IV

Выдался теплый, ясный день поздней осени. В большом парке под солнечными лучами ярко сверкали золотистые листья, распевали запоздалые птички, кое-где красовались последние цветы. Парк еще более одичал и заглох после осенних бурь и листопада: вся земля была покрыта как ковром, листьями; валежник не убирался и гнил; огромные деревья лежали на земле, как сраженные великаны; беседки совсем разрушились, обвалились; пруды еще более заросли травой и тиной.

В самой глухой части парка, недалеко от розовой беседки, по заглохшей дорожке пробирался Иван Денисович. Он был одет в короткой охотничьей куртке с зелеными отворотами, в круглой шапке с пером и в высоких сапогах. Он шел, пугливо озираясь, что-то придерживая в кармане куртки, и вдруг на повороте в темную густо-сросшуюся ветвями еловую аллею лицом к лицу столкнулся с Осипом. Оба они смутились, испугались, отшатнулись друг от друга, посмотрели один на другого пытливо, недоверчиво.


— Гуляешь по парку, Осип Ильич? — насмешливо спросил барин.

— Нет, барин, не гуляю… Ищу барышнину Амишку… Куда-то забежала…

— Нашел место искать! Разве собачонка в такую глушь побежит?

— А вы-то, батюшка-барин, зачем сюда пожаловали? — удивленно спросил Осип.

— Охочусь… отрывисто ответил хозяин.

— Охотитесь? — переспросил слуга недоумевая. — За какой же дичью?

— За перепелами, раздраженно ответил Иван Денисыч.

— Не слыхивал отродясь, чтобы у нас в парке перепела водились. Это вас, барин, обманули…

— Ты, Ильич, всегда слышишь то, что не следует, а под носом ничего не знаешь, сердито возразил Иван Денисович.

— Конечно, может, и налетели… Я стар, запамятовал… Что ж, охотьтесь себе… Ни пуха, ни пера… Так всегда говорят охотнику, чтоб было прибыльно.

На мгновение наступило тягостное молчание. Затем оба встретившиеся разошлись в разные стороны. Пройдя несколько шагов, они, точно по команде, разом остановились, обернулись и пристально посмотрели друг на друга; на лице старика выражалось недоумение, а на лице барина — страх; они как будто хотели что-то сказать, что-то спросить, но, раздумав, снова разошлись. Отойдя несколько шагов, они опять обернулись, опять остановились в нерешительности и снова пошли… Когда они были уже довольно далеко друг от друга, они, повернувшись, долго выглядывали из-за деревьев, наблюдая один за другим и стараясь скрыть друг от друга такое выслеживание.


Вечером Иван Денисович был в духе, позвал к себе Осипа и заговорил ласково:

— Что же, Ильич, нашел ты давеча тетушкину собаку?

— Сама прибежала, барин — батюшка!

— И как это ты, старик, не боишься в парк ходить?!

— Чего ж бояться-то?

— Скверное место… Что-то там происходит страшное, особенно около розовой беседки… Я сам видел…

— Пустое, барин, — не верьте! — перебил старик речь хозяина: — это вам причудилось…

— Ты, Осип Ильич, ничего не понимаешь. В природе есть много необъяснимого…

— А я вот пойду да и объясню. Чего такого нельзя объяснить?.. Всё можно объяснить.

Иван Денисович привскочил с кресла, на котором сидел, и проговорил дрожащим голосом, изменившись в лице:

— Ты разве ходил в розовую беседку?

— Ходить не ходил, а около был… Коли нужно, пойду, не побоюсь… Ничего-то я никогда там не видывал. У нас в парке тихо, хорошо.

— Ты, Ильич, туда не ходи! Я приказал наглухо заколотить беседку. Мало ли что бывает? И тебя живого не найдешь, как папеньку… сильно волнуясь, прерывающимся голосом говорил хозяин; глаза его как-то испуганно бегали по сторонам; он то вставал, то садился, то ходил по комнате, то останавливался.

— Не бойтесь за меня, барин-батюшка! Не верьте пустым речам! Ничего там нет. Папенька ваш померли от полноты, тихим, успокоительным голосом возражал старый слуга.

Барин его рассердился, вышел как говорится, из себя и закричал:

— Если ты слов, старый, не понимаешь, то я тебе прямо запрещаю туда ходить!

— Ваша барская воля! Не приказываете, так и не пойду. Бояться-то нечего…

— Не боюсь я, упрямый старик! Не боюсь… Сам не понимаешь… Мало ли что случается… волновался и путался в своих словах Иван Денисович.

Несколько дней он ходил сам не свой и все как-то странно посматривал на Ильича; он даже навестил тетушек, чего давно с ним случалось, и между прочим тревожно рассказывал им:

— Странный становится у нас Осип. Должно быть, от старости ум за разум заходит.

— Мы ничего не замечали, Ванечка! Конечно, может, память у него не свежа!.. Ведь ему уже много лет… Но человек-то он уж очень хороший, — честный, добрый, верный, возражали старушки.

— Представьте, тетя, этот наш распрекрасный камердинер неизвестно для чего совершает прогулки в парк к розовой беседке… обратился Иван Денисович к старшей тетушке.

Обе старушки в испуге всплеснули руками и замерли в недоумении.

— Ах, какой ужас! — воскликнула опомнившись старшая тетушка. — Что это за происшествие! Зачем Осип ходил к розовой беседке?!

— Я сам удивляюсь. Недавно искал вашу Амишку…

— Как это странно! — недоумевали тетушки.

Старушки призвали к себе верного слугу и пытливо расспрашивали его:

— Зачем ты, Осипушка, ходил к розовой беседке?

— Далась, прости Господи, всем эта розовая беседка! Наверно, барин наговорили… Мне-то надо туда ходить, а ему зачем? Какую-такую дичь стрелял?

— Не понимаем, Осипушка, это таинственное происшествие! Ты гуляешь по парку… Ванечка стреляет какую-то дичь… Что это все значит?

Старик ничего не ответил, только досадливо махнул рукой и, печально опустив голову, побрел в свою хату, где ожидала его верная старуха и любящая, веселая говорунья Дуня.


— Деда, а деда, мы сегодня с бабушкой грибов набрали… Тебе похлебку сварили. Вку-у-у-сная!.. — встретила громкими словами девочка старика и повисла у него на руке. При виде белокурой головки ребенка Осип Ильич позабыл все невзгоды на свете: и расспросы старушек, и брань барина, и розовую беседку.

Загрузка...