Старинная легенда

8

Неприятный разговор с сыном по поводу полета в каньон Юджин Донован, по зрелом размышлении, отложил на вечер следующего дня. Надо дать себе остыть, думал старик…чтобы в нужный момент не потерять самообладания и обсудить вопрос о Джиллиан Брайтон разумно, рационально, не впадая в панику. Но горе его оказалось слишком острым, а внезапно накативший страх лишил Юджина возможности рассуждать здраво, сводя на нет все благие намерения. Беседа и пяти минут еще не продлилась, а на щеках его уже проступили красные пятна.

— Я этого не потерплю!

Расправив плечи, прямой, как палка, Юджин пепелил сына взглядом через массивный стол темного дуба, за которым проводил обычно по несколько часов в день.

— Десять лет назад эта женщина чуть не погубила все твои планы, все твои мечты! Нельзя допустить, чтобы прошлое повторилось! Я не позволю!

— Мои мечты и планы? — Чарли насмешливо фыркнул. Что-что, а упрямства и своенравия ему тоже было не занимать. В целом, они с отцом друг друга стоили. — Твои планы, ты хочешь сказать. Касательно меня. Касательно Натали. Это ты спал и видел, как бы присоединить к своим землям владения моей жены. Очень удобно, не спорю!

До глубины души задетый, Юджин отпрянул назад.

— Я только одного хотел: чтобы ты был счастлив! Только о тебе и думал! С того самого дня, как твоя мать…

Голос Юджина на мгновение прервался. Даже спустя столько лет стоило ему хоть словом помянуть о предательстве своей молодой жены, — и в горле начинало першить, а во рту разливался жгучий привкус горечи.

— С того самого дня, как твоя мать нас бросила, я жил только для тебя, ты же знаешь.

Чарли судорожно выдохнул. Несмотря на их постоянные перебранки и ссоры, отца и сына связывали неразрывно-крепкие узы, власть которых ни один даже не пытался отрицать. По мере того, как раздражение и гнев угасали, на смену им приходило острое чувство вины. Чарли знал, что обязан отцу всем на свете… вот только эта всепоглощаюшая, ревнивая и требовательная отцовская любовь не позволяла ему и шагу ступить по своему разумению, обволакивала удушливой пеленой, подчиняла себе мысли и душу…

— Знаю, отец, знаю.

Точно хищный беркут, Юджин Донован бдительно выжидал нужного момента. И, едва представилась возможность, тотчас же воспользовался минутной слабостью сына.

— Джиллиан Брайтон вернулась в Санто-Беньо, чтобы отомстить нам. Девице нельзя доверять.

— Нет, па. Это ты так считаешь. Это ты разучился доверять женщинам с тех самых пор, как матушка послала нас обоих ко всем чертям.

Юджин презрительно присвистнул: дескать, чепуха какая! Однако и отец, и сын знали: это чистая правда. Чарли столько раз слышал скандальную историю во всех ее живописных подробностях от наемных работников ранчо и соседей по Санто-Беньо, что давно уже смирился с горькой истиной, перестал болезненно отзываться на каждый намек и каждое слово.

В один прекрасный день юная и легкомысленная Арабелла Донован сбежала с любовником, оставив в опустевшем доме прощальную записку для мужа, — несколько сбивчивых строк, не более! — да пятимесячного младенца. Гордости Донована был нанесен удар воистину сокрушительный; даже спустя столько лет незаживающая рана продолжала кровоточить. С тех самых пор Юджин сосредоточил все свое любовь, всю свою преданность, все свои амбиции, всю силу страсти и веры на подрастающем сыне.

— Дело не в том, доверяю я этой распутной девке или нет, — яростно прошипел старик. — Что, если этот ее фильмец станет международной сенсацией? Представляешь, какой ажиотаж поднимется вокруг треклятых руин? Все эти защитнички памятников старины слетятся, как мухи на мед. Примутся «накручивать» индейцев навахо: дескать, священную деревню надо спасать любой ценой, это же национальное достояние! Глядишь, добьются, чтобы водохранилище больше не заполнялось. А нам что прикажете делать? Чем поля орошать? Нам эта вода как жизнь нужна! А жители города живут доходами от туризма: яхтсмены, рыбаки — все они нас кормят-поят!

