Стихотворения 1908-1965

Предисловие

Илья Михайлович Зданевич (1894, Тифлис – 1975, Париж) вошел в историю грузинской, русской и французской культуры как один из лидеров литературного авангарда, теоретик и практик футуризма, апологет направления под названием «всёчество». А между тем, миф имени требует удовлетворения естественного любопытства.

Поэзия и проза, журналистика и история культуры, археология и альпинизм, дизайн книги и издательское дело – таковы основные сферы деятельности Ильи Зданевича. Интересующийся европейским авангардом может собрать цветистый комплект интригующих «титуляций»: футурист из футуристов, постфутурист, всёк, заумник, протодадаист, сюрдадаист, нигилист, эксцентрик, одна из самых радикальных фигур авангарда… Он был первым биографом гениального грузинского художника Нико Пиросмани и автором первых публикаций о нем, инициатором экспонирования картин Пиросмани на московской выставке «Мишень» в 1913 г. В 1972 г. в Париже Илья Зданевич издал книгу «Нико Пиросманишвили. 1914» с иллюстрацией (портрет Пиросмани) работы Пикассо.

Сын потомка сосланного на Кавказ поляка Михаила Зданевича и грузинской дворянки Валентины Гамкрелидзе, детство и юность он провел в Тифлисе. Кавказ, Грузия, седые горы и древние храмы, освященные именами Прометея-Амирани, аргонавтов и Медеи – отсюда начинается его биография. Илья и его старший брат, будущий художник и писатель Кирилл Зданевич, росли в атмосфере родительской любви и доброты. Отец, Михаил Андреевич, выпускник Сорбонны, статский советник, славился широтой культурных интересов и прекрасным знанием языков. Мать, Валентина Кирилловна, обладала незаурядными литературными способностями и музыкальным дарованием, живым, проницательным умом. Она приучила сыновей писать и вести дневниковые записи, была их наставницей в литературе и живописи. Кирилл Зданевич вспоминал: «они сделали все, чтобы хорошо нас воспитать и привить любовь к искусству и литературе». С отцом мальчики исходили окрестности Тифлиса, взбирались на горы, купались в ледяной воде, впитывали природу, «пронизанную солнцем», открывали для себя древние церкви и средневековые фрески… Живописный и все еще архаичный Тифлис, горные ручьи и тропинки, солнце, облака, птицы и цветы, раннее ощущение печали и одиночества, робкие и пока еще неуклюжие поиски самого себя и своего места в мироздании – все это побуждало замкнутого, диковатого, но очаровательного и мужественного, пылкого, но сдержанного в пору детства и взросления Илью Зданевича писать стихи. Читая его стихи 1900-х годов, трудно представить, что их автор очень скоро станет апологетом зауми и дадаизма.

Блестяще окончив в 1911 году 1-ю тифлисскую мужскую гимназию, Илья поступает на юридический факультет Петербургского университета. Он уезжает из Тифлиса уже знакомый с футуристическими манифестами Маринетти, и, став студентом университета, быстро и легко входит в круг поэтов и художников русского авангарда. В середине 1910-х годов он активно занимался лингвистикой, изучая труды И. А. Бодуэна де Куртэнэ, А.Белого, В.Шкловского и других, сбрасывал с парохода современности Венеру Милосскую, а выше нее ставил американский башмак. Литературная оппозиция называла его «развязным лектором», «прирожденным сапожником», «безусым юнцом с пафосом дурного тона и непомерным апломбом», «сюсюкающим мальчишкой», «бесталанным, наглым дебоширом»…

В марте 1913 г. раздраженная московская пресса разразилась в адрес «бесцеремонного юноши» десятками резких статей. В частности, газета «Голос Москвы», информируя читателей о диспуте группы «Мишень» в большой аудитории Политехнического музея, писала: «„Смотрите! Небо заревеет и проснулась старая грубость и дикость. Будем им рады! Бежим на площади! Пора кричать не в замкнутых кругах, но для толпы, которую так презирали. Мы последние варвары мира старого и первые варвары мира нового! Старые мятежники начинали слишком поздно и проигрывали. Но мы молоды, и наша молодость победит!“

Так уверенно и победно звал к новой красоте вчерашний петербургский гастролер „Мишени“ – восемнадцатилетний Илья Зданевич, футурист из футуристов.

„– Мы утверждаем божественную суетность современности взамен старой торжественности.

– Мы зовем отрешиться от прошлого, мы сожжем все музеи и библиотеки.

– Мы провозглашаем смерть любви. Мы выкинем из искусства женщину, как носительницу похоти, мы презираем любовь к детям и к матери. Борьбу мы славим как единственное оправдание искусства и жизни. Войну воспоем мы – эту гигиену мира!

– Любовь наш первый враг, луна – вот наш самый заклятый враг.

– Долой праздную и глупую луну – мать меланхолии, лени, властительницу символистов от великого Верлэна до великого Бальмонта!..

Новую красоту несем мы миру – красоту быстроты…“

И совсем уж неожиданно:

На экране – изображение Венеры Милосской, а в руках у лектора – старый поношенный башмак.

– Вот перед вами Венера. Почему она красива? Потому, что этому нас научили. Красота башмака прекраснее, потому что она автономна и неосознанна.

– Уберите башмак, к черту башмак! Коммивояжер!

Свист, топот, бешеный крик, наконец, заставляют убрать башмак».

Диспут, как известно, закончился скандалом, побоищем и вмешательством полиции.

