Крутые ступени цивилизации

Судьбою павшей Византии

Мы научиться не хотим…

Владимир Соловьев

Вглядываясь в туман грядущего, великий русский «дозорный», Федор Михайлович Достоевский, так описал, каким ему представляется XX век:

«Раскольникову грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга»[40].

Сегодня мы можем составить длинный список названий, под которыми «новые трихины» прокатились и продолжают катиться по земле: анархисты, эсеры, большевики, нацисты, фашисты, хунвейбины, черные пантеры, красные кхмеры, талибы, хамас, хезболла, Аль-Каида, Боко Харам, ИГИЛ. Все они в какой-то момент, как и предсказывал Достоевский, начинали резать и убивать друг друга. Но тем не менее успели произвести опустошения, которые превзошли опустошения, принесенные эпидемиями чумы, холеры, желтой лихорадки, малярии, испанки.

Многие мыслители считают, что человеческой душе одинаково присуща и жажда свободы, и жажда справедливости. Мы не устаем восхвалять порыв к свободе и склонны забывать, какую высокую цену приходится платить за нее в реальной жизни. Свобода моего ближнего не только облегчает для него возможность напасть на меня, ограбить, унизить, убить. Она также дает ему возможность превзойти меня во всех жизненных начинаниях, обнаружить мою слабость, ограниченность, бедность ума и чувства, наполнить душу завистливой тоской, от которой я буду искать спасения в равенстве всеобщего рабства.

Именно на страхе миллионов людей перед последствиями свободы и держится могущество старых и новых «трихинов». Под их тоталитарной властью неравенство сохраняется, но оно обезличено. Мой ближний, поставленный на высокий пост, занимает его не потому, что он лучше меня, а потому что господствующая партия или мусульманская улема поставили его туда. Регулярные чистки правящего аппарата, уничтожение верхнего слоя только укрепляют рядового человека в преданности режиму.

Другое благо тоталитаризма: он дарует подданным сознание непогрешимости. До тех пор пока я разделяю догматы марксизма, нацизма, Красного цитатника, Корана, душа моя защищена от микроба сомнений. Я упиваюсь своей гарантированной правотой во всем, цельностью картины мира и готов растерзать всякого, кто посмеет покуситься на нее.

Американцы воображают, будто тоталитаризм рождается там, где группа злых заговорщиков прорывается к власти и подчиняет себе благонамеренное большинство. Они не замечают, как легко метастазы деспотизма возникают в их собственной среде в виде всевозможных культов. Харизматический проповедник обращается к своим слушателем с простым призывом: «Отдайте мне свою свободу, подчинитесь моим заповедям и правилам жизни, и я вознагражу вас сознанием исключительности и непогрешимости». Именно на это откликнулись последователи Рона Хаббарда, создавшего учение и церковь Саентологии, Джима Джонса, увлекшего тысячу своих приверженцев в Гайану, где они отравили себя и своих детей, Дэвида Кореша, закончившие самосожжением в своем лагере в Вэйко (штат Техас). Если подобные массовые добровольные отказы от личной свободы возможны в стабильной структуре цивилизованного государства, мы не должны удивляться тому, что целые народы совершают их после революций, разрушивших социальный порядок.

Порыв к свободе порождает революции, которые, как правило, сопровождаются кровавыми раздорами, от которых люди ищут спасения под сильной государственной властью. В междуусобной послереволюционной борьбе Сталин, Муссолини, Гитлер, Ататюрк, Франко, Мао Цзедунг, Кимирсен, Кастро продемонстрировали наибольшую силу и вознеслись на вершину абсолютной власти над своей нацией. Но выстраивали свои культы они на том же фундаменте: на отказе миллионов людей от бремени опасной свободы.

Наши мыслители, философы, социологи, аналитики, ученые играют роль дозорных на мачтах государственного корабля, всматривающихся в туман грядущего и в тайны мироздания. Но есть среди них и очень важный отряд тех, чей взор обращен не вперед, а назад. Мы называем их историки. И за последние сто лет им удалось необычайно расширить наши представления о пути, пройденном человечеством за обозримые пять-шесть тысячелетий. Они открыли для нас дела, обычаи, верования, семейный уклад, военные столкновения «племен минувших», которые не были известны Локку, Монтескье, Адаму Смиту, Жан-Жаку Руссо, Гегелю, Марксу, Шпенглеру и другим политическим философам прошлого.

