Стихи (3)

Сумерки. Снег. Тишина. Весьма

тихо. Аполлон вернулся на Демос.

Сумерки, снег, наконец, сама тишина —

избавит меня, надеюсь, от необходимости —

прости за дерзость объяснять самый факт письма.

Праздники кончились — я не дам

соврать своим рифмам. Остатки влаги

замерзают. Небо белей бумаги

розовеет на западе, словно там

складывают смятые флаги,

разбирают лозунги по складам.

Эти строчки, в твои персты

попав (когда все в них уразумеешь

ты), побелеют, поскольку ты

на слово и на глаз не веришь.

И ты настолько порозовеешь,

насколько побелеют листы.

В общем, в словах моих новизны

хватит, чтоб не скучать сороке.

Пестроту июля, зелень весны

осень превращает в черные строки,

и зима читает ее упреки

и зачитывает до белизны.

Вот и метель, как в лесу игла,

гудит. От Бога и до порога

бело. Ни запятой, ни слога.

И это значит: ты все прочла.

Стряхивать хлопья опасно, строго

говоря, с твоего чела.

Нету — письма. Только крик сорок,

не понимающих дела почты.

Но белизна вообще залог

того, что под ней хоронится то, что

превратится впоследствии в почки,

в точки, в буйство зелени, в буквы строк.

Пусть не бессмертие — перегной

вберет меня. Разница только в поле

сих существительных. В нем тем боле

нет преимущества передо мной.

Радуюсь, встретив сороку в поле,

как завидевший берег Ной.

Так утешает язык певца,

превосходя самоё природу,

свои окончания без конца

по падежу, по числу, по роду

меняя, Бог знает кому в угоду,

глядя в воду глазами пловца.