Сталинградская Богородица

5. Смоленское сражение

С началом Второй мировой войны США провозгласили нейтралитет, но дополнили его принципом – «плати наличными». За золото или твердую валюту они оставляли за собой право торговать с обеими сторонами. Рузвельт раздавал громогласные обещания – пока он является президентом, американские матери могут спать спокойно, их сыновья не окажутся на фронте. Хотя политическая позиция США выглядела далеко не нейтральной. Они не скрывали симпатий к «братской» Англии, а нацистов, которых сами же американцы помогли вскормить, объявляли агрессорами.

На поддержке «правого дела» заокеанские воротилы неплохо погрели руки. Когда англичан разгромили во Франции, им пришлось бросить под Дюнкерком всю боевую технику – США охотно отгрузили им новое вооружение, а за это подчистую откачали у «братьев» золотовалютные запасы, 4,5 млрд долларов наличными и 335 млн – в американских акциях [44, 138]. И только после того, как сейфы британского казначейства опустели, в декабре 1940 г., Рузвельт ввел закон о ленд-лизе. Оружие предоставлялось как бы в долг, а после войны подлежало возврату. В Конгрессе президент разъяснял – если сосед отбивается от вора, вполне оправданно одолжить ему ружье. Впрочем, Рузвельт умолчал, насколько справедливо снабжать одновременно и соседа, и вора. Ведь торговля с немцами отнюдь не прекращалась.

После германского нападения на СССР обстановка кардинальным образом изменилась. Уже 22 июня Черчилль заявил, что он был и остается противником коммунизма, но сейчас идеологические разногласия отходят на второй план. Все, кто воюет против Германии, – друзья Англии. 24 июня о поддержке советского народа заявил Рузвельт. Что ж, в катастрофической ситуации 41-го русские были рады любым союзникам, любой помощи. Сталин обратился к Черчиллю с просьбой об открытии второго фронта в Европе. Даже приглашал английские войска высадиться в Мурманске и Архангельске. В Англию и США пошли заказы на стратегические товары – истребители, автомашины, танки, зенитки. Но… все вопросы конкретной помощи и сотрудничества западные союзники обходили в это время деликатным молчанием. Они были уверены, что СССР скоро падет. Британские и американские дипломаты только пытались поточнее разузнать, сколько же он продержится? Две недели? Или месяц?…

Германские союзники вели себя куда более активно. Правда, воевали они все-таки похуже немцев. Были слабее вооружены, им не хватало выучки. Но их ружья и пушки ранили и убивали наших солдат так же, как немецкие. Румынский диктатор Антонеску бросил в наступление две армии. Однако Одесский округ был единственным, успевшим изготовиться к вторжению. Солдат удалось поднять по тревоге, рассредоточить авиацию по полевым аэродромам. У армейских частей было налажено взаимодействие с Черноморским флотом, с Дунайской флотилией. В Молдавии обе армии Антонеску крепко застряли.

Другая гитлеровская союзница, Финляндия, попыталась схитрить. Она вступила в войну чуть позже, чем ее партнеры. Убедилась, что немцы и впрямь побеждают, можно присоединиться к ним без опаски. Заодно и выждала, когда советское командование начнет забирать войска с ее участка на другие направления. Ко всему прочему, Финляндия силилась выставить себя невинной овечкой. С ее аэродромов немецкие самолеты начали бомбить русскую территорию, из ее портов выходили немецкие (и финские) корабли, ставили мины на русских коммуникациях. Но как только советская авиация ответила, нанесла удары по финским аэродромам и портам, в Хельсинки завопили, что на них напали. Стало быть, они находятся в состоянии «оборонительной» войны.

Впоследствии было сконструировало и другое оправдание. Дескать, бедная Финляндия, обиженная русскими в 1939–1940 гг., пыталась всего лишь вернуть отнятые у нее земли. Хотя в действительности финское руководство мечтало воплотить в жизнь проект Великой Финляндии – у Гитлера просили отдать Кольский полуостров, Карелию, Вологодский край. Уж эти земли можно было причислить к финским лишь в самых буйных фантазиях. Но для воплощения этих фантазий Финляндия не пожалела сил. Во Вторую мировую войну она поставила рекорд по проценту мобилизации. В строю оказалось 650 тыс. человек, 17,5 % всего населения. Одна армия развернула наступление на Ленинград, вторая вторглась в Карелию.

Но финны, выгадывая политические и пропагандистские козыри, потеряли фактор внезапности. Войска Северного фронта генерал-лейтенанта Попова ждали нападения с их стороны. Неприятели сумели оттеснить наши части от Выборга, но на старой границе в сохранившихся укреплениях они удержались и дали отпор. На территории самой Финляндии располагалась военная база на полуострове Ханко. Ее обороняли стрелковая бригада и артиллеристы береговой обороны – 25 тыс. человек. Маннергейм сосредоточил против Ханко две дивизии и части из шведских добровольцев. Но атаки захлебнулись в крови, врагу не удалось продвинуться ни на шаг.

