Гордый красивый изюбр
зимней порою озябр;
а избрал бы изюбр
другую стезю бы —
погрелся бы он у кострабр.
Уютная дама из Страсбурга
кошачью освоила азбуку:
надевала парик она
и тихонько мурлыкала,
пушистая дама из Страсбурга.
Один господин из Сибири
сидел в придорожном трактире,
наслаждаясь природою,
облаками и водами
своей необъятной Сибири.
Особа по имени Белла
никогда на мужчин не смотрела.
Один только раз
приоткрыла свой глаз,
и больше уже не хотела.
Особа по имени Белла
ковром-самолетом летела,
поскольку метла
сгорела дотла,
а ступа порядком истлела.
Особа по имени Элла
так громко и страшно храпела,
что четыре подруги
убежали в испуге,
а одна, не успев, околела.
Один обитатель Тулузы
вязал на досуге рейтузы.
Что ока зеницу
блюдет поясницу
любой обитатель Тулузы.
Подросток по имени Филя
мечал о ручном крокодиле;
а сам крокодил
по Филе грустил,
приятно упитанном Филе.
Особа по имени Дина
лишила свой нос половины.
Не то, чтоб она
была не нужна,
но вот — не устроила Дину.
Молодая особа из Бристоля
приходила наведаться к пристани,
и печальными взорами
говорила с просторами
одинокая леди из Бристоля.
Один джентельмен из Претории
не верил в целебность цикория,
почему и болел;
но упорно не ел,
даже слышать не мог о цикории.
Молодой человек из Камбоджи
все стремился доделать попоздже.
Он заваривал суп
из пятидесяти круп,
к возмущению граждан Камбоджи.
Молодой садовод из Боливии
себе домик построил на сливе, и
за отсутствием дел
там упорно сидел
сливофил из далекой Боливии.
Был один скандинав в Скандинавии
всех других скандинавов плюгавее,
но хотя б понимал,
сколь он низок и мал,
и держался своей Скандинавии.
Один старичок из Бердичева
ненавидел отродия птичьего.
Даже собственный гусь
приводил его в грусть,
превосходнейший гусь из Бердичева.
Одна дама из Мадагаскара
колыхалась как теста опара,
животом и коленами
и прочими членами
смущая общественность Мадагаскара.
Молодая особа из Пизы
обожала сидеть на карнизе
совершенно нагая
и ногами болтая,
всем на зависть девицам из Пизы.
Одна белокурая леди
каталась верхом на торпеде.
Две большие флотилии
кораблей не схватили ее,
эту взрывоопасную леди.
Один мальчуган на Таити
мечтал о салате из сныти.
Но ах и увы!
Чудесной травы
совсем, видно, нет на Таити.
Инфантильная личность из Бостона
свою жизнь проводила на простыни:
и пила там, и ела,
и совсем не взрослела,
к возмущению жителей Бостона.
Художница леди Камилла
никогда по счетам не платилла.
Скупердяйку полиция
изгнала из столицы, и
талант ее в землю зарылла.
Один энтузиаст из Брно
жевал проросшее зерно:
пшеницу, саго, рожь, овес —
для укрепления волос.
И что ж? Теперь его страна
не экспортирует зерна.
Одна садовница из Канн
растила в банке баклажан,
и ежедневно поутру
учила оного добру.
Ей овощ прямо в рот смотрел
и чрезвычайно раздобрел.
Ночью из леса выходят волки
дыбят шерсть, щурят глаза,
клацают голодными зубами
и поджидают кого повкуснее.
Две совы когда могли
пели гимны на ели.
Что они сказать хотели,
не постиг никто на ели,
но всем было видно, что
это им на пользу шло.
Деликатный старик из Финляндии
по Летнему саду гуляндилил.
У жуков и козявок
он просил извинявок,
что ему под башмак попадандили.
Одинокий старик в Барнауле
проводил свою жизнь на стуле.
Он твердил с малых лет:
— Мне постыл белый свет!
Так и умер с тоски в Барнауле.
Голосок у певицы Мариши
поднимался все выше и выше,
и сокрылся из глаз
ее тоненький глас,
и теперь обитает на крыше.
Для меня лучше уши, чем рот,
а спине предпочту я живот,
но что до волос,
то просто до слез,
мне жаль, что их время пройдет.
В моем доме чего только нет —
стен, дверей; потолка тоже нет,
и грустно, порою
без пола, не скрою,
мне ходить по нему столько лет.
Имел мой друг из Сингапура
отменно стройную фигуру.
С трудом просматривался в фас
намек на талию и таз;
а глянешь в профиль на него —
не видно вовсе ничего.
Раз на даче леди Вера
провожала кавалера:
— Сыра, может быть, немного,
или чаю на дорогу?
— Да, — ответил кавалер, —
сыро: ветер с Кордильер!
Мой знакомый печенег
как-то влез по шею в снег.
— Чай, не жарко-то в снегу? —
я спросил его. — Угу, —
он ответил мне, — но к неге
не привыкли печенеги!
Один старик с Галапагосов
владел чудовищнейшим носом.
Кручинился не без причины
носовладельный старичина:
ужасно гадостный носище
загромождал ему жилище.
Мой друг из города Орла
довольно странно вел дела.
Меж скрепок и карандашей
держал он парочку мышей,
и в благодарность зверь толковый
ему дырявил протоколы.
Филолога Жана Виньи
прельстила сметливость свиньи.
Сказал он: «Вовек и отныне
обучим свинью по-латыни!»
Животное с трепетом в теле
учило по букве в неделю.
Увы! Интеллекта свиньи
хватило лишь только на «i…»
Несчастие с котенком
В ТОМ,
что он становится
КОТОМ.
