Стальной цветок долины

Пролог

— Дурная девка! И что топилась! Здесь и воды-то по колено! — сердито выговаривал шамкающий голос, вытаскивая меня из вонючей воды, — давай плюй её.

— Кхе… не могу, — прохрипела, закашлявшись, изрыгая из себя воду, желчь... — горло раздирает.

— Так, ведомо, нахлебалась, насилу ссадил.

— Голова… болит, — прошептала. Борясь с ужасным головокружением и тошнотой одновременно, я попыталась открыть глаза, но застонав от боли, прекратила бесполезные попытки.

— Голова, — снова ворчливо бормотал всё тот же шамкающий голос, — сиганула с мостка в воду, дык темечком и приложилась.

— Врача, — снова просипела, хватаясь за чьи-то руки, — авария, автобус упал с обрыва… там люди.

— Не уразумею, что гуторит. Агнешка ты зови тётку сюда, пускай забирают бедовую, — последнее, что я услышала, прежде чем вновь погрузиться во тьму.

Глава 1

— Отправили за мной проследить, — с усмешкой бросила, даже не повернув головы в сторону маленькой Агнешки, я продолжила наслаждаться первозданной красотой природы.

У подножия взгорка бежала, перебирая камешками шумная речушка, огибая небольшие проплешины песка и необъятные валуны, которые неведома, как здесь оказались. Безоблачное летнее небо, царапали своими макушками вековые сосны. Прозрачный, пахнувший сладкими травами и свежестью бор, забирался на холм, на вершине которого раскинулся величественный дуб, пряча в своей тени двух заблудившихся барашков. Там… где я жила, такое редко увидишь.

— Тётка Бажена запросила присмотреть за тобой, — ответила девочка, устраиваясь рядышком со мной, — сказала, что ты совсем дурная стала, как потопла.

— Хм…, наверное, — ухмыльнулась, посмотрев на малышку лет семи, которая бесстрашно забралась на высокое дерево, вслед за мной.

— Дядька Силуан, давеча говорил, что замуж тебя отдавать пора, засиделась в девках, вот и балуешь.

— И за кого?

— Не ведомо то мне, — равнодушно пожала плечами подруга, — только зря ты топла из-за Любима, говорила тебе — сговорённый он.

— Много ты знаешь, — буркнула, поддерживая роль обиженной девки.

— Слышала, как ходили его родичи к Велене, — упрямо проговорил ребёнок, — а ты всё люб и свет не мил без него.

— Дура была, чего уж теперь, — согласилась с непогодам рассудительной Агнешкой.

— Идём, а то тётка Бажена ругаться будет, скоро коровы вернутся с выпаса, доить надо и в поле траву не всю выдрали.

— Идём, — вздохнула, в очередной раз мысленно ужасаясь объёмом тяжёлой работы этих людей.

До выселка идти было совсем немного, спустившись взгорка, мы, выбрались на вытоптанную тропинку и уже через пять минут вышли к первому дому.

Как всегда, возвращаясь с моего уже не тайного места, где я скрывалась от любопытных глаз, я на мгновении замерла, в очередной раз неверующе посмотрев на деревню. За две недели, что здесь нахожусь, я никак не могла привыкнуть к такому…

Бревенчатые дома, крытые дранкой или соломой. Хозяйственные постройки — жердяные. Овины, сараи, навесы для сена, и выпирающие из земли погреба образовывали большие дворы. Забор тоже жердяной, непонятно отчего мог защитить, тем неимение опоясывал это довольно обширный задел земли.

Правда, не все дворы были такие, имелись здесь и победнее. Небольшая усадьба, с одним сараем, в котором хранились и сани, и солома, и прочий сельскохозяйственный инструмент. И скотный двор общий, где содержались всего-то две коровёнки, лошадь, как же без неё, да в загородке с пяток свиней.

Но всё же больших дворов здесь было около трёх десятков и выселки считались богатой деревней. Из каждой ограды злобно лаяли собаки, оповещая хозяев о гостях; им в ответ похрюкивали свиньи; гуси в вразвалочку подгоняемые маленьким пастушонком уже возвращались домой; куры стайками бродили по двору, капаясь в земле, в поисках, чем поживится.

А жители… мужчины все бородатые, одетые в свободные рубахи, шаровары и короткие сапоги. Дядька Силуан возвращался с соседних выселков, куда отвозил криницу. Молодой ещё безбородый Всеслав, с горделивою улыбкой вручил матери связку птиц, пойманных собственноручно собранными силками. Местные женщины все поголовно в платках, тёмных юбках и каких-то кофтах, в основном хозяйничали дома, поднимаясь ещё до рассвета. Девушки обычно носили сарафаны, украшенные яркой вышивкой, управлялись в полях, смотрели за скотом, да мамкам помогали.

Я два дня, после того как очнулась, ходила словно блаженная по деревне и ошалело рассматривала дома, постройки, людей… искала, подсказку, что всё это дурной сон и неправда. Но всё было настолько настоящим… а ещё слова, они говорили по-другому, а я понимала и что удивительно сама изъяснялась на их же диалекте.

— Малуша, поспешим, — окликнула меня Агнешка, прерывая мои воспоминания, — уж больно ныне тётка Бажена сердита.

— Тогда, может, лучше сразу на поле? — немедля предложила, решив, что не стоит попадаться тётке Бажене на глаза, с её сильной рукой я уже успела познакомиться.

— Брюкву доделаем, там как раз немного осталось, — согласилась маленькая подружка, сорвав у края вытоптанной дорожки, хворостинку, принялась отгонять от себя назойливых комаров. Время подступало к вечеру, солнышко уже не так пекло, и кровопийцы тут же повылазили из травы.

Проходя мимо тёткиного двора, я, втянув голову в плечи, спешила прошмыгнуть незамеченной. День с утра не задался, настроение у меня было препаршивым, а тётка характером вредная. Обруливая, оставленный одной из бурёнок подарок, я едва не упала, когда под ноги кинулся головастый щенок, коего гоняла малышня лет двух — трёх, забирая у того недоеденную кость. Две румяные девицы, ворошившие деревянными вилами сено, тут же громко хихикнули, заметив моё неловкое приземление.

— Дуры, — буркнула себе под нос, с трудом подавив желание треснуть обеим промеж глаз.

— Косы у тебя красивые, вот и завидуют, — глубокомысленно заявила Агнешка, пристроившись рядом со мной, она, засунув в рот прутик, задумчиво его грызла.

— Ага.

— Малуша, опять чего замыслила? — прошамкал дед Желан, лучший бондарь сразу трёх выселок. Разместившись у сарая, под вечерним солнышком, он, собирая новенький бочонок, прищурив глаза, зорко приглядывал разом за всеми.

— Неа… брюкву полоть пошла, — отозвалась, мысленно выругавшись. Досталось же мне в наследство тело девушки, что ни день, вытворявшая чего непотребное.

— Гляди, тётка Бажена запрёт тебя в клети, — по-доброму предупредил дед, вернувшись к работе.

— Слушай, давай ходу добавим, — предложила Агнешке и ускорила свой шаг. Говорить сегодня ни с кем из местным мне совсем не хотелось. Итак, на протяжении этих двух недель осторожно приходилось собирать по крупицам сведения о жизни в деревне, об умениях, о людях, что окружали Малушу.

В первое время было очень трудно ничему не удивляться, украдкой поглядывать на девушек и женщин, примечать их действия и повторять. Пусть неумело и чаще всего, веселя народ, но кричать, что не местная я не решилась. На опыты не сдадут и вроде сжечь не должны, но за чокнутую точно примут и с выселка попрут.

Глава 2

— Что? — изумлённо переспросил, тот что рыжий с недоумением переглянувшись с тем что блондин.

— Говорю, проходите мимо и не задерживайтесь.

— Богдан, по-моему, нас послали, — хмыкнул рыжий, уставившись на меня, словно на неведомую зверушку.

— Дошло, — проговорила, насмешливо вскинув бровь, отвернувшись к молодцам задом, тихо, как будто, между прочим, добавила, — мда… природа здесь славно отдохнула.

— Ах, ты трясогузка, — рыкнул сердитый мужской голос, — ну я тебя сейчас задам.

— Только подойди и останешься без того, чем так гордишься, — рыкнула в ответ, резко обернувшись, я выставила перед собой нож, грозно сведя брови, не мигающим взглядом следила за спешивающим Богданом.

— А ну её, безголовая девка, — окликнул парня, рыжий, — точна маруха в неё вселилась.

— Ага, она самая.

— Дура! — напоследок бросил Богдан, быстро взлетел на лошадь и сжав ногами бока пегой, рванул от поля подальше.

— Малуша, ты самого Богдана напугала, — восторженно пискнула Агнешка, стоило обоим гарным молодцам исчезнуть за поворотом.

— Хам и наглец, — проронила сквозь зубы, мысленно выругавшись на себя. Всё же надо быть сдержанней, но как это сложно. День! Всего день мне позволили отлежаться, а после представили к работе. А там желающих укусить девушку, то есть меня оказалось слишком много. Ни минуты не проходило, дай Малушу обидным словом назвать. Накипело!

— Он всегда же к тебе цепляется, ты больше пряталась от него, — неопределённо пожала плечами девочка.

— Значит уже хватит.

— А нож зачем взяла, неужто и правда порезала, — вдруг спросила Агнешка, удивлённо вытаращив свои глазёнки.

— Если бы понадобилось, то да, — глухо ответила, возвращаясь к работе, — давай драть сорняки, немного осталось.

— Ага... Ой! Колючий какой!

Ещё, наверное, около часа мы провели на поле. К нам никто не лез, вопросов глупых не задавал, дополнительную работу не подкидывал. Жаркое по-летнему солнышко уже давно скрылось за высокими деревьями, птицы умолкли, но всё равно нет-нет, а из густой дубравы раздавался переливчатый свист.

Мошка и комары, обрадованных скорой кровавой поживой, сдул в сторону реки поднявшийся ветерок. Тишина и полное спокойствие окружало нас. Возвращаться в дом, где опять будут сыпаться со всех сторон ехидные замечания, где тётка Бажена наверняка даст новое задание, не хотелось. И нет, я никогда не была ленивой, но здесь было откровенная наглость, когда все уже разбредались по лавкам и полатям, я либо вычёсывала в подклете шерсть, либо выщипывала перья с курицы.

— Пошли домой, скоро вечерять будут, — прервала мои не радужные мысли Агнешка, вытирая о траву испачканные ручки.

— Идём, — тяжело вздохнула, поворачивая к дому.

На ужин опаздывать никак нельзя, в лучшем случае останешься без него, в худшем получишь от тётки. Уж не знаю, как с ней живёт дядька Силуан, но Бажена, баба склочная, вредная, хотя хозяйство у неё доброе и всем одна управляется. Да и детей сестры не бросила, приютила, хотя своих хватает. Да, ласки не увидишь, но и к родным она не лучше относится. Просто Малуше не повезло, сама девка егозой была, а тётка баловства не любит.

— Явилась, — недовольно буркнула Бажена, расставляя на столе горшки, — неси с погреба сметану.

— Хорошо, — покладисто кивнула, быстро исчезая в двери.

— Малуша, и мёду прихвати, — крикнула вдогонку женщина, — тот, что с краю стоит.

— Ладно.

Ужин был сытным и невероятно вкусным. Что примеряло меня с этим временем, так это настоящая, не испорченная химией и всякой дрянью еда. Сегодня на столе стояла в горшке гречневая каша с разварившимися на волокна мясом, пахнувшая дымком. Капуста квашеная с клюквой, и мочёные яблоки. Пироги с рыбой, с капустой. На сладкое детям раздали по ломтю хлеба с мёдом, те запивали всё это молоком. Дядька Силуан кряхтя от удовольствия шумно пил мёд, ну а я довольствовалась ядрёным квасом, пахнувший хлебом и яблоками.

— Малуша, надо к завтрашнему обеду шерсть додрать, Заряна с Годимиром на Холмовку поедут, сказали, отвезут.

— Хорошо, — мысленно хмыкнула, ощущая себя золушкой, в очередной раз утвердившись, что нужно это менять. Иначе так и буду ходить битой.

— Или к утру они рядились? — задумчиво промолвила женщина, взглянув на мужа.

— К обеду, — ухмыльнулся дядька Силуан, быстро смекнув задумку своей супружницы.

— Слышала? — недовольно сказала тётка, — иди, что сидишь.

— Пошла, — подорвалась, уже зная, что, если Бажена завелась, её не остановить.

До самой полуночи я драла эту шерсть, радует, что руки Малуши были привычные к тяжёлой работе и новых кровавых мозолей не появилось. Уставшая от непростого труда, вымотанная мыслями, я, свернувшись клубком, разместилась на узкой лавке и стоило моей голове коснуться подстилке, как я тут же забылась беспокойным сном.

— Малуша, вставай, пора, тётка Бажена ругаться будет, — шептал писклявый детский голосок, дёргая меня за руку. Не сразу я поняла, что обращались ко мне, всё никак не свыкнусь с этим именем, — ну Малуша.

— Ещё минутку, а, — промычала, переворачиваясь на другой бок, как всегда надеясь, что этот странный сон вскоре пройдёт.

— Малуша! Лентяйка эдакая, ты ещё лежишь! — Неожиданно громко крикнули над ухом, больно ткнув мне в спину, — Радим скоро на выпас погонит, а коровы не доены! А ну, быстро пошла.

— Иду, — буркнула, поднимаясь с лавки, — и нечего так кричать.

— Совсем дурная девка стала, ещё и грызается, — продолжила ворчать тётка Бажена, покидая тёмную крохотную комнату, размером около восьми квадратов, в которой спала ребятня от трёх до десяти лет, и я сними, поставленная присматривать за малышнёй ночью.

— Ну вот, говорила тебе, — тихонько прошептала Агнешка, — она с утра сердита.

— А когда она бывает доброй? — задала риторический вопрос, направляясь к умывальне, — полей пожалуйста.