— Отец, я все понимаю.

— Тогда почему, во имя всего святого, вчера ты помог мерзавке, по воздуху доставив в каньон всю ее технику?

На то, чтобы слетать в горы, у Чарли были свои причины, но делиться ими с отцом он вовсе не собирался.

— Да потому, что твой тактический ход, — саботировать съемки, отпугнув наемных рабочих, — с треском провалился. Я сам слышал, что Джереми Багряное Облако собирался припрячь к делу внуков. Вот я и подумал: чем скорее Джиллиан получит свои ящики и закончит съемки, тем скорее уберется восвояси. Ты ведь этого хочешь, правда? Чтобы и духа ее тут не было?

— Я…

Юджин замялся. Иссиня-черные глаза на мгновение словно остекленели. Только тут Чарли заметил, что губы отца приобрели странный синеватый оттенок, а лицо покрылось смертельной бледностью. Сердце его так и подскочило в груди. Невзирая на все разногласия, невзирая на то, что зачастую молодой человек страстно мечтал о том, чтобы сбросить с себя ненавистное бремя отцовской заботы и непрестанного надзора, мир без отца Чарли себе даже представить не мог. Проворно обежав стол, он подхватил старика под руку.

— Па, с тобой все в порядке?

Юджин встряхнул головой, словно прогоняя оцепенение, и накрыл ладонью руку сына. И благодарно сжал ее. Сила, заключенная в этом мимолетном движении, словно по волшебству успокоила опасения и страхи молодого наследника.

— Все хорошо. Просто встревожился ни на шутку при мысли о том, сколько вреда эта женщина может причинить тебе и Натали. Твоя жена любит тебя, сынок, любит всем сердцем. Это — бесценный дар, дороже золота и алмазов.

И Чарли снова почувствовал себя в ловушке. Рано или поздно среди всей этой любви он просто-напросто задохнется, мрачно подумал Донован-младший.

— Знаю.

Морщинистые пальцы старика до боли впились ему в кожу, точно когтистая лапа.

— Обещай, что не станешь больше летать в каньон.

Аристократическое лицо избороздили морщины тревоги, скульптурные черты обозначились резче, глаза запали… Юджин казался совсем старым, смертельно-усталым… и словно бы напуганным.

— Обещаю, — тихо проговорил Чарли.

— Вот и славно. А теперь пойди отыщи жену. Я не прочь пропустить перед ужином стаканчик крепкого бурбона в обществе обворожительной леди.

Чарли послушно направился к двери. Юджин проводил сына взглядом. Отцовское сердце просто-таки разрывалось от гордости. Во всех отношениях достойный человек — Чарльз Юджин Донован, таких сыновей еще поискать. На протяжении долгих лет Юджин трудился не покладая рук, чтобы истребить в сыне все, хоть косвенно напоминающее о матери. Нет, дурная кровь порою все же давала о себе знать, — редкими вспышками гнева или попытками закусить удила, — но в последнее время не так часто, как прежде. Мальчик мало-помалу остепеняется, все больше вникает в дела ранчо, в подробности сева и лесозаготовок…

И надо же было этой Джиллиан Брайтон возвратиться как раз сейчас, чтобы напомнить Чарли об ошибках молодости… а Юджину — о прошлом.

Вцепившись в подлокотники кресла, старик усилием воли отогнал мучительные воспоминания. Его молодая жена, его смешливая, неугомонная Арабелла… Он осыпал новобрачную подарками, из кожи вон лез, чтобы угодить, каждый ее каприз исполнял… Как он обрадовался, узнав, что жена беременна… а вот Арабелла, напротив, преисполнилась неодолимого отвращения к ребенку, и к мужу, и к себе самой! И та, последняя поездка в каньон Санто-Беньо… Арабелла дулась и капризничала, а он, Юджин, знай подольщался да умасливал упрямицу, умолял ее, насколько позволяла упрямая гордость, подумать хорошенько насчет развода… может, еще все уладится!

Нет! Старик до боли зажмурился, гася навязчивые видения. Тот день он вспоминать не станет, равно как и последующие — унылые, безрадостные, пасмурные недели и месяцы без Арабеллы. Она подарила ему сына. Даже если закрыть глаза на все прочее, Арабелла по крайней мере подарила ему сына.

