, и имел доступ к документам из аппарата последнего, когда тот являлся наркомом иностранных дел. Заданием Хилла в 1917-1918 гг. было во что бы то ни стало заставить Россию продолжать войну против Германии и создать в ней антигерманскую агентурную сеть[391].

Все это порождает много вопросов, на которые пока что нет ответа. Ясно одно: к зиме 1939 — весне 1940 г. спецслужбы некоторых западных держав считали вполне возможным использовать троцкистов в своих политических комбинациях.

Генерал Власов в планах гитлеровских спецслужб

Имя генерала А.А. Власова с конца 80-х гг. довольно часто появляется на страницах научной литературы, литературно-художественных и общественно-политических журналов, в средствах массовой информации[392]. Вокруг него развернулась целая дискуссия, участники которой решают вопрос, кем был Власов: изменником Родины, вставшим на преступный путь сотрудничества с врагом, или патриотом, идейным противником Сталина, стремившимся к «освобождению народов России от ига большевизма»? Сторонники «новых подходов» предлагают снять с Власова позорное клеймо предателя и преступника и по-новому оценить его роль и место в истории Великой Отечественной войны и российской истории в целом.

Рассуждения о Власове — идейном борце против Сталина и «советского тоталитаризма» обосновываются ссылками на его политические заявления, в которых, как утверждается, отразилось стремление к построению «новой, демократической России», а также тезисом об «особом, в том числе идеологическом характере германо-советской войны», с помощью которого общественность подводится к мысли о наличии в войне нацистской Германии против СССР элементов войны гражданской, освободительной. Переход Власова, как и других советских граждан, на сторону немцев предлагают рассматривать как политически и социально закономерное явление, как форму борьбы против Сталина и большевистской системы.

Ссылки на социально-политические причины перехода советских граждан на сторону врага в годы Великой Отечественной войны и на массовый характер этого перехода[393] позволяют некоторым авторам выражать сомнение в юридической обоснованности применения к данным действиям определения «измена родине» и, следовательно, квалифицировать их как преступление. Они рекомендуют употреблять «более гибкие» и «нейтральные» понятия, не оговоренные в отечественном уголовном праве, такие, как «коллаборационизм», «сотрудничество с противником», а слова «измена родине», «предательство» в случае их использования брать в кавычки.

Насколько обоснован такой подход к «проблеме Власова»? Являлся ли Власов изменником Родины?

Публикуемые германские документы, думается, позволяют устранить какую бы то ни было неясность в этом вопросе, а также составить более полное представление не только о личности Власова и его деятельности по ту сторону линии фронта, но и о том, чем оказался ценен Власов для немцев, кто в нацистской Германии и с какой целью поддерживал и продвигал его. Эти документы достаточно красноречивы и не нуждаются в подробных комментариях. Читатель может сам дать оценку содержащимся в них фактам и сделать выводы. Поясним лишь некоторые моменты, важные для понимания происхождения этих документов и тех тенденций в нацистской «восточной политике», которые получили в них отражение.

Когда говорят, что война Германии против СССР была «особой», то с этим нельзя не согласиться. Она действительно была такой, поскольку не походила на ту войну, которую немцы вели, например, в Западной Европе. Но ее особый характер проявлялся не в том, что она была «в том числе идеологической». Любая война обставляется определенными лозунгами и обосновывается идеологически. Не в лозунгах, не в идеологии было дело и даже не в различном классовом содержании, которое имела вторая мировая война на Западе и Востоке Европы. Принципиальное отличие войны нацистской Германии против СССР состояло в том, что в ней Германия преследовала особые цели и вела ее особыми методами. Для нацизма это была война за «новое жизненное пространство для германской нации», в ходе которой предстояло «подготовить» это «пространство» для германской колонизации, т.е. уничтожить государственность населяющих его народов, их культуру и часть самих этих народов, объявленных «расово неполноценными». Для достижения этих целей гитлеровцы отказались от соблюдения каких бы то ни было правил ведения войны, моральных норм и проводили откровенную политику геноцида. Война нацизма против СССР была войной на уничтожение. Именно в этом заключался ее осо- бый характер. Антибольшевистские и антисталинские лозунги, использовавшиеся гитлеровцами с первого дня их «восточного похода»[394], являлись всего лишь пропагандистским прикрытием этих чудовищных планов. Они предназначались для того, чтобы облегчить реализацию преступных замыслов нацистского фюрера и его клики, добиться внешнеполитической изоляции СССР и, если удастся, расколоть советское общество, дезорганизовать Красную Армию.

