I
Художник, конечно, он должен,
Он должен и это и то,
Талант им у века одолжен,
Портные скроили пальто,
Ботинки построил сапожник,
Бандиты могли бы убить.
Конечно, он должен – художник,
Как можно об этом забыть?
Песочек в часах убывает,
Такси уезжает во тьму,
И он уже сам забывает,
Что люди должны и ему.
Все реже родимые лица,
Все ближе зима к волосам,
И все он спешит расплатиться
За то, что не выдумал сам.
1970
II
Серебристее лещей
Облака в наивной неге
Повторяют суть вещей,
Не встречающихся в небе.
Лес возрос из ничего,
Но в такой реален мере,
Как живое естество
Обликом равно химере.
Где здесь правда? Или я –
Правда образа чужого,
Взятый из небытия
Силой чувственного слова?
1971
III
Благословен грядущий день,
Благословен и день ушедший.
И может только сумасшедший
Не оценить замшелый пень
И там, посредине проталины,
Переплетение корней.
Садится солнце. Вот и стали мы
Взрослее на день и грустней.
1970
IV
Репей
Сухой репей – невыбритый мужчина,
Мне родствен одичанием своим.
Его существование причинно
И неразрывно связано с моим.
Все тише слог в невысказанной фразе,
Все тише песня птицы полевой,
И с возрастом отчетливее связи
Между природой мертвой и живой.
1971
Последние четверостишие этого цикла высечено на надгробном камне автора.