Смеркло светило. Зазвездилась бездна стожерлая.
Армия дремлет, пригубивши розданный спирт.
Только Светлейший в ночи накануне сражения,
Словно Господь накануне творенья, не спит.
Вроде бы есть чем заутра милого порадовать —
Встретим музыкой, пропишем ему котильон.
С правого фланга у Горок стоит Милорадович,
С левого фланга в Семёновском — Багратион.
Смладу в атаках под гаубиц песни гортанные —
Рейд италийский, глаза чужестранных столиц,
Пряное небо Пьяченцы и льды Сен-Готардовы,
Брюнн и Шенграбен, терновый венец — Австерлиц.
Сколько с Мюратом и Неем преломлено ратовищ!
Прапор прострелен и горький урок обретён.
Справа на фланге в созвездье костров — Милорадович,
Слева на флешах в безмолвии — Багратион.
Грянет сраженье, прихлынут ряды неприятеля,
В корчах орудья стократ опорожнят зобы,
МНОГАЯ ЛЕТА — кому-то как злое проклятие,
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ — кому-то как милость судьбы.
Пусть меж стенанья людского и ржания конского
Сыплются ядра на флеши и скаты траншей.
Ах, для кого-то далёкая пуля Каховского
Всей артиллерии ихней французской страшней.
Скоро, Светлейший, и нам под плитою утешиться,
Стало бы сил узурпатору саван дошить.
Только до СЛОВА И ДЕЛА, до славы отечества,
Господи Боже, не дай, Вседержитель, дожить.
К небу лазоревый свет пробирается крадучись.
К бою архангел трубит в свой серебряный горн.
Молча пред входом в бесславье стоит Милорадович,
Скорбно пред входом в бессмертие — Багратион.