Глава 2

Плотные облака, казалось, стелились над самой землей, и в них, словно в вате, тонул надсадный гул моторов крадущегося в кромешной темноте военно-транспортного «Дугласа». Справа осталась Вологда, и экипаж взял курс на осажденный фашистами Ленинград. О приближении к линии фронта напоминали полыхающие тут и там пожарища. В багровых отблесках пламени противотанковые рвы и траншеи, покрывавшие гигантской паутиной землю, напоминали рубцы и шрамы.

Внезапно самолет резко накренился на левое крыло. Надсадно взвыли двигатели. Тревожная волна прокатилась по салону. Ильин и Маклярский приникли к иллюминаторам. За бортом в тусклом свете луны промелькнули хищные силуэты мессершмитов. Опытный пилот «Дугласа», уходя от них, заложил крутой вираж и увел машину в облака. Маневр позволил избежать боя с численно превосходящим противником.

Маклярский с облечением откинулся к борту, закрыл глаза, и свинцовая усталость погрузила его в глубокий сон. Ему снилась Одесса. Под ярким южным солнцем бесконечная морская даль переливалась жарким серебром и слепила глаза. Игривая черноморская волна нежно ласкала ноги и рисовала замысловатые рисунки на знаменитых песчаных пляжах Лузановки. Легкий ветерок доносил терпкий запах полыни и кружил голову. Знойное марево окутало красавицу Одессу. Она утратила привычные очертания и напоминала сказочно-фантастические миражи, так ярко описанные на страницах книг Александра Грина.

Сладостное томление согрело душу Маклярского. Перед ним, как наяву, возникли знаменитая Дерибасовская, величественная Потемкинская лестница, Приморский бульвар с памятником основателю города, потомку знаменитого французского кардинала Ришелье – Дюку де Ришелье и разноголосый, разноликий Привоз, где с раннего утра и до позднего вечера шла бойкая торговля и где рождались знаменитые одесские анекдоты. Но милее всего сердцу Маклярского был уютный, тенистый дворик в районе Молдаванки. В нем прошли его детство и юность, согретые теплом бескорыстной дружбы и овеянные ветрами революционной романтики.

Дух творчества и неистребимого оптимизма, который, казалось, витал в самом воздухе Одессы, питал страстную тягу Маклярского к новому и неизведанному. Работая учеником переплетчика, электриком, затем курьером библиотеки клуба «Роза Люксембург», он раз и навсегда полюбил книги. Они стали его неизменными спутниками на всю жизнь и предопределили неожиданный поворот в судьбе.

Спустя много лет, уволившись со службы, Маклярский нашел себя в такой совершенно далекой для чекиста сфере деятельности, как киноискусство. Он стал одним из самых востребованных сценаристов. Из-под его талантливого пера вышли сценарии к кинофильмам «Подвиг разведчика», «Секретные миссии», «Ночной патруль», «Выстрел в тумане», «Заговор послов», «Инспектор уголовного розыска», «Агент секретной службы». Дважды он становился лауреатом Сталинской премии 1-й и 2-й степеней.

Этот жизненный и творческий успех Маклярского предопределила революция. В Одессу она ворвалась подобно бурному весеннему половодью и выплеснулась на улицы и площади многотысячными митингами и демонстрациями. Бунтарский, дерзкий дух революции пьянил и кружил головы не только юным, но и тем, кто задыхался в затхлом воздухе сгнившего на корню самодержавия. Революция без остатка захватила Маклярского и изменила его жизнь и жизнь тысяч юношей и девушек с рабочих окраин Одессы.

Еврей, сын портного, для которого самодержавие определило место за «чертой оседлости», он был обречен чахнуть в подвале портняжной мастерской и, в конце концов, умереть от туберкулеза, как это произошло с его отцом и матерью. Новая советская власть, освященная такими притягательными для юных умов словами, как «свобода», «равенство» и «братство», вырвала их – безродных и бесправных юношей и девушек из мрачных трущоб – из беспросветной нищеты и невежества. Она широко распахнула перед ними двери школ, рабфаков и предложила захватывающе притягательную идею построить общество всеобщего счастья и благоденствия. И они с юношеским пылом безоглядно отдались ей.

В их числе был и Маклярский. Днем он работал, по вечерам учился в профсоюзной школе, а по воскресеньям вместе со сверстниками-комсомольцами мотался по селам, просвещал крестьян и агитировал за советскую власть. На образованного, энергичного и деятельного паренька обратили внимание чекисты и в июне 1927 года пригласили к себе. Поступив на службу в органы госбезопасности, Маклярский не стал довольствоваться кожанкой, наганом и огромной властью, которую давали его должности: помощника уполномоченного ИНФО ГПУ, оперуполномоченного 4-го отделения Особого отдела ОГПУ СССР, помощника начальника 6-го отделения Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, помощника начальника особого отделения аппарата по внутренней охране Кремля, а с прежним упорством продолжал работать над собой.