Пять коров! Пять, которых я должна была подоить, прежде чем их на выпас уведут. И не знаю, кто из нас больше мучился. Я или бедные бурёнки. И сразу не приступишься, они паразитки, видно, чувствовали мою растерянность и бодались, одна так самая вредная, с чёрной звездой на лбу, вообще лягается. Но я научилась быстро ведро выдёргивать, главное — вовремя заметить подрагивающий мускул на ноге и недовольное размахивание хвостом.

Глава 3.

— Дядька Силуан, идём на голую землю, там рисовать буду, — позвала мужчину, первой двинулась к проплешине во дворе, — смотри, чего хочу сделать, поможешь ли?

— Давай гляну сперва, а там покумекаем, — добродушно улыбнулся мужчина, в очередной раз подтвердив, насколько он отличается спокойным характером, от вредной тётки Бажены. Но всё же главой в доме был он. Он контролировал всё имущество семьи и судьбу каждого из его членов. Он решал за кого, когда и кому из дочерей выходить замуж, а на ком жениться сыновьям. Его власть в доме была безграничной и стоило дядьке только грозно взглянуть на Бажену, та враз замолкала. Поэтому мне нужно завоевать его уважение, а для этого необходимо выбраться из рутины и принести в дом, то что может увеличить достаток в семье. Но сделать будет это не просто — я девица, ещё и малахольная, если верить словам заклятых подружек, тётки и прочих не объективных жителей выселок.

— На крышку крепим вот такую деталь, их нужно две, — принялась чертить на земле примерную схему механического миксера. Знала я о нём немного, но пользовалась и понимала работу этого инструмента. Главное — сковать требуемые детали и собрать, если что походу подгонять будем.

Над этим чертежом я полночи билась, вспоминала, прикидывала. И очень надеялась, что дядька не откажет мне. Я была уверена, что только это поможет мне отстоять свою независимость, добиться уважения в этой деревне. Иначе нужно уходить, а как это сделать? Девица, молодая, одна да на дороге… Страшно, поэтому обживаемся пока здесь.

— Мудрено, — задумчиво пробормотал мужчина, разглядывая рисунок на земле, — не пойму тока зачем тебе.

— Масло взбивать, — ответила, украдкой скосив глаза на дядьку, — мутовкой тяжело, да долго, а этой быстрее будет, за ручку крутишь, здесь вертится.

— Малуша! Ты ужо управилась, я гляжу! Иди ягоду тогда собирать, осыпается вся, — заорала Бажена, которая, по всей видимости, тихо говорить не умеет.

— Ты иди, я запомнил, — тихо проговорил дядька Силуан, хмуро взглянув на супружницу, после чего та вмиг скрылась в сенях, он, криво усмехнувшись, продолжил, — ежели чего спрошу у тебя. Только начну не ранее третьего дня, заказ имеется. С соседних выселок косы привезли, надо подправить.

— Хорошо, — благодарно улыбнулась, рванула в подклеть за корзинкой. Что-что ягоду собирать я люблю и наешься и от горластой подальше. Так что вместе с Агнешкой уже спустя десять минут мы бодро вышагивали к реке, вдоль неё росли невысокие кусты смородины, ароматные ягоды которой уже начали созревать.

Идти было легко, солнышко ещё не успело раскочегариться, а воздух был по-утреннему свеж. Тропинка тянулась сквозь смешанный лес, петляя между стволов высоких сосен и берёз. Низкорослые кустарники сменялись боярышником, создавая приятную тень. Сегодня здесь ошеломляюще пахло земляникой, мёдом от белых мохнатых цветов и горячей смолой от высоких сосен. Я любила больше всего летний лес, он всегда мне казался в это время особенно живым. Он для меня был тем местом, куда можно было убежать от городской суеты и провести чудесно своё время. Я всегда с грустью смотрела на зелёную полосу, тянущую вдоль дороги, когда возвращалась поздним вечером домой, жалея, что времени заглянуть к старым знакомым великанам, как всегда, не было. Зато теперь я наслаждаюсь почти ежедневными прогулками по лесным тропинкам, мысленно хмыкнула, прогоняя из головы мрачные мысли.

— К реке идём, мы с Добрянкой по весне бегали сюда, приметили одно место, — произнесла Агнешка, сворачивая на одной ей видимую тропинку.

Добравшись до реки, местами широкой, полноводной с высокими берегами. Мы немного прошлись до пологого спуска с мелким песочком на берегу, смыли пыль с лица, что успела прилипнуть за время нашего пути. Напились ледяной невероятно вкусной воды и отправились дальше, пока не набрели на кусты, сплошь усеянные ягодой. Нам повезло, видно, до сих мест ещё не успели добраться и не приходилось ходить по оборвышам.

— Ты глянь какая крупная, — обрадованно воскликнула Агнешка, рванув собирать буренькую.

— Угу, а какая запашистая, — промычала, закинув в рот горсть ароматной, кислой ягоды, я зажмурилась от удовольствия.

Не спеша, мы обрывали куст за кустом, наши корзинки были давно полны, но оставлять манящую спелыми бочками ягоду не хотелось. Стащив с головы платки, что повязали перед выходом в лес, мы принялись собирать смородину туда, углубляясь всё дальше.

Солнце уже успело подняться высоко в небе и от жары спасала лишь тень деревьев и прохлада, идущая от реки. Птицы разноголосо щебетали на весь лес, шелест листьев на верхушках деревьев и журчание воды... эти незамысловатые звуки природы дарили спокойствие и умиротворение.

— Мила моя, Малушенька, — прошептали над ухом и сильный горячие руки, обвив меня, прижали к крепкому мужскому телу.

— Кхм…, — от неожиданности я подавилась ягодой, которая уже набила оскомину, но совсем не испугалась. Наоборот, подобралась и приготовилась дать отпор, подкравшемуся незаметно Любиму. Его обволакивающий бархатистый голос я узнаю теперь за версту, ведь он уже на следующий же день, как меня откачали, пришёл справиться о моём самочувствии и ведь, знал, что из-за него Малуша топится пошла, нет заявился.

— Любый мой, — проворковала, развернувшись в кольце рук, я всё же отступила, высвобождаясь, — никак соскучился, а как же Велена?

— Малушенька, знаешь ведь, не люба она мне, родичи заставили, — повинился парень, красавец, словно с картинки сошёл, про богатырей, которая. И статен, и могуч, а улыбка — загляденье. Но вот глаза бегают, а руки дрожат в нетерпении, дай только полапать. И зло такое меня разобрало, ведь знает, знает, что Малушка топилась и понимает, что не быть им вместе, что невеста у него имеется и к свадьбе уже идут приготовления, но нет, ходит, бередит душу девушке, не отпускает.

— Как же, ведаю, любый мой, навязали нежеланную, а ты и отказать батюшке не можешь, — сказала, облизнув верхнюю губу, я, чуть приоткрыв рот, шумно задышала, одновременно поглаживая ладонью вздымающуюся грудь мужчины, немного подталкивая местного ловеласа, проникновенно прошептала, — а я-то как соскучилась.

Глава 4.

Домой мы особо не спешили, но всё же спустя час вышли к выселкам. Проходя мимо соседнего двора, услышала гаденькое хихиканье, обернувшись, заметила, как две девичьи головы разом склонились к столу, а руки шустро заработали, мелко нарезая куски мяса, для просушки.

Впервые увидев небольшие тёмно-коричневые шарики в печи у тётки Бажены, навевающие не особо аппетитные ассоциации, я с удивлением смотрела, как Михась, пока мать не видит, сыпанул горсточку в поясной мешок и тикать из хаты. Настороженно взяв один из них, на ощупь немного маслянистый комочек, я с опаской засунула его в рот, медленно разжевав, узнала в нём мясо. Довольно вкусное и его в таком виде удобно летом в дорогу брать, точно не испортится.

— Волыня сказала, — прошептал девичий голосок, прерывая мои воспоминания.

— Малуш, не слушай их, — отмахнулась Агнешка, наверное, единственный человечек здесь, который по-доброму ко мне относился.

— Не буду, — с улыбкой кивнула, проходя мимо болтушек, завернув за угол, оторопело уставилась на двор дядьки Силана. Там был погром, тётка затеяла уборку и все от мала до велика, трудились не покладая рук. Михась и Радим, два старших сына лет так десяти перемещали поленницу ближе к бане, Всеслав и Тихон вытаскивали из подклети корзины, раскладывая их на солнышке для просушки. На жердяном заборе уже висела перина, подушки, жарясь под горячими лучами.

Оглядев почти полностью завешенный ими забор, вдруг поняла, что даже у самого маленького Тихона была пусть плоская, но перьевая подушка, а я спала на подстилке набитой гречневой шелухой и шерстью. Это конечно полезно, но странно.

— Явились! — Рыкнула Бажена, завидев нас, — тут дел полно, а они гуляют.

— Мы ягоды собирали, по твоему поручению, — напомнила тётке, зная наверняка, что не услышит, а ещё хуже, подзатыльник даст. Учит нас так — непутёвых.

— Волыня вон давно вернулась, — продолжила выговаривать крикуша, — Агнешка, хватит рот разевать, бегом до бани, бельё не сполоснуто, а ты корзину клади и тоже туда иди, половики лежат, отмокают.

— Иду, — буркнула, глядя вслед уже спешащей к бане Агнешки, единственной дочери Бажены, но ласки и любви у той к ребёнку совсем не было. Наверно поэтому девочка, ко мне прикипела и ходит хвостиком.

— А после одёжи садись чинить, — добавила тётка, видно, не удовлетворившись моей покладистостью.

— Хорошо, — кивнула, спеша скрыться из виду, а то ещё чего придумает.

Домотканые дорожки стирать руками, шоркая их о деревянную ребристую доску, то ещё удовольствие. Пару раз руки неловко срывалась, стирая костяшки пальцев до крови. Агнешке тоже было непросто выжимать большие отцовы рубахи, пришлось бросать своё и помогать. Радует, что нынче мальчишки воды натаскали, а иначе отправили бы ребёнка на реку, а вода в ней, хоть и лето на дворе, леденеющая, аж руки ломит.

— Всё, — устало выдохнула Агнешка, падая на лавку у бани, — Малуша, у тебя пирогов не осталось?

— Есть один, в сумме глянь, — пыхтя прошептала, развеивая тяжёлые от воды половики на забор.

— Будешь?

— Нет, — ответила, устраиваясь рядом с девочкой, я откинулась спиной на тёплую стену бани и прикрыв глаза, подставила лицо ласковому солнышку. Где-то рядом, на зелёном лугу блеяли маленькие ягнята, трещали сверчки в траве. Над головой жужжали пчёлы, а воробьи, усевшись на коньке крыши скотного двора, ждали, когда пегий отойдёт от яслей, чтобы поживиться с его кормушки.

— Малуш, а правда говорят Волыня с Заряной, что мужа ты не найдёшь?

— Хм… почему? — растерялась я, не зная, что ответить девочке.

— Слышала, как говорили вчера у стога, — продолжила Агнешка, прожевав последний кусочек пирога, — что возраст у тебя вышел и приданого нет.

— Ну, наверное, — равнодушно пожала плечами, мысленно ликуя, скорое замужество мне не грозит, но всё же уточнила, — а болтушки, считают какой возраст самый подходящий для этого дела?

— Как Велене, шестнадцать, а тебе уже девятнадцать, — ответил ребёнок, с сочувствием на меня посмотрев, — мамка говорила, что сестра Силуана была глупой и не отдавала тебя, когда время пришло, а потом и вовсе поздно стало.

— Почему? — тихо спросила, радуясь такой словоохотливостью Агнешки, всё же о себя я знала немного, удалось выяснить только, что живу я в этих выселках всего-то месяца три. А почему, не известно.

— Так погорели твои всё и приданое, что собирали тоже, — удивлённо проговорила девочка, понятливо добавив, — снова запамятовала?

— Угу, — растерянно кивнула, мыслями я была уже далеко. Вот значит, как, Малуше удалось спастись, а родичи погибли в огне, вот Бажена и приютила приблуду. Лишний рот, ещё и приданое ей собирай, без него и замуж никто не возьмёт. Нда… непросто девушки было, мать с отцом и поди ещё и братьями погибли, всего лишилась, тётка злая… вот и прикипела к Любиму, что лаской её одарил, а после узнав, о предательстве, жизни себя лишила.

Мысленно собрав очередной пазл из жизни моей предшественницы, я с горькой усмешкой произнесла:

— Ничего Агнешка, зато я рядом с тобой буду, сказки рассказывать и вкусными пирогами делится.

— А сегодня ночью расскажешь? — тут же спросила девочка, нетерпеливо поёрзав на лавке.

— Если Бажена не подкинет новое задание, то расскажу, — пообещала я, поднимаясь.

— Идём, надо починкой одежды заняться, увидит, что без дела сидим, крик на все выселки поднимется.

— Мамке трудно, работы страсть сколько, вот и сердится, — заступилась Агнешка.

— Знаю, поэтому поспешим.

Одежды накопилось много, игла толстая, тяжело проходила сквозь грубую ткань. Пальцы я исколола уже через пять минут, как села штопать. Делая это неумело, я всё время поглядывала на ловкие движения ручек подружки и училась.

Спрятавшись подальше от шмыгающих по двору мальчишек, подгоняемые громкими криками тётки, мы жмурились от вечернего, но ещё ослепительного солнышка и болтали. Вернее, в основном говорила Агнешка, посвящая меня в сплетни выселок. Понемногу я узнавала о соседях всё. У кого корова принесла бычка с пятнышком на голове, кто из девушек за кем присматривает. Какой из парней самый завидный жених, лучший охотник и рыбак. Кто из девушек умелая вышивальщица, а у кого приданное самое знатное.

Глава 5.

— Дядька! — обрадованно воскликнула, влетая в невысокое каменное здание, которое меня всегда завораживало множеством знакомых и незнакомых вещей.