Втайне Юджин неустанно молился о том, чтобы Натали родила Чарли ребенка. В отличие от Арабеллы, Натали мечтала о детях. Более того, только и думала, как бы угодить мужу. С каким отчаянным самозабвением Натали любила его сына… морила себя голодом, лишь бы сохранить стройную фигурку, тратила баснословные суммы всякий раз, как ездила в Матчингэм, — ближайший крупный город, — к парикмахеру или за покупками.

Надо бы поговорить с Натали, решил про себя старик. Может, разумно будет посоветоваться с доктором. Пора ей понести, давно пора. Если какая-то проблема и есть, то дело в ней самой, а не в муже. Юджин втихаря каждый месяц выплачивал изрядные алименты на ребенка, коего Чарли «заделал» еще до того, как закрутил эту дурацкую интрижку с Джиллиан Брайтон.

Черт бы побрал мерзавку, выругался в сердцах старик, вспоминая события десятилетней давности, едва не обернувшиеся катастрофой. Черт подери мерзавку: и дернуло же ее снова открывать этот треклятый ящик Пандоры!

Черт бы побрал мерзавку!

Натали расчесывала перед зеркалом шелковистые, чуть вьющиеся, иссиня-черные пряди, гадая, успеет ли уложить волосы в сложную прическу, прежде чем прозвучит гонг, созывающий семейство к столу. Или оставить как есть, распущенными? Не далее как вчера Чарли восхищенно отозвался о пышной, не знающей шпилек гриве этой негодницы… С каждым движением расчески мысли миссис Донован снова и снова возвращались к Джиллиан Брайтон. Черт бы ее подрал — за то, что мучает и искушает бедняжку Чарли видениями мира, так непохожего на Санто-Беньо… и видением женской красоты, так непохожей на ее собственную!

Отбросив расческу, Натали принялась пристально разглядывать себя в золоченом трюмо, выписанном из Италии с благословения Юджина. Свекор всецело поддержал ее намерение по-новому оформить интерьер и сам уговорил супругов отселиться в отдельное, роскошно меблированное крыло просторного особняка. Дескать, молодой семье нужно свое, уютное гнездышко.

А теперь Натали поняла: муж ее считает эту заново меблированную в европейском стиле часть дома не более чем тюрьмой, ненавистной золотой клеткой!

С замирающим сердцем Натали придирчиво, с трех разных ракурсов, рассматривала свой точеный подбородок и четко обозначенные скулы. Того, что ближе к ушам проступают крохотные шрамики, — следы пластических операций, — а кожа натянута туго, точно у мумии, она просто не замечала. Вот только верхние веки отчего-то припухли… Дрожащим пальцем Натали провела по крохотной жировой складочке. Невзирая на все ее усилия, досадный изъян не исчезает, — не помогает ни сложная диета, ни гимнастика для лицевых мышц. Придется потолковать с хирургом о новой пластической операции, — либо в Матчингэме, либо даже в Окленде. Там, говорят, специалисты куда лучше. Позвонит-ка она в косметический салон прямо завтра и запишется на следующую неделю! Нет, сперва надо дождаться отъезда этой Джиллиан Брайтон. Еще не хватало ложиться на операцию, пока мерзавка торчит здесь, в Санто-Беньо!

Черт бы ее побрал!

В десяти милях от ранчо Катберт, сам того не ведая, эхом повторил восклицание Юджина и его снохи. Так бывает, когда в некоем недоступном месте (где-нибудь на спине, под рубашкой) свербит и чешется, а рука не достает. Вот так и мысль о Джиллиан раздражала его и мучила, а избавиться от досадной помехи не представлялось возможным.

И с какой стати ему никак не удается выбросить эту женщину из головы?

Упершись ногою в низкий парапет, Катберт задумчиво глядел вниз, на реку. Он вышел поразмяться и подышать свежим воздухом, прежде чем с новыми силами приступить к окончательным расчетам предполагаемых затрат; ведь уже нынче вечером данные должны быть отосланы в Вашингтон. Однако неуправляемые мысли его снова и снова возвращались к киношникам, оставшимся среди руин. Или, точнее, к женщине, которая руководила разношерстной группой.

