Наш подъезд, вероятно, стал местом встречи всего старшего поколения дома. Говорят, горе сближает. Может быть, но, по-моему, здесь было больше любопытства, ведь не все знали покойную. Тем не менее народу на лавочках было много, как никогда. Но, подойдя поближе, признаться, слегка разочаровалась. Они явно митинговали, скорее всего их тусовка плавно перешла на критику правительства и, конечно же, молодежи, которые всю страну растащили по кусочкам. В центре стоял уже знакомый мне утренний старичок и к чему-то призывал собравшихся. Я, поздоровавшись, прошмыгнула в подъезд. На секунду воцарилась тишина, но затем призывы возобновились с новой силой. Или мне показалось, или кто-то пошел вслед за мной. Я остановилась и прислушалась: тишина. Но как только я снова пошла, мои шаги явно дублировали. Я стараюсь всегда ходить пешком, лифтом пользуюсь в исключительных случаях. Но сейчас, дойдя до третьего этажа, я решила нажать кнопку вызова и заодно еще раз осмотреть место происшествия. Но ничего интересного, кроме раздающихся снизу шагов, я не обнаружила. Мое любопытство взяло верх, я стала спускаться и тут же чуть не столкнулась с маленькой старушкой. При моем появлении она громко вскрикнула и схватилась за сердце. Господи, мне тут еще одного трупа не хватало, да еще и на том же месте.
– Я вас, кажется, напугала, простите, я не хотела.
– Да ничего, ничего. Я думала – не догоню, хотела уж окликнуть, а тут вы.
– Вы что-то хотели сказать мне?
Она оценивающе смерила меня взглядом.
– А вы и есть Татьяна Иванова?
– Да, это я. – Тамара Федоровна, видно, постаралась сделать мне рекламу.
– Ой, чем только молодежь не занимается. Пойдем зайдем ко мне. Я вот туточки, на первом живу.
– Ну хорошо, пойдемте, только не очень долго, пожалуйста.
– Нет, не задержу, просто не пристало с человеком на лестнице разговаривать. Меня Вера Павловна зовут, – спохватилась новая знакомая.
Она толкнула незапертую дверь, и мы зашли в прихожую.
– Что у меня брать-то, я и не закрываю почти никогда. Кому я нужна?
– Ну, Вера Павловна, скажете тоже. Кому-то вот нужна была Марья Николаевна.
– На все воля божья, – философски заметила она, приглашая меня в комнату. Брать здесь действительно было нечего. Но чистота была просто идеальная, как в музее. И везде были всевозможные салфетки, вышитые разными способами.
– У вас очень мило.
Старушка вся засияла.
– Я сейчас чайничек поставлю. – Так, это надолго. Я уже не рада была, что согласилась зайти. Мишка уже, вероятно, обзвонился.
Но бабушка все-таки не зря век прожила, как бы читая мои мысли, она заметила:
– Не задержу, вы, молодежь, вечно спешите, боитесь опоздать куда-то, жизни-то и не видите. Я тоже такая была. Огонь. И на стройки комсомольские ездила, да только здоровье там и оставила. Да, – она махнула рукой, – что теперь говорить. Жизнь-то, она не в теле, она в душе. Я только сейчас и жить-то начала. Сколько всего передумаешь. Да вы разве нас слушаете? А в общем-то и мы никого не слушали. Все сами знали и умели. Мы строили будущее. О чем нам было говорить с дряхлыми стариками, которые только и шептали нам вслед «антихристы». А может быть, они и подсказали бы что умное. Вон, все церкви восстанавливают. Сколько денег… Ой, заболталась, прости уж. Ты приходи как-нибудь просто поговорить.
Я обещала, что приду, мне было даже интересно. Я как будто прикоснулась к истории. Ведь они почти ровесники века! Чего они только не перевидали на своем веку. Так, теперь я отвлеклась. А баба Вера – она разрешила называть себя так – уже накрыла стол белой скатертью и поставила чайный сервиз, варенье и карамельки. Делала Вера Павловна все чинно и с достоинством.
