Путь суров… Раскаленное солнце палит
Раскаленные камни дороги.
О горячий песок и об острый гранит
Ты изранил усталые ноги.
Исстрадалась, измучилась смелая грудь,
Истомилась и жаждой и зноем,
Но не думай с тяжелой дороги свернуть
И забыться позорным покоем!
Дальше, путник, всё дальше – вперед и вперед!
Отдых после,- он там, пред тобою…
Пусть под тень тебя тихая роща зовет,
Наклонившись над тихой рекою;
Пусть весна разостлала в ней мягкий ковер
И сплела из ветвей изумрудный шатер,
И царит в ней, любя и лаская,-
Дальше, дальше и дальше, под зноем лучей,
Раскаленной, безвестной дорогой своей,
Мимолетный соблазн презирая!
Страшен сон этой рощи, глубок в ней покой:
Он так вкрадчив, так сладко ласкает,
Что душа, утомленная скорбью больной,
Раз уснув, навсегда засыпает.
В этой чаще душистой дриада живет.
Чуть склонишься на мох ты,- с любовью
Чаровница лесная неслышно прильнет
В полумгле к твоему изголовью!..
И услышишь ты голос: "Усни, отдохни!..
Прочь мятежные призраки горя!..
Позабудься в моей благовонной тени,
В тихом лоне зеленого моря!..
Долог путь твой,- суровый, нерадостный путь…
О, к чему обрекать эту юную грудь
На борьбу, на тоску и мученья!
Друг мой! вверься душистому бархату мха:
Эта роща вокруг так свежа и тиха,
В ней так сладки минуты забвенья!.."
Ты, я знаю, силен: ты бесстрашно сносил
И борьбу, и грозу, и тревоги,-
Но сильнее открытых, разгневанных сил
Этот тайный соблазн полдороги…
Дальше ж, путник!.. Поверь, лишь ослабит тебя
Миг отрады, миг грез и покоя,-
И продашь ты все то, что уж сделал, любя,
За позорное счастье застоя!..
1881
Я не тому молюсь, кого едва дерзает
Назвать душа моя, смущаясь и дивясь,
И перед кем мой ум бессильно замолкает,
В безумной гордости постичь его стремясь;
Я не тому молюсь, пред чьими алтарями
Народ, простертый ниц, в смирении лежит,
И льется фимиам душистыми волнами,
И зыблются огни, и пение звучит;
Я не тому молюсь, кто окружен толпами
Священным трепетом исполненных духов,
И чей незримый трон за яркими звездами
Царит над безднами разбросанных миров,-
Нет, перед ним я нем!.. Глубокое сознанье
Моей ничтожности смыкает мне уста,-
Меня влечет к себе иное обаянье -
Не власти царственной,- но пытки и креста.
Мой бог – бог страждущих, бог, обагренный кровью,
Бог-человек и брат с небесною душой,-
И пред страданием и чистою любовью
Склоняюсь я с моей горячею мольбой!..
1881
Как белым саваном, покрытая снегами,
Ты спишь холодным сном под каменной плитой,
И сосны родины ненастными ночами
О чем-то шепчутся и стонут над тобой;
А я – вокруг меня, полна борьбы и шума,
Жизнь снова бьет ключом, отдаться ей маня,
Но жить я не могу: мучительняя дума,
Неотразимая, преследует меня…
Гнетущий, тяжкий сон!.. С тех пор как я, рыдая,
Прильнул к руке твоей и звал тебя с тоской,
И ты, недвижная и мертвенно-немая,
Ты не откликнулась на мой призыв больной;
С тех пор как слово "смерть",- когда-то только слово,-
Мне в сердце скорбное ударило, как гром,
Я в жизнь не верую – угрюмо и сурово
Смерть, только смерть одна мне грезится кругом!..