Ему надо бы просчитывать кубические ярды бетона, добавочные человеко-часы, рентабельность, изменения в воздействии на экономику региона в том случае, если ремонт затянется на срок более долгий, нежели предполагалось поначалу… Далтон обвел взглядом разверстую бездну за массивной бетонной дамбой: еще несколько дней назад здесь было озеро. В настоящий момент инженер не мог сказать наверняка, суждено ли ему снова заполниться водой. После двух изнурительных дней напряженных переговоров, когда телефоны звонили, не умолкая, с утра до ночи шли совещания по селектору, и страсти кипели вовсю, его босс решил «забить» на все данные и создать еще одну пространственную модель конечных элементов. Модифицированная программа ремонтных работ, которую Катберт усиленно «проталкивал», должна была обойтись на пять миллионов долларов дороже, нежели предполагала предварительная финансовая смета. Неудивительно, что Джонас, непосредственный Катбертов начальник, не спешил ввязываться в это предприятие очертя голову. Однако при таких темпах сам ремонт займет, чего доброго, не три недели, а все три года.

А завтра главному инженеру предстояло встретиться с целой коалицией: тут и представители сельскохозяйственной лиги, и сторонники защиты окружающей среды, и представители рекреационных центров, и бизнесмены, и вожди индейских кланов. Им-то и придется объяснять необходимость задержки, ведь окончательное решение еще не принято…

А нынче вечером…

Нынче вечером! Катберт Далтон все гадал про себя, успешно ли прошли съемки, удалось ли Джиллиан и ее ребятам справиться с подъемным устройством его конструкции, и встретится ли он с нею снова в кафе «Три ковбоя»?

Со вчерашнего дня Катберт с нею не виделся, лишь обменялся несколькими словами с утра пораньше, когда документалистка позвонила насчет допуска в каньон. Однако стоило зажмуриться — и перед его внутренним взором вновь вставало озорное личико в обрамлении буйных рыжих кудрей… И огромные фиалковые глаза, в которых так и плясали лукавые смешинки, пока он честно пытался объяснить элементарные законы физики… Воспоминание о том, как давеча он отклонил предложение Джиллиан поужинать вместе, изводило Катберта все сильнее, точно ржавый гвоздь, засевший в ботинке. И чем больше он о том думал, тем отчетливее досада перерастала в неуемное желание, чтобы не сказать — в вожделение. А вместе с желанием накатывал приступ отвращения к самому себе, — ну, мыслимо ли идти на поводу у собственных фантазий? У кого не далее как вчера утром в глазах помутилось от ревности при виде того, как Чарли Донован обхаживает да очаровывает Джиллиан?

Катберт раздраженно пнул бетонный парапет.

Да что такого есть в этой женщине? Как это ей удалось задеть его за живое, чтобы теперь он места себе не находил? Словно зуд от комариного укуса, только в десять раз докучливее!

В последний раз окинув взглядом каньон, Катберт Далтон зашагал назад, к административному зданию, чтобы с новыми силами, вооружившись формулой Вестергаарда добавочной массы, взяться за расчеты сжимаемых и несжимаемых жидкостей. Вот в этом, по крайней мере, он разбирался.

По счастью, даже не подозревая о том, что стала объектом столь оживленных дискуссий и столь бурного раздражения, Джиллиан благополучно загрузила оборудование и коллег по машинам, едва над каньоном сгустились сумерки и темная тень пеленою одела реку и скалы.

На протяжении большей части пути до города молодая женщина довольно мурлыкала себе под нос развеселый мотивчик. Отличный выдался денек, целых шесть часов яркого солнечного света! И ведь все равно для съемок в пещере понадобилось искусственное освещение! Втащив наверх длинные, извивающиеся, точно змеи, кабели, она, Робби и Рут разместили прожекторы, а Труди, согнувшись в три погибели, кое-как протискивалась в узкие двери и снимала внутренний интерьер. Негритянку даже удалось уломать спуститься в круглый каменный колодец, что некогда служил кивой — так у индейцев назывались ритуальные помещения. А Джереми обеспечил первоклассный рассказ про тайные обряды, что встарь вершились под землей, — причем проникнуть в колодец-киву возможно было только через узкое отверстие в крыше. Молодой женщине просто-таки не терпелось поскорее добраться до мотеля, проглядеть отснятый за день материал и прослушать магнитофонные записи.

