Погрузку вели в полной темноте, но так быстро, что Рост только головой крутил. И ведь не видел почти ничего, но знал: все происходит как надо.
Из корабля сначала вынесли кожаные продолговатые тюки, не стоило и гадать, чтобы понять – в них оружие, много оружия. Тогда-то Рост и понял, что племя, которое он видел в этих лесах, определенно не пребывает в изоляции. А вот сколько требуется бойцов, чтобы использовать такое количество стволов, – об этом стоило задуматься, но не хотелось. Теперь это было не его дело. Он с Шипириком и своим мангустом улетал отсюда и вряд ли когда вернется. Это он знал наверняка.
Мангусты вообще как ошалели, скакали, прыгали под ногами, словно они были не дикими по сути зверями, а какими-то плохо прирученными собачонками. Рост еще мельком подумал, что его живой воротник пытается соблазнить обеих подружек продолжать путешествие в этой страшной, плохо пахнущей от сожженного химического топлива машине, а подружки не соглашаются. И чтобы обеспечить себе компанию, Ростиков мангуст их уговаривает, даже слегка насильничает, хотя нельзя сказать, чтобы с удовольствием, все-таки мирные они были звери, им бы все полюбовно сделать… Но главное сейчас было заставить обеих самочек войти в корабль, чего кесен-анд’фа все-таки добился. В конце концов Длиннохвостая и Белая Грудка на это согласились, хотя и капризничали при этом или откровенно боялись того приключения, в которое влипли.
После тюков стали выгружать связки каких-то сухих стеблей, плетеные коробки с патронами – их Рост определил по запаху, потом какие-то звенящие ракушки, нанизанные на веревочки, немного одежды и обуви, не простой, конечно, а той, что полагается надевать под доспехи, пластины, из которых эти доспехи можно было получить холодной ковкой, что-то еще… Рост уже стал уставать, когда к нему подошел командир сопровождающего их отряда кваликов и дружелюбно засветил кулаком в поясницу. Рост чуть не согнулся от неожиданного и внезапного удара, но понял, выпрямился и изо всей почти силы ударил в ответ, конечно, в плечо. Квалик даже не шелохнулся, лишь одобрительно крякнул и кивнул.
– Хорошо, что мы вас тогда не расстреляли. Вон какой бакшиш прежде расписания получили.
Значит, решил Рост, это своеобразный выкуп. Что же, и на том спасибо. Стали взбираться по лесенке, размещаться в ракете. А вот это было мудрено. Сама ракета оказалась уж очень маленькой. Хотя устроена была просто.
Две трети занимали двигатели, обложенные какими-то плитами, смахивающими на асбестовые, поверх них еще был выстлан войлок. На него уже можно было складывать кое-какие грузы. Что удивительно, некоторые мешки так и остались лежать в этом подобии трюма, никто их не разгрузил, они были нужны еще кому-то.
Трюм весь был увит неширокими и прочными сетками, привязанными к небольшим крюкам, углубленным в стены. Их уже можно было рассмотреть, потому что у самого люка из трюма, ведущего в кабинку управления, тускло светил темно-красный плафон.
Рост сначала думал, что их в этом трюме и потащат, но пилот заупрямился. Им оказался коротконогий и тощенький на вид карлик, правда двухглазый. Поднапрягшись, Рост вспомнил, что они называют себя табирами. Он решил блеснуть знаниями и вытянул вперед руку, когда пилот оказался поблизости, представился:
– Табир, меня зовут Рост, я из людей…
– Знаю, как тебя зовут, – неожиданным басом отозвался пилот, – только я не из табиров, мои дальние родственники аглоры… Зови меня Гесиг.
Рост не поверил. Высокие, антично-красивые, очень сильные невидимки в нузах, ниндзя Полдневья, как когда-то сказал Ким, и этот коротышка, едва метр тридцать росточком… Как-то не вязалось это. Но раз он так сказал, приходилось с этим считаться.
– А пернатый у нас Шипирик, – представил Рост коротышке протискивающегося во внешний люк бегимлеси.
– У него самого языка нет? – с непонятным раздражением отозвался пилот, потом скептически посмотрел на обоих пассажиров. – Вы под куст… когда ходили? Учтите, в полете мы будем… часов тридцать.
Пришлось бегимлеси, а за ним и Росту выбираться и справлять свои нужды под ближайшими кустами. Рост еще подумал, вот будет хохма, если это – хитрость пилота, выдуманная, чтобы не брать с собой двух усталых, израненных и дурно пахнущих чужаков. Да еще с кесен-анд’фами вдобавок. Но Гесиг не обманул, дождался, пока они снова не показались, обвешанные флягами с водой и парой копий, которые запасливый Шипирик как-то сумел обменять у кваликов.
А может, все дело было в мангустах, может, как раз их Гесиг и не хотел упустить. Уж очень они были редкими. Это несложно было понять даже в темноте по тому, как к скачущим и взволнованным зверькам сам пилот присматривался.
Укладываться на относительно мягкие тюки Гесиг разрешил только пернатому и очень туго запеленал его своими сетками. Ничего пояснять не стал, но и без пояснений было понятно – иначе перегрузки размолотят Шипирика о стены ракеты, как зернышко в мельнице.
Потом заправил, словно патрон в обойму, Ростика с его кесен-анд’фами в кабине управления между своим креслом и задней стенкой. Для верности прихватил парой сеток, но при желании Рост мог бы самостоятельно из них выбраться. Потом проворчал:
– Мне из-за тебя к некоторым приборам тянуться придется.
Кресло-то было вращающимся, чтобы можно было все эти рукоятки и кнопки доставать, а Рост своей неимоверно большой тушей для этого помещения заклинил его намертво. Вот Гесиг и ворчал, правильно, кстати, ворчал, потому что, когда стали прогревать двигатель, разгонять вспомогательную антигравитационную тягу, работать ему пришлось не меньше, чем мангустам на охоте.
Потом ракету вдруг повело в сторону, словно по льду, ее прошило несколько довольно зловещих ударов и затрясло. Чуть повернувшись к Росту, Гесиг через плечо закричал, перебарывая рев своей машины:
– Нагрузили неправильно, с перекосом… Ничего, все равно стартуем! Потом переложим!
Тяжесть, нагрузка на все тело, так что даже кесен-анд’фы показались весящими под тонну каждая… Потом стало еще хуже, если бы не сетки и прижимающее его к стене кресло, Ростика бы просто размазало в кисель. А так и киселю некуда было деться, вот он и уцелел… кажется.
Потом сделалось чуть легче. Кесен-анд’фы немного воспряли духом, Белогрудка даже соскочила и попробовала рассмотреть с Гесигом то, что можно было увидеть за лобовым окошком. Тот ее попытался прогнать, но зверек не очень-то его и послушал, пока не удовлетворил любопытство и не вернулся на относительно мягкого Ростика, чтобы дремать после всех треволнений.
А Роста выворачивало наизнанку, потом как-то заколотило в компактный снежок, только не из снега, а из мяса, костей и нервов, которые отзывались постоянной, непрекращающейся болью.
Потом стало еще тяжелее, даже Гесиг обмяк в своем кресле и руку поднимал, только чтобы дотронуться до какого-то рычага, похожего на самолетный, перед собой. Роста все-таки вырвало, слишком много воды выпил перед стартом, не подумал, как это будет тяжело. Рвотная масса как-то быстро расплющилась под ним и ушла в какие-то пазы, хотя запах, конечно, остался. Но, видимо, они с Шипириком так благоухали, что чересчур общую атмосферу даже это не испортило. По крайней мере, Гесиг ничего не сказал, лишь какую-то маску надел, но потом от перегрузки все-таки снял, и без нее его голова вдавливалась в плечи – это как раз Ростику было видно.
Очнулся Рост оттого, что Гесиг требовал, чтобы он перебрался в его кресло, а он должен был заглянуть в трюм. Рост подчинился, хотя каждое движение давалось ему с таким трудом, что он даже не сразу понял – они в невесомости.
Перебраться на новое место ему в конце концов помог Гесиг. А потом сдвинул люк и с любопытством заглянул в провал, из которого светило темно-красным светом. Покричал что-то туда, у Роста в ушах так пульсировала кровь, что он не понял ни слова.
Снова располагаясь в кресле, Гесис наклонился к Ростику и прокричал, чтобы тот все-таки услышал:
– При посадке труднее будет… Твой приятель выдержит, а вот ты?
Дальнейшие его предупреждения было не разобрать, Рост и не пытался. Он стиснул зубы и приготовился к тому, что с корабля будут снимать кровавую лепешку, словно корова на крота наступила. Почему-то этот немудреный образ так его насмешил, что он даже попробовал смеяться, лишь потом понял – если сдвинет челюсть при смехе, назад ее может уже и не поставить.
Снова ускорение, перегрузки, а потом, через бездонные перевалы времени, когда они шли на маршевых двигателях, посадка. Тогда-то Рост, кажется, готов был сломаться окончательно. Уже был готов. Весь в кучку собрался, чтобы хоть умереть достойно, но…
«Не нужно бояться, человек». Он даже головой покрутил, чтобы понять, откуда исходит этот голос, но так и не догадался. Только тогда и понял, что звучит у него в сознании. Ясно, чуть замедленней, чем он привык, выслушивая приказания, например чегетазуров, но определенно на едином, без ошибочных интонаций, даже слегка красуясь произношением, словно девчонка по улице идет и знает, что ее провожают взглядами.
Ты кто, спросил Ростик, лишь чуть-чуть заикаясь. И дождался ответа – тот, кто выволок тебя из лесов, кто послал за тобой эту машину с пилотом. А теперь… Дальше все пошло совсем не так, как Ростику хотелось бы. Поговорить с этим чужим существом, так спокойно и уверенно обратившим к нему свою речь, не удалось. Потому что на лицо как бы натянули маску с хлороформом, хотя некоторое время Рост еще мог соображать…
Он думал, что, похоже, куда-то переправляют не его, человека, а семейку кесен-анд’фов, и он лишь исполняет функцию чемодана при них. Еще он представил, что вот прилетят они на место, у этих зверьков будут красивые дети, которые очень понравятся Бояпошке с Винрадкой, но больше всего они подружатся с его собственными детьми, которые где-то ведь уже родились и успели подрасти… А потом он решил, что может вот сейчас и умереть, без всяких дураков, просто перейдет в какое-то иное состояние и никогда больше не увидит Боловска и людей, которые там живут…
Очнулся он от того, что Гесиг старательно, словно не Рост перед ним лежал, а какая-то сложная машина, протирал ему лицо. Тряпка в руках пилота воняла то ли смазкой, то ли пороховой копотью. Рост застонал, вытянул руку, перехватил эту тряпку и уже сам вытер себе шею и щеки. Они были в крови, видно, натекла из ушей.
Тогда он сразу прислушался, нет, не оглох, какие-то звуки до него все-таки долетали – повизгивания мангустов. Они носились по ракетному пульту и голосили о своем, кажется, хотели выбраться из этой железной бочки, чтобы никогда больше в нее не забираться. Рост поднял голову, кивнул пилоту. Тот осторожно попытался улыбнуться.
– Ты как? – Это и были его слова.
– Я-то? – Рост себя все-таки не очень хорошо слышал. – Хреново. Помоги подняться.
Гесиг выволок его из-за кресла, усадил на краешек пульта, в само кресло Ростик бы все равно не поместился. Наклонился, сдвинул люк и пропал там. Рост обернулся, лобовое стекло не давало обзора по сторонам, но они определенно не летели. Над Ростом мягко светилось серое Полдневное небо, и в нем на очень длинных и нешироких крыльях, похожих на лезвия мечей, летали птицы. Они кружили, словно чего-то ждали, может быть, трупов, которыми можно будет закусить?
Вытащить из трюма Шипирика, который был в сознании, но не мог двигаться, Гесигу не удалось. Он честно пытался, но без успеха. Тогда пилот быстренько скользнул до выходного люка, открыл его, сбросил лесенку и с этого постамента огляделся по сторонам. Обернулся к Ростику.
– Запаздывают они что-то, – оповестил он. – А ведь тут торопиться надо, иначе прихватят и кончат, даже воды напиться не успеем.
Неожиданно, словно из-под земли, появились трое… Похожие на людей, только диковатые на вид, перемазанные в земле и саже, хотя и без оружия. Они ловко стащили Ростика на землю, уложили у одной из посадочных ног ракеты, словно тюк с грузом, а не живого еще человека. Снова тут же пропали во входном люке.
Ростик лежал у горячей после посадки ракетной ноги, чувствовал ее жар, следил за мангустами, которые затеяли обследование поля вокруг. Кстати, было на что посмотреть, это в самом деле оказалось какое-то странное место.
С той стороны, куда Рост мог взглянуть, склоны не слишком высоких холмиков были сожжены очень сильным и точным огнем. Велся он прицельно, об этом говорили попадания по верхушкам холмов, раздробленные и почерневшие от жара камни, прорубленные в почве полосы. И опять же над ними кружили птицы, те самые, которых Рост уже видел. Тут, на открытом воздухе, они не понравились ему еще больше – определенно относились к падальщикам, не иначе.
Шипирика стянули по лесенке, словно он был еще легче Роста. Или он как-то помогал своим носильщикам, хотя и незаметно. Потом Гесиг постоял над Ростом и вполне мирным тоном, уже не пытаясь кричать, пояснил:
– Я – на дозаправку. Может, для последующей переброски для вас найдут машину пошире.
Роста с пернатым отволокли в сторону, Гесиг тут же легко ушел в небо, оставляя за собой чуть видимый розово-серый хвост отгоревших газов. Командир группы, которая выволокла Роста и Шипирика из ракеты, что-то резко пролаял, сейчас же появились новые… люди. Роста подхватили за руки-ноги, понесли чуть не бегом. Направление вся команда держала к низким скалам, отливающим странным серо-черным блеском. С полдороги Шипирика попробовали вести, но в конце концов снова понесли, хотя и придерживали при этом очень неловко. Он невнятно ворчал и пытался вырваться, чтобы самому бежать, хотя и заплетающимися ногами. Мангусты семенили неподалеку от Роста и не пытались влезть на него, хотя им всем было очень страшно.
И тогда Рост увидел… Из-за одного изрытого пальбой холмика показались… Да, это были комши, гигантские пауки. Но какие! Огромные, раза в два больше, чем из тех гнезд, что стояли на континенте Боловска, увешанные какими-то защитными доспехами или оружием, которое они, как и те, уже знакомые Росту, придерживали под брюхом, в нижних лапах, приспособленных для тонкой работы. Передние их ноги были угрожающе подняты, они и бежали только на задних, чем существенно раздвигали возможный сектор обстрела.
И хотя до них было далеко, Рост опустил голову: этих пауков следовало бояться. А главное, оставалось непонятно, на что же рассчитывали его носильщики.
Вдруг откуда-то издалека, пожалуй, с трех-четырех километров, ударили зеленоватые лучи. По паукам стреляли из крупных пушек, но на таком расстоянии этот огонь их, в общем-то, уже и не пугал. Они и не опасались, догоняли людей, как на лыжах с горки. Некоторые даже пробовали достать беглецов огнем своих ружей, но и для них было еще далековато.
Командир группы спасателей снова что-то проговорил, Рост скорее догадался, чем понял:
– На этот раз успели… Все-таки Гесиг слишком далеко от входа садится, нужно ему будет сказать.
И тотчас, словно в подтверждение этих слов, Рост услышал неприятный, лязгающий звук, где-то поблизости металл скрипел по металлу. Значит, слух к нему постепенно возвращался, это было хорошо. Потом Рост увидел это устройство, когда оно оказалось в поле его зрения. Это были толстенные ворота, даже не сваренные, а словно бы выплавленные из цельного куска металла. Но какими массивными и прочными они были! А поворачивались легко…
Теперь пауки молотили без передышки, но пока ни в кого не попадали. А ведь носильщики с Ростом и пернатым стояли так плотно, что хватило бы даже не выстрела, а лишь его рикошета, когда толстый луч вдруг рассыпается на несколько мелких, бьющих в разные стороны брызг… Ворота закрылись, и почти тотчас где-то над ними, за перекрытиями, заработала мощная, уверенная пушка. Рост, лежа на каменном полу, повернулся к командиру:
– Они, кажется, тоже слишком близко подошли и теперь попались.