Картина, открываемая для нас новыми поколениями историков, опровергает убеждение Экклезиаста в том, что «нет ничего нового под солнцем». Повсюду мы видим, как медленно, но неуклонно менялась жизнь народов, населяющих землю. Почти каждый из них проходил разные стадии овладения силами природы. Сегодня уже с уверенностью можно выделить четыре ступени цивилизации: народ-охотник, народ кочевник и скотовод, народ-земледелец, народ-машиностроитель[41].

Примечательно, что рудиментарные остатки даже первых двух ступеней существуют и в наши дни. Охотой и рыболовством продолжают жить племена в верховьях Амазонки, на некоторых островах Гвинеи, отдельные группы австралийских аборигенов. Кочевниками-скотоводами остались многие семейные кланы в Монголии, бедуины на Синайском полуострове и в Израиле, масаи в Кении, ненцы, пасущие оленей на Севере России. Но основная территория земной суши поделена — захвачена — земледельцами и машиностроителями.

Самыми драматичными и трудными в истории народов являются моменты переходов с одной ступени на следующую, которые растягиваются на десятилетия и века. В эти периоды особенно сгущаются военные конфликты, кровавые раздоры, социальные потрясения.

Вглядимся сначала в феномен военного противоборства. Для упрощения разобьем известные нам войны на три типа:

Первый: противники говорят на разных языках, но обладают почти одинаковым вооружением. Примеры: войны между племенами американских индейцев, войны Древнего Рима с Карфагеном и Персией, Наполеоновские войны в Европе, две мировых войны в XX веке.

Второй: противники одинаково вооружены и говорят на одном языке. Примеры: любая гражданская война на любой ступени цивилизации.

Третий: противники говорят на разных языках и находятся на разных ступенях, поэтому один сильно уступает другому в качестве и количестве вооружений. Примеры: колониальные захваты, нашествия кочевников-скотоводов на земледельческие страны, экспансия викингов-норманов, войны американцев с индейцами, США против Вьетнама и Афганистана.

То, что мы расплывчато называем сегодня Страны Т ретьего мира, есть на самом деле народы, стоящие перед необходимостью перехода со ступени земледельческой на ступень индустриальную. В их городах уже есть электричество, радио, асфальтированные улицы, заполненные автомобилями, есть аэродромы, шахты, нефтяные вышки и прочие достижения технического прогресса, но нет одного: собственного машиностроения. Почти всю технику и все современное вооружение они должны покупать в индустриальных странах.

В течение всего XX века переход на индустриальную ступень совершали Россия, Испания, Турция, Мексика, Китай, Индия и многие другие страны. Эта трансформация влекла за собой такие огромные социальные сдвиги, что каждая страна расплачивалась за них тяжелейшими гражданскими войнами и революционными взрывами. Но и страны, обогнавшие их, в свое время заплатили за переход такую же кровавую цену.

XVII век — Голландия завоевывает независимость от Испании, на территории Германии полыхает Тридцатилетняя война, гражданская война в Англии и свержение короля, религиозные войны и Фронда во Франции.

XVIII век — Война за независимость в Америке, революция и гражданская война во Франции.

XIX век — революции в Германии, Франции, Венгрии, гражданские войны в Италии, Соединенных Штатах, революция Мэйдзи в Японии, Парижская коммуна во Франции, революции в Южной Америке.

Примечательно, что в веке XX одна за другой распались великие многонациональные империи: Испанская, Австрийская, Турецкая, Британская, Российская. Одновременно многие европейские страны предоставили независимость своим колониям: Франция, Бельгия, Португалия, Голландия. И то, и другое произошло потому, что после вступления в индустриальную стадию земля перестает быть главным источником богатства, и народы начинают усиленно развивать свои промышленные и технологические потенциалы.

Проступающую здесь закономерность можно сформулировать так:

В истории человечества народы проходят разные ступени освоения сил природы, и каждый переход с одной ступени на другую чреват социальными и военными потрясениями огромной силы.

Опираясь на этот постулат, мы можем по-новому вглядеться в судьбы народов прошлого, открывшиеся для нас в новейших исследованиях дозорных-историков. Изучение процессов перехода кочевников к оседлому земледелию позволяет нам лучше понять и даже предсказать пути, по которым будут двигаться народы Т ретьего мира, пытающиеся в наши дни достичь индустриальной ступени. И в первую очередь нас будет интересовать феномен иррациональной враждебности отставших народов по отношению к ушедшим вперед.

