Стальной рассвет. Пески забвения

Глава I Прощание

Настоятель монастыря старый монах Ирýст Сур давал последние наставления своему ученику Эрлу Сýру. Настало ему время покинуть стены обители, где он жил и учился все двадцать лет своей жизни. Учился не только воинскому искусству, без которого выжить в этом мире невозможно, но и постигал знания о высших божествах – Предтечах и Откровениях, данных в незапамятные времена людям богами, спустившимися с неба.

Старый монах и молодой ученик сидели на вершине холма, откуда открывался красивый вид на возделанные поля, где трудились местные крестьяне, отдавая десятину урожая монахам обители, расположенной на соседнем холме. К ней с давних времён не иссякал поток пилигримов, идущих поклониться камням, видевшим богов. Из этих священных камней позже построили монастырь. Воздвигать его начали братья, уцелевшие от гнева других богов. Сначала здесь поставили скромную часовню. Потом появилась церковь на террасе, расчищенной от священных камней, подготовленных к строительству главного храма. Тогда же и произошло чудо: одному из монахов было указано на источник пресной воды, таящийся в скале. Много трудов ушло на пробитие штольни и сооружение колодца. Но зато у братьев появилась своя вода. Ранее её носили от реки, несущей воды за много лиг от будущего монастыря, и берегли как сами знания о божествах. С появлением своей воды более не существовало никаких препятствий для изоляции от внешнего мира.

На вершине, продуваемой ветрами с холодного северного моря Сенгрéта, в туман, холод или в редкую здесь жару в своём вечном уединении неутомимо молились монахи. Век за веком в исключительно суровых условиях они славили богов, продолжая дело создателей монастыря. Но покой обители не раз нарушали мирские конфликты. На протяжении многих столетий монастырь захватывали и даже частично разрушали. Братья стали изучать воинские искусства, достигнув в этом совершенства, передавая вместе со знаниями об Откровениях ещё и эти знания молодым послушникам. Когда у монастыря появилась своя защита вкупе с мощными стенами, его уже не пытались захватить и разграбить, да и приобретенный с годами статус обители уже останавливал лихих людей от святотатства.

Седобородый Ируст с прищуром осматривал монастырские угодья. Седые власы трепал северный ветер, дующий на вершинах холмов во все времена. На морщинистом аскетичном лице лежала печать задумчивости.

– Пришёл час, Эрл, – произнёс Ируст, глянув на юношу, не скрывая привязанности. – Ты окреп, возмужал, стал искусен в поединке, превзойдя всех послушников и монахов, да и меня тоже. Полагаю, немалая причина этому твои предки. Я давно обещал рассказать о том, как нашёл тебя. Настал час, теперь ты вправе знать всё. Слушай же.

В те годы я уже был немолод, но ещё крепок, как и ныне. Тогда шла война между Колмадóром и Аджéром. У подножий этих холмов встретились их армии, закованные в железо, бесстрашные и жаждущие победы. Битва началась на восходе, а закончилась уже на закате. От топота десятков тысяч ног гудела земля, звон оружия, вопли ярости и боли не утихали весь день, как и дождь, ливший с утра на головы сражающихся. Красные от крови ручьи стекали с холмов, знавших более благословенные времена, видевших самих богов. Тысячи тел устилали всё вокруг, а битва не стихала, потому что сражались суровые воины приученные к лишениям и войне с самого детства, не знавшие другой жизни кроме войны, почитающие за великую честь погибнуть в битве.

Мы наблюдали за сражением и молились за погибших. А когда солнце коснулось дальних холмов, оставшиеся победители покинули это скорбное место. Мы спустились с холма, слыша беспрерывный стон тысяч поверженных, видя в красном от заката небе десятки стервятников, слетевшихся на мрачное пиршество.

Мы бродили среди тел, стараясь облегчить муки раненых, продолжая молиться за тех, кто не увидит следующее утро. Вот тогда я и услышал детский плач. Я пошёл на него, обходя тела, слыша стоны, вслушиваясь, стараясь понять, откуда доносится плач. Я увидел особо много тел, лежащих вповалку, и понял, что в этом месте сражение было наиболее яростным. Среди этих тел на спине лежал огромный воин весь изрубленный, окровавленный. Его кольчуга больше напоминала лохмотья: так много ударов мечей и копий она выдержала, прежде чем порваться, круглый щит воина был весь разбит, а меч иззубрен. Его светлые волосы разметались по земле, а мёртвые голубые глаза смотрели на появившиеся первые звёзды. Рядом лежала белокурая женщина-воительница. Несмотря на тяжёлые раны, она была ещё жива. С удивлением я понял, что эта женщина родила несколько часов назад, то есть, прямо во время сражения. Я обратил внимание, что она лежит на круглом щите, из-под которого вдруг вновь раздался детский плач. Женщина посмотрела на меня затухающим взглядом и прошептала: «Мой сын… Мой сын Эрл…». После этого она умерла.

Под щитом я нашёл тебя, Эрл. Я дал тебе имя моего рода – Сур. Ты должен гордиться этим, потому что мой род, а теперь и твой – род благородных людей не только по рождению, но и по духу.

Ты очень похож на отца, оставшегося на этом поле. Но глаза у тебя не голубые, как у него, а серые, как у матери, тоже оставшейся здесь. Я похоронил их вон на том склоне, тебе известно это место, где лежит камень, у которого мы бывали много раз. Тогда я не говорил тебе, что это за место и зачем мы приходим туда, а теперь настал час и ты вправе знать всё.

Ты родился во время битвы, что для вашего народа считается особо почётным. Ты также крепок и силён, как твой отец, хоть и молод ещё, но с годами станешь могучее, как и он. По рождению ты колмадориец. Этот народ всегда был и остаётся народом воинов – суровых и часто жестоких, дерзких и не знающих слова «нет» по отношению к себе. Они делают, что им нужно не считаясь ни с чьими интересами. Основное их занятие – война. Они часто служат наёмниками и нередко становятся разбойниками. Они берут, что хотят и говорят что думают. Ты один из них, но отличаешься от своего народа тем, что прошёл обучение и тебе более других известны истоки Откровения Предтечей.

Я помню о высказанном тобой желании увидеть мир, мне оно понятно, ведь ты молод. Здесь, на вершине холма мы простимся, мой мальчик. Впереди у тебя целая жизнь полная опасностей и приключений. Кем быть в этой жизни, выбирать тебе. Может, ты станешь не знающим покоя странником, может, наёмником или даже разбойником, как знать? Но я до скончания своих дней буду молиться о твоём благополучии, чтобы и ты смог встретить достойную старость, ведь ты люб мне как сын, коего я вырастил, обучил всему, что умею сам, и теперь могу быть спокоен.

Вот ещё что я должен сказать тебе, мой мальчик, для этого тоже пришло время. Когда я под щитом нашёл тебя, у твоей головы лежал вот этот золотой венец, – старик извлёк из складок плаща украшение, сделанное без особого изящества, но в этой грубости изделия таилась некая энергетика таких же грубых и сильных людей, привыкших к трудностям и лишениям. – Я полагаю, что твой отец был знатного происхождения, хотя мне это неизвестно наверняка, подтвердить это никто не мог, так как войско твоего народа в той битве потерпело поражение. Даже израненные воины продолжали сражаться неистово и отчаянно, и были настолько изрублены, что умерли той же ночью, не дожив до утра. Уже позже до меня дошёл слух, что в той битве погиб король Колмадора Атуал Третий Саорлинг и его жена – королева Сиола из рода Варбургов.