Цель, которую преследовали Гитлер и его окружение в войне против СССР, целиком определяла использовавшиеся ими средства. Они изначально делали ставку исключительно на военную силу и отвергали возможность решения «русского вопроса» политическими методами. Поэтому и тех советских граждан, которые добровольно либо по принуждению пошли на сотрудничество с ними, заявив о своем враждебном отношении к советскому строю и Сталину, они рассматривали не как политических союзников, не как носителей будущих новых форм государственности на территории СССР и России, а лишь как вспомогательную силу, призванную облегчить германскому рейху достижение его военных целей. Начав на рубеже 1941-1942 гг. формировать из советских граждан национальные воинские подразделения и «национальные комитеты», нацисты тем самым всего лишь прибегли к известной с незапамятных времен тактике ведения войны руками изменников-туземцев. Русские, украинские, белорусские, казачьи части, а также подразделения, составленные из жителей Прибалтики, Северного Кавказа, Закавказья, Средней Азии, Поволжья, германские политические и военные инстанции в своих документах нередко так и называли — «туземные войска» (einheimische Truppen). Эти войска предназначались для того, чтобы «экономить драгоценную германскую кровь», «воевать с русскими руками русских», выполнять самую подлую и грязную работу на фронте и в оккупированных областях, оказывать деморализующее воздействие на армию противника и его тыл, провоцировать их политический и этнический раскол.

Речи о признании национально-государственных интересов народов СССР нацисты вообще ни с кем вести не собирались — ни с советскими военачальниками и политиками, переметнувшимися на их сторону, ни с наследниками последнего российского императора, ни с находившимися в эмиграции лидерами «национальных движений», которых они до войны активно опекали. Сохранение в будущем на «новом жизненном пространстве» германской нации независимой России и других независимых национально-государственных образований коренного населения не входило в планы Гитлера. И пока у немцев сохранялись шансы добиться победы на СССР военными средствами, они не собирались ни на йоту отступать от своих программных целей.

Поражение под Москвой и провал нацистского блицкрига породили, однако, в некоторых берлинских кругах в конце

1941 г. сомнения в возможности победоносного завершения «восточного похода» с помощью одних лишь военно-силовых методов. Министерство иностранных дел Германии, германская военная разведка начали осторожно высказывать мысль о необходимости пересмотра взглядов на пути решения «русского вопроса», указывали на необходимость использования также политических методов борьбы, предлагали взять курс на провоцирование в СССР гражданской войны. Представления этих кругов о методах войны против СССР тогдашний статс-секретарь германского внешнеполитического ведомства Э. фон Вайцзеккер выразил в январе 1942 г. цитатой из шиллеровского «Дмитрия»: «Россию можно одолеть лишь с помощью самой России».[395]

Генерал-лейтенант Власов, сдавшийся немцам 12 июля 1942 г., после того как в «волховском котле» была разгромлена 2-я ударная армия, которой он командовал, оказался для сторонников «комбинированного метода» войны против Советского Союза настоящей находкой. Видный советский военачальник, заявивший о своем враждебном отношении к Сталину, неприятии советской системы и выразивший горячую готовность сотрудничать с «Великогерманией» во имя разгрома большевизма, был сразу же взят под опеку германской военной разведкой и другими ведомствами. Выдвигавшиеся им политические лозунги и предлагавшиеся рецепты подрыва боеспособности Красной Армии, деморализации и дезорга- низации советского тыла могли, с их точки зрения, облегчить Германии достижение ее военных целей в отношении СССР.