Командир кивнул, присел, провел пальцем Росту по лбу и шее, стирая пот, словно бы знакомился… на ощупь. Выровнял дыхание, тоже вытерся тряпочкой, которую извлек из рукава:
– Мне говорили, ты никогда не боишься.
Рост разлепил губы.
– Дай воды… – Подумал. Снова спросил:
– Разве мы знакомы?
Командир улыбнулся, посмотрел на своих солдат, те тоже подвыдохлись, но пара из них поглядывали одобрительно. В их глазах не было враждебности.
– Про тебя-то мы уже кое-что знаем. – Пауза. – Даже многое знаем… Достаточно, чтобы сгонять за тобой ракету.
Это интересно, подумал Ростик. А вслух спросил:
– Я-то думал, вы меня для коллекции сюда доставили. – Поднялся на локте, голова закружилась, но он все-таки спросил, вглядываясь в пернатого, который, как и человек, лежал на голом бетоне и тяжело дышал, даже перья у него на плечах и шее поникли.
– Как Шипирик? – И лишь тогда повторил:
– Так даст мне кто-нибудь воды?
Ростик все присматривался к существам, которые втащили его в этот бункер. Сначала они показались ему совершенно похожими на привычных, виденных в Боловске людей, только с чуть другими выражениями лиц. Или на аймихо, в крайнем случае, уж это он знал очень хорошо, потому что две девушки из этого племени стали его женами. Казалось бы, кому как не ему быть экспертом по аймихошкам? Но чем дольше он смотрел и думал, чем больше перед ним проходило этих ребят, тем сильнее его одолевали сомнения.
Возможно, дело было в том, что он уже очень давно не видел не то что аймиховского, но просто человеческого облика, привык глаз к губискам, их пурпурной коже, ярким зеленым глазам и почти всегда белым, как бумага, волосам. Вот и казалось ему, что его от ракеты несли люди… Ну, почти люди.
А может, все было еще проще. Это были солдаты, причем хорошо обученные, в единообразных, мешковатых комбинезонах. И это значило, что их облик в чем-то неуловимом сходился, совмещался, они все делались похожими как братья и сестры, на разные лица и характеры, но… общая стать закаленных бойцов, суровое, немного даже непрошибаемое выражение, внимательный и одновременно чуть расслабленный взгляд солдат, находящихся в относительной безопасности, которая, впрочем, может рухнуть в одну минуту. От них даже пахло как-то одинаково – начищенной кожей, оружием и потом не слишком хорошо вымытого тела.
Ростик поднялся на ноги почти сразу после Шипирика. Только у бегимлеси это получилось более естественно, все-таки он был намного здоровее человека, даже Ростика. Оставалось только удивляться, как некогда с таким вот здоровенным бойцом, как Шипирик, голыми руками расправился сержант Квадратный? К тому же ему достался еще более мощный… образец, ведь он дрался с вождем, предводителем, тренером остальных пернатых.
Рост понял, что стоит, раскачиваясь, придерживаясь за стену. Шипирик со странной заботой рассмотрел его:
– Вид у тебя, Рост, как у разбитого яйца.
– Ты хоть понимаешь, что это значит по-русски? – спросил Рост. Вот она, гарнизонная жизнь, даже пернатый заговорил на… не совсем «печатном» языке.
– Что? – не понял пернатый. Он-то, вероятно, имел в виду что-то совсем другое, бегимлеси ведь действительно из яиц вылупляются.
– Ладно, неважно. Ты лучше вокруг осматривайся, непонятно же, куда мы попали?
– Почему непонятно, вполне пригодный для обороны форт, – уверенно заявил Шипирик, делая плавный жест рукой, охватывая весьма немалый тамбур, в котором они стояли. – Ты, люд, такие же строил.
Рост все-таки постарался сосредоточиться. Действительно, бункер, в котором они оказались, был изрядно похож на те крепости, которые люди строили под Боловском, когда пытались защититься. Толстые стены, то ли из литого камня в пару метров толщиной, то ли… что-то вытесанное из хорошо пригнанных блоков. Много металла, стрелковые щели сделаны с умом, позволяют и круговую оборону держать, и во все стороны смотреть, не давая противнику шанса для внезапной атаки.
Только какая же тут атака, неужели пауки тут умнее тех, с которыми воюют люди? Но тогда – могут ли пауки вообще умнеть?
Гулкие шаги по коридору произвели на тех солдат, кто находился неподалеку, странное впечатление. Они подтянулись, присевших от усталости у стен словно подбросило вверх. Это была, конечно, не стойка «смирно», но нечто на нее похожее. Рост тоже попробовал выпрямиться, зачем-то проверил пуговицы у шеи, лишь тогда вспомнил, что он по-прежнему одет в хламиду кваликов, которая походила на военный комбинезон, как фартук домохозяйки.
Из бокового прохода появился офицер. Из оружия у него был только небольшой пистолетик, но по властному выражению глаз, по уверенной походке сразу стало понятно, кто тут главный. Офицер щурился, видно, в переходах этой крепости было темновато, даже свет тамбура его слепил. Нашел Роста, мельком оглядел пернатого, что-то негромко сказал остальным бойцам. Все стали еще прямее, едва ли не в шеренгу построились.
– Гесиг вас очень неудачно подтащил, – сказал он таким будничным тоном, словно речь шла об обычном тут деле – подвозе из лесов непонятных… бродяг в странной одежде.
– Зато ваши ребята нас очень удачно вытащили, – сказал Ростик, тщательно скопировав последнее слово с произношения офицера.
Тот говорил на очень внятном едином, вот только интонации были какие-то слишком певучие на гласных, но от этого его речь почему-то становилась еще более грозной, с тем же ощущением властности, которое чувствовалось во всем этом человеке.
– Не слишком, – буркнул офицер. – Теперь вас очень сложными ходами придется отправлять дальше.
– Командир, – негромко позвал наблюдатель у одной из бойниц. Офицер, не повернув голову, добавил:
– К тому же срочно. – Подошел к бойнице, посмотрел секунд десять, вздохнул. – А у меня стрелков даже для хорошего чаепития не хватит.
В общем, он сказал какое-то другое слово, но Рост его понял именно так, а может, и неправильно понял. Он отлично сознавал затруднение этого офицера, посылать неизвестно кого с одним провожатым ему казалось неправильно, а отсылать сразу несколько бойцов – не вовремя.
– Если вы дадите нам оружие… – начал было Шипирик и странно присел, выражая подчинение по жестикуляции бегимлеси.
– Оружие полагалось бы свое иметь, – буркнул кто-то сбоку, явно сержантским тоном.
– Там, откуда мы прибыли, не то что ствол, даже копье – редкость, – для убедительности Шипирик потряс своими, вымененными у кваликов. В его руке они казались штопальными иглами. И как он их не забыл в ракете, подумал Ростик.
– Посмотрим, – вдруг согласился офицер. – По местам. К бою!
И тут же бросился в тот же проход, из которого вышел. Рост попробовал поспевать за ним, но куда там… Хорошо хоть верный Шипирик подхватил его под локоть и поволок за собой, едва ли не как куклу, Ростик даже не всегда успевал ногами перебирать.
В переходах действительно было темно, к тому же они были очень тесными и низкими. Ростик попробовал понять, куда следует двигаться, и тогда, к своему удивлению, выяснил, что они поднимаются по пологому пандусу, скрученному в спираль. Понятно, решил Рост, если бы не подъем, я бы, может, и успевал.
Патерны несколько раз делились, но офицер явно бежал вверх и только вверх. Шипирик, когда впереди стало чуть светлее, оставил Роста, да и трудно было в иных узких местах тащиться рядышком. Ростик пошел, отчетливо наблюдая всю несуразную, но такую дружескую и знакомую фигуру пернатого. Потом спереди ударил выстрел.
И тотчас откуда-то снизу, сбоку и даже сверху ударили другие выстрелы. Сколько же на нас навалилось восьминогих, удивился Рост.
Первую же пушку, похожую на крупнокалиберный пулемет с сиденьем для стрелка, с несоразмерно длинным стволом, как показалось Росту, занял Шипирик. Тот сразу стал разбираться, как вставлять в приемник рамки с патронами и как целиться, что для него было довольно трудно – уж очень он отличался от обычной тут обслуги этого инструмента. Рост прошел дальше и оказался у входа в довольно широкую башню, с которой во все стороны смотрело пушек семь или даже больше, пара из них палили так, что из-за закиси азота не совсем понятно было, кто же сидел за стрелков. Но стрелки били отменно – экономно, зло и, вероятно, очень точно. Рост догадался, что стрелки тут имели возможность тренироваться годами, причем в самых натуральных, а не учебных условиях.
Он дотащился до пустующего кресла перед небольшой спаркой, плюхнулся в него так, что даже самому стала противна собственная слабость, и принялся осваивать пушку, как это пару минут назад делал Шипирик. Прицельная рамка была привычной, затвор чуть другой формы, чем помнил Ростик, но планка очень правильно легла под большие пальцы. Рост нашел противника и тихо присвистнул.
Их было слишком много, пожалуй, несколько сотен, даже под тысячу, и это только с его стороны. Если пауки не уймутся, нам их не сдержать, решил он. И, отыскав патроны в сумке под сиденьем, принялся стрелять, тщательно, даже слишком старательно надевая одного паука за другим на свои жалящие, горячие, пахнущие сгоревшим воздухом лучи. Стрелять было просто, пауки даже не притворялись, что собираются прятаться. Они рвались вперед, как бегуны, лишь слегка приседая к земле, но это им, конечно, не помогало, они все равно оказывались на виду.
Первая волна атакующих была чуть задержана, зато вторая… Она докатилась до крепости, и в ход были пущены какие-то очень короткодействующие, но весьма мощные лучеметы. Сначала Рост даже не поверил своим глазам, но потом убедился – пауки резали… стальную поверхность крепости, вырывая огромные куски еще раскаленного металла. Отодрав кусок килограммов в двести-триста, паук быстро убирался за спины других атакующих и несся что было сил назад, за холмы.
– Эдак они всю крепость по кусочкам растащат, – крикнул Шипирик поверх пальбы.
– Потом за нас примутся, – проорал сбоку еще кто-то.
Нужно будет спросить, как зовут офицера, подумал Рост… Попадание вышло очень точным, пожалуй, даже чересчур. Башню заволокло дымом, в котором уже не очень понятно было, кто где может находиться. Рост перезарядил пушку и стал поливать собравшихся пауков внизу, пробуя убивать их сразу по двое, а то и больше. Другим глазом, как ни странно, он выискивал – откуда же прилетел этот чрезмерно точный выстрел. И увидел…
На холме, прямо над крепостью, задом к ней, двигалось что-то весьма неопределенное, огромная квашня, из которой сочилось… нечто, похожее на тесто. На очень слабых для такой туши ножках она ворочалась, в чем ей помогали, как муравьи, паучищи, некоторых из них, кажется, эта квашня даже давила своей массой. Но все равно из комши никто не разбегался.
А туша, несомненно живая, пыжилась, стараясь, словно собиралась выбросить из себя все дерьмо, которого в ней, конечно, должно было оказаться немало… И вдруг верх этой квашни в самом мягком месте раскрылся, как крышечки на спинке божьей коровки, и оттуда ударил безобразный, переливающийся в воздухе комок огня и еще чего-то очень плотного, что, как ни странно, поддерживало этот заряд в воздухе. Он прочертил плавную траекторию и ударил в боковую пристройку крепости, где пауков было поменьше, чем в других местах.
Лишь тогда Рост понял, что пытался огнем своей пушки приостановить или даже вовсе сбить эту огромную… ракету, но безуспешно. Она проглотила все четыре снаряда, которые Рост в нее всадил, без малейшего для себя вреда. Стало ясно, что эти попытки смысла не имеют, поэтому Рост снова принялся поливать пауков, которых почему-то стало поменьше, то ли набрали металла и удрали в тыл, то ли оба выстрела великанской квашни оказались для нападающих не менее разрушительными, чем для стрелков крепости.
Неожиданно кто-то вполне вежливо, даже интеллигентно проговорил над ухом Ростика:
– Все, друг, бей по комше… Сегодня они только одного каваху привели.
Рост дострелял обойму до упора, поднял голову. Рядом стояла невысокая, очень привлекательная девушка… М-да, привлекательной бы она была, если бы не жесткая складка губ и морщины у глаз, как у человека, привыкшего тревожно смотреть в сторону врага.
Ростик попытался выбраться из кресла стрелка, которое занял самовольно, но неудачно, слишком для такого гимнастического упражнения его растрясло в ракете. Поэтому просто подобрал новую обойму и вставил ее в казенник.
– Рост, люд с континента Росса.
– Я знаю, – девушка поправила прядку волос, которая совсем по-человечьи упала ей на глаза. Вздохнула, даже, кажется, зубами скрипнула. – Командира убило, – пояснила она и добавила со злой, как вкус горчицы, резкостью:
– Теперь я здесь распоряжаюсь… Продолжай, у тебя неплохо получается.
Вот так, решил Рост, продолжая стрелять, но и думать одновременно. Если бы мы не прилетели сюда, тот парень был бы жив и не было бы этого боя… Кажется, я приношу одни неприятности.
Бой затихал, но как-то неопределенно, так бывает, если боевая инициатива находится у противника, а не у тебя. Когда это стало окончательно ясно, девушка подошла к Ростику еще раз, на этот раз она была категоричней или справилась с эмоциями. Или, что вернее всего, выяснила состояние теперь уже ее крепости.
– Все, люд, или как там… Не хватало только, чтобы тебя зацепило шальным выстрелом. Слезай, я перевожу тебя вниз.
Рост с неохотой сполз с сиденья, ноги дрожали, руки тоже, просто удивительно, как он не мазал – такими-то руками. А впрочем, такое тоже бывает, к счастью, с хорошими солдатами только после боя.
Шипирику первым выстрелом кавахи, как девушка назвала гигантскую стреляющую квашню, разбило пушку, и один из отлетевших кусков пробил ему ногу повыше колена. Молча, не очень верными пальцами он перевязывался. Заметив, что Рост смотрит на него, он оповестил:
– Идти-то я смогу, а вот нести тебя…
– Смотри, как бы тебя нести не пришлось, – почему-то разозлился Ростик, хотя пернатый этого явно не заслуживал.
Внизу, в другом уже тамбуре, собралось бойцов двадцать. Некоторые из них были перевязаны, их бегло и как-то очень жестко осматривала другая девушка, похожая на командиршу крепости как две капли воды. Убитых отнесли в другое место, поэтому Рост даже не смог последний раз посмотреть на того парня, который здесь командовал прежде. Зачем-то ему это было нужно.
Та девушка, что подходила к Росту, разбирала итоги боя:
– Они ударили отсюда.
Она обвела возвышенности на подробном и тщательном макете пальцами, между которыми Рост только сейчас заметил явственные плавательные перепоночки, к тому же измазанные гарью от стрельбы.
Макет был, как во всех штабах, установлен на широкий неуклюжий стол. Глядя на него, Рост понял, что крепость, где они с Шипириком оказались, была подготовлена для круговой обороны. Со всех сторон ее обступали холмики, некоторые с явно искусственными прорезями, чтобы можно было ближе подбираться к крепости. По ним, похоже, паукам удавалось проводить даже кавахи, хотя и не везде. Вообще, инженерное обеспечение у восьминогих страдало какой-то незаконченностью, может, поэтому они и несли такие огромные по любым меркам потери. И поэтому этим ребятам, кажется, еще удавалось отбиваться.
