Стихотворения

Бокови́тые зёрна премудрости,

Изначальную форму пространства,

Всероссийскую святость и смутность

И болот журавли́ную пряность

Отыскивать в осенней рукописи,

Где следы оставила слякоть,

Где листы, словно платья луковицы,

Слёзы прячут в складках.

Тёрлось тельце телка

Об устойчивые сте́ны стойла.

Нос коровий тельца толкал,

Выводил на пустырь просторный.

Теленок вышел из коровника,

Стадности не стыдясь, пересёк пустырь

И нежился в поле пестрым курортником,

Жил, пережевывая стебли и лепестки.

Зверь барахтается бархатной пловчихой,

Голубою шкурой шевелит устало,

Мясовитой массой и плечистой

Угнетает розовый кустарник.

Голубая шкура как разбойник

Медвежатника настигнет в зарослях,

В нём проснётся жадный коробейник,

Карабин лишая прежней жа́лостливости.

Забыв, что темь возможна и приятна,

Повисли совы на сосновых сучьях,

Поспешно в перья спрятав

Совиных глаз часы песочные.

А солнце таяло, как сыр

У самовара некой волости.

Вращались чуткие совиные часы

И вдруг остановились.

По-за кряквой ходит селезень,

То прищёлкнет клювом плоским,

То крылом взмахнет, как сеятель,

Глазом ласковым поблескивая,

Чтоб, живущий возле заводи,

Мальчуган нашел гнездо,

Чтоб яи́шенные завтраки

Подавала мать на стол.

Сохатый крест рогов, как идола,

Возно́сит над кустарником.

Корову не выигрывает, а выпиливает

Из самых нежных мышц соперника.

Звучит в юдо́ли гонный рог

И ранит бок до соли.

Вдыхают ва́женки пригожие

Жестокий запах отца и сына.

Жук, возноси́мый призрачными волнами,

Желудки растений на коленях валунов,

Тундра, не тронутая тропами,

Возникают по ту сторону крыльца.

Плавают неживые окуни и караси

В аквариумных постройках икон.

Красивый отрок, словно лампу керосиновую

В ладонях вносит в дом окно.

Воздвигнутый в честь сотворенья вселенной

Аккумулятор воли растенья

Хранит в тайниках древесины

Нуклеин дохристо́вых распятий.

Полон святости нерукотворной

Биохра́м от корней до купола.

Тих и светел в белой колыбели,

Внемли дереву Бога, ребенок.

Животные обуваются в снежные следы

Или впадают в логово.

Растения гони́мы холодом

В лабиринты корней и луковиц.

Люди уменьшают до размеров обуви

Прису́щие водоёмам ладьи.

Подо льдом, как под теплым небом,

Фотолуг, фотолес, фотолето.

Ещё сомкнуты веки растений.

Нежидкий пруд. Неловкий чёлн.

Фебруари́йский след саней

И азбука подков на перфоле́нте.

Виде́нием весеннего окна

Не заслонить камина,

И юной девой сброшенная ткань

Имела форму платья для зимы.

Спящие параллельны шпалам.

Путь трехмерен, словно альков.

Бесшумен и необъятен

Встречный чёрный экспресс.

В путанице путников и путниц

Проводница, как мудрый суро́к савоя́ра,

Отыскивает пифагоре́йские сочетания,

Сулящие пробуждение.

Вернуть Создателю дары

В прозрачности рети́новой обертки:

И сеть валежника, в которой

Плененная трепещет пустота,

И антикупол с небом жидким,

И антикубок муравейника

С его поверхностью бегучей,

Корпускулярно-волновой.

Едва ль не самый достославный

Подобен медной орхидее

С чешуйчатым воздушным корнем,

Изгибистым и ядовитым.

Как между префиксом и суффиксом

Змея меж πέτρος и Петром. Вечнозелёный —

Не хлорофилл, а Cu₂(OH)₂CO₃ —

Вознёсся ла́вровый привой.

В городских садках сирени не́рест.

Саженцы шалеют от безно́чья.

То́поли собой являют ряд

Превращений от скопца до рожени́цы.

Нет двоякоды́шащим деревьям

Полной кислорода темноты,

И ползут на ощупь словно Dendrobaenae

Ветви в белый свет.

От ливня отставшие капли бежали

В траву из листвы. Берег выполз на солнце.

А Каин и Авель, уто́к и основа,

Над отчим заливом сплетались в грозу.

С промокшею птицею в пасти осина

Отряхивалась, словно прòтоспанье́ль.

Прекрасная ясень качала над нами

Крылатых, еще неземных близнецов.

Беглец есть храм, подобный храмам

Таким как осень, храм Спасителя

И повесть про девицу Машу.

Бежать вражды и лжи,

Бежать грехов гордыни и суда,

Чтоб наизнанку, словно рукавицу

Темницу вывернув, припасть к стопам Того,

Чей храм сердца людей.

Задуманная как белоснежная лента,

В пятнах мазута, бензина, солярки

Дорога, как сплющенный ствол берёзы,

Местами, как раздавленная соро́ка.

Сугробы, утратившие кошачьи повадки,

Не крадутся, не притаились, не обернутся зано́сом.

Мост не прыжок, а шаги под марш, и только

Полынья ещё вздрагивает, как засыпающий окунь.

Блеснёт на солнце паутины каните́ль,

Как трещина в глухой стене июля, за которой

С осенней бижуте́рией сырая повалу́ша;

Сквозняк, как щупальце, из трещины метнется

И вырвет белый клок из шара Эйлера;

И перекро́й предстанет миру

Как дополнение ко множеству семян,

Уже обретших эпите́лий перегноя.

Посёлок (В сумерках туман подобен

Прасубстанти́ву: наблюдатель – «…пред

Святым Его Евангелием и животворящим

Крестом…» – становится свидетелем аблактиро́вки