– Ну так вот, – налив себе чай в блюдце, начала она, – вас, вероятно, интересует Марья Николаевна и все, что с ней связано?
– В общем-то да, вы совершенно правы, – я чувствовала, что начинаю говорить так же, как моя собеседница, как будто вхожу в какую-то роль.
– Я могу вам кое-что рассказать, и может быть, даже эти крохи вам помогут. Мой муж был милиционером, он говорил, что любая деталь помогает.
– Он давно умер?
– Его расстреляли в сорок седьмом, – ответила бабушка, – ну так вот. Я Марью Николаевну знала не очень хорошо, мы не были близкими подругами. Мы просто общались. Но вот что я заметила. Мы ведь здесь уже лет двадцать живем. Она всегда была, ну, как бы сказать, суровая, что ли. Вот и сына с семьей не пустила жить. Так и промыкались в однокомнатной. А у самой-то вон какая квартира. Там одному заблудиться можно. А вот примерно так года два, может, полтора назад она вдруг переменилась вся. Стала гораздо веселее, общительнее, внучку она еще раньше прописала, а теперь у них даже вроде как дружба началась. Даже жениха Наташкиного пускала. Они хоть и не виделись, но Маша про него знала, ей Наташа все рассказывала. А совсем недавно мы с Машей на лавочке сидели, и она случайно обронила фразу, думала, что я не слышу: «Убьет он меня когда-нибудь, – говорит, – это все квартира». А потом стала у меня спрашивать, можно ли верить этим фирмам, которые недвижимостью занимаются. Я в этом вопросе не разбираюсь и ничего не могла посоветовать ей.
– Значит, она хотела продать свою квартиру?
– Ну, может, не продать, жить-то человеку надо где-то. Я думаю, разменять просто. Чтобы у Наташи была своя, и на ее квартиру никто не претендовал.
– Она что, боялась?
– Если и боялась, то скрывала. Я думаю, она очень Наташкиного хахаля не любила.
– А вы его видели? Вам он как?
– Деревенщина. Нет, я не хочу обидеть никого из деревенских, там живут великолепные люди, но он мужлан. Как уж Наташечка с ним ладит…
– А Наташу вы знаете?
– Наташа – хорошая девочка. И хлеб мне приносила, и в аптеку бегала, и врача вызвала, когда я заболела.
– А вы ничего накануне вечером не заметили странного?
– Заметила, но дело к утру было. Очень рано, правда. Утром я никогда не сплю. Годы, знаете ли. Люблю около окна посидеть. Тишина необыкновенная. Днем такого нет. Ну так вот, светало уже, значит, пять часов уж точно было, я, как обычно, задумалась. Очнулась от шороха. В кустах под окном кто-то был. Я сначала подумала, что кот или собака залезла, но в таком случае это был слон, уж больно много шуму, хотя чувствовалось, что старается двигаться тихо. Ну так вот, подкралось оно к подъезду и шнырь туда. Не поняла – парень это или девушка. Разве поймешь сейчас. Но в джинсах точно, волосы короткие, но не совсем. Я уже и забыла про это думать, как смотрю, шнырь обратно, и по кустам за дом.
– И вы не слышали криков или разговора? В доме-то тишина была.
– Ничего не слышала, может быть, задумалась просто.
– А что надето было на нем, не помните, не видели?
– Нет, не скажу, джинсы точно, наверху что-то темное. Раньше проще было. По крайней мере можно было сказать, парень или девка.
– А вы где работали?
– После смерти мужа, вернее, после реабилитации, – в органах.
Ясно, проще говоря, в КГБ, значит, верить все-таки можно. Данное дело очень затруднялось тем, что мой основной контингент состоял из бабушек. И порой очень трудно отделить то, что им кажется, от того, что было на самом деле. Полжизни они живут в сериалах и иногда просто описывают сцены оттуда, причем искренне веря, что это было на самом деле и в их дворе. Но здесь вроде бы все достоверно.
