Стихи

В деревне

Окно открыто.

Жаркая погода.

И мотыльки влетают по прямой.

Эвтерпа виждь!

И греческая ода

Напишется за ночь сама собой.

Скамейка, сад —

простое и родное.

Цвета даны

размашисто и щедро.

Восторжествуй, безмолвие земное! —

В нем нету звуков

для дождя и ветра.

Но не хочу далекую античность.

При чем тут

ода,

грек

и наши игры?!

Печальный скиф почал бутылку водки

И движется

то прямо,

то вперед.

Скиф упадет у дальнего порога,

И станет скифа месяц освещать.

Как было жить загадочно на свете,

Пока не появился этот скиф.

* * *

Откуда-то берутся девушки!

Они весенние созданья!

Пора кидать над речкой камешки!

Пора влюбиться в снега таянье!

Но этому мешают девушки!

Порхают девушки без смысла!

Одна из них —

что тут поделаешь? —

Вдруг на плече моем повисла!

И я задумался:

а в древности —

там было снежно и весенне?

Там погибали мы от ревности,

Как будто в девушках спасение!

Как было там,

в античной древности?

Там было сладко или слаже?

Там на волнах качались девушки!

Все те же девушки —

и даже…

Руза

Не все окошки занавешены —

И занавесятся при мне.

Враз опустевшие скворешены

В моем качаются окне.

За лесом кладбища просрочены.

И не воскреснут никогда!

В метель старухи у обочины

Замрут,

застынут

навсегда.

Задребезжит литая денежка,

Добавив черного руке.

Заговорит простая девушка

На нефламандском языке.

Ее сухие междометия,

Как вековые образа,

Добавят

ветра и бессмертия

В мои печальные глаза.

Как зреет в ночь

грешно и матово

В дожде предчувствие снегов!

За ивой вроде бы Ахматова?

За мхом лесным — Мариенгоф?

За лесом

затемно и замертво

Печаль вселенская.

Окна

У

ни терцины,

ни гекзаметра —

Силлаботоника одна!

На раскопах

На раскопах тревожит птица

Потускневшие письмена.

Но не в силах с землей проститься

Улетающая страна.

От обыденности прогорклой

Напрягаются желваки.

Посмотри же!

Над тем пригорком

В предосенье дожди легки!

Посмотри же!

Под той ракитой,

Где степной завершился бой,

Наши пращуры позабыты.

Позабыты и мы с тобой!

Дождь!

Под ветлами,

под ракитой

Вековечная тишина.

Но какой-то страной забытой

Наша чудо-страна полна.

Триптих

Ты сегодня полюбишь другого —

Снова станешь бодра и одна.

Во вселенной метельева гона

Ненасытная зреет луна!

Ты полюбишь его в одночасье,

Задыхаясь в пророчьем бреду.

Так чужое, надменное счастье

Подбирают себе на беду!

Будешь ждать,

украшенья срывая,

Что тебя он своей назовет,

И не слышать за лязгом трамвая,

Как по Угличу ворон идет.

Ты теперь не полюбишь, как птицу,

Одинокую, черную Русь —

Безмужичьи, каленые лица

Уцелевших в эпоху бабусь.

Не отведаешь горклого слова

Возле райских кремлевских ворот.

Виждь!

На Вологде плачет корова,

А по Угличу ворон идет!

Виждь!

На лунном костре беспредела

В хороводе язычьей тоски

Золотое коровино тело

Раздирает страна на куски!

Разлетаются пенные краски,

И невольничьи манят торги

В непролазные, жаркие ласки

Вековой Пугачевой пурги!

Провожая рябин озаренье,

В недогляд,

в недомол,

в недород

Сквозь смятенье,

смиренье,

прозренье,

Сквозь поэтом недожитый год,

Как царевича мука и зренье,

Вифлеемское помня мгновенье,

К нам по Угличу ворон идет!

* * *

Так странно увидеть рябину без ягод!

Печальные ветви темны.

Но ветер примчится —

напорист и сладок —

С какой — не понять стороны.

В последней надежде душа

встрепенется

И вспомнит…

Не знаю о ком.

И что-то простится,

и кто-то вернется,

А кто-то помашет платком.

И ливень начнется,

а в лужах качнется

Томительный, бронзовый свет.

И голос родимый

душе отзовется —

Кого на земле больше нет!

Но как же он сможет избавить от тягот,

Когда,

никого не щадя,

На месте батистовых,

пламенных ягод

Тяжелые капли дождя?

Поэзия

С модернами и канонами,

С черным стихом и белым

Поэзия — дело новое!

Старое, в общем, дело!

Поэта трясутся рученьки!

Дайте ему награду!

Налейте поэту рюмочку!

Поэтам много ли надо?!

Чтобы ходики тикали,

Чтобы лампа горела.

Поэзия — дело тихое!

Громкое, в общем, дело!

Женщина

Потуже закутаешь плечи!

Закат

и не люб,

и не ал!

И надо исполнить за вечер

Громоздкий,

смешной ритуал.

Подумаешь,

больше недели

Бессонница колет нутро!

У нас же не высшие цели —

Нести до помойки ведро.

Нести

и вернуться достойно!

Холодной водицы испить,

Добраться к окошку спокойно,

К петунье подсесть и пожить.

Забыть торгашей-паразитов.

Войти

в тишину,

в синеву.

И словно о давнем,

забытом

Спросить удивленно:

“Живу?”

Пяти-,

девяти- ли

этажка —

Все годно

на быт,

на ночлег.

Везде по-звериному тяжко

Тянуть перегруженный век!

Всегда человечески жутко

Отдать свое сердце барже!

А жизни всего на минутку

На том неземном этаже.

* * *

Венеция.

Люди и лодки.

Чужая дилемма и суть.

Молитвы нелепы,

нечетки.

Размыты

раздумья и путь.

Смеркается.

Лодочник ловкий

Сшибает с туриста деньгу.

Печальны послушные лодки

И мы на своем берегу.

Все дело в забытой октаве,

Которая вызовет дрожь,

Когда из земли разнотравий

В морскую страну попадешь.

Нам хватит

ручьев и проталин!

Нам в жизни, конечно, везло!

Но как же финал карнавален!

И как же всесильно весло!

Воздушных шаров суматоха.

Удар фейерверка вдали.

Танцуя,

по мостику вздохов

Кого-то еще повели.

Вздохнешь и подумаешь:

эка

Нам невидаль данный фокстрот.

Зажмурься —

и нет человека!

Ты ангел.

И лодка плывет.

Приметы

Когда слога в стога сбиваются —

Подумаешь:

галиматья!

А это снова открываются

Иные грани бытия!

В скитаньях лика восходящего

За век не встретишь на пути,

Но чуда тайного,

манящего

Приметы можно обрести!

Нельзя от гибели поправиться,

но там

над прудом — над прудом

Поет

печальница-красавица,

Поет

об этом

и о том!

О!

Одиночество ручейное!

О!

Эти грани бытия!

О!

Чудо рыжее, репейное!

О жизнь —

Венеция моя!

БЫЛО

Была чиста дорога!

И солнышко сияло!

И счастья было много,

А денег было мало.

И было так занятно

Пить воду из колодца!

И было так приятно,

Что Русь не продается!