Только об одном приходилось пожалеть: ветер упорно не желал сотрудничать. Подул где-то с полчаса и стих, так и не породив нездешних завываний и стонов, которые ей так отчаянно хотелось записать на пленку. Ну, да ладно! То, что уже отснято, — эпизоды с появлением деревни из воды, и радуга, и сегодняшний метраж, — сущий подарок судьбы! Первоклассный материал, да и только!

Едва добравшись до мотеля, Кларенс сослался на усталость и ретировался в номер. Робби и Рут оккупировали «Блейзер» и помчались в ближайший «Мак-Дональдс» милях в тридцати семи от Санто-Беньо.

А Джиллиан и Труди взялись разбираться с дневными «потоками», — так на живописном жаргоне киношников именовался текущий съемочный материал. Переодевшись в удобные шорты и футболки, они отнесли кассеты в номер Джиллиан, оставили дверь полуоткрытой, — чтобы вечерний ветерок задувал, — и уселись, скрестив ноги, прямо на полу. Вместе просматривали они метраж, отснятый за день, снова и снова прокручивая одну и ту же запись, занося в журнал всю необходимую информацию, особо помечая те кадры, где особенно удался контраст света и тени. Позже Джиллиан собиралась перенести ценные сведения в свой личный съемочный дневник. Сложная система каталогизации, изобретенная ею же самой, позволяла документалистке впоследствии с легкостью находить нужные эпизоды и кадры, когда приходил черед преобразовывать «сырой» материал в законченную последовательность визуальных образов.

В ходе съемок эта фаза считалась одной из самых важных. Каждый вечер Джиллиан на несколько часов выходила из роли автора и режиссера и, превращаясь в придирчивого критика, внимательно сопоставляла отснятые кадры с первоначальным замыслом. И зачастую одно совершенно не походило на другое. Если и впрямь не удавалось передать нужный настрой, всю гамму задуманных ощущений, Джиллиан приходилось переснимать материал заново или, может быть, менять концепцию эпизода.

— Вот оно! Паузу, быстро! — Джиллиан наклонилась к самому экрану, чтобы разобрать номер кадра. — Этот стоп-кадр я использую на художественный фон, как только пойдет легенда о Плакальщице.

— А кто у нас читает дикторский текст? — полюбопытствовала Труди, помечая искомый номер в собственном блокнотике.

— Вообще-то я подыскала неплохого актера, — вот вернемся в Хьюстон, и сделаем пробу-другую, но…

— Что такое?

Джиллиан задумчиво постучала карандашом по коленке.

— Да я вот все думаю, как бы уломать на это дело Катберта Далтона. Голос у него — как раз то, что нужно; по ощущениям — ни дать ни взять дубленая кожа и бархат!

Кинооператор громко фыркнула.

— Ох, кабы не была я замужем за парнем, который ни на минуточку мне позабыть не дает, какой редкий приз мне достался, я бы уж сложа руки не сидела! Бог свидетель, одним чтением сценария Катберт Далтон от меня бы не отделался!

— Ничего другого от него не добьешься.

— А ты откуда знаешь?

— Я предложила угостить его ужином, — призналась Джиллиан, криво усмехнувшись. — А он меня послал — о-очень конкретно!

— Послал — тебя? Ого-го! Это, несомненно, означает, что он а) помолвлен, б) женат, в) представитель пресловутого сексуального меньшинства, г) влюблен в свою прабабушку.

— Если поверить ему на слово, пункты А и Б отпадают. А судя по тому поцелую, что он изобразил давеча вечером, пункт В тоже исключается. Вот за пункт Г не поручусь…

— Даю справку, — прозвучал от дверей голос, всем похожий на дубленую кожу и бархат. — Правильный ответ: пункт Д. Ничего из вышеперечисленного.

Труди немедленно обернулась в нужном направлении. А Джиллиан застонала и крепко зажмурилась.

— Скажи, что это не он! — жалобно воззвала она к подруге.

— Прости, Джилл, бесполезняк! — Труди рассмеялась низким, грудным смехом. — Привет, Катберт. Надумал присоединиться к дискуссии?