Либо возможные потери не слишком интересовали восьминогих, пусть даже сама эта крепость не могла считаться слишком важной, потому что практически ничего не защищала. Рост еще раз подумал, что, если бы не посадка Гесига, если бы не попытка прикрыть Ростика с Шипириком, этого штурма вообще бы не было.
– Пожалуй, нужно просить подкрепления, – проворчал уже знакомый Росту сержантский голос.
– Не исключено, что нас вообще отсюда выведут, – спокойно отреагировал еще кто-то. – Тяжелые пушки у нас выбиты, а остальными мы не отобьемся.
– Они уже треть наших стен раскурочили, тут и защищать-то нечего, – брякнула девушка-санитарка. Ей, как медику, было очень обидно, что людей, которых она безусловно уважала, даже любила, приходится лечить… И, конечно, хоронить.
– Когда придет приказ, тогда и будем обсуждать, сколько у нас стен осталось, – оборвала дискуссию командир. Снова сосредоточилась на макете. – Пожалуй, нужно будет попробовать заминироваться отсюда, если они сегодня атаковали здесь, то кавахи сумеют накопить силы только с этой стороны.
Рост не понимал ее, но все остальные, кажется, внутренне соглашались. Неожиданно в зал втащился Шипирик. Ему было очень плохо, санитарка сразу подлетела к нему, зачем-то заглянула в чудовищный клюв, обмяла ногу. Выхватила из сумочки на бедре что-то, напоминающее одноразовый шприц, сделала инъекцию прямо в рану. Уж на что пернатый был крепким парнем, а и он чуть не взвился под потолок от этого лечения. Но руки его по-прежнему были плотно прижаты к бокам, санитарка восприняла это как должное.
– Да, нужно уводить этих ребят, – командир небрежно кивнула в сторону Ростика и Шипирика. Она посмотрела санитарке в глаза. – Справишься?
– Придется пневмо, – ответила та. – Идти ни один из них не сможет.
– Тогда при возвращении с базы доставишь нам…
Дальше Рост не слушал, его почему-то стала раздражать та легкость, с которой его отправили в тыл. Но с другой стороны, если из-за него тут творились такие дела, то избавиться от него было самым правильным решением. Он бы и сам так поступил на месте этой командирши.
Санитарка еще что-то обсудила с двумя другими парнями, потом повела качающегося Шипирика и Ростика какими-то переходами вниз.
Теперь-то они не считают, что нас необходимо сопровождать, подумал Рост, если уж мы посидели за их пушками. Теперь к нам относятся со снисхождением и даже, кажется, с доверием. Он похлопал санитарку по плечу, чтобы она не так торопилась, потому что Шипирик явно не успевал.
Девушка обернулась, вгляделась в Роста. Достала из своей сумки какой-то пузырек из гибкого, эластичного материала:
– На-ка, прысни себе под язык и жуй.
– Я хотел спросить, где же другие раненые?
Рост послушно проделал предложенную операцию, и, действительно, стало чуть легче. Какой-то мускульно-сердечный тоник, решил он, прожевывая густую, похожую на мятную конфету массу.
– А больше никого нет. – Санитарка еще раз по-хозяйски окинула взором пернатого. – Эти штуки или сразу… Или достаточно перевязки.
Они шли, шли, а потом, уже совсем в глубине, пожалуй, метров на пятьдесят под поверхностью, вышли в большой, гулкий, облитый каменно-металлическими тюбингами, словно метро, зал. Здесь и в самом деле под низкими потолками был проложен рельс, только необычный. Рост готов был поклясться, что внутри у него проходят какие-то кабели и много чего еще.
В дальнем конце платформы на рельсе висел металлический цилиндр. Он был не очень велик, как две шахтерские вагонетки, и внутрь его вела отодвинутая вбок дверца.
– Вползайте, – приказала санитарка.
Шипирик с удовольствием вполз, тут же растянулся на рифленом металлическом полу и закрыл глаза. Рост примостился на узеньком откидном стульчике, но так, чтобы ему было видно хоть что-нибудь в крохотные окошки в торцах цилиндра. Девушка протиснулась к месту водителя, похлопала по каким-то кнопкам, потом сдвинула с усилием пару рычагов. Вернулась и задвинула дверь. Стало темно, боковых-то окошек не было, а если бы и были, снаружи определенно не имелось ни одного фонаря. Даже те, что горели над платформой, выключились после того, как задвинулась дверь цилиндра. Санитарка снова уселась в кресло водителя, обернулась, посмотрела разом уставшими глазами на Ростика.
От нее пахло лекарствами так, как Ростик привык с самого детства, сколько себя помнил. И этот взгляд он, кажется, узнавал. Это был взгляд медика, разом обрубившего самообладание, давшего себе разрешение на усталость, чтобы быть готовым, когда потребуется, снова помогать больным или раненым.
– Ты пристегнись, – предложила санитарка, набрасывая на себя какие-то ремни через плечо и вокруг талии. – Я должна вернуться быстро, поедем на предельной скорости… Если они еще пути не обломали.
– А если обломали? – глуповато спросил Ростик.
– Тогда мы об этом не узнаем, – хмуро отозвалась девушка и дала ход. – Не успеем.
Цилиндр мягко, пожалуй, даже слишком нежно, тронулся, но скорость стал набирать уверенно.
Странные они тут, решил Рост, безнадежно проваливаясь в дрему, потому что в поле его зрения ничего не происходило, даже окошко пилота санитарка закрыла, как пробкой бутылку. Воюют с пауками, которые разделывают их крепость, словно мясную тушу… И вдруг он понял, понял, почему насекомые в первое же лето после Переноса таскали у людей металл. Этим же занимались и пауки тут, только в больших масштабах и с лучшим, так сказать, обеспечением. Значит, те рои насекомых, которые вообще очень восприимчивы к чужим мыслям, попросту скопировали эту войну, восприняли ее установку как приказ.
Но тогда чей приказ они выполняли? И что это были за ребята, которые отбивали металл у пауков ценой собственной жизни, совсем как люди в Боловске? И чем все это должно закончиться для них, для Ростика с Шипириком?
Почему-то пришла уверенность, что скоро он все узнает. И тогда он уснул уже спокойно, хотя избитое, измочаленное тело кричало от боли, даже «прыскалка» санитарки-аймихо не слишком помогла.
Мягкая живая подушечка улеглась вокруг Ростиковой шеи, и тотчас стало легче. Ростик даже повернулся, чтобы этому мангусту было удобнее. Но что-то пошло не так. Кто-то другой, с такими же острыми коготками деловито взобрался по нему и стал прогонять первого мангуста… Рост открыл глаза, вокруг него устроилась Белогрудка, на нее довольно рассерженно огрызался его главный кесен-анд’фа, пробуя занять свое место. Было непонятно, когда они успели проскочить в цилиндр.
Спина санитарки по-прежнему маячила впереди, только теперь они летели по тоннелю, все-таки изредка освещаемому слабыми фонариками, поэтому ее силуэт то и дело обрисовывался, словно вырезанный из черной светонепроницаемой бумаги.
Белогрудка наконец уступила, хотя и с ворчанием, и кесен-анд’фа улегся на Роста с полным на то правом, как показалось, даже с облегченным фырканьем. И сейчас же Рост стал растворяться в удивительном, ни с чем не сравнимом воздействии этого зверька. Первой его мыслью было, что он пришел сюда не просто так. И оказался…
Наконец-то ты тут, возникло в сознании Роста. Это был сильный и четкий сигнал. Мангуст улегся на Ростиковых плечах поудобнее. Существо, транслирующее эти мысли, все ощущало по-своему и было куда «весомей», чем чегетазуры. Кажется, оно даже присутствовало в обоих диапазонах Ростикова мышления одновременно – в чегетазурском и в том, который прежде назывался «подвальным».
Я тут, отсигналил Рост.
Тебе придется многому научиться, пришел ответ.
Я готов, на всякий случай отозвался Ростик, хотя отлично понимал, что ни черта он не готов, что таким слабым и беспомощным он уже давно не был… Но вместе с этими сигналами, в отличие от команд чегетазуров, к нему приходила какая-то сила, ясность и острота понимания, которой никогда не было в цивилизации каменноподобных гигантов.
Мне стоило труда добиться, чтобы ты был тут, сказал неведомый Некто. Это было трудно еще и потому, что я в тебе не уверен.
Испытай меня, предложил Рост прежде, чем понял, что же он, собственно, сказал. И тут же стал ментально голосить, требовать, чтобы его все равно, как бы ни испытывали, что бы про него в конце концов ни решили, отправили домой, в Боловск.
Об этом поговорим потом, решил голос в сознании. Пока мне нужно… А вот что ему было нужно, Рост совершенно не понял, просто абсолютно, напрочь. Что-то такое этот мыслитель делал с ним, что-то из него выкачивал и при этом внушал, может быть, даже более скверное, чем «закладку», которую когда-то пытался использовать Саваф. Но вот что?.. Рост и так и эдак напрягался, пробуя разобраться в этом программировании, но безуспешно. Наконец, он получил приказ, прозвучавший холодно, вежливо, но и весьма резко – не пытайся сопротивляться.
Рост понял, что изнемогает, он даже откинулся назад, придавив неудачно устроившегося кесен-анд’фу, и принялся думать, что пора найти самцу-мангусту имя. С его девушками-то сразу все получилось. И тогда тоненько, словно из брюшка детской игрушки «уйди-уйди», возникло слово – Табаск. Так, значит, думал Ростик, это и есть имя… Конечно, имя, если его следует писать с большой буквы. Почему он так подумал, он даже не стал гадать, просто принял предложение и решил, что остальное – не его ума дело.
У Ростика много что-то в последнее время таких дел набралось, которые были не его ума. Впору было протестовать, только как и перед кем? Нельзя же протестовать просто так, в пустоту, это уже попахивает шизофренией. Уж в чем-чем, а в этом Ростик разбирался, недаром мама была медиком.
Давление на сознание не ослабевало, даже сделалось более мощным, и стало ясно, что долго Рост в таком состоянии не продержится. Но у него почему-то была уверенность, что когда он по-настоящему устанет, этот сигнал уйдет сам собой, вернее, его прекратят транслировать на его истощенный мозг, чтобы он не надрывался. Что-то в этом диалоге, если это можно было так назвать, наводило на такую уверенность, в отличие от сигналов чегетазуров, которые всегда были грубыми, приказными и изнуряющими.
Гуманисты хреновы, со смешком подумал Ростик, потому что в этом способе общения не было ни грана гуманизма, но теперь он мог рассчитывать хотя бы на временные передышки, на пощаду со стороны своего нового… Хозяина? Не в том смысле, что Ростик оставался рабом, а в том, что он оказался под его воздействием, как бы пришел в гости… Хотя, наверное, и в первом смысле слова тоже – все-таки он слишком долго был рабом, чтобы сразу излечиться от комплекса подчинения.
Теперь уставать стал кесен-анд’фа, вернее Табаск. Он заерзал, и хотя ему было очень неудобно, он сидел тихо, только сейчас стал возиться, вытягивая лапки и ворочая головой. Все-таки он был очень приятным зверьком на ощупь. И на мысль, если так можно выразиться, тоже. Что бы я без тебя делал, вдруг с нежностью подумал Рост, но гладить зверя не стал, тот и так понял, как Рост к нему относится.
– Пробудился? – почему-то немного сонно спросила санитарка. – Правильно, пора, уже прибываем.
Рост стряхнул последние остатки сигнала, который теперь приходил к нему весьма неопределенно, даже можно было от него отгородиться, поднялся и попробовал через плечо девушки рассмотреть, куда они, собственно, прибывают.
Теперь они ехали по очень широкому коридору, рядом пролегали какие-то другие пути, и они сливались воедино. Стало ясно, зачем именно тут нужен был свет, чтобы пилоты таких же капсул не столкнулись случайно во тьме. Все напоминало подводку путей железной дороги к очень большой станции.
– Кажется, нас не ждут, – оповестила санитарка, но что-то в ее тоне заставляло усомниться, что она действительно так думает. Скорее всего, она знала, что их ждут, и даже с нетерпением.
Рост опять почувствовал запах этих странных людей. Сладковатый, немного кислый, но и горький, словно бы перечный, как ему и показалось в той крепости, из которой они выехали. Девушка неожиданно повела плечом, сидеть с налегшим на нее Ростом ей было неудобно.
– Пахнет от тебя… – Она снова усмехнулась, напряжение, которое потребовал от нее бой у крепости, а потом и эта долгая дорога, постепенно оставляло ее. Наверное, в обычной жизни она была смешливой и очень трогательной девчонкой. – Впрочем, для тебя, наверное, тоже.
– Тоже, – подтвердил Рост и отодвинулся, но стоять и не всматриваться вперед было глупо, поэтому он вернулся на свое место.
– Как вы себя называете? – спросил он. – Ваша раса?
– Выр-чх, – небрежно, с совсем другим выговором отозвалась девушка и сильно выдохнула воздух через ноздри, наверное, выгоняла остатки неприятного для нее запаха.
Шипирик заворочался, поднял голову со своим ужасающим клювом. Попробовал осмотреться, но для него света было еще маловато, кажется, он ничего не разобрал.
– Не знал, что такие штуки существуют, – объявил он. – И тем более не думал, что когда-нибудь увижу что-то подобное.
– Придется привыкать, – бросила через плечо санитарка.
– Э-э нет, – резковато вскинулся Шипирик. – Мы домой собрались, задерживаться тут не собираемся. – Поискал своими совершенно слепыми в темноте глазами Ростика, спросил:
– Ведь мы домой едем?
– Это уж как придется, – сказала девушка и своими перепончатыми лапками принялась стучать по клавишам управления, двигать какие-то рычаги. Капсула стала сбавлять ход.
Света стало немного больше, Рост довольно бесцеремонно поправил на шее Табаска, чтобы он лежал удобнее для себя и для шеи, и тут же почувствовал полное доверие мангуста к себе. Это было очень определенное ощущение, как покалывание слабого тока в кончики пальцев. Только приятное.
Шипирик наконец-то увидел его, попробовал кивнуть или даже чуть присесть, словно он стоял, а не лежал пластом.
– Л-ру, Рост-люд, – зачем-то серьезно оповестил он.
– Привет, друг, – улыбнулся Ростик. – Кажется, тут войны нет, передохнем немного, перед тем как домой тронемся.
– А-ага… – протянул Шипирик в высшей степени неопределенно.
– Обязательно поедем домой, – серьезно высказался Ростик. – Для этого мы тут и потребовались. – Он подумал. – Хотя и непонятно, какую службу за это с нас стребуют.
Они прибыли в действительно большой город, где было много разных существ. Главными были, конечно, те, которых Рост с Шипириком уже видели в крепости. Эти самые вырчохи оказались вообще главенствующей расой, хотя и не совсем. По привычке шагая следом за носилками, на которых покоился Шипирик, – у него нога распухла так, что даже он с его выдержкой не мог шагать, – Ростик высматривал другие расы и после весьма непростого марша по каким-то каменно-металлическим переходам пришел к выводу, что тут есть еще два типа разумных. Очень высокие, какие-то ломкие, кажется, даже с суставчатым телом, как у насекомых, почти трехметровые гиганты, обряженные в жесткие, словно хитиновые, неприятно шуршащие плащи. И полупрозрачные, похожие на медуз, в еще более жестких одеяниях или даже скафандрах, источающих слабо светящийся туман, существа. У них даже головы были какие-то непомерно широкие и плоские. Но вот их щупальцы, количеством не менее двух десятков, вероятно, были отлично приспособлены для самой тонкой работы, так что в сознательности и разумности «медуз» сомневаться не приходилось.
