Старинные фейерверки в России (XVII - первая четверть XVIII века)

В нашей стране часто организуются красочные зрелища — фейерверки, которые служат украшением народных гуляний и торжеств. Большое значение в общественном быту приобрели также праздничные иллюминации.

В период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. была восстановлена давно сложившаяся традиция салютовать пушечными выстрелами и устраивать фейерверки в честь военных побед. Салюты и неизменно соединяемые с ними фейерверки возвещали стране о славных победах Советской Армии над немецко-фашистскими захватчиками, подчеркивали их историческое и государственное значение, служили как бы выражением общего ликования народа и его благодарности героическим воинам.

Фейерверки как специальные зрелища или представления, устраивавшиеся в ознаменование событий государственного, общественного или частного характера, получили более или менее широкое распространение в России в конце XVII в. Вместе с тем, в фейерверочном искусстве того времени стали впервые применяться сложные и разнообразные средства декоративного оформления.

Предшественниками фейерверков являлись примитивные огненно-световые зрелища, на рассмотрении которых следует попутно остановиться. Среди такого рода зрелищ самым простым и ранним по происхождению был ярко горящий костер, зажигавшийся народом на местах гуляний в дни святок, встречи нового года, масленицы и других праздников. Эти праздничные костры, в свою очередь, сохраняли память о древнейших обрядах народного культа.

Известно, что люди на ранней стадии развития человеческого общества фантастически отражали своими религиозными верованиями, мифами и обрядами господствовавшие над ними стихийные силы природы.

У всех народов в далеком прошлом обожествление огня и света наряду с другими явлениями природы является общепризнанным фактом. Еще великий русский ученый М. В. Ломоносов, отмечая этот факт, дал ему материалистическое объяснение. В своем стихотворном произведении «Письмо о пользе стекла» он писал:

У восточных славян, например, многие обряды посвящались Перуну — богу грома и молнии или небесного огня. Перечисляя богов, почитаемых славянами, летописец писал: «Перун бите у них старейший бог создан на подобие человека, ему же в руках бяше камень многоценный, аки огнь, ему же яко богу жертву приношаху, и огнь неугасающий з дубового древня непрестанно паляху». В своих обрядах славяне чествовали и солнце, олицетворением которого на земле также являлся огонь — «священный» дар небесного светила.

Чествование славянами своих наиболее почитаемых богов связывалось с чередованием времен года, наблюдениями изменений, происходивших в природе. Древнейшие обряды у земледельцев, связанные с культом солнца, совпадали с основными периодами трудовой деятельности — подготовкой к сельскохозяйственным работам, весенним севом, созреванием и уборкой урожая; они отражали в образной поэтической форме связь творческого труда человека с творческими силами природы. Позднее в условиях господства идеологии церкви, они претерпели значительные изменения или вовсе утратили свой прежний характер. Упоминавшие нами праздничные костры свидетельствуют о пережитках и трансформации наиболее распространенных в глубокой древности народных обрядов.

В начальный период русского централизованного государства многие праздники, в том числе установленные церковью, сохраняли еще в значительной мере обрядность дохристианского народного культа. В этом отношении отметим, например, праздник рождества Иоанна Крестителя, с наступлением которого народ справлял свои традиционные обряды (игрища), посвященные чествованию Ивана Купалы — «бога обилия», с чьим именем у земледельцев связывались надежды на хороший урожай. Участники «игрищ», украшенные венками и зелеными ветвями, водили хороводы вокруг зажженных костров. Один из летописцев-монахов писал: «Купало, я ко же мню, бяше бог обилия….. ему же безумные… благодарение приношаху, в то время, егда имяше настати жатва. Сему Купалу, бесу, еще и доныне по некоих странах безумные память совершают наченше июня 23 дня, в навечерие рождества Иоанна Предтечи, даже до жатвы и далей сицевым образом: с вечера собираются простые чад обоего полу и соплетают себе венцы из ядомого зелия или корения и препоясовшеся былием возгревают огнь, инде же поставляют зеленую ветвь и, емшеся за руце около, обращаются окрест оного огня, поклце своя иесни, преплетающе Купалом, потом через оный огонь прескакуют, оному бесу жертву себе приносяще». Об общем характере этого праздника, справлявшегося в старину, говорится в послании игумена Елеазарова монастыря к псковским властям в 1505 г.: «Еще есть остаток неприязни в этом городе, и не прекратилась еще здесь лесть идольская, празднование Кумирское; когда приходит великий праздник Рождества Предтечева, тогда в эту святую ночь мало не весь город возмятется и взбесится… Стучат бубны, голосят сопели, гудут струны; женам и девам плескание и плясание, и главам их накивание, устам их кличь и вопль, всескверные песни, хребтом их вихляние и ногам их скакание и топтание…» В этом послании раскрывается тенденциозная оценка бытовых явлений народной жизни со стороны представителей церкви — носительницы идеологии господствующих классов.

В тяжелой атмосфере феодального гнета народ находил в какой-то мере выход своим чувствам в массовых празднествах и гуляниях, в мечтах о красивой и сказочной жизни, в неисчерпаемом по своему содержанию и формам художественном творчестве. Исключительный оптимизм народа всегда сказывался на характере его массовых праздников, на содержании его художественного творчества. А. М. Горький справедливо отмечал: «Фольклору совершенно чужд пессимизм, не взирая на то, что творцы фольклора жили тяжело и мучительно».

Ряженья, выступления скоморохов, затейников, сказителей и музыкантов, веселые хороводы, песни и пляски, состязания в силе и ловкости — все это придавало жизнерадостный характер народным праздникам. И очень часто яркие костры были наиболее оживленными центрами массовых гуляний. Постепенно утрачивая свое культовое значение, праздничные костры надолго закрепились в народном быту и с течением времени стали служить лишь в качестве привычного огненно-светового, декоративного оформления народных празднеств. В этом смысле они и до сих пор бытуют в некоторых сельских местностях нашей страны. Известно также, что пионерские костры служат средством яркого, красочно-декоративного оформления отдыха и развлечений советских школьников.

Наряду с праздничными кострами, в народном быту имели место «огненные потехи», которые устраивались с использованием плауна.

Плаун, или ликоподий, — стелющееся по земле вечнозеленое травянистое, кажущееся мхом, растение. Это растение в различных районах нашей страны имеет названия: пыль, пылепка, деряга, деряба, пыхучка, попловушка и т. п. Зрелые сухие споры этого растения дают при зажигании мгновенную молниеобразную вспышку без дыма. Благодаря своим качествам плаун не так давно еще применялся в некоторых отраслях промышленности, в том числе пиротехнике. В далеком прошлом он вполне естественно мог служить удобным и дешевым материалом для устройства народом огненно-световых зрелищ. Адам Олеарий — известный ученый и путешественник, наблюдавший эти зрелища в 30-х годах XVII в., писал о плауне следущее: «Это растение бросает вверх парные шишечки, которые в августе, будучи спелыми, собираются русскими в большом количестве, сушатся в печи, толкутся и продаются фунтами; порошок этот держат в пирамидальной формы жестянке, длиною с пол-локти, иногда и короче; ее берут в руки и сверху у отверстия держат зажженную свечу или факел; снизу подталкивают ее немного кверху, в воздух, так что немного плауна вылетает из отверстия. Свеча его подхватывает и он вспыхивает. Если подобное подталкивание в воздух происходит непрерывно так, что одно пламя следует за другим или же, если разбрасывают его вокруг себя, то получается зрелище изумительное. В обществах можно устраивать хорошее развлечение с помощью плауна: если тайком наполнить трубку плауном и поднести к огню и дунуть, то неожиданно для сидящих вокруг выбрасывается сильное пламя; чтобы при этом получился сильный шум, примешивают сюда превращенную в порошок березовую листву. Свойство порошка плауна такое, что он загорается лишь будучи в воздухе рассеян над пламенем; в иных случаях он не горит, даже если сунуть в него зажженный фитиль или свечу, или если насыпать на горящие уголья… Пламя плауна изумительно, и очень весело смотреть на него, особенно когда его бросают ночью или впотьмах; им можно пользоваться для разных развлечений». Тот же очевидец свидетельствует об использовании других веществ при устройстве огненно-световых зрелищ: «Если нет этого порошка (т. е. плауна), то можно пользоваться благовонным гумми или тонко истолченною древесною смолою (канифолью), которая, помимо развлечений, дает еще хороший запах в комнате».

В XVI–XVII вв. в дни рождественских праздников и вплоть до Крещенья, когда народ справлял свои веселые «игрища», скоморохи при помощи специально устроенных трубок и плауна производили всевозможные «огненные потехи». Упоминавшийся нами автор называл исполнителей этих потех халдеями и писал о них следующее: «Они ежегодно получали от патриарха разрешение и течение восьми дней перед Рождеством и вплоть до Крещенья бегать по улицам с особым фейерверком, причем они прохожим зажигали бороды и особенно приставали к мужикам;…кто желал быть пощаженным, должен был платить копейку. Они были одеты как во время масленичного ряженья, на головах у них были деревянные размалеванные шляпы, а бороды были вымазаны медом, чтоб не быть зажженными огнем, который они разбрасывали. Их называли халдеями, обозначая так тех слуг, которые во времена царя Навуходоносора, по преданию, разводили огонь в печи, где предполагалось сжечь трех мужей — Анания, Азарин и Мисаила. Может быть, в старину желали при этом помнить и о чуде, будто бы происшедшем при обращении. Огонь они делали из особого порошка, который толкли из растения, называвшегося «плаун». Халдеи во время своего беганья считались язычниками и нечистыми…поэтому в день св. Крещенья, во время великого всеобщего освященья, их вновь крестили, чтобы смыть с них эту безбожную нечистоту и вновь соединить их с церковью. По принятии крещения они вновь делались столь же чистыми и святыми, как и все остальные». Основное содержание этого рассказа подтверждается и другими источниками.

Конечно, народные праздничные «вакханалии» имели место не только в быту русского народа, но и других народов. В данном случае для нас особо любопытным является то, что иностранцы, наблюдавшие «огненные потехи», устраивавшиеся в период рождественских праздников с помощью упомянутых трубок и плауна, называли их «особыми фейерверками». Такое наименование не является случайным, так как и в западноевропейских государствах того времени вследствие дороговизны бумаги для устройства фейерверочных эффектов часто начинялись горючими составами трубки из тростника или деревянных палок, высверленных наподобие чубуков.

Известно, что в древней Руси скоморохи были носителями актерского мастерства, творцами первоначальных форм сценического искусства.

А. С. Пушкин писал: «Драматическое искусство родилось на площади для народного увеселения». Несомненно и то, что основой возникновения и развития фейерверочного искусства явились «огненные потехи», имевшие с давних пор распространение в народном быту.

В XVI–XVII вв. более эффектные огненно-световые зрелища устраивались русским духовенством в связи с театрализованными обрядами церковного культа. В этот период, в общем процессе централизации русского государства, церковь принимала все меры к укреплению своей системы. С помощью государственной власти она принуждала народ соблюдать церковные праздники и посты, почитать вновь «открывающихся святых угодников», выполнять все установленные обряды. Одновременно церковь пыталась заглушить активное проявление художественного творчества и самодеятельности народа, ибо видела в этом сохранение пережитков языческих верований и обрядов. Известны факты преследования скоморохов и уничтожения большого количества музыкальных инструментов, отобранных духовенством у народа. Надо к тому же учесть, что скоморохи и иные «игрецы» зачастую был и смелыми выразителями дум и чаяний народных низов, стихийного протеста трудящихся масс против феодально-крепостнического гнета. «Идея бога, — отмечал В. И. Ленин, — всегда усыпляла и притупляла «социальные чувства», подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства…»[1] Наряду с насильственными мерами церковь пыталась духовно сковать творчество и самодеятельность народа путем устройства для него театрализованных обрядов, церемоний, процессий и т. п., которые играли большую роль в, религиозной пропаганде. Они должны были наглядно разъяснять народу содержание церковных догматов, способствовать исчезновению в его быту пережитков народного культа. В некоторых театрализованных церковных обрядах, особенно в «действах», устраивались значительные огненно-световые эффекты. Но прежде чем обратиться к примерам, отметим следующее.

Христианская религия с момента своего возникновения восприняла во многом обрядность народного культа и связанные с ним представления, переработав их в духе развивавшейся церковной организации. Так, например, церковь всегда давала огню и свету символическое или аллегорическое истолкование. Еще писатели древнехристианской церкви постоянно в своих сочинениях называли бога и Христа словами: ignis (огонь), lumen (свет) и т. д.

