Главное впечатление от Украины в последнее время — в некоторых отношениях симпатичная и даже полезная, но, ничего не поделаешь, усиливающаяся провинциальность.
Я хотел бы реабилитировать это понятие, снять с него однозначно негативный флёр: о неизбежных вещах не стоит судить в категориях «хорошо-плохо». Основные черты провинциализма, как я его понимаю, это, во-первых, почти болезненная сосредоточенность на внутренних делах в ущерб проблемам остального мира: постановка себя в центр мироздания при резком снижении интереса ко всему, что происходит у соседей.
Во-вторых, это озлоблённая реакция на любую критику и даже недостаточно восторженную оценку, поиски происков, борьба с реальными и выдуманными врагами. В-третьих — эксплуатация собственного прошлого, фольклорных архетипов, выдающихся достижений; всемерное раздувание своей роли в истории; лихорадочные попытки обзаведения собственной великой историей, что приводит к безмерному преувеличению событий, того не заслуживающих.
Всего этого и в России хватает, да и вообще, сказать по чести, после территориальных разделений этого избежать нельзя. Поиски блестящих побед в прошлом при сомнительных перспективах в настоящем, усиленное созидание врагов, выключенность из мирового контекста — это ведь и про нас тоже. Во многих отношениях сегодняшняя Россия — провинция мирового духа, сколь бы горько это ни звучало. Но Россия слишком большая и разнообразная. Она не остров, а материк, не часть мира, а некая альтернатива ему. Просто понаблюдайте, как смотрят россияне на иностранцев, и вы поймете, что это именно представители другого мира смотрят на гуманоидных, но стопроцентно чуждых пришельцев. Марс для Земли не провинция — это другая планета.
А вот Украина заплатила за свободу всей парадигмой провинциальности: обсуждая с украинскими коллегами ваши грядущие выборы, я дивлюсь, как могут умные, глубокие люди анализировать микроскопические различия между тем или иным политиком, подсчитывать их шансы, отслеживать интриги. Понятно, что это точка зрения человека, в чьей стране никакой политики давно нет, так что он воленс-неволенс рассуждает о вечном. Но даже когда в России политика была, она всё-таки не скатывалась настолько до мышей.
Эта зацикленность на собственной политике, конечно, лучше усталого цинизма, который я тоже наблюдаю в Киеве и Харькове всё чаще. И этот цинизм, кстати, тоже очень провинциален: не получилось сразу, так и не надо ничего.
Идеальным мне представлялось бы некое общественное движение, которое попыталось бы задать новую парадигму и уничтожить надоевший тройственный расклад в украинской политике (ясно уже, что у Яценюка это не получилось — он фигура аппаратная, а не интеллектуальная); однако этим и не пахнет. И это тоже провинциальная черта — исходить из того, что есть.
Разумеется, независимость Украине необходима, полезна, приятна и т. д. Но надо лишь понимать, что плата за эту независимость тоже необходима, и чаще всего велика. Через этап провинциальности проходили многие культуры, откалывавшиеся от монолита, который им надоел или сделался тесен. Вопрос в том, как и куда из этой замкнутости выйти. А вот этого, кажется, на Украине сегодня не знает никто: штука в том, что фантомное стремление к России и русскому в здешней культуре глубже и серьёзней, чем тоска по Западу. Россия, если угодно, гораздо острее ощущала «тоску по мировой культуре», рвалась то в Азию, то в Европу; Украина же, мне кажется, не особенно Западу нужна, а главное, и он ей тоже. Ей уютно с собой, в своей замкнутости, в гоголевской мифологии, в привычной восточно-западной дуальности, в своей коррупции, тоже вполне традиционной, в политической склоке, привычной, но развлекающей. Этот-то уют и присущ провинции. Для культуры он, может, не слишком хорош, что и подтверждает украинская культурная ситуация, но для жизни приемлем и даже приятен: не зря это слово по-украински звучит — «приємно».
Так что для человека небольших амбиций Украина сегодня — почти идеальное место.
Иное дело — насколько дееспособно общество, состоящее из людей с небольшими амбициями?
№ 36(148), 4 сентября 2009 года