Думаю, этот крупный рубин свидетельствует о том, что венец использовался не просто для поддержки волос, а у него был статус власти. Возьми его и храни как память о родителях. Может быть, тебе удастся узнать о них больше, но предупреждаю, мой мальчик, не показывай его везде и всякому, ибо правящий сейчас наместник Минýк Уулк наверняка не обрадуется появлению возможного претендента на трон, если учесть, что этот венец является символом королевской власти, а твои убитые родители были королевской крови.

Если всё же ты когда-нибудь заявишь о своём возможном праве, не забудь, что в этом случае не миновать войны. Простым людям она не принесёт ничего, кроме горя. Знай, всегда найдутся те, кто под видом помощи тебе станет преследовать свою корысть и погубит ради неё не только тебя и многих, но и сам мир, если понадобится. Это очень важно, не забывай об этом и доверяй с большой оглядкой.

Кроме того, найдётся немало желающих завладеть этим украшением хотя бы из-за его ценности, как таковой. Хоть ты силён и искусен в поединке, однако должен быть разумно осторожен. Помни о моём предостережении и о главной заповеди Откровений:

«Ничего не проси и ни на что не рассчитывай, но принимай всё, что даётся. Знай, – ничто не имеет значения, кроме Откровений. Конец жизненного пути у любого живущего в Междуземье один и тот же».

Я скопил кое-что, возьми, – монах протянул юноше кожаный мешочек. – Здесь достаточно, чтобы приобрести меч и кольчугу. Всё остальное добудешь сам. Это всё, что я хотел сказать тебе, мой мальчик, – вздохнул старик и поднялся с травы. – Пришло время прощания.

Юноша тоже встал и опустился перед монахом на правое колено, протянул руки к ногам старика, склонившись почтительно, а монах положил ладони Эрлу на голову с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами.

Затем Эрл поднялся, сложил в перемётную суму венец и мешочек с монетами, улыбнулся старику, глядя в его глаза, сказал:

– Благодарю тебя за всё, отец Ируст. Благодарю за воинскую науку и за Откровения Предтечей. Я запомнил твои наставления и всегда буду помнить о тебе. Не сердись на меня за мой выбор, ведь и ты сам не сразу стал монахом, а прошёл путь воина и побывал во многих славных битвах. Может быть, я тоже когда-нибудь вернусь сюда и попрошу у братьев разрешения присоединиться к ним, чтобы постигать далее всю глубину Откровений. А пока моё сердце зовёт меня вдаль. Прощай, отец Ируст.

Эрл не оглядываясь, пошёл вниз с холма. Старик смотрел ему вслед. Он видел, как юноша спустился в распадок, приблизился к большому камню, стоящему у подножия соседнего холма, опустился перед камнем на правое колено, склонившись, положив руки на его шершавую поверхность. После чего поднялся и, обогнув холм, скрылся за ним.

Старик тоже пошёл в обитель, спеша к очередной службе, собираясь помолиться за приёмного сына.

Путь Эрла лежал на запад, в Пиерóн – столицу Колмадора. Путь предстоял неблизкий, почти через полстраны, так как монастырь находился в северо-восточных отрогах высоких заснеженных Химадáйских гор, вытянувшихся на тысячи лиг бесконечно длинной извилистой цепью, на востоке отделившей от Колмадора Аджер, на юге – Энгóрт, на западе – Альгáмр.

Эти четыре державы постоянно враждовали, иногда объединяясь в странные союзы, чтобы разгромить противника. Причём в следующей войне союзники могли стать непримиримыми врагами, а бывшие противники – союзниками. Так продолжалось не одно столетие, королевские дворы плели свои политические интриги, а служители богов – свои, призывая королей обрушить на еретиков «верующих не так» или вообще исповедующих иную религию гнев богов в виде закованных в железо головорезов. И тогда лилась в сражениях кровь воинов, а в грабительских набегах кровь мирных людей. Тогда враждующим сторонам требовались наёмники, готовые за золото воевать за кого угодно и где угодно.

Колмадор и Аджер омывало холодное северное море Сенгрéта. Альгамр с запада омывало море Энóтра. Энгорт морских границ не имел, но вместе с Аьгамром на юге граничил с большим государством Нермутáн, также омываемым с запада всегда неспокойным морем Энотра, куда каждый вечер опускается солнце. С юга Нермутан омывало Холеакéйское море.

В разных концах этого мира природа отличалась также разительно, как и вероисповедания. Если на севере, в Колмадоре и Аджере было довольно холодно, снег укрывал землю по полгода, а где-то не таял вообще, то Альгамр и Энгорт уже отличались более мягким климатом, тогда как Нермутан был жаркой страной, где снега не видели никогда.

Также и люди этого мира отличались друг от друга. На севере они были белокожие, светловолосые, с голубыми, серыми и зелёными глазами. В средней полосе – в Альгамре и Энгорте уже встречались более темноволосые люди с разным цветом глаз. В Нермутане преобладали темнокожие, а дальше на юг жили чернокожие люди с карими и чёрными глазами, с иссиня чёрными копнами прямых волос, или наоборот – мелко вьющимися, тонкими и непослушными.

Весь восток для цивилизованного мира был Неизведанной Землёй Мéмбра – таинственного и мрачного. Где-то там вставало солнце и где-то там есть вход в Эрид, куда уходят тени умерших грешников. Многие считали, что солнце появляется как раз оттуда, проходит по небосклону и на ночь опускается в море, отчего оно кипит, а солнце немного остывает и попадает в Эрид, принося страдания теням умерших. А утром снова выходит на небо, чуть остывшее, чтобы вновь повторить всё сначала.

Мембр с юга, со стороны Холеакейского моря был закрыт от остального мира неприступными высокими горами Большого горного хребта Чентáр. Лишь неширокая прибрежная полоса в несколько лиг отделяла от моря подножия возносящихся к небу гор, и чем дальше от моря – тем выше и выше, уходящих заснеженными неприступными пиками за облака. А на узкой прибрежной полосе безраздельно хозяйничали пираты, используя для укрытия многочисленные бухты изрезанной береговой линии. Там опасались появляться корабли императорского флота Нермутана. Капитаны делали вид, что никаких пиратов в Холеакейском море нет, но при этом с охотой за вознаграждение сопровождали караваны купеческих судов.

На востоке Нермутана распростёрлась бесконечная, безводная, раскалённая, непроходимая пустыня Теотиýк, закрывающая путь в Земли Мембра. На востоке Энгорта и Аджера Неизведанные Земли Мембра от цивилизованного мира отделяли не менее высокие и неприступные, чем Чентар, горы Ленгáи. На севере, с моря Сенгрета, проход в Земли Мембра закрывал Каньон Монументов. Туда опасались заходить самые отчаянные авантюристы, зная о том, что до сих пор из Каньона не вернулся ни один из отважившихся углубиться в него. Говаривали разное, ходили слухи о каких-то чудовищах, вырвавшихся из самого Эрида и пожирающих смельчаков, рискнувших углубиться в Каньон.

Поэтому о Неизведанных Землях Мембра весь цивилизованный мир не знал почти ничего, кроме различных пугающих сказаний и легенд. Никто не мог заявить, что побывал в тех краях. Разве что какой-нибудь перепивший эля трепач, хвастал, что был там. Однако слушали его такие же пьяницы, как и он сам. Серьёзные люди обычно скептически махали рукой и отходили от болтуна подальше. Все знали, что нет на свете человека, ведающего хоть какой-то путь через неприступные заоблачные заснеженные горы, или через раскалённую пустыню Теотиук, или с севера через полный опасностей Каньон Монументов.