И где бы Маклярский ни находился, с присущими ему энергией и настойчивостью осваивал новые специфические участки деятельности и одновременно занимался своим образованием. Наряду с учебой в юридическом институте он получил фундаментальную техническую подготовку на химико-технологическом факультете. Энциклопедические знания и творческий подход к делу обеспечивали ему успех в, казалось бы, самых безнадежных оперативных разработках. И не просто успех, их результаты не раз докладывались на самый верх – наркому. Именно они, а не близость Маклярского к начальству обеспечили блестящую карьеру в органах госбезопасности.

Открытый, доброжелательный в общении, не лезущий за острым словом в карман, он, для тех, кто его близко не знал, представлялся эдаким баловнем судьбы. Но это только казалось. Яркие, неординарные, со своим мнением люди в то суровое время были обречены стать жертвами репрессий. Эту горькую чашу Маклярский испил до дна. В тот самый час 1 мая 1937 года, когда ликующие толпы москвичей и гостей столицы шли перед трибунами мавзолея Ленина и восторженными возгласами приветствовали советских вождей, Маклярского арестовали прямо на рабочем месте. Его обвинили в связях с террористической организацией на канале «Москва-Волга» и заключили во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Три месяца он подвергался допросам, но, несмотря на все ухищрения следователей-палачей, им так и не удалось добиться от Маклярского признательных показаний. Дело, наспех шитое белыми нитками, развалилось. 10 августа 1937 года он вышел на свободу, но еще долго тень «врага народа» преследовала его.

С приходом в НКВД на должность наркома Берии в судьбе Маклярского и сотен других сотрудников, кто не умер в тюрьмах, на пересылках и в лагерях, произошел резкий поворот. Их реабилитировали, тех, у кого сохранилось здоровье, вернули в боевой строй. 22 сентября 1939 года Маклярского восстановили на службе и назначили начальником 2-го отдела управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР. В этой должности он не задержался. На Лубянке еще оставались руководители, избежавшие репрессий и помнившие о нем как о способном агентуристе-разработчике. 18 декабря 1940 года Маклярского перевели на должность старшего оперуполномоченного 4-го отделения 2-го отдела управления, занимавшегося борьбой со шпионажем. Войну он встретил начальником 2-го отделения 2-го отдела НКВД СССР, с 18 января 1942 года – 4-го управления.

В сложной военной обстановке в полной мере раскрылся талант Миклашевского как мастера-контрразведчика. Ему одному из первых пришла в голову остроумная идея с помощью легендированной антисоветской подпольной организации «Престол» и агента Гейне завязать с абвером стратегическую оперативную игру. Поэтому, направляя Маклярского в Ленинград, Судоплатов рассчитывал на то, что и на этот раз опыт и профессиональная интуиция не подведут его – Миклашевский окажется тем, кому будет по силам выполнить задание Сталина…

Резкий толчок вырвал Маклярского из сна. Пол ушел из-под ног, он ухватился за страховочный ремень и прильнул к иллюминатору. За бортом сгустилась кромешная мгла. С Балтийского моря волнами наползал туман. Экипаж чудом определил, что самолет находится в районе полевого аэродрома, и зашел на посадку. На земле услышали звук моторов, и через мгновение внизу заполыхали костры. Тусклая огненная стрела проступила в чернильной темноте апрельской ночи.

«Дуглас» резко нырнул вниз и, едва не зацепившись шасси за крыши домов, плюхнулся на землю. Корпус содрогался от бешеной тряски. Маклярского и Ильина швыряло из стороны в сторону. Они вцепились в страховочные ремни и сжались в комок. Казалось, что вот-вот, и самолет развалится на части, но опытные пилоты быстро погасили скорость и свернули на стоянку. Двигатель в последний раз устало всхлипнул и затих. Лопасти винтов, по инерции несколько секунд покромсав воздух, бессильно обвисли.

Общий вздох облегчения прозвучал в салоне. Из хвоста «Дугласа» показался бортстрелок, проскочил к двери, распахнул ее настежь и опустил трап на землю. Струя свежего воздуха, в котором смешались запахи керосина и молодой зелени, ворвалась в салон и вызвала оживление среди пассажиров. Первыми на выход потянулись офицеры Генштаба, за ними последовали Ильин и Маклярский. У трапа их встретил худощавый капитан со знаками отличия сотрудника госбезопасности. В отблесках костров его исхудавшее лицо напоминало пергаментную маску, блокада сказывалась не только на мирных жителях, но и на военных.

– Капитан Самойлов, старший оперуполномоченный 2-го отделения особого отдела Ленинградского фронта, – представился он.

Загрузка...