Старец Порфирий. Любящее сердце

Предисловие

Составляя и предлагая боголюбивым и святолюбивым читательским душам это сочинение, мы не имели желания и цели внести вклад во все прибывающее половодье книг и других, особенно электронных, источников информации.

Было бы лучше сохранить молчание — дар разумных — Господь знает — но святое послушание, сердечная добросовестность по отношению к духовному долгу, долгу жизни, связали нас навек, и заставляют с гордостью воздать ничтожным ответным даянием за тот дар, который мы неизъяснимо получили.

И этот наш личный долг подкрепляется гласом народа, тысяч православных по всему миру, которые признают и открыто исповедуют, что: «Он святой по православной вере, по добродетельной жизни и по дару Святого Духа и дарованиям его, так что ему подобает хвала и ублажение от всей Церкви верных…» и «если мы принимаем свидетельство человеческое, свидетельство Божие больше есть».1

Итак, к прочим похвальным и блаженным мужам причисляется работник добродетели и небесный возлюбленный, уязвленный божественной любовью ко Христу и ближнему, благодатная широта сердца, святой нашего времени преподобный старец Порфирий, Любящее Сердце.

Как-то раз, когда я находилась в его келейке (а он к тому времени утратил свет своих очей, зрение), он попросил меня подойти к нему. Держа меня за руку, с особой отеческой любовью и с очень радостным видом он сказал мне: «Помни, дочь моя, что я тебе рассказываю, потому что потом тебе нужно будет записать и рассказать, чтобы души людские получили пользу…»

Прошения к моему смирению рассказать о преподобном старце Порфирии напомнили мне о его вышеприведенных пророческих словах. И мне следовало явить послушание!

Но насколько я смогу соответствовать его святости и в какой мере удовлетворю святолюбивые сердца читателей, я не знаю.

Меня охватывает страх: может быть, я не смогу приблизиться к высоте достойной изумления личности преподобного старца Порфирия и богатству Святого Духа в ней.

И как мне приблизиться, ведь, чтобы говорить о святых, нужно быть святым или, по крайней мере, подвизаться с той же интенсивностью святых переживаний и благоуханных добродетелей!

Святой Златоуст перед похвалой святому говорил, что «почитание святого — подражание святому».

Итак, святые могут говорить о тех, благое исповедание которых приносится даже и безгласно. Господь ведает!

Итак, в этой попытке осуществить невозможное и непознаваемое я взываю к снисхождению и прощению всех за то, что буду говорить в первом лице единственного числа, и прошу, чтобы была засчитана безмерность моего благодарного произволения и моей сокровенной любви к Отцу моей жизни, к богу после Бога моего. Потому что к нему, истинному на земле другу своему, обратился Господь Иисус Христос, чтобы он принял меня с безраздельным содействием и направлял меня драгоценной духовной помощью, а главным образом, чтобы он однажды спас меня от несомненно смертоносного искушения, вызванного совместным действием злобы и зависти лукавых человекообразных бесов, которое стоило бы мне жизни!

Впрочем, преподобный старец пророчески говорил об этом, о зависти, «болезни любви», еще во время нашей первой встречи.

Слава Богу!

Итак, все, о чем расскажем далее, «что мы слышали, что мы видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши…»2, будет выбрано от мироточивого венца жизни, слов истины, дел, рассудительных наставлений и богодвижимых советов божественного, благодатного и искушенного руководителя преподобного отца нашего Порфирия, который щедро, с болью и любовью и особенной отеческой нежностью вносил вклад в многолетний опыт нашего общения.

Многое из этого, может быть, уже было сказано и написано, другое мы не можем предать бумаге, будучи связанными рассудительным помышлением сохранить тайну. А есть еще некоторые вещи, которые относятся исключительно к личной жизни.

Мы посчитали неосмотрительным, а может быть, даже нечестивым, из-за нашего безграничного уважения и благоговения к его преподобию, использовать диктофон или другие технические средства во время нашего общения.