Таковым был цивилизованный мир Междуземья. Мир, раздираемый бесконечными кровавыми междоусобными и религиозными войнами, мир, населяемый разными людьми, поклоняющимися разным богам, но по-настоящему признающими лишь одного бога – золотого тельца.

До города с названием Фéссар, стоящего на дороге в Пиерóн, Эрл добирался пешком больше десяти дней, спустившись в долину с предгорья Химадайских гор, где обосновался монастырь.

Вначале его путь пролегал по побережью моря Сенгрета на запад. Кругом простирались вересковые пустоши, попадались рыбацкие посёлки, где юноша находил скромный ужин и пристанище на ночь, наблюдая за немудрёным бытом простых людей. Настоятель учил Эрла наблюдательности, что по его словам обязательно должно было пригодиться юноше в жизни.

С рассветом он отправлялся в дальнейший путь, всё больше сворачивая от моря на юг, так как стольный град располагался довольно далеко от северного побережья.

Вересковые пустоши сменились лесом. Добрые люди, встретившиеся на пути, не советовали идти одному. Лучше дождаться попутного каравана, идущего под охраной наёмников, и за небольшую плату пройти с ними через лес. Эрл пренебрёг советом. На него напали четверо разбойников, их он убил голыми руками, выбрав из чужого арсенала оружие получше: добротный прямой обоюдоострый меч и крепкое острое копьё.

Также он позаимствовал красный плащ и на правах победителя обшарил карманы поверженных, но ничего не нашёл. Одно было неплохо – он раздобыл хорошее оружие и сохранил деньги, ведь они всегда могут пригодиться для чего-то ещё. Например, для жизненно необходимой кольчуги и для той же одежды, так как его одеяние послушника не подходило для мирской жизни. А у разбойников кроме приличного плаща, явно у кого-то отнятого, ничего другого, что стоило бы присвоить, не нашлось.

Поэтому плащ до времени последовал в перемётную суму следом за кожаным мешочком с монетами и золотым венцом, его Эрл не раз успел повертеть и примерить, чувствуя непривычную тяжесть и твёрдость металла. Он старался представить венец на голове отца, и никак не мог поверить, что этот неудобный, твёрдый, тяжёлый предмет тот постоянно носил. А может, не постоянно, а только в торжественных случаях? Ответа у юноши не было.

После расправы с разбойниками он отошёл подальше от места драки и вознёс молитву богам, чтобы успокоиться. Это были первые люди, кого ему довелось убить, да ещё голыми руками, чувствуя, как содрогаются в конвульсиях тела.

Дальнейший путь через лесную чащу прошёл без происшествий.

Вскоре он увидел каменные крепостные стены Фессара. Ещё в монастыре юноша узнал немало из истории города.

Фессар стоял на пересечении главных дорог, ведущих в столицу. Помимо тех, кто шёл через город, в него стремились переселенцы, селясь общинами, согласно принадлежности к тому или иному народу или племени, когда-то объединённых завоевательными походами колмадорийцев, укреплявших и расширявших своё государство.

Подходя к каким-либо из крепостных ворот, каждый путник знал, что пришёл просить гостеприимства у основателя города и его покровителя – Идáрла Хитрого, получившего такое прозвище ещё при жизни и видевшего самих богов.

Согласно преданию, Идарл вначале принял Откровения Предтечей. Потом, когда другие боги спустились с неба и стали убивать всех, кто исповедовал Откровения, Идарл принял каноны Учения Трёх Великих Первопредков и сумел сохранить жизнь.

Когда войско колмадорийцев подошло к стенам Фессара и осадило город, Идарл был уже очень стар, а боги давно покинули людей. Идарл возвестил о своём отказе от Учения и опять принял Откровения, вновь сохранив жизнь и город вместе с его жителями.

После отказа своего правителя от веры, горожане сочли за правильное отказаться от одних богов, принять других и уцелеть от бойни. Колмадорийцы, ярые приверженники Откровений Предтечей, обязательно устроили бы её при захвате города. А так всё обошлось без крови. К тому же Идарл выдал свою поздно рождённую дочь от одной из многочисленных наложниц за военачальника колмадорийцев.

В память о том, как был спасён город, заложили храм Предтечей. Люди ежегодно раскидывали у храма огромные шатры и несколько дней выражали радость обильными пиршествами, музыкой, танцами. Торжества проводились за счёт артелей богатых торговцев и знати Фессара. Ткачи на собственные средства украшали гробницу Идарла покровом из расшитого золотом шёлка, купцы, кожевенники, красильщики, чеканщики, кузнецы, сапожники приносили в дар жертвенных быков. Так благодарные жители почитали память усопшего, принявшего новую веру и спасшего город и жителей от неминуемой резни.

Из века в век Фессар рос и укреплялся, оставаясь верным вассалом колмадорийцев, поддерживая их во всех войнах и обороняясь от набегов иноземцев. Так как он находился на пересечении наиболее удобных путей, то и торговля здесь шла бойкая. Караваны один за другим входили в город или покидали его через многочисленные крепостные ворота.

Войдя в Фессар под бдительными взглядами стражников, несколько удивлённых тем, что человек в одежде послушника вооружён, Эрл направился на базарную площадь, каковая имелась в каждом уважающем себя городе. А в большом торговом и ремесленном городе таких площадей и базаров несчитано. Там можно купить всё, что захочется, только плати звонкой монетой.

По сходной цене юноша приобрёл необходимую верхнюю одежду, добротную обувь и купил отличную кольчугу, набранную из мелких колец. Стальная рубашка оказалась настолько хороша, что за неё пришлось выложить почти все монеты. Она собиралась в небольшой и увесистый рулончик и вполне могла поместиться в той же перемётной суме, но Эрл, прежде чем надеть купленную одежду, нырнул в стальную рубашку, с лёгким звоном осыпавшуюся вниз. Одежда и красный плащ укрыли поблёскивающую на солнце защиту. Теперь Эрл ничем не отличался от многих горожан, снующих по базарной площади.

Продолжить дальнейший путь в столицу юноша собирался утром. А пока решил провести приближающуюся ночь в какой-нибудь таверне. Заодно там же подкрепиться на жалкие остатки монет затерявшихся в складках изрядно похудевшего и полегчавшего кожаного мешочка.

Таверна гудела от гомона многочисленных посетителей.

Компания дородных купцов в богатых одеждах отмечала удачно окончившийся базарный день. Неподалёку пристроились их телохранители, без них купцам довольно опасно появляться где-либо: всегда найдётся немало желающих поживиться добром торговца. Телохранители ничего не пили, а лишь с мрачным спокойствием осматривали таверну, контролируя любого, казавшегося им подозрительным. По этой причине группа как раз подозрительных типов, не менее мрачных чем телохранители, упорно не смотрела в сторону купцов, но типы не оставили своего намерения очистить содержимое карманов торговцев. Охрана в данном случае не помеха: здесь всё решает умение владеть мечом, тёмная улица и отсутствие зевак. Однако время для этого ещё не пришло, вечер только начинался.