Что ж толкнуло Власова на путь измены? Ответ на этот вопрос, видимо, нужно искать не столько в свойствах личности Власова и в его политических взглядах, как это обычно делается, сколько и прежде всего в военно-политической ситуации, сложившейся летом 1942 г. О ней никто из авторов, писавших о Власове, до сих пор почему-то не сказал ни слова. А эта ситуация была исключительно сложной, еще более сложной и опасной, чем летом—осенью 1941 г. 28 июня 1942 г. германская армия вновь перешла в мощное наступление, на этот раз в южных районах СССР, и вскоре прорвалась к Волге и Северному Кавказу. К исходу лета 1942 г. немцы захватили территорию, на которой до войны проживало в общей сложности 42% населения СССР и производилась 1/3 всей его промышленной продукции. Советское государство потеряло области, являвшиеся его основной продовольственной базой. Москва оказалась также перед угрозой утраты нефтяных месторождений Кавказа. Без хлеба, нефти, достаточных людских и материальных ресурсов Красная Армия в скором времени могла стать попросту небоеспособной. Над Советским Союзом нависла смертельная опасность. Исключительно сложная обстановка стала причиной появления 28 июля 1942 г. сурового сталинского приказа № 227. «Ни шагу назад!»— требовал приказ. Трусы, паникеры и те, кто без приказа оставил позиции, должны расстреливаться на месте. В тылу частей на важнейших участках фронта стали появляться заградительные отряды.

То, что положение сложилось критическое, было ясно всем. В этих условиях кое-кто попросту дрогнул, посчитав, что Красной Армии и советскому государству пришел конец. Власов был одним из этих дрогнувших. Немцам он сдался добровольно и буквально с первого дня нахождения в плену стал демонстрировать им свою лояльность, изображать из себя «идейного противника Сталина». Он в буквальном смысле слова засыпал германское командование советами относительно того, как окончательно сломить сопротивление Красной Армии, и настойчиво предлагал ему свои услуги. Го- товый служить советом и делом нацистскому рейху, заявлявший о верноподданнических чувствах по отношению к его фюреру, он, очевидно, рассчитывал добиться расположения к своей персоне со стороны будущих победителей, надеясь, что это позволит ему не только выжить, но и обрести в перспективе определенный политический вес. Впоследствии, когда война покатилась на запад, Власов понял, что просчитался. Но к этому моменту он был уже настолько дискредитирован работой на немцев, что ему не оставалось ничего иного, как продолжать служить им и выполнять все то, что от него требовали.

В 1942 г. Гитлер, Гиммлер и верховное главнокомандование германскими вооруженными силами, ожидая, что СССР вот-вот рухнет под ударами рейха, не проявили особого интереса ни к персоне Власова, ни к его инициативам, ни к рекомендациям опекавших его германских спецслужб. Они по- прежнему высказывались категорически против использования в войне на востоке политических методов. Да и чего стоили Власов и прочие личности такого сорта, выразившие готовность служить «Великогермании» в период ее наивысших военных успехов, они хорошо понимали. В служебной переписке абверовцы, например, частенько ехидничали по поводу того, что некоторые советские офицеры, попав в плен, «сразу же обнаруживали, что в их груди бьется антисоветское сердце»[396]. Самое большое, на что соглашались нацистские верхи в связи с персоной Власова, это на использование его имени в германской военной пропаганде. Люди практичные, они надеялись, что это ускорит разгром Красной Армии.

Листовки, воззвания, программные заявления Власова относительно будущей «новой России без большевиков», которые немцы начали издавать многомиллионными тиражами с сентября 1942 г. и сбрасывать на позиции и в тыл Красной Армии, преследовали единственную цель — деморализовать противника, стимулировать дезертирство его солдат и офицеров, их переход на сторону германской армии. Все то, что Власов обещал в листовках своим соотечественникам в случае прекращения ими сопротивления, политические и военные инстанции рейха рекомендовали своим подчинен- ным воспринимать спокойно. Пусть Власов говорит все, что угодно, подчеркивали они, в данный момент это отвечает военным интересам Германии; относиться серьезно к посулам и обещаниям, которые он расточает, не следует— исполнять их никто не собирается.

Поражение германской армии под стенами Сталинграда, а затем в битве под Курском ясно показали, что добиться военно-силового решения «русского вопроса» нацизму не удается. В политических и военных кругах рейха с лета 1943 г. все настойчивее стали раздаваться голоса, требовавшие модификации методов войны против СССР и отказа от идеи полного разрушения российской государственности. Даже лица из ближайшего окружения Гитлера начали высказываться за то, чтобы использовать в войне на востоке политические средства. Однако сам Гитлер, не расстававшийся с надеждой на военный разгром СССР, был по-прежнему непреклонен. Германия, по его мнению, располагала еще достаточными военными ресурсами, чтобы добиться победы и реализовать программные цели национал-социализма в отношении Советского Союза. Он категорически запретил заводить речь о применении политических методов, о создании и активном использовании воинских формирований, составленных из граждан СССР, поскольку все это, как он считал, могло плохо сказаться на боевом духе германской армии.