— Не то чтобы. Просто заглянул сообщить твоему боссу, что даю «добро» на завтрашние съемки.

Труди пихнула «босса» локтем под ребра.

— Слыхала, Джилл?

— Д-да.

Молодая женщина слегка приоткрыла один глаз, — ровно настолько, чтобы послать убийственный взгляд в сторону подруги, — и оперлась руками о зеленый ворсистый ковер, собираясь встать.

— И еще поймать ее на слове касательно ужина, — небрежно добавил Катберт. — Ежели, конечно, предложение еще в силе?

И Джиллиан чуть не рухнула обратно на ковер. Проклиная собственную неуклюжесть, она кое-как поднялась-таки на ноги. В дверном проеме и впрямь высился Катберт, — его русые пряди растрепались под ветром, а в серых глазах поблескивали смешинки, ну ни капельки не способствующие восстановлению ее равновесия.

— Э, ну, наверное.

Какое блистательное красноречие! Мысленно приказав себе расслабиться, Джиллиан изобразила широкую, до ушей, улыбку.

— Ну, разумеется, в силе, а как же иначе! А когда бы ты хотел? Ну, то есть, поужинать, — поспешно добавила молодая женщина, однако недостаточно быстро, чтобы помешать Труди многозначительно хмыкнуть.

Потрясающе-мускулистые плечи чуть приподнялись.

— А ты уже подкрепилась?

Джиллиан недоуменно уставилась на собеседника. При необходимости она бы продиктовала наизусть точный план сегодняшних съемок, вплоть до последнего пункта, играючи назвала бы цифры отснятого метража с раскладом на каждый день и даже прикинула бы расходы и стоимость каждой минуты съемок с точностью до нескольких долларов. Но вот что до мирских и суетных пустяков вроде еды, тут надо поднапрячь память!

— Нет, не подкрепилась, — прояснила ситуацию Труди, грациозно поднимаясь на ноги. — Мало того: запрягла меня в работу сразу, как приехали. Кстати говоря, сдается мне, на ланч она тоже рукой махнула.

— Ты тоже не ужинала, — напомнила Джиллиан своей чересчур услужливой подруге. Нежданный визит Катберта потряс ее до глубины души, однако теперь молодая женщина постепенно приходила в себя. — Может, втроем отправимся?

— Нет уж, спасибочки. Я уж вдосталь полазала вверх-вниз по утесам, вот только верблюда не хватает, чтоб цапал меня за юбку. Лучше я в ванне полежу, а потом просмотрю еще пару-тройку пленок.

И Труди, подобрав с полу три мини-кассеты, величественно выплыла за дверь, на прощание томно помахав Катберту рукою с ярко наманикюренными ногтями.

— Что еще за верблюды? — полюбопытствовал Катберт.

— Это долгая история. — Заперев за подругой дверь, Джиллиан небрежно засунула ключ в карман шортов. — А какую забегаловку ты предпочтешь? «Три ковбоя» или «Подзаправься!»? Это такое придорожное кафе «на вынос» в пяти милях отсюда; Робби уверяет, там вполне сносный выбор вчерашних пончиков и «хот-доги» с луком и соусом «чили».

— Решай сама. Я парень простой.

Вот эпитет «простой» Джиллиан ни за что не стала бы применять по отношению к Катберту Далтону. «Упрямый как осел» — такая характеристика напрашивалась сама собою после обмена короткими, лаконичными письмами месяц назад. «Суровый и несгибаемый», — так думала о нем молодая женщина с тех пор, как Катберт героически снял ее со злосчастной сосны. А вчера он еще и техническим гением блеснул, прочитав ей и ее коллегам краткую лекцию о рычаге и крутящем моменте или как его там.

Но в характере его мало-помалу обнаруживались и другие, неожиданные черты. Вот, например, несколько дней назад… Что подсказало ему вмешаться и предотвратить неловкую ситуацию только для того, чтобы пощадить чувства Натали? А тот нежданный «выверт», завершившийся с ума сводящим поцелуем?