Один золотой час,
60 алмазных минут.
Никакой награды нашедшему,
ибо ушли навек.
Чем занят старый капитан,
когда весь мир — дурак?
Он отправляется в кабак
и пьет вино из дальних стран
стаканом за стакан.
Один джентельмен из Монако
разжирел чрезвычайно собаку.
Как она ковыляла,
удивлялись немало
остальные собаки в Монаке.
Одна особа из Сов. Гавани
с китом соревновалась в плаванье.
Зверюга был отменно мил,
но чрезвычайно быстро плыл:
его девица обогнала
лишь у Суэцкого канала.
Из Владивостока веселая тетя
решила проехаться на бегемоте,
шакале, акуле и тигре разом —
ужасно склонялась она к проказам!
Проворный старик из Турищева
гордился своей бородищею:
ею пол подметал
и белье полоскал
плодотворный старик из Турищева
Расторопный старик из Донецка
свою старость встречал молодецки:
он однажды на спор
поплыл на Босфор,
и теперь говорит по-турецки.
Бабу Олю я люблю,
ей идею подарю:
я за бабу чищу зубы,
я ее надену шубу,
я в двенадцатом часу
пищу внуку принесу.
Приготовлю я еду,
на работу я пойду,
все, что надо, сделаю
очень даже смело я.
А за это баба Оля
за меня побудет в школе!
Из кубиков мы строим дом,
и в нем приют себе найдем:
отличное жилище,
вот только жаль, без пищи.
Очень жарким зимним утром
я отлично загорю,
а под вечер в теплой куртке
встречу летнюю зарю.
Вместо школы — в зоопарке
буду истину искать,
и от жизни все подарки
уложу с собой в кровать.
Я думаю, что дикобраз
отчасти даже симпатичен,
и чей-то радует он глаз,
хотя для многих непривычен.
Пускай в иголках вся спина
и длинный, острый нос,
Австралия — его страна,
он там исправно рос,
и стаи сумчатых волков
нисколько не робел,
и свой игольчатый покров
он вырастить сумел!
У гепарда с крокодилом
странный вышел разговор
на скале у реки.
— Зубы — истинная сила!
Прожую я на спор
хоть кого из реки! —
заявил крокодил.
— Счастье в мире — на просторе
и в проворстве длинных ног, —
говорил гепард;
— на равнинах и предгорьях
много вкусных антилоп, —
объяснял гепард.
Разные ноги — разные вкусы;
а кто-то салат обожает капустный!
Кто?
Спросил цыпленка бегемот:
— Скажи, на тонких ножках
клевать по зернышку пшено
рискованно немножко?
Схватить червя исподтишка
наверно, очень трудно,
нет перьев у тебя пока,
и крыльев нет покуда?
Ответил доблестный птенец:
— С твоею толстой шкурой
как раз плескаться на волне,
плыть наравне с акулой.
А я храню мою мечту:
петь утром на заборе,
и очень скоро подрасту,
и возмужаю вскоре!
Гепарду нужно много знаний,
без них не проживешь в саванне,
и как бы скоро ты не бегал,
не попадешь без них к обеду.
Говорит корова: «Му!
Я чего-то не пойму,
почему такое вымя
не приносит маме имя?!»
Ерш не очень-то пригож,
но знает где водиться:
рядом с ним все рыбы сплошь —
как императрицы!
С самого утра
маленького осетра
мучат большие сомнения:
так ли уж рыба-кит
на деле страшна на вид,
как от нее впечатление?
Гордый страус важно ходит
по Австралии.
Хорошо ему в природе —
но не далее.
Чудо-рыба камбала
очень плоская с утра;
да и к вечеру, признаться,
животу не состояться!
Полосатый грозный тигр
не любитель шумных игр.
Он живет в глухой тайге,
темной, уссурийской.
С ним на дружеской ноге
только его киска.
Змея — холоднокровная,
по линии — неровная,
характером сокрытая
и очень ядовитая.
Мой знакомый бегемот
знает все наперечет:
сколько в море есть воды,
чем мурлыкают коты,
сколько искр в огне бенгальском,
сколько рек в стране китайской, —
только вот одна беда:
мне не скажет никогда!
Сказал бегемот корове:
— Мне бы твое здоровье!
Мне бы твое спокойствие,
и жил бы в свое удовольствие!
Ответила грустно корова:
— Это только на вид я здорова,
и для всех мое полное вымя
интереснее даже, чем имя!
Опустившийся на дно
старый аист
смотрит вечером кино,
развлекаясь.
Говорят, что рыба-молот
холост, беден и немолод,
и себе, бедняга, в спальню
с горя ставит наковальню.
У морских черепах в черепах
очень мало мозгов — прямо ах!
А забот полон рот,
но спина и живот
защитят в океанских потьмах.
Черепаха по проселку
путь шагала долгий-долгий
из громаднейшего леса
до обширнейшего поля,
из большого интереса,
хорошо ли там, на воле.
Сидит в пруду гиппопотам,
своим смущается мечтам:
как цаплей длинноногою
над горными отрогами
парит почти что сам.
Хобот дан слону зачем?
А я и так всю пищу ем.
Я думаю, для красоты
слонам и уши, и хвосты.
Улитка свернута в спираль,
прямее стать ей не пора ль?
Ее нацелены рога
на непонятного врага!
Смысла нету дикобразу
в зеркало глядеться —
только огорчаться.
Не ругай мои проказы:
мимолетно детство,
охнешь — и кончается.
Между прочим, на Луне
очень хорошо во сне,
с ней побыть наедине.