Параллельно с войнами П ервого и Второго типа, войны Третьего типа заполняют три тысячелетия, разделенные посредине датой рождения Иисуса Христа. И главная черта этих войн: безжалостность нападающих к обороняющимся.

Уже в Книге Бытия мы находим свидетельства того, как жестоко обходились кочевники-иудеи с земледельческим населением покоряемых территорий.

«И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и стоначальников, пришедших с войны, и сказал им Моисей: „Для чего вы оставили в живых всех женщин?. Убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя”» (Числа, 31:14–17).

Это поголовное истребление местного населения продолжается и в Земле Ханаанской. При взят ии Ие рихона иудеи «предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом» (Иисус Навин, 6:20).

Вот в 390 году до Р. Х. кельты врываются в Рим. «Стоны женщин, плач детей, рев огня, треск рушащихся зданий терзали сердца воинов на стенах Капитолия… Толпы вооруженных варваров носились по знакомым улицам, неся гибель и разрушение. Никогда еще люди с оружием в руках не были в таком жалком положении — запертые в крепости, они должны были смотреть, как все, что было им дорого, гибло под мечами врагов»[42].

Арабы, начавшие в VII веке по Р. Х. нападения на близлежащие страны, часто вырезали поголовно захваченные селенья, если жители отказывались принять мусульманство. «Семьсот мужчин были перебиты в захваченном после осады еврейском городке. Им связывали руки, обезглавливали и сбрасывали в вырытый заранее ров»[43].

Особую свирепость демонстрировали монголы. «При осаде в 1221 году персидского города Нишапур (родина Омара Хайяма) зять Чингис-хана был убит стрелой со стены. Чингиз предложил своей овдовевшей дочери, беременной к тому времени, выбрать наказание для города. Она приказала перебить всех жителей и сложить отрубленные головы в три пирамиды: одну из мужских голов, другую — из женских, третью — из детских. Ее пожелание было выполнено»[44].

Киевская Русь долго отбивалась от кочевников печенегов, половцев, хазар, булгар, но монголо-татарское нашествие сломило ее и пронизало страхом народное сознание на три века вперед. При взятии Рязани «князь Юрий, его семья и все приближенные были перебиты. Рязанцев расстреливали на улицах, насаживали на кол, сдирали кожу, сжигали живьем в пылающих домах… Монахи и жители, запершиеся в храмах, могли лишь беспомощно взирать, как насиловали молодых женщин и монахинь… Потом и они погибли в подожженных церквях»[45].

Князь Владимир тоже был сожжен в храме вместе с женой, дочерьми и внуками, «и их обугленные тела валялись на полу среди других трупов и растоптанной знаменитой иконы Богородицы, которая в прошлом одарила жителей Владимира столь многими чудесами»[46].

«6 декабря 1240 года Киев был взят улица за улицей. Последним оплотом сопротивления был храм Богородицы… но так много перепуганных горожан вскарабкалось на крышу и в колокольню, что здание рухнуло, погребая не только беженцев, но и защитников… Город, который когда-то правил Россией, был полностью разрушен и разграблен, могилы святых осквернены, их мощи разбросаны»[47].

Тщетно рациональный ум будет искать причины или мотивы этих зверств. Здесь явно демонстрирует себя та же иррациональная злоба отставших к ушедшим вперед, которую мы в таком изобилии наблюдаем в наши дни. Только «смерть большой сатане — Соединенным Штатам», только полное уничтожение индустриального Израиля видит своей целью земледельческий мир Ислама. «Джихад — это только Коран и автомат». Аль-Каида, Боко Харам, ИГИЛ, йеменские хуситы обуреваемы теми же страстями, что и кочевники древнего мира. Как те атаковали Египет, Рим, Китай, Индию, Византию, Русь, так эти будут продолжать свои атаки на индустриальный мир, не считаясь с реальным соотношением сил.

Иррациональность этой ненависти высвечивается тем фактом, что не только отдельные воины часто идут на верную смерть, но и целые народы пускаются в самоубийственное противоборство с более сильным противником. Когда в 102 году до Р. Х. племена кимвров и тевтонов напали на Римскую республику, превосходство римских легионов было настолько очевидным, что кимвры были уничтожены полностью и исчезли из мировой истории. Сегодня Израиль настолько сильнее сектора Газы, что мог бы стереть его с лица земли за неделю. Тем не менее Хамас снова и снова провоцирует израильтян ракетными обстрелами и подземными туннелями для заброса террористов, навлекая на бедных жителей анклава сокрушительные ответные удары.