Плавильная печь для нагрева крицы, кочерга, лом, лопата, наковальня, молот, разнообразные клещи для извлечения из горна раскалённого железа и работы с ним… Тяжёлая балка толщиной с две мои руки, чтобы раздувать меха, поражала своей мощью, ведь какую надо силищу иметь, ей беспрестанно работать. А ещё удержать клещами кусок железа, пока кузнец зубилом пробивает отверстия в ушках для ушата, лемехах для сох, мотыгах. Или отверстия в клещах, ключах, лодочных заклёпках, на копьях (для скрепления с древком), на оковках лопат.

Принося обед дядьке Силуану, я всегда старалась хоть немного задержаться здесь. С увлечением разгадывая, то или иное приспособление, радуясь, словно ребёнок, если мне это удавалось. И видела, как тяжёл труд кузнеца и его помощника. Мне казалось, это сродни волшебству определять по искрам раскалённого добела металла его готовность и своей силой из простого куска изготавливать все эти так необходимые вещи.

— Ты чего это? — прервал мои мысли дядька Силуан, изумлённо уставившись на запыхавшуюся меня.

— Забыла… рассказать, — выпалила, быстро оглянувшись, изрядно приободрилась, отметив, что меня никто не преследовал.

— Малушка, ты и правда малахольная! — добродушно фыркнул дядька Силуан, — никак опять Бажена ругается.

— Да нее, она всегда такая... — отмахнулась, вытирая пот со лба, я ненадолго замолчала, рассматривая, то ли кастрюлю, то ли будущий шлем, лежащий на лавке, — это что?

— Шлем для младшего сына Драговида, желает в Вырь податься, там князь войско собирает, — нехотя ответил кузнец, хмуро добавив, — а ты чего алкала?

— А что случилось? Почто князь войско собирает?

— Тебе зачем? Али тоже собралась, — рассмеялся дядька Силуан.

— Просто, — равнодушно пожала плечами, — ты так сказываешь хорошо да гладко.

— Хм…, — довольно почесал бороду кузнец, — кочевье лютует, разграбили окрестности Переяславля и увели табун лошадей. Драговид говорит три недели назад, сам Боняк подошёл к Лубену. Наши князья-то объединили силы свои, и кочевники трусливо бежали с поля боя. Но князья войско собирают, ведают, видать, чего.

— А Вырь далеко от Ручейки?

— Три дня верхом, телегой дольше, — ответил мужчина, тут же подозрительно сощурив глаза, — а тебе почто?

— Для общего развития, — быстро протараторила, переводя разговор на другую тему, кивнула в сторону стола, — красивая выходит.

— Да, крепкий булат

— Центр тяжести к острию сместил? — Уточнила, подняв саблю со стола, стала внимательно рассматривать оружие. Длинный клинок около метра, с шириной лезвия не меньше пяти. С хорошим изгибом такой имеет большую силу рубящего удара. А вот эфес подкачал, прямой с шариком на конце, — Дядька, ты бы здесь утолщение убрал и чуть удлинил, а в этом месте загнуть бы хорошо для пущего удобства рубки. Да гарду добавь для защиты от скользящих ударов по клинку.

— Хмм... дело баешь, — задумчиво протянул мужчина, удивлённо взглянув на меня, добавил, — ты никак в кузнечном деле стала разбираться.

— Нет, остриё вниз тянет, да держать неловко, — с улыбкой пробормотала, — дядька Силуан, а сделай мне ведро маленькое, как вот это шлем и дырку в нём, с палец мой, вот здесь.

— Зачем?

— Рукомойник у нас неудобный, без помощи не обойтись, — ответила, вспомнив, какой сейчас висит у входа в хату. Из красной глины, с двумя носиками и ручками, пока приноровишься к нему, весь мокрый будешь.

— Придумаешь чего, зачем надо?

— Ну вот смотри, — принялась объяснять кузнецу, на будущем шлеме, что нужно, — сюда в это отверстие стержень поставим, он должен быть ближе к краю расширяться, чтобы не проваливался. Здесь ушко надо бы, на стену подвесим над лоханью, стержень толкнём внутрь, и вода польётся.

— Опять мудришь.

— Лучше же будет, — заканючила я.

— Иди давай! Ходит тут, от работы отвлекает.

— Подожди, про миксер чего скажу. Зубчики нужны на диске иначе крутится не будет.

— На этом? — спросил кузнец, показывая уже готовую деталь. Видно, всё же увлекла его идея, приступил к работе раньше, чем говорил.

— Да, — обрадованно воскликнула.

— Всё иди, а то достанется тебе от Бажены.

Выходила из кузницы, опасливо осматриваясь, но Богдан за забором не скрывался и за деревом тоже меня не поджидал. Вздохнув от облегчения, что обошлось, я уже бодрой рысцой направилась к дому, надеясь, больше настырных ухажёров не повстречать. Умом понимая, что пока мне несказанно везёт, а могли бы и треснуть сгоряча.

Спеша скорее оказаться дома, я всё же не забывала поглядывать по сторонам. Солнце уже катилось к заходу и вот-вот скроется. Вытоптанная дорога шла вдоль жердяных заборов, на которых висели глиняные крынки, половики да корзины. Видно не только тётка Бажена генеральную уборку устроила.

Со всех дворов были слышны уже ставшие привычными звуки: кудахтанья кур, похрюкивание свиней, гоготание гусей. Из двора бабки Анисьи раздавался гулкий звук топора, а от дома Квасены и Часлава шёл дивный аромат свежего хлеба. Неспешная жизнь в РучЕйках меняла меня, тыкая носом, будто нашкодившего котёнка, указывая на важные и забытые радости, которые я теряла, живя в непрекращающейся гонке за благами.

— И где ты бродишь? — недовольно забурчала Бажена, встретив меня у входа во двор, — до Ядвиги пойди, она рыбу обещалась дать.

— Корзинку брать?

— На, стоит уже давно, — сунула мне в руки, наверное, самую большую из всех имеющихся, — да не гуляй праздно, приданое надо готовить, а то останешься в девках и даже вдовый с детьми тебя не возьмёт.

— Угу, — кивнула и быстро ретировалась, смысла спорить с этой бабой не было.

Гулять по улицам не стала, на сегодня, пожалуй, хватит приключений. Уж лучше тётку послушаю, глядишь, чего нового узнаю, поэтому поспешила к соседке. Ядвига жила всего через два двора от нас, тётка была хмурая да вредная, ещё хуже, чем Бажена. Сердито взглянув на меня, даже не поздоровавшись в ответ на приветствие, она словно специально, набросала в корзинку побольше окуней. Рыба, конечно, вкусная, но чистить её непросто, чешуя держится крепко и не сразу поддаётся, а руки обязательно исколешь плавниками. В итоге, вернувшись домой, с рыбой управилась я только спустя часа полтора, кому, как не мне её чистить и потрошить досталось. Тётка Бажена помогла лишь солью присыпать и то, думается мне, сделала это, потому как соль в доме экономили, а доверия к малахольной у неё не было.

Глава 6.

Месяц в выселках РучЕйки пролетел незаметно. За ежедневными заботами время проходит быстро. Вот только проснулся, а уже вечер. Парни больше не решались приставать, и это несказанно радовало. Любим, если нам не везло встретиться на пути, обходил меня стороной, настороженно оглядываясь. А вот Богдан смущал меня своим внимательным взглядом, но здесь я уже старалась не попадаться ему на глаза и держалась подальше от тех мест, где могли с ним пересечься.

Девицы, что косо смотрели на меня, поутихли, стали более сговорчивыми, частенько зазывали вместе по грибы, да ягоды сходить. И разок даже на посиделки пригласили, отказывать не стала, да и было довольно интересно, посетить сие мероприятие.

Позвали на посиделки будничные. Девушки ходят туда, прихватив с собой прялки — работают. Сняв домик у одинокой бабки Анисьи, пообещав расплатиться работой в поле, девушки, стоило им только войти в дом, быстро расселись по местам, соблюдая одну им ведомую иерархию. Честно признаться, я даже растерялась сначала от такой скорости, ошеломлённо замерев на пороге.

Как позже объяснила мне Верея, девицы старались занять лучшие места в избе. «Славницы» усаживались на лавке в переднем углу, где обычно сидел хозяин дома, или на боковой мужской лавке под окошками. Девушки-первогодки также занимали мужское место — около дверей на конике. Меня усадили там же, хотя я была среди всех девиц самой старшей.

Устроившись по местам, все слаженно принялись за работу, при этом громко запевая хором, зазывая в гости парней. Те не заставили себя долго ждать, завалившись гурьбой в избу, вручили подарки: пряники, семечки, орехи, и расселись кто на полу у дверей, а кто на специально поставленной под палатным брусом скамейки у печки.

Их шумное появление меня сначала напрягло, не очень-то хотелось видеть Любима или Богдана столь близко, да ещё и в тесной комнате, но в этот раз повезло, они так и не появились. Через некоторое время мне всё же удалось расслабиться, и я тоже, как и все девицы начала крутить веретено, с интересом наблюдая за происходящим. Не переставая удивляться, как юноши и девушки, с каждой минутой ведут себя всё более вольно. Уже спустя час, стали исполнять неприличные частушки, парни отпускали «жгучие» остроты, а девушки вести нескромные разговоры. А одна парочка даже, уединившись в углу, неловко обнявшись, украдкой поцеловались.

— Малуша! Опять замечталась! — окликнула меня тётка Бажена, легонько пихнув в плечо, прерывая мои воспоминания, — собирай со стола, вечерять будем.

— Хорошо, — кивнула, мысленно забавляясь над тем, как изменилось отношение ко мне у тётки. Дядьке Силуану удалось изготовить миксер, пришлось немало повозиться, не сразу у нас получилось его собрать. И был он конечно тяжёл и грубоват, но это не мешало ему прекрасно справляться с требуемой работой.

Дядька, преисполненный важности и с трудом скрываемого волнения, мне первой доверил испытать этот агрегат. Установив его в горшок, полный холодных сливок, я стала быстро крутить ручкой. Белоснежная жидкость тут же забурлила и буквально через пятнадцать минут, превратилась в масло. В маслобойке же для его получения приходилось орудовать мутовкой не меньше сорока минут.

Изумлённое лицо тётки Бажены было мне наградой. Дядька довольно почёсывал бороду, мальчишки таращили свои глазёнки, с удивлением рассматривая странные ручки и зубчатые колёсики, которые так громко шумят.

С того дня, к нам ещё с неделю заглядывали во двор, наверное, все жители выселок. Бажена хвасталась миксером, и всем честным народом по очереди взбили все имеющиеся в Ручейках сливки. А дядька Силуан ещё около двух недель возвращался с кузни только поздно вечером, ведь всем так хотелось заиметь в своё хозяйство такой славный инструмент.

На радостях тётка Бажена, даже одарила меня куском богатой ткани, белоснежной, тонкой и невероятно мягкой. Она же помогла выкроить рубаху и села рядышком шить. Правда проела мне плешь, своими нравоучениями да советами.

Дни бежали... а я так и не решила, как дальше жить. Тётка вроде стала помягче и не нагружала сверх меры. Дядька Силуан поглядывал на меня задумчиво и всё чаще обращался за советом. Вроде бы всё хорошо, но жить приблудой в доме родственников не хотелось. А свой дом построить или прикупить пока невозможно, да и не позволят. Где это видано, чтобы молодая девица, да незамужняя одна без пригляда мужского жила.

— Малуша, радость-то какая! — Воскликнула тётка, степенно вплывая в светёлку, — Богдан просил за тебя!

— Чего? — с недоумением произнесла, находясь мыслями ещё далеко.

— Свадьба у тебя скоро, родичи Богдан сговорились! — пояснила Бажена, счастливо улыбаясь, будто её сосватали.

— Не хочу…

— Что? Ты не балуйся! Радоваться надо, что взял тебя такую! — рыкнула тётка, подбоченясь, она грозно уставилась на меня.

— Какую? Не по нраву мне Богдан, — ровным голосом ответила, так же хмуро посмотрев на женщину.

— Силуан, ты послушай, чего говорит малахольная! — крикнула в открытую дверь тётка, — не хочет она.

— Ты Малуша не артачься, он парень хороший, доброе у них хозяйство, — начал дядька, замерший на пороге, — каждая девица о семье и доме желает.

— Я тоже, но за него не пойду, — упрямо мотнула головой.

— Малка! Пойдёшь! Потом сама мне спасибо скажешь, — впервые крикнул на меня дядька Силуан, взглянув так, что боязно стало.

— У меня приданого нет, — сделала ещё одну попытку, кусая изнутри губу, борясь с горькой обидой и несправедливостью. Я же так старалась, подсказывала, вон и про миксер рассказала, уже из Холмовки за ним едут. Монет в доме прибавилось. Бажена ткани хорошей набрала, бусы купила, гребень с камнями.

— Ему, то неважно.

— По нраву ему пришлась видать ты, это ж радость, — ободряюще улыбнулась тётка, наверное, сжалилась надо мной, — все девицы поперва волнуются, я расскажу тебе всё. Поведаю, чего мать должна молвить.

— Расскажи, — усмехнулась, наконец приняв непростое для себя решение.

Глава 7.

Выскользнуть из дома удалось незаметно. Пробираясь через двор, неся в руках мешок с тёплыми вещами, что припрятала за печкой, я настороженно оглядывалась. Ночь была ныне тёмной, луна скрылась за тучами, гнетущая тишина тревожила. Так бывает обычно перед грозой — мир затихает, в ожидании, когда вот-вот ударит гром и молния с треском и шипением разорвёт воздух.

— Блин! — едва слышно выругалась, наступив на ветку, которая слишком громко хрустнула, испугав до седых волос, — откуда ты здесь взялась?

На секунду застыв, я прислушалась, но такой для меня казавшийся оглушительный звук никого не потревожил. Время близилось к полуночи, и жители выселок уже давно спали. Простояв так ещё немного времени, я снова направилась к выходу.

Покидать двор было страшно, сердце бешено колотилось, каждый шорох пугал. Замерев у калитки, я вновь долго прислушивалась, вглядываясь в чернильную темноту, набираясь смелости.