Поместили Роста с Шипириком в небольшой, довольно уютной и отлично проветриваемой комнате – или палате, – в которой имелись даже зеркало и окно. Зеркало было очень большим, висело себе на стене, и лишь на второй день Рост вдруг понял, что оно – металлическое. А еще спустя несколько дней сообразил, что оно не просто так висит, что через него или посредством него кто-то наблюдает… Скорее всего, то существо, которое он «встретил», так сказать, еще в капсуле и которое своим внушением разрядило все и всяческие опасения Роста. С Шипириком было проще, он уже давно убедился в ментальном превосходстве Ростика и доверял ему, а заодно и реагировал так же, как реагировал на происходящее «люд».
Оба лежали в довольно удобных, хотя и неуловимо смахивающих на больничные кроватях, иногда к ним приходили вырчохи в светло-серых или салатовых комбинезонах, с очень чистыми руками. На поясе у некоторых висели какие-то поблескивающие приборы, которыми эти, с позволения сказать, медики обследовали и человека, и бегимлеси. Но чаще всего они просто ощупывали их своими перепончатыми ладонями, выясняя то температуру тела в разных местах, то пульсы от макушки до пальцев ног. Что они при этом думали, как могли диагностировать обоих, увидев их впервые, оставалось для Ростика загадкой, но по привычке доверять таким вот серьезным ребятам с явными следами постоянной заботы и ответственности за других живых и разумных на лицах, благодушно подчинялся им.
Вид из окна наводил на разные мысли, которые Рост попробовал было обсудить с Шипириком, но у него не слишком получилось. Диковатый бегимлеси действительно никогда не видел ничего подобного, даже не предполагал, что бы могла значить та или другая особенность их нынешнего места обитания, поэтому приходилось до всего доходить своим умом. Рост, конечно, расспросил бы кого-нибудь из обитавших тут вырчохов или тех, других, высоких и ломких, если бы они подвернулись под руку, но… Кроме врачей, к ним никто не заходил, а выбираться из палаты было затруднительно, потому что найти способ, как можно открыть раздвижные двери, Рост не сумел. Самое обидное было то, что он знал – их не заперли, при желании можно было отправиться в путешествие хотя бы по госпиталю, завернувшись, например, в простыню, но… Не удавалось.
А вид из окошка демонстрировал довольно неприятный лабиринт – уходящие вверх стены, в которых лишь изредка были пробиты окна. Днем этот лабиринт освещался солнцем, значит, он был выстроен уже на поверхности, как и человеческие города. Но в том, что гораздо более важные и разветвленные конструкции расположены под землей, Рост тоже не сомневался. Видел, даже проехался на одной из машин, которые были там, под поверхностью. Но даже не эти вот стены и как-то неровно выстроенные улицы, на которых очень редко показывался кто-то живой, наводили на всяческие неприятные сомнения. В отдалении, может быть, в нескольких десятках километров из их окошка можно было увидеть уже совершенно циклопическое сооружение, даже более высокое и сложное, чем башни, которые возводили комши на Россе.
Поразмышляв, Рост решил, что его тихая боязнь и отторжение этого места проистекает из той простой причины, что стены были выстроены из металла. Он-то привык, что металл – самая большая ценность в Полдневье, и такое малоразумное его использование вызывало напряженность. Из металла могли строить только существа, абсолютно не способные к иному строительству, более дешевому.
Нет, конечно, Рост помнил, что значительная часть тех построек, которые он видел, например, крепость, где они оказались сразу после перелета, была сделана и из камня. Но там камень прошивала металлическая арматура или даже конструкции… которые выглядели какими-то живыми. У них не имелось ни сварных швов, ни заклепок, ни болтовых соединений… Стоп, как-то после тонкого сна сказал себе Ростик, вот в том и дело. Даже не сам металл кажется тут неприятным, а эта заглаженность, ребристая, как стебелек травы, поверхность каждой стены, словно части этих сооружений не обрабатывались на прокатном стане, не отливались и уж тем более не ковались, а… росли сами по себе прямо из земли. Но как металл может расти, словно дерево? И что значит оказаться внутри такого строения, как бы внутри огромного живого существа? Подсознательно Рост мог это понять только так – этот живой металлический монстр их с Шипириком… переваривает?
В общем, удобству комнаты, всему этому месту Ростик не доверял. Даже присутствие трех мангустов не меняло его ощущений, хотя было очевидно, что они спокойны и помогают Росту принять все эти странности, как умеют. А умели они немало. Табаск вообще научился чуть ли не объяснять Ростику, что он сам думает по поводу всего, что с ними происходило.
Думал он, кстати, вполне ясно, только редко. Но если уж начинал соображать, то Росту приходилось нелегко – слишком этот мангуст сложно и непривычно представлял себе мир. Нет, разумеется, это была не высшая математика, не абстракции и даже не конкретное представление каких-то вещей, хорошо мангусту знакомых, как, например, деревья. Но цвета, запахи, формы мира, в которых Табаск существовал, способны были довести до расстройства любое человеческое восприятие. Не раз и не два, когда Табаск пробовал поделиться своими «идеями» с Ростом, приходилось буквально просить пощады, иначе он перегрузил бы Ростика куда серьезней, чем его во время обучения на роль Познающего, например, перегружали аймихо.
А потом Рост понял, что период рекреации завершен и пора переходить к чему-то другому, ради чего их сюда, собственно, и притащили. Вернее, конечно, вытащили.
Для подготовки он неплохо помедитировал по схемам все тех же аймихо, сначала сам, потом с Табаском. С ним уже установился такой плотный контакт, что Рост, даже не очень напрягаясь, чувствовал, как посредством этого зверька в него вливается непонятная, но в целом благотворная энергия, и совершенно этому воздействию не сопротивлялся. Он поверил в Табаска, и мангуст это понял.
Однажды дверь в их… апартаменты раскрылась, и через порог ступил один из тех высоких, ломких и совершенно незнакомых типов, которых Рост уже видел раньше и даже почему-то хотел бы с ними познакомиться. Шурша жесткими одеяниями, существо поклонилось почти по-человечески, а потом на очень чистом едином заговорило:
– Можешь обращаться ко мне друг-Докай. Так ко мне могут обращаться все, кому я не открыл своего личного имени.
Понятно, решил Рост, сидя, как обычно, у окна и пытаясь оставаться спокойным, даже расслабленным. И внимательным, чтобы все замечать и потом, если потребуется, все вспомнить.
Друг-Докай подошел к Ростику, Шипирик, осознав, что здесь что-то произойдет, подтянул одеяло под самый клюв, у него это получилось едва ли не по-человечески, даже по-детски. Рост почему-то был ему за это благодарен.
Докай постоял, а у Роста возникло ощущение, что он впервые встретил расу, которая способна не только сотрудничать с людьми, но и быть им чем-то вроде руководителей. Более того, они естественным для себя образом внушали нечто вроде вполне родительского верховенства и ответственности за происходящее. Это было удивительно, аймихо, при том что они были гораздо более умными, развитыми и цивилизованными, чем люди, никогда не вызывали у Роста подобного к себе отношения. Друзья – да, партнеры и сотрудники исключительной квалификации – тоже да. Но вот чего-либо родственного они не вызывали в людях. А этот парень как-то сразу оттранслировал именно подобный тип отношений. Рост даже позавидовал Шипирику, который мог спрятаться под одеяло.
– Ты отлично подготовился, Рост-люд, мы тебе благодарны.
Рост хотел было спросить, кто это «мы», но не сумел. Он ждал, ему показалось, что Докай сейчас погладит его по голове, как в детстве любил его гладить отец, не всей ладонью, а одним пальцем завернет ему волосы на макушке… Рост и забыл, как это было приятно, насколько в этом жесте было много такта, удовольствия и признания за ним, Ростиком, какого-то высокого, благородного смысла и значения.
– Мы пришли к выводу, что воздействовать на вас, как на другие существа, например выр-чх, бесполезно, – продолжил Докай, убедившись в полном Ростиковом понимании. – Вы слишком странные существа, у вас нет никакого фокуса, вернее, у вас много фокусов взаимодействий с природой. Может быть, поэтому… – Он умолк.
– Продолжай, – попросил Рост. Ему были неприятны все умолчания этого… друга. Он действительно не хотел, чтобы самые ценные, самопроизвольные его мысли пропадали в недоговоренностях.
– Поэтому вы, кажется, и способны так здорово воевать, – договорил Докай, который, конечно, все понял.
Рост и не заметил, как поднялся на ноги и теперь стоял, задрав голову, разглядывая лицо этого существа. Вблизи оно казалось некрупным для такого тела, слегка размытым, но в нем отчетливо проступали очень человеческие черты и свойства, например мимика. Или он специально готовился к тому, чтобы говорить с человеком, спросил себя Рост.
– Немного специально, но не слишком, – проговорил Докай. Тогда-то стало понятно, что он читает Ростиковы мысли, причем незаметно, легко и совершенно свободно. И еще: новой волной возникло ощущение доверия, потому что это свое превосходство над Ростом Докай и не думал скрывать.
– В чем конкретно вы видите нашу странность?
– Понимаешь, это сложно, но если объяснять упрощенно… Существуют создания, которые действуют преимущественно за счет инстинктов, это самая сильная форма взаимодействия с миром, хотя и слегка ограниченная. Такие существа страдают ксенофобией… Кажется, так называется это свойство на вашем языке.
Рост был потрясен, этот друг-Докай очень легко и почти без акцента произнес слово на древнегреческом, совершенно медицинский термин, и даже не улыбнулся при этом.
– Другие ощущают мир главным образом на уровне эмоций, они вчитываются в тех, кто генерирует сильные чувства, и это следует признать самой слабой формой взаимодействий, хотя и необходимой. Кстати, за ослабленность прочих своих контактов с окружающей средой такие существа расплачиваются значительной степенью подчиненности.
– Третьи – думают, верно?
– Вот именно, – согласился Докай. – И возникают, как мы теперь понимаем, еще очень странные существа, которые находятся где-то в середине этого треугольника. Кажется, это вы – люди.
Опять он произнес слово правильно, а Рост и отвык от его множественного числа. Вообще, он переживал легкий шок и очень качественную заинтересованность. Он был почти в подвешенном состоянии, как после воздействия самых сильных внушений аимихо или после той гадости, которой напоили его квалики. Но сейчас он пришел к этому сам, от простых и весьма внятно изложенных идей. Как такое могло получиться, он не знал. Должно быть, Докай вызвал это состояние простой… ну, почти простой «доверительностью». «Потом обязательно разберусь в этом феномене, – дал себе обещание Рост, – иначе внушат невесть что, а я и не замечу».
– Прежде мы таких не встречали.
– Мне показалось, что вырчохи умеют отлично воевать, – отозвался Рост. – Не уверен, что мы могли бы действовать лучше, чем они, даже если вы весь Боловск перетащите сюда.
Докай рассмеялся.
– Отлично, – он еще немного посмеялся. – Ты, кажется, уже готов заключать какие-то договора, ставить условия и выяснять собственные позиции… Я имею в виду вашу общую позицию, всего человечества Полдневья.
– Мы своих не бросаем, – рассудительно отозвался Рост. – Если бойцы оставят Боловск, если вы перетащите его сюда, он станет уязвимым… И люди, которые, может быть, там останутся… – Куда-то его не туда понесло, решил он и умолк.
– Ты преувеличиваешь наши возможности, – неожиданно суховато отозвался Докай. – Мы не собираемся переносить сюда целую цивилизацию, тем более… такую неординарную и неспокойную. – Он помолчал. – Мы собираемся вас, конечно, использовать, но только тем способом, который вы сами изберете.
– А если мы не сумеем правильно его избрать? – Рост замялся. – Ну, с вашей точки зрения?.. – Он-то был абсолютно уверен в добром отношении этого существа, как и того, кто разговаривал с ним телепатически, но вот как убедить в этом других людей, даже тех, кто ему, Росту Гриневу, вполне доверяет? Этого он не знал. – У нас всегда следует считаться с возможностью недопонимания, которое может обернуться… трениями и взаимными претензиями, а в конце концов приведет и к враждебности.
Нет, определенно, он был сегодня какой-то тупой, или просто пробовал думать о вещах, к которым не был готов, или воздействие на него этого места и всего, что с ним происходило, выходило за рамки его способности элементарно адаптироваться.
– Ты думаешь, мы можем быть настроены против некоторой части людей? – прямо спросил Докай, но лишь для того, чтоб выиграть время и немного подумать.
– Именно так.
– Вот для этого, кажется, меня к тебе и послали. Я должен немного пообучать тебя философии, которой мы руководствуемся, – признался Докай и слегка вздохнул. – Другого способа, кроме убеждения, мы не придумали. – Он даже чуть голову приподнял, чтобы Росту было трудно прочитать выражение его глаз. – Понимаешь, мы очень заинтересованы в вашем участии в одном нашем плане.
Рост посмотрел на пернатого. Тот сидел на своей кровати, свесив ноги, обычно бегимлеси так никогда не сидели, всегда в их ступни должно было что-то упираться. Но он был заинтересован, он просто пылал желанием узнать, что попытается усвоить Рост с «подачи» этих самых докаев, разумеется, со своей колокольни, с точки зрения бегимлеского отношения к миру.
– При этом обучении должен присутствовать мой друг, – Рост указал почти церемонным жестом на Шипирика. Тот слегка засмущался.
– Разумеется, – быстро согласился Докай. – Мы даже рассчитываем на это. – Он вдруг улыбнулся. – В том, что вы необычайно дружелюбные и коллективистские существа, мы уже убедились.
А Рост вдруг затосковал, ему показалось, что даже этот Докай чуть было не назвал людей «зверенышами» или как-то похоже. Немного унизительно с человеческой точки зрения, хотя, может быть, и совершенно нормально для этих вот… продвинутых.
Но он также знал, что вынужден с этим примириться. Потому что главное было – вернуться, снова оказаться в Боловске. А если они допускают мелкие бестактности, это вполне можно списать на огрехи его, Ростикова, понимания чужого языка. Да, именно так, будем считать, что это недостатки, которые можно не замечать.
Ростик сидел перед тем самым зеркалом, которое показалось ему подозрительным. Теперь на его поверхности возникали видения, от которых у нормального человека давно пошли бы мурашки по телу и от которых вообще иногда хотелось спрятаться. Докай расхаживал и свободно, легко, даже с удовольствием объяснял Росту то, что он видел. Шипирик сидел сзади, за Ростиковым плечом. В этом было внутреннее признание его превосходства и даже того факта, что он, Шипирик, собственно, оказался тут случайно. Он просто подглядывал, хотя от него ничего и не скрывали.
Росту было неприятно, что пернатый так неточно ведет себя, ставит себя ниже его, Ростиковой, человеческой природы. Но зато, подумалось мельком, пернатый сохраняет достаточно сил, чтобы шляться чуть не по всему этому городу, причем его нигде не останавливают и, как он недавно оповестил, частенько приветствуют. О нем уже знает чуть не вся живая… если так можно выразиться, одушевленная часть города. А неодушевленную он практически не чувствовал, хотя признавал, что она тоже существует.
По вечерам они долго разговаривали перед тем, как уснуть, перегруженному впечатлениями пернатому это было необходимо. А Рост не мог спать потому, что его регулярно, как кассетную боеголовку, как обойму для очень грозного оружия, заправляли сведениями, каждый раз новыми, на понятийном, а не «программном» уровне, так что он в последнее время даже слегка заскучал.
Он сидел перед этим экраном по много часов подряд, понимая, что другого такого материала он не получит нигде… Ну, может, такие же сведения были заложены в библиотеке Шир Гошодов, но прочитать их человечество было не способно. Поэтому Ростик каждый раз с утра пытался подготовить себя к тому, что должен запомнить все, что сообщит ему Докай. В итоге уже к полудню у него начиналось легкое головокружение, а к вечеру он был так вымотан, что ни при каких условиях не мог составить Шипирику компанию. Росту и хотелось пройтись по этому городу, хотелось хоть немного разобраться в месте, где они оказались, но…
У него просто не было сил. Нервная выносливость у него оказалась настолько слаба, что он даже злился на себя… пока не понял, что именно это и входит планы Докая или того, другого, который «общался» с ним еще в капсуле пневмометро.