В арсенале приемов террористов все чаще мелькает такой: выносится смертный приговор деятелям культуры индустриального мира якобы за оскорбление Корана и пророка Мухаммеда, а приведение его в исполнение оставляется на долю фанатиков ислама, которые уже живут на Западе и имеют возможность свободно перемещаться там. (Последний пример — убийства членов редакции сатирического Парижского журнала «Шарли».) Однако недавно этот прием был расширен: джихадистам удается узнавать имена и адреса летчиков, бомбящих их базы, и командиров подразделений, ведущих антитеррористические операции, и они размещают в интернете угрозы расправиться с семьями своих врагов. По сути, это равносильно захвату заложников, и может производить такой же парализующий эффект.

Выше я перечислил гражданские войны, полыхавшие в странах, переходивших с земледельческой ступени на индустриальную в XVII–XX веках. Но такие же кровавые междуусобия окрашивали и жизнь кочевников накануне скачка в сторону оседания.

Свирепо враждовали между собой колена Израилевы в течение двух веков, предшествовавших созданию их собственного земледельческого государства.

То же самое — персидские племена накануне их броска на завоевание Вавилона, Двуречья, Малой Азии под водительством царя Кира.

То же самое — гунны, которые разделились на южных, ассимилировавшихся в земледельческом Китае, и северных, ушедших на Запад, на завоевание Европы.

Война между племенами, населявшими Аравийский полуостров, предшествовала объединению их под знаменем пророка.

Первую половину своей жизни Чингисхан участвовал только в междуоусобных войнах монгольских племен.

Следует ожидать, что эта закономерность будет соблюдаться и в странах Т ретьего мира в наши дни. Никакой народ не может перейти на следующую ступень цивилизации единодушным и единовременным скачком. Раскол Кореи, Китая, Вьетнама отражал разную степень готовности их населения к переменам. Там, где более готовым не удавалось отвоевать для себя территорию, происходило массовое бегство, как, например, кубинцев во Флориду или «лодочных людей» из Индокитая.

Гражданские войны, раздирающие сегодня Ирак, Ливию, Сирию, Ливан, Египет, Судан, Нигерию, Руанду, Сомали и другие земледельческие страны многими чертами похожи на междуусобия кочевников, переходивших на новую ступень. Поэтому индустриальному миру необходимо готовиться к тому моменту, когда в каком-то из народов появится лидер, способный объединить враждующих и обратить их военную энергию вовне [48]. Тогда тлеющие сегодня войны Т ретьего типа перерастут в полномасштабное нашествие, последствия которого будут опустошительными.

Осама Бен Ладен был близок к тому, чтобы продолжить линию знаменитых завоевателей прошлого — персидского Кира, гуннского Аттилы, арабского Мухаммеда, монгольского Чингиз-хана, тюркского Тамерлана. Но он не смог вырваться из рамок своих суннитско-вахабских верований и традиций и призвать под свои знамена всех мусульман без различий. Когда на сцене появится лидер, которому удастся объединить суннитов и шиитов, это может высвободить энергию такой же силы, какая высвобождается при соединении двух половинок атомной бомбы.

Индустриальный мир убаюкан сознанием своего технического превосходства, его правительства видят главную опасность в усилении той или другой термоядерной державы — России, Китая, Индии, Пакистана. Но точно так же в VII веке по Р. Х. Византия и Персия изматывали друг друга бесплодными войнами, не замечая того, что происходило у них под боком на Аравийском полуострове. Нашествие кочевников-арабов застало обе земледельческие державы врасплох, и они потерпели полное поражение.

Арабский военачальник Халид, вторгшийся в персидскую провинцию в 634 году, отправил ее губернатору послание, предлагавшее жителям на выбор: принять мусульманство, стать вассалами и данниками арабов или готовиться к смерти. В конце послания была фраза: «Пришли люди, для которых смерть за веру так же желанна, как для тебя жизнь». Персы попробовали сопротивляться, но были разбиты, губернатор убит, и вскоре страна стала частью Арабского халифата[49].

Ту же самую тему готовности к смерти поднимает Осама Бен Ладен в своем призыве, написанном в декабре 2001 года: «Если мусульманин спросит себя, почему наши братья по вере достигли такой степени унижения и разгрома, ответ очевиден: потому что они безумно рванулись к наслаждениям жизни и забросили книгу Аллаха. Евреи и христиане соблазнили нас дешевыми удовольствиями и жизненным комфортом, они сначала наводнили наши души тягой к материальным благам и лишь потом вторглись со своими армиями… А мы стояли, как женщины, и ничего не предпринимали, потому что жажда смерти за дело Аллаха покинула наши сердца. О, юноша-мусульманин! Возжаждай смерти, и жизнь будет дарована тебе»[50].

