Статьи из газеты «Труд»

Музыка навеяла

Есть классический анекдот. В консерватории во время исполнения 5-й симфонии Бетховена один интеллигент обращается к другому:

— Простите великодушно, это не вы только что сказали «Шлеп твою мать»?

— Нет, что вы, как вы могли подумать!

— Тысяча извинений, должно быть, музыка навеяла…

5-я симфония запросто могла навеять такие мысли. Особенно тема судьбы, помните? «Шлеп твою мать», два раза… Я это к тому, что вполне допускаю: Сергей Лавров действительно не употреблял в разговоре с Дэвидом Милибэндом так называемой F-лексики, то есть не матерился. Но у Милибэнда было стойкое ощущение, что матерится. Как говорят французы, с'est le ton qui fait la musique: тональность, интонация, которая задает музыку. Именно этим несоответствием объясняется недоумение Милибэнда, неуверенность, с которой он комментирует сообщение британских журналистов: мол, я не сказал бы… не совсем так… немного другое… Сказал бы просто: нет, он не матерился, но лучше бы он матерился.

Я знаком с поэтическим творчеством Сергея Лаврова — он, между прочим, известный в МГИМО поэт, автор гимна этого прославленного вуза и нескольких замечательных песен, демонстрирующих высокую культуру владения словом. Ни секунды не сомневаюсь, что это дипломат высокого класса, умеющий держать себя в руках. Вспомните, как еще одна выпускница того же вуза уделала одну радиоведущую, фамилии которой я сейчас не припомню: радиоведущая сыпала откровенными грубостями, а Собчак с истинно дипломатической хитростью отвечала ей прямым ледяным хамством. Они это умеют — интонациями, модуляциями сказать больше, чем лексикой. Общеизвестно, например, что никогда не матерился Борис Николаевич Ельцин, однако многие чиновники, получавшие от него разнос, признавались в кулуарах, что предпочли бы любую подзаборную ругань.

Скоро, думается мне, в сознании большинства наших западных партнеров сложится имидж матерящейся и грубой России, хотя никаких оснований для таких отождествлений формально не будет. Россия вообще удивительно умеет портить себе репутацию, даже когда совершает абсолютно правильные вещи: предложения о дружбе, клятвы в верности мы произносим так, что от нас хочется немедленно скрыться в безопасное место. Вероятно, именно эта интонация является вернейшим признаком поднятия с колен. Вот премьер дает интервью американскому телеканалу или французской газете, вот рассказывает историю о том, как на канале Fox «закашливали» осетинскую девочку (каковое «закашливание», поговаривают, изготовлено в наших же кулуарах). Но вместо того чтобы тонко пошутить на эту тему, он заявляет: американский журналист только что в штаны не наложил. Не знаю, кому такая шутка может понравиться на Западе: ясно, что пошучено в расчете на Россию, где много инфантильных людей, заходящихся восторгом от анально-фекального юмора. Грубость в России всегда считается показателем силы и мудрости. Не исключаю, что Сергей Лавров в разговоре с Дэвидом Милибэндом всего лишь процитировал мнение кого-то из западных политиков насчет того, что Саакашвили «долбаный безумец» (именно так следует переводить слово «lunatic»), но у британского дипломата легко могло сложиться впечатление, будто пресловутый f*** звучал через каждое слово. Даже когда мы заговариваем о Родине-матери, почему-то всему миру слышится обещание другой матери — кузькиной. Так агрессивно любить Родину — истинно отечественная черта. Общеизвестно, что Никита Сергеевич Хрущев всего лишь выколачивал камушек из ботинка (правда, трибуна ООН была не лучшим местом для борьбы с досадным неудобством), однако всему человечеству запомнился образ грозной России, выколачивающей пыль из дряхлого Запада. И даже когда сегодняшние российские власти уверяют, что у них нет имперских амбиций, мне почему-то всегда вспоминается другой анекдот, об известном поручике. «Прекрасная погода!» — воскликнул Ржевский, выйдя на балкон. «Мать-мать-мать…» — привычно отозвалось эхо.