Недуг смущенного былым воображенья
Кладет печать ее на лица всех людей,
И в них не вижу я, как прежде, отраженья
Их грез и радостей, их горя и страстей;
Они мне чудятся с закрытыми очами,
В гробу, в дыму кадил, под флером и в цветах,
С безжизненным челом, с поблекшими устами
И страхом вечности в недвижимых чертах…
И тайный голос мне твердит, не умолкая:
"Безумец! не страдай и не люби людей!
Ты жалок и смешон, наивно отдавая
Любовь и скорбь – мечте, фантазии твоей…
Окаменей, замри… Не трать напрасно силы!
Пусть льется кровь волной и царствует порок:
Добро ли, зло ль вокруг,- забвенье и могилы -
Вот цель конечная и мировой итог!"…
1881
Завеса сброшена: ни новых увлечений,
Ни тайн заманчивых, ни счастья впереди;
Покой оправданных и сбывшихся сомнений,
Мгла безнадежности в измученной груди…
Как мало прожито – как много пережито!
Надежды светлые, и юность, и любовь…
И все оплакано… осмеяно… забыто,
Погребено – и не воскреснет вновь!
Я в братство веровал, но в черный день невзгоды
Не мог я отличить собратьев от врагов;
Я жаждал для людей познанья и свободы,-
А мир – всё тот же мир бессмысленных рабов;
На грозный бой со злом мечтал я встать сурово
Огнем и правдою карающих речей,-
И в храме истины – в священном храме слова,
Я слышу оргию крикливых торгашей!..
Любовь на миг… любовь – забава от безделья,
Любовь – не жар души, а только жар в крови,
Любовь – больной кошмар, тяжелый чад похмелья -
Нет, мне не жаль ее, промчавшейся любви!..
Я не о ней мечтал бессонными ночами,
И не она тогда явилась предо мной,
Вся – мысль, вся – красота, увитая цветами,
С улыбкой девственной и девственной душой!..
Бедна, как нищая, и как рабыня лжива,
В лохмотья яркие пестро наряжена -
Жизнь только издали нарядна и красива,
И только издали влечет к себе она.
Но чуть вглядишься ты, чуть встанет пред тобою
Она лицом к лицу – и ты поймешь обман
Ее величия, под ветхой мишурою,
И красоты ее – под маскою румян.
1882
Я шел к тебе… На землю упадал
Осенний мрак, холодный и дождливый…
Огромный город глухо рокотал,
Шумя своей толпою суетливой;
Загадочно чернел простор реки
С безжизненно-недвижными судами,
И вдоль домов ночные огоньки
Бежали в мглу блестящими цепями…
Я шел к тебе, измучен трудным днем,
С усталостью на сердце и во взоре,
Чтоб отдохнуть перед твоим огнем
И позабыться в тихом разговоре;
Мне грезился твой теплый уголок,
Тетради нот и свечи на рояли,
И ясный взгляд, и кроткий твой упрек
В ответ на речь сомненья и печали,-
И я спешил… А ночь была темна…
Чуть фонарей струилося мерцанье…
Вдруг сноп лучей, сверкнувших из окна,
Прорезав мрак, привлек мое вниманье:
Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сиянье ламп, горевших мягким светом,
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом,-
Цвели цветы… Жемчужной белизной
Сияли ландыши… алели георгины,
Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой,
И розы искрились, как яркие рубины…
Роскошные, душистые цветы,-
Они как будто радостно смеялись,
А в вышине латании листы,
Как веера, над ними колыхались!..
Садовник их в окне расставил напоказ.
И за стеклом, глумясь над холодом и мглою,
Они так нежили, так радовали глаз,
Так сладко в душу веяли весною!..
Как очарованный стоял я пред окном:
Мне чудилось ручья дремотное журчанье,
И птиц веселый гам, и в небе голубом
Занявшейся зари стыдливое мерцанье;
Я ждал, что ласково повеет ветерок,
Узорную листву лениво колыхая,
И с белой лилии взовьется мотылек,
И загудит пчела, на зелени мелькая…
Но детский мой восторг сменился вдруг стыдом:
Как!.. в эту ночь, окутанную мглою,
Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем,
Дышать таким бесстыдным торжеством,
Сиять такою наглой красотою!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты помнишь,- я пришел к тебе больной…
Ты ласк моих ждала – и не дождалась:
Твоя любовь казалась мне слепой,
Моя любовь – преступной мне казалась!..