В частности, русская церковь в течение нескольких столетий утверждала, что внешним выражением «божественной воли» является «священный огонь», т. е. образ, близкий тогда пароду по сохранившимся в его сознании и быту пережиткам народного культа. Богословско-мистическое значение «священного огня» подчеркивается даже в официальных церковных документах XVII в. В одном из них по поводу объяснения причин установившегося обряда — крестного хода в день св. Константина и св. Елены рассказывается о видении «священного огня», данном богом в церкви «праведному новгородцу Василию»: «Абие по всей церкви огнь распаляшеся; дверми-ж всеми концы пламы исхожаху, и вся церковь яко огненна показалася. И абие спрятася огнь, и невидим бысть». До начала XVII в. при освещении воды в день Богоявления священнослужитель говорил: «Сам человеколюбец царь прииди пришествием святого духа твоего и освяти воду сию духом твоим святым и огнем». Архимадрит Троицко-Сергиевской лавры Дионисий, которому было поручено в начале XVII в. внести исправления в некоторые церковные книги, выкинул из данной фразы в требнике слово «и огнем». Тогда среди многих суеверных людей поднялся ропот и распространились слухи, что Дионисий, мол, хочет вывесть огонь из мира. Вследствие такого возбуждения народа Дионисий был отлучен от церкви и заключен в тюрьму. Но вскоре патриарх Филарет, стремившийся изжить из церковной обрядности все то, что в слишком откровенной форме напоминало о сохранении пережитков народного культа, оправдал Дионисия и последовал примеру последнего. Приведенные факты уже достаточно говорят о том, что в богословско-символической трактовке понятий о свете и огне виден отблеск сохранившихся тогда в сознании народных масс дохристианских представлений. Одновременно следует сказать, что церковь накопила большой опыт в применении различных средств воздействия на сознание и чувства верующих. Красочная обрядность, архитектура, живопись и т. п. — все это используется в качестве эмоционального оружия церкви. В этом смысле огню и свету также придается большое значение. Свет свечного огня под массивными и мрачными сводами старинных храмов или яркий электрический свет, вспыхивающий в современных нам церквах при выполнении определенных обрядов, являлись и являются важнейшими элементами в общем комплексе всего того, что должно служить созданию эмоционально-религиозного или праздничного настроения народа. В данном отношении гибкость церкви проявлялась и в том, что в пасхальную ночь, в связи с обрядом воскресения Христа, у всех церквей (в недавнем прошлом) зажигались фейерверки или смоляные плошки.

Сказанное выше позволяет заключить, что церковь не случайно в XVI–XVII вв. организует в так называемых действах и иных театрализованных обрядах огненно-световые эффекты или зрелища, подобные фейерверкам.

Для нас особый интерес представляет «пещное действо», которое справлялось накануне и и дни рождественских праздников в Москве, Новгороде и других городах. Для исполнения его в церквах разбиралось большое паникадило, сдвигался амвон и устраивалась «пещь». Это «действо» напоминало зрителям легенду из «Ветхого Завета» о ввержении в «пещь огненную» трех отроков и их чудесном спасении. Как известно, отроки в сопровождении халдеев подводились к «пещи огненной» и здесь происходил диалог, свидетельствующий об отказе Анания, Азария и Мисаила поклоняться языческому идолу — «золотому тельцу». После этого халдеи, по повелению царя Навуходоносора, ввергали отроков в «пещь» и разводили в ней огонь. При соответствующих «действу» церковных песнопениях «ангел господень» «сходил в пещь ко отрокам — в трубе велице зело с громом». Тогда поверженные халдеи выражали свое удивление по случаю неожиданного появления посланца христианского бога и невредимости отроков. Все заканчивалось выходом отроков из «пещи огненной» и продолжением церковной службы.

В некоторых случаях «ангел господень», освобождая отроков от сожжения, поднимал их вверх. Конечно это могло происходить только при сложном устройстве и тщательном оформлении «пещного действа».

Значительные огненно-световые эффекты производились в тот момент, когда ангел слетал в «пещь велице зело с громом». Английский посол Флетчер, будучи очевидцем справлявшегося в XVI в. «пещного действа», писал: «…за неделю до Рождества каждый епископ в своей соборной церкви показывает трех отроков, горящих в пещи, куда ангел слетает с церковной крыши, к величайшему удивлению зрителей, при множестве пылающих огней, производимых посредством пороха..» Упоминание здесь пороха указывает на использование пиротехнических изделий в «пещном действе». Но, по-видимому, основным веществом, применявшимся при устройстве огненно-световых зрелищ в церковных действах, являлся плаун. В Вологодской епархии в первой половине XVII в. производились особые сборы с церквей на закупку плауна для использования его в «пещном действе». В описании «пещного действа», исполнявшегося в Новгороде, указывается, что халдеи употребляли «трубки с плавучею травою».

Большое значение придавалось устройству огненно-светового зрелища в театрализованном обряде другого церковного действа. Генерал Патрик Гордон, шотландец по национальности, честно и много лет прослуживший в России, в своем дневнике сообщает, что 19 февраля 1693 г. он присутствовал при богослужении с фейерверком. Выполняя со своим полком обязанности по охране царского двора, Гордон имел возможность часто наблюдать обряды, справлявшиеся русским духовенством.

В «Дворцовых разрядах» — книге, фиксировавшей повседневную жизнь царского двора, — говорится, что в указанный Гордоном день патриарх Андриан со всем «освещенным собором» совершал у соборной церкви позади алтарей перед литургией «действо Страшного суда». Это «действо» с давних пор ежегодно справлялось в торжественной обстановке и присутствии царя и патриарха, родовитой и служилой знати, войска и многочисленных зрителей из народа. Нам неизвестно в подробностях его содержание, но несомненно, что общий смысл заключался в том, чтобы напомнить о предстоящем, по преданию церкви, «Страшном суде», о блаженстве праведных в раю и вечных муках в «геенне огненной» тех, кто будет отступать от соблюдения учения и догматов православной церкви. Сюжет «Страшного суда» получил широкое отражение в росписях древнерусских храмов и в иконописи. Основное место в них отводится показу различных групп грешников, испытывающих в «адском огне» ужасные мучения.

Церковь, борясь активно с новыми веяниями в культуре и быту, которые она рассматривала как внешнее выражение роста еретических учений, крамолы и отступничества от православия, использует сюжеты «Страшного суда» для закрепления своего господства в области идеологии. Так, например, упомянутый уже нами патриарх Андриан, желая подкрепить свои доводы против распространившегося среди дворянства брадобрития, писал: «Взгляните на икону Страшного суда: не видите ли одесную Христа праведных, украшенных брадой, а ошую — бесерменов… и других брадобритников, с одними усами, подобно котам и псам? Брадобритие не только есть безобразие и бесчестие, но и грех смертный…»

И числе первых русских театральных пьес (конца XVII — начала XVIII в.) имеются такие, которые сохраняют в значительной мере содержание церковных действ, что дает возможность дополнительно выяснить их содержание. Известно, что «пещное действо» немногим отличалось от пьесы под названием «Комедия о Навуходоносоре царе, о теле злате и о трех отроцех, в пещи созженных». Как в церковном действе, так и в пьесе огненно-световое зрелище имело одинаково большое значение. Аналогично этому, пьеса под названием «Страшное изображение второго пришествия Господня на землю» может служить для выявления общего смысла и характера «действа Страшного суда». Содержание пьесы представлялось главным образом в виде действия отвлеченных аллегорических персонажей, сопровождаемого церковными песнопениями и диалогами. Сначала появлялся «Мир» (аллегория жизни) со «своими други, сиречь грехами смертными», уверяющими, что удержат людей во власти своих страстей. Его сменяла «честь божия», в сопровождении «всемогущества», «суда» и «истины». Отмечая умаление «чести божией» и рост беззаконий в мире, они обещают всякими бедами «пленити землю» и после этого «истинным судом божия праведные убо оправдати, грешный же осудити». Появившееся вслед затем «милосердие божие» жалеет о предстоящей «гибели мира, но «отмщение божие» настаивает на этом и уговаривает «милосердие» оставить землю. В результате ниспосланных богом бед — внезапных болезней, голода, убийств и т. п. «различного вида людие» умирают и наступает кончина «Мира», о котором здесь говорится, что он в отчаянии сам себя убивает мечом. В заключение «является премудрость божия на дузе с крестом и инии с ним держащий книги отверсты, и прочая знамения страстей; трубам же гласящим, ангели мертвых возбуждают, и церкви предходящей на суд приводят. И та ко праведницы оправданы на небо отходят, грешницы же осужденные в геенну отсылаются, и огнем горяще являются». Следовательно, все заканчивается торжеством праведных в раю и муками грешников в «адском» огне. Последнее, как говорится в программе пьесы, наглядно показывалось зрителям, что достигалось эффектным огненно-световым зрелищем. То же происходило в заключительной части действа «Страшного суда», и это послужило Гордону основанием назвать подобное огненно-световое зрелище фейерверком.

По-видимому, в других церковных действах и пьесах религиозного содержания также использовались различные огненно-световые эффекты. В качестве примера можно сослаться на пьесу под названием «Ужасная измена сластолюбивого жития с прискорбным и нищетным в евангельском пиролюбце и Лазаре изображенная». В описании 8-го явления этой пьесы говорится, что «ангеле с небесе сходит, имеяй ключь бездны, яряся зело на пиролюбца, и отверзает студенец геенский, от него же вопль, дым и пламень огненный исходит».

На рубеже XVI–XVII вв. правительственная власть наряду с духовенством тоже начинает организовывать специальные зрелища для народа.

Известно, что Борис Годунов, имевший основание беспокоиться о прочности своей власти, внедрял новые обряды и зрелища в целях политического и религиозного влияния на широкие народные массы.

В одном из официальных документов начала XVII в. приводится также следующее известие о Лжедмитрии I: «Отеческие законы ни во чтожь положити, и сотвори же некое бесовское игралище по образу ада всеядца, и оттуду хитростию некакою огнь изводя и невольне от дьявола всякому пророчествуя о себе, яко наследник тому хощет быть». Религиозно настроенный дьяк, сохранивший в этой записи память об устройстве одного из зрелищ, называет «игралище» бесовским и подчеркивает, что самозванец желал в глазах зрителей представить себя наследником дьявола. На самом деле, видимо, Лжедмитрий I в указанном «игралище», так же как и в других зрелищах, пытался внушить народу представление о законности своего наследования русским престолом. Это «игралище» представляло собой фейерверочное зрелище, содержание которого определялось каким-то декоративным оформлением. В нем использованы были и сложные пиротехнические изделия, ибо в упомянутом известии говорится: «Хитростию некакою огнь изводя».

В других источниках указывается, что Лжедмитрий в ознаменование своего бракосочетания с Мариной Мнишек устроил большой фейерверк на Москве-реке против царских палат. При этом была показана, в частности, декорация в виде трехглавого змея (дракона), который «безпрестанно дышал огнем».

При дворе царя Михаила Федоровича была учреждена особая «потешная» палата, имевшая штат «потешников», исполнявших небольшие комедии (игралища) и организовывавших разные «веселости». По всей вероятности, в числе последних устраивались также «огненные потехи».

С начала XVII в. для получения огненно-световых эффектов в фейерверочных зрелищах использовались преимущественно пиротехнические составы, изготовлявшиеся на специальных заводах — «зелейных мельницах».

В «Уставе ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки», составленном в начале XVII в., приводятся подробные данные об изготовлении различных пиротехнических составов. В «Уставе» упоминаются зажигательные, светящиеся в темноте, дымные и другие ядра, рецепты составов, потребных «ко огненным хитростям» и «потешным стрельбам», а также «зажигательные» и «нарядные» стрелы. Последние употреблялись почти до конца XVII в. не только в военном деле, но и в целях развлечения. Ярко светящиеся в темноте, они запускались вверх и как бы являлись предшественниками взлетающих фейерверочных фигур (ракет и др.).

