Чуда, увы, не произошло и через неделю после разговора с Сашей. Парни не подходили. Чтобы я не делала, но создать нужный образ из наших мужиков не получалось совсем.
Начнем с того, что им не хватало явных и самых ярких деталей — разреза глаз и габаритов!
Закончим тем, что корейские мужчины владели весьма интересной особенностью. Туловище природно длиннее, а так же изящнее. Мало того, ноги!
Корейцы ниже, и в большинстве своем не длинноногие. Из тех фото, которые видела, вытекало одно — я в полной заднице. И задница эта настолько же необъятная, как залив через Ламанш.
Пятеро парней на фото выглядели вкуснее, чем любая девочка из моего агентства. Мэйк-ап не просто профессиональный, он настолько естественно смотрелся на мужских лицах, словно так и должно быть, а мужики, на самом деле, вообще-то красятся испокон веков.
— Бл***!
Я отбросила карандаш и планшетку в сторону, продолжая смотреть на фото, которые были больше похожи на приговор прямо с экрана моего ноута.
Прошло полторы недели, а у меня ни эскизов, ни идей. Я вообще не понимаю, во что мне одеть этих мальчиков, чтобы сделать из них тестостероновое нечто.
Один краше другого, как разноцветные пасхальные яйца, блин. Двое справа больше похожи на ангелочков: маленькие, худенькие, ко всему ещё и с нежным цветом волос, оттенка фиалок.
— Цветник херов, блин, — шикнула и посмотрела на тех, которые были слева.
Оба брюнеты (что уже не может не радовать) и немного выше других. Более спортивные, да и одеты в темные тона. Выражения лиц более мужественные.
Но если с этими четырьмя можно хоть что-то сделать, то парень посредине оказался моим личным когнитивным диссонансом.
Пепельный волос, убранный в модную, чисто мужскую, стрижку, только подчеркивал, мать его, то, как этот мальчик, был чертовски похож на девочку.
Даже не так! Это и была на лицо девочка! Все черты бабские, даже линия подбородка женская. И это просто финиш для моего мозга.
Передо мной на экране в темно-синем костюме стояла охерительно красивая баба, очевидно с яйцами между ног.
— Это жесть! Я увольняюсь и закрываю свою лавочку!
Откинула волосы назад, и поправив пижаму, продолжила в полной темноте своей квартиры наяривать помощнику Сая. Но он упорно не брал трубку.
Парня звали Пак Чи Джин. Именно с ним я постоянно вела переговоры, после того, как со мной связалась Роксана Хан. К слову, наша девушка была замужем за айдолом. Вернее Хан Джей Мён уже таковым не являлся. Мужчина, после рождения сына, стал заниматься своей танцевальной студией в Сеуле, а проще говоря начал карьеру балетмейстера и хореографа.
За всё время, что я поставила себе целью достижение этого рынка, изучила об этом агентстве всё.
Инста кишила постами о том, что это самое нестандартное корейское развлекательное агентство, и что оно больше похоже на сплоченную семью. Судя из того, какие снимки я успела увидеть, так и было.
Вот только, запрос у этого агентства ко мне был совершенно диким:
"Ваша задача сделать так, чтобы наши артисты могли конкурировать в имиджевой картинке с вашим медийным продуктом."
Конкурировать? С нашим продуктом? Это с каким? У этих парнишек на нашем рынке просто нет конкурентов. Их не существует ни на одном рынке, потому что то, что было на экране передо мной — феномен.
Я смотрела на парней. Они и выглядели в целом, как мужчины, но!
Чем больше я смотрела, тем больше понимала, что наши дамы воспримут этих парней по сути, как часть ЛГБТ, но никак не как объект вожделения.
И это плохо. Очень плохо, потому что в наше время всё построено на сексе. Абсолютно любой бизнес желает "жирную" рекламу с горячими сценами. Это может быть всё что угодно. От мускулистого чувака у водопада, который рекламирует минералочку, до полуголой девушки, которая снимается в ролике про пилюли от ПМС.
— Что же с вами делать? Классика? Вы носите костюмы. Концепт? Перекрасить и смыть всё с вас — это убить индивидуальность, а мне нужно её не на покой отправить… — шепчу в пустоту и хватаюсь за чашку с кофе, которая одиноко стоит на холодной столешнице.
— Мне нужно, чтобы она превратилась в ходячий секс для баб.
Я прищурилась и откинулась на спинку стула. Смотрела и дальше на свою беду — парнишку по имени Кай.
— Ты мне портишь всё, девочка. Ты слишком женственный. Слишком подходишь под бабский типаж пассивного актива, или активного пассива. А у нас… У нас с этим, девочка, беда… У нас таких не любят, а воспринимают единицы.