– Большое спасибо вам за чудесный чай и за ваш рассказ. Вы мне очень помогли. Приятно с вами беседовать. Обязательно зайду.
– Все равно не зайдете. Но обещайте хотя бы, что вы мне расскажете, кто это сделал. В свою очередь обещаю, что без вашего ведома ничего никому не скажу.
Это я ей пообещала и скорее побежала к себе. В любом случае пора звонить Мишке.
Поднявшись к себе, я тут же набрала номер Мишкиного отдела. К моему великому счастью, Мишка оказался на месте.
– Миша, у меня к тебе просьба.
На том конце явно усмехнулись:
– Когда это ты мне звонила просто так, скажи, пожалуйста? Ну что у тебя еще, выкладывай.
– Ведь к делу прилагаются вещи, которые были при ней в то утро?
– Конечно, а тебе что, кусочек платья на память оторвать?
– Товарищ капитан, серьезнее, пожалуйста. Ты не мог бы узнать, были ли у нее с собой ключи?
– Ключи? Какие ключи? От сейфа?
– От квартиры.
– Я и так помню – были.
– Мишенька, а ты не мог бы их позаимствовать на одну ночь, а еще лучше – слепки сделать?
– Опять собираешься по квартирам шарить?
– А что делать? Может быть, что-нибудь ценное найду. Сбыть-то поможешь? Доход пополам.
– Тань, после твоих предложений меня выгонят с работы. Я попробую что-нибудь сделать. Я могу к вечеру к тебе заехать, расскажу заодно об экспертизе.
– Очень хочется узнать и, конечно, тебя увидеть.
– Ну-ну, ладно, только будь, пожалуйста, дома.
– Я постараюсь.
Так, на сегодняшнюю ночь работой я обеспечена. Уже хорошо. Может быть, этот ларчик с секретом окажется?
До вечера мне надо было еще поговорить с Линой, а еще лучше сходить в школу и встретиться с ее подругами и классным руководителем, узнать, что она за человек и стоит ли мне заниматься этим шантажом? А пока, взяв гадальные кости, я задала им вопрос: надо ли вообще так беспокоиться? Цифровая комбинация, выпавшая на этот раз, меня обнадежила: 33+20+1 – «Напрасная тревога». Ну что ж, тогда вперед. Мои гадальные кости меня еще ни разу не обманули.
Спустившись, наверное, уже в десятый раз к подъезду, я обнаружила на скамеечке свою соседку Тамару Федоровну и еще одну незнакомую бабульку. Они о чем-то мирно беседовали.
– Здравствуйте, Танечка. Как идут дела? – заулыбалась Тамара Федоровна.
– Все хорошо, спасибо.
Я хотела пройти мимо: заканчивались занятия в школе, и я боялась опоздать, но старушки, наверное, поняли мое намерение, поэтому попросили:
– Вы не посидите с нами, всего пять минут?
– Ну если только пять минут.
– Вы знаете, Танечка, мы вот тут посовещались сегодня и решили предложить вам нашу помощь. Может быть, последить за кем надо или покараулить. Опять-таки поговорить с кем. В окрестности вон сколько домов, разве вы успеете везде.
Боже мой, мне этого еще не хватало! Чтобы по окрестностям бродили толпы пенсионеров, приставая ко всем с вопросами: «Не видели вы, кто убил Марью Николаевну? Как, вы не знаете, кто это? Да она жила вон в том доме, в 51-й квартире. Ее убили… да, такая жизнь пошла, стариков стали убивать. Нас и так голодом морят, так теперь…» А другая половина бабушек и дедушек будет шарить по кустам и ползком следить неизвестно за кем. Я чуть за голову не схватилась, но все-таки, улыбнувшись, выдавила: