Стихи

Прельщались в детстве мы железной клятвой -

Жить общежитьем - без Россий, без Латвий.

Об этой клятве все тогда трубили,

Но мы верны ей и позднее были,

Когда - мы это тактикой считали, -

Трубить об этом, в общем, перестали.

Мы проверяли верность этой клятвой...

...А нам и дела не было до Латвий.

Что значило для нас на фоне Цели,

Что Латвия живёт и в самом деле,

Что ей чужды все наши упованья,

Но слишком сладок миг существованья -

Вне Ордена, вне Ганзы, вне России,

Считай, за всю историю впервые.

И что её, вкусившую начало,

Судьба исчезнуть вовсе не прельщала.

Наоборот - как долг велит Державе,

Она искала подтвержденья в славе

И памятники ставила в столице

Тем, кто помог ей от врагов отбиться, -

Чтоб жить без нас, без дури вдохновенной,

Жить, не страшась судьбы обыкновенной, -

Кадя, как люди, из приличья Марсу:

Без бранной славы что за государство!

Пусть кто другой, а мы судить не можем,

Велик ли в том размах или ничтожен.

Что ведаем в своем упорстве диком

Мы о величье? - Грех наш был великим.

Да, грех... И наш - хоть мы всегда роптали.

Но понимали ль мы, о чем мечтали?

Вот Латвия. Мы - здесь. Мечты - не всуе...

Что ж, грустный, Братским кладбищем брожу я.

...На серых плитах - имена и даты.

Тишь. Спят в строю латышские солдаты,

Носившие в бою Ненаше знамя,

Погибшие, возможно, в схватках с нами.

...Они - молчат, - я - надписи читаю.

Здесь - всё другое, здесь - страна другая.

Здесь - занята, как встарь, сама собою,

Она упрямо чтит своих героев.

Вокруг на плитах имена убитых,

Что ж нет имен на некоторых плитах?

Они - пусты. Их вид предельно гладок.

Поверхность - стёрта... Наведен порядок

И в царстве мёртвых... Спавший под плитою,

Как оказалось, памяти не стоит.

Он к нам до смерти относился худо,

И как бы депортирован отсюда.

Всё это - Сталин... Все упрёки - мимо.

Но кем мы сами были? Что несли мы?

Что отняли у всех? И что им дали?

И кем бы стали, если бы не Сталин?

И без него - чем, кроме дальней Цели,

Мы сами в жизни дорожить умели?

И как мы сами жили в эти годы,

Когда он депортировал народы?..

...Что в этом «Мы!»? Намёк ли на Идею,

С которой чем честней мы, тем грешнее?

Наверно, - так. Но сам не знаю, прав ли?

Кто был честней, тот был от дел отставлен.

И всё же - «Мы»!.. Все! - кто сложней, кто проще.

Был общим страх у нас и грех был общим.

«Мы» - это мы... Пустая злая сила,

В которую судьба нас всех сплотила.

Мы - жизнь творим. Нам суд ничей не страшен,

Плевать, что это кладбище - не Наше.

Оно - мемориал, и он - освоен:

Обязан каждый памятник, как воин,

Служить лишь Нам. Лишь Мы одни по праву

Наследники любой геройской славы,

«Мы» - это мы... Лежит плита над мёртвым,

И на плите цветок, хоть имя стёрто.

Знать, кто-то здесь бывает временами,

Кому плита без букв - не просто камень,

И кто глазами строгими своими

Читает вновь на ней всё то же имя, -

Знакомое ему, а нам чужое...

Кто в снах тяжёлых видит нас с тобою

И ту плиту... И ненавидит страстно...

...А кто другого ждал - тот ждал напрасно.

В его глазах - всегда пустые плиты.

Жаль, от него навек сегодня скрыты

Мы. Наша боль, все взрывы нашей воли...

Проклятье века - разобщенность боли.

Плевать ему теперь на наши взрывы...

Что делать? Жизнь не слишком справедлива,

И лучше быть поосторожней с нею...

...Средь старых плит есть плиты поновее.

Взгляни на них, и мир качнется, рушась.