Но на ряду с полной пятой точкой на работе, приперлась и другая головная боль.
Когда не ждали, именно она изменила всё, но в принципе я была готова к тому, что когда-то подобное произойдет.
Это было так давно, что я уже и забыла о том, что Светлана Задорожная не киевлянка вовсе. Она не столичная девочка, и песня Гарика Кричевского явно не про неё.
Она скорее могла бы спеть, что-то из репертуара Скрябина. Потому что именно он был её земляком. Львовянка, хорошо помнившая каждую улицу родного города. И хорошо усвоившая один урок на всю жизнь:
"Все мужики — сраное мудачье, а любовь — несуществующий бред для наивных дур, которые верят ублюдкам, а потом ходят со слезами в глазах и болью в сердце."
Я собрала чемодан и посмотрела на часы, вставив в ухо блютуз и поправляя строгое пальто в пол, черно цвета. Кашемировая ткань приятно согревала, а простая белая хлопковая футболка и джинсы, говорили о том, что меня ждут в прихожей кроссовочки.
Сегодня я ехала домой. Это обычная плановая поездка к папе с мамой, перед вылетом в Милан. Я хотела побыть немного с ними, прежде, чем явить миру безумие, которое приготовила для корейцев.
Поэтому быстро схватила чемодан, и поправив две косы у зеркала, надела солнцезащитные очки и проверила все ли документы на месте.
Я любила Львов. И очень хотела снова попасть в свою любимую шоколадню и пивоварню, через два проспекта за ней.
Но кто же знал, что судьба опять столкнёт меня с этим ублюдком?
Всю дорогу из Киева во Львов, я лупилась в монитор и слушала музыку парнишек, чтобы понять их характеры. Рисовала постоянно. На полу купе "SV" не было живого места от обрывков бумаги.
Я поймала идею, но чем больше смотрела на собственных моделей, тем больше понимала, что в классическом понимании модного стиля это будет полный провал. Мои габаритные мальчики выглядят в таком слишком брутально. Это меня и пугало. Я впервые боялась, что мои холсты попросту окажутся обычными картинками из сети.
Дешёвыми, не эстетическими, лишенными вкуса и стиля.
Когда выходила на вокзале, продолжала слушать какофонию непонятных слов, и вскоре поняла, что она начинает мне нравится.
Спокойно поймала такси у вокзала и, назвав адрес водителю, поспешила позвонить маме.
— Мусь, привет! Я приехала.
— Моя ти зiрочка! *(Моя ты звёздочка). Слава богу! Тато хотiв вже iхати за тобою. *(Папа хотел уже ехать за тобой)
— Не надо, Мусь. Я почти дома. Мы уже проезжаем Лечаковское. Скоро буду, — я улыбнулась в трубку и посмотрела на вечерний город из окна.
Мы как раз проезжали кладбище, и я всмотрелась в толпу туристов, которая пыталась попасть на его территорию. Сейчас слишком поздно. Обычно на него пускали только днем. Это самое загадочное место в моем родном городе. Смешно, но вход в него платный, как в музей. А всё потому что некоторым захоронениям здесь свыше четырёхсот лет.
Никогда не понимала этой дикости! Но люди так пёрлись на него, чтобы посмотреть на старинные склепы и надгробья, что иногда это вызывало улыбку.
— Ну, тодi най буде! Ждемо! *(Ну, тогда хорошо! Ждём!)
Я улыбнулась в трубку и запахнула полы пальто плотнее. Осень. Дома она другая. Особенная, и от того ещё противнее. Потому что просыпалась глупая сентиментальная дура, и так и нашептывала:
"Ты тупая феминистка! Останешься такой до конца своей жизни… Ду-у-уу-ра!"
Такси затормозило в нашем дворе у знакомого парадного, под которым уже стояли мама с папой. Я вышла из машины и тут же попала в капкан маминых рук. Она тепло прижала меня к себе, пока нас обнял отец.
— Хорошо, что ты дома, доченька! — прошептал огрубевшим голосом папа и пригладил меня по волосам.
— Спасибо, папочка! — я приластилась к его руке и рассмеялась, тут же получив щелчком по носу.
— Как там Киев? Дядя Дима писал, что хотел прилететь на выходные к тебе, но всё никак не соберется со своей экспедиции в Алма-Аты.
Папа взял мой чемодан, и расплатился с таксистом, пока мама не выпускала меня из рук ни на секунду.
— А что ему станется? Он совсем помешался на своих мотыльках, да сверчках. Я говорила с ним, — мы начали подниматься на наш этаж, а я кривиться всё больше.
Всё потому что из каждой двери кто-то должен был обязательно выглянуть. То мусор вывалить в черном убогом пакете, то коврик поправить.
