Сталин в Царицыне

О том, что побудило меня начать писать мемуары

Литературных способностей у меня сроду не водилось. Читать я люблю, понимаю и ценю хороший слог, хорошую книгу, но сам никогда не испытывал потребности взяться за перо. Когда к десятилетию Революции Истпарт[9] поручил мне написать статью о тех незабываемых днях, я промучился две недели, пока написал что-то связное. В голове мелькали картины (память у меня хорошая), а передавать их словами было очень трудно. Над каждой фразой думал по часу. Напишу – и зачеркиваю, потому что слова не те, и так без конца. «Что мне рассказывать? – думал. – Получше меня рассказчики есть». Хотя, конечно, рассказчик рассказчику рознь. У иного слог хорош, да правды мало. А то и совсем нет.

Верно говорят, что нужда любого научит калачи есть. Настал день – и я понял, что должен написать правду о том, что я видел. Не по поручению Партии, а по велению сердца. Сподвигло меня на это вот что. Лев Троцкий опубликовал за границей воспоминания, которые назвал «Моя жизнь». Название он выбрал очень подходящее – моя, все только обо мне, я был самый главный и самый умный. Это в духе Троцкого – всячески восхвалять, превозносить себя и всячески принижать других. Послушать Троцкого, так без него никакой революции не было бы и Гражданская война была выиграна только лишь благодаря его участию. Не удивительно было бы услышать подобную глупость от какого-нибудь царского генерала. Навидался я их в войну, золотопогонников. Каждый считал себя пупом земли. Но от человека, считавшего себя коммунистом, слышать такое по меньшей мере странно. Любой коммунист знает, почему происходят революции и знает, что нельзя победить народ, которым руководит коммунистическая партия. При чем тут Троцкий? Если уж говорить начистоту, то его роль в революции и Гражданской войне была совсем не такой, как он расписывает. То, что в Троцком нет ни капли скромности давно было известно. Впоследствии выяснилось, что у него и совести тоже нет ни капли.

Троцкий не только сам превозносил свои заслуги, но и вынуждал к этому других. Он имел привычку окружать себя подхалимами, которые всячески его восхваляли. Но одними только подхалимами дело не заканчивалось. Троцкий умел произвести впечатление на окружающих. Он умен, язык у него хорошо подвешен, а главное – он умеет располагать к себе людей, если ему это надо. Так, например, в 1918 году он «очаровал» товарища Рида.[10] Познакомившись с Ридом и узнав, что тот собирается написать книгу о Революции, Троцкий выразил желание помочь ему. Рид, конечно же, согласился, потому что ему был нужен консультант. Американцу, пускай и передовых взглядов, трудно было разобраться в нашей обстановке. А тут – сам председатель Петросовета[11] предлагает помощь! Троцкий «помог», так запудрил мозги доверчивому американскому журналисту, что тот в своей книге упоминал его чаще, чем Ильича! Мы, участники революционных событий, читали и только диву давались – что же такое написал американец? На первый взгляд, написал он чистую правду, но на самом деле – нет. Однобокая у него получилась правда, неполная, а такая правда в сто раз хуже откровенной лжи. Прочтут наши потомки «10 дней» и скажут – ага, революцию сделали Ленин и Троцкий. А Свердлов?[12] А Сталин? А Ногин,[13] который руководил революционными массами в Москве? А другие товарищи? Троцкий очень любил ссылаться на слова Ильича, который высоко оценил «10 дней».[14] Да, так оно и было. Ильича очень обрадовал тот факт, что иностранный коммунист написал книгу о Революции. Приехал честный человек из Америки, стал свидетелем великих событий и рассказал о них всему миру. Но если бы Рид был бы жив, Ленин непременно сделал бы несколько критических замечаний. Указал бы на ошибки и потребовал бы их исправить.

Вскоре после того, как воспоминания Троцкого были опубликованы, мне было поручено сделать об этом доклад на партсобрании (закрытом)[15] в Эрмитаже. Готовя доклад я внимательно ознакомился с творением Троцкого. Прочел от корки до корки и затем еще перечитал отдельные места, делая выписки. Одну, касающуюся разногласий по военному вопросу, я хочу привести здесь. Троцкий пишет: «Сталин пугал Ленина с юга гибельным характером военного руководства. „Весь вопрос теперь в том, – писал он, – чтобы ЦК нашел в себе мужество сделать соответствующие выводы. Хватит ли у ЦК характера, выдержки?“ Смысл этих строк совершенно ясен. Тон их свидетельствует о том, что Сталин поднимал вопрос не раз и не раз же наталкивался на отпор Ленина. Тогда я об этом не знал. Но я чувствовал какую-то вязкую интригу. Не имея ни времени, ни желания разбираться в ней, я, чтоб разрубить узел, предложил Центральному Комитету свою отставку, 5-го июля ЦК ответил следующим постановлением:

„Орг. и Полит. Бюро ЦК, рассмотрев заявление т. Троцкого и всесторонне обсудив это заявление, пришли к единогласному выводу, что принять отставки т. Троцкого и удовлетворить его ходатайство они абсолютно не в состоянии. Орг. и Полит. Бюро ЦК сделают все от них зависящее, чтобы сделать наиболее удобной для т. Троцкого и наиболее плодотворной для Республики ту работу на южном фронте, самом трудном, самом опасном и самом важном в настоящее время, которую избрал сам т. Троцкий. В своих званиях Наркомвоена и Предреввоенсовета т. Троцкий вполне может действовать и как член Реввоенсовета южфронта с тем Комфронтом, коего он сам наметил, а ЦК утвердил. Орг. и Полит. Бюро ЦК предоставляют т. Троцкому полную возможность всеми средствами добиваться того, что он считает исправлением линии в военном вопросе, и, если он пожелает, постараться ускорить съезд партии. Ленин, Каменев, Крестинский, Калинин, Серебряков, Сталин, Стасова“.

На этом постановлении имеется и подпись Сталина. Ведя интригу за кулисами и обвиняя Ленина в отсутствии мужества и выдержки, Сталин не решался, однако, открыто противопоставить себя Центральному Комитету…»

Ведя интригу за кулисами?! Обвиняя Ленина в отсутствии мужества и выдержки?! Не решался открыто противопоставить себя Центральному Комитету?! Эти слова могут показаться бредом сумасшедшего, но на самом деле это ложь, циничная и расчетливая ложь. В отличие от Троцкого, Сталин никогда не противопоставлял себя ЦК, ведь это означало бы противопоставить себя партии. Противопоставлением себя ЦК, партии и т. п. занимался Троцкий. А теперь у него хватает нахальства для того, чтобы валить с больной головы на здоровую, приписывать Сталину свои недостатки.

Я думаю, что недостаточно будет сказать, что Троцкий врет как сивый мерин. Партия и революционная работа научили меня обосновывать каждую фразу. Большевики слов на ветер не бросают и попусту не говорят. Я считаю, что нужно рассказать правду, так, как оно было на самом деле. Это мой долг коммуниста, мой долг перед партией и народом, перед грядущими поколениями. Если каждый, кому есть что сказать, скажет, то ложь Троцкого и ему подобных будет смыта могучим потоком правды.

Я никогда не хотел стать военным. В царское время офицеры в большинстве своем были верными слугами престола, оплотом самодержавия. Я же с гимназических лет был социалистом. В партию, которая тогда еще не делилась на большевиков и меньшевиков, я вступил в 1901 году, когда мне было 17 лет. Я мечтал стать учителем, но жизнь распорядилась иначе. В 1915 году по приказу партийного комитета я поступил в школу прапорщиков. Окончил ее, отбыл на фронт и до 1917 года вел работу среди солдат и части офицеров. Кадровые офицеры поголовно были монархистами, но среди призванных из запаса попадалось много честных, думающих людей. Изучив в школе теорию военного дела, я подкрепил ее практикой. Два года в окопах – хорошая школа. Военное дело увлекло меня. Такой уж у меня характер – если уж берусь за что-то, то стремлюсь изучить все досконально. К 1917 году я уже неплохо разбирался в тактике. Я видел, что дело идет к революции и понимал, что за счастливое будущее придется повоевать. Поэтому я усердно вникал во все тонкости военного дела. Мое старание было «вознаграждено» – на фронте я дослужился до штабс-капитана. Звания не имели для меня никакой ценности, кроме той, что они облегчали революционную работу и давали некоторую свободу в передвижении и выполнении задач.