Латинский шрифт: «Бобровс», «Петровс», «Кирюшинс»...

Бобров... Петров... Так!.. Только так вас звали.

Чужих обличий вы не надевали,

Не прятались за них на поле бранном.

Вы невиновны в начертаньи странном

Своих фамилий... Долг исполнив честно,

Не вы себе избрали это место.

Привыкнув за войну к судьбе солдатской,

Могли б вы дальше спать в могиле братской,

А спите здесь, меж этих плит немилых,

На кладбище чужом, в чужих могилах.

Где кто-то спал до вас, нам жить мешая,

Где ваш покой смущает боль чужая,

Как будто вы виной... А вы - солдаты.

Вы ни пред кем ни в чем не виноваты.

Вселил вас силой на жилплощадь эту

Без спросу Член Военного Совета

Иль кто-то равный, ведавший уделом...

И вряд ли сознавал он, что он делал.

Он только знал, что есть на то Решенье,

Как в прошлом был приказ о возвышенье

Его внезапном... И как вся карьера,

Весь опыт жизни и основа веры.

Да, мать его седою здесь бы стала...

Но ведь она была всегда отсталой,

Неграмотной... И всех жалела глупо.

Ну где ей знать, что трупы - только трупы,

А жизнь - борьба... Всё, что, спеша к вершинам,

Усвоил сын, хоть был хорошим сыном.

- Еще б живых жалеть... А трупы - ладно! -

Пусть служат агитации наглядной.

Простите нас, лишенные покоя!

За всю планету пав на поле боя,

Лежите каждый вы в чужой могиле,

Как будто вы своих не заслужили.

И мимо вас, не подавая виду,

Проносят люди горечь и обиду,

Глядят на вас... И тяжек взгляд... И - всё же

Простите нас... Его простите тоже.

Простите... Не со зла он делал это.

Он просто точно знал, что Бога - нету.

Кто предсказать бы мог, чем станет позже

Российских бар игривое безбожье,

И «Либэртэ», и опьянённость Целью!..

У них был хмель, у нас - всю жизнь похмелье.

Над нами он, свой долг блюдущий строго.

Но в чем он видел долг, служа не Богу?

Во что он верил, путаясь во взглядах?

Скорей всего - в назначенный порядок.

Где ясно всё, где мир жесток и розов,

Где никогда не задают вопросов...

Или короче - в твердые начала,

В то, что его над жизнью возвышало,

Что вдруг пред ним открыло путь и дали,

Чему основы знал не он, а Сталин.

...И в этом состояньи очумелом

Мы жили все. И шли к чужим пределам,

И, падая в бесславье с гребня славы,

Смотрели тупо, как горит Варшава,

Как Сталин ждёт, что Гитлер уничтожит

Тех, с кем и он потом не ладить может...

А позже с тем же, в танках, в ночь без света,

Спешили в Прагу, чтоб закрыть газеты.

Так мы живём... Летим, как в клубах пыли.

Топча весь мир... За что? Зачем?.. - Забыли!

Но нас - несёт... И всё нам мало!.. Мало!..

И гибнет всё, на чем бы жизнь стояла,

И гибнем мы, зверея, как стихия.

И лжём! - чтоб думал мир, что мы другие.

И спятил мир, обманут нашей ложью,

И, доверяясь нам, звереет тоже.

И кажется, что чёрт завел машину

Внутри Земли... И бросил ключ в пучину.

И крутит нас. Мелькают, вместе слиты,

И Пешт, и Прага, и пустые плиты,

И я, и Член Военного Совета,

Хоть он следит, чтоб не открылось это.

А что - не знает... Ложь неся, как знамя,

Он сам обманут... Может быть, и нами.

Кем были мы?.. Не всё ль равно, кем были?

Мы все черты давно переступили,

И - нет конца. ...Всё лжем, зовем куда-то.

И с каждым днем всё дальше час расплаты,

Но всё страшней... И возвращенья нету.

И верят нам... И хуже топи это.

И вырваться нельзя своею силой...

Спаси, Господь!.. Прости нас и помилуй!..