В другом углу несколько наёмников развалились за грубо сколоченным пустым столом. Дела их в последнее время шли не очень, средства закончились, им была нужна работа, поэтому они с надеждой ждали приближения ночи, когда грабители нападут на купцов и перебьют телохранителей или наоборот те перебьют грабителей. Тогда сами наёмники подключатся к делу, добьют остальных и предложат купцам свои услуги. Деваться торговцам будет некуда, придётся или соглашаться или расставаться с добром, а заодно и с жизнью, чтобы не донесли потом. Выбор купцов здесь очевиден. А может быть, кто-то раньше наймёт их, мало ли кому могут понадобиться услуги крепких ребят, побывавших не в одном сражении?

В тёмном закутке два странствующих монаха в длиннополых пенулах – плащах серого цвета с откинутыми с голов капюшонами вкушали скромную пищу, запивая её простой водой.

Эрл пристроился неподалёку от них за небольшим столом у шершавой холодной каменной стены, чувствуя с соседями некое единение, хоть и не были они знакомы.

Другая группа посетителей шумно отмечала какое-то событие, со стуком сдвигая большие кружки с плещущимся пенистым элем, запивая куски едва прожёванного жареного мяса.

Остальные столы в зале таверны занимала прочая разношерстная толпа – жующая, пьющая, весело смеющаяся, что-то обсуждающая, о чём-то спорящая.

За исключением монахов все были увешаны оружием. Даже у купцов на поясах висели внушительные кинжалы. Да и монахи не выглядели людьми, кого можно безнаказанно обидеть. Если кто-то из таких, ему не место в подобной таверне. С наступлением темноты такому человеку лучше укрыться в своём жилище и ждать наступления следующего дня, а он вполне может стать последним, ибо ничто не вечно, особенно в мире, где сила и острый клинок определяют всё.

По ночам то и дело слышался звон мечей, разносящийся тревожным эхом по узким кривым улочкам. Доносились крики сражающихся, метались пляшущие тени по стенам домов с наглухо закрытыми крепкими ставнями и запертыми мощными дверями. Ещё не уснувшие, а иные, наоборот, продрав глаза, чутко приникали к дверям и окнам, вознося молитву богам, что это случилось не с ними, успевшими загодя запереться в своих жилищах.

Оказывавшиеся поблизости стражники спешили на помощь, но чаще находили убитых, уже обобранных до нитки, а от разбойников и след простыл. Когда же лихих людишек удавалось схватить, их отправляли в сырую темницу, а оттуда на эшафот. Там, на городской площади, всегда собирались зеваки готовые поглазеть на очередную казнь. Как правило, разбойникам отрубали руки, а потом головы. Тех же, кто был известен и совершил немало злодеяний, ждали изощрённые казни: как-то ломание костей, сдирание кожи, сажание на кол, кипячение живьём в котле с маслом, и прочие ужасы, до коих так охочи добропорядочные подданные королевства. Пока зеваки глазели на жуткое зрелище, карманники не теряли время даром, освобождая карманы простаков. А заплечных дел мастера меж тем проявляли нешуточную изобретательность в своих страшных профессиях, оправдывая потаённые ожидания зрителей, глазеющих на казни со смесью ужаса, любопытства, содрогания, а потом обсуждающие увиденное в узком семейном кругу.

Таверну распирал густой запах эля, жареного мяса и угрозы, всегда сгущающейся с наступлением сумерек и ночи – времени, когда почти безраздельно властвовали лихие людишки, стерегущие припозднившихся путников, подвыпивших бездельников, бредущих по тёмным улицам домой, случайных прохожих, вдруг зачем-то вышедших в ночь из дому.

На грубо сколоченных столах стояли светильники, заправленные маслом. Огоньки слабо освещали помещение и посетителей, сгущая тени там, где светильников было мало или не было вовсе. Неверный колеблющийся свет выхватывал из полутёмного помещения засаленные патлы, быстрые колючие взгляды, грубые лица с часто встречающимися на них шрамами. Эти лица не обременял интеллект, скорее, наоборот, на них лежала печать если не скудоумия, то приобретённой с годами хитрости, звериной осторожности, готовности нанести удар кинжалом в спину доверчивому простаку.

Двое играли в кости. Несколько человек, прихлёбывая эль, наблюдали за игрой, где одному отчаянно не везло и он, уже скрипящий зубами, глядя в алчное лицо второго игрока, сжимал рукоять кинжала, висящего на поясе. Второй же, алчный и насмешливый, зная, что под одеждой у него тонкая крепкая незаметная другим кольчуга, тряс стаканчик с дробно стучащими костями, и всё подмечал. Готовый к тому, что удар кинжалом может угодить ему не в грудь, а в незащищённое горло, он уселся на скамье так, чтобы при первом же выпаде уклониться, а потом с полным на то правом перерезать глотку напавшему.

Хозяин таверны, чувствуя, что дело идёт к поножовщине, сделал незаметный знак одному из своих помощников. Тот, не привлекая к себе внимания, выскользнул на улицу и, поглаживая рукоятку меча, прихваченного на всякий случай, побежал к ближайшему посту стражников, чтобы позвать их на помощь. Хозяин таверны, добропорядочный горожанин, всегда поступал так, считая, что хорошие отношения с властью важнее каких-то там посетителей, которым обязательно не понравится появление стражников. Иногда случалось так, что стражники запаздывали, а кутерьма поножовщины уже вовсю гуляла по таверне, с грохотом переворачивая столы, скамьи, опрокидывая светильники, бьющиеся глиняные блюда с едой, кружки с элем, сбивая кого-то с ног, топча лежащих, заливающих своей кровью неровный каменный пол… Тогда хозяин выхватывал из-под прилавка внушительную палицу и крушил всех подряд, самостоятельно наводя порядок. Однако подобное не приветствовалось законом, во всяком случае, официально, поэтому владелец питейного заведения лишь изредка позволял себе подобные вольности, полагаясь на быстроту стражи. Сами стражники в этом тоже были заинтересованы: если они успевали вовремя, то сытный ужин и хороший эль им были обеспечены.

Игра в кости продолжалась. Тот, кому везло больше, перестал трясти стаканчик и в очередной раз высыпал на стол кубики, разлетевшиеся по грубым доскам, до черноты отшлифованным тысячами локтей. Первый вперился в кости. Увидев невыгодную для себя комбинацию, он резким движением выхватил из ножен кинжал и в стремительном выпаде ударил напарника по игре в горло остро отточенным лезвием. Удар вооружённой руки протянутой через стол пришёлся в пустоту: второй игрок уже был на ногах, со стуком опрокинув скамью. С силой прихлопнув к столешнице вытянутую руку противника, он своим длинным кинжалом ударил его в горло и тут же отдернул руку. Замершие на секунду посетители услышали хрип: «Х-х-х…», из пробитой глотки кровь толчком плеснулась на стол, а смертельно раненый игрок упал на него грудью, так как первый продолжал прижимать его руку к столешнице. Победитель с хищным оскалом сверху вниз смотрел на дёргающуюся в агонии жертву, чья кровь тёмной маслянистой лужей щедро растекалась по чёрным доскам.

В таверне воцарилась мертвящая тишина, слышалось лишь жужжание вездесущих мух, падение капель из опрокинувшейся кружки с элем, да потрескивание колеблющегося пламени в масляных светильниках.

