В среду утром я позвонил Чарлзу Дэмбли, бывшему владельцу Краткого. Мне ответил свежий девичий голосок, звонкий и беззаботный:
– Господи, вы говорите – Тайрон? Джеймс Тайрон? Да, мы читаем вашу ужасную газету! По крайней мере, мы ее получаем. По крайней мере, наш садовник получает, поэтому я часто читаю ее. Конечно, пожалуйста, приезжайте и поговорите с папой, он будет ужасно рад!
Папа рад не был. Он встречал меня на крыльце, небольшого роста мужчина лет под шестьдесят, седоусый, с тяжелыми мешками под глазами.
Его отличала каменно-любезная манера обращения к собеседнику.
– Очень сожалею, мистер Тайрон, но ваше путешествие оказалось напрасным. Моей дочери Аманде всего пятнадцать, и она склонна к необдуманным высказываниям…
– Она, наверное, передала вам, что я звонил. Вас не было дома и…
– Надеюсь, вы извините ее. Мне совершенно нечего сказать вам. Абсолютно нечего. Всего доброго, мистер Тайрон.
Веко у него подергивалось, а на лбу выступили капельки пота. Я медленно обвел взглядом фасад дома (подлинный георгианский стиль, не слишком громоздкий, тщательная, не бьющая в глаза отделка) и посмотрел прямо в глаза Дэмбли.
– Кому они угрожали? – спросил я. – Аманде?
Он моргнул и приоткрыл рот. Человек, имеющий пятнадцатилетнюю дочь, легко уязвим. Он хотел что-то сказать, но из горла вырвалось лишь нечленораздельное кряканье. С трудом откашлявшись, он наконец выдавил:
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Каким образом они это организовали? По телефону? Или письмом? Может, вы беседовали с ними лично?
По его лицу было видно, что я попал в точку, однако он молчал.
– Мистер Дэмбли, – сказал я, – ведь можно написать статью, как в последнюю минуту без всяких на то оснований вы сняли фаворита, и упомянуть там ваше имя и имя Аманды. Но я могу не называть никаких имен.
– Не называйте, – умоляюще проговорил он. – Не называйте.
– Хорошо, – согласился я. – Но только в том случае, если вы расскажете, чем они угрожали и в какой форме.
Его рот искривился от ужаса и отвращения. Да, этот человек испытал, что такое шантаж, испытал в полной мере.
– Но как можно довериться вам?
– Мне можно.
– А если я не скажу, вы назовете в статье мое имя, и они все равно подумают, что я проговорился… – Он запнулся.
– Совершенно верно, – мягко отозвался я.
– Я презираю вас.
– Не стоит. Просто я хочу помешать им вытворять и впредь такие штучки.
Пауза. Наконец он проговорил:
– Они пригрозили, что изнасилуют Аманду. Сказали, что я не смогу караулить ее все двадцать четыре часа в сутки до конца ее жизни. Единственное, что от меня требовалось, – это позвонить Уэзербису и снять Краткого со скачек, тогда она будет в безопасности. Что такое один телефонный звонок по сравнению… по сравнению с благополучием моей дочери?.. И я позвонил. Конечно же позвонил. Иначе было нельзя. Какое значение имело участие лошади в скачках по сравнению с безопасностью моей Аманды?
Действительно, какое…
– Вы сообщили в полицию?
Он отрицательно покачал головой:
– Они сказали…
Я кивнул. Они знают, что говорить в таких случаях.
– После этого я распродал всех лошадей: не было больше смысла держать их. Ведь в любой момент это могло повториться.
– Да.
Он вздохнул:
– Это все?
– Вы говорили с ними по телефону или лично?
– Не с ними, а с одним. Он приезжал сюда на автомобиле с шофером. В «роллс-ройсе». Показался мне образованным человеком. Говорил с акцентом. Скандинавским или голландским – точно не знаю. Может быть, даже с греческим. Вполне воспитанный человек, если не вникать в смысл его слов.
– Как выглядел?
– Высокий… примерно вашего роста. Только значительно плотнее. Массивней, больше мускулов. И лицо не как у какого-нибудь там жулика. Я не мог поверить своим ушам: подобные речи не соответствовали его внешнему виду.
– Однако он убедил вас, – заметил я.
– Да. – Он пожал плечами. – Он стоял и слушал, как я звоню Уэзербису. А потом сказал: «Уверен, что вы приняли мудрое решение, мистер Дэмбли». Потом вышел из дома, и шофер его увез.
– И с тех пор вы ничего о нем не слышали?
– Ничего. А вы сдержите свое слово? Он сдержал…
Мой рот искривился в гримасе.
– Сдержу.
Он долго смотрел на меня.
– Если из-за вас Аманде причинят хоть какую-нибудь неприятность, будьте уверены, вы дорого заплатите за это… Дорого заплатите. – Он замолчал.
– Если случится, заплачу. – Пустые слова. Нанесенный ущерб исправить нельзя, и никакая плата тут не поможет. Надо быть предельно осторожным.
– Вот так, – сказал он, – вот таким образом.
Он повернулся на каблуках, вошел в дом, и дверь между нами захлопнулась решительно и бесповоротно.
На обратном пути я заехал в Хэмпстед поговорить с Колли Гиббонсом, одним из администраторов Хитбери-парк. Визит оказался не ко времени: его жена только что сбежала с каким-то американским полковником.
– Чертова кукла! Оставила мне вот эту кретинскую записку! – Он сунул мне в нос какую-то бумажку. – Прислонила к часам, как в каком-то дурацком кино!
– Простите, я, видно, не вовремя…
– Входите, входите. Выпьем по рюмочке.
– Мне еще до дома добираться.
– Возьмете такси. Тай, ну будьте другом! Давайте!
Я взглянул на часы: половина пятого. До дома ехать минут тридцать, если учесть плотность движения на дорогах в часы пик. Я переступил порог и по выражению его лица понял, как невыносимо было для него одиночество в этот вечер.
На столе стояла бутылка, рядом – до половины полный стакан, и он уже наливал мне виски.
– Чертов полковник! – с горечью произнес он. – Да к тому же еще в отставке!
Я рассмеялся. Он с недоумением посмотрел на меня и наконец тоже выдавил кривую усмешку.
– Да, наверное, это смешно, – сказал он. – Странно, но мы с ним очень похожи. Внешность, возраст, характер – все. Он даже нравится мне.