К концу XVII в. были значительно подорваны основы церковно-богословской схоластики во всех областях культуры. Рост культурных потребностей, тяготение к роскоши и новым формам быта в среде господствовавшего класса, а также достижения в области пиротехники — все это способствовало развитию фейерверочного искусства. Отметим сначала фейерверк, сожженный в 1672 г., в дни масленицы, когда среди всех слоев населения организовывались разные «потехи» и «веселости». По словам современника: «В субботу царь (т. е. Алексей Михайлович, — В. В.) на Москве-реке, покрытой льдом, устроил травлю, в которой боролись между собою громадные английские и других пород собаки с белыми медведями… Зрелище было забавное, так как и те и другие часто не могли удержаться на ногах на сем скользком помосте. Вечером же царь ходил туда же смотреть на летающие потешные огни». Несомненно, что устройство фейерверков на реке обусловливалось угрозой возникновения пожаров от действия фейерверочных фигур среди деревянных построек города. Кроме того, в этом находила, вероятно, свое отражение традиция зажигания у реки в дни масленицы праздничных костров. Упомянутые здесь «летающие, потешные огни» представляли, по-видимому, широко применявшиеся уже тогда фейерверочные фигуры — ракеты.[2] Характерно, что в приведенном выше тексте о фейерверке, сжигавшемся в 1672 г. в Москве, говорится попутно, как будто речь идет об обыденном явлении, что, по всей вероятности, и соответствовало действительности.

В то время фейерверки устраивались и в других городах. В 1673 г. киевский воевода испрашивал из Пушкарского приказа, ряд химических составов, необходимых для «гранатного дела» в «духовые и зажигательные ядра», в «зажигательные же нарядные стрелы» и «во всякие потешные стрельбы».

В 1674 г. в Устюге Великом, когда здесь проездом из Архангельска в Москву остановился голландский посол Кленк, был сожжен фейерверк, устроенный в честь встречи посла с соловецким воеводой. Фейерверк состоял из множества фейерверочных фигур-ракет и шутих.[3] Одновременно были зажжены на реке сто смоляных бочек. Это огненно-световое зрелище состоялось при большом стечении жителей города, собравшихся на берегу реки. Сюда же прибыли крестьяне из соседних деревень, но многие из них разбежались при действии фейерверочных фигур, приняв их за огненных змей. Последний факт говорит о необычайности устройства большого фейерверка в г. Устюге Великом, в отличие от Москвы, где подобные зрелища были уже частым явлением.

Из описания о пребывании посла Кленка в Московском государстве видно, что фейерверк, сожженный в г. Устюге Великом, рассматривался как внешний признак богатства и высокого положения устроителей. Это найдет впоследствии свое полное выражение в устройстве блестящих и дорогостоящих фейерверочных зрелищ в XVIII в., в период расцвета феодально-крепостнического строя Русского государства.

В конце XVII в. со стороны наиболее культурной части феодальной знати и служилого дворянства стал проявляться большой интерес к фейерверочным развлечениям. Сжиганием фейерверков увлекались, например, кн. Ф. Ю. Ромодановский, лично занимавшийся изготовлением и испытанием изделий потешной пиротехники, кн. В. В. Голицин, кн. Долгорукий, боярин П. В. Шереметев и другие лица.

С того времени развитие фейерверочного искусства тесно связывается с именем Петра I. Будучи еще молодым, в возрасте 17 лет, он питал большое пристрастие к фейерверкам, лично изготовлял фейерверочные фигуры и с участием окружавших его лиц сжигал их ради развлечения. Позднее сам Петр заявлял, что если любимым развлечением его отца являлась охота, то он к этому интереса не имеет, а что у него с юности была большая страсть к мореплаванию и фейерверкам.

Эффектные фейерверки первоначально устраивались молодым Петром в дни обычных тогда праздников — рождественских, масленицы и т. п. В 1693 г. по случаю масленице в подмосковном селе Воскресенском, на реке Пресне, состоялось большое празднество, на котором присутствовали члены царской семьи, бояре, служилые люди и простые горожане. Празднество началось пальбой из пушек и парадом войск, а закончилось устройством фейерверка, состоящего из двух отделений. Сначала зажгли фейерверк на переднем дворе Пресненского дворца, действие которого продолжалось в течение двух часов. Во время этого фейерверка был убит один дворянин; на голову его упала неразорвавшаяся ракета весом в пять фунтов. Кстати сказать, несчастные случаи при сжигании фейерверков были частым явлением; устроители постоянно получали сильные ожоги или ушибы. Несмотря на упомянутый нами несчастный случай, в тот же день на внутреннем дворе дворца был сожжен приготовленный лично Петром другой фейерверк, действие которого продолжалось в течение трех часов.

Расширению производства разных фейерверочных фигур способствовало создание еще в 1680 г. в Москве специального ракетного заведения. Вскоре после этого были определены точные величины наружных диаметров фейерверочных гильз — калибры по весу свинцовых шаров данных размеров. С тех пор появились названия: полуфунтовая ракета, двухфунтовый фонтан[4] и т. и.

Желая получить сведения о достижениях пиротехники и, в частности, фейерверочного искусства за рубежом, Петр постоянно интересовался новейшей западноевропейской литературой по данному вопросу. Для устройства фейерверочных зрелищ он иногда привлекал иностранцев-специалистов, проживавших в так называемой Немецкой Слободе. Но вместе с тем следует подчеркнуть, что русские пиротехники умели уже тогда не хуже «иноземных» изготовлять и сжигать фейерверки.

В 1693 г. в дни масленицы в селе Воскресенском были сожжены два фейерверка, из них один русскими, а другой иностранцами. Упомянутый выше Гордон в своем дневнике по этому поводу писал, что фейерверк, изготовленный и сожженный русскими пиротехниками, произвел, в равной мере с другим, превосходное впечатление на зрителей. В устройстве обоих фейерверков активное участие принимал сам Петр. В одном из них после троекратного залпа из 56 орудий вспыхнул белым огнем павильон с именным вензелем «генералиссимуса» князя Ф. Ю. Ромодановского, являвшегося тогда «адмиралом» Переяславской флотилии и начальником «потешных» полков. Затем был освещен транспарант с изображением Геркулеса[5], раздирающего пасть льва. Этот фейерверк любопытен применением декоративного оформления. В сопоставлении «генералиссимуса» Ромодановского с изображением Геркулеса, раздирающего пасть лыза, содержится как бы намек на возросшую силу «потешного» войска.

В том же 1693 г., будучи в Архангельске, Петр также придает одному устроенному там фейерверочному зрелищу определенное смысловое значение. Об этом фейерверке в описании поездки Петра на север страны говорится, что он, находясь на плоту, «потешные вещи, рокитки и гранадки спущал». Одновременно на плоту были «чиненные потехи», в том числе «кораблик», оснащенный различными фейерверочными изделиями, создававшими при сгорании огненно-световой эффект. Упомянутый «кораблик» символически выражал любовь Петра к морю и его намерение приступить к созданию флота.

В самом конце XVII в. резко изменился характер празднования государственных и общественных событий, что проявилось впервые, в торжествах, организованных по поводу победы русских войск над турками в Азовскую кампанию 1696 г. Напомним, что в результате этой победы возрос престиж России на международной арене, упрочилось ее положение на южных границах и у передовых русских людей окрепла надежда на успех борьбы русского государства за естественный выход к морским просторам. Петр поэтому счел необходимым всемерно подчеркнуть значение Азовской победы, используя для этого разнообразные средства.

Уже на второй день после взятия Азова в лагере русских войск состоялось празднование — раздавались громовые раскаты пушечных и ружейных залпов. Даже на стругах (небольших кораблях) производилась «везде трижды заздравная радостная стрельба». Известный и ранее в русском государстве обычай отмечать отдельные события салютными выстрелами был исполнен тогда с особой торжественностью.

По пути возвращения в Москву некоторые полки во главе с Петром и другими военачальниками остановились в Черкасске, где 18 августа также праздновалось взятие Азова. В этот день, после обеда, который давал Петру донской атаман Фрол Миняев, был сожжен фейерверк, продолжавшийся до полуночи. Это был первый случай, когда наряду с салютными выстрелами был специально устроен фейерверк в честь военной победы.

30 сентября была по-новому организована в Москве торжественная встреча войск, возвратившихся из Азовского похода. По распоряжению Петра «мастер Иван Салтанов с товарищами» построил «нарядные триумфальные ворота», через которые проходили победители турок. Торжественное шествие войск неоднократно сопровождалось пушечными и ружейными салютами.

Не касаясь подробностей встречи в Москве полков, вернувшихся из-под Азова, отметим лишь, что в постройке и декоративном оформлении триумфальных ворот впервые нашли широкое применение такие элементы светского искусства, которые в первой четверти XVIII в. и позже будут постоянно служить для украшении официально парадных сторон русской жизни. Москвичи с изумлением взирали на диковинные «врата», на громадные резные статуи Геркулеса и Марса[6], поддерживавшие их свод, на расположенные во многих местах триумфального сооружения живописные картины, прославлявшие «труды командора» и храбрость «воев полевых и морских». На некоторых из этих картин события Азовского похода были выражены аллегориями, почерпнутыми из мифологии, античной литературы и искусства. В оформлении триумфальных ворот были также впервые использованы в небольшом количестве зажженные фонарики, послужившие началом устройства праздничных иллюминаций.

Новые формы празднования военных побед нашли еще более яркое выражение в больших торжествах и увеселениях, организованных в феврале 1697 г., в дни масленицы. Эти празднества происходили у Красного Села (на окраине Москвы) при громадном стечении народа. Вокруг большого пруда и на его ледяном покрове были воздвигнуты сооружения, представлявшие подобие Азова, с башнями, воротами и «каланчами нарядными» (минаретами? — В. В.). Вся эта своеобразная декорация была иллюминирована.

Здесь, помимо различных «веселостей», были устроены «потехи изрядные» с участием полков, вернувшихся из азовского похода, они разыграли сцены бомбардировании, штурма и взятия Азова.

Празднества по поводу Азовской победы, состоявшиеся у Красного Села, получили красочное оформление устройством фейерверочного зрелища, продолжавшегося с полуночи до утра. Об этом фейерверке один из современников сообщает такие подробности: «…на льду представлен был прекрасный фейерверк. Оный состоял из разных искусных машин, расположен был в двойном четырехугольнике и окружен всякого рода и всяких величин ракетами, которые занимали на льду великое пространство. Его царское величество находил отменное удовольствие быть между инженерами и участвовал сам в работании самой большой машины, которая была поставлена в средине прочих. Она представляла двоеглавного с распростертыми крыльями орла, который левою ногою бросал горизонтально ракеты в один рог полумесяца, что и происходило весьма удачно…»

Надо полагать, что зрители фейерверка с увлечением развлекались тем, как российский орел метко обстреливал турецкий полумесяц ракетами и как при этом последние разрывались с ослепительным блеском. Для своего времени это была трудная задача в техническом отношении. Помимо того, в приведенном нами сообщении говорится, что фейерверк «состоял из разных искусных машин». Действительно, тогда было исполнено немало других декоративно-фейерверочных «потех».

Общий вид этого фейерверка запечатлен на гравюре А. Шхонебека (рис. I).[7] Внизу гравюры, наряду с указанием имени художника и даты устройства фейерверка, приведены пояснения отдельных деталей изображения. На переднем плане фейерверочного зрелища, в специально прорубленном во льду пруда широком бассейне, была представлена декорация, изображавшая Нептуна,[8] плывущего на морском коне, с разрывавшимися вокруг фугасами. Нептун символизировал победу России на море. За ним, на ледяной площадке, возвышались триумфальные ворота, но сторонам которых тянулась «ограда» из «огнеметающих» ракет.

Центральное место (на втором плане) занимал огромный «монумент» в честь русского государства с подписью «victoria» (победа), на пьедестале которого имелось и аллегорическое изображение победы. Монумент был увенчан сиянием фейерверочных огней. По сторонам его помещалась упоминавшаяся уже декорация в виде парящего в воздухе «российского орла», поражающего «турецкий полумесяц»,[9] что являлось обобщенным выражением успешных действий русской армии и, в частности, ее артиллерии под Азовом. В том же ряду стояли два транспаранта с изображениями русской армии и флота, осаждающих Азов, «победоносные столпы или трофеи» и на площадке перед ними другие «столпы, из которых большие ракеты пусканы», «светильницы дне, различными огнями зрение удивительно освещающие», мортиры, выбрасывавшие потешные огненные ядра, и др. Весь фейерверк состоял из богатого и разнообразного набора изделий увеселительной пиротехники, создававших красивые огненно-световые эффекты.

В 1697–1698 гг., в период пребывания так называемого «великого посольства» за границей, Петр и его помощники, выполняя важные государственные дела, имели также возможность непосредственно ознакомиться с фейерверочным искусством Западной Европы. Так, Бранденбургский курфюрст Фридрих III устроил в честь Петра и посольства блестящий фейерверк, состоявший из трех отделений. В первом отделении были показаны восемь горящих пирамид с именем Петра, русским гербом и приветственной надписью. Во втором отделении, происходившем на дворцовом пруду, была показана декорация, представлявшая триумфальную арку с русским гербом и плавающими вокруг нее сиренами и лебедями, начиненными пиротехническими изделиями. В третьем отделении, состоявшемся также на пруду, была представлена декорация, изображавшая русский флот перед Азовом. Содержание этого фейерверка говорит о том, что Фридрих III, установивший тогда с Петром соглашение о дружбе, выразил признание большого значения победы русской армии и флота в Азовскую кампанию 1696 г.