На Кольском полуострове финны нанесли удар вместе с германской армией «Норвегия». Однако наши пограничники и армейские части отчаянно отбивались на рубежах полярных речек, в прибрежных скалах. Их поддержали моряки Северного флота, мощные корабельные орудия и крупнокалиберные батареи береговой обороны. Неприятель наседал яростно, остервенело. Но постепенно его натиск выдыхался, он принялся закрепляться, зарываться в землю. Завязались позиционные бои.

Хотя стабилизация фронта на северной и южной оконечностях, увы, не сказывалась на общем состоянии дел. Основная часть вооруженных сил была разгромлена за две недели! Были сняты со своих постов командующий Западным фронтом Павлов, его начальник штаба Климовских, командующий 4-й армией Коробов и еще несколько начальников. Их обвинили в измене. Конечно, они не были предателями. Они всего лишь натворили грубых ошибок. Но в Советском Союзе слишком часто сталкивались с преднамеренным вредительством и диверсиями. Павлов, Климовских, Коробов были осуждены и расстреляны.

Впрочем, это не было наказанием на поражение, поиском «козлов отпущения». Суровая кара коснулась только тех, кто проявил себя совсем уж плохо, утратил управление войсками, наломал дров неграмотными решениями. К командованию развалившегося Северо-Западного фронта таких обвинений не предъявляли. Да и на Западном большинство армий погибло, но их командующие выбирались из окружений, и их восстанавливали на высоких должностях. Но самого Западного фронта больше не существовало. На его месте расползалась хаотичная мешанина из неуправляемых частей и отрядов.

Сталин в сложившейся ситуации принял жестокое, но единственное остающееся решение. Отказался от попыток спасать массы войск, варившихся в котлах. Вместо этого создавался новый фронт по Западной Двине и Днепру. Резервы, выдвигаемые из глубины страны, было приказано останавливать на этом рубеже, строить оборону. Возглавил фронт нарком обороны маршал Тимошенко, но для более эффективного управления его разделили надвое. Южное крыло преобразовали в отдельный, Центральный фронт (командующий – генерал-полковник Кузнецов). Однако соотношение сил теперь еще больше изменилось в пользу немцев. Русских они повыбили крепко и на центральном, смоленском направлении превосходили по людям в 2 раза, по артиллерии – в 2,4 раза, по самолетам в 4 раза. И только танков на советской стороне до сих пор было больше в 1,3 раза [18].

Впрочем, даже такое решение Сталина и командования Красной армии осталось невыполненным. Чтобы новый фронт сорганизовался, требовалось некоторое время. Требовалось, чтобы окруженные группировки хоть немного задержали немцев. Но массы войск в котлах разбегались или сдавались, не создавая противнику никаких помех! Их собирали в плен вторые эшелоны, а ударные кулаки вообще не отвлекались на них. Едва замкнули кольцо под Минском, гитлеровская ставка поставила танковым группам Гота и Гудериана новую задачу. 10–12 июля они с двух сторон нацелились на Смоленск.

Бронированная лавина Гота ринулась со стороны Витебска. На пути у нее стояла 19-я армия генерала Конева. «Стояла» только на картах. Она лишь выдвигалась к фронту. Сам Конев прибыл к месту расположения, но войск в его распоряжении не было. Зато навстречу покатились отступающие, кричали о немецких танках! Командующий армией останавливал бегущих и сколачивал импровизированные отряды. Пришлось вспомнить даже старую специальность – в Первую мировую войну он был артиллеристом. На стоявшей поблизости артиллерийской батарее генерал заменил убитого командира, а потом и наводчика, стрелял по лезущим танкам [64]. По соседству с Коневым 22-я армия закрепилась заблаговременно. Но ей пришлось гораздо хуже, чем 19-й, – основной удар Гота прокатился как раз по ней. Продавил посередине и разорвал надвое, она очутилась в полуокружении. Потянулась выбираться из ловушки, бросила Невель, Полоцк.

2-я танковая группа Гудериана навалилась на русских южнее. С ходу овладела Оршей, обошла Могилев – возле этого города попали в окружение шесть советских дивизий. Что ж, обе танковых группы отлично знали свое дело. Не отвлекаться, прорываться быстрее и глубже. Мчались по дорогам, давили встречные русские подразделения и обозы беженцев. Всего через несколько дней, 16 июля, ворвались в Смоленск. В очередной котел попали три армии: 19-я, 16-я и 20-я. Связь с ними сохранялась лишь по узкому коридору и понтонному мосту у села Соловьево.