С таким положением вещей оставалось только примириться, возможно, Докай был слишком увлеченным учителем, или сам Рост оказался невосприимчивым, или это было не под силу никому. И в этом тоже был какой-то расчет, в котором Рост не мог разобраться.
– Следующие существа, с которыми ты должен познакомиться, заочно, разумеется, – боноки. Это такие лесные медузы, которых вы в своем спектре зрения почти не способны видеть. Они охотятся, стреляя парализующим веществом либо спрыгивая с деревьев на наземную живность, к которой относитесь и вы, люди, для того чтобы, обволакивая их своим телом, переваривать внешним образом, – говорил Докай.
Рост даже головой покрутил, чтобы избавиться от воспоминаний о том, как его «внешним образом» пытались переварить паукомуравьи у пыточного столба кваликов. Это перебило даже мелькнувшее было, не очень четкое представление о том, что однажды Ростик уже видел боноков во время боя с племенем восхунов.
– У них есть зачатки коллективного, безусловно синхронного разума. Поэтому у них имеется свое искусство, которое отлично представил в своей работе «Спектральная живопись боноков» Сам-Вел Ка-Шли-Шург. С исключительными работами этого докая я знакомил тебя на прошлой неделе. Этот его труд сначала оказался незамеченным, но послужил зерном понимания их философии, которую мы сейчас подробно разберем.
Рост старался все запомнить… Нет, правда, ему все это казалось важным, может быть, именно это самонастроение так изнуряло его. Кто бы мог подумать, что обучение, даже в привычных, почти человеческих рамках, – такой дикий, едва ли не невероятный труд, подумал он. И снова попытался сосредоточиться на том, что говорил Докай. Самостоятельно, Табаска еще не позвал… Впрочем, обе самки мангустов, Белогрудка и Длиннохвостая, уже сидели у него на коленях.
Рост погладил зверьков, он их действительно любил теперь, они изрядно помогали в его нынешней работе… Правда, обе почему-то испытывали к нему не вполне платонические чувства, Белогрудка так вообще требовала, чтобы он ее гладил на ночь, иначе она плохо спала, ворочалась, однажды закатилась к нему под бок, и он ее чуть «не заспал», как это, кажется, было названо у Толстого в «Восемнадцатом году», когда Даша потеряла своего мальчика от Телегина… Нет, так учиться нельзя, решил Рост и снова изо всех сил попробовал сосредоточиться.
– Философия же боноков довольно проста, они не способны выдумывать собственные идеи. Возможно, они не понимают, не способны признать убедительной ту мысль, что математика и философия – науки, которые черпают силы для саморазвития в состоянии общества. Иногда к нам доходили вести, что наиболее умные из боноков для поддержания персонального мышления питаются травой ихна, которая, как я тебе уже рассказывал, сплетаясь корнями, создает достаточно объемные образования. Они обладают возможностью передавать энергию и информацию на расстоянии, а следовательно, образуют живой фонд знаний. Некоторые даже признают за этими образованиями подобие нейронно-информационной организации, то есть речь может идти о полуразумной основе этой травы… Кстати, именно ихна, взаимодействуя с деревьями леса уже неплохо тебе знакомых дваров, вдохновляют их, что привело к их обожествлению ящерами. Еще раз, тут следует очень четко понимать, что в этом симбиозе – трава и деревья – первично, а что является следствием этой способности травы ихна не терять множественного, утвержденного в среде этих клубней знания и фактов. Даже после тления, в виде гумуса…
Вид бонока на экране неожиданно сменился какой-то схемой, которую Рост, будь он даже не семи, а девяти пядей во лбу, никогда бы не запомнил.
– Что-то непонятно? – с проклятой участливостью спросил Докай.
– Я не совсем… Генетическую память живого мира я способен признать, но в растительной среде…
– На самом деле, – почти обрадовано начал очередное отступление Докай, – живая память – основной вид оперативной, изменяемой памяти во вселенной, возможно, это и приводит к необходимости создания жизненных образований. Насколько я могу судить, ты неплохо понял, что растительность, особенно трава, деревья и уж тем более их сообщества, в итоге накапливает то, что мы назвали всеобщим сверхсознанием. Потому-то трава и является первоосновой питания, находится в самом начале пищевой пирамиды для многих животных. В свою очередь…
Рост снова отключился, ему это было интересно, да еще как! Но он был не в силах осознать схему мироустройства, которую выстроили для себя докай, за слишком короткий промежуток времени. Он с силой откинулся назад, демонстрируя этим, что – все. Он – в ауте, говоря по-нашему, по-русски.
– Что-то случилось? – вежливо, издевательски хладнокровно спросил Докай. И все протесты Ростика, которые, возможно, могли проявиться, исчезли.
– Нет, ничего, просто я… немного перегрузился. Но я постараюсь разобраться.
– Ты постарайся, – серьезно ответил Докай и продолжил:
– Итак, как я уже тебе объяснял, вы, люди, занимаете очень сложное положение в этой системе. Вы всеядные, и у вас совершенно неоднозначное отношение к пище. Которое свидетельствует о вашем внутреннем понимании того, что опыт пищи, которую вы потребляете, непроизвольно ведет к серьезным психологическим наводкам, может быть, даже деформациям, возникающим, как мы говорим, в идеальном образце вашей расы.
Теоретики – худшее наказание мира, решил Ростик. Эти типы, которые знакомы только со мной, вывели постулат идеального человека, а ведь они еще не знают женщин… От этого ему стало смешно, но он не рассмеялся. Почему-то для этого требовалось другое состояние духа, а смеяться фальшиво Рост не собирался, не хотел предавать неискренностью это очень человеческое качество – смех.
А может быть, все наоборот, сказал себе Ростик, будь ты поумнее, ты бы уже выискал здешнюю библиотеку и читал ученые трактаты о том, что эти ребята напридумывали. В том, что здешняя библиотека не считалась «закрытым» объектом, как в цивилизации пурпурных, он был уверен. Наоборот, здесь приветствовали каждого, кто хотел бы хоть немного продвинуться в изучении мира, но не исключено, что отслеживали бы книги и авторов, которыми увлекается такой необычный читатель… М-да, решил Рост, возможно, это справедливо. Все-таки война идет, причем тяжкая, с непомерными потерями и уступкой влияния, даже с признаками отступления… Хотя до полного проигрыша, кажется, еще далеко. Вот тогда, кажется, он и решился. Он сказал:
– Друг-Докай, все это очень здорово. Но вот ведь какая штука, не могу избавиться от впечатления, что это вам нужно для какой-то цели. Да ты и сам кое в чем признавался во время нашей первой беседы…
Шипирик за плечом даже зашипел от такой бестактности. Но Рост был уверен, что он делает все правильно. Более того, он почему-то сразу, едва произнес эти слова, понял – Докай готов к такому повороту событий, даже рассчитывал на него. А возможно, ему кто-то подсказал, что так и должно получиться.
Докай все же помрачнел, потом слегка небрежно произнес:
– Я еще многого не досказал, чему хотел тебя научить. Но если так получилось… Вы, люди, вообще слишком торопитесь.
– Расскажи, друг-Докай, чего вы ждете от человечества? – попросил Ростик, уже остывая после своего эмоционального всплеска. Добавил:
– Чего вы ждете от меня?
Докай молча походил перед экраном, который уже не был экраном, а показывал какие-то разводы, довольно интересные для глаз, но вполне бессмысленные. Рост, кажется, уже знал это молчание своего учителя. Оно показывало, что он пребывает в сомнении.
– Чем я оказался для вас интересен настолько, что вы, не считаясь с трудностями и затратами…
– Хорошо, – серьезно отозвался Докай. – Ты единственный, кто видел…
– Лучше я сам, – вдруг проговорил еще чей-то голос.
Рост огляделся в поисках динамика, но не нашел его, вероятно, он был очень здорово замаскирован. Пернатый сжался в своем полукресле-полулежанке, ему стало очень страшно.
– С кем я говорю? – вежливо поинтересовался Рост, не сомневаясь, что помимо динамика тут находится и микрофон.
– Я – Саа-вюрмп-то-нуакола, – проговорил голос с совершенно непонятным выговором. Он вообще произносил слова без ударений, с некоторой механической старательностью.
– Кто ты?
– Металлолабиринт, как ты назвал меня в одном из своих размышлений. Я разговаривал с тобой, когда тебя только подвозили сюда.
Вот теперь Росту было впору сжаться в своем кресле, чтобы не так видно было, насколько он ошеломлен.
– Весь город… разумен?
– Более того, я единственный действительно разумный среди вас всех.
Будь в этих словах больше выражения, можно было бы подумать, что металлолабиринт, служащий основанием всего этого города, а может, и всех других циклопических строений, которые Рост с Шипириком видели на горизонте, хвастается своей силой и могуществом. Рост перевел дыхание и спросил:
– Чего ты хочешь… Никола?
Так уж у него получилось. Он и не хотел ерничать, но все длинное, с невозможным выговором слово уложилось в одно русское имя. Докай неожиданно хихикнул. Он продолжал читать сознание Ростика, словно это была открытая книга.
– Ты… – голос помедлил, – можешь меня так называть. – Снова молчание, во время которого для этого существа, вероятно, проходили геологические эпохи. Почему-то Рост отчетливо понимал, каким чудовищным, невероятным по человеческим представлениям разумом, какой интеллектуальной мощью обладает это металлическое образование. – Ты единственный человек, вообще единственное существо на этом континенте, кроме очень доверенных чегетазуров, кто видел, где в их цивилизации находятся… площадки складирования окаменевших «думающих камней».
Рост не понял его, но потом, возможно, из-за сигнала, который пришел от мангустов, вспомнил… Он действительно что-то видел, в той самой странной машинке, установленной на специальном столике в имении Фиската. И угораздило же его… А может, только так и нужно было поступить? Кто бы его вывез от пурпурных, если бы он тогда не сунул свою голову в шлем?
– Речь о старых чегетазурах, – еще раз пояснил Никола.
– Я ничего не помню из того, что видел там, – признался Ростик. – Вы ошиблись, я не могу служить источником каких-либо знаний.
– С твоей помощью, – неожиданно мягко вступил в разговор друг-Докай, – мы способны восстановить эти видения, реанимировать их. Если ты позволишь, конечно.
Кто когда-либо спрашивал разрешения залезть в мои мозги, хмыкнул про себя Ростик, но внешне серьезно ответил:
– Разумеется, я разрешаю. Но ведь не только для того, чтобы узнать, где находятся эти площади, вы возитесь со мной? Достаточно одного толкового разведчика, того же Гесига, если у вас трудности с другими ракетолетами, и вы бы получили… Так что давайте уж начистоту – зачем я вам. нужен?
– Ты не представляешь, как они защищают эти пространства, – сказал Докай.
– Летатель ничего бы не принес, – своим механически-мерным тоном сказал Никола. – Во-первых, мы даже приблизительно не знаем, где искать. А во-вторых, они умеют очень неплохо сворачивать пространство. На их картах, которые иногда тоже попадают к нам в руки, это видно, я даже думал, что ты уже подошел к этому пониманию.
– Если и подошел, то неявно для себя, – буркнул Ростик. – Я видел только то, что было там изображено. Кажется, действительно, там было поле, довольно значительное, в десятки квадратных километров, уставленное этими самыми менгирами… Но как его можно спрятать в пространстве? – Он вдруг спросил в упор, не замечая, что его тон стал резким, чуть ли не приказным:
– Почему это для вас так важно?
– Правильно, – отозвался Никола. – Ты и к этой идее уже почти подошел. Еще бы немного, и ты… Видишь ли, Рост-человек, Полдневная сфера обладает только двумя конструкциями, удерживающими ее в состоянии общей, едва ли не живой чувствительности. При желании ты можешь назвать это ее нервной системой, помимо тех систем, которым тебя пытался научить друг-Докай.
– Так системы менгиров и есть…
– На первое место я бы поставил систему металлолабиринтов.
Кажется, Николе понравился этот термин, хотя словцо было далеким от того, чтобы оказаться правильным. Скорее, это образование следовало бы называть металлогородом или одушевленной железкой… Стоп, решил Рост, они меня читают, не нужно слишком веселиться. Останемся пристойно серьезными.
– Поэтому вы ведете с ними войну? – спросил он.
– Для обеих этих систем, как оказалось, маловато места даже тут, в Полдневье. – Никола помолчал. – Если бы вашу цивилизацию занесло в другую точку Полдневной сферы, вы бы никогда не влипли в такую ситуацию, когда приходится так много воевать. Осваивать новый мир, распространять свое влияние – с этим вам бы пришлось столкнуться. Но не воевать, да еще с таким сильным, изворотливым и жестоким противником, как пурпурные.
Он вообще все термины, которые Ростик полагал «своими», внутренними, человеческими, применял без ошибок. Вероятно, уже давно в них разобрался и сейчас, как взрослый ребенку, объясняет Росту то, что для него абсолютно ясно, и в выражениях, которые могут быть понятны ему, человеку.
– Отсюда и война за металл, и общая напряженность места вокруг Боловска, его враждебность не только к людям, но и к аймихо, например…
– И многое другое, что ты узнаешь в свое время, – мягко подсказал Докай.
Нет уж, стоп, чуть не заорал Ростик. Сосредоточился и с легкостью мощного порыва всезнания спросил осторожно, словно ступал по тонкому льду:
– Но ведь не только для того, чтобы выкачать из меня эти сведения, как сказал друг-Докай, вы удерживаете меня здесь?
В комнате повисла тяжкая тишина. Даже возникшее где-то потрескивание не столько нарушило это молчание, сколько подчеркнуло его. И как это прежде я не замечал шум, свойственный только очень хорошим динамикам под напряжением, подумал Ростик. Хотя, возможно, раньше это устройство оставалось незадействованным.
– Верно, – согласился Докай. – Ты проявил необыкновенную проницательность, друг-люд.
Рост ждал, объяснением эти слова, конечно, быть не могли.
– Я бы хотел, человек, чтобы ты сослужил мне, именно нашей цивилизации, одну службу, довольно непростую, – проговорил Никола. – Чтобы ты принял решение сознательно и с пониманием, на что я обрекаю не только тебя, но и всех людей тоже…
– И наших союзников, – буркнул Ростик, покосившись на Шипирика, который отошел в самый дальний угол комнаты и присел в ожидании.
– И ваших союзников, разумеется, – согласился Никола. – Вы все равно скоро осознаете, что до того, как мы вмешались в ваш мир, вы жили иначе. И были центром притяжения, объектом действия совсем иных сил. Видишь ли, прежний ваш мир был организован иначе…
– Я понял, – отозвался Рост. Неожиданно для себя он перешел в атаку. Такое объяснение, вообще такая щепетильность, если это можно было так назвать, для этой цивилизации было нормально. Для пурпурных же с чегетазурами было немыслимо. Но они и не нуждались ни в чьей помощи, они все хотели решать самостоятельно, без участия воли или желаний других подчиненных рас. – Я только думаю, что помимо моей… вербовки вам еще необходимо было время. Возможно, оно вам все еще необходимо.
Нет, тут же появилась волна уверенности, больше им не следует тратить время, они даже ждут, что Рост это поймет и предложит какую-то другую игру. Вот только бы знать, что это за игра такая?
– Время нам больше не нужно, – согласился Никола. – Насколько я понял твои мысли и воспоминания, у вас, в вашей цивилизации, имеется немалое количество сырого железа, других металлов, возможно, множество всяких прочих элементов. Вы прибыли из очень богатого минеральным сырьем мира, человек.
– Что из этого следует?
– Мы вырастили зерно, – сказал Никола. – По моему подсчету, этого металла вам как раз хватит, что бы зерно разрослось и пришло в полуразумную форму. Это значит, что полностью металлолабиринт развиться не сможет, у вас не хватит ресурсов. Но некую промежуточную его стадию, к тому же способную к размножению, вы получите. А это является основным признаком того, что мы можем вас использовать как плантаторов нашего продолжения.