— Давай, хватит, — беззвучно прошептала, решительно толкая дверцу, я в который раз проверила, висит ли нож на пояске. От этого простого действия страх немного отступил, и я поспешила к лесу.

Выяснить верный путь до Выри не составило особого труда, Волыня была там на ярмарке однажды и хвастаясь об этом, поведала мне весь путь. Правда идти мне придётся по лесу, держась подальше от дороги, но заблудится я не опасалась.

Покинула деревню без приключений и даже злые собаки, охраняющие дворы не издали ни звука. Выбравшись на тропинку, по которой мы с Агнешкой бегали до реки, я с облегчением вздохнула. До леса осталось немного, место присмотрено, скроюсь там до утра, а после в путь. Не бродить же по ночи, так и ноги переломать можно и зверья здесь хватает непуганого. Через несколько минут я уже зашла под кроны величественных деревьев, оказавшись в ещё большей темноте. Со всех сторон на меня разом смотрели алчным взглядом дикие звери и чудовища, которые обычно скрываются за кустами. Опять ненадолго замерев — подождала, но не услышала ничего, кроме сверчков и шелеста листьев на макушках высоких деревьев. Прохлада ночного леса пробиралась под одежду, заставляя мелко дрожать. Неожиданно громкий крик ночной птицы, разорвав тишину леса, навёл на меня ещё большего страху.

— Надо было лучину подпалить, ни зги не видно, — бурчала себе под нос, переваливаясь через поваленное ветром дерево, мне казалось, что, разговаривая вслух, становилось не так страшно и одиноко, — теперь надо в реку зайти, чтобы следы не оставить.

Действуя, как заправский шпион, я стащила обувь и смело вступила в ледяную воду, от холода разом съёжившись. Хотелось быстро пересечь её, но я заставила себя идти всё дальше по руслу, осторожно шагая по дну, чтобы не наступить на скользкий камень. Если подверну ногу, придётся возвращаться в выселки, а второго шанса на побег у меня не будет. Пройдя, наверное, всего метров сто, я решила, что этого расстояния вполне достаточно и с трудом выбравшись на берег, упала на траву, принялась растирать окоченелые ноги. Тихо себе под нос ругая Богдана, пожелавшего жениться, всеми известными мне бранными словами.

Спустя десять минут наконец боль отступила, к ногам вернулась чувствительность, и я снова отправилась в путь, прикидывая в уме, что до схрона осталось совсем немного, но нужно ещё завернуть к дереву с дуплом, где собран основной мешок в дорогу.

Идя в практически полной темноте, мне всюду мерещилась опасность, звуки ночного леса пугали, то и дело виделись дикие звери, что притаились где-то рядом и только и ждут момента, чтоб напасть… Но я упрямо шла вперёд, а завидев знакомое дерево, практически перешла на бег, надеясь, что тайник не было никем обнаружен.

— На месте, — с облегчением выдохнула, я оперлась спиной к дереву, на секунду закрыла глаза, прошептала, — осталось немного и там уже отдохну.

Мысленно подбадривая себя, я снова отправилась в путь, хотелось как можно быстрее оказаться в присмотренном местечке, там и дерево раскидистое, на котором удобно будет скоротать ночь. И шерстяная накидка, что укроет от ночной прохлады.

Чем ближе я подходила к небольшой полянке, где планировала переждать ночь, тем быстрее несли меня к ней ноги, радуясь скорому отдыху. Но не дойдя всего пару шагов до скрытой из виду тропинки, что выведет меня к ней, я резко остановилась. Сквозь тёмную чащу ночного леса свет небольшого костра на поляне был виден далеко.

— Неужто прознал кто, — пробормотала, неверующе уставившись на отблеск пламени, я всё же решила подобраться поближе и выведать, кто таится на моей полянке.

Крадучись подступая всё ближе к свету, я видела расплывчатые тени, их было так много, что казались одним большим тёмным пятном. Но радовало, что люди не таились и можно было подобраться, не опасаясь быть замеченной.

— За час до рассвета, когда самый лучший сон, — громко объявил мужчина, стоящий спиной к костру, — детей, девиц не трогаем. Увижу кто на девку залазит, сам прирежу!

— Ильшат, кровь взбунтует! — Возразил хриплый голос.

— Потешишь боем, — зло бросил в ответ мужчина, — после возьмёте одну.

С ужасом рассматривая не менее пяти десятков мужчин на поляне, не ведая, сколько ещё скрывается их среди деревьев, я знала, что они собираются напасть на Ручейки, до неё ближе всего. Довольные, весело посмеивающиеся разбойники, совершенно не скрывались, уверенные в своей силе.

И лишь только комок, сдавивший горло, не дал охватившему меня ужасу вырваться наружу. Зажав рот ладонью, я слушала их смех, радостное оживление предстоящего подлого нападения на спящих людей и судорожно размышляла, какой путь выведет меня к выселкам быстрее всего.

Стряхнув оцепенение, я, осторожно сделала шаг, потом ещё один, отступив как можно дальше от поляны, кинулась к деревне, спеша предупредить людей. Бежала так, как будто за мной гнались, тяжёлый мешок бил по спине, но времени, чтобы отвязать его у меня не было. Запинаясь о торчащие корни деревьев, падая и снова поднимаясь, не обращая внимание на ветки, которые хлестали по моему лицу, я рвалась к Силуану. Не могла позволить, чтобы маленькую Агнешку схватили, а глупую Волыню увели в рабство и даже ненавистного Богдана было жалко, ведь мужчин эти нелюди оставлять в живых не будут.

Глава 8.

Услышав эти ужасные звуки, я не мешкая рванула в дом и громко закричала:

— Агнешка, Бажена вороги напали! — на ходу скидывая в мешок припасы.

— Ты что шумишь! — Сердито рыкнула тётка, вскакивая с постели, поправляя задранную рубаху, — Силуану скажу, мигом дурь выбьет из тебя.

— Рот, закрой! Быстро одевайся, возьми, чем прикрыться от ночной прохлады и еды с собой собери немного! — отрезала, прекратив изображать недалёкую Малушку, — разбойники на выселки напали, времени нет! Собирай детей!

На удивление тётка хоть и выглядела потрясённой от вдруг переменившейся приблуды, но всё же споро принялась собирать детей, делая это молча, опасливо на меня поглядывая.

— Уходить надо к лесу, там можно будет скрыться, — скомандовала, вскинув руку, остановила ещё сонных детей, осторожно высунула голову за дверь. Увиденное мне не понравилось… Несколько домов в деревни уже горели. По улице с дикими воплями проносились всадники, рубили саблями, кололи копьями пытающихся сопротивляться, арканами ловили убегающих. Мужики Выселок пытались скинуть их вилам, жердями, кто-то размахивал саблей, но нападавших, оказалось, слишком много. Дед Желан с топором в руках отбивался у себя во дворе, и было ясно, что супротив двоих всадников ему не сдюжить.

— Идёмте все за мной, держимся стен дома, и не звука, — прошептала, делая первый шаг. Сердце колотилось где-то в районе горла, так громко, что казалось, оно заглушало страшные звуки кошмара, творившегося вокруг.

— Малуш, а Силуан где? — Тихо спросила Бажена, зажав рот ладонью с ужасом взирая на происходящее. Разбойники словно забавлялись, гоняя по улице визжащих детей и юных девушек, ловя их арканами. Не глядя рубили головы дедам и старухам. Врывались в дома, где, перевернув всё вверх дном, вытаскивая всё самое ценное, что нашли, они их поджигали, переходя в следующие избы.

— Там, где-то…, — уклончиво ответила, продолжая двигаться, — молчи и может нам удастся, уйти незамеченными и спрятаться в лесу.

Казалось, мы двигались по двору слишком долго, вжимаясь в стены, вздрагивая от криков боли, женского визга и плача детей. Меня разрывало от ужаса и жалости к людям, которые сейчас гибли от алчности тварей, но помочь всем я не могла… Пробираясь всё дальше к небольшой калитке на заднем дворе, что вела в лес, я думала лишь об одном — спасти хотя бы их, а после…

Агнешка, Михась и остальная малышня, испуганно таращили свои глаза, но не издавали ни звука, идя следом за мной. Им было страшно, по щёчкам самого маленького текли слёзы, но он не отставал от старших братьев.

— Идём к Лубне, там валежника много, — почти беззвучно прошептала, но Бажена понятливо кивнула, толкая калитку. Та тут же оглушительно скрипнула, заставляя нас всех, разом втянуть голову в плечи и обернуться, но скрытые за домом, мы были не замечены. Шагнув за забор первой, я настороженно осмотрелась, со страхом взглянув на поле метров сто, которое нам требовалось пересечь, прежде чем мы окажемся в лесу.

— Бегите! Что есть сил бегите, — прошептала, пихнув в спину Агнешку, я внимательно следила за деревней.

— А ты?

— Я после, за вами, — пообещала, ободряюще улыбнувшись девочке. Бажена пристально на меня взглянув, медленно кивнула и, подхватив под руки самых маленьких — побежала. Дождавшись, когда они отдалятся хотя бы метров на пять, не заметив погони, я рванула следом, прикрывая собой старших детей.

Колосья ячменя больно колись, норовя выткнуть глаза, но мы бежали, не останавливаясь. Михась, запнувшись, пробороздил носом землю, но не издал ни звука, быстро поднялся и рванул за матерью. Агнешка, вцепившись в его руку, всхлипнула, увидев, как из носа братишки бежит красная струйка, но тут же замолкла.

— Эй! — раздался за спиной громкий окрик. Он прозвучал очень близко, буквально над моей головой и тут же моё тело обхватило верёвкой и дёрнуло назад.

— Бегите! — закричала что есть силы, заметив, остановившихся детей, чувствуя, как меня забрасывают на лошадь, зарычала, — Козёл!

— Хороша, — цокнули надо мной, затягивая верёвку потуже, чтобы прекратила вырываться.

— Козёл! Урод! — хрипела, дёргаясь как гусеница, мешала ему проследовать за детьми… мне удалось, не сразу, но он повернул назад в деревню, сердито ударив меня по голове. От резкой боли и звона в ушах я тут же обмякла. И только спустя несколько минут мелькающие перед глазами мушки исчезли, боль притупилась, и где-то на краю сознания я поняла, что мы вернулись в деревню. Крик, ругань, визг, плачь, запах крови и дыма, всё смешалось в чудовищную какофонию.

— Ааа, — оглушающе заорали рядом и тут же, мой пленитель, захрипев, повалился на землю, стаскивая меня за собой. От сильного удара у меня перехватило дыхание, голова разбойника разбила губу, её солоноватый вкус быстро заполнил мой рот.

— Малуша, беги в лес! — крикнул Богдан, помогая мне подняться. С трудом понимая, что кричит мне парень, я вцепившись в него, пыталась поймать равновесие. Голова кружилась, тошнота подступила к горлу, от запаха крови ужасно мутило, а ноги отказывались держать.

— Беги Малушенька! Спасайся, — легонько тряхнул меня и вдруг захрипел… заваливаясь набок.

— Нет! Нет! — закричала, подхватывая выпавший из руки Богдана топор, я метнула его в ухмыляющегося нелюдя. Его изумлённые глаза, болезненная гримаса и предсмертный хрип придали мне силы. Непонятная ярость стала жечь изнутри, кровь вскипела, тело задрожало, спина выпрямилась, и я уже твёрдо стояла на ногах осматриваясь.

Они хватали все, что можно унести, гнали скотину, врывались в дома… Мужики, те что ещё были живы, спасали свои семьи, закрывая собой. Но их было слишком много для небольшой деревни. Глядя на этот кошмар, я растерялась не зная, куда кинуться, что делать? Женский испуганный крик, раздавшийся совсем рядом со мной, решил всё за меня.

Всадник в лохматой шапке на голове, с радостным оскалом догнал двух убегающих женщин, пожилую и совсем ещё юную. И не раздумывая, рубанул саблей старуху, та, вскинув руки, повалилась на траву. А девушка… он прямо с седла прыгнул ей на спину, свалил на землю и, придавив коленом, принялся рвать на ней одежду.

Глава 9.

Пришла в себя от обжигающей пощёчины, злого окрика и надрывного женского плача. С трудом разлепив глаза, повиснув на чьих-то руках, я отметила, что всё ещё нахожусь в Ручейках.

— Стой! — Громко мне в лицо рявкнул мужик, хорошенько встряхнув за плечи, свирепо бросив, — кнута хочешь отведать!

— Стою! — Рыкнула в ответ, ошеломлённо уставившись на такого же удивлённого разбойника. Я говорила с ним на его языке, странно певучем и немного картавым. Как такое возможно? Откуда я его знаю? Он совершенно мне незнаком.

— В рабах была? — спросил мужчина, прервав лихорадочный поток моих мыслей, сделав для себя понятный вывод.

— Нет!

— Скажи им, чтобы встали ровно, — распорядился усатый, хмуро взглянув на меня.

— Зачем?

— Скажи!

— Велен, как ты? — тихо спросила, глядя на огромные заплаканные глаза девушки, игнорируя приказ надзирателя.

— Не успела, — всхлипнула та, — мамка с братьями скрылись, а меня у самого леса словили.

— Ничего, мы справимся, — ободряюще улыбнулась, тут же скривилась от боли, ранка на губе треснула и снова побежала кровь.

— Девка! Ты чего там говоришь? — зарычал, грубо пихнув меня в спину, разбойник.

— Малуш, ты понимаешь, чего он хочет? Он нас толкает и кричит всё время.

— Чтобы ровно выстроились, вязать будет, — мрачно проговорила, кивнув на верёвку в руках мужика, я осмотрела пленниц, — девушки постройтесь в ряд.

Двенадцать совсем молоденьких девочек, с заплаканными глазами, кто был с синяком на лице, кто с разбитой губой, как и я, все они молча не поднимая взгляд, вытянулись в шеренгу. От этого у меня на душе стало ещё хуже, но сопротивляться им, мы не в силах. С разбойниками не справились мужики выселок, куда уж нам, остаётся лишь следовать указаниям, и думать.