Большой фейрверк в честь «великого посольства» был сожжен и в Амстердаме. Здесь была сооружена на двух плоскодонных судах довольно сложная декорация, в центре которой находилась триумфальная арка высотой в 42 фута, с четырьмя колоннами. В боковых входах арки помещались высеребренные статуи Марса и Геркулеса, поддерживавшие щит с российским гербом, вензелем Петра I и соответствующими надписями. Над триумфальной аркой возвышался земной глобус, покоящийся на хвостах четырех высеребренных дельфинов. В качестве украшения всей декорации были использованы многие иные мифологические изображения, урны на пьедесталах, гербы и другие предметы. Фейерверк начался с того, что загорелись российский герб и вензель Петра I. После этого вся декорация осветилась фейерверочными огнями, действие которых продолжалось 42 минуты. Об этом фейерверке в «Статейном списке» посольства говорится: «Августа в 19 день по прошению амстердамских бургомистров великие и полномочные послы смотрели из особого дому нарочных, устроенных для них огнестрельных вещей, которые учинены на воде на ботах: четыре столба, наверху глобус, по всем углам дины морские, в середине орел двоеглавой великой, у которого на грудях и на персях написано латинскими словами: «великий царь Петр Алексеевич да живет»; (по обе стороны орла два мужа на четвероугольных столпах, пониже… орла стоял герб голанской), да около множество сосудов, в которых многие и великие ракеты, которые горели зело стройно и порядочно, и многие из себя разноцветные огни выдавали; и верховые ракеты зело добры и высоки были».

По случаю пребывания Петра и «великого посольства» в Вене здесь также организовывались празднества. В день именин Петра венский двор устроил великолепный бал и блестящий фейерверк, действие которого продолжалось около двух часов. Любопытно отметить, что фейерверк сжигался на противоположном от зрителей берегу реки, причем он начался по сигналу посланной Петром ракеты.

В свою очередь, будучи за границей, «великое посольство» по инициативе Петра неоднократно устраивало фейерверки в ознаменование некоторых событий, отмечавшихся одновременно в Москве. Например, Петр получил в Амстердаме донесение с родины, что турки пытались вернуть Азов и совместно с крымскими татарами вторгались в низовья Днепра с целью вытеснить русских из укреплений. В частности, большое войско турок пыталось овладеть Таванском, но выполнить этого не смогло благодаря тому, что гарнизон города под начальством воеводы Василия Борисовича Бухвостова мужественно отразил врагов и принудил их удалиться. В числе многих убитых неприятелей был сам турецкий сераскир. По поводу Таванской победы «великим посольством» было организовано в Амстердаме празднество, с приглашением на него многочисленных гостей. В заключительной части торжества был сожжен фейерверк.

В «Статейном списке» посольства говорится: «Ноября в 28 день был в Амстердаме у великих и полномочных послов для одержания побед над турецкими войски триумф, на котором были многие начальные люди и амстердамские бургомистры, и по обеде пусканы многие художественные огнестрельные гранаты и верховые и водяные ракеты,[10] и была музыка». Очевидно, фейерверк был внушительных размеров и отличался богатством своего оформления, на него было израсходовано 440 ефимков — довольно большая сумма для того времени.

Интересно, что этот и другие фейерверки подготовлялись и сжигались русскими пиротехниками, находившимися в свите «великого посольства». В упомянутом «Статейном списке» иногда особо подчеркивается: «… огнестрельные потехи, и верховые и водяные ракеты, которые устроены от московских бомбордиров зело изрядные и удивления достойные».

Постоянное внимание Петра к подготовке кадров пиротехников и деятельность основанного им в Москве ракетного заведения способствовали улучшению составов пиротехнических изделий, применявшихся в фейерверочном искусстве. Один из очевидцев фейерверка, устроенного в феврале 1699 г. в Москве, писал об использовании тогда новых «серных составов». Вскоре после этого стали употребляться и изделия, дававшие цветные огни, получаемые путем прибавления к селитро-серным составам окрашивающих солей. Изготовляемые в самом конце XVII в. фейерверочные составы производили уже большие огненно-световые эффекты. При этом не всегда принимались необходимые меры для предотвращения легко возникавших тогда пожаров. Сохранилось известие о том, что летом 1699 г. в связи с прибытием шведского посольства был устроен в Москве фейерверк, и от запускавшихся ракет возник пожар, продолжавшийся почти целые сутки. В результате этого в столице сгорели сотни жилых домов и других построек.

Обратимся теперь к публичным торжествам, организованным правительством Петра в связи с наступлением 1700 года. Как известно, с этого года было введено в России новое летосчисление и установлено начало календарного гражданского года с первого января. (В церковном обиходе новый год по-прежнему начинался с первого сентября).

В некоторых источниках имеются любопытные сведения, дающие яркое представление об общем характере справлявшегося в 1700 г. в Москве праздника Новолетия.

Указом Петра I от 20 декабря 1699 г. предписывалось горожанам, проживавшим на «больших и проезжих знатных улицах», украсить свои дома на время с первого по седьмое января, ветвями сосновых, еловых и можжевеловых деревьев. Наступление нового года должно было отмечаться совершением специальных богослужений в церквах и молельнях. В указе также говорится: «Да генваря ж в 1 день, в знак веселия, друг друга поздравляя новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на Большой Красной площади огненныя потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам Боярам и Окольничим и Думным и Ближним и знатным людям палатнаго, воинского и купецкаго чина именитым людям, каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из несколько мушкетов или иного мелка го ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится, и по улицам большим, где пространство есть, генваря с 1 по 7 число по ночам огни зажигать из дров или хворосту или соломы, а где мелкие дворы, собрався пять или шесть дворов, такой огонь класть или кто похочет на столбиках поставить по одной или по 2 или по 3 смоляные и худые бочки, и наполняя соломою или хворостом, зажигать».

Действительно, празднование Новолетия происходило в Москве в соответствии с данным указом. Так, в «Дворцовых разрядах» упоминаются торжественное богослужение, парад войск и салют, а в «Поденной записке» отмечаются также факты устройства фейерверков и иллюминаций, сооружения триумфальных ворот и украшения многих домов «ветвями от разных дерев».

Один из современников писал, что и течение недели не умолкала пальба, производившаяся из 200 орудий на Красной площади и многих ружей на частных дворах. По словам того же очевидца, ночью везде горели огни и хлопали ракеты. Торжества закончились большой процессией (крестным ходом) на Иордань.

Огненно-световым зрелищам и эффектам отводилась большая роль в декоративном оформлении новогодних празднеств. Заслуживает внимания то, что все знатные лица, дворяне, служилые люди и купцы должны были «выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится». Это свидетельствует о значительном производстве — изделий потешной пиротехники. Интересно, что наряду с фейерверками было придано большое значение устройству широко распространенных в быту народа праздничных костров.

Новогодние торжества 1700 года смыкались с рождественскими и крещенскими «вакханалиями», во время которых уже издавна организовывались различные «огненные потехи». Обычай устройства последних имел место и в так называемый день Симеона Летопроводца (первого сентября) — ранее принятой даты начала гражданского года.

Кстати, отметим также, что не только в России, но и в других странах по случаю проводов старого и встречи нового года с давних пор справлялись большие празднества, которым сопутствовали салюты и «огненные потехи». Например, любопытны наблюдения участников русской дипломатической миссии, отправленной в Китай в конце XVII в. В дневнике этого посольства записано: «Генваря 7 дня к вечеру зачался в городе Пеките праздник, которой через три недели продолжался и которой повсягодно торжествуют, а именно когда первой месяц в году родится. Он был объявлен звоном большаго дворцоваго колокола, через пушечную стрельбу и боем некоторых барабанов, которые токмо при службе идолов употребляютца. По такому сигналу звук везде ракетами, шлагами,[11] и фузейною стрельбою воззвенело, с которыми всякой обыватель по возможности радости своей оказательство предъявил».

В первой четверти XVIII в. осуществлялись основные реформы, связанные с именем Петра I. Эти преобразования, обусловленные всем ходом исторического процесса, имели огромное значение для укрепления и дальнейшего развития русского национального государства. Большие изменения происходили в области культуры и быта, что сказалось также на характере публичных мероприятий того времени, Много новшеств было внесено при праздновании государственных и общественных событий.

На рубеже XVII–XVIII вв. началась Великая Северная война, длившаяся 21 год. Россия в борьбе со Швецией ставила перед собой ограниченную задачу: добиться выхода к Балтийскому морю и возвратить исконные русские земли, что вызывалось жизненными потребностями развития русского государства. «Никто, — писал К. Маркс, — не мог себе представить великую нацию, оторванную от морских побережий и устьев ее рек… Россия уже не могла оставить в руках шведов устье Невы, которое являлось естественным выходом для сбыта продукции северной России… Петр завладел всем тем, что было абсолютно необходимо для развития его страны».[12]

Несомненно, что Петр I, в отличие от шведского короля Карла XII, не строил несбыточных планов по завоеванию других государств. Известный историк XVIII в. И. И. Голиков, собравший много материалов о событиях первой четверти XVIII в., сумел хорошо выразить оценку русскими людьми своего времени политических устремлений Петра. По его словам, Петр «желал только возвратить отторгнутые шведами от России древние провинции и иметь на Балтийском море порт в пользу торговли поданных с европейскими народами… Умеренность сию никакие успехи у него не затмевали».

При подстрекательстве и поддержке со стороны ряда западноевропейских государств Карл XII неоднократно отвергал предложения Петра о заключении мира. По меткому выражению того же И. И. Голикова, «Вся Европа обратила на него (т. е. Карла, — В. В.) взор свой. Франция ему похлебствовала, Англия ласкала, император (австрийский, — В. В.) опасался его оскорбить».

Русская публицистика того времени страстно разоблачала воинственный авантюризм Карла XII, высказывала решимость России отстоять свои права, укрепляла веру русских людей в победу над неприятелем. В этом отношении сыграли немалую роль и такие публичные мероприятия, как массовые празднества, триумфальные сооружения, парады и торжественные шествия войск, иллюминации, театральные и фейерверочные зрелища.

Останавливаясь специально на рассмотрении фейерверочных зрелищ начала XVIII в., необходимо сперва отметить следующее. В то время русские пиротехники изготовляли уже фейерверочные фигуры многих видов, что способствовало разнообразию и великолепию «огненных потех». Все известные тогда в Европе изделия потешной пиротехники получили применение и в фейерверках, устраивавшихся в России. «Верховые» фигуры — ракеты и им подобные — отрывались от земли и быстро поднимались вверх, оставляя плавные или зигзагообразные светящиеся следы. Другие («низовые») во время своего сгорания производили огненно-световые эффекты или громкие выстрелы на самой площадке фейерверочного зрелища. При устройстве фейерверков вблизи водоемов употреблялись также изделия, горевшие на воде. В таких случаях ими начинялись особого рода фугасы, имевшие вид морских животных (киты, дельфины) и водоплавающих птиц (лебеди, гуси, утки и др.). Эти декоративные пиротехнические фигуры быстро плавали, вертелись, временами погружались в воду и, наконец, с выстрелами разрывались. Некоторые из них (в виде китов) выбрасывали струи блестящих искр.

В ряде случаев мелкие изделия присоединялись к более крупным, образуя сложные фейерверочные фигуры. Так, например, некоторые большие ракеты при разрыве выбрасывали мелкие изделия, создававшие впечатление ярко горевших и рассыпанных звезд или массы медленно падавших с высоты светящихся «серебряных» и «золотых» точек (капель) в виде «огненного дождя». Не мало было также сложных наземных фейерверочных фигур.

Как простые, так и сложные изделия увеселительной пиротехники обычно сжигались группами и в различных сочетаниях друг с другом, создавая ту или иную декорацию фейерверочного зрелища.