Нам было достаточно видеть преподобного старца, как он говорит цветущей любовью от избытка своего любящего сердца и божественного опыта.

«Мне достаточно лишь видеть тебя, Отче».

Мы смиренно выражаем надежду, что Благодатью Божьей и молитвами преподобного старца Порфирия святолюбивые читатели, которые без дурного любопытства, но с благим помышлением и ради духовной пользы прочтут этот по послушанию написанный труд — возможно, они найдут здесь нечто полезное для своей души и ведущее к пробуждению.

Да молятся они, чтобы мы обрели милость и «в любви и покаянии» причалили бы к гавани Царствия Небесного.

Немного, совсем мало мы можем принести после многой молитвы, внимания и мучительных раздумий. Это капли от неистощимого духоносного источника душепитательных струй христоносного преподобного старца Порфирия.

Вы, святолюбивые читатели, по доброму расположению и вашему благому произволению с помощью Источника света и знания Святого Духа можете получить больше от сокровища даров святого старца Порфирия и от богонасажденного луга его любящего сердца и понять еще лучше по делам его богомудрого и добродетельного подвижника и наставника, теперь уже световидного сопредстателя Господу и благожелательного ходатая, нашего преподобного старца Порфирия.

+ Игумения-настоятельница монахиня Екатерина

2 декабря 2007

+ день памяти

честного успения

преподобного старца Порфирия

* * *

Какую хвалебную песнь я принесу тебе, о Отче жизни моей!

«О! Любовь сладости и сладость любви!»

Чтобы не числиться среди беспамятных, я дерзаю рассказать о многочисленных твоих благодеяниях.

«Пусть свидетельствует душа моя о том, что исповедуют уста моя!»

Слово будет недостаточным, а перо немощным и нищим, воздаяние же моей благодарности — наималейшим.

Как выразить его милосердные отеческие чувства, как забыть, сколько дней он молился и сколько ночей он был моим Отцом, Матерью, Братом, врачом, моим прибежищем и утешением в малых и больших вещах, в важных и менее значительных, в воплощенных по многим направлениям организованных нападениях лукавого, в «гигантских» моих искушениях, как он их называл, в моих сверхчеловеческих испытаниях, в учительных божественных посещениях.

Своими духовными взлетами, чувствительным отеческим переполнением Любящего Сердца и огненными молитвами, мольбами и молениями он укреплял меня в божественном усилии над мерзостной шайкой самовластных страстей и безжалостных зол, в борьбе против «неизменного врага» души нашей дьявола. Он укреплял меня в утешительной молитве, в святом послушании, в божественной любви и в твердой вере, в животворящей доброте. Он меня заново оживлял в божественном беззлобии и прощении, в высоком смирении и в духовном поспешении. В возвышающем мученическом крестовоскресном и одновременно спасительном подвиге ради совершенствования мой монашеской жизни в начале как послушницы, а потом ради неизбежного и мученического послушания как последнего служителя душ разумных овец.

Своей благодатью Святого Духа и пережитым опытом, своим прозорливым даром видения как посланный от Бога и Видящий он сообщал мне лично или по телефону об искушениях и испытаниях, особенно о тех, которые преследовали нас после нашего поселения в монастыре.

Своей благоприятной огненной молитвой к Возлюбленному Господу он руководил мною методично, рассудительно, целенаправленно, наставленный Богом, как мне противостоять и как пройти эти огромные искушения многообразного злодейства лукавых и бесстыдных бесов и пережить различные гонения «от родных». Он как богоприятная душа пригвождал видимых и невидимых врагов, которые восстали, чтобы растерзать людей и творения.

Но на том не останавливалась его отечески богатая любовь. Что мне прежде всего вспомнить! Вместе со своими боговдохновенными утешительными словами он давал мне и другие виды душевного упокоения.

Во время своих практически ежедневных послеполуночных или утренних звонков он старался утешить меня благодатными рассказами, псалмами или пениями, утешить избытком своего отеческого Любящего Сердца и благожелательностью души, рассудительным благородством, божественной простотой и блаженной кротостью.