И в то же время эпатировавший публику Зданевич оставался нежным сыном, верным другом и преданным отцом, умел самозабвенно любить, был бескомпромиссным апологетом Красоты, с детства поклонявшимся траве у дороги. Он сполна отдал должное эпохе, которая быстро и легко увлекалась, жила откровенными иллюзиями, на развалинах старого хотела создать новую жизнь и новую красоту в условиях, когда «порядок мысли и дела устанавливает любой урядник». Илью Зданевича всегда носило по волнам всяческих измов, и всюду он был искренен и страстен, и до сих пор трудно понять, где же он находил себя, в зауми или в сонете… С 1913 года он разрабатывает идею «всёчества», в противовес другим авангардным течениям подразумевавшую толерантное отношение ко всем стилям и эпохам. В одном из его докладов 1918 г. есть любопытные тезисы: «Всёчество и ретроград футуризм», «Школа и преемство», «Вопрос о новом и старом», «Сюжет и слово – понятия неразрывной связи». Разумеется, для слушателей и единомышленников, знавших Илью Зданевича как непримиримого поэта-заумника, эти тезисы звучали неожиданно. И все же Илья Зданевич вошел в историю как один из основоположников заумной поэтической школы России.

Он не предавал публичности свои стихи в традиционной поэтической манере, хотя еще в 1913 г. М.Ларионов, неоспоримый лидер российской авангардной молодежи той поры, писал ему: «Нужны ваши стихи»…

Вплоть до своего отъезда в Париж в октябре 1920 г. Илья Зданевич оставался одним из вдохновителей и активнейших участников литературно-художественной жизни России и Грузии. Он был в дружеских и творческих отношениях с Михаилом Ле-Дантю, Давидом Какабадзе, Михаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой, Виктором Бартом, Владимиром Маяковским, братьями Бурлюками, Виктором Шкловским, Алексеем Крученых, Игорем Терентьевым, Ладо Гудиашвили, Тицианом Табидзе, Дмитрием Шеварднадзе, Сигизмундом Валишевским, Григолом Робакидзе, Софией Мельниковой и многими другими. В Тифлисе он учредил группу «41°» и под этим знаком создал книжное издательство, газету и «Университет футурвсеучбища». Под этим символическим знаком он издал знаменитый сборник «Софии Георгиевне Мельниковой „Фантастический кабачок“», собственные заумные драмы («дра») и все свои последующие книги.

В ноябре 1921 г. Илья Зданевич приехал во Францию и сразу окунулся в стихию парижской литературно-художественной жизни. Он продолжал и популяризировал творческие принципы «41°», читал доклады, устраивал диспуты, издавал книги, которые давно признаны раритетами ХХ века. В то же время он писал стихи и романы, много путешествовал, изучая памятники древней архитектуры Франции, Испании, Греции. Вместе с Пикассо работал над керамическими произведениями по собственным эскизам. Илья Зданевич выступал и как ученый, участвуя в международных конгрессах византинистов. В Париже он принял псевдоним «Ильязд», и под этим именем его знали и дружили с ним Пабло Пикассо, Соня и Робер Делоне, Марк Шагал, Макс Эрнст, Альберто Джакометти, Хуан Миро, Жорж Рибемон-Дессень, Поль Элюар, Жан Кокто, Жорж Брак, Фернан Леже, Коко Шанель и многие другие выдающиеся деятели европейской культуры. Ильязд объединял творческую энергию своих друзей и единомышленников и как секретарь Союза русских художников, и как лидер созданной им в Париже литературной группы «Через».

Неистовый поэт-заумник Илья Зданевич и в зрелые годы находил понимание у своей просвещенной матери. В 1923 г. она писала сыну в Париж: «Ни в каком случае я не стану больше возражать против твоих литературных занятий, теперь ты далеко уже не мальчик, и, если до сих пор продолжаешь быть тем, чем ты был 10–12 лет назад – значит, ты рожден футуристом и умрешь им». «Рожденный футуристом», Илья Зданевич обладал исключительной способностью восприятия «иного» в литературе, искусстве и науке, очевидно понимая, что необходимо преодолеть замкнутость интереса в одной сфере, в одном жанре, пространстве, времени и в одной эпохе.

Личная жизнь Ильязда была такой же неспокойной, как и творческая.

Он был трижды женат. От известной модели Аксель Брокар он имел двух детей, от нигерийской принцессы Ибиронке Акинсемоин – сына Шалву. Последней музой мастера стала художница Элен Дуар (скончалась в 1993 г. в Париже). Элен была верным другом Ильязду и после его смерти бережно хранила огромное творческое наследие мужа, организовывала выставки и публикации. Она же, выполняя волю Ильязда, стала инициатором выставки его произведений на родине мужа, в Тбилиси. По окончании работы выставки в Государственном Музее искусств Грузии в 1989 г. Элен Дуар-Ильязд передала в дар музею многие ее экспонаты – книги, рукописи, письма, афиши, плакаты, фотоснимки. По ее же инициативе в Париже был создан «Ильязд-клуб», членами которого являются деятели культуры разных стран (в том числе и автор этих строк).

Ильязд скончался в 1975 г. в Париже и похоронен на грузинском кладбище в Левиль-сюр-Орж.

Заслуги Ильязда в истории культуры Грузии, России и Франции несомненны и подтверждаются все возрастающим интересом к его сложной, многозначной и яркой фигуре.

Виктор Шкловский одним из первых понял: «В каждую эпоху есть люди, находящиеся на острие лезвия искусства.

Это ударный отряд исследователей. Личная судьба их была бы печальная, если бы они не были сами веселыми. Илья Зданевич обратил все свое огромное дарование в художественный эксперимент. <…> Если в искусстве не быть Пушкиным, Расином или Гете, то стоит быть только Зданевичем».

ИРИНА ДЗУЦОВА

Кандидат искусствоведения, заведующая отделом Национального музея Грузии