Одиннадцатое сентября 2001 года показало всему миру, какие страшные удары могут наносить индустриальному миру воины, «возжаждавшие смерти за веру». Их воспаленная гордость не может смириться со статусом второсортности, в который их ставит принадлежность к земледельческой ступени. И какую альтернативу может предложить им индустриальный мир? Демократию, права человека, мультикультурализм, отделение церкви от государства? Алкоголь, каррикатуры на пророка, женщины, разгуливающие голышом по пляжам или, еще хуже, восседающие в судейских креслах? Не напоминает ли это попытки христианских священнослужителей оборонятся от монголов при помощи икон и святых мощей, выносимых в крестном ходе перед воротами крепости?


Все вышесказанное можно свести к нескольким постулатам.

1. Переход любого племени и народа с одной хозяйственно-технологической ступени цивилизации на следующую чреват необычайным внутренним напряжением, которое может привести и к расколу. (Недавние примеры: Корея, Вьетнам, Судан, Китай — Тайвань, Индия — Пакистан — Бангладеш, Эфиопия — Эритрея и т. д.)

2. Переход этот не сводится к овладению трудовыми приемами и навыками новой ступени, но связан с глубинными переменами в моральном и психологическом строе народа, которые растягиваются на жизнь многих поколений.

3. Враждебность отставших народов к народам, ушедшим вперед, имеет иррациональный характер и не поддается объяснениям в категориях причиненного вреда или ожидаемой выгоды.

4. Кочевники-иудеи, кочевники-арабы, кочевники-монголы часто поголовно уничтожали население покоряемых земледельческих стран без всякой видимой пользы для себя. И точно так же в наши дни, мусульмане, застрявшие на ступени земледелия, считают заранее оправданным убийство любого американца, россиянина, израильтянина, вообще «неверного гяура».

5. Уступая земледельцам в вооружении и численности, кочевники компенсировали это необычайной сплоченностью в бою. В XXI веке сплоченность наступающих будет выражаться в том, что любой приказ, отправленный по интернету из какой-нибудь горной пещеры, будет безоговорочно выполнен отрядами террористов, разбросанными в городах индустриального мира.


Мне бы очень хотелось заинтересовать постулатами, перечисленными выше, дозорных индустриального мира. Но еще больше мне бы хотелось, чтобы они расстались с сочиненным Жан-Жаком Руссо образом доброго и разумного «естественного» человека, права которого необходимо защищать во все времена и во всех странах.

Любой человек есть клубок страстей, среди которых полыхают и созидательные, и разрушительные. Как сказал Экклезиаст, «всему свое время: время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру» (Эккл., 3: 1–8). Страсти творить, любить, спасать в одной и той же душе могут уживаться с не менее сильными страстями разрушать, мучить, убивать.

Особенно последняя проявляет себя в наши времена с пугающей наглядностью. Никакие «новые трихины» не могли бы вербовать себе миллионы соучастников и сторонников, если бы микроб душегубства не таился в человеческом сердце. Благодатная среда для его размножения — ненависть, гноящаяся в душах народов, отставших на переходе в индустриальную стадию. Я рискну высказать предположение, что и традиционная враждебность ирландцев к англичанам, басков — к испанцам, северокавказцев — к россиянам, черных американцев — к белым, скорее всего, имеет ту же природу.

Противоборство Древнего Рима с наступающими кочевниками длилось тысячелетие. Когда империя распалась, на ее территории образовались земледельческие государства, сохранившие в своих названиях отзвук имен тех народов, которые мечами прокладывали здесь себе путь к оседанию. Франция напомнит нам о франках, Германия — о германцах, Бельгия — о бельгах, Шотландия — Scotland — о скоттах, Венгрия — Hungary — о гуннах (Hunny), Саксония — о саксах, Болгария — о булгарах.