Как же!!! Это ж модельерша приехала. Зависти полон рот, что их детки на рынке овощами торгуют. Только вот кто им мешал пахать, как я?
Эти ядовитые мысли тоже стали результатом того, как меня потрепала жизнь в родном городе. Об этом гудели все.
Ещё бы! Свадьба! Уже и у парадного украинский свадебный венок на входе. Все знали, что Светочка замуж выходит.
Годами наблюдали за мной и моим женишком. Как же! Со школьной скамьи вместе. Чистая и непорочная любовь. Я у него первая, и он у меня.
"Трижды "ха!"
Мы вошли в квартиру, а в нос тут же ударил запах еды. Мама опять полдня у плиты простояла.
— Мам? Ну, зачем? Я ж половину даже в рот не возьму! — сняла кроссовки и села на пуф у дверей, чтобы размять ноги, когда увидела ещё три пары обуви: мужской и женской.
— У нас гости? — подняла взгляд на маму, а папа только скривился и понес мой чемодан в комнату в конце правого коридора.
Планировка нашего дома очень старая, а квартиры огромные, поскольку это австрийский дом. Большой и очень старый. Высокие потолки, печки, которые раньше можно было растопить, и камин прямо в гостиной.
Проследила за тем, как папа скрылся в моей комнате, и опять посмотрела на маму.
— Овшанскi повернулись iз Кракова. Вирiшили i до нас навiдатись. *(Овшанские вернулись из Кракова. Решили и к нам зайти в гости.)
Мама потупила взгляд и поспешила в сторону гостиной, которая была справа в другом коридоре.
— Отлично, бл***! — перед моими глазами встало лицо этого ублюдка, и я сцепила челюсть до хруста.
Его мамочка с папочкой, явно не видят ни конца, ни края своей наглости. А третий кто? Невестка польских кровей? Ну, су**!
Я буквально содрала с себя пальто и повернула в сторону гостиной.
Когда вошла, так и приросла к полу. Это действительно были они. Мать и отец Славы сидели у нас за столом. Спокойно о чем-то болтали с мамой, а я не могла оторвать взгляд от мужика, который растоптал моё сердце.
Славка сидел рядом с пустующим стулом, который, вероятно, был приготовлен именно для меня и тоже смотрел. Он нагло лупился в мои глаза.
— Ну, привiт, Свiтлячок! *(Ну, привет, Светлячок!) — поднялся и смерив меня взглядом опять, начал расплываться в улыбке.
Сердце стало бить в груди так, словно оно медленно останавливается. Я смотрела не на мальчика, которого когда-то любила без памяти, как безмозглая дура. Передо стоял высокий, сбитый и красивый мужчина. Всем своим видом он говорил, что тоже стал успешным человеком.
Естественно, будь Слава простым польским батрачником, он бы не осмелился заявиться ко мне домой. Наверное, этот член стал КЕМ-ТО, раз припёрся сюда и нагло скалился в глаза девушки, которая потеряла из-за него самое ценное.
— Светлячок? — я холодно повторила прозвище, которым он меня называл, а вокруг воцарилась гробовая тишина.
— Донечко, сiм рокiв минуло. Рано чи пiзно, треба приходити до злагоди! *(Доченька, семь лет прошло. Рано или поздно, необходимо прийти к согласию)
"Жаль мамочка, что я не рассказала тебе, чего мне стоит сейчас эта "злагода". Побоялась, что ты не выдержишь. Испугалась, что тебе будет больнее, чем мне."
— Наталья Андреевна! Ян Святославович! Я рада, что этот момент, наконец, наступил.
На моём лиц проступила звериная ухмылка.
— В этот вечер, я наконец, расставлю все точки. Жаль, вам придется покинуть этот дом в ту же секунду!
— Що?! Зоряна? *(Что? Зоряна?) — мать ублюдка обернулась к моей маме и так на неё посмотрела, словно я кого-то оскорбила своими словами.
"Это только начало!"
— Так, значит…
Слава нахмурился, а я офигела от того, какой циничной тварью он остался.
— Говори реальную причину, зачем ты пришел в мой дом и своих родителей приволок с собой? Семь лет? Да, именно столько было бы нашему ребенку, если бы не ты и твои родители! Именно столько было бы малышу, которого я потеряла из-за тебя! И тебе это прекрасно известно! Но ты всё равно пришел? Ты человек, вообще? Или конченная тварь?
Отец Славы поднялся от стола, а моя мама побледнела так, что на секунду я жутко за неё испугалась. Один только папа, положил руку на моё плечо и сдавив его, завел за свою спину.