Спустя мгновение, тишина взорвалась возбуждённым разноголосием. На победителя бросились двое друзей убитого, обнажив клинки. Защищаясь, игрок пнул валяющуюся скамью в ноги нападающим. Те запнулись и полетели на каменный пол. Одному игрок с силой хлёстко врезал сапогом по лицу. Перепрыгнув через обоих, он свалил на них ещё и стол с лежащим на нём телом убитого игрока. Из светильника вылилось загоревшееся масло и жадно плеснулось пламенем на сапоги посетителя. Тот отчаянно запрыгал, стараясь сбить пламя, толкнул впопыхах кого-то ещё. Возмущённый пьяный сосед с силой оттолкнул горящего, полетевшего на других…

Подогретый пенным элем народ схватился за мечи и ножи…

Странствующие монахи торопливо забубнили молитвы.

Вал начавшейся поножовщины мгновенно докатился до Эрла. Он вскочил из-за стола, схватил прислонённое к стене копьё. Держа его горизонтально у груди, принялся древком отбиваться от толкучки дерущихся, орущих, падающих, окровавленных…

В таверну ворвались призванные на помощь стражники. Один пронзительно загудел в небольшой рог, тем самым извещая о прибытии представителей власти и призывая всех к порядку. По существующим в королевстве законам после этого стражникам разрешалось применять оружие и убивать всех, кто не бросит на пол свои мечи и кинжалы. Если же драчуны выполняли требование, то стражники арестовывали зачинщиков для дальнейшего разбора и наказания виновных.

Наиболее трезвые бросили звякающие о каменный пол мечи и кинжалы, но некоторые продолжали драться. Стражники, обнажив клинки, ворвались в этот клубок, разя всех подряд…

Совсем скоро пол таверны залила кровь, усыпали тела убитых и раненых в драке, убитых стражниками.

Понимая, что теперь здесь до утра уже не будет никакого покоя, Эрл поднял копьё, брошенное на пол со звуком рога, повесил через плечо перемётную суму, поправил держащийся в ножнах меч и направился к выходу.

Он не успел сделать и нескольких шагов по тёмной улице, как его остановил властный окрик:

– Остановитесь, господин!

Юноша повернулся на голос и увидел стражника, вышедшего следом.

– Почему вы покинули таверну, господин? – спросил стражник.

– Я не являюсь зачинщиком драки, господин стражник, поэтому решил уйти.

– А кто сможет подтвердить ваши слова?

– У меня здесь нет знакомых, господин стражник.

– Раз никто не сможет подтвердить ваши слова, то, может быть, найдётся тот, кто их опровергнет? Поэтому вернитесь.

Стражник, как представитель власти, говорил непререкаемым тоном.

Эрл совсем не собирался портить отношения с властью, поэтому спокойно вернулся. А стражник встал в дверях, чтобы уже не выпустить никого.

Зачинщика драки выявили быстро. Он был мёртв, а вот убивший его не пострадал. Может быть, благодаря своей спрятанной под одеждой кольчуге, ведь он дрался до самого появления стражников.

Хозяин таверны подтвердил слова посетителей о том, что зачинщик мёртв. Стражникам оставалось только забрать второго игрока и тех, кто совершил убийство в самой драке. Но никто не мог или не хотел показать на других, потому как каждый, так или иначе, наносил удары кинжалами и мечами.

Поэтому стражники остановились на втором игроке. Ему предстояло выплатить штраф в казну города за убийство в драке. Если монет не найдётся, то пойманного приговорят к тюремному заключению на один год и посадят в сырую затхлую темницу на скудную пищу. Но такое случалось редко. Понятное дело, никто не желал подобной участи. Обычно до темницы вообще не доходило, разве что в отдельных случаях, а так люди откупались практически сразу же, произведя расчёт с самими стражниками, бывшими не прочь подзаработать и потихоньку замять нехорошую историю.

Уходя, стражники прихватили добрый кувшин хорошего эля и вместительный глиняный горшок жареного мяса.

На выходе стражник, указывая рукой на Эрла, сказал своему начальнику:

– Этого возьмём тоже.

– Зачем? – удивился старший. – Разве он зачинщик?

– Нет, не зачинщик. Но он хотел уйти до того, как виновного определили. Не нравится мне это, нужно проверить его как следует. Вдруг это лазутчик из Энгорта?

– Отдайте оружие моим людям, господин, и идите вперёд, – распорядился начальник стражи, властно глядя на Эрла.

Тому ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он отдал копьё и меч стражнику и вышел из таверны следом за игроком.

Выходивший последним начальник стражи обратился к хозяину таверны:

– Ты знаешь, что делать, дружище. Если среди твоих посетителей некому позаботиться об убитых, позаботься о них сам. Всё, что найдёшь на них – твоё.

Пройдя по тёмным кривым улочкам с гулко разносящимся эхом шагов и бряцанием оружия, вся процессия пришла на пост. Там Эрла и игрока развели по разным помещениям.

Вскоре Эрл в небольшом окне увидел силуэт откупившегося, отпущенного игрока.

Остальные стражники, что уводили виновного, вошли в помещение, где находился юноша. Они довольно улыбались и тут же поделились с товарищами откупом, рассовав его по карманам.

Начальник пристально уставился на юношу.

– Кто таков? – спросил он.

– Меня зовут Эрл Сур.

– А меня – главный советник наместника, – усмехнулся начальник стражи. – Кто подтвердит, что это твоё имя и что ты не лазутчик из Энгорта?

– Я не лазутчик, господин стражник, – ответил Эрл спокойно.

– Ты горожанин?

– Нет.

Остальные стражники расплылись в наглых улыбках.

– Ясно, – произнёс начальник стражи. – Что будем делать?

Юноша стоял молча.

– Что молчишь, Эрл Сур? – с ухмылкой поинтересовался старший.

– Что ты хочешь услышать от меня, господин стражник?

– Как собираешься рассчитываться?

– За что? – удивился юноша.

– Как за что? – тоже «удивился» его собеседник. – Ты убил зачинщика драки.

– Это ложь, господин стражник. И вы все знаете об этом. Убийцу зачинщика драки только что отпустили.

– Нет, Эрл Сур или как там тебя, – проникновенно ответил старший. – Мы все знаем, что зачинщика драки убил ты. Но мы можем и помочь, если тебе есть чем рассчитаться. Давай, выкладывай, что у тебя в перемётной суме.

Юноша не пошевелился.

Начальник стражи недовольно поморщился и, глянув на одного из своих, мотнул головой в сторону Эрла. Тот начал приближаться и уже взялся за суму, но юноша стальными пальцами схватил подошедшего за нос и крутанул его, вывернул стражнику шею, заставил со стоном опуститься на колени. Затем мощно стукнул поверженного лбом о каменную стену. Остальных налетевших Эрл сильными ударами кулаков сбил с ног. Он собрался уже уходить, как вдруг услышал жалобный голос, донёсшийся из плохо освещённого светильником закутка:

– Господин, не оставляйте меня…

Юноша пошёл на голос, вглядываясь в полумрак плохо освещённой комнаты. Перед ним прорисовалась массивная решётка, полностью перегораживающая этот закуток. Сначала Эрл увидел пухлые короткие пальцы, судорожно сжимающие прутья, а затем бледное лицо невысокого полного человека в просторных ниспадающих одеждах, делающих его ещё полнее. Почти лысая с венчиком седеющих редких волос голова незнакомца, казалось, просто лежит на одутловатых плечах – настолько он был толстым, что шеи не видно.

– Господин, выпустите меня, – жалобно попросил незнакомец.

– Кто вы и почему я должен помогать вам?

– Меня зовут Римáр Жункéй. Я купец, я ничего незаконного не совершал, оказавшись здесь по недоразумению. Помогите мне выйти, господин, поверьте, в долгу я не останусь.