Против того, чтобы поподробнее изучить именно эту сторону богатой и многогранной натуры Катберта, Джиллиан нисколечко не возражала. Но только, желательно, не в «Трех ковбоях», где Пегги О'Брайен и местные завсегдатаи кафе с нескрываемым интересом прислушиваются к каждому слову. Ее злосчастная интрижка с Чарли Донованом подарила городу пищи для сплетен на предыдущие десять лет. Еще не хватало обеспечить кумушек и кляузников на следующие десять!

— Поехали в «Подзаправься!», — предложила Джиллиан, отчасти испытывая Катберта, отчасти — себя саму. — Возьмем ужин «на вынос» и устроим пикник. Я знаю тут неподалеку классное местечко, где можно на звезды полюбоваться.

Сворачивая с шоссе на ухабистую проселочную дорогу в нескольких милях южнее Санто-Беньо, Катберт размышлял о чем угодно, только не о звездах. Пряный аромат «чили» и лука уже не на шутку раздразнил аппетит. Инженер, не думая, крутнул руль — и «Джип» резко подскочил на колдобине. Ветви сосен свисали совсем низко, обмахивая крышу джипа мягкими пушистыми лапами.

Далтону до сих пор не верилось, что он и впрямь, поддавшись идиотскому порыву, поймал молодую женщину на слове и согласился на предложение поужинать вместе. Он бы даже не задержался у дверей ее номера по дороге в кафе, и, уж конечно, не стал бы мыкаться у порога, точно влюбленный подросток под окнами у своей пассии, если бы не услышал вдруг собственное имя.

Черт подери, он бы и тогда не остановился, если бы не углядел краем глаза стройные, изящные ноги Джиллиан, вытянутые на горохово-зеленом ворсистом ковре… и эти обнаженные ноги сейчас дразнили и распаляли все его органы чувств куда сильнее, чем лук и «чили».

Вообще-то на женские ножки он никогда особенно не заглядывался. И знатоком себя не считал, куда уж ему до братца Трэвиса! Что до Джиллиан, до сих пор Катберт видел ее разве что в обвисших камуфляжных штанах… а теперь, благодаря коротеньким шортам, вдруг подумал: а ведь в эстетском пристрастии старшего брата что-то, несомненно, есть!

— Тут уже недалеко, — объявила Джиллиан, прерывая грезы мечтателя, погруженного в созерцание ее прелестных ножек. — Думаю, осталось меньше мили.

— Думаешь? А точно не знаешь?

— С тех пор, как я здесь в последний раз была, Бог знает сколько времени прошло, — рассеянно отозвалась молодая женщина. — Десять лет, по меньшей мере.

Сам собою напрашивается вопрос: и с кем это Джиллиан Брайтон любовалась на звезды в последний раз? — сардонически подумал Катберт. Уж не везет ли она его в некий приют тайных свиданий?

Мысль о том, что Джиллиан некогда каталась в этот уединенный уголок на пару с Чарли Донованом и развлекалась с ним на заднем сиденье машины, мечтательному сосредоточению не способствовала. Катберт снова с досадой крутнул руль, плохо сознавая, что делает, — и левое переднее колесо угодило точнехонько в колдобину, так что подпрыгнули все, — и машина, и Джиллиан, и запакованный ужин.

Но документалистка ни словом не отозвалась о его водительских талантах либо об отсутствии таковых. Одной рукою опираясь на приборную доску, другой крепко обхватив бумажный пакет с ужином «на вынос», молодая женщина напряженно вглядывалась вперед. Все ее хрупкая фигурка просто-таки трепетала от возбуждения, — фигурка, мягкие округлости которой тонкая футболка, заправленная в коротенькие шорты почти не скрывали.

— Прислушайся! Вот оно! — Лицо Джиллиан просто-таки сияло радостным предвкушением. Даже в слабом лунном свете, что просачивался сквозь кроны сосен, Катберт различал каждую ее черточку. — Неужто не слышишь?

Далтон напряг слух. Да, отдаленный слабый гул…

— Если ты про реку, то слышу.

— Это не река. Это водопад.

Едва джип выехал из рощицы и притормозил на почтительном расстоянии от реки, Джиллиан выпрыгнула наружу. Позабыв и про Катберта, и про «хот-доги» с соусом «чили», она проворно вскарабкалась на плоский каменный уступ. Засунув руки в задние карманы шортов, она застыла на месте, упиваясь великолепным зрелищем: в нескольких шагах от нее со скалы низвергался опалово-бледный, переливчатый, белопенный поток воды.