Часто он подводил к трубке попугая, который жил в его келье, чтобы тот «поговорил» со мной, сказал бы мне все, чему он его научил.

«Я тебе куплю, дитя, одного такого же, — сказал он мне как-то раз, — но говорящие дорогие, а сейчас у меня нет денег…»

Таинственной благодатью он пытался дать мне отдых, любовно и охранительно укрыть меня как любящий и нежный Отец от «скопища лукавых, от собрания делающих неправду, которые изострили как меч языки свои» и «говорили тщетность и козни» и «натянули лук их, дело горькое…»3

Каждый «дух бурен» он наказывал своей божественной мудростью и острой рассудительностью, и так утихали волны, и он вел нас к «желанной пристани» и от бедствий наших он вывел нас».4

Его любящая отеческая рука хватала меня в каждый кризисный момент жизненных бед и душегубительных действий лукавого и спасала от бесчисленных нужд мою душу, выводя ее на пути жизни.

И когда Крест становился неподъемным, он звал меня к себе, говоря: «Иди, дитя мое, я посмотрю на тебя, и мы поговорим».

Его прием всякий раз был объятием отеческой любви. Его гостеприимство — Авраамовым. Он был хорошим товарищем. Мы часто вместе обедали и завтракали. Мы гуляли вместе на природе, молясь или о чем-нибудь беседуя.

Его утешительное и побуждающее слово было тайновидческим, иносказательным, мудрым, животворным, целительным, рассудительным и опытным, богодвижимым, претворяющим и умиряющим, умилостивлением наших душ.

Порой он становился «молящимся молчанием» и передавал тебе сообщение любви в иных духовных измерениях.

Каждая встреча или общение с ним, каждое его слово было поводом для духовной радости и веселия, надежды и мира.

Порой он заставал нас врасплох, неожиданно посещая наш монастырь.

Как-то он приехал в 11 часов вечера из Оропоса с единственной целью вовремя обсудить вещи, касающиеся людей и обстоятельств, которые нас ожидали и которые были открыты ему посредством его прозорливого дара.

Его Любящее Сердце спешило с человеческим отеческим нетерпением защитить нас и духовно защитить, как меня лично, так и сестер нашего монастыря от угрожающего нам искушения.

Как только он располагался в своей келье, он звал меня, чтобы меня обо всем уведомить, дать совет, направить меня. Беседа длилась до 4 часов утра. Мы звонили в било побудку, когда он уходил из монастыря, возвращаясь в Оропос!

Он нежно и молитвенно держал наши сердца в своих руках, а наши души он ответственно отечески полагал в своем сердце. Своими богомудрыми советами, умилительной молитвой и просительной мольбой он становился подателем Святого Духа и учил нас «потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него».5

Как иной Киринеянин он соболезновал и снимал тяжесть, умягчал боль, нежно отирал пот и слезы, изгонял горе и тяготу, передавал надежду и божественную радость. Он утешал тебя и укреплял своим животворящим словом, которое изливалось от нектарных губ его святых уст!

Нежные, волнующие, человеколюбивые, божественные, неповторимые и невыразимые моменты горячей ностальгии!

Когда он иногда отсутствовал, и наше живое общение было невозможным, он побуждал меня в случае духовной необходимости обращаться к о. Паисию или к старцу Иакову, потому что их чудесным образом объединяло удивительное единство их общего богословского опыта. Ведь их общим учителем был Сам Единый, Единосущный и нераздельный Святой Дух.

Этих двух преподобных старцев, своих современников, преподобный старец Порфирий чтил со смирением и братолюбием как истинных и благодатных друзей Господних, которые, как он говорил, познали больше, чем он. Он предвидел наше духовное восприемничество, которому предстояло щедро и благодетельно осуществиться через истинного послушника и смиренного, рассудительного и просвещенного преемника старца Иакова, через нынешнего игумена священной обители преподобного Давида Старца, нашего неутомимого любимого духовника отца старца Кирилла.