Мудрость

Старик Полибий, смысл всех тайн постигший сам,

Всю мудрость, за сто лет подобным став богам,

Он с Клидом-пастухом сидит на мхе и слышит,

Беседуя, как ночь теплом и лаской дышит,

И на пустой залив глядит, где над водой

Созвездия, толпясь, восходят чередой…

Клид нежен, добр, кудряв, при ярком свете лунном

Темнеет прядь на лбу — и мраморном, и юном;

Бежит он шумных игр, нескромных слишком слов,

И старцу он милей всех прочих пастухов.

Лишь для него он дал по бороде волнистой,

Как маслу, знаньям течь, сосуд почуяв чистый.

Он о плодах, цветах, о ядах речь ведет,

О том, как встроен в год времен круговорот.

В любой материи одной души частица

Ему видна, как свет, в котором жизнь родится.

Так воды темные, встречаясь с новым днем,

Неспешно ширятся, сливаясь вдруг с огнем.

Клид жадно слушает, он весь горит, пылает:

Познать он должен все, и меньше не желает,

Вселенский уловить порядок и понять,

Чтоб в вечность лестницу хрустальную поднять,

Сквозь время протянув ее, считать ступени,

Мгновенье созерцать, слепящее сквозь тени.

И под вуалью звезд бесчисленных суметь

Увидеть лик того, чей взгляд дарует смерть.

Клид весь дрожит, и мысль, как сильный хмель в нем бродит,

Глаза его блестят, и голос вдруг подводит…

Но палец положив на губы, как печать,

Полибий юноше не хочет отвечать.

Клид побледнел: он был так дерзок непристойно,

Что должен приговор любой принять достойно,

Которым будет спесь его обличена…

И вечно падать вниз, где вечна тишина!

Загрузка...