У него есть единственная форма в обозначении себя, мельком подумал Ростик. Но он использовал множественную… Что же это значит?
– Что это даст нам, кроме бесконечной, очень опасной для нашей цивилизации войны с пурпурными? – спросил он. – Ведь если им станет известно, что вы наградили нас своим зерном, тогда война станет неизбежной?
– Вы найдете способ защититься, – твердо, очень категорично, как никогда не бывало раньше, высказался Докай.
– Все-таки я повторяю, что это даст нам?
– Вы быстро убедитесь, что это дает вам, помимо опасности, массу преимуществ, – сказал Никола. – Я не знаю, какие формы для того места, куда мы тебя с твоим другом переправим, то есть в Боловске, примет неполное существо моей породы, моей расы. Оно может быть ориентировано исключительно на войну, но может придать вам способность, например, к мгновенному переносу определенных существ за тридевять земель, туда, где есть другие… металлолабиринты. Это означает включение в общеполдневный цикл наших городов и других цивилизаций.
– А если… – договорить Рост не успел, Докай его опередил, ответив:
– Нет, влиять на зерно вы не сможете, оно выберет специализацию самостоятельно.
– И когда это произойдет? – спросил Рост, решив, что любые, даже вот такие глуповатые вопросы сейчас не могут быть лишними.
– Не скоро, по вашим меркам. Мы, – Никола слегка щелкнул в динамике, – можем расти и развиваться в срок до двадцати тысяч лет, а живем… Если нас не убивают, мы вообще не умираем.
– Это что же получается, мы должны будем защищать твое зерно двадцать тысяч лет, прежде чем получим реальные результаты и действенную помощь?
– Долгое восхождение во взрослое состояние в данном случае неприемлемо, – отозвался Никола. – Я заложил в свое зерно программу очень быстрого развития. Но насколько оно будет быстрым, ответить не могу. Признаюсь только, я сделал все что мог, что было в моих силах.
– А знает и умеет он немало, – добавил Докай.
– Так, – Рост думал. Его способность предвидеть будущее подсказывала ему, что это очень опасно, что теперь, когда у пурпурных будет представление, во что может превратиться человечество в реальном союзе с такими, как Никола, война пойдет уже не для того, чтобы тупо воровать металл с вагоноремонтного завода или захватывать рабов, которые им едва ли нужны. Их целью будет уничтожение, причем не из-за чьих-то амбиций или из-за чегетазурской привычки к главенствованию в той области сферы, в которую волей случая попал Боловск, а всерьез, по системным, самым высоким требованиям, по условиям их выживания.
Но с другой стороны, получить мощного союзника, возможно, будущее убежище, если что-то пойдет не так, создать систему, работающую на оборону, возможно, дающую несравненные преимущества во всем, чего люди когда-либо тут, в Полдневье, сумеют добиться, – это тоже было серьезным аргументом.
Рост вдруг ощутил тайную, но весьма явственную неприязнь к этому живому городу из металла, к этому Николе или как его там… Он подставлял человечество, причем очень небрежно, зная, что людям некуда деться, кроме как согласиться. И подстава эта могла оказаться очень опасной, без малейших шансов на выживание всего, что Ростик любил, чему он привык радоваться. Он вздохнул.
– Хорошо, давайте для начала найдем те поля скрытого, как вы говорите, пространства, где складируются полумертвые чегетазуры. Как вы можете мне в этом помочь?
Сейчас же на экране бессмысленное мельтешение самых разных расцветок и форм сменилось… почти на ту же картинку, которую Рост когда-то, много месяцев назад видел в магическом экране чудесной машины Фиската. Это было то же самое место, с чего он тогда начал свой необъяснимый, прекрасный полет. Хотя что-то в ней было не так, что-то отсутствовало.
– Смотри, – мягко проговорил Докай. Все-таки не удержался, видимо, Никола покинул их, уже не участвовал в их… тренинге, и добавил:
– Все-таки, друг-Рост, я учил тебя неплохо и многое успел в тебя заложить.
– Друг-Докай, займемся делом, – попросил Ростик очень вежливо.
– Да, – обреченно вздохнул Докай. – Что в этой картинке напоминает тебе то, что ты видел тогда, и что тут неправильно? Не спеши, думай тщательно, я тебе помогу. И вспоминай подробно, вплоть до цвета почвы, до теней от кустов или деревьев.
Табаск подошел, одним движением мордочки согнал обеих своих подруг, улегся у Роста на шее и успокоился. А Ростик принялся вспоминать. Почему-то сейчас это ему казалось вполне возможным – вспомнить то, что он видел тогда. С помощью кесен-анд’фы и Докая, разумеется. А может быть, и с тайной, но действенной помощью Николы. Уж лучше его величать по-русски, мельком подумал Ростик, не так страшно влезать в эту кашу… Или во что он там в действительности вляпывается?
Рост и пернатый сидели вдвоем под очень пышным кустом, который почему-то образовался прямо тут, чуть ли не в центре металлогорода. Шипирик хмурился и довольно озабоченно поглядывал на происходящее, а Роста это почти не интересовало. Консультации с Николой, если это так можно было назвать, привели его в редкостное для него состояние расслабленности, покоя и благодушия. Он даже почему-то вспоминал фразу, которая всегда казалась ему странной, – «тих, как день ненастный»… Там дальше еще было что-то про печаль. Ненастье он привык воспринимать совсем не как «тихость», но вот оказалось, что великий поэт был прав.
– Все довольно просто, – сказал Ростик после паузы. – Чегетазуры потому и посадили меня рисовать те дурацкие карты и якобы разрабатывать наступательные действия против восхунов, которые были им совершенно ни к чему, чтобы понять, что же я видел в их компьютере.
– В чем? – не понял Шипирик.
– Так машинку Фиската назвал Никола, – Рост пожал плечами, – наверное, ему виднее, он в этом больше смыслит. Вот что меня удивляет, – он понимал, что этого его заявления Шипирик не поймет, но поделиться идеей очень хотелось, – как менгиры до такого изобретения додумались? Та машинка им же совсем не нужна, у них другие параметры мироощущения… – Помолчал. – Наверное, срисовали эту идею у Николы или у кого-то вроде него.
Пернатый покрутил головой, он действительно ничего уже не понимал. Но Рост безжалостно добавил:
– А может, они просто проверяли, способен ли я видеть те закрытые пространства, где они устроили склады омертвевших чегетазуров. Значит, и поставили ее сознательно, чтобы меня оттестировать. Значит, и карту склада менгиров могли подсунуть фальшивую, ненастоящую, чтобы я приволок сюда дезу, а не подлинное расположение тех полей. Если даже способен был усвоить эту информацию.
– И как оказалось, – спросил Шипирик, – способен?
– Не-а, – ровно отозвался Рост. – Не очень даже понимаю, как это возможно – оказаться в других измерениях и освоить иные пространства. Тут еще один вопрос – пурпурные почти такие же, как мы, люди, а вот ведь ходят туда и обратно, и даже не очень сложно у них это получается… Не понимаю и не уверен, что когда-нибудь пойму.
Пернатый привстал, но сидеть в тенечке было очень приятно, поэтому он снова присел, как курица, на ноги, или, если не быть расистом, на корточки.
– Что же из этого выходит? – в голосе его звучала безнадега.
– Может, когда-нибудь найдем туда ход, и тогда мы тоже… Нет, это вряд ли, нет у нас таких средств и, скорее всего, никогда не будет.
Около ракеты, в которую грузили какую-то довольно сложную деревянную конструкцию, появилось десятка два тех самых медуз, которых Рост встречал в городе и раньше, но с которыми познакомиться так и не сумел. В сторонке от них, явно опасаясь чего-то, стояли три Докая. Эти тихонько между собой переговаривались, хотя один из них явно менталил, не раскрывая рта. Рост попробовал было уловить его сообщения, но не сумел: или Докай использовал какую-то недоступную человеку частоту, или закрывал свои мысли от прослушивания. Что тоже было непонятно, потому что на силу сигнала действовало только расстояние, а на сотне метров Рост мог бы улавливать даже ментальный шепот.
Вот тогда-то и появилась эта процессия. Впереди очень медленно двигался уже знакомый Ростику и Шипирику друг-Докай. Он руководил изрядной труппой вырчохов. Они на больших носилках из светлого металла, но, вероятно, не тяжелого, по крайней мере вполне подъемного, волокли… Да, это было зерно. Большое, продолговатое, с прожилками по неровному корпусу, как у рисинки… Вот только размера она была такого, что Рост даже присвистнул. Получалось, что втащить эту «рисину» в ракету будет невозможно. Или у табиров есть другое место транспортировки, кроме трюма?
А пилот, уже знакомый Ростику Гесиг, с вполне объяснимой тревогой следил за тем, что происходило вокруг его корабля. Рост, все еще настроенный на ментальное подслушивание Докаев, поймал его растущую волну протестов и отчаяния. Хотя и знал, что все равно Докаи или кто-нибудь еще сделают по-своему.
– Ты не знаешь, скоро стартуем? – спросил Шипирик лениво и даже прикрыл глаза. Он не хотел лететь, очень уж это было трудным делом, но Рост не сомневался: ради того, чтобы вернуться домой, пернатый сделает все, что нужно.
– Вот это зернышко погрузим, и сразу.
Процессия с носилками подходила. Рост отчетливо видел, как медузы вдруг выстроились каким-то непростым строем, образовав то ли четырехлучевую звезду, то ли подобие неровного круга, и принялись думать о чем-то своем… А потом, да, так и было, хотя у Роста возникло желание протереть глаза. Потому что зерно неожиданно поднялось над носилками, повисело в воздухе, словно испытывая свои способности к полету, и медленно поплыло к ракете.
Гесиг что-то выкрикнул и быстро, как обезьяна, спрятался в кабине ракеты, видеть такое у него не было сил. Зерно медленно придвинулось к ракете, повисело, повертелось вдоль своей продольной оси, потом стало подниматься, чтобы занять место на корпусе кораблика, выше дюз, но и значительно ниже головной части.
Прозрачным медузам приходилось нелегко, некоторые из них покачивались от напряжения, другие просто дымились от прилагаемых усилий. Этот туман, вероятно, был каким-то особенным, потому что троица Докаев быстро убралась от него подальше.
Из ракеты выдвинулись крепления, похожие на огромные многосуставчатые манипуляторы. Они повисели в воздухе без дела, потом подставились, и зерно опустилось на них с явственным металлическим звоном.
– Погрузились, – выдохнул Шипирик, оказывается, происходящее интересовало его больше, чем он показывал.
Манипуляторы прихватили зерно, прижав его к корпусу.
– А почему его не в сам летающий корабль засовывают? – спросил Шипирик.
– Выгружать-то нам придется. И как ты это сделаешь, если оно будет внутри? Животной левитацией мы не обладаем.
– Что?
– Нет, это я так, не обращай внимания, – отмахнулся Рост. Помедлил, все-таки поднялся. – Пошли к ракете, только не подходи близко к медузам.
Теперь медузы расслаблялись, некоторые из них стали даже ростом пониже, и уж дыма из них выходило больше, чем прежде. Они даже что-то схожее с небольшим светящимся облаком образовали, которое несильный ветерок теперь сносил в сторону степи, окружающей эту часть Николы.
Пилот-табир снова высунулся из люка и принялся кричать своим высоким, несильным голоском. Топающий сзади Шипирик поинтересовался:
– Чего это он?
– Говорит, что взлетать будет сложно, потому что ракета перегружена. Да еще на один бок. То есть у нее центровка нарушена.
– И как же он?
– Прикажут – сделает, – твердо отозвался Ростик, который не сомневался, что нервическое поведение пилота объясняется недостатком его самообладания, а не технической немощью ракеты.
Вблизи ракета показалась куда больше, чем прошлый раз, что-то ей добавили, решил Ростик. Двигатели стали какими-то раздутыми, и блины… Да, что-то случилось и с этими металлическими блямбами, которыми ракета, кажется, управлялась.
Внезапно со стороны стоящей стайки Докаев пришел сигнал, четкий и очень теплый. Он означал одно – можешь лететь, человек, и будь здоров. Рост повернулся и помахал рукой. Ему было немного смешно прочитать в сознании перевод на единый этого очень русского пожелания, но и грустно. Докаи ему нравились больше, чем аймихо, которые стали почти людьми, и даже больше, чем аглоры. Даже жалко было, что он никогда, может быть, не увидит вот этих высоких и ломких, как сухое печенье, ребят, обладающих таким изумительным тактом и доброжелательностью… Интересно, подумал он, каковы они в бою? Да и могут ли вообще воевать? Кажется, нет, решил он, слишком у них высокие этические постулаты, а этика с войной плохо совместима.
И полез по лесенке в кабину пилота. Тот все еще не мог успокоиться. Сидел, что-то бормотал сквозь зубы, едва ли не плевался прямо на управляющие панели своей ракеты.
– Привет, Гесиг, – поздоровался Ростик.
– Ага, вот и вы… – пилот даже не обернулся. – Обещали, что сделают из моей машины что-то исключительное, а сами, сами… – Дальше шло непереводимое, и, кажется, правильно, что непереводимое.
Кабина как была маленькой, так и осталась, но люк, который вел в трюм ракетки, расширили. И, заглянув туда, Рост почти с облегчением увидел два креслица, сделанных из какого-то металлического плетения, словно корзинки из проволоки. Еще в них было аккуратно уложено два довольно толстых на вид спальных мешка. Угадать, кому из обоих пассажиров какая корзинка предназначена, не составляло труда.
Увидев корзинки, Шипирик облегченно вздохнул, видимо, ему здорово досталось во время первого перелета, если он так заметно обрадовался. Гесиг по-прежнему ругался, Шипирик, выяснив свою перспективу с полетным креслом, чуть озабоченно поглядел на Роста. Тот пожал плечами, настроения пилота были важной составляющей, но почему-то Рост был уверен, что все пойдет хорошо.
Пока оба пассажира усаживались в кресла, пристегивались кстати оказавшимися ремнями, оглядывали контейнеры, расставленные вдоль бортов ракеты, видимо, с водой, пищей и даже, как показалось, с канистрами для отходов, Гесиг со звоном захлопнул внешний люк и принялся трудиться над управлением. Его ругань стала громче, потом вдруг стихла.
И стало понятно, что все и правда будет хорошо – как дошло до дела, табир мигом успокоился, сделался холодноватым, расчетливым и очень собранным.
– Эй, вы там, готовы? – прокричал он сверху. Мог бы и не кричать, в ракете стало тихо, как в погребе.
– Готовы, – отозвался Ростик. Шипирик тоже что-то проклекотал по-своему.
Снаружи накатил какой-то гул, потом он стал более резким, Рост хотел было поднять руки, чтобы закрыть уши, но передумал. Воспоминания о перегрузках на старте способны были примирить его с любым визгом.
Гул стал едва выносимым, но ракета не двигалась. Затем по ней прошла волна дрожи, и все стало более тяжким, даже глаза стали плохо видеть, но… Они не взлетали. Что-то было не так.
– Гесиг, скоро? – спросил Ростик. И лишь тогда понял, что они уже летят.
Пилот не отозвался, он работал, да так, что у него не было времени отвечать на глупые вопросы.
Ракета поднималась, причем так плавно и уверенно, что Рост даже головой покрутил от удивления. Похоже, что после переделки, которую упомянул Гесиг, она в самом деле стала неотличимой от пассажирского лайнера. Впрочем, если присмотреться, то можно было понять, что взлетает она боком, видимо, вес металлического зерна в самом деле был немалым. Но не страшным, зря Гесиг так уж нервничал. Или не зря?..
Хотя ремни, удерживающие тело в кресле, изрядно мешали, Рост поднял голову и попробовал рассмотреть хоть что-нибудь в иллюминаторе перед пилотом. Да, они поднимались, потому что освещенность слегка менялась, смещалась в сторону, это могло получиться лишь оттого, что они поворачивались боком к солнцу.