Разнообразным сочетанием «верховых» и «низовых» фигур получались красивые и затейливые композиции. На довольно значительной высоте достигались эффекты, как бы воспроизводившие огромные букеты, снопы, гирлянды и пр., а на площадке — ряды блестящих фонтанов, водяные каскады, лиственные и цветочные мозаики, ослепительные солнца и колеса, вертящиеся мельницы, бриллиантовые пирамиды и иные виды фейерверочного убранства. Таким образом, эффективность и развлекательность зрелищ, зависела в большой мере от изобретательности его устроителей. Фейерверочное представление слагалось обычно из многих сменявших друг друга композиций такого рода.

Наряду с чисто пиротехническими, огненными композициями в фейерверочных представлениях начала XVIII в. стали занимать значительное место специальные декорации, рассмотрению которых уделяется особое внимание в настоящем очерке. Мы имеем в виду декорации, придававшие определенное смысловое значение фейерверочным представлениям. Среди них надо назвать в первую очередь щиты, обведенные фитилями, пропитанными медленно горящими составами. Эти фитили давали сплошную огненную линию, а поэтому использовались для выполнения крупным планом всевозможных контурных изображений, посвященных тем или иным событиям.

В декоративном оформлении фейерверочных зрелищ большая роль отводилась транспарантам, наиболее пригодным для быстрого чередования тех или иных изображений. Эти изображения чаще помещались на обеих сторонах полупрозрачной материи транспаранта и становились видны зрителям в зависимости от его освещения то с одной, то с другой стороны. Употреблялись также транспаранты с прорубленными отверстиями, сделанными в картоне, досках или ином плотном материале. Эти отверстия образовывали штриховой или сплошной линией контуры необходимого рисунка и освещались фейерверочными огнями с задней стороны транспаранта.

Специальные декорации создавались также способами, известными в театральном искусстве. Так, для фейерверочных представлений изготовлялись объемные декорации в виде павильонов, беседок, галерей, террас, бассейнов, обелисков, статуй, эмблем и т. п., которые в свою очередь оснащались различными пиротехническими изделиями.

Важно обратить внимание и на то, что в декоративное оформление фейерверочных представлений стали постоянно вводиться аллегорические и эмблематические изображения, выражавшие в наглядной, образной и лаконичной форме основную идею, содержание и значение данного празднества, торжества, события и т. д.

Со времени празднования в 1696 г. победы русских войск под Азовом основой этих аллегорий, символов и эмблем являлись сюжеты светского содержания, почерпнутые из истории, литературы, мифологии, приуроченные к современным событиям общественно-политической жизни.

Для Петровского времени характерно то, что символы, аллегории и эмблемы отражали не отвлеченные, абстрактные представления, а главным образом конкретные, реальные идеи, задачи, события, которые назрели, осуществлялись, имели место в действительности.

Как уже было сказано, для символо-аллегорических изображений очень часто использовались сюжеты античной мифологии. Это объясняется прежде всего усилением интереса образованной части дворянства к истории и культуре античного мира. Со промоин Киевской Руси началось и затем не прекращалось знакомство узкого круга русских книжников с наследием классической древности. В Петровское же время, когда возросла образованная прослойка общества и произошли значительные сдвиги в развитии всей русской культуры, естественно повысился интерес к ознакомлению с античностью, образы которой так прочно вошли тогда в арсенал искусства и литературы Европы. Известно, что ряд деятелей Петровского времени пополнял с большим усердием свои библиотеки сочинениями древних авторов и непосредственно занимался их переводом на русский язык. В качестве примера, свидетельствующего об интересе к античности, можно также напомнить приобретение Петром замечательного памятника эллинистического искусства — статуи Венеры, получившей затем наименование Таврической и ныне находящейся в экспозиции Государственного Эрмитажа. Это была первая античная скульптура, привезенная в Россию.

В среде наиболее образованной части дворянского класса давно сложились представления об античном периоде истории как об эпохе героических событий и высокой культуры, что отвечало настроениям Петра и многих его современников — участников его преобразований и событий большого исторического значения. Не случайным являлось, что образованные греки — современники Петра, скорбевшие о тяжелой участи своей родной страны под турецким владычеством, прибегали часто в своих литературных произведениях к образному уподоблению преобразований и событий и России в первой четверти XVIII в. историческим примерам политического и культурного подъема в древней Греции.

Необходимо также отметить, что широкое использование сюжетов и образов античной мифологии в фейерверочных представлениях, как и во многих произведениях искусства и литературы, являлось своеобразным средством утверждения светского направления в культуре и в быту. Светская тематика в ее самых разнообразных проявлениях внедрялась Петром в борьбе с закостенелыми, консервативными взглядами, сохранявшими следы недавнего господства церковно-богословской схоластики во всех областях идеологической и культурной жизни страны.

В предисловии описания триумфальных ворот, сооруженных Московской славяно-греко-латинской академией в 1704 г. в честь первых успехов русских войск в Северной войне, дается любопытное обоснование использования аллегорических и других изображений светского содержания на темы современных событий, античной истории и мифологии. Здесь говорится следующее: «Но яко мню, удивишися, православный читатель, яко торжественная сия врата (яко же в прошлых летах) не от божественных писаний, но от мирских историй; не святыми иконами, но от мирских историков, или от стихотворцев вымышленными лицами и подобиями от зверей; птиц, древес и прочих, вещь намеренную изобразуем. Ведати же тебе подобает: яко сия не суть храм или церковь во имя некоего от святых созданная, но политичная, си есть гражданская похвала труждающимси о целости отечества своего и труды своими…»

В начале XVIII в. издавались специальные пособия, содержавшие изображения эмблем, символов и аллегорий. Из них была особенно распространена книга под названием «Символы и эмблемата», изданная по распоряжению Петра I дважды — в 1705 и 1719 гг. Фронтиспис книги украшен портретом Петра, выполненным с оригинала работы Кнеллера. Над портретом русская и латинская надписи: «Красота и защищение от него».

Вокруг портрета расположены восемь изображений с соответствующими к ним надписями на русском и латинском языках. Они прославляют в общей форме Петра I, а также содержат намеки на события того времени (рис. 2).

В самой книге помещено свыше 840 гравированных на меди рисунков с краткими пояснительными надписями на 9 языках. В связи с конкретными обстоятельствами этим символам и эмблемам придавался тот или иной смысл; и вполне естественно, что они часто использовались в декорациях фейерверочных зрелищ.

В развитии фейерверочного искусства в первой четверти XVIII в. первостепенная роль принадлежала несомненно фейерверкам, устраивавшимся в связи с празднованием военных побед, знаменовавших новые успехи в решении основной задачи, поставленной Петром. Вопросам организации и декоративного оформления таких фейерверков уделялось очень большое внимание. Значительная часть из них нашла отражение в гравюрах. Особенно тщательно изображались специальные декорации, раскрывавшие идейное содержание торжеств и представлявшие собой характерную особенность фейерверочных представлений того времени.

Гравюры с изображениями этих фейерверков распространялись как внутри страны, так и за ее пределами, служа прославлению побед русской армии и одновременно свидетельствуя о росте русской художественной культуры. Некоторые такие гравюры помещены в известном сочинении «Книге Марсовой», в которой даны описания событий Северной войны до 1713 г. Более полный подбор изобразительных материалов предполагалось представить в другом сочинении. Осенью 1724 г. кабинет-секретарь А. В. Макаров потребовал у видного военного специалиста и инженера В. Д. Корчмина прислать ему «для вношения в новосочиняющуюся о шведской войне историю» копии с рисунков фейерверков, устраивавшихся «с начала государствования его императорского величества»[13] (т. е. Петра I, — В. В.). В свою очередь Корчмин просил Макарова уточнить список потребных изображений и «уведомить подлинно которого году и какия фейверошные в прежде упомянутую гисторию надобны фигуры». Он писал также, что выполнить копии со всех имевшихся у него рисунков трудно «занеимением рисовальщиков». К тому же, указывал Корчмин, — «не мало в грыдоровании да и многих фейерверков в кабинете его императорского величества рисунки имеютца быть, также и тиснением в прошедшие времена довольно их есть и изображено и от нас рисунков несколько послано».[14]

После сказанного выше обратимся к рассмотрению конкретных фейерверочных зрелищ первой четверти XVIII в., представляющих для нас большой интерес, поскольку они непосредственно отражали известные события и в то же время находились в теснейшей связи с различными сторонами общественно-политической и культурной жизни страны.

Прежде всего следует отметить фейерверк, связанный с началом Северной войны.

В письме к Ф. М. Апраксину от 22 августа 1700 г. Петр писал: «Мы здесь (т. е. в Москве, — В. В.) в 18 день объявили мир с турки зело преизрядным фейерверком, в 19 день объявили войну против шведов».

Вероятно, упомянутый Петром фейерверк отразил своей специальной декорацией не только первое, но и второе событие. Не случайно, в известном уже нам документе Корчмин писал об этом фейерверке, что он был устроен «по объявлении шведской войны», и его изображение в числе прочих предполагалось поместить «и новосочиняющуюся о шведской войне гисторию». Он же сообщал, что в декорации означенного фейерверка была использована «главная… фигура» фейерверочного зрелища, бывшего «на Красном Пруде в 1699 г. по прекращении турецкой войны…»[15]

В архивных делах в качестве приложения к письму Корчмина сохранился и рисунок с изображением названной «главной фигуры» в виде трех соединенных транспарантов.

В центре (рис. 3) показан двуглавый орел[16] с мечом и масличной веткой; надпись: «един единого помощию».

Указанное изображение неоднократно появлялось в декоративном оформлении фейерверков Петровского времени. В обстановке войны с Турцией и Швецией оно напоминало зрителю о постоянном стремлении России к справедливому миру и о готовности ее в случае необходимости защищать свои права в борьбе с неприятелями.

Слева изображена массивная, наглухо закрытая дверь с большим замком; надпись: «единыя кроме союзных». Эта аллегория содержала главным образом намек на то, что Россия должна обезопасить себя со стороны Турции.[17] Как известно, в 1699 г. Россия начала активную подготовку к борьбе со Швецией, а потому стала всемерно добиваться прочного мира на своих южных границах. Естественно, что с еще большим основанием данная аллегория могла быть представлена в интересующем нас фейерверке 19 августа 1700 г. по поводу официального провозглашения мира с Турцией, буквально накануне Северной войны. Только, возможно, ей сопутствовала тогда подпись несколько иного содержания.

Наконец, справа на рисунке показан корабль с поднятыми парусами, уходящий в море; надпись: «за отечество». Это изображение и сопутствующая ему надпись выражали патриотизм передовых русских людей, испытывавших чувство гордости за создание отечественного флота. На примере азовской кампании 1696 г. было доказано его боевое значение. Молодой флот стал быстро возрастать. Уже летом 1699 г. на европейскую дипломатию произвело огромное впечатление появление у Керчи[18] большой русской эскадры. Турки согласились вести переговоры о мире, и в начале сентября в Константинополь прибыл на фрегате «Крепость» русский посол Емельян Украинцев. Несомненно, что данная аллегория, показанная в фейерверках 1699 и 1700 гг., говорила во втором из них уже о важной роли флота в предстоявшей борьбе со Швецией.

1 января 1702 г. русские войска под начальствованием Б. П. Шереметева одержали у Эрестфера[19] первую крупную победу в Северной войне, разбив восьмитысячный отряд шведов под командованием Шлиппенбаха. Спустя несколько дней, в честь этой победы в Москве было организовано всенародное празднество, которое, в частности, имело своей целью поднять настроение народа и рассеять распространенное мнение о непобедимости шведской армии. Любопытно, что в виршах, сочиненных неизвестным нам стихотворцем ко дню празднования указанной победы, имелись такие строки:

Празднование началось торжественным молебствием в Успенском соборе. Затем при колокольном звоне был произведен салют из пушек, а также из ружей полков, расположенных на Красной площади. Здесь же в специально сооруженном деревянном павильоне состоялось пиршество для сановников, иностранных посланников, именитых купцов и офицеров. Вечером был сожжен фейерверк со множеством потешных огней. Об этом фейерверке сообщает некоторые подробности известный голландский художник и путешественник Корнилий де Бруин.

Фейерверк продолжался в течение трех часов и одновременно с ним было произведено еще несколько пушечных салютов. По словам де Бруина, «невозможно было бы перечесть несметное множество народа, собравшегося на это зрелище со всех сторон».