— Думаю, этот ужин стоит завершить прямо сейчас. Я принял вас в своем доме только из уважения к просьбе своей жены, которая решила позволить этой встрече состояться. Но сейчас… Я думаю, что вправе попросить вас покинуть мой дом.
Мной била крупная дрожь, однако я держалась. Мама продолжала смотреть в мои глаза, а потом перевела взгляд на папу.
— Санечка, это правда? — прошептала она, а я прикрыла глаза, ощутив, как папа тепло погладил моё плечо опять.
— Об этом потом, Зорька! — оборвал отец, и посмотрел на Славу, который не мог проронить и слова, но в его глазах я видела блеск стали.
Он злился. Ведь даже тогда, этот ублюдок считал, что аборт это не убийство. И когда я отказалась его делать, он попросту бросил меня почти что у алтаря, заявив, что это вообще-то и его ребенок тоже. А может статься, что и не его… С чего бы ему его воспитывать?
Именно из-за этого, глупая дура потеряла самое важное в жизни. Нервы всегда были моей слабой стороной. А теперь я вообще больше походила на самку Богомола в период ПМС.
"— Кохана, чому б нам не пожити для себе декiлька рокiв? В мене кар'эра, робота в Краковi. Крiм того, я ледь вмовив маму, щоб вона дала добро на наш шлюб. Ти ж бачиш, що для батькiв зараз головне наша фiрма. Потерпи! А зараз… Я думаю, нам варто вiдмовитись вiд дитини.
*(Любимая, почему бы не пожить для себя несколько лет? У меня карьера и работа в Кракове. Кроме того, я еле уговорил мать, чтобы она одобрила этот брак. Ты же видишь, что для родителей сейчас главное наша фирма. Потерпи! А сейчас… Я думаю, нам лучше отказаться от ребенка.)"
Как от вещи. Он говорил это так, словно ребенок это вещь, которую можно принять или нет, в зависимости от обстоятельств. Да! Мы были слишком молоды. Нам было всего двадцать. Но мы не были из бедных, или асоциальных семей. У нас состоятельные родители, и мы не бедствовали.
Но, естественно, моей будущей свекрови очень не нравилось моё увлечение тряпками. Она считала, что я была больна вещизмом и моя мечта — ничто иное, как пустышка.
— Убирайся! Проваливай и не смей даже смотреть в мою сторону! Я ни видеть тебя, ни слышать не хочу! — всё это я говорила сквозь ухмылку, — Одного желаю, чтобы ты издох на старости лет в полном одиночестве. Чтобы даже пса не нашлось, который принес бы тебе воды к смертному одру! Тогда ты вспомнишь, что мог умирать не в тишине, а с теплой рукой, которая сжимала твою!
Так быстро наш дом, наверное, не покидал ещё никто. Наверное нужно было звать того чувака, который фиксирует "рекорды Гиннесса". Мы бы ещё деньжат заработали.
Овшанские смылись за пару секунд, как олимпийские чемпионы по бегу с низкого старта, блин. И только Слава застыл в дверях, и не оборачиваясь прошептал:
— Ты превратилась в дрянь, Светлячок. Мне жаль, что это я виноват в этом. Я пришел просить прощения у девушки, которую любил всё это время, а получил проклятья от женщины, которую теперь ненавижу.
— Это взаимно, красавчик! Портки заправь аккуратнее в следующий раз, а то такой мужик, а внешне похож на неухоженное чмо!
За ними не успела закрыться дверь, как я услышала глухой голос мамы.
— Чому ти нiчого не розповiла менi? *(Почему ты ничего мне сказала?)
— Потому что ты не смогла бы это пережить, — я стояла напротив входной двери, у которой до сих пор остался шлейф от его духов.
И от этого меня тошнило ещё больше. Хотелось позвонить в любую гостиницу и убраться даже из родных стен.
Мама ничего больше не сказала, а лишь начала собирать всё со стола. Молча и давясь слезами. Она всегда была такой. Даже сейчас за меня постоял отец, а не она. Потому что моя мама и мухи не обидит. Человек из того самого подспорья "божий одуванчик".
Молчаливая, ранимая женщина с больным сердцем, которую всю жизнь оберегал сильный и волевой сибиряк. Да, мой папа из суровых краёв, где зима приходит слишком быстро, и почти не отпускает никогда. Здесь, настолько далеко от своей родины, он нашел свое лето — мою маму. И остался с ней навсегда.
Это единственные люди, которых я действительно ещё могла любить. Идиотка, очерствевшая настолько, что весь мир ей казался ямой с дерьмом. Но так проще жить.
Проще не верить ни единому слову из уст чужих людей. Проще быть всегда готовым к тому, что тебя накормят своей желчью сполна.