– Как же я отопру решётку?

– Ключ у начальника стражи, господин.

Эрл вернулся к поверженным, подающим слабые признаки жизни, склонился к начальнику, отцепил от пояса связку больших ключей. Подошёл к решётке, покопался, подбирая ключ на звякающей связке, провернул лязгнувший замок, со скрипом отворил тяжёлую решётчатую дверь.

– Благодарю вас, господин! – вполголоса воскликнул Жункей, опасливо косясь на стражников, уже делающих пока неудачные попытки подняться. – Нам нужно поспешить!

Они вдвоём покинули помещение. По пути Эрл прихватил свой меч и копьё, оставленные стражниками внутри у входа.

Беглецы канули в темноту спящего города. Стараясь не шуметь, они быстрым шагом удалялись от поста.

– Куда мы идём? – поинтересовался Эрл.

– Я знаю одно безопасное место, мы временно укроемся там, господин Сур. Да-да, не удивляйтесь, я слышал, как вы называли стражникам своё имя. Предъявленное ими обвинение против вас достаточно серьёзно при условии, что представители власти не станут закрывать на это глаза, а захотят провести показательную расправу. Кроме того, вы напали на стражников. А это жестоко карается. В то, что вы убили зачинщика драки, я мало верю, но нападение на стражников я видел сам. Но, конечно же, я не выдам вас, господин Сур. Римар Жункей не из тех людей, кто забывает доброту.

– Как же вы оказались за решёткой, господин Жункей? – спросил Эрл.

– Очень просто. Я приехал в Фессар по своим торговым делам и случайно встретил бывшего кредитора. Вернее, он считает себя кредитором. Однажды он поставил мне некачественный товар, за который я частично рассчитался, а когда понял, что товар плох, не стал отдавать остальную часть стоимости. И вот мы встретились. Этот бесчестный человек воскликнул, что я вор, не возвращаю ему долг. Поблизости оказались стражники, они схватили меня и привели сюда. Так как у меня при себе оказалось недостаточно, по их мнению, денег для купца, они заперли меня и требовали, чтобы я написал им долговую расписку. Я отказывался, но воля моя была на исходе. Если бы не ваше появление и столь быстрая расправа с бесчестными людьми, мне пришлось бы написать эту расписку.

– А где же ваши телохранители, господин Жункей? В наше время купцам путешествовать в одиночку довольно опасно.

– Вы правы, господин Сур. Сюда я приехал пустым, под видом обычного путника, за небольшую плату присоединившегося для собственной безопасности к одному из караванов, шедших в этот город. Здесь я собирался приобрести кое-что и для спокойного возвращения нанять подходящих для этого дела парней. Но, так как у меня случилась неприятность со стражниками, о покупке товара придётся забыть и уходить опять пустому, лишь бы покинуть Фессар. А на пути домой я что-нибудь всё равно приобрету.

– Где же вы живёте?

– Мой основной, скажем так, дом находится в Пиероне, но я нечасто бываю там, так как постоянно нахожусь в разъездах по торговым делам. Сейчас как раз тот случай, когда я собираюсь побывать дома и доставить в свои лавки партию товара.

Они продолжали идти по тёмным улицам. Римар Жункей на коротких ногах семенил следом за Эрлом, постоянно делая ускорения, чтобы нагнать широко и быстро шагающего рослого спутника.

Неожиданно для них из-за поворота вышли четверо вооружённых мечами и кинжалами типов весьма напоминающих разбойников, отправившихся в ночной город в надежде на поживу. И вот пожива сама пришла в руки. Купец, а это именно он, так как одежды говорят об этом прямо, в сопровождении всего лишь одного телохранителя. Какая самонадеянность!

– Похоже, это грабители, господин Сур, – прошептал Жункей, останавливаясь.

– Эй, вы двое! Выкладывайте всё ценное, да поживее, если хотите жить! – крикнул один, сделав знак своим людям рассредоточиться для нападения.

– Лучше вам уйти, господа, – спокойно ответил Эрл. – Тогда вы сохраните свои жизни, а о наших мы с моим спутником позаботимся сами.

Не слушая его, разбойники начали замыкать кольцо, чтобы не дать жертвам ускользнуть.

Эрл перехватил копьё поудобнее и мощно бросил в главаря. Бросок был настолько силён, что разбойник отлетел назад. Копьё ударило его в грудь и пробило насквозь. Главарь рухнул замертво.

Остальные, оставшись без вожака, немного растерялись, но понимали, что их всё же трое против одного, к тому же второго копья, которым телохранитель так хорошо владеет, у него нет, а мечом он орудует, возможно, не так виртуозно. Обнажив клинки, грабители с трёх сторон бросились на Эрла, тоже выхватившего меч и вставшего в позицию.

Юноша не один год тренировался в монастыре искусству рубки на мечах и против одного противника, и против нескольких. В этом он достиг очень хорошего результата, превзойдя даже самого настоятеля. Первый разбойник умер, едва успев добежать до Эрла, как тот сделал резкий выпад и проткнул грабителя насквозь, как и его главаря.

У второго Эрл выбил меч и нанёс рубящий удар в область левого плеча и шеи, разрубив врага до середины грудной клетки.

Третьему разбойнику юноша отрубил голову, глухо стукнувшуюся о каменную мостовую, откатившуюся в сторону. Следом тяжело осело обезглавленное тело, повалилось набок. Кровь из страшной раны толчками плескалась на камни, находя дорожки в стыках и углублениях.

Стычка закончилась, не успев разгореться и перерасти в клубок горячей схватки.

Римар Жункей, съёжился у стены и во все глаза смотрел на молодого спутника, шутя разделавшегося с четырьмя вооружёнными разбойниками здесь, а чуть ранее – голыми руками с несколькими стражниками. В его практичной купеческой голове уже зрел план.

– Надо уходить быстрее, пока не появился какой-нибудь отряд стражников, – торопливо заговорил купец, отлепляясь от стены. – Здесь уже недалеко, мы почти дошли, поторопимся, господин Сур.

Эрл тщательно вытер свой меч об одежду одного из убитых, вложил его в ножны, подошёл к главарю, вырвал из его груди копьё и тоже тщательно вытер наконечник об одежду разбойника.

– Вот теперь мы можем идти, господин Жункей, – произнёс юноша.

– А вы очень хладнокровный человек, господин Сур, – хмыкнул купец. – Однако действительно, нужно уходить.

Они продолжили свой путь, не встретив более никого. Подойдя к массивной деревянной двери, обитой стальными полосками с заклёпками, Римар Жункей постучал условным стуком. Через недолгое время в двери открылось небольшое окошечко, мелькнул свет. Окошечко снова захлопнулось, послышался скрежет запоров, дверь нешироко приоткрылась. В проёме возник человек с мечом в правой руке и горящим светильником с колеблющимся пламенем, в левой.

– Господин, мы уже потеряли вас, не зная, что и думать, – взволнованно произнёс человек, открывая дверь шире, делая шаг в сторону, пропуская купца.

Жункей по-хозяйски зашёл и сказал:

– Этот юноша мой спутник. Принеси нам мяса и некрепкого эля, мы будем в большой комнате. И поторопись, я очень голоден. Думаю, что мой спутник тоже.

– Уже несу, господин, – ответил человек, с лязгом запирая дверные засовы.