И все-таки многое отличалось от пограничных сражений. Окруженную группировку возглавил командующий 16-й армией генерал Лукин, она не развалилась, продолжила драться в кольце. Три армии контратаковали изнутри, пытались отбить Смоленск. А советское Верховное главнокомандование в спешном порядке организовывало контрудары извне. Танкистов Гота, разогнавшихся и захвативших Великие Луки, вышибли из города. С юга под основание прорыва ударили войска Центрального фронта.

В Прибалтике в это время германская группа армий «Север» доламывала русскую оборону по Западной Двине. 4-я танковая группа Гепнера вырвалась далеко вперед, захватила Псков. Но и здесь немцы нарвались на контрудары. Под Сольцами наши части впервые смогли окружить 8-ю танковую дивизию немцев. Она, правда, вырвалась, возвратилась к своим. Но германское начальство проанализировало подобные факты и сделало выводы – расчеты на неожиданность и на растерянность русских исчерпали себя. Подвижным соединениям было приказано не «зарываться», приостановиться и подождать общевойсковые армии.

Однако усилившееся сопротивление русских не вызывало в Берлине серьезных опасений. Сроки операции «Барбаросса», намеченные изначальными директивами, еще не сдвигались. Падение Москвы намечалось на конец августа, выход на рубеж Волги к началу октября, Баку и Батуми – ноябрь… Немцы действовали грамотно. Танковые кулаки догоняла пехота. В конце июля враг окончательно овладел Смоленском, перерезали горловину у Соловьево, замкнув кольцо вокруг группировки Лукина. Тем не менее замыслы неприятельских военачальников опять нарушались. Они ведь тоже ошибались, многого не учли. Недооценили мобилизационные возможности СССР, недооценили русский характер.

Западный фронт уже во второй раз признавали уничтоженным, но в тылу за ним опять выстраивался новый! Резервный фронт – пять армий. Правда, сейчас говорить об армиях можно было лишь условно. Маршал Рокоссовский вспоминал: на бумаге ему выделили стрелковые, танковую дивизию, приказали прикрыть Минское шоссе у Ярцево. Кратчайшую дорогу на Москву! А на деле вместо дивизий дали несколько автомашин, зенитных орудий и пару взводов пехоты – с ними предстояло сколачивать оборону из ничего. Из отступающих, отбившихся от своих. При атаке немцев эти бойцы, собранные с миру по нитке, привычно побежали. «Среди бегущих – солдат, такой усач из мобилизованных, хлебнувший первой войны. Он бежит и покрикивает: „Команду подай!.. Кто команду даст?… Команда нужна! – что-то созрело в нем, и он сам гаркнул – Стой! Ложись! Вон противник – огонь!“» [107].

Да, что-то созревало в солдатах, в командирах. Эти же самые импровизированные команды превращались в ходе сражений в боеспособные части. Созданная на пустом месте оперативная группа Рокоссовского не только отразила неприятелей, но и сама отбросила немцев, пробила брешь в окружении. Значительные силы 16-й и 20-й армий сумели выйти из кольца. Еще более эффективным оказался контрудар Центрального фронта. Он попал в уязвимое место, в стык вражеских групп армий «Центр» и «Юг». Были освобождены Рогачев, Жлобин, Кричев, Пропойск. Этим воспользовались остатки шести дивизий, оборонявших Могилев, вырвались к своим. Продвижение Центрального фронта оказалось спасительным и для многих других окруженцев – на этот участок выбирались по лесам солдаты из-под Минска, даже из-под Бреста.

Аналогичный контрудар нацеливался в стык германских групп армий «Север» и «Центр». Нанести его должны были четыре армии. Но три из них, потрепанные и измотанные, не смогли потеснить врага. Успеха добилась только 34-я армия генерала Качалова, специально выдвинутая из резерва. Она была кадровой, прекрасно укомплектованной и вооруженной. Опрокинула немцев, гнала их 40 км. Группа армий «Север» в это время возобновила наступление на Новгород и Ленинград, и вдруг русские проломились ей в тылы! Фон Лееб опять приостановил операцию, развернул танковые и моторизованные дивизии в противоположном направлении. И тут уж пришлось худо 34-й армии. Ее глубокий прорыв подсекли под основание, и армия сама очутилась в кольце. 18 тыс. человек попали в плен, остальные кое-как вырывались и просачивались.

В целом же положение Советского Союза выглядело безнадежным. Его терзала свора хищников, и готовы были подключиться другие. Япония до поры до времени воздерживалась. К договорам она относилась примерно так же, как Гитлер, но ей слишком крепко всыпали на Халхин-Голе. Японцы выжидали, когда немцы сокрушат русских, чтобы вмешаться на готовенькое. Для этого сосредоточили в Маньчжурии и Корее почти половину своих вооруженных сил. В Токио изучали карту Сибири. Обсуждался вариант, что граница с Германией должна пройти примерно по линии Омска. По мере немецких побед японцы принялись откровенно задираться.