– Приготовьтесь, – приказал пилот. И сделал несколько очень резких движений.
По ракете снова прошла дрожь, но теперь более сильная, какая-то неудержимая, перегрузка сразу стала оглушающей. Лишь спустя пару минут Рост понял, что это не только перегрузка, но и звуковое давление, которое теперь мерно доносилось снизу, видимо, включились маршевые, ракетные двигатели.
Шипирик от удивления покивал, ему очень нравилось лететь и не страдать так, как прошлый раз. Он даже попробовал было что-то сказать, но вдруг у него в уголке клюва появилась кровь, он почувствовал ее вкус и ничего говорить не стал, решил подождать.
А потом ускорение так вмяло Ростика в плетеную корзинку, что он, кажется, ощутил каждый прутик, из которого она была сделана. И его сознание поплыло. Все-таки, как он понял, они поднялись над городом-Николой, и теперь Гесиг дал волю своей пилотской тяге к скорости и лихости, а заодно решил и мощность новых двигателей проверить. Вот в этом он переборщил…
Когда Рост понял, что снова может нормально воспринимать этот мир, они почти парили. Лишь откуда-то со стороны доносились осторожные, царапающие звуки. Он повернул голову, удивляясь, как после этого отчаянного жеста она не свалилась с его плеч.
По металлическому помещению трюма носились, распушив хвосты и с трудом цепляясь коготками о стенки и потолок, кесен-анд’фы. Им очень нравилась невесомость, хотя использовали они ее своеобразно – устроили настоящую щенячью потасовку. Должно быть, приятно быть таким вот мангустом, подумал Рост и тут же снова почти отключился. Хотя на этот раз, кажется, не полностью, потому что отлично слышал, как Гесиг прогоняет мангустов, которые решили обследовать его самого и, кажется, пилотский пульт.
А потом Рост уснул, уже не от слабости или перегрузки, а потому, что так было нужно, потому, что это было самым лучшим действием с его стороны. Проснулся он оттого, что кто-то всовывал ему между губ горлышко фляги. Рост открыл глаза, Шипирик парил над ним чуть в карикатурной позе и пытался его напоить.
– Ты чего? – не понял Ростик.
– Ты же пить просил, – отозвался пернатый. – Интересная штука, – он осторожно огляделся. – Тут нужно не пить, а всасывать. И бутылка – смотри, сжимается, чтобы выдавливать жидкость.
Рост поднялся, воспарил над креслом, повисел, справляясь с головокружением, потом уверенно двинулся вверх и вперед – к пилоту. Гесиг снова впал в дурное настроение и не собирался от него избавляться, что в целом чрезвычайно успокаивало. Он мельком осмотрел Роста, нависшего над ним и пультом, буркнул:
– Спать ты горазд.
Сам пилот выглядел не ахти, глаза его запали, он даже под полетным комбинезоном стал каким-то костлявым, хотя для этих миниатюрных коротышек терять вес было, вероятно, мудрено. Рост спросил его, потому что впереди, в пилотском окне, не было ничего интересного, одна только серая муть:
– Слушай, а почему у нас веса нет?
– По инерции идем, – нехотя ответил пилот. Потом вдруг ухмыльнулся:
– Они требовали, чтобы я форсировал, но топливо – не пиво, его экономить нужно.
Пристрастие табиров к пиву еще в Вагосе вызывало у Роста веселое удивление, поэтому он хохотнул. Но потом стал думать.
Это что же выходит – над Полдневьем имеется некая область, где можно лететь по инерции? И скорее всего, она простирается не слишком высоко над поверхностью? Эдакая сфера Лагранжа, выражаясь в терминах земной физики? Но ведь это очень важно, потому что позволит, если преодолеть собственно притяжение у поверхности, летать с очень малым запасом топлива? Тем более что преодолевать ее можно, кажется, с помощью антигравитационных блинов, с которыми человечество уже неплохо научилось обращаться.
– Все-таки странное у сферы устройство, летать, наверное, интересно, – высказался Рост.
Теперь ему понятнее становилась общая, весьма упрощенная конструкция ракетки, на которой они летели. Действительно, даже с точки зрения человечества у нее не было чрезмерно сложных элементов… Это было чертовски важно, Рост даже задышал как-то иначе, потому что Гесиг снова попросил:
– Иди вниз, водички выпей, эти полеты на новичков всегда так действуют. – И добавил:
– Ты лучше не о полетах думай, а о том, где мы ваше сокровище будем сбрасывать.
Рост послушно спустился в трюм, мельком спросил Шипирика, который ужинал или обедал:
– Сколько я спал?
– Почти сутки, – был ответ.
Ого, здорово меня измотали друг-Докай с хозяином-Николой. Давненько такого не было, решил Рост.
– Гесиг, а за нами пурпурные не погонятся? У них ведь тоже имеются подобные ракеты…
– Что? А, ты о моей машине… Нет, не погонятся. Я иду по очень широкой дуге, меня еще в Нуаколе предупредили, чтобы я не напрямую перся. – Он вздохнул. – Расходы воды и воздуха, конечно, огромные получаются. Но это лучше, чем напороться на их патруль. – И доверчиво сообщил:
– Пушек-то у меня нет, если попадемся, они со мной разделаются, как с дыней.
Мышление этого типа определенно было изысканным, как у земного таксиста, решил Рост. И сразу, как бывает, когда хорошо, правильно отвлекаешься от главного, пришло решение, над которым давно думал.
– Гесиг, я знаю, где мы высадим наше зерно. Вот только… Они его несли очень аккуратно, даже слегка дрожали над ним. Ты уверен, что сумеешь его выгрузить, не ударив о поверхность?
Пилот повздыхал, поднялся над креслом, отстегнувшись, повернулся к Росту, даже слегка свесился в люк и разразился речью:
– Они к этим самым зернам относятся, как… мамаша к младенцу. Даже хотели устроить нечто вроде прощального торжества. – Он снова хмыкнул. – Но нам удалось улететь без этих поклонов и прочего. Я бы не выдержал, если бы они еще и расставание устроили.
Рост очень сомневался, что вырчохи вздумали бы танцевать вокруг ракеты с зерном Николы, как квалики перед их с Шипириком отбытием из племени, и еще меньше он подозревал в этом Докаев, но кто его знает, может, Гесиг знает, о чем говорит.
– Поэтому ты выбери место, а там я освобожу немного нижние манипуляторы, придержу верхними, зерно и скатится… Падать до поверхности ему не придется. Так что не расколется. Мне рассказывали, его можно даже с парашютом сбрасывать, а там удар куда сильнее, чем у нас, получится.
Над пультом, сразу в трех местах, вдруг запищали и замигали какие-то устройства. Гесиг рванул к креслу. И, уже пристегиваясь, заорал:
– Беловолосые нас засекли, но мы… – дальше шло нечто неразборчивое. – Уходить придется… сурово.
Шипирик, а за ним и Рост среагировали тоже довольно бурно. Пристегиваясь, Рост отчаянно сигналил кесен-анд’фам, чтобы они где-нибудь укрылись. Они успели еще раньше, чем он устроился в кресле.
А потом начался кошмар. Перелет от кваликов в Николу мог бы показаться нежной прогулкой по сравнению с тем, что стал вытворять Гесиг. Теряя сознание от перегрузок, Рост с мрачным удовлетворением подумал, что проблема, как сгружать зерно, отпадает, если оно выдержит то, как им теперь доставалось, да еще и… не сломается при этом.
О том, что Гесиг может сбросить его на одном из своих рывков, Ростик даже не думал. Он был уверен, что этого табир не сделает. Хотя, конечно, кто его знает?
Из странного розово-серого тумана выползала какая-то мысль, Рост сосредоточился на ней. Идея была простая. Если на ракете Гесига были антигравитационные блины, значит, где-то находился и котел, чтобы они могли работать, но его никто не крутил, он работал сам, от механического привода. Следовало расспросить табира об этой конструкции… И лишь потом Рост подумал, а как там Гесиг вообще уходит от торпед пурпурных? Ведь он же не мог, как Рост, отключиться, он должен был работать на своих рычагах и кнопочках?
Почему ему в голову приходила торпеда, а не, к примеру, ракета класса воздух-воздух, он не знал. Плохо ему еще было, очень плохо.
Наконец он понял, что кесен-анд’ф Табаск отлично понимает опасность и делает, в его-то положении, что может, то есть отлично, почти без затруднений, вызванных перегрузкой, транслирует ему мысли Гесига или просто так настроил мозги Ростика, что он читает пилота, как все, кому не лень, в прошлом читали его собственные, человечьи мозги.
А пилот откровенно думал, что сами-то корабли пурпурных до него не доберутся. Двигатели его машины, которая несла сейчас не столько человека и пернатого бегимлеси, сколько зерно Нуаколы, были не хуже, чем движки перехватчиков пурпурных, и расстояние между ними практически не уменьшалось, хотя все форсировали ходовые части своих машин так, что только визг стоял. Неприятный, кстати, визг, металлический и не очень ровный, словно где-то что-то готово было сломаться. А вот пальнуть пурпурные могли, но не делали этого, расстояние было неподходящим. Стрелять с такой дистанции – себе дороже, потому что стоили эти ракеты при относительно примитивном хозяйстве цивилизации чегетазуров уйму денег, вот пилоты на корабликах пурпурных и экономили их, вернее, все еще пытались подойти поближе, чтобы действовать наверняка… Но Гесиг делал все, чтобы не позволить им оказаться ближе, на расстоянии достоверного выстрела, и не собирался им этого позволять…
Снова беспамятство. А когда Рост опять пришел в себя, хотя так можно было выразиться с большой натяжкой, ситуация, кажется, разрядилась. Они уходили, запас топлива у них был куда больше, чем у машин губисков, и тратить его они могли щедрее, и легче были, несмотря на жалобы Гесига о перегрузке при старте. Получалось, что они все-таки уходили.
На этот раз я не буду вырубаться, как полено под забором, чуть мрачно потребовал от себя Рост, просто усну… Он так и соскользнул в беспамятство, мягко и пробуя управлять этим состоянием, когда Гесиг еще немного поддал жару своим двигателям, уходя от очередного, уже последнего рывка перехватчиков пурпурных.
На этот, третий раз после старта Рост очухался оттого, что кого-то неподалеку отчаянно рвало. Он открыл глаза, хотя это было мудрено. Увидеть удалось немного, к тому же и кровавая пелена по-прежнему плыла перед глазами, даже как-то светилась, закрывая полупрозрачным занавесом мир. Конечно, рвало Шипирика, он склонился над контейнером, в который пытался выплюнуть содержимое желудка, и следовало признать, это ему почти удавалось. Едва ли не половина того, что он изливал из себя, оказывалась все-таки в канистре, а не на полу… Потом вонять будет, решил Рост, примирившись с неизбежным. Требовать большего от бедняги-пернатого в этих условиях было бы жестоко. Все-таки Шипирик не поленился, встал из кресла, чтобы подтащить одну из этих… бочек.
Только бы он еще канистру с водой не перепутал с той, что предназначена для отходов, медленно, с трудом подумал Рост, и тогда будет совсем молодец, я бы на его месте так церемониться не стал, блеванул прямо в кресле… Хотя уже и почти невесомость стояла в их кораблике, но все равно двигаться было трудновато для измочаленного тела.
Нет, не невесомость, решил Рост наконец, а почти нормальное ускорение. И они по-прежнему живы, что-то это да значило… Только бы еще сообразить, что именно. Он сосредоточился и вспомнил – глаза у пернатого были абсолютно красными, полными крови от лопнувших сосудов… Нет, не то. И вдруг сообразил – они живы, значит, Гесиг все-таки ушел от пурпурных. Молодец.
Он едва был способен чувствовать онемевшими мускулами мангустов, сидящих у него на коленях, испуганных, но все-таки не за себя, а за него. Им-то, лесным зверям, эти перегрузки были не так страшны, как ему, неловкому и слабому человеку… Но они опасались остаться без него в этом чужом и враждебном мире, что и давали ему понять осторожными, вкрадчивыми мыслями
Кто будет о них заботиться, кто приведет их на новое место обитания, ведь им нужен лес, им нужно, чтобы вокруг была трава, ветви замечательных, полных живности и пищи деревьев. Ведь не этот чудовищный, почти не понимающий их пернатый?.. Значит, нет уж, человек, лучше не впадай больше в такую муку, а то и умереть в таком положении недолго, с твоим-то слабым сердцем и едва справляющимися со своей работой легкими.
Хорошо, решил Рост, больше не буду. И мангусты сразу обрадовались. Рост даже открыл глаза и присмотрелся к ним, потом повернулся к пернатому. Тот уже озирался, нашел Ростика, разлепил клюв, все-таки он у него чудовищно некрасивый, решил Ростик и прислушался.
– У тебя глаза – в крови, – пояснил пернатый, кажется, с десятого раза… И что-то еще хотел добавить.
Рост усмехнулся, потом понял. Оказывается, его бывший соглядатай, а теперь друг на всю жизнь, волок к нему флягу с водой. Рост спросил:
– Ты чего?
– Пей, ты же просил… – объяснил бегимлеси. Кажется, такое уже было, решил Рост, но деталей вспомнить не сумел. Он стал просто пить. Оказалось, Шипирик все-таки позаботился, чтобы выворачиваться в нужный контейнер, не в тот, в котором была вода. Потому что пить воду, которую он поднес, было очень приятно.
Рост напился, попробовал было посмотреть, как там наверху Гесиг, но не сумел задрать голову и отказался от этой попытки. Уснул он почти спокойно.
А когда проснулся, сразу же понял, они уже давно летят и даже, кажется, подлетают. Вернее, им осталось лететь еще немало, но… Они были уже далеко от того мира, который мог обернуться для них смертью. Это читалось и по сознанию Гесига, и по тому, как скакали по всей ракете мангусты, и как с пилотом почти на равных разговаривал Шипирик. Он-то висел где-то в голове машины и клекотал что-то, едва ли не басовито. Рост и не знал, что у него имеется такой голос.
А Рост просто думал, мягко и умиротворенно. Это было приятно – не ощущать, как перегрузки выжимают из тебя саму способность соображать, а просто лежать.
Шипирик как-то почувствовал, что Рост приходит в себя, и радостно помог ему с водой. У него это стало дежурной реакцией – поить человека, который оказался на его попечении.
Приведя себя в относительный порядок, Рост снова улегся в кресло. То, что творилось впереди, его еще мало интересовало, слишком он был вымотан. Все-таки он понял главное, провозглашенное пернатым:
– Знаешь, мы вместо девяноста часов, как обещал Гесиг, дойдем с теми рывками часов за сорок. Он и не ожидал, что мы с тобой этот темп выдержим, все боялся, что тут кончимся.
Не кончились, думал Рост, разглядывая квохчущего вокруг него пернатого. Не дождутся, не выйдет, не получится у них… У кого – «у них», было понятно, у пурпурных губисков. На этот раз его зачем-то усыпили сами кесен-анд’фы, видимо, решили, что так для него будет лучше.
Проснулся он уже почти нормальным, хотя до настоящей его нормы, конечно, было еще далеко. Шипирик пришел в себя быстрее, чем он. Пернатый был уже едва ли не весел, даже глаза у него больше не заливала кровь, он и клекотал, не переставая, должно быть, от вынужденной скуки:
– Ну, люд, поднимайся. Посмотри, какая внизу панорама расстилается.
– Да чего смотреть-то, – отозвался сверху и спереди Гесиг. – Море и есть вода.
Рост слабо усмехнулся. Шипирик, которому это мимическое движение было отлично знакомо, покивал головой.
– Ты спал больше тридцати часов, мы уж и беспокоиться устали.
– Зато теперь я… – дальше Рост не знал, что сказать. И потому ничего не добавил, уж очень любое его заявление походило бы на хвастовство.