Довольный послушанием нелюдь, бодрой рысцой рванул к началу вереницы, принялся умелыми движениями стягивать руки девушек, сцепляя их между собой. Я встала в конце ряда, сразу за Веленой и тихо спросила:

— Детей нет, куда их?

— Словили брата меньшого моего суженого, — снова всхлипнула девушка, — и двоих соседских, Любим с Богданом вызволили детей, и к лесу их вывели. Остальных… не знаю.

— Богдан? Он жив? — обрадованно воскликнула, неверующе взглянув на Велену, я же видела… столько крови было, он упал и больше не поднялся.

— Рука плетью висела и с головы кровь текла, но им удалось уйти от всадника.

— Ясно, — кивнула, с ненавистью взглянув на нашу охрану, их было больше двадцати, и они внимательно следили за нами.

В этот ужасный день я сполна насмотрелась на зверства нелюдей. Мне никогда не забыть пробитую длинной стрелой просто так, ради забавы, Ядвигу у сарая. Не забыть смерть деда Желана и бабки Анисьи. Сожжённые дома деревни. Мне никогда не забыть всех ужасов этого дня. И никогда не простить!

— Пошли! — скомандовал голос, тот самый, что наставлял своих людей на грабежи и убийства невинных. Найдя его взглядом, я пытливо всматривалась в каждую чёрточку его лица, стараясь запомнить, чтобы потом, когда придёт время, сполна вернуть всё то, что он сотворил в выселках.

— Малуш! — окликнула меня Велена и я тут же почувствовала, как руки связные верёвкой, дёрнулись.
Мы шли уже три дня. С каждым днём идти становилось всё тяжелее, солнце пекло не милосердно, а скрыться в тени, на равнине, по которой мы шли, было негде.

Отдыхать не давали, еды и воды тоже. Лишь на ночных стоянках, нам выделяли немного воды и жидкой похлёбки, чтобы не умерли от голода и жажды. Мы шли связанные по шесть и семь человек, друг за другом. Шли, пошатываясь, словно пьяные, из последних сил, только бы не упасть. Падать нельзя. Упадёшь, будут бить плетьми, заставят подняться. Не встанешь, добьют без жалости. Добрана… не смогла. Помочь ей, нас не подпускали и девушка, так и осталась лежать сломанной куклой на дороге.

— Велен, держись, — прошептала потрескавшимися губами, подхватывая девушку под руку.

— Сил нет, упасть и закончится всё, — безжизненным голосом прохрипела, снова запнувшись.

— Скоро ночь и мы отдохнём.

Измученная жаждой девушка мне не ответила. И я снова, с трудом приподняв голову, прищурившись, попыталась найти среди всадников их старшего. Но он покинул нас сразу, как только мы ушли из деревни и пока не появлялся. С нами осталось меньше половины его людей, глупые, жадные, не хотели слушать меня и только смеялись. Благо хоть не трогали девушек, опасаясь наказания Ильшата.

— Бекташ…, — прохрипела, вновь обращаясь к одному из надзирателей, к тому, кто остался за главного здесь. Но всадник, что следовал рядом с нами, даже головы не повернул, — если ты не дашь девушкам воды, они умрут, Ильшат появится и не увидит свой товар, как ты думаешь, что он с вами сделает?

С трудом проговорив это, я надолго замолчала, во рту пересохло, горло раздирало от сухости, а голова немилосердно болела. Но мужчина, как всегда, на мои слова никак не отреагировал, словно меня и не было. И только когда на небе зажглись звёзды, мы подошли к краю леса, устало падая на землю, ползли под глумливый смех, к чашке с водой. Её было так мало, что хватило лишь сделать пару крохотных глотков на всех.

Нас опять согнали в кучу, на краю лагеря, чтобы были под присмотром. Кто-то из девушек, скрутившись в комочек, пытался заснуть, испуганно вздрагивая от каждого звука. Кто-то тихо всхлипывал, стараясь громкими рыданиями не раздражать охрану.

Я и Всемила, откинувшись спиной на ствол дерева, смотрели на яркое пламя костра, озаряющее тёмный лагерь. Лес здесь был редкий с чахлыми берёзками, тополями и акациями; сквозь кроны деревьев были видны звёзды, их мерцание странным образом успокаивало; полная луна с сочувствием смотрела на нас сверху, её серебряный свет окрасил всё вокруг, превращая мир возле нас в волшебную сказку. И если бы не мучившая нас жажда, боль в уставших ногах и нелюди, поглядывающие с жадной похотью на нас, можно было в полной мере насладится этим чудесным временем.

Глава 10.

Это случилось под утро, когда мы измученные ожиданием, забылись беспокойным сном. Рассвет ещё не наступил, но первые лучи приближающегося дня уже успели рассеять ночной мрак.

— Малуша, кажись, стонут, — прошептала мне прямо в ухо Всеслава, чуть тронув за плечо.

— Началось?

— Час назад первый убежал за кусты, — тихо хихикнула девушка, — после следом ещё пять.

— Остальные?

— Спят, — коротко ответила, кивнув в сторону охраны, — этот уже вернулся, видишь морщиться.

— Угу, — злорадно усмехнулась. Жалости к разбойникам у меня не было, наоборот, во мне проснулась необузданная ненависть и ярость, мне хотелось, чтобы они испытывали муки как можно сильнее. Мои кровожадные мысли были настолько пугающие, что, осознав это, я с отчаянием взглянула измученную с кровоподтёком под глазом Всеславу, с разбитой губой Зарянку, которая, сжавшись в комочек, пыталась согреться, я мысленно повторяла сама себе: «Всё правильно. Они виноваты».

— Ещё пошли, — прекратила девушка моё самобичевание, указывая на пятерых мужчин, спешно скрывающих в сумраке леса.

— Как долго они продержатся, — глухо прошептала, наблюдая за корчившимися от боли мужчинами. Ещё троих рвало у самого кострища, четверо скрючившись чуть ли не вдвое, тихо стонали под кустом.

В этот день мы никуда не пошли и на следующий тоже. Измученные разбойники к обеду первого дня шатались словно пьяные, по кустам уже не так часто бегали, потому как нечем было. Глядя на их мучения не только, я злорадно усмехнулась, девушки словно ожили и даже жажда и голод теперь не так беспокоила их. Через некоторое время, оставшись без строгого пригляда, Всеслава организовала освобождения от верёвок, где-то умудрившись достать нож. Возможно, он отвязался или выпал, когда одни из мужчин рухнул как подкошенный у ног Заряны. Велена, раздобыла немного вяленого мяса и медленно прожёвывая твёрдое, волокнистое нечто, мы внимательно следили за неминуемым исходом и ждали.

— Надо бежать, — прошептала одна из девушек, пряча, как и все мы освобождённые руки у себя за спиной.

— Надо, но те семь ещё пока стоят на ногах.

— Подождём до вечера?

— Наверное, — нерешительно кивнула, уворачиваясь от летящего в бок полена. Озлобленные болью из-за своей беспомощности, те, кто ещё держался на ногах, проходя мимо, всегда старался выместить свою ярость и обиду на девушках. Утешает то, что наш отказ от похлёбки в тот день и их отравление мужчины между собой не связали.

Только к ночи вторых суток, обессиленные разбойники, те, что дольше всех продержались на ногах — угомонились, упав кто где стоял и едва слышно постанывали. Девушки, давно освободили руки и выжидали, когда же можно будет покинуть это ужасное место и оказаться подальше от своих пленителей.

— Берём еду, накидки, ёмкости под воду, котелок, тот что поменьше и оружие, — дала команду, измученным ожиданием девчонкам.

И сразу, стоило мне закончить говорить, каждая рванула к давно приметившим мешкам с припасами и всем необходимым в дальнюю дорогу, стараясь бесшумно двигаться, чтобы не потревожить обессиленных разбойников.

Уходили от лагеря так же бесшумно, ведя за собой лошадей, мы двигались к реке, которая пряталась в глубине леса, сводя с ума своим журчанием измученных жаждой девушек.

— Всеслава, надо сегодня уйти как можно дальше от лагеря, вы как выдюжите?

— Должны, Малуша, понимаем же, что в этом наше спасение.

— Хорошо, — кивнула, с трудом переступая ногами, — вниз по реке пойдём, надо следы нашего ухода скрыть.

— Ты думаешь, там кто выживет?

— Надеюсь, что нет, — зло усмехнулась, — но Ильшат где-то рядом, их главный и он сможет нас найти.

— Но вниз по реке это дальше от дома, — с недоумением проговорила Велена, устроившись рядом с нами.

— Знаю, Ильшат будет уверен, что мы сразу пойдём в выселки и отправится вверх по течению.

Девушки в ответ на моё объяснение промолчали, приняв как должное, им нужен был кто-то, чтобы принимал решение и, негласно выбрав меня, беспрекословно слушались.

Спускались к реке уже далеко за полночь, идти по ночному лесу таким составом было не так боязно. И пусть неожиданно громкое уханье совы или вой какого-то животного в опасной близости от нас, навевали страха, мы, выстроившись по трое, упрямо продолжали свой путь. Запинаясь о торчащие корни деревьев, попадая ногами в ямы, цепляясь подолами за колючие ветки кустов и травы, радовались, как дети каждому пройденному шагу.

— Девочки, набираем воды и идём дальше, — скомандовала я, спускаясь по пологому берегу к воде, — выдержите?

— Да, — почти хором ответили измученные девушки, спешили к живительной влаге.

Вскоре все одиннадцать красавиц шумно плескались в реке, я тоже от них не отставала, ополоснув лицо и шею холодной водой, я с наслаждением откинулась на траву, мечтая лишь об одном — уснуть на тёплой мягкой постели. А проснуться в доме, где есть электричество, где на кухне из крана бежит вода, а в ванной можно помыться, стоя под душем. После выпить чашку горячего кофе и съесть бутерброд с колбасой, забраться на диван с ногами и смотреть фильм с не запоминающимся сюжетом.

— Идём Малуш, — тихо позвала меня Всеслава, нависнув надо мной, она с сочувствием на меня поглядывала.

— Да, пора.

Ступать в холодную воду реки не хотелось, но пришлось. Показав пример, я подобрала подол платья, задрав его почти до самого колена, вцепившись в лошадь, на удивление смирную я сделала первый шаг, почувствовав, как холодная вода, окатив ноги по самую щиколотку, взбодрила меня.

— Осторожно ступайте, здесь камни скользкие, пройдём метров двести и выберемся на берег.

Мы прошли по воде примерно метров триста, вода была не столь холодна, как в реке у выселок, дно местами песчаное, а течение слабое. Выбравшись на противоположный берег, там, где среди густого ельника виднелась ровная полянка, мы сделали небольшой привал, чтобы достать по куску вяленого мяса, выпить воды и обуться.

Глава 11.

Спустя несколько утомительных часов, когда мои глаза окончательно отказывались открываться, меня сменила на посту охраны, Всеслава, а я погрузилась в беспокойный сон. В котором всё время от кого-то убегала и пряталась. Но видно, мне всё же удалось отключиться на какое-то время, раз я не услышала, что все девушки уже давно поднялись, собрали хворост и даже успели приготовить еду. От восхитительного аромата мясной похлёбки я и проснулась.

— Сколько сейчас? — спросила у Велены, которая сидела рядом со мной, отпивая из чашки горячий бульон.

— Вечереет, пора идти?

— Да, нам не стоит задерживаться долго на одном месте.

— Ступай поешь, Всеслава птицу поймала.

— Да? — удивилась, с трудом поднимаясь с подстилки, чувствуя, как каждая часть моего тела затекла, а боль в мышцах отдавала аж в голове.

— Лук у разбойников прихватила, её старшой братец — управляться им научил.

— Отличное умение и очень нужное, — согласилась с Веленой, направляясь к костру.

Сидящие вокруг него девчонки заметив моё приближение быстро сдвинулись, освобождая место. Заряна набрала чашку полную бульона и отломила большой кусок мяса.

— Вкусно очень, — произнесла, сделав маленький глоток горячей жидкости, я с наслаждением прикрыла глаза, чувствуя, как тёплая волна, прокатилась по моему телу, насыщая, утоляя жажду и согревая.

— Сейчас отвар сготовится, чтобы сил прибавилось и можно идти, — проговорила Млада, самая младшая среди нас, — Голуба собрала недалече.

— Вы молодцы, — похвалила девушек, которые не поддались паники, помогали друг другу, кто чем может и умеет.

— Мы запасы проверили, вяленого мяса немного осталось, крупа имеется, можно завтра кашу сварить, соль ещё есть.

— Вяленное будем жевать при переходе, чтобы время на готовку не тратить.

— Малуша, мы ночь идти будем?

— Немного. Нам бы отойти подальше от того лагеря, — задумчиво протянула, отпивая из чашки, — сегодня до полуночи и сделаем стоянку.

— Птицу бы к вечеру поймать, — проговорила Всеслава, подкидывая в костёр хворост, над которым висел небольшой котелок с закипающей в ней водой для отвара. Повеселевший от множества сухоньких дровишек огонь вырос почти вдвое, разгоняя вечерний сумрак, который в лесу наступает намного раньше.

— Далеко уходить не стоит, а идти будем, всю живность распугаем, — заметила Заряна.

— И то верно.

— Может грибов собрать?

— Нее, — разом воскликнули несколько девушек, невольно вздрогнув, видно, вспомнили недавнее в лагере.

Через полчаса, выпив бодрящего отвара, затушили костёр и, собрав вещи, мы снова отправились в путь. Хотелось до наступления темноты пройти, как, можно дальше не беспокоясь об опасностях, подстерегающих нас в лесу.

Двигаясь цепочкой вдоль берега реки, мы вскоре обнаружили, что она сужается до ручья, а затем и вовсе теряется в похожей на губку зелёной трясине болота, в которую мы стали проваливаться по щиколотку.

— Болото, — недовольно произнесла очевидное Велена, обходя обычную на вид кочку, потом другую, вполголоса будто размышляя, добавила, — поворачивать надо.

— Крюк снова делаем, — сердито буркнула Заряна, звонко прибив комара у себя на щеке.