В проливах Японского и Охотского морей останавливали и досматривали советские суда. Несколько пароходов было потоплено. На границе снова участились провокации. Наглецы пользовались тем, что наша страна не может себе позволить наказать их. Красноармейцев связали по рукам и ногам строжайшие приказы – не реагировать ни на какие выходки, даже не отвечать на обстрелы. Пытаться избежать войны любой ценой.

О былом союзе с немцами не забыла и Турция. Подписала соглашение о присоединении к Антикоминтерновскому пакту с Германией, Италией, Японией. Пока она оговорила для себя роль наблюдателя, но разворачивала на закавказской границе 26 дивизий! При этом темнила и лицемерила. Раскланивалась с англичанами. Объясняла, что готова выступить их союзницей. Готова захватить русское Закавказье, чтобы не дать его немцам. Но таким же образом Турция лгала и изворачивалась во время Первой мировой – напустила тумана, а потом напала. В результате Советскому Союзу приходилось держать шесть армий на Дальнем Востоке, три армии в Закавказье – как не хватало этих армий на западных фронтах!

Что же касается Англии и Америки, то и они в данный период обращались с нашей страной как с обреченной. В международных делах на нее даже не обращали внимания. В августе 1941 г. западные союзники провели Атлантическую конференцию, где вырабатывались принципы послевоенного устройства мира. СССР не сочли нужным пригласить туда или хотя бы посоветоваться. Приняли Атлантическую хартию, провозгласив «демократизацию» и прочие установки, продиктованные американцами. Хартия отказывалась признавать территориальные изменения, случившиеся во время войны. Но под этот пункт попадали не только завоевания Германии, а и присоединение к Советскому Союзу Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии, районов, отвоеванных у финнов [20].

Ну а практическое сотрудничество с союзниками поначалу стало налаживаться вообще не против Германии. В дополнение к Турции на сторону Гитлера склонялся Иран. Там активно действовала агентура нацистов, в правительстве образовалась сильная прогерманская партия. По ее уговорам шах Реза Пехлеви замышлял напасть на британские нефтепромыслы у Персидского залива, на советскую Среднюю Азию. Армия Ирана пребывала в жалком состоянии. Она насчитывала 9 дивизий, но реально существовали только 5, да и они представляли собой толпы оборванцев. Однако выступление Ирана могло подтолкнуть к войне Турцию, возбудить Ирак – там тоже хватало сторонников Гитлера, англичанам пришлось подавлять его два месяца назад.

Обеспокоенный Черчилль обратился к Сталину, и Иосиф Виссарионович согласился с его опасениями. Получить еще один фронт для Советского Союза было совершенно ни к чему. Договорились охладить пыл иранцев, а заодно и пригрозить туркам – если ввести войска в Иран, союзная группировка выходила как раз в тылы турецким дивизиям, выдвинутым к нашей границе. Еще царская Россия имела в договоре с шахом особый пункт – в случае угрозы нашим южным рубежам наша страна имела право ввести к соседям войска. Этот пункт перекочевал и в договор Ирана с СССР. Теперь шаху предъявили ультиматум: допустить на свою землю советские и британские части.

Советники настроили его ответить отказом, доказывали, что бояться нечего, СССР вот-вот падет. На ультиматум ответили отказом. Но 26 августа в Иран вступили три советских армии, а с юга вошли 2 британских дивизии и 3 бригады. Иранское воинство разогнали за несколько дней, шаха свергли. 8 сентября страну разделили на две зоны оккупации, русскую и британскую. Характерно, что операция получила название «Согласие». По-французски «Антанта». Как бы намек на возрождение союза Первой мировой войны.

Что ж, лед «согласия» действительно тронулся. Когда договаривались о взаимодействии в Иране, стало неудобным уклоняться от обсуждения прочих вопросов. В августе с Советским Союзом стали заключаться соглашения о поставках стратегических товаров. Но отнюдь не бесплатно! Оговаривались суммы кредитов и даже годовые проценты, а оплата предусматривалась по клирингу – взаимным расчетом за «встречные» товары. Хотя какие товары мог поставлять СССР в условиях войны? Золото, драгоценности. В сентябре 1941 г. член американского правительства Г. Икес записал: «Зашел разговор о золотых запасах, которые могут иметь русские… Мы, по-видимому, стремимся к тому, чтобы они передали нам все свое золото в погашение за поставки товаров, пока оно не будет исчерпано. С этого момента мы применим к России закон о ленд-лизе» [44].