Мясо и эль у купца оказались куда лучше, чем в таверне. Хорошо поужинав и слегка затуманив головы отличным элем, новые знакомые откинулись на высокие резные спинки массивных деревянных стульев, коих оказалось десять – по пять с каждой стороны длинного, тоже деревянного стола изготовленного, как и стулья, из массива дерева мастером своего дела.

Всё помещение, освещённое множеством светильников, принесённых по требованию хозяина, представляло образчик деревянного зодчества скомпонованного с обработанным диким камнем. Мастера потрудились на славу, создав атмосферу уюта, совместив тепло дерева с холодом камня.

Обмыв руки в поднесённой слугой чаше, Эрл поинтересовался:

– Это тоже ваш дом, господин Жункей?

– Да. Но и здесь я бываю нечасто, – ответил купец, так же омывая руки в другой чаше. – Мы встретились по воле богов. Им угодно было послать вас мне на помощь. Позвольте узнать, что вы делаете в этом городе? Вы, несмотря на ваше платье, не похожи на обычного горожанина, поверьте моему намётанному глазу, привыкшему определять, выгодный ли передо мной покупатель или нет. Вы, господин Сур, принадлежите к числу людей живших в отдалении от мирской суеты, может быть даже в затворничестве. При этом вы отлично владеете и руками, и оружием, это позволяет предположить, что часть вашей жизни прошла в одном из северо-восточных монастырей, расположенных в отрогах Химадайских гор на границе с Аджером, славящихся своими традициями в изучении воинских искусств. Я прав?

– Да, вы правы, господин Жункей. Вся моя жизнь прошла в монастыре Синарт, где я был послушником, постигая Откровения Предтечей и воинскую науку. Я решил посмотреть мир и получил благословение настоятеля. Пока мой путь лежит в Пиерон.

– Какое замечательное совпадение! – воскликнул купец. – А что вы собираетесь делать в столице, господин Сур? – вкрадчиво спросил он.

– Особой цели нет, разве что попытаться узнать побольше об одной вещи.

– Если вы хотите что-то узнать о какой-либо вещи, то лучшего знатока вам не найти, поверьте мне, мой юный друг. Надеюсь, вы не возражаете против такого обращения к вам?

– Нет, не возражаю, господин Жункей.

– О какой вещи идёт речь?

Эрл потянулся к суме, висящей на спинке стула, и достал венец.

Раскрасневшийся от хорошей еды и выпивки купец мгновенно побледнел. Подавшись вперёд, он навалился грудью на стол, вперился в украшение.

– Откуда у вас это, господин Сур?! – прошептал Жункей, бросив испуганный взгляд по сторонам.

– Этот венец принадлежал моему отцу. Настоятель нашёл меня на поле битвы, которая состоялась у стен монастыря двадцать лет назад с войском аджеронов. Я родился во время битвы, а мои отец и мать погибли.

– Ваш отец – погибший двадцать лет назад король Колмадора Атуал Третий Саорлинг!!! – потрясённо прошептал купец. – А ваша мать – королева Сиола из рода Варбургов! О, боги!!! Вот что меня беспокоило с тех пор, как я получил возможность рассмотреть вас более внимательно. Вы – его отражение, только моложе пока… Я имел честь видеть короля лишь однажды ещё в молодости. Я запомнил этот венец с рубином, украшавший чело владыки, и вот сейчас вновь вижу этот символ власти и его сына, похожего на отца как две капли воды! О, боги!

Жункей безвольно откинулся на высокую резную спинку стула.

– Что так обеспокоило вас, господин Жункей? – спокойно поинтересовался Эрл, в свою очередь скрывая волнение от вести, что он, оказывается, прямой потомок королевской династии.

– Вы будто ничего не знаете, мой юный друг, – скорбно качая головой, произнёс купец. – С той поры королевством правит наместник Минýк Уулк, ставленник аджеронов, узурпировавший власть, окунувший страну в хаос несправедливости, где добрым людям живётся тяжко, где слово «честь» почти забыто, а отвага расценивается как умение ограбить беззащитного человека.

– Отец Ируст говорил, что колмадорийцы не только народ воинов, но и наёмников, и разбойников.

– Да, это так, мой юный друг, – вздохнул купец. – В любом народе, в любой стране в Междуземье можно встретить подобных людей. Но среди колмадорийцев немало честных и благородных, как ваши родители. Хоть страна и носит название Колмадор, самих колмадорийцев осталось не так уж и много. Наместник происходит из другой народности – хáррасов, никогда не имевших в своей истории королевских родов, они всегда были рыбаками. Эту народность, как и многие другие, колмадорийцы завоевали и включили их территории в состав королевства. Это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Из-за постоянных войн с соседями, колмадорийцев становилось всё меньше, их женщинам пришлось выходить за мужчин из других народов. Редко сейчас можно найти чистокровного колмадорийца.

Вы же не просто из их числа, вы законный наследник трона. Считалось, что династия Саóрлингов прекратилась на вашем отце. После той битвы Колмадор ослаб, а Аджер, наш давний враг, наоборот, возвысился, сделав Колмадор своей провинцией, назначив наместника из никому не известного рода простых рыбаков, унизив, тем самым, знатные рода, остававшиеся в стране после смерти короля и королевы.

И вдруг появляетесь вы, похожий на своего отца, как его отражение в чистой воде, да ещё с символом власти Саорлингов, передававшимся из поколение в поколение. Вы совершенно один в этом мире, не имеющий влиятельной поддержки, но обладающий правом наследования. А это в вашем теперешнем положении смертельно опасно. Наместник ни за что не согласится добровольно отдать власть и это неудивительно: любой королевский трон обладает особой энергетикой. Раз севший на трон, никогда не согласится по доброй воле его оставить. Да и аджероны не захотят получить в своей провинции, каковой они считают нашу страну, воскресший род Саорлингов, ведь народ может объединиться и сбросить гнёт захватчиков.

Вот вкратце как обстоят дела, мой юный друг. Ваше появление взбудоражит всё и всех. Странно, что до сих пор никто не обратил внимания на поразительную схожесть с вашим отцом. Хотя это неудивительно. У народа короткая память. Но бесконечно так продолжаться не может. Если вас узнал я, то узнают и другие. Тогда, мой юный друг, вам несдобровать.

– Да, отец Ируст предупреждал, что эту вещь нельзя показывать всем и каждому, это может быть опасно для меня. Но настоятель ничего не сказал об опасности, поведанной вами. Он предполагал, что я могу принадлежать к знатному роду, но не знал, кто мои родители. Вы, господин Жункей, первый рассказавший мне всё, и единственный, кому я показал венец.

– Это очень хорошо, мой юный друг. Римар Жункей – человек чести, со мной многие хотят вести прибыльные дела, но я не со всяким соглашусь на это. Вы спасли меня из лап бесчестных стражников-аджеронов. Я хотел просто отблагодарить вас за спасение, рассчитавшись звонкой монетой, но сейчас хочу предложить другую помощь. Вы человек молодой, в жизни не искушённый, но уже имеющий смертельного, самого влиятельного врага, пока не подозревающего о вашем существовании. Вас непросто победить в бою, но легко обмануть словом и поступком, а ещё легче расправиться, используя власть.

– Что же вы хотите мне предложить, господин Жункей?

– Вы уже знаете, что в скором времени я направляюсь в Пиерон. Вы, как я понял, тоже намерены отправиться туда же. Мне нужен хороший телохранитель, а вам нужен умудрённый жизненным опытом человек, способный в нужное время дать дельный совет. Как я понимаю, вы собираетесь заявить о своём праве на трон, не смотря на все мои предостережения, верно?