И все же, несмотря на фанатичную веру в несокрушимую силу вермахта, к осени 1944 г. Гитлеру стало ясно, что рейх не только не может добиться военного разгрома СССР, но и сам стоит на грани катастрофы. Он стал прислушиваться к голосу тех, кто предлагал вести войну на востоке по-новому и перестроить германскую «восточную политику». Как утопающий хватается за соломинку, так и нацисты, переступив через свои расовые и политические принципы, попытались сделать ставку на советский коллаборационизм. Власов с его «Комитетом освобождения народов России» и «Русской освободительной армией», прочие «комитеты» и «правительства», объявленные германскими властями официальными представителями различных народов СССР, в ноябре 1944 г. были выпущены на политическую сцену. Все они были созданы по инициативе и под патронажем германской военной разведки, министерства иностранных дел, гиммлеровского Главного управления СС, находились под их полным контролем и являлись не чем иным, как инструментом достижения военно- политических целей германского рейха.

То, что Гитлер и его клика решили сделать ставку в «русском движении» именно на Власова, а не на кого-то другого, не было случайностью. Они понимали, что для Власова путь назад, «к Сталину», полностью закрыт, что ради собственного спасения он будет верно служить Германии и выполнит все, что от него потребуют. Предлагавшиеся Власовым программа первоочередных мер, призванных переломить ход боевых действий на советско-германском фронте в пользу вермахта, и политическая программа, касавшаяся будущего государственного устройства России, ее территориального состава и международного статуса, были согласованы с германскими политическими и военными инстанциями и полностью отвечали их интересам.

Что же конкретно предлагал Власов?

Он предлагал расчленить СССР на национальные государства, все народы и народности на территории России развести по собственным национальным квартирам, ликвидировать коммунистическую партию, советское правительство и советские органы власти, провести социально-экономические преобразования, направленные на полную реставрацию капитализма. Тот территориальный обрубок, который, по Власову, предстояло именовать Россией, должен был стать не «свободным, демократическим», а авторитарным государством, включенным в нацистский «новый мировой порядок». «Новой России» ее будущий диктатор отводил незавидную роль. В 1942 г. он соглашался даже на то, чтобы она стала «доминионом, протекторатом или государством, которому оказывается помощь, с его временной или постоянной германской оккупацией». Позднее предполагалось, что «Новая Россия» будет зависимым от Германии государством и сделает ей серьезные территориальные, экономические и политические уступки в качестве платы за помощь в борьбе против большевиков, а также компенсирует «из русских ценностей и активов» финансовые средства (включая «нарастание процентов»), предоставленные германскими властями «Комитету освобождения народов России».

Такова была на самом деле политическая программа Власова. Естественно, что в «Манифесте Комитета освобождения народов России» от 14 ноября 1944 г., имевшем пропагандистскую направленность, многие вопросы, касавшиеся будущего России, были обойдены молчанием.

Планы гитлеровцев сорвать с помощью Власова и его «движения» наступление Красной Армии, дезорганизовать советский фронт и спровоцировать в СССР гражданскую войну бесславно провалились. Советские войска и армии стран антигитлеровской коалиции перемололи германскую военную машину. Главари нацистского рейха и их приспешники из других стран оказались на скамье подсудимых и понесли самое суровое наказание.

Летом 1946 г. генерал Власов и его ближайшее окружение — В.Ф. Малышкин, Г.Н. Жиленков, Ф.И. Трухин, Д.Е. Закутный, А.И. Благовещенский, М.А. Меандров, В.И. Мальцев, С.К. Буняченко, Г.А. Зверев, В.Д. Корбуков, Н.Р. Шаров — были приговорены Военной Коллегией Верховного Суда СССР как изменники Родины и агенты германской разведки к смертной казни через повешение. Насколько был обоснован этот приговор, исчерпывающий ответ дают публикуемые в Приложении документы.