В фейерверке была представлена специальная декорации в виде трех транспарантов, установленных на высоких деревянных стеллажах. Об этих транспарантах де Бруин писал: «Рисунок этого потешного огненного увеселения был вновь изобретенный, совсем непохожий на все те, которые я до сих пор видел. Посередине, с правой стороны, было изображено Время, вдвое более натурального росту человека; в правой руке оно держало песочные часы, а в левой пальмовую ветвь, которую также держала и Фортуна,[22] изображенная с другой стороны, с следующей надписью на русском языке: «Напред поблагодарим бога». На левой стороне… представлено было изображение бобра, грызущего древесный пень, с надписью: «Грызя постоянно, он искоренит пень». На третьем станке, опять с другой стороны, представлен еще древесный ствол, из которого выходит молодая ветвь, а подле этого изображения совершенно спокойное море и над ним полусолнце, которое, будучи освещено, казалось красноватым и было со следующей надписью: «надежда возрождается»».

В связи с рассказом де Бруина заслуживает внимания гравюра, выполненная в манере Шхонебека (рис. 1), на которой изображены, несомненно, упомянутые транспаранты.[23] Это находит прямое подтверждение в одной из памятных записок Петра I, где дается краткое описание гравюры и указывается, что последняя изображает фейерверк, сожженный в честь победы при Эрестфере.[24]

Центральный транспарант, помещенный на гравюре вверху, напоминал об одержанной победе и выражал надежду на благоприятный исход дальнейшей борьбы. Показанные на нем аллегорические фигуры как бы соответствовали смыслу известной формулы: «время и счастье работают на нас».[25]

Другой транспарант, представленный слева, в нижней части гравюры, интересен тем, что здесь показана аллегория, дававшая поэтическое осмысление отмечавшегося события. Подобно тому как молодая поросль вселяет уверенность в возрождение, жизненной силы пострадавшего дерева, так первая победа укрепляла надежду на возрастание могущества России. Это аллегорическое изображение на переднем плане композиционно теснейшим образом связано с его фоном — спокойным морем и восходящим на горизонте солнцем, что являлось как бы олицетворением ожидаемых успехов и благополучия.[26]

Изображение третьего транспаранта напоминало о способностях бобра как в воде, так и на суше с редким упорством преодолевать трудности и достигать изумительных результатов. В аллегорическом смысле, применительно к празднуемому событию, оно говорило о том, что только постоянным упорством можно добиться намеченной цели. Иначе сказать, первая победа при Эрестфере должна быть продолжена следующими успехами русских, которые и приведут к окончательной победе над Швецией.[27]

В фейерверке имели место и другие специальные декорации. Де Бруин отмечал, что «посреди площади представлен был огромный Нептун[28], сидящий на дельфине, и около него множество разных родов потешных огней на земле, окруженных колышками с ракетами, которые производили прекрасное зрелище, частично рассыпаясь золотым дождем, частично взлетая вверх яркими искрами». Несомненно, что возвышавшийся на площади Нептун символизировал стремление России добиться выхода к Балтийскому морю.

Помимо различных фейерверочных огней, горевших непрерывно и в огромном количестве, Красная площадь освещалась иллюминацией. Де Бруин отмечает, что на площади была воздвигнута «значительнейшая башня», освещенная огнями сверху донизу.

1 января 1703 г. в Москве было организовано триумфальное торжество в ознаменование взятия русскими войсками Нотебурга, тогда же переименованного Петром в Шлиссельбург. Как известно, эта победа дала возможность русской армии продвигаться вниз по Неве, не опасаясь за свой тыл. Овладение старой новгородской крепостью Орешек, названной шведами Нотебургом, имело и большое политическое значение. В объяснительном тексте к чертежу осады Нотебурга, написанном самим Петром, говорилось: «Таковым образом через помощь божию отечественная крепость возвращена, которая была в неправдивых неприятельских руках 92 (года)». Кстати также указать, что на медали, выбитой по случаю взятия Нотебурга, помещено изображение его осады с надписью: «Был у неприятеля 90 лет».

Во время упомянутого празднества было устроено фейерверочное зрелище, интересное для нас тем, что в нем показывались транспаранты, отражавшие историческое событие. Известна гравюра с изображениями четырех транспарантов (рис. 5).

На первом транспаранте (внизу, слева) мы видим аллегорические фигуры «Время» и «Счастье», держащие вид Нотебурга, обстреливаемого русскими и выше их Марса и Палладу,[29] венчающих лавровым венком ученого монаха Бертольда Шварца, которому приписывалось изобретение пороха в XIV в. По всей вероятности, на этом транспаранте имелась также надпись, аналогичная по смыслу приведенным словам Петра и надписи на медали.

Другой транспарант (на гравюре помещен над первым) изображал двуликого Януса, держащего в правой руке ключ, в левой замок. Здесь же надпись: «Богу за сие благодарение, о сем прошение».[30] В данном случае «божественный привратник» древних римлян символизировал, с одной стороны, благодарение «православному богу» за взятие Шлиссельбурга (ключа-крепости), стоявшего на проходе к морю у истоков Невы. С другой стороны, изображение олицетворяло надежду на быстрое овладение в устье Невы другой шведской крепостью Ниеншанцем. Не случайно Ниеншанц, сразу же после его взятия, называется в русских источниках Шлотбургом (замком-крепостью), который действительно запер для шведского морского флота вход в Неву.

На третьем транспаранте представлен уходящий в море корабль с надписью: «Желания его исполняются». Это изображение говорило о том, что с овладением Нотебургом русское государство уже приблизилось к осуществлению своих стремлений — пробиться к Балтийскому морю.

Показанный на последнем транспаранте леопард с лавровой веткой, а также надпись «победа любит прилежание» аллегорически подчеркивали необходимость постоянных усилий и старании в достижении победы над врагом.

В день празднования взятия Нотебурга некоторые улицы и площади Москвы были иллюминованы. Так, высокая водовзводная башня была украшена «по ярусам круглым и в окнах, до самого верха» флагами разных цветов, между которыми находились большие и малые слюдяные фонари.[31] Вероятно, в праздничном убранстве города были применены также фонари, в которых вместо слюды использовалась ткань, расписанная соответствующими изображениями, и которые представляли собой особый вид транспарантов. В следующие годы такие фонари-транспаранты стали употребляться в большом количестве, так как освещенные в них картины служили доходчивым средством для выражения определенных идей. Наше предположение основано на том, что в связи с приготовлениями к празднованию взятия русскими войсками Нотебурга Петр указал: «а впредь сделать для таких же триумфов 500 фонарей, станки деревянные и оклеить холстиною, и учинить на тех фонарях виды различных фарб» (красок, — В. В.).

Лето 1703 г. ознаменовалось для России крупными военными успехами. Почти вся Ижорская земля,[32] отторгнутая шведами от русского государства в конце XVI — начале XVII в., была снова возвращена России. Русские войска, кроме Нотебурга, овладели городами Ямом, Копорьем и Ниеншанцем. По соседству с Ниеншанцом был заложен Петербург, ставший вскоре столицей империи. Тогда же было положено начало сооружению морской крепости Кронштадта. Россия прочно закрепилась на выходе к Балтийскому морю.

Одержанные в 1703 г. русскими войсками победы праздновались осенью того же года в Москве. Здесь были воздвигнуты трое триумфальных ворот, украшенных живописными панно и статуями, отображавшими упомянутые события. Состоялось торжественное шествие победителей, и были организованы народные гуляния. Торжества заключились «фейерверком и множеством огненных увеселений».

Празднование в Москве встречи нового 1704 года, проходившее под свежим впечатлением недавних военных успехов, также сопровождалось фейерверочным представлением. Это зрелище в общем виде и в деталях было воспроизведено на восьми гравированных картинках с краткими пояснительными надписями, выполненных А. Шхонебеком.

Театр фейерверка[33] занимал пространство шириною и глубиною в 100 аршин и находился на возвышении со спуском в шесть ступеней (рис. 6 и 7).

Фейерверочное представление началось с того, что был зажжен находившийся в центре задней стороны театра «государственный орел», символизировавший Россию. Его высота равнялась 30 аршинам. На распростертых крыльях орла были расположены панно с изображением Белого и Азовского морей, одной лапой он держал панно с изображением Каспийского моря.

Орел горел разноцветными огнями в течение получаса. За это время к нему приблизилась сбоку везомая двумя конями ладья-колесница с находившимся в ней Нептуном.[34] Последний держал панно с изображением Балтийского моря, которое было им передано в свободную лапу орла. После этого ладья с Нептуном, также горевшая цветными огнями, удалилась. Идея данной части представления заключалась в том, чтобы показать огромное значение достигнутого — завоевания выхода к Балтике, расширения морских границ России.

Вслед за тем загорелись «разными и удивительными» огнями два больших щита, выдвинутые сзади и поставленные по сторонам «государственного орла». На одном из них были изображены грабли, собирающие колосья, а над ними помещена надпись: «расточенная собирает».

Эта простая аллегорическая картина напоминала зрителям о том, что овладение русскими войсками Ижорской земли с городами Нотебургом, Канцами и другими является только возвратом искони принадлежавших России территорий. Пояснительная надпись перекликалась с другой, имевшейся под изображением карты Ижорской земли на одной из трех триумфальных арок, воздвигнутых в Москве еще осенью 1703 г. и стоивших во время описываемого фейерверка. Эта надпись подчеркивала, что «не чуждая» земля завоевана, а «наследие отец наших». На другом щите была изображена птичья клетка («птицеловка») с открытыми дверцами и над ней надпись: «Праздна будет егда прельщение непоможет».

В данном случае аллегория говорила о необходимости применять в военном деле обман неприятеля, хитрость (прельщение), подобно тому как птицелов должен прибегать к различным уловкам, если не хочет чтобы клетка оставалась пустой (праздной).[35]

Наконец, оба щита были отодвинуты, и перед глазами зрителей предстали «три большие главные фонари» (рис. 7 и 8). Центральный транспарант являлся живописным воспроизведением висевшего над ним «государственного орла» с четырьмя морями.[36] Другой (слева на гравюре) представлял собою уже известное нам панно, посвященное взятию Нотебурга с изображением его бомбардирования и увенчания лаврами Бертольда Шварца. На третьем транспаранте дано топографическое изображение р. Невы и Ниеншанца, окруженное богами античного мира Юпитером[37], Марсом и Палладой, олицетворявшими силу и мощь русского оружия. Вместе с тем интересно отметить, что этот, как и другой боковой «фонарь» увенчаны атрибутами мирного труда — земледелия, рудного дела, торговли и пр. — того, к чему стремилась Россия на вновь обретенных землях.

Помимо главных транспарантов, по сторонам театра фейерверка находилось двенадцать фонарей с изображениями символов, эмблем и аллегорий, написанными на полотне «достойными красками». По словам современника, они «необыкновенно и изрядно нощию с задними свещами явилися». На одной из гравюр, посвященных фейерверку, воспроизведены все эти изображения (рис. 9).

В связи с идеей данного фейерверочного представления нам нетрудно разгадать их смысловое значение, несомненно попятное также и современникам — жителям столицы. Здесь, например, показаны кующие железо кузнецы с сопутствующей надписью: «потребен труд во время». Ясно, что эта картинка тождественна по смыслу широко известному в народе изречению — «куй железо пока горячо». Столь же понятны и другие изображения; например, улей с пчелами (подпись: «размножитеся желают») символизировал пожелания новых удач; корабль, стоящий на рейде в порту (подпись: «желание его исполнилось») олицетворял выход России к морю и т. д.

В общем же все картинки, представленные на гравюре, отражали недавние событии и надежды на лучшее будущее, призывали закрепить и приумножить достигнуто результаты.

На переднем плане фейерверочного театра возвышались фонари-транспаранты, увенчанные деревянными резными статуями Юпитера, Марса, Паллады и Виктории (рис. 7). Каждая из них была расписана «пристойною краскою, златом и серебром» и высотою равнялись девяти «пядям» (1 м 58 см).

Эти статуи награвированы на отдельных листах и окружены аллегорическими изображениями, бывшими на фонарях (рис. 10, 13). Внизу гравюр помещены своеобразные пояснения к статуям. В частности, о «Виктории или Побеждении» говорится, что она «…ласковым и веселым лицом обещает щастливое лето, которое Юпитер, Марс и Паллада сотворили…» Так выражалась уверенность в достижении русской армией новых побед в наступившем 1704 г.