В феврале 1918 года меня назначили заместителем наркома по морским делам РСФСР. В апреле наркомом по морским делам стал Троцкий. Он брал в свои руки все вожжи разом – нарком по военным делам, нарком по морским делам, председатель Высшего военного совета, а с осени 1918 года стал председателем Реввоенсовета. Организаторские способности у Троцкого были большие, можно сказать – выдающиеся, но в военном деле он разбирался плохо. Весь его военный опыт заключался в организации обороны Петрограда от войск Краснова.[16] Но тут следует учесть два обстоятельства. Первое – Троцкий осуществлял верховное руководство, непосредственной организацией занимались люди с военным опытом (в том числе и я). Второе – наступление Краснова на Петроград по существу было фарсом, авантюрой. 700 сабель, которыми располагал Краснов, было недостаточно. Весь расчет Керенского и Краснова заключался в том, что узнав о наступлении казаков большевики испугаются и разбегутся. А вот не разбежались, так-то.

Из-за недостатка знаний и опыта, Троцкий любил окружать себя военспецами – полковниками да генералами. Он считал, что им можно доверять. Военспецы, дескать, работали под контролем и понимали, что в случае вредительства их ожидает суровая кара. Этого по мнению Троцкого было достаточно для того, чтобы положиться на военспецов, доверять им. Но у тех, кто не витал в облаках, а стоял обеими ногами на земле, имелось два возражения. Первое – не всякий контролер мог понять, что военспец юлит, вредит делу вместо того, чтобы помогать. Для того, чтобы разобраться в действиях военспеца, нужны знания. Я подробно напишу об этом, напишу о том, как военспец Снесарев, бывший генерал-лейтенант, коварно и искусно занимался вредительством в компании с другими военспецами. Второе – далеко не всякого можно напугать карами, пускай хоть и расстрелом. Надо понимать, что классовая ненависть может оказаться сильнее любых страхов. «Плевать! Пускай меня расстреляют! – думает такой вредитель-военспец. – Зато я не дам победить этой красной сволочи!». Среди царских офицеров было много храбрых людей, преданных монархической буржуазной идее. Взять, к примеру, Духонина.[17] Он как мог сопротивлялся распоряжениям Совнаркома.[18] Саботировал мирные переговоры, освободил Корнилова с Деникиным,[19] не хотел уступать должность Главковерха[20] Крыленко, а когда его арестовали вел себя так, что попал на штыки.[21] Храброго человека ничем не испугаешь. Он решил, что будет поступать так-то и так-то и делает, то есть – вредит своим врагам так, как может. Понятие классовой борьбы – краеугольное понятие марксизма. Ни один класс не сдаст добровольно свои позиции, не сложит оружие, а будет бороться до конца. Или мы их победим, или они нас, третьего не дано. Как можно, будучи марксистом, большевиком, рассчитывать на добровольную сознательную помощь своих врагов – царских генералов? При прежней власти они были «их превосходительствами» и «их высокопревосходительствами», имели власть, богатства, а теперь вдруг лишились всего. Разве они будут честно, охотно служить тем, кто лишил их этого всего? Никогда! Сталин, в отличие от Троцкого, это понимал и относился к военспецам так, как к ним и следовало относиться. По мнению Сталина военспец может быть советником, техническим консультантом, но власть ему в руки давать нельзя. Руководящие должности должны занимать только люди, преданные делу Революции. Троцкий любил ссылаться на лейтенанта Шмидта.[22] Вот же, офицер, потомственный дворянин, сын контр-адмирала, а возглавил революционное восстание. Но это неправильный пример. Нельзя сравнивать офицера-революционера с офицером или генералом, которого обстоятельства вынудили служить у красных. Характер человека формируется в юности. Тогда же каждый и решает, с кем ему по пути. Я, например, начал задумываться о том, как несправедливо устроен мир, уже в третьем классе гимназии. К ее окончанию я уже был убежденным социалистом. Революция стала делом всей моей жизни. Сейчас мне 48 лет, мой партийный стаж – 31 год. Что бы ни случилось, как бы не изменилась жизнь, я останусь таким же, что и был – революционером-большевиком. Мне уже поздно меняться. Так же было и с генералами, которые ради каких-то благ, а не за идею, переходили на службу к красным. Они смолоду выбрали свою стезю – служить самодержавию и выслужить высокий чин. Разве сможет такой человек в 50-летнем возрасте проникнуться идеей справедливости, всеобщего равенства и пр.? Нет, не сможет! Он не простит новой власти того, что она у него отняла – чины, власть, положение в обществе, богатство, имения… Он будет вредить при каждом удобном случае. Не стоит верить их заявлениям вроде: «Мой долг – служить Отечеству». У нас с ними разное понимание Отечества. Наше Отечество – Республика Советов, Советский Союз, а их отечество – Российская империя. Я подробно напишу обо всем этом.