Стихи

На ярмарке перед толпою пестрой,

Переступив запретную черту,

Маг-шарлатан Джузеппе Калиостро

Волшебный свой стакан поднес ко рту.

И тут же пламя вырвалось клубами,

И завертелась площадь колесом,

И жарко стало, как в турецкой бане,

И разбежался ярмарочный сонм.

И дрогнула от дребезга и треска

Вселенная. И молния взвилась…

Лишь акробатка закричала резко:

«Довольно, сударь! Сгиньте с наших глаз!»

Но Калиостро возразил любезно:

«Малютка, я еще не превращен

В игрушку вашу. Поглядите в бездну…»

И он взмахнул пылающим плащом.

Она вцепилась в плащ и поглядела

Сначала робко, а потом смелей:

«Ну что же, маг, ты сделал наше дело —

И мне винца, пожалуйста, налей!»

Пригубила и, обжигая десны

И горьким зельем горло полоща,

Захохотала: «Все-таки несносны

Прикосновенья жгучего плаща!

Но что бы ни было, я не трусиха.

Ты, может быть, опасный человек,

А все-таки отъявленного психа

Я придержу на привязи навек!»

Что с ними дальше было — знать не знаю.

А коли знал бы, всё равно молчок.

Но говорят, что акробатка злая

Сдержала слово, сжала кулачок.

В другой, изрядно путанной легенде

Описаны их жуткие дела,

На пустяки растраченные деньги:

Девчонка расточительна была.

Она и он добыли, что им надо,

Не замечали пограничных вех,

Европу забавляли буффонадой

Не час, не день, не годы — целый век.

Как видно, демон старика принудил

Изнемогать от горя и любви.

И служит ей он, как ученый пудель,

Все замыслы откроет ей свои.

Летят года. Беснуется легенда.

И как попало главами пестрит.

И вот уже зловредного агента

Следить за ними подослал Уолл-стрит.

В какой лачуге иль в каком трактире

Заколот этот Шерлок Холмс ножом?

Где в тучи взмыл «ТУ-сто сорок четыре»?

Чей Пинкертон пакетами снабжен?

А в то же время Калиостро скрылся

На полстолетья, как на полчаса.

Его архив грызет чумная крыса,

А старикан сначала начался!

Есть у него дворец и графский титул,

Сундук сокровищ и гайдук-араб.

Забронзовел, весь в прозелени идол,

Владыка мира — все-таки он раб!

Да! Ибо в силу некоего пакта

Меж ним и автором явилась тут

Всё та же, та же, та же акробатка.

О ней неправду сплетники плетут.

Но что за мерзость городские сплетни!

Ведь акробатка — вечная весна,

А стосемидесятишестилетний

Из-за нее одной не знает сна!

Смотрите же в партере, на балконе,

Как действие стремительно идет!

Несут карету бешеные кони.

На козлах автор — сущий идиот.

А позади плечом к плечу две тени.

Они страшны для чьих-то медных лбов.

В сплетенье рук, в сцепленье двух смятений,

Вне времени свершается любовь…

Там — ждут востребованья груды писем.

Здесь — лопается колба колдуна.

От акробатки ветреной зависим,

Он знает — жизнь исчерпана до дна.

Он скоро сдохнет. Так ему и надо!

Но мечется легенда наугад…

Дай на пятак стаканчик лимонада!

Дай на целковый парусный фрегат!

За океаном, в Конго иль у Ганга,

Единая однажды навсегда,

Всё та же краля, выдумка, цыганка

Взмахнет ему платочком: «До свида…».

Пора! Пора! Еще ничто не ясно.

Воображенье — лучший проводник.

Весь мир воображеньем опоясан.

Он заново разросся и возник.

Он движется вовне или внутри нас,

На личности и роли нас деля.

Он формула. Он точность. Он стерильность.

Вкруг солнца вечно вертится земля.

Стучит тамтам. Гудят удары гонга.

Круженье пар. Скольженье легких тел.

Рукой подать до Ганга и до Конго.

Кто захотел — мгновенно долетел!..

Не представляя, что подскажет завтра,

К чему обяжет утренняя рань,

На полуслове обрывает автор

И отвергает всякую мораль.

Да и к чему служила бы мораль нам?

Кончает Калиостро свой полет

В четвертом измеренье ирреальном

И поздравленья новобрачным шлет,

Я посвящаю Женственности Вечной

Рассказ про Калиостро-колдуна.

В моих руках не пузырек аптечный.

Мне в руки вечность даром отдана.