Не менее любопытны и картины транспарантов, показанные на этих гравюрах. Среди них следует отметить хотя бы некоторые. Так, например, изображение орла, нападающего на льва, с надписью «Приключаю и сильному трясение», прославляло первые победы России над Швецией, располагавшей тогда первоклассной армией (рис. 10). Бесхитростная аллегория в виде белки, грызущей орех, с надписью «Без труда не получишь» напоминала об усилиях русской армии, предпринятых для овладения Нотебургом — Орешком, и одновременно призывала к преодолению других трудностей, встречавшихся в ходе Северной войны (рис. 11). В связи с этим заслуживают упоминания слова Петра, высказанные им по поводу взятия Нотебурга — Орешка и широко известные современникам: «Правда, что зело жесток сей орех был, однако ж, слава богу, счастливо разгрызен». Картина с аллегорическим изображением корабля, приближавшегося к берегу, и надписью «Не ищу кроме правости» говорила о справедливости цели, намеченной Россией в войне со Швецией (рис. 12). В числе аллегорий, представленных на четвертой гравюре (рис. 13), показаны уходящие корабли и летящий в том же направлении орел; под картиной надпись: «Преселитися хощет». Это изображение выражало мысль, что Россия получила возможность создавать флот в районе отвоеванных у шведов земель — на выходе к Балтийскому морю. Все другие картины транспарантов также отражали победы русской армии в начале Северной войны, оценку их результатов, задачи, стоявшие перед Россией.

Разнообразный комплекс специальных декораций (транспарантов, фитильных щитов, статуй и т. и.) определил богатые изобразительные возможности описанного нами сложного фейерверочного представления, устроенного 1 января 1704 г. В этом же зрелище были и чисто фейерверочные эффекты, составленные из множества «потешных огней». На гравюре с общим видом фейерверка показаны в действии образцы различных «верховых» фигур (рис. 7). В описании гравюры особо упоминаются «ящики с ракетами», изделия «иных всяких хитрых дел» и гранаты, которые «окружали всю огненную потеху яко стеною». Можно с уверенностью сказать, что это большое и сложное фейерверочное представление было не только интересным по содержанию, но и очень красивым.

Подробного описания заслуживает также фейерверк, устроенный 1 января 1705 г. и отразивший своими декорациями победы русской армии в истекшем году. Об этом позволяет судить современная событиям гравюра, выполненная А. Зубовым. На ней представлены три транспаранта с общей к ним подписью: «феирверк повзятье городов Дерпта и Нарвы и виктории на реке Амовже над неприятельскою эскадрою. Учиненной в Москве в 1705 г. Генваря в 1 день» (рис, 14 и 15).[38]

На первом транспаранте было изображено поле с полосой взращенной пшеницы; возле нее серп, вверху надпись: «Боже како благословил возращение, тако соверши и пожатие». Эта аллегория говорила о возросшей мощи русской армии, добившейся уже значительных успехов и выражала уверенность в ее окончательной победе. Иносказательный смысл этой картины воспринимался, вероятно, зрителями фейерверка сравнительно легко. Ее простой сюжет был подсказан практикой крестьянского труда, и связи с которой в сознании народа постоянно возникали образные сравнения относительно событий общественной жизни.

На другом транспаранте на первом плане было дано изображение на сюжет широко известной в начале XVIII в. библейской легенды о «медном змие».[39] На гравюре, запечатлевшей транспарант, виден столб с «медным змием», торжествующий Моисей и группа избавленных от смерти людей. Очевидно, художник имел в виду показать лишь момент спасения, а не гибели потерпевших бедствие. Смысл аллегории помогает разгадать изображенные на заднем плане городские постройки начала XVIII в., окруженные крепостной стеной, и вблизи них раскинутые воинские палатки. Перед нами изображение одного из городов, взятых русскими войсками в 1704 г. Вспомнив при этом начало Северной войны, можно с уверенностью сказать, что указанный транспарант отражал взятие русскими войсками г. Нарвы. Как известно, несколькими годами раньше, в 1700 г., русская армия потерпела серьезное поражение под стенами этого города. Однако она сумела извлечь из этого полезный для себя урок и вскоре оказалась способной сама наносить тяжелые удары сильному неприятелю. Русские солдаты стали одерживать одну победу за другой, в числе которых взятие Нарвы было особенно знаменательным событием начального периода войны. Оценивая военные успехи России, последовавшие за поражением под Нарвой, Маркс писал: «Нарва была первой большой неудачей подымающейся нации, умевшей даже поражения превращать в орудия победы».[40] Уместно также вспомнить слова Петра, сказанные им по поводу взятия Нарвы: «Где перед четырьмя леты господь оскорбил, тут ныне веселыми победителями учинил…» Эти слова перекликаются с надписью транспаранта: «им же уязви, тем и исцели», которая в свою очередь поясняет идею изображения.

Сказанное не только раскрывает смысл аллегории, но и убеждает в том, что она была доступна пониманию современников.

Третий транспарант был посвящен взятию Дерпта и победе над неприятельской эскадрой в устье р. Амовжи и на Чудском озере.

Особо обратим внимание на торжества, посвященные Полтавской победе. Но прежде чем перейти к их описанию, для того, чтобы понять их содержание, следует напомнить военную и политическую обстановку того времени.

После того, как русская армия отвоевала у шведов исконные земли России на выходе к Балтийскому морю, правительство Петра I выражало желание прекратить тяжелую войну. Однако Карл XII категорически отказывался обсуждать условия мирного договора. Шведская армия вторглась в пределы Белоруссии и Украины и предполагала двинуться на Москву. При этом Карл XII особенно надеялся на поддержку перешедшего на сторону шведов украинского гетмана Мазепы, который стремился отделить Украину от России и стать самостоятельным правителем.

Оба они жестоко ошиблись в своих расчетах. Все казацкие полки, за исключением одного, остались верны России. Народные массы Украины поднимались на борьбу со шведами. Эта борьба еще более усилилась, когда захватчики, пытаясь запугать народ, стали безжалостно сжигать деревни и села и уничтожать их население «от мала до велика». Характеризуя народную войну украинцев со шведами, современник писал: «Малороссияне везде на квартирах и по дороге тайно и явно шведов били, а иных и государю привозили, разными способами бьючи и ловлячи блудящих… и от того много войска шведского уменьшилося». Народная война на Украине серьезно подорвала боевые и моральные качества шведской армии.

В условиях этой народной войны Карлу XII для предположенного наступления на Москву были необходимы подкрепления людьми, а также продовольствием и особенно боеприпасами, растраченными по время похода на Украину. Исполняя приказание короля, сильный отряд генерала Левенгаупта (15 тысяч человек), конвоируя огромный обоз из семи тысяч подвод, двинулся из Риги на Украину. Смелым и быстрым маневром Петр с отрядом в 12 тысяч всадников устремился наперерез движению Левенгаупта и 26 сентября 1708 г. у дер. Лесной разбил его, завладел всем обозом и тем лишил Карла столь необходимых боевых ресурсов. Не случайно сам Петр называл бой при Лесной «матерью Полтавской победы».

Теперь неизбежной стала «генеральная баталия» между двумя противниками. 27 июня 1709 г. произошла знаменитая Полтавская битва. Перед началом сражения Петр обратился к войскам со словами: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. Итак, не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего».

Русские, солдаты смело встретили первые атаки шведов и началась упорная и ожесточенная схватка.

Во многих предшествующих столкновениях на приневских и прибалтийских берегах русская армия окрепла и закалилась, овладела богатым боевым опытом и военным искусством, что и было блестяще использовано в решающем бою под Полтавой. Шведская армия, считавшаяся лучшей в Европе, была разгромлена. Спустя два дня при городке Перевалочны были вынуждены сдаться в плен и те двенадцать тысяч шведов, которые пытались спастись поспешным отступлением. Еще с поля битвы позорно ускакали Карл XII и Мазепа, переправившиеся затем на турецкую территорию.

Как известно, Полтавская победа предрешила исход Северной войны и заняла почетное место в истории борьбы русского народа против иноземных захватчиков. Ф. Энгельс отметил, что «Карл XII сделал попытку проникнуть внутрь России; этим он погубил Швецию и показал всем неуязвимость России».[41]

Русские люди — современники Полтавской битвы — восторженно встречали весть об одержанной победе. Многими осознавалось ее большое историческое значение. Видный деятель того времени архиепископ Феофан Прокопович писал, что Полтавская победа достойна «всемирного прославления», а Петр, поздравлявший офицеров и солдат с блестящим результатом «генеральной баталии», говорил: «Храбрые дела ваши никогда не забудет потомство». Передовые русские люди понимали, что в итоге одержанной победы Россия навсегда закрепилась на выходе к Балтийскому морю. Не случайно, именно в связи с ней, Петр писал: «Ныне совершенно камень в основание Санктъпитеръбурха положен».

Полтавская победа праздновалась по всей стране. Особенно большие официальные торжества были организованы в столице с 21 декабря по 1 января 1710 г. К этому времени Москва оделась в праздничное убранство. Двери и ворота домов были декорированы елочными ветками или сплетенными из них гирляндами и венками. У многих домов были поставлены целые елки. С большим старанием были сооружены в городе семь «нарядных» триумфальных ворот (высотою около 7 и шириною около 6 сажен), а также несколько «великих» пирамид на высоких пьедесталах. Постройка их осуществлялась под руководством известного архитектора начала XVIII в. Ивана Зарудного. Над оформлением триумфальных сооружений работали многие мастера Оружейной палаты, в том числе живописцы Александр Захаров, Дмитрий Тароканов, Лев Федоров и другие. Украшением всех ворот и пирамид являлись многокрасочные транспаранты, резная скульптура, множество эмблем и т. и.

В качестве характерных примеров отметим картины, помещенные на транспарантах двух пирамид и на одних из «врат», воздвигнутых на Красной площади. Среди них было изображение спящего Карла XII, видящего во сне стоявшего перед ним Александра Македонского. Над головой Карла — часовой маятник, который «мстительная Юнона»[42] приводила в непрестанное движение мехом крамолы». Рядом «Властолюбие вдыхало в него жадность к завладению чужого». Здесь же Морфей[44] показывал Карлу XII «в притворном сне его» аллегорическую фигуру, представляющую собой Россию, а также «изменника Мазепу, готового с ним соединиться, в виде вооруженного воина, имевшего на голове своей ехидну, на груди личину лицемерия… и проч.» К картине была дана общая надпись: «Всяк владения чужого желатель, злого конца бывает взыскатель».

Две картины больших размеров изображали разгром шведской армии под Полтавой и пленение остатков ее иод Переволочной. Наряду с этим, разгром шведов в «генеральной баталии» нашел отражение и в живописных панно аллегорического содержания. Так, на одном из них был изображен сюжет древней легенды о Дедале и Икаре, а также помещена надпись «Предерзость многому злу бывает виною» (причиною, — В. Б.).[45] На оборотной стороне этого транспаранта имелся текст, пояснявший, что, подобно вознесшемуся сверх меры Икару, шведская армия во главе с Карлом XII, безрассудно устремившаяся в глубь России, обрекла себя на гибель.

Сюжеты ряда картин всесторонне раскрывали значение Полтавской победы. Несколько картин с изображениями Балтийского моря и флота, Кронштадта и Петербурга говорили, что славная «виктория» закрепляла господство России на выходе к морским путям.

Некоторые изображения представляли собой едкие и остроумные карикатуры. Так, на одной картине были показаны осёл «во львиной коже гордящийся»[46] и многие звери, избегавшие встречи с ним и со страхом озиравшиеся на него. Под изображением имелась надпись «Хотяше страшен быти». Рядом, на другой картине, были показаны тот же «презренный» осёл, но «обнаженный», с содранной с него «львиной кожей», и те же звери, забавляющиеся и насмехающиеся над ним. Здесь была также надпись: «Достоин бысть смеха». Обе упомянутые картины показали в сатирическом жанре, как после Полтавской битвы был развенчан ореол непобедимости шведской армии. Эти изображения говорили и о том, что самонадеянный и заносчивый Карл XII после поражения своей армии оказался в позорном и беспомощном положении.

Отметим еще одну любопытную картину. На ней была изображена аллегорическая фигура «Правды», загоняющая «Геркулесовой палицей хищение шведское в темницу».

На «Геркулесовой палице» выделялась сатирическая надпись: «на квартиры в Москву». Смысл этой картины понять нетрудно: шведам не удалось стать хозяевами Москвы, зато многим тысячам из них пришлось побывать там в положении «невольников» (пленных, — В. В.).

Помимо триумфальных сооружений, на домах знатных лиц и купцов также висели картины, отражавшие победу русской армии. На них можно было видеть российского орла, свергающего молнией шведского льва с горы, льва в темнице, Геркулеса, убивающего льва, и т. д.

В период торжеств Москва озарялась по вечерам роскошной иллюминацией. Для нашего очерка важно, что большая часть картин, украшавших триумфальные «врата», пирамиды и дома, одновременно представляла собой и многокрасочные транспаранты. В дополнение к ним горели тысячи фонариков и шкаликов.

