— Работорговец!
С утра я первым делом ворвался в шатёр работорговца.
— Что нужно Герою-саме столь ранним утром? О да.
— Твоё проклятие бракованное. Отвечай осторожно, или мои ужасные раб и монстр здесь всё разнесут, ясно?
— Я голодная, так что не сейчас.
— …Не начнёшь нормально себя вести — и сама станешь завтраком.
Печать проклятия на Фиро так и не активировалась. В довершение всего, она ещё и не сходит.
— О? О чём вы говорите?
Я рассказал работорговцу, как прошло утро. Что было потом — тихий ужас. Я чудом уговорил Фиро принять человеческий облик, и мы пришли к шатру. За Фиро отвечала Рафталия — сейчас она глаз с неё не спускала, чтобы та снова чего-нибудь не выкинула. Горе луковое.
— Судя по всему, обычной печати для королевы Филориалов недостаточно. О да.
— И что это значит?
— Обычная печать не сможет сдерживать высококлассных монстров. На драконе, который у нас приз в лотерее, стоит специальное проклятие.
— То есть на ней обычная печать не работает?
— Да.
Работорговец принялся очень возбуждённо что-то строчить в своей записной книжке.
— Так ты нанесёшь эту особую печать?
— Ох, вы понимаете, бесплатно эту услугу мы вам оказать не сможем. О да.
— Это почему ещё?
— Она недешёвая, наносить её даром — непозволительная роскошь. Мы и без этого понесли очень серьёзные убытки.
Кх! Вытянуть из него что-то большее, видимо, не выйдет. Что ж, после всего того, что тут устроила Фиро, их можно понять…
— Сколько?
— Мы возлагаем на вас большие надежды, Герой-сама, поэтому согласны серьёзно снизить цену до двухсот серебряных монет.
У-у-у… дорого.
— Не мог бы ты…
— К слову, рыночная стоимость этой услуги начинается от восьмисот серебряных монет. Как вы можете видеть, я не лгал, когда говорил, что многого от вас ожидаю.
Гх! Моей психике был причинён серьёзный урон.
Я признал поражение и со скорбью на сердце выложил две сотни серебряных работорговцу.
— …Если это была ложь, мои свирепые подчинённые покрошат тебя на винегрет.
— Конечно же, я понимаю.
Рафталия подвела Фиро за крыло — та уже была в своей королевской форме и вертела головой по сторонам.
— Стой там и не двигайся.
— Почему-у?
— Если будешь стоять смирно, дам потом кое-что вкусненькое.
— Правда?
— Ага.
В глазах Фиро искры забегали — она направилась туда, куда указал работорговец, да там и замерла.
Отлично, если это заклинание, то лучшего момента ему не найти. Я подал знак работорговцу глазами. Он кивнул, подозвал двенадцать подчинённых, лица которых были скрыты капюшонами мантий, и приказал им окружить Фиро. Те вылили на землю какую-то жидкость и начали зачитывать заклинание. Пол засиял, и на нём с Фиро в центре образовалась магическая диаграмма.
— Э, ч-что?
Фиро задёргалась, пытаясь сопротивляться, но это не помогло, и магические письмена въелись в её тело.
— А, а-ай! Стойте!
Чувствуя боль от обновляющегося проклятия, Фиро молотила крыльями по земле. С каждым её ударом магическая диаграмма вздрагивала.
От подчинённых работорговца послышались возгласы удивления.
— Ради безопасности я задействовал в заклинании побольше людей, и всё же… чтобы под таким давлением, да быть в состоянии двигаться — эта девочка далеко пойдёт. О да.
А ведь она только 19-го уровня. Какой же силищей она будет обладать, когда станет 70-го? Я кивнул в знак согласия.
В конечном итоге диаграмма оказалась на животе у Фиро, и в шатре повисла тишина.
— Готово. О да.
В моем Статусе появилась новая иконка монстра — с более продвинутыми настройками приказов. Недолго думая, я поставил галочку напротив пункта о непререкаемости слов.
— Ха-а… ха-а… — подошла ко мне Фиро, тяжело дыша. — Господин-сама, это было ужа-асно больно, о-очень.
По ощущениям, во время приказания моё лицо исказилось в злобной ухмылке:
— Во-первых, стань человеком.
— Э-э, не хочу-у, больно было. Дайте что-нибудь вкусненькое! — в наглом тоне проигнорировала она мои слова, и печать проклятия засияла.