Катберту доводилось видеть водопады и повнушительнее. Большая часть его взрослой жизни прошла на озерах и реках мира, в том числе и самых известных. Он повидал и роскошный водопад Черчилля в Канаде, и то знаменитое место на границе Аргентины и Бразилии, где река Игуаку обрушивается с высоты трех сотен футов через порог шириной в две мили. Этот водопадик в высоту был не больше двадцати пяти или тридцати футов, но лицо Джиллиан сияло таким вдохновенным восторгом, что Далтон не мог не понять: она взирает на это зрелище глазами художника, а не гидролога.

Катберт взобрался на уступ вслед за своею спутницей. То, что радость Джиллиан так легко передалась и ему, волновало Далтона, тревожило и сбивало с толку, — почти так же, как беспричинное раздражение, накатившее несколькими минутами раньше. Ну, мало ли с кем она сюда ездила! Но мысль о том, как Джиллиан поднималась на уступ рука об руку с Донованом, отравленной иглой впивалась в сердце.

Возможно, что Катберт просто-напросто перекусил бы холодными «хот-догами» и отвез свою спутницу домой, если бы в то самое мгновение Джиллиан не обернулась к нему. Глаза ее сияли в лунном свете.

— Это одно из наших любимых мест, — тихонько проговорила она. — Наших с отцом. По-своему оно мне так же дорого, как и руины. Ведь индейская деревня почти все время скрывалась под водой… А сюда мы приезжали, когда папка хотел половить рыбу или просто потолковать по душам…

— Так ты с отцом сюда приезжала?

Джиллиан молча кивнула.

— Он служил егерем в государственном заповеднике. Я, можно сказать, в здешних лесах выросла. Он…

Джиллиан сглотнула, поыталась изобразить улыбку, чтобы скрыть иные чувства, отразившиеся на ее лице.

— Несколько месяцев назад он умер.

Тут-то Катберт и понял, что влип. Влип просто капитально! Он позабыл былые свои подозрения. Позабыл, что сейчас у него ну совершенно нет времени на то, чтобы усложнять себе жизнь. Одно-единственное желание переполняло его: утешить Джиллиан, ободрить ее и поддержать.

Катберт погладил ее по щеке. Ласково, нежно, едва касаясь подушечками пальцев.

— Мне ужасно жаль.

Джиллиан улыбнулась вымученной, какой-то беззащитной улыбкой.

— А уж мне-то как жаль! Папка, он… был очень хороший человек. Любил лес, зверье всякое, чтил законы природы. Тебе… тебе бы он понравился.

И, едва договорив, Джиллиан со всею отчетливостью поняла: обратное тоже справедливо. Катберт Далтон пришелся бы отцу весьма по душе. И выбранную им профессию папка бы всем сердцем одобрил. Ведь Грегори Далтон так часто рассуждал о пользе плотин: они, дескать, обуздывают неистовство водной стихии, чтобы человек и река могли существовать мирно, по-товарищески, не угрожая друг другу и друг друга не опасаясь. Плотина — защита и от наводнений, и от засухи.

Но отнюдь не мысль об отце заставила Джиллиан наклонить голову, так, что губы ее коснулись ладони Катберта. Все дело в том, что кожа у него теплая и чуть шершавая, а прикосновение такое ласковое… А еще — этот будоражащий, волнующий трепет, что накатил ни с того ни с сего, едва эти чуткие пальцы дотронулись до ее щеки…

Большим пальцем Катберт легонько приподнял ей голову, и таково было выражение его глаз, что радостный восторг Джиллиан превратился в жажду настолько острую, что молодая женщина вздрогнула и задохнулась.

Между бровями его пролегла морщинка.

— Замерзла?

— Нет. Да. — По спине Джиллиан снова пробежал холодок. — Не знаю.

— Сосиски с соусом «чили» тебя непременно согреют. — Большим пальцем Катберт осторожно проследил контур скул, линию нижней губки… — Или, хочешь, я попытаюсь?

— Решай сам, — прошептала она, эхом повторяя его недавнюю фразу. — Я девушка неразборчивая.