Можно ли по аналогии предсказать распад Америки на независимые государства? Какую-нибудь Мексифорнию, Кубофлориду, Пуэрторикию, Исламофарраханию? Думается, до этого еще слишком далеко. Гораздо более вероятным представляется повторение другого момента античной истории: перерождения Римской республики в Римскую империю в I веке до Р. Х. Это произошло не потому, что Сулла, Помпей, Катилина, Антоний, Юлий Цезарь, Октавиан Август были какими-то неукротимыми честолюбцами, жадными до власти. Просто и сенату, и всадникам, и легионерам, и рядовым гражданам в какой-то момент стало ясно, что сохранить государственный порядок в гигантской многонациональной стране будет невозможно без перехода к единовластию. Так и в сегодняшней Америке патовая ситуация в противоборстве президента и конгресса парализует все законодательные и административные инициативы.

История великих империй длилась тысячелетия. История великих республик, вступавших на путь экспансии, расширения, открытия своих границ миллионам инородцев, до сих пор не превысила 250 лет. (Примеры: Афины, Карфаген, Венеция, Флоренция, Генуя, Новгород, Псков и так далее.) Если это правило сохранится, нам следует ожидать кризисной точки для Американской республики в 2025 году. Недаром проницательный американский политик и мыслитель, Патрик Бьюкенен включил эту дату в название своей книги: «Самоубийство сверхдержавы. Просуществует ли Америка до 2025 года?»[51].

Стремительный технический прогресс наших дней может привести к тому, что человечество окажется перед лицом нового скачка: со ступени индустриальной на пятую ступень — назовем ее предположительно электронно-космической. Если это будет сопряжено с такими же социальными и военными катаклизмами, какие сопровождали предыдущие скачки, разрушительные последствия их предсказать невозможно. Нужно считать чудом, что за 70 лет, прошедших с Хиросимы, человечество проявляло достаточную сдержанность, чтобы не использовать термоядерное оружие в своих непрекращающихся войнах. Но вечно это длиться не может. Рано или поздно «новые трихины» доберутся до бомбы и используют ее для утоления своей иррациональной ненависти.

Модель ступенчатого развития мировой цивилизации разрабатывает и известный американский политолог Чарльз Купчан. Он считает, что народы, пережившие в свое время охотничью, скотоводческую, земледельческую, индустриальную стадии, оказались сегодня на входе в следующую ступень, которую он назвал digitalera[52]. Необычайные возможности эффективного обмена информацией, вносимые компьютером и Интернетом, в огромной степени влияют на все производственные процессы, повышая их эффективность. Такую же роль в свое время сыграла письменность для народов, поднявшихся с кочевой ступени на земледельческую, или телеграф, телефон, радио для народов, входивших в индустриальную эру. В отличие от ФрэнсисаФукуямы, Купчан считает, что мы достигли не конца истории, а начала следующей технологической эры, и что на этой новой ступени США утратят свою доминирующую роль в мире.

В своей книге «Без буржуев», вышедшей в 1979 году[53], я описал кризисное состояние СССР, но и представить себе не мог, что двенадцать лет спустя советская империя развалится. Сегодня я тоже не имею в виду пророчить гибель США. Страна выживет, может быть, даже усилится в военном и экономическом отношении при усилении исполнительной ветви власти за счет трех других ветвей, как усилился Древний Рим во втором веке по Р. Х. при императоре Траяне. Но это будет закат и перерождение той страны, которую мы знаем и любим сегодня.

Одно ясно: в ситуации противостояния с бурлящим и непредсказуемым Т ретьим миром искусственное раздувание враждебности со стабильной индустриальной Россией, является ничем иным, как проявлением величайшей безответственности и близорукости американских политиков обеих партий. В привычной погоне за голосами избирателей они состязаются друг с другом в обвенинениях в адрес Кремля, не утруждая себя анализом конкретных историко-политических ситуаций. При этом собственные акты попрания международного права полностью игнорируются. Попытки «ракетно-бомбовой демократизации» делались уже в отношении Боснии, Сербии, Афганистана, Ирака, Ливии, Йемена и унесли сотни тысяч жизней. В результате волна ненависти к индустриальному миру вздымается все выше и выше и поставляет тысячи мстителей в ряды ИГИЛа.

Сегодня долг дозорных индустриального мира — американских, российских, британских, немецких, французских — вглядеться в туман ближайших десятилетий, вслушаться в гул волн Океана Истории, разбивающихся о грозные утесы. Избежать вступления на новую ступень цивилизации невозможно. Опять какие-то народы вступят на нее первыми, и на них обрушится враждебность отставших. Но, как сказал Шекспир — «готовность это все». Если мы осознаем историческую неизбежность противоборства между народами, находящимися на разных ступенях, мы сможем встретить очередную волну «новых трихинов» во всеоружии.


Опубликовано в журнале: «Нева» 2016, № 2

Загрузка...