Шипирик, как бы по долгу дружбы, потолокся немного около него, потом все-таки снова ушел наверх, к пилоту. Благо, невесомость позволяла ему висеть над пилотом и почти не стесняла его. Мангусты, которых совсем недавно напоили и накормили досыта, резвились вовсю, на Роста они почти не обращали внимания. Значит, не так уж плохи мои дела, решил он.
И отлеживаясь, пробуя восстановиться почти по методике аймихо, неизбежно принялся соображать. Странные это были мысли.
Что же я делаю, думал Рост. Что делаю?.. Ведь волоку в Боловск, в свой родной город самую большую и непонятную проблему, которая только может тут с нами случиться… По сути, везу то, что приведет к возникновению очень долгой, бесконечной войны между людьми и пурпурными. Зерно металлолабиринта, нового образования расы Николы и ему подобных…
Или нужно проще? Ну, привез, сбросил, оно вырастет, самоорганизуется, и пусть уже потомки думают о том, как с этим обходиться? Ха, какие потомки? Вполне может случиться, что еще я увижу, как это зерно прорастет и станет тем, чем должно стать. Почему-то он не был в этом уверен, его хваленое предвиденье ничего не подсказывало ему. Да он и не очень пытался, слишком был слаб и слишком мало в нем оставалось необходимого для прозрений азарта. Поэтому на этом он задерживаться не стал.
Итак, потомки, думал он дальше. А что, собственно, это значит? Да всего лишь то, что будут еще какие-нибудь люди, мои дети, по сути, мои родные человечки, которым придется разруливать эту ситуацию… Вот и попробуем ее решить сейчас, а не когда она созреет. Да, отнесемся к ней ответственно и в высшей степени стратегически.
Слишком мало как-то в России, у нас, русских, вообще принято думать в стратегическом плане. Все больше пробуем просто вывернуться, сделать так, чтобы вот сейчас, при нас было хорошо, а о цепочке жизней, о людях, которым придется существовать после нас, не думаем. А это значит, что не думаем, по сути, о тех, за кого, хочешь или нет, но все равно нужно отвечать.
Что-то у него с головой творилось не очень внятное. Он то ли полагал, что отвечает за весь человеческий – и не только, но еще и с союзниками – мир в целом, или… Или имел все-таки право устраниться от того, каким этот мир будет в будущем. Нет, решил он наконец. Никуда я от этого решения не денусь, придется соображать тут и сейчас…
Ладно, решил Рост наконец, все-таки будем действовать так, как было обещано Нуаколе. Ведь он узнает, как Рост поступил, непременно узнает, пусть и не сразу. А получать двух мощных врагов – пурпурных и металлолабиринт – для человечества многовато. Вот и выходит, что лучше стать на одну сторону, и будь что будет… Все-таки следовало что-то предпринять, чтобы не ощущать себя совсем уж пешкой в их игре.
И тогда Рост понял, что знает, как поступит. Он вывалит зерно не на заводе, как думал вначале, среди обильной и удобной для зерна пищи – всех человеческих запасов металла, а… Да, на Олимпе.
И он вспомнил, что всего лишь повторяет мысли, которые приходили ему раньше, что он уже придумал, что следует вывалить зерно подальше от города. Но тогда он был в лучшей форме, и это далось ему проще…
– Рост-люд, кажется, мы оба молодцы, – оповестил Шипирик.
Рост открыл глаза. Значит, ощущение, что они приближаются к дому, стало явственным и для пернатого.
– Там наших земель не видно? – спросил Рост, отлично понимая, что еще рано. Но уж очень хотелось спросить.
– Я пробовал, – серьезно ответил Шипирик. – Не получается.
Со зрением у этих ребят всегда было худо, подумал Рост и решил уже было сам подняться в кабинку пилота, чтобы выглянуть из его иллюминатора, но неожиданно выключилось солнце. И все исследования пришлось отложить на завтра.
А поутру, приходя в себя, Рост понял, что давление в кресле стало каким-то иным, он чуть ли не подлетал в нем, значит, ускорение стало обратным, вернее, конечно, уже торможение. В этих условиях тоже не очень-то хотелось вылезать из кресла, кроме, разумеется, самых необходимых гигиенических процедур. Наконец, уже ближе к обеду, когда даже пернатик извелся от нетерпения, Гесиг прокричал своим пассажирам:
– Эй, кто-нибудь из вас сверху свои края узнает?
Они ломанулись в кабину, разом забыв об элементарной выдержанности. В дверях Шипирик все-таки уступил, что-то в нем еще осталось от субординации, которую он поддерживал в городе Нуаколы.
Рост попытался понять, что же он видит за хмарью, густо размазанной по поверхности под ними. Он даже не сразу сообразил, что заходят они не с условного запада, как он почему-то предполагал, а чуть ли не с юга. Почему так получилось и как это теперь придется понимать по отношению к континенту, с которого они удрали, Рост не понял, но и не особенно старался в этом разобраться.
Под ними оказалась какая-то полоса очень редкого, просвечивающего до самой почвы леса, начинающегося у моря и заканчивающегося перед темными, густыми и значительно более высокими деревьями, словно бы обрамляющими эту полоску суши. Сбоку от нее Рост без труда различил равнину, бесконечную и очень гладкую… Он не сразу догадался, что это Водный мир, огромная болотина, протянувшаяся за олимпийской грядой, если считать от Боловска.
Насмотревшись, Рост пустил к окошку нетерпеливого Шипирика, а сам спросил Гесига:
– Сколько до поверхности?
Карликовый пилот ответил в том смысле, что точно не знает, потому что его приборы не слишком совершенны, но думает, около… Рост перевел названную им цифру в привычные метры и получил примерно километров восемнадцать или чуть больше. Потом пернатый снова пустил к иллюминатору Роста, изображая разными телодвижениями, каких прежде за ним не водилось, свою радость. По сути, он танцевал, только это был такой странный танец, что Рост поскорее отвел глаза, да и занятие у него было поинтереснее.
Внизу, на полосе земли, ограниченной двумя лесными массивами, принадлежащими, без сомнения, дварам, – Водным миром и безбрежным океаном, – стали видны реки. Их было много, Рост без труда насчитал пять штук, призадумавшись при этом, почему вода из болот стекает в море? Нет, на самом-то деле, ведь привычный еще со школы круговорот воды в природе для Водного мира был не слишком действенным законом, из-за слабости Полдневной атмосферы тут обычных дождей почти не было…
И тогда вдруг он увидел, что где-то впереди, вдали, куда едва протягивалось зрение, мелькнуло что-то знакомое. Всего лишь на миг, но и этого было достаточно. Рост заголосил, потом опомнился и сбавил тон:
– Гесиг, кажется, я видел Олимп!
– Если ты пояснишь, что это такое, – сухо отозвался пилот, – я, возможно, пойму твои переживания.
– Это гора… – Рост уже взял себя в руки. – Гора, на которую следует выложить зерно, которое мы по лучили от Нуаколы.
– Всего-то, – пилот зевнул и стал вполне решительно отпихивать пассажиров от своего пульта. Близкая твердая поверхность начинала действовать ему на нервы.
Потом они еще снизились, еще… Наконец, пилот приказал им вернуться в кресла и безо всякого стеснения, хотя Рост и пернатый еще не устроились в вонючем трюме как следует, выключил ходовые движки. В ракете сразу стало иначе, на уши перестал давить тот шум, который после перелета уже и не воспринимался как звук. Определенно они пошли на антигравитационной тяге.
Шипирик наконец-то перестал незаметно для себя танцевать, зато принялся как-то не очень уверенно и тихо подвывать. Не составляло труда догадаться, что он запел. Ну что же, решил Рост, у каждого свое выражение счастья.
Тем временем ракета пару раз качнулась из стороны в сторону, а потом… вдруг так сдвинулась с курса, что Рост и пернатый зависли чуть не вниз головой. На Роста это произвело странное воздействие, он вдруг словно бы выделился из своего тела и… увидел ракету со стороны.
Она приближалась к верхушке Олимпа хвостом вперед, потом накренилась и поползла, словно пятилась, продолжая при этом снижаться. Все шесть антигравитационных ее блинов развернулись на консолях, как весла в уключинах, и работали на полную мощь.
Ракета проплыла последние километров сто, которые ей оставались до цели, замедляясь, затем полетела строго горизонтально. Очень осторожно и медленно. Рост обратил внимание, что зерно металлолабиринта оказалось под брюхом машины, словно балласт на яхте. А может, так само собой получилось, все-таки очень уж тяжелым оно было, перевернуло ракету согласно неизбежным законам гравитации. Вот только человек с бегимлеси при этом оказались перевернутыми, повиснув в ремнях перед глухой стенкой трюма. Почему-то при этом, не расставаясь с «посторонним» виденьем, Рост вспомнил, как они с отцом ходили в парк на аттракционы. Тогда на некоторых из этих приспособлений тоже приходилось висеть самым немыслимым образом, особенно, кажется, на «иммельмане», было когда-то в их «Металлисте» такое устройство, которое потом почему-то разобрали задолго до Переноса.
Ракета подошла чуть не к самой верхушке Олимпа, Гесиг еще немного снизился, вдруг что-то получилось не так, корабль дернулся, да не вверх или вбок, а вниз, прямо на скалы. Пилот выругался, и Ростик про себя с ним согласился. Шипирик, который мало что понимал, дрогнул, очень уж на него давило это замкнутое пространство, но быстро вгляделся в лицо Роста, понял, что бояться пока рано, и немного расслабился.
Гесиг снова подвел ракету, которая превратилась в вычурный антиграв, примерно к тому же месту, где пробовал уже выложить зерно, видимо, нашел его самым безопасным для трюка, который задумал. Еще ближе, еще ниже… И вдруг дрогнули захваты, удерживающие зерно, они разворачивались, отпуская его. Зерно покачалось, потом натужно заскользило вниз, скрипя металлом о металл. Теперь Гесиг перестал дышать, Ростик тоже.
Зерно сползло почти на самый конец захватов, повисло, удерживаемое едва ли не чудом. Гесиг на очень короткое мгновение снизился так, что даже пыль полетела от земли, разогнанная действием антигравитационных блинов, и сделал незаметное движение, утопив какую-то клавишу на панели перед ним. Захваты широко разошлись, зерно перекатилось и завалилось в ямку, которую пилот, конечно, высмотрел заранее, и которую Рост просто не заметил. При этом было непонятно, как табир все видит и понимает.
Ракета тут же, словно воздушный шар, освобожденный от груза, дернулась вверх, Гесиг перехватил ее, остановил подъем, вытер пот. Зрение у Роста стало почти нормальным. Он сразу же посмотрел на своих кесен-анд’ф, которые мирно лежали перед ним на каких-то мешках с продовольствием, но они были разумно-спокойны. Все же, вероятно, это они постарались, чтобы он сумел все видеть.
Для верности Ростик зачем-то погрозил им пальцем, было бы неприятно, если бы они привыкли так управлять им. Но в данном случае ругаться не имело смысла, они все сделали правильно. Гесиг обернулся:
– Куда вас высадить?
– Сразу же за этой горой, где мы не задохнемся, – отозвался Ростик.
Конечно, было искушение прилететь в Боловск на этой машине, сразу же увидеть и родные улицы, и знакомых людей… Вот только они, скорее всего, не разобравшись, примутся палить, нервничать, и вообще ничего хорошего из этого не получится. Лучше уж он дойдет до дома на своих двоих, тем более что ракету уже почти наверняка заметили и сюда идет какая-нибудь экспедиция, чтобы выяснить, что это за странная машина метеоритом вторглась на их территорию. В этом он был уверен, хотя тоже – непонятно почему.
Гесиг пошуровал над своим пультом, снова вытер пот с лица. Это было странно, худенький, привыкший к самым разным перегрузкам табир, и вдруг – потеет. Видимо, то, что он только что сделал, и ему далось нелегко. Но зато выполнил он этот маневр отлично, даже виртуозно, как и предполагалось. Зерно не грохнулось, не ударилось, а мягко скатилось и теперь лежало, поблескивая неровными боками, в удобной лунке, незаметное со стороны.
Шипирик вдруг стал отстегиваться и искать оружие. Без оружия он не решался выйти из ракеты даже на своей земле, а может, и правильно, решил Рост. Не хватало еще стае панцирных шакалов в зубы попасть после всего-то, что они уже пережили.
Гесиг высадил их с немного торжественной миной, даже люк открыл как-то замедленно, словно подчеркнул важность момента. Посмотрел на Роста, на Шипирика, поднял руку в прощальном жесте.
– Все, моя служба на этом кончается, – сказал он.
Рост по-простому, по-человечьи пожал ему руку, что табира немного взволновало, но он и это вытерпел. Шипирик подзадержался, накладывал в импровизированную торбу, сделанную из покрышки одного из кресел, побольше еды. Но и он что-то проклекотал пилоту, а потом присел перед ним в жесте прощания и благодарности.
Они спустились по лесенке, ступили на знакомый краснозем. Вот тут бы Росту и следовало опуститься и прижаться к нему лбом, как он уже разок хотел сделать, когда вырвался из плена пурпурных, но было не до того. Ракета готовилась к старту, следовало от нее убраться подальше, а потом, когда она уже взлетела, – какое же прижимание и вообще – символические глупости? Они просто проводили ракету взглядами, повернулись и стали спускаться с Олимпа, не слишком торопясь, потому что воздуха тут было еще маловато и дышать было трудно. Но это был свой воздух.
Наконец, Рост снова почувствовал, что может набрать полные легкие без труда, и почти сразу же заболело все тело. У него закружилась голова, он даже вынужден был присесть, чтобы ненароком не свалиться. Шипирик послушно постоял рядом, мангусты резвились, выискивая каких-то мелких зверей в траве, принюхиваясь к миру, который отныне должен был стать их домом. Мир этот им не слишком нравился, тут оказалось много опасностей и слишком мало деревьев, а кроме того, непонятно было, что тут можно есть, а от чего следовало держаться подальше.
Рост послал им утешительный сигнал, мол, будут вам деревья, и попробовал подняться. Это вышло у него не очень грациозно.
– П-ра дви-ахать, Рост-люд, – сказал Шипирик по-русски. – Вот тол-к к’да?
Действительно, идти можно было в трех направлениях. К Боловску, к алюминиевому заводу, благо Гесиг высадил их почти с той стороны Олимпа, где нужно, видимо, заметил на горизонте город, или к крепости на перевале.
А Рост пощурился, посмотрел на солнышко, вгляделся вдаль, где этот самый завод должен был располагаться, оглянулся туда, где находился Боловск, и вдруг растянулся на траве, словно решил устроить тут привал. Даже свое ружье отложил.
– Не нужно никуда идти, – сказал он наконец. – Они сами скоро подойдут, целым отрядом.
Он лежал вытянувшись, прикрыв локтем глаза от солнца. Тело болело больше, чем он хотел бы в этом признаться. Пернатый его понял, присел рядом, скинул ремень с пушкой, покачал головой.
– Это хорошо, а то мешок тащить… – говорил он на своем едином, из которого только половина букв звучала правильно, и Рост усмехнулся. Слишком уж бегимлеси был рассудительным, даже в такой момент. – А когда они?..
До подхода высланного из алюминиевого завода отряда оставалось часа три, не больше. Те, кто должен был двинуться из перевальской крепости, должны были подъехать чуть позже, но на какой-то машине, которую сейчас активно готовили к бою, еще не зная, что боя не будет. Почему Рост знал это, он не понимал, да и не хотел сейчас в этом разбираться. Будет еще время…
До встречи с людьми, скорее всего знакомыми, едва ли не родными, оставалось часа четыре, и то если посланные на разведку будут не в меру осторожничать. Можно было подождать, они с Шипириком ждали больше трех лет. Но теперь с этим покончено. В этом Рост был уверен, вернее, знал наверняка. Их подберут еще до того, как выключится солнце.