— А, нет! Что, нет, нет!
Фиро послала в печать какую-то магию, но на этот раз проклятие легко отразило её, сразу активировавшись.
— Ой, а-а-а-ай, ах!
Она в агонии повалилась на пол.
— Не будешь слушаться приказов — будет ещё больнее.
— Ой, ай! У-у-у…
Фиро нехотя приняла человеческий облик. Только тогда печать наконец погасла.
— Хм… в этот раз она подействовала как надо. Хорошо сработано, работорговец.
— Эта печать сильна, вмешаться в её работу не так-то просто. О да.
Я встал напротив свернувшейся на полу Фиро и объявил:
— Ты сама вышла мне в сотню серебряных, теперь, с проклятием, ещё в двести. Итого, в общей сложности, я потерял триста серебряных монет. Ты отработаешь их, повинуясь моим приказам.
— Г-господин-сама-а…
Фиро протянула ко мне дрожащие руки.
Совестно мне говорить подобное ребёнку с таким невинным личиком. Я и сам не хочу выбрасывать эту вредину на улицу.
— Слушайся меня.
— Н-не-е-ет…
— Понятно, значит, если ни в какую не хочешь слушаться, придётся продать тебя вот этому жуткому старику.
— …?!
Кажется, на этот раз Фиро поняла, в каком она положении — на лице её проявился оттенок ужаса.
А лицо работорговца приняло несколько беспокойный, но всё-таки радостный вид.
— Сколько ты готов за неё заплатить?
— Дайте подумать… За такого редкого монстра я готов выложить, пожалуй, даже тридцать золотых, включая стоимость за неудобства. Действующая печать уже наложена, значит, больше буянить у неё не выйдет, и она на многое сгодится. О да.
Говорил, что покупать её он не станет, а стоило спросить, как сходу назвал цену. Не знаю, что он на самом деле собрался с ней делать, но могу предположить, что для Фиро это станет концом.
Она смотрела на меня с ужасом.
Жестоко… моя уснувшая было совесть проснулась и принялась меня грызть. Но если Фиро не изменит своё отношение, ничего другого мне не останется.
Я не какой-нибудь добрый старший брат и не балую своих питомцев.
— Вот так вот. В следующий раз, когда будешь бузить, меня рядом не будет… будешь пить много горьких-прегорьких зелий, над тобой будут ставить опыты… а в конце, наверное, умрёшь…
— Н-не-е-е-е-е-е-е-ет! — громко закричала она. — Господин-сама, не надо меня ненавидеть…
Она умоляюще прижалась к моим ногам.
Кх! Это слишком…
— Если пообещаешь, что будешь меня слушаться, я не буду тебя ненавидеть. Поэтому отныне ты должна делать то, что я тебе говорю.
— Д-да!
— Хорошо, хорошо, теперь: когда мы спим в гостинице, ни в коем случае не превращайся в птицу. Это твоё первое обещание.
— Да!
Фиро искренне улыбнулась, и остатки моей совести забурлили.
Отведя взгляд от Фиро, я увидел, что работорговец расплылся в необычайно довольной улыбке — видимо, наслаждался моими действиями.
— Просто замечательно дьявольски. У меня по позвоночнику даже холодок пробежал. Вы действительно легендарный Герой Щита!
Кажется, он хвалит меня за что-то не то… но не буду жаловаться.
— Наофуми-сама… не слишком ли это…
— Если бы я этого не сделал, она бы не стала меня слушаться. Ты ведь поначалу тоже такой была, помнишь?
Рафталия кивнула.
— Пожалуй, да, признаю.
— Есть случаи, когда эгоизм можно простить, и есть случаи, когда нельзя.
Я не стал добавлять, что эти случаи определяю я сам.
— Кнут и пряник, верно? Я понимаю. О да.
— Я не с тобой разговариваю.
И хватит понимающе поддакивать.
— Кажется, я причинил тебе немало неудобств.
— Если вы так думаете, прошу, возьмите и вырастите подготовленного для вас Филориала, чтобы был послуше…
— А теперь, у нас ещё есть на сегодня дела. Мы уходим.
— Я глубоко уважаю сильную волю Героя-самы, которая оберегает его от сетей наших интриг. О да.
На этом мы закончили разговор и покинули шатёр.