1883
Это не песни – это намеки;
Песни невмочь мне сложить:
Некогда мне эти беглые строки
В радугу красок рядить;
Мать умирает,- дитя позабыто,
В рваных лохмотьях оно…
Лишь бы хоть как-нибудь было излито,
Чем многозвучное сердце полно!..
1885
"За что?"- с безмолвною тоскою
Меня спросил твой кроткий взор,
Когда внезапно над тобою
Постыдный грянул клеветою,
Врагов суровый приговор.
За то, что жизни их оковы
С себя ты сбросила, кляня;
За то, за что не любят совы
Сиянья радостного дня,
За то, что ты с душою чистой
Живешь меж мертвых и слепцов,
За то, что ты цветок душистый
В венке искусственных цветов!..
1885
О, если там, за тайной гроба,
Есть мир прекрасный и святой,
Где спит завистливая злоба,
Где вечно царствует покой,
Где ум не возмутят сомненья,
Где не изноет грудь в борьбе,-
Творец, услышь мои моленья
И призови меня к себе!
Мне душен этот мир разврата
С его блестящей мишурой!
Здесь брат рыдающего брата
Готов убить своей рукой;
Здесь спят высокие порывы
Свободы, правды и любви,
Здесь ненасытный бог наживы
Свои воздвигнул алтари.
Душа полна иных стремлений,-
Она любви и мира ждет,
Борьба и тайный яд сомнений
Ее терзает и гнетет.
Она напрасно молит света
С немой и жгучею тоской,
Глухая полночь без рассвета
Царит всесильно над землей.
В крови и мраке утопая,
Ничтожный сын толпы людской
На дверь утраченного рая
Глядит с насмешкой и хулой.
И тех, кого зовут стремленья
К святой, духовной красоте,-
Клеймит печатью отверженья
И распинает на кресте.
1878
Не я пишу – рукой моею,
Как встарь, владеешь ты, любя,
И каждый лживый звук под нею
В могиле мучил бы тебя…
Стихотворенiя С.Я.Надсона съ портретомъ,
факсимиле и бiографическимъ очеркомъ.
Изданiе пятнадцатое.
С.Петербургъ: Типографiя И.Н.Скороходова, 1897.
Осень, поздняя осень!.. Над хмурой землею
Неподвижно и низко висят облака;
Желтый лес отуманен свинцовою мглою,
В желтый берег без умолку бьется река…
В сердце – грустные думы и грустные звуки,
Жизнь, как цепь, как тяжелое бремя, гнетет.
Призрак смерти в тоскующих грезах встает,
И позорно упали бессильные руки…
Это чувство – знакомый недуг: чуть весна
Ароматно повеет дыханием мая,
Чуть проснется в реке голубая волна
И промчится в лазури гроза молодая,
Чуть в лесу соловей про любовь и печаль
Запоет, разгоняя туман и ненастье,-
Сердце снова запросится в ясную даль,
Сердце снова поверит в далекое счастье…
Но скажи мне, к чему так ничтожно оно,
Наше сердце,- что даже и мертвой природе
Волновать его чуткие струны дано,
И то к смерти манить, то к любви и свободе?..
И к чему в нем так беглы любовь и тоска,
Как ненастной и хмурой осенней порою
Этот белый туман над свинцовой рекою
Или эти седые над ней облака?
1880
Есть страданья ужасней, чем пытка сама,-
Это муки бессонных ночей,
Муки сильных, но тщетных порывов ума
На свободу из тяжких цепей.
Страшны эти минуты душевной грозы:
Мысль немеет от долгой борьбы,
А в груди – ни одной примиренной слезы,
Ни одной благодатной мольбы!..
Тайна, вечная, грозная тайна томит
Утомленный работою ум,
И мучительной пыткою душу щемит
Вся ничтожность догадок и дум…
Рад бежать бы от них,- но куда убежать?