— Уж лучше так, чем увязнуть в трясине, — заворчала Младка, поворачивая гривастую, низкорослую гнедую кобылку в противоположную сторону, увеличивая итак неблизкое расстояние, разделявшее нас от выселок.

— К тем деревьям идём, они крепкие, а значит нет там трясины, — сказала Всеслава, указывая рукой в нужном направлении.

Только к полуночи, мы выбрались из топкого места на небольшой взгорок, покрытый жухлой, блёклой травой, но ещё долго нас сопровождал неприятный тошнотворный запах болот — гнили, тины и прелой травы.

Найдя удобное место для стоянки, Всеслава умелыми и привычными движениями запалила пару хворостин и игривое пламя, осветило наш небольшой лагерь, прогоняя темноту прочь. Заряна установила над ним котёл, дождавшись, когда закипит вода, бросила в него горсть собранной по дороге ягоды морошки и чуть подсохшей смородины, туда же кинула жухлые листочки и неизвестную мне траву. И уже через минуту по лагерю пронёсся потрясающий аромат травяного чая. Остатки птицы мы разделили между собой и медленно жуя, молчаливо смотрели на костёр, который то потухал, покрываясь сединой пепла, то подмигивал красными глазами углей…

Минули вторые сутки нашего скитания, а на исходе третьих мы наконец выбрались из леса, но выходить на холмистую равнину, которая перемежалась небольшими рощицами тонких деревьев, не спешили.

— Не узнаю место, не шли мы здесь, — задумчиво протянула Всеслава, всматриваясь в вечерний сумрак.

— Да и мне оно не знакомо, — согласилась я, взглянув на девушек, — что делать будем?

— Ночь думаю, надо в лесу скоротать, а утром выйдем, должны же быть здесь поселения, там и узнаем где наши Ручейки.

— Тогда до наступления темноты надо кашу приготовить, с равнины дым от костра, да и пламя будет хорошо видно, — подытожила я, поворачивая свою гнедую, обратно к спасительным деревьям.

В эту ночь последнюю в лесу мы долго не могли заснуть. Тревожные мысли, о том, что скоро нас не будет скрывать и хранить лес, не давали покоя. Всем было страшно, а вдруг за одним из пологих холмов нас поджидает Ильшат и его люди. Мы почти до самого утра просидели у потухшего костра, вслушиваясь в уже ставшие привычные звуки: перекрикивания птиц, стрекот сверчков, гавканье и вой животных, писк мышей, шорох травы и шелест листьев, и чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных дум, мечтали.

— Мама поди уже воротилась, — прошептала Млада, срывая травинки, рядом с собой, собирая их в маленький стожок, — вернусь, пирогов с ягодой напеку.

— Я видела, как отец сестричек и маму в лес увёл, значит спаслись, — тихо добавила Голуба, — вот рады будут, когда меня увидят, я самая старшая, мамке помощница.

— А я спать буду три дня, — заявила Зарянка, тихо рассмеявшись, — сил нет, закрывать глаза боюсь.

Глава 12.

— Малуш! За спиной! — испуганно закричала Всеслава, в одно мгновение оказавшись рядом со мной, она беспомощно смотрела на меня.

Обернувшись, я с трудом различила около трёх десятков всадников, которые спешили в нашу сторону, кто это был невозможно разобрать, но хорошего я от этой встречи не ждала. Слишком уж быстро они к нам приближались… И возвратиться в лес мы уже не успеем, нас заметили и наверняка отрежут путь.

— К холму! Быстро! — громко выкрикнула, махнув в сторону небольшой возвышенности, на вершине которой была насыпь камней.

Девушки не мешкая, послушно развернули коней и пришпорив их, устремились в указанную сторону. Я шла замыкающей, сжав ногами бока лошади, ощутила, как она тут же перешла в галоп, набирая скорость.

Казалось, мы обгоняли ветер, но преследующие нас всадники неминуемо приближались. Не требовалось оборачиваться, чтобы удостовериться в этом, до нас доносился радостный крик охотника, загоняющий свою добычу.

— Ильшат, будь ты проклят! — процедила сквозь зубы, вжимаясь в каурую, я неотступно следила, чтобы никто из девушек не отстал.

— Малуш, что дальше? — прокричала Велена, первой оказавшись на холме.

— Камни! Готовьте камни! Всеслава, а ты лук, сверху нам будет удобней отбиться, главное — близко не подпускать!

— Малуш! Там войско! Много!

— Что? Где! — прокричала, взлетая на холм, я действительно увидела невдалеке лагерь, — Голуба, думаешь наши?

— Знамя вижу, да и не похожи они на этих.

— Тогда вперёд, девочки! — скомандовала и мы рванули, туда, где надеялись найти спасение.

— За нами Ильшат! Они близко! — взвизгнула Младка, пришпорив коня, обошла Голубу и вырвалась вперёд.

— Не оглядывайтесь! — пронзительно закричала, понукая свою каурую, — Всеслава прижмись!

Девушки то и дело подстёгивая лошадей, хотя те и без того летели во весь опор, подняли крик на всю равнину, моля о спасении! Нас услышали, лагерь, словно потревоженный улей засуетился, заворочался, несколько воинов взлетели на коней и рванули к нам навстречу. Дико храпя, наши лошади мчались бешеным галопом, словно тоже спасались от преследователей.

Я не сразу заметила, что мой конь захромал… Сжав руками поводья настолько крепко, что побелели костяшки пальцев, я постаралась слиться с лошадью воедино, повторяя словно мантру, шептала:

— Родная, выведи. Не дай попасть в лапы зверю…

Но девушки всё больше удалялись от меня, а за спиной уже отчётливо слышался лошадиный храп и топот копыт, казалось, даже земля содрогалась... Взлетая вверх, через секунду я уже лежала в пыли, на мгновение задохнувшись от боли, стиснув зубы до скрежета, стала подниматься, но второй удар снова поверг меня на землю. А следом я услышала, как рассёк воздух крепкий аркан, обхватывая мои плечи и руки.

— Малуша! — громко закричала Всеслава. Обернувшись, я увидела, как девушки врезались в небольшой отряд, скрываясь за спинами воинов. Видела, как часть людей Ильшата, рассредоточившись по равнине, готовились к бою. Но чем всё это закончилось, я уже не ведала, меня рывком подняли на ноги, закинув на лошадь, пустили животное в галоп.

Оказавшись висящей поперёк конского туловища вниз головой, я отчаянно сопротивлялась, била лошадь ногами, но резкий удар по затылку мгновенно меня успокоил, погружая в непроглядную темноту.

Очнулась привязанной к столбу. Голова нещадно болела, во рту пересохло, а бок саднил. Попытка сдвинуться не увенчалась успехом, слишком туго сдавливала моё тело верёвка. Не сколь раз дёрнув её, почувствовав, как она врезается в тело, я на время успокоилась и решила осмотреться.

— Пей! — неожиданно приказал женский голос, ткнув мне в руки чашку с водой.

— Спасибо, — с усмешкой бросила и выпив всё до капли, я изучающим взглядом посмотрела на благодетельницу. Невысокая, загорелая лет сорока женщина, с недовольным лицом и взглядом полным ненависти.

— Зря всё выпила, больше не принесу, — довольно оскалилась она, показав во всей красе коричневые зубы.

— Тогда я умру от жажды, и твой хозяин не сможет меня продать.

— Ты знаешь наш язык? Беглая? — удивлённо воскликнула женщина, испуганно отпрянув.

— Угу, зарезала пятерых господинов, — зловеще прошептала, щёлкнув зубами, тут же с трудом сдержала гримасу боли, отозвавшейся в голове. Я мысленно выругавшись на себя за глупую театральность, смотрела вслед убегающей женщине, пока та не скрылась в юрте.

— Хм… кажется, я в стане, — прошептала, с удивлением оглядываясь. Вокруг столба, где меня с «удобством» разместили, стояли несколько белых и чёрных юрт, между ними сновали люди, где-то совсем недалеко слышалось жалобное блеяние баранов. Рядом с жильём варили мясо в больших закопчённых котлах, и к небу тянулись струйки серого дыма. Ребятня убегала от двух маленьких лобастых щенят, дразня их полуобглоданной костью.

«Дети везде одинаковы» — мысленно хмыкнула, откинув голову на столб, прикрыла глаза, в ожидании своей участи, надеясь, что долго ждать мне не придётся.

За весь день, ко мне больше так не подошли, солнце нещадно припекало, я мучилась от жажды, но ни один человек, оказавшийся рядом, даже не посмотрел в мою сторону. А два мелких гадёныша ещё и поиздевались, медленной струйкой вылив прямо передо мной пиалу с водой. Правда, тут же отхватили от невысокого худосочного мужчины, который пинками погнал поганцев в рядом стоящую юрту.

А ближе к вечеру всё стойбище пировало. Мужчины уселись между юртами на ровно вытоптанной полянке, а женщины хлопотали у костров. Озарённые красными отблесками пламени, принарядившись в меховые шапки, нацепив на себя немало металлических подвесок, они большими ложками накладывали куски мяса в деревянные и глиняные миски.

Мужчины довольно поглаживали свои бороды, посматривая на служанок, совсем молоденьких девчонок, которые разносили тарелки с мясом. Их женщины, будто были рады тому, что внимание мужчин обращено не на них, весело посмеивались.

Наблюдая за жизнью кочевников, глотая слюну от витающего аромата отварного мяса, я не сразу заметила приближение девушки, которая не прекращая оглядываться, быстро стараясь сделать это незаметно, бросила мне в ноги небольшой свёрток.

Глава 13.

— Куда ты меня везёшь? Слушай, может себе оставишь, я многое знаю, помогу разбогатеть, — наверное в тысячный раз произнесла, но Ильшат и трое его людей снова проигнорировали меня. Сердито зыркнув на неразговорчивых конвоиров, которые могли лишь раздавать приказы и то, только того что касается: куда мне сесть, встать и лечь; я устремила свой взор на окружающий нас вид.

Сочная зелень, сладкий аромат цветов, а вдали вздымались до небес горы, могучие, суровые. И можно было лишь только догадываться, по жаркому солнышку и пышной зелени, что двигаемся мы к югу. Я бывала там с родителями и братьями каждое лето и, предположив, что я очутилась в прошлом, то было бы интересно взглянуть на те места… если конечно удастся.

— Ильшат, мы приближаемся к морю?

— В Кафу, — соизволил ответить мужчина, даже не повернув голову в мою сторону.

— Хм… Кафа это Феодосия, — пробормотала себе поднос, судорожно вспоминая, всё что о ней я знала, — мы же дважды ходили с Сашкой в музей. Кафа вроде бы считался генуэзской колонией и главным рынком рабов на Чёрном море… или это не сейчас, пока она ещё принадлежит татарам?

— Наместник Юзим пожелал видеть в своём гареме прекрасную беловолосую гурию, — сказал Ильшат, на удивление став словоохотлив. Может сердиться прекратил, после моей неудачной и глупой попытки побега, — ты стара, но лицом красива и язык знаешь. Пугливой ланью прятаться не будешь, а наместнику, по слухам, нравится объезжать норовистых кобылок.

— Мне девятнадцать зим, он не купит меня.

— Скажу четырнадцать, ты хрупкая словно цветок.

— А я скажу, что ты обманул его.

— Юзим сильный и мудрый муж, он не будет тебя слушать, — возразил Ильшат, тем самым прервав наш разговор и больше ни слова не сказал до самого вечера.

На ночной стоянке, сидя у костра, я долго смотрела, как пламя жадно пожирало брошенные в него ветки и думала. Сбежать по дороге не удалось, уже через метров пятьсот меня нагнал взбешённый Ильшат, наотмашь ударив по лицу, так что я слетела с лошади и больно ударилась плечом о камень.

Попытаться ещё раз? Теперь сделать это лучше на рассвете и пешком, ползком скрываться среди густой зелени? Но видно, Ильшат, заметив что-то на моём лице, перед тем, как улечься спать стянул мои руки за спиной сыромятным ремнём, а ноги верёвкой и привязал к себе.

— Козёл…, — прошипела, обессиленно упав на подстилку, я смотрела на яркие звёзды, пытаясь вспомнить лица братьев, но не смогла. Лишь на миг мелькнули их глаза, так похожие на мамины и всё подёрнулось туманом.

— Я справлюсь, обещаю, — беззвучно прошептала, смигивая слёзы, невидящим взглядом смотрела на чернильное небо, нависающее над нашим лагерем, с мигающими на нём огоньками.

Мы ехали уже более трёх недель, дорога стала понижаться, а небольшие порывы ветра стали всё чаще приносить запахи моря. Неожиданно за крутым поворотом перед нами возникли невысокие каменные сооружения, больше похожие на землянки, куцые кусты у двора и люди — шумные, загорелые. Женщины неспешно занималась хозяйственными делами: кто стирал тут же на улице, разбрызгивая грязную воду прямо под ноги прохожим, ещё одна, месила в ступке что-то очень пахучие и перекрикивая бегающих детей, говорила с соседкой. Мужчин не было, лишь старый и подслеповатый дед разбирал сети, вытягивая из крупных ячеек большую лупоглазую рыбу.

— Пошла, — пихнул, замершую меня, в спину Ильшат поторапливая. Мы давно спешились, стоило нам только проехать небольшую гряду нагромождённых камней. И ведя на поводу лошадей, пробирались по узким улочкам селенья. Радует, что идти было не слишком долго и уже через тридцать минут мы вошли во двор полностью крытый доской, пряча нутро от жаркого солнца.

— Ильшат? — удивлённо воскликнул невысокий, полноватый мужчина, выкатившись из дома, — какими судьбами, проходи, а этих сейчас Юсим уведёт и напоит.

— Мерген, девушку я для наместника привёз, распорядись запереть её.

— Непослушная? — Цокнул мужчина, изучающе меня осмотрев, — красива, может и возьмёт, но почему одна?

— Остальные недостойны быть в гареме наместника, — важно ответил Ильшат, прикрывая свой позор, красивыми словами, что я не выдержала и хмыкнула, но, видимо, слишком громко.