В первый же день торжества, 21 декабря, состоялась церемония въезда в Москву победителей под Полтавой. Приветствуемые народом, при колокольном звоне и пушечных салютах они проезжали по улицам и площадям Москвы, останавливались у каждых триумфальных ворот. Здесь им подносили хлеб и соль, в их честь говорились приветственные речи, играла музыка, а юноши в белых одеждах исполняли хвалебные песни. В этой процессии вели в пешем строю пленных шведов[47] и везли трофеи — знамена, носилки Карла XII и проч. Наглядное представление о порядке и общем характере всей процессии дает гравюра, исполненная А. Зубовым (рис. 16). Начавшиеся с утра народные гулянья продолжались в конце дня при огнях зажженной иллюминации, а в Кремлевском дворце Петр угощал обедом генералов и офицеров, сановников и «именитых» лиц.

На второй и третий день тоже устраивались массовые народные увеселения, официальные приемы и пиршества. Тогда же, в вечернее время, сжигались великолепные фейерверки. До нас дошло лишь известие, что в этих фейерверках, длившихся около трех часов, было выпущено «множество разновидных увеселительных огней» и показаны декорации, изображавшие сражения под Лесной и Полтавой, пленение шведов под Переволочной, и что фейерверки эти сжигались при громе пушечных залпов.

В последующие дни также организовывались фейерверочные зрелища, отражавшие знаменательное событие. Некоторые из них устраивались частными лицами, например, канцлером Головкиным.

Все торжества, посвященные Полтавской победе, завершились вдень празднования нового 1710 года. Вечером 1 января было организовано интересное фейерверочное зрелище.

Этот фейерверк наряду с предшествующими тщательно подготовлялся. Его устройством руководил уже известный нам военный инженер, поручик гвардии Василий Дмитриевич Корчмин. Предварительно идея и план фейерверка были разработаны Петром и его ближайшими помощниками.

Датский посланник в России Юст-Юль писал, что в этот день в десять часов вечера «зажгли в высшей степени красивый и затейливый фейерверк. В нем замечались красивые голубые и зеленые огни, изобретенные самим царем, а равно многочисленные огненные шары и огненные дожди, превращавшие ночь в ясный день, так что и на далеком расстоянии можно было отчетливо видеть и узнавать всех проходящих».

Английский посланник Витворт в своем донесении также отмечал, что он видел в тот день «прекрасный фейерверк», который был «сожжен с полным успехом».

В этом фейерверочном зрелище были показаны специальные декорации. Наиболее интересные из них запечатлены на современной гравюре, исполненной неизвестным художником (рис. 17). В верхней части гравюры помещены картины двух фитильных фейерверочных щитов.

На одной изображен Зевс, поражающий Фаэтона. Над картиной надпись: «От возношении низвержение».[48]

Смысл аллегории заключен в том, что Карл XII, увлеченный авантюрным походом против России, привел шведскую армию к ее поражению под Полтавой.

Рисунок этого щита был подсказан Петром, что подтверждается строками его письма о Полтавской победе: «…и единым словом сказать, вся неприятельская армия Фаетонов конец восприяла».

На другой картине виден обессиленный лев, подвешенный цепью над табуретом с богатой подушкой. Над изображением надпись: «да знает правительствовати».[49] Несомненно, что эта картина, представленная в фейерверке, высмеивала Карла XII, лишенного после Полтавского поражения своей армии и былой славы.

В одном из отделений фейерверочного представления была показана сложная декорация, состоявшая из нескольких макетов, приводившихся в движение с помощью различных приспособлений. Эта декорации изображена в нижней части гравюры. В пояснительном тексте к ней, а также в записках современников, содержатся некоторые, указания относительно того, что происходило во время показа ее зрителям.

На театре фейерверка появились сперва два «столпа», увенчанные коронами; один из них олицетворял Польшу, другой Россию. Эти колонны были украшены множеством разнообразных огоньков — синих, зеленых и палевых. Затем из-за «горы каменной, являющей швецкое государство», показался лев, «являющий армию швецкую». Лев приблизился к первому «столпу» и опрокинул его. Вслед за тем лев бросился ко второму «столпу», который лишь покачнулся, как будто готовясь упасть. Тогда же появился в вышине горевший яркими огнями орел, «являющий армию российскую». Им были выпущены «перуны или огненные стрелы», от которых лев вспыхнул пламенем и разлетелся на куски «с великим громом». После этого и первый «столп» поднялся и занял прежнее положение.

Эта декорация фейерверка отражала следующие события, хорошо известные современникам. В 1706 г. польский король, нерешительный и малодушный Август, испуганный вторжением шведской армии на территорию Полыни, заключил в Альтранштадте мир с Карлом XII. Этот мир не облегчил положение Польши, а сам король Август вскоре лишился польского престола, который занял Станислав Лещинский ставленник Карла XII. Россия же осталась без союзников и должна была одна противостоять сильному неприятелю. В августе 1707 г. шведская армия двинулась на Россию. Однако поход Карла закончился разгромом шведской армии под Полтавой. Эта победа русских войск привела к тому, что Август снова вступил на польский престол и осенью 1709 г. заключил новый договор с Петром о совместной борьбе России и Польши против Швеции.

Показанная в московском фейерверке аллегория была остроумно заимствована с рисунка хвастливой медали, выбитой в Штеттине Иоганном Меммиусом по заказу Карла XII, в ознаменование Альтрапштадтского мира. На ней изображен лев и два «столпа». Ударом лап лев один «столп» уже переломил, а другой сильно наклонил. На медали надпись: «Потряс оба» (в переводе с латинского, — В. В.) (рис. 18). Юст-Юль писал, что Петр показывал ему эту медаль. По словам Юст-Юля, аллегорическое изображение на медали означало, что «король шведский отнял у короля польского корону, а царя поставил в безвыходное положение». Устроители фейерверка расширили содержание этой аллегории. Мы видим, что они представили в фейерверочном зрелище орла, поражающего льва, а вслед затем показали оба «столпа», стоящими незыблемо, «являя избавление наше (т. е. России, — В. В.) и возвращение короны королю Августу через оружие российское».

Празднества в честь Полтавской победы, по особому распоряжению Петра, были организованы также русскими послами в некоторых западноевропейских странах. При этом обязательно устраивались фейерверочные представления, прославлявшие успех русского оружия. Так, например, в письме канцлера Г. И. Головкина на имя русского посла в Дании кн. В. Л. Долгорукова приказывалось: «О сей счастливейшей… виктории объявить королевскому величеству Дацкому и его министериуму и прочим, кому надлежит, и отдать напечатать в газеты и учинить знаки торжества по обыкновению прочих потентатов министров, то есть фейерверк и банкет знатной». Дошедшие до нас изображения и описания фейерверков, устроенных русскими послами, свидетельствуют, что последние имели богатое декоративное оформление.

Спустя несколько дней после Полтавской победы Петр вновь выступил с предложением закончить войну, причем на условиях весьма благоприятных для шведов. Но Карл XII опять категорически отказался вести какие-либо переговоры о мире и деятельно готовился к продолжению военных действий. Неоправданное упорство Швеции затягивало войну, но уже не могло изменить соотношение сил, сложившееся после победы под Полтавой.

В 1710 г. Турция, подстрекаемая Карлом XII и правительствами Англии, Голландии и Франции, объявила войну России. Летом 1711 г. сорокатысячная русская армия, выступившая к границам Турции, оказалась в тяжелом положении, так как была окружена у реки Прут двухсоттысячной турецкой армией. Однако благодаря стойкости русских войск, отбивавших многочисленные атаки неприятеля, а также в результате успешных действий русских дипломатов Россия добилась восстановления мирных отношений с Турцией.

По условиям заключенного на Пруте мира Россия должна была отказаться от Азова и разрушить некоторые свои крепости на южной степной окраине, но зато получила возможность продолжать в более благоприятной обстановке борьбу со Швецией.

1 января 1712 г. в Петербурге был сожжен фейерверк. Его специальные декорации, запечатленные на гравюре А. Зубова (рис. 19), отразили упомянутые события 1710–1711 гг.

Театр фейерверочного представления находился на ледяном поле Невы, напротив дворца Меншикова.[50] Там было построено декоративное сооружение в виде триумфальных ворот. Эти «врата» были оснащены многими и разнообразными изделиями увеселительной пиротехники, создававшими при своем сгорании разнообразные огненно-световые эффекты. Вокруг «врат» также размещались комплексы фейерверочных изделий. В проемах арок и в других местах по фасаду триумфальных ворот показывались последовательно транспаранты, эмблемы, раскрывавшие содержание фейерверочного представления.

В описании фейерверка[51] говорится, что сначала на верху ворот был показан «воин на коне», увенчанный лавровым венком; он держал в правой руке меч, а в левой масличную ветвь. Эта аллегория выражала уже хорошо известную нам постоянную готовность Петра к миру и вместе с тем означала, что русское государство, добившееся мира с Турцией продолжает еще борьбу со Швецией.

Затем ниже представлена аллегория, изображавшая союз «Азии» и «Европы», под нею три короны — эмблемы России, Полыни и Турции, сквозь которые, извиваясь, проползала змея. Эта декорация напоминал зрителям о том, что Швеция, а также Англия, Франция и Голландия желавшие ослабить русское государство, стремились внести раздор между Россией и Турцией, между Россией и Польшей.[52]Несомненно, что этот намек предназначался иностранным дипломатам, присутствовавшим на фейерверочном представлении. Наряду с описанной аллегорией на воротах были помещены атрибуты наук, ремесел и торговли. Здесь же горел девиз: «Мир и злобу ненависти». Этим подчеркивалось, что Россия, вопреки ее ненавистникам и недоброжелателям, обеспечила мир с Турцией. Кроме того, любопытно отметить, что слева и справа на воротах были одновременно показаны в свете фейерверочных огней аллегорические фигуры античной «Цереры»[53] и христианской «Веры».[54] По фризу триумфальных ворот горел девиз: «богу благодарение за счастливое прибытие».

«Потом в малой дуге (арке, — В. В.) по правой стороне, — отмечаете в описании фейерверка, — явится звезда северна горяща и полумесяц, который полумесяц свою светлость Северу поделяет. А между ими вошла темная туча, тогда тот полумесяц отвращается лицом своим о звезды».[55] Очевидно, эта аллегория выражала разрыв мирных отношений и войну между Россией и Турцией. Вслед за первой декорацией, в ниж ней части арки был освещен транспарант, изображавший «в тишине Эвксинское море (Черное море, — В. В.), на котором вдали корабль и храм Яний[56] замкнут оказался», с подписью: «небо с сею утишило». Данна аллегория в отличие от предыдущей означала прекращение войны межд Россией и Турцией.

«По левую сторону в дуге» была представлена декорация, символизировавшая величие и мощь русского государства. Основным декоративным элементом здесь являлся зажженный «парящий орел».[57]

В последнем отделении фейерверочного представления была введена в действие декорация, находившаяся в проеме центральной арки. В описании зрелища сказано: «Потом окажется крепость морская, у которой в одной куртине подпись сия: «бог укрепи камень сей». Значит сие крепость Санктъпитеръбурх. В другой куртине сие подписание: «На счастливое шествие сему». Причем корабль со всеми парусами по ветру в гавань прибысть. Значит сие какую благость впредь государству чрез сие привлечет».[58] Таким образом, в фейерверке подчеркивалось значение Петербурга и строившегося здесь флота. Отметим, что вверху первой страницы описания фейерверка имеется гравюра на меди с изображением Петропавловской крепости и части Петербургской стороны. Поэтому можно предположить, что декорация последнего отделения фейерверка была именно такой, как показана на гравюре.[59] Эта декорация, конечно, была не случайна. Петр, имея в виду известные утраты, понесенные Россией в результате заключенного с турками мира на Пруте, в том же 1711 г. писал: «Сие дело есть хотя и не без печали, что лишиться тех мест, где столько трудов и убытков положено, однако чаю сии лишением другой стороне великое укрепление, которая несравнительною прибылью нам есть», Следовательно, Петр считал, что, обеспечив мир с Турцией, Россия много выигрывала на своих северо-западных границах, в укреплении и строительстве Петербурга, в дальнейшей борьбе со Швецией.

Появление в фейерверочном представлении декорации, изображавшей Петербург, сопровождалось действием многих, расположенных при ней изделий увеселительной пиротехники. В описании фейерверка далее говорится: «Потом как сие скончается, начнет крепость вновь из себя вы-пущать патроны и гранаты беспрестанно, при том ракеты и многие, разные люсты-кугели со беспрестанною пушечною пальбою».