– Не совсем, господин Жункей. Жизнь в монастыре и постижение Откровений Предтечей помогли мне усвоить одну простую истину: эта жизнь не вечна и всё – прах.

– Другими словами, вы вот так запросто откажетесь от права наследования?! – изумился купец, с любопытством разглядывая собеседника. – Большинство людей грезят о власти, борются за неё, совершая порой безумные и ничем не оправданные поступки, а расплачиваться приходится целым народам. У вас есть законное – заметьте! – законное право получить всё, о чём мечтает любой человек в королевстве: власть, влияние, богатство, возможность делать почти всё что заблагорассудится и ни перед кем не держать ответ, ибо выше вас не будет никого. И всё это вы называете прахом?!

– Да, господин Жункей, называю. Выше любого короля есть боги и принесённые ими Откровения, – убеждённо ответил Эрл.

Купец с полуулыбкой продолжал смотреть на юношу.

– Юность! Какая замечательная пора… – вздохнул Жункей. – В юности жизнь ещё кажется безмерно долгой, а граница между белым и чёрным, добром и злом чёткая, не размытая. Лишь с годами человек начинает понимать, что именно нужно было делать в молодости и как это делать, чтобы добиться желаемого результата, но вернуть уже ничего нельзя: время и обстоятельства всегда против. В чистую и светлую пору юности этого не понять. Осознание приходит позже, когда время упущено, а годы уже пригибают к земле. Гораздо позже начинаешь задумываться о том, что если бы твою теперешнюю голову да на тогдашние плечи… То в этом случае… О-о!

Купец мечтательно причмокнул.

– Но ведь вы говорили, господин Жункей, что в моём положении смертельно опасно заявлять о своих правах, – возразил Эрл. – Да и вообще, что мне делать на королевском троне? Государственные заботы – нелёгкое бремя. Взвалить этот груз на себя теперь – это значит отказаться от задуманного. А я хотел бы посмотреть мир, насытить любопытство, набраться впечатлений, чтобы в преклонном возрасте вернуться в монастырь и попросить у братьев разрешения вновь вернуться к постижению Откровений Предтечей.

– Хорошо, что вы осознаёте грозящую вам опасность и тяжесть бремени власти, – ответил Жункей. – Большинство жаждущих её, не понимают этого, они просто рвутся к ней, а получив, ввергают всё в хаос. У вас же иначе. Неужели это говорит кровь ваших предков, много поколений вершивших судьбы подданных? Любопытно. А ваше желание вернуться в монастырь я расцениваю как жизненную неопытность и наивность, уж простите мне подобную резкость в высказывании, мой юный друг. Но со временем вы поймёте, что в жизни есть и другие радости, кроме постижения Откровений. Давайте отложим этот занимательный разговор на другое время. Уже поздно, необходимо отдохнуть, а завтра вы дадите ответ на моё предложение о сопровождении меня в Пиерон в качестве телохранителя.

Купец хлопнул в ладоши. В комнате появился тот же слуга, что отпирал дверь.

– Моя комната и комната гостя, готовы?

– Да, господин.

– Проводи моего гостя.

– Слушаюсь, господин.

Эрл, прихватив суму и оружие, ушёл следом за слугой, а Римар Жункей продолжал сидеть за столом, крепко задумавшись. Похоже, боги проявили благосклонность, послав ему этого юношу. Из него при умелом подходе можно вылепить всё, что угодно, а потом вместе с ним войти в тронный зал, став главным советником молодого короля…

Утром Эрл и Римар Жункей встретились в той же комнате, где их уже ожидал лёгкий завтрак из заправленных различными соусами овощей. Хозяин дома был по-прежнему приветлив, выглядел бодрым, много двигался, говорил, отчего у Эрла сложилось о нём впечатление, как о непоседливом человеке, несмотря на его объёмы. Казалось, если купец ненадолго остановится, то просто не сможет потом снова двигаться. Приходилось лишь удивляться его плещущей через край энергичности.

– Каково ваше решение, Эрл? – поинтересовался он после завтрака.

– Пожалуй, я откажусь от вашего предложения, господин Жункей, – ответил юноша.

Купец на секунду замер и снова ожил.

– Вы даже не хотите узнать о сумме вознаграждения за свои услуги, мой юный друг?

– Нет, не хочу.

– Но, смею надеяться, что от вознаграждения за моё спасение от стражников и грабителей вы не откажетесь, господин Сур? – перейдя на официальный тон, спросил хозяин дома.

– От этого не откажусь, господин Жункей.

Купец умело скрывал свои чувства, но всё же выглядел несколько обескуражено, что выразилось в уменьшении его двигательной активности.

– Признаюсь вам, господин Сур, я полагал, что вы примете моё предложение. Я могу узнать причину отказа?

– Всё очень просто, господин Жункей. Я со своими намерениями определился давно. Наше знакомство – случайность, она не может расстроить мои планы.

– Действительно, всё очень просто, – задумчиво повторил купец. – Наверное, так и нужно жить, тогда многие проблемы покажутся сущими пустяками. Что ж, господин Сур, позвольте ещё раз выразить вам мою признательность. Я отлучусь ненадолго, подождите меня здесь.

Купец ушёл и через недолгое время вернулся, неся в руке увесистый кожаный мешочек.

– Здесь сто монет серебром, господин Сур, – произнёс Жункей. – Это двухмесячное вознаграждение телохранителя.

Он протянул мешочек юноше.

Эрл не глядя положил его в суму.

Жункей задумчиво покачал головой и сказал:

– Непросто вам будет на первых порах, мой юный друг. Вы слишком доверяете людям. Ведь там вместо серебра могла оказаться и медь.

– В таком случае, господин Жункей, вы оставили бы о себе не самое лучшее впечатление. Сэкономив деньги, вы потеряли бы лицо в моих глазах. Вот и всё.

Хозяин дома вздохнул:

– Если бы мы все были такими, как вы, господин Сур, то мир был бы гораздо лучше. Неужели в вашем монастыре все такие?

– Конечно, – просто и легко ответил Эрл.

– Уйду когда-нибудь в монастырь и остаток дней посвящу постижению Откровений Предтечей, – снова вздохнул Жункей. – Проведу жизнь в уединении и очищении от мирской скверны.

– А как же ваша торговля? – улыбнулся юноша.

– Э-э-э! – махнул короткой полной рукой купец. – Провались она в Эрид! Устал уже. Жизнь почти прошла в этих заботах, а что толку?

За этими разговорами они подошли к двери, за ней слышался шум голосов проснувшихся городских жителей. Слуга отворил дверь, и Эрл покинул гостеприимный дом Римара Жункея. Когда дверь закрылась, купец некоторое время продолжал с задумчивым прищуром смотреть на неё, а потом вернулся в комнаты. Ему предстояло найти наёмников для дальнейшего пути. Хоть это и не такая сложная задача, на первый взгляд, но всегда есть риск нанять тех, кто вместо охраны сам обдерёт тебя до нитки. Хорошо, если живым оставят и отпустят. А могут и убить для собственной безопасности, чтобы избежать возможного преследования со стороны властей. А могут и в рабство продать. Лучше всего нанять людей по чьей-то рекомендации, что Жункей и сделал, обратившись к управляющему своего дома, как к человеку, постоянно живущему в Фессаре и, следовательно, хорошо знающему нужных людей.