— Дерзкая, Юзиму понравится…

Продолжение я уже не услышала, хмурая женщина, больно вцепившись в мою руку, поволокла меня в дом. Но не пройдя и десять шагов по нему, распахнув двери, толкнула в небольшую каморку с подстилкой на полу, горшком в углу и без единого окна.

— Воды сейчас принесу, через час тебя покормят, — буркнула женщина, прежде чем запереть дверь.

— Спасибо, за гостеприимство, — с усмешкой бросила и растянулась на шерстяной подстилке, попыталась прислушаться, что творится в округе, но так и ничего не услышав, незаметно для себя забылась беспокойным сном.

Разбудил меня скрежет засова и тихий писклявый голосок девчушки лет десяти, в руках которой была пиала с чем-то жидким и чашка с кашей.

— Агабича приказала живей закончить и идти за мной.

— Хорошо, — кивнула забитой девушке, принялась есть пресную кашу, проталкивая её в горло холодным травяным отваром. Через две минуты я уже управилась и с трудом поднявшись с пола, проговорила, — веди.

И снова идти было недолго, завернув за угол, мы оказались в небольшой комнате, с деревянными тазами вдоль стены и бочкой с водой.

— Хм… я так понимаю, мне нужно помыться, привести товар в соответствующий вид? — ухмыльнулась я осматриваясь. Неровные каменные стены, небольшое окно выходит в глухой двор, значит, сбежать снова не получится.

— Да, Агабича приказала помочь и показать, как верно сделать.

— Ну, показывай.

Вода была прохладной, но я всё равно с удовольствием вымылась. За время пути, всё что мне удавалось, это умыть лицо, руки и обтереть тело влажной тряпкой, скрываясь за пологом, натянутым между двумя лошадьми.

Здесь же вместо мыла мне дали щёлок, приятно пахнувший травами, а волосы трижды сполоснули подкислённой водой. Бута, чьё имя означает обуза, помогла мне сполоснуться, а после, когда мы вернулись в выделенную для меня коморку, больше часа расчёсывала мои волосы.

Глава 14.

— Ильшат говорил, привёз тебя издалека, — продолжил беседу мужчина, — говорил там все девушки такие, но ты особенная.

— Не все, — спешно ответила, опасаясь, как бы в Ручейки опять не наведались за новыми гуриями.

— Говорил, язык знаешь… не верил ему, — усмехнулся толстячек, — теперь ему дозволят с наместником встретится, подарок такой сделал, добился расположения господина.

— Значит, он вёз меня столько времени из-за благосклонности наместника? Зачем? — не выдержала я, с недоумением взглянув на мужчину.

— Как же, ближе к наместнику и сыто, и богато. Скоро набег, а там можно и место хорошее занять, тем, кто первым в город вступит, всегда больше богатств достаётся.

— Хм... дальновидный, — со злой усмешкой бросила, — А те монеты кому?

— Менгеру конечно, он же тебя продал, — хмыкнул он, забавляясь моей глупостью.

— Бред какой-то, — простонала, опрокинув голову к себе на руки.

— Где язык учила? В рабынях ребёнком была? — вдруг требовательно спросил мужчина, больно стиснув мою ладонь.

— Нет! Мама учила, — солгала, выдернув свою руку, я бросила яростный взгляд на сумасшедшего.

— Значит выкупленная была мать и умная, раз научила высшему знанию свою дочь, готовила тебя, — с удовлетворением протянул он, откинулся спиной на подушку и больше ни слова не произнёс, что несказанно меня радовало.

Добирались до места, казалось, вечно. В закрытых носилках было нестерпимо душно, от толстяка пахло потом, чем-то кислым и благовониями так, что уже через час у меня разболелась голова. От мерного покачивания тошнило, и чтобы хоть как-то прийти в себя, я пыталась вслушиваться в шелест волн, но громкий храп спящего мужчины не давал это сделать. Попытка сбежать не удалась, выглянув за палантин, я едва не ткнулась носом в охрану, грозный мужчина в два раза шире и выше Ильшата, сопровождал нас и, думается мне, что был не один. Выругавшись про себя, я ещё какое-то время поглядывала на проплывающие мимо невысокие каменные заборы, зелёные кусты с ярко-красными цветами, зарослями ежевики и вьющимся виноградом по деревянным жердям. Но похотливый блуждающий по моему лицу и шее взгляд охраны, загнал меня назад в носилки.

— Кхм... прибыли, — прокашлявшись сообщил проснувшийся толстяк, неведомо как определив сквозь закрытые занавески и продолжающий медленный ход рабов, что наш выматывающий путь наконец завершился.

Но действительно, уже через минуту, носилки остановились, плавно опустились на землю и мужчина, принялся выбираться из них. Судорожно дыша и кряхтя, заваливаясь то в одну, то в другую сторону.

— Идём, я отведу тебя в сераль, там тебя осмотрят, — пробормотал он, дёрнув меня за руку, чуть ли не волоком меня потащил к зданию.

Каменный дом был непохож на дворец султана, но темнее и менее он был большим, светлым с красивыми фресками над окнами и дверью. Зайдя во внутренний двор нас сразу окатило прохладой и снова благовониями, которыми казалось было пропитано всё вокруг. В небольшом дворике росло много красивых цветов, маленькие кустики, высаженные вдоль забора, радовали взгляд своей сочной зеленью и яркостью бутонов. Мощённый камнем двор, был начищен до блеска, в небольших углублениях ещё стояли лужицы, видно, совсем недавно его мыли.

— Калфа Сафие, уведи Акгюль в хамам, — распорядился мужчина, стоило нам войти в небольшое помещение, где царственной особой восседала женщина лет сорока, красивая, но надменная улыбка портила всё.

— Белый цветок? — переспросила она, изумлённо вздёрнув бровь, — ага Башир, она темна лицом, зачем она здесь, разве у нашего господина мало невольниц.

— «Да, да, скажи ему, пусть он меня выгонит» — мысленно обращалась к женщине, надеясь, что мне повезёт.

— Такой нет, — хмуро ответил ага, грозно насупив брови, — и наряд подбери.

— Идём Акгюль, — приказала калфа Сафие, поднимаясь с подушек, брезгливо меня осмотрев, — не один час придётся убирать растительность с твоего тела.

— Хм…, — промычала, не став ничего комментировать, ощущая наивысшую степень раздражения хмурой тётки. Не стоит нервировать лишний раз эту особу, зная, какими бывают мстительными и жестокими женщины.

Идти пришлось немало, петляя по узким коридорам, не единожды поворачивая то в одну сторону, то в другую, я была уверена, что сама точно не найду обратную дорогу, настолько эти коридоры были похожи.

— Заходи. Хандан! — почти беззвучно позвала калфа, но её услышали. Из одной многочисленных дверей этого небольшого помещения выскочила девчушка лет пятнадцати и молча склонилась перед нами.

— Отмыть, убрать лишние волоски, — принялась раздавать приказы калфа Сафие, чуть помедлив добавила, — попробуй отбелить черноту с её лица.

— Будет сделано, — прошептала девушка, ещё ниже склонившись.

— Иди! — толкнула меня в спину женщина, прежде чем покинуть комнату. И стоило калфе исчезнуть из помещения, как девушка, тут же вскинула голову и изучающе на меня посмотрела.

— Хандан, служанка бань.

— Малуша, — оторопело ответила, находясь в шоке от столь резкой смены.

— Нет, как тебя назвал ага?

— Белый цветок, — пробормотала, не вспомнив своё новое очередное имя.

— Акгюль, — перевела Хандан, скривив рот, она неприязненно проговорила, — работы много, поспешим. Запоминай! В джамекян оставляешь одежду, после идёшь в пештемал смывать первую грязь.

Девушка, плавно покачивая бёдрами, шла передо мной, по дороге, объясняя, где что находится и как этим пользоваться. И ни разу не оглянулась, чтобы удостовериться, иду ли я за ней.

— Прежде чем зайти в комнаты обязательно укутайся в чистую простыню и одень налины, — проговорила Хандан, помогая накрутить кусок светлой ткани вокруг меня, прикрывая ей тело от груди до колена.

— Налины? — переспросила, с удивлением рассматривая высокую деревянную обувь.

— Без них ты можешь поскользнуться, — пояснила девушка, — идём, в бане сейчас Райхана, её господин позвал сегодня ночью в свои покои. Будь осторожна, никто не любит новеньких, хоть у нашего хана немного наложниц, всё же каждая хочет попасть к нему.

Глава 15.

На протяжении двух дней ко мне никто не приходил, никуда не звали, как будто про меня забыли и это радовало. Девушки в комнате, с которыми меня поселили, настороженно на меня поглядывали, но не разговаривали. И это меня вполне устраивало, судя по довольным лицам смуглянок, они счастливы, находясь здесь и моё желание сбежать из сераля не поймут. Правда, приходилось спать урывками, вскакивая от каждого звука. Наслушавшись предостережений Хандан и видя ненавидящие взгляды, бросаемые в мою сторону местными девицами, я опасалась попросту в одну из ночей не проснуться.

Мои дни проходили однообразно, я в основном сидела на своей подстилки в дальнем углу просторного помещения с большими окнами и с установленными на них решётками. Подстилка была очень тонкой, а от вымощенного камнем пола тянуло постоянным холодом, что к концу второго дня я, кажется, приболела. Согреться можно было лишь у стены, которая за день нагревалась от солнца. Прижимаясь к ней спиной, я разглядывала узоры на бирюзово-синей плитке, смотрела на потолок, который был искусно расписан в восточном стиле. Назвать это помещение уютным вряд ли было возможным. Голые стены, на полу, кроме подстилок, как у меня ничего нет. Как и нет небольших деталей, в виде вазы с цветами или милого коврика, которые могли бы придать жилой вид комнате. Мы жили словно в казарме, даже в общежитии и то больше уюта, чем в этом месте, где обитают не меньше пятнадцати девиц.

— Держи, — вручила пиалу с ужином служанка, подойдя, как всегда бесшумно, прервав мои нерадостные размышления.

— Спасибо большое, — поблагодарила девушку и прежде чем приступить к трапезе, я дождалась, когда фаворитки наместника начнут есть, и только тогда отпила из своей пиалы.

Кормили здесь на удивление неплохо, правда, понемногу. Пища традиционно подавалась в маленькой посуде. Но сначала требовалось выпить натощак — айран. Его приносили с зеленью или ароматными травами. Основными же блюдами здесь были овощи, фрукты, курица и варёные яйца. А вчера принесли чашку кофе с изюмом и финиками. Делая первый глоток любимого напитка, я прикрыла глаза от удовольствия, представив на мгновении, что нахожусь дома. Но визг двух невольниц, непонятно что не поделивших, вернул меня на бренную землю.

Прислушиваясь к чужим разговорам, я сделала вывод, что по чётным числам служанки приносили в сераль свежие фрукты, а по нечётным обычно сушёные. На обед в основном подавали супы из бобовых или овощей. На второй обед — рыбу с брынзой и зеленью. На ужин были снова фрукты, а на ночь кислый айран.

Сладкое не давали и когда Райхан принесли ранним утром небольшую вазочку с засахаренными фруктами, все невольницы с завистью смотрели на неё, шепчась, что наложнице удалось порадовать господина.

— Я Мелек, уже месяц живу в серале доброго господина, — произнесла девочка, темноволосая с глазами пугливой лани, нависнув надо мной, — можно?

— Присаживайся, — отодвинувшись к стене, я смотрела на девчушку лет четырнадцати и пыталась понять, что ей от меня потребовалось.

— Я жила в недели пути от Кафа, мой добрый отец продал меня господину, чтобы я познала лучшую жизнь, — произнесла девушка, голоском полный нежности и журчания. Словно маленький ручеёк бежит, перебирая крохотными камешками.

— Хм…, — промычала, не зная, что ответить, как по мне, отец девушки далеко не добрый.

— Говорят, тебя привезли из холодных стран, где снег не тает, оттого твои волосы белые.

— Нет, — возразила, с трудом сдерживая улыбку, от неумелого выведывания сведений, — три — четыре недели пути.

— А правду говорят, что ты не хочешь радовать нашего господина?

— Правда, — коротко ответила, украдкой наблюдая за замершими девицами, которые прислушивались к нашей беседе.

— Сегодня Хафсе выпала честь прийти в опочивальню к господину, — тяжело вздохнула Мелек, — я пока не удостоена такой чести. Не знаю, как усладить взор и чем порадовать. Калфа сказала, что я неуклюжая, а пение господину приелось. А ты что умеешь?

— Ничего, — хмыкнула, вспомнив, как делала вид старательной ученицы, слушая нравоучения калфы Сафие, в тот первый день, когда меня только привезли к наместнику.

Степенно вплыв в комнату, где собрались все наложницы, она, громко чеканя каждое слово, наставляла меня, заодно напоминая остальным, что от нас требуется. «Наложница должна уметь танцевать, играть на музыкальном инструменте, заниматься рукоделием. Чтобы стать замеченной, красоты мало, нужно увлечь мужчину своим талантом и умением. Каждый вечер учится у старших женщин, как доставлять мужчине удовольствие. Наложница должна уметь обольстить господина! Через три месяца будут выбраны самые старательные девушки, которые достойны обучаться: изящной словесности, литературе, поэзии, каллиграфии».

На меня это выступление не произвело впечатление, но вид восторженной дурочки я изобразила. Правда, стоило калфе покинуть помещение, как несколько, видимо, чаще всех посещаемые опочивальню господина, бросили в мою сторону яростный взгляд, который не предвещал мне ничего хорошего.

— Я могу научить тебя танцевать, — предложил, по сути, ещё совсем ребёнок, не понимая, что своими действиями создаёт себе конкурентку.

— Нет, спасибо, — отказалась, обернувшись в сторону шумного угла, — что там происходит?

— Хафса готовится к ночи.

— Ещё же рано? — удивлённо вскинула бровь, уставившись на девушку, тоже темноволосую с округлыми формами и раскосыми глазами.