О, они не дадут отдохнуть
И неслышно закрадутся в душу, как тать,
И налягут кошмаром на грудь;
Где б ты ни был,- они не оставят тебя
И иссушат бесплодной тоской,-
Если ты как-нибудь не обманешь себя
Или разом не кончишь с собой!..
1880, Тифлис
Душа наша – в сумраке светоч приветный.
Шел путник, зажег огонек золотой,-
И ярко горит он во мгле беспросветной,
И смело он борется с вьюгой ночной.
Он мог бы согреть – он так ярко сияет,
Мог путь озарить бы во мраке ночном,
Но тщетно к себе он людей призывает,-
В угрюмой пустыне все глухо кругом…
1880
Долой с чела венец лавровый,-
Сорви и брось его к ногам:
Терн обагренный, терн суровый
Один идет к твоим чертам…
1880
Я помню, в минувшие, детские годы,
В те грустные годы мои,
Когда это сердце так жадно просило
Любви, хоть немного любви,
И страстный мой вопль замирал без ответа,
И снова я верил и ждал…
1880
Тихо замер последний аккорд над толпой,
С плачем в землю твой гроб опустили;
Помолились в приливе тоски над тобой,
Пожалели тебя и забыли…
Ты исчезла для них, этих добрых людей,
Навсегда – без следа и возврата,
Но живешь ты в груди утомленной моей,
В скорбном сердце усталого брата…
1880
Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?..
Взгляни,- твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!..
Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-то
И ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!..
О, если б только зло!.. Но рваться всей душою
Рассеять это зло, трудиться для людей,-
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою,
Прикрытый маскою, продажный фарисей!..
1880
Я встретил новый год один… Передо мной
Не искрился бокал сверкающим вином,
Лишь думы прежние, с знакомой мне тоскою,
Как старые друзья, без зова, всей семьею
Нахлынули ко мне с злорадным торжеством…
1881
Не презирай толпы: пускай она порою
Пуста и мелочна, бездушна и слепа,
Но есть мгновенья, когда перед тобою
Не жалкая раба с продажною душою,
А божество – толпа, титан – толпа!..
Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий,
Не шел ты к ней страдать…. Певец ее и сын,
Ты убегал ее проклятий и рыданий,
Ты издали любил, ты чувствовал один!…
Приди же слиться с ней; не упускай мгновенья,
Когда болезненно-отзывчива она,
Когда от пошлых дел и пошлого забвенья
Утратой тяжкою она потрясена!..
1881
На утре дней моих о подвигах мечтая,
Я долго звонких слов от дел не отличал,
И, как пророк добра, гремя и обличая,
Меня пустой крикун нередко увлекал;
Я наряжал его в цветы моих мечтаний.
Ловил слова его. . . . . . . . . . . .
1881
Я плакал тяжкими слезами,-
Слезами грусти и любви,-
Да осияет свет лучами
Мир, утопающий в крови.
И свет блеснул передо мною,
И лучезарен, и могуч,-
Но не надеждой, а борьбою
Горел его кровавый луч;
То не был кроткий отблеск рая,-
Нет, в душном сумраке ночном
Зажглась зарница роковая
Грозы, собравшейся кругом….
1881
Я б умереть хотел на крыльях упоенья,
В ленивом полусне, навеянном мечтой,
Без мук раскаянья, без пытки размышленья,
Без малодушных слез прощания с землей.
Я б умереть хотел душистою весною,
В запущенном саду, в благоуханный день,
Чтоб купы темных лип дремали надо мною
И колыхалася цветущая сирень.
Чтоб рядом бы ручей таинственным журчаньем
Немую тишину тревожил и будил,
И синий небосклон торжественным молчаньем
Об райской вечности мне внятно говорил.
Чтоб не молился я, не плакал, умирая,
А сладко задремал, и чтобы снилось мне…
Что я плыву… плыву, и что волна немая
Беззвучно отдает меня другой волне…
1880