— Ты что, нужно столько всего, — возмущённо воскликнула Мелек и принялась перечислять, — макияж, тело умаслить, проверить не остался ли ненужный волос, наряд подобрать.

— Всё, поняла, — по-доброму усмехнулась, — очень важное мероприятие, к которому надо отнестись ответственно.

— Да, — обрадованно выдохнула Мелек, словно радуясь, моей сообразительности.

Вскоре девчушка ушла к себе на подстилку, достав из-под тонкой подушки рукоделие, принялась за работу. Я же снова вернулась к своему ставшему привычным за эти дни занятию, смотреть и слушать. Но к сожалению, все разговоры были о новой приглашённой к господину. Одни завистью наблюдали за сбором и бросали язвительные колкие замечания. Другие, видно, подружки Хафсы успокаивали разволновавшуюся девушку и помогали собраться.

Глава 16.

Отдав приказ, Башир-ага выплыл из комнаты, но вместо него возникли три крепких мужчины, и встали рядом с усмехающейся калфой.

— Шекер! Приготовить Акгюль, — распорядилась Сафие и тут же в помещение вошли четыре женщины, не останавливаясь ни на минуту, две из них подхватив меня под руки, рывком подняли на ноги и потянули к выходу из помещения.

Сопротивляться им, я не видела смысла, устраивать погром в комнате? Зачем, ну сегодня не попаду к наместнику, эти придумают причину и объяснение этому, и всё равно рано или поздно заставят идти. Так зачем оттягивать неизбежное…

— Хм… ну пойдёмте, — хмыкнула я, выдернув руки из на удивление крепкого и совсем неженского захвата, громко добавила, — не нужно меня хватать!

Моё приготовление в покои к господину было не столь долгим, но процедуры я прошла те же, правда наотрез отказалась жевать смесь из перца. Но стрелки мне нарисовали, маслом моё тело, чтобы из рук выскальзывала, намазали и наряд, подобрали, совершенно ничего не скрывающий.

— Рано тебе ещё к господину, недостойна услаждать его взор, — сердито пробормотала калфа, внимательно меня осматривая.

— Так, давайте посижу ещё в серале, — предложила я, медленно поворачиваясь вокруг себя.

— Башир-ага не оставляет попытки меня перед господином опозорить, — продолжила бурчать Сафие, забывшись, но тут же недовольно поджав губы, буркнула, — не твоё дело! Придёшь в покои, склонись…

Около тридцати минут меня инструктировали, что нужно сделать, как только я окажусь в покоях господина. Я честно слушала, подбирая для себя удобный момент из всего перечисленного, но пока не находила.

— Поняла? — рыкнула женщина, больно сжав моё запястье, потянула к выходу.

— Готова? — удовлетворённо проговорил ага, уже ждавший нас в коридоре, — идём.

Я промолчала, калфа тоже, но было видно, что женщина очень недовольна решением Башир-ага. Ещё раз поправив на мне накидку, она мрачно взглянула на меня и отвернулась.

Шли по узким каменным коридорам тоже молча, в сопровождении нескольких воинов. Башир-ага, идя передо мной, даже не оглядывался, уверенный в том, что не сбегу. Я же старалась запомнить дорогу, надеясь, что мне всё же удастся вырваться из комнаты наместника, когда мы останемся с ним вдвоём. Спустя нескольких поворотов и пройденных шагов триста, мы остановились у входа, охраняемые пятью воинами.

— Ждите, — распорядился ага, исчезая за массивными дверями, но пробыл там недолго и уже через несколько минут, двери вновь распахнулись и меня завели в просторное помещение. Они, конечно, были роскошны. Множество мягких диванов, подушек, потрясающей красоты настенная роспись в синих, красных, золотых и оранжевых тонах, и искусно выложенная плитка на полу, с дорогими коврами на нём.

— Пади ниц, — грозно прошипел мне над ухом охранник и я тут же послушно упала на колени, продолжая исподлобья рассматривать покои наместника. Но увидела лишь стол, уставленный яствами, несколько пиал с ароматной водой, кувшин и нож…

— Мой господин, этот хрупкий белый цветок пришёл усладить твой взор и скрасить ночь, — торжественно объявил Башир-ага. Я же, скосив глаза, попыталась найти наместника, но, кроме кровати, низенького стола и горы подушек ничего не увидела.

— Ступай, — раздался скрипучий старческий голос сзади и тут же войны, чьи ноги я лицезрела рядом со мной, исчезли.

— Поднимись Акгюль, я хочу посмотреть на тебя, — мягко проговорил всё тот же голос, и я не заставила себя долго упрашивать. Медленно поднялась, я повернулась туда, откуда слышала приказ.

— Ты красива как утренний свет, твои щёчки как два персика, — принялся сыпать словами господин… ну как господин, так господинчик. Невысокий, круглолицый шарик с реденькой бородкой и злыми глазками бусинками. Глядя на него, я не понимала, как такое могло стать целым наместником.

— Твои глаза прозрачны как вода в роднике. Стан хрупок, как молодое деревце в лесу, а кожа чиста, как горный снег, — мужчина всё продолжал говорить, медленно обходя меня по кругу.

— Твои волосы словно шёлк, — задумчиво, нараспев произнёс наместник, неожиданно больно дёрнув меня за них, склоняя мою голову к своему лицу, процедил сквозь зубы, — мне сказали, ты непокорная.

— Правильно сказали, — рыкнула я, пнув его между ног, но попала, к сожалению, по бедру, правда, мне всё же удалось вырваться и, сделав всего шаг, я схватила со стола нож, угрожающе предупредила, — только подойди и я убью тебя.

Но как оказалась, мы были в комнате не одни… за ширмой стояла охрана и наместнику, постанывающему от боли, даже приказ не пришлось отдавать, как они ринулись всем скопом в мою сторону.

— Нет! Ждите, — приказал господин, насмешливо улыбаясь, — мне нравится укрощать строптивых.

— Не подходи! Или я убью себя! — закричала, подцепив рукой больше половины своих волос, я откромсала их по шею, — нравится мои волосы! Бери!

Швырнув их в сторону ошарашенного наместника, я подставила нож к своему горлу, но сильный удар по голове, и выкрученная рука за спину, заставила выронить нож на пол.

— Башир! — рыкнул наместник, чуть ли, не топая ногами от бешенства. И тут же в распахнутую дверь влетел испуганный ага и с диким взглядом смотрел на покрытого моими волосами господина, а наместник продолжал орать, — ты кого прислал, она одержимая! Ты замыслил предать меня!

— Укушу! То чем ты так гордишься — откушу! Евнухом будешь! Только притронься ко мне, — добавила я, прошипев от боли в заломленных руках.

— Нет, мой господин. Что вы мой господин. Как я смею мой господин, — запричитал Башир-ага, упав на колени, он пару раз стукнулся лбом о пол, — позволь, я приведу гурию, что вчера усладила твой взор, а эту прикажу казнить.

— Нет, продай её тем торговцам, — зло бросил наместник, с ненавистью на меня взглянув, — там для неё самое место.

— Как прикажет мой господин, — засуетился Башир-ага, поднимаясь с колен, уже другим нелебезившим голосом распорядился, — увести в темницу недостойную.

Глава 17.

Очнулась в тёмном, душном помещении, битком заполненным разными людьми. Здесь были и девушки, и мужчины и даже старики. Две маленьких лет тринадцати девчушки всхлипывали, забившись в угол. Дедушка, сидевший рядом со мной, надсадно кашлял, а две девицы у бочки ругались не хуже грузчиков. Одно объединяло всех этих людей, это страх и обречённость в их глазах.

Моя попытка подняться и осмотреться не увенчалась успехом. Ноги не слушались, ослабевшее от побоев тело бил озноб, становилось то очень холодно, то жарко. Подтянув к груди ноги, я обхватила их, стараясь согреться, но боль и многочисленные синяки не позволили просидеть так и минуты. Раны на лице жутко болели, глаз заплыл, и я плохо им видела. Откинувшись спиной на стену, я попыталась отрешиться от окружающих меня людей и подумать.

— Откуда ты? — прохрипел дед, подавая миску с водой, прерывая мои мысли, — выпей, пока свежая.

— Ручейки, — с трудом выговорила я, едва двигая разбитыми губами, — где мы?

— Нас всех согнали в трюм и уже день плывём.

— Хм… я так долго не приходила в себя?

— Тебя бросили здесь на рассвете, я приглядел за тобой, — с улыбкой проговорил старик, тут же закашлявшись.

— Моё имя Надя… Надежда, — прошептала, впервые назвав своё родное имя в этом мире, — друзья звали Надин.

— Красивое имя, — сказал старичок, добавив, — а я Трошка.

— Спасибо, — поблагодарила, возвращая пустую чашку, ощущая, что мне стало немного лучше, — куда нас везут?

— Говорят не по-нашенски, не знаю.

— В Хенуа плывём, морячок сказывал, — тихо произнесла соседка, бессмысленным взором смотревшая на двух хабалок.

— Генуя? Италия? — потрясённо прошептала, ошеломлённо уставившись на девушку.

— Может и так, — равнодушно пожала плечами та отвернувшись.

До самого утра я больше не проронила ни слова. Говорить не хотелось и думать тоже. Стараясь не обращать внимания на боль, я попыталась уснуть, но, сидя на жёстком полу, выполнить это было затруднительно. И всё же спустя несколько мучительных часов мне удалось забыться беспокойным сном. Пару раз я просыпалась от звуков драки в дальнем углу, плача женщины и кашля старика. Под утро, когда из немногочисленных щелей в потолке стал пробиваться сумрачный свет и большинство находящихся в трюме людей спали, я с трудом добралась до помойного ведра. Оно уже давно было полным и его содержимое выплёскивалось прямо на пол, при каждой качке корабля. О том, чтобы совершить свои дела без свидетелей можно даже и не мечтать, наоборот, пара глумливых улыбок, появилась на лицах беззубых мужчин, разбойничьего вида. Так и не решившись, я повернула назад, желая побыстрее покинуть это смрадное место, надеясь, что днём может быть, нас выведут на воздух и я успею управиться без свидетелей.

Девицы, что ругались у бочки поздним вечером, отправившиеся следом за мной, увидев лужи и полное ведро, громко заголосили, призывая моряков, убрать горшок. Закончилось это вылившейся на их и другие головы холодной водой, разом прекратив рёв девушек.

— Сюда сходи, я прикрою тебя, а после вынесу, — прохрипел старик, подавая котелок, не весь откуда взявшийся.

— Ааа, можно?

— Думаю варить в нём кашу здесь не получится, — горестно хмыкнул Троша, — в угол ходи, я спиной встану.

Было ужасно стыдно, неловко, но выбора не было. Управившись с делами, я уступила место соседке, а следом юркнули две девчушки.

— Спасибо, — попыталась улыбнуться заботливому старичку, но только лишь оскалилась от боли.

— Ты лежи, у тебя живого места на теле нет, — обеспокоенно воскликнул Троша, помогая устроится в моём закутке, — кто ж тебя так?

— По приказу наместника, — прошептала, откинувшись спиной на стену, прикрыв глаза, добавила, — наложницей не пожелала стать.

— Ты, — уточнил Трошка, в его голосе слышалось удивление.

— Непохожа? — усмехнулась, тут же скривившись от боли в разбитой губе, — косы я в опочивальне отрезала и в наместника швырнула…

— Ну ты девка даёшь, — то ли восхитился, то ли решил, что я дура, дед.

Угодив в это кошмарное место, время для меня, казалось, остановилось. Зря я надеялась, что нас выпустят на воздух. Нет, мы продолжали сидеть в тёмном, пропахшем потом, мочой, рвотой и кровью трюме. Раз в день нам спускали неполный бочонок с водой, которая с каждым днём становилась всё затхлее. Сбрасывали пару мешков с сухарями, за которые бились пленники насмерть. Я даже не пыталась прорваться к тем мешкам, не в моём состоянии, но неожиданно те две девицы взяли меня и деда под свою опеку и подкидывали несколько твёрдых как камень сухариков.

В один из дней к нам спустились трое мужчин и прогуливаясь между рядами, рассматривали товар. Пройдя по кругу, они, ненадолго замерев, наконец выбрали… Девушку, что сидела ближе всех к выходу. Темноволосая с раскосыми глазами и красивой улыбкой, её с громким плачем потащили наверх. Моя соседка, что сообщила, куда мы направляемся, стоило мужчинам на неё указать, с довольной улыбкой поднялась и, виляя бёдрами прошествовала к выходу.

Вернулись обе спустя несколько часов, измученные, зарёванные в мелких синяках и укусах, которые было видно даже в такой темноте. Забившись подальше в угол, они ни слова не произнесли, отказывались от еды и воды…

— Может, и хорошо, что ты косы обрезала, — задумчиво просипел дед, которому с каждым днём становилось всё хуже.

— Наверное, — отрешённо кивнула, с ужасом осознавая, что всё это время, до того как меня продали торговцам — мне везло. Меня по-своему, но любили и берегли Бажена и Силуан. И даже Ильшат старался облегчить мой путь. А здесь… что дальше?

Дни сменялись, я давно привыкла к своему запаху грязного тела и даже стала меньше чесаться, с постоянным чувством голода тоже смирилась, а вот жажда мучила и даже глоток затхлой воды, от которой тошнило, был в радость.

Людей в трюме становилось меньше. Несколько умерших от истощения выкинули за борт. Две девушки, которых подняли на палубу, так и не вернулись, их крики, мне кажется, я слышу до сих пор. Соседка, та что побывала наверху одной из первых, тихо скончалась ночью, как и старик... За время пути я старалась меньше говорить с ними, не привязываться, зная, чем всё это закончится. Но всё же, не услышав привычное пожелание хорошего дня, весь день украдкой стирала слёзы, непрекращающимся потоком стекающие по моему лицу. На место деда сразу же пересели Тавус и Бусат, те самые шумные девицы. Первое время они пытались меня разговорить, выведать о жизни, но потом махнули рукой, правда, подкидывать сухари не прекратили.